Глаза сами собой закрывались, а борьба с зевотой грозила перерасти в военные действия вселенского масштаба. Я стойко смотрела на Сафронова, беспросветно лгущего мне с самыми честными глазами, и не знала, чего я больше хочу: убить его за безбожно испорченную субботу, влепить FX и отправить на вторую пересдачу или поаплодировать его актерскому таланту и изощренному уму.
И все же обидно, что, имея сумасшедшую фантазию и умея выкрутиться из, казалось бы, абсолютно безвыходных ситуаций, студенты не могут использовать собственную смекалку в пересказе пройденного материала. Ведь Сафронов точно был на трех моих лекциях, пусть и вполуха, но не мог совсем ничего на них не слышать, а значит, может рассказать хотя бы о блохах на рыбах[1]. Но нет же! Стоит перед моим столом и целенаправленно давит на жалость.
– Давай сделаем так, Сафронов, – подавив очередной зевок, прервала я монолог студента о спасении десяти котят со сто пятидесятиметровой березки, – сможешь меня удивить – получишь свой зачет.
– Удивить? – опешил студент.
– Ну да, – все же не выдержала и зевнула я, – удивить. Докажи, что учиться действительно тяжело. Только не сказками о котятах и бабушках, застрявших в лифтах, а делами.
Сафронов подавился воздухом и с возмущением уставился на меня.
А что ты хотел, дорогой? Был бы на всех моих занятиях, а не только на трех последних, знал бы, что у меня еще те требования к студентам. Не просто же так мне студенты кличку «Восточный ветер» дали. Я иногда такого надуть могу, что потом ни заведующий кафедрой, ни декан не разгребет.
– А это как? – жалобно проблеял Сафронов.
– А вот это уж сам думай, – расплылась я в коварной улыбке, чувствуя, что за испорченный выходной вполне отомщена. – Времени у тебя до девяти часов утра понедельника. Ровно в девять, если не успеешь, я сдаю ведомость с FX в деканат, и тогда тебя ждет пересдача с комиссией.
Отправив зачетную ведомость в папку, я еще раз улыбнулась растерянному Сафронову. В конце концов, по философии мы тут зачет сдаем или по чем?
Запах кофе я услышала еще в коридоре. Все же суббота – особый день в университете. Вроде бы преподаватели и работают, принимая отработки и пересдачи, а атмосфера все же совершенно иная.
– Двойной, крепкий, без сахара, – отсалютовала мне бумажным стаканчиком Людочка, секретарь нашей кафедры.
– Людончик, я тебя обожаю, – приняла я стаканчик из рук секретаря, а заодно стащила из коробки конфетку, оказавшуюся на пути моей руки.
– Это ты нерадивым студентам спасибо скажи, – засмеялась Наталья Павловна – необъятная дама, плотно ушедшая в возраст «с каждым годом молодею». Кроме трех конфет, Наталья Павловна держала в руке «стаканище», размер которого выдавал наличие не меньше, чем тройного латте.
Вот. Вот она, реальность преподавательской жизни – студент всегда знает, что пьет любой преподаватель, но далеко не всегда знает название предмета, который тот преподает.
– Сдал?
– А? – вернулась я в реальность кафедральной жизни.
– Сафронов, говорю, сдал? – переспросила Людочка.
– Пф! – усмехнулась я. – Чтобы у меня, да сдал, да без мучений? Да в жизни такому не бывать.
– А мои сдали, – счастливо потянулась Наталья Павловна. – Представляете, даже честно отвечать пытались.
– Ну и как? – тут же заинтересованно подались мы с Людочкой вперед.
– Да как-как, – запустила в густо накрашенный алой помадой рот сразу две конфеты Наталья Павловна, – как обычно. Канта казнил китайский император, а Кафка сменил пол, Архимед подрался с Диогеном за бочку, а разнимал их Пифагор, который изобрел википедию.
– И все? Больше ничего нового? – обиженно поджала губки Людочка.
– Н-да, – многозначительно протянула Наталья Павловна, – мелковат нынче студент пошел, никакой фантазии. Вот помню я в свои годы…
Мы с Людочкой переглянулись, понимая, что сейчас Наталья Павловна оседлает своего любимого конька воспоминаний, и потому я, быстро стянув еще одну конфетку, поспешила сунуть в руки секретаря ведомость.
– С вами хорошо, но жизнь лучше, поэтому пошла-ка я домой.
– Вали-вали, – махнула полненькой ручкой с очередной конфеткой Наталья Павловна, – а мне еще Щекину ждать.
Мысленно поблагодарив судьбу за то, что Щекина не моя студентка, я поспешила прочь из университета.
Парк, через который мне предстояло пройти, чтобы попасть домой, встретил меня легким перестуком дятла и гулением диких голубей. Солнце, пробиваясь через еще не запыленную июньскую зелень, весело щекотало нос, напоминая, что лето уже началось, и хоть вода в реке еще холодная, полежать, загорая на белом песочке, не помешает. Тем более вот он, пляж, рукой подать. Невольно вспомнила, как, будучи еще студенткой, я пришла на экзамен с купальником в сумке. Сей факт мог бы остаться незамеченным, не полезь я в ту самую злосчастную сумку за зачеткой и не окажись сумка слишком тесной. В общем, чтобы извлечь из сумки зачетку, мне пришлось сначала перед всей группой и преподавателем достать купальник.
– Стой, красавица, – внезапно дернули меня за руку. – Позолоти ручку – о том, что ждет тебя, расскажу.
Передо мной, словно из-под земли, появилась цыганка. Причем не из тех, что на рынке орехи да золото скупают, крашеные под блондинок, но в неизменных длинных юбках и с сигаретой в зубах, а классическая. С большим цветастым, несмотря на июньское тепло, платком, в широкой многоцветной, уж точно не на рынке купленной юбке, с ожерельем из монеток на «могучей груди» и с курительной трубкой в руках. От трубки шел подозрительно сиреневого цвета дымок и странный запах.
Я оглянулась вокруг в поисках других цирковых зазывал, поскольку улыбающаяся желтыми зубами мадам передо мной выглядела уж слишком нереально ярко для обыденной серой жизни.
– Всю правду скажу, – вещала цыганка, не отпуская моей руки.
– Так уж и правду, – усмехнулась я.
С детства пугливой не была и данного контингента абсолютно не боялась. У моей бабушки в соседях целый табор был. И, поверьте, этот табор мою бабулю боялся сильнее, чем вся округа боялась самого табора.
– Назовите ваше имя.
Я подняла все еще слегка кружащуюся голову и уперлась взглядом в стол, покрытый голубой тканью. За столом восседало пятеро. По центру, слегка прикрытый большой кипой бумаг, вазой с незнакомыми мне фруктами и высоким металлическим кувшином, восседал АбАлденно красивый мужик в темно-синей мантии, с белыми длинными волосами, черными бровями вразлет, голубыми глазищами, тонким носом и чувственными губами.
Это еще что за наваждение?
Тряхнула головой, но красавчик в мантии никуда не исчез.
Ладно, продолжим нашу обзорную экскурсию стола, а с Красавчиком разберусь позже.
По правую руку от Красавчика сидела Вобла. Ну, натуральная вобла. Высокая, высушенная до состояния мумии, с выпученными глазами, горбатым длинным носом и тонкими поджатыми губами. Вобла теребила беленький кружевной воротничок и такие же кружевные манжетики. На меня же она смотрела как на червяка, посмевшего вылезти из наливного яблочка.
По левую руку от Красавчика сидел… Ох, как же его назвать? Гигант? Гора? Громила? Геркулес? В общем, в мужике наверняка было больше двух метров, потому как плечи у него были не меньше метра. А еще он был весь в коже с железками в виде каких-то шипов, щитков, непонятных нашлепок и заклепок. Жуткий тип, но лицо симпатичное. Не такое, конечно, как у Красавчика в центре, но уверена, что женщин за ним бегало немало. А вот рядом с Громилой сидело нечто эфемерное, воздушное и, на мой взгляд, не совсем живое. Чудное создание, обернутое в полупрозрачные одежды, томно вздыхало, грустно смотря куда-то вдаль.
С трудом оторвав взгляд от Нимфы, я повернулась в сторону Воблы, ведь еще один заседатель стола оказался у меня не рассмотренным.
Ой-ëй. Как же это я его сразу не заметила?
А, ну да. За кипой бумаг только зеленые уши и можно было рассмотреть. А все потому, что рядом с Воблой сидел Голлум. Настоящий. Только в одежде и чудесном зелененьком бархатном беретике.
– Ваше имя? – сухо произнесла Вобла.
– Это вы мне? – я наконец смогла оторваться от рассматривания лопоухих ушей Голлума и вспомнить, что я неизвестно где.
– А вы видите здесь еще кого-нибудь? – еще больше скривилась Вобла.
Ух ты, а я думала, что сильнее скривиться невозможно.
– Ну, допустим, сейчас я вижу вас.
Эх, цыганка-цыганка, чем же таким ты меня обдала? Ну не может же все это происходить на самом деле?
– Меня? – ошалела Вобла. – Я, милочка, в отличие от вас, академик магических наук!
– Что? – скривившись, переспросила я. – Каких-каких наук?
Вобла от моего вопроса почему-то тяжело задышала, клацнула челюстью и возмущенно повернулась к Красавчику.
– Вир Гард, это просто возмутительно! Это оскорбление! Я не потерплю, чтобы всякие неучи так ко мне обращались!
– Неслышной поступью Судьба срывает тайны покрова, – внезапно пропела Нимфа, уставившись на меня пустыми глазами. – Закрыто сердце на покой разбудит тьму любой ценой.
– О, нет, – застонав, закрыл руками лицо Красавчик, а Нимфа продолжила:
– Вернуть порядок и покой сумеет только мир иной.
– Я требую, чтобы эту грубиянку немедленно выгнали, – продолжила меж тем Вобла, совершенно не обращая внимания на вмиг поникшего Красавчика.
Чего это он так расстроился?
– Как? Люсильда, – повернулся к Вобле Красавчик, – вы сами только что слышали, что сказала Вира Тара. Теперь мы просто обязаны принять эту абитуриентку. Мы не можем допустить нахождение прореченной без присмотра, тем более с таким уровнем силы.
Это он вообще о чем?
Интересно, а сколько в среднем длится воздействие психотропных препаратов? Не затянулся ли этот глюк?
Пока я думала, пропустила, чем закончилась перепалка между Красавчиком и Воблой, а заодно, видимо, еще что-то важное. Потому что все вдруг замолчали и, уставившись на меня, замерли в ожидании чего-то.
– Эм-м, прошу прощения, – все же решила быть иногда вежливой я, – что-то не так?
– Вы так и не ответили на поставленный вам вопрос, – сдвинул брови Красавчик.
– Какой?
Красавчик шумно втянул воздух, видимо, зачем-то приводя себя во вменяемое состояние, и произнес:
– Как ваше имя?
– Ветер Елизавета Андреевна.
Да, вот такая у меня странная фамилия. Ну не на пустом же месте студенты мне кличку «Восточный ветер» дали. Большинство студентов, первый раз попадая на лекцию по философии, уже заранее ее не любят, считая скучной и неинтересной. А так, споешь им песенку Эвер из сериала Шерлок, выдашь пару интересных фактов, напугаешь раз шесть-семь за лекцию до икоты, а там, глядишь, все себя на парах хорошо вести начинают, а те, что поумнее, даже изучать предмет пытаются.
– Ветер? – переспросил Красавчик, в удивлении приподнимая черные брови.
– Угу, – сложила я губы дудочкой, а затем тихонько запела:
Я где-то был потерян, иди меня искать.
И яму раскопай, где старый бук растет.
Задул восточный ветер, мне хочет помогать.
Ты ветру доверяй – он к цели приведет.
Без твоей любви он совсем исчезнет.
Душу сохрани, чтоб о нем скорбеть.
Дверь мою ищи, ты в тени под ивой,
Но внутрь не входи, там смерть твоя, брат мой.
Тихо, братец, попробуй всех спаси
Шестнадцать на шесть, в темноту вглядись.
Узнай мою походку, услышь мои шаги.
Ты в вышине, не бойся – возле рая жизнь.
Прежде чем уйти, обойди мой холм,
Пять на семь шагов, где ж его найти?
Он больше не придет, навсегда потерян.
Судьба не королева, не замок ее дом.
В конце концов, глюк мой, значит, могу развлекаться как хочу. А Сафронов теперь точно до сентября за мной с зачеткой бегать будет.
– Ведьма! – голосом, похожим на раскат грома, внезапно в полной тишине произнес Громила.
– Ведьма, – пискнул Голлум.
– Ведьма, – прошелестела Нимфа, отворачиваясь.
Дверь тихонько скрипнула и в комнату вошла… нет… втиснулась… или все же впихнулась? Одним словом, в комнате образовалась моя соседка – бодибилдирша под два метра ростом почему-то зеленого цвета. Учитывая, что на ней было платье фиолетового цвета, то еще зрелище.
Сначала я подумала, что над ней кто-то подшутил и чем-то облил. А будучи хорошо знакомой с трудностью отмывания зеленки с кожи, да-да красить зеленкой меня тоже пытались, я понимала, почему душ не помог ей отмыться. Но этот вариант я сразу отмела, поскольку красивый весенний цвет у соседки был распределен по коже подозрительно равномерно, без пятен и потеков. Второй вариант зрелища, представшего моим глазам – болезнь. Вот только ничего подобного я раньше не видела. Желтуху видела, зеленуху – нет. Ну и третьим вариантом стало предположение, что передо мной не человек. Ну а что, если мой глюк уже продемонстрировал мне квадратного гнома и зачислил меня на факультет ведьмовства, почему бы ему не предоставить мне соседку-орка, точнее, орчанку.
Соседушка тряхнула копной африканских косичек и с подозрением уставилась на меня.
– Привет, – помахала я рукой соседке и весело улыбнулась, стараясь одновременно не сильно пялиться на нее. Ну правда, когда я еще орчанку увижу? – Я Лиза, а ты, я так понимаю, в этой реальности моя соседка.
– И что, – орчанка сложила могучие руки на еще более могучей груди, – вот так просто? Я твоя соседка? Даже не возмутишься? Не будешь кричать, что мне здесь не место, и что я позорю ведьмовской род? Не побежишь к комендантше требовать тебя переселить?
– Эм-м, а что, нужно? – похлопала я глазами в ответ на столь гневную триаду. – Я, в общем-то, могу, только хорошо бы знать – зачем?
– Ну как же зачем? Чтобы тебя не селили со мной.
– Угу, – кивнула я самой себе. – Тогда всего один вопрос. Храпишь?
– Чего? – на этот раз опешила орчанка.
– Ну а что, – пожала я плечами, – хороший ведь вопрос. У меня сон чуткий, реакция отменная, терпением не отличаюсь, а фантазия, как выяснилось, богатая, но больная. Хочешь, песенку спою?
Орчанка медленно села на свою кровать, долго на меня смотрела, а потом расхохоталась. Я, конечно, не совсем поняла, что ее насмешило – обычно люди немного иначе на мое предложение спеть реагируют, но она же глюк, ей все можно.
– Я Эйсма, – отсмеявшись, представилась орчанка. – Не удивляйся, я полукровка, мама ведьма, поэтому и имя не орчье.
– Понятно, – опять кивнула я, – железная логика.
– Ты в библиотеку уже ходила? – совершенно с другим настроением спросила меня соседка, как будто это не она пять минут назад нависала надо мной грозной скалой. – Я еще нет, но сначала хочу в столовую зайти.
– Столовая? – шустрой мышкой поднял голову мой желудок, а я сама тут же вскочила с кровати. – Я с тобой.
– Ты что, – кивнула на мои джинсы Эйсма, – так собираешься идти? Оштрафуют ведь.
– В смысле?
– Тебя не предупредили? – лицо орчанки выразило еще большее удивление. – По территории академии нельзя ходить без формы, иначе штраф.
Я посмотрела на свои коробки, перевела взгляд на платье орчанки, потом на свои джинсы и легкую белую блузку и снова вернулась к коробкам. Переодеваться не хотелось. С другой стороны, не я ли совсем недавно мечтала, что глюк оденет в меня в шикарное платье? Конечно, глядя на орчанку в фиолетовом, я понимала, что платье мне предлагается совсем не то, о каком я мечтала, но вдруг моя фантазия как фея-крестная не может сделать волшебство из ничего, и отсутствие шикарного платья – следствие того, что я изначально в штанах? Понимаю, глупо, но как истинный философ я истину могу найти в чем угодно, где угодно и как угодно.
Выудив из коробки искомый предмет гардероба, я быстренько переоделась и направилась к зеркалу оценить работу феи-глюка.
Глядя на себя в зеркало, которое висело рядом с входной дверью, я задумалась – а хочу ли я очнуться? Дурнушкой я никогда не была, но и неземной красотой не блистала. Но сейчас я не могла глаз отвести от своего отражения. Волосы у меня всегда были огненными и вьющимися. Вот только сейчас длина их была гораздо ниже лопаток и лежали они красивыми тяжелыми спиральками, а не одуванчиком после электрошокера. Предательские веснушки исчезли, как и память о сломанном в детстве носе в виде небольшой горбинки. У губ появился цвет, а вот татуаж, который раньше заменял ленивой мне помаду, исчез. Брови, как и ресницы, потемнели. Но самое главное – кожа. Исчезли все даже самые мелкие морщинки, превратив меня на вид в девятнадцатилетнюю девочку.
Как же будет жалко, когда все это исчезнет.
Еще раз вздохнула и, отвернувшись от отражения, которое никогда не станет реальностью, показала орчанке, что готова идти.
Пока возвращалась в главное здание академии, больше похожее на замок, все думала, где же я сейчас на самом деле? Не в этой галлюциногенной реальности, а где сейчас физически мое тело? Лежу ли я на асфальте посреди парка или старая цыганка все же сжалилась надо мной и хоть до лавочки дотащила? Конечно, хотелось верить, что меня все же отвезли в больницу и уже пытаются вывести из бредового состояния, очищая организм от психотропных и галлюциногенных препаратов, но это лишь надежды. И все же я жду, что я вот-вот очнусь. Но с другой стороны, пока мозг в бессознательном состоянии, почему бы не насладиться фантазией? Ведь вряд ли когда еще доведется пережить такое.
Столовая оказалась довольно большим просторным помещением, с высокими французскими окнами, выходящими на все тот же зеленый парк. От этого казалось, что вся столовая залита золотым светом, и воздух наполнен невероятным волшебством хрустящих слоечек, воздушных безе и тягучих ирисок. Невольно вспомнилось, что у меня на ланч были лишь две нагло стянутых конфетки и стаканчик эспрессо от услужливых студентов, а ведь сейчас уже далеко за полдень.
Эйсма крепко схватила растерявшуюся меня за руку и потянула в царство квадратных столиков на четверых, покрытых разноцветными скатертями.
Грохот, затем раздавшийся за ним звон разбиваемого стекла и снова грохот заставил меня мигом распахнуть глаза и проснуться. Именно в такой последовательности. Потому что первой мыслью, посетившей меня, было – Лешка, зараза, опять что-то свалил. Но тут же пришла шальная реальность обухом по голове, напоминающая мне, что Лешка уже год как ничего не может свалить. Во всяком случае, в моей квартире.
– И слава Богу, – сказала я, усилием воли подавляя подступившие слезы.
Однако, каким бы ни было мое прошлое, настоящее с чем-то там разбившимся никуда не делось, и нужно выяснить, что же это все-таки упало. Вот только сделать это мне было не суждено, потому что как только я села на кровати, сразу поняла – я не дома. Более того, мой мозг тоже все еще не дома. Иначе передо мной бы не стояла зеленокожая орчанка, мученически пытаясь застегнуть странного вида бюстгалтер. Само собой, фиолетового цвета.
– Как эта штука застегивается? – пробасила Эйсма, заметив, что я уже не сплю. – Что за гадость? У нас намного удобнее – завязал и все. А эти все крючочки… Да ни у одного нормального орка не хватит терпения их застегивать-расстегивать!
Я смотрела на глюк вокруг меня и не понимала, что происходит. Ну не могут галлюцинации от каких бы то ни было препаратов продолжаться вторые сутки. А это значит одно из двух: либо я сошла с ума и сейчас лежу в палате с мягкими стенами, либо я действительно…
Бред.
Натуральный бред.
Да ну, не существует других миров и уж тем более миров с магией. Надо меньше фэнтези читать.
Так я их и не читала никогда.
– Лиз, – дернула меня орчанка, – ты чего, опять уснула, что ли?
– А?
– Просыпайся, говорю, – ткнула кулаком в плечо меня орчанка. С ее-то стороны жест был дружеский, а вот я чуть назад на кровать не завалилась. – Или ты забыла, что мы собирались на утреннюю тренировку?
Как тут забудешь? Вчера, благополучно разобравшись с полученными книгами, мы с Эйсмой отправились на обследование территории. Само собой, Ланделин вызвался быть нашим экскурсоводом и не отставал от нас ни на шаг. Когда он привел нас на полигоны для боевиков, Эйсма чуть слюной не подавилась, осматривая тренировочные сооружения. А когда Ланделин похвастался, что может провести нас через проходную (не боевикам проход на полигоны был запрещен), зеленокожая гигантка чуть не раздавила беднягу в своих благодарственных объятьях. Во всяком случае, я отчетливо слышала, как трещат его кости.
Желая как можно быстрее избавиться от нежданной девичьей благодарности, Ланделин вынужден был пообещать, что будет каждый день устраивать нам утренние тренировки. Я же на эти обещания только рукой махала, будучи уверенной, что вот-вот вернусь в серую обыденность. И уж тем более я не думала, что мне действительно придется принимать в этих тренировках реальное участие.
– Знаешь, Эйсма, – все еще пытаясь поставить мозги на место, сказала я. – Боюсь, мне придется пропустить тренировку. Мне срочно нужно к ректору.
Эйсма подозрительно на меня покосилась, но не стала укорять, а просто произнесла:
– Жаль, Ланделин расстроится. Поэтому завтра ты обязательно пойдешь, даже если не захочешь.
Я не стала уточнять почему, а поспешила в ванную комнату приводить себя в порядок. Хоть я и сомневалась в удачности своей задумки, сидеть сложа руки было нельзя.
Несмотря на достаточно ранний час, большие напольные часы в приемной показывали семь утра, ректор был на месте и даже согласился меня принять.
– Присаживайтесь, – указал мне Красавчик-ректор на большое мягкое кресло, стоящее у окна.
Сам он сел в кресло напротив. На его красивом лице блуждала легкая, немного ироничная улыбка, словно он заранее знал, зачем я явилась к нему в такую рань.
– Признаюсь честно, я ждал вас еще вчера. И да, я знаю, почему вы пришли ко мне, – произнес ректор, подтверждая мои мысли и именно тогда, когда я поняла, что совершенно не представляю, с чего начать разговор. – В отличие от других членов приемной комиссии, мне доводилось иметь дело с иномирцами, поэтому я сразу понял, кто вы.
– То есть, – осторожно начала я, – вы уверены, что вы не плод моей больной фантазии?
Ректор мягко, но довольно громко рассмеялся.
– Ну, быть фантазией мне бы совсем не хотелось.
– Чем докажете? – не сдавалась я.
– Не думаю, что это возможно, – уже серьезно продолжил ректор. – Что бы я ни сказал или ни сделал, вы всегда можете приписать это вашей фантазии. Даже причини я вам сейчас боль, вы все равно можете списать это на реакции своего мозга.
– Согласна, – кивнула я. – Тогда что же мне делать?
– Единственное, что могу вам предложить – это только принять окружающую вас действительность как реально существующую.
– Но как такое возможно? – никак не могла смириться я. – Как можно принять реальность существования магии?
– В вашем мире ее разве не было? – тут же заинтересовавшись, подался вперед ректор.
– В моем мире только одна магия – деньги, – усмехнулась я. – Все остальное – иллюзии и ловкость рук.
– Интересно, – Красавчик-ректор откинулся назад на спинку кресла и начал внимательно меня разглядывать. – Но тем не менее вы – довольно сильная ведьма, а ваше проклятие произвело на виру Носильскую прямо-таки неизгладимое впечатление.
– Какое проклятие? – поспешила спросить я, абсолютно не понимая, о чем идет речь.
– Ведьмовское проклятие паники и ужаса, – легкая полуулыбка снова коснулась слишком красивого лица. – Надо отдать вам должное, я впервые столкнулся с тем, чтобы заклинание, сопоставимое по силе с боевым, звучало вполне миролюбиво.
– Это вы о песенке, что ли? – предположила я, все еще силясь понять, что имел в виду ректор.
Ректор кивнул.
– Но это действительно была просто песенка, – пожала я плечами, – ничего более.
– И тем не менее артефакты зафиксировали ваше проклятие, и их показатели внесены в ваш приемный лист. Хотите ознакомиться?
Торжественное открытие учебного года проходило в большом зале сферической формы. Такое я видела впервые и впервые же осознала, что магия действительно существует. Просто ничем другим реальность существования этого зала нельзя было объяснить.
Чтобы попасть в него, нам пришлось пройти через центральный холл. Видимо, на торжественное открытие собрались все студенты академии, потому что в холле было не протолкнуться. Чтобы не быть затоптанной, я выставила впереди себя Эйсму и, крепко ухватив ее за талию, начала проталкивать орчанку вперед, громко крича:
– Осторожно, краска! Не отстирывается! Разъедает ткань! Осторожно! Краска!
Тех же, кто не внимал моему предупреждению и не спешил прочь с нашей дороги, Эйсма довольно ловко отпихивала в стороны, горланя не хуже меня:
– Чë, не слышал? Краска!
Когда же мы наконец добрались до нужного нам фиолетового коридора, орчанка обернулась и спросила:
– Ну как, донесла?
– Кого? – удивилась я.
– Не кого, а что. Краску донесла?
Я буквально примерзла к месту, не зная, плакать мне или смеяться. Соседка у меня, конечно, веселая, но некоторые ее реакции начали меня серьезно озадачивать.
– Эйсма, не было никакой краски.
– А зачем же ты так кричала?
– Чтобы легче пройти было. Никому не хочется быть вымазанным в краску, проще сделать шаг в сторону и таким образом освободить нам проход.
– А я тогда зачем кричала? – не унималась орчанка.
– Эйсма, – устало вздохнула я, – откуда я знаю? Вероятно, просто хотела мне помочь.
Эйсма еще немного подумала, видимо, переваривая информацию, и наконец, махнув на меня рукой, двинулась дальше по проходу.
Коридор, к слову, выложенный фиолетовым мрамором, был уже не так загружен людьми, но все же нам приходилось время от времени лавировать между другими фиолетовомантийными.
В конце коридора всех подошедших встречала довольно молодая девушка, так же как и мы одетая в фиолетовую мантию, но заметно темнее цветом.
– Идентификатор к регистрирующему камню, – равнодушно глядя сквозь нас, сказала она, и после того, как камень после наших манипуляций сменил цвет с белого на светло-фиолетовый, добавила,– проходите.
Пройти нам предстояло через рамку, напоминающую металлоискатель в аэропортах. Только она была каменной, и при проходе через нее я почувствовала легкий разряд низкочастотного тока.
О, да, я знаю, как это – получить разряд низкочастотного тока. Просто я с детства была чрезмерно непоседливой и любопытной. Поэтому знаю не просто много, а очень много. Например: как это – сломать во сне большой палец на ноге или почему нельзя засовывать в рот яблоко целиком; почему не стоит подходить к лошади сзади и зачем следует кого-нибудь другого попросить потрясти грушу со спелыми плодами, а не делать это самой, и много чего еще.
Прямо из рамки мы с Эйсмой попали на балкон. Мягкие кресла в два ряда и открывающийся вид на сцену напоминали театр. Богатая лепнина, все те же химеры на стенах, бархатная обивка только усиливали впечатление.
Кресел на балконе оказалось двадцать и некоторые из них уже были заняты. Справа от прохода, на первом ряду сидели пятеро девиц с высокими, аккуратно уложенными прическами и довольно ярким макияжем. Макияж я смогла рассмотреть, так как стоило только нам войти, вся пятерка развернулась к нам. Центральная девица – блондинка с ярко-голубыми глазами, тонким носом и пухлыми губками презрительно скривилась и произнесла:
– Эй, ты, громила, ты случайно балконом не ошиблась?
Я скорее почувствовала, чем увидела, как нервно дернулась от ее слов Эйсма.
Та-а-ак.
Кто-то решил с первых дней устроить буллинг моей соседке? Орчанка, конечно, не подарок и тараканов в ее голове хватает, но устраивать травлю на своей территории я не позволю.
Четверка оставшихся студенток, явно поддерживая свою предводительницу, противно захихикала.
– Ой, – воскликнула я, испуганно уставившись на наглую красавицу, – что это?
– Где? – спросила растерявшаяся нахалка. Она обернулась и, не увидев ничего странного за собой, повернулась к своим припевалам. Те лишь пожали плечами.
– Да вот, – кинулась я к блондинистой шикарной шевелюре.
Вот черт, действительно шикарные волосы.
– Что? – попыталась отбиться от меня блондинка, но я была проворней.
– Ой, мамочки! – вскрикнула я и тут же отшатнулась, истерично обтряхивая свою мантию. – Эйсма, – подскочила я к орчанке и шепотом, но так, чтобы услышали все, кто находился на балконе, произнесла. – Мы туда не садимся. Ты знаешь, что они могут перескакивать с головы на голову?
– Кто? – не разочаровала меня орчанка вопросом, заданным громким басом.
Я дернула ее за руку, заставляя наклониться, и быстро зашептала ей на ухо:
– Молчи и быстро сделай удивленное выражение лица. Так, молодец, а теперь испуганное, и ради всего святого – молчи.
Слава новому миру, Эйсма меня послушалась, и я, отлипнув от уха соседки, затараторила.
– Так, садимся как можно дальше. И ни в коем случае не подходим к этой блонди. Еще не хватало насекомых от нее нахвататься.
И я потащила орчанку к противоположному краю балкона.
Пока блондинка истерично себя осматривала и заставляла делать то же самое свое сопровождение, мы с Эйсмой уселись на выбранные мной места. Это был первый ряд, но места были у самой стены. Я не сразу заметила, что за нами сидела троица парней, а потому, когда услышала у себя возле уха шепот, чуть не подпрыгнула как лягушка на сковородке.
– А что там было?
– Где? – так же шепотом уточнила я, когда смогла успокоить разошедшееся с перепугу сердце.
– У Лайзы в волосах.
– А ее Лайза зовут?
– Ну да, – удивился голос. – А ты что, не знала?
– Да откуда мне знать?
– Ну ты даешь, – продолжил удивляться голос, – как можно не знать дочь первого советника короля.
Вот же ж. Только мажоров мне не хватало. Был у меня как-то в студентах сын мэра, ох и намучилась я с ним.
Здание, где должно было происходить основное обучение будущих ведьм и ведьмаков, своим антуражем напоминало общежитие – мрачное, запущенное, подернутое пылью веков и человеческого равнодушия. Внутри, опять же, как и общежитие, здание было прекрасно отремонтировано. Всюду присутствовали акценты фиолетового цвета, дабы зашедшие сюда фиолетовые мантии не забывали, кто они.
Указанная в расписании аудитория находилась на третьем этаже и представляла собой достаточно просторную комнату с длинными столами, судя по стульям, рассчитанными на двух человек. Я поспешила в конец аудитории к последним столам. Во-первых, хотела видеть всех своих одногруппников, но чтобы при этом не сильно обращали внимание на меня, во-вторых, если занятия будут неинтересными, будет возможность отделаться изображением учебной деятельности. Да и вообще, студент, ни разу не уснувший на галерке – не студент.
Проходя по проходу, заметила злой взгляд, брошенный на меня, уже успевшей познакомиться со мной местной элиты. Блонда заняла третий ряд и, самодовольно улыбаясь, рассматривала заходящих одногруппников. Ее свита разместилась тут же, заняв стол с другой стороны прохода и одно место за вторым рядом.
Мы с Эйсмой заняли последний стол, Кларвин с другом, который за всю нашу дорогу не проронил ни слова, последний стол через проход. Еще один его друг сел перед ними. Как я поняла, мои новые знакомые (надо уточнить имена остальных) были единственными парнями в группе.
Пока будущие ведьмы и ведьмаки рассаживались, знакомясь, споря за места и обсуждая собственные ожидания от учебного процесса, дверь в аудиторию резко распахнулась, и вошел ОН.
Вот как-то так моя рука сразу потянулась к внутреннему кармашку сумки в поисках заветной монетки. Старательно рассматривая вошедшего мужчину, я даже не сразу поняла, что монетки-то нет. А посмотреть было на что. Во всяком случае, для меня. Жгучий брюнет с резкими чертами лица, цепким взглядом холодных бледно-голубых глаз, легкой горбинкой носа, странным шрамом на левой скуле и гривой растрепанных волос быстро окинул взглядом аудиторию и произнес хриплым, словно простуженным голосом:
– Сели.
Вот это мастерство! Я невольно ахнула, видя, как все студенты, словно бандерлоги перед Каа, медленно опустились на свои места. Моя же рука сама собой продолжала поиск монетки.
– Меня зовут Айрид Далорос, – мужчина прошел к учительскому столу, заметно прихрамывая на левую ногу, – я куратор вашей группы. Ко мне обращаться исключительно магистр Далорос и никак иначе. Но если не хотите вылететь из академии раньше времени, то лучше не обращаться ко мне вообще, а в идеале сделать так, чтобы я забыл о вашем существовании.
– Магистр Далорос, – тут же подняла руку девчушечка, сидящая за первой партой.
– Разве я разрешал говорить? – дернул левой бровью куратор, отчего шрам на его щеке тоже сдвинулся, словно был живым, самостоятельным существом.
Девчушка тут же стушевалась и поспешила втянуть голову в плечи.
– Мы будем встречаться с вами пять раз в неделю. В этом семестре я преподаю у вас теорию проклятий и такой предмет, как магические животные, их виды и особенности. На мои занятия не опаздывать и не прогуливать, в противном случае о своем неразумном поступке вы будете жалеть всю оставшуюся жизнь, – куратор наконец сел и достал из стола небольшую стопку тонких книжек. – Сейчас я буду называть вас по имени, и каждый названый будет подходить ко мне и получать индивидуальную методичку с заданиями по моим предметам.
Группа возмущенно зашепталась, но одного взгляда куратора было достаточно, чтобы все притихли как мыши, а затем началось паломничество к столу преподавателя.
– Ветер Елизаветандреевна? – ухмыльнулся куратор, называя мое исковерканное имя и поднимая глаза. Со стороны Блонды и ее окружения тут же послышались презрительное хмыканье и издевательские смешки. Я же постаралась подняться, сохраняя как можно более отстраненное выражение лица.
– Ветер, – слышала я за своей спиной смешки одногруппниц, – ну и имечко. Вы слышали? Из какой дыры, интересно, она вылезла?
Подойдя к преподавательскому столу, не глядя на куратора, взяла протянутые мне методички и все с тем же выражением лица пошла назад. Проходя мимо стола Блонды, не выдержала, глянула на нее и тут же столкнулась с довольной наглой улыбкой. Каким образом в следующее мгновение я оказалась лежащей на полу, я не поняла. Попыталась подняться и тут же, под дружный хохот группы поддержки Блонды снова рухнула на пол.
– Студентка Станрод, – тут же раздался холодный голос от стола преподавателя, – разве я разрешал на моем занятии использовать проклятия?
Что? Проклятия? То есть я не сама упала?
– Ох, магистр Далорос, – сладким голоском защебетала Блонда, пока я поднималась с пола, – дело в том, что студентка Елизадревна сама перед началом занятий попросила меня показать ей пару проклятий.
Я медленно выпрямлялась и понимала, что если я не отвечу сейчас, то стану объектом той самой травли, от которой попыталась оградить Эйсму. Блонда, благодаря папочке, имеет довольно высокий социальный статус, поэтому вполне вероятно, что многие ее поддержат, и тогда мне конец. Но ее «элитность» является ее же слабым местом и бить нужно туда. Вот только чем?
– Да, магистр Далорос, – повернулась я к куратору. – Студентка Станьврод, – так же как и Блонда, я специально исковеркала ее фамилию, – так сильно переживала, что в академию она приехала без нянек, которые всегда подсказывали ей, что делать, что попросила меня помочь ей. Я предложила ей вспомнить пару проклятий, выученных ею раньше. К сожалению, студентка Станьврод так долго их вспоминала, что не заметила, как началось занятие. Да и проклятие, как мы видим, она смогла вспомнить только одно. Бедняжка совершенно не умеет думать самостоятельно, вот и приходится ей помогать в меру сил.
Лицо Блонды сначала слилось с цветом ее волос, затем покраснело до цвета спелого помидора, но стоило ей только открыть рот для ответной отповеди, как снова раздался холодный голос куратора:
К зданию учебного корпуса я добежала запыхавшаяся, растрепанная и взмокшая. Эйсма сгребла меня в охапку и, тихо шипя, чтобы я не смела куда-либо сбегать без нее, поволокла меня в задние ряды нашей учебной группы. Поймав в процессе переноса меня на нужное место злющий взгляд Блонды, я поняла, что, пока я просвещалась, эта принцесса уже успела отыграться на моей соседушке.
Вот же ж. Значит, меня она все же побаивается, но пакостей с ее стороны это не отменяет.
Когда меня водрузили на предназначенное для меня место, я наконец смогла осмотреться. Правда, для этого мне пришлось немного попрыгать, поскольку мой рост совершенно не способствовал обзорности, а будучи помещенной между двухметровой Эйсмой и не менее высоким Кларвином, я себя вообще мышью под столом чувствовала.
– Не вертись, – шикнула на меня Эйсма, когда я предприняла очередную попытку взобраться по ней повыше.
– Мне ничего не видно, – пожаловалась я в ответ.
– Да что там смотреть, – откликнулся всезнающий Кларвин, – ничего интересного.
– Если неинтересно тебе, это еще не значит, что неинтересно другим, – переключилась я на ведьмака. – Лучше расскажи, что будет происходить.
– Сейчас соберутся все курсы нашего факультета.
– А сколько их всего? – не преминула я пополнить объем собственных знаний.
Кларвин удивленно на меня покосился, но все же ответил:
– Десять.
Ой, ë… Десять лет учебы! Это что же, получается, я только в сороковник отсюда выйду? Мама!
– Это же сколько народищу! – отозвалась я, надеясь замаскировать свои вопросы.
– Вообще-то, не так уж и много, – продолжил просвещать меня Кларвин. – Это только на первый курс двадцать человек набирается. До десятого редко больше десяти доходит. У моей сестры в группе всего шестнадцать.
– И куда деваются остальные?
– Кого отчисляют, а кто и сам уходит. Программа-то у нас не такая уж и легкая. Это боевики думают, что мы тут только травками да цветочками как целители занимаемся, – зло усмехнулся Кларвин, – а у нас нагрузки не меньше, чем у них.
Так-так, понятно, в чей огород закинут камень. Вот же я вляпалась. Бросить Ланделина Эйсма не даст – она четко дала понять, что без меня ей не дадут заниматься на полигонах боевиков. Можно было бы, конечно, наплевать на желания соседки, но, во-первых, она уже показала, что готова меня поддерживать без всяких лишних вопросов, во-вторых, Эйсма – это физическая мощь, которая может мне пригодиться в любую минуту. Что касается Кларвина, то тут тоже без вариантов – он моя информация и поддержка в группе. Как бы там ни было, чем больше людей на моей стороне, тем легче мне будет в противостоянии с Блондой. А то, что наше противостояние будет жарким, сомневаться не приходится.
– Приветствуем наших будущих ведьм и ведьмаков! – разлетевшийся над собравшимися холодный голос заставил меня тут же прекратить все подпрыгивания и вытянуться по струнке смирно. Я уже начинаю обожать эту академию – столько личностей для подражания. Ведь заставить меня так реагировать на чей-то посторонний голос дорогого стоит. – Для многих этот год станет последним в стенах академии, и я говорю не о выпускниках. Не ждите от преподавателей поблажек и снисхождений. Слабакам здесь не место.
– Это кто? – дернула я за рукав мантии Кларвина.
– Декан, – шепнул он в ответ.
Ну, от этой я других слов и не ожидала.
– Для написания заявления на отчисление деканат открыт круглосуточно. А сейчас старостам выйти вперед.
Я вздохнула и поплелась через строй расступающихся передо мною одногруппников. Естественно Блонда и ее подпевалы не преминули задеть меня кто плечом, кто локтем, но мне было не до них.
Зато хоть рассмотрю все хорошенько... Не знаю почему, но моя самая неугомонная часть тела чувствовала себя не очень хорошо, а это было плохим знаком.
– Внести метлы! – неожиданно гаркнул кто-то грубым басом.
Что? Метлы?
Я замерла, не зная, чему верить – своим ушам или глазам. Потому что то, что выносили на середину поляны, вокруг которой построилась надежда будущего сообщества ведьм, было не чем иным, как горой топоров, пил, секаторов и мачете. Также в этой свалке железа наблюдались мечи, сабли, кинжалы, секиры и бог весть еще какое, впервые увиденное мной, но точно имеющее коле-режущее направление, оружие. Затем раздался странный шум, как будто кто-то бил палками друг о друга, треск и скрип. Группы, по-видимому, близких к выпуску студентов расступились, и на поляну вышло нечто, несколько раз обмотанное цепью. Я не сразу поняла, что это нечто было не одним существом, а плотно прижатыми друг к дружке молодыми деревцами. И они ШЛИ. Перебирая корявыми, запутанными корешками и размахивая длинными гибкими ветвями с острыми перьеподобными серебристыми листьями, деревья направлялись к центру поляны.
Впервые я ощутила, что в моей голове нет ни одного приличного слова.
– Первокурсникам построиться в центре поляны, – строго скомандовала декан, и я, подпираемая одногруппниками за спиной, двинулась к странным и определенно не дружественно настроенным деревьям. – Старостам замкнуть круг.
Краем глаза я увидела, как студенты других групп начали отходить к краям поляны и перестраиваться, образуя сплошное кольцо. Секунда, и по периметру поляны вспыхнуло пламя, отрезая нас от присутствующих и вызывая нервные возгласы моих одногруппников. Деревья активно задергались, но удерживающая их вместе цепь не давала и на миллиметр сдвинуться с места.
– Первокурсники, – где-то за стеной бушующего пламени снова раздался холодный голос декана. – Ни одна ведьма не может обойтись без метлы. Метла для ведьмы – друг, соратник, помощник и инструмент работы. Сейчас вам необходимо самим изготовить свою собственную первую метлу, которой вы в обязательном порядке будете пользоваться до конца этого учебного года. Использовать покупные метлы разрешено только со второго курса. Помните, бегунцы – не просто материал для вашей метлы; эти деревья наделены зачатками разума, а потому выбирайте дерево осторожно и внимательно. Вы должны понравиться друг другу, подойти по характеру и уровню вашей силы, только тогда ваша метла сможет стать не простым орудием труда, а вашим фамильяром. ЭГРЕНСО!
Эйсма с Кларвином ждали меня у входа в корпус.
– Ну? – разом насели они на меня, стоило мне только выйти.
– А, – отмахнулась я, – потыкала в Заразу, спросила, что это. Я ответила – метла, а корни и ветки – украшение.
Говорить о том, что у меня, оказывается, сразу фамильяр получился, не стала, ведь по-хорошему я не должна еще об этом знать. Да и не помешает сначала точно выяснить, что это означает и чем мне грозит.
– А почему в Заразу? – тут же озадачил меня Кларвин.
– Э-э...
Я что, метелку вслух Заразой назвала?
– Так она и есть Зараза, – расхохоталась Эйсма. – Ты бы видел, как она ветки не давала себе пилить.
Зараза пихнула Эйсму в бок и демонстративно отвернулась.
– С вами не заскучаешь, – задумчиво почесал лоб Кларвин и продолжил: – Ну что, в общежитие?
Эйсма кивнула, и мы уже направились вглубь парка по протоптанной многими поколениями ведьм дорожке, как вдруг меня озарила идея.
– Кларвин, а когда закрывается столовая?
– Кажется, после восьми, – немного подумав, ответил он.
– Отлично, а кухня?
– Не знаю, надо у сестры спросить. А тебе зачем?
– Потом объясню. Идем к твоей сестре.
– Эм-м, – замялся Кларвин, явно боясь знакомить меня со своей старшей родственницей.
– Кларвин, я староста или как? – уперла я руки в боки.
– Староста, – кивнул ведьмак, еще даже не понимая, на что я собираюсь его подбить.
– Значит, имею право организовывать студентов своей группы. Так?
– Так.
– Вот для этой организации мне и нужно переговорить с твоей сестрой. Так что идем, – и пока он не опомнился, я быстренько подхватила его под руку и потянула вперед по дорожке.
Как же хорошо, что моя Зараза (отныне и навеки это будет имя моей метлы) имеет собственные ноги и не нуждается в переносе.
Сестра Кларвина оказалась высокой, худощавой блондинкой с такой же мудреной косой как у братца. То, что между ними семь лет разницы (так я решила, поскольку сестра учится на седьмом курсе), было не слишком заметно. На вид она была старше максимум на пару лет, не больше.
Сестра Кларвина на наше явление в их комнату на первом этаже отреагировала удивлением и непониманием. Кларвин с первых слов начал мяться, пытаясь объяснить, зачем мы вообще к ней пришли. Пришлось опять все брать в свои руки. Господи, куда бы я делась без своего опыта кураторства самой отпетой из всех студенческих групп. В свое время так заведующая кафедрой с деканом пытались меня наказать и найти на меня управу. Потом поняли, что зараза к заразе не пристает, и вместо нашего общего наказания мы с моей группой стали головной болью всего университета.
Попросив сестрицу, которую, к слову, звали Клардина, о разговоре с глазу на глаз, я честно выложила ей мою идею. И мне несказанно повезло – Клардина долго хохотала, потом похлопала меня по плечу и сказала, что рада за братика – с такой старостой ему не грозит вляпаться в неприятности, потому что его туда вляпает староста. Я, конечно, не совсем поняла, как реагировать на такое замечание, но решила, что обидеться всегда успею, а нарабатывать связи нужно сейчас.
Клардина снабдила меня бесценной информацией, а именно – местоположением кухни, графиком работы поваров, графиком передвижения дежурных в ночное время, а самое главное, на каком окне кухни была сломана задвижка.
После Клардины мы поспешили к Лейве, чтобы озадачить ее организацией сбора студентов группы к десяти вечера. Лейва сначала наивно возмутилась, но, глядя на нависшую над ней Эйсму, согласилась, что с формальной старостой лучше не спорить.
В приведении в исполнение моего коварного плана по развращению умов студентов местного мира мне предстояло решить еще одну задачу. И ни Эйсма, ни Кларвин, ни даже его сестра для этого не подходили. Пришлось признаваться Эйсме, что я не знаю, как отправлять вестник. Благо к этому времени мы уже остались вдвоем в своей комнате.
– Я не истаранка, – попыталась я объяснить Эйсме свое тотальное незнание. – Я из другой страны.
– Ну и что, – хмыкнула Эйсма, усаживаясь на стул прямо передо мной, словно следователь. – В любой, даже самой отсталой стране с самого детства учат отправлять вестники. Ты же, плюс ко всему, элементарных вещей не знаешь. Так что давай, не юли и прямо говори, откуда ты. Не бойся, я тебя не выдам.
Я жалобно посмотрела на Эйсму, проклиная себя за то, что в первую очередь побежала искать информацию о прорыве. Рисковать и раскрывать перед Эйсмой свое иномирное происхождение я боялась. Это сейчас, пока я ее от Блонды защищаю, она мне подруга. А узнай она правду, как ко всему отнесется? Мы друг друга знаем всего второй день, и хоть эти дни были довольно насыщенными, сомневаюсь, что они изменили наше мировоззрение настолько, чтобы рисковать собственным благополучием.
– Понимаешь… – продолжила мямлить я, даже не представляя, что можно наврать, – я не знаю, как это правильно объяснить…
Ну почему бы кому-нибудь не зайти к нам в гости? Да я даже Блонде сейчас была бы рада. Может, найти какой-нибудь предлог срочно куда-то опоздать? Должны же быть у меня, как у старосты, какие-нибудь неотложные дела?
Но, взглянув на насупившуюся Эйсму, я, как и Лейла, поняла – неотложных дел именно сейчас быть не может.
– Э-э, ну-у… – упорно продолжала я мямлить, костеря себя за то, что не придумала другой способ решения проблемы. В конце концов, могла еще раз сестру Кларвина задействовать.
– Подожди, – внезапно глаза орчанки удивленно расширились, отчего мое сердце просто упало в этот момент в пропасть, – ты что, из облачных ведьм?!
Не успев и рта открыть, я подавилась воздухом и как результат тут же закашлялась. Я, конечно, знала, что никто человека не обманет лучше его самого, и что самая идеальная ложь та, которую человек сам себе придумает, но не до такой же степени. Тем более что я понятия не имею, кто такие облачные ведьмы и не относятся ли к ним еще хуже, чем к иномирцам.
Глядя на своих недовольных одногруппников, переминающихся с ноги на ногу, я понимала – работы предстоит много. Возможно, мне не следовало звать на мероприятие Блонду и ее группу поддержки – это точно уменьшило бы все риски, но с другой стороны, мне нужно найти на нее какой-то рычаг давления. И сделать это нужно, во-первых, как можно скорее, а во-вторых, когда еще представится мне такая возможность.
«Лиза, у тебя ровно тридцать секунд», – сказала я сама себе, становясь напротив своих одногруппников. После этого либо они пойдут за мной на край света, либо сдадут меня со всеми потрохами декану. Ну, еще как вариант – ректору. К куратору точно не побегут.
– Ведьмочки мои, – начала я свой монолог с коварной улыбки.
– И ведьмаки, – тут же хохотнул Кларвин, за что получил от меня широкую улыбку.
– И ведьмаки. Куда же без вас? – еще одна самая обворожительная улыбка, на которую я только была способна. – Любой из вас сейчас может уйти отсюда. Я никого не заставляю и ни к чему не принуждаю. Но если вы останетесь и пойдете со мной, я обещаю три вещи: опасность, азарт и веселье.
Все. Теперь ждем. С моей прошлой курируемой группой эти слова сработали на все сто.
– А в чем именно будет опасность? – выкрикнул кто-то с задних рядов.
– Скажу только тем, кто останется. Если боитесь, лучше сразу уходите. Никто никого не принуждает.
Никто. Кроме человеческого любопытства и студенческого шила в одном месте. А уж с этими товарищами я общий язык всегда найду.
– Мы остаемся, – презрительно скривилась Блонда, – но учти…
– Никаких но, – резко перебила я ее, – либо остаетесь, либо шуруете назад в свою скучную жизнь обсуждать, кто какой бантик на попу прицепил.
Со стороны парней послышались сдавленные смешки и Блонде пришлось умолкнуть. Обожаю высшее дамское общество! Ими, оказывается, так легко управлять.
Остальные долго не думали и озвучили свое решение. Сомневалась только Лейва и ее подруга то ли Бирни, то ли Вирни. Неважно. Важно, что рядом с ними стояла Эйсма, и это было для обеих ведьмочек серьезным аргументом.
Следующим шагом было принесение клятвы о неразглашении предстоящих событий – это мне Клардина подсказала. Оказывается, в этом мире клятва – не просто слова. Клятва, закрепленная магически, не дает человеку сделать то или иное действие. Блонда, видимо, такого поворота не ожидала и хотела сбежать, но тут уж мне сама группа пришла на помощь. Ведь, давая клятву, каждый прекрасно понял, что подписался на что-то, возможно, не слишком законное.
До основного корпуса добирались перебежками по пять человек. Блонду с ее припевалами разделили. И хоть это давало внутреннее спокойствие в виде уверенности, что они не сбегут, наличие самой зловредной красавицы именно в моей группе сильно действовало на нервы. Но по-другому было нельзя. И Эйсма, и Кларвин, и его молчаливый друг дружно отказались брать на свои плечи столь изысканный груз.
Груз шипел и плевался, но не пакостил и не проклинал. Я даже удивилась. А потом поняла – Блонде тоже было интересно, что я задумала, и дух приключения был ей не чужд.
Нашу студенческую группу я не просто так разделила на четыре подгруппы по пять человек. У каждой была своя роль и свое задание. Группа Кларвина обязана была следить за перемещением дежурных и в случае чего взять на себя их отвлечение. Группа молчаливого друга Кларвина, которого, оказывается, звали Шокки, осталась в общежитии. В их задачу входило создание алиби всем студентам-первокурсникам на случай провала операции. Также они должны были прикрыть нас всех, если комендантша решит проверить, как себя чувствуют студенты-новички. Эйсма с ее группой составляли основную тяговую силу, то есть должны были перенести все корзины с едой, которые как раз таки вытащит с кухни моя группа.
То, что именно мне предстояло обокрасть местную кухню, послужило еще одной причиной взять Блонду в свою группу. Мне было необходимо как можно сильнее замарать эту девицу. Иного средства против нее у меня нет. То, что я пока выигрываю в словесных баталиях, не является значительным преимуществом, потому что она мало того, что знакома с этим миром и чувствует себя в нем королевой, так еще и владеет магией и проклятиями. Одной демонстрации мне хватило. У меня, конечно, в голове тараканы жирненькие и хорошо отъевшиеся, но все же не настолько, чтобы терять контроль над ситуацией. Мало кто знает, но моя сногсшибательная бабуля в свое время в южных жарких странах в разведке служила, а поскольку она уделяла моему воспитанию немало сил, то я, скорее, профессиональный диверсант, чем идейный камикадзе.
Створка окна со сломанной задвижкой оказалась довольно узкой. И ладно я была одета в так называемый спортивный костюм ведьм – облегающие брюки с высокими сапогами, блузка и безрукавка, но остальные-то мои подельницы были в платьях.
– Ты первая, – ткнула я пальцем в Лейву.
– Но это незаконно, – прошипела та с опаской, поглядывая на приоткрытую створку окна, до которой еще нужно было дотянуться. – Нас за это могут исключить.
– Ты ведьма или кто? – прошипела я на как бы старосту в ответ. – Думаешь, наши преподаватели или декан в студенческие годы были идеальными студентами? Как бы не так.
– А ты откуда знаешь? – тут же зашептала за моей спиной Блонда.
– Я много чего знаю, – усмехнулась я в ответ. Я даже кличку ректора знаю. Правда, этого я уже вслух не сказала. – Лезь быстро, кому сказала.
Лейва скривилась, но ногу на выступ фундамента все же поставила и постаралась дотянуться до рамы.
– Вот же ж, – вырвалось у меня. – Придется серьезно заниматься вашей физической подготовкой.
– Чем? – удивленно обернулась на мои слова Лейва.
– Тем, – рыкнула я на нее и принялась усиленно подталкивать бедняжку под зад.
Я, конечно, сама не в идеальной физической форме, но, в конце концов, сколько лет им и сколько мне? Я в свои девятнадцать на второй этаж по стене могла залезть. Правда, меня за это чуть не исключили. Я же не знала, что в деканате сигнализация установлена. Благо бабуля моя с отцом начальника полиции в одном взводе служила. В общем, историю эту замяли, но именно с того момента началась моя научная карьера. Потому как в наказание декан отправил меня разбирать факультетский архив. А там столько всего интересного оказалось! В архиве я застряла года на два. А потом я на кафедре философии проштрафилась… Нетрудно догадаться, что оттуда я прямиком в аспирантуру угодила.
Нас ждали. Причем не только Ланделин с друзьями, а еще человек пятьдесят.
– Чему ты удивляешься? – панибратски похлопала меня по плечу Клардина. – Вечеринки здесь не так часто устраиваются, а какая ведьма пропустит веселье?
– У меня шашлыка не всех не хватит, – попыталась хоть как-то привести мысли в порядок от увиденного.
– Не переживай, – рассмеялась семикурсница, – ведь наши тоже не с пустыми руками явились.
Господи! Знала бы, во что выльется разговор по секрету с сестрой Кларвина, в жизни бы к ней не обратилась. Сейчас же, глядя на весь этот многолюдный, шумный, развеселый табор, я думала только об одном – кто будет за все отвечать, когда нас обнаружат. А в том, что обнаружат, я не сомневалась. Никакое колдовство не сможет скрыть разгулявшееся студентство.
– Еще полог тишины поставили, – словно прочитав мои мысли, толкнула меня в бок Клардина. – К тому же в эту часть парка редко кто заходит. Так что расслабься и ни о чем не думай.
На этих словах Клардина меня покинула, направившись к своим одногруппникам, а я потопала к горящим кострам, туда Эйсма должна была принести нашу добычу.
– И что с этим делать?
Тут же, словно из-под земли, появился Ланделин, одной рукой обнимая меня, а другой открывая крышку с замаринованным мясом.
– Для начала не мешать, – захлопнула я крышку, – и принести прутья, которые я просила.
Прутья должны были заменить шампура, которых, со слов Эйсмы, в этом мире не существовало. Я, конечно, не великий шашлычных дел мастер, но кой-какой опыт у меня имелся, поэтому я, закатав рукава своих помощников, принялась за дело.
Зараза появилась неожиданно, тут же сунула свой несуществующий нос в шашлыки и чуть не подпалила себе шевелюру.
Одеял она не принесла. Зато привела ПЕНЬКИ.
Я даже глаза протерла, не веря в реальность происходящего. Хотя чему я удивляюсь? Если в этом мире есть ходячие деревья, почему не может быть скачущих пеньков?
– И где ты их взяла? – строго спросила я у метелки.
Зараза стала что-то выкручивать своими пальцами, пытаясь объясниться, только все было напрасно. Я не поняла ни слова.
– Ух ты! – расхохоталась какая-то ведьма из старшекурсников, ловя бегающий пенек и тут же седлая его, словно лошадь. – Вы что, полигон боевиков грабанули?
– Зараза? – тут же развернулась я к своей мигом присмиревшей метелке. – Это как понимать?
– Ну вы, ведьмы, даете, – мигом нарисовался рядом со мной еще один старшекурсник, на этот раз из боевиков. Откуда они понабрались? Вроде бы из боевиков только Ланделин с двумя-тремя друзьями должен был быть. А этот явно с курса восьмого-девятого.
Пока шашлыки томились, вечеринка набирала обороты традиционных студенческих сборищ. Кто-то заиграл на каком-то струнном, но точно не гитаре, инструменте. Чуть дальше раздался зажигательный ритм барабана и замелькали зеленые платья. С другой стороны послышалось довольно приятное мелодичное пение. Время от времени ко мне подходили совершенно незнакомые люди и интересовались, чем так вкусно пахнет. Какой-то гот, то есть некромант, вручил мне чашку с чем-то черным и тягучим, а еще через пару минут у меня эту чашку забрали. Я даже попробовать не успела. Не прошло и пары секунд, как другой парень в серой мантии сунул мне кружку уже с золотистой жидкостью. Зараза под звуки какой-то дудки вытанцовывала с двумя пеньками. При этом то, что на этих пеньках сидели двое студентов в красном, никого не заботило.
– Классная вечеринка, – Ланделин, а это был он, забрал у меня кружку с золотистой жидкостью и сунул другую, с красной.
Но я еще ту не пробовала!
– Откуда они все набежали?
– Как откуда? – рассмеялся Ланделин, отпивая из своей чашки. – Из общежитий.
– Но ведь никто не знал, – я наконец попробовала напиток и поняла, что это что-то, похожее на глинтвейн.
– Не знал, – кивнул Ланделин, – но слухи-то расходятся быстро.
– То есть это не ты проговорился? – попыталась я определить главного «языка», чтобы впредь быть более осторожной.
– Нет, – снова рассмеялся Ланделин. Чувствовалось, что в его голове потихоньку начинает играть хмель, но до полного тумана еще очень далеко. – Я был нем как рыба. Да и мои ребята вряд ли кому сказали.
– И тем не менее именно боевики появились первыми, – с другой стороны от меня появился Кларвин и, забрав кружку, вручил мне стакан на этот раз с зеленой жидкостью.
– Это потому, что у нас разведка на высшем уровне, – не растерялся Ланделин.
Так. Если эти двое сейчас сцепятся, я просто сбегу.
Видя, что Ланделин нехорошо косится на мой стакан, я поспешила сделать глоток и…
Ох, ты ж, ешки-матрешки! Это что вообще такое?
Кларвин, смеясь, тут же сунул мне прямо в рот кусок шашлыка.
Не поняла. А когда их снять успели? И главное, кто?
Я оглянулась на угли и увидела, что шашлыков там действительно нет. Зато вокруг снует довольный разномантийный народ, усиленно работая челюстями.
Вот как они успевают?
Задумавшись, снова сделала глоток и вновь чуть не подпрыгнула от ощущений. Удивительно, как в один напиток можно было впихнуть и чувство перехваченного дыхания, и морозную свежесть, и ураганный ветер, разрывающий легкие, и сладость ирисок, и горечь полыни, и нежность розы, и что было совсем уж неожиданным – ощутить во рту множество тонких иголочек, которые с хрустом ломались и делали громкое п-ш-ш.
– Заедай, – тут же рассмеялся Кларвин, норовя засунуть в меня очередной кусок мяса, но Ланделин оказался проворней, и, захлопнув рот, я поняла, что внутри него таки оказался кусок шашлыка, но вместе с ним туда попал еще какой-то сочный приторно-сладкий фрукт.
Вот же ж!
Оба парня выжидательно на меня смотрели, стараясь предугадать мою реакцию. А я стояла и усиленно работала челюстями. Вкусно же!
– А хлеб где? – спросила я, когда наконец осознала, чего мне не хватает для полного удовольствия.
До центрального корпуса шли молча, даже Зараза притихла и послушно плелась где-то позади. Я усиленно прикусывала язык, чтобы не ляпнуть не просто что-то лишнее, а не ляпнуть что-либо вообще. По своему прошлому опыту знала – начальству нужно дать остыть, иначе любые твои доводы будут просто пропущены мимо ушей.
– Два дня, – сказал ректор после того, как мы зашли в его кабинет, и он сел за свой стол, а я сиротливо примостилась на стульчик возле двери. Самое то для получения нагоняя. – Вы находитесь в моей академии всего два дня, а уже привлекли внимание всех, кого только можно и нельзя. И это еще не начались основные занятия.
Я пожала плечами. Говорить в ответ было нечего.
– Скажите, Елизавета, как вам это удалось?
– Ветер. Спасибо, что помните, но вы сами сказали, что в этом мире мое имя Ветер. И помня о вашем предупреждении, я стараюсь быть незаметной. Только… – я глянула на стоящую рядом Заразу, и та, успокаивая, положила мне руку на плечо, – события как-то сами так складываются.
– Сами? – скептически приподнял одну бровь ректор. – Подойдите.
Я переглянулась с Заразой и медленно пошла к столу. Больше всего сейчас меня волновало незнание, за что меня могут выгнать.
Пока я шла, ректор встал, достал из шкафа какую-то странную чашу из синего камня и поставил ее на стол.
– Взгляните, – указал он мне на чашу, которая оказалась наполненной жидкостью, похожей на ртуть.
Жидкость колыхнулась, словно чашу задели рукой, затем покрылась легкой дымкой, и прямо на поверхности появилось изображение, а так же раздался звук.
– Сами, значит, – устало вздохнул ректор, глядя вместе со мной на то, как я принимала клятву о неразглашении от одногруппников, а затем распределяла между ними роли по набегу на кухню. – Сами, – снова повторил он, когда чаша показала, как я отмахиваюсь от Эйсмы и говорю, что тренироваться в отправлении вестника буду потом. И тут же я увидела, как Ланделина буквально впечатывает в стену мой вестник, – Сами, – снова произнес ректор, когда мы вдвоем с Заразой подслушиваем у двери. – Сами? – уже спрашивает он, когда Зараза заставляет пенечки прыгать и берет клятву с боевика.
– Кем вы были в своем мире? – спросил ректор после того, как молча убрал чашу, а я так же молча села назад на сиротливый стульчик у двери.
– Не поверите, – горько усмехнулась я. – Если мою должность перевести на реалии этого мира, то я была магистром философии и, соответственно, именно ее преподавала нерадивым студентам.
Что-то упало.
Кажется, это было золотое перо. Во всяком случае, именно его ректор вытащил из-под стола.
– Вы шутите? – серьезно спросил он.
– Какие уж тут шутки, – не менее серьезно ответила я.
– В тридцать лет? К тому же вы больше похожи на вражеского диверсанта, собравшегося уничтожить мою академию, чем на преподавателя философии.
– Диверсантом, причем профессиональным, была моя бабушка Лилолет, а я так, любитель.
– Как,простите? – ректор, убирающий перо в стол, резко дернулся и повернул ко мне сильно побледневшее лицо.
– Диверсантом, говорю, бабушка у меня была, – не понимая, что происходит, повторила я.
– Нет-нет, повторите, как звали вашу бабушку.
– Лилолет. Имя, конечно, у нее необычное, – не понимая зачем, начала объяснять я, – но учитывая, в каких странах она работала, оно ей подходило.
Ректор продолжал смотреть на меня со странным, абсолютно нечитаемым выражением лица, и это сильно нервировало. Я не понимала его реакции. Не понимала, зачем ему понадобилось имя моей бабули, которая много где за свою жизнь побывала, но уж точно не в других мирах. Это я такой везучей оказалась.
– Что же мне с вами делать? – задумчиво проговорил ректор, когда затянувшаяся пауза стала буквально невыносимой.
– Архив, – пожала я в ответ плечами.
– Что значит архив? – ректор посмотрел на меня так, как будто впервые увидел.
– Обычно меня в наказание отправляют в архив, – пояснила я. – Наводить порядки среди пыльных, никому ненужных документов, отчетов, старых дипломов и другой макулатуры. Говорят, полезно для усмирения буйного нрава.
Вид у ректора был презабавный, как будто его обухом по голове стукнуло, а с учетом его кукольной внешности смотрелось его выражение лица незабываемо. Впрочем, на меня часто так руководство реагирует. Поначалу. Пока не поймет, что самый действенный способ – просто заорать: «Пошла вон, работать!» и перестать обращать на меня внимание.
– Хорошо, – наконец кивнул ректор. – Но не думайте, что это будет единственным наказанием. Завтра в деканате вам сообщат подробности. А сейчас можете идти.
Я поднялась, но, конечно, не смогла промолчать:
– Можно еще два вопроса?
Ректор, уже начавший заниматься своими бумагами (это в два часа ночи-то), удивленно поднял на меня глаза.
– Почему вас удивило, что в тридцать лет я имею научную степень?
Вопрос мной был задан не просто так. Слишком много временных нестыковок я встретила в этом мире за неполные два дня.