Великан

Глава первая

Глава первая

— Эй, Баб Мань, - голос Платонова царапает спину, разбегается по коже колючими иглами. 

А я ведь надеялся, что в этот раз у меня получится срулить незаметно. Специально после уроков задержался в школе, сказавшись Екатерине Владимировне, нашей училке по информатике и по совместительству классной, что хочу немного посидеть над написанием компьютерной программы. Не для какого-то задания – для себя. Вроде как на исходе школьного обучения заинтересовался программированием. Чудеса, в которые не поверил бы, прежде всего, я сам. Но Владимировна проглотила ложь, уж не знаю, почему, только посмотрела на меня с удивлением и даже с подозрением, но разрешила. И то верно – никогда прежде я не оставался после уроков, да и в целом не проявлял особой тяги к знаниям, а тут – нате, сам вызвался. Хотя, по сути, и не обманул, дома у меня компьютера нет, так что экспериментировать с программированием могу только в школе.

Как ни крути, а версия так себе, но другой у меня нет.

А проблема в том, что именно сегодня мне никак нельзя было попадаться Платонову. Почему? Да все просто – не дал списать ему на годовой контрольной по физике. Нет, я даже близко не отличник, не заучка и даже не хорошист. Я замшелый троечник, иногда едва-едва переваливающий за очередную четверть. Но вот, удивительное дело, физика и, отчасти, другие точные предметы дается мне очень легко. Физику же я просто понимаю. Ни формулы, ни определения у меня в голове почти не задерживаются, но, когда приходит время задач – их решение как-то само собой выстраивается в голове. И об этом, разумеется, знают все в классе. Именно в такие моменты я враз перестаю быть жирным боровом и пузатым жиробасом с сиськами, как у тетки Марии Александровны из столовой, и становлюсь Стасиком и «своим чуваком», который просто обязан не помнить прошлых обид.

Я и не помнил, наивно надеясь, что таким образом завоюю если не уважение, то хотя бы посредственное к себе отношение. В идеале, чтобы меня вообще не замечали и не трогали. Но не тут-то было. Заканчивалась очередная контрольная, на которой я позволял списать у себя Платонову и еще нескольким ребятам, и жизнь возвращалась на круги своя – к пинкам, жвачке в волосах или на стуле, запертым снаружи кабинкам в туалете и многим другим «веселым» вещам, с помощью которых одноклассники «любезно» выражали свое ко мне расположение.

Не все, конечно. Некоторые просто стояли в стороне и смотрели или отводили взгляды. Я их хорошо понимаю – в каждом классе должен быть чухан, на которого будут сыпаться все шишки. Эдакое негласное правило. И если кто-то на роль такого чухана выбран, то не дай бог хоть взглядом, хоть словом изменить это положение вещей. Ведь на его место можешь попасть именно ты. 

 И вот на сегодняшней контрольной я не дал списать. Понимал, что совершаю огромную ошибку, из-за которой потом буду очень жалеть, но ничего не смог с собой поделать. Утром, когда шел в школу, уже у самых дверей меня обогнал какой-то парень. Я и внимания не придал, что он едва коснулся меня за задницу. Думал, нечаянно. Его лица я не рассмотрел, да и не старался. Так и протопал по всей школе, поднялся на третий этаж и вошел в класс. Лица уже сидящих там одноклассников сразу навели на нехорошие подозрения. Они все смотрели на меня и о чем-то тихо шушукались, не особенно скрывая улыбки. 

Причина столь «радушного» приема стала ясна сразу, как только я сел на свое место. Ощущение было такое, будто задом плюхнулся в холодную лужу. Тут же вскочив и обернувшись, увидел на стуле нечто жидкое и коричневое в остатках рваного целлофана. И когда я садился, этого там точно не было.

Да, как я потом понял, еще на улице тот самый парень подвесил мне сзади пакет с чем-то… нет, это не было чье-то дерьмо. Просто грязь. Но попробуйте рассказать об этом кому-нибудь, кто видит на вашей заднице коричневое влажное пятно. Вряд ли он даже слушать вас станет.

Понятия не имею, почему не заметил пакет раньше. Наверняка же он должен был хотя бы немного болтаться или оттягивать штаны. Должен… но не заметил, за что и поплатился.

Красный от стыда и обиды, я выбежал из класса и с пол часа пытался отмыться в туалете, стараясь при этом, чтобы штаны еще и высохли, поворачиваясь мокрым местом к сушилке. Наверняка очень занятное со стороны зрелище.

Мне было и обидно, и при этом я жутко злился. Когда бросал взгляд в зеркало, видел там неопрятного краснолицего парня с несколькими прыщами на лбу. Точно, я же вчера хотел сменить рубашку, потому что на эту капнул немного кетчупа. Но утром, разумеется, ни о чем подобном уже не помнил. 

Мне бы свалить домой, но тогда я бы никак не успел на контрольную. А потому пришлось возвращаться в класс. Кажется, еще никогда в жизни я не был так зол. Говорят, человек привыкает ко всему – и к постоянным унижениям тоже. Я думал, что научился пропускать их мимо себя, не реагировать, уходить в сторону при первой возможности. Но не в тот раз.

Когда началась контрольная, я просто сидел и на чистом автомате решал задания, не позволяя никому заглянуть мне в тетрадь. Слышал сначала просьбы, а потом шипение и угрозы, но своего решения не изменил. 

Как же приятно было видеть перекошенные рожи своих одноклассников, которые наверняка получат по двойке, а вместе с тем – кучу проблем с закрытием четверти. Жаль, что моя радость быстро испарилась, когда Платонов пообещал вспороть мне брюхо, как только выкачу свой жирный зад из школы.

Вот я и сидел в ней, пока мог, пока на улице не начало темнеть, пока уже даже уборщицы не стали смотреть на меня косо. Впрочем, к тому времени я все же надеялся на лучшее, что сегодня мне удалось избежать «заслуженной мести». А может и не только сегодня. В конце концов, проклятая школа уже почти окончена, мне осталось продержаться совсем немного. И я очень старался держаться, очень ждал гребаного последнего звонка, едва ли не зачеркивал в календаре даты.

От Автора – ПРОЧТИТЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО!

От Автора – ПРОЧТИТЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО!

Здесь будут важные предупреждения.

Пожалуйста, прочтите их, чтобы избавить себя от возможных разочарований, а меня – от необоснованных обвинений:

— книга посвящена одному из главных мужских героев книги «Грешники» (она есть у меня на странице),

— книга ПОЛНОСТЬЮ написана от лица мужчины, женских глав НЕ БУДЕТ!

— это не классический любовный роман, это – история взросления мужчины, со всеми его взлетами и падениями,

— несмотря на сказанное выше – в книге будет любовная линия, но не на первом плане,

— первая половина книги посвящена школьным годам героя, позже начнется этап его взросления и зрелости,

— книге НЕ 18+,

— роман будет выложен быстро (в течение недели) и будет полностью в свободном доступе.

Надеюсь, этот эксперимент вам понравится.

Для меня он знаковый и очень важный по многим причинам.

Буду благодарна вам за отзывы, комментарии, «звезды», репосты и награды.

С любовью, всегда ваша, Сумасшедшая Айя

Глава вторая

Глава вторая

Закрываю глаза и невольно съеживаюсь в ожидании первого удара. Я - трус. И все это знают. И я сам в их числе. Легко ругать этих придурков, сидя у себя дома, легко придумывать, как бы я мог отомстить им, если бы у меня была какая-нибудь суперсила. Легко самому себе давать обещание, что уж в следующий раз точно дам им отпор. По крайней мере, попытаюсь, чего бы мне это ни стоило. Легко быть крутым парнем в собственных фантазиях. 

Трудно не быть говном в реальном мире, когда собственное сердце бьется уже где-то у самого горла, напрочь перекрывая в легкие доступ кислорода.

Удар прилетает в район солнечного сплетения. Резко выдыхаю, почти выплевываю из легких скомканный воздух. Кто-то сзади бьет по ногам, под самые колени. Опрокидываюсь, широко раскинув по пути руки. Задеваю кого-то - и слышу в ответ злобную ругань, но даже слов не могу разобрать, так как даже не успеваю грохнуться наземь, как мир окрашивается кровью и наполняется болью. Скукоживаюсь, стараюсь прикрыть голову руками, но пацаны бьют ногами, пинают с остервенением безумной ярости. Слишком долго ждали расправы. И теперь, дорвавшись до свежей крови, явно намереваются превратить меня в кусок хныкающего мяса.

Раньше я действительно просил о пощаде, плакал и пускал слюни, даже как-то норовил ухватить за ноги, прижаться. Отвратительное зрелище - поступки не человека, но безвольного членистоногого. И каждый раз потом я ненавидел себя за слабость.

Не знаю, что случилось теперь. Их удары впиваются в тело, взрывают внутри острые очаги боли, кажется, что-то хрустнуло в правой руке, а в лицо дважды прилетело так, что перед глазами все плывет в мутной пелене.

«Зубы…» - мелькает в раскалывающейся голове глупая мысль.

Я только неделю назад был у зубного, лечение у которого стоило моим родителям изрядную сумму. Будет очень жаль так глупо все просрать.

Не знаю, сколько длится избиение. Я теряю сознание и вновь выплываю на поверхность, где нет людей, а остались только озверевшие скоты. Харкаю кровью, чувствую, как в груди что-то булькает. Почти ничего не вижу – лишь размытые образы, завывающие в экстазе тени. Вроде бы пытаюсь ползти, но не уверен, что удается преодолеть хотя бы несколько сантиметров. Возможно, это лишь попытки моего сознания таким образом подкинуть мне мысль, что я не просто валялся бессловесным кулем, а что-то пытался сделать. Пусть даже и сбежать. Если это так можно назвать.

Все заканчивается резко. Шорох наверху, короткие окрики, быстрый топот удаляющихся ног. И тишина. Долгая, невыносимо гудящая тишина. Я больше не пытаюсь ползти, не закрываюсь руками, вообще не двигаюсь. Просто лежу и хочу снова потерять сознание - на этот раз чтобы надолго. В идеале, чтобы, когда очнусь, весь этот гребаный день остался далеко позади, а тело перестало болеть.

Но сознание не делает мне такого подарка. Напротив - я непроизвольно сосредотачиваюсь то на одном пульсирующем болью отбитом участке тела, то на другом. Так сильно меня еще никогда не били. Да только завтра будет еще хуже - знаю об этом из прошлого опыта.

Во все еще гудящей тишине слышу надтреснутый женский голос. Голос приближается, причитает и охает. Наверное, именно эта женщина и вспугнула избивающих меня уродов. Надо бы поблагодарить ее, но я едва способен ворочать языком, стремительно распухающие губы превращаются в тяжелые неповоротливые пельмени. Хорош же я буду завтра утром.

— Ой, да что же это делается... - судя по всему, женщина опустилась рядом со мной на колени. - Ты жив, милый?

Киваю - и все же пытаюсь перевалиться набок, а потом сесть. Женщина помогает мне, чем-то сухим трет по лицу, наверное, вытирает кровь и сопли. Что ж, вполне терпимо, жить можно. Самое паршивое, что до сих пор плохо вижу.

— Сейчас, потерпи, - кудахчет женщина, - я «скорую» вызову. И милицию. Что же это делается!

— Не надо... - ну и голос, точно каменного крошева в глотку насыпали. – Я сам виноват.

— Вот в милиции и разберутся, кто виноват! Живого человека смертным боем бить – это, интересно мне, в чем же провиниться надо.

— Пожалуйста. - Противно от собственного просящего тона. Но у меня просто нет сил приводить аргументы и спорить. - Не надо. Все хорошо.

Я знаю, чем кончаются такие звонки в милицию. В лучшем случае, вообще ничем. Вряд ли эта женщина видела лица избивающих меня пацанов. Судя по всему, бежала издалека, да и темно уже на улице. А я в жизни не укажу ни на Платона, ни на остальных. Потому что были уже такие, тыкающие в Платонова пальцем. Где они теперь? В основном, ходят в другие школы, потому что в нашей им не светило ничего хорошего. Потому что отец Платонова какой-то крутой бизнесмен, который время от времени делает школе крупные дорогостоящие подарки. Его сын и вся его компашка – они неприкосновенны, чего бы про них ни говорили такие нищеброды, как я. А мне осталось доучиться всего ничего, не хочу каждый из этих последних дней ходить и оборачиваться, опасаясь мести.

Идиотская мысль, но после сегодняшнего, думается, они от меня отстанут. Пусть и на время, но так мне только этого и надо. Последние экзамены, выпускной, а потом только меня и видели в этой проклятой школе.

— Ты уверен? - недовольно спрашивает женщина.

— Да. Можете такси вызвать? — щупаю по карманам в поисках мобильного и не нахожу его. То ли выпал, то ли эти уроды вытащили. Вряд ли вытащили, конечно. На кой им моя старая «труба». Но в этой темноте и с моим затуманенным взглядом я точно ничего не найду. - Я заплачу. 

Глава третья

Глава третья

Я сижу в Макдаке и с сомнением смотрю на большую порцию картошки-фри. Двойной гамбургер и половину молочного коктейля я уже приговорил, но до сих пор голоден. Знаю, что это абсолютно пустая и мусорная еда, только ничего не могу с собой поделать. Это же вкусно! А что еще, если не вкусная еда, способно скрасить серые будни и хотя бы немного приподнять подавленное настроение?

А настроение у меня – хуже некуда. Со времени драки прошла неделя – и я, в целом, уже неплохо себя чувствую. Синяки на роже остались, конечно, но хотя бы сошли отеки. А вот колено все еще болит. И это очень отвлекает и мешает. Я даже на унитаз не могу нормально сесть и подняться, не говоря уж о том, чтобы подняться на наш шестой этаж, когда в доме снова не работают лифты. Да они почти все время не работают.

Родители были вынуждены уехать, но не на дачу, а на похороны. У нас умерла какая-то дальняя родственница. Вернее, дальняя для меня, но не для них. Я, весь расписной в коричнево-синих разводах, ехать наотрез отказался, да они и не настаивали. Только мама очень просила, чтобы никуда не выходил из дома без крайней на то необходимости. В школу она все же позвонила, но лишь для того, чтобы сказать, что я приболел. Наготовила целый холодильник еды и попросила соседку, Инну Павловну, заглядывать ко мне по вечерам – вроде как приглядывать на всякий случай.

В итоге я уже четыре дня живу один. И с одной стороны – никто не присаживается на уши и не расспрашивает, все ли у меня хорошо, ничего ли не болит, не пытается докопаться до того, как вообще у меня дела. А с другой стороны… все то же самое, но со знаком «минус». В том смысле, что, когда тебе не с кем и поговорить, и поделиться какой-нибудь повседневной ерундой – становится немного тоскливо. Пара слов вечером с пожилой соседкой – такое себе развлечение.

Вот так – на меня не угодишь. И расспросы не нравятся, и их отсутствие не по душе. 

Понятное дело, никто не отменял интернет с его социальными сетями, да вот только мобилу я пролюбил, а на новую денег нет. Отец сказал, что в конце месяца наскребем и обязательно купим, а пока придется довольствоваться домашним телефоном. 

Вот я и выполз в люди. Просто чтобы не совсем одичать. В низко надвинутой на глаза кепке и в солнечных очках, чтобы не очень народ пугать.

Запускаю руку в пакетик с картошкой, выуживаю пару ломтиков, обмакиваю их в кисло-сладком соусе – моем любимом. Кладу ломтики в рот и неспешно жую, растягивая удовольствие. Надо будет и домой взять порцию или две – на вечер потупить в телевизор. 

Понятия не имею, как это работает, но еда всегда поднимает мне настроение, даже если поначалу о нем нет даже намека. Просто приятное тело распространяется от живота и будто проникает в кровь, разбегается по всему телу, разнося с собой ощущение спокойствия и умиротворения. Ну, да, потом я вполне могу пожалеть о съеденном, но ведь это будет потом, да и то не факт. Сейчас, когда представляю себе одинокий скучный вечер, варианта не взять собой вкусняшку на вынос просто нет.

— Привет, - знакомый женский голос заставляет целый табун мурашек пробежать по спине снизу-вверх и обратно.

Едва не давлюсь не полностью прожёванной картошкой, спешно глотаю комок и поднимаю голову. Уже напряжен, готовый если не бежать, то, возможно, даже кричать или каким-то другим способом привлечь к себе внимание персонала. Тут же рыскаю обеспокоенным взглядом по сторонам.

— Я одна. Можно присесть?

Сегодня на Свете облегающие джинсы со стразами, босоножки и то ли длинная легкая рубашка, то ли туника светло-розового цвета. На волосы, забранные в высокий хвост, заведены большие солнечные очки в очень изящной, почти невидимой оправе. Макияж едва заметный.

Умом хочу проорать ей в самое лицо: нет, нельзя!

Да только шестеренки в моей голове явно пробуксовывают, не попадают друг другу в пазы и стопорятся.

— Конечно, садись, - торопливо, едва не уронив стакан с остатками коктейля, отодвигаю поднос со своим заказом в сторону.

Света улыбается, обходит столик и садится напротив.

Она просто сидит и молча смотрит на меня - прямо, открыто, но при этом вроде бы не рассматривает под микроскопом, не проматывает перед внутренним взором все мои недостатки. Впрочем, что их проматывать. Когда они и так почти все сидят перед нем? Или мне только кажется, что не проматывает? В любом случае, чувствую себя очень неуютно. Сейчас бы самое правильное встать, сослаться на какое-нибудь важное дело и уйти. Нам не о чем с ней говорить. Я же испорчу ее репутацию. Она слишком красива, чтобы такой как я даже сидел рядом. Очень красива...

— ... эй, ты меня слышишь?

Прихожу в себя и понимаю, что все это время Света что-то говорит, а я, как последний идиот, пялюсь то на ее губы, то в сверкающие прохладной глубиной глаза.

— А? Прости, задумался.

Она улыбается еще шире. Наверняка ведь заметила, как облизываю ее взглядом - и сейчас что-нибудь по этому поводу скажет.

— Это ты меня прости, - говорит то, что я никак не ожидаю услышать. - Это прозвучит банально, но я была огромной дурой, когда отказалась от дружбы с тобой.

Поначалу я даже не знаю, как реагировать на эти ее слова. После всего, что случилось неделю назад, они кажутся… насмешкой, что ли. И это в лучшем случае. 

Глава четвертая

Глава четвертая

— Буду, как штык! - заявляю, как могу бодрым голосом, хотя внутри весь дрожу. То ли от страха, то ли от неверия в происходящее. А, скорее всего, от всего сразу.

— Смотри, не опаздывай, - подмигивает Света и поднимается. - Все, мне надо бежать. Я тут с мелкой сестрой - и она, кажется, наконец-то наелась. Но не прощаюсь.

Она машет мне рукой – и я в ответ делаю то же самое.

Твою же мать! Какое я унылое чмо рядом с ней!

Еще какое-то время тупо сижу за столом и смотрю куда-то в одну точку, но ничего там не вижу, потому что перед глазами ее улыбка, ее глаза. Что случилось, что Света так вдруг изменилась? Неделю назад она видела, как меня бьют. А до того много раз становилась свидетельницей подколок, наездов и откровенного издевательства надо мной со стороны Платонова и его дружков. Она знает, что я трус и не могу за себя постоять. А уж о моей внешности вообще глупо говорить. Так откуда это «Может, погуляем немного?»

В голове полный швах. Мысли носятся друг за другом обезумевшими дикими котами - шум, гам, клочки меха и ни малейшего намека на хоть какой-нибудь порядок в ближайшее время.

Почти не чувствуя вкуса, быстро доедаю остатки заказа. Допиваю коктейль.

Так, да вечера у меня еще четыре часа, надо привести себя в порядок. Смешно звучит, конечно, но хотя бы найти приличную рубашку и погладить ее.

«Так, стоп, а цветы? Купить цветы?»

Я понятия не имею, любит ли Света цветы. Но ведь все девчонки их любят. Аллергия? Вроде нет, не припомню, чтобы сопливилась по весне.

Уже сейчас от переживаний по моей спине бежит струйка пота, а что будет в семь вечера - страшно даже подумать. Впрочем, чего уж там, если Света, завидев меня у парка, просто сделает вид, что ничего не было, - я не удивлюсь. Не удивлюсь даже если вовсе не придет.

«Фу-фу-фу, а вот и фиг там плавал - все у меня получится! Все будет хорошо!»

А чтобы не волноваться слишком сильно – надо себя занять делами. Глупо, конечно, но мне действительно хочется произвести на Свету хорошее впечатление. Не хочу, чтобы окружающие провожали нас косыми взглядами и крутили пальцем у виска, мол, что такая изящная и красивая девушка нашла в этом нечесаном слоне?

Кстати, о нечесанности… вот с этого и начнем – с парикмахерской.

Оставшееся до заветного часа время провожу исключительно с пользой: делаю модную стрижку и покупаю себе новую рубашку, благо родители оставили немного наличности. Жаль, конечно, что сумма не такая, чтобы хорошенько разгуляться, но у меня и собственные небольшие сбережения есть. На цветы и мороженое точно хватит. А больше я и не знаю, чем порадовать такую девчонку, как Света. 

Вспоминаю ее телефон – наверняка очень дорогой. Я не особенно сильно разбираюсь во всех этих флагманах, так как все равно не могу их себе позволить, а смысл тогда пускать слюни? Никогда не понимал людей, залипающих на картинки и описания дорогих тачек, домов, электроники, да чего угодно. На желающих заглянуть в карман к какой-нибудь звезде или банкиру. Что вам с тех описаний или сумм? В собственном кармане будет звонче звенеть?

Но мобилу с надкусанным яблоком знают все. О-хо-хо, ну что, Стас, у тебя есть тысяча и один способ, чтобы опозориться, и лишь один, чтобы доказать, что ты чего-то стоишь. Шансы так себе, но еще утром у меня не было и их.

На условленном месте я за полчаса до срока. И поначалу вроде бы и чувствую себя неплохо – сердце из груди не вырывается, не потею, разве что очень трудно устоять на одном месте. Будто шило в заднице свербит. Пристраиваюсь под сенью раскидистого клена и жду. Цветы я все же купил. Вернее, один цветок – большую красную розу. По-моему, она классная. И не надо будет весь вечер таскаться с целым веником.

Хм… целый вечер. Это ты, парень, большой оптимист.

Но вот чем ближе становится назначенное Светой время, тем сильнее я расклеиваюсь. Внутри появляется какое-то тяжелое напряжение. И не понять – то ли распирает грудную клетку, то ли, напротив, все сжимается внутри. Но ладони у меня вспотели основательно, аж самому неприятно. Очень бы не хотелось, чтобы к приходу Светы уже весь обливался потом. Ну, не засада? Мой организм будто сам намекает, что никакая особь женского рода нам не нужна, типа у нас на таких аллергия. Но ведь это не так! Очень нужна! Очень-очень! А все эти переживания и кавардак в голове исключительно из-за неуверенности в себе. 

Вот интересно, а если когда-нибудь мои уверенность и неуверенность встретятся – они подерутся? Ну, как сила добра и сила зла. Я точно буду стоять за добро. Не уверен, что пользы от меня будет больше, чем от обожравшегося морковкой хомяка, но внести посильную лепту в столь грандиозное побоище точно внесу. Главное, отыскать ту самую уверенность. А то есть стойкое ощущение, что она куда-то свалила, бросив меня на произвол судьбы.

Наш парк - обычное место для прогулок парочек. И у его ворот часто как раз и назначаются встречи. Потому я тут не один в ожидании. В основном, конечно, кругом парни. И, что удивительно, на меня почти не обращают внимание. Я так привык, что в школе от меня либо шарахаются, либо натянуто общаются, либо начинают прикапываться, что подобный игнор кажется чем-то странным. То есть получается, что в их глазах такой парень как я тоже вполне себе может ожидать на свидание девчонку - как и все они.

Глава пятая

Глава пятая

Света смотрит на меня так, будто увидела впервые. Серьезно, даже как-то настороженно, что ли.

— А мечта? Мечта у тебя есть? - спрашивает она.

Отвечаю не сразу - обдумываю. И правда, есть ли у меня мечта? Что-то яркое, дерзкое, вырывающееся из привычных рамок? Что-то такое, ради чего впору и горы перейти, и моря переплыть.

Такая мечта есть. Вот только никогда и никому я о ней не говорил. Да даже сам себе о ней особенно не напоминаю, потому что это действительно просто мечта - нечто эфемерное в моей голове. И потому что я действительно ленивый. И в учении, и в быту. Ненавижу себя за это, но все, на что меня при этом хватает – банально заедать ненависть, что ее, в сущности, только усиливает. И так по замкнутому кругу.

— Вижу, что есть, - Света подается ко мне, опирается руками и борта лодки и смотрит так выжидательно, что этому взгляду просто невозможно противиться. - Говори.

— Ну, - я даже грести перестаю. - Ладно. Можешь смеяться - я не обижусь. Да, собственно, эта мечта на поверхности. Хочу похудеть. Для меня это очень важно. Хочу перестать задыхаться, когда поднимаюсь по ступенькам. Хочу бегать, когда просто этого захочу. И бегать не десять шагов, а долго и легко. Хочу смотреть на свое отражение в зеркало и видеть кубики на прессе.

— Это же круто! – на полном серьезе говорит Света. – Правда круто. И не смей сомневаться в себе. Что ты сказал мне пять минут назад?

— Много чего говорил, - хотя понимаю, к чему она клонит.

— Если человек чего-то очень сильно хочет… - начинает она мою фразу и многозначительно приподнимает идеальные брови. – Ты сильно хочешь?

— В голове – да. Но когда доходит до дела… у меня получается найти сто причин, чтобы дать себе послабление или отложить очередную попытку на завтра или на понедельник. – Недолго молчу, потом натягиваю на лицо уверенную улыбку. В конце концов, не плакаться же девчонке, которую люблю. Кому понравится общаться с нытиком? -  В общем, не важно, я все равно добьюсь своего. 

— Отличные слова! - подмигивает Света. – Может, к берегу? А то ветер холодный, я что-то подзамерзла.

Мне очень сложно судить, насколько хорошим получился наш вечер. Вернее, насколько хорошим он получился для Светы. Про меня все понятно – я, как бы ванильно и избито это ни звучало, буквально на крыльях порхаю. Ну, в меру своих габаритов, разумеется. Эдакий крылатый бегемот. И уж если совсем честно, это мое первое свидание. Да, свиданием я его называю только очень-очень осторожно и даже не шепотом – где-то глубоко в сознании. Понятное дело, что, имея такие планы на будущее, Светлана упорхнет от моего внимания сразу, как только закончится выпускной. Даже еще раньше. Она будет летать по всему миру, а я ремонтировать машины в какой-нибудь местной автомастерской. 

Осознание этого расстраивает и тяготит, но я уже привык принимать действительность такой, какая она есть. Без глупых мечтаний и розовых соплей. Можно сколько угодно строить в фантазиях воздушные замки, только от их количества в реальной жизни ничего не изменится, а вот падать с надуманный высот будет ой как больно.

Нет, я ни разу не пессимист. Я реалист. Заскорузлый и махровый, как столетний дед. Правда, от этого легче почти не становится. Где-то в глубине меня живет наивный мальчик-одуванчик, который на полном серьезе надеется завоевать эту девчонку. До сегодняшнего свидания я даже и не знал о нем. Да, я любил Свету, но тихо и без надежды на взаимность. А теперь… теперь даже не знаю, что делать. Проще всего подождать, что сделает она сама. Захочет ли встретиться снова. Потому что я вообще не знаю, как пригласить ее на еще одно свидание. Уже сейчас знаю, что просто не смогу вытолкнуть это предложение изо рта.

Я провожаю Свету до дома – и остаток пути мы идем молча. Тишина наваливается сама собой, точно у нас обоих вдруг появились важные мысли, которые необходимо обдумать. В нашем районе всего несколько новостроек – и все они расположены в одном дворе. Насколько идут слухи, именно отсюда строительная компания начнет массовую застройку – старые дома будут сносить, а новые возводить, появятся гипермаркеты, новая школа, больница, развязки и еще много-много всего. Москва все время расширяется – и мы как раз попали под это расширение.

— Ну, вот мы и пришли, - говорит Света, оборачиваясь ко мне и смотря снизу вверх. Я выше ее почти на голову – и рядом со мной она выглядит настоящей Дюймовочкой. 

— Классный дом, - говорю без всякой зависти. – Я и не знал, что вы переехали. 

— Полгода назад. Дом хороший – да, только родители поспешили с переездом, в половине квартир еще во всю ремонт идет. Днем, бывает, грохот стоит такой, что хоть убегай.

— А ты и убегай, - говорю прежде, чем успеваю осознать. – Звони мне, для тебя я всегда свободен. Погуляем. – Мнусь некоторое время и все же добавляю. – Если захочешь, конечно.

«Я это сказал! Сам сказал! Пригласил ее на свидание!»

— Ведь позвоню, - улыбается она. – Не плач потом, что домогаюсь тебя и мешаю учиться.

— Обещаю не плакать! Мне… мне было очень хорошо с тобой. Извини, если что не так. У меня… ну… - и зачем только начал эти объяснения? Вот как назвать свидание, если ты вообще не уверен, что твоя девушка рассматривает его именно как свидание, а не как простую прогулку? Да и не твоя это девушка. – Я ни с кем вот так не гулял. Никогда. – Довожу мысль до логического завершения.

Глава шестая

Глава шестая

Со Светой мы встречаемся еще пару раз. И я даже набираюсь смелости взять ее за руку. Общение у нас идет все легче. Разумеется, прежде всего, с моей стороны. Я узнаю о ее любимой музыке, фильмах, о том, что она любит есть на завтрак, и даже о том, что у ее родителей не все в порядке в плане отношений. Я не давлю на нее и не пытаюсь сунуть нос как можно глубже, тем более не даю каких-либо советов. В свою очередь, я рассказываю о своих любимых книгах. Я не так, чтобы много читаю, но иногда все же случается. Так сказать, по большим праздникам. Поначалу я вообще не уверен, что ей будут интересны мои рассказы о сюжетах героической фантастики, но Света слушает с удовольствием и даже говорит, что я отличный рассказчик.

— Какие у тебя планы на выпускной? – спрашивает Света, когда мы сидим на скамейке в парке и едим мороженое.

— Да никаких, честно говоря. Получу аттестат – и домой. Я бы и вовсе не ходил, если бы можно было. 

— Ты что?! – Света аж подпрыгивает на месте. – Это же один раз в жизни бывает. А ты продинамить хочешь?

— Свет, ты же понимаешь, что я все равно весь вечер просижу за столом – и это в лучшем случае. Давай будем честны, никто из класса не будет рад, если я припрусь на праздник. 

— Я буду рада!

Она говорит это так уверенно, что я даже немного теряюсь. 

— Почему? Мы с тобой можем гулять, сколько захотим – вдвоем, без всей этой шумихи. Ну, пока ты не поступила в МГУ.

— Послушай, - оба берет мою руку в свою. У нее такая нежная кожа, будто касаешься тончайшего шелка. И мысли невольно бегут ниже пояса, рождают в голове образы и желания, когда она, абсолютно голая, прижимается ко мне, когда мои руки изучают изгибы ее тела, когда выуживают из нее стоны удовольствия… – Ты же не собираешься всю жизнь прятаться? – ее голос возвращает меня в реальность.

— Я не прячусь.

— А как это называется? Никто и никогда не узнает, кто ты и что из себя представляешь, если так и будешь ходить и шугаться любой тени.

— А что мне им всем доказывать? Платону и остальным. Да и смысл? Мы достаточно долго учились вместе, чтобы понять - нам не то что не по одной дороге, но даже не в одну сторону.

— Ты не прав.

— В чем? Ты бы пошла туда, где на тебя смотрят, как на говно?

— Да! - заявляет без раздумий. - Иногда именно туда и надо идти. Наплевать на все страхи и сомнения - и идти.

— Зачем? - искренно не понимаю я. - Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на людей, с которыми не хочешь общаться. Ладно бы от этого праздника, от присутствия на нем, зависело что-то важное.

— А ты считаешь, от выпускного ничего не зависит? - хмурится Света.

— Честно? Я в этом уверен. - Я понимаю, что говорю все не то и не так. И даже чувствую, как напрягается напротив меня девчонка. Вовсе не такие слова она желает услышать от парня, с которым проводит свое время. 

— Жизнь слишком коротка, чтобы плыть по течению. - Неожиданно спокойно говорит она. Вроде как ребенку объясняет. - Ты же хочешь начать все сначала. Я правильно поняла?

Киваю.

— Хочу. Начать там, где меня никто не знает.

— Прости, но где гарантии, что все не повторится снова?

— Их нет, - вынужден согласиться.

— Нет. Они есть, если сможешь правильно себя поставить.

— Я и планирую это сделать, - не понимаю, к чему она клонит, к чему вообще весь этот разговор. Ладно бы изменились наши взаимоотношения в школе, тогда бы еще понял. Глупо и наивно, но тогда бы Света могла хотеть прийти на выпускной со своим... ну, парнем - со мной. Но в школе мы даже не смотрим друг на друга. Тем более не посмотрим на празднике, где каждый пришедший будет при наряде и вообще постарается выглядеть так круто, как никогда прежде в жизни. Уж девчонок это касается в первую очередь.

Вернее, если уж быть до конца откровенным, то я, разумеется, пялился бы на Свету во все глаза. Не в открытую, понятное дело, но каждый раз, когда никто не бы на меня на смотрел. Увидеть ее в праздничном выпускном платье, веселую и счастливую - это же так круто.

— Так и сделай первый шаг, - не отступает она. - Не оттягивай. Такая вот тренировка перед началом взрослой жизни.

Я никогда не шел против ветра, не плыл против течения. Всегда выбирал наиболее легкий путь. И, возможно, тем самым наделал кучу ошибок, которые еще долго будут мне аукаться. Но так просто взять и отказать Свете просто не могу. Что она подумает обо мне? 

Это вечное: что обо мне подумают?

Но если мнение других людей для меня ничего не значит, то вот эта девчонка просто выкручивает меня наизнанку - и ведь ничего при этом не делает. Да, наверное, поддавливает. Возможно, отчасти пытается манипулировать. Но мне так хочется соответствовать ее ожиданиям. Не хочу снова увидеть на ее лице равнодушие, а еще хуже - презрение.

Как же тяжело строить отношения. Даже не отношения, а так - подобие легкой дружбы. Ведь мы так еще ни разу и не целовались в губы. Света не проявляла инициативу, ну а я, понятное дело, каждый раз трусил и не решался. Мне почему-то думается, она не была бы против, сделай я первый шаг. И именно поэтому еще гаже от собственной робости.

Глава седьмая

Глава седьмая

Она знает, что именно сейчас, когда она откинулась назад, и тонкая футболка на ее груди натянулась, под ней проступили отчетливые очертания отчего-то твердых сосков?

Стараюсь отвести взгляд, но это выше моих сил. Кажется, я готов кончить от одного ее вида, если будет просто вот так сидеть и говорить со мной. И это нисколько не преувеличение.

— Нравлюсь тебе?

— Я с ума от тебя схожу, - чистая правда. - Все эти годы смотрел, какая ты становишься красивая, как становишься такой... такой... - Ну же, слова, где вы?!

Она продолжает испытывать меня взглядом и явно не собирается помогать с завершением признания.

— Становишься такой женственной, - все же нахожу что-то правильное в том сумбуре, что бушует в моей голове.

Кажется, судя по легкой улыбке, мои слова ей нравятся.

Доев мороженое, Света опирается на вторую руку, приподнимает ноги и осторожно, наблюдая за моей реакцией, кладет их мне на колени.

Приходится сделать вид, что стояк меня вовсе не мучит, и вообще я весь из себя расслабленный и довольный происходящем. Я и довольный, очень довольный. Длинные ноги в узких шортах в обтяжку так и манят прикоснуться к ним, ощутить, насколько они гладкие, развести их в стороны, забросить себе за спину...

Это настоящее испытание моему трещащему по всем швам терпению.

Света чуть ведет ногой в сторону - и задевает мой стояк.

Специально или нет?

Таким красным я, наверное, не был еще никогда в жизни. Готов сквозь землю провалиться.

— Ой, - удивляется и возвращает ногу обратно. - Прости. - Только в ее голосе ни капли сочувствия. - Похоже и правда нравлюсь, - говорит, довольная произведенным эффектом.

— Прости... - пытаюсь хоть как-то прикрыть уже откровенно выпирающий на штанах бугорок. - Я... не хотел.

— А, по-моему, очень даже хотел и все еще хочешь, - весело говорит она и все же убирает ноги, позволяя мне вздохнуть хоть немного свободнее. - Хочу, чтобы ты пришел на выпускной, - говорит неожиданно серьезно. - Для меня это важно.

— Для тебя?

— Да.

И я хочу спросить, что такого важного в моем присутствии именно для нее, но мимо с криком и какими-то дикими завываниями проносится бородатый чувак на скутере. Кажется, выпил он сегодня немало и, если так дела пойдут и дальше, вряд ли уедет далеко.

Но когда звуки стихают - волна моего возбуждения уже отступила, а вопрос кажется не к месту. Да и какая, собственно, разница? Девушка, в которую я влюблен и которую, как мы уже выяснили, хочу до умопомрачения, просит, в сущности, не о таком уж серьезном подвиге. Просто прийти на праздник, просто посидеть за столом. В любом случае, за выпускниками будут следить учителя. Да, все, кто захочет что-то пронести запрещенное и потом это выпить, сделают это обязательно. Но, по крайней мере, я могу надеяться на то, что на глазах у взрослых Платон не решится на прощание повозить меня мордой по полу.

«Какой же ты трус...» - мысленно бью себя под зад.

— Я приду, - обещаю, полностью осознавая, что еще ни раз пожалею об этих словах. Но вдруг Света права - я первый шаг к новому себе нужно сделать именно на выпускном, а не ждать какого-то следующего события или новой ступени в моей жизни? В конце концов, что я теряю? Всегда смогу потихоньку свалить.

Несколько мгновений Света смотрит на меня с расстояния, а затем порывисто пододвигается, внезапно оказывается совсем рядом.

— Я горжусь тобой, - шепчет почти в самые губы. - И это не просто слова. Я действительно горжусь тобой. Я же не совсем дура, понимаю, что тебе будет тяжело.

А мне уже все равно, что она говорит. Потому что ее голос звучит где-то на втором плане, на фоне расплывающегося мира, центром которого стали ее губы. Именно на них сфокусировано все мое внимание.

Вот такое оно внимание подростка, в крови которого бурлит тестостерон, а рядом сидит девчонка мечты.

— Не подумай, что это какая-то блажь, - продолжает она. - Просто попытайся довериться мне. 

— Уже доверился, - отвечаю ей в губы.

— Мне кажется или у тебя на лбу написан десяток вопросов, которые ты хочешь мне задать?

— Прямо так и написан? - не скрываю улыбку.

— Большими буквами, - прикусывает кончик языка Света.

— Ну, - а чего, собственно, скрывать? Она меня как раскрытую книгу читает. - На лбу только самые важные вопросы, которые растолкали остальные и вылезли на самое видное место. На самом деле всего вопросов куда больше.

— Какой любознательный...

— Потому что все это касается тебя.

— Хорошо, давай свой вопрос. Один. Но самый интересный.

Сглатываю. Как выбрать один из того роя, что крутится в моей голове? А через мгновение вопрос всплывает сам собой. И, по сути, он главный и единственный. Все остальные рядом с ним не так уж и важны. Главное, произнести его вслух.

— Я вся внимание, - подначивает Света.

Глава восьмая

Глава восьмая

Согласиться-то на полноценный выпускной я согласился, да только теперь мне предстоит на этот самый выпускной заработать. Вернее, на праздник после него. И проблема в том, что родителям я сразу сказал, что в школу пойду только за аттестатом, все остальные мероприятия меня не интересуют от слова “совсем”. Они пытались убедить меня, что потом буду жалеть о принятом решении и о собственной упертости, но я стоял на своем. К тому же очень ко времени отцу на даче предложили деревообрабатывающий станок. Понятное дело, БУ-шный, но, по его словам, в очень хорошем состоянии. 

Отец у меня на все руки мастер, только не очень удачливый и неумелый преподнести себя потенциальным клиентам, но о подобном станке, я точно знаю, мечтал давно. Но с деньгами у нас всегда было негусто, потому покупку все время откладывали. И вот - такой шанс. Тем более нужная сумма была в наличии, правда, пришлось бы взять немного из отложенного на мой выпускной. 

Я три вечера к ряду поднимал тему с покупкой станка и все же победил. Понятное дело, что родители отлично знали, что в школе ко мне относятся, мягко говоря, с неприязнью. Но очень надеялись, что последние дни “детства” мне удастся провести среди своих одноклассников, чтобы уже навсегда закрыть вопросы со всеми нападками и пожать друг другу руки, как взрослые люди.

Я сказал, что лучше отрублю себе руку, чем буду ручкаться с моральными уродами.

Непростой вышла та беседа, ну да не суть. В итоге станок мы купили - и теперь отец старательно его осваивает. Если все пойдет хорошо и нам удастся найти рынок сбыта, то, возможно, станок не только отобьет свою стоимость, но и добавит ощутимый бонус к отцовской зарплате автослесаря и, по совместительству, сторожа или охранника - так, по крайней мере, звучит куда презентабельнее. Хотя сути нисколько не меняет. Впрочем, я никогда не осуждал и не упрекал отца за то, что он не смог обеспечить нам жизнь, равную семье Платонова. Он и так мечется, как может, хватается за каждую подработку, устает так, что иногда по вечерам, придя домой, просто засыпает, пока мама разогревает ужин. Он старается, очень старается. И когда-нибудь я обязательно отблагодарю его за это. Не словом - делом и внушительной денежкой. Знаю, что он будет отказываться, но кто же слушает своих родителей?

С моей проблемой выход мы находим быстро. Без поучающих нравоучений “Мы же тебе говорили”, без заламывания рук и поспешных сборов за кредитом. Отец взял меня подсобником к себе на халтуру - он как раз подвязался отделывать дачу одного из наших соседей. Довольно состоятельного мужика. А так как вдвоем работу мы закончим быстрее, то и деньги за нее получим раньше, чем планировалось. 

Так я добавил себе обязанностей в дополнение к остаткам учебы. Да, это тяжело, особенно первые дни. Да, времени свободного почти нет - и вот это действительно обидно, так как со Светой мы встречаемся только в выходной. Но зато теперь мы общаемся с ней по телефону. Ничего особенного - обычная переписка с пожеланием доброго утра и сладких снов, а еще всякая несущественная ерунда в течение дня. Насколько я понимаю, сейчас Света активно готовится к вступительным экзаменам - и мне просто неудобно мешать ей пустой болтовней. Хотя, была бы моя воля, приседал бы ей на уши каждую свободную минуту.

Но за постоянными заботами время летит быстро. И вот я уже кручусь перед зеркалом в ангаре одного из хозяйственных рынков. А ведь неплохо. Правда неплохо. Строгий черный костюм реально стройнит такого слона, как я. Ну, или мне просто хочется в это верить. 

Продавец нахваливает свой товар, предлагает другие варианты, но я уже знаю, что возьму этот. Маме черный не нравится, она говорит, что цвет похоронный - и почему бы не померить вот тот, серый металлик. Не хочу. В конце концов, и на этот костюм я заработал сам. Значит, вполне могу выбрать самостоятельно.

— Помнишь, что я жду тебя завтра на празднике? - спрашивает Света накануне вечером.

— Еще бы не помнить. Хотя ты так и не сказала, что в нем такого.

— Завтра все узнаешь. Просто поверь, девушка не всегда может сказать то, что она хочет, даже если у нее самой чешется язык. Потерпеть осталось всего ничего. Главное, не пропадай завтра.

— Куда же я пропаду?

Хотя, желание соскочить со всего этого мероприятия меня все же посещает. Иногда. И каждый раз я гоню его пинками, вновь и вновь напоминая себе, что для любимой девушки даже такой трус и неудачник как я должен постараться сделать хоть что-то стоящее. Пусть даже это «стоящее» вряд ли оценит кто-то со стороны. Мне все равно. Мне важно только её мнение, важен только её взгляд, только её улыбка. 

А еще... у меня очень богатая фантазия на предмет, почему Свете так важен этот выпускной и мое присутствие на нём. Но эти фантазии я прячу в самый дальний и темный ящик, не позволяя себе даже думать и мечтать о подобном. Потому что этого просто не может со мной случиться. Вот только ночью, во сне, когда фантазии уже ничего не сдерживает, я снова и снова вижу её... Каждый раз разную. То краснеющую от смущения, неуверенно передергивающую плечами, с которых вниз струится невесомое платье, закусывающую в предвкушении губы. То смелую, почти агрессивную, залезающую на меня сверху, в нетерпении разрывающую на мне рубаху - и пуговицы с жалобным стуком разлетаются по полу. То хитрую кошку с горящим взглядом, в котором сконцентрировано такое желание, такая страсть, что я сам рву на ней одежду, нетерпеливо шарю по собственному ремню, мечтая поскорее освободиться от штанов... 

Глава девятая

Глава девятая

День выпускного встречает меня шумом, гамом, столпотворением, в котором смешались выпускники, родители, а еще какие-то незнакомые мне люди, вроде фотографов, шныряющих тут и там и высматривающих кадр поудачнее.

Вроде бы мама говорила, что родительский комитет нанял целую кучу фотографов, чтобы сделанные ими фотографии получились как можно более живыми и яркими, а не такими скучными, как классические - постановочные.

Впрочем, без постановочных тоже не обойдется.

А как по мне, парочки постановочных хватило бы за глаза. Люди на фотографиях, сделанных неожиданно, почти всегда выглядят глупо и по-идиотски.

Я не лезу в толпу, не налетаю на одноклассников с криками приветствий, а стою немного в стороне, чтобы никому не мешать. Не скрою, мне даже немного интересно наблюдать за всем этим балаганом, за эмоциями, за девчонками, которые сегодня, будем честны, выглядят просто офигенно.

Да, у меня есть моя Света, но разве это значит, что я не могу просто посмотреть на других девчонок? Главное, стараться не пялиться в иногда весьма открытые декольте или не запутаться взглядом в высоких разрезах юбок.

А потом я вижу ее, плывущую сквозь толпу, точно ледоход через расступающиеся льды. Легко, непринужденно, едва ступая в босоножках на высоченных каблуках. Платье цвета переспелого граната так нежно струится по ее телу, что мне даже завидно становится, что не могу занять его место, обнять ее собой, почувствовать теплоту ее кожу. Никакой вульгарности, никакой пошлой открытости, но невероятно утонченные тонкие линии лишь сильнее подчеркивают идеальное тело.

Она что, правда целовала меня?

И первый мой порыв - метнуться к ней, обнять, поддержать, чтобы не споткнулась и не упала, а еще... а еще, чтобы все вокруг увидели, что это моя девушка!

Разумеется, я и с места не двигаюсь. Но теперь для меня нет больше никого.

Наши взгляды ненадолго встречаются - и Света мне подмигивает. Кажется, в этот момент я реально чувствую, как сердце долбится о ребра. 

Но контакт взглядами длится всего пару мгновений, потом Света оборачивается и чего-то говорит следующим за ней мужчине и женщине. Это ее родители, сразу узнаю их. Наверняка будут сидеть на официальной части и фотографировать любимую дочурку. И мне снова становится немного завидно, потому что мой собственный отец так и не сумел отпроситься с работы - его сменщик просто заболел. 

И что самое странное, я же сам говорил родителям, что мне плевать на все это представление, на танцы с вручением аттестатов и, тем более, на банкет после. А теперь стою и думаю, что хотел бы, чтобы мои родители видели, как я получу эти треклятые корочки. Увидели и сфотографировали. Сами, на свои телефоны, пусть даже криво и с дрожащих рук - зато сделанные собственными руками.

Но и мама не сможет быть на празднике - слегла с давлением. Все рвалась и храбрилась, говорила, что ни за что не пропустит выпускной единственного сына. Но утром ее аж мотало из стороны в сторону. Какой нафиг ей выпускной?

Дождались врача, который сказал, что все будет хорошо и прописал строго постельный режим. А чтобы мама совсем успокоилась, я пообещал, что потом достану все фотографии и видеосъемки, какие только будут. Обманул, конечно. Но съемка, предназначенная для всех, будет у нее в любом случае.

Когда начинается заполнение актового зала, краем глаза замечаю Платона. Тоже при полном параде. Значит, с контрольными и прочим все же разобрался. И меня совершенно не волнует, каким образом. В целом, если так подумать, для меня как раз выгоднее, чтобы урод пребывал в хорошем расположении духа.

Он меня тоже замечает, о чем тут же дает понять показом «фака».

Мысленно пожимаю плечами и устраиваюсь в самом первой кресле от края. Мне проще пропускать всех мимо себя, чем потом из-за меня придется подняться всему ряду.

Официальная часть вгоняет меня в скуку. Стандартные слова, стандартные пожелания, нацепленные по случаю необходимости дежурные улыбки.

Мы как всегда разлетаемся из стен родной школы, вступаем во взрослую жизнь и вообще оставляем за спиной одно из самых прекрасных времен нашей жизни. Бла-бла-бла. И, конечно, нас будут тут ждать с распростертыми объятиями на ежегодных встречах выпускников, где каждый сможет рассказать о том, чего он достиг там, в мире страха и ужаса взрослой жизни.

Создается такое ощущение, что нас пинком выталкивают в зону боевых действий.

Интересно, в целом, они каждый год всем выпускникам говорят одно и то же? А что? Замучаешься постоянно сочинять проникновенные речи, когда можно использовать одну, написанную еще в лохматых годах. И у меня даже появляется желание прийти на официальную часть в следующем году и проверить свою догадку. 

Не приду, кончено – это я так, чтобы хоть чем-то занять скучающую голову.

Разбавляет этот поток бессмыслицы самоорганизованный концерт нашего художественного кружка. Нам показывают спектакль: отрывок из Женитьбы - Гоголя. Потом следует выступление первоклашек, читающих стихи о школе. А в завершении несколько песен исполняет местная рок-группа. Мне попадались записи с их живых выступлений - в текстах тех песен кроме мата не было вообще ничего. А сейчас все так чинно и благородно, как какие-нибудь «Песняры» с пластинок, которые мама иногда включает на старом проигрываетеле.

Глава десятая

Глава десятая

Наверное, мне не удается сохранить нейтральное выражение лица.

— Ты только тут не надо, - поспешно ухмыляется Платон. - У каждого в этой жизни свое место. Понимаешь? Ты свое выбрал. Так и нечего обижаться. Но ты же слышал всю эту хрень по важный шаг и новую жизнь?

— Еще бы. Чуть не уснул.

— В точку, чувак. И все же хрень хренью, а сегодняшний вечер я бы хотел, чтобы все мы провели хорошо. Даже ты. Прикинь!

— Не ожидал.

— Да я и сам не ожидал.

Мы заходим за кусты - и я почти готов к тому, что сейчас получу остатки того, что не получил в тот злополучный вечер.

Тут, среди густой зелени, затаились двое. Не помню их фамилии - из параллельного класса. Услышав нас - напряглись, но видно, что что-то спрятали за спину.

— Спокойно, свои, - поднимает руки, будто сдается, Платон. - Пару стаканчиков нам и закуси.

— Не вопрос, - икает один из «партизан».

Перед нами тут же оказываются бутерброды с колбасой и сыром, а также пара наполненных до половины пластиковых стаканчика.

— Ну, за взрослую жизнь, - салютует мне Платон.

— За выпускной, - поддерживаю я.

«Партизаны» к нам, само собой, присоединяются.

Я смотрю, как трое один за другим опрокидывают водку в рот, задерживают дыхание, а потом откусывает по хорошему куску бутерброда.

А меня, кажется, вырвет от одного только запаха. Это точно водка? Не какой-нибудь паленый спирт?

Да, я никогда не пил ничего крепкого. Вино, шампанское, один раз была деревенская настойка. Но совсем немного - и то мне не понравилось, хотя аромат от нее шел очень даже приятный. А тут...

— Давай, солдат! - подначивает меня Платон. - Хватит сосать мамкину титьку!

— Пей уже...

— Ну, мужик, какого хрена?

Я резко выдыхаю и одним махом проглатываю содержимое стаканчика.

— Красава! - чуть не орет Платон.

Выдох - и уже не вдохнуть снова. В груди все горит, а горло сворачивается в тугой узел, который вот-вот взорвется кашлем.

Кто-то предусмотрительно бьет меня по спине, в руки суют пластиковую бутылку с колой. Жадно присасываюсь к горлышку. Глоток, другой, третий...

— Эй, другим оставь, быстрый какой!

Бутылка исчезает из моих рук, но вместо нее - бутерброд с колбасой. Съедаю его, почти не жуя.

— Как девственности лишился, да? - смеется Платон. - Хотя, ты же не в курсе.

Пацаны поддерживают его дружным хохотом. 

Но мне ничуть не обидно. Да и внутри стремительно становится куда лучше, чем минуту назад. 

— А, хорошо пошла?

— Еще не знаю, - качаю головой.

— Ничего, у тебя целый вечер впереди, чтобы понять. Только не налегай сильно. Так, добрый совет. А то точно пропустишь все веселье. Все, давай, еще увидимся. Пойду еще кого-нибудь выловлю, - Платон хлопает меня по плечу и уходит.

— Спасибо, - благодарю пацанов и тоже ухожу. 

Ощущения такие странные. В желудке тепло, а в голове прямо легкость появляется, но необычная - немного дурная, что ли. Или мне кажется? Вроде же и выпил немного, и времени еще прошло всего ничего.

Мы гуляем еще минут тридцать, может сорок, а потом начинаем двигаться ближе к кафе. Я уже настолько голодный, что кажется, будто живот прилип к спине. Смешно, конечно, если посмотреть на размеры моего живота. Но, в конце концов, в кафе нас все же запускают. Здесь уже все готово – играет тихая музыка, ненавязчиво крутятся под потолком разноцветные зеркальные шары, накрыты столы.

Нас зазывают занимать места – и здесь, в застолье, чего уж скрывать, я чувствую себя, как рыба в воде. Накладываю в тарелку сразу несколько салатов, беру нарезку колбасы и сыра, несколько кусков черного хлеба, пригоршню оливок, зелень, наливаю полный бокал сока. Что ж, для начала сойдет, а там и горячее должно подоспеть.

Вечер тянется бесконечной чередой музыкальных треков, под которые вовсю отрываются выпускники. Почти все. За столом осталось всего несколько человек. В основном те, кто уже не так чтобы в состоянии двигаться. Причем речь не о танцах, а вообще о способности стоять на ногах.

Учителя, которые тоже отдыхают с нами, поначалу следили и вылавливали тех, кто наглел особенно сильно и бухал практически в открытую. Само собой, выловленных никуда не выгоняли, ограничиваясь устными предупреждениями, смысла в которых не вижу от слова «совсем». Все, прошло время, когда за любую провинность учеников можно было вызвать родителей. Мы больше не ученики, а вполне себе самостоятельные свободные люди. Хотим - танцуем. Хотим - спим мордой в салате.

Я же не танцую и не сплю в салате. Ну, просто потому, что танцы и я - понятия не совместимые даже в жутком кошмаре. Не знаю, сколько мне нужно выпить, чтобы раскрепоститься настолько, чтобы выползти на танцпол. Да я и выпил всего ничего... наверное. Еще пару раз отходил на улицу, куда меня вытаскивал Платон, а потом и сам еще пару раз. Или три раза… не суть. Вкус водки мне все еще нисколько не нравится, а вот эффект от нее просто офигенный. Хоть в голове и шумит довольно привычно, а ходить прямо неожиданно непросто, зато я точно стал куда смелее, а еще пребываю в состоянии какой-то глупой эйфории. Выпускной, которого я, будем честны, откровенно опасался, на деле оказался вполне себе приятным времяпрепровождением. Если бы я еще и танцевал - было бы совсем круто. Но и без этих дерганий тоже неплохо.

Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая

— Привет, - говорю первое, что приходит в голову. - Кто-нибудь дома?

Замираю в ожидании ответа.

— Дома-дома, - доносится тихий голос. - Аккуратно. Иди сюда. 

И я крадусь, точно вор - не особенно искусный вор, надо сказать. 

— Заждался? - спрашивает Света. Не вижу ее - укрылась в самом темном углу, свет сюда почти не падает. 

— Весь день за тобой слежу... то есть наблюдаю. Ты сегодня очень красивая. Самая красивая.

— Спасибо. Я надеялась, что платье тебе понравится.

— Мне нравишься ты. Хоть в платье, хоть... без него.

Слышу тихий смех.

— Без платья ты меня еще не видел. А вдруг не понравлюсь?

— Даже не шути так. 

Я стою от нее шагах в двух - не больше. Но дальше пока не ступаю. Это какой-то мазахизм, потому что все, что мне сейчас хочется, быть в ней. Внутри нее. 

— Хочешь меня? - голос становится еще тише.

— С ума схожу, как хочу.

— У тебя уже было... - она запинается. - Был с кем-то секс?

— Наверное, в такие моменты принято хвастаться собственным опытом и победами, но у меня их нет. 

— Жалеешь об этом?

— Ни капли. Ну, то есть... мне бы пригодилось немного опыта, чтобы... ну, - как же сложно формулировать мысли, когда в голове не осталось ни капли крови. - Не сделать тебе больно.

— Я знаю, ты постараешься. Разденешься?

Стягиваю с плеч пиджак, откладываю рядом на стол. Берусь пальцами за пуговицы рубахи, начинаю их расстегивать.

А ведь об этом я как-то не подумал. Темнота темнотой, но она все равно увидит меня... такого большого, несуразного. В своих фантазиях и во сне никаких сомнений по этому поводу у меня не было. А вот сейчас наваливаются почти паникой.

— Что-то не так? - спрашивает Света.

— Я... понимаешь... ну... боюсь, что не понравлюсь тебе без одежды.

— Между прочим, я хочу отдать тебе свою девственность. Я доверяю тебе. Для меня это очень много значит. А ты стесняешься раздеться?

Кажется, в ее голосе сквозит не то обида, не то разочарование.

И мне становится жутко стыдно за свою неуверенность, за свою глупость, за то, что выгляжу, как говно. На меня обратила внимание такая девчонка! И не просто обратила, чтобы переброситься парой слов, а готова прямо сейчас мне отдаться. А я стою и наматываю сопли на кулак!

Торопливо расстегиваю оставшиеся пуговицу и резко распахиваю рубашку. Тяну ее прочь, но ткань не поддается, будто нарочно облепив вспотевшее тело. 

Еще этот проклятый пот!

Это все от волнения, от смущения. Мне бы хоть немного свежего воздуха, немного свежести, можно даже зимней – пронизывающей до костей. Пожалуй, именно такая сейчас и способна вернуть мне хоть малую часть контроля над собственным телом. А этот контроль ой как нужен. Потому что… ну, в общем… именно сейчас, когда близится самый ответственный момент, со стояком у меня какие-то проблемы. То есть я все еще безумно хочу эту девчонку, меня безумно заводит ее голос и предвкушение того, что вот-вот прикоснусь к ней обнаженной, а вот в штанах – пустота. Резкая и непонятная. Как такое вообще может быть? Я же еле дошел сюда, так хотел ее.

«Дышать-дышать…»

Справляюсь с рубашкой и отбрасываю ее в сторону стола, но, кажется, не попадаю на столешницу. Плевать.

«Все получится, все будет хорошо…»

Это же просто волнение – ничего больше. По ночам, с собственным членом в руках, я всегда был на высоте и наверняка бы мог удовлетворить самую взыскательную женщину. Так чего переживать теперь? Надо просто успокоиться.

— Ну же, - я вроде бы вижу перед собой, шагах в трех, движение ее тени. – Тут, знаешь ли, лежать довольно прохладно.

Дело доходит до ремня, потом до ширинки. От злости на самого себя расстёгиваю ее резко, почти рву. Когда облокачиваюсь о столешницу, чтобы удобнее было стаскивать штаны, слышу за спиной какой-то шум. Оборачиваюсь – никого. Да и кто тут может быть? Хотя… 

Стоп!

Там, где света с улицы падает особенно много, вижу тень, берущую свое начало за одним из столов. И эта тень подозрительно похожа на тень от спрятавшегося человека. И тень шевелится.

— Кто тут?!

Делаю шаг в сторону тени, едва не падаю, наступив на собственные спущенные штаны.

И все резко меняется.

Мир, до того казавшийся напряженным и замершим в ожидании самого важного в моей жизни момента, в один момент переворачивается с ног на голову.

Под потолком загорается свет – яркий, колючий, отчего я щурюсь, прикрываю ладонью глаза. Но лучше бы закрыть их вовсе, чтобы не видеть, как из-за столов показывается несколько пацанов и девчонок во главе с Платоном. 

Первый порыв – закрыть собой Свету. Шаг назад, обернуться – а ее нет. Ну, то есть уже нет, так как спокойно и даже с улыбкой идет к во всю фотографирующим меня «зрителям».

Глава двенадцатая

Глава двенадцатая

На улице уже светло. Солнце еще не встало, но ночная тьма почти рассеялась, оставив после себя лишь сероватую туманную дымку и крупные капли росы на траве. Дышится очень легко - и в другое время и в другом состоянии я вполне бы мог испытать приятное чувство от ощущения просыпающейся природы.

Я не любитель вставать рано. Если есть возможность, то дрыхну до обеда, зато потом могу сидеть до самой ночи. Утро для меня - время, когда надо выковыривать себя из кровати и тащиться в ненавистную школу. 

Присаживаюсь на немного влажную скамейку, но мне плевать.

Кисло улыбаюсь сам себе, вздыхаю.

Всю ночь где-то шатался. Если сейчас спросить, где был, толком и не скажу. Вроде бы просто по улицам, но, чтобы до самого утра? Нет… был на набережной, есть у нас такая, загаженная порядком, но летом там все равно купаются и загорают. Долго сидел на песке, смотрел на воду, бросал камни. Кажется, даже получилось запустить хорошую такую «лягушку», но это не точно. 

Ленту выпускника выбросил. Но вроде бы не в речку. Все же не дошел до того, чтобы еще больше загрязнять ее всяким шлаком. 

Вот и закончилась школа, самое время перевернуть эту поганейшую страницу моей жизни и постараться забыть о ней. Вот только как забыть то, что произошло сегодня? Понимаю, пройдет время - и память поглотит неприятные эмоции, сгладит их и утопит в ворохе других. А какими будут те, новые? Я ждал от сегодняшнего дня какого-то прорыва, яркой вспышки. Готовился, надеялся, мечтал. А получил большую ложку отборнейшего дерьма.

И от кого получил? От девчонки, рядом с которой буквально крылья обретал. 

А теперь чувствую себя так, будто искупался в выгребной яме. Со стороны посмотреть — жалкий и какой-то облезлый.

Наивный дурак? Пожалуй.

Что и говорить - сказок в нашем мире не случается. По крайней мере, с такими лохами, как я. И не бывает такого, чтобы вчера было все плохо, а сегодня, на пустом месте, стало все хорошо. Можно как угодно долго пытаться проецировать свои мысли во вселенную, но ей плевать.

И я даже не знаю, что делать дальше. Вернее, знаю, но это не то знание, которое мне нужно. Мне так жалко себя, что аж противно, а поэтому, когда приду домой и останусь один - снова буду жрать. Это всегда помогало, поможет и сейчас. Потом, возможно, буду снова мучиться угрызениями совести, но это будет потом. Сейчас мне нужны положительные эмоции, хотя бы немного, пусть и добытые одним из самых примитивных методов - поглощением вкусной еды. Да, в конце концов, какая кому от этого беда? Вот закажу большую пиццу, куплю мороженого и чипсов, а еще двухлитровую бутылку колы. Нет, две бутылки. И это будет хорошо и привычно. Это вернет обратно в уже устоявшееся русло, из которого, как мечталось, выбрался с помощью Светы.

Дурак, наивный идиот!

Понимал же, что ничего подобного случиться не может. Был уверен. И все равно шел за ней, точно крыса за звуками волшебной дудочки.

Ее довольное лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. Мне глубоко плевать на остальных, на их гогот и искаженные хохотом рожи, плевать даже на то, что они наснимали на свои телефоны. Наш мир слишком велик и слишком быстро двигается, чтобы память о позоре одного толстяка надолго поселилась в соцтесях и пабликах. А видосы со мной там наверняка окажутся. Но пройдет несколько дней - и будут новые видосы, с другим позором от других людей. А электронное комьюнити будет хавать и хавать, вбирая в себя все больше пустой бесцельной информации.

Почему она так сделала? Какая-то месть? Но за что? Уж ей я точно ничего плохого не сделал. Пошла на поводу у Платона? Все равно не очень понятно. Она же целовала меня. Пусть далеко не так страстно, как самого Платонова, но ведь целовала. Или ей все равно, с кем целоваться? Действительно актриса – на отлично сыграла свою роль, как в настоящей пьесе. И, несмотря на весь мой негатив в ее сторону, вынужден признать, что поддался на развод, как ребенок. Если бы думал головой, а не… гормонами, сразу бы заподозрил неладное. 

Но что теперь об этом?

В любом случае, я еще долго буду задаваться всеми этими вопросами и сомнениями, размазывая их по собственной раздавленной самооценке - и все равно никогда не получу ответов.

Снова улыбаюсь сам себе, вернее, криво ухмыляюсь. Что она там говорила? Хочет стать переводчиком? Нет, ей прямая дорога в актрисы. Вот уж где бы весь талант раскрылся.

— Сука!

Сплевываю себе под ноги. Как бы так – раз, и освободить голову от тяготящих мыслей? Что для этого делаю взрослые? Вопрос, который не требует ответа: алкоголь. Может и мне поможет? У отца точно на всякий случай хранится несколько бутылок водки и вина – на случай внезапных гостей и на черный день. В особенности это касается водки, которой он иногда расплачивается на даче с местными забулдыгами, когда надо сделать что-то простое, но тяжелое, вроде рытья фундамента. 

Но у отца я точно не буду ничего брать. Купить? 

В голове рождается и начинает медленно проясняться образ меня самого – пьяного, рыдающего в подушку, а вокруг валяются недоеденные куски пиццы, пустые промасленные коробки, упаковки от картошки-фри, смятые пластиковые стаканчики. 

Ну уж нет, не настолько я опустился. Наверное… Да и не смогу напиться, когда рядом родители. 

Глава тринадцатая

Глава тринадцатая

Я не умею говорить с людьми. Тем более не умею их утешать или поддерживать. Можно наговорить целую тысячу пустых слов - и они ничего не будут значить, никак не затронут человека. А можно обойтись всего несколькими - и они обязательно найдут дорогу в чужую душу. Я из тех, кто не может найти даже несколько пустых, кто в принципе неуютно себя чувствует рядом с теми, у кого какие-то проблемы. 

Но сейчас просто взять чемоданы и выйти - выше моих сил. Что-то здесь не так. Не уверен, что хочу и, главное, смогу разобраться в происходящем, но как тут сделаешь вид, что ничего не замечаешь? 

Только теперь обращаю внимание, что в руках у Валентины Владимировны что-то есть. Маленькое светлое пятнышко. Фотография?

Теребит ее, перебирает в узловатых пальцах, сама, кажется, не замечая этого.

— Можно? - поддавшись импульсу, шагаю к ней.

Она вздрагивает, явно вырванная из собственных мыслей,

— А? - фотография падает из ее пальцев, залетает под одежный шкаф. - Совсем безрукая стала, - сокрушается Валентина Владимировна и пытается встать на колени, чтобы достать пропажу, но я успеваю ее остановить.

— Я достану!

С моей комплекцией, конечно, корячиться в небольшой прихожей - тот еще изврат. Но, в любом случае, мне это сделать куда проще, чем ей, с больными суставами. Подсвечивая себе фонариком от телефона, заглядываю под шкаф. Ага, ничего сложного - просунуть руку... хрен там было. Жрать надо меньше! Оборачиваюсь и осматриваюсь в поисках чего-то длинного и тонкого. Ложка для обуви - самое то. Через несколько секунд фотография у меня в руке.

Стряхиваю с нее пыль, успеваю мельком рассмотреть и протягиваю старушке.

— Спасибо тебе! - Тут же прижимает ее к груди.

И вот теперь оказывается не в силах сдержать слезы.

Успеваю подхватить ее за плечи, поддержать, так как ноги у Валентины Владимировны подкашиваются - и она медленно оседает на стул.

Слезы текут ручьями, падают на пол.

Все это какая-то долбанная фантасмагория. Не разуваясь, иду на кухню. Тут, ожидаемо, тоже пусто. Даже потихоньку в холодильник заглядываю - голые полки. Но в ящике над раковиной пара старых чашек все же есть. Беру одну, наливаю в нее из-под крана холодную воду, иду обратно в прихожую.

Валентина Владимировна безропотно принимает чашку, делает большой глоток. Сидит какое-то время молча, потом поднимает на меня голову.

— Совсем головой плохая стала, - несмело улыбается. - Ты уж не держи на старуху зла. Сейчас, минутку посижу и пойдем.

— У вас что-то случилось? - все же задаю не дающий мне покоя вопрос. Скажет, что все нормально - не буду лезть дальше. В конце концов, я вообще не тот человек, который располагает к откровенным беседам.

Поначалу мне кажется, что ответа я так и не дождусь, даже снова поворачиваюсь к чемоданам. Ну и ладно, я здесь только в качестве грузчика.

— Они ехали в автобусе, - вдруг слышу за спиной - и резко оборачиваюсь. 

Валентина Владимировна снова смотрит на небольшую фотографию. На ней молодая улыбчивая женщин с парой девчонок. Одной лет пять, другая совсем маленькая, вряд ли больше года. Запечатлены на фоне каких-то старинных развалин. Возможно, это Греция. Все трое выглядят очень счастливыми.

— Водитель не справился с управлением - и автобус упал в пропасть, - продолжает Валентина Владимировна. Постепенно ее голос успокаивается, слезу хоть и капают, но не так сильно, как несколько минут назад. - Почти никто не выжил. Эту фотографию Леночка сделала накануне поездки и прислала мне ее на телефон. Я потом ходила, искала, где ее распечатать. - Старушка поднимает на меня раскрасневшиеся глаза. - Не знаю, почему Бог не забрал меня в тот же день, когда мне позвонили и сказали... - она запинается, снова делает глоток воды, - сказали, что их больше нет. Я просила забрать меня. Молилась. 

Не спрашиваю, когда произошла трагедия. Скорее всего, как раз полгода назад, когда Валентина Владимировна превратилась в призрака себя самой. 

— Вы никому не говорили?

Ее губы едва заметно дрожат, складываясь в грустную улыбку. 

— А зачем? У всех свои проблемы, свои заботы. Ты прости, я и тебе не должна была говорить. Ты молодой, у тебя своя жизнь. И интересоваться проблемами какой-то старухи - дело совсем никчемное. 

— Иногда человеку надо выговориться. Не важно, старый он или молодой. 

— Возможно, ты прав, - Валентина Владимировна пожимает плечами. – Сейчас это уже неважно.

— Куда вы теперь?

— К младшей сестре, в деревню. Она давно звала меня к себе, да я все не решалась, не хотелось создавать ей лишних проблем. А два месяца назад у нее муж умер - тоже совсем одна осталась. Я и подумала, что вдвоем коротать век - оно сподручнее. 

— В деревне, наверное, тяжело, - предполагаю я. Тем более двум пожилым женщинам. Уж молодежь - и та старается из периферии в крупные города уехать. Понятное дело, что там больше возможностей, но и жизнь легче, удобнее. А тут две одинокие женщины с кучей болячек.

— Работа - это не страшно, - теперь уже по-настоящему улыбается старушка. - Заботы - не страшно. Страшно быть одной. Я так решила - если Господь не забрал меня сразу, когда я просила, значит, у меня здесь еще остались дела. За могилками ходить хотя бы. Но жить одной в четырех стенах - так и с ума можно сойти. 

Глава четырнадцатая

Глава четырнадцатая

По ее щекам снова текут слезы, но старушка, кажется, их совсем не замечает. Она не здесь, она где-то далеко, в страшном прошлом.

— И нам показалось, всем нам, что их все же можно сдержать. Что не так уж они непобедимы.

Она снова молчит.

— Трудно было, страшно, - ее голос звучит совсем тихо. Я даже не уверен, что она рассказывает для меня, а не для себя. - Но мы с моим Петей все время поддерживали друг друга. Мечтали, как станем жить после победы, даже дали друг другу клятву никогда не расставаться. Глупую, на крови, - она потирает сухонькое запястье. - Во время одного из налетов в дом, в котором жил Петя, попала бомба. Они жили от нас в трех кварталах. И вот я, дура дурой, несусь к развалинам и кричу его. А дома уже нет - только груды битого кирпича, пыль и дым. Порывы ветра бросают мне эту пыль в лицо, сушат горло, а я продолжаю кричать. Топчусь, как слепая, пытаясь залезть в развалины. Меня кто-то оттаскивает, но я вырываюсь. Знаю, что он не успел бы добежать до бомбоубежища, потому что мы только недавно расстались. Корю себя, ругаю, что виновата во всем, что могла бы его задержать или, напротив, отпустить пораньше.

Она поворачивается ко мне - и на заплаканном лице появляется широкая улыбка.

— А он выжил, не успел вбежать в дом - взрывом его оглушило и отбросило на другую сторону улицы. Там я его и нашла, когда, почти не помня себя от горя, шаталась вдоль развалин. Наверное, только тогда я по-настоящему поняла, как сильно люблю его.

Она много чего еще рассказывает. Перепрыгивает с события на событие, цепляется за самые яркие фрагменты воспоминаний, окунается в них, выуживает из закоулков сознания и поднимает к утреннему свету. 

И я узнаю, что жилось им трудно, но что в послевоенные годы люди были куда добрее и отзывчивее, чем сейчас. Что праздновали всегда целым двором, выносили столы и угощения - у кого что найдется. Что даже двери не запирали - и ничего не пропадало.

— Очень тяжелая была беременность, - говорит, уже когда сидим на вокзале и ждем объявление поезда. - Меня почти все время тошнило. Ходила то бледная, то серая, то зеленая. Моему Пете рано утром на работу, а я половину ночи колоброжу, не могу уснуть. Говорю ему: «Давай я к маме поеду, тебе легче будет». А он посмотрит так грозно, будто я дурость какую сказала, обнимет и к себе прижмет. Так и сидим. Я даже вздохнуть боюсь, чтобы не потревожить его. И ведь как-то сразу становилось немного легче.

— У вас своя квартира была?

— Что ты? - смеется она. - Комната в заводском общежитии. Да нам больше и не надо было, пока вдвоем были. А как появилась Леночка, вот тогда отдельную квартиру нам и справили. 

Наверное, ей очень хочется выговориться. Настолько долго держала в себе боль от потери дочери и всей ее семьи, что в последний момент не справилась, не удержала волну. Но я совсем не против слушать. В ее словах нет и капли нравоучений, нет наставлений и уроков жизни. Там лишь самые теплые и яркие воспоминания, там то прошлое, какое мне никогда не увидеть и не почувствовать. И это лишь к лучшему.

— Спасибо! - говорит в который раз, когда уже стоим у поезда. Все вещи в вагоне и до отправления остаются считанные минуты. Она снова пыталась всучить мне деньги - и я снова отказался. Валентина Владимировна поджимает губы, а потом тянется в карман, достает из него старенький кожаный кошелек. Открывает его и достает из него маленький серебряный крестик. - Он принадлежал Леночке, - держит крестик на подрагивающей раскрытой ладони. - Возьми, пожалуйста. 

Я было собираюсь разразиться очередной тирадой отказа, но старушка лишь отстраненно качает из стороны в сторону головой.

— Сколько мне осталось? - спрашивает тихо. - Не хочу, чтобы он ушел со мной в могилу.

— Я даже не крещенный.

— Это не страшно. Тебе даже не обязательно носить его. Просто храни как память... - старушка вздыхает и едва заметно передергивает плечами будто от холода. - Не обо мне. Чего помнить дурную старуху. Память о хороших людях. Этот крестик еще моей маме принадлежал. Понимаешь? По наследству передавался. Нельзя ему в землю. Плохо это. 

Отступаю от нее, отрицательно мотаю головой и даже намеренно завожу руки за спину. Не могу заставить себя взять подарок, нечестно это - как будто своровал или вытянул обманом.

На вокзале объявляют отправление нашего поезда. 

— Хорошо добраться, - говорю на прощание. - Надеюсь, у вас все будет хорошо.

Дурацкие слова, но мне правда хочется, чтобы у этой старой женщины все сложилось. По крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно в ее ситуации.

Валентина Владимировна сжимает крестик в кулачке, шагает ко мне и обнимает. Не крепко, а едва ощутимо.

— Ты очень хороший, Стас, - говорит с грустной улыбкой. -  Дай тебе Бог здоровья. Береги себя.

Стас? Уже не Стасик?

Даже улыбаюсь - повзрослел, однако. 

Когда поезд трогается, я еще какое-то время стою на платформе и провожаю его взглядом. Странное дело, но весь негатив выпускного смыт из головы напрочь, будто там обработали с хлоркой, а потом основательно проветрили. Чувствую себя легко и свободно, точно сбросил с плеч невыносимо тяжелую ношу.

Глава пятнадцатая

Глава пятнадцатая

Примерно полгода спустя...

Стою перед распахнутыми настежь воротами старенького спортивного комплекса и тупо смотрю на выцветшую от времени и непогоды вывеску: Салют.

Какого черта я сюда приперся?

Весь день зеваю и едва не клюю носом, да и вообще чувствую себя вареным овощем. Эта зима вообще действует на меня странно - постоянная промозглая погода вытягивает все силы и настроение. Оно, конечно, радоваться особенно и нечему, но не так же, чтобы ходить, как распоследний зомби. А еще эти постоянные простуды. Хорошо еще, что несильные, а то бы на учебу вообще пришлось забить. 

Со стадиона, вынырнув из-за кирпичного здания, несется стайка ребятишек, лет по семь. Толкаются, галдят, на ходу натягивая шапки и застегивая куртки.

— Пацаны, а секция бокса где? - окликаю, когда ребята пробегают мимо.

— Там, на другой стороне поля, - отмахивается один и тут же заряжает соседу снежком за шиворот.

Крики становятся только громче - и за пару секунд снежки оказываются в руках у каждого. Усмехаюсь и иду через ворота, оставив за спиной нарастающее снежное побоище.

Раз уж пришел - надо хотя бы зайти, разведать. Не понравится – всегда можно уйти. Не покусают же меня и не набросятся сразу с кулаками, используя, как грушу. Ну, наверное. 

Хорошо протоптанная тропинка ведет вдоль футбольного поля, сейчас пустующего, но не заваленного снегом. Похоже, тренировки на нем все еще проводятся.

Когда я был совсем мелкий, комплекс, как говорили, выкупил какой-то толстосум. Все кругом шептались, что скоро на месте развалин времен царя Гороха появится крутой стадион с какими-то жутко модными беговыми дорожками, просторным бассейном и кучей спортивных секций. Мне-то было все равно, а вот ребята со двора просто кипятком ссались, когда речь заходила о том, чем в самом скором будущем они смогут заниматься. Собственно, ничем особенным им заниматься не довелось - те же покатушки на великах, заброшенки, дворовый футбол да прочая ерунда, никаким образом не связанная с новым стадионом. Почему? Да потом, что он так и не был построен. Потому что толстосум, как оказалось, планировал возвести на его месте несколько жилых высоток.

Много было шума, но наш дохлый, побитый молью спортивный комплекс люди все же отстояли, хотя часть его территории уже была превращена в строительную площадку, где успел появиться большой котлован - эдакое озеро, на дне которого до сих пор можно найти кучу всевозможного строительного лома, а также, по слухам, несколько больших трансформаторов, случайно затопленных во время сильного ливня. А трансформаторы – это медная проволока. Если найти и сдать, то неплохие деньги можно поднять. Вот до сих пор и ищут, в основном местные пьянчуги, которых потом, в свою очередь, вылавливают синими и раздутыми.

Тропинка, по которой иду, как раз в сторону озера и загибает. Когда я тут был последний раз? Лет... десять назад? А то и больше. Единственное, что тут может быть, старый тир. Правда, на моей памяти он никогда не работал. 

Приземистое кирпичное здание даже замечаю не сразу - настолько сильно оно занесено снегом. Его сюда будто со всего района свозят. И тропинка, как на зло, раздваивается и идет по обе стороны вокруг здания.

Мне точно сюда?

Выбираю наобум направление направо. Заворачиваю за угол и нос к носу сталкиваюсь с курящим чуваком, который буквально на месте подпрыгивает, когда замираю перед ним.

Я, правда, такой страшный?

Суда по откровенно облегченному выдоху парня, - очень.

— Привет. Секция бокса не подскажешь где?

— Да вот же, - кивает на заснеженное здание. - Вход с той стороны.

— Ага. Спасибо.

— А ты туда? - смотрит на меня с каким-то странным подозрением.

— Ну да.

— Ты это… Санычу не говори, что меня видел. Ок?

— Да не вопрос, - пожимаю плечами.

Парень немного пододвигается, пропуская меня мимо.

Что это у них тут за игры в неуловимых шпионов?

В полутемном коридоре пахнет старыми трубами отопления, металлом и потом. Запах не так чтобы сильный, но очень сильно намекающий, что где-то здесь обитает немало регулярно и обильно потеющих человеческих особей.

Кажется, я на месте.

Краем глаза заглядываю в приоткрытую в стене дверь. Похоже, раздевалка. Судя по приглушенным голосам, там уже кто-то есть. Я пришел заранее, знаю это, специально хотел сначала поговорить с тренером, а уж потом решать, как поступать дальше.

Прохожу до конца коридора и оказываюсь в, на удивление, просторном зале. Понятное дело, он древний, как говно мамонта, но какой-то... атмосферный, что ли: дощатый, отполированный многочисленными ногами пол; большие и маленькие груши, огромные мешки, зеркала на стенах, какие-то плакаты, в углу нечто вроде небольшой качалки, свалка странных мячей, как будто мятых. И, главное, надпись над закрытой дверью: «тренерская». Туда-то мне и надо.

Успеваю пересечь примерно половину зала, когда за спиной раздается такой рык, что странно, почему с потолка не сыпется штукатурка.