Вечность как предчувствие

Пролог: Время уходить

— Опять хочешь уйти?.. — тихий, еле слышный голос за моей спиной.

На мгновение затаить дыхание и шумно выдохнуть, выругавшись сквозь зубы.

— Зачем ты так?.. — шорох мягких приближающихся шагов и тепло ладони на плече.

Мир Перекрестка замирает, и тьма, стирая его грани, сворачивается тугим кольцом нереальности. Вокруг нее. Как она опять меня нашла?..

— Думаешь, это трудно? — спокойный ответ на молчаливый вопрос.

Не думаю. Знаю. Трудно. Когда вокруг тебя тьма, так легко спрятаться от окружающего мира… Спрятаться туда, куда не проникает даже свет… Даже если свет воплощен в ней.

— Зачем ты опять пришла, Первая после Великой?

— Тебя нельзя оставлять одного, Девятый, — спрятанная улыбка в серых глазах, — ты начинаешь делать глупости.

— Это мое право, — сухо поджимаю губы, — и это моя жизнь.

— Не только, — тонкие пальцы рассеянно теребят кончик длинной темно–рыжей косы. — Не только твоя. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

Зачем лишний раз напоминать о том, о чем мечтаешь забыть, что стремишься запрятать подальше?..

— Зря ты пришла, — отворачиваюсь.

Зря ты вообще однажды меня заметила.

— Не уходи!.. — тихое, отчаянное, внезапное. — Ты нужен здесь…

— Не ищи больше.

Так будет лучше и для нас обоих, и для круга, и для мира темных.

Так будет лучше для тебя.

Мир вздрагивает, размыкая кольцо нереальности.

Она уходит.

Нет, она стоит на месте и не сводит с меня глаз.

Это я ухожу.

От нее. Опять.

Как и в прошлой жизни.

Как обычно. Всего лишь на мгновение.

Всего лишь на одну прожитую жизнь.

Снова в последний раз.

Снова навсегда.

Снова на один долгий вздох и прощальный взгляд.

Не смотри на меня так, я не передумаю.

Не сейчас. Не в этой жизни.

Расколотый надвое мир.

И каждый забирает с собой свою половинку. И ничего личного. И каждый лишь уходит туда, где ему уютнее.

Встречаясь каждую новую жизнь на Перекрестке света, сумерек и тьмы?..

И вновь пытаясь раз и навсегда поделить на части мир, который давно стал общим. И вновь убегая от необходимости замыкать круг, теряя себя…

Мягкий свет в лучистых глазах.

…но ты не хуже меня знаешь, что вечно так продолжаться не может, и однажды я вернусь, чтобы остаться в круге…

…только не спрашивай, когда, не спрашивай, зачем…

Тьма привычно обнимает меня за плечи перепончатыми крыльями одиночества.

…ожидание мира, предчувствие Вечности и бесконечность под ногами — это слишком заманчиво…

Не могу. Пока не могу отпустить то немногое, что еще принадлежит мне и чему еще принадлежу я. Не сейчас. Потом. Когда–нибудь.

В следующей жизни.

Неважно, в которой из них. Важно успеть завершить начатое. Но до тех пор — мне нечего делать в вашем мире круга.

— Я снова тебя найду. Обещаю.

Но не раньше, чем я удостоверюсь в том, что никуда мне от себя не деться и обязанности свои выполнять придется. Если только удостоверюсь наверняка. Если только хватит смелости узнать все и принять узнанное. Я вздохнул. И прежде именно смелости мне и не хватало. Впрочем, была ли она у меня вообще? Мрак труслив, и его путь — это отступление, игра в прятки с самим собой, где ведущий — Вечность, а убежище — темные углы.

— Может быть, передумаешь?

Нет. Не передумаю. Мое дело слишком далеко зашло, отступать уже некуда и прятаться — негде. Я не могу передумать.

Не хочу передумывать. Пока.

Рука интуитивно нащупала в кармане куртки колоду карт. Время уходить — время выбирать судьбу.

Время возвращаться.

Да, пожалуй, время возвращаться назад, в обычный мир, в привычный неприметный облик живого существа. Возвращаться, оставляя за порогом Вечности прожитые воспоминания, чтобы обрести новые. И пусть я не имею права рождения — но я имею право выбора подходящей, почти оборванной жизни, которая вот–вот перешагнет через порог Вечности…

Попробуй узнать меня среди безликой толпы.

— Узнаю, — твердое, уверенное. — Узнаю. Ты ведь останешься прежним.

Я наугад вытащил карту, мельком взглянул на нее и кивнул самому себе. Искатель. Это про меня. Пожалуй, мне действительно стоит разыскать… для начала — хотя бы самого себя, чтобы исправить содеянное.

Сунув карту в колоду, я небрежно посмотрел через плечо на невысокую хрупкую фигурку, закутанную в длинный светлый плащ:

— Я никогда не остаюсь прежним.

Хотя бы потому, что сам не знаю, кем проснусь в следующей жизни.

Часть 1. Ожидание мира

От стремительного сбора вещей меня отвлек раздавшийся в подвале громкий взрыв. Я невольно зажмурилась и выронила сумку. Сидящий на спинке стула угольно–черный ворон подмигнул мне и глухо каркнул. Я гордо выпрямилась, подняла сумку и бросила на него тяжелый взгляд. Твоих пророчеств мне только не хватало для полного счастья… И без тебя знаю, что долго здесь не задержусь. Так что закрой свой клюв, Молчун, и не сбивай меня с толку. Очень важно сейчас сосредоточиться и ничего не забыть.

Снова рвануло. Грандиозный взрыв сотряс ступень гильдии алхимиков до основания, заставив меня пошатнуться и инстинктивно съежиться. Ну, если после такого наставница не сотрет меня в пыль… можно считать, что мне повезло. И крупно повезло. Я затравленно огляделась по сторонам, лихорадочно припоминая, что еще могла бы здесь забыть. Вещи вроде собраны, да и не так их у меня много… А что забыла — то либо не пригодится в пути, либо при надобности легко приобретаемо. Я поспешно завернулась в плащ, закинула за плечо сумку, распахнула дверь и нос к носу столкнулась с наставницей. Та, тяжело дыша и гневно бормоча ругательства, возвышалась на пороге комнаты и, судя по всему, изобретала наиболее жестокий и изощренный способ моего убийства.

Я осторожно попятилась. Наставница шагнула следом, громко хлопнув дверью. Я на всякий случай отступила за хлипкую защиту стула и восседающего на нем Молчуна. Не защитит, так хоть задержит на несколько мгновений, а мне, чтобы сбежать, и одного с лихвой хватит… А злиться и сердиться мне никак нельзя, глупостей иначе натворю… Уж лучше испугаться, как ни противно чувствовать себя трусихой.

А наставница, чрезвычайно высокая и представительная женщина, имени которой не знала ни одна живая алхимическая душа, грозно нахмурила темные брови:

— Далеко собралась?

— Д-далеко… — пробормотала я, усиленно притворяясь испуганной.

— Очень далеко, я надеюсь! — злобно сверкнув глазами, рявкнула моя собеседница. — И чем дальше от меня и от моей ступени — тем лучше! Я понятно объясняю?!

Если бы взглядом можно было убить, от меня бы и мокрого места не осталось.

— Более чем… — я продолжала пятиться, позорно отступая к окну, которое, несмотря на холод, заблаговременно оставила приоткрытым. На всякий случай.

— Тогда чего ждешь?! Вон отсюда!!!

Мне не нужно было повторять дважды. Одним прыжком преодолев небольшое расстояние от стула до окна, я проворно взобралась на подоконник и выскочила вон из здания, сопровождаемая грязными ругательствами и ехидным хохотом ворона. Благо, моя бывшая комната находилась на первом этаже… Едва не врезавшись в непонятно откуда взявшееся дерево, я быстро его обогнула и устремилась прочь от своего ночного кошмара. Все равно путного алхимика из меня бы не получилось, как ни крути, так что и это — к лучшему… Хотя обидно до безобразия.

Оглянувшись, я убедилась, что здание ступени осталось далеко позади, и немного успокоилась. С наставницей шутки плохи, и злить ее лишний раз, как бы унизительно не выглядело мое позорное изгнание, не желательно. С нее станется незаметно подсунуть в мою сумку то самое зелье, которым я недавно разнесла вдребезги подвал ступени. Ну, не рассчитала пропорции, с кем не бывает… Правда, пока я училась на алхимика, со мной подобное случалось на удивление часто. А ведь действительно обидно, до звания практиканта мне оставалось всего–то ничего… Впрочем, нет смысла травить душу, если ничего не изменить.

Запретив себе раскисать и расстраиваться, я накинула на голову капюшон и подняла воротник, пряча лицо от редких порывов вьюжного ветра. Смеркалось, и небо стремительно темнело, скрываясь от взглядов простых смертных за сумеречной пеленой снежных облаков. Я посмотрела по сторонам. Снег шел непрерывно, и крупные ажурные хлопья в считанные мгновения укутывали спящий город в воздушное белое покрывало с головы до пят — от покатых крыш до исхоженных троп старых мостовых.

Я вздохнула и, по давней привычке оставив прошлые переживания на пороге ступени, пошла куда глаза глядят, невольно улыбаясь про себя. Сколько раз со мной уже случалось подобное — не счесть… Куда бы я не подалась — будь то ступень алхимиков, притон воров или гильдия искателей, — рано или поздно оказывалась на улице, с потрепанной сумкой за плечами, без медяка в кармане, путных мыслей в голове и планов на будущее. Впрочем, пара медяков у меня как раз имелась. И неплохо бы потратить их на уютное местечко у теплого очага, где можно и подумать спокойно, и переждать подступающую метель.

Я снова посмотрела по сторонам. Узкая улочка городской окраины, скудно освещенная зеленоватым пламенем редких факелов (не то алхимики совсем обленились, не то за зелье несгорающего огня непомерно денег просят…) в подступающем мраке показалась мне странно незнакомой. Остановившись, я моргнула, присматриваясь к ближайшему дому. Трехэтажное каменное строение встретило мой прищуренный взгляд суровым взором погашенных окон. Так и есть. Я усмехнулась про себя. Бывшая наставница никогда слов на ветер не бросала. И если уж она решила, что я должна находиться как можно дальше от ее ступени… то именно там я сейчас и нахожусь. Как можно дальше. На другом краю мира. Дальше просто некуда.

Подойдя ближе к дому, я осторожно прикоснулась к перилам крыльца, стряхивая на землю клочья снега. С перил, моргая летящими снежинками, на меня сердито смотрел символ эпохи Седьмого после Великой. Как интересно… Эпоха Рассветных сумерек — нагромождение кудрявых облаков, позолоченных первыми лучами солнца. И, опять же, очень узкие, словно первые солнечные лучи, городские улицы, громоздкие гранитные дома без острых углов преимущественно… всех цветов рассвета. Пожалуй, далековато меня забросила судьба в лице наставницы алхимиков.

Стряхнув с крыльца снег, я села на ступеньку и призадумалась. Значит, так. Перед моим мысленным взором услужливо развернулась карта мира. Три материка, пять архипелагов и множество островов. В эпоху Великой люди освоили первый материк, в эпоху Первой и Второго — два остальных, далее — пять архипелагов, и, соответственно, Восьмой и Девятому для освоения досталась горстка островов. Отсюда следует, что я, скорее всего, нахожусь на каком–то острове из архипелага Рассвета. Скорее всего. Конечно, постройки и символы эпохи Седьмого встречались и на материках… Словом, на рассвете и разберемся. По крайней мере, городов рассветного стиля на материках точно нет. Насколько мне известно.

Я снова ухмыльнулась про себя. Нет, ну какова… зараза. И момента дождалась подходящего, и успела кому–то поручить разлить на подоконнике зелье портала, да и само ужасно дорогое зелье не пожалела… Понятно теперь, откуда под моим окном внезапно взялось дерево, да и причина редких факелов на улицах очевидна. Хотя, я бы на ее месте за шиворот вышвырнула нерадивого ученика без лишних затрат, и дело с концом, и ничего личного. Да еще бы напоследок порчу помещений оплатить заставила. Легко я отделалась, ничего не скажешь… Но придушить наставницу руки все равно чесались. Эх, будь я хоть немного магом… впрочем, я им была, но именно — совсем немного. В отличие от моего пернатого спутника, который, защищая меня, мог наломать дров. И хорошо, что нашла в себе силы испугаться и сбежать, иначе от ступени осталось бы лишь невнятное воспоминание, а я бы долго чувствовала себя виноватой. Слишком давно я дала себе клятву не мстить людям за то, что не умею жить в их непростом мире.

Вздохнув, я недовольно посмотрела на запорошенное снегом небо и поежилась. Где Молчуна носит, будь он неладен? Ведь наверняка же проскользнул за мной в портал! А если нет… то плохо мне придется. Без него я как без рук. Впрочем, как и он без меня. И, словно услышав мои мысли, в небе мягко зашуршали невидимые крылья. Молчун, усталый и взъерошенный, тяжело опустился на мое плечо и глухо тявкнул.

Я укоризненно вздохнула:

— Сколько раз тебе говорить — не позорься. Выбрал облик ворона — так соблюдай его правила! Подставишь меня — потом хлопот не оберешься!

Молчун, подумав, издал хриплое карканье и попытался забиться ко мне под плащ. Оно и понятно, сезон Снежной луны никогда не был его любимым временем года.

— Маленький предатель, — пожурила я, беря ворона на руки и заворачивая его в полу плаща. — Сначала меня подставил, а потом греться лезешь? Не мог предупредить, что окно стало порталом? Ах, ты не знал? Ну–ну. Ври больше. А кто, распушив хвост, еще вчера уверял, что знает все на свете? Не ты разве?

Ворон недовольно посопел и, пригревшись, тихо, по–кошачьи заурчал. Нахал. И ведь люблю же его за что–то… Из–под полы на меня сверкнули озорные янтарные глаза.

— Ты прав, — призналась я. — Наверно, только за то и люблю, что кроме тебя у меня в целом мире больше никого нет. Хотя нет, еще есть братство и Хлосс… Ну да, ты опять прав, они так далеко…

Но — хватит о грустном. Подняв голову, отрешаясь от ненужных мыслей и успокаиваясь, я долго любовалась разгулявшимся снегопадом. Крупные пушистые хлопья, расправив ажурные крылышки, в медленном танце спускались с темных небес, таинственно сверкая в бледных лучах факелов, с мягким шорохом устилая мостовую, ласково и неумело касаясь моего лица, дрожаще замирая на ресницах. И чудное, волшебное мгновение не нарушал ни один посторонний звук, лишь явственнее становилась густая, теплая тишина, до краев наполненная ненавязчивым шепотом снежных гостей. Закрывая глаза, я с удовольствием к ней прислушивалась, без труда улавливая и тихие напевы древних песен, и дивные мотивы старых сказок. Умеющим слышать снежная тишина могла поведать о многом…

Улыбнувшись самой себе, я встала, отряхнула плащ и неспешно побрела по улице, следуя подсказкам Молчуна, который, конечно же, уже успел облететь округу и разведать, где что есть. И — хватит о грустном. Время скитаний научило меня жить жизнью сегодняшней, оставляя прошлое там же, где остается вчера. В прошлой эпохе. В прошлой жизни. Там, где меня уже нет. Там, где меня никогда не будет. И что было — то прошло, а что есть — пускай остается.

Мимо меня проплывали заснеженные силуэты домов, сонно моргающие приветливыми отблесками зажженных очагов. Я шла, до носа закутавшись в тонкий плащ, и задумчиво поглядывала по сторонам. Здесь, вокруг, все дышало историей и древностью забытых эпох. И каждый дом — своя история. И каждая калитка — шажок в свое прошлое… Не столь стремительный, если сравнивать Рассвет с эпохой Великой, но не менее увлекательный. Вещи хранят память бережнее людей и тем интереснее прикасаться к скрытым в них тайнам. Даже если на проверку оказывалось, что тайна скрывает лишь полное отсутствие тайны как таковой.

Я совершенно забыла о холоде и надвигающейся метели. Шла, не слыша собственных шагов, и всем своим существом впитывала ауру города. Магия рассветных сумерек подарила ему мягкую, чистую свежесть, первозданность красок и теплое, невесомое затишье, какое возникает лишь перед рассветом, когда мир застывает в предчувствии неведомого, чтобы, спустя мгновение, разорвать тишину многоголосьем радостных трелей первых пташек… Нет, город определенно начинал мне нравиться. К тому же, я мало встречалась с творениями эпохи Седьмого, потому как большую часть времени проводила на материках.

Молчун, высунув клюв из–под плаща, тихо и предупреждающе хрюкнул. Я насторожилась, быстро выпутавшись из сетей магии города. Внимание, опасность. Бесшумно свернуть с мостовой, прижаться спиной к стене ближайшего дома и чутко замереть, затаив дыхание. Ворон попытался подать голос, но я успела ловко зажать ему клюв. Цыц. Тишина и только тишина. Сам знаешь, не маленький. Слышу, конечно. Трое. Мужчины. Наемники. Ага, любопытно. Один из них еще и вор. Хиленький, правда. Младшее поколение и по уровню обучения, и по дару. Откуда я знаю? Оттуда. Не зря в гильдии искателей столько лун вкалывала, да и дар моей тьмы — видеть скрытое — еще никто не отменял. Прикрой меня лучше. Как–как… Мрак — самое надежное укрытие.

Ночная тьма у моих ног заклубилась, сгущаясь и скрывая меня от любопытства окружающего мира. Я настороженно прислушалась, различая далекие голоса. Смех, шутки, снова громкий смех… Странно, что эта троица никуда не спешит и не соблюдает осторожность, хотя очевидно идет с дела… Я сосредоточилась и закрыла глаза. От вора пахло… тайной. Стащил он определенно… не деньги. А старинную ценность. И не просто не старинную, а реликтовую. И очень древнюю. От напряжения у меня застучало в висках. Все чувства обострились до предела и невольно потянулись к тайнику, что скрывался в складках воровского пояса. Искательское чутье, встрепенувшись, очнулось после долгого сна, настраиваясь на продуктивную работу.

Еще шаг, еще ближе… Я глубоко вздохнула. Магия рассветных сумерек вмешивалась в запах магии предмета, переплетаясь с ним и сбивая меня с толку. Еще несколько шагов… Так–то лучше. Цыц, Молчун, кому сказала! Запах почти стертый, еле уловимый… Эпоха Первой или Второго. Или Великой, но находки этой эпохи слишком редко попадаются, а все найденное давно и прочно запрятано в хранилищах гильдии искателей. Все–таки ближе к эпохе Первой. Ты со мной согласен? Нет? А зря. В подобных вещах я редко ошибаюсь. Вот только что делает столь ценная безделушка в столь заброшенной и унылой дыре?

Троица вывернула из ближайшего ко мне переулка и прошла мимо, так близко, что только руку протяни… В мое лицо ударил резкий запах перегара и… Поглоти меня Вечность… Я нервно вздрогнула от обжигающей волны неконтролируемой силы. Откуда у них это?.. Я удивленно моргнула, повела носом и обескуражено покачала головой. Это — должно было давным–давно скрыться под толстым слоем пыли в хранилище гильдии!.. Да что говорить — я сама это нашла и лично сдала на хранение! А второго такого предмета не существовало в природе!.. Если, конечно, легенды не врут, что с ними изредка случается.

Я не знала, то ли ругаться, то ли смеяться, то ли молча пропустить незнакомцев. Жизнь сдвинулась с мертвой точки и галопом понеслась вперед, обгоняя легкокрылый ветер? Похоже на то. И ничего удивительного в этом нет. Оставляя за спиной очередную ступень и очередную провальную попытку научиться хоть какому–нибудь ремеслу, я обязательно оказывалась в центре событий, так или иначе связанных с моим прошлым и с моим истинным даром. Я вздохнула. Правильно мне приемный отец говорил: истинно верный путь, как ни пытайся с него сойти, никогда не отпустит далеко и заставит вернуться обратно… Заставит, хочешь ты этого или нет. Я не хотела. Но раз за разом приходилось возвращаться. Истинный путь манил ожиданием мира, от которого зачастую невозможно было отказаться, перепутьем нехоженых дорог, осевшей на реликтах пылью, азартом прогулки по краю бесконечности… Манил, даже несмотря на маячившую в обозримом будущем страшную расплату.

Я многозначительно посмотрела на Молчуна и сокрушенно покачала головой, поймав его насмешливый взгляд. Вот и сейчас история повторяется. Я могла бы пропустить людей мимо. Сделать вид, что ничего не заметила. Подождать, когда стихнут веселые голоса, растворившись во мраке. Развернуться и пойти по своим делам. Забыть и привычно оставить случайное событие за спиной, в прежней жизни… Но я не смогла. Слишком значима цена, однажды за это заплаченная. И слишком велика опасность. Творения Великой в умелых руках — это страшная сила. А в неумелых — тем более. И выбор вроде есть, но такой, словно его все равно, что нет.

Я повела плечами, бесшумно сбрасывая на снег плащ мрака. Оценивающе посмотрела на широкие спины беззаботной троицы. Хмыкнула. Снова переглянулась с Молчуном. Ты знаешь, что делать, верно, дружок? Ворон, недовольно промычав, вспорхнул из моих рук, сливаясь с тьмой, становясь с ней одним целым и накрывая людей покрывалом страха. Кто–то закричал, кто–то захрипел, кто–то помянул Вечность… И туда вам и дорога. Молчун, сплетая над улицей незримую паутину тьмы, жадно поглощал жизненную силу людей.

— Только без жертв, слышишь? — забеспокоилась я. — Молчун! Только не как в прошлый раз!.. Эх…

Поздно. Мой пернатый спутник опять предпочел поступить по–своему. И три бездыханных, нелепо скрюченных тела раскинулись посреди узкой мостовой. Лишь безразличный ко всему происходящему снег продолжал укутывать своим покрывалом мостовую, быстро заметая следы борьбы. Поджав губы, я сурово посмотрела на ворона. Тот же, донельзя довольный, распушив хвост, сидел на спине вора и урчал от удовольствия. Обжора.

— Убираться сам будешь, понял? — мрачно предупредила я, подходя ближе.

Молчун сыто икнул и счастливо прикрыл глаза. Присев, я вытащила из–за голенища сапога кинжал и поспешно вспорола воровской пояс. От неприятного предчувствия и волнения дрожали руки. Плотная ткань с тихим треском разошлась, и на снег выпала крошечная, прозрачная фигурка. Я тихо ахнула. Ворон довольно поддакнул. Я осела на мостовую, трясущимися руками подняв фигурку и невольно зажмурившись. Мощная волна первозданной силы, перемешенная с воспоминаниями, накрыла меня с головой, затуманив взор и перенеся в одну из прошлых жизней…

…Закатные сумерки золотили туманные вершины далеких гор, уверенно пробиваясь сквозь тяжелые тучи. Я сидела на каменном выступе, свесив ноги в пропасть, и, подставив лицо теплым порывам ветра, довольно щурилась на заходящее солнце. Короткий отдых перед дальней дорогой — и безбрежная радость от первого, по–настоящему серьезного открытия… Я невольно обернулась, через плечо взглянув на чудо творения Великой.

Тонкие витые колонны, хрупкая, невесомая паутинка круглой хрустальной крыши, украшенная девятью крошечными точеными башенками и спрятанной среди них прозрачной фигуркой — Небесный храм, как мы назовем его позже. Небесный храм — символ Великой и Девяти ее последователей, затерянный среди перевалов Мглистых гор, Тиас — Мхари, колыбель изначальности… Я так долго искала его, и я его нашла!.. Невзирая на тьму препятствий, отыскала среди опасных перевалов, на крошечной площадке, в окружении древних каменных стен и бездонных пропастей.

Меня переполняло беспредельное, безмятежное счастье. Как истинный искатель, я радовалась каждой новой находке, каждому следующему открытию, но овеянный легендами Небесный храм, чье существование изначально подвергалось сомнению, сразу же занял среди них особое место. Мне так долго и упорно пришлось отстаивать свою идею в гильдии искателей перед советом Старшего поколения, выпрашивая и выклянчивая людей и средства на сбор похода… Мне не поверили, но почему–то помогли.

По моему лицу расплылась глупейшая самодовольная улыбка. Это — весомая заявка на самоцветный узел, как минимум… И, словно соглашаясь со мной, вспыхнули на прозрачных куполах искорки заката, рассыпаясь блестящим водопадом расплавленного золота. Я судорожно вздохнула, на мгновение сжавшись в комок, опасаясь, что хрупкое призрачное чудо растает в воздухе, превратившись в мираж, или рассыплется, оказавшись пригоршней дешевых стекляшек… Закрыла глаза, ущипнула себя и с облегчением улыбнулась. Глупости какие от счастья в головы лезут… Я смотрела на найденное сокровище и не могла насмотреться, и верила себе, и не верила.

— Рейсан!

Я повернула голову и радостно улыбнулась своему напарнику и давнему другу. Взъерошенные темно–рыжие кудри, серые глаза, смотрящие на мир с неизменной добродушной улыбкой, трогательная россыпь веснушек на загорелом лице… и свет. Столько света не излучали даже маги Среднего поколения гильдии Первой. И не я одна советовала ему бросить ремесло искателя и податься в маги света, где из него вышел бы толк, но Джаль всегда слушал только собственное сердце. Джаль. Джалиф ун-Нар. Мой наставник. Мой друг. Мой неизменный напарник. И — самый замечательный человек, которого я горячо любила и не скрывала своих чувств.

— Никак не насмотришься? — отряхивая штаны, он не спеша обошел Небесный храм и лукаво улыбнулся.

— Конечно, — охотно согласилась я. — Этот храм теперь — моя гордость!

Джаль обернулся, смерив находку пристальным взглядом, и кивнул:

— Красота…

— И самоцветный узел, — вдохновенно подхватила я, — и над-Старшее поколение, и прямая дорога в совет Старших…

— Это потом, — мой собеседник повел плечами. — Сначала путь обратно и отчеты… И решать не нам, а совету гильдии.

— Вредные мелочные старикашки, — проворчала я, а Джаль удивленно поднял брови. — Сидят, запершись в хранилищах, носа на свет не кажут и только требуют сверх меры, а верить — уже давно ни во что не верят… Даже в самих себя.

Мой спутник весело хмыкнул. Я вздохнула:

— Не хочу отсюда уходить…

— До темных сумерек нужно успеть вернуться в лагерь, — напомнил друг. — С рассветом — домой, и долго нас ждать никто не будет, а по горам да по темноте…

— Зануда ты, Джалиф! — я скорчила ему рожицу.

— До середины заката, Рейсан, — настырно повторил он, — как мы договаривались, — и сел рядом со мной.

До середины заката… Солнце только–только начинало прятаться за острыми пиками горных вершин, и еще немного времени у меня есть… Храм беспечно подмигнул мне бликами золотистых лучей. Почему же я никак не могу собраться с силами и уйти отсюда?.. Колыбель изначальности, исток даров Великой, притягивал, завораживал, очаровывал…

— Смотри, — Джаль коснулся моего плеча. — Наша статуя–то оживает.

Действительно… Хрупкая хрустальная фигурка медленно подняла руки, и из ее точеных ладошек закапала вода. Закапала, собираясь в ручейки, звонкими струйками огибая башенки и сбегая по колоннам вниз, в чашеобразное углубление пола, чтобы вновь устремиться ввысь крохотным фонтаном. Мы с Джалем изумленно переглянулись, встали и подошли ближе. Ни о чем не подозревая, ничего не опасаясь, дивились на новое чудо, держась за руки, переговариваясь, посмеиваясь, перешептываясь…

Откуда пришло мимолетное ощущение опасности? Может быть, из громкого эха далекой лавины. Может быть, из дрогнувшей под ногами земли. Может быть, из резкой вспышки боли в висках и коснувшихся моего плеча холодных, липких щупалец незаметно подкравшейся Вечности… Я заметила, а Джаль — нет. И взметнувшийся из–под земли фонтан тягуче–тяжелых брызг смел его с горного пятачка в пропасть. И мир поблек, помертвел, стремительно темнея и срываясь в холодную пустоту…

…По моей щеке скатилась одинокая слезинка. Тряхнув головой, я поспешно отогнала прочь воспоминания и до боли в суставах стиснула в ладонях хрустальную фигурку. Ходили слухи, что Джаль выжил. А кто–то утверждал обратное. Я не знала. И хотела верить, и не верила. Но тогда, как в тумане спустившись со скалы, больше никогда его не видела. В память о Небесном храме у меня оставалась только эта фигурка, которую я без промедления сдала в хранилище вкупе с отчетом о последнем дне поисков. И потерялась. В мире. В чужих путях. В собственной сущности. Потерялась, пообещав самой себе никогда не возвращаться на прежний путь и запретив даже вспоминать о нем, о Небесном храме… и о Джале.

Бездушно–ледяной хрусталь, излучая едва заметное холодное сияние, обжигал ладони сквозь теплые перчатки. Символ Великой. Символ изначальности. Символ прощания с дорогой искателя. Я сошла с нее, но путь не стремился так легко и просто меня отпускать. И остается только догадываться, как символ здесь очутился. В существование второго Небесного храма верилось с трудом, хотя… Все может быть, история умеет преподносить немало сюрпризов… Словом, надо подумать о нем как следует. Знаю я много, и мне есть, что вспомнить.

Дрожащими руками я спрятала фигурку в поясной карман и на несколько мгновений задержала дыхание, успокаивая бешено колотящее сердце. И что было — то прошло, а прошлое нужно уметь отпускать и идти вперед. Жизнь — миру, а память — Вечности…

Я встала, выпрямилась и закуталась в плащ, встретив сочувственно–вопросительный взгляд Молчуна.

— Они твои, — и, развернувшись, побрела по улице.

Случившееся не давало покоя. Я сидела за шатким, замызганным столиком, вертя в руках глиняную кружку с остывающим чаем, и в которой раз обдумывала недавнюю встречу. Случайность, совпадение или же все–таки… чье–то вмешательство?.. Почти пять сезонов Пыльных лун назад я сошла с тропы искателей и с тех пор ни гильдия мною не интересовалась, ни прежние так называемые друзья… Кажется, никого не волновало мое внезапное исчезновение. А это само по себе странно. И не менее странно появление артефакта Великой. Во–первых, появился именно тот артефакт, в тайну которого я так и не вникла, а если с ним не разобралась я — не разберется больше никто. В гильдии не принято передавать незавершенные дела от одного искателя к другому. Следовательно, артефакт должен находиться в хранилище под замком. Во–вторых, он появился именно здесь и именно тогда, когда я сама очутилась рядом. Я, конечно, всегда умела оказываться в нужное время в нужном месте… Но не до такой же степени! Плюс в каждой случайности есть доля судьбоносного совпадения.

Итак… чье–то вмешательство? Или все же — случайное совпадение? А если первое — то кому же захотелось вернуть меня на прежний путь таким странным способом? Гильдия бы просто отправила посланцев и поставила вопрос ребром. Джаль… не может в силу того, что это и не его стиль, и… и нет его больше, если посмотреть правде в глаза. Кто еще? Теряюсь в догадках. Ведь, опять же, случайность есть ни что иное, как запланированное стечение закономерностей. А вот кем именно запланированное — судьбой или же человеком…

Молчун, сонно моргающий на спинке соседнего стула, тихо крякнул. Я прижала палец к губам и быстро осмотрелась. Вроде, никто не заметил… В маленьком полутемном кабаке, скудно освещенным парой факелов, кроме меня находились еще трое. Весьма преклонных лет мужчина в потертом плаще спал за столиком напротив, доверчиво обнимая кружку с элем, и сквозь сон жаловался своей глиняной собеседнице то на сварливую жену, то на тещу, которая упорно не желала уходить в Вечность. У двери, прислонившись к косяку, мирно храпел на всю округу охотник, видимо, не нашедший (или пожалевший) денег на комнату. В дальнем темном углу, подобно мне, пряталась за столиком некая загадочная личность, завернутая в свободный черный плащ и жадно поедающая отвратительного вида жареную баранину с овощами.

Я брезгливо сморщила нос, внутреннее отметив, что оплошности ворона вроде никто не заметил, и показала Молчуну кулак. Тот, обиженно засопев и нахохлившись, спрятал голову под крыло, а я уткнулась в свою кружку. В голове не укладывается… И попробуй разберись теперь… Говорила Молчуну — только без жертв, хоть было бы кого расспросить, так нет же, нужно обязательно все сделать по–своему! Ворон, старательно подслушивающий мои мысли, засопел еще обиженнее.

— Не зли меня, — шепотом предупредила я. — И в следующий раз делай, как я говорю, понял?

Мой пернатый спутник, как обычно, гордо промолчал. Я тяжко вздохнула и нахмурилась. И не узнать теперь ничего по свежим следам… а мертвецов поднимать и допрашивать я не люблю, ты же знаешь. Молчун ехидно чирикнул. Я тихо фыркнула. А то тебе не понятно… Живых хоть припугнуть можно, а мертвецам бояться уже нечего и они начинают капризничать. Ту просьбу выполни, то сделай, туда пойди, это отыщи и, может, так и быть, расскажу… Тьфу, нежить! Ладно. Утром поброжу по округе, послушаю последние сплетни и постараюсь разобраться. Все, охраняй. Я допила остывший чай, отодвинулась к стене, поерзала, заворачиваясь в плащ, и мгновенно уснула.

Мне снова привиделся Небесный храм. Поднимающая руки фигурка Великой и растерянное лицо Джаля, тонкий водяной хлыст и закатные блики на точеных башенках… Оглушенная болью, я лежала на земле и слышала, как с тихим хрустальным шепотом прощания медленно исчезает одно из древних чудес нашего мира. Рассыпаются колонны, превращается в водяную пыль крыша и катятся по склону в пропасть обрушенные башенки. И лишь непонятная случайность не позволила фигурке Великой последовать за ними. Каким образом она оказалась у меня в руке?.. Я не знала. Но когда нашла в себе силы перебороть боль и сесть, она уже была крепко зажата в моей ладони. И больше не существовало Небесного храма, лишь где–то далеко внизу сбивчиво шумел горный поток.

…Я проснулась от пронизывающего холода. Сильный порыв ветра распахнул ветхую дверь и снежной птицей пронесся по кабаку, тревожа огоньки факелов, задувая свечи и заглядывая во все темные уголки. Я хмуро посмотрела на безмятежно спящих «постояльцев», на дремлющую в углу служанку и, потянувшись, побрела закрывать дверь. Хлипкий засов оказался сорванным, и дверь пришлось подпереть ближайшим столом. До рассветных сумерек осталось всего ничего, а там проснется хозяин кабака и что–нибудь придумает. Ветер за запертой дверью недовольно завыл и ледяными когтями вьюги заскребся в затуманенные окна, уставшим замерзшим путником запросился в дом. Посидев возле камина, я пошевелила кочергой угли, подбросила дров и, полюбовавшись на веселый танец пламени, вернулась за свой столик и зажгла свечу.

Итак, Небесный храм… Фигурка Великой, спрятанная в складках поясного кармана, слабо запульсировала, и я неосознанно провела по ней ладонью. Для чего же ты?.. Ни одно творение Великой не создавалось просто так, для красоты, все они преследовали определенные цели. Храм Заката, одна из первых подобных находок, оказался древнейшим хранилищем ценных летописей эпохи Изначальности. Храм Перекрестка берег амулеты, которые до сих пор помогают людям, рожденным с несколькими дарами, обрести свой истинный путь. А храм Сумерек и вовсе представлял собой карту, с помощью которой искатели узнали о существовании и местоположении еще десяти храмов. И, что характерно, выполнив свое назначение, храмы рассыпались в пыль, обязательно забирая с собой в Вечность одного или двух людей в качестве расплаты за тайны.

Я замерла. Прости, Джаль… Это ведь я нашла Небесный храм, и я, а не ты, должна была уйти… Как же я могла забыть!.. Но что случилось, то случилось, на все воля Вечности… Я криво улыбнулась. И мне тогда досталось, но, видимо, именно мне же и полагалось выжить… Чтобы разгадать?.. Вполне возможно. Я закрыла глаза и судорожно вздохнула. И несколько бесконечных мгновений азарт искателя боролся во мне с чувством самосохранения. И назад пути нет, и вперед — теперь уже никак… Это проклятье моего дара: стоит только почувствовать запах тайны — и в путь по следу, и только ветер за плечами и бесконечность под ногами… И за тайной — на другой конец мира, на другой конец света, да хоть на порог Вечности и обратно… Глупо? Возможно. Но то — есть жизнь искателя. А я им была. Всегда. Даже прячась в ступени алхимиков.

Я тряхнула головой, решив для себя все и сразу. Молчун, проснувшись, потянулся, взмахнув крыльями, и неодобрительно покачал головой. Я пожала плечами. Поздно. Все решено. Обратной дороги уже нет. И не так много времени осталось до наступления рассветных сумерек, чтобы подумать и приступить к поискам. Впрочем, я сильно подозревала, что бывшего владельца артефакта долго искать не придется. Рано или поздно он сам меня найдет, чтобы вернуть утраченное, а я буду готова к долгому и содержательному разговору.

Дожидаясь рассвета, я долила из кувшина холодный чай и достала из сумки уголек и лист бумаги. Не так давно алхимики с помощью своих опытов как–то наловчились делать из кусков тряпицы разных оттенков бумагу, а из крошащихся кусков мела и угля — твердый и немаркий материал для письма… Эх, будь я алхимиком… Скверно получилось, но да ладно. Еще никому не удавалось освоить путь, к которому нет изначальной предрасположенности. Зато редкой бумаги и углей у меня теперь с избытком. И в прошлое крошащийся уголь и волокнистый пергамент растительного происхождения. И небезызвестную наставницу, которую наверняка удар хватит при проверке хранилища. Но ведь из всего нужно уметь извлекать пользу… тем более, на благо истории.

Я задумчиво изобразила на листе крышу храма, увенчанную фигуркой Великой, и по памяти набросала купола. Острый шпиль — символ Первой, две грани — Второго, три — Третьего, четыре — Четвертой и так далее. Элементы изначальности созданного мира, расположенные по кругу. Хм… Я рассеянно провела соединяющие линии от башенок к центру, отложила уголек в сторону и задумалась. Если храм разрушился, значит, свой секрет он раскрыл, просто мы его не увидели. Или не успели увидеть, отвлекшись на ручеек, а потом уже стало слишком поздно. Я мысленно перенеслась в прошлое, не так давно казавшееся безнадежно потерянным.

Итак. Я сосредоточенно нахмурилась и закрыла глаза. Что–то еще было в облике храма, что–то волшебно–запоминающееся и обращающее на себя внимание… Ага. Блики солнца, играющие на башенках, паутинка лучей, окутывающая острые грани и высекающая силуэты искорок… Моя рука быстро рисовала на бумаге то, что я успевала вспомнить и ухватить, и чем дальше погружалась в прошлое, тем четче становилась картинка. Блики солнца, зажигающие закатные свечи на острых шпилях и гранях, мерцающее марево давно разгаданных символов, расплывчатое и еле уловимое…

Рука замерла над бумагой, и я посмотрела на собственное художество, уже предполагая, что именно увижу. В куполе каждой башенки высвечивались девять элементов стихийной изначальности. Круг света и проходящая сквозь него рука как символ Первой. Ярко–красное полукружье заходящего солнца — закатные сумерки и Второй. Размытый туманом силуэт человека — туманные сумерки и Третий. Черное пятно луны и солнечная корона вокруг него — темные сумерки и Четвертая. Три пересекающихся на водной глади озера лунных луча — лунные сумерки и Пятый. Расплывчатое пятно тени на земле в окружении сизой дымки нового дня — мглистые сумерки и Шестой. Золото кучевых облаков на бледно–голубом небе — рассветные сумерки и Седьмой. Солнечные блики в темных глазах — светлые сумерки и Восьмая. Паутина тьмы в крепко сжатом кулаке — мрак и Девятый.

Мое сердце на мгновение замерло в предвкушении, и учащенно забилось. Все–таки карта… Элементы изначальности, собранные в руках фигурки Великой, наверняка указывали путь… неужели к творениям эпохи Изначальности?.. Я нетерпеливо заерзала на стуле. Среди искателей все найденные храмы привычно обозначались как храмы Изначальности, хотя на самом деле творения относились к эпохе Великой. Хотя бы потому, что в эпоху Изначальности ни одного из Девяти еще не существовало. По крайней мере, если верить древним летописям. А не верить им смысла нет, поскольку свитки составлялись людьми, лично знающими хотя бы одного из Девяти. В те стародавние времена Девять неизвестных, как их называют сейчас, не прятались от окружающего мира, создавали свои гильдии, обучали магов премудростям силы и принесенным из Вечности знаниям…

В поисках ключа я мысленно восстановила ход истории — обычно детальная переработка имеющихся знаний позволяла мне и сосредоточиться, и найти нужную зацепку. Итак. Изначально в мире не существовало ни людей, ни растений, ни материков и океанов — лишь три стихии: свет, сумерки и мрак, переплетенные в единый клубок. Откуда же сюда пришла Великая — этого никто не знал, да и сейчас оно не суть важно. Но — она пришла и решила, что мир ей подходит. Так наступила первая эпоха — эпоха Изначальности. Великая распутала клубок стихий, облагородила внешний облик мира и в качестве охраны от буйства силы сотворила некое подобие храмов, часть которых до сих пор остается лишь легендами и домыслами. Создания же, которых Великая вызвала из Вечности, выжить в мире не смогли: сила стихий по–прежнему уничтожала все подчистую и порождала своих необычайно мощных существ, чьи останки мы находим до сих пор. И тогда Великая создала Девятерых своих последователей. В сущности, она взяла подобие человеческой оболочки, разделила стихийную силу на девять потоков и наделила ею каждого из Девятерых, отведя каждому свою роль.

Так продолжалась эпоха Великой. Люди, вслед за изначальными созданиями пришедшие из Вечности, осваивали первый материк и разрабатывали дары Великой, а она преподнесла им способность к определенному пути — торговец, искатель, алхимик, охотник, воин, искусник, портной и прочее — и соответствующее ремесло. Однако спустя почти эпоху оказалось, что миру без природной силы не выжить, и тогда к людям пришла Первая и принесла с собой свет. По легенде, спускаясь в мир один из Девяти высвобождал из себя всю силу и распределял ее между людьми. Так проходили эпоха за эпохой, и привычный круг оборвался на Девятом.

Наибольшей известностью пользовались следующие легенды, объясняющее произошедшее: во всем виновата специфика силы мрака, из–за которой в итоге не то сумеречные передрались с темными, втянув в войну свет, не то темные со светлыми, а сумеречные попали под раздачу. Или же — темные были не при чем, во всем виноваты сумерки, а свету и мраку досталось на всякий случай… Но, так или иначе, после эпохи Девятого наступила эпоха Войны, которая едва не стерла все живое в прах, а сам Девятый якобы наотрез отказался продолжать свое дело и замыкать круг силы, закрыл гильдию и затерялся среди простых людей. И магов мрака с тех пор рождается очень мало, а кто рождается — практически не имеет собственной силы. Наша сила — фактически лишь знания, доставшиеся в наследство от Старших поколений магов эпохи Девятого, найденные нами и бережно сохраненные. И на том спасибо.

Я в двадцатый раз изучила рисунок. И все же нет, не эпоха Изначальности. Скорее середина — конец эпохи Великой, когда появились Девять последователей. И куда же, в таком случае, ведут символы? Хотя, вполне возможно, что храм появился как намек на скорое возвращение стихий в мир, а тогда это эпоха Изначальности — начало эпохи Великой… Я устало сощурилась на изрисованный лист. Надо подумать. И подумать, как следует. А лучше всего мне думалось во время прогулки.

Я посмотрела в окно: сизая мгла только–только начинала рассеиваться, и до рассвета еще далеко. Лениво потянувшись, я положила на стол медную монетку, спрятала свои художества в карман плаща, разбудила Молчуна и, тихо отодвинув от двери стол, вышла на улицу. После духоты кабака свежий морозный воздух приятно кружил голову. Я подняла глаза к небу и рассеянно улыбнулась. С материков Снежную луну, которая правит долгим, в честь нее названным сезоном холодов, видно плохо, а здесь она представала во всей красе. Огромный, снежно–белый диск, разделенный надвое несколькими рядами тонких колец, величественно поглядывал на вверенный ему мир и не спешил прятаться за близкой чертой ленивого океана. Пользуясь случаем, я быстро осмотрелась.

Занесло меня действительно на архипелаг, вернее, на один из его островов. И островок, надо заметить, крошечный. Кабак находился на краю города, недалеко от молчаливого пирса, на котором дремали без дела два корабля, убаюканные ленивым шелестом волн. Отойдя от кабака, я кое–как отыскала под снегом подобие дороги и побрела к городу. Шагов пятьдесят — и я уже у городской черты. Я прищурилась и, присев посреди дороги, привычно нарисовала на снегу знак поиска. Дар искателя — видеть больше, чем видят другие.

Знак засеребрился, выпуская из себя сноп снежинок, которые через несколько мгновений соткались в крошечное воздушное отражение города. Центральная площадь с замолчавшим фонтаном и башней градоначальника, на которой развивался флаг с символом Седьмого, — и узкие улочки, тонкими лучиками разбегающиеся в разные стороны. Дома, как я и предполагала накануне, рассветного стиля: сложенные из огромных булыжников разной формы без четкого соблюдения пропорций, большей частью круглые или овальные, с выпирающими из стен камнями, тесно прижатые друг к другу. Кучевые облака, понятно… И на отдельно взятой улице никогда не встретишь двух домов одинакового цвета. От тонкой полосы скрытого в тумане океана город отделяла черта спящего черно–белого леса.

— Название? — я вопросительно посмотрела на символ.

Снежный фантом послушно рассыпался, чтобы через мгновение сложиться в руны названия города — Край рассвета. Какая прелесть. Я хмыкнула и побрела по заснеженной дороге, приподняв полы плаща и по колено утопая в сугробах. Кстати, и край–то почти никем не исследованный. Искатели до сих пор предпочитают изучать материки, где и по сей день скрыто немело любопытных тайников, а на архипелаги и острова суются редко. Чаще всего — из–за недоверия местных жителей к путешественникам. Готова поспорить, что и ступени гильдии искателей своей здесь нет. Впрочем, не о том я думаю, совсем не о том…

Размышляя о вечном, то есть о загадках Небесного храма, я бродила по городу почти до вечера. Немногочисленные местные жители, случайно попадающиеся на моем пути, демонстративно обходили меня стороной и провожали недовольными взглядами. Но что мне до них… Весь день я вспоминала, анализировала и сопоставляла все известные мне сведения, но до разгадки так и не добралась. Самое смешное, что она явственно лежала на поверхности, а я не могла вспомнить, когда и где сталкивалась с подобным. В конце концов, на исходе закатных сумерек, уставшая и замерзшая, я отыскала относительно приличный постоялый двор, посчитала имеющуюся наличность и вздохнула. Опять искать деньги… Не особо я это люблю, но когда их совсем нет…

Постоялый двор, громоздкое четырехэтажное строение нежно–розового цвета (безвкусица…) находился почти в центре города, недалеко от площади, что было мне только на руку. Воровато оглядевшись, я присела и быстро нарисовала на снегу символ короткого пути. В трех шагах от меня замерцал серебром снег, указывая на обнаруженную находку. Я спихнула с плеча Молчуна и взглядом показала ему на обозначенное место. Ворон тяжело вздохнул, но помог. Самой мне копошиться в снегу посреди города казалось неприличным, а ворон на то и ворон, дабы таскать все, что плохо лежит.

— На соседней улице, между первым и вторым домом, — шепотом подсказала я, сверяясь с символом. — А потом — на центральной площади: у фонтана, у башни старосты и у оранжевого дома. Да, и в переулке слева посмотри. Есть? Тогда возвращайся.

Ворон тяжело опустился на мое плечо, прежде сбросив в подставленные ладони свою добычу, которая в итоге оказалась неплохой: три серебряные монеты и с десяток бронзовых. Можно бы, конечно, еще поискать, да мне лень. Плюс усталость нервной ночи берет свое. И перекусить бы не помешало. За время частых походов я привыкла есть один раз — вечером, а в остальное время спокойно обходилась травяным чаем. Но вечером — поесть обязательно. Весело погремев монетами, я откинула капюшон, отряхнула с плаща и ботинок снег и скрылась в доме.

Я сидела за дальним столиком и с задумчивым видом поглощала горячий суп. В отличие от портового кабака, на постоялом дворе оказалось чисто и тепло. В круглом помещении по кругу же располагались опять–таки круглые столы и стулья, что создавало обстановку уюта, которую не портили даже расписанные в стиле Рассвета стены: оранжево–розовые облака на фоне бледно–голубого неба. С высокого потолка комнату внимательно изучал бледно–желтый факел. Чистые яркие скатерти на столах, до блеска натертый деревянный пол и внимательная даже к несолидным посетителям прислуга окончательно убедили меня в правильности выбора. Уж лучше оставить здесь все имеющееся серебро, чем мерзнуть за два медяка в позорном портовом кабаке. А деньги — дело наживное и приходящее.

Я насмешливо посмотрела на Молчуна, откровенно блаженствующего на спинке соседнего стула:

— Ну что, где лучше?

Ворон склонил голову, признавая свое поражение. А ведь как советовал вернуться в кабак, мол, там лучше! Проныра.

Я как раз доела суп и взялась за тушеные овощи, когда дверь скрипнула, пропуская в помещение представительного вида мужчину. Закутанный в дорогой черный плащ и поглядывающий на присутствующих свысока, вошедший быстро обозрел помещение и направился прямиком ко мне. Я насторожилась. Похоже, я оказалась права, и передо мной — бывший владелец артефакта Великой собственной персоной. Я уткнулась носом в тарелку, быстро изучая его ауру и читая сущность. Местный житель. Торговец. Развитое Среднее поколение. Обеспечен. Жизнью доволен. Не женат, детей нет. Я тихо хмыкнула. Заклятье опознания иногда любило пошалить и кроме нужных сведений подсовывало мне и посторонние. Хвала Великой, я тоже замуж не спешу. Тем более, за столь сомнительную личность.

— Приятного ужина, — и торговец вольготно развалился на стуле напротив меня.

Я кивнула, продолжая сосредоточенно жевать. Нахал, однако. Нетерпеливый. Привык добиваться своего быстро и от окружающих ждет только беспрекословного повиновения. Я метнула на него пристальный взор исподтишка. Едва тронутое морщинами лицо, цепкие черные глаза, нос горбинкой, длинная седая шевелюра до плеч и пышные усы. Видный мужчина. Но нахал — отменный. Потому, видимо, и не женат.

Словно в подтверждение моих мыслей, торговец несколько мгновений пристально меня изучал, после чего наклонился и тихо сказал:

— Нужно поговорить. Срочно. Наедине.

Я отрицательно покачала головой.

— Срочно, — продолжал настаивать на своем он.

Я наконец–то дожевала очередную порцию овощей, кашлянула и невозмутимо заметила:

— Надо поговорить — пожалуйста, говорите. У меня не так много свободного времени.

— Вот! — почему–то обрадовался мой собеседник. — Я как раз могу вас избавить от лишних забот!

— Да–а–а? — озадаченно протянула я. — И каким же образом?

Он воровато огляделся и наклонился над столом еще ниже, только что в мою тарелку носом не влез:

— Купив артефакт Великой, разумеется, который почему–то попал к вам в руки…

— Вы что–то путаете, уважаемый, — спокойно возразила я. — Никаких артефактов у меня нет.

— Есть, конечно же, есть, — мужчина проницательно смотрел в мои глаза. — Тот самый, который вы отняли у трех наемников прошлой ночью, — и зачем–то мне подмигнул.

Я с трудом сдержала смех:

— Не понимаю, о чем вы! Я? Отняла? У трех наемников? Вы мне льстите, почтенный, — и с деланным огорчением изучила свое невысокое, худосочное телосложение. — И как же, по–вашему, я, хрупкая и слабая девушка, перебила трех больших и сильных мужчин?

— С помощью магии мрака? — неуверенно предположил торговец, покусывая ус.

— Которая давно осталась в легендах, — насмешливо уточнила я. — Даже непосвященным отлично известно, что магии мрака уже несколько эпох как не существует, а люди тьмы рождаются без силы. Не смешите меня, уважаемый.

Мой собеседник раздосадовано промолчал, пристально глядя в мою тарелку, после чего вкрадчиво заговорил:

— Ладно. Подойдем с другой стороны. Сколько стоит артефакт Великой?

— Вы, уважаемый, не с торговцем разговариваете, а с искателем, — с достоинством ответствовала я. — А для нас артефакты не имеют цены, как не имеет цены и тайна.

Он зло сверкнул глазами, и я призадумалась:

— Но если вы так настаиваете…

Мужчина радостно закивал.

— Могу предположить, что артефакты эпохи Великой стоят от сотни золотых и выше, в зависимости от наглости торговца и направления силы, а также от нужд искателя и его…

— Я спрашиваю, сколько стоит этот конкретный артефакт!.. — зашипел, теряя терпение, торговец.

— Какой?.. — недоуменно захлопала ресницами я.

— Который находится у вас!..

— Ничего у меня нет, и точка, — разговор мне наскучил, и я вновь принялась за овощи.

Мой собеседник в бешенстве вскочил со стула, уронив его, и понесся к выходу, однако на полпути передумал, помялся у дверей и вернулся. Я с холодным любопытством наблюдала за тем, как он дрожащими руками ставит на место стул, садится, шумно переводит дух и нервно дергает себя за левый ус. Ну и?..

— Хорошо, предположим, что у вас его нет, — тихо заговорил торговец. — А где же тогда он может быть?..

Я пожала плечами:

— Понятия не имею. Но самое место артефактов — в хранилище гильдии искателей. Попробуйте поспрашивать там, только вряд ли искатели поделятся с вами своими тайнами.

Мужчина побагровел:

— Хватит придуриваться, девчонка!..

— Тише–тише, зачем же привлекать к себе излишнее внимание? — возмущенно прошептала я.

На нас начали оборачиваться, и мой собеседник, поняв, как сглупил, попытался притвориться стулом, и надолго замолчал, не сводя с меня злобного взгляда. Я же отвечала ему наивным недоумением и продолжала рассеянно жевать. Когда внимание к нам со стороны народа улеглось, торговец вновь заговорил:

— Ты ведь и сама понимаешь, что теперь на тебя объявят охоту. Лучше соглашайся по–хорошему!

— Я же, по вашим словам, могущественный маг мрака, убивающий трех наемников одной левой, — с иронией подняла брови я. — Так чего же мне бояться?

— А как насчет пары–тройки сумеречных магов Старшего поколения за углом?.. — подло намекнул он.

Я презрительно фыркнула:

— Сумеречные, как и светлые, в такие грязные дела лезут чрезвычайно редко — это раз. Старшее поколение магов уже давно не то, что прежде, и особого страха не внушает — это два. И к тому же, не забывайте, уважаемый, что я — искатель, а практически все гильдии магов живут за счет заказов от искателей, поэтому ссориться с нами им невыгодно.

Мой собеседник долго молчал, с болезненным интересом разглядывая стол, а я едва заметно улыбалась и гадала, найдет ли он, наконец, способ меня прижать. И, по истечении нескольких мгновений, торговец встал, признавая свое поражение, и направился к выходу, чем страшно меня разочаровал. И торговцы — давно уже не те, что раньше… Я кивнула Молчуну. Тот, сверкнув глазами на уходящего, послушно расправил крылья и тяжело выпорхнул следом за ним. Я с сожалением доела овощи и отставила пустую тарелку. Вкусно здесь кормят, надо бы запомнить место. Пригодится, если меня однажды снова занесет на этот край мира. И, допив чай, завернулась в плащ и вышла на улицу. Предстоит сделать еще одно небольшое дело, а потом — спать.

Улица встретила меня кромешной тьмой, в вязкой пустоте которой слабо мерцали висящие в воздухе перья ворона — Молчун оставил след, видимый лишь мне одной. Только бы он меня послушал и обошелся без несвоевременных жертв… С живым беседовать все проще, чем с неживым. Я зябко поежилась на ветру, подняла воротник и пошла быстрее. Дом столь приметного лица должен находиться неподалеку… И там он и нашелся. На соседней улице, недалеко от центра города — красный трехэтажный дом, освещенный у высокого крыльца двумя оранжевыми факелами и вычурно поблескивающий позолотой отделки.

Я взбежала на крыльцо и распахнула незапертую дверь. Разумеется, далеко от крыльца они не ушли. Я моргнула, привыкая к яркому свету. Мой недавний собеседник, опутанный сетью мрака, лежал на пушистом красном ковре посреди просторного коридора и сдавленно стонал, а на груди торговца с довольным видом восседал Молчун.

При виде меня мужчина испуганно зашипел:

— Убери свою тварь, проклятая, слышишь?.. По–хорошему убери!..

Я усмехнулась и осмотрелась по сторонам в поисках стула, мимоходом заметив:

— Молчун, он тебя оскорбил, когда обозвал тварью.

Ответом мне послужило недовольное сопение ворона и тихий вскрик торговца.

— Не убивать, — предупредила я. — По крайней мере, пока…

— Что… что значит — пока?.. — выпучила глаза моя жертва.

— Пока вы не расскажете все, что меня интересует, — пояснила я, и, так и не найдя стул, присела рядом на корточки. — А меня интересуют несколько моментов: как к вам попала статуэтка, кто ее принес, когда и зачем. Подробности обязательны, и чем их больше — тем для вас лучше.

— Знать не знаю никаких статуэток! — уперся, как недавно я, мой собеседник. — Не представляю, о чем ты говоришь!

— Неужели? — я подняла брови. — Молчун, проверь.

Сеть мрака стянулась туже, и торговец взвыл от боли. Я поморщилась. Не мои методы, а что делать…

— Ну? — я кивнула ворону, и тот послушно ослабил путы. — Мне повторить вопрос?

— Уберешь его? — мужчина с ненавистью покосился на своего мучителя. — Тогда скажу.

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, — вежливо напомнила я. — Хотите жить — рассказывайте. А нет — так допрошу ваш труп, думаю, он будет сговорчивее и сбережет мне и нервы, и время.

Мой собеседник побледнел, кинул дикий взгляд на Молчуна и отрывисто, сбивчиво заговорил:

— Не так давно ездил я на материк Первой. Он пришел прямо ко мне на корабль — какой–то парень из ваших. Принес статуэтку. Сказал, деньги нужны очень, готов продать почти за бесценок — за двадцать золотых. Деньги у меня были, и я согласился. Купил. Вчера с рассветными сумерками вернулся домой, а ночью ее украли. Знакомый сумеречный маг сказал, что замешаны вор и два наемника. Все — не местные. По моей просьбе он проследил за ними. И потом сказал, что убили на северной окраине, и убили тьмой. И еще, говорил, девушка–чужеземка была. С неживой птицей. Или с чем–то непонятным в виде живой птицы, — еще один косой взгляд на Молчуна. — Внешность твою примерную описал, добавил, что тоже из искателей ты, предположил, куда пойдешь и где тебя можно будет найти… И все. Больше ничего не знаю!

На первый взгляд, звучало убедительно.

— Уверен? — прищурилась я.

— Клянусь Великой! — испуганно пролепетал торговец.

Я потерла подбородок и неодобрительно покачала головой:

— Плохо работаешь, дружище, грязно. Почему не почистил следы? Только не говори, что нарочно, все равно не поверю. Лентяй, что с тебя взять…

Ворон, как обычно, предпочел гордо промолчать. Я снова посмотрела на своего собеседника:

— Как выглядел этот парень?

— Высокий, выше меня. Волосы темные. Лицо смуглое. Глаза — не то серые, не то голубые, шрам на левой щеке, — и, подумав, добавил: — Золотой узел искателя показывал.

— Возраст? — переспросила я.

— Непонятный, — попытался пожать плечами мужчина. — Где–то между моим и твоим. Сходу не определить.

Так. Интрига закручивается…

— И — с большим золотым узлом? — уточнила я.

— Точно, Старшее поколение, — послушно закивал допрашиваемый.

Плохо дело. Всего практикующих искателей Старшего поколения на данный момент существовало пять человек, и всех я знала лично, и ни один под описание не подходил. Наставников гильдии, составляющих совет Старших, в расчет брать не стоит, хотя среди них есть один темноволосый и со шрамом. Но все же — они слишком давно отошли от дел и наверняка забыли, что такое ожидание мира. Да и козни строят исключительно подрастающему поколению искателей, и до тех пор, пока ученики не становятся Младшими… А знак гильдии подделать невозможно. И если, например, алхимик нацепит себе на грудь нашивку искателя — та немедленно сгорит, да и незадачливого исследователя за собой в Вечность уведет. Или — за время моего отсутствия появился еще один Старший?.. Вряд ли. Ни один из претендентов не подходил. Среднее поколение я тоже знала досконально, и самому удачливому еще ой как много всего предстояло найти до того как… И, опять же, он не подходил под описание. Интересно…

— Эй, — осторожно подал голос торговец. — Что со мной–то?..

— Да погодите вы, — отмахнулась я. — Не мешайте думать.

Тот послушно замолчал. Я встала и прошлась по коридору. Очень интересно. И очень похоже на умело расставленную ловушку. Некто неизвестный со шрамом, видимо, был чрезвычайно заинтересован в том, чтобы история с Небесным храмом получила свое продолжение и я, как главное действующее лицо, непременно в ней поучаствовала. Или же, пойдя на поводу у зова пути, я случайно влезла в чужую игру…

Но случайностей на пути искателя не бывает, есть лишь закономерное стечение обстоятельств. Да и, опять же, в каждом случае есть доля судьбоносного совпадения. Кто–то продал неизвестно как добытый из неприступного хранилища артефакт торговцу. Тот привез его именно туда, где спустя день появилась я. И в ночь моего появления вещицу крадут, а после получатся так, что на пути воров оказываюсь, конечно же, я. И, разумеется, не могу пройти мимо. И все сходится. И некто со шрамом либо совсем меня не знал, либо знал слишком хорошо…

Я переглянулась с Молчуном и недоуменно развела руками. Не знаю. А чего не знаю — того не знаю. Но разберусь. Хотя бы для того, чтобы посмотреть на шестого Старшего. Ага, мне просто интересно. Что у них дальше по плану, спрашиваешь? Я фыркнула. Наверно, по плану я должна немедленно ринуться на поиски башенок, которые и являются ключом к тайне храма. Что ж. Значит, так тому и быть. Значит, снова в путь на поиски неизвестности. И очень интересно посмотреть, что из этого получится.

Я перевела взгляд на торговца и коротко распорядилась:

— Отпустить.

Ворон недовольно зарычал, но сеть с мужчины снял и привычно переместился на мое плечо. Торговец с нескрываемым облегчением перевел дух и попытался встать, однако я, присев на корточки, осторожно положила руку на его грудь:

— Лежите.

— Зачем? — с подозрением спросил он.

— Память вам почищу, — любезно пояснила я. — Проснетесь невинным младенцем, ничего о себе не помнящим.

— Но я же все рассказал! — возмутился мой собеседник.

— Вот именно, — подтвердила я. — Сегодня — мне, а завтра — любому другому, кто найдет к вам правильный подход, да еще и с интересными подробностями. Впрочем, у вас есть выбор: смерть или забвение.

— Забвение, — со вздохом согласился торговец. — Только… свою тварь ко мне не подпускай!..

— Снова оскорбите моего друга — и будет смерть, — предупредила я, потирая ладони и разминая пальцы. — Закройте глаза, расслабьтесь и получайте удовольствие. Это не больно.

На самом деле, насчет невинного младенца я пошутила, но пусть он думает, что так и случится. На всякий случай. Я осторожно провела рукой по ярко–красной, горячей от страха ауре, аккуратно убирая из нее события последней луны. На материк вы, уважаемый, ездили, но никаких искателей и артефактов в глаза не видели, и никто у вас ничего не крал, и со мной вы не встречались… Торговец крепко уснул, а я еще некоторое время сидела рядом с ним. И даже столь легкое занятие отнимает всю ту немногую силу, что я старательно копила последние три луны… Я отерла пот со лба и, пошатываясь, встала.

— Следы заклятий почисти, — я обернулась к Молчуну. — И на его ауре — тоже.

Ворон послушно закружил по коридору, а я, поджидая его, от нечего делать, раскинула небольшую поисковую сеть, настроив ее на ауру артефакта. И не прогадала. Спустя несколько мгновений на потолке призывно засеребрилось пятно указателя. Кивнув своему пернатому спутнику, я прошла по коридору до ведущей наверх лестницы и поднялась на третий этаж. Нужная комната нашлась сразу же, да и, собственно, весь этаж ею и был. Напоминает хранилище. Я быстро оббежала взглядом беспорядочное пыльное нагромождение сундуков и шкафов. Вот оно где.

На дне большого сундука, под тугими рулонами ткани, обнаружился небольшой ларец, который я немедленно открыла. И невольно вздрогнула. Башенка Первой. Ах, мерзавец. Впрочем, он же не знал… наверное. А если знал — то не рассказал бы. Глупо лишившись одного ценного артефакта — терять следом и второй? Вряд ли. Но по его памяти все же пройдусь. Башенка перекочевала в мой пояс, и я развернула лежащий на дне ларца ветхий лист пергамента. И тихо ахнула, помянув тьму. Угольком на помятом листе кто–то нацарапал тот же рисунок, что утром изобразила я, а под ним подписал пару не примечательных, на первый взгляд, слов: «круг неизвестных».

Я осела на пыльный пол. А я‑то целый день голову ломала, и так и не вспомнила!.. Ну, конечно же! После эпохи Девятого последователи Великой должны обязательно замыкать круг, чтобы забрать из мира излишки силы и вновь принести ее в дар людям. Мне следовало давно догадаться… Круг, конечно же, круг… Девять элементов, соединенных между собой солнечными искорками, тайна, покрытая мраком эпох… Приемный отец, будучи главой темных и потому много о них знающий, рассказывал, что после эпохи Девятого круг так и не замкнули, и именно потому люди тьмы рождаются без силы. Девятый ее сам, судя по слухам, практически не имеет, и людям в дар ему приносить нечего. И собранные воедино артефакты приведут меня к величайшему открытию со времен нахождения первых храмов. И подтвердит или опровергнет устойчивое мнение о силе людей мрака. И, может быть, объяснит, куда из мира исчезла сила тьмы.

Я встала, спрятала пергамент в пояс и спустилась вниз, уже зная и о том, что Молчун свое дело закончил, и о том, что из памяти торговца мне ничего полезного извлечь не удастся. На всякий случай я быстро проверила догадку и покачала головой. Так и есть. Не я одна умею хорошо чистить память. Кто–то над ним уже основательно поработал, оставив в памяти только то, что посчитал нужным. И следы при этом свои умело подмел, ни одного остаточного «хвоста» от ауры, ни единой зацепки не найти… Насколько мне известно, подменять события в памяти жертвы не могли даже Старшие поколения магов, значит, некто со шрамом существовал, но если рядом с ним находился маг, возможно, его настоящую внешность спрятала маска фантома. А кто может за ней скрываться — я даже предположить не могла.

Устало ссутулившись, я неслышно покинула дом торговца и направилась на постоялый двор. Ладно. Пора спать. После подумаю.

Я лежала на постели, закинув руки за голову и бездумно разглядывая плывущие по бледно–голубому потолку рассветные облака. Вьюга за окном бушевала второй день, и второй день я бродила по комнате неупокоенной душой, рисовала схемы, размышляла… Додумалась же в итоге только до одной простейшей вещи. В нашем ремесле испокон эпох существовало стойкое выражение — весь путь искателя складывается из трех примет: ожидание мира, бесконечность под ногами и предчувствие Вечности. Ожидание мира трактовалось как то, что каждая тайна ждет своего искателя. Бесконечность под ногами — это связанный с разгадкой немалый риск. И, наконец, предчувствие Вечности — это закономерное ожидание расплаты за возможную недогадливость, нерасторопность или неуклюжесть.

И именно с ожиданием мира я связывала возникшую ситуацию. Тайна Небесного храма изначально была моей и только моей. Я о нем узнала, я доказала его существование, я же его нашла… И только от меня мир ждал последующих действий. Лишних людей он попросту убирал с дороги, как в случае с Джалем. И сейчас ожидание мира вновь возвращало меня на покинутый путь, чтобы завершить начатое. Конечно, случалось, что искатель уходил в Вечность, не найдя ответов на свои вопросы, но тогда в гильдии его тайну вместе с отчетами убирали в самые дальние уголки хранилища. До тех пор, пока она сама не всплывет наружу, выбрав для себя следующего претендента. А пока ты жив — далеко тебя не отпустят, рано или поздно, но вернуться придется.

Я со вздохом перевернулась на бок и посмотрела на запорошенное снегом окно. И против моей воли перед мысленным взором замельтешили картинки из далекого, казалась бы прочно забытого прошлого. Славное было время… Я любила поиски, обожала тайны и загадки, рвалась к новым знаниям и к новым открытиям… И жизнь тогда неслась вперед сломя голову, обгоняя время, и казалась яркой, пестрой, наполненной светом и незабываемыми ароматами приключений… Какой она стала сейчас? Бесцветно–серой, скучно–тусклой, вяло–тягучей и лениво отмеряющей прожитые дни горьким ощущением одиночества. И я боялась вернуться в прежнюю жизнь, и мечтала о ней каждую ночь…

Перевернувшись на живот, я обняла подушку и судорожно вздохнула. Как же мне не хватало… всего. Всего. И замолчала скребущаяся в окно вьюга, и забылась влажная свежесть гуляющего по комнате сквозняка, и померк свет потолка, сменившись болезненно–живыми картинами прошлого. Против воли, закрыв глаза, я вспоминала, несмотря на внутренние запреты, проваливаясь в терпкий омут памяти, вспоминала, теряя ощущение пространства и времени, вспоминала…

…Как я пришла в гильдию искателей, не имея и медяка за душой. Как меня приняли, удивляясь моему сильному дару. Как долго постигала знания, жадно ловя каждое слово преподавателей, и до глубокой ночи просиживала за летописями. Как защитила звание ученика и перешла в практиканты, или как еще их называли — в «хвостики», оказавшись в одной группе с Джалем. И с тех пор во все походы мы ходили вместе. Как в гордом звании «хвостика» добывала себе тридцать бронзовых узелков, дарующих мне право получить первую нашивку с большим бронзовым узлом и быть причисленной к Младшему поколению искателей. Как прилежно работала на гильдию и добывала тридцать маленьких серебряных узелков и весело обмывала переход в Среднее поколение искателей, получая возможность самой организовывать поиски, набирать людей из Младших и работать на себя и в собственное удовольствие… И с каким трудом и рвением добывала золотые узлы, чтобы однажды стать одним из немногих представителей Старшего поколения. Стать — и сойти с пути, когда весь мир лежал у моих ног…

Нашивка искателя, надежно спрятанная от любопытных глаз на внутренней стороне воротника, жгла кожу раскаленным железом. Пять сезонов Пыльных лун я прятала ее от любопытных глаз, но сама о себя спрятаться, увы, не смогла. Как и не смогла себя обмануть. Как и не смогла ничего забыть. Почему же люди не умеют забывать?.. Так, чтобы избавиться от болезненных воспоминаний раз и навсегда?.. Почему время если и лечит, но не всегда и не всех? Насколько же живо я помню каждое мгновение своего существования, мрак его побери…

Ворон, привычно восседавший на спинке стула, тихо хрюкнул. Я со вздохом вернулась в мир реальности. Тебя не спросили… И, откинув одеяло, встала и прошлась по комнате, прилежно борясь с мучительными воспоминаниями и загоняя их подальше, в самый темный уголок. Повспоминали, и будет. Слишком много дел накопилось, да и раскисать некогда и незачем. Я тряхнула головой и посмотрела в зеркало, откуда на меня недовольно покосилось малознакомое бледное большеглазое создание со встрепанными после сна темными непокорными кудрями.

Я нахмурилась. Ну вот. Опять. Вроде, после Небесного храма достаточно времени прошло, а нет–нет, да не узнаю ту незнакомку, что смотрит на меня из зеркальных глубин… А это никуда не годится. И на лице — одни усталые и несчастные зеленые глазищи… Поразмыслив с мгновение, я подошла к окну и решительно его распахнула. И молча улыбнулась ледяному вьюжному ветру. Взъерошивая беспорядочно рассыпавшиеся по плечам волосы, осторожно пробираясь под рубаху, обжигая лицо, он что–то тихо мне нашептывал, а я ничего не слышала. И ничего не хотела слышать. И лишь замерзнув, закрыла окно, потерла плечи и нацепила на лицо привычную маску усталой рассеянности. Покосилась на зеркало и кивнула самой себе. Так–то лучше. И прошлась по комнате, возвращаясь от самой себя прежней к самой себе нынешней. А память — Вечности…

Я снова села на постель, обложившись схемами и для вящего вдохновения положив на видное место артефакты храма, и погрузилась в раздумья. Если тайный почитатель моего скромного дара надеялся, что я немедленно ринусь на поиски, то он глубоко ошибался. Во–первых, я не особо любила Снежную луну и холода, поэтому сейчас решила дождаться следующего сезона Пыльной луны, во–вторых, я не собиралась идти на поводу у его желаний, а в-третьих, задачка оказалась не из легких, требующей времени и осмотрительности, а я редко действовала необдуманно. По крайней мере, с тех пор, как сошла с прежнего пути. И от размышлений меня отвлекло лишь настойчивое сопение Молчуна.

— Ужинать?.. — я рассеянно дочерчивала очередную схему. — Уже?.. — и посмотрела в окно.

Закатные сумерки подкрались неожиданно, ведь, казалось, еще мгновение назад сияло солнце…

— Сейчас, — я дорисовала последнюю руну и вдумчиво изучила набросок. — Я кое–что проверю, и пойдем ужинать… Смотри, Молчун. Что ты об этом думаешь?

Ворон, перебравшись на мое плечо, внимательно изучил схему и вопросительно мяукнул.

— Ну, — я задумчиво потерла щеку, — больше мне в голову ничего не пришло. Да, конечно, башенка Первого оказалась здесь… но остальные река наверняка разнесла по всему миру. А артефакты Великой всегда возвращаются туда, куда их притягивают источники силы. Самые сильные источники силы, если мне не изменяет память, находятся здесь, — и я кивнула на испещренную точками и крестиками карту. — Спорим, что остальные башенки я найду на одном из материков, архипелагах и островах? Почему–почему… Потому что на материке Великой источников силы почти нет. И потому, что на том же материке Первой все самые сильные источники — источники света, а сумеречных — по пальцам пересчитать.

Молчун ворчливо чирикнул.

— Да, но торговец–то прибыл с материка Первой, — торжествующе возразила я. — То есть башенка до недавнего времени находилась там, а что это значит? Вот именно, — и указала на схему карты, — это примерное их местонахождение. Ты ведь не застал то время, когда я собирала по всему миру источники? Точно, не застал. А я успела достаточно с ними повозиться, чтобы понять их сущность. И теперь знаю, с какой периодичностью и где именно они возникают, когда выходят на пик силы и когда иссякают. И отмеченные на карте источники — именно те, что находятся сейчас на пике. Не веришь? Предлагаешь проверить?

Моя рука инстинктивно нащупала под рубахой узкую пластинку теплого сизого камешка, висящего на тонком шнуре. Усилителем дара я пользовалась крайне редко. Хотя бы потому, что часто им пользоваться невозможно. Усилитель питается энергетикой своего носителя, и питается довольно долго. В последний раз я использовала его еще будучи искателем Младшего поколения когда, оказавшись в горах в одиночестве, заблудилась, попала в сильнейшую магическую бурю, предварявшую наступление фазы Вечности, и искала путь в лагерь вслепую. И как нашла — до сих пор не понимаю, а Джаль потом долго возмущался, ругая мою беспечность и глупую привычку бродить ночью по незнакомой местности… А от последующего его утешения у меня до сих пор мурашки по коже…

Усилитель дара послушно соскользнул в ладонь, и я внимательно всмотрелась в его сизые глубины. Чем меньше в нем энергии, тем он светлее, но сейчас, судя по насыщенному оттенку, он вполне готов к употреблению. Чем я и воспользуюсь.

— Молчун, колпак, — скомандовала я.

Ворон послушно раскинул надо мной сетку тьмы, заглушающую малейшие проявления магии, а я, приготовив нарисованную карту и уголек, начертила на полу символ объемного поиска, добавив в стандартный набор черточек набросок ауры Небесного храма, и положила в его центр усилитель дара. И — яркая вспышка, и кругом голова, а весь мир — как на ладони… Рваные лоскуты заметенных снегами материков, ожерелья архипелагов, крошечные точки едва различимых в туманной дымке островов… и отчетливые красные пятна найденных башенок. Я быстро изучала увиденное, отмечая в памяти нужные места, когда усилитель мигнул и погас, потушив видение, но мне вполне хватило кратких мгновений объемного поиска, чтобы убедиться в собственной правоте.

Я моргнула, возвращаясь в комнату, быстро дополнила свою карту подробными координатами и подмигнула Молчуну:

— Ну, я тебе говорила? А ты мне как всегда не поверил, — быстро стерев символ, я надела на шею усилитель дара, прислонилась спиной к стене, сладко потянулась и мечтательно улыбнулась: — Ты только представь себе, какое нас ждет открытие!.. Одна из тайн Девяти плюс новые источники силы!.. Мне уже нравится, а тебе?

Мой спутник, усевшись на спинку стула, повел крылом и задумчиво крякнул.

— И то верно, — я усмехнулась. — Дело делом, но перекусить не помешает. Пошли ужинать, обжора.

После сытного ужина меня потянуло на прогулку. Закутавшись в плащ, я долго бродила по узким темным улочкам, скудно освещенным зеленоватым сиянием факелов, шепотом препиралась с Молчуном и обдумывала первую цель. Башенка Седьмого находилась неподалеку от моего нынешнего местоположения, но отправляться за ней немедленно я не спешила, поскольку не любила рвать цепь поиска. Найдя одну, я бы ринулась искать другую и так далее.

— Что меня останавливает? — я покосилась на ворона. — Сам знаешь, что… Как тебе не стыдно! Я никогда не была ленивой, не наговаривай. А спешить все равно не буду. Раз я вернулась на путь, значит, скоро очередной приступ, и не приведи Вечность он застанет меня в дороге… Лучше переждать его в спокойном месте.

Мой пернатый спутник сочувственно чирикнул. Я грустно улыбнулась:

— Нет, не пропустит. Ты же помнишь, как это происходит… И совсем скоро произойдет. Откуда–откуда… Знаю. Чувствую.

Остановившись, я с интересом посмотрела на очередное проявление больной фантазии эпохи Рассвета. Причудливо распухшее двухэтажное «облако» по форме напоминало сидящего, весьма упитанного кота, особенно из–за покатой крыши с двумя острыми декоративными башенками и узким балконом — «носом», над которым загадочно мерцали два зеленовато–желтых факела. Я подошла ближе. Низкое крыльцо «лапками», от которого отходили две причудливо изогнутые колонны, поддерживали расположенную под балконом вывеску «Алхимик. Зелья и талисманы». Я переглянулась с Молчуном.

— Зайдем? Заодно куплю кое–что для похода.

Ворон неодобрительно покачал головой. Я фыркнула:

— Не так уж и поздно, — и решительно взбежала на крыльцо, тактично постучавшись.

— Войдите, — последовал хриплый ответ.

Я с трудом распахнула тяжелую дверь, зашла в дом и с любопытством осмотрелась. Уютно овальное, просторное помещение лавки оказалось сплошь уставленным высокими стеклянными шкафами, из–за которых поблескивали многочисленные колбы, сферы, банки, коробки и амулеты. И на мгновение показалось, что я нахожусь в хранилище гильдии искателей, где каждый предмет также снабжен краткой характеристикой и выгодно освещен крошечными разноцветными факелами.

— Что желаете приобрести? — любезно вопросили позади меня.

Я обернулась. Невысокий старичок с проницательным взором светло–карих глаз и длинной седой бородой, по–домашнему одетый в просторный серый халат до пят и поношенные тапочки, изучал нас с повышенным интересом, очевидно оценивая платежеспособность.

— Симпатичная птичка, — одобрил алхимик ворона, прежде чем я успела поздороваться. — Сама приручала?

— Нет, от дальнего родственника в наследство достался, — буркнула я.

— Понятно, — хозяин дома перевел взгляд на меня.

Судя по подозрительному взору, моя платежеспособность внушала алхимику известные опасения. Я внутренне согласилась с его мнением, решив завтра же посетить лавку портного. Может, хоть тогда случайные прохожие перестанут провожать меня странными взглядами. Заодно и к сапожнику зайду, не то через подошвы башмаков скоро можно будет зерно просеивать, а так по холоду и простыть недолго. Да и на Пыльную луну тапки купить заодно не помешает, ибо запасной обуви в наличии не имелось.

— Так что желаем приобрести, деточка? — затараторил алхимик. — Приворотные зелья али удачи амулеты, для любви и счастья? Иль еще что–нибудь… интересное? — и он хитро мне подмигнул. — Или же…

Ворон неприлично фыркнул, спрятал голову под крыло и подавился каркающим смехом. Я тоже внутренне хмыкнула. Никогда амулетами не пользовалась и талисманы не носила. Про приворотные зелья вообще молчу. На все случаи жизни у меня был мой пернатый друг. Исключение составляли только усилитель дара да два тонких черных шнура на запястьях — один прогонял ночные кошмары и успешно боролся с бессонницей, а второй указывал на скорую резкую смену погоды, не раз выручая меня в походах.

— …индивидуально могу сделать по вашему желанию, — продолжал вещать мой собеседник, важно поглаживая бороду.

— Нет, спасибо, я знаю, зачем пришла, — вежливо перебила я.

— Слушаю тебя, деточка, — довольно прищурился он.

— Я вам, уважаемый, не деточка, а искатель Старшего поколения, — сдержанно ответила я и, расстегнув ворот плаща, показала нашивку.

Алхимик удивленно моргнул.

— Рано встала на путь и хорошо сохранилась, — понимающе улыбнулась я. — И мне нужно десять сфер перемещения на дальние расстояния, по столько же бутылей зелий лечения и восстановления и пару сфер спящего огня.

— Дело есть дело, — с заметным уважением отозвался алхимик.

— И ваш совет по поводу портного, желательно, с магическим даром, — добавила я.

Мой собеседник помялся и, опустив глаза, тихо пробормотал:

— Есть такой, то есть такая… Только не связывалась бы ты с ней, коли жизнь дорога.

— Неужели? — мне стало интересно.

— Ведьма она, — неохотно добавил хозяин дома. — И с проклятьем сильным ведьма. Никто без большой нужды не идет к ней, хотя вещи она шьет сильные, ноские, иную рубаху так заговорить может, что стрела от ткани сама отскакивает… Да, говорят, воровские пояса и сумы удобные и вместительные творить умеет, — он запнулся. — Но проклятье на ней сильное, древнее, темное… Все наши стороной ее обходят, коли встретят, да сказывают после об облике ее зверином и кровожадном…

— Где живет? — я насторожилась.

— Здесь, недалече, — алхимик махнул рукой в неопределенном направлении. — По улице вниз и налево. Но не ходила бы ты к ней, деточка…

— Я вам, уважаемый, не деточка, а темный маг Старшего поколения, — спокойно улыбнулась я.

Старичок невольно попятился.

— Забери меня Вечность…

— Не зовите ее, если пока туда не собираетесь, — мягко заметила я, — она сама найдет вас, когда придет время.

— Сейчас ваш заказ соберу, — и его как ветром сдуло.

Мы с Молчуном переглянулись и дружно ухмыльнулись. Четыре эпохи прошло после войны, темные без силы рождаются — а их по–прежнему боятся… Даже странно. Я считаюсь темным магом, но при случае и проклясть–то никого толком не смогу, если не успею заранее подкопить силу… И хорошо, что об этом мало кому известно. А кому известно — те не верят, видимо, считая, что мы залегли на дно только из страха растерять чудом уцелевшие после Войны осколки знаний.

Алхимик, гремя склянками, вернулся на удивление быстро, вручил мне пухлый пакет и наотрез отказался от денег, которые я с мягкими угрозами ему все же всучила. Сильный дар должен оплачиваться соответственно. И, попрощавшись, покинула уютную лавку, решив отправиться на поиски местной проклятой. Столько лун поблекло, столько эпох прошло, а люди продолжают страдать от происков давно ушедших в Вечность людей… Что, впрочем, вполне объяснимо. Древние темные славились крутым нравом, несдержанностью натуры, непомерным самомнением и наплевательским отношением к обычным людям.

Затворив дверь, я несколько мгновений постояла на крыльце, упаковывая приобретенное добро в сумку и прикидывая, сколько денег у меня осталось. Признаюсь, не удержалась от привитой в гильдии воров привычки. А у воров наблюдалось весьма любопытное отношение к будущей добыче: что почти чужое, то практически твое. А деньги — вещь переходящая и постоянно меняющая владельцев, значит, почти чужое… И пару кошелей с золотом я у торговца увела. Исключительно на нужды общества и благо истории. И как раз — впритык, если собираться в дальний поход. У искателей нет ничего более постоянного, чем временное отсутствие денег. А с торговца не убудет. Он даже не заметит пропажи. Вернее, не вспомнит точное количество наличных денег.

Спустившись с крыльца, я побрела в указанном направлении, привычно раскинула поисковую сеть и… ничего не нашла.

— Ты ничего не чувствуешь? — остановившись у старого, обшарпанного одноэтажного «облака», спросила я.

Молчун съежился и спрятал голову под крыло. Я нахмурилась. Плохо дело. Проклятье темного теоретически существует, но если мы его не ощущаем… То либо алхимик с перепуга наплел чушь, либо…

— Вы не ко мне, случайно?..

Тихий, робкий, испуганный девичий голосок… Я стремительно обернулась, напрягая зрение. И невольно попятилась при виде едва угадывающегося в тумане силуэта существа. Похоже на сизого полосатика… Но — здесь? Тьма меня побери, кому же под силу создать столь мощный морок?.. Я моргнула и прищурилась. На низком крыльце, закутавшись в короткий старенький плащ, стояла невысокая хрупкая девушка. Бледное личико, огромные фиалковые глаза, затравленный взор, тонкие светлые косы, непокорными змейками выскальзывающие из–под капюшона… Я покачала головой. Ворон, на мгновение высунувшись из–под защиты крыла, поддакивая, хрюкнул. Теперь невольно попятилась уже незнакомка.

— Вы… кто?.. — и прижалась спиной к покосившейся двери.

Подступающая вьюга взметнула из–под наших ног снежные хлопья. Я молчала и не сводила глаз с девушки, а она лихорадочно искала за своей спиной дверную ручку, то пропадая из поля моего зрения, то возвращаясь невесомым полупрозрачным силуэтом, едва различимым сквозь душный мрак. Фантом туманных сумерек, вышедший из–под контроля мага? Серьезный случай…

— Проклятье изначальности… — я тихо озвучила наши с Молчуном общие мысли.

Незнакомка вздрогнула и испуганно слилась с дверью. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Нет, никуда она не исчезла. По–прежнему стоит на крыльце и дрожит от страха. Но лишь я с помощью магии вижу ее настоящую, и мрак знает, кому что мерещится… Ворон, например, сначала увидел затаившегося в прыжке черного барса — древнее существо эпохи Изначальности, давно ушедшее в Вечность.

Девушка наконец–то нащупала дверную ручку и попыталась скрыться в доме, но я ее опередила:

— Подожди! — и, взлетев на крыльцо, захлопнула дверь, подперев ее плечом. — Не убегай! Я… я могу помочь.

Судорожный вздох, испуганный, недоверчивый взор необычных глаз — и огненно–красная от страха аура с четкой, сизо–черной паутиной проклятья. Кому же ты так не угодила, милая?..

Обстановка в доме мало чем отличалась от его внешнего вида. Одна просторная комната без четких углов, обшарпанная и скудно обставленная самыми необходимыми предметами мебели. В дальнем от двери «углу», рядом с тлеющим камином — небольшая кровать, в противоположном ему — низкий шкаф, круглый столик и три стула. Ближе к двери у неровного провала окна — своеобразная мастерская, отгороженная самодельной занавесью, за которой скрывались стол с креслом и многочисленные, прилаженные к стене полки с аккуратно разложенными материалами. С другой стороны — также скрытые лоскутной занавесью рукомойник и небольшая бадья.

И все же, несмотря на очевидную бедность обстановки, в доме оказалось чисто и удивительно уютно. Облупившуюся на стенах краску заменяли искусные лоскутные картины, пол украшали разноцветные половички, стол застелен светлой скатертью, окна занавешены изучающими ровный, неяркий свет шторками, на которых хозяйка вышила закатные горы. Видимо, лоскутные картины и половички заменяли обитательницам и свечи, и дрова, поскольку, несмотря на потухающий камин и свирепую вьюгу, в комнате было достаточно тепло.

При моем появлении из–под одеяла выглянула любопытная мордочка крохотной девчушки. Вытирая ноги о половичок, я ласково улыбнулась в ответ на сонный взгляд:

— Доброй ночи, солнышко.

— Поздоровайся с нашими гостями, дочь, — тихо добавила хозяйка дома.

Девочка, переглянувшись с матерью, завернулась в одеяло, слезла с кровати и осторожно приблизилась ко мне. Маленький молчаливый дикий зверек с несмываемым пятном проклятья на желтой от настороженности ауре… и перечеркнутой Вечностью жизнью. Из–под седой челки на меня внимательно смотрели голубые глаза, но видел меня лишь один. Древнее проклятье разделило худенькое тельце на две половины, одна из которых принадлежала жизни, а вторая — смерти. И живая — чувствовала, слышала, осязала, видела и постигала, а мертвая — смотрела тусклой пустотой, тонула в глухом молчании, висела бесполезной плетью…

Я разулась, подошла к девочке и присела на корточки:

— Как тебя зовут, милая?

Молчание. Лишь затравленное удивление на живой половине бледного личика.

— Эрейя, — тихо ответила за дочь ее мать. И, помедлив, тихо добавила: — А меня — Таит.

— Эрейя? — я улыбнулась. — Первая капель?

— Она родилась на исходе сезона Снежной луны, — смущенно объяснила Таит.

А меня ввела в заблуждение седина… Интересная особенность, которой я не уставала удивляться, — люди, рожденные в один из сезонов, имели определенные сходные физиологические черты. Рожденные в сезон Снежной луны — светлые волосы и светлые глаза, в Пыльную луну — рыжие волосы и темные глаза (реже — светлые), а люди Дождливой луны — темные (реже — рыжеватые) волосы и светлые глаза (иногда — темные). А меня ввела в заблуждение седина, поскольку поначалу показалось, что девочка родилась, как и я, в сезон Дождливой луны…

— Рейсан, — представилась я и кивнула на ворона, — Молчун.

Ворон, совсем недавно испуганно прятавший голову под крыло, гордо расправил крылья, распушил хвост и, заработав мой многозначительный взгляд, глухо каркнул. Я одобрительно кивнула, сняла плащ, повесив его на крючок у двери, разулась, надев теплые тапочки, и пошла за занавеску помыть руки. Таит тем временем суетилась по хозяйству, и когда я села напротив нее, на столе уже стояли горячий чайник, кружки и плетеная корзинка с печеньем. Мне стало неудобно. И объедать — некрасиво, и отказываться — непорядочно…

— Угощайся, — Таит обняла дочь, которая, не сводя с меня внимательного взора, свернулась уютным клубком на коленях матери.

Ладно, перед уходом подсуну под скатерть деньги… Я неспешно пила сладкий травной чай и внимательно слушала невеселую историю маленькой семьи. Таит рассказывала спокойно, отстраненно, и в ее голосе странно отсутствовали злость, ненависть или ярость, лишь слышались горькая усталость и покорность судьбе.

— Это своего рода семейная легенда, которую мне рассказала мама, прежде чем уйти в Вечность… В эпоху Девятого в нашей семье родились две девочки–близняшки, и со временем старшая выбрала путь темного мага, а младшая — путь травницы, к чьему роду мы с Эри и принадлежим. Темных магов, говорят, боялись уже тогда, и вскоре пути сестер разошлись, а после замужества младшей между ними встала еще и ненависть. Старшая не хотела брать себе чужих воспитанников, а стремилась передать свои знания потомкам, но Вечность отняла у нее возможность быть матерью. И несколько поколений она, смирившись, ждала, когда же темный родится у ее сестры. Но проходило время, а внуки и правнуки рождались сначала лишь с силой сумерек, а потом — и со светом. И перед смертью старшая прокляла весь наш род. Дословно никто не знает, что именно она говорила, но с тех пор в семье рождается лишь одна девочка без магических способностей, и в течение всей жизни ее преследуют странные несчастья. Моя прапрабабка была одержима желанием уйти в Вечность, причем каким–нибудь изощренным способом. Прабабка — не выносила дневного света. Бабка — случайным словом накликала страшные несчастья. Мама, говоря хорошее, против воли оскорбляла и проклинала окружающих, стремясь помочь — приносила вред, а я… А меня редко кто видит, а если и видит — то в облике ужасного монстра или подобного неприглядного существа. А Эри… — и голос Таит сорвался. — Что с ней — я не понимаю…

— Все просто, — я вертела в руках кружку и сосредоточенно изучала плавающие в воде крупицы травы. — Твоя родственница не могла иметь своих детей в силу странной физиологии темных магов. Нам этого природой не дано. Так было в эпоху Девятого, и так есть и сейчас. Проклятье пало не на род, а на ненавистную твоей предшественнице силу сумерек или света, с которой вы рождались, но которая оборачивалась против вас, — я подняла глаза на Таит: — В тебе есть сила туманных сумерек, отсюда и окутывающий твою ауру обманный туман. А в Эри — очень много света, — я невольно улыбнулась девочке.

— Света?.. — тихо переспросила моя собеседница.

Я кивнула:

— И подозреваю, что проклятье направлено в первую очередь именно против магии света. Вы, сумеречные, кое–как с ним справлялись, а вот свет бы проклятье наверняка убило… если бы не было столь старым. За давностью эпох оно истерлось, потеряло свою прежнюю силу, и потому твоя дочь еще жива.

— Да разве это можно назвать жизнью?.. — с тихой горечью спросила Таит.

Я поставила на стол кружку и серьезно посмотрела нее:

— Можно. И если бы не ее ярчайший свет — она бы не выжила вообще. У твоей дочери редкие способности мага света уровня Старшего поколения.

Повисло тяжелое молчание. Таит сосредоточенно обдумывала услышанное, Эри рассматривала меня с еще большим вниманием, я мелкими глотками допивала чай, а Молчун дремал на спинке стула, изредка приоткрывая один глаз и бдительно за нами наблюдая. И лишь по прошествии некоторого времени Таит, наконец, тихо напомнила о том, о чем я боялась услышать:

— Ты говорила, что можешь помочь…

Я тяжело вздохнула и призналась:

— Тебе — да, но твоей дочери… не уверена. Пойми, темные уже давно не те, что прежде, в нас нет силы как таковой, и мы немногим отличаемся от обычных людей.

Увидеть в фиалковых глазах отчаяние оказалось неожиданно… больно. И я в который раз пожалела, что во мне нет настоящей силы. Да, есть знания, накопленные поколениями темных. Но не сила. Не та, что таилась в нас в эпоху Девятого. И даже не та, что есть сейчас у светлых и сумеречных. Не сила. Насмешка судьбы. Плевок в лицо. Жалкие крохи былого могущества великих предков.

— И что же нам теперь делать?..

— Твое проклятье я сниму полностью, это нетрудно. И тебя снова начнут принимать за обычного человека, и дети у тебя еще будут, и дети магически сильные, без пятен проклятья, — я невольно задержала взгляд на Эри, обдумывая неожиданно пришедшую безумную мысль. — Покажи–ка ладошки, милая.

Девочка спокойно положила на стол руки ладошками вверх. Я так поняла, что ее проклятье в неживой половине убивало только чувствительность, а своим телом она владеть более или менее могла, и это внушало определенную надежду… Но цена казалась мне сейчас непомерно высокой. Да, один вариант помощи в природе существовал. Наклонившись через стол, я мельком взглянула на руки Эри и кивнула самой себе. Так и есть. Я снова не ошиблась. К сожалению.

— Человек без судьбы, — я старалась не встречаться взглядом с Таит. — У твоей дочери есть смутное прошлое, но нет будущего, как нет и судьбы. Не удивляйся, такое не редкость в наше время. Многие люди рождаются с чистыми руками, чтобы после прославиться и войти в легенды… И, поверь, с этим можно жить… да, можно…

Я и сама понимала, что несу чушь, и видела отражение собственных ощущений в укоризненном взгляде своей собеседницы. Я неловко отвернулась и прислушалась к бушующей на улице метели. Ветер рвал и метал, завывая раненым зверем, стучась в окна, топочась на крыльце дома. Похоже, на постоялый двор я попаду ой как нескоро…

— Ладно, что уж, — Таит со вздохом встала и подхватила на руки дочь. — Нам спать пора… Останешься? Оставайся, не спорь. Правда, у нас только одна кровать…

— Я могу поспать и на полу, — мягко перебила я. — Я искатель, и привыкла спать, где придется. Походы не терпят изнеженных, и на голой земле приходилось спать, и на камнях. Здесь же и одеялом вполне обойдусь.

Кивнув, Таит уложила Эри спать и быстро соорудила из одеял на полу уютный лежак. И внимательно–тревожно посмотрела мне в глаза:

— Правда ничего нельзя сделать?..

— Я подумаю, — кратко ответила я, сев на лежак. — Иного тебе пообещать не могу… извини.

Таит молча кивнула и отвернулась, занявшись уборкой стола. Мельком глянув на ее понуро опущенные плечи, я вздохнула, помянула тьму, закуталась в одеяло и мгновенно уснула.

…Я осторожно пробиралась по темному коридору. Факелы, вздрагивая под порывами робкого сквозняка, очерчивали вокруг меня причудливые силуэты пляшущих теней, отчего я испуганно вздрагивала и прижималась к шершавой стене. Новичков и в учебное время–то пускали в хранилище летописей только перед экзаменами, что же говорить о ночных посещениях… Однако я давно преисполнилась решимости досрочно закончить обучение в своем звене и перевестись к ребятам постарше. А для этого нужны знания, которые на уроках просто так не получишь. И с приходом темных сумерек, когда наставники, зевая, разбредались по постелям, я перебиралась в хранилище и до утра просиживала над древними свитками. Так сложилось, что в гильдию искателей я пришла поздно, но терпеть косые взгляды ребят, будучи их на три–четыре луны старше, долго не собиралась. И выход нашла только один — в хранилище.

Позади меня раздалось громкое эхо крадущихся шагов. Я поморщилась. Топает, как сизый полосатик, странно, что его еще не услышали… если только это не заскучавший от бессонницы наставник. Вжаться в стену, прикрыться паутиной тьмы, затаить дыхание… и разочарованно перевести дух. Нет, не наставник. Ученик. Из среднего звена, судя по всему. Да и один у нас только такой в гильдии учился — высокий, нескладный, рыжий и веснушчатый парень с солнышком в сердце и лучистыми глазами. Правда, вот как его зовут — не помню.

Парень прошуршал мимо меня, ничего не заподозрив, однако далеко уйти не успел. И на сей раз нас обоих спугнул уже заскучавший наставник. Тяжелые уверенные шаги, раздавшиеся из дальней залы, заставили парня испуганно вжаться в стену. А ведь обязательно попадется, если заметят (а только слепой его сейчас не увидит), и с треском вылетит из гильдии за нарушение правил… Я тихо вздохнула, покачала головой и, протянув руку, осторожно ухватила парня за плечо. Тот от неожиданности резво подпрыгнул и громко ахнул.

— Кто здесь? — над нашими головами грозно взметнулось пламя факелов.

— Молчи!.. — прошипела я.

И, подобравшись к парню вплотную, прижала его к стене, прикрывая своей тьмой. Он оторопело замер, провожая удивленным взглядом прошедшего мимо нас наставника. Последний, кстати, попался на удивление вредный. Несколько раз пробежал по коридору взад–вперед, останавливался напротив нас и подозрительно разглядывал клубящуюся тьму, но, в конце концов, так ничего и не найдя, удалился восвояси, а мы дружно перевели дух. Отойдя в сторону, я сбросила с плеч паутину тьмы и обернулась. Парень не сводил с меня внимательно–изумленного взгляда, очевидно рассчитывая на подробные объяснения.

— Рейсан, — вздохнув, неохотно представилась я и после мимолетной заминки тихо добавила: — темный маг Младшего поколения и будущий, надеюсь, искатель.

— Джалиф… Можно просто Джаль, — неуверенно отозвался мой собеседник и светло улыбнулся: — просто будущий, надеюсь, искатель… Ты из младшего звена, верно? В хранилище идешь, чтобы на экзаменах через звено перепрыгнуть?

— Угадал, — кивнула я.

— Тогда пошли, — Джаль воровато оглянулся, — вместе не так страшно… И если хочешь, покажу, по каким летописям наставники обычно любят задавать вопросы.

— Спрашиваешь!.. — обрадовалась я.

А ведь верно — глупо отказываться от помощи… И именно совместные набеги на хранилище стали началом той дружбы, которой, как я наивно полагала, не будет ни конца, ни края. И — той любви, без которой прежде я не представляла своей жизни…

Я проснулась от щемящего ощущения одиночества. Что–то слишком часто Джаль мне снится, не к добру это, ой, не к добру… Ведь, казалось бы, и времени прошло достаточно много, и раны на сердце зажили и зарубцевались, изредка давая о себе знать лишь в непогоду… Я со вздохом уткнулась лицом в подушку и пообещала себе навестить храм Вечности и отпустить Джаля — раз и навсегда. Может быть, тогда уйдут и кошмары, с ним связанные. Или жизни я больше не увижу. А что делать, когда уходит в Вечность единственный, как оказалось, ее смысл? Каждый раз бороться с собой, чтобы выжить? Пожалуй, в последнее время именно это и стало смыслом моего существования…

Потянувшись, я встала, подошла к окну и отдернула занавеску. Мрак не спешил рассеиваться, а это значит, что не за горами фаза Вечности и окончание сезона Снежной луны. Я невольно поежилась. Испокон эпох фаза Вечности служила разделительной границей между тремя долгими сезонами — Снежной луны, Пыльной луны и Дождливой луны. И на ее короткое время, обычно укладывающееся в пару дней, мир окутывал первозданная тьма, и с неведомой силой бушевали стихии, и на небосклоне появлялись сразу две луны, чтобы одна из них спустя фазу ушла, отмечая начало следующего сезона. То есть, совсем скоро в мир вернется тепло, принесенное Пыльной луной, и — в путь…

Я опустила занавеску и потерла плечи. Неприятно покалывающее, зябкое ощущение липкого холодка под кожей заставило меня вздрогнуть. Я отерла внезапно вспотевший лоб. Скоро приступ, Вечность его забери… Едва заметно задрожали руки, когда колючие лапки холода пробежали вдоль позвоночника, от шеи к пояснице, и на мгновение потемнело в глазах. Я на ощупь добралась до лежака, села, опустив голову на колени и надолго потеряв ощущение времени. И лишь Молчун, черной кошкой скользнувший на лежак, привел меня в чувство. Я вымученно улыбнулась, заметив в янтарных глазах беспокойство, и успокаивающе погладила своего спутника по мягкой, угольно–черной шерстке.

— Я справлюсь, — и, как показалась, мой голос звучал достаточно убедительно. — Я обязательно справлюсь, ты же знаешь… И снова вернусь, как всегда возвращалась…

Молчун красноречиво вздохнул и покосился на кровать, где дружно спали обитательницы дома. Я спохватилась и усилием воли подавила дрожь в конечностях. Осталось одно дело, которое нужно закончить до того как… Пока есть возможность. Кто знает, чем закончится этот приступ…

— Спасибо, что напомнил.

Встав, я неслышно подошла к кровати и присела на ее край. Таит крепко спала, повернувшись ко мне спиной и обняв сопящую на ее груди Эри. Меня вновь кольнуло неприятное ощущение собственной бесполезности. Снять проклятье с матери — дело нескольких мгновений… Я осторожно провела рукой по ее ауре, нащупывая и впитывая в себя разрозненные клочки тьмы, отчего девушка тихо заворочалась и застонала, прерывисто дыша. Неприятно, конечно, немного, зато полезно… А вот что делать с дочерью — ума не приложу. Эри, свернувшись уютным клубком, продолжала мирно сопеть во сне.

Я встряхнула руки, привыкая к собранной силе, пока Молчун, уже успевший пробраться на кровать, бесшумно обошел вокруг Таит, взглядом «сшивая» разорванную проклятьем ауру. И вот и все… Девушка, вздохнув, расслабилась, перевернулась на спину и улыбнулась сквозь сон. Мягкое мерцание висящего на стене ковра придавало ее спокойному бледному лицу выражение… умиротворенности. Отныне она может и спать спокойно, и жить спокойно.

Кивнув самой себе, я подхватила на руки Молчуна, встала и отправилась к своему лежаку. Затаившееся на время неприятное ощущение нового приступа волнами остро отточенного, колючего холода разбегалось по телу, порождая оцепенение, и я стиснула зубы, чтобы не застонать от боли. Проклятье… Опустившись на лежак, я зябко закуталась в одеяло, обняла Молчуна и закрыла глаза. Предчувствие скорой встречи с Вечностью отнимало все силы и подминало под себя мою волю, не оставляя даже жалкой возможности сопротивляться. Как же отвратительно чувствовать себя беспомощной и кукольно–никчемной…

Оцепенение усиливалось, как и мерзкое ощущение тягуче–леденящего холода под кожей. Тело начинало лихорадить. Глаза застилал мрак. Тьма, моя преданная подруга, на сей раз оказалась не на моей стороне, и вместе с ней в помутившееся сознание возвращались образы и имена давно ушедших и забытых людей. Возвращались, подходили, призывно улыбались, протягивая ко мне руки и увлекая за собой… И, с мгновение продержавшись у призрачной грани реальности, я рухнула в гостеприимный мрак, чувствуя, как глухо застучала в висках кровь, запульсировала глубоко в сердце тупая боль и легко коснулась плеча ледяная ладонь Вечности.

Ослепительный свет неприятно бил в глаза. Я попыталась отвернуться, попятиться… и скатилась с лежака, стукнувшись головой об пол. С трудом села и недоуменно нахмурилась. Перед глазами до сих пор стоял тягучий мрак небытия, и лишь пол приятно холодил тело, прогоняя оцепенение. А это значит… что я вернулась. И пережила очередной приступ. Сколько времени я отсутствовала и кто меня вернул? Я переползла на лежак, протерла глаза и поморгала, привыкая к мерцающему свету.

— Ты жива, я знала, — к моей руке несмело прикоснулись прохладная детская ладошка.

Эри сидела на одеяле, закутавшись в длинную ночную рубаху и зябко поджав ноги, и смотрела на меня с понимающей мудростью. Молчун, свернувшийся клубком, поднял голову и тихо, приветственно мяукнул. Я устало провела рукой по лбу. И все просто и понятно.

— Спасибо, что помогла вернуться, — я ласково улыбнулась девочке.

Она отрицательно помотала головой:

— Ты сама шла на свет, я ничего не делала.

— Нет, сделала, — мягко сказала я. — Ты не побоялась подойти и заглянуть в меня, чтобы я заметила твой свет. Что ты видела?

Эри опустила глаза и тихо, испуганно прошептала:

— Холодно. Темно. Пусто. Там — смерть…

— Там — Вечность, — поправила я. — Вернее, ее порог.

И я как никогда была близка к тому, чтобы его перешагнуть…

— Сколько я… спала?

— День, — девочка, наморщив тонкие бровки, принялась загибать пальцы, — второй пошел… И мама тоже.

— Потому что я сняла с мамы проклятье, и ей потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя и восстановить силы, — пояснила я. — Она скоро сама проснется.

Эри отвернулась и тихо вздохнула, побоявшись спросить, а я не решилась отвечать на молчаливый вопрос. Да, способ снять ее проклятье есть, но готова ли я на такой шаг?.. Я повела плечами, прогоняя остатки колючего оцепенения, и почувствовала себя бесконечно уставшей и опустошенной. Приступы всегда отнимают так много сил…

— Спи, — моя собеседница пересела ближе ко мне. — Не бойся, я не уйду, — и неуверенно взяла меня за руку.

Я долго смотрела в ее доброе, излучающее свет личико и неожиданно для себя поняла, что смогу. Смогу заплатить за ее жизнь — за ее настоящую жизнь. Мне все равно недолго осталось, приступы становятся очевидно сильнее, и однажды, провалившись в Вечность, я уже не вернусь, а старые долги нужно уметь отдавать… И да будет так.

— Спасибо тебе, милая, — я ласково пожала детские пальчики. — Разбудишь меня, когда мама проснется? Мне нужно серьезно с ней поговорить… о тебе.

Детская ладошка выскользнула из моей руки:

— Ты… не сможешь… Никто не смог… Я… не верю тебе, — Эри глухо всхлипнула и попыталась отодвинуться. — Я… сама справлюсь…

— Конечно, справишься, малышка, — серьезно ответила я. — А я останусь рядом и помогу. Я знаю, как.

Девочка опустила голову, глубоко задумавшись, а я завернулась в одеяло и устало закрыла глаза. И улыбнулась самой себе. Теперь я точно знаю. И я смогу. Пришло время отдавать старые долги. Мне больше нечего терять, как и нечего приобретать. И если жизнь давно превратилась в мутное существование… надо уметь передать ее другому — тому, кто сможет распорядиться ею лучше. А Эри сможет. Несмотря на тьму проклятья, в ней столько жажды жизни, столько огня и столько света… что ради одного лишь этого стоит рискнуть собой. И, опять же, я никогда не могла устоять против света, есть в нем что–то такое, из–за чего хочется забыть себя…

— Таит, ты мне доверяешь?

Девушка кинула на меня удивленный взгляд:

— Почему ты спрашиваешь?

Я помолчала, рассеянно помешивая деревянной ложкой горячий овощной суп, и подняла на нее глаза:

— Я хочу помочь Эри, но для этого мне необходимо твое доверие. Полное доверие.

Таит уронила на стол ложку и невольно покосилась на кровать, где спала ее дочь, измученная бессонной ночью.

— Но ты же говорила, что в тебе нет силы, и темные маги… — она недоверчиво запнулась.

— Это так, — согласилась я. — Но иногда сила без поддержки знаний вместо ожидаемой помощи приводит к еще большей беде. В то время как нужные знания даже при теоретическом отсутствии силы способны творить чудеса.

Моя собеседница долго молчала, с подозрительным вниманием разглядывая плавающую в супе сушеную зелень. Я же терпеливо ждала, осторожно помешивая свою похлебку.

— Чего ты от меня ждешь? — тихо спросила Таит.

— Согласия. Нам нужно будет уехать… далеко, — не стала вдаваться в подробности я. — На некоторое время. Но когда мы вернемся, твоя дочь ничем не будет отличаться от обычного человека.

— Ты меня не обманываешь?

— Нет.

— Это… возможно? — недоверчивый взгляд.

— Да.

— Я согласна, — решительно кивнула Таит. — Но… как?

— Неважно, — уклончиво ответила я.

Моя собеседница снова кивнула и без особого аппетита взялась за суп. В меня, признаться, тоже ничего не лезло. Не терпелось поскорее осуществить задуманное, пока я снова не испугалась. А, видит тьма, вскоре мне потребуется все мое мужество.

— Мама? — Эри приподняла с подушки взъерошенную голову, и я невольно отметила ее внимательно–испуганный взор. Значит, она так и не поспала, вероятно, обдумывая мои недавние слова.

— Да, дочка?

— Я скоро уеду?

Я многозначительно посмотрела на Таит, которая заметно побледнела, и ответила за нее:

— Да, Эри. Мы с тобой сегодня же уедем.

— А мама? — девочка недовольно нахмурилась. — Почему мама с нами не едет?

— Мама подождет тебя дома, мы скоро вернемся, — мне надоело бороться с самой собой, и я отодвинула тарелку в сторону.

— Да, я… подожду, — с трудом добавила Таит, нервно сжимая в дрожащих руках ложку.

— А куда мы едем? — Эри, завернувшись с одеяло, подошла к нам.

Я вопросительно посмотрела на свою собеседницу:

— Где здесь ближайший храм Вечности?

— На соседнем острове, — та казалась сбитой с толку. — Но зачем он тебе?

— Надо, — я встала и потянулась за сумкой. — Собирайтесь, не стоит медлить.

— Но… ведь фаза Вечности на дворе…

— Ну и что? — пожав плечами, я достала из сумки зелье перемещения. — Тьма мне не помеха.

Таит сноровисто заметалась по комнате, помогая дочери одеться, пытаясь собрать ей в дорогу какие–то вещи и между делом заставить Эри поесть, хотя и у девочки аппетит тоже пропал. В конце концов, я вмешалась в затянувшиеся сборы, намекнув, что кроме плаща ей ничего не понадобится, поскольку и возвращаться мы будем уже определенным путем, и не стоит лишний раз суетиться. И Таит неохотно послушалась меня, завернув дочь в теплый плащ и надолго обняв ее. Словно боялась, что видит своего ребенка в последний раз.

— Мы скоро вернемся, — тихо напомнила я и, помедлив, добавила: — Верь мне.

Девушка кивнула и отошла, а я взяла Эри за руку и подождала, когда Молчун, вернувшийся в облик ворона, привычно вспорхнет на мое плечо. И, ободряюще улыбнувшись Таит, разбила зелье перемещения об пол, шагнув в портал. И никто никогда не узнает, что больше их обеих вместе взятых предстоящего боялась я…

Храм Вечности встретил нас молчаливым недоумением. Эри, крепко держа меня за руку, удивленно посмотрела по сторонам. Просторное овальное помещение, освещенное лишь мрачноватым мерцанием зеленоватых факелов, вспыхнувших при нашем появлении, казалось, давно ждало чего–либо появления. А последних посетителей храм встречал очень давно. Настолько давно, что пол успел покрыться толстым слоем пыли, а висящие на стенах факелы закутались в ажурную паутину. Время не тронуло лишь стоящее в центре каменное кресло да небольшое возвышение у противоположной стены.

— Зачем это? — шепотом спросила Эри, указывая на кресло.

— Скоро узнаешь, — тихо ответила я. — Пойдем.

Сбросив плащ и сумку на пол рядом с креслом, я подхватила свою спутницу под мышки и усадила ее на кресло. Эри благоразумно помалкивала, очевидно понимая, что большинство вопросов так или иначе останутся без ответа. Только с боязливым любопытством изучала странные углубления на подлокотниках. И прежде чем оставить девочку одну, я неуловимым движением руки прошлась по ее ауре, изучая плетение, и, запомнив мелкие детали, осторожно усыпила свою подопечную. Мне предстоял непростой разговор с Вечностью, и не хотелось, чтобы Эри его слышала.

Я ссадила Молчуна на свой плащ и на несколько мгновений закрыла глаза, сосредотачиваясь, собираясь с мыслями и смиряясь с неизбежным. После чего решительно пересекла комнату и взбежала по узким ступенькам на возвышение. И замерла, неумело прижав ладони к вырезанному в стене темному кругу — провалу в небытие. Приветствую…

Провал слабо запульсировал и пошел темными кругами, словно шаловливый ребенок бросил в ночное озеро крупный камень.

«Ты все же пришла».

Глухой, тусклый голос переплелся с моими мыслями, глубоко проникая в сознание. Я поежилась от ощущения обхвативших мои ладони ледяных рук. Пальцы, несмотря на теплые перчатки, онемели от липкого холода, и я едва удержалась от желания отдернуть руки.

— Я не могла не прийти…

«Почему же? Ты долго ухитрялась прятаться от меня».

Я глубоко вздохнула:

— У меня были на то свои причины, и тебе они известны.

«От меня не убежишь и не спрячешься — и тебе это тоже известно».

Я криво улыбнулась:

— Не спорю… Но я пришла по другому делу.

«Слушаю».

— Даруй ребенку судьбу — и жизнь, — попросила я.

«Я ничего просто так не делаю».

— Я готова заплатить, — твердо ответила я.

«Собой».

— Да.

«Зачем? Люди без судьбы долго не живут. Как ни хитри и как ни старайся».

— И все же, — упрямо стояла на своем я, — помоги, не откажи…

«Будь по–твоему. Но запомни тогда — следующей Снежной луны ты не увидишь».

— Так… мало?.. — я вздрогнула.

«Мало? Ошибаешься — много. Ты и так давно стоишь одной ногой на пороге, а вчера тебя спасло лишь пробудившееся ожидание мира».

Услышать горькую правду, прежде долго и тщательно от самой себя скрываемую, оказалось больнее, чем я предполагала. Опустив голову и закрыв глаза, я несколько бесконечных мгновений боролась с самой собой. И умом понимала правдивость исходящих от Вечности слов, но глупая душа продолжала в панике метаться по телу, не желая покидать его и отказываться даже от того жалкого существования, которое я влачила последние лунные сезоны.

«Хочешь передумать? Позволяю».

— Нет, — быстро ответила я. — Не передумаю. Ты права. Слишком поздно. От неизбежного не уйти, а отсрочка принесет только большие мучения… Я и так слишком долго живу.

«Ты все же поняла, что время пришло?»

— Еще у Небесного храма, — я мрачно смотрела в пустоту перед собой. — Но от понимания до принятия — дорога длинная…

«Проводи инициацию. И помни — у тебя есть только ожидание мира. Когда оно завершится, путь твой будет пройден».

— Спасибо, — хрипло пробормотала я.

Из провала вынырнула и упала к моим ногам колода карт.

«До встречи».

Я с нескрываемым облегчением отдернула руки от круга и, не удержавшись, тщательно вытерла ладони о рубаху. Вот и все. И прийти к концу пути оказалось нетрудно, а Вечность сама по себе не так страшна, как ее предчувствие и мимолетное ощущение… И, наклонившись, я подняла рассыпавшиеся карты, аккуратно собирая их в колоду. Карты пути — последнее творение Великой, позволяющее людям без судьбы при инициации выбирать себе дорогу новой жизни. А проживет Эри действительно недолго — немногим дольше, чем прожила я сама… Дрожащими руками я сложила один к одному пустые потертые листы древнего пергамента и на негнущихся ногах спустилась с постамента, устало осев на последней ступеньке.

Молчун черным псом неслышно подкрался ко мне, сел рядом и положил голову на мои колени. В янтарных глазах тускло замерцала мудрая печаль. Карты, недавно тщательно собранные, посыпались на пыльный пол, когда я крепко обняла своего единственного друга и спрятала лицо в густой, мягкой, пахнущей травами шерстке. И долго сидела, дрожа и не решаясь взглянуть на него. Молчун тихо заскулил.

— Не надо… — мой голос срывался. — Не жалей меня. Я справлюсь. Ты же знаешь, я смогу. И я пройду свой путь до конца… только прежде нужно успеть найти тебе другого хозяина.

Я судорожно вздохнула и посмотрела в грустные глаза своего спутника:

— Да, так и есть, и все верно. Я давно не живу, а существую, и, как бы не хитрила, Вечность однажды меня настигнет… А так я хоть успею сделать нужное дело и помочь невинному существу обрести жизнь. Я всегда хотела иметь детей… — я вымученно улыбнулась, — и получается, что Эри теперь отчасти и мой ребенок. Понимаешь?..

Молчун отвел глаза, уныло вздохнул и понимающе мяукнул. Я тихо хмыкнула и кивнула самой себе. Быть может, однажды я пожалею о том, чего лишилась сегодня, а пока… пусть остается то, что есть. Я снова собрала карты в колоду и, подойдя к креслу, осторожно разбудила Эри. Та недоуменно заморгала, но быстро вспомнила, где мы находимся, и вопросительно взглянула на меня.

— Тяни две карты, — я протянула ей колоду. — Любые, какие больше понравятся.

Девочка нерешительно изучила пухлую стопку листов, после чего вытянула одну карту сверху и одну снизу. Я отложила колоду в сторону и показала своей подопечной, как расположить выбранные карты в углублениях на кресельных подлокотниках.

— Будет больно, — мягко предупредила я, прижимая ладошки Эри к потертым листам. — Потерпишь?

Она кивнула и на всякий случай зажмурилась. Ну, что ж… Теперь пути назад точно нет. Позади меня тихо каркнул Молчун. Благодарю за поддержку, дружище, тебе ли не знать, как она мне сейчас необходима… Я собралась с мыслями и быстро пробормотала ритуальную фразу, которой меня когда–то давным–давно научил приемный отец. Будучи темным, он искренне полагал, что инициировать людей без судьбы придумал Девятый, чтобы хоть так искупить собственную вину перед своими бездетными от природы последователями. Поэтому, как и любой порядочный человек мрака, я тоже должна сей тайной владеть, ведь жизнь — штука непредсказуемая, и случиться может всякое.

— За твою жизнь — свою жизнь, за твою судьбу — свою судьбу, и да поможет тебе Вечность обрести истинный путь, лишь для тебя предначертанный и тобою выбранный…

Переведя дух, я предусмотрительно прижала руки Эри к подлокотникам, и вовремя. Тельце ребенка скрутила страшная судорога. Девочка, хрипя от боли, пойманной пташкой забилась в невидимых путах, а из углублений вырвалось два снопа блекло–серых искр, сквозь которые проступили едва заметные очертания древних рун. Терпи, милая, осталось всего ничего… Левый от меня сноп засиял снежной белизной морозного утра. Я невольно улыбнулась. Дитя света, ты не могла не выбрать для себя магию Первой… Правый сноп, чуть помедлив, свернулся тугим узлом. Я покачала головой. А я не могла не передать тебе часть своего дара… И ты тоже будешь искателем, и одним из сильнейших, готова поспорить. Жаль только, что я этого наверняка уже не узнаю…

Искры погасли, оставив после себя лишь слабый, терпкий запах магии, а моя подопечная открыла глаза, полные невыплаканных слез. Я бережно сняла ее с кресла и крепко обняла, утешая и баюкая, а Эри, уткнувшись носом в мое плечо, всхлипывала и судорожно вздрагивала. Я тихо вздохнула и заставила себя расслабиться. Теперь и мне можно перестать дрожать и бояться неизвестности.

— Вот и все, солнышко, — прошептала я и поцеловала девочку в макушку. — Все, боли больше не будет, мы скоро вернемся к маме, и… не хочешь посмотреть на свои руки?

Эри, утерев слезы рукавом платья, нерешительно подняла руки и взглянула на свои ладони. Вечность стерла с них следы прежней судьбы, начертав новые, и четкие многочисленные линии аккуратно складывались в два рисунка — в символ Первой на правой ладони и в символ искателей — на левой. И более того — с ауры стерлось пятно проклятья, и, как и я обещала Таит, ее дочь более ничем не отличалась от обычного ребенка. И прекрасно видели отныне оба глаза, и тусклая седина превратилась в искрящееся серебро густых волос, и вернулись краски на неживую половину лица.

Я поставила Эри на пол:

— Ну–ка, дружок, пройдись немного.

Она неуверенно сделала несколько шагов и завертела головой по сторонам, изучая старый мир и заново открывая для себя новый. И учась по–новому и видеть, и слышать, и двигаться, и — жить.

— Кто я теперь?..

— Светлый маг и искатель, — отозвалась я. — И совершенно новый человек с новой жизнью и с новой судьбой.

В широко раскрытых голубых глазах мелькнул страх. И, поглоти меня Вечность, я прекрасно ее понимала, поскольку однажды переживала подобное. Растерянность, неуверенность и — ужас. Безотчетный, бессильный, беспомощный страх даже не будущего, но настоящего — того, в котором ты то знаешь себя, то не узнаешь, и отчаянно боишься себя нового, и безумно боишься за себя настоящего. И страшишься не удержать новое и случайно потерять старое, когда уже невозможно ни остаться собой прежним, ни отказаться от себя обретенного.

Присев на корточки, я обняла Эри за плечи и сурово посмотрела в ее глаза:

— Не смей бояться себя. Не смей, слышишь? Кем бы ты не стала, как бы тяжело тебе сейчас не было — учись принимать все так, как есть, и не позволяй страху изуродовать твою личность. Будь собой, гордись собой, уважай себя и никогда от себя не отказывайся, понятно?

Девочка молча кивнула.

— Учиться заново жить и заново узнавать себя — это не только страшно, но и страшно интересно, поверь мне, — уже мягче сказала я.

— Скажи… и с тобой тоже… такое случалось? — осторожно поинтересовалась она.

— Не совсем, — уклончиво ответила я. — Но и мне не раз приходилось жалеть, что я не родилась кем–то другим… И приходилось учиться понимать себя и принимать, не отказываться от себя и не бояться, даже когда… — я запнулась и на мгновение отвела глаза. — Даже когда от этого зависело мое будущее, да и не только мое… Может быть, сейчас ты и не понимаешь всего, но понимание приходит со временем. Просто запомни то, что я тебе сказала, договорились?

— Ничего не бояться, — тихо повторила Эри. — Я запомню…

— Смотри мне, — я шутливо погрозила ей пальцем. — Через пару лун приду и проверю.

Девочка неуверенно улыбнулась, а я бережно завернула ее в плащ, подобрала свои вещи и, дождавшись Молчуна, подошла к высоким створчатым дверям храма Вечности и разбила зелье портала. Мне срочно нужно отдохнуть… а с Джалем я прощусь в следующий раз. Без лишних свидетелей. Наедине с собой и с собственной памятью. Сейчас же — домой к Таит, пока я не упала от изнеможения в обморок посреди храма. Инициация, оказывается, отнимает столько сил и эмоций… И, признаться, я так и не поняла, как добралась до лежака. Единственное, что запомнила, это слезы счастливой Таит, ее сбивчивый лепет бесконечной благодарности и мое ответное невнятное бормотание о срочном отдыхе и чем–то там еще.

Я шла по узкой тропе и сосредоточенно изучала пухлое собрание летописей эпохи Изначальности. Через четыре дня мне предстояло сдавать экзамены на получение звания практика — «хвостика», и мой куратор, зная, что я специализируюсь на эпохах Изначальности — Великой, добыл для меня специальное разрешение, позволяющее брать из хранилища любые нужные летописи. И вот уже который день рано утром я убегала из надоевшего здания гильдии в сад и бродила там до глубокой ночи, читая, разбирая и запоминая. Благо, в Дождливую луну находилось мало желающих составить мне компанию, и я спокойно занималась в гордом одиночестве. Только Джаль иногда заглядывал проверить, не умерла ли я с голода. Заодно он приносил мне что–нибудь поесть, за что я была ему чрезвычайно признательна.

В густых кронах древних деревьев зашуршали первые дождевые капли. Я поспешно свернула летопись, спрятала ее в карман плаща и, присев на корточки, затаилась под раскидистой елью. По сырой, покрытой желто–коричневой травой земле приветливо застучал дождь. Пасмурное небо щедро делилось с миром своим единственным богатством, направо и налево раздавая полные пригоршни прозрачных капель. Я с удовольствием вдыхала пронзительно–свежий воздух, напоенный ароматами прелой хвои, отцветающих пряных трав и влажной древесной коры.

Пожалуй, я одна из немногих по–настоящему любила Дождливую луну, несмотря на ее вечных спутников — сырость, непрерывные грозы, лужи и грязь. Почему? Сама не знаю. Может быть потому, что в спокойном, умиротворенном шепоте дождя мне слышались голоса давно ушедших людей, рассказывающие сказки и легенды прошлых эпох. Может быть потому, что неторопливое течение бегущей воды уносило прочь прежние страхи и сомнения, позволяя мне расслабиться, отпустить прошлое и немного побыть самой собой. Может быть потому, что прохладные струи умело прятали под незримым куполом окружающий мир, сужая его лишь до ощущения самого себя наедине с самим собой, создавая уютный мирок теплого, ненавязчивого одиночества, который редко хотелось с кем–либо делить. А может быть потому, что я родилась в сезон Дождливой луны. И если в остальные сезоны я иногда чувствовала себя уставшей и опустошенной, то в Дождливую луну во мне всегда просыпалась небывалая жажда деятельности и рука об руку со мной шла невероятная удача. Да и нужно ли искать причины для объяснения собственной привязанности к чему–либо?

Не боясь безнадежно испачкать плащ, я сидела на сырой траве, рассеянно наблюдала за льющимся с небес водопадом прозрачного серебра и мечтательно улыбалась. Еще несколько дней — и я уеду в свой первый поход. И далеко позади, в прошлой жизни, останется и обветшалое, блеклое здание гильдии, и тяжелое окружение серых стен, и крошечная комнатка ученика… И — только ветер за плечами и бесконечность под ногами… А в собственных силах я не сомневалась. Если уж Фати, моя соседка по комнате, на редкость легкомысленное, ленивое и забывчивое создание, вчера получила звание практика, то неужели я провалюсь? Быть такого не может. Я и не волновалась особо по поводу экзаменов, а летописи исправно таскала из хранилища больше для общего развития. Практика — вещь суровая, и далеко не всегда куратор, обычно занятый собственными делами, находит время для чтения лекций. Поэтому–то я под предлогом подготовки старательно набиралась знаний на будущее.

Дождь начал стихать, и я осторожно высунулась из–под уютного шалаша еловых веток. Промокнуть я не боялась, а вот недочитанную летопись нужно вернуть в хранилище сухой, в целости и сохранности. На землю упали последние редкие капли, и сквозь тяжелую пелену туч робко выглянул первый за долгое время дождей лучик солнца. Я выползла из–под своего укрытия, решив прогуляться перед дальнейшим изучением летописи, когда…

— Прочь с дороги, мелочь.

Я его знала. Новоиспеченный искатель Младшего звена, чрезвычайно собой и своими достижениями гордившийся, которого либо сторонились, либо боялись. Дайрис. На редкость угрюмое и раздражительное создание, по–лягушачьи раздувающееся от непомерного самомнения и самолюбия. Я осторожно попятилась, уступая тропу. Искатель презрительно скривился и шагнул в мою сторону.

— Я кому сказал, прочь с дороги?!

Кто–то уже успел прищемить ему хвост, и Дайрис очевидно стремился сорвать на первом же встречном собственную злость. Я молча отступила за пределы тропы и встретила взгляд, полный отвращения. И рассеянно хмыкнула про себя. Я не любила склок, ссор и драк и редко позволяла себе разозлиться на кого бы то ни было. Но если этот парень не пройдет мимо, то нарвется на крупные неприятности.

— Трусишь, отродье мрака? — сплюнул он.

И откуда только узнал обо мне?.. В силу определенных обстоятельств я старательно прятала свою темную сущность ото всех, кто меня окружал. Неужели он мимоходом подслушал наши с Джалем разговоры? Нужно впредь быть осторожнее.

— Нет, я прохожу мимо и никому не мешаю, — тихо ответила я. — Проходи и ты мимо, Дайрис…

— Не то что? — иронично прищурился искатель.

Я пожала плечами. И едва уклонилась от подлого удара по ногам. И в который раз не уследила за собственной реакцией, развитой приемным отцом, которой прошел суровый путь воина, и отточенной под руководством главы темных. Парень сначала получил по носу, а после оказался лежащим на земле.

— Дернешься — умрешь, — мягко предупредила я, взяв в захват его шею.

— Рейсан!..

По тропе несся Джаль. Я поморщилась. Как он не вовремя, появился бы мгновением позже — ничего бы не узнал…

— Отпусти его!.. — друг, держась за бок, с трудом перевел дух. — Отпусти, Рейсан!

— Он первым начал, — я сильнее сдавила шею, и Дайрис, конвульсивно дернувшись, захрипел.

— Но он не стоит того, чтобы тебя вышвырнули из гильдии! Не стоит, слышишь?!

Я неохотно позволила Джалю оттащить себя в сторону и чутко напряглась в его руках, приготовившись при необходимости вырваться. Моя жертва со стоном села, держась одной рукой за горло, а второй — за сломанный нос. Так тебе и надо.

— Убью, мразь!..

— Не советую и пытаться, — спокойно ответила я. — И никогда не связывайся с темными, если дорога жизнь.

Злой, недоуменный взгляд — и тонкая сеть тьмы, слетевшая с кончиков моих пальцев. Младший забился в кольце судорог.

— Что ты творишь, забери тебя свет?.. — Джаль, выругавшись, с силой встряхнул меня за плечи.

— То, что научит его жизни, — пояснила я.

Дайрис, дернувшись, замер, с недоумением нащупав на своей шее темный жгут веревки.

— Небольшое проклятье, — я в упор смотрела на соперника. — Посмеешь еще раз напасть на беззащитное существо только по собственной глупой прихоти — умрешь на месте от удушья, понял? И если будешь вести себя хорошо, со временем оно рассеется само собой. А снова попадешься мне на пути — сверну не нос, а шею. Клянусь мраком.

— Дрянь!..

— Твое мнение — это только твое мнение, и не более того, — я усмехнулась и, осторожно отстранившись от Джаля, быстро пошла по тропе.

И снова пришлось потратить силу, которую я с таким трудом накопила, на глупую скотину… Хлосс был бы мною недоволен… но я ни о чем не жалела. Младший получил по заслугам, и туда ему и дорога.

Джаль догнал меня на полпути к гильдии.

— Рейсан, я же столько раз просил тебя — держи себя в руках! — завел свою привычную занудную песню он.

Я скривилась:

— Извини, сорвалась.

Мой спутник помолчал и после паузы тихо спросил:

— Ты не врала… насчет шеи?

— Нет.

— И… ты убивала раньше?

— Да.

— Почему?..

— У меня было тяжелое детство, — холодно, сухо, угрюмо.

Я не могла заставить себя смотреть ему в глаза. Слишком долго я старалась скрыть от него эту сторону своей натуры и своей жизни… Слишком долго, чтобы он не узнал о ней. Я ускорила шаг, обогнав Джаля и устремившись прочь. Лишь бы не видеть в его глазах отвращение… И пусть не моя вина в том, что я стала такой, какой стала, и уже не смогла быть другой. Жизнь человека мрака непредсказуема и опасна начиная с самого его рождения. В раннем детстве оставаясь в одиночестве и теряя близких, волей–неволей учишься любой ценой отстаивать право на собственное существование.

— Рейсан, подожди!.. — теплые сильные руки обнимают меня за плечи. — Не убегай… Мне все равно, каким было твое детство и через что тебе пришлось пройти… мне важно то, что ты есть. И оставайся такой же, будь собой и не прячь себя. Большего я не прошу, и иного мне не нужно…

Несмелая улыбка и лучистый свет в серых глазах — и к моему горлу подкатил соленый комок горячих слез. Только рядом с Джалем я научилась понимать, принимать и ценить себя такой, какой стала, и чувствовать себя полноценной и нужной. Только рядом с ним я смогла, наконец, примириться с собой и обрести себя. И любила его больше жизни…

Эх, Джаль, Джаль… Встав с постели, я зябко закуталась в одеяло и подошла к окну. С глубоких темных небес на меня лениво смотрела ярко–желтая, окруженная невесомой сетью пламенеющих колец, Пыльная луна. Я распахнула окно, впуская в комнату тепло говорливого, напоенного ароматами пряных трав ветра. Глубоко вздохнула, закрыла глаза и прижалась щекой к шершавой оконной створке. Попыталась запереть на замок ненужные мысли и чувства. И с горечью почувствовала, как тоскливо завыло в своем темном углу отчаянное ощущение одиночества. Завыло голодным волком, заскребло по сердцу острыми когтями, забило облезлым хвостом по тощим бокам… Что мне стоило тебя отпустить?.. Я ведь ничего не прошу, я просто хочу, чтобы ты перестал мне сниться… И пусть останется при мне привычка слушать сказки ночного дождя и спать, обнимая одеяло… И пусть лежит в пыли старых исхоженных дорог мой вдребезги разбитый мир… Лишь бы не видеть твое лицо тогда, когда тебя уже нет.

Я взобралась с ногами на подоконник, обняла колени и, убегая от воспоминаний, всем своим существом впитывала в себя окружающий мрак. Все, что у меня было. Все, что у меня осталось. И то, что делало меня сильнее. Мы выходим из Вечности с тьмой в душе и в сердце, и до конца жизни обуздываем собственный мрак, чтобы однажды подняться над ним, стать сильнее его — и стать сильнее себя, превращая свои и чужие слабости в неисчерпаемый источник силы. Темная боль потери, тупой занозой засевшая в сердце, ранее делавшая меня уязвимой и надломленной, давно стала частью моей силы. И во мне больше не осталось слабых мест. И я хорошо себя изучила. И нашла силы жить дальше. И поднялась над собой. И перешла в Старшее поколение магов тьмы. И… сейчас без раздумий поменяла бы все на одну его светлую улыбку…

Уткнувшись лицом в колени, я тихо вздохнула. Внутренний мрак рвал на части мою беспокойную душу, и мне стоило большого труда в очередной раз его обуздать. Да, каждый раз бороться с самой собой, чтобы выжить… и ничего не натворить. Хотя, признаться, если бы у меня нашелся повод, с радостью бы кого–нибудь убила… Но даже для практиков вымещение собственной бессильной злости недопустимо, что уж говорить обо мне. Не мстить миру, только не мстить миру… И направлять буйство внутренней стихии в более безопасное русло… Я криво усмехнулась. Когда не так давно я в очередной раз ее усмиряла, у меня даже прорезался дар предвидения, чего давно не случалось… Я тогда здорово напугала Таит, но и, надо сказать, здорово ей помогла. В последний раз. Уходя, я сняла с себя ответственность за их с Эри судьбы. И что смогла — то сделала. И вряд ли кто–нибудь смог бы сделать для них больше.

— Таит, у тебя есть карты схилис?

Вопрос очевидно застал ее врасплох. Моя собеседница вздрогнула. Я едва заметно поморщилась. Ничего, все когда–нибудь проходит… И однажды это запуганное, затравленное существо найдет в себе силы поднять голову, смело взглянуть на мир и улыбнуться ему. В первый раз — без страха. И я даже видела, как это случится. Удивительные сюрпризы преподносит иногда сила: кажется, изучил ее вдоль и поперек, но в самый неожиданный момент она подмигнет тебе и покажет иную свою сторону… Вот и сейчас. Упаковывая вещи, я мельком взглянула на Таит и с удивлением увидела окружающую ее вереницу полустертых призраков. То будущее, о котором ее важно предупредить? Скорее всего. Но без карт я вряд ли справлюсь, предсказания — это ветвь силы сумеречных магов.

— Есть, кажется, — Таит, поразмыслив, ушла в мастерскую, а я покачала головой и вновь занялась вещами.

Очень кстати мы все же встретились. Видит тьма, я бы разорилась на сборах в поход, а снова ступать на путь воров меня пока не тянуло. Не хватало еще, чтобы глава местной гильдии кинулся на поиски новичка… Помимо магически вместительных сумки и поясного кармана меня снабдили несколькими сменами белья, и я, воспользовавшись моментом, сунула под подушку деньги. Хорошая работа должна быть соответственно оплачена. Надев поясной карман, набитый зельями, я заправила рубаху в штаны, одернула тунику, села на пол и обулась. Ну, вот и все. Пора в дорогу.

Появившаяся из мастерской Таит выглядела растерянной.

— Они не рассыпаются! — изумленно сообщила она, протягивая мне сверток и садясь напротив. — Прежде карты при прикосновении превращались в пыль, и для этих мне пришлось долго заговаривать ткань…

— Так прежде ты была проклята, как и вся твоя семья, что вредило картам, — пояснила я, бережно разворачивая сверток и перемешивая старую, потертую колоду.

Карты схилис — хранители дома и семьи. Запрятанные в шкафу и, казалось бы, забытые, в определенный момент времени они сами о себе напомнят, появившись под подушкой у главы дома, и предупредят об опасности, подскажут верный путь, ответят на вопрос, дадут нужный совет. Но, конечно же, их нужно уметь читать, чего Таит, судя по заинтересованному взгляду, явно не умела.

— Учись, — посоветовала я, — пригодится.

И разложила карты по четырем стопкам. Белые карты — это свет и прошлое, дымчато–серые — сумерки и настоящее, черные — тьма и будущее, сизо–синие, пульсирующие в руках — это Вечность и неизведанное, то, что необязательно случится, но если случится — в корне изменит привычную ситуацию. В центр расклада я положила серебристую карту Изначальности и пристально изучила окружающих Таит призраков. А те, столпившись за спиной моей собеседницы и выглядывая из–за ее плеча, бурно жестикулировали, пытаясь что–то мне рассказать. Я кивнула им, и карты, повинуясь моему молчаливому жесту, перемешавшись, сложившись в причудливый узор.

— Это руна пути, — объяснила я. — Вы скоро уедете. Далеко. На материк Первой.

Таит затаила дыхание. Карты сложились в новый рисунок.

— Семья, — я едва заметно улыбнулась. — Там вы найдете семью. И ты выйдешь замуж. У тебя будут… дети. Трое. Два мальчика — сумерки. И… дочь, — я невольно запнулась, когда увидела, как на карту Изначальности легла карта тьмы.

— И что?.. — подалась вперед Таит.

— Ребенок тьмы, — тихо ответила я.

Моя собеседница страшно побледнела. Что ж, ее реакция вполне объяснима… Дитя света приносит в род счастье, любовь и радость, дитя сумерек — богатство и небывалую удачу, а дитя мрака — горе, боль и смерть. Смерть всего рода. Я вздохнула, собираясь с мыслями. На самом деле, все не так страшно. Конечно, мне этой участи избежать не удалось, едва родившись, я осталась одна на целом свете… Но то была вина скорее братства темных, не вовремя узнавших о моем рождении, нежели моя. Впрочем, стоит ли называть виной невозможность узнать и предсказать появление в мире темного? Просто такова особенность нашей силы.

— Послушай внимательно все, что я тебе скажу, — вкрадчиво начала я. — Но прежде ответь на один вопрос. Не мне ответь, Таит. Себе. Обманывала ли я тебя прежде и готова ли ты поверить в мои слова безоговорочно?

Моя собеседница долго молчала, опустив глаза, и лишь спустя несколько долгих мгновений едва слышно пролепетала:

— Д-да…

— Тогда продолжим, — я рассеяно собрала карты в колоду. — Вспомни свою семейную легенду. Твоя предшественница была темной, но род на ней не прервался, не так ли?

Таит удивленно моргнула:

— Так…

— Тьма забирает в Вечность лишь тех из рода, кто находится в непосредственной близости от новорожденного. Это необходимо для того, чтобы пробудить в ребенке силу. Испокон эпох повелось так, что, появляясь на свет, темный впитывает растворенную вокруг него силу вырвавшейся на свободу смерти и боли, определяя тем самым свой будущий путь. Но если в момент рождения рядом с ребенком находится темный, нужда в чужой смерти отпадает. Потому что необходимую силу ему дадут. И на путь наставят без ущерба для рода. Другое дело, что рождение темного не предугадаешь, и потому спасти его семью удается редко.

Реакция Таит меня порадовала.

— Что мне нужно будет сделать? — она прямо и сосредоточенно смотрела в мои глаза.

— Помнить. Следить. И не медлить. Как только поймешь, что ждешь ребенка, уезжай. Никому ничего не говори. Молча собирай вещи и уезжай. На материке Великой доберешься до Песчаного кряжа. Это на севере. У подножия Песчаного великана остановишься в городе и найдешь человека по имени Хлосс. Его там все знают, не переживай. Хлосс — глава братства темных. Да, не удивляйся, у нас давно нет своей гильдии, зато есть братство. Думаю, тебе даже объяснять ему ничего не придется. И — самое главное — доверяй ему, как доверяешь мне. Давно прошли те времена, когда мы предавали людей, да и мы — давно не те, что прежде. Любому темному, которого встретишь на своем пути, можешь смело доверить и свою жизнь, и жизнь своего ребенка. И после родов оставишь дочь в братстве. Не спорь со мной. Оставишь. И уедешь. Только темный сможет должным образом воспитать темного. И если не хочешь, чтобы из твоего ребенка выросло злобное, забитое и ненавидящее всех существо, оставишь. Она вернется к тебе. Однажды она вернется и станет твоей отрадой и опорой. Мы дорожим семьей, Таит. Многие из нас даже не представляют, что это такое — семья, и мы очень ею дорожим. Никто не позволит ей забыть о тебе. Никто, — я устало посмотрела в испуганные фиалковые глаза. — Не понимаешь?

Она отрицательно покачала головой. Я вздохнула и зябко повела плечами.

— Мир жесток, Таит, и люди изначально отвергают тех, кто чем–либо от них отличается. И мы не находим себе места ни среди людей, потому что мы — маги, ни среди магов — потому что в нас нет силы. Несколько иная ситуация у тех, кто имеет запасной путь — как у меня. Я искатель, помимо всего прочего, мне сильно повезло, но чистым темным приходится нелегко. И кто объяснит твоему ребенку сущность столь странной силы, если не опытный наставник, кто поможет научиться управлять внутренним мраком и докажет, что быть темным — это не значит быть изгоем? Кто объяснит, что тьма — это не только боль, разрушения, ненависть и смерть, но и внутренняя сила, глубокое знание самого себя, умение видеть незримое и мудрость, накопленная за эпохи? Кто? Ты?

— Нет…

— Вот видишь. И не спорь со мной, я лучше знаю.

— Я… так и сделаю.

— Очень на это надеюсь, — встав, я оправила тунику, взяла сумку и подождала, когда Молчун займет привычное место на моем плече. — Тогда пора прощаться.

— А Эри? — встрепенулась Таит, тоже встав. — Она…

— …поймет, — дополнила я, подойдя к двери. — Мы попрощались еще в храме Вечности. И не забудь про гильдию Первой. Эри пора приступать к учебе.

— Я все запомню, — тихо пообещала она. — Спасибо тебе, Рейсан. За все спасибо…

Я молча улыбнулась и вышла на крыльцо, тихо затворив дверь. Если ты вмешиваешься в судьбы людей, будь готов отвечать за последствия? Пожалуй, именно так и получилось.

Проснувшись, я долго не могла понять, где именно нахожусь. Перед мысленным взором все еще стояли лица ушедших в прошлое людей, и видение было столь ярким, что я долго лежала, уткнувшись в подушку, и приводила в порядок мысли и чувства, вспоминала и прощалась. И неизвестно, сколько бы еще провалялась без дела, если бы не Молчун. Черной кошкой взобравшись на постель, он лизнул мою щеку и многозначительно вздохнул. Откинув одеяло, я села, спустила ноги на пол и осмотрелась. Так. Понятно. Захудалый постоялый двор на одном из немногочисленных островов Восьмой. После прощания с Таит я долго не раздумывала. Вспомнила, где по моим расчетам находится ближайшая башенка, и отправилась на поиски. И теперь имела то, что имела.

Собиралась я недолго. Умылась, оделась, перекинула через плечо сумку и бурдюк с чаем и пустилась в путь. Еще вчера я договорилась с одним из рыбаков, что он перевезет меня на крошечный необитаемый островок, где находился источник силы и, судя по положению солнца, должна успеть на встречу с перевозчиком вовремя. Я неспешно пересекла рыбацкую деревушку, попутно заглянув в торговый ряд и купив булочек. Более чем уверена, что поиски затянутся, а ужин еще никто не отменял.

Рыбак, дымя солидной трубкой, уже поджидал меня у лодки. Высокий, крепко сбитый, с суровым загорелым дочерна лицом, одетый в старую серую рубаху и черные, закатанные до колен штаны, он сидел на носу и отстраненно наблюдал за выползающим из–за далекой черты океана светилом. Соленый ветер трепал темные, выгоревшие на солнце волосы и рвал распахнутую на широкой груди рубаху. Что ж, холодное время Снежной зимы ушло еще пять дней назад, а Пыльная луна уже успела напомнить людям о предстоящей жаре.

Приветливо кивнув рыбаку, я взобралась в лодку и уселась на скамью. Тот, тоже кивнув, споро столкнул утлое суденышко в море и взялся за весла. Я с удовольствием вдохнула соленый воздух и подставила лицо ласковым лучам солнца. И долго молчала, впитывая его тепло, пока не заметила мелькнувшую в утренней мгле громаду ярко–красной скалы. Моя цель. Искомый источник силы светлых сумерек. Сосредоточившись, я отерла с лица морские брызги, заплела волосы в косу, закатала рукава рубахи до локтей и подтянула перчатки.

Рыбак, заметив мои приготовления, понимающе кивнул:

— Что ищем?

— Клад, — неохотно отозвалась я.

Молчун, поддакивая, хрипло каркнул.

— Да бросьте, — недоверчиво прищурил карие глаза мой собеседник. — О богатствах Старших искателей легенды слагают, так зачем вам клад?

Ступив на привычный путь, я перестала прятать нашивку, и тугой золотой узел, пришпиленный к вороту туники, гордо сверкал в рассветных лучах солнца.

— Затем, — я небрежно заправила за ухо выбившуюся из косы прядь волос.

Рыбак, попыхивая трубкой, хмыкнул:

— Спящий страж не подпускает к себе чужаков. Схоронивший на нем клад там же и остался.

— Спящий страж? — рассеянно переспросила я. — Откуда такое странное название?

— Разные легенды среди нас гуляют, — мой спутник пожал плечами. — Говорят, будто не скала это, а спящее чудовище. В былые времена оно просыпалось, когда острову опасность грозила, и пожирало врагов, — и он хитро покосился на меня, но я и бровью не повела. — И пираты к нам потому не заглядывают. Боятся, что Страж пробудится.

А я про себя подумала, что пираты на остров не заглядывают совсем по иной причине. Деревушка, конечно, не сказать, что совсем уж разваливающаяся, но, на мой взгляд, весьма к этому близка. И брать у ее скромных местных жителей, прямо скажем, нечего. А рыба и ей подобная морская живность, в изобилии имеющаяся у обитателей острова, — добыча невеликая.

— А еще говорят, что зачарована скала, — продолжал рыбак, ритмично работая веслами. — В светлые сумерки зарево над ней вспыхивает, которое даже сильные штормы унимает, если близко они подходят.

Я хмыкнула. Ну, еще бы. У людей источник силы под боком, а они не понимают серьезности своего положения. В пик своей активности, особенно сезонной, источник не то что корабль потопит или шторм успокоит, он и остров в пыль стереть может. Удивительно, как эти легенды еще не дошли до сумеречных. Вот кто бы и быстро примчался изучать источник, и местных жителей бы об опасности предупредил, и силу бы к рукам прибрал. Впрочем, вот это уже не мои заботы. Хватило мне в свое время возни с источниками.

Помнится, однажды светлые, недовольные тем, что их источников силы меньше, чем у сумерек, предложили искателям крупный заказ, и мы с Джалем тогда немало укромных уголков мира облазили. Нашли их, боюсь соврать, штук десять, чем и светлых порадовали, и денег немало заработали, и вплотную подобрались к получению золотого узла, и проклятые источники на всю жизнь возненавидели. Но именно полученные знания и опыт помогли мне определить примерное местоположение тех источников силы, которые притянули башенки. Схему, придуманную и разработанную совместно с Джалем, я запомнила раз и навсегда.

Поразмыслив и мысленно прикинув расстояние, я в сомнении изучила легкое розовато–сизое свечение, невесомой туманной дымкой окутывающее Спящего стража. Пик активности уже проходил, однако… Нет, пожалуй, людям ничего не угрожает. Источник довольно слабый, иначе мы бы уже отправились на корм рыбам. Я вопросительно покосилась на Молчуна, и тот, подтверждая мои догадки, согласно каркнул. Я усмехнулась. Ну, еще бы я не была права…

— Думаете, неправда это? — неверно истолковав мою улыбку, почему–то обиделся рыбак.

— Почему же, правда, — отозвалась я. — Отчасти.

— То есть? — не понял он.

— Не чудовище ваш Страж и не зачарованная скала.

— А что же тогда? — с любопытством спросил мой спутник.

Пришлось объяснять.

— Стихийная сила мира не взялась из ниоткуда и с появлением Девяти неизвестных никуда из мира не ушла. Великая, распутав клубок света, тьмы и сумерек, оставила нетронутым лишь одно творение изначальности — источники силы. Точное их количество до сих пор не установлено, и ваш Спящий страж — это как раз один из них, источник стихийной силы светлых сумерек.

— А откуда они берутся, эти самые источники? — с подозрением спросил рыбак.

— Из–под земли, наверно, — признаться, я сама толком не знала, впрочем, как и остальные маги. — Нами найдено около сотни источников по всему миру, но на самом деле их гораздо больше. К тому же, новые до сих пор стихийно появляются в самых неожиданных местах, а старые — исчезают, исчерпав себя.

— А для чего они нужны? — мой собеседник не сводил с меня недоверчивого взора.

— Полагаю, для равновесия, — я пожала плечами, наблюдая за приближающейся полосой земли. — А маги отслеживают их появление главным образом для того, чтобы обезопасить людей от разрушающих выбросов стихийной силы. Ну, и для как–то своих тайных целей.

— А… — рыбак откровенно растерялся.

— Ваш источник — слабый и безвредный, — со вздохом уточнила я.

— Маг? — прямо спросил мой спутник.

— Вроде того.

Нашивку темного я как прятала всю свою сознательную жизнь, так и продолжала прятать. И, к моему облегчению, наш разговор на этом окончился — мы вплотную приблизились к одинокому островку. Днище лодки красноречиво царапнулось о подводные камни. Разувшись и закатав штанины, я выбралась из лодки, оказавшись по колено в прохладной воде, и повернулась к рыбаку:

— Заберете на закатных сумерках, — и, протянув ему серебряную монету, с намеком заметила: — и я вам ничего о Страже не рассказывала.

— Оно и понятно, — не стал спорить мой собеседник. — Закатные сумерки — так закатные сумерки. Не опаздывайте.

Кивнув, я побрела к берегу, с трудом удерживая равновесие. Скользкое морское дно, усыпанное неровными буграми камней, к приятным прогулкам располагало мало, и я осторожно поспешила добраться до прибрежной черты, которую заменяла вырастающая из пенистых волн стена скалы. Едва не поскользнувшись на последнем бугре, я прижалась плечом к шершавому камню и вручила Молчуну свои сапоги.

— Держи. Встретимся наверху.

Ворон послушно ухватил мою обувь за шнуровку и тяжело поднялся в воздух, а я полезла следом. Красный камень скалы на ощупь оказался зернистым, как песок, и скользким, как лед. Я передвигалась очень медленно, шаг за шагом, долго выискивая подходящие трещины и выступы, за которые возможно уцепиться, не рискуя упасть. В силу своего ремесла я неплохо разбиралась в горных породах, но не тогда, когда дело касалось источников. Стихийная сила, бьющая из–под земли, изменяла все вокруг себя, включая обычный с виду камень, однако я небезосновательно подозревала, что прежде скала была песчаной.

Солнце уже успело полностью выползти из–за черты океана, когда я, наконец, устроила себе небольшой отдых, добравшись до широкого выступа. Удобно на нем устроившись, я сняла с плеча бурдюк с чаем и хмыкнула, оглядев себя с ног до головы. Светло–серые штаны, туника и рубаха после недолго подъема по скале спереди стали ярко–красными. Волосы, скорее всего, тоже временно сменили цвет. Сняв перчатку, я отерла лицо, размазав по щекам красную пыль. Молчун меня засмеет, ну да и мрак с ним. Он и посмеивается только в надежде меня раздразнить, а это не так–то легко и просто.

Происхождение пыли, кстати, так и осталось для меня загадкой. По идее, ей неоткуда взяться со стеклянной скалы, но… Магия есть магия. Отпив чай, я задумчиво посмотрела на ревущие под моими ногами красноватые волны, с грохотом ударяющиеся о скалу, и на оставшийся путь. Как оно обычно бывает, издалека островок казался крошечным, а на деле подъем мне предстоял долгий и сложный. И прежде чем продолжить путь я попробовала добыть себе образец породы, однако острое лезвие ножа лишь скользило по камню, не оставляя на льдисто–прозрачной, отполированной временем и ветрами поверхности ни царапины. Зато после недолгих поисков я обнаружила в скале крошечную трещину, откуда с боем и добыла образец, сунув его в поясной карман. Будет время — разберусь. Не зря же три лунных сезона на алхимика училась.

Нож вернулся во вшитые в поясной карман ножны, и я поползла дальше, изредка устраивая себе короткие передышки. И чем дальше я лезла, чем выше поднималось над океаном солнце, тем сильнее меня одолевали сомнения. Что–то не так. Скала не может быть столь высокой, а я не могла за пять жалких Пыльных луны настолько растерять свои навыки. Значит, мне мешали подняться. А так мешать подниматься может только вышеупомянутая магия. В моей душе вспыхнул давно забытый и, казалось бы, окончательно угасший огонек азарта. Кроме башенки я очевидно найду здесь еще кое–что… важное. Пресловутое сокровище Спящего стража? Возможно. Я давно замечала, что мои брошенные на ветер случайные слова часто оказывались пророчеством. И, видимо, в разговоре с рыбаком нечаянно напророчила себе клад. Ну, что ж. Тем лучше и интереснее.

На ближайшем же выступе я тщательно встряхнула перчатки и быстро, пока в воздухе еще кружила красная пыль, начертила ею знак опознания. И скала вздрогнула, гулко вздохнув, побледнела, становясь полностью прозрачной, и я пытливо всматривалась в ее сумрачные глубины, однако успела заметить только короткую багряную вспышку света, когда ударной волной меня смело с выступа. Чудом уцепившись за него и поминая тьму, я кое–как вскарабкалась обратно. Скала же приобрела обычный цвет, и лишь камень глухо и угрожающие гудел под моими ногами.

Сев на краю и свесив ноги над пропастью, я потерла виски и призадумалась. Пока не разберусь, что скрывают каменные недра и не взломаю защитное заклятье — не окажусь на вершине и, соответственно, не добуду башенку. А скрывать скала могла все, что угодно. Начиная от банального золота, спрятанного усопшим скрягой, до реликтового артефакта, окруженного защитной сферой собственной силы. Впрочем…

Встав, я потерла руки, и кончики моих пальцев слабо запульсировали от пробудившейся силы. Там, где потерпел поражение искатель, может выиграть темный маг. Я моргнула, и привычный необъятный мир пойманной птицей забился в рассекающих его сетях. Ясное небо, бурное море, красная скала в одно мгновение потеряли прежнюю объемность, превратившись в узкие и многочисленные, горизонтальные, вертикальные и диагональные, переплетающиеся друг с другом черточки. То, что мы называем гранями мира, то, что, по сути, отделяло нас от его изнанки и Вечности. И то, что было лишь хрупкой оболочкой, скрывающей истинную суть. Примерившись, я резким движением ладони вспорола по вертикальному шву тонкую грань скалы, и в разные стороны брызнули клочья камней.

Я поспешно распласталась по выступу, закрывая голову руками и терпеливо дожидаясь своего. И когда последний камешек с музыкальным плеском скрылся в океане, я подняла голову, бегло осмотрелась и довольно улыбнулась. До водной черты, оказывается, шагов десять, рукой подать, а напротив меня зиял неровный, узкий вход в глубины Спящего стража. И совсем не осталось силы — растратила всю, до последней капли, и того–то едва хватило, спасибо проклятию Таит… Встав, я отряхнулась и едва увернулась от упавшего сверху сапога.

— Молчун!..

Второй сапог, прицельно сброшенный на мою беззащитную макушку, был ловко пойман налету.

— Прекрати буянить, — я строго взглянула на ворона, — не то время и не то место.

Тот обиженно заворчал, привычно выражаясь на всех известных ему языках животного мира. Сев, я неторопливо зашнуровала сапоги, достала платок и тщательно отерла лицо от пыли. Молчун обиженно засопел и хрипло кашлянул.

— Так что, говоришь, с тобой случилось? — переспросила я.

Оказалось, устремившись к вершине, он все то время, пока я в расстройстве ползала по скале, точно также кружил вокруг сплошной стены. И даже когда заподозрил неладное, не смог ни найти меня, ни мысленно со мной связаться.

— А ты что хотел? — я спрятала платок в карман и встала. — Магия, дружок, есть магия, а мы к тому же попали почти в самый пик активности источника силы. Ничего удивительного.

Ворон, поразмыслив с мгновение, угрюмо хрюкнул. Я невольно насторожилась:

— Чья, говоришь? Темная? Но…

А ведь прежде я несколько раз сталкивалась с разбросанными по островам находками времен эпохи Войны и связанными с мраком… Хлосс рассказывал, что многие темные, предугадав начало войны, поспешили запрятать свое имущество как можно дальше от местонахождения гильдии, чтобы оно ни в коем случае не попало в руки света или сумерек. И три таких тайника я в свое время случайно раскопала, вернув в братство темных казалось бы безнадежно утерянные бесценные записи времен Старшего поколения эпохи Девятого.

Я вдохновенно улыбнулась, изучая вход в скалу. Наконец–то мне снова повезло! Специально заниматься поисками утраченного я, увы, никогда не могла хотя бы потому, что на это не было ни денег, ни времени, ни возможности. Зато были обязательства перед советом Старших, куча заказов и возможность с треском вылететь из гильдии. Ведь никто, кроме Джаля, не знал о моей темной сущности, а сама я об этом особо и не распространялась. Потому как краем уха слышала, что со времен эпохи Войны в гильдии искателей существовало негласное решение о непринятии темных в свои ряды. А раскусил меня случайно один лишь Дайрис, за что и поплатился. Позже. После того случая, когда мой друг его спас. Никогда не считала нужным оставлять следы там, где мне еще предстояло некоторое время находиться. К тому же, если некая скотина напрашивается на неприятности, надо ей их устроить — и избавиться от последствий.

Собравшись с мыслями, я заглянула в образовавшийся проход. Темно–красные прозрачные стены слабо мерцали и вспыхивали загадочными искорками, когда по ним проскальзывал солнечный луч. Проход получился довольно узким, и я кое–как боком втиснулась меж двух скользких скальных стен. Молчун черным псом бежал впереди, шумно принюхиваясь и своим излюбленным способом выражая собственное мнение. А он тоже полагал, что мы случайно наткнулись на тайник темного, и у меня не было причин не доверять нюху своего спутника. И если я еще могла пройти мимо загадки мрака, то Молчун — никогда. Воплощение тьмы, он чувствовал ее всегда и везде, во всех ее проявлениях. И даже сейчас, когда я совершенно не ощущала присутствия предмета мрака, видимо, потерявшего силу за давностью эпох, мой черный пес уверенно шел по следу.

Проход довольно быстро вывел в просторный коридор. Мимоходом оглядевшись, я завистливо вздохнула. Сильны же маги древности, ой как сильны… Крошечная скала среди океана снаружи — и запутанная сеть необъятного лабиринта внутри. Не теряя бдительности, я осторожно шла за Молчуном на запах тайны. Незримый и едва заметный, он беспокойно витал в воздухе, пропитывая собой каждую пылинку на полу и каждую частичку красных стен. Со стороны могло показаться, что я иду в кромешной тьме и ничего вокруг не вижу, но когда меня смущал мрак? В темноте я видела лучше, чем днем, с легкостью различая и мельчайшие зернистые крупинки скальной породы, и их цвет, и свисающие с потолка острые зубцы сталактитов, укутанных в кружево красно–серой паутины, не говоря уже о своем бодро трусившем впереди спутнике. И в темноте, как всегда, до предела обострялись все чувства, вплоть до холодного, душного ощущения неприятно подрагивающей и пульсирующей тишины. Полной тишины. Ни шума моря, ни криков птиц, ни звука шагов… Только тишина и затхлый, сухой, пыльный запах древних стен и неизвестной тайны.

Коридор, чем дальше я углублялась в поиски, то сужался, то расширялся, то вел прямо, то петлял и раздваивался. И возле одной из развилок мы недоуменно остановились. Молчун, виновато поджав хвост, тихо мяукнул. Не знаешь, куда идти дальше? Отовсюду одинаково веет тьмой? С мгновение поразмыслив, я присела на корточки и начертила на пыльном полу символ определения. Куда? Из центра символа разбежались золотистые искорки, исчезнув в темных глубинах всех трех проходов. Мы с Молчуном переглянулись и одновременно сообразили, что бы это значило. Символ определения находит верный путь только тогда, когда он ведет к скрытой тайне, но точно такой же тайной он обозначал и неведомые ловушки. И лишь один проход действительно приведет к искомому, остальные же — к смерти. Причем, если я хоть немного разбиралась в повадках древних темных, к смерти медленной и мучительной.

Мой спутник, покрутившись на развилке, вопросительно фыркнул. Я потерла подбородок, внимательно изучила каждый из проходов и покачала головой:

— Не пойдет. Короткий путь ищет лишь то, что находится поблизости, а опознание уже один раз сорвалось. Можно, конечно, попробовать, мерцающий след, он через любую ловушку проскочит… Но не через эту.

Молчун наклонил голову на бок. Я задумчиво усмехнулась:

— Почему, почему… Потому что. Маги древности неплохо знали наши уловки и умели прятать свое добро наверняка. К тому же, это, — я неопределенно кивнула на один из проходов, — очевидно спрятали не для того, чтобы его нашли.

Пес насмешливо крякнул.

— Действительно, — я встала, — когда нас это останавливало?

Что ж. Как говорил один мой наставник, когда бессильны заклинания, начинай думать. Если искатель носит голову на плечах только для красоты и для того, чтобы иногда извлекать из нее подходящие заклятья, ему нечего делать ни в походах, ни в гильдии, ни в Старшем поколении. Я задумчиво заходила вдоль коридоров, а Молчун, сидя у развилки, нетерпеливо подергивал хвостом и не сводил с меня преданных глаз. Думала я долго. Очень долго. Тщательно перебирала все известные мне легенды и размышляла, сопоставляла, анализировала, рассеянно изучая извилистые трещинки, местами пробегающие по стенам… Ага. Местами? А ведь в целом стены ровные, гладкие, отполированные, без единой царапинки… Вот оно.

— Кажется, нашла, — я подмигнула псу.

Трещинки, мелкие и неровные, теряющиеся в скользком, едва заметном мерцании стен очень напоминали… знаки. Молчун вопросительно ухнул. Я на ощупь изучила паутинку трещин. «Читать» стены я предпочитала руками. Не стоит полностью доверять зрению, если дело касается магии темных, обмануть его — проще простого.

— Закрепляющие символы сохранения, — я кивнула самой себе. — Видишь ли, дружок, темные больше разрушать любили, нежели создавать и хранить… И в любом случае, без магического сохранения в таких случаях не обходились и сумерки со светом. Чтобы творение продержалось не одну и не две эпохи после смерти создателя, чтобы не поддавалось разрушительному действию времени, чтобы не истлела магия… Сила словесного заклятья рано или поздно рассеется, а сила материального знака, въевшись в выбранный предмет, со временем лишь окрепнет, сберегая и саму себя, и все сопутствующее. Так, что тут у нас… Смерть по неосторожности.

Молчун вопросительно навострил уши, а я пояснила:

— Конечно, смерть сама по себе едина, но путей к ней ведет множество. Прошедший по первому коридору попадет в ловушку и умрет по собственной неосторожности — потому что не подумал, а выбрал ближайший путь, — я провела ладонью по противоположной стене, кончиками пальцев чутко изучая трещинки: — Смерть по торопливости. И… смерть по незнанию. Хм. Невелик выбор.

Мой спутник насмешливо хохотнул. Я хмыкнула:

— Какая из трех смертей предпочтительнее? Разумеется, по незнанию. Почему–почему… Потому что. От неосторожности не умру, потому как я осторожна. От торопливости — тоже, потому что в таких делах не тороплюсь… К тому же, эти две смерти очевидно направлены на человеческие слабости, а вот третья — уже на опыт. И две первые не дают возможности уцелеть, а третья — дает. Плюс она указывает на то, что человек знающий пройдет, а незнающий, куда он попал и с чем столкнулся, уже нет. Словом, идем по третьему коридору. Да, я уверена. Ну… дело твое. Не доверяешь мне — оставайся и жди здесь.

Молчун бросил на меня косой недовольный взгляд и первым нырнул в нужный проход, а я осторожно пошла следом. Внутреннее ощущение опасности озадаченно молчало. Мой верный спутник тоже не замечал ничего подозрительного. Посмотрев по сторонам, я нахмурилась. Где–то за следующим поворотом притаилась опасность, не имеющая ни имени, ни облика, ни… ощущения. Ловушку замаскировали на совесть, но и это меня никогда не останавливало. Рано или поздно она себя проявит, и уж тогда и подумаем, как быть. К тому же, у меня возникло нехорошее подозрение, что проявит себя ловушка в самый последний момент, а это значит… Пес, обернувшись, согласно фыркнул. Верно, дружок. А это значит, что медлить здесь нельзя и все придется делать очень быстро.

Коридор достаточно быстро привел нас в тупик. Осмотревшись, я на ощупь проверила стены. Нет, никаких знаков, кроме только лишь… Молчун, крутившийся в левом углу, предупредительно крякнул. Я подошла к нему и провела ладонью по стене, кончиками пальцев изучая скупо начертанные грубые символы. Так. Вертикаль — руны бытия, горизонталь — руны небытия, диагональ… Ага. Мое сердце учащенно забилось. Кажется, я нашла то, что прежде так долго и безуспешно пыталось обрести братство темных… Улыбнувшись, я молча поздравила себя с долгожданной находкой. Вот оно — сокровище, затерявшееся в эпохах после Войны, тайна, ключи к которой мы, несмотря на все усилия, так и не подобрали…

— Спрашиваешь, что это? — я, достав из сумки свиток, быстро переписывала символы. — Это, солнце мое, тайнопись темных. Вот именно. Древние темные были чрезвычайно подозрительны, и все летописи составляли только с помощью разработанной ими же тайнописи. Как зачем? Чтобы светлые или сумеречные не добрались до их секретов. Конечно, были. Да и сейчас есть. Хм, ну, как тебе сказать… Например, ни свет, ни сумерки не видят граней мира. Сначала — толком не научились, а после эпохи Войны — растеряли остатки знаний. И потом кусали локти и мечтали подобраться к этой тайне через темных, но так им ее и раскрыли. Ага, угадал. После эпохи Войны ключи к тайнописи потерялись, и те летописи, которые до нас дошли, по сути, бесполезны — их невозможно прочитать.

Молчун, поразмыслив, вопросительно ухнул. Отвлекшись от переписывания, я бросила на него удивленный взгляд:

— Да ты что! Нет уж, я лучше буду до порога Вечности собирать по мостовым деньги, чем продам тайнопись искателям! Конечно, они за такое все свои закрома выпотрошат… а потом снова их наполнят, продав ключи светлым или сумеречным. Разумеется, не скажу ни слова и отнесу знания в братство, — и насмешливо улыбнулась: — А почему, как ты думаешь, в гильдии однажды ввели запрет на учебу темных? Мы всегда пожертвуем любым походом ради загадок тьмы и, конечно же, ничего о них никому не доложим. Я тебе потом как–нибудь расскажу, как я пробралась в гильдию, а сейчас не мешай мне, будь другом.

Мой спутник послушно замолчал, а я продолжила быстро переписывать символы. Тайнопись темных была исключительно сложна, и в первую очередь тем, что одно слово писалось не тремя–пятью рунами, а десятью–шестнадцатью. И голову скорее сломаешь, чем угадаешь верное значение слова и составишь из них правильное предложение. Четыре эпохи темные бились над тайнописью, но даже то, что сумели–таки разгадать, может оказаться в корне неверно. Внимательно ощупав стену, я сверилась с написанным, бережно сложила листок и облила его зельем сохранности. Что бы ни случилось, вода не разъест чернила, а огонь не сожжет бумагу… Все. Пора за башенкой.

Выбравшись из лабиринта, я отхлебнула чая и посмотрела на небо. Солнце склонялось к закатным сумеркам. Так я и думала. В пещерах за поисками время летит незаметно, и пробыла я там дольше, чем планировала. Закрыв бурдюк, я закатала рукава и бодро полезла наверх. Скоро приплывет рыбак, да и проклятье незнания вот–вот сработает, кожей чувствую… Медлить в любом случае не стоит. Я невольно посмотрела вниз. Вернее, уже срабатывает. Скала медленно погружалась в морскую пучину. Может, проще и правильнее было сначала добыть башенку?.. Но тайны древних темных всегда оставались для меня на первом месте. Я поползла быстрее, в считанные мгновения добравшись до вершины, над которой уже кружил Молчун. И вот здесь–то меня ждала вторая неожиданность.

Верхушка скалы напоминала неглубокую глиняную чашу, шагов двадцать на двадцать в длину и ширину, а искомая башенка, искрясь в лучах солнца, лежала от меня на расстоянии вытянутой руки… И примерно там же находились двое незнакомых субъектов. Я подтянулась, по пояс высунувшись из–за каменистой кромки, и так и замерла, растерянно уставившись в одну точку. В одно лицо. Лицо — до боли знакомое и до ужаса чужое. Как в мире могли существовать два столь похожих друг на друга человека?.. Я не знала. И хотела бы знать, и боялась этого. Но высокая сутулая фигура, взъерошенные рыжие волосы, прямой нос, большие серые… нет, серо–голубые глаза, лучащиеся светом… И шестнадцать–семнадцать лунных сезонов — моих и Джаля — в те давние времена, когда мы только выходили на тропу свободного поиска… И судорожно сжимается сердце, и темнеет перед глазами…

— Эй, а ну отдай!.. — искреннее возмущение в до боли родном и до ужаса незнакомом голосе.

И проснулось, встрепенувшись, беспокойное ощущение одиночества, а я замерла, невидящим взором наблюдая за кружащим в небе вороном. Прежде я отказывалась принимать мир, в котором больше не существовало Джаля… А теперь я отказывалась принимать мир, в котором существовал его двойник! Он не имел никакого права быть так на него похожим!.. Никакого… Побери его тьма. Я на мгновение затаила дыхание и моргнула, прогоняя наваждение. Два парня — рыжий и темный — с возмущенными криками прыгали по камням, пытаясь дотянуться до Молчуна. А тот с победным карканьем кружил над ними, сжимая в лапах башенку. Умница моя. Что бы я без тебя делала.

Подтянувшись на руках, я проворно вскарабкалась на вершину скалы, оправила тунику и ловко поймала прицельно сброшенный вороном артефакт. Парни быстро переключили внимание на меня. И не так уж сильно сходство, просто злые шутки памяти сердца… Я настороженно посмотрела в угрюмые лица. Интересно, откуда они узнали о башенке и ее местонахождении? Я невольно обернулась, оценивая возможность допросить ребят. Нет, не получится, скала вот–вот исчезнет в морской пучине… Жаль, лишние конкуренты мне, с моей–то нехваткой времени, совсем не к чему. Не хватало еще в случае неудачи гоняться за ними по всему миру…

— Ты кто такая? — неприветливо спросил рыжий, первым нарушив молчание.

— А ты кто такой, чтобы спрашивать у меня, кто я такая? — я насмешливо прищурилась.

— Артефакт верни, — вмешался второй. — Мы раньше тебя его нашли!

— Неужели? — я подбросила на ладони башенку, полюбовалась игрой солнечных лучей на плавных гранях и спрятала ее в поясной карман. — Я так не думаю.

Парни, хмуро переглянувшись, двинулись ко мне с недвусмысленными намерениями. Невольно отступив к самому краю, я снова покосилась на море. Высоковато еще прыгать, да и есть вероятность разбиться о скрытые под водой скальные выступы… А не спрыгну — придется подключать к собственной защите Молчуна, а это чревато неприятными последствиями. Ворон, доселе мирно сидевший на моем плече, радостно встрепенулся и вдохновенно тявкнул. Сидеть! Сама справлюсь.

— Отдавай по–хорошему! — пригрозил темный, попытавшись незаметно от меня сунуть руку в карман.

Так, что у нас там? Ножик. Таким только детвору пугать. И зелье взрыва. А вот это уже серьезно.

— Руки покажи, — из моих ладоней выскользнули два длинных черных клинка. Небольшая, но действенная обманка. На настоящие клинки, увы, силы категорически не хватало, но вот на иллюзию — вполне.

Парни растерянно переглянулись и послушно опустили руки. Вот и правильно. Скала под нашими ногами ощутимо завибрировала, вынудив моих противников попятиться, а меня — отшатнуться от опасной близости края. Размышлять и выяснять отношения стало некогда. Я впитала в ладони клинки, откинула с лица взъерошенные ветром волосы и затянула узлы поясного кармана.

— Всего хорошего, ребятки, с вами приятно дело иметь, — я окинула цепким взглядом морское пространство, подметив приближающуюся рыбачью лодку. — Кстати, советую здесь не задерживаться, если не хотите оказаться на пороге Вечности, — и, быстро разбежавшись, задержала дыхание и нырнула в море.

На свой страх и риск, но мне, как обычно, повезло. Да и плох тот искатель, которому не сопутствует удача. Проплыв под водой мимо острых зубцов скальных выступов, я вынырнула и устремилась в лодке. Гребок. А как там ребята — меня не волнует… Прохладная морская вода приятно обнимает за плечи. Нисколько не волнует… Резкий порыв пронзительно–ледяного ветра взъерошивает мокрые волосы. Совершенно не волнует…

— Человек тонет!.. — рыбак, удивленно тараща глаза и тыча веслом в морскую даль, приподнялся в лодке.

Тьма на ваши головы… Я обернулась. Спящий страж уже скрылся под водой, и там, где прежде горделиво возвышалась скала, сияла в заходящих лучах солнца одинокая рыжая макушка. А где второй? Я моргнула, и мир привычно съежился, потускнел и пошел плоскими трещинами. А второй уже стоял на пороге Вечности. Скрытое под водой тело медленно окутывало туманно–льдистое облако. Окутывало, утягивало на дно, проникало сквозь бледную кожу, норовя добраться до еле теплящегося огонька еще живой сущности. Пока еще живой. И была возможность спасти парня — пока человек стоит на пороге его можно вернуть обратно, в жизнь и тепло, но… Огонек жалобно мигнул и утонул в колючем мраке. Не погас, но ускользнул. Все. Поздно. Уже не вернуть. О мертвых позаботится Вечность, а мне следует подумать о живых.

Меня захлестнула сильная волна, и мир вернулся в свое привычное объемно–яркое состояние. Я фыркнула, оглядевшись. Плохо дело. Едва заметная воронка начинающегося водоворота, куда стремительно засасывало барахтавшегося парня, грозила добраться и до меня. Решение пришло само собой.

— Молчун, колпак времени!..

Ворон, круживший над нами, послушно раскинул крылья, и время замедлилось, застыли в одном положении волны, замерцали выброшенные из родной стихии одинокие капли, расцвечивая ровную поверхность моря тонкой сетью радуг. Я поспешно устремилась к парню. Благо, водоворот еще не успел набрать силу, а я — не отплыла далеко, и нас разделяли шагов десять. Застывшая вода поддавалась туго, острые брызги больно царапали обнаженную кожу предплечий и раздирали тонкую ткань одежды, но медлить было нельзя. Молчуна надолго не хватит, ему и так приходится использовать не собственную магию, а заимствованную у источника силы магию сумерек. Как бы она не сожгла его дотла…

Я добралась до парня как раз в тот момент, когда силы ворона иссякли, и он устало рухнул в руки опешившего от изумления рыбака. И пока море медленно и неохотно избавлялось от магических пут, я успела за шиворот выудить рыжего горе–искателя из водоворота и подтащить к лодке. На потерявшего дар речи рыбака пришлось прикрикнуть, чтобы тот очнулся. Пока он вытаскивал из моря парня, я вскарабкалась в лодку и осторожно взяла на руки Молчуна. Ворон, приоткрыв один глаз, устало ухнул.

— Спасибо, дружок, я тебе должна, — я перевела взгляд на рыбака: — Чего вы ждете? Гребите, и как можно быстрее!

Тот послушно взялся за весла. Я стащила с себя тунику, разодрала ее на лоскуты и быстро перевязала свои в кровь изодранные руки. Заговоренные рубаха, перчатки и штаны оказались на удивление целыми и совершенно сухими, не зря Таит колдовала над ними почти целый день. Лишь там, где я привычно закатывала до локтей рукава, пестрела кровоточащая сеть глубоких порезов. И те — быстро заживут, в этом случае тьма еще ни разу меня не подводила. Заживало на мне все быстрее, чем на пресловутой собаке. Единственное, что суть «заживления» лучше никому не видеть, приятного в нем мало.

Встав, я прищурилась, глядя в морскую даль. Водоворот постепенно набирал силу. Рыбак, судя по вспотевшему лицу, греб изо всех сил. Парень же, съежившись, потерянно сидел на корме, уставившись в одну точку, и не подавал признаков жизни. Кем же приходился ему утонувший? Приятелем? Другом? Братом? Кем–то очень близким — несомненно. Голубовато–серые глаза потемнели от горькой боли, погасло скрытое солнышко, сменившись мутным мраком.

Не удержавшись, я осторожно коснулась его ауры и на несколько мгновений забыла обо всем на свете. Парень оказался… источником силы тьмы — силы глубокой, неисчерпаемой, живой… Люди–источники — это само по себе большая редкость, но источник тьмы — это что–то невероятное… И я не смогла от него оторваться. Присев перед ним на корточки и положив руки на сутулые плечи, пила бьющую через край силу, пополняя внутренние ресурсы до краев, пока не заболели ладони и не запульсировали кончики пальцев. И, когда убрала руки, с бледного лица парня сбежала тень, растворился в угрюмой синеве глаз омут боли, прояснел взор. Моргнув, он недоуменно взглянул на меня и молча упал в обморок.

— Что это с ним? — пропыхтел рыбак.

— Устал мальчик, — спокойно ответила я. — Тяжелый день выдался, видимо.

И, встав, расслабленно улыбнулась, расправила плечи и потерла руки. Приятная встреча и приятная находка… И как кстати. Из глубин водоворота вынырнула безобразная голова с узкой вытянутой мордой, одним слепым глазом и двумя длинными усами по обеим сторонам губастой пасти. Порождение высвобожденной силы светлых сумерек, на наше счастье — одно из слабейших. Создание, взмахнув внушительными крыльями, шумно взлетело в воздух, явив грязно–серое чешуйчатое тело, длинный, раздваивавшийся на конце хвост и короткие перепончатые лапы.

— Это… что?.. — рыбак от страха забыл, как грести. В карих глазах застыл откровенный ужас.

— Чешуйчатый летун, — отозвалась я, — одно из древнейших и ныне вымерших созданий светлых сумерек, существо эпохи Изначальности. Кстати, за всю историю исследований нами найдены останки только одного летуна, по которым мы с трудом смогли восстановить его предполагаемый внешний вид. Теперь я вижу, что в некоторых случаях были допущены серьезные ошибки — не учтены усы и…

— Сделайте с ним что–нибудь!.. — прервав мою лекцию, в панике заорал рыбак. — В Вечность ваши исследования, оно же нас сожрет!.. Вы же маг!..

Существо, неуверенно покружив на одном месте, медленно полетело в нашу сторону. Я села и поморщилась:

— Не говорите глупостей, если ничего не смыслите в магах, — и назидательно добавила: — Летуны — создания совершенно безвредные. Во–первых, потому что они слепы, во–вторых — потому что травоядны, и в-третьих — они сами ужасные трусы.

— Откуда вам знать?!

— Кто из нас двоих искатель — вы или я? А ваши крики только привлекают к нам излишнее внимание. Закройте рот и гребите к берегу. Спокойнее, лодку не опрокиньте.

Рыбак послушно замолчал, однако дрожь в руках сдержать не смог — более того, его ощутимо колотило. И, как назло, в этот же момент очнулся мой рыжий спасенный и при виде низко пролетавшего над нашими головами существа дико заголосил от страха. Я устало вздохнула и красноречиво закатила глаза. Молчун фыркнул и насмешливо хохотнул. Чешуйчатый летун, видимо, испугавшись вопля, нервно дернул хвостом, обдав нас каскадом брызг, опрокинул лодку и проворно скрылся за облаками. Благо, нам до берега — рукой подать…

Выбравшись на песок, я посмотрела на небо и разочарованно сплюнула:

— Ну вот, спугнули!.. А я не успела рассмотреть его ближе!

— Вы, маги, все ненормальные!.. — слегка заикаясь, пробормотал рыбак, тщетно пытаясь отыскать среди кудрявых облаков летуна. — Чтоб я еще с вами связывался, да ни в жизнь… — и, шатаясь и спотыкаясь, побрел в сторону деревни.

Молчун, в облике пса выбравшись из воды, встряхнулся и устало улегся на песок, вопросительно покосившись на меня.

— Куда полетел? К ближайшему источнику породившей его силы. Уничтожить? Зачем? Он действительно безвреден, разве что напугать собой может да не успеет, — я не без труда вытащила на песок забытую рыбаком лодку и по колено зашла в воду, подобрав весло. Второе, видимо, унесло в море. — Сумеречные маги доберутся до летуна раньше, чем он — до нового источника, поверь мне.

Положив весло в лодку, я распустила мокрые волосы, сняла ненужные более повязки с заживших предплечий, поправила поясной карман и тщательно проверила содержимое его и сумки. Таит действительно мастер своего дела! Сумка и карман, несмотря на ползанье по скалам, ныряние и плавание, оказались абсолютно сухими, целыми и невредимыми, да и сидели на мне как пришитые, не мешаясь и не теряясь. Спасибо ей огромное, дар за дар… Улыбнувшись про себя, я расслабленно сунула руки в карманы и не спеша побрела к деревне. Сначала — ужин и постель, а завтра — поиск. Я с удовольствием потянулась, чувствуя себя свободной, проснувшейся, живой и почти счастливой. Почти…

Молчун тихо тявкнул, привлекая к себе внимание. Вздохнув, я обернулась. Мое рыжее «почти» сидело на берегу, обхватив руками колени и молча глядя перед собой. Заходящее солнце медленно уплывало по золотисто–красной морской тропе за черту далекого горизонта, пенистый прибой лениво перебирал мокрый песок, теплый влажный ветер ласково обнимал за плечи, рассказывая о чудесах дальних странствий… И тем более одиноко выглядел на фоне умиротворенной картины спасенный парень. Уставший, взъерошенный, исцарапанный, в разодранной и испачканной кровью одежде, чужой… и родной. И отчего–то стыдно бросать его здесь одного, и больно смотреть в полные отчаяния глаза…

Мой мохнатый спутник, снова тихо тявкнув, улегся у ног парня и положил голову на передние лапы. Помедлив, я вернулась и села рядом с ним. И смотрела на золотисто–закатное море, но видела далекие вершины укутанных в снега гор. И он молчал, а я вспоминала. Небесный храм — и одиночество, бескрайнее и безбрежное, как голубое небо над головой, глубокое, как пропасть под ногами… и стремительно остывающее тепло в ладони. В мельчайших подробностях, как будто это случилось вчера, до щемящей боли в сердце, словно ничего не забыто… И тщательно подбирала нужные слова, и не знала, что сказать. Как утешить? Никак. Просто должно пройти время и прийти понимание…

— Почему не я?.. — тихо, хрипло, безнадежно.

Я криво улыбнулась. Знакомый вопрос, так и оставшийся без ответа. Вернее, ответ один — потому что. И никак иначе.

— Вечность никогда не отвечает на такие вопросы, — помедлив, мягко ответила я. — И не нам решать, кому прийти, кому уйти, а кому — остаться. Так сложилось. Ничего не изменишь. Просто прими и отпусти… Однажды, пусть не сразу, станет легче, поверь мне.

Быстрый косой взгляд с плохо скрытым любопытством и неуверенностью:

— Откуда тебе знать?..

— Не тебе одному приходилось терять близких людей, — я пожала плечами. — Все через это проходят и все переживают то, что сейчас переживаешь ты.

— Не все, — упрямо поджатые губы.

— Все–все, — я грустно улыбнулась. — Или ты думаешь, что раз переживающий потерю человек — не ты, ему проще и быстрее перебороть боль? И у всех момент потери проходит сам собой, а ты один — по–настоящему страдаешь и мучаешься, и только потому, что ты — это ты, а другой человек — это не ты?

Парень, нахмурившись, озадаченно молчал. Я мысленно поздравила себя с удачным началом. Начинаешь думать — отвлекаешься — быстрее приходишь в себя — быстрее берешь себя в руки. И пока он обдумывал мои слова, я искоса изучила веснушчатую физиономию и тихо вздохнула. Существовал ли в мире второй Джаль? Нет, не похоже. Хотя бы потому, что в этом парне свет с лихвой заменяла тьма. Впрочем, и чистым человеком мрака он все же не был. По крайней мере — на данный момент.

Прищурившись, я отчетливо рассмотрела на его ауре пятно начальной точки пути, перечеркнутой тремя косыми чертами. Дитя Перекрестка, рожденное на распутье всех даров Великой и Девяти ее последователей и, судя по расплывчатости пятна, до сих пор не выбравшее свою единственную дорогу жизни. Впрочем, если тьма уже поставила на нем свою изначальную метку — дорога у парня может быть только одна.

— Почему ты еще не побывал в храме Перекрестка? — неожиданно для себя спросила я.

Мой собеседник удивленно моргнул и озадаченно нахмурился.

— Ты же знаешь о том, что родился под знаком Перекрестка? — на всякий случай уточнила я.

Парень неопределенно пожал плечами.

— Так знаешь или нет? — не унималась я, заметив в унылых глазах парня проблеск мыслительной деятельности. Наконец–то он перестал мучить себя мыслями о чужой смерти и начал думать — неважно, о чем. Главное, что не о недавнем происшествии.

— Ну… мне говорили… — после недолгого молчания неохотно отозвался он.

— И наверняка сказали о том, что пока не побываешь в храме и не определишься с жизненным путем — будущее для тебя под замком? — я решительно развивала успех.

— Э–э–э… нет, — признался парень. — Сказали только, что нужный путь сам меня найдет…

— Чушь, — сообщила я. — Тебе срочно нужно сходить в храм. Иначе ты до порога Вечности будешь метаться от одного пути к другому, так и не выбрав единого и так ничего в жизни и не добившись.

— А ты откуда знаешь? — прищурился он.

У меня екнуло сердце. Какой знакомый прищур, поглоти его тьма…

— Я вообще много чего знаю, — я пожала плечами, — путь искателя обязывает. Кстати, а зачем тебе нужен артефакт?

Мой собеседник растерянно захлопал ресницами:

— Какой артефакт?

— Вот этот, — башенка заискрилась в моей руке, ловя последние блики угасающего солнца.

У парня загорелись глаза. Я хмыкнула про себя и едва заметно улыбнулась. А он не так прост, каким кажется и хочет казаться… Тем лучше для него. Так–так, посмотрим… Я кинула мимолетный взгляд на его ауру. Парень определенно знал, зачем лез на скалу. И куда только подевалась горечь от печального исхода поисков? В пронзительно голубых глазах — мысли только об артефакте. И об его изъятии из моей руки. Об изъятии — любым путем. Ну, что ж…

Поддразнивая и проверяя его реакцию, я между делом показала парню и фигурку Великой. Мой собеседник, судя по всему, забыл об утонувшем приятеле окончательно и бесповоротно. Подавшись вперед, он поедал глазами артефакты и строил против меня планы, один страшнее другого. И, похоже, не замечал, что я читаю его мысли, как развернутую летопись, и вижу его насквозь. И Джаль был таким же…

— Почему бы тебе не отправиться в храм Перекрестка и не встать на путь искателя, раз уж так тянет на подвиги, приключения и находки? — небрежно спросила я, укладывая башенку и фигурку Великой в поясной карман.

— Сначала мне придется пройти испытание и… — парень запнулся и прикусил язык, но поздно.

— …и доказать совету Старших, что ты достоин учиться в гильдии? — закончила я. — И в качестве своего доказательства принести найденные артефакты?

Мой новый знакомый покраснел до ушей и опустил голову. Ловушка с треском захлопнулась. Я усмехнулась. Попался, дружок. И теперь уже не вывернешься.

— Я сама — искатель, если ты вдруг забыл, — любезно сообщила я. — И мне ли не знать, кого и как берут в ученики. Одно только меня смущает, если уж на то пошло. С каких пор вступительные испытания проводят вне стен гильдии и без присмотра опытного наставника?

— Кто сказ… — и парень снова осекся и опустил глаза, явственно выругавшись и покраснев еще больше.

Я наблюдала, как краска расползается по худенькой шее, как играет на рыжих волосах заходящее солнце, и понимала, что сама попалась. Заглотила наживку — пусть добровольно и со знанием дела, и попалась на крючок. Конечно же, за ним наблюдали, и я готова поспорить на оставшиеся у меня деньги, что и здесь не обошлось без некоего искателя со шрамом. Я вновь вынула из поясного кармана башенку и с любопытством посмотрела в загоревшиеся глаза парня. Весьма распространенная практика — частенько за новичками, претендующими на обучение в гильдии, наблюдали не обучающие наставники, а практикующие искатели Среднего или Старшего поколения. Кому же еще как не им оценивать истинные возможности новеньких, с их–то чутьем и свежим взглядом на жизнь… Я и сама часто принимала участие в подобных испытаниях.

…А мальчишка очевидно был сигналом и для меня — чтобы я не медлила чрезмерно, как случалось, если я не чувствовала давления обстоятельств или преследователей, и для неизвестного со шрамом — чтобы он наверняка убедился в моем участии…

Я отвернулась от парня и молча посмотрела вдаль. Создавалось ощущение, что неизвестный знал меня очень хорошо. Настолько хорошо, что сразу понял — играть со мной можно только по моим правилам и с учетом моего первого хода. И он отошел в тень, не путаясь под ногами, не загоняя меня в жесткие рамки правил и не мешая размышлять о его личности. Насколько хорошо, что в качестве проверки подсунул мне именно этого парня. Словно понимал — любого другого я без угрызений совести сотру в пыль, чтобы избавиться от свидетелей, но этого, так похожего на Джаля, и пальцем не трону… И память почистить не смогу — человек мрака, как мой брат по магии крови, неприкосновенен.

Солнце тонуло в океане, прощаясь с миром до рассветных сумерек. Я рассеянно вслушивалась в шелест прибоя и невольно размышляла о том, знал ли еще кто–нибудь о моей принадлежности к братству темных. С одной стороны — пряталась я очень основательно и осторожность соблюдала жесткую, но с другой — для искателя нет понятия тайны. И даже если меня раскрыли, велика вероятность того, что сама я об этом так и не узнала. Никто не разбирался в находках эпох Изначальности — Великой так, как я, мои знания и поиски приносили гильдии существенную выгоду… Как бы то ни было, но именно этого парня мне подсунули неслучайно. Все взвешенно, просчитано и предусмотрено… в моем стиле.

Я обернулась, осмотрев сутулую фигуру с головы до пят. Мальчишка невольно съежился под моим холодным взглядом и принялся внимательнейшим образом изучать собственное исцарапанное запястье. Ну что ж, парень… Здесь и попрощаемся. Я не буду больше спрашивать ни о том, кто дал тебе наводку на нахождение артефакта, ни о том, как неизвестный сам об этом догадался, ни о том, как выглядит твой наставник. Лишние знания сейчас — лишние сложности. Время однажды все расставит по своим местам, и я обязательно доживу до этого момента, а пока… Ступай с миром. И благодари судьбу за дар силы мрака… и за то, что ты так похож на дорогого мне человека.

Встав, я сунула руки в карманы штанов и неспешно побрела к деревне. Молчун, помедлив, в облике ворона вспорхнул на мое плечо. Все, дружище, идем дальше, дорога не любит ждать.

— Подожди!.. — громкое и разочарованное. — Куда ты?..

— По делам, — я не обернулась. — И предупреждаю: снова попадешься на моем пути — пожалеешь, что вовремя не умер, понял?

Ответом мне послужило невнятное восклицание. И пусть он даже не догадывается, что угроза моя — пуста, как разбитая глиняная кружка… В конце концов, если не воспримет ее к сведению, узнает о некоторых вещах, которые страшнее смерти и предчувствия Вечности.

Я сидела на краю утеса, обняв колени, закрыв глаза и подставив лицо резким порывам влажного ветра. Вдали рассержено рокотал гром, грозное, затянутое черными тучами небо изредка озарялось далекими всполохами молний, и Молчун, лежащий у моих ног, нервно поскуливал, жалобно косясь на меня.

— Скоро пойдем, — я рассеянно почесала его за ухом. — Еще немного потерпи, ладно?

Мой спутник не выносил гроз и не понимал, почему их так любила я. Змейка красноватой молнии, расколов небо, утонула в высоких волнах, и я невольно вздрогнула, поежившись. А я любила непогоду… Находясь в самом сердце темной бури, где дрожала от раскатов грома земля, шипели, обнимая покатую стену утеса, волны, слепили глаза яркие вспышки молний, я чувствовала себя… живой. Когда, казалось бы, каждый камешек сжимался от ужаса перед неукротимой стихией, когда воздух пропитывался не столько влагой, сколько страхом, я на мгновение ощущала себя… сильной. И рожденный в непогоде мрак приветливо обнимал за плечи, и я впитывала его всем своим существом, растворяясь во тьме, становясь одним целым с бурей, и смотрела на мир ее глазами, и терялась в ней, и теряла себя… И на мгновение чувствовала себя… свободной.

По моим щекам покатились первые слезы начинающегося дождя. Я подняла голову и улыбнулась угрюмому небу. Разгневанный ветер рвал полы плаща и трепал волосы, к ногам подбирались пенистые волны, и я, присев на корточки, протянула к ним руки. Перчатки мгновенно промокли и я, помедлив, сняла их, спрятав в карман. Молчун, в отличие от меня, решил не рисковать, попятившись и спрятавшись за мою спину.

— Трусишка, — усмехнулась я. — Вот уж не думала, что тьма так боится обыкновенной воды.

Черный пес испуганно пискнул, и его голос потонул в рокоте подступающей бури. Кивнув ему, я вовремя встала. Голубоватая молния, мелькнувшая над скалой, уютным клубком свернулась в моих ладонях, сменив цвет. Серебристо–черные искорки шкодливо пощекотали кончики пальцев, когда я растерла ее в руках. Молчун покачал головой и, превратившись в мышь, проворно юркнул под мой плащ. Я тихо хмыкнула и ловко изловила за искрящийся хвост вторую молнию. Подобные грозы бушевали только на островах, и кто знает, когда мне в следующий раз удастся пополнить запасы силы… И пусть для сотворения простенького проклятья мне требовалось, по меньшей мере, с десяток молний, не стоит упускать возможность. В пути всякое может случиться.

Занятая отловом молний, мысленно я вновь вернулась в недавние закатные сумерки. И тоскливо вздохнула, припомнив, как играло на рыжих волосах заходящее солнце. Вот уж встреча так встреча… Впрочем, сейчас, по прошествии времени, отошло в тень удивление от поразительного сходства. Подобное пусть редко, но встречается. Куда больше меня изумляла сущность человека–источника. На пути к утесу я тщательно порылась в памяти и припомнила лишь восемь подобных случаев, запечатленных в древних летописях. Парень был… девятым.

Я невольно вздрогнула от случайного сравнения. Нет, не может быть… Он просто… источник силы тьмы. Притом, что в мире их в принципе не существовало. Мы с Джалем какие только источники на своем пути не находили, но ни один среди них не излучал мрак. Ни один. Даже башенку Девятого я не так давно нашла у источника темных сумерек, куда она притянулась за неимением источника мрака, как к ветви родственной силы. И вдруг — человек… И — человек ли?..

Поймав очередную молнию, я отшатнулась от кромки утеса. Резкие порывы ветра норовили сбить с ног, а высокие волны — утащить в море. Поразмыслив с мгновение, я с сожалением отказалась от своего увлекательного занятия, улыбнулась на прощание буре и, плотнее завернувшись в мокрый плащ, побрела к деревне. Молчун одобрительно заскулил из внутреннего кармана плаща. Я согласно кивнула, поежившись. Ветер неуловимо резко сменил направление, из теплого и влажного став ледяным и колючим. Мой спутник, помолчав, тихо тявкнул.

— Не знаю, — прошептала я. — Я не знаю, что о нем и думать… Я не могу до конца понять, что же он такое. И как в мире существует возможность появления людей, подобных мальчику…

И чем больше я размышляла о незнакомом парне, тем больше он меня удивлял… и пугал. Если предположить, что мальчишка ступит на путь мрака — а рано или поздно он на него ступит, — то из него получится… Из него получится темный, имеющий под боком мощный источник магии мрака… самого себя. И ему не придется, как всем нам, по крупицам собирать силу, вытягивая ее из людей, преобразовывая негативные эмоции, старые проклятья или мощные стихийные всплески. Не придется испуганно прятаться в тени тогда, когда нет возможности постоять за себя или защитить близкого человека. Не придется бояться открытых столкновений с магами света и сумерек, как боимся их мы.

Конечно, существовала опасность, что его источник однажды иссякнет, как иссякали источники неживые, оставив парня один на один с жестоким миром правды… Но, с другой стороны, многие из обнаруженных нами источников насчитывали не одну эпоху и не собирались исчезать. Одним словом, мальчишка очевидно будет самым сильным темным из живущих ныне, встав на одну ступеньку с магами древности эпохи Девятого. Только бы он дел не натворил по незнанию… Если я хоть немного разбираюсь в людях — а я разбираюсь в них весьма неплохо, — хлопот с ним не оберешься… И первая встреча наша наверняка не станет последней. Кожей чувствую.

Поскользнувшись на мокром камне, я опасно забалансировала на краю обрыва и остановилась, переводя дыхание и отрешаясь от размышлений. Узкая извилистая тропа, испещренная валунами, рваной каймой обвивала утес и уводила вниз — туда, где за острыми зубцами скал ютилась, съежившись под дождем, рыбацкая деревушка. В кромешной тьме я едва различала внизу далекий свет. Крохотное селение, отделенное от кромки моря внушительной горной грядой, пугливо взирало на буйство стихии редкими огоньками неспящих домов и манило промокшего путника теплом жарко натопленных очагов.

Несколько мгновений я колебалась, нерешительно изучая то тропу, то селение. Гроза подобралась к острову вплотную: молнии зазмеились в опасной близости от соломенных крыш, от гулких раскатов грома вздрагивала под ногами земля, а дождь, подстегиваемый порывами ветра, больно хлестал по плечам и спине. И скользкая скальная тропа, справа переходящая в обрыв, утопающая во мраке ночи, скрытая пеленой дождя, внушала мне понятные подозрения. Словно бесконечность под ногами искателя… Переждать непогоду в ближайшей пещере или принять вызов?.. Выбор невелик, а ответ — очевиден.

Заправив за ухо мокрые пряди волос, я улыбнулась и, подобрав длинные полы плаща, смело запрыгала с камня на камень. И лишь ожидание мира, бесконечность под ногами и крылья за спиной… И предчувствие Вечности, бурлящее и шипящее за кромкой обрыва. И лишь тускло мерцающая цель впереди… И привычный и родной путь искателя. Слишком долго я пряталась от него, слишком сильно соскучилась по нему, чтобы испугаться пары мокрых камней. Пора становиться прежней… хотя бы до следующего сезона Снежной луны.

Часть 2. Бесконечность под ногами

Солнце палило нещадно. Я сидела на горячем валуне, подобрав под себя ноги, и внимательно изучала скрытую в скале дверь. Слепящие потоки раскаленных лучей скользили по грязно–серому граниту, высекая веселые искорки на его щербатых боках. Я прикрыла глаза ладонью, изучая тонкую сеть замысловатых трещин. Нужная мне древняя скала, которую я с трудом отыскала на материке Второго среди древних гор Закатного хребта, остроконечной пирамидой уходила в голубое небо, не отбрасывая тени. Солнце, робко выглядывающее из–за вершин хребта, набрасывало тонкую сеть резких теней на овальную долину, и лишь моя скала не подчинялась законам природы.

Кивнув самой себе, я расправила рваный клочок смятого пергамента, на котором вперемешку со схемами пестрели невнятно прописанные руны. Впрочем, последнее меня совершенно не смущало.

— Одинокий в толпе седой путник, отвернувшийся от солнца, — пробормотала я, сверяясь со шпаргалкой, и, встретив недоуменный взгляд Молчуна, пояснила: — Так светлый обозначил внешний вид скалы. Неплохая подсказка, верно?

Черный пес, сидящий на камне рядом со мной, тихо фыркнул и насмешливо прищурил янтарные глаза.

— Но, согласись, он очень точно описал бывшее хранилище.

Путь к последней башенке оказался непростым. Начиная с того, что я несколько ошиблась в координатах и, плутая по перевалам хребта, потеряла непозволительно много времени, и заканчивая тем, как обнаружила башенку Второго… в заброшенном хранилище светлых магов. Каким немыслимым образом источник закатных сумерек просочился сквозь магию света? Я не знала и даже предположить не могла. И не догадалась бы сама, не повстречайся на моем пути маг–отшельник из светлых, который и поведал мне о странном явлении. Разумеется, между делом я выведала у него точные сведения о местонахождении источника и теперь сидела напротив скалы, задумчиво изучая дверь и рассеянно теребя в руках обрывок свитка с наспех нарисованной картой.

Молчун, не отличавшийся терпением, вскоре спрыгнул с камня и внимательнейшим образом обнюхал и землю у подножия скалы, и трещинки двери.

— Да, я все еще думаю, этим ли путем идти, — ответила я на его молчаливый вопрос. — Ты сам видел, что мерцающий след обнаружил четыре пути, ведущие в хранилище, но остальные три нравятся мне меньше этого. Почему? Наверно потому, что искатели не ищут легких и коротких путей. Чем длиннее и извилистей путь — тем больше вероятность найти то, что запрятали по дороге…

Спрыгнув с валуна, я перекинула через плечо сумку и тоже подошла к скале, легко прочитав среди многочисленных трещин символ Первой. Провела по нему кончиками пальцев, замыкая круг, и дверь гостеприимно провалилась в пол, открывая пыльный проход. Молчун, первым сунувшийся внутрь, громко и выразительно чихнул.

— А чего ты хотел, — я осторожно шагнула следом и внимательно осмотрелась. Дверь за моей спиной тихо затворилась. — Это хранилище–тайник, а не хранилище гильдии. К тому же, тайник очевидно распотрошенный и заброшенный. И со времен окончания эпохи Войны здесь, кажется, никого не было.

Не только темные в эпоху Войны создавали тайники, тем же самым занимались и свет с сумерками. На всякий случай подстраховывались, не умея предсказать итог войны, чтобы не потерять в пылу сражений древние артефакты и обрывки знаний Девяти неизвестных. И, разумеется, по окончанию войны большинство сокровищ вернулось к своим владельцам, а пустые хранилища, насквозь пропитанные магией и опутанные ловушками, так и остались разбросанными по миру, порождая легенды и сбивая с толку искателей. Впрочем, на собственном опыте я убедилась, что иногда тайники опустошали слишком быстро и потому случайно забывали вынести абсолютно все. Или же не считали нужным обращать внимание на огрызки свитков, например, или на отколовшиеся от предметов черепки–щепки… Или на выпавшие из собственных карманов монеты.

Я присела на корточки и, достав нож, не без труда извлекла из глубокой трещины в полу монету. Тщательно протерла ее рукавом, рассеянно повертела и хмыкнула. Эпоха Восьмой, надо же. Видимо, тайник был создан еще до прихода светлых, те попросту воспользовались уже готовым. Серебристый, местами почерневший восьмиугольник с выгравированным выпуклым изображением глаза, таинственно мерцал в золотистом свете магических факелов.

— Молчун, ко мне! — резко велела я.

Черный пес выглянул из–за угла и удивленно хрюкнул.

— Ко мне, кому говорят, — я настороженно посмотрела по сторонам.

Широкий, шагов в двадцать коридор, потрескавшийся и покрытый пылью, тускло освещали частые факелы, на которые я сначала не обратила внимания, заприметив монету и не успев толком привыкнуть к сумраку пещеры. И которые внушали мне понятные подозрения. Молчун послушно подошел и сел у моих ног, выжидательно виляя хвостом.

— Факелов здесь быть не должно, — напряженно пояснила я. — Если из тайников выносили все, что в них хранилось, факелы уничтожали, чтобы замести следы пребывания. Посмотри. По форме они напоминают… тьма меня побери…

Я осторожно прошла по коридору до его поворота и бегло изучила факелы. Некоторые из них создавались светлыми, напоминая по форме руку, держащую на ладони сияющий круг, но остальные… Мерцающий тусклым сумраком глаз, рассыпающий золотые искры, — это светлые сумерки. Темный шар, окруженный серебристым светом, — темные сумерки. И, что поразило меня больше всего, — черная паутина мрака, практически не дающая света, свисающая с кончиков пальцев, — знак тьмы…

У меня создалось ощущение, что в разное время этим тайником пользовались маги по крайней мере четырех ветвей силы, причем и темные тоже. Так… Я быстро припомнила карту. Ага. Четыре прохода, ведущих в сердце хранилища… И, видимо, мой коридор все использовали как выход. А загоревшиеся при нашем появлении факелы очевидно указывали на то, что вынесли из тайника не все. Или же — уносили ценности столь спешно, что забыли про факелы. И, опять же, в таком случае вынесли отсюда не все. Интуиция искателя в очередной раз меня не подвела, подтолкнув к выбору именно этого хода. Во–первых, потому что он, служа выходом, был наиболее безопасным, и во–вторых, потому что вряд ли маги стали бы одинаково следить во всех четырех проходах.

— Зачем нужны еще три? — я рассеянно пожала плечами. — Понятия не имею. Возможно, изначально здесь хранилось настолько ценное сокровище, что охотники не рисковали пользоваться единственным ведущим к нему ходом, опасаясь ловушек, и пробили свои пути. Зачем тогда понадобилось так следить здесь, оставляя факелы? Да кто же разберет этих магов древности с их странностями… Всю жизнь их изучаю, а понимать так и не научилась.

Покрутившись у факелов и изучив коридор, я нашла в настенной трещине обрывок ткани. Поспешно заворачивая за угол, некто зацепился полой скорее всего плаща за острые выступы у краев трещины… И зацепился неслучайно, не по неосторожности. Я бережно расправила находку. Молчун вопросительно поднял на меня глаза.

— Кровь, — тихо заметила я, рассмотрев лоскуток. — Ткань шерстяная, плотная, значит, дело было в Снежную луну, и насквозь пропитана кровью… Человека жестоко изранили… И он… светлые сумерки. Монету, видимо, потерял он же.

Я присела, сняв перчатку и проведя рукой по полу у стены. Вздохнула и покачала головой. Нет, слишком много времени прошло, земля давно поглотила все следы. Я бережно положила лоскуток в поясной карман к монете. Попробую насобирать знаков, и, может быть, смогу восстановить ход событий. Уж очень интересная ситуация получается. Маги никогда не делили хранилища ни с кем, только с представителями своей ветви, и то — не всегда. Не говоря уже о том, что темные из всех магов были самыми недоверчивыми и за собственные секреты перегрызали глотки даже себе подобным, а опустошенные тайники на всякий случай уничтожали. Стирали с лица мира подчистую, не оставляя даже намека на их существование. И должна сложиться из ряда вон выходящая ситуация, чтобы тайник, где побывал темный, уцелел и уберег следы.

Дальше мы с Молчуном продвигались медленно, обшаривая каждый клочок земли и стен. Внутреннее ощущение опасности благоразумно помалкивало, да и заклинания поиска, на которые я не скупилась, не обнаруживали ничего странного. Коридор, виляющий от угла к углу, был на удивление чистым. Ни препятствий, ни ловушек, ни загадок, ни знаков. И мне это не нравилось. Я с подозрением поглядывала на факелы, но те лишь невинно моргали мне в ответ четырьмя видами магии. Начиная от входа в хранилище — свет, светлые сумерки, темные сумерки, тьма и снова свет… Даже их порядок ни разу не изменился.

Башенка Второго, о которой я за тяжкими раздумьями успела подзабыть, упала мне буквально на голову. Я завернула за очередной угол и едва успела отшатнуться в сторону, когда башенка просвистела в опасной близости от моего лица и оказалась в пасти Молчуна. Пес, подпрыгнув, изловил ее налету и, виляя хвостом, положил добычу к моим ногам. Хмыкнув, я потрепала его по ушам и подобрала башенку с пола. Осторожно сдула с острых граней пыль, спрятала ее в поясной карман и подняла голову, изучая любопытную картину.

Сквозь глубокие трещины в потолке просачивались потоки силы всех цветов заката. Едва различимые в тусклом свете факелов, красные, золотые, розовые и оранжевые лучи отплясывали на сером граните незамысловатый танец, обрисовывая второй путь в хранилище. Некто очень умный, не мудрствуя лукаво, пробил землю у подножия скалы одним заклятьем, и я даже знаю, каким. Трещины подозрительно сильно напоминали мне очертания паутины, чей рисунок разорван четко по центру — там, где щепотью складывались пальцы.

Мы с Молчуном переглянулись. Теперь понятно, откуда в хранилище просочилась магия закатных сумерек. Сила мрака покинула мир вместе с Девятым, и потому из тайников темных ныне бьет сила светлых сумерек — как в случае со Спящим стражем, или же, как сейчас, закатных. А места, ранее пропитанные одной силой, опустев, обязательно однажды притянут к себе другую — так гласит извечный закон круговорота магии. И я давно думала о том, что определенная часть найденных нами источников ранее наверняка излучала тьму.

Источник пугливо поджал лучики силы, практически слившись с трещиной, когда я спокойно прошла под ним. Ну, с закатными сумерками мы испокон эпох не дружили и боялись они нас знатно… Я отошла шагов на двадцать, прежде чем источник решился распрямить лучики, неуверенно пустив их по щербатой стене. Я задумчиво посмотрела на закатные блики. Собственно, можно поворачивать назад, ведь последняя башенка нашлась… Но оставить без разгадки тайну хранилища? Еще чего. Меня ожидание мира потом замучит. Одно из основных правил искателя гласит: нашедший тайну обязан ее разгадать и закрыть ожидание мира, что ложится на плечи тяжким грузом, стоит лишь сунуть в вышеупомянутую тайну любопытный нос. Я свой сунула. Соответственно, ожидание мира уже притаилось легкой тенью за моей спиной. И назад пути нет.

Мы продолжили путь, и по дороге меня начал смущать еще один момент. По коридору вольно гулял ветер. Не обычный подземный сквозняк, случайно просачивающийся сквозь щели, но сильные порывы, взъерошивающие мои волосы и треплющие полы туники. И — ветер холодный. И чем дальше мы уходили от двери в скале, тем сильнее и холоднее он становился. Это не теплый горный ветер Пыльной луны, но… колючий, порывистый и ледяной холод Снежной луны.

Я зябко обхватила плечи и поежилась, молча ругая себя за непредусмотрительность. По коже разбегались неприятные мурашки. Бесконечная жара Пыльной луны сделала свое дело, и по горам я бродила в одной короткой тунике и мягких тапочках на тонкой подошве. И, спускаясь в хранилище, привычно надела только перчатки, а следовало надеть хотя бы штаны. Что, впрочем, никогда не поздно сделать. Но стоило мне остановиться и достать из сумки теплые рубаху и штаны, как из–за угла истошно заголосил убежавший вперед Молчун. Причем голосил он так, словно увидел что–то неопасное, но чрезвычайно необычное и требующее моего присутствия.

Я поспешила к нему, одеваясь на ходу, и вывалилась из–за угла, одной рукой натягивая рубаху, а другой — удерживая штаны, и прыгая на одной ноге. И от того, что увидела, невольно запнулась и опустила руки. Штаны упали на пол коридора, и по голым ногам, подгоняемые ледяным сквозняком, вновь побежали мурашки. Соответственно, то, что я увидела, вернее — кто, удивленно выпучил на меня глаза. Молчун, видимо, для полноты картины, красноречиво закукарекал.

— Опять ты, — я устало вздохнула и присела, поднимая штаны. — Какого мрака, тьма тебя побери, ты тут делаешь?

Рыжее чудо с побережья покраснело до ушей, опустило очи долу и нервно дернулось в ледяных путах. А запутался парень здорово. Не обращая внимания его косые взгляды, я неторопливо натянула штаны, завязла их шнуровку на поясе и застегнула рубаху. И лишь после этого подошла ближе и придирчиво изучила ловушку, в которую попался мой недавний рыжий знакомый.

Очевидно, он пошел одним из трех путей, который я сама отвергла. За его спиной зиял неровный провал в стене, сейчас закованный коркой льда, а сам мальчишка намертво застрял в клетке из оледенелых же сталактитов и сталагмитов. Судя по красноватой пыли, осевшей на стене, в коридор парень попал с помощью сферы огня, а когда на его пути неожиданно выросли острые колья льда, растерялся и оказался в западне. И сейчас стоял, приклеившись ладонями к сталагмитам и подпираемый сзади и с боков внушительными сталактитами, по чьим остриями пробегали зловещие голубоватые огоньки.

— Ну? Что молчишь? — я подошла к нему вплотную и вопросительно приподняла брови. — Язык отморозил?

Крыть парню было нечем, и посему он решил мне нахамить:

— Хочу — и молчу! А что я тут делаю — тебя не касается! И вообще — лучше бы помогла выбраться, а потом спрашивала!

— Даже так? — я иронично улыбнулась. — А если меня не касается то, зачем ты здесь, с какой стати я стану тебе помогать?

Мой собеседник промолчал и отвел глаза. С любопытством понаблюдав за ним несколько мгновений, я неспешно достала из поясного кармана башенку Второго:

— За этим пришел?

Парень судорожно сглотнул.

— И опоздал, как видишь. Зря бегаешь за мной по пятам, — я покачала головой. — Не тот уровень, чтобы даже пытаться меня обставить. Шел бы ты лучше в храм Перекрестка, парень.

— Лучше помоги, чем жизни учить, — огрызнулся он и чуть тише и спокойнее добавил: — пожалуйста…

Смотреть на него по понятным причинам мне было нелегко, и, обдумывая его слова, я некоторое время с болезненным интересом изучала стену, а затем покачала головой:

— Нет.

— Почему?

— Потому что.

— Это не ответ!

— Иного не жди, — я пожала плечами и повернулась, чтобы уйти.

— Пожалуйста, — со слезами в голосе попросил мальчишка, и у меня дрогнуло сердце.

И его глаза, как у Джаля, меняли цвет… И сейчас стали серыми–серыми, глубокими, как грозовое небо, готовое обрушить потоки слез на мою голову… А я ведь не каменная. И сколько не билась со своей тьмой, не смогла принести ей в жертву все то немногое человеческое, что еще оставалось во мне после Небесного храма. И как сейчас уйти, оставив его умирать в ледяной неизвестности?.. Из–за сталагмита на меня опять смотрел Джаль, молча умоляя помочь, не уходить, не оставлять, не бросать снова…

— Зачем ты здесь? — хрипло и отрывисто спросила я, пряча глаза.

— За артефактом, — смирившись с неизбежным, послушно ответил мой собеседник.

— Откуда ты о нем узнал?

— От дяди — светлого мага.

— А он?

— Муж его сестры, моей тети, входит в совет Старших искателей.

— Зачем им башенки?

— А они мне говорили? — фыркнул парень. — Дали карту и попросили найти. Сказали, что это будет моим вступительным испытанием в гильдию искателей.

— Врешь, ой врешь, — покачала головой я, заметив, как по ауре парня растеклись зеленые полосы. Молчун, все это время старательно обнюхивающий сталактиты, утвердительно каркнул.

— Почему это? — обиделся мой собеседник, красноречиво покраснев.

Я насмешливо приподняла бровь:

— Когда станешь темным — тогда поймешь. Мальчик, я вижу тебя насквозь. И если очень захочу — переверну вверх дном и переворошу всю твою память, от первого дня рождения до сегодняшнего дня. И сама узнаю то, что мне нужно. И это будет очень больно — для тебя. И в твоих интересах не врать мне и не играть в героя.

Парень сник. Прерывисто вздохнул и отвернулся. У меня снова защемило сердце. Тьма его побери… Сам точно ничего не скажет, а я не решусь выворачивать наизнанку его память. Не то, что бы это слишком сложно… Просто я потом несколько дней буду путать свои воспоминания и чужие, а то и жить придется некоторое время чужой жизнью. Неприятно это, мягко говоря, и рискованно с учетом катастрофической нехватки времени, которого у меня осталось слишком мало.

— Что же за тайны ты хранишь? — негромко спросила я, а парень закусил нижнюю губу. — Что же это за тайны, ради которых ты рискуешь своей жизнью? Они ведь не спасут тебя. Никто за тобой не придет, никто тебя не спасет, и ты замерзнешь здесь вместе со своими тайнами. И толку тогда тебе от них?

Мальчишка порывисто отвернулся, но я заметила, как нервно дернулась его левая щека. Я задумчиво прищурилась. Не прост парень, ой как непрост… И хранит слишком много секретов, ради которых может уйти в Вечность. И, судя по всему, сейчас готов туда уйти, если, конечно, я не решу его спасти. А я… я решу. Не могу иначе. И пусть внутри просыпается и тревожно попискивает ощущение опасности, которое еще никогда меня не обманывало. Что–то натворит парень, и меня туда втянет… И пусть. Справимся. Выкарабкаемся. Но просто так уйти я не смогу.

Я обошла вокруг парня, внимательно изучая ловушку, пока не нашла то, что искала. Сквозь грязно–тусклый лед робко пробивались солнечные блики. Значит, магия светлых сумерек. Я подмигнула Молчуну, и тот понял меня без слов. Повертевшись возле сталактита с неприкаянным видом, он якобы случайно коснулся его кончиком хвоста и с визгом отпрянул в сторону, оставив на ледяном острие клок угольно–черной шерсти. Я едва заметно, одобрительно кивнула. И, ничего не сказав парню, развернулась и продолжила путь по коридору, ожидая, когда за спиной раздастся привычный, едва слышный шорох шагов. И когда в мою ладонь ткнулся влажный холодный нос пса, обменялась с ним многозначительными взглядами.

На сей раз Молчун четко выполнил мои указания, обойдясь без самодеятельности. Паутинное проклятье, которое он оставил в виде клочка шерсти на одном из сталактитов, постепенно растопит лед, освободив парня из одной ловушки и заманив в другую. Мне не нужны новые неприятности, а мальчишка, судя по всему, умел в них с треском влипать. И потому — новая ловушка тихо усыпит парня на некоторое время, а я на обратном пути его разбужу и заберу с собой. И наверху уж точно узнаю все, что меня тревожит, даже если придется частично ворошить чужую память.

И, закутавшись в извлеченный из сумки плащ, я продолжила путь, не забывая поглядывать по сторонам, хотя все мои мысли опять заняло рыжее чудо. Откуда он только взялся такой на мою голову, тьма его побери… Я свернула за очередной угол, бегло изучив стены и пол, и раздраженно фыркнула. Парень начинал действовать мне на нервы. И я искренне надеялась, что ощущение опасности мне померещилось, а мальчишка сам по себе денется из пещер куда–нибудь, подальше от меня…

Молчун, шедший рядом, повел ухом и насмешливо закудахтал. Я остановилась, прислушалась и обреченно вздохнула. О, Вечность… Зачем же ты встретилось на моем пути, глупое создание?.. Или тебе суждено сыграть некую важную роль в моей судьбе? Несносный парень, быстро очухавшись, уже осторожно крался за нами по следу. Я возмущенно нахмурилась, но мой пес, пожав хвост, оправдываясь, тихо заскулил. Я присела на корточки и озадаченно почесала его за ухом. Сонную сеть Молчун поставил на совесть — это я видела его же собственными глазами, и поставил так, что парень не мог в нее не угодить. Значит… Я переглянулась с Молчуном и встала. Значит, повторим попытку и посмотрим, сработает ли она.

— Делись, — я осторожно погладила Молчуна по спине. — Мне не хватит того, что у меня есть.

Мой спутник послушно расслабился, и по его шерсти побежали огоньки темных искр. Жадничать я не стала. Впитала в себя столько силы, сколько, по моим расчетам, требовало заклятье, отстранилась и встала. Прищурившись, отмерила расстояние между стенами, выделила пять связующих точек и принялась плести паутину. Искры, мельтешащие на кончиках пальцев, послушно стекались в нити, а те, в свою очередь, заполняли проход, образуя нужный мне рисунок заклятья. Несколько мгновений — и готовая паутина, мигнув, растворилась в полумраке коридора, слившись с воздухом. И теоретически ее нельзя обнаружить ни одним поисковым заклятьем, можно лишь угодить в нее и запутаться в тонких нитях. Посмотрим…

Бережно впитывая остаточные клочья паутины, я поспешила дальше. И здесь на эффект Снежной луны указывал уже не только пробирающий до костей холодный ветер, сбивающий с ног. Стены и потолок застенчиво припорошил серебристый иней, а пол заледенел. Поскальзываясь, я держалась за стену, но шаг не сбавляла, опасаясь за собственные ноги, по–прежнему обутые в тонкие тапочки. Искать сапоги и переобуваться времени уже не было. На столь близком расстоянии от цели я не остановилась бы и под страхом смерти. Кто знает, что может случиться в следующее мгновение, когда я могу опоздать, промедлив и отвлекшись на незначительные мелочи? Бесконечность так легко уходит из–под ног, обрываясь на пороге Вечности…

Очередной поворот закончился узким пятачком, уходящим в пропасть, откуда и вырывался ветер. Я остановилась на краю, с интересом осматриваясь. Снежная луна здесь властвовала, презирая законы мироздания. Край пропасти, обрывающийся в неизведанную пустоту, обрамляли сосульки, стены покрывал толстый слой льда, загадочно мерцающий в свете заснеженных факелов. Я плотнее закуталась в плащ и отступила от опасно скользкого края. Дальше пути не было. Коридор приводил в большую круглую пещеру, и, что меня удивило, факелы в прежнем порядке горели и на противоположной стене, там, где она сливалась с пропастью.

Подняв голову, я посмотрела на потолок и невольно замерла в восхищении. Среди трещин распустил гигантские лепестки сияющий всеми оттенками льда огромный цветок. Заполняя собой потолок, он лениво спускал редкие льдистые щупальца побегов к полу. Расположенные в пять рядов многочисленные узкие лепестки, разрисованные морозными узорами, тонкие, полупрозрачные и хрупкие, изящно обрамляли стены. А в сердцевине цветка под выпуклой коркой хрустального льда притаилось… нечто. Сколько я не щурилась, так и не разобралась в расплывчатых очертаниях предмета. Но его силуэт смутно напоминал клубок дремлющего среди тлеющих углей огня. Приглядевшись, я различила и редкие красновато–желтые тени, неровно ложащиеся на лепестки и дрожащие под порывами ветра.

Я нахмурилась, потерев затекшую шею. На задворках памяти вертелось уверенное ощущение узнавания. О чем–то подобном я читала или слышала, но где и от кого? Ледяной цветок напоминал собой флисс, что, впрочем, неудивительно. Флисс — единственное растение, цветущее только в Снежную луну, но растение редкое, встречающееся исключительно на островах Девятого. Вернее, на тех их жалких остатках, что уцелели после эпохи Войны. Причем, что характерно, на разных островах никогда не встречалось флиссов одного и того же цвета. На одном острове цветок, распускаясь, краснел, на втором — желтел, на третьем — синел, и от чего это зависело — не знал ни один травник. Последние, кстати, в сезон Снежной луны открывали за флиссами дикую охоту, поскольку ценились цветы на вес золота. Обладая многочисленными полезными свойствами, разнящимися от цвета лепестков, флиссы использовались не только в алхимии и знахарстве, но и в магии, поскольку являлись накопителями силы. Для неуверенного в себе, но богатого мага — отличная копилка силы на черный день: флиссы удерживали заключенную в себе силу сколько угодно времени.

Справа от меня возбужденно завозился Молчун. Отвлекшись от созерцания цветка, я покосилась на своего спутника. Черный пес, встав на задние лапы, многозначительно заскребся в стену. По пещере разнесся душераздирающий скрип когтей, и сквозь глубокие царапины во льду проступило слабое мерцание тьмы. У меня вдохновенно загорелись глаза. Вот оно что! Так цветок здесь — не главное! Подобрав длинные полы плаща, я поспешила к тайнику, когда из коридора донесся непонятный грохот. И я даже головы не успела повернуть и увидеть его причину. Потому как сначала в меня на большой скорости врезалось нечто неопознанное, а потом — из–под ног резко ушла земля. И с грузом, намертво вцепившимся в мои ноги, я, нелепо взмахнув руками, рухнула в пропасть.

В ушах засвистел ветер, и из глаз брызнули слезы. В пропасти ветер уже не до костей пробирал — он обжигал. Больно царапнувшее кожу морозное дыхание на мгновение выбило меня из равновесия, и лишь громкий вой Молчуна напомнил о том, где находится он и где — я. Зачем–то вцепившись в плащ, я не без труда открыла глаза, но не увидела ничего, кроме беспросветной темноты. Сердце, безумно колотясь, рвалось на части. Груз, оказавшийся тем, кого я уже начала опасаться, тихо и жалобно подвывал Молчуну. И тьма вокруг пульсировала, словно живая… и казалась живой. Руку протяни — и она свернется уютным клубком паутинных нитей в ладонях… И безотчетно, повинуясь мимолетному порыву, я протянула к ней руки. И почему–то не удивилась, почувствовав ее тепло сквозь перчатки, сквозь властный холод пронзительного ветра.

Стремительно падение закончилось так же неожиданно, как и началось. Ветер по–прежнему перекликался с самим собой далеко внизу, обволакивая нас и норовя утащить за собой, но мы уже не падали. Тьма умиротворенно обняла нас за плечи, удерживая на одном месте. Я глубоко вздохнула, успокаивая бешено колотящееся сердце и собирая воедино мысли. Рыжее же недоразумение, мертвой хваткой стиснувшее мои колени, продолжало визгливо подвывать на одной ноте.

Не удержавшись, я грубо прикрикнула на парня:

— Заткнись, балбес! Заткнись, и дай мне подумать!

— О ч–ч–ч-чем–м–м? — зубы парня выбивали ритмичную дробь, а его самого ощутимо колотило.

— О том, как поднять нас наверх, — я изо всех сил старалась быть спокойной и любезной, хотя меня одолевало понятное желание стряхнуть мальчишку в пропасть.

— А–а–а… т–т–т-ты смм–м–мож-ж-жешь?..

— Да, если ты помолчишь. Будь добр, закрой рот и посчитай до двадцати. Или нет, лучше до ста. И не подавай признаков жизни, пока я не скажу! Понял?

— Д–д–д-да…

— Вот и молодец, — почти спокойно одобрила я. — Тогда начинай.

— Р–р–раз…

— Про себя!

— К–к–кончен-н-но…

И он послушно замолчал, а я наконец–то смогла сосредоточиться и изучить обстановку. Оказывается, здесь есть не только тьма — здесь собраны воедино все девять стихий… Странное место сильно напоминало мне… эпоху Изначальности, вернее, крошечный ее островок, тщательно сохраненный кем–то неведомым для истории и им же запрятанный. И я даже предположить не могла, куда именно мы провалились, впрочем… Об этом можно будет подумать и потом. Прежде — выбраться сначала из пропасти, а потом и из пещеры, к свету и теплу.

Мрак вокруг меня пульсировал, как живой, согревая и защищая от ледяного дыхания ветра, и прочно удерживал в своих объятиях. Осязаемо–плотный, словно стопка одеял, он дарил ощущение покоя и безопасности. И показалось, что по нему можно если не пешком подняться, то взлететь… Я вдохновенно улыбнулась и пропустила сквозь пальцы нити тьмы. Мгновение случайности дало мне возможность впервые в жизни почувствовать себя сильной, ощутить себя магом… И я неторопливо, наслаждаясь моментом, сплетала паутину только что придуманного заклятья, когда…

— С–с–сто…

Я едва не упустила нити тьмы, в сердцах помянув Вечность. Парень пристыжено замолчал, но приятный момент испортил.

— Слушай, если тебя велят что–то делать — делай это нормально, а не так, как у тебя обычно получается, — проворчала я.

Ноги затекли ужасно и, отвлекая, мешали делу. Не придумав ничего лучше, я присела на рыжую макушку, пропустив мимо ушей обиженный вопль «Эй!». Замолчав, парень в отместку еще крепче стиснул мои ноги, но мне больше не мешал. И спустя несколько мгновений я доплела заклятье — за моей спиной с тихим шорохом распустились тонкие паутинные крылья. Взмахнув ими несколько раз и привыкнув в легкой щекотке в лопатках, я медленно устремилась наверх. Парень, с перепугу решив, что мы опять падаем, снова заголосил.

— Да замолчишь ты уже, наконец!.. — тоскливо пробормотала я. Тьма, как же он меня утомил!..

— Н–н–но…

— Если ты успокоишься, то заметишь, что мы поднимаемся, а не падаем, — на всякий случай сообщила я.

Рыжее недоразумение послушно замолчало и не подавало голоса до тех пор, пока вверху не забрезжило слабое мерцание факелов. А я за это время успела осознать удивительную вещь: на парня не действовала магия мрака. Видимо, будучи источником, он поглощал ее, не задумываясь, впитывал в себя любые заклятья, не обращая внимания на их наличие. Я невольно покосилась на него, но увидела только макушку и судорожно вздрагивающие плечи. И вздохнула. Откуда же ты взялся такой на мою голову?.. Наверно, однажды я об этом узнаю, но тогда уже будет поздно…

Я последний раз взмахнула крыльями и замерла в паре шагов от пола, в непосредственной близости от ледяного цветка. Молчун при виде нас подпрыгнул и залился радостным карканьем. Парень, вздрогнув, спрятал лицо в моем плаще.

— Спускайся, — терпеливо попросила я. — Только осторожно, не поскользнись снова.

— Не буду! — заупрямился мой спутник. — Там… там твое чудище!

Молчун рассерженно зарычал, и парень испуганно задрожал, как опавший лист на ветру.

— Спускайся, кому говорят, — угрожающе велела я. — Не то сброшу в пропасть!

— Не сбросишь!

— Почему же?

— Ты меня три раза спасла и теперь, по законам мира, отвечаешь за мою жизнь, пока я не верну долг, — торжествующе изрек он.

Этого еще не хватало!..

— Прокляну, — тихо пообещала я. — И если это проклятье тебя не убьет, но мучить будет до порога Вечности, клянусь! Слезай!

Мальчишка вместо ответа только крепче сжал мои ноги. Я сдержанно застонала, из последних сил борясь с закипающим раздражением. Молчун, смирно сидящий внизу у тайника, весело подергивал пушистым хвостом и заливался каркающим смехом. Зараза, нет, чтобы помочь… Так, Рейсан, спокойно, не кипятись, это вредно для здоровья и опасно для окружающих…

— Я начинаю плести заклятье!

— Ты темная, а у вас нет силы! Ты не можешь колдовать!

— Да–а–а? — я зловеще улыбнулась. — И кто тебе это сказал?

— Дядя!

Ну да, дяди — светлые маги, конечно, много знают, но не знают они еще большего.

— А это, по–твоему, что такое? — я слегка подпихнула парня крылом.

Он молча выпучил глаза. Потеряв терпение, я взмахнула крыльями, намереваясь сбросить его вниз, когда произошло то, что нарушило все мои далеко идущие планы. Собственно говоря, я вообще не поняла, как такое случилось, но… Хрустальная сердцевина цветка неожиданно лопнула, и на меня брызнул поток острых ледяных крошек. Я инстинктивно запахнулась в крылья, закрыла голову руками… и ощутила жар, пробирающийся сквозь перчатки, обжигающий кожу… И нас затопила густая лава горячего света, резкого и нестерпимо колючего. Раскаленные шипы стаей рассерженных пчел впились в руки и плечи, спускаясь к пояснице и ногам… И мир завертелся перед моими глазами, разбиваясь на множество красноватых осколков. Лишь по краешку сознания робко скользнули понимание, узнавание и навязчивое стремление подумать о чем–то знакомом, вроде Песчаного великана, но…

Меня привела в себя боль. Мучительная и отвратительно реальная, она властно встрянула меня за плечи, подбрасывая над землей, судорогами расходясь по всему телу. И… это было так похоже и так непохоже на обычный приступ, что я впервые за долгое время растерялась. Боль, волнами пробегающая по позвоночнику, проникающая в каждую клеточку тела… но не привычно холодная, а горячая! Не обжигающая, но своеобразно приятная… Так похожая на некоторые виды лекарств, которые вместе с болью приносят и облегчение от… ощущения себя. Тьма…

Перевернувшись на живот, я уткнулась лицом в снег. В снег?.. Похоже на то… Волосы взъерошивал прохладно–сырой ветер, пробирающийся под одежду и немного притупляющий нестерпимое ощущение бесконечной боли. И если я не разберусь с ней — то так и не пойму, куда же именно меня занесло. Или — нас занесло, что не суть важно. Приподнявшись на локтях и утопая в рыхлом снегу, я спрятала лицо в ладонях и попыталась собраться с мыслями. Так, как меня учил Хлосс. Поймать боль за хвост и отбросить в сторону. Туда, где она не будет мешать и путаться под ногами, сбивая с толку и вынуждая терять драгоценное время. Загнать ее в самый дальний и темный угол, чтобы найти причину. И устранить и то, и другое. Одно мгновение власти боли, как известно, может стоить жизни…

Я прижала руку к груди, закусила губу, подавляя стон, и начала мысленно считать про себя. И, дойдя до трехсот, наконец, отрешилась от происходящего, с трудом осознав то, чего, казалось бы, не могло быть. Чего не должно быть. Меня рвали на части потоки силы мрака — на сей раз внешние. Я села от неожиданности, сбившись со счета, открыла глаза и снова зажмурилась. Перед глазами рябили красноватые осколки слепящего света, но если подо мной все же захрустел снег, если лица коснулись крыла вьюжно–холодного ветра… Значит, мне ничего не показалось. Значит, я все же оказалась там, где со времен эпохи Войны не должен оказаться никто. Не может оказаться никто. Но не я. Вернее, не мы…

— Ты… как? — тихий, дрожащий, виноватый голос рядом.

И — тьма, пропитавшая меня насквозь, разворачивающаяся внутри тугой, готовой к бою спиралью, сползающая на кончики пальцев вязкой паутиной…

— Уйди! — хрипло предупредила я. — Спрячься… не то убью.

— Почему?! — обиженное и недоуменное.

— Потому что! — паутина, независимо от меня, срывается и разрушительным вихрем уносится в никуда.

Я едва–едва успела изменить ее исходное направление… Мрак, приправленный яростью, рвал меня на части, и сейчас я могла убить кого угодно… но не его. Не его — так похожего на Джаля. Даже несмотря не то, что он в очередной раз натворил.

— Я сказала, уходи!..

Слышится поспешный топот, и я до боли в суставах сжимаю кулаки, не без труда удерживая рвущиеся на волю паутины силы. Считаем, Рейсан, терпим… Только не вредить миру, держи себя в руках, а силу — в кулаках… Я криво улыбнулась. Не зря Девятый придумал для нас именно такой символ — паутина, зажатая в кулаке. Только здесь и сейчас я осознала его значимость. Держать себя и свою силу в крепком кулаке — всегда и несмотря ни на что, уберегая людей от неотвратимого… и от самого себя. И, прежде всего — мрак с ней, с силой, — под контроль эмоции, главный источник тьмы…

Я судорожно вздохнула. Пальцы онемели, и в суставах неприятно хрустнуло. Искренне понадеявшись, что парень удрал достаточно далеко, я отшвырнула от себя заклятья. С удовольствием вдохнула свежий морозный воздух, подставила разгоряченное лицо легкому ветру и выпустила в никуда новые сгустки силы. Паутины заклинаний сплетались глубоко в подсознании и независимо от меня скользили по ладоням, нерешительно замирая на кончиках пальцев. Но ведь так не может продолжаться вечно… Сила, которую прежде я с таким трудом выцарапывала из зыбких граней мира, сейчас была подобна воздуху, и я дышала ею, и с каждым вдохом она снова в меня вливалась, и каждым выдохом срывалась в никуда, чтобы мгновенно вернуться обратно.

Разбрасываясь заклятьями, я кое–как собралась с мыслями, примирилась, наконец, с болью и нашла выход. И невольно усмехнулась. Вообще, подобное проделывают с младенцами маги Средних или Старших поколений, а именно — при появлении ребенка на свет ставят на его ауре преграды перед силой. И чтобы она не разорвала крохотного мага на части, и чтобы он сам впоследствии не натворил по незнанию дел. И все маги воспитываются, словно обычные дети, пока не достигают возраста обучения. После их забирают в гильдии, снабжают горой знаний и попутно объясняют суть силы. И в практики выходят те, кто постепенно приноравливаются чуть–чуть поднимать преграды. И Младшими становятся те, кто уже может оставлять преграды немного приподнятыми. И Средними — те, кто самостоятельно убирает половину преград. А Старшими — кто уже может жить без них, владеть и управлять окружающей силой.

Темных же, по понятным причинам, сия участь миновала. У нас переход из поколение в поколение случался по мере возрастания внутренней силы мрака, что приходило с жизненным опытом, и с умением подчинять ее себе. Опять же — чтобы не натворить дел. Скрытая внутри, лишенная внешней подпитки, сила находила воплощение в эмоциях и на их пике могла опасно рвануть, материализовавшись в силу внешнюю. У меня так однажды случилось… еле–еле тогда удержалась от глупости. Зато обзавелась своим молчаливым спутником. Кстати, а где он?

— Молчун!

Тишина. И — тишина в мыслях, там, где мы всегда поддерживали разговор и слышали друг друга даже на расстоянии. Мне стало не по себе. Я же без него, как без рук…

— Молчун!..

Паутинное проклятье с треском взорвалось в опасной близости от меня, и я едва устояла на ногах, в отчаянии сжав кулаки. Только бы его не уничтожило тем потоком, что перебросил нас сюда… Я вернусь, я однажды снова найду его… лишь бы он уцелел… И он должен, обязан, он — тьма, а тьму и светом не возьмешь: просочится сквозь него невидимкой и в укромном уголке соберется воедино… Я снова взяла себя в руки. Молчун обязательно уцелеет и наверняка устремится к Песчаному великану, о котором я так поздно вспомнила. А мое дело — внешняя сила. Знать бы еще наверняка, как ставить преграды, Вечность их побери…

Я призадумалась. Внешне аура мага с преградами выглядела как стеганое одеяло. Изнанка ауры — невзрачного серого цвета, внешняя сторона — темно–серого, блеклого, с вертикальными, горизонтальными и диагональными «нитями» цвета определенной стихийной силы. И, признаться, я плохо представляла, как можно «прошить» саму себя. Другого, пожалуй, я бы смогла, теоретически принцип знала, но себя… И выхода не было. Я вздохнула, закрыла глаза и сосредоточилась. Итак, начнем. Разбить ауру на мелкие лоскуты и, отделяя их друг от дуга, пропитать силой и «сшить». Внешняя сила потом будет крохотными каплями просачиваться сквозь лоскуты, пока я к ней не привыкну, а там постепенно можно и снимать «швы», открывая тьме больше доступа.

Мучилась я долго. Так долго, что потеряла ощущение времени. Мучилась, сопела, кряхтела, возилась, вздыхала, ругалась… Но справилась, хотя и из рук вон плохо. Лоскуты получились неровными, разных размеров, «швы» — кривыми… Но и мрак с ними. Расправив плечи, я глубоко вздохнула, потянулась, разминая затекшие от напряжения мышцы, и отогнала призрак боли. Закуталась в плащ, осознав, как замерзла, наконец–то открыла глаза и с любопытством осмотрелась.

Вокруг меня снежным кольцом сомкнулся спящий лес. Величественные древние гиганты, отгоняя скрипом веток шаловливый ветер, не обращали внимания на случайную гостью и продолжали равнодушно смотреть свои черно–белые сны о вечной Снежной луне. Над головой раскинулось угрюмое, мглисто–серое небо, затянутое редкими и тяжелыми темными тучами. Ноги по щиколотку утопали в рыхлом грязном снегу, испещренному глубокими бороздами от моих заклятий. И — никакого вреда лесу или же он пострадал выборочно?

Помедлив, я дошла до кромки леса и углубилась в чащу, проверяя собственные догадки. Осторожно убирая с дороги то свисающие до земли еловые лапы, то запорошенные инеем веточки кустарников, я пригляделась и заметила свисающие с голых веток обрывки черной паутины. Сколько бы я не буянила — лес оказался нетронутым. Видимо, за прошедшие эпохи он насквозь пропитался силой мрака, и уничтожить его не так–то просто… Впрочем, я не особо старалась.

Сев на сугроб, я быстро надела теплые носки и переобулась в сапоги. Ступни в тонких тапочках уже успели окоченеть, и еще некоторое время я зайцем прыгала меж деревьев, отогреваясь. Заодно и заприметила убегающую в чащу волнистую цепочку частых следов. И вздохнула про себя. Еще и с мальчишкой возиться придется, пока мы отсюда не выберемся… А я не уверена, что отсюда можно выбраться. Сюда и попасть–то, если верить легендам, невозможно… Но, как говорится, если есть вход — должен быть и выход. И я его найду. Даже если в обход легендам придется пробивать его самостоятельно и вручную.

Немного отогревшись, я поправила сумку, плотнее запахнулась в плащ, прячась от редких пронзительных порывов вьюжного ветра, сложила паутинные крылья, решив пока от них не избавляться, и отправилась искать парня. И по пути, прислушиваясь к самой себе, блаженно улыбалась. Ничего не могу с собой поделать, но… я маг! Какое же это счастье — владеть силой и ощущать, как она струится по телу, подобно крови, горячая и живая… И я дышала ею, и не могла надышаться, и чувствовала ее, и заранее боялась того момента, когда придется уйти и снова стать не то недочеловком, не то недомагом… Видимо, мы серьезно провинились перед Девятым, если он лишил нас счастья быть собой…

Парень отыскался на краю глубокого обрыва. Стена леса заметно поредела, когда я, перебираясь через сугробы, услышала в нескольких шагах от себя громкое сопение. Обойдя очередное дерево, я вышла на большую поляну, посреди которой рваной раной чернел глубокий обрыв. Я подошла ближе и прислушалась. Сопя, парень что–то невнятно бормотал, не то ругаясь, не то — молясь Вечности. Неслышно ступая, я подошла еще ближе. Мальчишка, словно почувствовав мое присутствие, замолчал на полуслове, и после короткой паузы я услышала тихое и обреченное:

— Добивай уже, и хватит издеваться…

Я удивленно подняла брови:

— И ты в столь юном возрасте готов встретиться лицом к лицу с Вечностью? Не рановато ли за порог собрался?

— А ты можешь предложить что–то другое? — настороженно спросил он, подняв голову.

Я подошла к краю и присела на корточки, с интересом глядя вниз. Парень тряпичной куклой болтался в трех шагах от меня, удерживаемый лишь тонкой тканью рубахи. Везунчик. Каким–то невероятным образом при падении длинный воротник рубахи уцепился за сук выпирающего из земляной стены дерева и удержал немалый вес парня. А тот, боясь шевельнуться, только тихо сопел от досады.

Хмыкнув, я улыбнулась и миролюбиво заметила:

— Ну, например, могу предложить вытащить тебя отсюда. Если хочешь, конечно.

— Хочу! — в голубых глазах вспыхнула отчаянная мольба.

— Давай руку, — я протянула ему ладонь, и с кончиков моих пальцев сползла паутина, свиваясь в тугую веревку. — Давай, не бойся.

Парень живо уцепился за протянутую веревку, и я, слегка потянув ее на себя, в два счета выволокла своего собеседника из оврага. Взлетев и описав дугу, он с писком приземлился в рыхлый сугроб, в котором и утонул с головой, выставив наружу лишь болтающиеся ноги. Не рассчитала силу с непривычки, бывает… Я устало вздохнула и ухватила брыкающиеся ноги, извлекая парня из снега. Сев, он долго отплевывался, фыркал и протирал глаза, а я терпеливо ждала, опершись спиной о дерево. И когда мальчишка, наконец, поднял на меня глаза, спросила:

— Тебя как зовут, несчастье ты мое?

— Эраш, — почему–то смутился он.

— Меня — Рейсан, — я отошла от дерева, а мой спутник — настороженно попятился, едва не свалившись в знакомый овраг.

Я вопросительно подняла брови:

— Ну, что еще такое?

— Ты это… Ты драться… не будешь? — с запинкой, неуверенно осведомился Эраш.

— А надо? — насмешливо уточнила я, с хрустом разминая пальцы.

— Ну… — он замялся.

— А надо бы, — вздохнула я, сурово взглянув на источник своих неприятностей. — Отшлепать, надрать уши и научить жизни, раз и сам у нее не учишься, и учить тебя некому.

— Я больше не буду…

— Где–то я это уже слышала, — проворчала я.

Эраш залился краской и опустил очи долу. Заметив, как он ежится на ветру, я молча откопала в сумке свой старый плащ, оценивающе посмотрела на парня и быстро вплела в ткань заклятье. Плащ послушно вытянулся в длину и ширину, и я кинула его Эрашу:

— Оденься, не то простынешь. И брось бояться, бить не буду.

— Ты… не злишься? — нервно спросил он, закутываясь в плащ.

Недоверчивый. И правильно делает, что не верит мне.

— Уже нет.

— А… почему?

— Потому что.

— То есть?..

— Нет смысла злиться на то, чего не можешь исправить, — я пожала плечами. — А я пока не могу исправить ни того, что ты — балбес, ни того, что мы находимся на Забытых островах.

— Где? — выпучил глаза мой собеседник.

— Где слышал.

Я повернулась и пошла обратно к лесу, а парень поспешил за мной, бормоча:

— Но ведь их не существует!..

— Кто тебе это сказал?

— Ну… дядя. Он говорил, что это всего лишь легенда…

— У каждой легенды есть свое материальное начало, — я углубилась в лес, привычно следуя зову ощущений. — И Забытые острова существуют, поверь мне. Скажи–ка, кстати, если не секрет, о чем ты подумал перед переходом?

— Ну… О том, как хорошо бы оказаться там, где меня уже никто не достанет и не найдет…

— Вернее, где тебя я не достану и не найду? — предположила я.

Эраш в ответ лишь виновато покраснел.

— Тогда понятно, — я вздохнула. — Иначе на Забытые острова не попадешь… с учетом того, что по легенде на них вообще невозможно попасть.

Парень молчал, очевидно ожидая объяснений. А раз уж мы оказались в одной упряжке, я не могла в них ему отказать. И начала издалека:

— О том, что на Забытых островах прежде располагалась гильдия Девятого, ты знаешь? — он кивнул, и я продолжила: — Здесь и развернулась решающая битва, в которой не нашлось ни проигравших, ни побежденных. Темные спустили на своих врагов пламя мрака, а это заклятье практически не поддается контролю и не щадит ни своих, ни чужих. В той битве уцелел лишь один человек — Кайсин, маг мрака, который после основал братство темных, собирая уцелевших собратьев под своим крылом. Он же и смог вынести кое–какие летописи из хранилища гильдии, и описал в легенде Забытые острова, и… запер путь сюда, повинуясь воле Девятого. И на острова с тех пор не мог попасть никто, они так и остались потерянными в пространстве и времени. Посмотри вокруг — последняя битва случилась в Снежную луну. Что ты видишь?

— Ее, — тихо ответил Эраш. — А…

— Я не знаю, чем было на самом деле то хранилище в горах, — я проворно перепрыгнула через поваленный древесный ствол, а парень, спотыкаясь, неуклюже перебрался следом. — Могу лишь предположить, что скрывало оно нечто чрезвычайно ценное, относящееся к довоенным эпохам, поскольку создавали его представители четырех ветвей силы, среди которых были и темные… Но что бы оно ни скрывало, его охраняло заключенное в цветке зелье перемещения. А в большом количестве действует зелье… несколько иначе. В малом — четко перемещает в задуманном владельцем направлении, а в чрезмерном — переправляет туда… куда ты подумал. И жаль, что ты подумал раньше, чем я, иначе бы мы не влипли по уши.

— Но ведь…

— Нет, у меня такого количества зелья нет, у тебя, полагаю, тоже, а сферы перемещения здесь, скорее всего, не работают. И — да — застряли мы тут с тобой… всерьез и надолго. Если, конечно, ты не будешь путаться под ногами, и я не придумаю что–нибудь.

— Но точно…

— Точно, — я без стеснения читала мысли парня: здесь, в вихре магии, оно получалось само собой. — Знаешь об источниках силы?

— Конечно!..

— Так вот, в мире нет ни одного источника магии мрака, и потому мы не имеем силы. А источников нет потому, что вся наша сила заперта здесь. Ты и сам должен ее чувствовать. Это еще одно доказательство того, что мы попали именно туда, куда попали, и имеем то, что имеем.

Эраш зябко повел плечами и угрюмо кивнул. Мы вышли на очередную поляну, и я, вновь следуя наитию, устремилась дальше в лес, уверенно прокладывая тропу.

— И посему — злиться мне на тебя бессмысленно, раз не изменишь того, что случилось, — подытожила я. — Вопросы?

Мой спутник подавленно молчал, нервно кутаясь в плащ. В его мыслях бушевал сильный беспорядок, и я бросила их чтение. Пусть для начала подумает и разберется в себе, а после — поговорим. А для себя я решила, что не злюсь на парня еще по одной причине. Из пребывания на Забытых островах можно извлечь немало пользы, а раз я намереваюсь вопреки легендам отсюда выбраться… мне стоит не ругаться на Эраша, а горячо его благодарить. Но этого он, разумеется, не дождется. Может быть, начнет хоть немного думать, прежде чем что–то делать.

Впрочем, в последнем я сомневалась, и, как оказалась, не напрасно. В какой–то момент, прислушиваясь к ощущениям пути, я выпустила парня из виду, ненамного его опередив, и когда обернулась — Эраша и след простыл. Куда только подевался? Пару мгновений назад его шаги послушно раздавались за моей спиной, а сейчас — мир Забытых островов вновь сомкнулся вокруг меня тугим кольцом зыбкой тишины. Впрочем, ее–то я заметила еще раньше. После битвы на островах очевидно не уцелело ни одно живое существо, и не стоило удивляться отсутствию пения птиц или шороха шагов крадущегося зверья. Лишь тихий скрип веток изредка разрывал плотный кокон угрюмой тишины. Куда же опять влипло это рыжее недоразумение?..

Развернувшись, я пошла обратно. В овраг он упасть не мог, разве что в дерево вписался и сидит сейчас под ним, считая разноцветные звездочки… Я дошла до того места, где цепочка наших следов раздваивалась и одна тянулась прямо, а вторая — пугливо терялась в кустах. Не то сбежать решил, не то — по делу отлучился… Оглядевшись, я заметила поваленное дерево и, подвернув плащ, терпеливо на него присела. Подожду и не буду его беспокоить, но после предупрежу, чтобы говорил куда шел и…

Из кустов раздался приглушенный вопль, оборвав мои размышления. Подскочив, я бегом устремилась к кустам. Опять… Ну, что за создание, тьма его забери, как же он меня утомляет… Раздвигая густые заросли высоких кустов и путаясь в плаще, я смотрела только себе под ноги и остановилась лишь тогда, когда на кого–то налетела. Кто–то, оказавшийся моим искомым спутником, издав очередной вопль, шарахнулся в сторону, с размаху сев на снег, а я оказалась лицо к лицу с…

— Стой! — я резко вскинула руку, швырнув в существо паутинным заклятьем, и закрыла собой парня.

Паутина распласталась по бледному, покрытому коркой льда лицу… существа. Напротив меня, покачиваясь, стоял… уже не живой человек, но мертвец. Стоял, щуря на меня горящие пустым багрянцем глаза и выпустив внушительные черные когти, в которых бесполезной тряпицей запуталась моя паутина. Драный темный плащ болтался на существе, как на вешалке, всклоченные седые волосы слиплись в сосульки. Порождение Снежной луны и выжившего в последней битве магов паразита, в древности называемого шушушем. Опять же, водился шушуш только на островах Девятого и был практически невосприимчив к магии тьмы. И сколько их здесь может еще встретиться… Ровно столько, видимо, сколько в последней битве полегло человек.

Я осторожно попятилась и едва не споткнулась о замолчавшего Эраша. Парень с перепугу на всякий случай прикусил язык и правильно сделал. Я быстро припомнила все, что знала о шушушах. Мелкие и вредные твари скользкими червяками прятались в земле, поджидая подходящее тело. Обычными людьми не питались, поскольку в них обитали, но всякого мага считали верхом опасности и в обязательном порядке стремились его уничтожить. Слабое место — голова и глаза. Магией пробить можно, если очень постараться. И я, конечно же, постараюсь.

Вздохнув, я решительно сорвала с ауры преграды, между делом попятившись и отпихнув Эраша подальше. Тот, не став упорствовать и стоить из себя великого воина, послушно пополз через кусты, а я накинула на него облако мрака. Если здесь бродит еще один шушуш, парня не заметят, а сам он, надеюсь, все не испортит… И, наконец, сосредоточилась на своем препятствии, которое стояло на прежнем месте, уныло покачиваясь на ветру. Правильно, не спешит нападать, чувствует сильного противника. Я подняла правую руку, метя заклятьями в ноги. У шушушев все же есть еще одно слабое место — мозги. Живут они одними инстинктами, мыслить им не дано, и хорошо.

Мой противник опустил руки, проворно отбивая когтями заклятья, а я, прицелившись, метнула в его голову черные жгуты тугой паутины, один из которых достиг–таки цели, навылет пробив левый глаз. Тело шарахнулось в сторону, врезалось в дерево и осыпалось прахом, а я кинулась прибивать багряную тварь. Заклятьем выдернула из земли куст и от души прошлась по тощему, в шаг длиной червяку солидным корневищем. Червяк, пискнув, распался на несколько частичек — собрался удирать, да не вышло. Снег вокруг него вспыхнул черным пламенем, заключая шушуша в кольцо. И пока он, жадно приникнув к магическому огню, впитывал силу, я, чиркнув кремнем, вплела в него искру огня обычного.

Вой шушуша разнесся по всей округе, потревожив сонные деревья, и на пепел, оставшийся от червяка, с густых крон обрушились солидные комья снега. Удовлетворенно улыбнувшись, я устало вытерла со лба пот и наскоро подлатала ауру, оставив приоткрытой лишь малую часть преград. Как–никак, а я все же Старшее поколение, и к силе должна привыкнуть быстро… И, обернувшись, окликнула Эраша. Тот, помедлив, дрожа, выполз из кустов и мешком осел на снег. Облака тьмы на нем, разумеется, не обнаружилось. Тьфу, он же, будучи источником, впитывает в себя всю силу тьмы… Надо бы не забывать об этом впредь.

— Ну? Что скажешь в свое оправдание? — строго вопросила я, поправляя плащ.

Эраш только вздохнул. Крыть было нечем.

— На поводок тебя посадить, что ли? — вслух размышляла я. — Может, перестанешь лезть, куда не надо, и искать неприятности там, где они обязательно найдутся…

— Не посмеешь! — вспыхнул он.

— Проверим? — прищурилась я.

— Мне что, теперь без твоего ведома и в кусты сходить нельзя? — неожиданно взорвался Эраш. — И каждый раз отчитываться нужно, когда, извиняюсь, приспичит?!

— Почему же, можно, — спокойно улыбнулась я. — Только предупреждай, что отлучаешься. Здесь много всякой гадости водится, а я в следующий раз могу и опоздать.

Парень пристыженно замолчал. Я приподняла бровь:

— Ничего не хочешь мне сказать?

Мой собеседник, неуклюже встав и вытащив из кустов потерянный в спешке плащ, пробурчал под нос что–то нечленораздельное. Я приподняла вторую бровь.

— Спасибо, — неохотно пробубнил он.

— На здоровье, — насмешливо отозвалась я. — И иди вперед. Мне надело бегать за тобой по кустам.

Эраш, привычно покраснев, гордо вздернул подбородок, что при испуганно ссутуленных плечах смотрелось комично, и послушно пошел вперед, пробираясь через солидные сугробы. Я же, идя следом, лишь подправляла его направление, подсказывая куда идти. И вскоре он не выдержал, оглянувшись:

— Куда мы хоть идем–то?

— Не знаю, — пожала плечами я.

Эраш от неожиданности остановился и недоверчиво переспросил:

— Как — не знаешь?

— Так — не знаю. Положись на мое чутье искателя, оно обязательно выведет нас туда, куда нужно.

И вывело. Мой спутник, пройдя сотню шагов, опять остановился, а я уткнулась носом в его спину.

— Ну, что там? — и привстав на цыпочки, попыталась выглянуть из–за его плеча.

— Видимо, то, что тебе нужно, — едко отозвался он и посторонился.

Мы стояли на краю пропасти. Окруженная снежной каймой и подернутая ряской облаков, она дополнила ответ парня гулким эхом. Я задумчиво потерла кончик носа, а Эраш позволил себе в очередной раз меня уколоть:

— Так что, сюда тебя вело пресловутое чутье искателя? Или ты шла, куда глаза глядят, и мы теперь заблудились?

— Искатель не может заблудиться, — с достоинством возразила я, — он просто долго размышляет над выбором верного направления и перебирает различные варианты пути.

— Неужели? — он скопировал мою вредную интонацию и приподнятую бровь.

— По крайней мере, так гласит кодекс искателя, — я пожала плечами и посторонилась, пропуская Эраша вперед. — А стоя не месте ничего не найдешь, но за поисками с пользой скоротаешь время, даже если результат не обрадует.

— В чем же тогда смысл поисков, если не в нужном результате? — очевидно удивился парень, возвращаясь на протоптанную нами тропу и снова углубляясь в лес.

— В самом процессе, разумеется, — пояснила я. — Плох тот искатель, что ищет лишь результата, потому как сам процесс поиска приносит много больше.

— Что же?

— Опыт, знания, приключения… Удовольствие от постижения неизвестности.

— Может, ты и от этого… приключения удовольствие получаешь? — голос Эраша дрогнул, и он посторонился, прижимаясь к дереву.

Я снова оказалась один на один с неприятностью. Правда, по сравнению с шушушем эта неприятность не была столь страшной и опасной. Более того, для меня она вовсе не была страшной и опасной. Так, необычной, только и всего. Да и неприятностью — с большой натяжкой. Но так считала только я. Эраш же привычно спрятался за мою спину, съежился и скромно там затаился, видимо, ожидая, что я опять начну швыряться паутинными заклятьями. Увы, на сей раз я парня горько разочаровала, потому как и не думала обороняться. Вместо этого я улыбнулась и протянула руки навстречу бальзару. Черный змей эпохи Изначальности, в чьих мудрых глазах замерла первозданная тьма, тихо зашипел, но спустя мгновение доверчиво уткнулся сухим носом в мои ладони.

Пользуясь моментом, я придирчиво изучила его с головы до кончика хвоста и одобрительно хмыкнула. Надо же, описание бальзара искателями, обнаружившими его останки в эпоху Восьмой, практически ничем не отличалось от описаний темных и в точности совпадало с действительным обликом змея. Длиной — в три средних человеческих роста, толщиной — с солидное древнее дерево, с узкой приплюснутой головой, на которой особенно выделялись раскосые темные глаза и узкие острые клыки на нижней челюсти, с хвостом, раздваивающимся на кончике, и мелкой черной чешуей. Перехватив мой изучающий взгляд, змей плотоядно облизнулся, и меж длинных клыков мелькнул черный раздвоенный язык, а на землю закапала ядовитая слюна.

Снег под моими ногами, темнея, зашипел. Я улыбнулась и смело погладила бальзара по боку. Змей, свернувшись тугими кольцами, откинул голову и довольно зашипел. Чешуя на ощупь оказалась гладкой, скользкой и нежной. Как существо мрака, он не мог причинить мне никакого вреда, но как провести мимо него Эраша? Я обернулась, ища парня, но он опять исчез, правда, на сей раз не в кустах. Подняв глаза, я обнаружила его на дереве. Добравшись до середины ствола, мальчишка сидел на ветке, судорожно в нее вцепившись и испуганно зажмурившись. Впрочем, теоретически бальзар и ему вреда причинить не мог, но — лишь теоретически. Если в парне достаточно тьмы, змей и его признает другом, а если нет — пройдет мимо. Все же Эраш — не просто человек Перекрестка, он еще и источник.

Я подняла голову:

— Эраш! Спускайся вниз!

— Мне и здесь хорошо!.. Всю округу видно…

— Не глупи! Спускайся, кому говорят!

— Я что, дурак?! — дрожаще ответствовали сверху.

— И еще какой, — вздохнула я. — Спускайся, он тебя не тронет, клянусь мраком!

— Откуда ты знаешь?..

Я быстро и популярно объяснила суть дела, не затрагивая, впрочем, темы его сущности источника. Парень внимательно меня выслушал, задал несколько вдумчивых вопросов, принял к сведению ответы, но спускаться опять отказался. Я пожала плечами и подло подпилила заклятьем его ветку. Падая вниз, Эраш голосил громче, чем недавно шушуш, и результат получил тот же. Конечно же, я его подстраховала, и рыжее недоразумение не свалилось носом в сугроб, а плавно взгромоздилось сверху. С деревьев на нас посыпались мелкие комья снега.

— Подойди, не трусь, — подбодрила парня я, игнорируя злобный взгляд и отряхиваясь от снега.

— Я не трус, — обиделся он, быстро закапываясь в сугроб. — Но я… боюсь, — и возмущенно–громкий голос перешел в тихий шепот.

— Между боязнью и трусостью есть существенная разница, — возразила я, заклятьем ухватив его за шкирку и подтаскивая к змею. — Боятся тогда, когда хотят и могут преодолеть свой страх, а трусят — тогда, когда и не могут его преодолеть, и не хотят. И ты, мальчик мой, не в обиду тебе будет сказано, трус до мозга костей, — и поставила упирающегося и ругающегося парня пред грозные очи бальзара.

Оцепенев от ужаса, Эраш прикусил язык, побледнел и перестал упираться, зачарованно уставившись в темные, без намека на зрачок глаза змея. А тот, заинтересованно зашипев, подался вперед и обнюхал парня с головы до пят. По лицу Эраша пошли зеленоватые пятна. Бальзар неспешно обвился вокруг него и осторожно сжал в своих скользких объятиях. К цвету лица моего спутника добавился непередаваемый серый оттенок, на фоне которого еще отчетливее проступили пятна зелени. Я прикрыла ладонью ухмылку. Пора взрослеть, мальчик, и учиться смотреть своему страху в глаза, а не прятаться от него в ближайших кустах, на верхушке дерева или за моей спиной. Тем более, от бальзара даже при большом желании нигде не спрячешься.

Эраш меж тем сообразил, что убивать его никто не собирается, осмелел и приоткрыл один глаз. Змей ободряюще потерся головой о его плечо, требуя ласки. Зеленоватые пятна с лица моего спутника сошли, и он, открыв глаза, неумело прикоснулся к чешуе на боку, быстро отдернув руку. Бальзар неодобрительно зашипел. Эраш, поразмыслив, погладил существо более уверенно. Змей довольно прикрыл глаза и ослабил кольца пут.

Я одобрительно кивнула и ухмыльнулась:

— Ну что, страшно?

И получила в ответ такой взгляд, что умей он убивать — я бы мгновенно упокоилась в Вечности.

— Я запомню, — тихо сказал Эраш.

— Глупый мальчик, — мягко сказала я. — Что ж, запомни. Как следует запомни то, как я вытаскивала тебя из водоворота, как избавляла от ледяной западни, как не бросила в пропасти после того, что ты натворил, и не отвернулась, когда ты висел над оврагом. И запомни теперь, как я помогла тебе перебороть свой страх.

Парень покраснел и отвернулся. Я подошла и погладила змея по боку:

— Нам пора идти, отпусти его.

Бальзар разочарованно зашипел, но повиновался. Эраш на дрожащих ногах отошел в сторону и остановился, поджидая меня. А я подобрала его сумку, потерянную в полете, молча сунула ее парню в руки и, перемигнувшись с бальзаром, снова пошла вперед, двигаясь вдоль пропасти. Не могло меня подвести искательское чутье, именно здесь находится то, куда стремится моя сущность… Эраш, вздохнув, неуверенно поплелся следом. Змей, как я и подозревала, неслышно устремился за нами, отставая на добрую сотню шагов. Учитывая присутствие шушушей, подмога нам не помешает. В конце концов, я не нянька, а бальзар, похоже, уже привязался к моему спутнику. И оно и к лучшему.

Мы шли долго. На Забытых островах, затерянных во времени, властвовала не только Снежная луна, но и мглистые сумерки, затянувшие мир серо–сизой туманной хмарью. Лишь погоды не коснулась магия, и сгущавшиеся над нашими головами тучи вскоре осыпались на землю снежным пеплом. Под неспешный танец крупных снежинок мы шли по спящему лесу, по колено утопая в сугробах, обходя овраги и поваленные деревья, зябко кутаясь в плащи из–за пронзительных порывов вьюжного ветра.

Эраш, однажды грубо обвиненный в трусости, теперь боялся прослыть слабаком и нытиком и честно терпел тяготы, хотя, видит Великая, ему приходилось нелегко. Мне–то, прошедшей длинный и суровый путь искателя, столь долгая дорога казалась трудной и бесконечной, а уж ему, в старом плаще и легких ботинках, и вовсе пришлось тяжко. Но, надо отдать парню должное, он лишь один раз заикнулся о привале. В ответ я сообщила, что отдыхать надо на пороге Вечности, а жизнь дана нам не для того, чтобы сидеть на снегу, греть руки у костра и чесать пузо, размышляя о ее смысле. Эраш выслушал, вздохнул и замолчал, сопя мне в спину.

За время пути я практически привыкла к бушующей вокруг меня силе и уже начала постепенно приподнимать остальные перегородки на ауре, когда мы, наконец, дошли до нужного места. Густой лес постепенно редел, впереди замельтешили просветы, и я прибавила шагу. Мой спутник же из последних сил уныло плелся следом, едва переставляя ноги и грея дыханием озябшие ладони.

— Не отставай, — не оборачиваясь, велела я.

— Сердца у тебя нет, — проворчал в ответ он.

— Почему же, есть, — отозвалась я. — И, представь себе, иногда оно даже бьется.

— И потому ты отказываешься от привала, гоняя меня по этому проклятому лесу? — уныло вопросил мой спутник.

— Вот именно, — обогнув последнее дерево, я отступила в сторону, пропуская Эраша вперед. — Смотри.

Он поднял голову и молча разинул рот. Перед нами величественно темнела башня гильдии Девятого. Битва магов, изрядно проредив лес, до башни не добралась, и она, сложенная из блестящего черного мрамора, горделиво возвышалась над лесом, подпирая мглистое небо. Собственно, гильдия не сводилась только к наличию башни, она представляла собой небольшой, ныне безлюдный и пустынный городок, построенный в виде паутины. В центре него располагалась башня, где жили наставники, хранились древние летописи и реликвии и проходили занятия, а от нее девятью лучами разбегались дороги, ведущие к девяти же более скромным и низким башенкам, где жили ученики.

Городок окружала солидная крепостная стена, также сложенная из черного мрамора, до блеска отполированного ветрами, с девятью подходящими к ней дорогами и девятью же воротами. Ворота, насколько я помню, предназначались одни для наставников, одни — для учеников, одни — для гостей–магов, одни — для торговцев и так далее. Довершая образ паутины, меж стройными башенками учеников располагались по кругу многочисленные хозяйственные постройки.

— Пошли, потом посмотришь, — и я, потянув парня за рукав плаща, поспешила к главным воротам.

Судя по крепчающему ветру, надвигалась буря, да и нам не помешает отогреться у теплого камина. И перекусить. Есть хотелось зверски, с собой у меня ничего съедобного не было, и я надеялась, что оно отыщется в подвалах башни гильдии. А раз время на островах остановилось, замерев на определенном моменте, то еда будет относительно свежей и для питания пригодной. И я даже приблизительно знала, где ее искать. От Кайсина нам досталась летопись с подробным планом гильдии вплоть до указания помещений, и я намеревалась убедиться в ее достоверности.

Устремившись к воротам, я волоком потащила за собой Эраша, у которого от усталости заплетались ноги. Центральная башня с подозрением изучала меня серебристыми провалами овальных окон, и в какой–то момент я действительно почувствовала на себе чей–то взгляд — чужой, внимательный, пристальный, изучающий, проницательный. Я настороженно осмотрелась по сторонам, на всякий случай приготовившись драться, но… Ощущение странного взора дрогнуло и пропало, растворившись в еле слышном скрипе врат. Я перевела дух и едва заметно улыбнулась. Ну что ж… Нас ждут.

Чем ближе мы подходили, тем четче обрисовывалась затейливая кладка камней древних строений, тем гостеприимнее сверкали окна, тем сильнее манила башня. И на мгновение мне показалось, что городок жив. И по–прежнему снуют по широким улочкам ученики, прогуливаются по площади перед башней наставники, а на просторном балконе под широкой крышей виднеется высокая, величественная фигура Девятого. И бродяга–ветер треплет длинные полы его черного плаща, взъерошивает непокрытые темные волосы и беседует со схаали, которая уютным клубком свернулась на широких плечах своего хозяина…

Я удивленно моргнула. Передо мной возвышались деревянные врата, и исчезли и образы людей, и их звенящие голоса, переплетающиеся с лаем собак и ржанием лошадей. Нас вновь окружала нездоровая тишина, и когда я, приложив к резной створке нашивку темного, со скрипом распахнула врата, Эраш испуганно вздрогнул и съежился.

— Нас… пустят? — нерешительно спросил он.

— Конечно, — невозмутимо отозвалась я. — Мы оба темные… в той или иной степени, и этот город — наш настоящий дом. Идем.

Врата захлопнулись с тем же противным скрипом. Я строго посмотрела на Эраша:

— Прекрати дрожать, здесь нам никто и ничто не угрожает! Возьми себя в руки, ты мужчина или где?

Тот уныло вздохнул, честно попытался расправить плечи, но вздрагивать не перестал, и дело, казалось, вовсе не в холоде. Парня трясло от страха так, что его зубы непроизвольно выбивали крупную дробь. Я покачала головой и первой пошла по извилистой, мощеной черным камнем дороге к центральной башне, обходя опустевшие хозяйственные постройки. Маги не уберегли самих себя, но город странным образом уцелел, а покосившиеся соломенные крыши конюшен указывали скорее на то, что их владельцы долгое время были заняты чем–то более важным, чем сохранность строений.

Дойдя до башни, я быстро взобралась на высокое каменное крыльцо и, решительно распахнув входную дверь, чуть ли не пинком втолкнула в помещение Эраша. Мой спутник, дойдя до крыльца, вновь не на шутку струхнул, а я никак не могла понять, чего именно он боялся. Лишь видела его ауру, раскаленно–красную от страха и испещренную желтыми пятнами настороженности. Хм. Не тьмы же как таковой он боится? Ладно. Посмотрим.

При нашем появлении в помещении вспыхнули факелы, но я и без их блеклого света прекрасно все видела. Из просторного пустого зала, чьи стены усеивало множество факелов, в разные стороны расходилось девять лестниц, ведущих как наверх, так и вниз. По плану, который я быстро припомнила, башня имела девять этажей верхних и пять нижних. Наверху — жилые и учебные помещения, внизу — подвалы, хранилища и так называемые опытные комнаты с заговоренными стенами для особо серьезных тренировок. И, как бы мне не хотелось немедленно закрыться в библиотеке, с головой закопавшись в летописи, желудок требовал немедленного спуска в подвал. К тому же, заодно пройдусь по хранилищам. Если и не найду ничего ценного, так хоть для Эраша одежду подберу. В башне тоже оказалось на редкость сыро и зябко.

Припомнив, какая лестница ведет в подвальные помещения, я оглянулась на своего спутника и устало вздохнула:

— Ну, что еще случилось?

На Эраше не было лица. Съежившись у двери, он с ужасом уставился на ближайший факел и не сводил с него глаз, заметно бледнея с каждым мгновением.

Я нахмурилась:

— Слушай, может, объяснишь, чего ты боишься? Почему залезть в одиночку в хранилище светлых за артефактом ты не побоялся, а здесь, рядом со мной, в безопасном месте, дрожишь и трясешься так, словно вот–вот упадешь в обморок? В чем дело?

Парень судорожно сглотнул и сбивчиво пролепетал:

— Я… не знаю…

— Так, — мой желудок уже не ныл, а кричал о голоде, — с меня хватит. Или ты стоишь здесь, или идешь со мной. Решай сам, — и быстрым шагом устремилась к лестнице.

Эраш, как я и предполагала, помявшись, неуверенно поплелся за мной. Оно и понятно, одному бояться страшнее, чем спрятавшись за мою спину. Мы молча спустились на первый подземный этаж и оказались в широком коридоре, в стенах которого виднелись многочисленные арочные проходы. Меня потянуло в третий слева, где по плану находилась кухня, и спустя несколько мгновений я уже рылась в шкафах, мешках и коробочках. Эрашу, чтобы чем–то его занять и отвлечь, поручила разжигать камин, с чем он справлялся из рук вон плохо. Дрова выпадали из дрожащих рук, не желая укалываться, а трясущиеся пальцы роняли кремень. При этом я в башне не чувствовала никакой опасности, мне здесь было уютно и спокойно. Не понимаю…

Обшарив висящие на стене шкафы и стоящие на полу сундуки, я добыла относительно свежие овощи, вяленое мясо, гору приправ и слегка зачерствевшую булку хлеба, которою между делом сама и съела. В моего спутника от страха ничего не лезло. Камин в итоге я тоже разжигала сама, как и готовила овощи для супа. Только оказавшись в небольшой кухоньке у пылающего камина я осознала, как замерзла. Повесив плащ сушиться на стул, а суп в котле — готовиться над огнем, я удалилась в соседнюю комнату и быстро переоделась. В комнате же, оказавшейся своего рода погребом, нашла пару бутылок неплохого вина и, вернувшись на кухню, разлила его по двум кружкам, подсунув одну под нос Эрашу:

— Пей.

Он послушно осушил кружку, и я налила ему еще, заставив выпить и ее. Результат не заставил себя долго ждать: взгляд парня из затравленного стал просто настороженным, аура поблекла, сменив цвет с ярко–красного на тускло–багряный. Немного расслабившись, мой спутник подсел ближе к камину, сбросив на пол промокший плащ и протянув руки к огню. Я кивнула самой себе. Так–то лучше. И, пока варился суп, обошла все подсобные помещения, нашла склад с ученической одеждой и на глаз подобрала Эрашу теплые штаны, рубаху, куртку и сапоги. Походит немного в форме ученика гильдии темных, может, перестанет глупить, отказываясь от истинного пути. О таком и сейчас мечтает каждый ребенок тьмы, да не судьба…

Вернувшись, я удивилась, застав Эраша за делом: пошатываясь, он деловито помешивал суп. Кажется, приходит в себя. Наконец–то. Я вручила ему сверток с тряпками:

— Переодевайся, не то простынешь.

— Здесь? — смутился он.

— Можешь уйти в соседнюю комнату, если стесняешься, — усмехнулась я и великодушно добавила: — или переодевайся здесь, а я отвернусь.

— Отвернись, — решил парень и скромно удалился в угол за шкаф. Надо же, какой стыдливый.

Я тихо фыркнула, помешивая поварешкой суп. Джаль мало чего стеснялся, как и не трусил никогда до такой степени… Мелкие различия, которые я тщательно отыскивала и запоминала, постепенно разводили двух столь похожих внешне людей в разные стороны, и мне становилось легче смотреть в глаза Эраша, а не Джаля, и видеть за знакомыми чертами личность Эраша, а не Джаля, и не вспоминать так часто ушедшего в Вечность друга. И пусть покоится там с миром, незачем постоянно беспокоить его по пустякам… Вздохнув, я сняла котел с крючка, повесила кипятиться чайник и отнесла суп на стол.

На запах супа из своего угла выбрался Эраш и заметно смутился под моим внимательным взглядом. А я, разливая суп по плошкам, тщательно его изучила, отмечая про себя облик ученика гильдии темных. После опишу его в отчете, может быть, в братстве наконец–то согласятся вернуть форму как ученикам, так и наставникам.

— Что–то не так? — нервно осведомился мой собеседник, краснея.

— Покрутись–ка, — скомандовала я.

Он послушно потоптался на месте, позволяя рассмотреть себя со всех сторон. И штаны, и свободная рубаха, стянутая у длинного ворота шнуровкой, и короткая куртка с рукавами до локтей сидели на нем как влитые. Даже сапоги, кажется, подошли. Я покачала головой и взялась за ложку. Случайная мысль не давала покоя. А не найти ли мне себе тряпки мага Старшего поколения? Кажется, только их мне здесь не хватало, чтобы по–настоящему ощутить себя частью давно канувшего в Вечность мира…

Эраш, пододвинув стул, тоже взялся за ложку, и я и глазом моргнуть не успела, как опустели и его плошка, и полкотла. Растущий молодой организм и пережитый страх требовали подкрепления, и, пока я доедала свою порцию, мой спутник тоже прошелся по шкафам, добыл недоеденную кем–то краюху хлеба и без смущения ее сжевал, запивая чаем. Из голубых глаз почти ушла даже настороженность, а цвет ауры стал обычным серым.

— Жизнь продолжается? — едва заметно улыбнулась я.

Эраш зябко повел плечами и тихо признался:

— Не особо. Мне все равно здесь… не по себе.

— То есть?

— Не знаю… Постоянно чувствую чье–то присутствие, чей–то взгляд… И в мысли что–то постороннее лезет…

— А–а–а, — я кивнула. — Понятно, — и подняла голову к висящим над нашими головами факелам: — Схаали, хватит пугать парня. Спускайся, не прячься, я давно тебя заметила.

Один из факелов неуверенно мигнул и погас, свившись в тугой клубок первозданного мрака. Эраш разинул рот и затаил дыхание. Мрак, помедлив, дымной змейкой свернулся на столе, изучая нас большими фиалковыми глазами, из глубины которых сияла мудрость прожитых эпох. Мой спутник прирос к стулу, боясь шевельнуться, когда змейка плавно обернулась воротником вокруг его плеч, заглядывая в лицо. Я усмехнулась про себя. Схаали умела неплохо прятаться, но и ее против воли тянуло к живому источнику силы тьмы.

— Не бойся, Эраш, схаали не причинит тебе вреда, — заметив отчаянный взгляд парня, объяснила я. — Схаали — это создание Девятого, его своеобразный охранитель. Видишь ли, выходя из Вечности Девятый отдавал всю свою силу людям, не оставляя себе ни капли, и, не умея жить в нашем жестоком мире, являл собой отличную мишень для недовольных магов иных ветвей и прочих сумасшедших, — я отпила чай и задумчиво посмотрела на схаали. — И именно для защиты себя он создал ее — клубок первозданной тьмы, наделенный разумом, ощущениями и способностью к магии. И по завершении эпохи Войны схаали осталась здесь, как и вся сила Девятого.

— Нет, не вся, — прошептала схаали, и ее тихий голос напоминал и шорох опавших листьев, и перестук дождевых капель по крыше. — Часть ее я вижу в тебе, мальчик.

Эраш вздрогнул:

— Я не темный!..

— Кого ты пытаешься обмануть? — по дымчатым губам схаали змеей скользнула тонкая усмешка, и она приподняла кончиком хвоста подбородок парня. — Себя ты не обманешь, а меня — тем более. Даже если сейчас ты стоишь на Перекрестке всех путей, однажды ты выберешь тьму, ибо она уже выбрала тебя.

— Я не буду темным! — в отчаянии повторил Эраш.

— Будешь, — я тоже улыбнулась. — Будешь, приятель. И подумай, стоит ли то немногое, что ты потеряешь, того, что приобретешь?

— Не хочу! — заладил он. — Не буду! Оставьте меня в покое!

— Боится, — заметила схаали, скользнув по мне задумчивым взглядом. — Себя боится.

Я кивнула:

— До дрожи в коленках.

— Ну и что? — насупился парень, краснея.

— На все есть свои причины, — меланхолично заметила наша дымчатая собеседница.

— Я не хочу быть таким, как она! — вино сделало свое дело, ударив Эрашу в голову и развязав ему язык.

— Да–а–а? — я иронично приподняла бровь. — И что тебя во мне не устраивает?

— Иногда мне кажется, что ты не человек, — парень смотрел на меня с откровенной неприязнью, впервые за наше короткое знакомство решившись высказать собственное мнение. — Ты бездушная, черствая, бесчувственная… И глаза у тебя пустые, равнодушные и холодные… И если темные такие, то я им быть не хочу!

— Но будешь, — я откинулась на стуле и сделала мелкий глоток чая. — На все ведь есть свои причины.

— Ничто не оправдывает бездушности! — Эраша понесло. — Для тебя нет людей, ты только командуешь и манипулируешь, но не понимаешь их и не чувствуешь! Только используешь! И если помогаешь — в собственных интересах!

Много ты знаешь, мальчишка…

— Допустим, — спокойно согласилась я. — И когда ты примешь свою силу — поймешь, почему так происходит. Помнишь, что со мной случилось по прибытию на острова?

Мой собеседник красноречиво вздрогнул и съежился.

— Подобное всегда происходит с излишне чувствительными и эмоциональными темными, — монотонно объясняла я, со скукой глядя в потолок. — И либо ты убиваешь в себе излишнюю сентиментальность и эмоциональность, либо они убивают тебя и тех, кто тебе дорог. Плох тот темный, кто не умеет держать себя в руках и подчиняется минутным порывам. Плох… и опасен для окружающих. Перешагивать через всех — и через себя, это первое, чему мы учимся, принимая силу.

— Я таким не буду!

— Мальчик, нас никто не спрашивает, хотим мы родиться темными или нет, — мягко сказала я. — Нас тыкают в случившееся носом и заставляют с этим мириться. И либо мы принимаем силу и живем спокойно, либо воюем с собой и со всем миром. К тому же, тьма вряд ли выбрала бы тебя, не родись ты с изначальной к ней предрасположенностью. И у тебя, как у всех нас, нет иного выбора. И либо принимай ее и себя, либо воюй и отвергай самого себя — это твое право… Но если ты не можешь быть тем, кем являешься, зачем ты вообще есть?

— Верно говоришь, — прошелестела схаали, одобрительно щурясь на потрескивающее в камине пламя.

— Я… я не знаю… — пробормотал Эраш, опустив глаза, и, помедлив, неожиданно спросил: — И ты довольна тем, что собой представляешь? Для чего ты стала такой… для чего живешь?

— Когда как, — я пожала плечами и допила чай. — Иногда я живу, чтобы оправдывать ожидание мира, а иногда — потому что больше мне нечем заняться. И как быть другой, не темной, — я не знаю, но вполне собой довольна. И хотя без магии приходится нелегко, я бы не променяла свою тьму на свет или сумерки. Потеряю я больше, чем приобрету.

— И что же потеряешь? — в глазах парня мелькнуло любопытство.

— А вот это я скажу тебе тогда, когда ты встанешь на свой истинный путь, — я поднялась из–за стола.

— Почему? — сердито и разочарованно.

— Потому что своих секретов непосвященным мы не раскрываем, — ответила схаали, наблюдая за мной.

А я, устав от разговоров, решила отправиться спать. Эти двое могут сколько угодно спорить о вечном, а я может и бездушная, но не железная. И больше всего сейчас хочу забраться в кровать, закутаться в теплое одеяло и уснуть под треск поленьев и гул разыгравшейся бури. И я, взяв плащ и сумку, уже подошла к двери, когда схаали тихо сказал мне в спину:

— Знаешь, а я вспомнила тебя… Я тебя знала.

Я невольно вздрогнула и побоялась повернуться. Побоялась увидеть в ее глазах… узнавание.

— Сколько твоих жизней прошло передо мной, — прошуршала она, — и не перечесть всех… И ты не меняешься — верна себе и преданна мраку.

Я вздохнула. Да, я тоже ее знала. Земля Забытых остров хранит не только множество тайн, но и образы прошлого, обрывки которого и сейчас мельтешили перед моим мысленным взором, складываясь то в причудливые картины, то в отголоски чужих ощущений. И тогда — я тоже тебя знала, и давно вспомнила твои слова, и навсегда запомнила их. Слова, сказанные в порыве прощального вдохновения — может быть, и не мне, но всем нам — изгнанникам старого мира. Я запомнила их, и они стали моей повторяющейся судьбой. Моей жизнью. Моим проклятьем.

— Присмотри за ним, — вместо ответа тихо попросила я. — Присмотри, пожалуйста. Иначе потом хлопот не оберешься.

— Отдыхай, не волнуйся, — прошелестела схаали.

Кивнув, я вышла из кухни.

— Что она имела в виду, когда сказала, будто знала тебя?

— Только то, что сказала, и не более того.

— А если яснее?

— А яснее не бывает.

Я пребывала не в том настроении, чтобы вдаваться в объяснения. Сидя на толстом ковре у камина, я обложилась свитками и фолиантами и вдумчиво изучала один за другим, пока меня не побеспокоили.

— И все же? — Эраш, опершись плечом о косяк, не сводил с меня требовательного взгляда.

— Занимайся своими делами, парень, и не суй нос в мои, — невозмутимо отозвалась я, рассеянно перелистывая ветхие страницы древнего фолианта и с трудом удерживая его одной рукой. Фолиант вещал о начале эпохи Девятого и расцвете темных и чрезвычайно меня интересовал.

— Какими — своими? — уточнило вредное создание. — Теми, которые ты мне перечислила? То есть ничего не трогать, никуда не ходить и ни на что не смотреть?

Схаали, невесомым воротником лежащая на плечах Эраша, прикрыла кончиком дымчатого хвоста ехидную улыбку. Как я ее и просила, она честно присматривала за парнем все утро, показывая ему башню и давая мне возможность отдохнуть от своего спутника и заняться собственными делами. Увы, на большее ее не хватило, да я особо и не рассчитывала надолго избавиться от общества своего рыжего несчастья.

— Мне скучно!

— Как гласит известная пословица, если тебе скучно — развлеки себя сам, — назидательно ответствовала я, откладывая фолиант в сторону и внимательно изучая просторное помещение хранилища, заставленное шкафами и полками. — Никто не обязан скакать перед тобой подстреленным зайцем и изобретать развлечения.

— Но вы же и шагу не даете мне ступить!..

— И у нас есть на то причины, — я встала и, подойдя к нужному шкафу, быстро перебрала подписанные корешки фолиантов. — Вспоминая хотя бы пропасть…

Эраш картинно закатил глаза:

— И долго ты будешь мне ее поминать?

— Пока те самые причины остаются, — я выбрала три фолианта, один больше другого. — Подойди–ка сюда.

Он послушно подошел и позволил сгрузить на себя выбранные мною фолианты.

— К камину отнеси, будь добр, — я перешла к следующему шкафу.

— Может, хоть пойдем пообедаем? — в отчаянии предложил мой собеседник.

— Я не обедаю, — рассеянно пояснила я. — Ешь без меня. Или ты и суп не в состоянии сам сварить?

Эраш едва заметно покраснел и быстро возразил:

— Неправда!

— Значит, справишься, — и я сложила на его покорно подставленные руки следующую стопку. — Эти туда же.

— Но…

— Спасибо, дальше я сама справлюсь.

— А…

— Можешь идти, за ужином встретимся.

— Я…

— Хочешь остаться и покопаться в книгах? — я вопросительно приподняла бровь.

— Нет!.. — в голубых глазах сверкнуло неприкрытое отвращение.

— Тогда больше тебя не задерживаю.

Эраш тяжко вздохнул и уныло поплелся к арочному проходу. Я покачала головой и взяла в руки свиток с древом заклятий. Конечно, здесь нечем больше заняться. Я пол–утра размышляла, чем бы парня занять, но так ничего и не придумала. И схаали запретила показывать ему большую часть башни. И ему запретила совать свой любопытный веснушчатый нос во все темные углы и закоулки. Даже обойдя башню вдоль и поперек, я не была уверена, что обнаружила все ее секреты и тайники, среди которых встретились и очевидно опасные. А бегать за Эрашом по пятам и вытаскивать его из каждого капкана в мои планы не входило. Судьба предоставила мне удивительную возможность — приобщиться к утерянным знаниям Девятого, и я не собиралась терять время на возню с мальчишкой. Даже притом, что привычное время для меня остановилось, и в свой мир я вернусь в то же мгновение. Слишком уж велико желание постичь тайны темных немедленно, слишком долго я к этому стремилось в мечтах…

Итак, я погрузилась в беглое изучение очередного фолианта. Внимательно его изучить мне, увы, не позволяло время. Впрочем, как изучить и все знания, собранные в бесконечном хранилище темных. И я для себя решила быстро перебрать хотя бы половину, чтобы наиболее важные фолианты и свитки передать в братство, а заодно и отыскать выход из ловушки. Не верила я в ее безвыходность. И к этой загадке можно подобрать ключи. Потому и изучала сейчас только то, что касалось заклятий темных. Заодно и училась, ведь в братстве им не научат, лишь поверхностные знания дадут да собственноручные изобрести предложат.

И я почти добралась до зацепки и, глубоко задумавшись, рассеянно смотрела на пляшущий в камине огонь, когда в хранилище дымным вихрем влетела схаали и обернулась вокруг моих плеч. Отвлекшись, я упустила нужную мысль, помянула тьму и хмуро посмотрела на бывшую спутницу Девятого:

— Что случилось?

— Он во двор пошел, — прошелестела она. — А мне запрещено покидать башню.

Я подскочила, уронив фолиант, и подняла с пола плащ:

— Убью балбеса… — и, закутываясь в него, поспешила к входным дверям.

Следы Эраша вели от крыльца к одной из ученических башен. Небрежно стряхнув схаали у входа, я быстро последовала за ним. Недавняя буря почти улеглась, оседая на землю рваными клочьями снега, тихо поскуливая у входных дверей и неловко царапаясь в запертые окна черными ветвями деревьев. Частые следы петляли от кустов к конюшне, от конюшни — на дорогу, с дороги — к башне, от башни — меж стволов деревьев. Я настолько увлеклась преследованием, что не сразу сообразила: следы замыкают повторяющиеся круги по одним и тем же местам, умело сбивая меня с толку. А когда заметила — не раздумывая выпустила на поиски парня мерцающий след. Нет, но каков прохвост! Узнаю лисий след и выучку воровской гильдии.

Красноватые искорки, прошуршав по снегу, повели меня к дальним вратам торговцев. Обиделся и решил удрать? И мрак с ним, пусть удирает, раз собственная жизнь недорога. Я только… удостоверюсь в этом и вернусь в уютное тепло хранилища. Приглядываясь к еле заметным следам, я вздохнула про себя. Кого я обманываю? Побегу за ним, вытащу за уши из очередной неприятности, которую он наверняка уже нашел, намылю шею и верну в башню. И запру там, если нужно. И не смогу иначе. Будь проклят и его дар, и его схожесть с Джалем… Вокруг меня взметнулись вихри снежной пыли, когда я с треском распахнула врата. Уши оторву.

Мерцающий след доселе не обманывало ни одно заклятье, и не обмануло сейчас. От врат Эраша зачем–то понесло в лес, и я, с подозрением поглядывая по сторонам, устремилась за ним. Быстро преодолела полосу снежного поля, отделявшего башни от древнего леса, ступила под сень деревьев и углубилась в чащу. На кой мрак его сюда потянуло? Несносное рыжее недоразумение, и почему ему только на месте не сидится… Натянув до бровей капюшон, я бегом петляла по лесу. Зародившееся где–то внутри ощущение подкрадывающейся опасности то дышало в затылок, то заглядывало в лицо, насмешливо щуря пустые, пронзительно–черные глаза. Не опоздать бы… Лишь бы не опоздать…

На мгновение зажмурившись, я представила спящего в сугробе бальзара. Черный змей, сонно подняв голову, встретил мой мысленный взгляд и мгновенно испарился, оставив после себя лишь солидную вмятину на снегу. Ощущение опасности, разочарованно выдохнув, отступило на несколько шагов, чутко притаившись в лесной чаще. У меня немного отлегло от сердца. Мало кто из живых, да и неживых существ решится выступить против второго по силе создания изначальной тьмы. Любой смельчак испуганно подожмет хвост и скроется среди деревьев, поджидая подходящего момента. А бальзар пока присмотрит за Эрашем. Не прощу же себе, если с ним что–нибудь случится… Как Джаля всю жизнь оберегала и спасала, так и с его двойником — то же самое… Тьма побери их обоих.

Перепрыгнув через поваленное дерево, я вышла на заснеженную поляну и быстро осмотрелась. Хм. Эраш привычно обнаружился на дереве. Взобравшись до его середины, он взгромоздился на ветку, судорожно обхватив ствол, а внизу, виляя раздвоенным кончиком хвоста и задрав голову, сидел бальзар и преданно шипел. Я устало вздохнула, сняла капюшон и продолжила осмотр. Меня крайне настораживало ощущение опасности, притаившееся за деревьями, и я, пройдясь по поляне, на всякий случай запахнулась в паутинные крылья. А с поляной сотворили нечто странное: разрыли вдоль и поперек, испещрили глубокими рытвинами. Чьих это рук дело — угадывалось легко.

— Эраш! — я подняла голову. — Выбирай: либо ты слезаешь сам, либо я подпиливаю ветку!

— А что ты здесь делаешь? — недружелюбно ответствовали сверху.

— Прохожу мимо, — невозмутимо соврала я. — Нагуливаю аппетит перед ужином и проведываю бальзара. Спускайся, кому сказано! Считаю до трех! Раз…

Парень, кряхтя, сполз по стволу и не без труда выдержал мой изучающий взгляд.

— Ну и?.. — я не сводила с него тяжелого взора. — Я бы очень хотела услышать о том, что ты здесь делаешь и зачем разрыл поляну.

— Я не обязан перед тобой отчитываться! — возмутился Эраш, выпятив подбородок и старательно не обращая внимания на подползшего черного змея.

— Неужели? — мягко спросила я.

Молчаливый поединок глаза в глаза продлился несколько мгновений, после чего парень сдался и опустил голову.

— Как ты меня нашла?

— Случайно, — спокойно ответила я. — Проходила мимо и заинтересовалась странным воплями, доносящимися с дерева.

— А это что такое? — он указал на собравшийся у его ног ворох красноватых искр.

— Заклятье искателя — мерцающий след, — я и бровью не повела. — Но искала я бальзара.

— Врешь, — тихо сказал мой собеседник, подняв на меня глаза.

— А ты докажи, — усмехнулась я.

Эраш замялся.

— Твоя очередь, — намекнула я.

— Ну, ушел и ушел, — снова начала закипать он, — твое какое дело?

— А поляна?

— Посмотри сама, — огрызнулся парень. — Кто из нас двоих искатель — ты или я?

Я невольно вздрогнула. Любимое выражение Джаля, которое цеплялось ко многим, в том числе и ко мне… Ладно, оставим. Позже разберусь. Я окинула поляну быстрым проницательным взглядом, изучая рытвины. Моргнув, подошла ближе к ее центру, заметив слабое, едва заметно мерцание. И резко обернулась к парню:

— Откуда ты про них знаешь?

Эраш вызывающе улыбнулся и гордо промолчал.

— Ты им пользовался? — я не сводила с парня требовательного взгляда.

— А если и да, то что? — буркнул он.

— Балбес!.. — я перевела мрачный взгляд на искрящиеся магией линии. — Дурак!

— Эй, полегче! — возмутился мой собеседник, и довольно ухмыльнулся: — А завидовать — нехорошо!

Я присела на корточки, разглядывая начертанный на земле рисунок, и протянула к нему руку. Искусная каменная вязь крохотного паутинного круга, запорошенного снегом, излучала едва ощутимое тепло, от которого покалывало пальцы. Есть только один способ проверить… Встав и отступив от круга на шаг, я протянула над ним обе руки и закрыла глаза, впитывая невесомое тепло.

— Ты… что делаешь?

— Рот закрой, — мрачно велела я.

— И не надо разговаривать со мной так, как будто я… Ой!

Невысказанное возражение оборвалось вздохом изумления, когда круг вспыхнул. Из его центра вырвался луч тусклого света, и передо мной гостеприимно распахнулся широкий проем портала, ведущий… в Вечность. Из проема потянуло мглистым, пробирающим до мозга костей холодом. И этот путь с Забытых островов для нас закрыт. Я хлопнула в ладоши, быстро замкнув портал на ключ. Линии круга в последний раз вспыхнули и потухли. Я перевала взгляд на удивленного Эраша.

— Ты открывал портал, — не вопрос, но утверждение. — Откуда ты о нем узнал?

— Оттуда! — и он вновь выдержал мой пытливый взор.

— Послушай–ка меня, парень…

— Мне не нужны ничьи советы! — заподозрив неладное, взъерошился мой собеседник.

— И все же я тебе его дам. Если не хочешь себя выдать — не делай вид, будто ничего не скрываешь. У тебя на лице написано, сколько тайн ты прячешь.

— На себя посмотри!

— Зачем? — едва заметно улыбнулась я. — У темных по определению есть свои тайны, а уж искатель и тайна — и вовсе два взаимосвязанных и неразделимых понятия. И я жду ответа.

— Я…

— Врешь.

— Схаали…

— Врешь.

— Нет!

— Да. Я же тебя насквозь вижу, мальчик мой, разве ты до сих пор этого не понял? Все твои чувства и мысли отражаются не только на лице, но и на ауре. Меня тебе не обмануть. Говори, пока я не рассердилась, — и я многозначительно распахнула паутинные крылья. — А в гневе я, как тебе известно, страшна. Итак?

— Дядя рассказал, — Эраш с несчастным видом опустил голову. — Он говорил, что у каждой ветви магии существует своя сеть порталов, связывающих материки и острова, и я подумал, что такая же сеть есть и здесь, у темных… И пару заклятий поиска тоже знаю… — и он виновато шмыгнул носом, тихо добавив: — Я просто хотел быть полезным…

Надо отдать ему должное — соображает он временами весьма неплохо. Сама я о сети порталов напрочь забыла. И, погрузившись с головой в летописи, конечно же, нескоро догадалась бы проверить.

— Да уж, — протянула я. — Задумка была хорошей, но испортил ты ее еще лучше. Посоветоваться со мной все же стоило.

— Зачем? — ощетинился мой собеседник.

Паутинное крыло шевельнулось, но не от ветра, а от дыхания. От дыхания идущей из–за деревьев опасности. От дыхания непрошенных гостей. Я повернулась к парню боком, кинув взгляд на густую полосу непролазного леса, вздохнула:

— Затем, — и кивком головы указала на чащу: — Парень, ты ведь ни мрака в магии не смыслишь и открываешь порталы, не думая. И хоть представляешь себе, что оттуда может выбраться? Не говоря уже о том, куда портал может выводить…

— Но я никого не видел! — запротестовал он.

— И теперь не видишь? — с интересом спросила я.

Эраш вздрогнул и уставился на лес. Потом снова вздрогнул, осторожно попятился и, наткнувшись на бальзара, замер, испуганно прижавшись к змею. А последний свился вокруг парня черным коконом и зашипел, косясь на меня.

— Нет, — тихо ответила я. — Ты не справишься. Его защищай, а я что–нибудь придумаю… И подстраховывай иногда немного.

— Ты… его понимаешь? — парень с трудом отвел взгляд от леса.

— Конечно, — спокойно ответила я, снимая плащ, аккуратно сворачивая его и укладывая на снег. Лишняя одежда в столь важных делах всегда очень мне мешала. — И ты бы мог понимать, если бы принял в себе тьму. Мы — создания одной стихии.

— А… эти? — судорожно сглотнул он.

— Эти — подобные бальзару, ныне считающиеся вымершими создания эпохи Изначальности, — рассеянно объясняла я, мысленно перебирая заклятья. — В нашем мире их давно истребили, и лишь отдельные особи выжили, спрятавшись у порога Вечности, откуда они иногда прорываются обратно. Например, когда зарождается новый источник магии. Помнишь летуна, который так напугал тебя в море? Вот и пример. А этих ты сам выпустил из Вечности, без предосторожностей открыв портал.

— Но ведь…

— Пользовался когда–нибудь порталами?

— Нет…

— Человеку либо же зверю совершенно необязательно выходить из проема. Он может оказаться и рядом с кругом портала, и за сотню шагов в стороне.

— Но ведь и ты только что открывала…

— Я, в отличие от тебя, порталами пользоваться умею, — отрезала я. — И знаю, как ставить охранное заклятье против неожиданного вторжения извне. И — да — сеть порталов Забытых островов замкнута на Вечность. Через них мы вернуться назад не сможем, путь отрезан. Узнал, что хотел?

— Я… — виноватые слова хриплым комком застряли в горле, когда Эраш рассмотрел выбравшихся из портала существ. И лихорадочно задрожал, пытаясь вывернуться из колец бальзара и задать стрекоча.

— На месте стой, — негромко предупредила я. — Попытаешься удрать — найду и из Вечности достану, клянусь тьмой!

— З-зачем я тебе? — заикнулся парень, извиваясь в крепких объятиях змеиных колец.

— Для приманки, — я усмехнулась. — Ко мне они не рискнут подходить, поскольку это существа закатных сумерек, которые тьму боятся до дрожи. А вот на тебя клюнут.

— А… он?..

— Бальзар им не препятствие. Он не маг и не столь явно излучает тьму, как я.

А создания закатных сумерек уже выползали из лесной чащи невесомым туманом. Я отошла за деревья и выглянула из–за сплетения ветвей, с любопытством за ними наблюдая. Последних существ эпохи Изначальности истребили еще при Четвертой, и нам для изучения остались лишь невнятные летописи древних искателей да бренные останки, бережно запертые в прохладе хранилища гильдии. Несколько мгновений я мучительно боролась с собой, и искатель — редкий случай! — победил во мне мага. Достав из сумки чистые листы пергамента и уголек, я начала быстро делать наброски существ, подписывая рисунки и мимоходом размечая галочками несоответствия летописным описаниям.

Всего существ из леса выползло трое. Ближе ко мне стоял, ощетинившись, предок обычного волка. Единственное, что последний ростом не вышел, а вот прародитель — выглядел заметно крупнее бальзара: огромный, вислоухий, скалящий внушительные клыки. Об ушках мы, кстати, не знали, как и о шкуре цвета сизого зимнего заката… Я разметила набросок галочками и стрелочками подвела к рисунку подписи: слепящее закатное солнце, замершее в глубине вертикальных зрачков, длинный хвост, разбрасывающий вокруг зверя клочья красных искр… Первое по силе создание закатных сумерек, в летописях обозначаемое красным волком.

Эраш, увидев, чем я занимаюсь, разозлился не на шутку и заорал:

— Это потому я тебе как приманка нужен, да?! — похоже, он даже о страхе позабыл. — Ты так и будешь рисовать этих монстров, пока они будут нас поедать?!

Кстати, зверюшки выглядели чрезвычайно голодными. Впрочем, по легенде полуголодным они ходили постоянно, поскольку чтобы прокормить того же волка требовалось солидное стадо коров… или вся деревня, включая людей, кур, собак, кошек и голубей. И посему — зачастую они впадали в длительную спячку, как тот же бальзар. Здесь ему кормиться нечем и практически все время до нашего появления он мирно спал в сугробе.

— Не верещи, Эраш, — я сдула с пергамента угольную пыль и достала чистый лист. — Ты только привлекаешь к себе излишнее внимание. А оно тебе надо?

Парень проглотил очередной гневный вопль, а бальзар предусмотрительно накрыл себя и своего подопечного каплевидным паутинным коконом щита невидимости. Ненадолго его хватит, но тем не менее… Я принялась рисовать второго. Здоровенная ящерица, ростом не уступавшая волку, в глазах — то же закатное солнце, по мелкой золотистой чешуе струятся потоки расплавленных огненно–красных искр, длинный тонкий хвост нетерпеливо метет по снегу. Я невольно залюбовалась созданием, отвлекшись от рисования. Гибкое и изящное, несмотря на размеры, обманчиво хрупкое… безобидное, пока не оскаливало острые клыки. Что ж, травоядных среди существ эпохи Изначальности можно пересчитать по пальцам одной руки. Ящерица считалась третьим по силе существом закатных сумерек и, судя по летописям, называлась искрящимся толстолобиком. Странно, почему ее так обозвали, лобовая часть черепа вперед заметно не выдается…

— Рейсан!.. — судя по тональности писка, у Эраша окончательно сдали нервы. — Может, хватит уже?..

— Одно мгновение, — откликнулась я. — Закрой глаза и медленно посчитай до двадцати.

— А поможет?..

— Когда откроешь глаза — их уже не будет, — пообещала я, доставая чистый лист.

— Нет, тебе нельзя верить, — заикаясь, пробормотал он, но послушно зажмурился.

— И ты только сейчас это понял? — весело хмыкнула я, выступив из–за прикрытия деревьев.

— Ну, я надеялся на лучшее…

— Зря, — фыркнула я. — Не надейся на лучшее, опасаясь худшего и веря только тьме.

— Я запомню и это…

— Считай лучше, — оборвала его лепет я. — Про особенности твоей памяти я знаю.

Троица закатных существ, переглянувшись, дружно попятилась, а я только этого и ждала. Волк утробно зарычал, а ящерица отодвинулась в сторону, наконец–то перестав заслонять собой третье существо, которое отдаленно напоминало муравья. Очаровательное создание, в летописях обозначенное как лучистый тонконожик, девятое по силе существо магии заката. Тоненькие лапки действительно напоминали лучи солнца, и цвет имели соответствующий. Любопытно, как шесть весьма хрупких ножек удерживают столь солидную, плотно закупоренную в красноватый панцирь тушку… И, по аналогии, глаза, вездесущие искры и цветовая гамма прилагаются.

Закончив наброски, я осторожно спрятала их в сумку, выбросила остатки угля и небрежно вытерла о штаны руки. Создания осторожно отступили от меня еще на несколько шагов. Все в сущности стихий взаимосвязано, и как закат боится, что его вот–вот покроет тьма, так и тьма боится, как ее разгонят лунные и светлые сумерки, и так свет боится, что его однажды сменит закат. Все просто и понятно, но у меня рука не поднималась прихлопнуть детей Изначальности. Я же не только темная, я — искатель, и существа были для меня еще и нашей историей, древней легендой, дающей возможность на мгновение почувствовать себя частью давно ушедшего в Вечность мира. Даже если выходя из оной зверята могли навести небывалого шороха и натворить уйму безобразных дел.

Прищурившись, я привычно разделила мир на тонкие грани. Плоские черточки резкими угольными росчерками смяли привычную объемность и погасили зимние краски, заменив их тьмой. И сквозь непроглядный мрак тремя искрами умирающего заката сияли существа Изначальности, а рядом с ними расплескалось кляксой пятно портала, от которого тянулись тонкие нити ключей.

— Восемнадцать… — с нотками мстительного напоминания буркнул Эраш.

Я протянула правую руку к лучу, осторожно за него взялась и резко рванула на себя, одновременно швырнув в создания безобидной паутинкой заклятья. Те, разумеется, попятились и дружно провалились в портал, а я вновь потянула на себя нить, обмотав ее вокруг тающего пятна провала, закрывая его. И, быстро накинув плащ, сунула руки в карманы и зябко повела плечами.

— Двадцать! — торжественно (или торжествующе?) провозгласил мой спутник, открывая глаза.

И изумленно заморгал. Бальзар, небрежно развеяв кончиком хвоста щит, расслабил тугие кольца, и Эраш вывалился из своего укрытия. Вывалился, недоверчиво покосился на меня, пугливо глянул на каменный круг и снова — на меня. Я же с огорчением изучала дырку на правой перчатке, из которой кокетливо высовывался указательный палец. Ключ так неудачно перехватила, видимо.

— Куда они подевались? — не выдержал Эраш.

— Туда, откуда пришли, — я аккуратно капнула на дырку паутину тьмы, сращивая ткань, — в Вечность.

— Точно?

— Конечно, — я удовлетворенно улыбнулась, пошевелив пальцем, поправила сумку и повернулась, собираясь уходить.

— Ты куда? — требовательно и в то же время неуверенно.

Я едва не сказала — домой, ведь башня, по сути, мой настоящий, истинный дом.

— В башню. Бальзара я повидала и больше мне здесь делать нечего. Ты как хочешь, а я как знаю. И иду есть и греться, — и неспешно углубилась в лес, ориентируясь по собственным следам.

— Подожди, я с тобой! — Эраш вприпрыжку бросился меня догонять, а бальзар увязался следом.

Усмехнувшись, я ускорила шаг.

Башня встретила нас доброжелательным теплом натопленных очагов. Схаали кроме того, что худо–бедно присматривала за моим неугомонным спутником, следила и за каминами. Не обращая внимания на Эраша, застрявшего в коридоре, я устремилась на кухню, попутно снимая плащ. И дойти до вожделенного котла с похлебкой оставалось лишь несколько шагов, когда до меня донесся громкий вопль. Я устало закатила глаза. Балбес, наверняка сунулся в винное хранилище снимать напряжение… Всего подобных хранилищ в башне около десяти, и на двух стоят охранные заклятья, которые я не стала снимать по собственным соображениям.

Круто развернувшись у арочного прохода в кухню, я уныло поплелась обратно, закинув на плечо плащ и поминая Вечность. На сей раз спасать не буду, посмотрю только, подколю для пользы дела и посмеюсь… Тьма. Мальчишка дурно на меня влиял — во мне просыпалась неуместная к нему жалость и неистребимое желание спасти и помочь… Чтоб он провалился в Вечность со своими выходками. Вернувшись в лестничный зал, я поспешно спустилась по ступенькам в коридор второго нижнего этажа, да там и остановилась. Как и обещалась — только посмотреть. И для того присела на нижнюю ступеньку. Схаали, спешившая за мной, невесомой дымчатой шалью обернулась вокруг моих плеч.

Второй нижний этаж был точной копией первого нижнего: длинный широкий коридор, у развилки разбегающийся направо и налево и опоясывающий таким образом башню, испещренный арочными проходами. На каменном полу — толстый и теплый темный ковер, на стенах — факелы в виде руки, сжимающей паутину. Арочные проходы завешаны плотной черной тканью. Впрочем, завешаны они не все. Один из проходов оказался открыт, а ткань — обернута вкруг голосящего парня, и, ко всему прочему, пришпилена двумя факелами к высокому потолку. И еще два факела подпирали жертву собственной глупости один — под ступни, а второй — под пятую точку, от чего Эраш неустанно извивался и верещал. Я хмыкнула. Неплохая задумка. Болтаться в горизонтальном положении, и не встать, и не сесть, да и падать вниз — шагов десять.

При виде меня парень встрепенулся:

— Рейсан! Ты…

— Нет, — я вытянула ноги и оперлась локтем о ступеньку.

— Но…

— Нет.

— Почему?! — обиженно и недоуменно.

— Может, хоть это пойдет тебе на пользу, — предположила я, свободной рукой отыскивая в сумке бурдюк с чаем. Заодно к вящей радости нашла и старое сморщенное яблочко.

— Сердца у тебя нет! — привычно ляпнул он.

— А у тебя — головы, — я с удовольствием взялась за яблоко. — И еще неизвестно, чего не иметь лучше, а чего — хуже.

Эраш проворчал что–то неразборчивое и ойкнул, едва не присев на факел. Я же с интересом за ним наблюдала. В первую очередь — дабы проверить свое недавнее предположение об особенностях источниковой сущности человека. Если на него не действует магия мрака, то под потолком он провесит недолго, а если все же действует… Наверно, помогу. Посмотрим. Как карта ляжет.

— Мальчик ведь не знает, кто он такой? — прошелестела схаали.

— Думаю, нет, — я с сожалением доела огрызок, сунув черенок в карман штанов. — Я сама его не с первого раза раскусила, что уж о нем самом говорить.

— Вы о чем? — всполошился парень.

— Ты виси–виси, — невозмутимо ответила я. — Не подслушивай разговоры взрослых.

— И не готов еще знать, — подытожила схаали.

— Нет, ну о чем вы? Ой!..

— Ноги подожми, — серьезно посоветовала я. — Второй пары сапог на тебя здесь может и не найтись.

Схаали тонко ухмыльнулась, а Эраш сдержанно зашипел от досады. Раскрасневшееся веснушчатое лицо на мгновение исказила гримаса детской обиды, при которой ребенок начинает реветь навзрыд. Правда, к чести его, он сдержался и упрямо закусил губу, продолжая интенсивно извиваться. Я неторопливо считала про себя, прихлебывая чай. И на тридцатом счете парень, издав очередное громогласное «Ой!», рухнул вниз на каменный пол. Ушибся, судя по красочному бормотанию, изрядно. И, кажется, тем самым местом, на которое постоянно ищет себе приключений. Я имею в виду голову.

Лениво потянувшись, я встала. Что ж, может, боль в нужном месте, я имею в виду голову, вынудит его немного поразмыслить о вечном. А я для себя свои выводы сделала: магия тьмы на него действовала, но недолго, пока впитывалась в ауру. Что, впрочем, моей жизни не облегчало, ибо заколдовать парня, временно превратив его, скажем, в статую Девятого, не было никакой возможности. А жаль.

— Может, поможем? — предложила схаали.

Я покачала головой:

— Нет, пусть сам выпутывается.

— Стерва… — еле слышно выдохнул Эраш, кое–как выбираясь из спеленавшей ткани.

— Сам балбес, — спокойно отозвалась я.

— Хватит называть меня балбесом!

— Когда поумнеешь — перестану. Если еще доживу до этого, в чем весьма сомневаюсь.

В меня со всей злости запустили комом тяжелой ткани. Я подняла брови, и ком мгновенно рассыпался по ковру седым пеплом. Эраш испуганно моргнул, прикусил язык и не посмел возражать. Я отвернулась и, поднимаясь по лестнице, краем глаза заметила, как он встает, с трудом держась за стену и тихо охая. И покосилась на схаали:

— Здесь же где–то есть комната лекаря?

— А–а–а, — моя собеседница понимающе кивнула. — Ты о целительном источнике? Есть.

— Только все не лечи, — предупредила я. — Мне очень необходимы хотя бы два–три спокойных дня.

— Да, и мне тоже, — хмыкнула схаали. — Отвыкла я давно от шума и людей… И мне тоже.

Три последующих дня прошли на удивление тихо и спокойно. Впрочем, время суток — мглистые сумерки — здесь оставалось столь же низменным, как и Снежная луна, и я отсчитывала дни, пользуясь чутко развитым за сезоны искательства ощущением времени. Эраш после случая с ловушкой сидел, вернее, лежал, запершись в одной из спален верхнего этажа, и носа оттуда не казал. Подлечить–то его схаали подлечила, да ровно насколько, что парень не мучился от боли в лежаче–сидячем положении, но не при ходьбе. И к целительному источнику его тоже не подпускали. Жестоко? Да. Но зато спокойнее. И мне, и схаали.

Вышеупомянутые источники создавались магами–целителями и являли собой непересыхающий кувшин с водой, которая излечивала любые болезни, ушибы и прочее. Больше всего целителей встречалось среди стихии лунных сумерек, но и другие ветви магии исключениями не были. Впрочем, простые люди доступа к источнику не имели и обходились его более слабым заменителем — зельем лечения, созданным ушлыми алхимиками. У меня в запасе имелись и зелья, но зачем их переводить, когда под рукой есть источник? К сожалению, его с собой не прихватишь, он создан в башне и прочно к ней привязан.

Итак, я наслаждалась долгожданным покоем и не покидала хранилища, изредка пререкаясь с собственной совестью по поводу Эраша и каждый раз ее переспоривая. За это время я успела добраться до всех нужных мне сведений, и что–то запомнила, что–то — записала и перенесла в схемы, а что–то — прихватила с собой. Сумка после посиделок в хранилище трещала по швам, но выдерживала напор знаний, а я преисполнилась решимости обязательно доставить их в братство. После эпохи Войны темные маги остановились в развитии, имея под рукой лишь скудные сведения о прошлом, крупицы знаний о природе собственной силы да туманные воспоминания. Давно пришла пора двигаться дальше.

Единственное, чего я не отыскала в книгах, — это столь необходимого выхода с Забытых островов. Казалось, в природе его попросту не существовало. Я перерыла все, что касалось магии древних темных и в расстройстве долистывала последний фолиант, когда в хранилище плавно влетела схаали.

— Что, опять удрал? — не поднимая головы, вяло поинтересовалась я.

— Нет, он спит, — схаали привычно обернулась вокруг моих плеч и заглянула в мое лицо. — Я о тебе поговорить хочу.

— Обо мне? — я невольно вздрогнула и нахмурилась. — А что обо мне разговаривать?

— Очень много тайн ты прячешь, — мягко прошелестела она, — но не забывай, что я тебя знала. И я тебя вижу.

Я опустила глаза и зябко повела плечами. И тихо попросила:

— Ему только не говори… Никто ничего не должен знать… пока.

— Сама расскажешь?

— Если так обстоятельства сложатся… может быть. Но вообще хочу унести все с собой в Вечность. Не так уж это и важно, чтобы рассказывать на каждом углу… или шептать тайной на ухо.

— Дело твое, — согласилась моя собеседница, и после паузы спросила: — Помнишь мое предсказание?

— Еще бы, — я криво улыбнулась. — Ты сделала все возможное, чтобы оно постоянно мне о себе напоминало.

— Оно пройдет… однажды, — тихо пообещала схаали. — Пройдет, отпустит и даже следа не оставит.

— Надеюсь, — прижав к груди фолиант, я положила на его корешок подбородок и задумчиво взглянула на камин. — Очень надеюсь…

Веселое пламя, игриво вороша дрова, загадочно перешептывалось с пляшущими на стенах тенями и то и дело предпринимало попытку подцепить искрящейся лапкой ковер. Уютное потрескивание поленьев успокаивало, убаюкивало и, ласково взяв за руку, уводило в сон. Я зевнула и улеглась на ковер, обняв фолиант и бездумно глядя на огонь. Странно, но в последнее время я почти не видела во сне Джаля. Прежде он приходил почти каждую ночь, а теперь… Или оно и к лучшему? Схаали, свернувшись клубком на моем плече, прикрыла глаза и мудро прошелестела:

— Все, что уходит в Вечность, оттуда же однажды и возвращается.

— Ты думаешь, что… — я замялась.

— Это не я думаю, это ты так думаешь, — она задумчиво скользнула дымчатым кончиком хвоста по моей щеке. — Но каждый имеет право вернуться, а живые живых в этом мире ищут, а не в мире снов.

— Но это невозможно, — рассудительно заметила я. — Никому не дано вернуться из Вечности.

— И это говоришь мне ты? — она усмехнулась.

— Я… особый случай, — я запнулась, подбирая слова. — Я туда и не уходила, а так… прогулялась по порогу… заглянула за него… немного.

— И потому в тебе осталась ее часть? — схаали едва заметно качнула головой. — То, что мучает кошмарами и не дает покоя, стоит тебе лишь вернуться на прежний путь, однажды заклейменный Вечностью? То, из–за чего ты до сих пор не узнаешь себя в зеркале?

— Не напоминай, — я болезненно поморщилась. — Хоть здесь дай отдохнуть от приступов предчувствия…

— А ты не думала остаться в башне? — задала она провокационный вопрос. — Здесь, где тебя оставит в покое и Вечность, и ее ощущение…

Вот уж кто действительно видел всех насквозь… Я вздохнула, крепче прижав к груди фолиант, и тоскливо вздохнула:

— Думала… Что уж таиться — думала. Но это — не выход… Мы живем, не осознавая ценности собственного бытия, но как только Вечность начинает наступать на пятки — готовы влачить самое жалкое существование вне истинного пути, вне пространства и времени, лишь бы не встречаться с ней, но… это не выход. И можно сколько угодно метаться по миру, меняя города и пути, прячась на Забытых островах в попытках убежать, а она все это время будет медленно разъедать изнутри. И от меня прежней уже почти ничего не осталось — все отдала на откуп Вечности за несколько мгновений быстротечной жизни… И даже оставшись здесь я себя не верну. Слишком поздно.

— Выхода я не знаю, — виновато добавила схаали.

— Я тоже… — откликнулась я. — Пока… Но я обязательно что–нибудь придумаю.

— За тебя я спокойна… А что делать с мальчиком?

Я снова поморщилась:

— Понятия не имею. Но насильно тащить его на путь не стану. Захочет — сам придет.

— А захочет ли?

— А я хотела?

Схаали замолчала. Я подтянула к себе плащ и, подложив под голову сумку, нервно в него закуталась. Вставать и идти в постель не хотелось, да и спать по–походному — привычнее. Опять же, в кровати спится спокойнее, а это расслабляет и позволяет сознанию выпускать на волю ненужные сны–воспоминания… Прислушавшись к шороху горящих дров, я начала клевать носом, и сквозь дрему услышала тихое:

— Нельзя не хотеть быть тем, кем ты являешься.

И сонно буркнула в ответ:

— Можно. Никто из темных не хочет вставать на свой путь… А, встав — уже не хочет сходить.

Схаали вздохнула и пробурчала что–то неразборчивое, но я уже спала. Спала и видела то, что так и не смогла забыть.

Сумрачно–сизое небо, затянутое низкими грозовыми тучами, озарялось всполохами далеких молний. В душном воздухе, наполненном запахами прелой травы и пыли, растворялись первые крупицы ледяной дождевой мороси. Ветер, вольно гуляя по полю, пригибал к земле траву, подминал под себя кусты и заставлял склоняться гордые кроны редких деревьев, стряхивая с них желтые листья. Хрупкие предвестники Дождливой луны, путаясь в густой траве, жалобно шуршали, и их шорох сливался с унылым шепотом зеленых листьев.

Я сидела на траве, ежась под резкими порывами холодного ветра. Сидела, молча глядя перед собой и боясь отпустить стремительно холодеющую руку и потерять навсегда ускользающее тепло родной ладони. И не могла поверить в то, что человек, еще утром здоровый, веселый и полный жизни, сейчас перешагивает через порог Вечности. Перешагивает, не оборачиваясь, но прощаясь со мной холодной изморосью, оседающей на щеках, успокаивающим журчанием опадающей листвы.

— Папа… — тихое, безысходное. — Пап, вернись…

Не бросай меня! Детство эгоистично. Не так важна человеческая жизнь сама по себе, но не та, что прочно связана с твоей собственной. И не столь важно, что человек уходит, но важно, как ты будешь без него жить. Приемный отец, заменивший мне настоящую семью, которой я никогда не знала, уходил. А я не понимала, что с этим делать. И уже не вернуть. И не изменить. И вновь остаться одной — никому не нужной и потерянной в огромном, почти незнакомом мире.

Пошел дождь. Прохладные ручейки пробирались под легкое платье, путались в густой рыжеватой косе, слезами катились по бледным щекам. Я продолжала сидеть на месте, боясь выпустить из своей ладошки его руку. Сколько раз я цеплялась за нее от страха, от удивления, от радости… Большая мозолистая ладонь с длинными чуткими пальцами стала для меня символом… защиты, покровительства, семьи. И отпустить ее сейчас — означало проститься с тем, чем я жила, чем так дорожила прежде. И в глубине души понимала, что отпустить придется, и не могла заставить себя сделать столь легкое движение.

Позади меня прошуршали легкие, едва различимые шаги. Или это шалят трава и осенние листья?.. Нет, шаги. Я скорее почувствовала, чем увидела, как рядом со мной присел на корточки человек. Мужчина в летах, невысокий, худощавый, обманчиво хрупкий. Приятное смуглое лицо избороздили легкие морщины, и лишь усталая мудрость в карих глазах да седина в темных волосах выдавали его возраст. Я недоверчиво покосилась на путника и крепче стиснула ледяную ладонь отца. А мужчина словно мои мысли прочел:

— Не держи его, малышка, не стоит. Отпусти, — голос хрипловатый, но мягкий, певучий, густой. — Так ты его не вернешь.

— А как? — я сморгнула с ресниц слезинки. — Как можно?

— Только отпустив, — тихо ответил он. — И однажды твой отец вернется к тебе, навсегда оставшись в твоем сердце и в твоей памяти.

Я недоверчиво шмыгнула носом:

— Правда?

— Клянусь тьмой, — торжественно пообещал мой собеседник.

От удивления я широко распахнула глаза:

— А вы маг?..

— Да, — он едва заметно улыбнулся в седеющие усы. — И ты тоже.

— Неправда! — возразила я. — Папа… — и мой голос дрогнул, а взгляд предательски метнулся к родному лицу: — Папа говорил, что я искатель…

— Одно другому не мешает, — объяснил мужчина. — Ты можешь быть и искателем, и темным магом, но маг ты больше.

— Не хочу, — возразила я. — Не хочу быть темной!

— Мелочь, этого тебе не исправить, как и отца не вернуть, — осторожно заметил он. — Прими и смирись.

Я промолчала, отвернувшись. В то бесконечное мгновение многое переменилось в моей душе. Переменилось, круто изменив мою жизнь. Я не хотела быть темной, я не хотела быть магом, я хотела стать воином, как отец… Или искателем, хотя смутно представляла себе, каково это. Но быть магом, да еще и темным… Тем самым, которым соседи пугали меня, когда я слишком часто шалила… Кто же согласится добровольно обречь себя на столь незавидную участь?

— Не буду, — я упрямо поджала губы.

— Ладно, — неожиданно легко согласился мой собеседник и, сняв с плеч плащ, завернул в него меня, оставшись в одной тонкой серой рубахе и темных штанах. — Но отца отпусти. Отпусти, пусть уходит. Таковы законы мира и законы Вечности. Отпусти и проводи.

Я вздохнула, зажмурилась, вцепилась в ледяные пальцы еще сильнее… Как его рука выпала из моей? Я не знала и до сих пор не понимала. На одно мгновение я потерялась в собственных мыслях и ощущениях, и… Сквозь слезы увидела, как тело окутывает колючее облако холодной тьмы, скрывая его от нескромных взглядов. Скрывает и уносит, растворяясь в шелестящей пелене дождя. Куда? В Вечность… Облако рассеялось за далью мутно–серого горизонта, а я продолжала смотреть ему вслед, неожиданно остро ощущая собственное неприкаянное одиночество. С тех пор это чувство не оставляло меня даже после встречи с Джалем.

Мой собеседник встал и протянул мне руку:

— Пойдем, мелочь. Пойдем домой.

— К-куда? — с запинкой переспросила я.

— В семью, — мягко сказал он. — Где все дети такие же, как ты: темные, лишившиеся семьи, брошенные и одинокие. Пойдем, простынешь ведь под дождем.

Мне больше некуда было идти. И уж лучше стать темным магом, чем кем–то… никем. И я пошла. Домой. И действительно обрела у подножия Песчаного великана дом и семью… но протянутой руки тогда не приняла. И больше никогда не приму. Даже руки Хлосса.

— Злишься? — я стояла, опершись плечом о косяк, и с любопытством наблюдала за Эрашем.

Парень лежал на постели, спрятавшись с головой под одеяло и отвернувшись к стене. На мои слова он не реагировал, как и на мое присутствие, хотя в арочном проходе я стояла уже давно. Да и не услышать моих шагов он не мог.

— Обиделся, — прокомментировала схаали. — Знаешь, а на его месте я бы тоже очень обиделась.

Моя собеседница не была живым человеком, она — всего лишь одухотворенное воплощение первозданной тьмы. Однако схаали достаточно времени провела среди людей, чтобы научиться понимать и чувствовать их, сопереживать им и помогать. Не одно поколение учеников прибегало к ней с жалобами на строгость наставников, на собственные проблемы или просто поговорить и поплакаться в дымчатую жилетку.

— А на что обижаться? — невозмутимо уточнила я. — На собственное отсутствие мозгов и желание все делать назло?

Эраш невольно дернул плечом, выдавая свою заинтересованность в разговоре. Я усмехнулась и подмигнула своей дымчатой собеседнице.

— Но ведь он не знал обо всех ловушках, — возразила она. — Не будь к нему так строга.

— Нет, буду. Ведь ты о них знала, а он мог бы спросить, — возразила я. — Да и повезло еще, что угодил в самую безобидную, я встречала пару смертельно опасных ловушек.

Парень снова нервно дернул плечом. Мы со схаали многозначительно переглянулись.

— Что поделать, — она виновато вздохнула, — ученики мрака — народ шаловливый, непоседливый, да и наставники от них недалеко ушли. Пакостили друг другу, как умели, а по башне потом ходить страшно было… Да и летать тоже. Даже мне.

Я хмыкнула:

— Четыре эпохи прошло после Войны, но, поверь мне, темные не слишком изменились. Ученики по–прежнему пакостят, но, за неимением силы, более изобретательно, а наставники воспитывают их методом от противного. Разве что смертельного ничего не допускается, все же мы — одна семья, и кроме братства у нас более нет никого.

Моя собеседница задумчиво прищурилась:

— Как думаешь, вы вернетесь в башню?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Все зависит от Девятого. Наверно, когда он решит замкнуть круг, принести в мир тьму и снять заклятье с Забытых островов — тогда вернемся.

— Я буду ждать, — по тонким дымчатым губам скользнула тонкая улыбка, — когда башня вновь оживет, и в коридорах снова зазвучат веселые голоса и торопливые шаги…

— Жаль, я не застану, — меня кольнуло горьковато–мимолетнее ощущение печали.

Из–под одеяла во время нашего разговора осторожно высунулась рыжая макушка. Мы нарочно говорили очень тихо, а Эрашу наш разговор казался очевидно интересным, но подслушивать мешало толстое тяжелое одеяло. И после моей фразы оттуда показался и курносый веснушчатый нос. Я усмехнулась.

— Ладно, — и медленно прошлась по комнате. — Позже поговорим, а пока мне кое–куда сходить надо, пока не забыла.

Теперь из–под одеяла высунулось и одно ухо.

— А куда? — полюбопытствовала схаали.

— Прочитала в летописях, что на Забытых островах прежде находилось пять чудес мира, — отозвалась я, — и хочу их поискать. А ты, Эраш, брось притворяться, я же вижу, что тебе интересно. Если хочешь прогуляться — пойдем со мной.

Он по пояс высунулся из–под своего шерстяного укрытия, сел и недоверчиво на меня взглянул, опасаясь подвоха. Ну, еще бы, ругалась, грозилась чуть ли не на цепь к кровати приковать, запрещала свободно передвигаться и вдруг берет на прогулку по островам? Крайне подозрительно, по его мнению. Я бы, кстати, тоже насторожилась.

— А почему? — естественно, спросил он.

— Одного тебя здесь опасно оставлять даже со схаали, — фыркнула я. — Уж лучше у меня под ногами путайся, зато в башне ничего не натворишь… и башня ничего с тобой не сотворит.

Говорить же ему о том, что меня мучили и совесть, и жалость, я не собиралась.

Эраш едва заметно покраснел и, кряхтя, сполз с кровати.

— Так, — я бегло его осмотрела. — Топай за схаали к целительному источнику и долечивайся, а потом — живо собирайся. Мы уходим, возможно, дня на три–четыре, так что одевайся потеплее и бери пару одеял. Все остальное я взяла. И чем быстрее соберешься — тем лучше. Ясно? Тогда почему ты еще здесь?

Парень на удивление резво захромал из комнаты, а я спустилась в лестничный коридор и присела на ближайшую ступеньку, призадумавшись. Чудеса Забытых островов я собралась искать не просто так, для собственного развития и вящего развлечения Эраша. Я очень надеялась, что хоть одно из них укажет на выход обратно. И заодно поможет мне, наконец, закрыть стародавнее ожидание мира, которое хвостом тянулось за мной семь Пыльных лунных сезонов.

В ожидании своего спутника я спустилась на кухню, выгребла из закромов добрую половину запасов вяленого мяса, собрала его в большой мешок и, прихватив с собой, вышла во двор. У крыльца, как я и подозревала, свернувшись в тугой узел и зарывшись в сугроб, мирно дремал бальзар. Лишь из–под снега виднелся раздвоенный кончик хвоста.

— Просыпайся, — позвала я и положила перед ним раскрытый мешок с мясом.

Конечно, для него это — как уставшему путнику, прожившему луну впроголодь, ложка холодного супа, но лучше, чем совсем ничего. Змей сунул узкую морду в мешок и принялся неторопливо поглощать мясо. Я же молча за ним наблюдала. Видимо, выжил он за счет редко встречающихся шушушей и долгой спячки. Но — даже созданиям Вечности иногда нужно чем–то питаться. И пока бальзар ел, я присела на ступеньку и пустила по снегу мерцающий след. Первое чудо, до которого я собиралась дойти, конечно, на выход с островов не указывал, но своей прелести для меня как для искателя посему не утрачивал, и полюбоваться им все равно хотелось.

Эраш собрался достаточно быстро. Я едва успела дорисовать схему карты и размечала крестиками местонахождение островных чудес, когда мой спутник появился на крыльце довольный и сияющий.

— Готов? — сухо спросила я, убирая в сумку опустевший мешок.

— Конечно! — быстро отозвался он.

— Тогда надеюсь, что мне не нужно ни о чем тебя предупреждать, — многозначительно добавила я.

— Не нужно, — парень тяжко вздохнул. — Обещаю не отставать, не теряться, никуда не лезь, не ныть, почитать тебя и преданно ловить каждое твое слово…

Я хмыкнула:

— Годится. Пошли.

Обещание Эраш держал мужественно. По внутреннему ощущению времени, до первого чуда мы добирались столько же, как если бы вышли на рассветных сумерках, а дошли — на закатных. И лишь раз я устроила короткий привал, жалея своего нетренированного спутника. А отстать или сунуться в сторону ему не позволял бальзар, двигающийся следом и по моей молчаливой просьбе бдительно за парнем приглядывающий.

Таким образом, я спокойно шла впереди по заметенной снегом узкой лесной тропе, изредка сверяясь с картой и мимоходом посматривая через плечо назад. Эраш же — отвечал мне гордым и упрямым взглядом, обозначающим «Не дождешься!», и, сопя, топал следом, недобро оборачиваясь на бальзара. Тот, в свою очередь, добродушно–насмешливо щурил умные глаза, копируя гордый взор парня, и бесшумно полз за ним по пятам, замечая каждый неверный шаг. И поскольку Эраш, верный своему обещанию, помалкивал, терпел и никаких вопросов не задавал, между нами возникло напряженное ожидание. Я с интересом ждала, когда же он начнет спрашивать, а мой спутник — когда же я сама начну рассказывать.

Игра в молчанку и в то, кто кого переупрямит, грозила затянуться надолго. Я уже раздумывала о том, как все это глупо, когда парень, напряженно посопев, неожиданно спросил:

— А почему началась война?

— А ты разве не знаешь? — вопросом ответила я.

— Знаю, — подтвердил он, — но…

— Но — что? — подбодрила я.

— Я ей не верю, — тихо признался мой собеседник. — Схаали много рассказывала про темных, и мне кажется, что не их вина…

Я вздохнула и передернула плечами:

— Есть две легенды, рассказывающие о причинах войны, — официальная и неофициальная. Официальная — тьма не поделила что–то с сумерками, а свет, как оно часто бывает, попал под раздачу…

— А неофициальная? — насторожился Эраш.

— А неофициальную я тебе скажу, когда ты встанешь на путь, — скупо ответила я.

— Почему?! — кисло и разочарованно.

— Потому что непосвященным о ней знать нельзя. Знают ее только темные и никто более. А что до схаали… верь ей, она не умеет обманывать и каждое ее слово — правда.

— Но…

— Кстати, мы пришли, — перебила его я. — Смотри.

Ну, схаали… Видимо, и о войне что–то ему выложила, раз парень так заинтересовался… Вернусь в башню — поговорим. С одной стороны — ее тактика поведения проста и понята: напустить туману, завести Эраша в пучину загадок и тайн, заинтересовать его насколько, чтобы он хотя бы ради ответов на вопросы побежал в храм Перекрестка и встал на путь, но с другой стороны… С другой стороны она недопустима. Даже начинающим темным не следует знать слишком многого.

— Ух ты!..

Хвала Великой, отвлекся… Я посторонилась, пропуская его вперед, и задумчиво улыбнулась одному из чудес мира. Мы вышли из сонного леса и, пройдя с сотню шагов по полю, подошли к краю глубокого обрыва, на дне которого и мерцало то, что называлось Сном Дождливой луны или проще — Сном дождя. Хрустально–прозрачные струи застывшим водопадом струились по дну обрыва и заполняли его подобием лабиринта. Водяные стены выше человеческого роста свивались в клубок узких коридоров, которые то оборачивались тупиками, то приводили в крохотные закутки, где на водных же постаментах красовались сотканные из капель статуи. Чьи? Природа не выбирала. Среди них можно было найти и существ эпохи Изначальности, и Девятерых неизвестных, и фигурку Великой, и древние храмы…

— Что это? — восхищенно прошептал Эраш.

— Я назвала это чудо Сном сезона, — отозвалась я, начиная спускаться по пологому склону обрыва.

— Ты? — ахнул он. — Но…

Держась за тонкие ветви чахлого кустика, я обернулась и подняла воротник плаща, показывая парню золотой узел искателя:

— Это — награда за похожие находки на материке Великой и архипелаге Третьего.

— Но… откуда?..

— Древняя легенда гласит, что создание материков и островов совпадало и с формированием определенных сезонов, — я продолжила спуск, тщательно выискивая редкую растительность, робко выглядывающую из–под снега. — Материки были созданы в период Снежной луны, архипелаги — Пыльной, а острова — Дождливой. И я думаю, что Сны относятся к эпохе Изначальности (а я специализируюсь именно на эпохах Изначальности — Великой), поскольку Великая еще не заперла в Девяти неизвестных стихийную силу.

— И что? — с любопытством переспросил Эраш, тоже начиная спуск и не сводя с находки зачарованного взгляда.

— А то что, фаза Вечности — это не только граница, разделяющая сезоны, — я перебралась через поваленное дерево. — Это концентрированная сила двух сменяющих друг друга лун, которая, переплетаясь с высвобожденной силой стихий, породила множество необъяснимых явлений, и Сны — одни из них.

— Каких явлений?

— Ну, — я остановилась, чтобы оценить дальнейший путь: далее обрыв переходил в подобие ступеньки, с которой нужно либо сползать, либо спрыгивать. — Например, Песчаного великана. Осторожно, там дерево… Видел его?

— Спасибо, — Эраш неуклюже перебрался через препятствие. — Нет, не довелось.

— Это высшая точка Песчаного кряжа, что на материке Великой. И — это сотворенная из песка фигура мужчины, закутанного в плащ, высотой шагов в пятьсот, — примерившись, я лихо спрыгнула в сугроб и, встав, отряхнула с плаща снег.

— Ого!

— Ага. Причем природой не только до мелочей прорисованы черты лица, пряди волос, складки плаща или носки сапог. Когда сезон Снежной луны подходит к концу и готовится перейти в фазу Вечности, плащ великана начинает развеваться на ветру, не осыпаясь, и под плащом видны обнаженный торс и… сопутствующие детали. И подобных ему явлений достаточно много, обо всех рассказывать не буду, — я быстро сползла со следующей ступеньки, решив не рисковать. — Если станешь искателем — сам узнаешь. Прыгай, не бойся… На материке же Великой я нашла также Сон Снежной луны, а на архипелаге Третьего — Сон Пыльной луны.

— Также? — повторил за мной Эраш. — И великан этот…

— …тоже моя находка, — рассеянно продолжила я. — Соответственно, один лабиринт состоит целиком из снежинок, а второй — из пыли. Я назвала их Снами, потому как снежинки и пыль находятся в непрерывном вялом движении, появляются ниоткуда и пропадают в никуда, едва касаясь земли, неподвластные природе, как сонное существо неподвластно законам реальности и живет в собственном сне своей, недоступной никому жизнью. Сам сейчас увидишь. Здесь не прыгай, ноги переломаешь.

— Я уже понял… спасибо.

— Пожалуйста, — я остановилась в двух шагах от лабиринта, вдохновенно его рассматривая и любуясь прозрачной водяной стеной. Вот он и нашелся — хвост давнего ожидании мира…

— А… сюда можно?

— Можно. Он безопасен.

— Точно?

— Точно. Посмотри на бальзара.

Эраш поднял голову. Черный змей не пошел за нами, а замер в ожидании наверху, свернувшись клубком и сонно прищурив глаза.

— Он боится, — пояснила я. — Сны пропитаны неизвестной ему магией, которая безопасна лишь для людей, поскольку нас охраняют дары Великой. Остальные же существа — живые или мертвые — на арбалетный выстрел к лабиринтам не подходят. Проверено.

— Но…

— А ты думал, дар Великой — это только ремесло? — я подняла брови.

— Ну…

— Дар — это не только путь и ремесло, это и частичка силы Великой, которая мерцает в каждом человеке, — объяснила я. — Это, если хочешь, особого рода магия, не только дарующая нам заклинания пути, но и охраняющая от явлений смешанной стихийной силы.

— То есть? — смущенно спросил он

Я с любопытством посмотрела в наивные голубые глаза. Издевается или действительно не знает? Эти элементарные вещи знали даже дети, легенды о Великой и ее дарах родители рассказывали им сказкой на ночь… Но, возможно, парню некому было их рассказывать?

— Смешанная стихийная сила есть ни что иное, как Вечность, — вздохнув, приступила к рассказу я. — Она — создательница изначального мира, одухотворенная сущность смешанных стихий света, тьмы и сумерек, изгнанная Великой за изнанку мира. Она дает людям душу, и она же ее забирает. Душа живет в теле до тех пор, пока в ней горит дар Великой, который оберегает ее от влияния Вечности. Как только дар затухает, человек уходит туда, откуда пришел, — к своей создательнице.

— А как он может потухнуть?

Я внутренне съежилась от вопроса, отвернулась и уклончиво ответила:

— Тому есть множество причин… Дряхлость тела, старость и усталость души, невосполнимые потери, разочарование в себе и невозможность следовать далее зову истинного пути… И прочее. Не суть важно. Важно, что пока он есть — явления вроде Снов для нас безопасны… Если, конечно, они не запрятаны для того, чтобы люди их никогда не нашли.

— В смысле?

— На некоторых находках эпох Изначальности — Великой мы обнаруживали древние проклятья, мгновенно человека убивающие. Это — так называемые проклятья изначальности.

— А откуда тогда о них известно? — с сарказмом спросил мой собеседник.

— Оттуда. Они не действуют лишь на темных — сгорают при соприкосновении с нашей аурой. Почему — я не знаю. Таков дар Девятого. А теперь я у тебя кое о чем спрошу. Откуда ты, не знающий столь элементарных и известных всем вещей, взялся?

Эраш смущенно покраснел, отвел глаза и промолчал. Впрочем, я и не ждала, что он ответит. Вздохнула про себя и покачала головой:

— Ладно. Если еще есть вопросы — потом их задашь. Лично я сюда пришла изучить Сон дождя, и этим сейчас и займусь. Остальное — потом.

— Как скажешь, — покладисто согласился он.

И только его и видели. Я глазом моргнуть не успела, а парень уже исчез в водяном лабиринте. И пусть отведет душу, пока есть возможность. Я хмыкнула и последовала его примеру.

Вот и еще одно ожидание мира позади… Я стояла и молча смотрела на свое отражение в струящейся воде. Крупные мерцающие капли с тихим мелодичным шорохом сплетались в водную гладь стены, и оттуда, из ее прозрачной глубины, на меня недоверчиво смотрело искаженное крупной рябью существо. Темное, закутанное в длинный плащ, с бледным до неузнаваемости лицом, оно щурило размытые, едва различимые холодные глаза и сухо поджимало губы. И в который раз захотелось спросить у него: кто же ты, незнакомка?.. И опять услышать лишь манящий шепот воды в ответ — «Ты и сама знаешь»…

Я вздохнула и отвернулась. Со времен Небесного храма за мной неподъемными хвостами тянулись два ожидания мира, и одно из них я сейчас закрывала. Снами я горела долго, с тех пор, как случайно нашла упоминание об одном из них в летописях темных. А дальше — дело поиска и удачи, и последняя, оказывается, преследовала меня вплоть до того, что забросила на Забытые острова, к последнему, ненайденному до сих пор Сну… Что ж. Минус один повод опять обмануть Вечность. Я криво улыбнулась. Все–то она предусмотрела… И моя бесконечность так или иначе приведет меня к ней, когда я закрою оставшееся ожидание мира.

Зябко поежившись, я сунула руки в карманы и, задумчиво нахмурившись, побрела по водным коридорам лабиринта. Где–то неподалеку возился и Эраш, шумно выражая восторг по поводу увиденного. Меня кольнуло непривычное ощущение непонимания. Я всегда все знала. Всегда все понимала. Всегда и всему находила объяснение. Но не ему. Странный мальчик, знающий о том, чего ему знать не положено, но не знающий того, что знают все, вызывал резкое чувство недоумения и недоверия. Но кем бы он ни был — однажды я его разгадаю. И камня на камне не оставлю от его тайн. Слишком многое нас связывает уже, и еще больше, чувствую, свяжет потом. Знать бы только, что именно…

В ожидании Эраша я, оправив плащ, уселась на землю, достала чистый лист и быстро набросала угольком схему водного лабиринта. Снег внутрь него не проникал, а земля оставалась на удивление сухой и достаточно теплой. Вытянув ноги, я разметила галочками местоположение статуй и придирчиво изучила получившийся рисунок. Покопалась в памяти и хмыкнула. Все три Сна повторяют друг друга до мелочей, начиная от расположения коридоров и закачивая прототипами статуй. Поразительная все–таки вещь — природа, сколько занимаюсь поисками — столько же ей и удивляюсь. И насколько изумительны и неповторимы ее творения…

— Рейса–а–а-ан!..

Мои умиротворенные размышления прервал дикий вопль Эраша. Сунув схему в сумку, я проворно вскочила на ноги и привычно ринулась спасать рыжее недоразумение, умудрившееся вновь куда–то вляпаться. Да, уже — привычно… Моя спутник голосил, не переставая, и нашла я его посему очень быстро. Нашла — и удивленно замерла на месте, подняв брови. Ну и ну. И как он ухитряется находить неприятности там, где их быть и не может, и не должно?

— Что ты стоишь? — заверещал он при виде меня. — Помоги же уже!..

— И не подумаю, — я скрестила руки на груди.

— Почему? — выпучил глаза Эраш.

— Потому, — отрезала я. — Тебе что было сказано? Ничего не трогай и нос свой никуда не суй. Вот теперь как хочешь, так и выкручивайся. Я и пальцем не пошевелю.

Парень нервно дернулся и глянул на меня с откровенной ненавистью. Я в ответ неприятно ухмыльнулась и присела на корточки, наблюдая за его жалкими потугами вырваться из водяных пут. Глупый мальчишка, видимо, решил, прорубить свой ход из коридора в коридор, полез сквозь стену и, разумеется, в ней застрял. Напрочь. Водяные хлысты пут прочно спеленали Эраша по рукам и ногам, и из стены наружу торчала лишь его взъерошенная голова с всклоченными вихрами и раскрасневшимся лицом.

— Зачем тебя сюда, спрашивается, понесло? — лениво поинтересовалась я, доставая из сумки смятый второпях лист со схемой и тщательно его расправляя.

— Не твое дело!.. — пропыхтел он.

— А ведь я говорила…

— Засунь ты свои слова знаешь куда!..

— Ой, как нехорошо грубить старшим, — протянула я. — Они ведь и обидеться могут.

— Издеваешься, да? — процедил он. — Нарочно, потому знаешь, что я не смогу ответить?

— Ну почему же, сможешь, — усмехнулась я. — Если будешь следить за своим языком и не наговоришь глупостей, о которых после пожалеешь.

— Иди ты!..

— Хорошо, — я встала и поправила сумку. — Подожду тебя наверху. Только недолго, нам сегодня еще к одному чуду успеть надо.

Эраш, похоже, не сразу понял, что я действительно собралась уйти. А когда понял, тихо сказал мне вслед дежурную фразу:

— Пожалуйста, помоги, я… больше не буду… обещаю…

— На собственной крови тебя заставить поклясться, что ли? — я повернулась к нему. — Не умеешь ты держать обещания, приятель, и верить тебе после этого совсем не хочется.

— Думаешь, я тебе верю? — буркнул он. — А что делать?..

— Да ничего не делать, — я хмыкнула, но вернулась.

И опять — жалко мальчишку, до слез жалко. Стоило бы проучить один раз и бросить, но… Не смогла. Опять не смогла повернуться к нему спиной, будь он трижды проклят. Подойдя к нему вплотную, я привстала на цыпочки, взяла его за шиворот и велела:

— Расслабься. Чем больше дергаешься, тем сильнее вода тебя скручивает. Расслабься, кому говорят. Закрой глаза и представь, что ты плывешь по озеру.

— Не могу! — пожаловался он. — Я не умею плавать и боюсь воды!

— А ты постарайся! — отрезала я. — Иначе считаю до десяти и ухожу.

Со счетом, как я уже успела убедиться ранее, у моего спутника все было в порядке. И на сей раз прием сработал безоговорочно — на десятом счете я без труда выволокла его из стены. Эраш, пискнув от неожиданности, нелепо взмахнул руками и плюхнулся на карачки. Водяная стена же, выгнувшись дугой и недовольно зашелестев, вновь стала ровной и гладкой.

— Спасибо, — буркнул парень, вставая и с удивлением изучая совершенно сухой плащ.

— Не слышу в голосе настоящей благодарности и радости, — не удержавшись, поддразнила я.

Мой спутник в ответ решил мудро промолчать, с деланным беспокойством ощупывая плащ. Я усмехнулась, покачала головой и пошла к выходу из лабиринта. Эраш, помедлив, поплелся следом. И не знаю, о чем он думал, сверля напряженным взором мой затылок, но я для себя решила в следующий раз ему все же не помогать. Слишком уж он меня утомил, сил нет терпеть его выходки.

Следующим чудом Забытых островов стали, разумеется, флиссы. Я вспоминала о них ранее, и с любопытством изучала сейчас. Побродив по окрестностям и углубившись в лес, мы достаточно быстро набрели на крошечную поляну, покрытую цветочным ковром. Ярко–красные флиссы, застенчиво выглядывая из–под снежного покрывала, тянулись трепещущими на ветру венчиками к хмурому небу. Лес смыкался вокруг поляны плотным угрюмым кольцом, сплетая длинные узловатые ветви над цветами и набрасывая на яркое пятнышко унылую сеть вечного сумрака.

Наклонившись и отведя руками ветки, я проскользнула на поляну и сразу определила ее отличным местом для ночлега. Эраш, изумленно поглядывая то на цветы, то на меня замер на кромке леса. Судя по его восхищенному взгляду, он ни разу не встречался с подобной красотой и сейчас не мог решить, что же считать большим чудом — Сон дождя или цветы в снегу. Для меня же истинным чудом были флиссы, тем более что я на них имела определенные виды.

Цветы, разбросанные по всей поляне, росли, образуя небольшие группки из двух–трех кустиков, между которыми оставалось достаточно много свободного места, на котором я и расположилась. Слепила из паутинной тьмы большие теплые подушки, расстелила сверху одеяла и прикрикнула на Эраша, велев ему перестать тупо пялиться на цветы и наломать дров для костра. Тот нехотя повиновался и, недовольно сопя, приволок мне пару узловатых сучьев. Выкопав в снегу ямку, я разожгла костер, подкинула туда пару поддерживающих огонь заклятий и на паутинной перекладине подвесила над ним прихваченный из башни котел. Принюхалась к запаху похлебки, кивнула сама себе и с удовольствием растянулась на лежаке, вытянув ноги.

— И что, все на сегодня? — Эраш косился на меня с подозрением.

— А тебе мало? — вяло отозвалась я, закрыв глаза.

— Но ты же про пять чудес говорила, — неуверенно заметил он.

— Вот тебе второе чудо — наслаждайся, — я лениво указала на флиссы. — К остальным надо идти через порталы на соседние острова, а я устала и хочу отдохнуть.

Врала, естественно. Я могла бы еще много времени на ногах провести, но флиссы мне нужнее, чем остальные три чуда, и я намеревалась пробыть на поляне ровно столько времени, сколько потребуется для того, чтобы создать себе запас магии тьмы на будущее. С островов на большую землю однажды возвращаться придется, вшитую в ауру магию я растрачу очень быстро, а вновь становиться беспомощным недомагом–недочеловеком мне очень не хотелось.

Я закрыла глаза и ненадолго погрузилась в приятную дремоту, снова видя в зыбком мареве сна дождевой лабиринт и возвращаясь к двум предыдущим. Сон пыли, спрятанный в сердце зеленого оазиса, с тихим шорохом тягуче перебирал хрупкие золотистые песчинки. Сон снега, притаившись в пещере, встречал путников прозрачными переливами кристалликов льда, сверкающих в редких лучах проникающего сквозь щели света. И в какой–то момент все три Сна, слившись воедино, рассыпались пригоршнями белых искр, а я открыла глаза и порывисто села.

Я все–таки проспала. Костер уже догорел, на паутинной перекладине сиротливо–насмешливо покачивался под порывами ветра пустой котел, а оба моих спутника куда–то делись. Судя по следам, делись они в лес, а вот зачем — не представляю. Откинув одеяло, я подошла к цепочке следов, присела рядом и задумчиво прищурилась. Ушли давно, следы заметно занесены ветром. И если бы ушли просто в кусты — давно бы уже вернулись. Я не без труда подавила отчаянный порыв броситься на поиски. Все, хватит. Я не нянька этому недоразумению. Влипнет в историю — пусть пеняет только на себя. Я умываю руки.

Но на сердце было неспокойно. Вернувшись на стоянку, я разожгла костер и набрала в котел снега. Мелкий пакостник, даже ложки похлебки не оставил! И все наверняка не съел, а бальзару скормил, зараза такая, в него одного бы столько не влезло. Я потерла ноющий от голода живот. Припомню и отомщу. Потом. Снег растаял быстро, и вода начала закипать. Дождавшись подходящего момента, я забросила в котел остатки вяленого мяса и, поразмыслив, занялась важным делом — вооружилась паутинным ножом и пошла срезать флиссы. Обычный нож, насколько я помню, их не брал. Зато магический — справлялся отменно, легко срезая тонкие стебли.

Опустошив поляну, я осторожно разложила хрупкие цветки на лежаке, проверила похлебку, досыпала в кипящую воду крупы и вернулась к флиссам. Пропитать их магией оказалось достаточно просто. Свивая паутинки в длинные нити, я тщательно опутывала ими цветок по стеблю к венчику до тех пор, пока они не чернели и не разбухали, увеличиваясь раза в два. После этого я откладывала флисс в сторону и брала следующий. И лишь раз сделала перерыв в своем монотонном деле, с удовольствием поужинав и быстро приговорив половину приготовленной похлебки.

Я как раз заканчивала пропитывать магией предпоследний цветок, меж делом размышляя о странном видении Снов сезонов, когда на поляну вернулись весьма взъерошенный Эраш и чрезвычайно спокойный бальзар. Мой рыжий спутник, спотыкаясь, добрел до лежака и странно покосился на черного змея. Я кинула на обоих мимолетный рассеянный взгляд. Хм. Судя по всему, парень опять вляпался в историю, а бальзар спас его каким–то странным (или страшным) способом. Эраш на дрожащих ногах бухнулся на лежак и попытался отодвинуться от свернувшегося рядом с ним змея. Я едва заметно ухмыльнулась, продолжая обматывать паутиной флисс. Спорить готова, что они натолкнулись на шушуша, и бальзар, дабы не мучить бедняжку, одним махом его проглотил…

— Почему это животное от нас не отстает?.. — заикаясь, осведомился Эраш. — Зачем он за нами таскается?

— А в чем дело? — я безмятежно улыбнулась.

— Как это — в чем?! — неожиданно взвился он. — А ты не знаешь?! Он… людей же ест!..

Надо же, угадала.

— А я тут причем? — я неспешно пропустила меж пальцев тонкую нить паутины и приподняла бровь.

— Это ты виновата!..

— В том, что он ест людей? — серьезно переспросила я. — Ты действительно так думаешь?

Эраш прищурился:

— Опять издеваешься?

— Я? — я удачно изобразила удивление.

— Ну, не я же!

— Мрак с тобой, мальчик, — я ухмыльнулась. — У меня есть дела и поважнее.

— Я не хочу, чтобы это находилось рядом со мной! — встал в позу парень.

— Так прогони, — посоветовала я. — Поговори и попроси убраться восвояси.

Бальзар кинул на меня загадочный взгляд, и по его тонким губам скользнула едкая усмешка. Я ответила ему выразительным взором. Кажется, Эраш так до сих пор и не понял, что змей не только отлично все понимает — он еще и мысли наши читает, будучи умнее и мудрее нас обоих вместе взятых.

— Я?! — поразился мой рыжий собеседник. — Почему именно я его должен прогонять?

— Ну, не я же, — насмешливо передразнила его я, бережно складывая в поясной карман законченный цветок. — Лично мне бальзар нисколько не мешает.

— Тогда уйду я!

Сколько патетики, побери меня Вечность. Ах да, он же дитя Перекрестка, в нем же искусник спит и иногда во сне ворочается, подавая признаки жизни.

— Уходи, — равнодушно ответила я.

Эраш открыл рот, издал невнятный звук и пошел красными пятнами. Я выразительно улыбнулась и указала взглядом на лес. Парень закрыл рот и побледнел. Доигрался, балбес?

— И уйду! И сам башню найду и выберусь с островов! — самоуверенно заявил он. — А ты кисни здесь до скончания эпох!

— Иди–иди, — кивнула я. — Только запомни на будущее, парень: никогда не берись за дело, которое тебе не по плечу. Нет ничего лучше уверенности в себе, и нет ничего хуже самоуверенности. Почувствуй разницу.

— На себя посмотри, — огрызнулся Эраш, порывисто подхватывая свою сумку и одеяло.

— Я‑то уверена в себе, потому как хорошо изучила себя и насквозь вижу тебя, — я неспешно опутывала нитью флисс. — А вот ты — самоуверен, потому что ни себя не знаешь, ни в других не разбираешься.

— Иди ты!..

— Сам иди. Или уже передумал?

— Не дождешься! — на его лице вновь появилось мучительно–жалостливое выражение обиженного упрямого ребенка.

— Как это глупо, — насмешливо протянула я.

— Что именно? — насторожился он.

— Плакаться и жалеть себя, — пояснила я. — Как это не по–мужски!

— Отстань!..

— Да–да, умнее этого ты ничего придумать не можешь, — я презрительно усмехнулась. — И только и плачешься, хнычешь и жалеешь себя, вместо того, что отомстить, поставить на место обидчика, сделать его жизнь невыносимой… Впрочем, последнее у тебя более или менее начинает получаться, хотя ты все равно ведешь себя как трус и глупец.

Эраш пробурчал что–то неразборчивое и едва ли не бегом метнулся к лесу. Я подняла руку, останавливая порывистое движение бальзара, и тихо сказала:

— Нет. Сейчас он тебя заметит, ударится в панику и наделает глупостей. Подожди чуть–чуть.

Змей послушно помедлил несколько мгновений, после чего бесшумной тенью исчез лесу. Я посмотрела ему вслед и хмыкнула. Глупое рыжее создание. Свалился же на мою голову, как будто мне без него заняться нечем было… Я закончила возиться с последним цветком, спрятала его в поясной карман, поразмыслив, доела похлебку, вымыла котел, разожгла костер, разулась и завернулась в одеяло. На Забытых островах вместе с приступами предчувствия меня оставила в покое и нервная бессонница, и я решила воспользоваться случаем и отоспаться, как следует. Потянувшись, я зевнула, поставила вокруг поляны защитное проклятье и спокойно уснула.

Меня разбудил тяжелый пристальный взгляд, настырно буравивший мой лоб. Поморщившись, я отвернулась, но взгляд не отступал, с новыми силами взявшись за мой затылок. Тяжко вздохнув, я проснулась, перевернулась на бок и открыла глаза. Напротив меня, поджав ноги, сидел на свернутом одеяле Эраш и недовольно сопел. В двух шагах от него мирно дремал, чутко приоткрыв один глаз, бальзар.

— Что? — парень угрюмо отвел взор. — Удивлена?

— Не особенно, — я села и пожала плечами. — Доброе утро.

— Кому — доброе, а кому — нет, — сварливо буркнул он. — Где мой лежак, а? Почему он исчез, как только я лег спать?

— А куда из котла исчезла моя доля похлебки? — прищурилась я.

Эраш едва заметно покраснел и шкодливо опустил глаза:

— А если без этого?

— Магия тьмы тебя не принимает, пока ты ее в себе не принял, — извернулась я.

— Не действует, что ли? — переспросил он.

— Нет, действует, но назло, — мстительно сообщила я. — Вредит, но не помогает.

Не говорить же ему правду, да простит меня Великая за бессовестную ложь. И без того меня не слушается, а о собственных странных отношениях с тьмой узнает — и бояться перестанет, и совсем от рук отобьется.

— Врешь, — неожиданно понял Эраш.

— А ты докажи, — усмехнулась я.

Крыть ему опять было нечем, да и мало кому удавалось меня переспорить или поймать на обмане. Даже Джалю и Хлоссу, которые порой разбирались в моих повадках едва ли не лучше меня самой.

Я собрала свое одеяло и кинула его парню:

— На твоем месте я бы перестала бояться бальзара, помирилась с ним и использовала как матрас. Думаю, он не будет возражать. И уж, конечно, не съест тебя.

— Обязательно об этом напоминать? — покраснел мой собеседник. — Я сам понял все…

— Рада за тебя, — сухо заметила я. — Иди спать. Скоро разбужу и пойдем дальше, так что береги время.

Эраш повиновался без разговоров и спустя несколько мгновений уже крепко спал, уютно свернувшись клубком среди теплых колец черного змея и двух шерстяных одеял. Я невольно засмотрелась на сонное, припорошенное веснушками бледное лицо. Ну и что же мне с тобой делать, парень?.. Покачав головой, я отвернулась, скрывая боль в душе. И не стоит об этом. Давно бы пора привыкнуть, да разве прикажешь молчать глупому сердцу, которое учащенно колотится при виде знакомого лица, отказываясь принимать горькую правду? Я тяжело вздохнула и села зашнуровывать сапоги. Разве прикажешь молчать легкомысленной душе, не желающей жить по законам холодного разума? Встав, я отвела глаза. И разве прикажешь им видеть не то, что они видят?..

Пока мои спутники спали, я побродила по округе, заодно найдя крошечную полянку флиссов и следы трех отчаянных сражений. Сорвав цветы, я хмыкнула. Повезло тебе, парень, что бальзар был рядом, крупно повезло, не то… Я бы не успела, а ты бы не справился. Подгоняемая в спину пронзительно холодным ветром, я долго гуляла по спящему лесу, между делом пропитывая силой флиссы и размышляя ни о чем. В голову лезли пустопорожние мысли, и как ни одна из них не имела отношения к другой, так и все вместе не имели отношения к Забытым островам и выходу с них.

Возвращаться назад и снова взваливать на себя ответственность за Эраша очень не хотелось, но пришлось. Мои спутники по–прежнему спали, и я решила дать им еще немного времени, пока варила кашу и завтракала (или обедала). Но как только сварила — пошла будить. Бальзар проснулся быстро, а вот Эраша пришлось силой (магической, разумеется) вытаскивать из–под одеял и змеиных колец.

— Подъем! — я безжалостно окунула парня в сугроб. — Отдохнешь на пороге Вечности!

— Совести у тебя нет! — привычно огрызнулся он, сонно протирая глаза. — И сердца тоже!

— Знаю, — спокойно ответила я. — Ешь, и идем дальше.

И быстро собрала вещи, распихав одеяла и отмытый котел по сумкам. Эраш, тихо ворча себе под нос, быстро расправился со своей долей каши, под моим суровым взглядом неумело помыл в снегу посуду, спрятал ее в сумку и поплелся за мной, вяло переставляя ноги. И сам виноват. Спать надо было, а не по лесу метаться и глупости делать. И поблажек я ему никаких не давала. Тащила за собой к следующему чуду Забытых островов, изредка подбадривая весомыми пинками заклятий и пропуская мимо ушей его ворчание. Все же удивительно, что при столь явной тьме в парне столь мало природной злости.

— Повторяешься, — равнодушно сообщила я в ответ на очередной его разгневанный монолог. — А если не знаешь, что нового сказать — лучше промолчи. Хоть будешь казаться умнее.

Эраш прикусил язык и смерил меня сердитым взглядом, шумно топая по скрипучему снегу. Я привычно не обращала на него внимания.

— Слушай, а ты не пробовала быть немного добрее к людям? — после паузы, спросил он.

— Пробовала. К тем, кто этого заслуживал.

Парень едва не споткнулся:

— А это разве заслужить надо? — недоверчиво и удивленно. — Разве доброта не идет от сердца и души?

— Не всегда, знаешь ли, — я цинично пожала плечами. — Даже будь ты добрейшей души человеком — на весь мир и на всех людей твоей доброты не хватит. К тому же, большинство живущих ее не заслуживает. Воспользуются ею, добьются нужного и вытрут о тебя ноги, а ты останешься со своей добротой — один, униженный, раздавленный, растоптанный и оплеванный. Надо тебе такое? Нет? Тогда держи свою доброту при себе, храня ее для людей стоящих. Тебя же, прости за откровенность, я таковым не считаю. Когда поумнеешь и заставишь себя уважать, тогда и узнаешь, что я могу быть не только бессердечной. Еще вопросы?

Эраш, красный до корней волос не то злости, не то от стыда, молчал. Не стала ничего больше говорить и я. Лишь шла вперед, четко следуя указаниям знака поиска, ведущего нас к следующему чуду. Мысленно перебирая легенды об островных чудесах, я понимала, что цепляюсь за хмарную иллюзию. Ни одно из них не выведет нас в привычный мир, ни одно не укажет туда дорогу, но… Человеку сильному даже в безвыходной ситуации свойственно верить в неизведанное и ждать… хотя бы чуда. И верить в собственную удачу и в то, что именно эта бесконечность под ногами приведет… куда угодно, но не в Вечность.

Искры заклинания погасли, затерявшись меж сугробов, и я остановилась, глядя перед собой.

— Что? — Эраш выглянул из–за моей спины и язвительно улыбнулся. — Опять заблудилась, искатель Старшего поколения?

Поисковое заклятье привело меня к уже знакомой пропасти. Холодное снежное полотно, путаясь в хмарно–мглистой пустоте, тягуче стекало по крутому склону вниз, уводя в никуда.

— Не ерничай, мальчик, тебе это не идет, — спокойно ответила я. — И я не заблудилась. Мы пришли туда, куда нужно.

— В пропасть? — не поверил он.

— Это не пропасть, — я присела на корточки и вытянула шею, глядя вниз. — Это портал на соседний остров. А если ты попытаешься столкнуть меня вниз, подло воспользовавшись подходящим моментом, то крупно об этом пожалеешь, клянусь мраком.

Мой спутник смущенно попятился. Непрост мальчик, ой непрост. И серьезно на меня обижен. Неблагодарное создание. Я все же доживу до того момента, когда ты скажешь мне спасибо. Встав, я отступила от пропасти и махнула рукой в ее направлении:

— Прошу.

— Что? — не понял парень, удивленно округлив глаза.

— Детей — вперед, — я привычно набралась терпения.

— Я не ребенок! — обиделся он.

— Тогда будь мужчиной и прыгай. Это портал, а не пропасть, и я об этом уже сказала. И ничего страшного с тобой не случится.

— Женщин — вперед, — выкрутился Эраш.

— Если я пойду вперед, ты останешься здесь, — раскусила его я. — На третье чудо посмотреть не хочешь?

— Такой ценой — нет!

— Трусишка, — усмехнулась я.

Он побледнел:

— Неправда!

— Так докажи, — старый и известный нечестный прием.

— Я… не хочу идти дальше, — и он решительно сел на обочину протоптанной нами тропы — в сугроб.

— Как знаешь, — я не собиралась препираться с ним. — Тогда оставайся… а бальзар со мной пойдет.

— Нет! — вздрогнул Эраш.

— Да, — и я поманила к себе змея.

Тот послушно скользнул ко мне, прошуршал по снегу к кромке обрыва и первым исчез в пустоте.

— Счастливо оставаться, — я махнула рукой и тоже собралась шагнуть в пропасть, когда внутри меня тихо дрогнуло, тренькнуло порвавшейся струной ощущение опасности.

Парень, видимо, тоже что–то почувствовав, подскочил и привычно метнулся ко мне. Я напряженно прислушалась. Неприятное предчувствие, натянутое до предела, звенело в ушах. Нет, все тихо… Слишком тихо. Так, тихо, словно… Зыбкие, дрожащие на ветру фигуры бесшумно выступали из мглистого сумрака, трепещущей туманной дымкой надвигаясь на нас. Я замерла. По ладони привычно скользнула холодная паутина заклятья, предупреждающе замерев на кончиках пальцев. Фигуры медленно приближались.

— Эраш, — подобравшись, я не спускала с них глаз. — Прыгай в портал. Немедленно.

— А ты разве не можешь с ними разобраться? — парень перепугался не на шутку и переминался с ноги на ногу, безуспешно скрывая предательскую дрожь в коленках.

— Могу. Но не буду.

— Почему?!

— Потому что сейчас их немного. Но за каждого уничтоженного сумрак отомстит появлением еще десяти. Прыгай–ка по хорошему.

— Нет!

— Я кому сказала — прыгай! — фигуры приближались, и я начала терять терпение. — Ты мужчина или где? Или маменькин сынок, которому для вящей смелости нужна юбка?!

— Я… не буду!

— Почему?

— Я… боюсь я!

— Меня это не волнует! Прыгай, кому говорят!

— Я жить хочу!

— Тем более!

— Я…

— Столкну ведь, — сгусток паутины замер в пугающей близости от его лица.

— Ты… — задохнувшись, он испуганно попятился.

— Мои замечательные качества обсудим позже, — в него полетел второй сгусток.

Эраш проворно отпрыгнул в сторону, побалансировал на краю пропасти и, не удержав равновесия, с воплем ухнул вниз. А я не стала ждать нападения. Развернулась и в стремительном прыжке последовала за парнем. Бесконечное мгновение свободного падения — звон в ушах — невозможность вдохнуть — резкая колющая боль в груди — слезящиеся глаза и раздирающий кашель… И чудесный вид сверху: сугроб и стоящий на карачках Эраш, отплевывающийся от снега.

— В сторону! Живо! — предупредила я, запоздало распахнув паутинные крылья.

Он поднял голову и выпучил глаза, а я, не успев смягчить падение, с размаху упала на него сверху. И пусть роста я была невысокого и веса — несолидного, парню хорошо досталось. Сдавленно ойкнув, он распластался на животе и снова уткнулся лицом в снег.

— Предупредила же, — я отползла в сторону и села на колени. — Ну и костлявый же ты…

— Сама такая, — Эраш, снова встав на карачки, с отвращением сплюнул снегом.

— И это вместо благодарности, — я покачала головой и откинула со лба пряди волос.

— За что?!

— За очередное твое спасение.

— Знаешь… Твоя доброта и сердечность хуже открытой мести злейшего врага!..

— Ах, так! — во мне впервые за долгое время всколыхнулось подобие обиды. — Ладно, уговорил. В следующий раз я оставлю тебя на растерзание стражам сумрака. Да и сейчас надо было оставить, только заклятья зря на тебя потратила, — и я с деланным огорчением вытерла ладони о плащ, поправила его и сложила крылья.

— Кому? — насторожился Эраш, садясь на пятки и тоже расправляя полы плаща.

Я встала:

— Порождениям мглистых сумерек. Редкое в наше время явление, но весьма распространенное в эпоху Изначальности. Когда определенная магия надолго застывает в одном месте, она обзаводится неким подобием души — или душ. А здесь помимо магии тьмы властвует и магия мглистых сумерек. Порождения мрака нам не страшны, а вот все остальные… По сути, это фантомы, бесплотные творения сумрака, и в бесплотности их главная опасность. Они проникают сквозь телесную оболочку и выпивают и силу, и душу. Уничтожить их сравнительно легко, но за одного своего стража сумрак отомстит десятью. Ты все еще хочешь вернуться назад?

— Нет, — вздрогнул мой собеседник. — Но… почему они раньше не появлялись?

— Потом что рядом с нами всегда был бальзар, а существа эпохи Изначальности не по зубам никому… Ну, или почти никому. Но стражам — точно. Да, кстати, я пошла, а ты можешь сидеть здесь и возиться с плащом, сколько влезет.

— Подожди, я с тобой, — и он суетливо вскочил на ноги.

Вырывать из него слова благодарности я не стала. Прошу каждый раз, выклянчиваю, как нищенка монетку, через угрозы добываю, словно разбойник… Неблагодарное создание. И сопи на меня, сколько хочешь, ничего от этого не изменится.

— Все, я больше не могу! — Эраш с размаху плюхнулся на снег.

— Не хочешь — не ходи, — не стала спорить я. — Бальзар, за мной.

— Ты не смеешь со мной так поступать!

— Да неужели? — я уходила, не оборачиваясь.

Он нехотя встал и поплелся следом.

— Выше нос, — подбодрила я, придерживая капюшон и пряча лицо от ветра за высоким воротником. — Идти осталось немного.

— Я это уже в пятый раз слышу, — сварливо буркнул он.

— Из–под чьего хрустального колпака ты сбежал, парень? Или не сбежал, а тебя выставили оттуда из–за вредного характера?

— Сама такая… — он жалостливо шмыгнул носом.

Я хмыкнула, выглядывая из–под капюшона. Мы шли по полю, заметенному снегом и открытому всем ветрам. Покуда хватало глаз — безбрежная сонная степь, укутанная в снежную шаль, изрытая редкими проплешинами сухой травы и желто–коричневыми прутьями спящих кустарников, и виднеющаяся вдали черная полоса безжизненного леса. Тускло–серое небо, подернутое тонкой ряской подвижных облаков. И сбивающий с ног ветер, пробирающий до костей. Хмурясь и выдыхая клочки пара, я медленно продвигалась в направлении леса. Ноги по колено проваливались в липкий снег, увязая и застревая в сугробах.

Резкий порыв ветра больно ударил по лицу, царапнув щеки острыми когтями мелких крупиц снега и сорвав с головы капюшон. Начинающаяся метель отплясывала вокруг меня незамысловатый танец, взъерошивая сугробы длинным подолом белого платья и весело подбрасывая к небесам пригоршни изящных снежинок. Я задумчиво посмотрела на стремительно несущиеся по небу облака, незаметно сменяющиеся черными тучами. Чувствую, скоро вьюга наберет силу и тогда нам придется несладко…

— Эраш, пошевеливайся! Чем скорее мы дойдем до леса — тем лучше. Обрати внимание на погоду, если лень меня слушаться.

Не знаю уж, откуда у моего спутника взялись силы, но шагу он прибавил. Устремившись к лесу, он наступал мне на пятки, сопя в спину и ворча на то, как медленно я ползу.

— Иди вперед и протаптывай тропу, — великодушно предложила я.

На сей подвиг парень не решился. Метель, следующая за нами по пятам, засыпала снежной крупой едва заметную тропинку, отрезая обратный путь, который казалась бесконечным. Подумав, я все же рискнула применить магию. Конечно, в непогоду мало кто решится высунуть нос из теплых нор, но я небезосновательно опасалась, что на запах инородной магии сюда может слететься всякое… И тем не менее. Вытащив из карманов руки, я сложила ладони домиком и быстро начертала в воздухе знак срезанной дороги. Мгновение — и мы уже стояли в двух шагах от леса.

— Ух, ты! — воскликнул парень. — Это что такое было?

— Заклинание искателя, — я тяжело дышала, словно весь срезанный путь проделала бегом, таща на плечах Эраша с бальзаром.

— Здорово!

— В лес топай.

Сонные деревья встретили нас слабым шуршанием веток и скрипом качающихся под порывами ветра стволов. Отводя в сторону укутанные в снежную вуаль костлявые черные ветки, я пошла вперед, выискивая взглядом искомое чудо Забытых островов, пока не увидела старую ель. Возвышаясь над лесом, она устало опустила к земле огромные, запорошенные снегом лапы, в плотном сумраке которых едва заметно светились огоньки. Вот и оно. И так кстати.

— Что это?!

— Приют охотников, — подойдя к ели, я с трудом отвела в сторону тяжелую колючую ветку, открывая своеобразный проход внутрь. — Забирайся. Быстрее.

Удивительно, но пугаться и упираться он не стал. Послушно присел на коленки и проворно проскользнул в образовавшуюся щель, а следом за ним нырнул бальзар. Я же несколько мгновений постояла у ели, изучая лес. Порывистый ветер требовательно рвал полы плаща, давно сбросив с моей головы капюшон и взъерошив волосы, и за дикой пляской вьюги уже не было видно ни нашей тропы, ни самого леса. Но я все же усмотрела то, что хотела, и, удовлетворенно кивнув себе, последовала за своими спутниками.

Приют не зря носил свое название. Под раскидистыми лапами скрывалась набольшая уютная пещера с теплым, нетронутым снегом полом и плотными еловыми стенами, не пропускавшими ветра. Стены, выстроенные наподобие округлого шалаша, под высоким углом смыкались над нашими головами, а посреди пещеры горел большой яркий костер, у которого уже сидел Эраш. По уши завернувшись в одеяло и вытянув ноги, он блаженно щурился на веселое пламя и выглядел чрезвычайно довольным. И не менее уставшим. Бальзар, которому любая погода нипочем, дремал, прижавшись чешуйчатым боком к стене.

Покачав головой, я пожалела парня и снова сама занялась ужином. Подойдя к стене, отодвинула лохматую еловую ветвь и в открывшейся нише нашла заботливо заготовленные кем–то припасы: вяленое мясо, крупы и травяной чай, аккуратно разложенные по мешочкам. В соседней нише отыскались солидные кувшины, наполненные чистой родниковой водой, и посуда. И пока я, размышляя о вечном, привычно копошилась с ужином у костра, мой спутник спросил лишь одно:

— Как такое возможно?

— Это чудо рукотворное, — рассеянно ответила я, снимая плащ и разуваясь. — По одним легендам — сотворенное Девятым, по другим — любившими охоту Старшими темными. А правда, видимо, где–то между. Кстати, этот шалаш — не единственный приют. Ими вся ель усеяна, и теплых «ячеек» с негаснущим костром здесь порядка двадцати штук. Видел огоньки вдоль ствола? Вот это они и есть, — и я разложила вещи сушиться рядом с костром.

— Удивительно, — прошептал Эраш.

— Да уж, — согласилась я. — В нашем мире такого не встретишь.

Поужинали мы молча, после чего я все же высунулась из шалаша помыть котел и посуду и, вернувшись, свернулась на одеяле у костра, грея ладони о глиняную кружку с чаем. Парень, утомленный длинным походом, после еды удалился на широкий еловый лежак, рядом с которым дремал бальзар, и немедленно там уснул. А я еще долго щурилась на красновато–желтые языки пламени, прислушивалась к умиротворенному треску непрогорающих поленьев и снова думала ни о чем. Тихое спокойное счастье усталого путника — спрятаться от метели, погреться у огня и наконец–то подумать не о дороге, не о делах, а о чем–то столь пустом и незначительном, что и упоминать о нем не стоит…

— Сядь уже, голова от твоих метаний кругом идет, — я мелким глотками пила теплый чай, не поднимая глаз от свитка.

Метель затянулась надолго, и мы с Эрашем вот уже третий день скучали в приюте. Непогода, стоило лишь высунуть наружу нос, грозилась не то отморозить его, не то оторвать, и без крайней нужды мы не рисковали покидать уютное пристанище. И если я себе занятие нашла быстро, изучая башенные свитки, то моим спутникам заняться было решительно нечем. Вернее, действительно страдал от безделья лишь Эраш, бальзар же сразу впал в спячку и не подавал признаков жизни. А мой рыжий спутник, отоспавшись и не зная, куда себя деть, нервно расхаживал по еловой пещере то по кругу вдоль стен, то по прямой мимо костра, чем скоро начал сильно меня раздражать.

— Мне скучно!

— Дать тебе летопись почитать?

— Да! — обрадовался он.

— А древний язык темных ты знаешь?

— Нет… — мой собеседник тяжко вздохнул.

— Но бродить заканчивай, дыру же в полу протрешь.

— Может, ты мне расскажешь что–нибудь? — робко попросил он, присаживаясь на одеяло напротив меня.

— Может, и расскажу, если дочитать дашь, — отозвалась я.

— А в нишах можно порыться?

— Ройся, — разрешила я. — Только не разбей там ничего.

Я не успела дочитать летопись, когда Эраш в очередной раз меня отвлек, издав дикий вопль радости. Я неохотно подняла на него глаза:

— Ну, что там такое?

— Карты! — он в восторге потрясал толстой потрепанной колодой. — Сыграем?

— Делать мне больше нечего, — фыркнула я.

— Проиграть боишься? — прищурился мой собеседник.

— Старый, избитый и дурацкий прием, — я пожала плечами. — Не пройдет.

— Ну пожалуйста! — вредно заныл Эраш. — Пару раз сыграем хотя бы, для разнообразия… — и посмотрел на меня с таким непередаваемым выражением тоски и мольбы в глазах, что я не смогла отказаться.

— Ну… пару раз давай. Но при условии, что потом ты сам займешься развлечением себя.

— Ладно! — и он шустро сел ко мне на одеяло.

Я пододвинулась и отложила летопись, наблюдая за тем, как он ловко мешает колоду. Серые измусоленные карты быстро мелькали в гибких ладонях, не выскальзывая. Хм, игрок он, видимо, заядлый. Не то, чтобы я боялась проиграть, но все же…

— Замечу мухлеж — пойдешь играть сам с собой, — предупредила я.

— Я и не собираюсь мухлевать! — обиделся парень, но глаза отвел.

— Во что играем? — я подобрала под себя ноги.

— А во что хочешь?

— Да мне все равно.

— В битву теней тогда, — решил Эраш, раздавая карты.

Самая распространенная игра, чье создание брало начало в легенде об эпохе Войны. Я взяла свою стопку карт и внимательно ее перебрала, заодно припоминая правила. В последний раз в карты я играла еще будучи Младшим искателем, а после, когда сама начала возглавлять поиски, свободного времени на игры уже не находилось. Так. Колода раздавалась полностью, включая в себя три ходовые масти — свет, тьму и сумрак, и одну отличную — карты Девятерых неизвестных, Великой, Вечности и пустышки, которая била любую старшую карту, включая карту Вечности. Соответственно, в каждую из ходовых мастей входило по двенадцать карт — по четыре карты магов Младшего, Среднего и Старшего поколений.

— У тебя больше Младших, ходи первой, — с довольной улыбкой сообщил Эраш.

Ну, еще бы ему не улыбаться: собрал у себя шесть карт Девятерых плюс Вечность… Да рано радуется. Я начала с Младшего сумрака, которые у меня собрались в полном составе. Суть игры, насколько я помнила, сводилась к тому, чтобы забрать все возможные биты. Вариантов хода три — либо побиться старшей картой той же масти, либо — отличной мастью, либо развязать поединок, выставив карту другой масти, но того же ранга. Эраш так и сделал, выставив против моего сумрака Младшего светлого. Игра пошла. Я вставила Среднего светлого, он — Старшего. Я хмыкнула и развязала второй поединок, выставив темного Старшего, на что Эраш ответил Старшим сумраком. Карты с азартным шорохом ложились друг напротив друга. Зная карты противника, я быстро просчитала его стратегию на пять ходов вперед, и, не закрывая первого кона, выманила у него по очереди три карты Девятерых и Вечность. И, посчитав общее количество оставшихся у нас на руках карт, выложила на Вечность пустышку.

— Мой кон, — я улыбнулась. — Дальше можно не играть.

— Как так? — не понял он. — У тебя же одна ходовая мелочь осталась, а у меня — еще три отличные!..

— А ты посчитай, сколько у нас карт на руках, — посоветовала я. — Всего в колоде сорок восемь карт, а в моей бите — тридцать. Итого сколько тебе достанется?

Эраш разочарованно сплюнул и кинул свои карты поверх биты.

— Теперь ты мешай, — буркнул он, видимо, сетуя на примету картежников: кто мешает, тот проигрывает.

Я размешала, и все началось по новой, но с прежним результатом — я неизменно выигрывала. Мы сыграли пять раз, после чего парень, надувшись и устав оставаться не у дел, предложил попробовать что–нибудь другое. Я рассеянно пожала плечами и согласилась, хотя первоначально планировала не более двух игр. Но, видимо, взяли свое воспоминания о былой бесшабашности, о вечерах у костра, когда мы собирались играть большой компанией с тремя–четырьмя колодами и со столькими же кувшинами вина, и резались в карты до рассвета. А потом, с похмелья, поспав пару часов, уныло бродили по окрестностям, усердно изображая поиски и меж делом дремля в кустиках, чтобы вечером опять продолжить веселье… Оказывается, я так соскучилась по былому… Эх…

— Нет, ну нечестно это! — не выдержал Эраш, проиграв подряд три раза в шепот Вечности, два раза — в круг Девятерых и пять раз — в сети сумрака.

— Ты считаешь это нечестным только потому, что думаешь, будто играешь лучше меня, а я не даю тебе мухлевать? — весело уточнила я.

— Но у тебя карты всегда хуже!

— А ты головой не думаешь, — возразила я. — Играешь, положившись на «а вдруг», ради интереса, а не ради результата, и потому — остаешься ни с чем. И нечего не меня дуться, я не играю в поддавки. Учись проигрывать, парень, пригодится в жизни. И, кстати, на будущее — никогда не играй с искателем.

— Почему это?

— Потому что удача всегда будет на нашей стороне, — пояснила я, рассеянно мешая карты. — Знаешь, как нас принимают в гильдию? Мы должны пройти самое главное испытание — на удачливость, ведь искатель без удачи — ничто, пустышка. Можно выучить все летописи хранилища наизусть, можно пройти испытания на настойчивость, храбрость и отчаянность, но без удачи все это — лишь будущий наставник, но не вольный искатель.

— И ты что, никогда ни в чем и нигде не проигрывала? — недоверчиво прищурился Эраш.

Я промолчала, глядя на костер. В обычных играх и испытаниях — нет, никогда. Но свою главную игру — с жизнью, судьбой и Вечностью — с большим трудом свела к ничьей. Все, что я имела — или думала, что имела, — все однажды поставила на карту. Поставила, рискнула и проиграла. Все, до последней монеты, оставив себе только собственное израненное «я». Но ведь это не так уж мало, верно?

— Нет, не проигрывала, — ответила я, заметив испытующий взгляд парня. — Кон проиграть могла, чтобы сбросить ненужные карты, но итог всегда оставался за мной. Еще сыграем?

— Нет уж, — невольно поморщился он. — Я лучше… спать пойду.

— Спокойного сна, — насмешливо отозвалась я, доставая из сумки недочитанную летопись.

— Долго мы еще тут сидеть будем?

Шел пятый день пребывания в охотничьем приюте.

— Понятия не имею.

Бальзар спал, я усердно набиралась знаний, а Эраш сходил с ума от скуки и лез на стену.

— Ты же маг, придумай что–нибудь!

— Не мели чепухи, если ничего не смыслишь в магах, — фыркнула я, пробегая взглядом летописи с древом заклятий.

— Почему я не умею летать? — пробормотал мой спутник, валяясь на лежаке и тоскливо изучая потолок. — Вот у тебя есть крылья, ты умеешь, почему не улетишь?..

— Ты действительно считаешь, что на этом можно летать? — уточнила я, расправляя правое крыло.

Эраш с любопытством покосился на тонкую, невесомую паутинную вязь и заметил:

— Но из пропасти ты нас вытащила.

— Но непогоды там не было, — возразила я. — А в такую вьюгу что лететь, что идти — все едино. И потом…

— Что — и потом? — уцепился за разговор он.

Я молчала. Посмотрела на бальзара и перевела взгляд на летопись. Меня неожиданно посетила дурацкая, безумная, отчаянная мысль… Нет, не как побороть метель, но как выбраться с Забытых островов. И почему оно мне раньше в голову не пришло… Как же все, оказывается, просто… Как обычно, самые простые выходы — вот они, лежат перед тобой, под самым носом, опусти глаза и посмотри, а мы вместо этого упрямо пялимся в пустоту далекого горизонта в поисках неведомого…

— Так что — потом?

— Эраш, ты умница, — думая о своем, рассеянно сообщила я.

— Правда? — удивился он. — А почему?

— С островов нельзя уйти ни через порталы, ни через зелья перемещения, но с них можно… улететь.

— На чем?

— Не на чем, а на ком, — я кивнула на бальзара.

— Так ведь у него нет крыльев, — недоумевал парень.

— А они ему и не нужны, — я торжественно взмахнула летописью. — Потому что крылья есть у яйниха.

— Это что, ругательство?

— Сам такое слово. Яйних — это существо эпохи Изначальности, третье по силе в ряду темных и к тому же крылатое. Сядем к нему на спину — и поминай, как звали!

— А где мы его возьмем?

— Призовем, разумеется, — я вдохновенно улыбнулась. — Вернее, я призову. Заклятье есть, сила — тоже. Выкарабкаемся!

— И что… так все просто? — не поверил Эраш.

— Ну… нет, — призналась я. — Затея довольно рискованная и, мягко говоря, опасная. Как ты уже знаешь, любые входы–выходы с Забытых островов замкнуты на Вечность, но для существ Изначальности она — дом родной. И мне думается, что оно сможет, нырнув в портал и пройдя сквозь Вечность, вытащить нас в обычный мир… теоретически. А может и не вытащить, и мы останемся в Вечности.

— И что ты решила? — осторожно спросил мой собеседник.

— Я рискну, естественно, — я встала и налила себе чаю. — Плох тот искатель, что из глупой осторожности упускает предоставленную возможность. Я их никогда не упускала, и мне всегда везло. Жаль, ты раньше не заговорил про полеты, а я про них не подумала… Уже давно бы вернулись обратно. Но все, что не делается, все к лучшему. И хотя я здесь провела время с пользой, пора возвращаться. Так ты со мной?

Эраш, глядя в потолок, задумался, едва заметно хмурясь и потирая подбородок. Я не торопила его с ответом, мелкими глотками потягивая горячий чай. Отказаться — его право, и тут уж я настаивать на своем не буду. Затея и в самом деле дурная и очень опасная, и эта бесконечность в прямом смысле ведет в Вечность, но…

— Я с тобой, — его голос предательски дрогнул, но за решительность ответа я начала парня уважать.

Ведь мог бы испугаться, как в случае со стражами сумрака, заголосить что не полезет никуда… Молодец.

— Но… какова вероятность, что мы вернемся обратно?..

— Пятьдесят на пятьдесят, — не стала врать я. — Вечность может нас не заметить, а может и засосать в свою трясину. И я не могу точно сказать тебе, чем наш полет закончится.

Он помолчал и тихо вздохнул:

— Мне уже страшно…

— Мне тоже, — мягко сказала я и пожала плечами, встретив его недоверчивый взгляд. — А что такого? Думаешь, я совсем бесчувственная? И я тоже боюсь… иногда. Но верю в свою удачу. И тебе советую не паниковать раньше времени и положиться на нее.

— Что–то не замечал раньше наличия своей удачи…

— Потому что не умеешь ценить мгновения ее проявления. Ты ведь до сих пор жив, несмотря на происки Забытых островов, ты избежал прямой встречи с порогом Вечности — и это самая большая твоя удача, — я добродушно ему подмигнула и улыбнулась. — Потому что пока ты жив — все в твоих руках. А пока ты жив — Вечности не до тебя, и можешь смело ходить по самому ее краю.

— Это позиция темного?

— Нет, искателя. И жизненный принцип, если хочешь. Ты ведь думаешь об искательстве? Тогда принимай к сведению и мотай на ус. Потому что после принятия в гильдию вся твоя жизнь станет сплошной прогулкой по краешку порога.

— Это я уже давно понял…

— Тем лучше для тебя.

— Да… наверно.

И на этом позитивном вздохе Эраш повернулся ко мне спиной и завернулся в одеяло, притворившись спящим. А я, пользуясь случаем и предоставленной мне спокойной тишиной, вооружилась угольком и принялась разрабатывать план полета. В тех случаях, когда на карту поставлена моя жизнь, я редко действовала необдуманно, любой риск просчитывая до мелочей. На всякий случай.

Вьюга улеглась через два дня, по моим ощущениям, ближе к рассветным сумеркам. Разумеется, мы с Эрашем в приюте засиживаться не стали. Собрали свои пожитки и поспешно его покинули. Парень рвался немедленно убраться с островов, но все его понятные намерения разбивались о мое навязчивое желание изучить недосмотренное. И сначала мы дошли до четвертого чуда — алтаря тьмы, вокруг которого и были собраны все украденные у мира источники мрака, а затем и до пятого — иллюзорной долины, где перед человеком во плоти преставали все его тайные и явные желания.

Я в долину не пошла, точно зная, что могу там увидеть, а вот парня пришлось вытаскивать оттуда за уши. Вынырнув из радужного тумана с золотыми нашивками всех существующих в мире путей, он уныло выслушал легенду о тех, кто не вернулся из долины, сойдя с ума от избытка желаний, тоскливо вздохнул и послушно поплелся за мной в башню гильдии Девятого. Перед возвращением я хотела посоветоваться со схаали, попрощаться с ней и в последний раз побывать в древнем пристанище своих предков. Эраша, понятно, такие сантименты не интересовали, и пока я заканчивала намеченные дела, мой спутник просидел у порога башни в обществе бальзара, размышляя о вечном.

— Перекусить не хочешь?

Парень вздрогнул, подняв на меня испуганные глаза:

— Н-нет, пожалуй…

Подходило время отлета, и Эраша начинало колотить от страха. Признаться, мне тоже было не по себе. Не сказать, что я так уж боялась… но боялась. Вернее, более всего меня грызло ощущение досады на то, что я так долго от Вечности пряталась, так мало времени она мне дала, а столкнуться с ней лицом к лицу все же придется до того, как…

— Тогда не будем больше тянуть, — я положила на крыльцо сумку и спустилась со ступеней.

И — последний прощальный взгляд на башню гильдии, а в ушах — тихий шорох прощальных слов схаали, повторяющих однажды произнесенное предсказание. И в этой жизни я останусь той, кем она меня нарекла, но после — кто знает. У всего есть конец, только он — для чего–то начало, и все еще может быть, и все будет, пусть и в следующей жизни… До которой, как я искренне надеялась, у меня еще есть полсезона Пыльной луны и целый — Дождливой. И еще есть, куда успевать, и еще есть, что заканчивать.

Я достала свиток с заклятьями, внимательно вчитываясь в нужное. И, выучив необходимые слова, уже собралась приступать к делу, когда меня прервал Эраш:

— Рейсан… Кто тебя так назвал?

Я от неожиданности растерялась и недоуменно подняла брови. Парень имел дурную привычку — в самое неподходящее время задавать не относящиеся к делу вопросы, на которые я к тому же не всегда могла честно ответить. А иногда вообще не могла ответить.

— Как — так? — я сделала вид, что мое недоумение связано исключительно с заклятьем.

— Рейсан — «неузнанная»… Почему?

— Потому что Эраш — значит «ненайденный», — буркнула я. — Кто тебя так назвал? И откуда ты знаешь древний язык хранителей Перекрестка?

— А ты?

— Я искатель, и мне положено все знать.

— А я… ну, знаю и все тут… Так кто?

— Приемный отец.

— Но схаали говорила, что имена связаны с сущностью, а не с придумками родителей.

— Иногда — да, — я вздохнула. — Но есть редкие случаи, когда сущность не при чем.

— Какие?

— А вот это уже не твое дело.

— Почему?!

— Потому что.

— Это не ответ!

Да, это… попытка от него спрятаться. Как и вопросы моего спутника — это лишь попытка протянуть время и отсрочить неминуемое.

— Послушай, приятель, если ты боишься — не стоит со мной лететь, — вкрадчиво заметила я. — Оставайся здесь, жди подходящей случайности, думай о смысле жизни и сущности человеческого бытия. Но не заговаривай мне зубы значением имен и прочими глупостями, ясно? Заклятье я все равно применю, яйниха вызову и улететь — улечу. А твои попытки протянуть время за ненужными разговорами выбраться нам отсюда не помогут. Это ты понимаешь?

— Да, — Эраш покраснел.

— Чудесно. Тогда прикуси язык и не отвлекай меня.

Я вздохнула и на одном дыхании проговорила заклятье призыва. И воздух вокруг меня сгустился, почернел, зарябил от шороха сильных крыльев. Я махнула рукой, развеивая тьму, и с интересом взглянула на очередное существо мрака. В свою очередь, яйних смотрел на меня с не меньшим интересом. Древнее создание эпохи Изначальности поразительно напоминало одновременно птицу, летучую мышь и змею. Узкое чешуйчатое тело, птичьи лапы и хвост, хрупкие на вид паутинные крылья летучей мыши и воронья голова с узким клювом и внимательным янтарным взором. Я невольно подумала о Молчуне. Как он там, птичка моя?..

— Это… оно?

— Оно, — я подошла к яйниху и подняла руку, с любопытством ощупывая его шкурку. Крупная теплая черная чешуя оказалась мягкой, как пух, и слегка топорщилась, словно перья.

— И… оно нас отвезет? — Эраш с трудом скрывал дрожь в голосе.

Я едва заметно улыбнулась:

— Что скажешь, дружок? Отвезешь?

Яйних наклонил набок голову и тихо зашипел.

— Отвезет, — существо присело, и я быстро забралась на его спину, удобно устроившись меж крыльев. — Забирайся и полетели.

— Я не помещусь, — неожиданно заупрямился парень.

Я устало закатила глаза:

— Хорошо, тогда — прощай.

— Ты ведь не бросишь меня здесь!..

— Брошу, — я с трудом подавила острую вспышку злости. — Брошу без стыда и совести, и нисколько об этом не пожалею, клянусь тьмой.

— Подожди…

Эраш шмыгнул носом, набираясь мужества, и на негнущихся ногах подошел к яйниху. Тот снова присел и опустил крыло, предлагая парню по нему взобраться, чем мой спутник, помедлив и кинув на меня отчаянный взгляд, воспользовался. Вдвоем на спине создания действительно оказалось несколько тесновато. Яйних немногим превосходил в размерах обычную лошадь, но у лошадей из спины не росли внушительные крылья. Поерзав и поворочав друг на друга, мы с Эрашем все же уселись удобно, и я в последний раз посмотрела на башню гильдии Девятого. Прощай, мой древний дом… Спасибо за приют, но… Мне пора в путь. Дорога не любит ждать.

Яйних шумно взмахнул крыльями, подняв тучи снега, и земля в одно мгновение сжалась до размера расплывшейся по пергаменту кляксы.

— Глаза закрой! — резко велела я, тоже зажмуриваясь. — Увидишь Вечность — окажешься на ее пороге, и даже я тебя оттуда не вытащу.

— Понял, — покладисто откликнулся парень.

В лицо ударило пронзительное дыхание мертвого холода. Я изо всех сил вцепилась в оттопыренные чешуйки, а Эраш — в мои плечи. Ледяной ветер тяжелыми влажными складками плаща обвивался вокруг тела, колючими комками забивал нос и горло, не позволяя вздохнуть. Пальцы онемели, ладони под перчатками вспотели, лоб покрыла испарина. Задыхаясь, я из последних сил цеплялась за чешую, чувствуя, как холод по капле высасывает из меня живительное тепло, стремясь разорвать связь тела и разума. Но я — продержусь, как бы мой спутник выдержал… С трудом разжав пальцы, одной рукой я вцепилась в его плащ. Держись, мальчик, недолго осталось…

Одно бесконечно долгое мгновение жуткого полета — и в мое лицо ударил свежий теплый ветер. Закашлявшись, я вдохнула его полной грудью. И, не открывая глаз, дышала, с удовольствием, с облегчением, всем своим существом впитывая живительное тепло яркого солнца. Как, оказывается, я по нему соскучилась… И осторожно пошевелилась, разминая окоченевшие мышцы, грея дыханием озябшие ладони. Все, выбрались…

— Эраш, — я негромко окликнула парня, который и не думал разжимать рук, мертвой хваткой вцепившись в мои плечи. — Ты там как? Живой?

— Не знаю, — хрипло буркнул он.

Я улыбнулась:

— Отлично, значит живой. И мы вернулись.

— Точно? — недоверчиво, обеспокоено, испуганно, изумленно. — Ты уверена?..

— Точнее не бывает, — весело отозвалась я. — Солнце, тепло, Пыльная луна… Посмотри сам.

Солнечные лучи ласково обнимали нас за плечи горячими ладошками, а впереди, насколько хватало глаз, беспечно простиралась безбрежная даль пронзительно–голубого неба. И вокруг — ни единого облачка, лишь под паутинным крылом яйниха зеленовато–коричневой тропой струилась бесконечность родной земли.

— Спасибо тебе, — прошептала я, приглаживая взъерошенные чешуйки. — Большое спасибо…

Яйних коротко фыркнул и заложил крутой вираж, стремительно несясь к земле. Мой спутник пронзительно заверещал, а я рассмеялась. Есть что–то волшебно–упоительное в диком, неконтролируемом падении вниз, в чарующую пустоту небес… Я улыбнулась и кивнула самой себе.

— Эй, Эраш, ты летать умеешь?

— Н–н–не зн–наю, н–н–не п-пробовал…

— Тогда сейчас проверим!

— А–а–а-а!.. Ма–а–а-ама–а–а-а!..

И я соскользнула вниз, увлекая за собой парня, а наш спаситель черной тенью метнулся ввысь, мгновенно пропав из виду. Незачем ему показываться на глаза людям, да и магам… Я распахнула паутинные крылья, поймав за хвост ветер и удобно устраиваясь на его широкой спине. И даже парень, отчаянно верещавший мне на ухо, не мешал. Закрыв глаза и подставив лицо стремительному теплу, я наслаждалась короткими мгновениями полета… и своей силой. Все, Забытые острова и слепая бесконечность силы рассказанной на ночь сказкой остались далеко позади, вне пространства и времени, и я снова — почти что человек и немножко маг…

Земля быстро приближалась, и я уже четко различала зеленовато–песочное лоскутное покрывало полей, расшитое синими нитями рек. Очевидно, материк Второго, лишь там есть речные долины… Я повела крыльями, направляясь к небольшой рощице. Незачем привлекать к себе излишнее внимание, сваливаясь средь бела дня на головы изумленным крестьянам. И заодно слепила из паутинки кляп, заставив Эраша, наконец, замолчать. Неужели я от него отделаюсь? Я возвела глаза к небу. Забери его Вечность, как же он меня утомил… Я и прежде была больше искателем–одиночкой, нежели человеком толпы, а за последние лунные сезоны и вовсе отвыкла от чужого общества. Для общения мне вполне хватало Молчуна. И впредь хватит. Пора прощаться, парень.

Я аккуратно приземлилась на обе ноги, а Эраш, все это время судорожно цеплявшийся за мои плечи, с писком прокатился по траве и, съежившись, замер где–то в кустах. Сбросив с плеч тяжелый плащ, я задумчиво улыбнулась солнцу, вдыхая свежий, упоительный аромат разнотравья. И пусть здесь опять в привычном танце закружится вокруг меня время, пусть кольнет собой приступ предчувствия… Я бы никогда не променяла солнце и ощущение жизни на хмарно–мглистый сумрак безмятежного, но пустого существования. И, сев на траву, я слушала шелест листвы, заливистое пение пташек и чувствовала себя счастливой. И — живой. А когда, придя в себя, вспомнила об Эраше — того уже и след простыл. И куда он успел подеваться, незаметно шмыгнув в рощицу, я не знала. И не хотела знать. Ушел — и ушел, и мрак с ним. И хорошо, что даже не попрощался.

Отогревшись, я сложила за спиной крылья, стянула сапоги, переобулась и переоделась. В густой рощице за это время не появилось ни одного человека, лишь порхали над яркими цветами бабочки да с деловитым жужжанием проносились мимо хозяйственные пчелы. Я упаковала вещи в сумку, перекинула ее через плечо, раздумывая, сейчас ли отправиться к Песчаному великану или чуть позже, когда… У меня потемнело перед глазами. Моя рука, ищущая в складках поясного кармана сферу перемещения, наткнулась на пустоту. Последняя сфера исчезла. Проверяя нежданно вспыхнувшее подозрение, я скрупулезно обыскала карман и не досчиталась одной башни. Той самой, которую добывала на острове у Спящего стража…

По моим пальцам стремительно зазмеилось тонкое кружево паутины. Я до боли в суставах стиснула кулаки, сминая в ладони раскаленную вязь смертоносного заклятья. Ах он… рыжий мерзавец… Я должна была догадаться, предвидеть и соблюсти осторожность… Тот, кому под силу столь грамотно сплести лисий след, сможет и простенький оберег пояса легко обойти… А я… я… я его убью. Пусть только попадется мне на пути… По земле размажу, в клочья разорву, прахом по ветру пущу… Пусть только попадется… И ни сила источника его не спасет, ни схожесть с Джалем. Ради этого я его спасала, жалела, щадила… А теперь пусть пеняет на себя. В конце концов, из источника всегда можно извлечь свою пользу…

Я неимоверным усилием воли взяла себя в руки, впитав паутину и переведя дыхание. Перед глазами по–прежнему прыгали красновато–озорные искорки бешенства, но, по крайней мере, оно уже никому, кроме меня, не навредит. Я скрипнула зубами и болезненно поморщилась. Да, недооценила я мальчишку, очень недооценила… И ведь чувствовала, что непрост он, видела в его душе двойное дно, да значения большого не придала и внимания должного не уделила… Впредь умнее буду, а на своих ошибках я учусь быстро, очень быстро. И как прежде ни разу не падала в один и тот же овраг, так и в дальнейшем никому не позволю вновь себя туда столкнуть. Тем более, некоему рыжему негоднику.

Но каков прохвост, ведь подкараулил подходящий момент… Скорее всего, когда я обидела его по–настоящему и он удрал в лес. А потом вернулся, пока я спала, вспомнил мои слова… и отомстил. Молча, по–змеиному, скрытно, но отомстил. Оказывается, за нескладностью, несуразностью, трусоватостью и нелепостью неудачливого парня скрывались железная воля, безграничное терпение и стремление добиться своего. А человек, который в его возрасте умеет ждать и терпеть — далеко пойдет. Очень далеко. И убивать его, может быть, не стоит, лишь на верный путь наставить… Но, как и все, потомки Старшего поколения Девятого, я поклялась не приносить свои знания в дар ненадежным людям. Но парня стоит отыскать и по мере сил и возможностей за ним присматривать. Чувствую, однажды из него выйдет толк… Если я не убью его случайно в порыве ярости.

Пока я размышляла и успокаивалась, над рощицей успели сгуститься тяжелые тучи, и на меня хлынул прозрачный поток дождевой воды, окончательно охладив мой пыл. И темная злость послушно свернулась клубком в самом дальнем уголке моей души, притаившись и накапливая силы. Ну, держись, мальчик. Сейчас за тобой гнаться нет смысла, ты наверняка и следы по–воровски заметать умеешь, хотя от искателя Старшего поколения они тебя не скроют… Но нет смысла в преследовании. Наши пути уже тесно переплетены, и либо я тебя случайно найду, либо ты сам ко мне придешь. А я подожду. Я тоже умею терпеть и ждать своего.

Сунув руки в карманы, я рассеянно улыбнулась самой себе, нацепила на лицо привычную маску усталой задумчивости и поплелась по первой подвернувшейся тропе. Насколько я помню, в речной долине есть два–три крупных порта, откуда корабли уходят в моря… Доберусь до материка Великой, уеду на Песчаный кряж и побуду немного в братстве, тем более, не с пустыми руками туда иду. А ты сам меня найдешь. Как и почитатель моего скромного таланта, устроивший все это безобразие. Ему наверняка понадобятся остальные башенки, как и я сама, для разгадки их тайны. А я пока отдохну и, наконец, побуду дома.

Часть 3. Предчувствие Вечности

Стоял чудесный день начала Дождливой луны. Непрерывные дожди еще не успели утопить мир в ледяной воде, а сырые ветра — унести на своих крылах ускользающее тепло Пыльной луны, сорвав с деревьев последние листья. Я вышла на крыльцо гильдии искателей и с удовольствием улыбнулась ясному небу. И не менее хорошей погоды меня грела мысль о том, что сегодня не надо учиться. Выходных дней, в отличие от учеников других гильдий, у искателей не было, занятия шли непрерывно, а сидеть в пыльном хранилище или в душной комнате в такой день все считали тяжелейшим преступлением. Даже наставники. Они–то и предупредили накануне, что занятий проводить не будут, потому как займутся более важным делом — посещением всеобщей ярмарки, чего и нам пожелали. Ученики, понятно, не возражали.

Всеобщая ярмарка проводилась каждый раз в одно и то же время — в начале сезона Дождливой луны и каждый раз — на новом месте. И сейчас нам повезло — она приехала на материк Первой, расположившись недалеко от гильдии. Разумеется, наставники дружно прогуливали собственные занятия, не выбираясь с ярмарки, а ученики — следовали их примеру, между делом безбоязненно хулиганя и кутя в родных стенах. Не вылезать же с ярмарки нам не позволяли средства. Если наставники, в деньгах не стесненные, могли каждый день скупать хоть все лоты разом, то большинство учеников — увы и ах. Как ни жди ярмарку, как ни копи на нее — скромного пособия едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами, а ведь старшим ученикам приходилось помнить о будущем, о предстоящем посвящении в Младшие и о походах, сборы на которые нам никто оплачивать не будет. Да, оплатят дорогу, пропитание, проживание, но не одежду и сопутствующее.

Я исключением из правил не была. Богатых родителей и обеспеченных родственников у меня не водилось, за душой — ни лишнего медяка, и на ярмарку я решила выбраться лишь один раз — сегодня: поглазеть на диковинки, отдохнуть от бесконечного шума и галдежа пьяных учеников и составить компанию Джалю. Тот же, подобно наставникам, на ярмарке дневал и ночевал, азартно просаживая деньги родителей и собственное повышенное пособие. Лучший ученик, он и получал почти в два раза больше остальных, а по поводу будущих сборов не грел голову. Завидовали ему, естественно, все, кроме меня. Я его слишком уважала и ценила, чтобы портить наши отношения подобными глупостями.

Ярмарка вольно раскинулась в Туманной долине. Долина считалась одним из чудес мира и уникальным по свойствам местом. С одной стороны ее обрамляли холмы, среди которых располагался городок искателей, а с противоположной — непролазный лес. В свое время люди неоднократно пытались ее заселить, но искатели каждый раз объявляли долину своей территорией, и горе–поселенцы уходили несолоно хлебавши. Искатели же ценили природное образование за бесчисленные богатства, скрытые в его недрах. Кажется, давно перерыли долину вдоль и попрек, вширь и вглубь, но приходило новое поколение будущих искателей и во время практических полевых работ раскапывало очередное древнее сокровище. И сию странность никто внятно объяснить не мог. Туманной же ее назвали за густой туман, не рассеивающийся практически никогда.

Спускаясь с холма, я невольно любовалась открывшимся видом. Вдали приветливо шумел золотисто–красный лес, а рядом, среди тяжелых клочьев тумана, яркими пятнами пестрели палатки. От бесчисленного количества сине–зелено–красно–оражнево-черных тряпок рябило в глазах — у моих ног раскинулся солидный, жужжащий и гудящий, как растревоженный улей, городок. И, признаться, мне не особо хотелось туда идти. Но — раз пообещала Джалю прийти, деваться некуда. И, спустившись с холма, я с головой окунулась в красочное марево тумана, приправленное криками, шумом, непередаваемой смесью всевозможных запахов и суетой толпы толкающихся людей. Я невольно поморщилась. Тьфу, жуткое место.

Друг отыскался у палатки с амулетами, которыми он бредил давно, тяжело и, видимо, надолго. Издалека заприметив взъерошенную ярко–рыжую шевелюру, я усердно заработала локтями, пробираясь через разнонаправленные людские потоки. Кажется, сюда съехались люди со всего мира…

— Джаль, — запыхавшись, я дернула его за рукав. — Я здесь.

— Привет, — весело откликнулся он, не отрывая вдохновенного взора от прилавка. — Как там наши? Гуляют?

Я закатила глаза:

— Не то слово! Три дня прошло, а я из старших учеников ни одного трезвого так и не встретила. О чем только думают, наставники же все поймут и шеи намылят…

— Это точно, — согласился он. — Глянь, как тебе эти?

Я протиснулась к прилавку, наступив кому–то на ногу, и вытянула шею, изучая будущие приобретения своего собеседника. И фыркнула. Джаль, конечно, был лучшим учеником–искателем и потенциально сильным светлым к тому же, но в магических вещах разбирался из рук вон плохо. Я поднырнула под локтем друга и забрала у него пять якобы очень древних и потому жутко сильных (и, конечно же, дорогих) амулетов.

— Этот, — и я покрутила темным шнуром, на котором болтался обломок невзрачно–серого камня, — подделка, причем наглая. Камень, естественно, старый, но вот магии в нем — нет.

— Как нет? — в один голос поразились торговец и Джаль.

— Так нет, — я сурово посмотрела на невысокого, пухлощекого и бородатого торговца, одетого в полосатый халат жителей архипелага Шестого. — Я ее не чувствую, а должна была бы. К тому же, насколько мне известно, харизиты магию удерживать не могут, она их разрушает.

— Точно, — пробормотал Джаль.

— Этот, — я взяла вторую побрякушку в виде длинной цепочки с нанизанными на нее монетками. — Тоже бессовестная подделка. Для чего он, говорите?

— В поисках помогает… — смущенно пробормотал торговец. — По пути нужному ведет…

— Бред, — констатировала я. — Амулеты для искателей создавались в основном в эпоху Шестого и, выборочно, в эпохи Седьмого, Восьмой и Девятого, и это давно доказано. А на амулете — монеты Послевоенной эпохи плюс цепочка из меди, а любой маг вам скажет, что медь, как и золото, магию надолго не удержит. Сезон–другой — и амулет можно выбрасывать. Магии я в нем потому тоже не чувствую.

— А этот? — в серых глазах Джаля загорелся озорной интерес.

Вокруг нас столпился народ, озадаченно внимая внеплановой лекции о свойствах амулетов. Торговец был близок к тому, чтобы спрятаться под прилавок.

— Этот? — я озабоченно повертела меж пальцев крошечный и тугой узелок серебряного кольца. — Этот… этот настоящий. Эпоха Восьмой, судя по гравировке. Но силы в нем всего ничего, на раз–два хватит, и амулет можно либо выбросить, либо оставлять на долгую память. Иллюзии? — уточнила я у владельца палатки.

— Мне сказали, что разрушающий луч… — неуверенно промямлил он.

— Иллюзия, — кивнула самой себе я, чувствуя в пальцах неприятное покалывание от магии туманных сумерек.

Лекция неожиданно затянулась. В слушателях прорезалось удивительное желание узнать о том, о чем прежде они представления не имели, и мне пришлось рассказывать о каждом амулете. Торговцу же, как ни странно, я оказала добрую услугу: неподдельные амулеты расхватывали моментально, вне зависимости оттого, сколько силы они несли. Джаль тоже купил себе несколько штук, уж тьма знает, зачем они ему понадобились, видимо, исключительно чтобы были. Мне же торговец, сделав хитрое лицо, в знак благодарности за удачные сделки подарил усилитель дара, который я приняла без разговоров. Редкая, ценная и полезная вещь, в хозяйстве сгодится, да и с ярмарки с пустыми руками уходить неприлично, а денег лишних — нет. И нелишних — тоже. Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное отсутствие денег…

— Как удачно ты подошла, — отметил Джаль, когда мы закончили с покупками и влились в толпу. — И так удачно, что ты разбираешься в амулетах!

— И тебе бы следовало в них разбираться, — мягко упрекнула я. — Ты же будущий искатель!

— Вот именно — еще пока будущий, — жизнерадостно отозвался мой спутник. — И все еще успею! Да и не мой это профиль.

Помимо амулетов он болел оружием, и этим добром забил себе до отказа всю комнату. Мечи, щиты, ножи, копья и топоры вперемешку с доспехами беспорядочными грудами громоздились на полу и на столе, на шкафу и на подоконнике, гроздьями свисали с потолка и усеивали стены. Да и единственно безопасного места — кровати — тоже опасались все гости, особенно после того, как пару раз сели на кинжал.

— Ты же не собираешься идти к палатке с оружием? — с подозрением спросила я, заметив ищущий взгляд друга, обшаривающий торговый ряды.

— А почему бы и нет?

— Тебе же его уже скалывать некуда!

— Да ладно, еще под столом есть место…

— И под подушкой…

— И под матрасом, — он весело мне подмигнул.

Я закатила глаза:

— Ты неисправим!

— На себя посмотри, — ухмыльнулся Джаль. — Из–за книг и камней в комнате плюнуть некуда.

— А она предназначена не для того, чтобы там плевались, — фыркнула я.

Как и все искатели, я тоже страдала весьма распространенным недугом — сбором чего–либо. Джаль собирал и изучал оружие, а я — древние летописи и камни. По законам поиска, что ты нашел — то твое, и я за время полевой практики нарыла немало пергаментных обрывков, старинных фолиантов и свитков, которые ревностно хранила и тщательно изучала. То же касалось и камней. Сама не знаю, чем они меня так привлекали…

У палаток с оружием мы застряли надолго. Пока друг копошился в куче железяк, я переминалась с ноги на ногу и глазела по сторонам, отчаянно скучая. И хотя мой приемный отец был воином, тяги к оружию я не испытывала. Уныло на него смотрела, изредка спорила с Джалем по поводу принадлежности вещи к той или иной эпохе и зевала.

— Ну, все, — мой спутник удовлетворенно вздохнул, запихав покупки в безразмерную суму — подарок родителей. — Перекус?

— Перекус! — обрадовалась я.

Купив по вертелу, на котором нанизанное жареное мясо перемешивалось с овощами, мы отыскали относительно свободный островок земли за палаткой художника и с аппетитом приступили к еде, когда ветер донес до нас азартные крики. Джаль едва не подавился недожеванным куском:

— Поединок! — и поспешно его проглотил. — Пойдем посмотрим?

— Не, не хочу, — до меня кроме криков дошли и волны магии.

— Как не хочешь? — удивился он. — Почему не хочешь? Это же магический поединок, а ты маг, тебе должно быть интересно!

— Ничего подобного!

— Почему?

— Потому что.

Потому что я не смогу принять в нем участие…

— Нет, ну тогда ты как хочешь, а я пойду, — не унимался мой спутник, быстро доедая свою порцию.

Я вздохнула, смиряясь с неизбежным:

— Ладно. Уговорил.

Расстанемся сейчас — уже не встретимся. Ярмарка кишмя кишит магией как стихийной, так и ремесленной, и никакие заклятья здесь не помогут найтись тем, кто потерялся. А чем отговаривать Джаля — проще пробраться ночью в запретную часть хранилища гильдии…

На шум поединка сбежалась солидная толпа народа, и мы немало ног отдавили, пробираясь в первые ряды. А когда пробились — уперлись в магическую преграду: прозрачная сизо–серая стена отделала нас от двух сражающихся магов.

— Это что такое? — полюбопытствовал друг.

— Преграда, — я внимательно ее изучала. — Видел магические поединки раньше?

— Неа. А ты?

— Тоже. Но много про них читала.

— ?

— Чтобы такая преграда возникла, одному из магов достаточно сказать другому слово «поединок», — пояснила я. — И она, во–первых, защитит от случайных заклятий зрителей, если таковые присутствуют, а во–вторых — защитит от смерти обоих магов.

— О как!

— Ага. Смертельные заклятья в полете растеряют значительную часть силы, уйдя на поддержание преграды.

— А как победителя выявлять?

— Им станет тот, кто сильнее, выносливее, умнее и хитрее. Убивать же противника совсем необязательно, достаточно оглушить его или сбить с ног.

— Понятно… На кого ты ставишь?

Я присмотрелась к магам. Молодой парень — свет, Среднее поколение, вернее, самое его начало, и девушка — мглистые сумерки, развитое Среднее поколение. Ответ один…

— Сумрак, — без колебаний отозвалась я. — Она и сильнее, и опытнее.

— Но у нее нападение хромает, — заметил Джаль.

Действительно, парень непрерывно атаковал: с его пальцев сплошным потоком срывались слепяще–белые кольца. Девушка же била изредка, больше концентрируясь на защите: вокруг нее вихрем свивались тягучие силуэты мглистых теней.

— Таковы особенности стихийной магии, — рассеянно отозвалась я. — Как у нас говорят: храбрец смело идет на свет, сметая все на своем пути и не думая о защите, осторожный — продвигается медленнее, иногда прячась в сумерках, а трусливый — отступает в тень.

— Это ты, что ли, трусливая? — хмыкнул Джаль. — Брось наговаривать.

— Поговорка у магов такая, — объяснила я. — Свет — это чистое нападение, заклятий защиты у него почти нет, а какие есть — слабые. Сумерки — смесь нападения и защиты, одинаково развито и то, и другое, но нападение заведомо слабее, чем у света. А тьма — защита. Заклятий нападения у нас очень мало, правда, какие есть — почти равны по силе сумеречным.

— И что нужно свету, чтобы победить?

— Или иметь мощные внутренние резервы, или вынудить сумрак перейти на нападение.

Первого у парня не оказалось, а до второго он дойти не успел: сумеречная дождалась, когда его атаки стали реже и легко пробила защиту. Светлый без сознания рухнул на жухлую, вытоптанную траву, а девушка подняла голову и довольно улыбнулась. Холодные мглисто–серые глаза, рыжеватые волосы и бледное лицо с выражением надменности. Чем–то она сразу мне не понравилась, уж больно… самодовольная. Горделиво улыбаясь, она потушила преграду и оббежала взглядом зрителей.

— Кто еще хочет сразиться? — звонкий, чрезмерно звонкий и громкий голос.

Желающих, по крайней мере, в первых рядах, не находилось, зато позади нас шло активное движение и шушуканье. Впрочем, сумеречная не стала никого ждать. Ледяной взор остановился на мне, и я невольно поежилась от пронзительной пустоты отсутствующего взгляда.

— Ты, — она указала на меня. — Твоя очередь, темная.

Джаль встревожено взял меня под локоть, а я спокойно улыбнулась на столь невежливое указание:

— Имею право отказаться из–за разницы в уровне сил.

— Вернее, из–за их у тебя отсутствия? — ехидно уточнила она, нехорошо улыбнувшись.

— Я этого не говорила, — возразила я. — Но ты Среднее поколение, а я — Младшее. Отказываюсь от поединка без утраты чести мага.

Колкий обмен ритуальными фразами мог продолжаться долго, если бы сумеречная не поступила по–своему. Протянув ко мне руку раскрытой ладонью вверх, она сказала просто:

— Поединок.

И меня выдернуло из рук Джаля, затянув внутрь преграды. И пути назад — отрезаны…

— Давно хотела посмотреть, что вы за существа такие — темные, — она обошла вокруг меня, придирчиво изучая. — Говорят о вас много, но что есть слухи, а что — правда?

— Это каждый решает для себя сам, — я не сводила с нее настороженного взгляда.

— Сая, — чопорно представилась она.

— Рейсан.

Ударила сумеречная без предупреждения, швырнув в меня мглистой плетью оглушения. Я увернулась, невольно заметив виноватый, встревоженный взгляд Джаля. Казалось, он готов был перепрыгнуть через преграду, чтобы защищать меня… Да мне не нужна его защита — у меня есть своя, и куда более сильная. Я не могла сплести ни одного паутинного заклятья из–за отсутствия внешней силы, но моя внутренняя — осталась при мне, материализуясь в ауру. В ауру, становящуюся прочной, как камень, крепкой, как скала. Светлый бы ее пробил — все же я только Младшее поколение, а вот сумрачной она оказалась не по зубам. Сая исправно демонстрировала великолепное знание всех сопутствующих заклятий и безупречное владение ими, да безрезультатно. Мощные от меня отскакивали, а слабые — впитывались в ауру, наполняя ее новой силой. Я же спокойно стояла, сунув руки в карманы, и с интересом наблюдала за своей соперницей.

А она злилась, бушевала, неистовствовала. Позабыв о защите, перешла в голое нападение, и вот сейчас бы ее пробить… да я не могла. Даже на простенькое проклятье силы не находилось. Потратила всю на Дайриса, а новой насобирать не успела. От каких мелочей порой зависит удачный или же неудачный исход дела… Но раз я искатель, мне должно повезти! Я искренне надеялась на то, что Сая устанет, выдохнется, исчерпает свои резервы… А она пошла на хитрость. Очередной мглистый жгут распался на десяток сизых теней, которые спустя мгновение сомкнулись вокруг меня кольцом однотипных фантомов, похожих на свою создательницу и атакующих соответственно. Прием безысходности, стоящий магу дорогого — на ближайший сезон–другой она рисковала остаться пустой, — но цели достигающий.

Я дрогнула под напором одиннадцати соперников, и моя аура затрещала по швам, раскрашиваясь и стираясь. Я невольно съежилась, втянув голову в плечи, и закусила губу, морщась от боли. Лихорадочно собирая по крупицам растворенную в воздухе тьму, с горем пополам латала прорехи и знала, что вот–вот проиграю. Не сдамся, но проиграю. Не того я уровня, не той я силы, не та моя тьма… И я уже морально приготовилась проиграть, когда увидела глаза Саи. Холодные, насмешливо улыбающиеся, довольно и торжествующе прищуренные… Она отлично видела мою слабость и чувствовала свою силу, а я… я решительно не хотела проигрывать такому сопернику. Я бы проиграла — да, проиграла, будучи Младшим Среднему! — человеку достойному победы, но не довольному ею. Потешить ее самолюбие? Еще чего!

Ничто не приходит из ниоткуда и не уходит в никуда. Все однажды возникающее оставляет глубокий след, оседает пыльным осадком. И человеческой души это также касается. Наши эмоции, подавленные и побежденные, оставляют глубокие следы–шрамы, скапливаются в дальних уголках души горстками пыли, и что случится, если на большие скопления пыли сильно дунуть? Они взметнутся из своих углов, закрывая обзор и затрудняя дыхание. А что случится, если эту пыль взъерошит сквозняк? Она поднимется до потолка, прорываясь наружу сквозь приоткрытые окна и щели в стенах.

Я и сама не поняла, каким образом остаточная пыль моих старых эмоций вырывалась наружу. Видимо, виной всему упрямая злость и отчаянное желание… хотя бы выстоять и потрепать сопернице нервы. Но — она вырвалась на свободу, промчавшись по душе вихрем забытых воспоминаний и давно пережитых эмоций, просачиваясь сквозь плотно сжатые кулаки, свиваясь вокруг меня паутиной черных хлопьев. Сумрачная невольно попятилась и шарахнулась от меня, когда мглистое заклятье срикошетило в ее сторону. Фантомы подобной прытью не обладали и в считанные мгновения рассеялись клочьями мглистого тумана, до предела сокращая видимость.

Поединок прервался. Зрители затаили дыхание в ожидании продолжения, и звенящую тишину нарушали лишь далекие выкрики торговцев да детский голосок, жалобно вопрошавший:

— Мам, ну когда мы домой пойдем? Мам, ну мам!..

Пользуясь передышкой, я живо подлатала дырки в ауре, а когда туман рассеялся — посмотрела на то, что невольно создала. Вокруг меня свилась черная паутина кокона, а на моих сомкнутых ладонях весело потрескивал живой цветок пламени мрака. И сумеречная испуганно отступила от меня еще на несколько шагов. А пламя смерти, сотканное из мелких хлопьев внутренней силы и запасов старой злости, хрупкое, беззащитное и беспомощное в моих руках, подмигнуло мне колючими искорками тьмы. С трудом верилось, но, по легендам, выпущенное на волю, оно в мгновение ока превращалось в бушующий пожар, пожирающий все на своем пути, распространяющийся со скоростью степного ветра, презирающий преграды и оставляющий после себя лишь пепел смерти.

Пламя мрака — самое страшное заклятье из ныне существующих, придуманное древними темными еще до появления Девятого и основания гильдии. И даже он не знал против него приема, что уж говорить о Сае, которая испуганно взирала на меня, прижавшись спиной к преграде. И не каждый темный мог укротить заклятье и подчинить его себе, но я смогла. И беззаботное пламя, искрясь и играя, беспечно грелось в моих дрожащих ладонях… а я боролась с самой собой. Очень велико было желание выпустить его на волю и воочию убедиться в собственной силе. Очень велико. Но мне не нужны ни чужие смерти, ни чужие жизни. Только лишь моя собственная жизнь… тесно переплетенная с жизнью рыжеволосого парня, не сводившего с меня встревоженных глаз. Ты спас меня тогда, Джаль, хотя никогда об этом не узнал…

— Сдавайся, сумрак, — хрипло предложила я. — Если знаешь, что это такое, — сдавайся, и я не выпущу пламя на волю.

— Ты не посмеешь, — дрожаще огрызнулась она.

— Поспорим? — спокойно улыбнулась я.

Джаль потом рассказывал, что испугался моего взгляда. Испугалась его и Сая, опустила руки и безучастно произнесла:

— Проигрыш. Поединок окончен.

Умная девочка. Верно, не один сезон она собирала осколочные сведения о темных, если знала о столь редком и древнем заклятье. Впрочем, летописи эпохи Войны пестрили красочными легендами о том, как пламя мрака истребляло противника… Магическая преграда испарилась, и я, крепко сжимая пламя в кулаке, сухо кивнула Сае и пошла к своему спутнику. Люди испуганно расступались передо мной, отводя глаза, и лишь Джаль крепко обнял меня, шепча извинения.

— Не стоит, — тихо откликнулась я. — Что случилось, то случилось, не ищи себе вины…

— И что было дальше?

— В тот день я перешагнула за порог Среднего поколения. Перешагнула, пробудив от спячки свою истинную силу — силу внутреннего мрака. И главной моей победой стала победа над самой собой. Тьма не перевела бы меня на ступень выше, если бы я не справилась с собственной сущностью, выпустила на волю пламя и позволила бы мраку управлять собой. Переход в следующее поколение — это, прежде всего, способность управлять тем, что магу дано, даже если оно заключается только в нем самом.

— А куда делся огонек?

Я перевела взгляд на Молчуна, привычно сидящего на моем плече, и улыбнулась:

— А вот он. Я не знала, что делать с пламенем: уходить обратно в душу и впитываться в ауру оно не желало. И я так и уснула ночью, сжимая его в кулаке. А когда проснулась — обнаружила у своей постели странную птичку. И с тех пор она всегда со мной.

Внимающая мне ребятня с восторгом посмотрела на Молчуна, а тот довольно нахохлился, поднял голову, распушил хвост и заливисто гавкнул. Детвора дружно вздрогнула. Я пояснила:

— Он еще не освоился в мире и до сих пор путает облик существа и его голосовое сопровождение.

Мои слушатели невольно заулыбались, и светловолосый мальчик, сидевший ко мне ближе всех, неуверенно спросил:

— Значит, мы не так бессильны, как все говорят?

— Как бы тебе сказать, малыш, — я задумалась, подбирая слова. — Если сравнить нас с древними темными — то мы бессильны, но, с другой стороны, в нас скрыты источники собственной внутренней силы. Да, нам нечем управлять вовне, но если покопаться в себе — можно найти богатые залежи внутренней силы, которая порой мощнее силы внешней. Поэтому главная наша сила — это знание себя и способность собой управлять, запомните это. Не создавать пламя, выпуская его на смерть, но подчинять себе, превращая его в источник силы и защиты.

Детвора задумчиво переваривала услышанное, а я переводила дух после длинного рассказа. Мы сидели, расстелив на песке плащи, на заднем дворе дома и наслаждались последним, ускользающим теплом холодеющего солнца. Жилище братства — трехэтажное каменное строение, прикорнувшее у ног Песчаного великана, закрывало собой заходящее светило, остро–черным силуэтом прорисовываясь на фоне сумрачного неба и пушистых песчаных холмов. Прохладный ветер срывал с невысоких плодовых деревьев, выращенных Хлоссом, последние листья, с шорохом гоняя их по заднему двору. Подняв голову, я рассеянно посмотрела вдаль сквозь зябко поджатые плети голых ветвей. Вот и все, и Пыльная луна ушла, не успев начаться…

Прошло три дня с тех пор, как я вернулась в братство. Эраш, несчастье мое рыжее, стащил у меня к тому же и все деньги, до последнего медяка, и путь домой затянулся надолго. А когда я приехала, Хлосса на месте не оказалось — он срочно удрал куда–то по своим таинственным делам. И соскучившаяся по историям ребятня в количестве десяти человек, мал мала меньше, с утра до вечера не давала мне проходу, а я с удовольствием делилась с ними всем тем, что знала. Им очевидно не хватало общения — вынужденные сидеть в каменном укрытии братства, дети с жадностью слушали чудесные истории о неведомых землях, могущественных магах и угрюмом прошлом темных. Кажется, наш глава, занятый непонятными делами, совсем малышню забросил, а взрослые темные в братстве появлялись крайне редко, примерно как я — раз в пять лунных сезонов на пару мгновений попить чай…

На крыльце зазвучали твердые, уверенные шаги, и громко хлопнула входная дверь. Ребятня дружно повернула головы к дому, и один из детей озвучил общую мысль:

— Хлосс!

— Ну все, сейчас начнется… — уныло пробормотала светленькая девочка, сидящая рядом со мной.

— Что начнется? — переспросила я.

— Учеба… — она вздохнула. — Книжки…

Я невольно улыбнулась:

— Но ведь сейчас вам именно это и необходимо. Как же вы собираетесь путешествовать по миру и искать тайники темных, если не знаете ни древних языков, ни истории мира?

— А ты не могла бы нам рассказывать? — снизу вверх на меня смотрели умоляющие карие глаза мальчонки.

— Увы, — я вздохнула. — У меня очень много дел…

— Зачем вам, взрослым, столько дел, если у вас не остается времени даже на отдых? — мудро спросила девочка постарше.

И на нас, то есть на вас — на детей? Все–то ты понимаешь, малышка… Меня болезненно кольнуло угрызение совести.

— Так получается, — я уныло поджала губы, изображая недоумение. — Знаешь, иногда дела имеют особенность расти, как снежный ком, и без нашего участия… Подрастешь — поймешь.

— И Хлосс также говорит, — она скорчила недовольную рожицу.

Ведущая на задний двор дверь бесшумно распахнулась, и на крыльцо вышел наш глава. Я не удержалась от удивленного взгляда и подняла брови. Столько лунных сезонов прошло после нашей первой встречи, когда он подобрал меня совсем малышкой, что я успела вырасти, выучиться, стать взрослой женщиной, а Хлосс — практически не изменился. Лишь чуть глубже стали редкие морщинки в уголках проницательных карих глаз да пара неприметных седых волос заблудилась в густой темной шевелюре. Верно, время совсем не имеет над ним власти… Многие темные, у него обучавшиеся, уже состариться успели и Вечность уйти, а глава каким был, таким и остался.

— Все в дом, — тихо велел он. — Скоро будем ужинать.

Ребятня с приветственными криками, подхватив плащи, скрылась в доме, подгоняемая лающим Молчуном, а я поднялась навстречу Хлоссу. Он подошел, внимательно посмотрел в мое лицо и покачал головой:

— Ну, Рысь, ну, мелочь пузатая… Все–таки сунула свой любопытный нос туда, куда не следовало.

Я перевела дух. Я так боялась, что он меня не узнает… И улыбнулась:

— Таков путь искателя, ты же знаешь.

— Знаю–знаю, — ворчливо отозвался Хлосс и взял меня за плечи. — Но не до такой же степени. Я едва тебя узнал. Сунула нос на порог, так?

— Думаешь, я этого хотела? — я смотрела мимо него.

— С тебя станется, — вздохнул глава и обнял меня. — С возращением домой, мелочь.

Я уткнулась носом в его плечо и улыбнулась. Выросла давно, достигла значительных высот, а для второго приемного отца так и осталась шаловливой мелочью и непоседливой Рысью… Разве что шкурку привычную рыжевато–светлую не по своей воле сбросила, сменив на угольно–черную.

— Ладно, ужинать пошли. После и расскажешь все, что посчитаешь нужным. Надолго к нам залетела?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, еще на день–другой, а может, и не уйду никуда. Посмотрим.

— Ну, кое–куда ты все же однажды уйдешь, — он проницательно прищурился. — Сколько тебе осталось?

— Этот сезон, и все, — от Хлосса невозможно ничего утаить, всех насквозь видит и все знает.

— Тьма… Ну, Рысь. Подводишь старика.

— Неужели? — хмыкнула я.

— Не ерничай, мелочь. Сама же знаешь, что я тебя главой хотел оставить и на покой уйти. Нет во мне сил более с детьми нянчиться, устал уже, — он хмуро покусал ус и открыл передо мной дверь.

— Давай я подыщу тебе преемника из наших, — предложила я. — Ксата и Шейру недавно видела, так они жаловались, что устали скитаться, а возвращаться домой под твое крыло им претит, говорят, загоняешь.

— Их–то? — Хлосс хохотнул. — Загоняю, конечно. Мало гонял мелочью, обормотов, так еще успею добавить. Но в главы они все равно годиться не будут, легкомысленные больно, одним днем живут.

— Слушай, — я дошла до кухни и обернулась, приподняв бровь. — Как же ты, убеленный сединами дряхлый старик, собираешься гонять двух Старших темных вместе с остальной ребятней?

— Молча, — он прикусил ус, и в карих глазах сверкнула искорка озорства. — И на тебя еще хватит.

Я погрозила ему пальцем:

— Даже и не думай. Я уже давно выросла!

— Выросла, да не больно–то поумнела, если в столь грязные истории влипаешь, — отрезал Хлосс. — Только из сочувствия в покое оставлю, доживай с миром. Иначе бы…

Я по–детски показала ему язык и скрылась на кухне.

После ужина мы с Хлоссом поднялись на третий этаж в хранилище, где я показала ему свои находки и в очередной раз убедилась в том, что его пространные разговоры о старости, немощности и усталости — всего лишь разговоры. Жизни, сил и энергии ему хватит еще на сто лунных сезонов вперед, и еще поколений десять детворы он воспитать и поднять успеет, прежде чем на покой уйдет, и то — на покой, а не за порог Вечности. Между делом я вкратце рассказала ему о своих похождениях.

— Ну, что ж, — рассеянно перебирая корешки фолиантов, он хмуро посмотрел в окно, где уже занималась лунная заря. — Долг выплачен. Рано или поздно тебе пришлось бы его отдавать.

Я прошлась по комнате:

— Знаю… Но не думала, что это случиться…

— …так скоро? Для Вечности времени не существует, она забирает причитающееся, когда удобно ей, но не тебе.

Остановившись у окна, я помолчала, глядя на выплывающую из–за кучевых облаков тень луны, а потом повернулась к Хлоссу:

— Не будем больше об этом. Поверь, я и сама все хорошо знаю.

— Верю, — отозвался глава. — И куда ты теперь?

Подойдя к двери, я взялась за ручку и усмехнулась:

— Пойду детям на ночь сказку расскажу.

Хлосс улыбнулся в густые усы:

— Сказка — это хорошо. Беги, Рысь.

— Спокойной ночи, — кивнула я.

Но сразу в спальню не пошла. Спустившись на первый этаж, я выскользнула на крыльцо и долго смотрела на расцветающую Дождливую луну. Голубовато–серый диск, окруженный тонкими кольцами из хрустальных капель, пугливо прятался за облаками, порождая десятки неприкаянных теней, бродящих по холмам. Как же хорошо вновь оказаться дома… Я села на нижнюю ступеньку, рассеянно наблюдая за тем, как ласково взъерошивает ветер песчаные холмы, а между ними таинственно мерцают огоньки далеких домов. Чудесное место, как, оказывается, я успела по нему соскучиться, как давно рвалось сюда мое сердце, тоскуя по родным местам…

Я вздохнула, положив подбородок на сцепленные ладони. Сказки рассказывать не хотелось. А хотелось… удрать. Взять сумку и, не прощаясь, привычно сбежать в ночь. Подальше от забот, от проблем… В юности это меня спасало, но не сейчас. Какие в юности проблемы? Поссорилась с Хлоссом, не поделила что–то с приятелями, надоели книги и учеба… понравился мальчик, который никого, кроме близкой подруги, не видит… От этих проблем убежать можно и даже иногда нужно — смена обстановки позитивно влияет на отрицательные душевные переживания… Но, увы, от тех забот, которые гнали меня в путь сейчас, не убежишь и не спрячешься.

Из темноты черным псом выскользнул Молчун и положил голову на мои колени. Мой спутник, как я и предполагала, из памятной пещеры–хранилища сразу же отправился в братство и терпеливо меня здесь ждал. Я погладила его по ушам, усмехнувшись сумке, которую пес положил рядом со мной. Мое творение, он всегда понимал меня, как никто другой. И остро почувствовал мое состояние, и заранее предугадал, куда меня потянет… Я рассеянно провела рукой по сумке и решительно ее отодвинула. Нет, сегодня я не сбегу. Ни сегодня, ни завтра… никогда. И если мой странный почитатель обо мне забудет — я буду только рада. И, как бы не тянула меня вдаль старая дорога, останусь здесь. У меня есть еще целый лунный сезон, чтобы пожить, наконец, не для себя, но для других — для детей. Я ведь так многому смогу их научить, сколько важного поведать…

Сказку на ночь ребятне я все же рассказала, после чего снова спустилась вниз и вышла на улицу. Не удирать — так прогуляться перед сном. Не разбирая дороги, я бродила недалеко от дома, по пятам преследуемая Молчуном, не обращая внимания на начавшийся дождь и не спеша домой за плащом. Туника и тонкая рубаха быстро промокли, мокрые волосы, свившись в тугие кольца, прилипали к щекам. Зато после дождя прекрасно стало видно луну. Тучи постепенно рассеялись, и песчаную долинку заливал ровный, густой голубоватый свет, на фоне которого четко прорисовывался громадный силуэт Песчаного великана.

Я как раз остановилась напротив него, вдумчиво изучая кончики песчаных сапог и размышляя о вечном, когда из–за ближайшего холма на полной скорости выскочил всадник. Разогнав коня в галоп, он сломя голову мчался прямо на меня, и я едва успела увернуться, кубарем скатившись в ближайшую лужу. Лужа, на мое несчастье, оказалась глубокой. Окунувшись в нее с головой, я вынырнула и встала на карачки, отплевываясь от мокрого песка и костеря проклятого путника последними словами. С зачарованной Таит одежды вода быстро стекла, почти не намочив ткань, но вот под одежду ее пробралось изрядно. Мраков всадник…

Сильная рука ухватила меня за шиворот, легко выудив из лужи и поставив на песок. Сплюнув, я протерла глаза, подняла голову, откинув с лица мокрые волосы, и замерла. Земля неожиданно завертелась шальным вихрем, уходя из–под ног. Воздух сгустился, затрудняя дыхание. И на мгновение показалось, что мне все мерещится. Известное явление — лунный обман… Когда луна светит слишком ярко, человек попадает под ее влияние и ему мерещится дрянь всякая. И я тоже о том подумала. Все, что меня окружает, это только лукавый лунный обман, — и прогулка, и холмы, и Песчаный великан, и… Джаль. Ничего этого нет, я сплю в своей постели, мне все снится… а сыро, видимо, оттого, что моей каморке опять протекает крыша… Угу, в моей каморке на втором этаже каменного дома хозяйственного темного мага…

Я молча смотрела на него, и он не отводил глаз. Близкий, безбрежно любимый человек — и темноволосый незнакомец с тонким шрамом на левой щеке… Я должна была догадаться. Если бы знала, что он жив… Если бы могла предположить… Но и я не знала, и предполагать не могла. И сваливать его появление на лунный обман или, не дай мрак, на путаницу с Эрашем, — глупо. А принять… тяжело. Слишком тяжело. И я смотрела на него, а перед моими глазами проносилась вся жизнь после того, как страшный перевал Мглистых гор разделил ее на до и после. И пришлось сойти с пути искателя. И блуждать в темноте. И снова искать себя. И знать, что не вернуть. И все равно любить. И пытаться жить. И плакать по ночам, обнимая одеяло. И каждый день уставать от собственного существования и собственной ненужности… Пока не пришла усталость, равнодушная и пустая, холодная и бездушная. И заполнила собой все мое существо. И я уподобилась ей, мрачной и угрюмой. И равнодушной. И пустой. И отчаянной. И жила ли тогда? Может быть. А может быть и нет. Но я, во всяком случае, пыталась, и каждую ночь возрождалась, и каждый день умирала. И каждое утро пыталась в муках появиться на свет — новой, жизнерадостной, беззаботной. И каждый вечер понимала, что хочу стать не новой, а прежней. И не принимала в себе ничего нового, и воевала, и боролась… И стала тем, кем стала. Только для того, чтобы он опять появился в моей жизни и разрушил то, что я с таким трудом создала?..

— Здравствуй, Рейсан, — легкая улыбка на губах.

— Зачем ты здесь? — холодно, угрюмо, под дикий стук сердца.

— А ты не рада?

— Ты опоздал как минимум на один лунный сезон, — зачем я с ним разговариваю?.. Слова рождались сами собой, исчезая в дождливой пустоте.

— Я не мог прийти раньше.

— Но дать о себе знать этой Снежной луной ты смог.

— Догадалась, значит? — он прищурился.

— Думаешь, так трудно покопаться в памяти подосланных тобой людей и свести одно случайное совпадение с другим? — я пожала плечами. — А выводы делать я умею хорошо.

И повернулась, чтобы уйти. Сил не было смотреть в его лицо после того, что он наделал. Или — из–за того, что он не сделал. Зато очень хотелось плюнуть… или поцеловать. Но ни того, ни другого я допустить не могла. Джаль же от меня не отставал. Некоторое время шел рядом и молчал, а я искренне надеялась, что он не слышит бешеный перестук моего сердца. И чувствовала, что нахожусь в одном из своих кошмарных снов. Для меня он умер, навечно упокоился в горах, и тем необычнее сейчас идти рядом с ним, ловя косые и внимательные взгляды. Подумать только, пять Пыльных лун я считала его мертвым, и каждую ночь возвращалась к нему в прошлое… И училась жить без него. И привыкла жить без него, отмеряя прожитые дни горьким ощущением одиночества. И пока шла рядом с ним почему–то чувствовала себя… предательницей. Может быть, не стоило убегать и все бросать, не проверив, не узнав, не убедившись?..

— Рейсан…

— Что?

— Пожди, не убегай. Я…

— Тебе опять нужна моя помощь? — резко спросила я, не замедляя стремительного шага.

— Ну… да.

Я иронично улыбнулась:

— Ну, разумеется. Не мог ты просто так, по зову души, появиться рядом, чтобы вытащить меня за шиворот из грязной лужи, куда сам же и спихнул, после того как…

Джаль едва заметно вздрогнул.

…после того как я тебя бросила…

Он тихо вздохнул. Я поморщилась и отвернулась. Да, скверно получилось. Бросила все, ушла в наступающие темные сумерки, не попрощавшись, не объяснившись, не сдав отчеты, не забрав заработок, не убедившись ни в чем до конца… Ушла, бросив все… и его. Ушла, как воришка, тихо собрав пожитки, исчезла из лагеря искателей, заметая следы, свернула с пути, пообещав себе никогда на него не ступать… Глупо? Может быть. Но тогда я не видела иного выхода, кроме как сбежать… И не вижу его и сейчас.

Я с тоской посмотрела по сторонам, ругая себя за трусость и малодушие, и неожиданно поймала его теплый, улыбающийся взгляд. Зачем она, если уже так поздно?.. Когда назад ничего не вернешь, а вперед — путь заказан? Ты об этом никогда не узнаешь, но у каждого есть свое предназначение, и от своего я всегда убегала, как от огня. Мы не с пустыми руками в мир приходим, каждый из нас, подобно Девяти неизвестным, приносит в мир частичку себя, частичку своей силы, — и заказанный, определенный путь… от которого иногда хочется утопиться в Вечности. И ты, Джаль, ты тоже был очередной попыткой убежать и спрятаться от самой себя — попыткой неудавшейся, ненужной и с треском провалившейся, приведшей меня к тому, от чего я удирала… И если бы могла все изменить — то в тот вечер прошла бы мимо, прячась в своей тени, и ты бы никогда не узнал о моем существовании. А теперь… теперь, увы, слишком поздно.

— Говори, что хотел сказать, и уходи.

— Ты бы предпочла, чтобы я умер? — пронзительно–короткий взгляд как удар под дых.

Будь он трижды проклят… Совсем как Эраш, задающий ненужные вопросы в самые неподходящие моменты…

— Да.

Терять его второй раз — слишком больно…

— Узнал, что хотел?

— Об артефакте Великой давно догадалась?

— Да, и о круге тоже. Как и о том, чьих рук это дело.

— Тогда почему так сердишься?

— Я не сержусь, — холодно, безучастно, равнодушно. — Мне все равно.

Я действительно не сержусь… я в бешенстве. В бешенстве холодном, глубоком и отчаянном. Руки чешутся и костяшки ломит — только что паутина с пальцев не рвется… Пока.

— Врешь.

— А ты докажи.

— Ладно, пока оставим. Тайну Небесного храма уже разгадала? — сухо, чопорно.

— Да, хотя твое подосланное рыжее недоразумение украло у меня одну из башенок.

— Эраш? — Джаль улыбнулся. — Мелкий негодник… Он мой племянник, кстати.

Я должна была догадаться. Не могло существовать двух Джалей, но могли существовать дядя–светлый и племянник, постоянно его поминающий. И я бы догадалась, если бы не боялась столкнуться лицом к лицу с забытыми призраками прошлого…

— Рада за вас, — буркнула я. — И будет проще, если я отдам тебе все остальные башни, и разбирайтесь без меня.

— Не пойдет, — мой спутник покачал головой. — Это наше общее ожидание мира, Рейсан, и только нам двоим под силу распутать его клубок. Если бы было иначе… Поверь, я не хотел снова никуда тебя затягивать, пытался разобраться сам, но не смог. Не смог найти все башни, а ты смогла. Иначе я бы тебя никогда не побеспокоил и…

Мы почти подошли к дому братства. Я резко обернулась, сжимая кулаки. В руках предательски запульсировала паутина заклятья. Мои глаза сверкнули. Джаль запнулся:

— То есть, я хотел сказать…

— Я прекрасно тебя поняла, — невозмутимо сказала я, с трудом удерживая тьму, рвущуюся на волю.

Вот как… Иначе я бы тебя никогда не побеспокоил… Аура затрещала по швам, не справляясь с бьющей через край холодной злостью. Я повернулась к нему и тихо, спокойно спросила:

— Джаль, а кем я для тебя была? Только ли помощником, подсказчиком и охранителем? Поправь, если я не права, но мне казалось, что мы были по крайней мере друзьями. И друг не имеет права знать, что ты жив, таинственным образом уцелел, сорвавшись в пропасть, и с тобой все в порядке? Ах, ты не хотел меня втягивать в очередное приключение, прекрасно при этом понимая, что мы оба давно влипли в него по уши? Беспокоился обо мне, подсовывая под нос найденные артефакты, нужные подсказки и ненужных людей? Как прелесть. Я горда и польщена. Так кем я для тебя была?

Он молчал и смотрел куда–то мимо меня. Побоялся или не захотел? Вернее, видимо, и то, и другое. Я не сводила с него изучающего взора, отмечая даже не новые повадки, но глубокие изменения в личности, их породившие. Прежде угловатый, неловкий, он больше не сутулился, не нервничал открыто, не прятал взгляд, и ушли резковатые движения, приобретя взамен уверенную скользящую небрежность. И теперь, пусть не чувствуя за собой большой вины, глаза отводила уже я. Что ж тут скажешь, мальчик вырос, превратившись в незнакомого мужчину… в котором практически не осталось прежнего света. Словно потухло яркое солнышко, превратившись в тусклую луну, которая светит лишь ночью и уже — не мне… Он оставался светлым, но тьмы в нем скопилось едва ли не больше, чем у меня.

Я повела плечами и пошла к крыльцу дома. И также как я, он сменил цвет, сбросив рыжую шкурку, и если бы его не чувствовала — не узнала бы, так сильно изменила Вечность привычную внешность. Но если я изменилась немного, лишь волос потемнел да ростом ниже стала, то мой собеседник изменился значительно. И… ты не вернулся из Вечности, Джаль. Ты остался там. Тот, кого я знала и любила, разбился, упав с обрыва в пропасть. Вернулся другой Джаль. Вернулся с той стороны порога, совершив то, что прежде не удавалось никому из смертных, — всплыл на поверхность, успев прежде по макушку погрузиться в Вечность. И я очень бы хотела знать, кто именно помог тебе вернуться… Очень бы хотела…

— Я любил тебя.

Моя рука замерла, вцепившись в перила.

— В прошлом времени? Я польщена, спасибо.

— Рейсан, — терпеливо. — Если хочешь — я извинюсь, только…

Стук копыт и знакомый жизнерадостный голос:

— Дядь, я здесь! Опоздал немного, ничего? Кляча эта, Вечность ее забери, вредничала долго.

Я медленно повернулась, и зря Джаль оживился. Я смотрела не на него. А на сутулую нескладную фигуру в плаще рядом с ним. К новой злости прибавился немалый осадок старой. По пальцам снова заскользили плети тонкой паутинной вязи, и на сей раз я не стала их сдерживать.

— Эраш! — я сладко улыбнулась старому знакомому. — Здравствуй, мальчик мой!

Парень побледнел и испуганно попятился, прячась за широкие плечи дяди. Джаль удивленно поднял брови:

— Брось, Рейсан. Ты же не станешь дуться на парня только потому, что его подослал я?

— Нет, за это — не буду, — медленно и неслышно я спускалась с крыльца, не сводя с мальчишки хищного взора. — Но я буду дуться на него за то, что он украл мои башенку, последнюю сферу перемещения и все деньги, бросив меня на материке Второй без средств к существованию. И — дуться я буду очень сильно.

Паутина мрака, сорвавшись с кончиков пальцев, врезалась в дымчато–мглистую стену защиты. Из–за угла дома выступила подозрительно знакомая фигурка.

— Так–так, — я криво ухмыльнулась. — Очередная «приятная» неожиданность. Как поживаешь, Сая? Теперь–то все в сборе или еще кого–то не хватает?

— Совет искателей очень хотел с тобой пообщаться, — добавил Джаль. — Имей в виду, что…

— Плевать на них. Сая, отойди в сторону и не вмешивайся, — я подняла руки и распахнула паутинные крылья. — Джаль, если не хочешь попасть под раздачу — прочь.

— Племянника в обиду не дам, — насторожился он, загораживая Эраша собой.

— Да что она ему сделает? — надменно фыркнула Сая, подходя ближе. — Защитой ауры царапнет? Темные давно потеряли свою силу.

У моих ног зарычал на нежданных гостей Молчун, и сумеречная невольно вздрогнула, покосившись на пса.

— Узнаешь? — я мило улыбнулась. — Да–да, это мой темный цветочек, тот самый, которого ты однажды испугалась. И, как ты понимаешь, свою силу мы не потеряли, она ведь словно жизнь. Или она есть, или ее нет. Третьего не дано.

— Сая имела в виду, что в тебе нет той магии тьмы, которой прежде вы…

— Благодаря вам обоим у меня теперь ее более чем достаточно, — тихо прошипела я. — Отойди в сторону, Джаль. Отойди или я забуду, что ты — это ты.

— Нет.

— Как скажешь.

И он отлетел в одну сторону, а Сая — в другую. Да, заклятий атаки у нас очень мало, но те, какие есть, без труда пробивали хлипкую защиту сумерек. И пока мои нежданные гости копошились в стороне, Эраш свое получил. Ухватив его за шиворот, я с треском припечатала парня к двери дома, спеленав по рукам и ногам паутиной и прихватив шею жгутом. Он попытался дернуться и захрипел, извиваясь в путах. Я беспощадно улыбнулась, быстро обновляя заклятья. И источниковая сущность его не спасет.

— Рысь! — звучно гаркнули из окна. — Немедленно прекращай ломать мой дом! Если хочешь подраться — ступай к великану! Я ясно объясняюсь? Давай, мелочь, топай отсюда и не мешай детям спать!

— Хорошо, Хлосс, — кротко ответила я. — Извини за беспокойство, я больше не буду.

И, не освобождая Эраша, выломала дверь, взмахнула крыльями и устремилась прочь от дома братства. Вслед нам вперемешку неслись гневные вопли главы, предупреждающие — Джаля и ругательные — Саи. Но до них ли мне было? Припечатав дверь к ногам Песчаного великана, я остановилась, зависнув в шаге от побледневшего парня. Паутинные крылья слабо трепыхались на влажном ветру, и лишь их тихий шорох да шепот пересыпаемого песка разрывали вязкую тишину. Я молчала, в упор глядя на свою жертву, а Эраш хрипел, ловя ртом воздух. Может быть, он имел, что сказать, да я не давала. К чему мне его глупые оправдания и отговорки? Я многое могла простить, но не предательство. А именно так я обозначала действия Эраша, и никак иначе.

И, наверно, я бы все же придушила. Наплевала бы на все доброе, светлое и чистое, что во мне оставалось, на его сходство и родство с Джалем, на… все, нас связывающее, и придушила. Да мне не дали. Без предупреждения в мою беззащитную спину ударили мглистый жгут и круг света. Я криво улыбнулась, поводя крылами и отбивая заклятья. Подмога подоспела.

— Джаль, — я обернулась и смерила его внимательным взглядом. — С чего это ты вдруг магией решил заняться? Среднее поколение за пять сезонов Пыльных лун? И всего один шажок до Старшего? Величайшее достижение, прими мои искренние поздравления.

— Принимаю, — сквозь зубы ответил он. — Парня освободи.

Я опустилась на песок и обезоруживающе улыбнулась:

— А ты отними.

Он попробовал. Сая, очень на меня обиженная, видимо, за прошлое неприятное поражение, помогала ему в этом по мере сил и возможностей. Я же стояла напротив них, сунув руки в карманы штанов, и с любопытством ожидала, чем дело кончится, заодно изучая арсенал обоих магов. Надо сказать, сумеречная с момента нашего знакомства далеко не продвинулась, так и застряв на Среднем поколении и десяти–двенадцати тщательно отшлифованных заклятьях. Да и не пройти ей дальше, развитое Среднее — ее потолок. А вот Джаль откровенно удивил. Видимо, на пять последних лунных сезонов искательство он забросил, а к магии — прикипел всей душой. И заклятий выучил приличное количество, и владел ими на редкость грамотно… Но тьмы в нем все равно было больше, чем света. Понять бы, откуда она только взялась…

Стоя на песке, я между делом и свои заклятья обновляла, чтобы Эраш не удрал. Рано еще пока. Мало проучила мальчишку. Молчун, сидящий у моих ног, время от времени поглядывал на парня и отчаянно мне подмигивал, но я в ответ отрицательно качала головой. Нет уж, дружок. Тебе дело доверишь — костей потом не соберешь. Да и от тех вряд ли останется даже горстка темной пыли.

Сосредоточившись на поединке, я поостыла и здраво рассудила, что убивать Эраша все же не стоит. Уж больно редкое он явление. Хлосс о его несвоевременной кончине узнает — спасибо мне не скажет… Так, припугну парня, как следует, а потом отведу к нашему главе на перевоспитание. Что–что, а воспитывать и выбивать дурь из юных мозгов Хлосс умеет как никто другой. Глядишь, и из этого рыжего несчастья человека приличного, то есть темного, воспитает.

В меня врезался очередной ослепительный круг света и, изумленно мигнув, исчез. Мои противники сверлили меня недоуменными взорами, я же отвечала им загадочной улыбкой. И дело сводилось вовсе не к владению силой, которой после Забытых островов у меня оставалось более чем достаточно. Дело — в защите ауры. У Младших темных она крепкая, как скала, — отбивает любые заклятья, но куда попало. У Средних — аура зеркальная: все заклятья отражаются на врага, как бы он от них не уворачивался. У Старших же аура пористая: все, что ко мне прилетает, ею хватается, внутрь впитывается и в силу мрака преобразовывается. И пробить ее потому — практически невозможно. Даже Среднему поколению света. Но, судя по всему, ребята этого пока не поняли. А я, разумеется, ничего им объяснять не собиралась. Повоюют — помучаются — истощатся — устанут — уймутся — глядишь, и в покое меня быстрее оставят.

Я лениво пошевелила крыльями, зевнула и осведомилась:

— Не надоело еще силу впустую тратить?

Сая, замерев с поднятыми руками, гневно закусила губу, а Джаль, раньше нее оставив пустое занятие, сосредоточенно хмурился и, видимо, замышлял пакость. Интересно, а знает ли он о… Я приподняла бровь, отметив их быстрый обмен взглядами, когда между ними промелькнуло… чуткое понимание. У меня на мгновение остановилось сердце и сбилось дыхание. Не мог же он… Едва заметное движение ладони — и на моих соперников налетел песчаный вихрь. Они дружно подняли руки, закрывая лица, а я увидела то, что увидела. Две тонкие серебряные цепочки на запястьях каждого, соединенные едва заметной нитью. Браслеты союза. Обручение. Я на мгновение закрыла глаза. И почему мне казалось, что больно уже никогда не будет?.. Почему решила, что я стала к ней невосприимчивой?.. Почему… заплатив страшную цену, все же спасла то, что должно было кануть в Вечность, — свою душу и свое сердце?..

Вокруг меня зернистой стеной взметнулся песчаный вихрь. И почему я думала, что разучилась плакать?.. Судорожно вздохнув, я отерла злые слезы. Никто их не увидит. И никто о них не узнает. Не стоит. Все проходит — пройдет и это… Я зябко запахнулась в крылья. И все, что не делается, — все к лучшему. Теперь меня здесь точно уже ничто и никто не удержит. Лишь одна робкая ниточка осталась — ожидание мира, и та вот–вот оборвется… И к лучшему. Давно пора. Дорога, даже ведущая в Вечность, не любит ждать…

Я с трудом заставила себя открыть глаза. Быстро смахнула с ресниц искры недавних слез. Нацепила на лицо привычную маску усталого равнодушия, опустила песчаную пелену как с себя, так и с них, и вопросительно подняла брови:

— Все на этом?

— Нет, — тихо ответил Джаль. — Прости, Рейсан.

Извинялся он, естественно, не за собственное обручение. И не за бессовестную ложь о своих ко мне чувствах. Он извинялся за заклятье — единственно в его положении действенное, которое придумали светлые и которое могло прорваться сквозь мою защиту ауры. Слепящий свет больно ударил по глазам, а тело скрутило судорогой боли. В отличие от обычных атакующих кругов этот не бил прямо и сразу, а змеей обвился вокруг меня, колючими лучами скользя по поверхности ауры, тщательно соблюдая расстояние. Не слишком близко — чтобы не попасть под действие, и не слишком далеко — чтобы просочиться в ауру между «лоскутами» недавней штопки, там, где она наиболее уязвима.

Я неимоверным усилием воли подавила острую боль и сменила пористость ауры на зеркальность. Раздался дикий скрежет, смешенный с тихим шипением. Молчун попытался прокусить кольца и с обиженным визгом отлетел в сторону, а шипы заклятья заскользили по зеркальной поверхности ауры. Новую волну невыносимой боли я отсекла сразу же. Именно на то заклятье и рассчитано: темного скрутит по рукам и ногам, и пока он мучается вне себя от боли, теряя сознание и способность соображать, заклятье в клочья издерет и выжжет ауру. И даже добивать жертву не придется. Нет ауры — нет жизни. Знал об этом Джаль или нет? Или знал, но надеялся, что я, как обычно, найду способ выкрутиться? И способ я, конечно же, найду, не люблю обманывать ожидания. И я запомню. По моим рукам потекли вязкие нити паутины, вклиниваясь между кольцами света и свиваясь в тугой кокон внешней защиты. Все, хватит. Поиграли — и будет.

Сменив зеркальную ауру на каменную, я быстро отбила крылом туманный жгут и увернулась от слепящего кольца света. Доплела кокон, прикрыв им ауру, и на одном выдохе, собрав все свои силы, заставила его растянуться. Колючее заклятье, остановившееся и увязшее в каменной структуре ауры, затрещало по швам и с треском лопнуло, разлетевшись в разные стороны погасшими осколками. Кокон же — слился с моей аурой, закрывая собой щели и прорехи. И больше — никаких слабых мест. Джаль тихо ругнулся, Сая — удивленно заморгала, а я улыбнулась, рукавом рубахи вытирая сочащуюся из носа кровь.

— Все, довольно, — по моим рукам заструились новые потоки тьмы. — Уже поздно и всем пора спать.

— Как?.. — изумленно пробормотал Джаль. — Оно неотразимо…

— И оно убивает мага, если ты не знал, — любезно поддакнула я. Внешние запасы силы все ушли на кокон, но внутренних накопилось столько, что они настойчиво требовали выхода… или грозили разорвать меня. — Оно дотла сжигает ауру. И тот, кто тебе его показал, очень не любил темных. Что? Ты об этом не знал? А я знала. И — да — оно неотразимо, но неужели ты думаешь, что за пять эпох мы ничему не научились и не придумали, как обойти его действие?

Эраш, с ужасом взирая на нашу схватку, уже давно сидел на земле, вернее, на двери, вытягивая шею и выглядывая между двумя готовыми защищать его магами. Я дружелюбно ему подмигнула и душевно улыбнулась нежданным гостям:

— Ладно. Вы как хотите, а я как знаю. Спокойной ночи и приятных вам снов.

— Нет, Рейсан!..

Я подняла руки и ударила. Мрак, свившись в вязкий клубок вихря, смел всех троих с земли, но я этого уже не видела. Закрыв глаза, я первый раз в жизни выпустила на волю все то, что многие луны душило меня и рвало на части. И первый раз я не воевала с собой, не загоняла себя в тесные рамки слова «надо», не сжимала в крепком кулаке собственную вязко–паутинную сущность. Сила рвалась на волю и била через край сплошным потоком, сметающим все на своем пути, — дикая, страшная, неподконтрольная и… прекрасная. И вместе с ней выходила боль. Катились по щекам слезы. Дрожали руки. И робкими шажками пробиралась в душу спокойная, умиротворяющая и светлая пустота. И успокаивалась, замирала на кончиках пальцев душа, перестав, наконец, метаться, остывала, складывая мятежные крыла.

Моего плеча коснулись когтистые лапки ворона. Сила, истощившись, сорвалась с раскрытой ладони последним нелепым комком черных хлопьев, и я перевела дух. Вытерла рукавом мокрое от слез лицо и облизнула пересохшие губы, чувствуя остро–терпкий привкус крови. Достала из кармана штанов носовой платок и стерла с губ и подбородка спекшиеся дорожки смешанного с кровью песка. Оправила одежду и повела плечами, разминая затекшие мышцы. Пригладила кое–как мокрые растрепанные волосы и открыла глаза, задумчиво изучая дело своих рук.

Песчаного великана больше не существовало. Вместо великолепного чуда природы из остатков песчаных сапог бил, свернувшись в тугой черный узел, поток непроглядного мрака. Сама того не ведя, я создала единственный ныне источник силы тьмы. Не знаю уж, насколько его хватит… но Хлосс будет в шоке и наверняка в восторге. А рядом с источником стояли, целые и невредимые, три человека, которых я теперь меньше всего хотела видеть. И на которых никогда бы не смогла всерьез поднять руку. Даже на Саю. Если он не нашел своего счастья со мной — пусть будет счастлив с тобой, а я… Я сберегу и тебя. Если сама не будешь лезть на рожон.

Свернув и спрятав под плащ крылья, я глубоко вздохнула и устало улыбнулась. С плеч словно гора свалилась… вернее, не гора, а Песчаный великан. Головокружительно легкая пустота в душе и в мыслях настраивала на крайне миролюбивый лад и клонила в сон. От усталости я едва держалась на ногах и потому долго у источника задерживаться не стала. Проницательно глянув на весьма потрепанную, заметно испуганную и явно недоумевающую троицу, я тихо проронила:

— Все, ребятки, я пошла спать. И настоятельно рекомендую отложить нашу следующую встречу, если вы еще в ней нуждаетесь, дня на два–три… или я опять могу разозлиться. И приходите по одному, нечестно втроем набрасываться на одну слабую, лишенную силы девушку–темную. Спокойной ночи и приятных снов.

И, развернувшись, пошла навстречу бледной, несмелой, едва заметной на глубокой синеве неба золотистой полоске рассветных сумерек.

Я сидела у источника, положив на колени сумку, сосредоточенно строчила отчет и между делом обдумывала события дней минувших. Совет искателей навестил меня на следующий же день с утра пораньше. Я крепко спала, утомленная и измученная, когда в мою комнату влетел Хлосс, за ухо вытащил меня из постели, пинком выгнал из комнаты и велел встречать гостей. Я уже морально собиралась разозлиться на кого–то из троицы, но, спустившись на кухню, обнаружила там четверых Старших искателей. Мирно прихлебывая чай, они о чем–то таинственно шушукались и со мной поздоровались на удивление приветливо. Впрочем, я подобное обращение заслужила, несмотря на то, что скрыла при поступлении в гильдию свою темную сущность. Кто же им сейчас меня сдал — думать не пришлось. Старшие сами сдали его с потрохами и не поморщились. Джаля, в смысле. И, сдав, велели написать отчет о Небесном храме, довести дело до конца, сдать еще один отчет и, не выслушав отказа, быстро откланялись.

Обмакнув перо в чернила, я встретила задумчивый взор Молчуна, черным псом лежащего у моих ног. Вздохнув, я пожала плечами, отвечая на его мысленный вопрос. Иного ответа на него я не знала. Да, это мое ожидание мира, да, его следует довести до конца… Но мне очень не хотелось ехать туда, куда оно вело. А куда оно вело — я знала и без тайны башенок. Покопалась в книгах темных, пока добиралась до братства, вспомнила кое–что, поразмыслила и поняла. А ошибалась я очень редко. По крайней мере в том, что касалось искательства. И поняла, что оттуда я уже не вернусь, а мне так хотелось еще побыть дома, с детьми…

Порой самые важные открытия мы делаем не тогда, когда есть возможность изменить жизнь к лучшему, а тогда, когда стоим на ее пороге. Когда один лишь взгляд через плечо, на прошлое, способен уловить то, что раньше пугливо пряталось в тени — пряталось самим человеком, беззаботно и осознанно. Пожив в братстве и окунувшись в уютный, семейный мир светлого детства, я неожиданно для самой себя пожалела о том, однажды ушла в искатели. В погоне за зыбкими мечтами и невнятными стремлениями, ради сомнительного счастья свободы и ничего не значащей нашивки, я потерялась в самой себе, заблудилась в собственноручно созданном мире, одичала душой и очерствела сердцем. И лишь здесь наконец осознала, как больно ранят душу плети исхоженных дорог, уродуя ее шрамами одиночества, как сильно связывает по рукам и ногам эфемерное ощущение свободы, незаметно превращая крылья в кандалы, к которым порой не подобрать ключей… И сейчас, отогревшись у каминов горячих детских сердечек, я очень не хотела уходить. Но очень хотела хотя бы здесь, хотя бы ненадолго стать собой, почувствовать себя — и вспомнить себя.

Молчун, заметив приближающегося к нам человека, поднял голову и зарычал. Я отвлеклась от раздумий и с огорчением обнаружила на почти дописанном отчете крупную кляксу. Поморщилась и скомкала лист, положив рядом с собой, в общую кучу таких же испорченных. Сочиняла я отчет весь вчерашний день, а писала — с сегодняшних рассветных сумерек. Я тоскливо посмотрела на внушительную гору скомканных стараний и подняла глаза на подошедшего Джаля.

— Здравствуй, — мягко сказал он. — Как ты?

— Сама не знаю, — призналась я.

— Поговорим?

Я молча кивнула. Поговорим… Благо, я выпустила вон всю тьму и смогу держать себя в руках… наверно. Но я очень постараюсь. Подобного вчерашнему повториться не должно, хватит и одного раза. И — под замок лишние чувства, и не мстить больше миру за то, что я не умею жить по его непростым законам. И в душе, хвала Великой, теперь только умиротворенная тишина и зыбкая пустота, которую не так–то просто растревожить. И посему — можно спокойно поговорить, не опасаясь самой себя и не оглядываясь на проделки внутреннего мрака.

Он сел рядом и покосился на кипу листов:

— Отчеты ковыряешь?

— Угу, — я снова поморщилась.

Джаль весело хмыкнул:

— Да, помнится, ты никогда это дело не любила.

— Вернее, терпеть не могла, — со вздохом дополнила я, доставая чистый лист. — Но совет умеет так плешь проесть, что хочешь — не хочешь, а сочинять будешь.

Мой собеседник ухмыльнулся:

— Не то слово. Кстати, а что ты собираешься в нем описать?

— Всю правду, — я сурово сдвинула брови, — от и до. От начала поисков до… ну, ты сам знаешь, до чего.

Джаль кивнул и, взяв первый попавшийся лист, развернул его и прочитал:

— Там, где смыкается небо над рукотворными стражами истлевших эпох… Это что такое?

— А сам не догадываешься? — я без интереса покосилась на смятый пергамент. — Это ключ к нахождению Небесного храма.

— О, — он оживился. — А можно с этого момента поподробнее? Ты ведь так мне всего и не рассказала, только что в сомнительное приключение втянула.

— А ты, глупенький, наивный мальчик взял да и поддался на уговоры, — не удержавшись, съязвила я.

— Можно сказать и так, — на удивление серьезно отозвался мой собеседник. — Ты вспомни, какими мы были. Разве мы когда–нибудь думали об опасностях, о возможности оказаться на пороге Вечности? Нет. Шли напролом, думая лишь тогда, когда нужно разгадать очередной ключ или разрешить загадку… Так что про Небесный храм?

— Ну, — я задумчиво посмотрела в закатную даль и плотнее завернулась в плащ, прячась от пронзительно сырого ветра. — Ты поверишь, если я скажу, что первое упоминание о нем раскопала среди дневниковых записок Шайлаха?

— Да ладно, — Джаль приподнял бровь. — Того самого, которого среди искателей прозвали сумасшедшим?

— Именно.

— Хм… А среди каких именно записок? Я же по нему в свое время проект защищал, чуть ли не наизусть его дневники и отчеты выучил, но о Небесном храме ни слова не нашел!

Как странно сидеть с ним бок о бок, словно в старые добрые времена, и рассуждать о вечном… И, казалось, не стало пяти Пыльных лун разлуки, и рядом с ним по–прежнему тепло и уютно, и сердце иногда пропускает удар, отмечая светлую улыбку… И лишь серебристые браслеты, спрятанные под рукавами его плаща, возвращают с небес на землю. Уже не мой… Да и был ли таковым?..

Я не без труда прогнала ненужные сейчас мысли и чувства, сосредотачиваясь на объяснении:

— Если помнишь, я из–за тебя в его дневники и сунулась. Перечитала их все, согласилась с тем, что Шайлах — сумасшедший, и забыла о нем на три лунных сезона.

— И? — Джаль недоуменно нахмурился.

— И когда, взяв серебряный узел, получила увольнительную, снова о нем вспомнила — перебирая летописи братства. Да, Джаль, не смотри на меня так недоверчиво, он тоже темный. И, должна тебе сказать, сумасшедшим он не был. Я читала его дневники, относящиеся к тому же времени, что и искательские, и разница между ними — огромная. Он не сумасшедший, Джаль. Он — очень умный и мудрый человек, и оставался таковым до самого ухода в Вечность. Более того… — я запнулась.

— Что? — насторожился мой собеседник.

Я пожевала губу, покосилась на него и тихо добавила:

— Я почти уверена в том, что он — это Девятый.

На Джаля мои слова произвели такое же впечатление, как на меня — его недавнее появление. Изумленно поморгав, он надолго задумался, а я между делом наконец–то рассмотрела его при нормальном свете. Изменился он значительно, не почувствовала бы — не узнала… От изумительного сходства с Эршем вообще практически ничего не осталось, только мои воспоминания. Заострились и стали более жесткими черты лица, бледная и веснушчатая кожа посмуглела, потемнел волос, а в серых глазах вместо прежнего светлого сияния загадочно мерцали отблески мрака, и из их омута на меня смотрел некто… чужой, но почему–то знакомый… Кем же ты стал после возвращения оттуда?.. Я ведь почти узнаю тебя, скрывшегося внутри…

— А с чего ты взяла, что он и Девятый — это одна и та же личность? — наконец, спросил мой собеседник.

— А с того, что знаю, куда ведет дорога от Небесного храма, — я невольно поежилась. — И никому иному не под силу вернуться оттуда, только одному из Девяти.

— Так, с этого места поподробнее, — попросил Джаль, придвинувшись ближе.

— Ты сам говорил, что наизусть знал дневники Шайлаха, — я незаметно отодвинулась и рассеянно повертела в руках перо. — Отрывок процитировать сможешь?

— Ну… — он кашлянул. — Смогу, но за точность ручаться не буду. С памятью прошлого… плоховато.

Я метнула на него быстрый взор из–под ресниц. Так. Кажется, мои догадки подтверждаются. Иная личность — иная жизнь — иная память? Только… знает ли об этом он сам? О том, что он — уже не просто Джаль, но и кое–кто еще?

Хмурясь и подбирая слова, мой собеседник все же припомнил обрывок описания одного из существ, встреченных Шайлахом, а я следом набросала на влажном песке его внешний вид. И описал Джаль не абы кого, а нашего с Эрашем крылатого спасителя.

— Оно? — спросила я, и после кивка продолжила: — Это яйних, существо эпохи Изначальности. Его останки искателями найдены не были, и потому знают о нем только темные. И, поверь, он существует, это не плод больной фантазии. Можешь расспросить своего племянника, он с ним встречался. Проверяем дальше?

— Не стоит, — Джаль почему–то сразу мне поверил. — Так куда ведет путь от Небесного храма?

— А откуда в наш мир просачиваются подобные создания? — вопросом ответила я.

Он склонил голову набок, сосредоточенно рассматривая рисунок на песке:

— Порог?

— Верно. Они не рождаются, как обычные люди, и умереть, как все, не могут, лишь уходят в Вечность. Иначе это место называется долиной теней. Долин не так много, и они образуются стихийно, там, где Вечность прорывает ткань мира, выжигая все живое.

— Указатель… для Девяти? — задумчиво протянул Джаль.

— Я тоже так думаю.

— И наш храм…

— …самовосстанавливающийся, я полагаю. Сначала его нашел Шайлах, а после, по путевым запискам, уже я.

Мой собеседник тихо выругался и замолчал. Я помедлила, после чего с деланным равнодушием спросила:

— И ты по–прежнему хочешь туда отправиться?

— Конечно, — в его голосе мелькнула обреченность. — Иначе ожидание нас не отпустит.

— Самоубийцы, — вдохнула я.

— Или — искатели? — усмехнулся Джаль. — И поправь меня, если не одно и то же.

— А вот это каждый решает для себя.

— Возможно–возможно…

— Тогда — держи, — и я сложила к его ногам поясной карман с башенками. — Они твои. Соберете башни в круг, откроете карту, изучите ее — и вперед со сферами перемещения. Я дальше не пойду.

— Пойдешь.

— Нет, — наши тяжелые взгляды встретились. — Не пойду.

— Тебе есть, что терять?

Нет… как и приобретать нечего. Но этого я ему не скажу.

— Да, — я не отводила глаз.

— Врешь, — он улыбнулся. — И я могу это доказать.

Тьма его побери…

— Мне ты ничего не докажешь, как и самому себе, — просто ответила я. — Уходи с миром, Джаль. Уходи, закрывай свое ожидание и не беспокой меня более.

Мой собеседник долго молчал, размышляя, видимо, о вечном, а я не торопила его. Воспользовавшись подходящим моментом, чтобы отвлечься от его присутствия, достала чистый лист и взялась за отчет. Надеюсь, хоть этот дописаться удастся…

— Знаешь, я по–настоящему скучаю по прежней Рейсан, которая не спрашивала, когда и куда идти. Она просто брала сумку и говорила — пошли, по дорогое расскажешь, — Джаль задумчиво наблюдал за тем, как догорали последние угли угасающего солнца, разжигая крошечные красноватые огоньки свечей в окнах далекого дома. — Хорошие времена были, согласись… Золотые пески, закаты зимних перевалов, рассветы над храмами… помнишь? Тогда ты не размышляла об опасности — ты шла напролом, по зову души и поиска. Шла и не думала ни о чем, кроме очарования тайны… И знаешь, именно потому я тебя однажды и выбрал. В тебе было то, чего не хватало мне — смелости и безрассудства, решимости и способности отбросить сомнения — и с головой в туманные сумерки. И только крылья за спиной, бесконечность под ногами…

— И предчувствие Вечности, — тихо откликнулась я. Сердце воспоминаний до боли сжала ледяная рука горечи.

— И, судя по всему, немногое изменилось, если после Небесного храма ты смогла сделать то, чего не смог сделать я, — не поддаться влиянию Вечности.

Я вздохнула. Много ты знаешь о наших с ней отношениях… Да, с тех пор изменилось мало… и так много. И прежнего безрассудства нет — осталось лишь глухое отчаяние… а это две разные стороны единой монеты. Моя рука дрогнула над листом, и на очередном почти законченном отчете появилась крупная клякса.

— Или все же что–то изменилось?

Я огорченно вздохнула, помянула мрак и скомкала испорченный лист. И отвела глаза, пряча нежданную печаль. Как сказать о нужном, когда боишься выдать себя лишним словом, лишним вздохом?.. Ничего не изменилось. И — изменилось очень многое. Вечность на каждом из нас поставила свое несмываемое клеймо. И ты — стал другим, и я — потеряла себя.

— Почему ты не хочешь возвращаться на путь?

— Знаешь, Джаль, не всегда то, что ты нашел — это то, что ты искал, — меня неожиданно прорвало, и слова полились ручьем. — Иногда кажется, что путь определен, что ты нашел себя — и ты стремишься пройти его до конца, и с удовольствием учишься, и схватываешь все налету, и познаешь, и удивляешься… А потом внезапно понимаешь, что устал. От всего. И то, что раньше привлекало, становится противным, а то, что узнал — ненужным. И все, что хотел и мог узнать, уже узнал, и учиться больше нечему, и развиваться в однажды выбранном направлении больше незачем… И отчаянно хочется все бросить. Бросить и убежать. Далеко. Не важно, куда. Подальше от прежней жизни и от самого себя. Туда, где ты еще ничего не знаешь и где снова захочется все узнать. И именно там, может быть, наконец, обрести и узнать себя настоящего. И счастливы те, кто обретают. И счастливы те, кого тянет вернуться назад…

— Не понимаю, зачем тебя тянет куда–то еще, если по сущности своей ты — искатель?

— Потому что быть тем, кем ты являешься, не так интересно и познавательно, чем быть тем, кем ты не являешься, — я с тоской посмотрела вдаль, лихорадочно соображая, что же еще сказать, лишь бы не выдать себя: — И именно поэтому меня всегда тянуло удрать куда–нибудь, далеко–далеко, за горизонт и за порог Вечности, в надежде, что хоть там начнется настоящая жизнь…

— И что, она там начинается? — с интересом спросил Джаль.

Я отвернулась и вздохнула:

— Нет, она продолжается. Лишь обманчиво виляет хвостом, меняя направление…

— Кажется, ты заговариваешь мне зубы… Рейсан, я никогда не поверю, что ты способна чего–то испугаться насколько, чтобы отказаться себя–искателя.

Я вскинула на него глаза:

— Не смей осуждать меня. Не смей. Мне — хотя бы хватает смелости что–либо изменить. Пусть даже после этого приходится и скитаться, и снова искать себя, и учиться находить, и учиться не терять. Но — мне хватает на это смелости. Тебе же хватает трусости только сидеть на одном однажды найденном насесте и упрямо цепляться за ожидания мира. И твой пробужденный свет, готова поспорить, — это всего лишь попытка подстраховки на всякий случай, вроде Небесного храма, и не более того. Ты остался на пути искателя, и я это вижу, лишь отгородился от мира светом. Отгородился, спрятался, сидишь в нем и почему–то думаешь, что всем должно быть так же хорошо, как и тебе. Лучше внимательнее смотри по сторонам, чтобы не ослепнуть в собственном свете. Ведь не может человек быть всю жизнь довольным однажды найденным. Все мы по природе своей искатели, и всю жизнь искать будем — Небесные ли храмы, таинственные реликты или же… самих себя. Не смей меня осуждать, Джаль. Я сошла с тропы поиска и перешла на иной путь, который теперь мне ближе, — путь темного. И этим путем я хочу дойти до порога. И давай закончим засим наш разговор.

И я, собравшись с мыслями, снова углубилась в отчет. Дописать — и с глаз долой… И ничего больше не говорить, я и так сказала больше, чем хотела сама и чем надеялся услышать он. А сказать о том, что я не боюсь долины и порога, что я с удовольствием рванула бы на их поиски… значит подписать себе приговор. И потерять те жалкие несколько дней жизни, за которые я с таким отчаянием цеплялась. Перед смертью не надышишься? Но зато уйдешь с ощущением того, что держался до последнего и ничего не упустил. Иными словами — с чувством выполненного долга. А упущенное… проводить и простить. Как сейчас я прощала Джаля. Казалось бы невозможное — и такое простое решение. Кто–то осудит, кто–то — не поймет, а мне легче простить и отпустить. Дуться, злиться и обижаться — это не мой стиль бытия. К тому же… хотя бы себе признаюсь честно, что простила его в тот самый момент, как увидела. И обижаться на него — живого — не могла найти в себе сил. Я слишком за него рада…

— Это твое последнее слово?

— Да, — я улыбнулась самой себе, отложила перо и подула на готовый отчет.

— Тогда держи, совет велел тебе передать, — он небрежно положил на песок тугой кошель и пояснил: — За находку Небесного храма, то, что ты сама забыла забрать.

Я невольно съежилась под его тяжелым, пронзительным взглядом. Да, не забрала… но даже все богатство мира не вернуло бы мне того, что я тогда потеряла.

— Прощай? — в его глазах угрюмым клубком свернулось отрешенное спокойствие. Как всегда, когда он чувствовал себя виноватым и приходил извиняться. Приходил, разговаривал, расставлял все по своим местам и уходил, так и не сказав нужных слов. И, уходя, себя прощал.

— Да, — на сердце стало почему–то очень тяжело, и я отвернулась, чтобы не видеть, как он подбирает мой поясной карман и медленно уходит, растворяясь в сумраке затянутого тучами неба.

Погода менялась неуловимо, подобно… жизни. Мгновение назад сияло догорающее солнце, мгновение вперед — и мир утонул в туманных сумерках. Мгновение назад — еще рядом, мгновение вперед — уже врозь… И больше не увидимся? Скорее всего. Молчун, во время разговора тихо лежавший у моих ног, сел и печально хрюкнул. Вздохнув, я обняла его. Ничего не поделаешь дружок…

— Дядь, ну что? — из–за холма донесся звонкий голос Эраша. — Когда мы уходим?

Так. Мы? Надеюсь, он не спятил настолько, чтобы взять с собой в долину мальчишку?

— Потерпи немного, — отозвался Джаль. — Раскроем карту, проложим путь и вперед!

— Скорее бы уже!

Я встала и заходила вдоль холма, вполголоса споря с самой собой. Мрак с ним, с Эрашем, вернее, с тем, что он натворил… Из долины теней живым никто не вернется, спорить готова, а братство не имеет права лишаться столь перспективного темного! Я могу сколько угодно презирать его, обзывать балбесом и унижать для пользы дела, но… Но не насколько, чтобы отпустить на порог Вечности. Или… или не сделать все возможное, чтобы он оттуда вернулся. Вздохнув, я с тоской посмотрела на приют темных, чьи неясные очертания стирались подступающим туманом. Сдать парня Хлоссу? Но Эраш еще не темный и наш глава не имеет над ним власти, да и уговорить это рыжее недоразумение не совать нос в неприятности — нереально. Все равно полезет и по маковке получит. Тогда одно лишь и остается… Потерять его мы не можем. Парень ведь… сам еще не знает о себе всего, не знает, кто он такой, не знает, чем важен для нас… Два балбеса.

Подхватив сумку, я смирилась с неизбежным и приняла одну простую истину: этот поход станет для меня последним. Пять Пыльных лун я убегала от Вечности и от самой себя, чтобы однажды осознать, как давно уже стою на ее пороге. И как бы ни пыталась обмануть судьбу и саму себя, я не смогу не быть искателем, став только темным магом. Никогда не смогу. И пусть Эраш — это только повод… Пусть. Мне так легче. И потом — если ты позволяешь себе вмешиваться в чью–то судьбу — будь готов нести за нее ответственность и отвечать за последствия. Дороги назад уже нет, зато есть дорога вперед… и почему бы и нет? К тому же, возвращаться — плохая примета.

Я быстро сбежала с холма и два счета догнала своих будущих спутников:

— Подождите, я с вами.

Эраш покосился на меня с очевидным страхом:

— Куда?! Тебя еще только не хва…

— Цыц, — велел Джаль. — Не хами темной, племяш. Или уже забыл чем, в прошлый раз дело кончилось?

Парень смутился и покраснел, а я насмешливо ему подмигнула:

— Слушайся дядю, парень, он плохого не посоветует.

Эраш проворчал что–то неразборчивое и сутуло отвернулся, а Джаль с любопытством посмотрел на меня:

— Так почему ты согласилась?

— Ты здесь не при чем, — спокойно ответила я.

Дольше, чем со сборами в поход и всем сопутствующим, мы провозились с картой. Вернувшись к дому братства, где нас в нетерпении ожидала Сая, мы перекусили и разбрелись по постелям, чтобы с рассветными сумерками вчетвером приступить к решению головоломки. Впрочем, по постелям разбрелись все, кроме меня. Я же не поленилась просидеть до мглистых сумерек в хранилище, перечитывая дневники Шайлаха в поисках зацепки. Мне упрямо не верилось в легкость храмовой разгадки, даже несмотря на уже принесенную ей жертву. Не единожды сталкиваясь с находками ранних эпох, я небезосновательно подозревала, что случай у Небесного храма — это только начало, самое же интересное, потирая когтистые лапки, ожидало нас впереди. Уж больно изобретательно были запрятаны прежние секреты подобных храмов.

Погрузившись в глубокие раздумья, я сама не заметила, как уснула, уткнувшись носом в ветхие, исписанные убористым почерком страницы дневника. Ничего не могу с собой поделать, шорох пергамента всегда навевал на меня сон… И во сне, к собственному удивлению, я умудрилась пообщаться с ушедшим в Вечность старцем, задать ему столь важные вопросы и почти получить нужные ответы, когда…

— Рысь!..

Я подскочила, сонно моргнула и поморщилась:

— Не называй меня так.

— Почему? — с интересом спросил Джаль.

Потянувшись на стула, я зевнула и устало потерла виски:

— Потому что.

— Рейсан… — укоризненно.

— Потому что причины называть меня Рысью есть только у Хлосса, — сухо ответила я, вставая и бережно собирая в стопку разбросанные по столу листы. — И потому что той, кому прозвище было дано, уже нет.

Джаль промолчал. Отводя глаза под разными предлогами, я быстро навела в хранилище порядок и, прихватив пару дневниковых схем, тенью выскользнула вон. И трусливо перевела дух. Не могу. Не могу находиться рядом с ним. Не могу найти в себе силы снова посмотреть в его глаза. Пока. Всему свое время. Однажды привыкну.

Прихватив из кухни кружку чая, я вышла на крыльцо и уныло улыбнулась солнцу. Ласково скользнув по моему лицу, золотистые лучи продолжили свой извечный путь вдоль песчаных холмов, щедро делясь с миром последним ускользающим теплом погасшей Пыльной луны. Я села на ступеньку, обняв прикорнувшего рядом Молчуна и рассеянно поглядывая на Эраша. Тот под бдительным присмотром Саи вытаптывал редкую жухлую траву, очевидно подготавливая во дворе площадку для известных лишь ему опытов.

— Готова думать? — спросил с порога Джаль.

— Да я только этим и занимаюсь, — отозвалась я.

И пока Эраш старательно сооружал площадку, мы с Джалем, посовещавшись, решили для начала расположить башенки по кругу, изобразив крышу Небесного храма, а дальше, если ничего не получится, — смотреть по обстоятельствам. Как и следовало ожидать, с первого раза ничего путного не вышло. Дядя с племянником крутились во дворе, Сая бегала рядом кругами, изображая бурную деятельность и пытаясь помочь, а я продолжала сидеть на крыльце в обществе Молчуна, наблюдая со стороны и размышляя о вечном. О разгадке, в смысле.

— Ты собираешь нам помогать или как? — хмуро поинтересовался Джаль после очередной неудачной попытки выудить из башенок карту.

— Конечно, — рассеянно отозвалась я. — Я думаю.

В голове при этом, как назло, не появлялось ни одной связной мысли по поводу. Я отчаянно пыталась припомнить сон и связать воедино обрывки слов, сказанных Шайлахом, но сосредоточиться мешал дикий гвалт. Мало того, что эта троица беспрестанно спорила, так еще и сторонние наблюдатели шума добавляли: поглазеть на работу искателей сбежалась вся ребятня. Выглядывая из–за угла, малышня громко шушукалась, пихалась и толкалась, отказываясь покидать свой наблюдательный пост.

Не выдержав, я прикрылась коконом и уткнулась в страницы дневника, пропустив мимо ушей едкое замечание Саи о сущности моей «помощи». Несколько раз перечитав рассуждения Шайлаха, я наконец–то сообразила, о чем он вел речь. Просто расставить башенки в определенном порядке было недостаточно — важно соблюсти и их соприкосновение с очагами стихийной силы. Проще говоря, башенка Первой должна находится там, проходят незримые лучи света и так далее. И, скорее всего, нужное место пересечения лучей следует искать у источника силы тьмы.

Посмотрев в даль, я прищурилась, и мир привычно сжался, превратившись в смятый лист пергамента. Песчаные холмы, облачно–угрюмое небо, фигурки людей — все слилось в сплошное серое пятно, лишь между черточками граней мира, дрожа, цветными нитями прорисовывались потоки стихийной силы. Поведя плечами, я сбросила защитный кокон и скомандовала:

— Все за мной, — и, не оборачиваясь, устремилась к источнику.

На месте, не отпуская видение граней, я осмотрелась. Судя по топоту, народ у источника собрался в полном составе, включая детей. Сердце кольнуло неожиданное ощущение тепла. И пусть пока останутся и понаблюдают. Я выделила из общего потока нить света и вплела в нее метку. Нить, правда, слабая… но ее можно усилить.

— Джаль, подойди и встань сюда, — распорядилась я. — Отдай башни Молчуну, он расставит. Вопросы потом.

Он молча встал рядом с меткой. Поток, как я и предполагала, засиял ярче.

— Сая, вставай сюда. Эраш, отойди к источнику. Молчун, расставляй башни по меткам. Малышня, кыш с холма.

Видение граней оборачивалось только одним «но»: очертания местности, как и людей, уменьшались до крошечных черточек, стираясь потоками стихийной силы. В итоге я, обходя метки, наступила на хвост Молчуну, налетела на Саю и едва не свалилась в источник. Стоявший рядом Эраш удержал меня за пояс, а черный пес — за штанину.

— Ну все, спасибо, — я рассеянно моргнула и шагнула на свое место, к метке слабого потока силы тьмы. — Продолжаем.

— Глаза разуй для начала, — буркнула сумеречная, когда я в очередной раз наступила ей на ногу.

— Извини, — хмыкнула я, — на фоне граней мира ты столь незначительна, что тебя трудно заметить.

И в ответ ожидала услышать язвительную реплику по поводу собственной незначительности как мага, а услышала совсем иное:

— Скажи, а ты можешь научить видеть грани? — тихо, смущенно, неуверенно.

Я встала на свое место, моргнула, возвращаясь в объемный мир, и покачала головой:

— Нет… извини. Слепого от рождения нельзя научить видеть. Молчун, ставь последнюю фигуру.

Молчун торжественно установил фигурку Великой рядом с последней меткой. Я быстро осмотрелась: круг из башенок примерно равен диаметру крыши Небесного храма, если мне не изменяет память, то есть… Земля под нашими ногами дрогнула.

— Осторожно!

Молчун, быстро обернувшись вороном, взлетел на безопасную высоту. Джаль раньше меня сообразил, где именно может храниться карта, дав всем верный совет. Мы дружно попятились назад, а рядом с источником уже вырастал храм. Свивались из мелких земляных крупиц тонкие витые колонны, соткался из песка невесомый круг крыши, украшенный башенками и фигуркой Великой, забил из чашеобразного пола песчаный фонтан… Давняя жертва принята — тайна раскрыта… Из–за облаков выглянуло солнце, высекая на острых гранях башенок искрящиеся символы элементов изначальности. И когда тени, отбрасываемые башенками, сошлись в одной точке — на фонтане, мы с Джалем дружно ринулись к храму.

— Подожди, — он придержал меня за руку. — Я пойду.

— Нет, я!

— Туда опасно идти!

— Я знаю!

— Рейсан, послушай меня…

— Жребий киньте лучше, чем спорить попусту, — подала голос Сая.

Тени слились воедино, явив нам призрачный, дрожащий на ветру клочок свитка. Сотканный из света, мрака и сумерек, он грозил вот–вот рассыпаться в прах.

— Рейсан, стой!

— Так, все, — я скинула на землю плащ и запахнулась в крылья, — хватит. Ставьте защиту и отходите подальше. В храм пойду я, и это не обсуждается. Теперь моя очередь умирать. Не смотри на меня так, Джаль. Ты всего лишь Средний светлый, а я — Старшая темная. Сам знаешь, какая защита у тебя, а какая — у меня.

Он медленно выпустил мою руку:

— Будь осторожна.

— Буду. А как же иначе?

Вокруг меня взметнулись вихри песка, отскакивая от зеркальной поверхности ауры. Храм начал медленно рассыпаться, и вслед за ним скатывались с крыши, растворяясь в песке, артефакты. Однажды они снова всплывут, выстроив новый Небесный храм и расставив новые ловушки, но искать их буду уже не я. Мне же остается только глянуть на карту, нарисовать по памяти расположение долины — и в путь…

Стоя посреди палатки, я мысленно прикидывала, где лучше разместить стол, а где — лежак. В итоге маленький складной столик и стульчик разместились в дальнем левом углу, а в ближайшем от входа углу я подвесила лежак, на который сразу сложила сумку. Еще раз оглядев крошечное тряпичное пространство, кивнула самой себе и вышла наружу. Молчун, черным псом лежащим у входа, встрепенулся и вяло хрюкнул.

— Да, мне тоже здесь не по душе, — откликнулась я. — А что делать? Уехать? Уже не могу. Да, на то есть причины, и тебе они известны.

— С кем ты разговариваешь?

Я обернулась. Джаль, выходящий из–за палатки, смотрел на меня с легким недоумением.

— С ним, — я кивнула на своего лохматого спутника. — А что?

— Да, собственно, ничего… Кстати, слет вот–вот начнется и только нас с тобой там не хватает.

Я сморщила нос:

— А мне туда точно надо?

— Рейсан, не вредничай, — Джаль тонко усмехнулся. — Сама же прекрасно знаешь, что надо.

— Терпеть их не могу, — проворчала я, отправляясь вслед за ним.

— Обещаю сильно не занудствовать и быть предельно кратким, — отозвался мой собеседник.

— Думаешь, получится?

— Не уверен…

Мы с ухмылками переглянулись. Как в старые добрые времена… жаль, они ушли безвозвратно… Я тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Все, хватит. Это на постоялых дворах или в братстве я могла сколько угодно расслабленно предаваться грусти и печали, а здесь, в долине теней, им нет места. Порог Вечности есть порог Вечности, и на мои плечи тяжким грузом ложилась невольная ответственность и за мельчайшие поступки, и за собственных спутников. А их Джаль набрал достаточно для того, чтобы я схватилась за голову. Восемнадцать–двадцать человек, включая четверых «хвостиков», на мой взгляд, — это перебор. Я изначально рассчитывала на группу человек в пять–шесть, и не более того, а когда перед отъездом увидела толпу народа — без стеснений высказала Джалю все, что о нем думаю. Впрочем, он мою вдохновенную речь пропустил мимо ушей, не поверив зловещим предсказаниям. И решительно собрался рискнуть столь большим количеством людей, ни один из которых не вернется из долины. Хотя, нет, один вернется обязательно, костьми для того лягу.

Я с тоской посмотрела по сторонам. На крошечном пятачке в тени черных скал уже вырос палаточный городок, но яркие пятнышки ткани на фоне общей угрюмости смотрелись крайне жалко. Долина представляла собой высохшее и заметенное искрящимся черным песком дно мертвого моря, окруженное плотным кольцом безжизненных гор. Общее гнетущее впечатление усиливали тяжелые низкие дождевые тучи, цепляющиеся за острые вершины хребтов, и пронзительно холодный ветер, гоняющий по долине вихри песка. Я невольно поежилась. О том, что из–под него может выползти, я старалась не думать вообще.

— Рейсан, мы пришли.

Я вздрогнула, подняв глаза на Джаля.

— О чем задумалась?

— О том, что вокруг лагеря нужно поставить защитное кольцо, и чем больше — тем лучше.

— Не понимаю, чего ты так боишься? — он нахмурился.

— Если не хочешь узнать — делай, как я говорю, — резковато ответила я и первой проскользнула в палатку.

И, оценив обстановку, невольно усмехнулась. Привычная картина, не раз мною виданная прежде. В ожидании слета народ с шушуканьем разбежался по разным углам: в одном маги, во втором — Младшие искатели, в третьем — Средние и в четвертом — практиканты. И в палатке — не протолкнуться, только нас с Джалем и не хватало. Войдя, я на мгновение замялась, оказавшись на перекресте внимательных взглядов и выразительного шепота. Спасибо Джалю, зашел следом и призвал собравшихся к разговору. Я воспользовалась моментом и заняла один из освободившихся углов. И пока ребята внимали его речи, я размышляла о вечном.

— …возьмет на себя Рейсан. Рейсан?

— Что? — встрепенулась я.

— За тобой будут закреплены эти двое, — Джаль небрежно кивнул на Эраша и стоящую рядом с ним девушку.

— Что?!

— А я беру на себя остальных, — спокойно закончил он, пропуская мимо ушей мой недовольный возглас. — Вопросы?

Я едва заметно поморщилась. Совсем упустила из вида то, что мне, как Старшему искателю, еще и пару «хвостиков» поручат… Судя по глубокому разочарованию Эраша, он тоже не был доволен распределением, чего не скажешь о девушке, которая так и лучилась счастьем. Невысокая, хрупкая, невзрачная, с бледным блеклым личиком, острым носиком, тонкой светлой косой и мечтательными серыми глазами она являла собой яркий пример хранилищной мышки, усердно грызущей камень познаний. Что ж, когда–то и я такой была, возможно, сработаемся.

— И напоследок — предсказания. Разбираем и смотрим, кому что досталось.

Еще и это… Предсказания — древняя традиция, без которой никто не приступал к поискам. Свитки заранее закупались для всех главой поисков, каковым у нас стал после моего категоричного отказа Джаль, и выдавались на слете. Я неохотно взяла протянутый мне свиток и вяло его развернула. Ничего нового я, разумеется, о себе не узнаю, но традицию стоит соблюдать, раз уж на то пошло. На чистом листе проступила витиеватая вязь золотистых символов.

Говорят, назад нет возвращения,

И лишь ты вернулась, в плен попавшая,

Ты теперь — из выживших последняя,

И сама — последняя из сдавшихся.

Не смотри назад, слепая странница,

Не ищи вины своим сомнениям,

От него и в свете ты не спрячешься,

Мрак — твое второе порождение.

Я невольно вздрогнула и на мгновение закрыла глаза. В глубине души ожили, встрепенувшись, давно забытые страхи. Схаали, схаали, ты сейчас так далеко, что дальше — только Вечность, но и здесь твое предсказание преследует меня по пятам и вот–вот настигнет, схватив за горло…

По себе ступаешь, тьмой укрытая,

Ты сейчас — самой себя творение,

Ты теперь — последняя забытая,

И сама — из помнящих последняя.

За тобой лишь тень скользит невидимо,

Да судьбу скрывает мгла печальная,

Ты, конечно, путь давно уж выбрала,

От себя к себе — дорога дальняя.

Руки дрожали, и я едва удерживалась от злобного желания скомкать лист, разорвать на мелкие кусочки, выкинуть и забыть… Слова же, вопреки моим желаниям, ровной и равнодушной вязью символов текли по пергаменту, гулким эхом отзываясь в моей душе. Я могла и не читать написанного, наизусть помня каждую фразу, каждое слово, каждую паузу, каждое ощущение… И слыша тихий, шелестяще–спокойный голос схаали, прощающейся со мной…

И тропой пойдешь — из неизведанных,

И к себе придешь — себя познавшая,

Ты теперь — последняя из преданных

И сама — последняя предавшая.

И твой след, в эпохах затерявшийся,

Для тебя одной легендой стелется,

И уже — не без вести пропавшая,

Но еще — в тьме памяти потеряна.

…И тогда, как и сейчас, шел дождь, и ее умиротворенный шепот терялся, растворяясь в равномерном шелесте падающих на крышу капель, стекающих по окнам ручейков…

И порог пути — твое решение,

И уйдешь — прощенная, простившая,

Ты теперь — из вымерших последняя,

И живущая, и никогда не жившая.

Вовремя скомкать лист я не успела. Пока я пыталась справиться с дрожью в руках, через мое левое плечо предсказание прочитал Джаль, а через правое — Эраш.

— Это что значит? — дружно вопросили оба.

— Ничего, — резко ответила я, комкая свиток.

— А все же? — полюбопытствовал Джаль.

— Это значит только то, что значит, — буркнула я. — И не более того, — и быстро вышла из палатки.

Судя по недоуменным взглядам, они ничего не поняли. Я перевела дух, подняла глаза к сумрачному небу и едва заметно улыбнулась. Хвала Великой, они не догадались… Я была совершенно не готова к тому, чтобы вдаваться в столь серьезные объяснения. Не говоря уже о том, что именно им я и не хотела ничего объяснять. Особенно Джалю. Я сунула в карман смятый лист с пергамента и накинула капюшон, прячась от начинающегося дождя. Надо же, ведь слово в слово повторило старинное предсказание схаали, слово в слово, хотя я до последнего надеялась на… Впрочем, неважно, на что. Подрагивавшие руки я тоже сунула в карманы плаща. Так. Мне срочно нужно подумать…

— П-простите, — за моей спиной раздались торопливые шаги. — Можно с вами п-поговорить?

Я обернулась. Девочка — «хвостик», запыхавшись, смущенно мне улыбнулась.

— Ах да, — я старательно изобразила вежливую улыбку. — Привет. Ты что–то хотела?

— Ну… П-поговорить ведь надо, — сбивчиво пролепетала моя собеседница. — О п-поисках и…

— И о предсказаниях, — подхватил подошедший Эраш.

— Слушай, парень, — я сурово сдвинула брови. — Тебя мои предсказания не касаются, понял? У тебя свои есть, так что их и изучай. Ясно?

— Ну…

— Все, закрыли тему, — я повернулась к девушке. — Тебя как зовут?

— П–п–п…

— А если п–поп–подробнее? — серьезно переспросила я.

Она отчаянно покраснела, а Эраш, тихо кашлянув, наклонился ко мне и прошептал:

— Пантани… тьфу, Пантаниолла. Вот.

— О, — я с трудом сдержала смешок, — тьма. Звучит как изощренное ругательство… С таким именем немудрено заикаться.

Девушка зарделась, Эраш тихо хихикнул, а я улыбнулась:

— Ладно, мрак с ним, с именем. Сокращенно наверно Иолой зовут?

Она застенчиво кивнула.

— Это лучше, чем полное… И ладно с ним. Значит так, ребятки. Сегодня собираемся с мыслями и расселяемся, а завтра — на поиски. Без меня за территорию лагеря — ни ногой. Нечего ухмыляться, Эраш, тебя это касается в первую очередь, и очень советую здесь меня слушаться. Хватит валять дурака, пора взрослеть и прислушиваться к дельным советам. Долина теней — место по–настоящему опасное, и если вляпаешься в неприятности… передашь от меня привет Вечности. Так что вместе из лагеря выходим и вместе — приходим. Встречаемся у моей палатки завтра на рассветных сумерках. Вопросы?

— Брать с собой что–нибудь? — спросила Иола.

— Только свою голову, чтобы думать, и уши, чтобы меня слушать. По погоде оденетесь, надеюсь, сами.

— А обед? — удивился Эраш.

— Все мелочи — на мне. Еще что–то?

«Хвостики» переглянулись и пожали плечами.

— Чудесно, — подытожила я, заметив, что оба мага — сумеречная Сая и некий безымянный светлый — направились колдовать над защитой, а Джаль — размечать периметр. — Тогда — все в сад. По палаткам, в смысле. У меня еще куча дел и очень мало времени. До завтра.

Рассветные сумерки наступили, как мне показалось, очень быстро. Я едва успела закутаться в одеяло и пару раз моргнуть, как оказалось, что уже пора вставать. Молчун, сидя у моего лежака, настырно хрюкал, а снаружи громко шушукались практиканты. Тьма на их головы, зачем Джаль только с ними связался… Потянувшись, я встала, быстро оделась, перекинула через плечо сумку и вышла наружу. Молчун, плавно превратившись из пса в ворона, привычно вспорхнул на мое левое плечо и нахохлился. «Хвостики» при нашем появлении немедленно замолчали и после небольшой заминки хором со мной поздоровались.

— И вам не болеть, — я вздохнула, зябко кутаясь в плащ.

Небо по–прежнему пряталось за тяжелой пеленой черных туч, порождая окутывающий долину угрюмый сумрак. Я накинула капюшон, пряча лицо от ледяного ветра, щедро бросающегося мелкой моросью дождя. Погода — самая искательская… Я молча изучила внешний вид своих спутников и, отметив легкую куртку Эраша, велела:

— Переоденься. Или возьми с собой теплый плащ. Раньше закатных сумерек мы не вернемся, а если ты простынешь — твой дядя мне своими нотациями плешь проест. Живо. Одна нога здесь — другая там. Считаю до десяти, если опоздаешь — отправишься помогать кашевару картошку чистить. Раз, два…

Парень вернулся на удивление быстро, и мы вместе оправились к защитному кольцу. Воздух в том месте, где мы его соорудили, пульсировал и переливался всеми цветами радуги. Я провела по нему рукой, открывая невидимую дверь. Не слушая ворчания и насмешек магов, я вчера на всякий случай заговорила кольцо и от незапланированных выходов, так, чтобы открыть его мог только либо маг, либо старший поисковой группы. Мало ли, взбредет в чью–нибудь дурную рыжую голову блажь какая…

— Так, дети мои, слушаем и запоминаем пару простых правил, — я серьезно посмотрела на притихших ребят. — Меня слушаться безоговорочно, мои слова не обсуждаются. Пользоваться только общим знаком поиска, никаких символов определения или мерцающих следов.

— Почему? — полюбопытствовал Эраш.

— Потому что мало ли что здесь зарыто, — отозвалась я. — Знак общего поиска — единственное наше заклятье, которое находит предмет, не тревожа его спящую магию. Это первое. Второе. На чужой периметр не заходить. Наш второй — значит, ходим только по нему. Для тех, кто не знает, что такое периметр — смотрим под ноги и не заступаем на черную линию. Третье. Руками ничего не трогаем. Нашли вещь или что–либо неопознанное и непонятное — поставили метку и позвали меня. Опять же — мало ли что и с какой магией здесь зарыто. Сами не ройтесь и не ничего не доставайте. Четвертое. В случае опасности — бегом в лагерь и никакой самодеятельности. Да, кстати, надевайте.

Я вытащила из кармана два тонких шнура и протянула своим спутникам:

— Начнет пульсировать и гореть — рядом опасность. Предупреждаете меня и со всех ног бежите за защитное кольцо. Повторяю для особо одаренных — для тебя, Эраш, — никакой самодеятельности. Впрочем, бегать ты умеешь быстро, за тебя я спокойна… И пятое. Правила поисков существуют не для того, чтобы я вас тиранила, а вы — их нарушали, но для вашей же безопасности. Нарушите правило один раз — три дня картошки, второй раз — десять дней картошки, третий — оправитесь хвастаться полученными у кашевара навыками домой, к маме. Все ясно?

Мои спутники дружно кивнули.

— Отлично. Тогда напоследок. Вы люди взрослые, и, надеюсь, неглупые, думать умеете, за себя сами и отвечать будете. Если с вами что случится — я умываю руки.

«Хвостики» изумленно заморгали. Я пожала плечами:

— А как иначе? Я в гильдии уже не состою, я — свободный искатель, и до вас мне, мягко говоря, дел никаких нет. Сами глупостей натворите — Эраш, это я к тебе обращаюсь, — сами и отдуваться будете. И даже твой дядя мне за тебя уши не надерет.

— Ты так в этом уверена? — с интересом спросил Джаль, все это время стоявший за моей спиной и слушавший наставления.

— Один раз попробовал надрать, и что из этого вышло? — вопросом ответила я.

— Ничего хорошего, — он поморщился. — Ладно, не будем об этом… Удачи вам.

— Взаимно, — кивнула я.

И мы вышли из защитного кольца на периметр и остановились, по щиколотку утопая в черном песке. Подавая пример, я присела на корточки и начертила знак общего поиска, от которого спустя мгновение разбежались в разные стороны восемь лучей. Над землей вспыхнули серебром восемь искрящихся меток. Хмыкнув, я встала и отправилась проверять находки, не обращая внимания на практикантов. Те же, переглянувшись, последовали за мной. Самим пока боязно? Бывает. Остановившись у первой метки, я протянула над ней руку и пошевелила пальцами. Ладонь кольнули льдистые иголки.

— Что там? — первым не выдержал Эраш.

— Ничего особенно, подземный источник, — небрежно отозвалась я, стряхивая с руки ненужное ощущение.

На второй метке в ладони появилось чувство тяжести — признак ископаемого камня. А на третьей повезло — в руке ощутимо зашуршала бумага. Я сжала ладонь в кулак, и земля послушно расступилась, выбросив к моим ногам из трещины крошечный, грязно–серый огрызок древнего свитка. Магии в нем никакой не чувствовалось, поэтому я безбоязненно его подняла и осторожно расправила, вчитываясь в полуистлевшие руны. «Хвостики» дружно вытянули шеи, поглядывая из–за моих плеч.

— Руны эпохи Первой, — я бережно сложила огрызок и спрятала в сумку. — Начало положено… Так, а вы что без дела стоите? Или так и будете за мной по пятам ходить? Давайте–ка работать!

Практиканты переглянулись и уныло разбрелись кто куда, следуя моему совету. И мгновением позже периметр вспыхнул горячим серебром поисковых заклинаний, наполнился скрипом песка, шуршанием торопливых шагов и шепотом голосов. Я же, проверяя метки, зорко за ребятами приглядывала, особенно за Эрашем. Иола мне показалась девушкой неглупой, рассудительной и не рисковой, а вот рыжее недоразумение как бы чего не натворило…

— Мы что, так и будем целый день здесь бродить? — проворчал парень, когда время потянулось закатным сумеркам.

— А ты как хотел? — насмешливо откликнулась я. — Думал, поиски — это только романтика дальних походов, неизведанных дорог и древних находок? Нет, дружок, это еще и рутинная работа, нудные круги периметров и у некоторых — отчеты.

За целый день он так ничего путного и не нашел, помрачнел и недовольно косился на Иолу, которая нашла еще два обрывка летописи.

— А завтра мы куда пойдем? — продолжал брюзжать он.

— Сюда же, — я невозмутимо проверила очередную метку.

— Зачем? — удивился Эраш. — Мы же весь периметр обшарили!

— Ну, как у нас говорят, каждая тайна ждет своего искателя, и каждой тайне — свое время. Сегодня она тебя пропустит, а завтра — раскроет все свои секреты. Поэтому мы прочесываем один периметр хотя бы раз пять.

— Ужас… — пробормотал он.

— Не нравится — тебя тут никто не держит, — хмыкнула я. — Либо прекращай ныть, либо собирай свои пожитки и уезжай.

— Не дождешься, — проворчал Эраш.

— Тогда закрой рот и ищи.

— Уже и слова сказать нельзя…

— А ты п-по делу говори, — неожиданно вступилась Иола.

— А я п-по делу и говорю, — передразнил он.

Девушка закусила губу и покраснела. Нелегко, видимо, бедняжке, с такими–то именем и речевой особенностью… Не удержавшись, я нахмурилась. Эраш, получив воздушный пинок, схватился за пятую точку и возмущенно ойкнул:

— За что?!

— За то. Иола, ты с детства заикаешься?

— Нет, с п–поступ–пления в гильдию, — смущенно призналась она.

— А–а–а. Видела стражей хранилища? Тогда понятно. Я после встречи с ними несколько дней спать не могла.

— Что за стражи? — встрял парень.

— Будешь проходить посвящение — узнаешь, — усмехнулась я, и мы с Иолой понимающе переглянулись. — Если еще доживешь до него.

— А дядя мне про посвящение ничего не рассказывал, — разочарованно пробурчал Эраш.

— Вот и расспросишь. Только он все равно тебе ничего не расскажет.

— Почему?

— Потому что. И завязывай с болтовней, не отвлекай нас от дел. Или картошку хочешь пойти почистить?

Парень замолчал и сутуло отвернулся, сделав вид, что сосредоточенно проверяет метку. Я тоже отвернулась и нарисовала на песке очередной знак общего поиска. Не поддеть его я не смогла, сколько не пыталась себя удержать. И пусть в душе все, что не выплеснулось наружу, давно остыло, но осадок, как говорится, остался. Эраш утомлял меня уже одним своим присутствием в моей жизни, об остальном уж молчу. Угораздило же его родиться темным источником…

Проверив очередную метку, я задумчиво посмотрела на небо и окликнула ребят:

— Так, закругляемся. Проверяем последние метки и идем в лагерь. Завтра продолжим. И спасибо всем за поиск.

В лагерь мы вернулись последними. Остальные группы уже давно грелись у костра и ужинали, громко обсуждая находки. Заглянув в палатку кашевара, я прихватила плошку с остывшим супом и краюху хлеба, налила чай и пошла к себе. Сидеть со всеми у костра, играя до мглистых сумерек в карты и обмывая первый день поиска, у меня не было никакого желания. Вернее, у меня не было никакого желания сидеть рядом с Джалем и Саей и изображать равнодушную занятость. Вполне хватало того, что при виде первого мое глупое сердце то пропускало удары, то начинило с бешеной силой колотиться, норовя вспорхнуть в его теплые ладони. А этого я допустить не могла. И, проходя мимо большого костра, невольно оглядываясь на шумную толпу весело галдящего народа, почувствовала себя невыносимо одинокой и бесконечно уставшей.

Зайдя в палатку, я поставила на столик плошку с кружкой и достала обрывки летописей. Чем пить — лучше делом заняться, тот же отчет еще писать. Совет Старших, сидя в гильдии, упрямо желал все знать и давно завел традицию каждодневных отчетов. Мне, конечно, их выговоры не страшны, но ведь надо же чем–то убить вечер…

Молчун, черным псом лежавший у моих ног, поднял голову и тихо фыркнул.

— Рейсан?

Я едва заметно поморщилась:

— Что, Джаль?

— Почему ты ушла?

— У меня много дел, — я многозначительно разложила перед собой летописи и взялась за ложку.

— Доброго ужина.

— Спасибо, — я пододвинула к себе похлебку и склонилась над обрывками свитков.

— Успеешь еще с отчетами, вся ночь впереди. Пойдем к нам.

— Не хочу, — я сосредоточенно жевала суп, практически не чувствуя его вкуса.

— Почему? — он проницательно смотрел в мой затылок. — Из–за меня?

Я закрыла глаза, мысленно сосчитала до пяти, проглотила подступающий к горлу горько–едкий комок боли и усилием воли вернула на лицо привычную маску рассеянной безмятежности. И обернулась, невыразительно глядя на него:

— Тьма, да причем здесь ты? Мне в свое время хватило таких посиделок, после которых не работают ни руки–ноги, ни голова, ни заклятья, — и пожала плечами: — Старею, наверно, только и всего.

— Интересно, и почему я тебе не верю?

Потому что знаешь почти как свои пять пальцев…

— Ты только за тем и пришел, чтобы позвать меня на пьянку?

— Нет, я хотел поговорить… о нас.

— О каких «нас» говорить, если их больше нет? Не стоит ворошить прошлое, Джаль, — я с отвращением смотрела на похлебку, но видела закатные блики Небесного храма. — У тебя нашлись свои обиды, а у меня — свои, и они разводят нас в разные стороны. Не начинай. Ты пришел и попросил о помощи — и я пошла за тобой. Тайна напомнила о себе — и я подчинилась ожиданию мира. Вот и все.

— И ничего больше?

— Ничего.

— Совсем? — тихо уточнил он.

— Совсем, — я заставила себя твердо посмотреть в родные глаза. — Отпусти прошлое, Джаль, отпусти, больше туда дороги нет… Жизнь — миру, а память — Вечности.

— Порой мне кажется, что я тебя не знаю, и никогда не знал, — Джаль посмотрел на Молчуна, и у меня дрогнуло сердце от пронзительной горечи его взгляда.

— Верно, — я посмотрела мимо него, устало ссутулилась и отвернулась, тихо добавив: — Ты знал обо мне только то, что я считала нужным тебе открыть, и не более того.

Ну, может, он знал чуть больше, чем все остальные, но лишь на одну тайну… Я быстро моргнула, смахивая ненужные слезы и успокаивая бешено колотящееся сердце. Почему же… так поздно? Я уже дала слово Вечности, и отступать мне некуда… Может быть, если бы он появился чуть раньше, я бы не стала так бездумно распоряжаться своей жизнью… Да ведь я не знала, что он жив. И ничего не попишешь, и ничего не исправишь, и назад пути уже нет.

— Знаешь, я однажды попытался сосчитать твои тайны, запутался и бросил это гиблое дело, — неожиданно усмехнулся Джаль. — Но если прежде они не мешали нам быть вместе, то что же мешает сейчас?

Я взялась за ложку с твердым намерением впихнуть в себя проклятую похлебку:

— Ну… Хотя бы посмотри на свои руки для начала.

— А–а–а, — он мельком глянул на браслеты союза. — Не обращай внимания. Это не в счет.

— Неужели? — сухо удивилась я, не без труда проглотив холодный ком жирного супа.

— При всей твоей понятной неприязни к Сае ты не можешь не признать, что она — отличный маг. Мы познакомились после того, как… после Небесного храма. Чтобы продолжить поиски, мне нужно было как можно быстрее развить путь светлого и…

— …обручение двух магов в считанные сезоны подтягивает отстающего к его сильной половине? — уточнила я, вяло ковыряя ложкой похлебку. — Мне это известно. Отличный ход, Джаль, только не забудь вовремя избавиться от браслетов, если, конечно, вас с Саей не связывает большее, нежели взаимообмен силой. Тебе уже давно пора выходить на уровень Старшего, а Сая тебя туда не пускает. И, кстати, ты не обязан отчитываться передо мной и оправдываться.

— И все же я давно хотел тебе это сказать.

— Сказал? И уходи. Я устала, у меня куча дел, а ты мне даже поесть толком не даешь.

— Это все, что ты можешь мне сказать? — прищурился он.

— Да, — стойко выдержала его взгляд я.

— Тогда извини, что побеспокоил, — и Джаль, вздохнув, вышел из палатки, хлопнув напоследок пологом.

Я невольно вздрогнула. С улицы дохнуло зябко–липким холодом. Я отставила плошку в сторону, накинула на плечи плащ и подмигнула Молчуну. Тот, верно угадав мою просьбу, вышел из палатки и улегся у входа. Я невидяще посмотрела на летописи, сжимая в кулаках скользкие нити паутины и почему–то чувствуя себя малодушной скотиной. Что стоило все сказать, расставить по своим местам чувства, мысли и ощущения, поговорить по душам, как когда–то? Но — «когда–то» уже давно ушло, превратившись в пепел, а сейчас… Не то время. Не то место. Не тот… он. Этому новому Джалю я не готова ничего рассказывать и хочу ничего объяснять. Особенно после его «нежелания» беспокоить меня по пустякам. Да и смысла в этом никакого не видела. Ложь — за ложь, неискренность — за неискренность, скрытность — за скрытность. А память — Вечности. И Джаля — туда же, тьма его забери вместе с невестой и племянником…

Я залпом выпила остывший чай и сосредоточенно склонилась над летописями. Не стоит ворошить горячие угли, из которых в любой момент может разгореться опасное пламя… Проще оставить их тлеть. Пройдет время, и они погаснут, оборотятся в пепел и сольются с ветром.

— Рейсан!

— А?.. Что?.. — я подскочила на лежаке, сонно протирая глаза. — Я проспала?..

— Таел пропал!

— Что?.. — я зевнула, пытаясь проснуться, ежась от холода и натягивая на плечо сползшую рубаху. — Кто?..

— Таел, Младший искатель! Понимаешь меня? Пропал, и мы не можем отыскать его следов!

Я удивленно моргнула, рухнула на лежак и простонала:

— Неужели? И из–за этого ты будишь меня в такую рань?

Молчун, виновато поджав хвост, тихо мяукнул с порога. Джаль, взъерошенный и испуганный, сел на край лежака, опешив от удивления. Я натянула одеяло до носа и собралась снова задремать, когда он громко рявкнул мне на ухо:

— Рейсан, ты меня хорошо поняла?

— Лучше, чем ты думаешь, и нечего так кричать, — поморщилась я, поворачиваясь к нему спиной. — Ничего нового и удивительного ты мне не сообщил, все понятно и предсказуемо. Будь добр, выйди из моей палатки, дай поспать.

— Пропал человек и мне нужна твоя…

— Нет.

— Но…

— Нет!

— Рейсан!..

— Не надо постоянно твердить мне, как меня зовут, и я не скажу, куда тебе следует пойти, — я зевнула в подушку и проворчала: — Я ведь тебя предупреждала? Предупреждала. Но разве ты когда–нибудь прислушивался к моим советам? Ответ очевиден. Ты ведь мечтал оказаться в долине теней, на пороге Вечности? И вот ты здесь. Ты знал, куда шел и чем рисковал, так что тебя удивляет? — я снова зевнула, прикрываясь одеялом: — Да, здесь будут бесследно пропадать люди, сегодня — один, завтра — второй, а послезавтра — весь лагерь… Или ты думаешь, Вечность позволит каким–то людишкам безнаказанно бродить по ее владениям? Нам здесь не место и никто отсюда не вернется. И этого своего, как его там… Таела можешь даже не искать — и следов не сыщешь. Иди спать, Джаль, и оставь меня в покое. Мой ответ — нет.

Я уткнулась носом в край одеяла и старательно изобразила глубокий сон. На лежак взобрался Молчун и зашипел на незваного гостя, который, помедлив и пробормотав что–то себе под нос, встал, нерешительно потоптался у лежака, но все же вышел. Громко и раздраженно хлопнула тряпичная «дверь». По палатке пронесся, с любопытством перебирая лежащие на столе бумаги, мглисто–сырой сквозняк. Я открыла глаза и села, переглянувшись с псом. Мой спутник недоуменно поджал уши. Закутавшись в одеяло, я обхватила руками колени, положила на них подбородок и тихо вздохнула. Вот так вот. Представление начинается. Занавес. Громкие приветствия. Совсем скоро на помосте появятся главные действующие лица.

И на кой мрак нас сюда принесло…

— Молчун, проверь, — тихо попросила я.

Пес послушно кивнул и бесшумной тенью выскользнул наружу. Я снова улеглась на бок, зябко свернувшись под тяжелым одеялом в клубок и проваливаясь в усталую, беспокойно–зыбкую дремоту.

Наступал лишь второй день поисков, а группа уже являла собой жалкое зрелище. Не выспавшиеся, помятые, испуганные, искатели разбились на кучки, жались друг к другу и шепотом обсуждали ночное происшествие. Джаль, бледный и растрепанный, мрачнее тучи ходил вдоль границы защитного кольца и угрюмо косился в мою сторону. Я же, зевая и моргая, в одиночестве сидела у потухшего костра и без удовольствия ела подгоревшую кашу. Мои «хвостики» топтались рядом, тихо перебрасываясь ничего не значащими фразами и грея дрожащие руки о чашки с горячим чаем. Естественно, и их зацепила всеобщая истерия, но держались они куда бодрее остальных, чем немало меня удивили.

Из–за наметенных за ночь холмов черного песка вынырнула легкая тень и, пройдя сквозь кольцо, встряхнулась, приобретая очертания пса. Я отложила ложку и обменялась с ним взглядом. Покачала головой, вздохнула и подошла к Джалю.

— Хочешь совет? — я подняла голову, встретив его мрачный взгляд. — Давай уйдем отсюда. Не упрямься, Джаль, и хоть раз в жизни послушайся меня.

— Испугалась, темная? — ехидно поддела Сая.

— Я? — я иронично хмыкнула. — Тьма с тобой, сумрак. Мне людей жалко. Нам–то может ничего не будет, а вот они — один за другим уйдут в Вечность.

— Тише говори, — шикнул Джаль.

— А иглы в заднем кармане штанов все равно не утаишь, — я пожала плечами. — Но раз ты глава похода — тебе и решать. И нечего на меня так смотреть, Джаль. Я сделала все, что смогла, и Молчун тоже ничего не нашел. Этот твой Младший, как его там, испарился, словно его и не существовало никогда.

— То есть? — насторожился светлый маг, походя к нам.

— Молчун вообще никаких его следов не нашел, — повторила я. — Вообще никаких. Понимаете, что это значит? Здесь нет даже следов его однодневного пребывания здесь — ни в лагере, ни на периметре. Вечность вычеркнула человека из летописи мира. Младшего не стало так, словно он никогда не рождался.

Повисло долгое, вязко–тяжелое молчание. Даже Сая прикусила свой глупый язык и, побледнев, смотрела то на меня, то на Джаля, то на светлого, а искатели — перестали шептаться.

— Почему ты думаешь, то нам ничего не грозит? — наконец спросил Джаль.

— Я сказала — может быть, — уточнила я. — Мы как маги находимся под незримой защитой Девяти, и посему — риск не найти кого–то из нас однажды поутру не столь явен, как у простых искателей. Распусти группу, Джаль. Если хочешь остаться и исследовать долину — давай останемся… впятером, — я мельком глянула на мага мглистых сумерек, который стоял в трех шагах от нас, внимательно прислушиваясь к разговору и делая вид, что погружен в собственные размышления.

— Я подумаю, — сухо проронил он.

— Ладно, — кивнула я. — Я не настаиваю, а советую, — и отошла.

— Рейсан, ну что? Что нам делать? — в один голос спросили практиканты, обступив меня.

— Что–что, — я вздохнула, зевнула в кулак и потянулась. — Руки в ноги — и на периметр. Солнце давно поднялось, пора за дело.

— А как же… — заикнулся Эраш.

— А никак, — отрезала я.

— Понял, — покладисто согласился мой собеседник. — На периметр — так на периметр.

Наш дурной пример оказался заразительным. Вслед за нами, помявшись, потянулись и остальные группы, постепенно разбредясь кто куда по периметру. Лишь Джаль, Сая и оба мага остались стоять у границы кольца, что–то оживленно обсуждая и строя планы по защите лагеря, один хуже другого. Проходя мимо, я ловила обрывки разговора, а Молчун, обладающий невероятно тонким слухом, постоянно их дополнял. Я внимательного его слушала, иронично фыркала и качала головой. Глупые люди… Неужели так трудно понять, что от Вечности не спрячет и не спасет ни одно заклятье?

Молчун, сидящий на моем плече, насмешливо кашлянул. Я невольно поморщилась. И не напоминай, дружок. Да, иногда пока на собственной шкурке не проверишь — не поймешь и не убедишься. Любой опыт — это не только опыт, это еще и знания, которые, к сожалению, в нужный момент остаются не у дел. Что ж. Не буду мешать другим приобретать столь необходимый жизненный опыт и наступать на те же грабли, от которых у меня до сих пор и лоб в синяках, и душа — в предчувствии Вечности.

Джаль, как обычно, поступил по–своему и группу не распустил. Не знаю уж, о чем он думал и на что надеялся, но мне очень хотелось сказать ему по этому поводу пару ласковых. Впрочем, когда он слушал мои советы? Лишь прибегал в любое время дня или ночи за всякими мелочами. Я покачала головой, неодобрительно прислушиваясь к уличному шуму. Народ, собравшись у костра, снимал напряжение, расслаблялся, и, судя расцветающим лунным сумеркам, намеривался так встретить рассвет. Я хмыкнула, разбирая лежащие на столе новые находки. Как будто время Вечности — только ночь… Она приходит в любое время, бесшумно и незаметно, и так же крадет человеческую жизнь, стирая ее следы.

Не обращая внимания на тихое ворчание Молчуна, я склонилась над любопытной окаменелостью. На зернистом, зеленовато–синем осколке проступали явные очертания восьми крошечных щупалец, обрамленных ажурными чешуйками. Я осторожно нарисовала на неровной поверхности камня знак опознания, и спустя мгновение над ним засеребрился искрящийся облик древнего существа. Действие заклятья могло прерваться в любое мгновение, и я поспешно схватилась за уголек. И именно в этот момент меня и потревожили.

— Рейсан, к тебе можно?

— Смотря зачем, — я быстро переносила очертания существа на клочок бумаги.

— Как успехи? — Джаль подошел ближе, и над его плечом вспыхнула яркая искра света. — Как ты можешь работать в такой темноте, не видно же ничего.

— Это ты у кого спрашиваешь? — я невольно заморгала и прищурилась. — Я сейчас вижу лучше, чем при солнечном свете или при твоей искре.

— Извини. Так, что это у тебя тут?

— Смотри сам, — я повернулась к нему, бережно держа в руках окаменелость.

Джаль наклонился, быстро изучил находку и удивленно хмыкнул:

— Глазам своим не верю… Чешуйчатый моллюск?

— Верно, — я едва заметно улыбнулась. — А это значит, что мы нашли Кристальное море, исчезнувшее с карты мира пять эпох назад. Чешуйчатые моллюски водились только здесь.

— Я слышал, что их видели и в Радужном море, — заметил мой собеседник.

— Там видели их измененный временем вид, — дополнила я, — с шестью щупальцами и частичным отсутствием чешуи. Кстати, ты ведь не затем пришел, чтобы поговорить о моллюсках?

— Нет, я пришел извиниться.

Понятно, за что. За ночной бардак.

— Ничего страшного, — мягко ответила я. — К этому я давно привыкла. Еще что–то?

— Как Эраш?

Я несколько мгновений молчала, подбирая слова.

— Что именно ты хочешь о нем узнать?

— А что у тебя есть о нем сказать?

— Ну… много чего, — после заминки отозвалась я.

— А именно?

— Он мальчик весьма одаренный и по любому из выбранных путей пойдет далеко, вот только…

— Что? — Джаль снова наклонился ко мне, опершись рукой о спинку складного стола.

— Он станет темным.

— Нет, не станет, — быстро возразил он.

— Джаль, поверь мне, каждый, кто рождается с крупицей тьмы, и из десяти путей Перекрестка однажды выберет именно путь мрака. И не смотри на меня так, как будто тебе неизвестно о его сущности Перекрестка. Или — неизвестно?

— Я не был до конца уверен…

— Ну, теперь знаешь точно, — я все время забывала, что никто из магов кроме нас не может видеть другого человека насквозь, досконально считывая его ауру.

— Но надеюсь на лучшее, — пробормотал он.

— Скажи–ка, — я встала и прошлась по палатке. — С его рождением в твоей семье кто–нибудь умер?

— Откуда ты знаешь? — вздрогнул Джаль.

— Вот и ответ. Рождение темного несет смерть всем роду. Выжил только ты, и то — тебя спас твой свет.

Мой собеседник тяжело сел на стул:

— Да, у парня кроме меня теперь никого нет.

— Тогда что еще тебе непонятно?

— Он точно… может стать только темным? — нерешительно спросил Джаль.

— Да. У парня — десять путей Перекрестка, и по девяти из них он может пройти достаточно успешно, добравшись до Младшего, но по–настоящему сильным станет лишь в одном.

Джаль надолго замолчал, бездумно перебирая беспорядочно разбросанные на столе находки. Я, походив по палатке, села на лежак и тихо заметила:

— Быть темным — не самая ужасная участь.

— Да, я видел, — кинув на меня выразительный взгляд, невесело усмехнулся мой собеседник.

— А еще большего — не заметил, — многозначительно пробормотала себе под нос я.

— Что?

— Да так… ничего.

— Ладно, — он встал. — Я пойду, пожалуй…

— Спокойной ночи, — отозвалась я.

Или — спокойного бдения до светлых сумерек, ведь понятно, что этой ночью мало кто сможет уснуть. Разве что только маги, хотя вряд ли глава похода им это позволит в связи с недавними–то событиями. Наверняка выстроит их у границы защитного кольца, дабы не упустить ничего важного.

Джаль вышел, а я снова вернулась к столу. Рассортировала находки, с третьей попытки кое–как сочинила ненавистный отчет и положила его в сообщающуюся шкатулку вместе с материалами об изученных летописях и окаменелостях. Закрыла резную деревянную крышку и дождалась, когда над ней зажжется и растворится во мраке крохотный узелок метки. Все, послания отправлены и ждут своего прочтения в шкатулке совета Старших. А я, пожалуй, пойду спать.

— Рейсан?..

Я не реагировала.

— Рейсан! — прохладное прикосновение знакомой руки к моей, высовывавшейся из–под одеяла.

Я недоуменно села на постели и сонно заморгала. У лежака на корточках сидел Джаль и внимательно на меня смотрел. Я плюхнулась назад, прячась под одеяло, и выразительно закатила глаза:

— Ну, что еще? Опять кто–то исчез?

— Нет, появился, — серьезно ответил он.

— В смысле? — я зевнула.

— Пойдем, я тебе хочу показать кое–что, — мой собеседник не сводил с меня выжидательного и требовательного взора. — Рейсан, поверь, это очень важно!

— Джаль, у тебя совесть есть? Я вторую ночь из–за тебя поспать нормально не могу!

— Раньше и больше не спала, — весело ухмыльнулся он.

Я сухо поджала губы:

— А до рассветных сумерек подождать нельзя?

— Сама потом на свой вопрос ответишь, — отозвался Джаль. — И мне кажется, что лучше этого никому, кроме нас, не видеть.

— Мрак тебя забери, — проворчала я, неохотно выбираясь из–под теплого одеяла.

По палатке расползалась пронзительно–ледяная сырость мглистых сумерек, пробирая до костей. Я, дрожа, быстро натянула штаны, теплую тунику и плащ и села на лежак, обуваясь. Предрассветный холод бодрил лучше ведра колодезной воды.

— Показывай, что там у тебя нашлось, — я завернулась в плащ.

Мы молча шли вдоль тревожно вздрагивающих рядов палаток, в глубине которых мерцали искорки света. Да уж, похоже, этой ночью только я одна уснула беспробудным сном, пока остальные — испуганно бдели, попрятавшись по углам. И неприятно–предчувствующую тишину, окутывающую лагерь, нарушал лишь беспокойный шепот мелко моросящего дождя, неуверенно шуршащего по земле, осторожно стучащегося в съежившиеся палатки. Я надвинула на глаза капюшон и на ходу надела перчатки.

Мы отошли далеко от лагеря, выйдя на периметр, когда из–за тяжелых туч робко выглянул голубоватый лунный свет. Черный песок заискрился, перебираемый легким ветром, и вокруг нас заплясали многочисленные огоньки, то сливаясь в сноп серебристого света, то распадаясь на крохотные осколки. Я невольно залюбовалась чудесным явлением, когда рядом со мной предупредительно ухнул Молчун, а Джаль остановился и посторонился, молча пропуская меня вперед.

— Тьма…

Я присела на корточки. Сердце пропустило удар и тревожно–гулко забилось. Закусив губу, я молча смотрела в потухшие янтарные глаза черного барса. Вот тебе и главное действующее лицо, немного недотянувшее до начала представления… Длинное сильное тело существа навсегда замерло в ощущении могучего прыжка, по бархатно–черной шерсти, серебрясь, скользил лунный луч, на усатой морде застыл, ощерившись, страшный оскал, на острых клыках еще сверкала ядовитая слюна. Все случилось совсем недавно…

— Как ты его нашел? — резко спросила я.

— Мне не спалось, и я вышел побродить на периметр, — неохотно признался он.

— Джаль, ты в своем уме? — я осуждающе посмотрела на него снизу вверх, а мой спутник лишь неопределенно пожал плечами. — А если бы барс был жив? Ты не смог справиться со мной, но рассчитывал в одиночку победить сильнейшее создание изначального мрака?

Да уж. Надо было замыкать пропускную защиту кольца только на себе. Что дядя, что племянник — два балбеса…

— Ладно, знаю, что сглупил, — вздохнул Джаль, присаживаясь на корточки рядом со мной. — Понесла нелегкая… Признаю, я дурак. Но что с этим вот? — и он кивнул на барса.

— А что с ним может быть? — я пожала плечами. — Он безнадежно мертв и больше неопасен.

— И кто его?.. Не ты?

— Нет, не я. Во–первых, я в это время спала. Во–вторых, мы с ним принадлежим к одной стихии, он для меня — создание неприкосновенное, как я для него. А кто убил — можно проверить, — я встала и протянула над барсом руки, чутко изучая его остаточную ауру.

После смерти над любым живым существом некоторое время витает разорванная в клочья аура, по которой можно определить причину и время ухода в Вечность. Я сосредоточенно пошевелила пальцами, собирая разрозненные кусочки воедино. Туманные осколки ауры неприятно покалывали ладони, отказываясь подчиняться заклятьям, увиливая от моей тьмы и намекая на… Этого не может быть. Впрочем, нет, может. Здесь, в долине теней, все возможно, даже…

И я почти собрала, соединила и увидела, когда… Сильной ударной волной меня отшвырнуло в сторону. Несколько шагов проехав на спине по песку, я больно ударилась головой, душевно глотнув песка, и сморщилась. По телу прокатилась судорожная волна обжигающей боли. Подавив ее силой воли, я с трудом приподнялась на локтях и сплюнула песком. На губах загорелся терпкий привкус крови. Тьфу, мерзость…

— Рейсан! — Джаль, подбежав ко мне, осторожно подхватил меня под мышки и поднял, придерживая за плечи. — Ты как?

— Нормально, — я снова сплюнула. — Бывало и хуже.

— Что это было?

— Защита ауры. Тот, кто сунется узнавать подробности, ничего толком не узнает, но по лбу все равно получит.

— Свет, — вздохнул он.

— Вот именно, — я отстранилась, дрожащими руками отряхивая плащ. — Он самый.

— В смысле? — поднял брови мой собеседник, снова походя ко мне вплотную. — Ты все же что–то узнала?

Я сдалась на милость слабости и оперлась о его плечо, а Джаль привычно приобнял меня за талию. Я невольно вздрогнула. Надо же, как я уже соскучилась по его рукам… Тряхнув головой, я не без труда собралась с мыслями:

— Так, на чем мы остановились… Ах да, на свете и барсе… Значит, слушай. Жила в эпоху Изначальности одна живность — сизый полосатик.

— Звучит мило.

— Да, и зверушка была очаровательной, — согласилась я. — Вырвавшись однажды из Вечности, за пол–луны она слопала всю округу.

— И как от него избавились?

— А ты посуди сам, — продолжила я. — Сизого полосатика, который считается слабейшим порождением мглистых сумерек, едва смогли отправить в Вечность с десяток–второй магов Старшего поколения.

— Ну и?..

— А черного барса, который считается сильнейшим порождением мрака, одним ударом прихлопнул некто, причем так, что мы и присутствия чужого не заметили, и шума борьбы не услышали.

— О как.

— Ага.

— И? При чем здесь свет?

— Светлых магов у нас двое — ты и этот, как его там…

— Неважно. Продолжай.

— И ты, и он — Среднее поколение, и не справились бы с барсом даже вдвоем. А теперь смотри, — с моих пальцев сорвались ослепительно–белые искры света. — Это — клочья остаточной ауры. Как ты думаешь, откуда в ауре темного существа взялся свет?

— Им его и прикончили, — задумчиво пробормотал Джаль, нервно потирая шрам.

— Вот именно. Сам догадаешься, чьих рук дело, или тебе подсказать?

— Первая, — тихо озвучил наши общие мысли мой собеседник. — Но — откуда?

— Понятия не имею. Но она явно приходила не просто так, а по чью–то душу. Или по чье–то тело.

Джаль заметно побледнел. Я внимательно наблюдала за меняющимся выражением его лица. Так–так. Я все же не ошиблась в своих предположениях, он не тот, за кого себя выдает, и в глубине одной до боли знакомой личности Джаля притаилась другая, и я даже знаю, чья именно. Осторожно выбравшись из его рук, я подковыляла к барсу и накрыла его паутиной заклятья. Песок под телом, помедлив, зашуршал, зашипел, и спустя несколько мгновений труп рассыпался в прах, слившись с черными зернистыми крупинками.

— Все, пойдем обратно, — я внезапно почувствовала себя промокшей, замерзшей и очень уставшей. — Незачем рисковать собой попусту. Нам и так сегодня крупно повезло.

Джаль молча подал мне руку, и я за нее ухватилась. Ныла ушибленная при падении нога, но я упрямо ковыляла рядом, кутаясь свободной рукой в плащ. Меня начинало знобить. Этого еще не хватало. Похоже, вот–вот случится приступ. Вдоль позвоночника пробежали липкие, льдисто–колючие лапки холода. Зря я надеялась, что здесь он оставит меня в покое… Я невольно съежилась, с трудом сдерживая подступающую дрожь. Только бы дотерпеть до палатки…

— Рейсан, с тобой все в порядке? — с беспокойством спросил Джаль.

— В полном, — хрипло ответила я.

— Врешь, — он остановился, провернул меня к себе и приподнял мой подбородок. — На тебе лица нет. Что случилось?

— Тебя это не касается, — резковато ответила я, отворачиваясь.

— Рейсан…

— Джаль, будь другом, помолчи. Ни о чем меня не спрашивай и ни на что не обращай внимания, понял?

— Как скажешь, — тяжело вздохнул мой спутник.

Я кое–как доковыляла до своей палатки, кивнула Джалю на прощание, скинула на пол мокрый плащ, разулась и без сил рухнула на лежак. Дрожа, закуталась в одеяло и крепко обняла забравшегося на постель Молчуна. Закрыла глаза и мгновенно провалилась в вязкую пустоту подступающей Вечности. И уже не слышала, как кричала, и не чувствовала, как билась цепких сетях судорог, и не понимала, что это отчаянно бьется за свободу от тела измученная болью душа.

…Ослепительно–яркий свет пробивался откуда–то издалека, из иной жизни и иного мира, маня и уговаривая вернуться. Обратно? Прищурившись, я неуверенно протянула ему навстречу руку, почувствовала, как ее горячо пожали… и открыла глаза. Надо мной склонился Джаль. Несколько мгновений он вдумчиво на меня смотрел, после чего присел на корточки у лежака и устало улыбнулся:

— С возвращением.

— Спасибо, — я села, кряхтя, как древняя старушка. Тело затекло, и мышцы немилосердно ныли. — Сколько я спала?

— Ты это называешь сном? — он приподнял бровь, но, заметив мой хмурый взор, ответил на вопрос: — Недолго, сейчас время близится к закатным сумеркам.

— Этого дня или следующего? — вздрогнула я.

— Этого–этого, — успокоил меня Джаль.

Я перевела дух и откинулась на подушку. Так. И опять мне помогли вернуться, вернее, помог, но опять — свет. Сначала Эри, теперь — Джаль… Но иначе и быть не могло… Видимо, после следующего приступа я уже не вернусь.

— Что это было, Рейсан?

— Предчувствие Вечности, — не стала врать я.

— Погоди, — мой собеседник нахмурился. — Но это же — легенда…

— Нет, не легенда и не искательская поговорка, — я вздохнула, сунув руки под подушку. — Это правда. У каждой легенды, как известно, есть и изнанка, и истоки, ее породившие.

— Откуда? — тихо спросил он.

— После Небесного храма. А у тебя его нет?

— Нет… Стой. Так вот почему я не мог тебя найти!

— А ты искал? — я перевернулась на бок, внимательно вглядываясь в его лицо.

Джаль, пересев на край лежака, устало взъерошил волосы и посмотрел куда–то мимо меня:

— Искал, Рейсан. Хочешь верь, хочешь — нет, но я три лунных сезона искал тебя, сбиваясь с ног и изобретая всевозможные способы. Начинал искать с рассветными сумерками, забросив все дела, искал до сумерек лунных… Но тебя… словно существовать перестало. Ни следов, ни ощущения… В конце концов я подумал, что, возможно, ты именно того и хотела — чтобы тебя не находили и не беспокоили… И занялся своим светом, изредка предпринимая новые попытки, не веря, что тебя нет, — он ласково взял меня за руку, и я не решилась ее отдернуть. — И когда ожидание мира меня доконало, решил пустить по миру артефакты Небесного храма в надежде, что они сами тебя найдут, а когда ты вернешься на путь — тебя смогу найти и я. Как видишь, так и получилось.

— Прости… — тихо сказала я.

— Давно простил, — он улыбнулся. — Как только увидел живой… Да и не сердился никогда. Ты… особенная. У тебя всегда были свои тайны, своя жизнь, свои неведомые мне пути… Я понимал это тогда, и понимаю и сейчас. И принимал со всеми секретами. И как сердиться на тебя за то, что ты хранишь и бережешь самое себя?

А я неожиданно поняла, как ужасно устала от собственной таинственности. И уже хотела выложить Джалю все свои секреты, когда в палатку вихрем влетела бледная и насмерть перепуганная Сая:

— Джаль… Эраш…

Мой собеседник подскочил, как ужаленный:

— Что с ним?

Запыхавшись, сумеречная, тяжело дыша, пролепетала:

— Он… он…

Джаль не стал дальше ничего слушать. Сорвавшись, выскочил вон, и его тяжелые шаги быстро затихли за чертой периметра. Я, вздохнув, кое–как сползла с лежака, практически не чувствуя собственного тела, и обулась. Переодеваться уже некогда, главное, плащ прихватить. Искомая вещь, заботливо высушенная, лежала на сумке.

— Так что с Эрашем? — переспросила я.

Сая, отдышавшись, тихо ответила:

— Не знаю. Он нашел что–то на периметре и…

У меня случился резкий прилив сил:

— Какого мрака он сунулся туда без меня, балбес?!

Сумеречная молча пожала плечами. Я вихрем вылетела из палатки и помчалась к периметру, по пятам преследуемая Саей и Молчуном. Джаля я увидела издалека. Он сидел на песке рядом с бесчувственным племянником, а в двух шагах от них, ломая руки, маячила Иола. При моем появлении она повернула ко мне бледное, опухшее от слез лицо:

— Рейсан, это я виновата, я одна… П-пока с тобой… п-пока ты… Я решила сходить на п-поиски, а Эраш не отп–пустил меня одну… — она всхлипнула. — И эту… эту штуку я нашла, хотела тебе отнести, а он — не дал, раньше меня схватил… П-прости, п-пожалуйста, меня одну наказывай, не надо его, п-пожалуйста…

Я не обратила на ее лепет никакого внимания. Что ж. Умный мальчик… Я кинула быстрый взгляд на бледное с прозеленью лицо Эраша, на его безвольно распластавшееся на песке бесчувственное тело, замершее в судорожном ощущении боли. Быстро учится и легко все запоминает… Далеко пойдет, не ошиблась я в нем.

— Рейсан, ты почему встала? — наконец заметил меня Джаль. — Возвращайся в постель, ты еще слишком слаба!

— Ничего подобного, — невозмутимо возразила я, присев рядом с парнем на корточки и с некоторыми усилиями вынув из его судорожно сжатой ладони старинный, серебристо–медный медальон. — К тому же, я вам здесь и сейчас могу пригодиться.

— Ты знаешь, что с ним? — встрял сидевший рядом с Эрашем сумеречный маг, имени которого я так и не узнала.

— А ты? — я в упор смотрела на сумеречного, а когда тот недоуменно покачал головой, едва заметно поморщилась (и чему их только учат?!): — Это проклятье изначальности, которое Великая прицепила к каждому своему творению, чтобы те не попали в ненужные руки.

— А почему оно не коснулось тебя? — требовательно и недоверчиво спросил маг.

— Прощальный дар Девятого, полагаю, — пожала плечами я. — У всех людей мрака природный иммунитет против любых проклятий — при соприкосновении с нашей аурой они сгорают сами собой. Впрочем, неопытный темный может даже не понять, почему он смог безнаказанно прикоснуться к тому, что не так давно убивало любого.

— Так вот почему ты никогда не позволяла мне даже близко подходить к находкам эпох Великой и Изначальности, — подал голос Джаль.

Я кивнула:

— Верно. Они потому и тайны свои никому, кроме меня, не доверяли, а темные искатели — явление редкое, — и я сунула медальон в карман плаща. Вот это находка, однако ж… Молодец, Иола. Молодец. Хотя, тебе об этом знать совсем не обязательно. Картошку за нарушенные правила еще никто не отменял.

— Он будет жить? — тихо спросил Джаль, и мерцающее в потемневших глазах отчаяние тронуло меня до глубины души. И на мгновение я почувствовала его боль, как свою собственную.

— Я не знаю, — безнадежно ответила я. — Не буду обманывать — я не знаю. Понимаешь, я ведь как–то рассказывала Эрашу об этом проклятье и, видимо, он решил, что ему ничего не грозит, раз решился взять медальон… Но парень — лишь частично темный, и потому — проклятье не убило его, но привело на грань порога. Сейчас твой племянник находится между вроде еще здесь и где–то уже там… совсем как недавно я.

— Значит, возможность спасения есть? — воспрянул духом мой собеседник. — Ты мне поможешь?

— Нет, — слова отказа дались мне с большим трудом. — Нет, не помогу. Я ведь кое–что тебе о нем не сказала… Эраш — не просто тьма, он — живой источник силы тьмы. Да, не смотри так на меня. Это явление редкое, но в нашем мире все возможно. Ты знаешь, что собой представляют источники, и должен понимать, какова сила Эраша. И я если попробую вытащить его с порога… Боюсь, я не справлюсь с внутренним мраком твоего племянника, он слишком силен для меня. Источниковая сущность поглотит мою, не оставив ни следов, ни памяти. Здесь я тебе не помощник… извини.

— Но… возможность ведь есть?.. Ведь если с тобой получилось… — он запнулся.

— Я бы не была так уверена, — осторожно ответила я. — Здесь… все сложнее, чем со мной. Но попробовать выманить его на свет стоит, и будет лучше, если тебе поможет второй светлый. Все больше силы и больше — вероятность удачи.

— Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы его вернуть, — сурово бросил Джаль.

Кивнув, я промолчала. В первую очередь о том, что и невозможное — не поможет. Либо Эраш сам сможет справиться с предчувствием Вечности и вернуться, либо… никакой свет не вытянет его из паутины собственной тьмы. Подобное, как известно, лечится подобным, и определенные мысли, связанные со спасением парня, у меня были. И я, конечно, кое–чем помочь могла, но… Впрочем, не стоит ничего загадывать. Посмотрим по обстоятельствам.

Помедлив, я неслышно проскользнула в палатку Джаля. Тот не спал и не ел уже третий день, не отходя от постели племянника. Эраш же по–прежнему не подавал признаков жизни, блуждая в далеких лабиринтах порога Вечности. И пока его дядя трудился на износ, я взяла на себя ответственность за поиски. Вернее, ненадолго их запретила и велела людям не сметь совать нос за периметр, практически все время проводя у приграничного кольца. Один раз от нападения существа эпохи Изначальности нас спасла счастливая случайность, и я не была уверена, что она же спасет и во второй. Хвала Великой, ничего страшного за эти дни не случилось, и я решилась ненадолго покинуть свой пост, передав его Сае и Молчуну.

— Как он? — тихо спросила я, положив руки на устало ссутуленные плечи Джаля.

— Все так же, — горько ответил он.

Я помолчала, наблюдая за тем, как по рукам Джаля стекали искры света, перебираясь на ладони Эраша и тая. Уже — не ослепительные круги, а только слабые искры…

— Джаль, — я погладила его по напряженному плечу. — Скажи, ты мне доверяешь?

— Больше, чем себе, — без раздумий ответил мой собеседник.

— Тогда послушай меня, ладно? Иди поешь и поспи, иначе окажешься в том же состоянии, что сейчас твой племянник. Ты уже измучен и истощен до предела и сам — одной ногой на пороге.

— Я не могу его бросить, — глухо ответил Джаль.

— А надо. Ненадолго. Я покараулю и скоро тебя разбужу. Хоть раз в жизни послушай меня.

Он нервно дернул плечом. Я вздохнула и склонилась на Эрашем, осторожно изучая его состояние. И нахмурилась. Аура уже почти истлела, он вот–вот сдастся на милость Вечности…

— Совсем дело плохо? — хрипло спросил Джаль, внимательно наблюдающий за выражением моего лица.

— Не то что бы… — я запнулась, замялась и вздохнула, более не смея лгать умоляюще–требовательному взгляду: — Да, его уже почти нет. Он вот–вот перешагнет за порог.

Мой собеседник грязно выругался. Иола, сунувшая за мной следом нос в палатку, немедленно ретировалась. Молчун, разумеется, бросивший пост, помедлив, исчез следом. Я сурово посмотрела на Джаля:

— Так, все, хватит разговоров. Ты уже ничем ему не поможешь и нечего сжигать дотла и себя. Иди спать, Джаль, и предоставь все мне. Слышишь? Ты же доверяешь мне, как самому себе? Так доверяй. Докажи. Поверь мне.

Он поднял на меня покрасневшие и опухшие от бессонницы, полные отчаяния глаза:

— Что ты задумала, Рейсан? Ты ведь говорила, что не сможешь мне помочь, что только в моих руках его спасение…

— Увидишь, если поверишь.

Помедлив, Джаль встал и неуверенно коснулся тыльной стороной ладони моей щеки, наклонившись к моему лицу:

— Уверена?

— Уверена, — я твердо смотрела в его потемневшие глаза.

И заодно — прикрыла свои мысли завесой тьмы. Ему они не понравятся, но иного выхода я не видела. Не найдя ответа ни в моих мыслях, ни на глубине бесстрастных глаз, он вздохнул, быстро поцеловал меня в уголок губ и вышел из палатки. Я вздрогнула и невольно коснулась губ рукой и покачала головой. Не стоит все же сближаться с ним, видит тьма, не стоит… День–другой — и я навсегда исчезну из его жизни… Не стоит. Уходить нужно тихо, незаметно, не оставляя следов и не цепляясь за то, что прежде было безбрежно дорого… Я криво улыбнулась, помянув Вечность. Столь бездарно потерять целых пять лунных сезонов… без него. К лучшему ли? Я не могла найти ответа на столь простой вопрос. Но — больше никакого сближения. Сейчас, когда ему нужна помощь и поддержка, — да, но после — отойти на прежнее расстояние, очертить круг границ и любой ценой их удерживать. А еще день–другой я продержаться смогу.

Присев на лежак рядом с Эрашем, я взяла его за руку. Большая мозолистая ладонь неприятно холодила мои пальцы. Ну что ж, парень… извини. Иного выхода спасти тебя нет. И даже если ты будешь проклинать меня всю оставшуюся жизнь — я поступлю так, как поступлю. Да, если ты позволяешь себе вмешиваться в чью–то судьбу — будь готов нести за нее ответственность и отвечать за последствия.

Обернувшись, я окликнула Молчуна, и тот послушно явился на зов, ухая и виляя хвостом.

— Молчун, всех в сон, — распорядилась я. — И стой на страже у палатки, костьми ляг, но не пускай сюда никого, ясно?

Коротко фыркнув, мой черный спутник вышел из палатки, а я снова повернулась к Эрашу. Ну что ж, приступим. Проведя рукой по ауре парня, я легко нащупала знак Перекрестка. Помедлив, пересчитала нити путей, выбрала нужный и паутиной заклятья стерла все, кроме него. Эраш судорожно дернулся и хрипло застонал. Терпи, еще не все… Поразмыслив с мгновение, я все–таки взялась за «штопку». Парень — не обычный темный, он — источник силы, и незачем кому попало ее раздавать. Кому захочешь — отдашь, а кому не захочешь — тот перебьется. И я «заштопала» ауру своего подопечного не снаружи, как по обычаю полагается, а изнутри. Заодно и его уберегу от излишней доброты. Кому сила положена — тот с ней рожден, а кому нет — пусть сам добывает.

Закончив «штопку» ауры и встав, я быстро сплела паутинный кокон и закутала в него Эраша с головы до пят. Вот и все, мальчик мой, больно больше не будет, обещаю, а следующие рассветные сумерки ты встретишь уже темным магом и совершенно другим человеком. Меня на мгновение кольнул укол горькой зависти. У кого–то жизнь только начинается, у кого–то — меняет направление, а у кого–то — уже стелется вдоль порога… Нечестно? Может быть. А может быть — так изначально задумано Великой и смысла возмущаться, завидовать и бороться уже нет. Несправедливо? Но жизнь никогда не бывает несправедливой. Она лишь дает нам то, что мы заслужили.

Я снова села рядом, взяв его за руку. Прости, я не хотела вмешиваться в твою судьбу и насильно наставлять тебя на столь ненавистный путь… На лицо Эраша боязливо возвращались краски жизни, дыхание успокоилось и выровнялось, рука в моей ладони расслабилась. Тьма медленно, но неотвратимо побеждала древнее проклятье, уводя парня с порога в привычный с детства мир. Я перевела дух. Ты все же будешь жить, и ценно — только это. А участь темного не столь страшна, и я, пока у меня есть время, обязательно тебе о ней расскажу… Встав, я заботливо укрыла своего подопечного одеялом. Отдыхай. Спи и набирайся сил, чтобы снова начать портить мне и настроение, и жалкие остатки жизни. И чтобы однажды поблагодарить меня. Я все–таки этого дождусь. Исключительно из любопытства.

На всякий случай я снова проверила состояние его ауры. Прежде истлевшая и истончившаяся до предела, сейчас она пульсировала и излучала тепло тьмы, стремительно уплотняясь и оживая. Кивнув самой себе, я достала из кармана плаща незаконченный отчет и просидела над ним до мглистых сумерек, бдительно присматривая за Эрашем. Но тот всю ночь мирно проспал, не шелохнувшись. И лишь убедившись, что опасность миновала, я встала, потянулась и вышла из палатки, с удовольствием подставив лицо прохладным прикосновениям бесконечного дождя. И неожиданно для себя поняла, что мне пора. Я завершила последнее ожидающее меня дело, и пришло время уходить.

С бьющимся сердцем я осмотрелась по сторонам. Палатки искателей ежились под порывами влажного ветра, лагерь спал, тревожно вздрагивая и ворочаясь с боку на бок, а мгла над черной грядой скал медленно расступалась, пропуская первые робкие лучи солнца. Я долго смотрела, как сумрачное небо окрашивается в голубовато–серые и блекло–желтые тона, разгоняющие тучи. Смотрела и отказывалась верить в то, что вижу солнце в последний раз. Вдыхала пьянящий запах предрассветной свежести и чувствовала, как смешиваются с дождевыми каплями мои собственные слезы. Видит Великая, я бы душу отдала за возможность прожить еще хотя бы луну… Да отдавать–то уже нечего. И последняя Дождливая луна подходит к своему логическому завершению, отмеряя завершающие мгновения моей жизни перезвоном тающих в земле капель.

У моих ног завозился Молчун. Присев, я потрепала его по ушам и кивком указала на границу защитного кольца:

— Охраняй нас, дружок. Разбудишь меня, если что не то случится, ладно?

Пес ухнул и неспешно поплелся к кольцу, а я, еще немного постояв у палатки и поразмыслив о вечном, неохотно вернулась к себе. Прошедшие бессонные ночи и слабость после пережитого приступа давали о себе знать, и, отправив по назначению отчет, я разделась, уютно свернулась под одеялом и мгновенно уснула.

В этот день на поиски никто не вышел. Или Молчун перестарался с заклятьем сна, или дала о себе знать нервно–бессонная обстановка, но люди проспали очень долго и начали по одиночке выползать из палаток где–то ближе к мглистым сумеркам следующего дня. К том уже, хвала Великой, наш сон и покой никто не тревожил. Мой верный спутник, охраняющий границу, ни разу не дал мне знать об опасности, и потому — я проспала еще дольше остальных. И лишь расползшиеся по лагерю запахи приготовляемого завтрака выманили меня из теплой постели.

Встав, я потянулась за штанами, когда в мою палатку без предупреждения ворвался Джаль. Рассерженный и взъерошенный, он не дал мне и рта раскрыть, сходу начав атаку:

— Знаешь, Рейсан, если это и есть твоя месть Эрашу, то она удалась, прими мои поздравления!

— Тебя мама никогда не учила стучаться, прежде чем войти? — не поднимая головы, рассеянно спросила я, натягивая штаны.

— Ты прекрасно знаешь, что я ее не помню, — отрезал нежданный гость и сразу перешел к делу: — Рейсан, я требую объяснений! Почему мой племянник стал темным?

— Ты бы предпочел, чтобы он стал мертвым?

— Я бы…

— Ты бы — ничего не смог сделать. Ни ты, ни вся светлая гильдия в полном составе и во главе с советом Старших, — меньше всего мне хотелось сейчас с ним ругаться, но…

— Да–да, пользуйся тем, что я еще мало разбираюсь в магии, как пользовалась всегда.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — я повернулась к нему спиной, переодевая рубаху.

— Прекрасно понимаешь, — Джаль повысил тон, нервно меряя шагами палатку. — Ты ведь все всегда знаешь и понимаешь, не так ли? И ты потому согласилась сюда поехать? За Эрашем? Нарочно? Чтобы увести источник тьмы на тот путь, который заведомо для него выбрала?

— Нет, это все случайность.

— Рейсан, не лги мне!

— А я и не лгу, — да простит меня тьма… — В каждой случайности есть своя доля судьбоносного совпадения. И ты достаточно хорошо меня знаешь и понимаешь: помимо того, что я часто лгу, я умею иногда говорить в глаза людям правду.

— Верно, и сейчас вижу, как нахально ты врешь.

— Не шуми, — спокойно попросила я, зашнуровывая рубаху, — рано еще, разбудишь же всех… К тому же, я только что проснулась, у меня хорошее настроение, и я не намерена с тобой скандалить.

— Думаешь, я собирался?!

— Думаю, да, только время на подготовку надо было выделить, спонтанно скандалить у тебя никогда не получалось, — я натянула теплую тунику и села на лежак, обуваясь. — Ты не умеешь ругаться.

— Хочешь проверить? — мой собеседник прищурился.

— Не откажусь, — я усмехнулась.

— Ну, знаешь… — и он запнулся.

Я все–таки знала его, как свои пять пальцев.

— О чем замолчал? — я встала и взяла расческу, распутывая спутавшиеся за ночь волосы. — Давай, Джаль, поори на меня как следует. Скажи мне, что я отвратительная, мерзкая и ужасная темная, которая всегда поступает по–своему, ни с кем не советуясь и ни с чем не считаясь. Скажи, какая я подлая, бесчувственная и бессердечная. Добавь, что, видимо, только ради этого я и поехала в долину, да и медальон тоже сама Эрашу подсунула. Говори, не стесняйся, я ведь вижу твои мысли. И поздно их прятать, они у тебя на лице написаны. Ну? Что же ты молчишь? Интересно посмотреть, как ты будешь говорить мне все это, глядя в глаза.

— Ты… — начал он и снова замолчал.

— Джаль, — я ухмыльнулась, откладывая расческу в сторону и собирая волосы в косу, — знаешь, это никуда не годится. Теперь понятно, почему твой племянник такой невоспитанный. Шалит почем зря, сует нос, куда не надо, творит, что в дурную голову взбредет, а ты на него и рявкнуть лишний раз не можешь.

— Эраша я тебе запомню, — прошипел он.

— Запомни, — легко согласилась я. — Но знаешь, как я однажды сказала твоему племяннику, спасая его на Забытых островах, запомни не только то, что я сделала, но и то, что в итоге из этого получилось.

— Забудешь такое…

Я полностью владела ситуацией, но чувствовала себя при этом проигравшей. В пух и прах. Как обычно. Ему даже кричать на меня не приходилось, при одном лишь виде его мрачного лица и горящих глаз я уже чувствовала себя виноватой… и проигравшей. И оправдывающейся.

— Однажды ты скажешь мне спасибо, — я заправила постель. — Иногда для осознания и понимания чего–либо требуется целая жизнь, и однажды ты поймешь.

— Очень сомневаюсь.

— Тогда нам не о чем больше говорить, — я подоткнула одеяло. — И если тебе нечего мне сказать — то у меня куча дел.

— Ну–ну, — он иронично усмехнулся. — Все всегда знают, что ты занята, но никогда не знают, чем именно.

— Почему же, я могу поделиться с тобой своими планами на день сегодняшний, — охотно отозвалась я. — Для начала я хочу поговорить с Иолой — девчонка не в себе, да и с ее наказанием пора завязывать, потом — проведать Эраша…

— Я тебя ни на шаг к нему не подпущу, — угрюмо пообещал Джаль. — Не хочу видеть в нем подобие тебя.

— Ой, как страшно, — хмыкнула я. — Хочешь повоевать? Давай повоюем. Только ты уже проиграл, Джаль, не с позором, но проиграл. Твой маленький мальчик давно вырос, и пришло время ему самому решать, с кем следует разговаривать, а с кем — нет. И ему самому выбирать себе людей, и самому думать, кем быть, а кем — становится. Кстати, кроме отрицательных качеств у меня есть и положительные, хоть я и темная. И, если мне не изменяет память, когда–то ты меня любил. Любил за положительные и вопреки отрицательным? Любил вопреки тьме, которую так люто, оказывается, ненавидишь? Или я в чем–то неправа? И чтобы принять новую сущность Эраша, разберись–ка сначала со своим отношением ко мне. Не как к искателю. А как к темной. Это тебе действительно нужно. Пусть я однажды уйду, но парень так и останется твоим племянником. Даже будучи темным.

— Знаешь, Рейсан… — мой собеседник снова повысил голос, но разразиться обещанным скандалом не успел.

— Дядь, не кричи не нее… Ты ведь этим уже ничего не изменишь и не исправишь.

Мы обернулись. У порога палатки, придерживая полог, нерешительно мялся Эраш. Похудевший, бледный, он тем не менее не сводил с нас решительного взора. И мрак знает, сколько парень здесь стоял и что еще успел услышать.

— Эраш, — мягко сказала я, — тебе дядя никогда не говорил о том, что подслушивать чужие разговоры — нехорошо?

— Нет, и он сам всегда подслушивал…

— Это мне известно, — хмыкнула я. — Но если уж подслушиваешь — не попадайся.

— Эраш, ступай в постель! — перебил меня Джаль. — Какого света ты сюда пришел, если на ногах еле держишься?

— Поговорить, — неожиданно твердо заявил парень, едва заметно краснея. — Рейсан, тебя можно… поговорить?

— Поговорить — можно, — я накинула на плечи плащ. — И даже нужно. Джаль, не стой истуканом посреди палатки, иди к периметру и займись своей группой. Твои люди ужасно меня утомили, и я ими руководить более не собираюсь.

И, завернувшись в плащ, подошла к выходу, выпихнула из палатки Эраша, обернулась, внимательно посмотрела в сумрачные глаза Джаля и очень тихо сказала:

— Твое дело считать меня тем, кем ты меня считаешь, и видеть то, что видишь, но я хочу, чтобы ты знал: какой бы черствой я ни была, в этом мире еще есть люди, мнением и жизнью которых я очень дорожу.

Мы с Эрашем медленно брели по периметру, по пятам преследуемые Молчуном. Черный песок, перебираемый легким ветром, таинственно шуршал под нашими шагами. Разгоняя тучи, над долиной в первый раз все время, проведенное здесь, вставало солнце. Ранние лучи уверенно изучали введенный им мир, разрисовывая облачное, мглисто–сумрачное небо всеми оттенками желтого, красного, оранжевого, багряного и фиолетового. И впервые же — не шел дождь, лишь в воздухе витал слабый, прелый запах сырости. Отличная погода для поисков, между прочим.

Остановившись, я присела на корточки и нарисовала на земле знак общего поиска.

— Это еще зачем? — удивился мой спутник.

— Надо же мне чем–то заняться, пока ты собираешься с мыслями и сочиняешь вопросы, — отозвалась я, направляясь к первой метке.

— Я… — Эраш неуверенно запнулся.

— Не торопись, — усмехнулась я. — Я никуда не спешу и тебе спешить не советую. Поброди, подумай, привыкни смотреть на мир другими глазами. А я подожду.

Я успела проверить все свои метки и присела на сумку глотнуть чая, когда, парня, наконец, прорвало.

— Рейсан, что мне делать? — он сел рядом со мной, вытянув ноги и с тоской глядя вдаль.

— А ты как думаешь? — мягко спросила я.

— Ну… учиться наверно? — неуверенно спросил Эраш. — Прийти в братство и остаться там?

— Это потом. А сейчас?

— А что сейчас? — переспросил мой собеседник, краснея.

— А ты подумай, — предложила я. — Мне не жаль совета, но тебе пора бы уже думать собственной головой и слушать самого себя.

Он замолчал, изучая возвышающуюся вдали громаду черных скал. Я же искоса наблюдала за тем, как парень морщится и щурится, как взъерошивает ветер непокорные рыжие кудри и возвращает на бледные впалые щеки румянец. Удивительное дело — он побывал на пороге Вечности, заглянул в ее непроглядные глубины, но не изменился внешне, как мы с Джалем. Видимо, все дело в источниковой сущности, которая в очередной раз его сберегла… Все те же рыжие вихры, большие удивленные голубые глаза, веснушчатое лицо и высокая худая фигура. Хотя, пожалуй, глаза как раз изменились, вернее, их выражение. Из–за прежней наивности и настороженности то и дело посматривала на мир древняя мудрость первозданной тьмы. Вот она, пробужденная источниковая сущность. Далеко пойдешь, парень, очень далеко, жаль, я этого уже не увижу…

— Ты как–то говорила, что важно не воевать с собой, а принимать то, что есть? — после долгого молчания спросил Эраш.

Я наклонила голову набок:

— Уже ближе.

— Значит сначала… принять ее?

— И себя. А потом — в братство, к Хлоссу. Путь тебе известен. Найдешь его, скажешь, что от меня. Впрочем, можешь ему и не говорить ничего, он всегда все знает и сам поймет, что к чему и зачем.

— А если… не получится?

— Конечно же, получится, — убедительно возразила я. — Ничего сложного в магии тьмы нет. У всех получается, а у тебя вдруг не получится? Думаешь, ты такой особенный?

— Ну… да.

— В точку, парень, — я улыбнулась. — Ты действительно особенный. Ты — источник. Впрочем, ты и сам все знаешь. Подслушал, пока притворялся бесчувственным?

— Я не притворялся! — запротестовал Эраш. — Но все слышал…

— Я так и думала, — кивнула я. — В таких случаях человек не проваливается в Вечность, а замирает на ее пороге, имея возможность наблюдать себя со стороны.

— Ты об этом со схаали разговаривала, когда я… ну, в ловушку с одеялом попал?

— В общем и целом… да, о том, — не стала отпираться я. — Ладно, давай, спрашивай еще о чем хочешь, не стесняйся.

— Ты изменила свое отношение ко мне, как только я стал темным… почему? — нерешительно спросил он.

— Я очень редко ошибаюсь, Эраш, и потому — очень редко меняю свое отношение к чему бы то ни было… или к кому–то, — я спокойно посмотрела в его глаза. — Мое отношение к тебе на Забытых островах диктовалось лишь твоим поведением и твоим же отношением к происходящему. А жалеть, гладить по головке и сюскать я не умею. За нытье и вредность ты получал одно отношение, когда перестал валять дурака — получаешь другое. И первое, и второе — для пользы дела. И первое, и второе — к тебе как к личности, тьма здесь не при чем. Хотя, нет — пару раз спасла она твою жизнь, когда я была очень на тебя зла. И только и всего.

— Ты… — мой собеседник на мгновение смешался. — Ты сильно на меня злишься за артефакт и деньги? И — вообще?..

— Сложный вопрос, парень, — я рассеянно поворошила песок носком сапога. — Злость — это основа жизни любого темного, мы всегда на что–либо злимся. Именно она дает нам силы жить, бороться, преодолевать, находить запасные пути, выпутываться из безвыходных ситуаций… Мы можем выглядеть спокойными, рассеянными, задумчивыми, бесстрастными, но в душе, за маской лица, всегда будет кипеть и бурлить смесь злости, ярости, ненависти… Главное, вовремя эту смесь помешивать, разбавлять холодной водой и следить, чтобы кипением не сорвало крышку. И — да здравствует то, благодаря чему мы несмотря ни на что.

— Тогда, у Песчаного великана, у тебя крышку сорвало? — с интересом спросил мой собеседник.

— Если бы сорвало — ты бы сейчас со мной не разговаривал, а твой дядя — не читал бы мне по утрам нотации, — весело хмыкнула я. — Нет, я сама ее сняла. Иногда надо давать силе выход, иначе она может разорвать мага изнутри, не оставив от его ауры и клочка.

— А все же злишься?

— Это так важно?

— Да, — серьезно ответил он. — Очень важно.

— Тогда — да, злюсь, — тоже серьезно ответила я. — Я ведь бессердечная темная, и я всегда на все и на всех злюсь: и на мир, и на Великую, и на Девятого, и на твоего глупого дядю, и тем более — на тебя.

— Так прямо и не скажешь, да? — разочарованно проворчал Эраш.

— Реши это для себя сам, — отозвалась я. — Твоя жизнь — это только твой выбор. И только ты остаешься в ответе за то, что решил… или за то, кого выбрал.

Мы снова замолчали. Вороша рукой песок и рассеянно пропуская его меж пальцев, я гадала, спросит ли он о самом важном, и парень меня не разочаровал.

— Рейсан, так почему началась война?

Встав, я прошлась перед ним, заложив руки за спину, и задумчиво посмотрела в любопытные глаза:

— Знаешь, Эраш, людям — и особенно, магам — свойственно стремиться к недостижимому. Но кто–то понимает, что к нему нужно продвигаться поступательно, шаг за шагом, от черты до черты, а кто–то — нет. И этот последний «кто–то» стремится взять все и сразу. А ты представляешь себе, что могут сделать с неопытным Младшим знания Старших?

— Представляю…

— Нет, не представляешь. И они этого не представляли.

— Стой, — догадался он. — Темные с темными?..

— Непредсказуемый ответ, верно? — я с горечью смотрела в никуда, но видела башню гильдии. — Нам пришлось ждать своего главного наставника — Девятого — дольше всех остальных. Восемь эпох люди мрака сами учились владеть собственной силой, постигать тьму и приручать ее. И когда Девятый, наконец, осчастливил нас своим появлением, было уже поздно — темная ветвь сформировалась сама по себе, выстроив свою собственную философию понятий и определений, весьма отличающуюся от той, которую им предложил Девятый. Да, он создал гильдию, он собрал всех под своим крылом… но лишь для того, чтобы его подопечные однажды передрались за доступность новых знаний.

— Почему?..

— Видишь ли, народ решил, что одни и те же знания, которых столь долго ждали, не должны доставаться либо Старшим, либо Средним, либо Младшим, но должны стать общедоступными. Кроме того, в распределении знаний был еще один момент. Девятый поделился ими только с достойными — с теми, в ком увидел что–то свое, с теми, кто смог бы распорядиться ими с толком. И одни маги Старшего поколения стали выше других Старших. Глупые причины? Да, во многом. И страшные. Война затянулась на целую эпоху. Свет, лунные и светлые сумерки поддержали магов Девятого, а остальные ветви — темных обделенных и обиженных. Результаты ты видел. Девятый запер Забытые острова в границах Вечности, забрал из мира всю силу и пообещал, что не замкнет круг до тех пор, пока мы не научимся жить по его наветам.

— А кто выиграл? — я надеялась, что Эраш не будет задавать своих обычных глупых вопросов, но этот он все же задал.

— В таких войнах победителей нет и быть не может. Никто не выиграл, но все — проиграли. И в первую очередь — проиграли маги и проиграла тьма. Проиграла Девятому и самой себе. И наказала саму себя за глупость, жадность, гордость и недальновидность, — я сурово поджала губы. — Впрочем, проиграл и Девятый — своим ученикам, которых не понял и недооценил. Которых не захотел понять, отказываясь разбираться в сущности человеческой природы и превратностях человеческой души.

— И как вы живете с тех пор? — с непередаваемой смесью ужаса и недоумения протянул парень.

— Как–как… Молча. И притом — весьма неплохо. Уже не столь важно, что Девятый от нас отвернулся. Мы рождаемся, а значит — должны жить. И учиться на собственных ошибках. И мириться с полученными результатами. И беречь те осколки знаний и умений, которые чудом уцелели после эпохи Войны. И развивать внутреннюю силу, раз уж нет внешней. И — быть сильными, как все то, что не убивает.

— А разве у них осталась какая–то сила? — не поверил Эраш. — Ты же свою после Забытых островов приобрела…

— Не у них, а у нас. И ты не поверишь, — я ухмыльнулась, — но мы, при наших жалких способностях, бьем магов Среднего поколения любой ветви силы. Видишь ли, прежде маги владели и внешней силой — той, которую приносили в мир Девять неизвестных, и внутренней. Внутренняя — это и предрасположенность к владению внешней, и мощный источник силы, и связанные с ним знания. И после эпохи Войны все маги, кроме темных, утратили власть над внутренней силой. А она, поверь, дает очень многое. Наша сила не в том, чтобы создавать паутины мрака, разрушать горы или проклинать людей. Наша сила в том, что мы умеем то, что не умеют другие, знаем то, чего не знают другие, видим то, чего не видят другие. И — мы владеем тем, чем не владеет больше никто. Взять, к примеру, Вечность. Она вся, целиком и полностью, состоит из тьмы, как и наша сила, а это значит, что мы стоим у ее истоков, у истоков мира, и он весь — у наших ног.

— А в чем это выражается? — в голубых глазах загорелся восторг, смешанный с недоверием.

Я задумчиво посмотрела на него:

— Думаю, ты сможешь сейчас увидеть…

— Увидеть что?

Взяв его за плечо, я кивнула на далекую черту скал:

— Запоминай, как они выглядят. Запомнил? А теперь закрой глаза. И представь их. Представил? Как они выглядят?

— Ну… как обычно.

Так. Ладно. В первый раз мало у кого получается. Я задумчиво прищурилась. Впрочем… Человека нельзя заставить увидеть, но его можно заставить захотеть увидеть.

— Смотри внимательнее. Нет–нет, глаз не открывай. Сосредоточься. Смотри своим внутренним зрением. В смысле, представляй себе нужную картинку.

— Они… плоские, — после недолгого молчания удивленно протянул он.

— И?

— Находятся очень близко… — недоуменно, растерянно.

— А теперь смотри. Вернее, представляй скалы, но глаз не открывай, ясно?

Сосредоточившись, я собрала воедино грани мира и резким движением ладони вспорола тонкую линию скалы. Выбранная мною гора, вздрогнув, испарилась, осев на землю горсткой черной пыли. Эраш изумленно выпучил глаза:

— Как ты это сделала?..

— Видел?

— Конечно!

— С закрытыми глазами?

Парень осекся. Я подмигнула ему:

— Это — только начало, дальше — больше. Мы, Эраш, хранители знаний давно забытой, ушедшей в Вечность магии, но ведь однажды все возвращается на свои места.

— Думаешь?

— Уверена. Я уже замечаю перемены, — я улыбнулась самой себе. — Сила возвращается. Медленно, постепенно, но возвращается. Девятый дает темным возможность — пока еще крохотную, но все же возможность, — оправдать себя. И пример тому — ты.

— Я? — растерялся парень. — А почему — я?

— А вот на этот вопрос ты однажды ответишь сам, — я похлопала его по плечу. — И запомни еще кое–что. Самый главный твой учитель не я, не Хлосс, не даже Девятый, а ты сам. Я могу заставить тебя чтить законы мрака, но если это будет тебе претить, однажды ты порвешь путы и пойдешь по своему пути. Главное, чему тебе нужно научиться, — это отличать тьму в крови от тьмы в душе. И уметь их разделять и обуздывать. Не тьма владеет тобой, запомни. А ты — владеешь ею. Ты ей приказываешь, а не она тебе. Тьма в твоей душе — это боль, а тьма в крови — магия. А боль, смешанная с магией, порождает то, что мы называем своей силой. Когда ты примешь это в себе — учи наветы Девятого. Понял?

— Да, — послушно ответил он.

— Молодец. А теперь пойдем в лагерь. Твой дядя наверняка уже рвет и мечет, собираясь спасть тебя от моего дурного общества.

— Рейсан…

— Хм?

— Что нашла Иола? Ты распознала находку?

Медальон по–прежнему лежал в кармане моего плаща. Помедлив, я вытащила его и протянула Эрашу:

— Это, мальчик мой, оберег Девятого.

Серебристая паутина замысловатых узоров качнулась на кончиках истертых временем медных пальцев, глухо звякнула тонкая цепочка. Изумительная по важности находка, не имеющая цены. Впрочем, цену имело все. Любая находка в той или иной степени требовала жертвы, мир дорого брал за свое ожидание. И страшно представить, чем для группы может обернуться нахождение оберега Девятого…

— Точно? А зачем он ему?

— Возьми, — я положила медальон в ладонь Эраша. — Отнесешь в братство и отдашь Хлоссу. Заодно летописи темных почитаешь и убедишься в том, что я права. А оберег Девятому нужен для того, чтобы уцелеть в непростом мире людей, где он оказывается обычным человеком. Он и сейчас может быть где–то среди нас, — и я едва заметно улыбнулась, подмигнув парню: — Внимательно смотри по сторонам, вдруг узнаешь его среди простых смертных. Он слишком заметно сливается с толпой, чтобы не суметь его распознать.

Мой спутник вздрогнул и как–то странно на меня посмотрел, а я ответила ему легким кивком.

Несмотря на предчувствие скорого ухода, я пребывала в весьма приподнятом настроении и приятном расположении духа. Эраш меня и удивил, и порадовал. Быстро отбросив прежние детские страхи и упрямство, он всерьез взялся и за себя, и за меня. В том смысле, что не упускал возможности задать мне кучу вопросов и добиться нужных ответов. Все, разумеется, я ему не рассказывала, иногда ограничиваясь туманными намеками, но, по большей части, его безмерное любопытство удовлетворяла. С Иолой я поговорила, простила ее проступок и уже на следующий день мы снова вышли на знакомый периметр. И пока девушка его исследовала, мы с парнем, бдительно за ней присматривая, беседовали о вечном.

Джаль же, в отличие от меня, пребывал в отвратительном настроении и мрачном расположении духа. Видимо, никак не мог смириться с тем, что при моем попустительстве и непосредственном участии его единственный и горячо любимый племянник стал темным. И иногда у меня возникало подозрение, будто злится он не на то что, Эраш стал именно темным магом, а на то, что он не станет искателем. Насколько мне известно, род Джаля состоял сплошь из искателей, насчитывал тьму поколений, а в таких случаях появление в нем кого–то другого часто расценивалось как позор и неспособность соответствовать древним традициям. Меня так и подмывало сказать горе–дяде, что отчасти он сам виноват, не стоило пускать дело на самотек, нужно было успеть инициировать племянника до того, как это сделала я. К чести моей, я держала язык за зубами, да и дел — хватало.

Удивительно, но следом за оберегом Девятого, о котором знали только мы с Эрашем, на наши головы обрушился дождь находок, одна ценнее другой. Я забыла о сне, еде и отдыхе, до мглистых сумерек разбирая и рассортировывая найденное и гадая, кипами строча ненавистные отчеты и насколько же Джаля еще хватит. В смысле, когда ж он, наконец, удовлетворится найденным, сдастся, успокоится и уведет группу из этого гиблого места. Чем больше проходило времени — тем более мне становилось не по себе. В первую очередь потому, что ничего странного не случалось. Долина словно замерла в ощущении неминуемой катастрофы, и я чувствовала ее приближение всем своим существом. Чувствовала, но, увы, не могла предсказать, когда и как именно она себя явит. И посему — продолжала заниматься привычными делами, держа ухо востро.

И дождалась своего. На заре темных сумерек, сидя в своей палатке и сочиняя очередной отчет совету под болтовню Эраша, я между делом вяло отвечала на его вопросы, когда нас потревожили. Как обычно, без стука и предупреждения, к нам заглянул Джаль.

— Рейсан, ты сильно занята? — сухо спросил он.

— Пожалуй… уже нет, — я поставила последнюю точку, отложила в сторону перо и вопросительно посмотрела на позднего гостя. — Что–то случилось?

— Пока нет. Но выйди ненадолго. Мне кое–что тебе нужно показать.

Я встала, накинув плащ. Эраш, подобно Молчуну ставший моей второй тенью, тоже поспешил к выходу. Выйдя под дождь, я накинула капюшон и последовала за Джалем. Тот же, не замедляя шага и не оглядываясь, устремился к периметру. В моей душе пронзительно тренькнула до предела натянутая струна дурного предчувствия. И, как выяснилось, не зря. В столь позднее время у кромки защитного кольца столпилась вся наша группа, шумно обсуждая невиданное доселе явление, при виде которого по моей спине забегали предательские мурашки холодного страха.

— Что ты об этом думаешь?

Я молча созерцала спускающийся с гор черный туман. Почти незаметный, сливающийся со скалами, он лениво сползал вниз, медленно протягивая свои скользкие щупальца к долине. С гряды заметно потянуло подозрительно знакомой, льдисто–колючей сыростью. Я невольно стиснула в кулаке паутину заклятья. Вот и все…

— Рейсан?

Оглянувшись на галдящих искателей, я отошла в сторону, поманив за собой Джаля. Тот, нахмурившись, подошел ко мне и вопросительно приподнял бровь.

— Джаль, а ты сам не понимаешь, что это? — шепотом спросила я.

— Не имею ни малейшего представления. А ты?

Я вздохнула, покосившись на туман:

— А я — имею. И этот туман означает, что нам пора отсюда уходить. Немедленно. Прямо сейчас. Бросать палатки, хватать сумки и доставать сферы перемещения.

— Почему? — проницательно спросил Джаль.

— Потому что это — Вечность, — честно ответила я, — собственной персоной. Прошу любить и жаловать.

За моей спиной тихо ахнул Эраш.

— Кыш, племяш, — сурово предупредил дядя. — Дай нам спокойно поговорить.

Парень послушно смешался с толпой искателей, между делом упрямо поглядывая в нашу сторону. Джаль сунул руки в карманы и с деланным спокойствием изучил туман:

— Точно?

— Точнее не бывает, — я тоже бросила невольно–тревожный взор на расползающиеся щупальца. — Ты же знаешь, мы с ней несколько раз уже встречались… Мне ли ее не распознать.

Мой собеседник помолчал, с напряженным вниманием наблюдая за робкими пока еще поползновениями тумана. Я тоже не спешила с разговором. Хотя, о чем сейчас речь вести, когда нужно убираться восвояси? Впрочем, я‑то не уйду никуда, мне уже нет смысла прятаться, а вот людей… жалко. С одной стороны, мне не было до них никакого дела, они знали, куда шли, но с другой — здесь собрался весь цвет искателей и именно потому я их жалела. Столько лун мы проработали плечом к плечу, столько тайников раскопали, столько загадок разрешили… Нехорошо получится, если Джаль снова заупрямится, подставив их под удар.

— А маги считают, что ничего страшного в явлении тумана нет и можно спокойно оставаться в долине, сколько потребуется, — как бы между делом задумчиво проронил Джаль.

Я пожала плечами:

— Ну и идиоты.

— Очень приятно знать, какого о нас здесь мнения, — кисло заметила подошедшая Сая.

— Очень приятно с тобой этим мнением поделиться, — ядовито улыбнулась я.

— И все же я считаю, что уходить так рано нам не стоит, — пропустила мимо ушей мое замечание сумеречная.

— Я тоже, — к нам подошел светлый. — В последнее время долина успокоилась, жертв не требует… Зачем уходить?

Джаль кинул на меня вопросительный взгляд. Я красноречиво вздохнула:

— Конечно, она не требует жертв. Зачем прибирать к рукам всю группу раньше времени, когда она никуда не убегает? Всему свое время, и каждому из нас, Вечностью определенное, тоже. И, в конечном итоге, все мы останемся здесь. Или никто так и не понял того, что мы сами себя принесли в жертву долине, когда появились здесь? Что жертва уже принесена?

— Чушь! — в оба голоса заявили маги.

— Идиоты, — уныло констатировала я. — Джаль, хочешь добрый совет? Не поддавайся всеобщей глупости, послушай самого себя. Твой свет должен подсказать тебе верное решение.

Маги вперили в меня подозрительно сердитые взгляды. Я подняла брови. Очень похоже на заговор… Кого с кем? Тьма их побери. Как же я раньше не догадалась… Надо внимательнее смотреть по сторонам, я упускаю непозволительно много важного…

— Хорошо, мы уйдем, — наконец, решил мой собеседник. — Сколько примерно времени она нам отведет?

Я мысленно прикинула расстояние от периметра до гор и скорость передвижения тумана:

— Думаю, до рассветных сумерек время еще терпит, но лучше — раньше. Я не могу обещать за нее, Вечность непредсказуема. А что тебя держит? На над-Старшее поколение себе и Среднее — Старшее своей группе ты материала уже насобирал.

— Жаба давит, — Джаль неожиданно добродушно усмехнулся. — Чувствую, здесь не одну луну можно еще искать и не один реликт найти. Другой такой возможности побродить по краю порога может и не преставится… Жаль уходить.

— Да, — тихо сказала я, думая о своем, — мне тоже жаль…

— Значит, собираемся…

— Собираемся, — поддакнула я.

— И на рассветных сумерках…

— …уходим. Пора по домам.

Но я — уйду раньше. В свой последний приют. Как только искатели угомонятся и лагерь погрузится в привычный беспокойный сон. Джаль отошел к группе, призвал к тишине и начал с торжественным видом о чем–то ей вещать, а я так и осталась стоять в стороне, ежась под порывами ветра, зябко пряча руки в карманы. Легко будет или сложно?.. Я и не знала, и боялась предположить, и еще более боялась узнать. В любом случае, конечно же, непросто, но… Ничто так не страшит, как пустота неизвестности и предчувствие Вечности… Зато я наконец–то от нее отдохну. Я едва заметно улыбнулась самой себе и неспешно отправилась обратно в палатку — собираться в свой последний путь.

…Лица коснулось холодное, зыбко–влажное дыхание. Сердце екнуло и пропустило один удар, а по рукам скользнули плети паутины. Открыв глаза, я резко села на постели, быстро пришла в себя и оценила обстановку. Комнатка спала, закутавшись в непроглядную тьму, и лишь сырой ветер изредка нарушал ее покой, хлопая приоткрытым пологом. Я перевела дух, скатывая в клубок паутину заклятий. Похоже, я все–таки уснула. Собирать мне с собой особо ничего не пришлось, зато искатели развили бурную деятельность, до зари лунных сумерек в суматохе мечась то по лагерю, то по периметру. Выставив Эраша за дверь, я долго ждала, когда же они угомонятся, и, видимо, взяла свое усталость. Но, кажется, ничего страшного не случилось и я ничего не пропустила, иначе бы Молчун меня живо на ноги поднял.

Я подошла к выходу, отдернула полог и прислушалась. Лагерь спал, утомленный сложными поисками и долгими сборами, лишь в палатке Джаля мерцала слабая искорка света. Ну что ж, можно уходить. Вернувшись, я быстро оделась, привычно перекинула через плечо сумку и, закутавшись в паутину тьмы, неслышной тенью заскользила к периметру. Молчун тихо плелся следом за мной, и в лунном сумраке жутковато поблескивали его горящие янтарем глаза. Мой верный друг, разумеется, он все понимал и все принимал, хотя, видит Великая, ему тоже было тяжко. Но в Вечность я его с собой не возьму и пробраться туда невидимкой — тоже не позволю. У меня имелись кое–какие планы, с ним связанные, и я твердо их придерживалась. Ему еще рано уходить, он очень нужен мне здесь, в этом мире.

У защитного кольца я остановилась, задумчиво разглядывая расползающийся по долине туман. Студенисто–вязкие щупальца уже опутали собой периметр, вплотную приближаясь к лагерю. Пройти через них, скорее всего, можно… Однако я предпочитала спокойно и осознанно утонуть в Вечности, а не быть ею в муках задушенной. А это значит, что дорогу себе придется пробивать. Заодно и людям дам возможность уйти спокойно… Если, конечно, задуманное у меня получится, как нужно, а не как всегда. Мы с Молчуном многозначительно переглянулись. Не каркай, дружок, в ипостаси пса тебе это не положено.

Присев, я выгребла из поясного кармана охапку флиссов и последовательно собрала в себя все привезенные с Забытых островов запасы силы. Оценила полученный результат, внимательно присмотрелась к туману и вздохнула. Мало. Достаточно, чтобы сравнять с землей громаду скал, но, увы, недостаточно, чтобы прогнать туман Вечности. Молчун выразительно фыркнул, ткнувшись носом в мою коленку.

— Нет, не пойдет, — тихо ответила я. — Твою силу я брать не буду. Почему–почему… Хочешь за мной уйти? Я знаю, что хочешь, но ничего у тебя не выйдет, так и знай. Хватит подвывать и метаться, сядь и успокойся. Не хватало еще, чтобы ты весь лагерь перебудил… Сядь и замолчи, кому сказала.

Мой черный спутник, тихо повизгивая, понуро лег у моих ног и спрятал морду в передних лапах. Ну что ж, когда своей силы не хватает, а она жизненно необходима, ее берут, откуда придется. Я прищурилась, и мир в одно мгновение сжался до нескольких темных черточек, меж которых, словно натянутые на прялке нити, протянулись струны стихийной силы. Свет, все цвета сумерек и унизительно мало — пять тоненьких полос — тьмы. На мгновение мелькнула крамольная мысль подпитаться от Эраша, но как появилась — так и исчезла под напором здравого смысла и глупой гордости. Я всегда умела самостоятельно справляться с неприятностями, справлюсь и сейчас. Мне не привыкать. И — как верно я все же поступила, «заштопав» парню ауру…

Велев Молчуну ждать меня у палатки и выйдя за грань защитного кольца, я распахнула паутинные крылья и сначала осторожно сплела их вязь с нитями тьмы, а затем — еще более осторожно — с нитями силы темных сумерек. Темные сумерки, будучи родственной моей силе магией, особого беспокойства не доставили, куда тяжелее пришлось с остальным. Стиснув зубы, я терпеливо вплетала крылья, а вместе с ними и свою сущность, в стихийную силу окружающего мира. Неслучайно меня все же занесло на Забытые острова — те знания, что я там почерпнула, сегодня спасут не только меня. Впрочем, в жизни искателя не существует понятия «случайность», есть лишь закономерное стечение обстоятельств. А в жизни темного — в каждой случайности есть значимая доля судьбоносного совпадения.

Чужеродная сила жгла раскаленным докрасна железом. Сосредоточившись, я привычно подавила в себе боль и, отрешившись от ее беспокойства, на мгновение увидела себя со стороны. Теряющее очертания, бесформенное существо, прочно вросшее в плоскую, грязно–серую безликость граней мира. Лишь разрастающиеся паутинные крыла броско–ярким пятном трепетали на влажном ветру, вбирая в себя все краски стихийной магии, от слепяще–белого и закатно–красного до голубовато–лунного и сизо–мглистого. У меня мелькнуло ощущение собственной схожести с мухой, попавшей в паутину. Причем в паутину, собственноручно сплетенную. Я невольно усмехнулась. Все мы люди — мухи, попавшие в паутину жизни и прочно к ней прилипшие в ожидании Вечности…

Щупальца тумана неслышно, крадучись приближались к грани защитного кольца, собираясь у моих ног. Крылья отяжелели, намертво въевшись в нити стихийной силы и став одни целым с ними. Боль почти прошла… вернее, стала настолько привычной, что практически незаметной. Вечность тягуче забурлила у моих ног, силясь обойти неожиданную преграду. Я приподняла бровь и улыбнулась. Извини, но туда — не пущу. Пройдет совсем немного времени, и мы снова встретимся, но сейчас — уходи. Лагерь искателей — моя территория, мой периметр, и там есть по крайней мере одно существо, ради которого я костьми лягу. Уходи. Завтра вернешься, если захочешь, и докажешь свое превосходство над смертными. И позже будешь показывать мне зубы. Сегодня — я здесь хозяйка.

Покрывало колючего тумана, взметнувшись, накрыло меня с головой. Задержав дыхание, я осторожно повела неподъемно–тяжелыми крылами. Бесплотное облако, словно врезавшись в невидимую стену, отлетело в сторону. Недовольно заурчало, зарычало, заискрилось льдисто–острыми всполохами первозданной тьмы. Осознание пришло внезапно. Не так давно я объясняла Эрашу, что именно мы, люди мрака, стоим у истоков Вечности, сама не понимая до конца важности смысла сказанного, учила парня прописным истинам… Вот же оно. Как, оказывается, много полезного я знаю. И как же, оказывается, мне не хватает практики, чтобы отточить наверняка свои теоретические навыки… С Эрашем такого не случится, хоть кого–то минует незавидная участь всезнающего, умного и мудрого, но унизительно бессильного мага…

Дождавшись следующей атаки Вечности, я прижала руки к туманному покрывалу, зарылась в него лицом, окунулась с головой. Моя. Как и вся твоя нынешняя сила. Я жадно впитывала себя колючий холод мрака, чувствуя, как он извивается в моих руках, пульсирует, пытаясь вырваться и сбежать. И улыбнулась. Стоять. Не сбежишь. Туман таял на глазах, рассыпаясь на крохотные лоскутки и нити. Расправившись с основным противником, я взялась за его останки, стараясь ничего не упустить. Притягивала и всем своим существом впитывала каждый клочок Вечности, преобразовывая его в нити силы. Первозданная мощь тьмы раненой птицей бессильно билась в своей новой клетке, пытаясь вырваться на волю через ауру.

Я задержала дыхание и невольно поморщилась. Так. Кажется, все на месте. Нельзя и клочку тумана позволить сбежать, иначе не пройдет и десяти мгновений, как он вернется с подмогой и рванет довершать начатое. До края порога–то — не более двухсот шагов, удивляюсь, как он раньше себя не явил, выжидая… А я вряд ли способна сейчас на дальнейшие подвиги. Я имею в виду, второе нашествие Вечности. С переизбытком же силы как–нибудь справлюсь.

Меня начало мутить. Слишком мало силы — плохо, но слишком много — еще хуже. Скользкие грани мира то расплывались, то сливались в сплошное мглистое пятно, то терялись в застилавшей глаза тьме. Глубоко вздохнув, я сосредоточилась, запретила себе поддаваться слабости человеческого организма и вдохновенно взялась за дело. Осторожно разделила новоприобретенную силу на равные доли, сплела из них паутинные нити, выпустила наружу и вернула миру, поместив меж полосами света и темных сумерек. Тряхнула головой, приходя в себя, моргнула, осматривая отвоеванное поле боя, и невольно замерла. Передо мной, не доходя пару шагов, состроив подозрительно бесстрастное лицо, стоял Джаль.

Я вздохнула и помянула про себя тьму. Никогда ему не спалось тогда, когда всем полагалось видеть десятые сны… Я неловко повела плечами и с досадой обнаружила, что самостоятельно из собственной паутины мне не выбраться. Крылья прочно вросли в одну из граней мира, став одним целым с клубком стихийной силы, и, видимо, придется от них избавляться. До тех пор — мне ни с места не сдвинуться, ни голову повернуть не получится. Я снова повела плечами, пытаясь размять затекшие мышцы, и встретила мрачный взор Джаля.

— Что? — вздохнула я.

— Зачем? — хрипло спросил он.

Затем что ты — балбес, который вовремя не увел вверенную тебе группу в безопасное место… Или… или у того, кто притаился в твоей душе, есть по отношению к людям далеко идущие планы, а ты не способен сопротивляться чужому влиянию, и потому — еще больший балбес. И я, кажется, начинаю догадываться, что, зачем и почему…

— Так надо.

— Знаешь, Рейсан, меня всегда раздражала в тебе эта дурацкая привычка отвечать на вопрос, ничего не говоря.

Я нахмурилась, пытаясь вывернуться из собственных сетей:

— Научись спрашивать — будешь получать нужные ответы.

— Чем ты заплатила, чтобы прогнать Вечность?

— Ничем. Я заставила ее уйти.

— Это невозможно, — сурово заметил он.

— Возможно, если платить более нечем, — криво усмехнулась я.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что говорю.

— То есть? — он едва заметно поморщился.

— Джаль, не бери пример со своего племянника и перестать задавать глупые вопросы. Тебе ли не понимать, что значит это «то есть». И тебе ли не понимать, что, покуда мы живы, наша жизнь принадлежит не только Вечности, но и нам самим. И зачастую только мы сами можем ею распоряжаться, выбирая, укоротить либо же удлинить собственный путь до порога. И я выбрала. И вернула долг. И не жалею об этом. Что еще непонятного?

Черный песок долины мягко серебрился в тусклом свете Дождливой луны. Влажный ветер, разгулявшийся после победы над туманом, взъерошивал волосы и задорно трепал полы плащей. Неуверенная тишина нарушалась лишь гулким хлопаньем ткани да шорохом песка. А мой собеседник все смотрел на меня — долго, молча, недоверчиво, недоуменно. Впрочем, не так уж недоуменно. В таинственном, глубоком омуте глаз мелькала догадка. Я тихо вздохнула про себя. И не убежать от разговора, Джаль во всех смыслах этого слова припер меня к стенке — ни уйти, ни шевельнуться. Да оно и к лучшему. Тьма, как же меня утомили собственные тайны…

— Джаль, скажи, сколько мне лун?

— Понятия не имею, — он рассеянно наблюдал за моими попытками отделаться от крыльев. Излучаемое ими слабое, трепещущее сияние отплясывало на его бесстрастном лице незамысловатый танец, добавляя угрюмому выражению оттенок сумеречности. И на мгновение мне показалось, что я его наконец–то разгадала, разглядела, узнала. И душа замерла, предчувствуя истинно верную разгадку причин похода и многочисленности группы искателей. Мне следовало бы раньше догадаться…

— А без перчаток ты меня когда–нибудь видел?

— Конечно, — Джаль поднял брови. — К чему все эти вопросы, Рейсан?

— А к тому, что ночь — не считается, — пояснила я. — При свете ты мои руки никогда не видел, верно? Так посмотри. Увидишь много интересного, но понятного.

Он осторожно стянул перчатки с моих рук и бережно взял их в свои. Наклонился и замер. Я молча смотрела на склоненную темноволосую макушку и улыбалась самой себе. Давно пора было рассказать ему об этом, очень давно… Последние тайны — миру, в Вечности они уже не будут иметь своей цены.

— Как такое может быть? — еле слышно спросил он.

Прежде по моей левой ладони расплывалось черной кляксой пятно паутины темного, а на правой — линии сворачивались тугим узлом искателя. Теперь же руки снова были чистыми. Инициировав Эри, я передала ей свою судьбу и свою жизнь, оставшись с тем, с чем когда–то пришла в мир — с пустотой.

— На все — воля судьбы, — я пожала плечами. — Или же, как в моем случае, ее отсутствия. Ты ведь знаешь, что такое — человек без судьбы? Нет? Стыдно, Джаль, как искатель ты должен знать все. Мы рождаемся с чистыми руками и ждем подходящего человека, который согласится отдать свою жизнь в обмен на нашу. Но в ожидании может пройти очень много времени, а мы — нисколько не изменимся. И эпоха проносится мимо подобно одному сезону, мы же — повзрослеем на одну луну. Поэтому я и сама не знаю свой возраст. Однако и у нас, как и у любого существа, есть своя цель, которая дает о себе знать после инициации. И когда мы ее добиваемся — а люди без судьбы приходят в мир только для того, чтобы вершить великие дела, — мы уходим в Вечность. Уходим, прежде отдавая долг — инициируя другого человека без судьбы. И мне — уже пора, мое время истекло. И, честно говоря, Джаль, я думала ты догадливее. Предсказание раскрыло перед тобой все карты. Собрать воедино мои странности — и я перед тобой, и живущая и никогда не жившая.

— Это все? — на удивление спокойно спросил мой собеседник.

— Пожалуй, — не менее спокойно ответила я.

— Это… прощание?

— Да, — не стала врать я.

— Тогда… прощай, — и, подойдя ко мне вплотную, он обнял меня за талию, крепко прижал к себе и поцеловал.

И я сама, одним лишь волевым движением, разорвала сковывающие меня путы в безудержно–отчаянном, лихорадочном стремлении обнять его. Крылья треснули, лопнули и с тихим шорохом осыпались на нас седым пеплом, когда я обняла его за плечи. В последний раз. Чтобы, спустя несколько бесконечных мгновений, резко оттолкнуть. Оттолкнуть, и, пряча глаза, повернуться к лагерю.

— Когда?.. — хрипло спросил Джаль.

— Скоро, — невыразительно ответила я.

— И потому ты взяла с собой сумку?

Я невольно положила на нее руку и обернулась:

— На себя посмотри, искатель. Ни шага без сумки, все свое ношу с собой? Привычка.

Джаль перевел взор на свою сумку, неприметно висевшую сбоку, и рассеянно потер шрам:

— Это верно.

Кивнув ему, я снова отвернулась и быстро пошла к своей палатке. Без магии, чувствую, не обойтись, не отпустят меня просто так, не испортив ничего напоследок… Молчун, черным клубком лежащий у порога, встретил меня радостным взвизгом.

— Тсс!.. — я шикнула на своего верного спутника, отдергивая тяжелый полог. — Тихо! Разбудишь же всех!..

Скрывшись в палатке, я быстро сотворила паутину сна и нервно заходила из угла в угол, нетерпеливо поглядывая на вертевшегося под моими ногами черного пса. С улицы доносился тихий шорох знакомых тяжелых шагов. Я красноречиво подняла глаза к потолку. Джаль, сделай доброе дело, усни же, наконец!.. Меня начинало колотить, и по спине пробежалась первая колючая волна мурашек. И без того тяжело уходить, так тут и ты еще нервы треплешь… Я безотчетно прижала кончики пальцев к губам. Зачем, тьма тебя забери?.. Сначала ты сделал все возможное, чтобы мне захотелось самой уйти в Вечность, а теперь — делаешь все невозможное, чтобы мне туда не хотелось? Как будто я сейчас властна над своими желаниями и могу повлиять на давно предрешенный итог…

Между делом я глянула на себя и хмыкнула. Нашивка темного мага Старшего поколения сменила привычный цвет с угольно–черного на блекло–призрачный. Самоцветная паутина. Над — Старшее поколение и способность принимать любую стихию и управлять ее на уровне, выше Старшего. Очень, надо сказать, вовремя. Раньше эта нашивка могла бы спасти мне жизнь, а теперь — не имеет ни своей цены, ни прежней важности. Посмертное признание, и не более того. Я бросила мимолетный взор на полог, внимательно прислушиваясь к доносящимся извне звукам. Кажется, все, уснул. Можно уходить.

Я крадучись покинула палатку и поспешила к периметру. Знакомые волны ледяной слабости цепкими лапками обвили мое тело. Я ускорила шаг, с трудом перебравшись через защитное кольцо. Джаль зачем–то его усилил, настроив выход только на себя… Какая прелесть. Только — слишком поздно и потому — зря. Я съежилась, обхватив руками плечи. Под ногами загадочно шуршал песок, на лице оседали первые слезы дождя. Я уходила в темные сумерки, не чувствуя под ногами земли. Что тогда меня вело? Наверно, только ясное ощущение Вечности. Мысли испарились из головы, как будто их никогда и не было. Вязкая тянущая пустота заменяла то, что когда–то казалось бурной деятельностью. И когда ее прервали — я и сама не поняла. Я начала полностью терять ощущение себя, растворяясь в окружающем мире, когда за моей спиной раздались тяжелые, торопливые шаги. И печально знакомый дрожащий голос:

— Рейсан, ты куда?

Вздохнув и вернувшись в себя, я замедлила шаг:

— Ухожу, Эраш, разве не видно?

— Куда? — удивленно повторил он.

— Туда, — туманно отозвалась я.

— Куда — туда? — вопроса глупее я прежде от него не слышала.

Догнав меня, парень вышагивал рядом, пытаясь заглянуть в мое лицо. Я тихо вздохнула, многозначительно закатив глаза. Он опять начал меня утомлять… Неужели так трудно понять, куда именно уходит среди темных сумерек человек, особенно если он находится на пороге Вечности и уходить ему, по сути, больше некуда?

— В Вечность, — мой голос звучал ровно и спокойно.

— Зачем?

Я невольно сморщилась:

— А ты как думаешь? Эраш, не разочаровывай меня. Мне только–только начало казаться, что ты поумнел.

Он заметно покраснел, помолчал и еле слышно признался:

— Я знаю, зачем. Я… я просто надеялся на лучшее…

Джаль, рядом с которым мне было, что терять, и то быстрее и спокойнее меня отпустил, чем его племянник, с которым меня практически ничего не связывало.

— Эраш, ты теперь темный, и тебе доступно то, что недоступно иным, — бесстрастно заметила я. — Ты можешь видеть. Видеть то, что скрыто внутри. Неужели ты не видишь, почему я ухожу туда, куда иду?

— Вижу… — дрожаще, робко, надрывно. — И почему — вижу… Но, Рейсан…

— Что? И не смей говорить о том, что я не имею права тебя бросать. Я тебе никто. Так же, как и ты мне.

— А вот и нет, — неожиданно твердо ответил он. — Я ведь давно узнал тебя, неузнанная. Я знаю, кто ты.

Я невольно замедлила шаг, покосилась на серьезное лицо Эраша и едва заметно улыбнулась:

— Молодец, парень, хвалю. Далеко пойдешь. Намного дальше, чем я. Молодец.

— Спасибо, — неуверенно пробормотал он, краснея. — Но… но что я здесь без тебя…

— А вот это же ты решишь для себя сам, — мягко сказала я, остановившись и посмотрев в горящие тьмой глаза. — Нужно только внимательно посмотреть вперед — чтобы увидеть, по сторонам — чтобы не упустить, и успеть испугаться — чтобы не было так больно, и улыбнуться — чтобы не было так страшно. И жить — чтобы ни о чем не жалеть. Слушай свою тьму и верь своему сердцу. Все в твоих руках, мальчик, и только в твоих. И все очень просто, Эраш. Сначала ты принимаешь силу в себе, а потом уже сила принимает тебя. Я же более не смогу тебе помочь ни делом, ни советом.

Несколько бесконечных мгновений он смотрел в мои глаза, а потом наклонился и крепко обнял меня, приподняв над землей:

— Спасибо, Рейсан. Спасибо за все.

— О, — я усмехнулась. — Ну, что ты… Отпусти меня. Поставь на место, я кому говорю…

Эраш разжал руки. Я отдернула плащ. Дадут меня сегодня уйти спокойно или как? Странно иногда складываются отношения между людьми, и не предусмотришь их, и не предугадаешь… Поразмыслив с мгновение, я сняла с плеча сумку и вручила ее своему собеседнику:

— Возьми. Бери–бери, не стесняйся. Мне она все равно не понадобится, а тебе — пригодится. Помимо моих тряпок там много разного и интересного. В том числе и сферы перемещения.

— Ты это к чему? — не понял парень.

— К тому, что ты немедленно отсюда уйдешь, — прямо сказала я. — При мне. Разобьешь сферу и переместишься, скажем, к подножию Песчаного великана.

— Зачем? — недоумевал он.

— Затем, что я должна быть уверена — ты в безопасности, — пояснила я. — Я ведь неплохо изучила тебя, дружок, и знаю, что даже в самом спокойном месте ты найдешь неприятность, в которую вляпаешься по уши. А здесь эти неприятности и искать–то не надо, сами придут под покровом темных сумерек и наведут шороху. А я должна знать, что с тобой все в порядке. Доставай сферу и делай, как тебе велят. Ну? Ты еще здесь?

— А… дядя? — нерешительно спросил Эраш.

— Дядя обо всем догадается, не балбес.

— А… вещи?

— Эраш, — я подняла брови, — хватит строить из себя труса, тебе это не идет. Сумку на плечи, крыла по ветру — и вперед. Что тебе нужно — уже с тобой, а чего нет — то не понадобится. Поверь мне как искателю. И смело в путь. Братство ждет, и ты очень ему нужен. Смелее, мальчик. Послушайся меня хоть раз.

— Ну… ладно…

Дрожащими руками он достал из бокового кармана сферу, кинул на меня неуверенный взор и разбил сферу о землю. Под его ногами гостеприимно распахнулась серебристо–синяя дверь портала, на самой глубине которой гостеприимно мерцали окна далекого дома.

— Тьма в помощь, — тихо сказала я. — И да благослови тебя Великая, парень.

Кивнув, Эраш молча шагнул в портал, и спустя мгновение вокруг меня вновь сомкнулась знакомая мрачная пустота. Коротко вздохнув, я привела в порядок чувства и мысли. Ну, все. Больше обо мне некому вспомнить, и уйти вроде тоже некому помешать. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

Подойдя вплотную к горам, я остановилась и придирчиво их изучила. Черные громады диких скал горделиво взмывали к небесам, упираясь далекими вершинами в сумрачное, затянутое тучами небо. Я осторожно провела рукой по шершавому каменному боку, и кончики пальцев кольнули ледяные иглы. Значит, я не ошиблась, вход должен быть где–то здесь… Я пошла вдоль кромки скалы, не отнимая от нее руки. Чутье искателя, привычно поводя носом, подсказывало, что я нахожусь на верном пути. И я шла по подсказанной чутьем тропе до тех пор, пока из–за гибкой волны ее поворота не сверкнул знакомый янтарь жалобных глаз. Подойдя, я присела на корточки, ласково взъерошила угольно–черную шерстку пса и вздохнула:

— Не мог просто так меня отпустить? Разве это так сложно?

Молчун тихо заскулил. Я грустно улыбнулась:

— Поверь, если бы можно было остаться — я бы осталась.

Мой верный спутник задумчиво вильнул хвостом и красноречиво каркнул. Я едва заметно поморщилась:

— Да, ты прав, конечно же, возможность и предоставлялась прежде, и есть сейчас… Но, знаешь, я устала. Наверно, просто устала жить, прячась, прикрываться безликими масками, боясь быть узнанной… И каждый день просыпаться в ожидании приступа, и каждую ночь засыпать, боясь не проснуться… Хватит искушать Вечность. Пора… домой. И — нет — ты со мной не пойдешь. Нет, я сказала. Ты останешься. Ты мне очень нужен здесь. И не делай вид, что не понимаешь, зачем. Затем. Чтобы ни одной волосинки с его головы не упало, понял? Вернешься, отыщешь, останешься рядом и будешь слушаться, как слушался меня, и будешь защищать, как защищал меня. А возражения не принимаются.

Он, помедлив, кивнул и вопросительно ухнул. Я рассеянно почесала его за ухом, посмотрела перед собой и решила:

— Их — уничтожь. Всех, кто не будет нужен. Лишь его — береги пуще себя. Жаль, конечно, что так получается… но предсказанное Девятым должно сбыться, зря я пыталась пойти против. Он прав — никто не должен вернуться с порога и рассказать о его тайнах. Даже летописям. Тем более — летописям, им следуют доверять секреты в последнюю очередь. Не волнуйся, свои отчеты я писала в стиле Шайлаха, их никто не поймет. Да, ты прав, конечно же. Заодно я поломаю кое–кому кое–какие планы… И — все на этом. Беги, дружок. Мы встретимся с тобой… однажды. Ты сам меня найдешь и узнаешь. Все, беги. До скорой встречи.

Молчун, кивнув, сорвался с места и скрылся в угрюмой пустоте долины, ни разу не оглянувшись. Я встала и обернулась. Из небольшой, едва заметной в скале расщелины тянуло влажным холодом. Значит, мне туда. Скинув на землю намокший плащ, я в последний раз подняла глаза к небу, глотая холодные капли измороси и подставляя лицо прохладным ладоням дождя. До встречи, мир… И не без труда протиснулась в узкую расщелину. Вязкий воздух Перекрестка затруднял движения. Каменные стены, ставшие прозрачными, больно стиснули мои плечи, спуская на меня вихрь колючих искорок. Не терпится прибрать меня к рукам? Из таинственной темноты дохнуло горькой насмешкой, и моих щек коснулось нетерпеливо–скользкое дыхание. Да иду я уже, иду, и назад не поверну, не бойся… Хоть иду и не одна.

— Рейсан? — знакомая тень за моей спиной.

Не оборачиваясь, я стремительно удалялась от входа, опасаясь иначе растерять столь тщательно собранную решительность.

— Джаль, какого мрака ты здесь делаешь?

— Один раз ты меня уже бросила, но второй — я тебя не отпущу. Не смей снова бросать меня.

— Балбес… Уходи, пока не поздно, тебе еще жить да жить.

Тяжелые шаги за моей спиной, и тихое, глухое спокойствие в рассеянном голосе:

— Нет.

— Ну и зря.

— Почему?

— Потому что.

— Это не ответ, — шаги в непосредственной близости от меня и его горячее дыхание совсем близко.

Да, это не ответ. Это приговор. Шершавые стены неохотно расступились, обрываясь неизведанной бесконечностью ледяной тьмы.

— Прощай, Джаль.

Так и не обернувшись, я смело шагнула в пустоту Вечности, и она встретила меня, как родную. Приветливо обняла за плечи и запечатлела на лбу колючий поцелуй. Я расслабленно летела вниз, раскинув руки, и с нескрываемым облегчением чувствовала, как неохотно сползает с меня личина прежней жизни, ощущая нескрываемое наслаждение от пробуждения истинной сущности.

Вечность, на мгновение замерев, всколыхнулась. Опустив руки, я замедлила падение и подняла глаза. Передо мной на расстоянии вытянутой руки парил, распахнув крылья плаща, Джаль. Вернее, не совсем Джаль. А еще вернее — уже не он. Сущность Джаля, почти стертая Вечностью прежде, давно вернулась в ее объятия. Со знакомого лица на меня в упор смотрело иное существо — сумрачно–темное и древнее, как сам мир.

— Четвертая после Великой, — по моим губам зазмеилась тонкая, понимающая ухмылка. — Мне следовало догадаться, что вы не оставите меня в покое никогда.

— Верно, Девятый, — откликнулась она.

Сущность Рейсан ободряюще похлопала меня по плечу и утонула в глубинах Вечности, бесследно растворившись в ней. Я проводил ее прощальным взглядом. Спасибо тебе, девочка, ты очень мне помогла и многому научила.

— Нехорошо с твоей стороны так использовать смертных, — сухо отметила Четвертая. — Некрасиво.

— Столь же некрасиво с вашей стороны ходить за мной по пятам и раз за разом заманивать в Вечность, — также сухо ответил я.

— Так замкни круг, — она смотрела на меня в упор. Силуэт и черты человеческого лица, стертые и размытые, терялись в темных сумерках. — Замкни круг, Девятый, и продолжай свои исследования. А мы оставим тебя в покое.

— Не могу, — покачал головой я. — Слишком рано. Еще не пришло время.

— Почему?

— Да, почему?

Третий голос, прорезавший Вечность и заставивший ее испуганно сжаться, лихорадочной болью ввинтился в мое подсознание. Я невольно поморщился. Отделаться привычным, придуманным Рейсан «потому что» здесь не получится.

— Дождался, — с человеческой сварливостью проворчала Четвертая. — Нам отвечать не хочешь, а Великой — придется. А попадет за твои происки всем нам.

— Отвечай, Девятый.

— Потому что не твои ученики передрались, перерезав друг другу глотки из–за жалких крупиц знаний, — прямо сказал я. — Я не хочу повторения эпохи Войны. Прежде чем замкнуть круг и вернуть силу людям, я должен быть уверен в том, что они смогут распорядиться ею верно. С умом принимать и мудро управлять. Мне нечего делать в вашем мире круга, пока я не завершу дела в своем.

— Считаешь это правильным?

— Необходимым, — поправил я. — Эпоха Войны едва не стрела все живое с лица мира. И я не думаю, что конечное уничтожение жизни в мире есть цель ее зарождения и существования.

— Странно, слышать это от тебя, прожившего не одну человеческую жизнь… — пробормотала Четвертая.

— Ты не можешь знать этого наверняка, — отметила Великая, и на мгновение я почувствовал, как ее теплое дыхание касается моих щек, отгоняя холод Вечности. — Ты не можешь быть уверенным в этом.

— Не позволю, — тихо сказал я.

— Знаю. Вижу. Верю. Кому как не тебе, хранителю тьмы, знать о ее тайных тропах, пронизывающих человеческие умы, души и сердца. Я даю тебе еще три жизни, Девятый. Ты близок к цели, но из–за осторожности можешь промедлить, а опоздание — опаснее, чем преждевременность. Запомни, еще три жизни. И замыкай круг.

Я молча кивнул. Ощущение присутствия Великой вздохнуло и пропало. Мы с Четвертой переглянулись.

— Вот и все, — она покачала головой.

— Теперь, надеюсь, вы оставите меня в покое? — уточнил я.

— А ты сам как думаешь?

— Не оставите, — я усмехнулся. — Так и будете ходить по пятам. Как и в прошлой жизни ходили.

— Всех раскусил? — прищурилась Четвертая.

— Конечно, — хмыкнул я. — Вас трудно не узнать, особенно тебя. Пожалуй, лишь Шестой выбрал неплохую личину… Но все же вы не умеете прятаться. Не слишком правильным с вашей стороны было создавать рядом со мной… круг. Чего вы пытаетесь добиться?

— А ты?

— Я? — я задумчиво улыбнулся. — Я всего лишь пытаюсь понять людей. А что бы понять человека, нужно им стать. Прожить его жизнь. Слиться с его сущностью насколько, чтобы научиться чувствовать, как чувствует она, жить, как живет она, чтобы стать ею и остаться — даже здесь, в Вечности. И иногда мне начинает казаться, что я понимаю людей, а иногда — что ни тьмы не понимаю. Но останавливаться на достигнутом пока не собираюсь. Это для круга сила — источник знаний и мудрости, люди же мыслят иными категориями. И у меня есть еще целых три жизни, чтобы с ними разобраться.

— А мы будем рядом, — тихо сказала Четвертая. — Не считай нас помехой, Девятый. Мы — один круг, и потому мы всегда будем рядом с тобой. Хотя бы чтобы помочь.

Я кивнул. Расплывчатый силуэт, сотканный из нитей темных сумерек, неуловимо быстро растворился в колючем мраке Вечности. Помедлив и осмотревшись, я повел плечами, избавляясь от остатков личины Рейсан. И, может быть, не стоит более столь упорно прятаться? Время возвращения в мир силы — время снимать маски? Тем более что меня уже начинают узнавать. Посмотрим. Время же и покажет.

Колючая тьма расступилась передо мной, когда я, помедлив, шагнул обратно, в сумрачный мир Перекрестка, где меня уже ждали. Вечность уныло вздохнула, прощаясь. До следующей жизни. До нового… предчувствия.

Эпилог: Время выбирать судьбу

— Итак, снова женщина.

В хрупко–зеркальной стене мира Перекрестка отражалось весьма знакомое создание. Невысокая, хрупкая, невзрачная, с бледным блеклым личиком, острым носиком, тонкой светлой косой и мечтательными серыми глазами — отражение являло собой яркий пример хранилищной мышки, усердно грызущей камень познаний. Иола. Полное имя внятному произношению не подлежит.

— Неужели не нашлось кого–то более подходящего?

— Ну, извини, — Молчун развел руками. — Кого успел — того поймал. Пока за этой девочкой гонялся — пропустил в мир Перекрестка остальных. Сам понимаешь, людей–то в группе оставалось — всего ничего, а вас — восемь. И всем подавай приличное тело. Сам посчитай. Рейсан да Джаль не в счет, маги — тоже, если вспомнить, что в них прятались Восьмая, Шестой и Третий, плюс Первая успела прибрать к рукам Младшего искателя. А Эраша ты вовремя из игры вывел, жаль, остальных не успел… Теперь весь круг снова в сборе.

— Не оправдывайся. Я знал, что ты не успеешь отправить группу в Вечность, она быстрее и проворнее. Спасибо и на этом.

— Да не за что, Девятый, — и Молчун расплылся в довольной улыбке. — Кстати, с возвращением!

— И тебя, друг мой.

Человеческий облик Молчуну был к лицу. Хрюкающий черный ворон превратился в невысокого молодого человека, темноволосого и смуглого, как сам мрак, и лишь глаза остались прежними, искрящимися насмешкой и янтарным задором. Стоя у стены, отделявший мир людей от Перекрестка, он с интересом рассматривал отражения.

— Кстати, а со мной сейчас Девятый разговаривает или все же Иола? — с любопытством уточнил Молчун.

— Иолы больше нет и никогда не будет. Ее личность поглотила Вечность, оставив в прежнем теле лишь слепок. Сейчас с тобой разговаривает Девятый, но после инициации я спрячусь во мраке новой души, уступив место новой личности, в которой будет что–то от Иолы, что–то от меня, но более всего — приобретенного и сформированного новой жизнью. Я же — останусь лишь наблюдателем, тенью — изучающей, исследующей, узнающей, дарующей силу и иногда подсказывающей. Сегодня, по сути, ты разговариваешь со мной первый и последний раз. Новая жизнь — новая судьба — новая личность — новая память. Вскоре мы с тобой попрощаемся. Я не намерен проходить жизненный путь смертного. Лишь наблюдать за ним и делать свои выводы.

— Тот, кто получится после инициации… это будет Рейсан? — помолчав, тихо спросил он.

— Отчасти. Скучаешь по ней?

— Очень, — признался Молчун.

— Чудные вы существа — схаали. Не люди, не маги, не смертные… но вашей душе позавидовал бы любой человек. Удивляюсь вам, сколько знаю, — и тебе, и Хлоссу.

— Каких создал — такие мы и есть, — весело отозвался парень. — Кстати, Хлосс передавал большой привет. Спрашивает, когда у тебя проснется совесть и ты его, наконец, уже заменишь. Устал быть наставником и требует себе покоя.

— Еще три жизни, включая эту, и заменю. Покой тоже надо заслужить и… Ах ты, негодник. Рассказал ему все?

— Я честно не хотел, — запротестовал Молчун. — Хлосс выбил из меня признание под пытками… практически. Когда он понял, что я — тоже схаали, то сообразил, кем была Рейсан, и долго ругал нас за скрытность и недоверчивость. Дальше отпираться я смысла никакого не видел. Но заменять его в братстве отказался.

— И правильно сделал. Здесь ты мне нужнее.

— Опять в животное превращаться? — уныло вздохнул он. — Учти, каркать я давно разучился!

— Ничего, снова научишься. Дурное дело нехитрое.

— Сейчас?..

— Нет, чуть позже. Расскажи, что произошло за время моего отсутствия. Выкладывай последние сплетни.

— О, — Молчун вдохновенно улыбнулся. — Самая важная сплетня — это очередная война!

— Кто с кем?..

— Не волнуйся, на сей раз темные не при делах! Сумерки передрались между собой. Ну, ты же знаешь, они всегда не очень–то ладили, без конца друг другу козни строили, и, наконец, сцепились. По официальной версии, туманные с мглистыми не поделили какое–то заклятье, а на самом деле наш старый знакомый Эраш, повзрослев, начал и чудить по–взрослому. В обмен на знания о людях–источниках, которые, как ты знаешь, хранятся только у сумрака, он взял под свое крылышко темные сумерки и вернул им способность видеть грани мира и управлять внутренней силой. За что маги остальных сумеречных ветвей очень на него обиделись. Попытались добиться того же, а парень возьми да и скажи — мол, знать ничего не знаю, ничего не умею и вообще — грани мира могут видеть только сумрачные, лишь у них заклятье есть, словом, ищите у себя. И был таков, а найти его — нереально сложно. И сумерки, поразмыслив, начали искать друг у друга заклятье. Заодно припомнили старые обиды и недомолвки. Свет, тьма и темные сумерки, пошушукавшись, отошли в сторону и в войну не полезли. Да и она сама по себе оказалась мелкой, но весомой. Недавно видел Неизвестных, они опять тебя искали, так Четвертая в депрессии, а Шестой — в ярости. Грозятся пойти по твоим стопам.

— С них станется. Вижу, многого ты недоговариваешь, умалчиваешь о причинах… И уж больно гладко врешь, покрывая парня. Ну да ладно. Сам узнаю. А Эраш сейчас как?

— Живет. Ищет тайники древних темных. Чудит. Возится с мелочью, наставляя ребятню по твоим правилам. Сам учится. Детей своих между делом воспитывает. Что с ним станется–то, с источником? — Молчун развел руками. — Все тебя надеется дождаться.

— Своих детей?

— Тьма изменилась, — схаали мудро улыбнулся. — Ты ее изменил, а Эраш — принес твои изменения в мир темных. Подобно Вечности, во мраке заключается не только смерть, но и жизнь.

— Я давно этого ждал… Молодец парень. Не зря я его отпустил, дав возможность жить.

— То есть? — в глазах Молчуна загорелся живой интерес.

— Эраш и должен был стать моей новой оболочкой, заменой Рейсан. Я создал его источником — для себя, но мои карты спутала Великая, отправив парня на перекресток своих даров. И он не умер при рождении, на что я рассчитывал, а выжил. И на долгое время для меня потерялся. Ты ведь знаешь, до семи лунных сезонов человека инициировать нельзя, а такого, как Эраш — беспутного, найти в мире практически невозможно. Да и сам парень метался с одного пути на другой, усложняя мне задачу. Удача, что под руку подвернулся Джалиф. Я остался рядом, ожидая, когда он выведет меня к источнику, но вмешалась Четвертая и испортила все окончательно, не вовремя перекрестив наши пути. Впервые я пожалел смертного. Впервые мне не хотелось обрывать его жизнь. И я отпустил парня, вовремя выгнав из долины. Он так и остался для меня ненайденным. И впервые я и об этом не жалею. Но уши при встрече все равно оторву. Придумал войны устраивать… Мальчишка.

— Это не так–то просто будет сделать, — хмыкнул Молчун. — Мальчишка, знаешь ли, вырос, выйдя в над-Старшее поколение тьмы.

— Не забывай, кто он и кто — я.

— Но сейчас ты всего лишь обычный человек, — заметил он.

— Отчасти. Моей власти над тьмой еще никто не отменял. Даже источник берет откуда–то свое начало.

— Из Вечности?

— И оттуда тоже. И хватит на том. Как у нас обстоят дела с человеком без судьбы?

— Она ждет тебя в храме Вечности, — Молчун посмотрел по сторонам и махнул рукой в неопределенном направлении.

— Она?

— Эри, — уточнил он. — Помнишь маленькую светлую, которой когда–то подарил судьбу? Теперь она горит желанием вернуть долг.

— Кажется, зря я оставил тебя без присмотра и в человеческом облике. Мяукающей птичкой ты приносил больше пользы.

— Я ей ничего не говорил! — попятился, оправдываясь, схаали. — Мы встретились однажды в братстве, когда она пришла проведать сестру, и Эри сразу меня узнала. Старшее поколение света, что с нее взять… Насквозь всех видит, и меня живо рассмотрела. Пожаловалась, как ее замучили приступы предчувствия, и попросила найти… м–м–м… словом, человека без судьбы. Я и нашел. Кстати, о тебе она ничего не знает, клянусь мраком!

— Ладно, прощаю, живи. Но помни: Молчуном я тебя назвал не просто так. Ты слишком много знаешь, чтобы иметь столь длинный язык.

— Само собой, — уныло вздохнул он. — Я и молчу о том, о чем следует молчать.

— Только разболтал все мои секреты Хлоссу, Эрашу и Вечность знает, кому еще.

— Ну почему же, далеко не все, а только что сам знал, но знаю я не так много и… Ой!

Молчун опустил очи долу и незаметно отступил на несколько шагов в сторону. Отражение девушки едва заметно усмехнулось. Ну что ж. Свои обязанности он выполнил с блеском. Хватит тайн и секретов, пора привыкать возвращаться в мир в той роли, которую должно играть. Но схаали знать об этом необязательно. Иначе распустит язык так, что легенда о Девятом оживет на каждом углу и в каждом дворе, а время для того еще не пришло. Слишком рано. Еще не прошло время легенды об Иоле.

— Ты уже решил, кем будешь в этой жизни? — прервал неловкое молчание схаали.

— Да, карта вытянута. Перед тобой будущий певец–сказитель. Прежде я раскапывал собственные тайны и доказывал людям существование Девяти неизвестных, а ныне стану слагать о них песенные легенды. В наследство будущим поколениям темных и на благо истории.

Молчун ухмыльнулся:

— А перед тобой — твой самый благодарный слушатель. Можешь приступать к сочинительству первой легенды.

— Обязательно. По дороге к храму Вечности. Сферы перемещения с тобой?

— Конечно, — он, спохватившись, снял с плеча и положил на траву знакомую потрепанную сумку. — Это твое, кстати. Еле у Эраша ее выцарапал, тот упорно не желал расставаться с подарком Девятого. Пришлось воровать под покровом ночи.

— Ай–яй–яй.

— Да ладно тебе… — небрежно пожал плечами Молчун. — Так что там с легендой? Сочиняется?

— Разумеется. Жизнь любого человека достойна того, чтобы попасть в легенды, а жизнь Рейсан — вдвойне. И первый мой сказ — о ней.

О ней, о башне на Забытых островах и быстротечной Вечности жизни. В благодарность. Попрощаемся и разойдемся. Время приходить — время выбирать судьбу.

Время возвращаться.

Г. Новосибирск,

2008–2010 гг.