Вера и рыцарь ее сердца. Книга пятая. Седьмое небо

Глава 1

– Мама, ну и зачем ты купила эту вонючую рыбу? Ты это сделала нарочно? Ты ведь знаешь, что запах рыбы я на дух не переношу!.. Зачем покупать рыбу, да ещё «свежемороженые» спинки минтая, когда можно купить мясной фарш и сделать котлетки?!

– Так, дочь моя, на переправе за килограмм спинок минтая я заплатила всего 4 рубля, это всё, что имелось в моём кошельке, а мясной фарш на рынке не продают чайными ложками, по 4 рубля за ложку!.. Мы не баре, не на мармеладе выросли, нам и минтай – деликатес! Наедимся на сон грядущий, на радость папе Карло и на зависть всем буржуям! Вот представь себе, как мы с тобой нищие, бездомные, голодранцы, а тут на тебе, и крыша над головой, и постель мягкая, да ещё на ужин – рыба в собственном соку!

– А не надо и представлять, мы уже и так как голодранцы, три дня едим рис с квашеной капустой, а теперь на рыбьи потроха переключились!.. Я ужинать не буду, не хочу рыбьей костью подавиться! Таня тоже на сеновале Витьку сеном кормила, он у неё телёночком был, а ты потом из его горла соломину вытаскивала. Или забыла?.. Нет уж, увольте, голодовка у меня.

– Минтай без костей! – прокричала Вера вслед уходящей из кухни дочери и поспешила в зал, чтобы быстренько переодеться и заняться приготовлением ужина.

Вера со старшей дочерью уже три месяца жили в пригороде Калининграда на съёмной двухкомнатной квартире, где она заняла зал, а Катя – комнату с выходом на балкон. В тот вечер женщина была очень голодна, поэтому не обижалась на дочь, а, переодевшись, отправилась на кухню готовить рыбу в собственном соку, как готовили карасей в татарской деревне, расположенной на болотах.

Спинки минтая, протушенные в сковородке с остатками подсолнечного масла, были уже на вид умопомрачительно аппетитны. Вера не переставала радоваться своему везению, потому что купить целый килограмм минтая всего за 4 рубля не каждому участковому педиатру удаётся! Конечно, если бы она ещё и «зайцем» проехала на автобусе, то к рыбе подавался бы и хлеб, но и без хлеба ужин намечался сытный и дешёвый.

В тот вечер она ела без всяких приличий, прямо со сковородки, и, почувствовав приятную сытость, накрыла сковороду тарелкой и положила на неё тот единственный ломтик хлеба, который затерялся в хлебнице.

Замечено, что сытому человеку и посуду мыть в удовольствие, а ночью снятся хорошие сны.

В хорошем настроении женщина отправилась в зал. Проходя мимо дверей Катиной спальни, она бросила через плечо фразу, которая должна была освежить память дочери, п то она видимо забыла, почему они живут впроголодь.

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.

Раскладной диван у окна скрипел нещадно, поэтому, забравшись под одеяло, Вера лежала смирно, стараясь как можно быстрее заснуть. Но в последнее время её сну мешали тяжкие думы, которые ворочались в голове, вороша былые события, чтобы к рассвету лишить её всякой надежды на перемены к лучшему.

***

Вера сбежала из Андрюшина в Калининград с хорошим запасом стартовой энергии, начать жизнь сначала в уверенности, что дважды она не наступит на одни и те же грабли, ибо отучилась лезть на рожон. Но проходили месяцы, и теперь её житие-бытие напоминало заезженную пластинку, которая крутилась вхолостую, изменялись только даты в календаре.

Калининград, основанный рыцарями Тевтонского ордена ещё в XIII веке, имел две истории: до 1945 года и после. Приезжему человеку могло показаться, что старая история города прошла, а новая ещё не началась, поэтому люди на улицах сторонились друг друга, как пришельцы из других земель, и даже дворняжки поглядывали на своих четвероногих сородичей с подозрением, а на людей – без всякого доверия.

Вера тоже не собиралась открывать кому-либо свою судьбу, как и причину переезда на западную окраину России из таёжной деревни. Она старалась стать востребованным специалистом и, как следствие, получить от города собственное жильё.

В пригородном городке Гурьевске нуждались в детских врачах. Уже на второй день после приезда в Калининград Вера начала обслуживать сразу два педиатрических участка, а на третий – она сняла квартиру. Привычный труд помогал ей иметь хоть какое-то удовлетворение от новой жизни, и двухкомнатная квартира давала возможность тосковать в одиночестве, спасаясь от мокрой прибалтийской погоды и от неприязни к ней главного бухгалтера, ибо неприятные моменты имеют право на повтор.

Отсыревшие от дождей ветры продували одежду насквозь, от них негде было бедному прохожему укрыться. Вера бегала по участку, обслуживая больных детей, и постоянно мёрзла, поэтому, зайдя в частный дом, где находилась бухгалтерия больницы, обрадовалась возможности согреться, пока оформлялся её официальный приём на работу.

В прогретой жаром от печи комнате пять женщин, каждая за своим столом, в одном ритме деловито стучали по клавишам печатных машинок, а главный бухгалтер разговаривала по телефону в отдельном кабинете, дверь которого была раскрыта, а рядом с дверью сидела Вера и грелась. Из наступившей дрёмы её вывел громкий прокуренный женский голос.

– Лебедева? …Из Казахстана? 20 лет медицинского стажа! Карагандинский мединститут?.. Диплом с отличием?.. Всё понятно, диплом куплен. Это что за нашествие казахов на наш город!.. Так, Ригана, начисление производить как начинающему врачу-педиатру!

Веру покоробило это неприкрытое пренебрежение к специалистам из Казахстана, и она, сидя на стуле, выпрямилась, расправила по-бойцовски плечи и громко заговорила, смотря перед собой:

– Я, Лебедева Вера Владимировна, полноправная гражданка Российской Федерации! Я прошла курсы усовершенствования врачей в городе Тюмени, где мне было присвоено звание врача первой категории!

– Хватит… Войдите!

Вера вошла в кабинет и чуть не споткнулась на месте.

В этот момент она могла поверить в реинкарнацию людей. В кресле сидела живая Клавдия Ивановна, которую, как гласили деревенские новости, на днях похоронили! Только потом, приглядевшись, Вера нашла, что нынешняя «Клавдия Ивановна» будет помоложе умершей, но посердитее. Да, не везло ей с главными бухгалтерами.

Отстояв свои трудовые льготы в борьбе с главой больничной бухгалтерии, Вера вышла на улицу. Получалось, что при любом раскладе без подсобного хозяйства на зарплату участкового врача ей детей не поднять. О приезде Тани и Вити в Калининград не было и речи. Родители в очередной раз взяли её проблемы на себя, и теперь не Вера, а они обеспечивали младших детей всем необходимым, их воспитанием серьёзно занималась мама, а папа оказывал ей посильное содействие.

Володя и Римма не имели привычки роптать на нужду или усталость. Они с радостью помогали своим детям, чем могли. Забота о внуках оживляла пенсионную жизнь, они радовались и огорчались вместе их радостями и огорчениями, чувствуя себя моложе и в силе выполнить поставленную дочерью задачу до победного конца, и наградой за их труд были успехи Вити и Тани в учёбе и примерное поведение дома и в школе.

Вся страна в то время бедствовала, на нищенскую зарплату врачей невозможно свести концы с концами. Одна у стариков была надежда, что молодой президент Владимир Путин что-то конкретное обещал для улучшения здравоохранения, а из того, что обещал, что-то конкретно исполнял.

Римма совершенно не понимала, почему дочь не приняла приглашение Саши пожить у него в четырёхкомнатной квартире, Володя – почему сын не выполнил его просьбу и не отдал сестре часть долга, который они с Галиной заняли перед отъездом, а Вера, приехав в Калининград, – что происходило в семье обедневшего брата, его отношения с женой и с её племенниками, которые вдруг из милых чад превратились в требовательных барчуков, не имеющих понятия, откуда берётся молоко и хлеб.

Поэтому, если на работу Вера вышла на второй день после приезда в Калининград, то на третий сняла себе квартиру в Гурьевске, где ей предстояло жить и трудиться.

После оплаты двухкомнатной квартиры сразу за полгода вперёд у неё ещё оставались деньги от продажи имущества и дома в Андрюшино. Но этот остаток денег она потратила на Катю, чтобы девочка смогла найти саму себя, утвердиться в новом городе и повзрослеть на своих ошибках. Вере нравилось, что Катя растёт сильной и волевой личностью, но бурные события, связанные с переездом, открыли ей другую Катю, потерянного и несчастного подростка, и это ставило женщину в тупик.

Во время путешествия из деревни Андрюшино в Калининград с её девочкой происходило что-то неладное. На московском вокзале она исчезла в самый неподходящий момент выноса вещей из вагона. Сначала Вера разозлилась и наняла для переноса четырёх чемоданов недружелюбного носильщика, который без предупреждения быстро повёз тачку с её багажом на вокзал. Догоняя носильщика, она заметила одинокую фигуру Катюши – та стояла в облаке паровозного пара у привокзального киоска, как бездомная попрошайка, её толкали проходящие мимо пассажиры, а она этого не замечала.

Казалось, что девочка совершила прыжок во времени и неожиданно очутилась в незнакомом будущем, а теперь собирается с духом, чтобы начать жизнь сначала. Катя по-воровски курила сигарету, судорожно выпуская дым в морозный воздух столицы.

Так курят люди с опустошённой душой, перед тем, как им опуститься на самое дно, которое, по Горькому, не имело выхода к нормальной жизни. Вера читала Горького, но такая участь не должна была случиться с её дочерью. В этот момент, впервые за последние годы, она жалела не столько себя, сколько свою непутёвую гордую девочку, и в душу прокрались сомнения, а поймёт ли Катюша её, свою маму, хоть когда-нибудь? Поддаваться подобным размышлениям можно тогда, когда есть на это время, а не преследуя носильщика. Пробегая мимо дочери, Вера приказала следовать за ней и бросить немедленно сигарету, но даже не повернулась в её сторону.

Когда носильщик выгрузил вещи у камеры хранения и ушёл восвояси, довольный щедростью хозяйки, Вера сдала четыре сумки на хранение и отправилась за Катей. Та стояла на прежнем месте, возле ярко-зелёного киоска, торгующего пивом и пирожками. Изношенная курточка и взгляд слепого человека вызывали к ней жалость прохожих, но пожалеть её могла только она, мама, остальным было на неё наплевать.

Может быть, этот киоск представлялся Кате надёжной опорой на пути к взрослой жизни, но он был просто торговой точкой. Странно, но именно этот вид дочери, с опущенными плечами и потухшим взглядом, придавал Вере силы самой не упасть духом.

– Катюша, мы сейчас… вдвоём… пойдём в кассу, нам надо взять билеты на Калининград и перейти на другой вокзал.

Девочка отвернулась и продолжала угрюмо молчать.

– Катюша, курение не поможет тебе начать жизнь на новом месте. Надо учиться строить жизнь даже на чужой территории. Андрюшино, всё, что было прежде, осталось в прошлом. Надо двигаться вперёд! В Калининграде нас ждёт другая жизнь, более цивилизованная.

Опять скорбное молчание. Катя медленно опустила свой взгляд на грязный перрон.

– Катя, прекрати надо мной издеваться!

– Отстань!

Но Вера сдаваться не привыкла, право решать судьбу дочери было дано ей по закону.

– Катюша, я знаю, что тебе трудно, но и мне нелегко. Прости, что опять нам пришлось переезжать, это не планировалось, но так получилось, по-другому я не могла поступить. Пойдём со мной… я прошу тебя.

Тут Катя подняла на маму глаза, в зелёной глубине которых стояла недетская ненависть именно к ней. Вера не знала, как надо правильно реагировать в подобных случаях, и, подумав, оставила дочь стоять у зелёного киоска, а сама вошла в здание вокзала, там села на свободную скамейку у окна и приготовилась ждать Катюшу ровно столько, сколько ей дано будет жить.

Сидеть на вокзальной скамейке без всяких дел мучительно, а думать над жизнью – даже опасно, потому что можно додуматься бог весть до чего. Вера не смотрела на часы, чтобы не отчаяться, не смалодушничать и не повернуть назад. Она разглядывала пассажиров и придумывала им свои истории, ход времени оповещался через громкоговорители и определялся новым потоком пассажиров, проходивших мимо её скамейки. Прошёл час, а может быть, и дольше, когда Вера увидела свою Катю, идущую к ней через толпу людей.

Девочка подошла к скамейке, молча села рядом, в ней чувствовались покорность судьбе и готовность следовать за мамой после сибирской ссылки на Дикий Запад, чтобы его покорить.

***

За первый месяц учёбы в элитной школе Гурьевска Катя успела поссориться с директором, с завучем и с учительницей по литературе, имевшей очень авторитетное имя в посёлке, словно не понимала простой истины, что без аттестата зрелости нет будущего.

– Катя, тебе предстоят выпускные экзамены! Ты же умница-разумница, ну зачем тебе вмешиваться в воспитание твоих учителей? Живи с ними в мире!

– Мама, как можно учительнице по литературе жевать на уроке, разбирая творчество Есенина. Она входит в класс с пирожком в руках и после этого требует к себе уважения!

– Да хоть с двумя! Ну и что из этого? Может быть, она голодна и перед уроком ей достался лишний пирожок! Вообще-то, прожорливость ненаказуема!

– Это я голодна, это мне есть хочется! Ты думаешь, приятно смотреть, как перед тобой едят пирожок во время чтения стихов? Так Марина Семёновна обиделась, что я смотрю не на неё, а в окно, ну, я ей ответила, что пусть она сначала свой пирожок проглотит, а потом поговорим!

– Катя, кто тебя за язык тянул! Ведь выпускные экзамены на носу! Ты бы могла хоть раз скромно промолчать. Что Есенину с того, что кто-то голодный читает его стихи, хорошо, что ещё читает!

– Нет, мама, ты не понимаешь. У нас в Андрюшинской школе учителя так по-хамски себя не вели, их не только ученики, но все в деревне уважали, а эта мымра поставила «двойку» за моё последнее сочинение, за его содержание. Я не стала спорить, «двойка», так «двойка», а той ведь слёзы мои увидеть захотелось. «Ты, – говорит, – нос не задирай, а слог у тебя корявый, деревенский, и изложено не по схеме. Приехала из Сибири, так веди себя скромно, возьми учебник и спиши сочинение, никто большего от тебя не требует! Вашим учителям в деревне в пору в доярки записываться, а не детей учить свободомыслию». Мама, как я должна была на это реагировать? Мама, наша учительница по литературе – это личность! Она учила нас думать самостоятельно, а не писать сочинения под диктовку. Мои сочинения на районной выставке занимали первые места. Думаешь, мне не обидно за нашу Андрюшинскую школу? Мама, любое сочинение имеет три части: вступление, основная тема и заключение. Какая может быть другая схема? Ты знаешь, что она ответила, когда я попросила научить меня городской схеме сочинений?

– Марина Семёновна предложила тебе дополнительные уроки по литературе? Катенька, мы заплатим, если надо будет.

– Нет, она мне сказала, что мой «поезд ушёл»!

Вот тогда-то Вера и поняла, что наступила беда: Катюша не сможет сдать выпускные экзамены!

– Что теперь делать? – обратилась она к дочери. – Может быть, стоит тебе вернуться в Андрюшино и пожить у тёти Вали? Её дочка Настя наши пороги оббивала столько лет, а теперь черёд тёти Вали позаботиться о тебе до окончания средней школы, всего каких-то 3—4 месяца…

– Мама, как бы я этого хотела. Я очень хочу вернуться в Андрюшино, где меня все знают. Там я хорошо сдам выпускные экзамены. Обещаю!

– В Андрюшино все знали не тебя, а меня. Запомни это хорошо, и теперь в Андрюшино надеяться тебе не на кого, только на себя!

Надо сказать, что Вера с Катей ещё никогда не говорили по душам. Может быть, этому мешала разница в возрасте или матери не хотелось выставлять себя на суд дочери, но Вера не боялась потерять в материнском авторитете, она не хотела вешать на детей те жизненные проблемы, которые навалились на неё, и терпеливо ждала взросления детей. Этой внутренней закрытостью она оберегала и неокрепшую душу Катюши от жестокости мира, которая тоже не стремилась к близости с мамой, в уверенности, что та всё равно не сможет понять, как тяжело быть её старшей дочерью.

***

Катя слышала, как мама поела рыбу и ушла в свою спальню. Девочку с каждым часом всё сильнее мучил голод, но терять своё лицо ей не хотелось. На завтра намечалась контрольная по математике, поэтому она усиленно занималась, сидя на раскладушке среди раскрытых учебников и тетрадок.

Поздно ночью, убедившись, что мама уснула, крадучись Катя отправилась на кухню. Голод – это вам не добрая тётка из деревни, это зверь, который скручивает желудок и требует пищи. Не включая свет, девочка села перед сковородкой, прикрытой тарелкой. На тарелке лежали кусочек старого хлеба и вилка.

Рыба, пропитанная шурпой, оказалась не просто вкусной, а бесподобно вкусной, гораздо вкуснее той квашеной капусты с рисом, которую они с мамой ели три последних дня.

Да, мама права, Катя не имела права роптать на наступившую бедность. Вот уже пошла третья неделя, как она вернулась в Гурьевск из Андрюшино, и теперь даже эта чужая холодная кухня была для неё роднее, чем та сибирская деревня, в которой прошло её детство.

Зачем она спешила вернуться обратно в Андрюшино?!

***

Как счастлива была Катя по дороге в Андрюшино! На мамины деньги она накупила кучу красивых и модных вещей для себя и для своих деревенских друзей, но Андрюшино встретило её сибирским морозом и равнодушием.

Как такое могло случиться? Не успела она на порог зайти, как тётя Валя стала готовиться к её отправке обратно, в Калининград, словно Катя была не человеком, а какой-то бандеролью.

– Катенька, кто тебя сюда кликал? Я по телефону-то отказалась тебя брать на постой. А твоя мама позвонила, когда ты уже в дороге была, а я ей сразу сказала, что мне, чай, своих забот с лихвой хватает! Да ты в дом проходи, кормить тебя буду! Твоя мама сказала, что у тебя деньги есть… давай деньги сюда, на обратную дорогу будут. Я попробую договориться с лесниками, чтобы на их машине тебя доставить в Тюмень, а заодно и своего старшего брата в городе навещу. Как поешь, ступай в баню, с утра протоплена.

Школьные подруги тоже не радовались возвращению Кати Лебедевой в деревню. Кому из девчат понравится приезд заносчивой соперницы, а Настя совсем спятила, спать с парнями удумала, да корчит из себя невесть что, верно думает, что подругу переплюнула.

Катя быстро осознала, что лишилась звания кумира Андрюшинской молодёжи и дружбой с ней никто уже не дорожил. На неё смотрели кто свысока, как на беглянку, кто с жалостью, что не прижилась в городе и обратно прибежала. Если раньше ребята побаивались её острого язычка, то теперь могли при ней недостойно выругаться, а этого она не терпела с детства. У девушки словно глаза открылись, и как она только могла в этой глуши столько лет прожить и не замечать, что для Андрюшинских была всё это время чужой.

– Что я забыла в этой деревне! А диплом о среднем образовании я получу, и не где-нибудь, а в большом городе! – твёрдо решила она тогда и с лёгким сердцем отправилась в обратный путь, к маме.

По дороге в Москву Катюша ехала на верхней полке в купе. Выспавшись, она смотрела в окно, слушала, о чём разговаривают попутчики, а сама думала о жизни, которая так быстро изменилась: друзья перестали быть друзьями, детство прошло, родные места встречают как чужую; и пришла к мысли, что возвращаются только трусы, а смелые идут вперёд!

Только по приезде в Москву Катя обнаружила, что из потайного кармана её спортивных брюк исчезли 500 рублей, которые она не отдала тёте Вале, а сохранила для себя. Думать о том, кто украл деньги, уже не имело смысла, потому что билет из Москвы в Калининград купить было не на что.

Сидя в зале ожидания, Катя ничем не отличалась от других пассажиров, только билета на поезд не имела, а их периодически проверял привокзальный патруль. Через несколько часов московский вокзал перестал её пугать своей суматошной жизнью. За окнами то и дело раздавались свистки кондукторов, сновали по перрону пассажиры, а в зале ожидания никто не обращал на неё внимание.

Времени было достаточно, чтобы оценить своё положение как безнадёжное. Мама осталась в Калининграде, без билетов на поезд не пропустят, а попрошайничать её не научили. Но больше всего жалела она, что попутчик по купе в поезде Тюмень—Москва, симпатичный паренёк, её обманул и не взял с собой на золотые прииски, а первым вышел из вагона, затерялся в толпе и пропал.

День клонился к закату, а Катя всё сидела на скамейке в зале ожидания и томилась собственным бездельем. Весь запас сигарет она уже выкурила, последний пирожок съеден ещё утром, оставалось только найти место для ночёвки.

В какой-то момент ей показалось, что как-то очень бесславно закончилась её жизнь, где она училась в школе, смеялась и злилась, ссорилась и мирилась, где у неё были дом и собственная кровать, сестра и брат, друзья, где её любила мама, дедушка и воспитывала бабушка, а теперь наступила другая жизнь, вокзальная, где Катя никому на свете не нужна. Слёзы сами по себе закапали на чёрную кожаную курточку, о которой она так давно мечтала, только теперь зачем эта модная курточка ей нужна? Неужели этот путь с вокзальной скамейки в туалет, а из туалета – обратно станет для неё привычным образом жизни? Голода девочка уже не чувствовала, и только одна мысль заботила её: «Плачут ли рыбы слезами, когда их выбрасывает штормом на берег, или умирают с закрытыми глазами?»

Солнце завершало свой дневной круг, и в зале ожидания становилось сумрачно и неуютно, холод пробирался сквозь одежду, мечталось о горячем чае и маминых беляшах. Катя сразу заметила в тёмном зале фигуру женщины в длинном чёрном кожаном плаще, потому что такой же дурацкий плащ из кожзаменителя носила её мама. Она всегда стеснялась маминых юбок и костюмов, а мамино непринуждённое поведение в обществе вгоняло её в краску, но в этот момент любовь к маминому плащу вылилась новым потоком слёз, и женская фигура в длинном плаще стала расплываться перед взором, постепенно превращаясь в чёрное бесформенное пятно.

Катя ладонью смахнула непрошеные слёзы и уставилась в окно, где уже зажглись фонари.

– Катя, Катюша, моя доченька. Это ты?.. Ох, как я переживала за тебя.

– Мама?

– Да, это я, а ты что, мне не рада? Слава Богу, нашлась! Голодная, поди? Пресвятая богородица, спасибо!

– Мама… я тебя не узнала. Мама, ты… ты почему здесь?

– А где мне ещё быть? Тебе ведь нет восемнадцати лет, тебя одну на границе задержат до выяснения обстоятельств, а тогда где бы я искала тебя? Ведь я умоляла тётю Валю, чтобы она не отправляла тебя в Калининград без моего ведома. Почему же ты не пошла к бабушке Зине жить, я же с ней по телефону договорилась?

– Мама, тётя Валя меня к ней не отпустила. Мама… я сама захотела домой.

Вера взяла паузу. Счастье возвращалось в её изболевшееся сердце.

– Катенька, это самое главное, что ты сама захотела домой! Теперь и на тётю Валю мне обижаться незачем, я просто забуду о её существовании… Катюша, ты сама захотела вернуться домой?! Правда? Вот и здорово! Живы будем, не умрём!

Тут Вера засуетилась. Надо было спешить перейти на другой вокзал, откуда шли поезда на Калининград.

– У нас времени в обрез… Где твой билет?.. Как нет?

– Мама, у меня и денег тоже нет.

– Так… Это неважно. Нам надо перейти на другой вокзал. Давай, быстренько собирайся. Будем привыкать жить по принципу первой необходимости. Главное, надо добраться до дома, а там разберёмся, что к чему!

Катя смотрела с обожанием на свою маму, слёзы просохли, а её мама от счастья не заметила сияния искренней дочерней любви в глазах девочки. Вера всегда спешила жить, куда-то успеть, а в этом пути не было остановок, чтобы оглянуться по сторонам.

По приезде в Гурьевск Катя записалась в обычную среднюю школу. Теперь у неё была только одна цель – сдать выпускные экзамены так хорошо, чтобы она опять могла быть сама собой, а мама бы ею гордилась.

***

Так в раздумьях о прошлом Катя съела все спинки минтая дочиста и, замурлыкав от удовольствия, отправилась спать. Девочка готовилась в Гурьевске к каждому уроку как к бою с городскими педагогами, которые высокомерно относились к образованию на селе. Они не понимали, что быть признанным учителем деревенской школы – это высокая честь, которую нелегко заслужить дипломированному педагогу. Экзамены за среднюю школу Катя решила сдать не хуже городских ребят, потому что она была Екатериной – победительницей!

А через неделю всё вокруг радовалось долгожданному весеннему потеплению.

Весна в Калининграде не восхищала Веру тем чудесным пробуждением природы, которое радовало её в Казахстане или в Сибири. Иногда ей казалось, что весна гуляет по городу сама по себе, а горожанам достаётся только тёплый ветер от её быстрого разбега. Солнце не брызгало апрельскими лучами, а блуждало в дождливых тучах или пряталось в старинных постройках Калининграда. Скорее всего, именно эти городские руины прошлого века мешали нынешним горожанам почувствовать себя в этом городе, как чувствует человек себя на родине, но всему своё время. Весной пешеходы не расставались с зонтами, а их обувь от сырости расклеивалась прямо на глазах.

Как никогда Вера скучала по весне своего детства, по перезвону сосульковой капели, по сияющему солнцу, по ожиданию первой травинки, первого листочка на деревьях.

В Караганде весна танцевала по городу, весело раскачивала деревья, гоняя по небу всклокоченные ветром облака, и пела детскими голосами: «Зима-лето, попугай, наше лето не пугай!».

Вера скучала по быстро тающим сугробам, по весёлому журчанию ручейков, по терпкому запаху весенних цветов. Ей было жаль, что первая травинка в Калининграде тут же терялась в зелени вечнозелёных газонов и кустарников, так что её появление оставалось незамеченным событием, и никого не шокировала первая распустившаяся почка на берёзе.

Но, может быть, Вера состарилась и её душа не хотела воодушевляться сезонными переменами погоды? Даже подснежники и тюльпаны в Калининграде казались прекрасными творениями искусных художников, а не чудом оживающей природы. Не было в весне по-калининградски той весенней лирики, которую Вера раньше слышала в каждом апрельском дне, когда ей хотелось быть «дежурной по апрелю». В этом городе не мог родиться Булат Окуджава!

Но, что тут ни говори, а весна есть весна. Прежде всего, она определяется хорошим настроением, оптимистическими планами и изменениями в одежде.

Если солнце не пряталось за тучи, то оно радостно улыбалось людям, а люди в ответ улыбались друг другу. В ясные дни Вера выходила на работу без зонта, наслаждалась солнечным светом, а её туфельки на каблучках отбивали прогулочный ритм довольной собой женщины. Тёплый ветер раздувал полы её кофточки, не застёгнутой на пуговицы, и легонько теребил подол удлинённой юбки, доставшейся ей в наследство от жены брата. Как там ни крути, а красиво жить человеку не запретишь, особенно если он сбежал из деревни в город.

Чтобы истинно оценить преимущества городской жизни, надо лет пять пожить в деревне, в срубленной избе, в общении с бурёнкой как с кормилицей семьи. Тогда будет понятно, как приятно начинать день с посещения благоустроенного туалета, лёгкого завтрака в виде ломтика нарезного батона с тонким кружочком колбаски поверх маслица, а потом по асфальтовым дорожкам торопиться на работу, чтобы вечером принять тёплую ванну с ароматическим шампунем и до сна просидеть в кресле перед телевизором, который не рябил оттого, что покосилась антенна на крыше.

Уже через месяц городской жизни Вера стала замечать, что её тело неудержимо теряло силу и гибкость, оно набирало вес и ужасно противилось всякой физической нагрузке. А потом куда-то пропало удовлетворение от жизни, а с ним и то умиротворённое состояние души, когда все дела по хозяйству управлены, когда протопленные печи давали тепло, и вода на завтрашний день стояла в вёдрах у крыльца.

Ведь какая в деревне может быть апатия? Это городских людей постоянно одолевает лень, а у сельчан весь день расписан, только успевай крутиться.

Человеку всегда хорошо там, где его нет.

В городе долгожданные субботние дни теряли свою прелесть, они становились банальными выходными днями, когда не знаешь, что делать и куда пойти. Но роптать на городскую скуку Вера вовсе не собиралась, как и мечтать о возвращении в деревню!

В свободное время она стала заниматься гимнастикой, интенсивно штудировать новую книгу американской писательницы Луизы Хей, в которой давались советы по прогнозированию позитивного будущего. Эти занятия женщина совмещала с молитвами, которые становились обязательными ритуалами по утрам и вечерам.

С первых дней работы в Гурьевске Вера взяла себе правило, которое гласило: хорошо работать – это совсем не означает рваться в передовики. Она уже не стремилась к всеобщему уважению и в коллективных заговорах не участвовала, а спокойно выполняла приказы начальства, стремясь быть самым среднестатистическим врачом.

Созданный ею образ скромного участкового врача почему-то действовал на людей гипнотически, и к ней потянулись коллеги для душевных бесед.

Как-то раз к Вере в кабинет зашла заведующая поликлиникой, Елена Михайловна, очень красивая брюнетка, похожая на пиковую даму из спектакля. Но зашла она не для деловых разговоров.

– Вы знаете, Вера Владимировна, вот что я скажу вам по секрету. У меня есть знакомые, которые уже полгода живут в Бельгии. Они сдались властям как беженцы, а теперь живут в домике на берегу моря. Они не работают, целые дни отдыхают и получают социальное пособие, по сравнению с которым наша зарплата врача что гулькин нос.

– Бельгия? На берегу моря? Ещё и социальное пособие? Прямо как в мире чудес.

Обычно Вера не перебивала своих коллег, рассказывающих по секрету свои истории, но тут её воображение за одну секунду нарисовало прекрасную страну Бельгию, песчаное морское побережье, похожее на побережье в Тунисе, а в лучах восходящего солнца рядом с голубым маяком стоит одинокий беленький домик, в которой живёт она и её весёлые дети.

– Вера Владимировна, – продолжала Елена Михайловна описание райской жизни в Бельгии, – я об этом и говорю: Бельгия, социальное пособие, домик у моря. Представляете, какой комфорт! Нам, беженцам из Казахстана, приехать в Бельгию и получить вид на жительство стоит всего 1000 долларов на человека.

– Тысяча долларов на человека? – тихим эхом повторила Вера последние слова своей начальницы, и радужная картина бельгийского приморского рая стала ещё одной несбыточной мечтой.

Как обычно и бывает, если утро было солнечное, то к вечеру обязательно похолодает. После работы Вера шла домой, застегнув кофточку на все пуговицы, дул ветер прямо в лицо, и небо хмурилось. В сумке она несла десяток пухлых историй диспансерных больных детей, под тяжестью ноши её походка сменилась на утиную, а красные туфли-лодочки, из гардероба Галины, при ходьбе изрядно натирали ноги.

С заходом солнца исчез и Верин дневной энтузиазм, и она с ужасом понимала, что через каких-то три месяца оплата за квартиру закончится, и они с Катей останутся на улице. Месячная оплата за съёмную квартиру в два раза превышала оклад участкового педиатра первой категории, работающей на две ставки.

«От сумы и тюрьмы не зарекайся», не зарекайся даже тогда, когда у тебя есть высшее образование и желание трудиться днём и ночью.

Но на сердце женщины согревала надежда, источник которой находился в церкви.

Глава 2

В один из воскресных дней в начале апреле, после затяжных дождей вновь показалось солнце над городом, и даже ветер, улегшись в штиль, жмурился в его лучах. В природе наступила пора благоденствия, люди бродили по улицам без всякой надобности, подражая дрейфующим облакам в вышине, и небо улыбалось всем своей ясной синей улыбкой.

В такой день просто невозможно усидеть дома, и Вера с утра отправилась в городскую церковь. Вообще-то, она не имела привычки срывать листья или ломать ветки с деревьев, но не удержалась и сорвала для себя веточку молодой ольхи, набирающей цвет. С веточкой в руке она села в автобус, идущий на городскую площадь, где скромно стояла православная церковь, укрывшись под раскидистыми тополями, и в этой скромности было что-то притягательное для человека, ищущего не религиозную восторженность, а спасение души.

Выйдя из автобуса под колокольный звон, она направилась вместе с другими верующими в церковь, радуясь тому, что не случайно сорвала ветку ольхи по дороге в церковь, а по божьему провидению.

С началом праздничной службы в солнечное Вербное воскресенье Вера запретила себе думать о постороннем и духом соединялась с голосом священника и поющих дьяконов. Это церковное песнопение под речитатив священника отделяло её от мира забот и тревог, а с запахом ладана приходил в её сердце мир другой, божий, на который не действовало течение времени, ибо в нём веками хранились неизменными покой и любовь Христа ко всем живущим на земле.

Вера уже не чувствовала себя чужой на службе. К тому времени рассказы из Евангелия она знала почти наизусть, а в проповеди священника они оживали. В них слышались наставления Господа Христа к своим ученикам и ко всем верующим на земле.

В то воскресенье говорилось о том, что верующему человеку надо творить добро младшим братьям, то есть тем, кто нуждается в помощи. Вера внимала словам батюшки и размышляла про себя.

– Делать добро, не требуя ничего взамен? Это мне понятно, как с нищего можно ещё чего-то требовать?.. Вон сколько старушек стоит у ворот церкви с протянутой рукой, даже стыдно пройти мимо, не дав им денежного утешения, но разве 10 копеек, которые лежат в кармане, их обрадуют?.. Но если мне встретится человек в беде, то я непременно ему помогу, чем смогу… добротой меня бог не обделил. Батюшка говорит, что Господь Христос не пустил в божье царство тех людей, которые прошли мимо него, когда он нуждался в одежде и еде, потому что они не узнали Его Святой Лик в голодающем человеке, который страдал от холода. Вот если кто-то попросит у меня еды, разве я не дам?.. Конечно, дам, и одеждой поделюсь… по-христиански.

После праздничной службы Вера задержалась у иконы Николая Чудотворца. Почему именно перед иконой Николая Чудотворца?

Надо сказать, что это был непростой выбор для женщины, начинающей приобщаться к церковной жизни. Из множества икон ей надлежало выбрать ту, перед которой она могла обращаться к Господу. Каждый раз, когда она ставила свечку перед одной иконой, ей казалось, что другие святые угодники смотрят на неё укоризненно, как бы говоря: «А чем мы хуже?» Если у неё были бы деньги, то она бы перед каждой иконкой поставила свечку, но молиться хотелось перед иконой Николая Угодника.

Хорошо, что со временем Вера поняла, что если зависть – это грех, то святые на иконах не будут её ревновать к Николаю Чудотворцу, на то они и святые.

Если говорить ещё более честно, то самой Вере хотелось бы лучше молиться святой Матроне, которой в калининградской церкви не было. Наверное, потому, что старицу Матрону православная церковь ещё не признала святой, а для Веры она представлялась живой и святой. Эта весть о старице Матроне пришла к ней чудным образом, ещё до Нового года, в декабре, когда она ехала в Калининград на разведку.

***

Папа уехал с младшими детьми в Караганду, в Андрюшино оставалась жить Катюша, которая училась в выпускном классе, и безработная Вера готовилась к новому жизненному старту. Женщина в улёт, за символическую цену, продавала ковры и мебель, раздавала вещи и одежду, только вот покупателей дома не было.

Чтобы не позволить страху перед будущими переменами завладеть ею, женщина отправилась на разведку в Калининград, где благополучно обосновался её брат с семьёй и казавшийся идеальным прибежищем для ссыльных педиатров и одиноких матерей.

Этой чужой город был роднее, чем деревня Андрюшино, где она так старалась быть земским врачом.

Скорый поезд в Москву шёл двое суток, останавливаясь только в больших городах, а в Москве ей надлежало пересесть на поезд, идущий в Калининград.

Во время остановки в Перми в плацкартный вагон вошла женщина преклонных лет. Она долго размещала свои многочисленные объёмные сумки и сумочки под спальной полкой, а когда всё разместила, то купчихой уселась на боковую нижнюю полку, и тут Вера обомлела. Эта грузная женщина, в приличном возрасте, в которой чувствовались воля и сильный характер, походила на маму, как две капли воды, только Верина мама была помоложе и похудее. Пересев поближе к новой соседке, она первой представилась, чтобы начать беседу.

– Здравствуйте, меня зовут Вера. Я еду в Калининград, вернее, сбегаю в Калининград из сибирской деревни, где я проработала 7 лет врачом, но так и не угодила деревенскому люду. Вы тоже едете в Москву? В вашем возрасте нужно иметь мужество, чтобы отправиться в далёкий путь в такой мороз. Вы извините меня за любопытство, но вы случайно не из рода Казимирских?.. Вы очень похожи на мою маму.

– Нет, Верочка, я из Перми. А еду к моей внучке, которую сама и воспитала, непутёвые у неё были родители, шайтан их забери. Моя сиротка учится в университете при правительстве Путина на первом курсе. Она та, единственная выпускница из Перми, которая с успехом выдержала вступительные экзамены! Сам губернатор её поздравлял! Чудо?.. Да, это чудо. За этим чудом стоит святая Матрона! Я вам, Верочка, вот что скажу…

Эта пожилая пермячка была настоящей сказительницей, она умела увлекать собеседника, и, внимая её голосу под перестук колёс, Вера забыла собственные беды, перед ней оживала современная былина со счастливым концом, которая произошла по молитвам матушки Матроны. В награду за внимание пожилая пермячка накормила свою слушательницу шаньгами с картошкой.

Когда поезд прибыл в Москву, Вера уже назубок выучила маршрут к мощам святой Матроны, но бабушка из Перми на прощание ещё раз повторила свой, по-матерински строгий наказ:

– Приедешь в Москву. Доедешь на метро до станции «Марксистская» и, не переходя дорогу, сядешь на 16-й троллейбус, выйдешь из троллейбуса на второй остановке. Там находится женский Покровский монастырь. Далее, купишь живые цветы и приложишься к мощам Матроны. Я хочу, чтобы и твоя жизнь наполнилась чудесными событиями.

Конечно, по приезде в Москву Вера послушно сделала всё, как было предписано ей этой удивительно стойкой женщиной из Перми.

Первая проблема случилась при покупке цветов, которые продавались на жутком морозе у ворот монастыря. Рассвет ещё не наступил, а цветы уже продавались! Вера знала, что мёртвым покупают чётное количество цветов в букете, а живым – нечётное, но сколько купить Матроне не могла решить. В этом случае женщине помогла сама продавщица цветов.

– Вы кому покупаете цветы?.. Старице Матроне? Так она и после смерти живёт и помогает в жизни тем, кто к ней обращается за помощью.

– Тогда я куплю три красные гвоздики.

Вторая проблема была уже в самой Вере. У неё ещё в поезде начались женские критические дни, и она не знала, можно ли в её положении целовать мощи Матроны. Монашка совета не дала, а только посмотрела на неё как на распространителя ереси, поэтому Вере пришлось быстренько затеряться в толпе жаждущих поцеловать святые мощи. Не зная правил поведения в церквушке, женщина додумывала эти правила сама.

– Видимо, монашкам не положено знаться с мирскими людьми, паломниками святых мест, поэтому обижаться на неё нельзя. У меня нет другого выхода, как только выполнить наставление моей «маме-подобной» спутницы, потому что эта мудрая и добрая женщина из Перми желала мне добра.

Это решение успокоило Веру, и она заняла очередь, чтобы приложиться к мощам Матроны, а очередь закручивалась в три колена.

Третья проблема возникла, когда настала её очередь подойти к гробнице святой божьей угодницы. Надо было правильно положить цветы и правильно вести себя у гроба старицы, чтобы опять не вызвать нарекания, и тут, словно прочитав её мысли, крупная в теле монашка, которая следила за горящими на медном блюде свечами, обернулась и ответила на все её ещё не заданные вопросы, используя при этом направляющие жесты.

– Цветы – сюда, свечу – туда, поцеловать здесь и взять на память могильный цветок.

Тут-то Вера и сама убедилась, что Матрона жива и может воочию общаться с людьми на уровне мысли.

После выхода из церкви Вера купила маленькую икону с ликом слепой Матроны, чтобы всегда иметь при себе, купила она и книжку о жизни этой удивительной старицы. Рассказы очевидцев из этой книги были удивительно правдивыми. Матрона своей верой и любовью к Господу спасала другие жизни, а история её жизни давала повод задуматься людям о боге и вере.

Особое доверие к старице вызывало то, что она, слепая от рождения, всю жизнь несла нечеловеческие тяготы и бескорыстно помогала людям в трудное время становления советской власти, и теперь заочно учила саму Веру не терять надежду и при крушении этой власти.

Особо запомнился рассказ одного свидетеля, в котором упоминалось о Николае Чудотворце. Именно Николай Угодник по молитве Матроны помог путнику не замёрзнуть в пути, а теперь этим бедным путником оказалась сама Вера. Она нуждалась в помощи Николая Чудотворца, потому что больше помощи ждать ей было неоткуда.

Раньше ей помогали родители, но родители теперь сами нуждались в заботе, они собирали по крохам свою пенсию, чтобы учить Витю и Таню.

После разведочного рейса в Калининград, где Вера заручилась поддержкой брата и нашла для себя работу в Гурьевске, она вместо Андрюшино отравилась в Караганду, навестить младших детей в родительском доме. В Караганде с первой и до последней минуты женщина прощалась с сыном и дочерью, а Таня и Витя – со своей мамой, словно расставались они навсегда, но плакали они только ночью, втайне от бабушки, которая не любила рассматривать трудности как повод для плача перед могилой без покойника.

***

Прощание с детьми в Караганде до сих пор знобило Верино сердце, и не было никого, кто бы смог её утешить, кроме чудного Николая Угодника.

А к кому она ещё могла обратиться за утешением?

Её брат из богатого делового человека, каким он был в Караганде, превратился в бедного никчёмного мужика, которого обманули знакомые, разорили незнакомые, а потом друзья кинули, а родные осудили. Саша сам нуждался в поддержке даже больше, чем она, его сестра.

В детской поликлинике Гурьевска Веру встретили как чужую и не обещали содействия в поиске жилья, и теперь она сама активно искала работу педиатра с предоставлением государственной квартиры.

Конечно, для неё не было проблем найти в Калининграде престижное место работы, и она чувствовала себя даже предателем своей профессии, когда отказалась от четырёхмесячной учёбы в Ленинграде для того, чтобы вступить в должность заведующего детским кардиологическим отделением, что было её заветной мечтой как педиатра, но теперь эта высокая мечта сменилась на бытовую: иметь жильё и привезти детей из Караганды, чтобы жить с ними долго и счастливо.

Поэтому в день Вербного воскресенья Вера надеялась только на Бога. Она молилась перед иконой Николая Чудотворца с бесконечными воздыханиями. Когда на сердце женщины воцарился мир и покой, она перекрестилась и вышла с поклоном из церкви, её ослепил уличный свет.

На улице по-летнему сияло солнце, и с радостным настроением она отправилась к брату, но не в гости, а по врачебно-сестринскому долгу.

***

Уже вторую неделю ездила Вера из Гурьевска в Калининград, чтобы помочь жене брата восстановить подорванное в Калининграде душевное здоровье. Первые приступы неврастении начались у Галины после того, как её бизнес потерпел крах.

Надо сказать, что, когда жене брата надоело быть домохозяйкой в таком престижном городе, как Калининград, она не могла уговорить Сашу дать ей стартовый капитал для того, чтобы начать собственное дело, ибо он сам мечтал открыть транспортную фирму, но на деньги, предназначенные для бизнеса, был куплен домик, где поселились его тесть с тёщей. Поэтому Галина отправилась за финансовой поддержкой в Караганду, к свёкрам.

Родители Саши были очень рады, что их навестила невестка, которая после тёплого приёма, усадив их на диван, раскрыла цель своего приезда.

– Мама, папа, – заговорила она скороговоркой, – я начинаю очень выгодный бизнес. Чем больше я вложу в него денег, тем скорее получу прибыль. Ведь и вам надо подумать о старости. Кто вам поможет, как не мы с Сашей, ибо Вера забралась в такую глушь, что её саму надо спасать. Вы не волнуйтесь, я клянусь, уже через месяц, в крайнем случае через два, эти деньги вам верну, а на прибыль мы с Сашей купим вам домик с огородом. Мне необходимо по минимуму всего 3 тысячи, а лучше сразу 10 тысяч долларов.

Первой за свои сбережения вступилась Римма.

– Галя, для нас это очень большая сумма. Это гораздо больше, чем мы имеем на сберегательной книжке на чёрный день.

Потом слово взял бережливый Володя:

– Галина, вы с Сашей ещё и по другим долгам с нами не рассчитались.

– Владимир Степанович, вы такой хороший, я вас так люблю. Через два месяца я опять приеду к вам и верну вам долг, а мы с Сашей будем заботиться о вас, чтобы вы ни в чём не нуждались.

Всё! Лёд тронулся, и деньги для Галины были собраны у знакомых и друзей Шевченко, а Галина, приехав обратно в Калининград, с головой окунулась в заманчивый мир бизнеса. Её уверенность в успехе базировалась на убеждении, что её яркая внешность и умение заговаривать людей будут достойно оценены в деловых кругах. Фирма «Герболайф» обещала женщине большие доходы. В это время и Саша открыл своё дело в паре с Раисой, отставным подполковником карагандинского РОВД, которая приехала в Калининград вслед за Сашей, как близкая подруга его мамы.

Что там говорить, Веру поразило количество ящиков, складированных в спальне у брата, в которых хранился никем не востребованный продукт «Герболайф». Она искренне сочувствовала невестке, что её бизнес прогорел, и медикаментозно спасала Галину от душевной слабости на почве невротического психоза. Вера по просьбе брата, которому нужна была здоровая жена больше, чем её успех в бизнесе, проводила курсы витаминных инъекций, укрепляющих нервную систему, и состояние снохи стало постепенно улучшаться. Жаль, что Саше она не могла помочь, потому что он тоже был жертвой провала в бизнесе и сам не знал, как ему законным путём выбить собственные деньги у пропавшего без вести партнёра по бизнесу, которым являлся сын Раисы, к тому же прописанный в его квартире.

***

В то Вербное воскресенье Вера пришла к брату в прекрасном настроении и сразу попала с корабля на бал. На кухне Галина принимала гостей, которые сидели за столом у окна, чаёвничали и вели светские беседы.

В одной из трёх Вера узнала Раису, теперь уже полковника милиции в отставке, а другая представилась Маргаритой. Эта дамочка средних лет отличалась высокомерностью, высокопарной речью и манерами родовой аристократки. Третья гостья по сравнению с Маргаритой выглядела молодой кухаркой, в самом расцвете сил, её звали Надя, и у неё было собственное дело в Гурьевске.

Гостьи за обеденным столом брата вели нескончаемые беседы о том, как неприветливо с ними обошлись в Калининграде, население которого в своём большинстве имело дурной вкус и низменные привычки, а в паузах промывались косточки и самого хозяина дома, при этом высказывалось сочувствие бедной Галине, суетившейся за столом.

С приходом Веры тема разговоров не поменялась.

Галина усадила золовку за стол и налила чай, придвинув к ней вазочку с сухариками, показывая, что в этом доме старательно соблюдался пост перед Пасхой. Мясо и молочные продукты не входили в рацион семьи, а песочные печенья к чаю хранились только для Юрика, Вериного племянника, который имел два высших образования и трудился в городской администрации, его авторитет в семье был непререкаем.

Заварив свежий чай, подлив вареньице в розетки, почирикав с подругами о том и о сём, Галя почувствовала слабость и отправилась отдохнуть в спальню, оставив гостей одних допивать чай, и бразды за столом взяла на себя Раиса, обладательница неприятного для слуха голоса.

– До чего Саша жену довёл, ведь сам не работает и не чешется, а всё ему на блюдечке подавай. Одним словом, говно в мешке! Зачем только я с ним в дело ввязалась!.. Да-а, как нам, милые дамы, тяжело в эмиграции… Нас здесь за дураков держат, наша честность не в почёте, трудолюбие наказуемо, а наши отцы здесь в войну головы свои сложили… Посмотрите на Галочку, как она сдала в последнее время. Этот Саша ест её поедом, деспот, он кого хочешь со света сживёт, порода у него такая, бульдожья. Я знаю, что говорю, ведь он весь в свою мамашу, а с ней я на короткой ноге… Зачем я только с ним начала свой бизнес, хорошо, что сын вовремя дал дёру, чтобы не разориться из-за этого говна, а я… разорена… а я вдова… кто за меня заступится.

Её тут же поддержала Маргарита, коренная москвичка, изящно сложенная, но излишне худая, она хорошо владела навыками светской беседы.

– Ох, Раиса, я вас прекрасно понимаю. Разве может этот… вылитый мужлан, Александр, оценить по достоинству такую чувствительно тонкую, одухотворённую натуру, как его жена. Я взяла над этой бедной женщиной шефство, чтобы утешать её ранимую нежнейшую душу добротой и пониманием. Предлагаю держаться нам вместе. Кстати, я приглашена на камерный концерт Ирины Понаровской. – Не видя заинтересованности у сидящих за столом женщин, Маргарита выставила свои ручки вперёд и продолжила говорить уже совершенно другим тоном: – Дамы, вы посмотрите на мои ручки. Обратите внимание, как они нежны, а кожа бархатная… Кстати, я могу вам, милочка, достать этот крем для рук, который в открытой продаже вы нигде не найдёте, по очень неплохой цене.

Эти слова были обращены к Надежде, руки которой в креме совершенно не нуждались. Сама Надя приехала в Калининград из Иркутска, а в гости к Саше приходила как к потенциальному партнёру по бизнесу, и не столько поэтому, сколько потому, что её собственный особняк ещё находился в процессе строительства, а она временами остро нуждалась в комфорте, этот комфорт умела организовать для гостей Галина, Сашина супруга.

Вера в эту беседу женщин не вступала. Она напилась чаю, встала из-за стола и отправилась было в другую комнату, чтобы приготовить уколы с витаминами для Галины, как к ней обратилась Раиса:

– Верочка, почему ты не используешь свою внутреннюю силу?

Вера растерялась, она недоумённо посмотрела на женщину в звании подполковника милиции, правда, в отставке, и спросила:

– Какую такую силу? О какой силе вы говорить изволите?

– Ясновидящая, у которой ты была с твоей мамой на сеансе по ликвидации сглаза. Эта ясновидящая говорила, что у тебя есть… сила! Её надо раскручивать, дорогая, …это золотая нить Ариадны. Я вам могу…

Вера ненавидела подхалимов, которые служат и нашим, и вашим… её прорвало.

– Да бросьте вы, Раиса Павловна, вводить людей в заблуждение. У вас приличная пенсия, плюс два бизнеса! Всем бы таким разорённым быть, как вы. Так чего вы на жалость давите?.. Это ваш сын развёл моего брата на деньги, а где он сейчас? Не знаете… и получается, что «битый небитого везёт». Я понимаю, что вам одиноко, не с кем по душам поболтать. Так не надо других напрягать, обращайтесь в бюро знакомств… Вы вспомните, как ваши подружки-экстрасенсы целый год прожили бесплатно в доме моего брата, а его самого на сыроедение посадили, а когда он обнищал, то нашли себе другую жертву, а вы с ними разве не в доле? И не надо делать такое лицо, вы же сами проговорились, что ваши подруги обещали моего брата лечить до последней копейки, так они своё слово сдержали! Вы приходите в дом моего брата, пользуетесь гостеприимством его жены, ноете о своей нищете и ещё меня втравляете в какие-то сверхъестественные силы… не пора ли и честь знать…

Тут на пороге появилась Галина. Она не понимала, что происходит на её кухне, хлопая сонными глазами, а гости заинтересованно смотрели на Веру: Раиса – с обидой, Маргарита – с опаской, а Надюша – восторженно, как в зверинце смотрят на рыкающих медведей. Раиса быстренько покинула дом Саши, а за ней и Вера, по дороге домой она вспоминала свой жалкий побег из Андрюшино и пережитый позор, и итог её размышления был ободряющим.

«Я слабая женщина и ничем не отличаюсь от других, только у меня есть Господь. Пусть он будет моей силой, моей точкой опоры, от которой мне надо оттолкнуться, чтобы научиться побеждать верою самые неразрешимые обстоятельства».

Каждый год Вере хотелось встречать лично рассвет на Пасху, чтобы увидеть в свете утренней заре ореол небесной славы, омыть свою поседевшую от тяжких дум душу в сиянии восходящего солнца.

Со слов бабы Кати, старой казачки из Зеренды, тот, кто на Пасху встаёт рано, чтобы увидеть восход солнца, тот на весь год благословляется богом. В сибирской деревне Андрюшино не было ни церкви, ни пасхального служения, и Вера праздновала пасху в кругу семьи.

Чуть только задребезжит рассвет за окном, она будила детей и вела их во двор, полюбоваться зарей и не пропустить восход солнца как знамение свыше. Иногда солнце совсем не проглядывалось из-за туч, тогда Вера учила детей видеть восход солнце и за тучами.

В Гурьевске встречать рассвет на Пасху было трудно, ведь окна её квартиры на пятом этаже выходили на запад, а идти в церковь было не с кем. Таня и Витя жили в Караганде, а Катя очень злилась, когда её рано будили в выходной день.

Хотя девочка после приезда из Андрюшино стала серьёзно учиться в школе, но её отношения с мамой не улучшились, но не выходили за рамки взаимно вежливых, а Вера не то чтобы отстранилась от воспитания дочери, а училась доверять ей, чтобы не мешать её взрослению.

В тот торжественный день Вера проснулась рано и распахнула окно. Свежий воздух был наполнен запахом черёмухи и свежевспаханных огородов. Окно выходило на внутренний двор многоэтажных домов, закрытый от первых солнечных лучей, но это не мешало женщине радоваться светлому празднику Пасхи! Иисус воскрес! – пело радостно её сердце в груди, и ей самой нестерпимо захотелось пойти в церковь.

Вера не огорчалась тому, что не знала церковного расписания праздничных служений, потому что была убеждена, что сам приход в церковь на Пасху очень важен для верующего человека. Приодевшись и засунув шёлковый платок в сумку, Вера приоткрыла дверь в спальню к дочери и тихонечко пропела:

– Христос воскрес!

– Воистину воскрес, – сонно пробурчала Катя и натянула одеяло на голову.

– Катюша, я иду в церковь, а потом зайду к Саше, чтобы поздравить всех с Пасхой. В отличие от нас, они держали сорокадневный пост. Я представляю, как вкусно у них накрыт праздничный стол… сдобные пасхи, крашеные яйца… тебя там тоже ждут.

Молчание.

– Ты пойдёшь к тёте Гале есть пасхи?

– Мгу.

Что значит «мгу», Вера гадать не стала, решив заказать за Катю, Таню и Витю сорокоуст за здравие.

Автобус из Гурьевска останавливался прямо на площади перед церковью. Под ликующий колокольный звон начиналось пасхальное служение. Деревянное здание церкви не вмещало всех верующих, пришедших в то утро на праздник, поэтому пасхальное богослужение было организовано прямо на площади, перед церковью. Батюшка говорил через микрофон, и не было человека на площади, до которого бы не дошла благая весть.

– Христос воскресе!

В ответ прогремел многоголосный хор божьего народа:

– Воистину воскресе.

Видя улыбающиеся лица прихожан, их счастливые взгляды, устремлённые на священника, стоящего у импровизированного алтаря под открытым небом, Вера притихла от собственных размышлений.

– А ты чего радуешься? – строго обратилась она к себе. – Люди радуются, потому что они подготовились к этому празднику. Они держали пост, молились, ходили на службу. А ты? Схватила косынку и туда же, в калашный ряд?! И не стыдно тебе быть дармоедкой, питаться с чужого стола? Бога побойся, ведь могла же ты хоть в Страстную субботу пост выдержать, а не держала…

***

Когда-то в Андрюшино Вера очень старалась соблюдать пост перед Пасхой, и это ей удавалось до тех пор, пока Иван Илларионович, местный электрик, и больше друг, чем любовник, не заметил, что все её голодания были напрасны, потому что исключение из пищи мяса без ежедневных вечерних и утренних молитв не является христианским постом.

– Иван, ты откуда это знаешь, ты ведь сам коммунист от макушки до пят?

На Верин вопрос Иван ответил со скромной улыбкой:

– Отрывные календари читать надо, христианка ты моя. Приятно, когда хоть кто-то помнит ещё, что я коммунист, а коммунистам надо хорошо знать народные предубеждения, чтобы с ними бороться… Ох, да не смотри на меня так гневно. В гневе ты баснословно красива.

Как она ни была сильно возмущена вмешательством атеиста Ивана в её духовную жизнь, но пост держать уже расхотелось, да и невыгодно это было. На дворе стояла ранняя весна, надо было срочно подъедать остатки заколотой под осень свиньи. Морозильной камеры у Лебедевых в доме не было, а мясо на веранде от весеннего тепла быстро портилось.

Только в день «великой субботы» постились в сибирской деревне Вера и её дети, чтобы, увидев солнечный рассвет, голодными сесть за праздничный стол, приготовленный с вечера, и после прочтения молитвы приняться за трапезу. На Пасху Вера по обычаю пекла куличи, которые оставляла на ночь в центре пасхальных яств, вокруг пасхи укладывались покрашенные в луковом отваре яйца. И всю пасхальную ночь над столом горела церковная свеча, освещая куличи и яйца.

***

В Гурьевске Вера даже не пыталась поститься, но читала библейские правила и вот в церковь пришла, хоть одна, но пришла. В толпе верующих на церковной площади её сердце от таких мыслей уже не радовалось, а ныло от тоски по младшим детям, оттого, что недостойна принимать радость воскресения Христа, и, ни с того ни с сего, ей вдруг захотелось плакать, и она засобиралась было уходить с площади, как случилось чудо.

Батюшка в белоснежных одеждах, расшитых золотом, говорил то, что Вере так важно было услышать:

– Позвольте мне обратиться к каждому из вас, мои братья и сестры. Кто принудил вас в это воскресение прийти в церковь?.. Кто-то вам заплатил за приход сюда? Или вы пришли в церковь по распоряжению начальника?

На церковной площади стало тихо, и батюшка продолжил говорить уже в полной тишине, обращаясь к каждому человеку, стоящему перед ним.

– Мы собрались вместе по доброй воле, по зову нашего сердца. Это главное! Итак, все войдите в радость Господа нашего; и первые, и вторые получите награду; богатые и бедные, ликуйте друг с другом; воздержные и нерадивые, почтите этот день; постившиеся и не постившиеся, веселитесь ныне. Ибо Иисус Христос, Божий сын, умер на кресте, как безвинный человек, заплатив кровью за грех каждого из нас, чтобы примирить нас с Богом Отцом, Отцом справедливым и любящим. Воскресение Иисуса Христа есть залог вечной жизни на небесах для каждого верующего в Него человека. Этот праздник нельзя заработать, он дан нам свыше!.. Давайте с открытым сердцем будем провозглашать благую весть! Иисус воскресе!

– Воистину воскресе.

Тут Христово спасение переполнило сердце Веры неземной радостью!

После службы в церкви женщина поспешила в гости к брату. Ей хотелось принести в дом брата ту радость, которая переполняла её собственное сердце. Дверь открыла Марина.

– Христос воскрес!

Это приветствие оказалось чересчур громким. Марина тут же приложила палец к губам и прошептала:

– Тсс. Мама спит. Воистину воскрес.

– А папа?

– Папа учит свой «немецкий» в дальней комнате. Тётя Вера, проходите на кухню. Мы сейчас с вами чай попьём с маминой пасхой, и я вам расскажу о моей подготовке к новой телевизионной программе.

Стол был красиво убран. По крошкам на столе и по кусочкам крашеных яичных скорлупок было видно, что за столом уже отпраздновали Пасху. Сначала, по обычаю предков, Вера с племянницей стукнулись крашеными яйцами, потом Марина с увлечением стала рассказывать свои телевизионные идеи. Женщина слушала племянницу, подперев щёку ладонью, и любовалась ею, совершенно не понимая, каким образом тело Марины вмещало 120 килограммов.

Яркая красота девушки бросалась в глаза и даже слепила. Живой огонь чёрных глаз в тени ресниц, роскошная волна смолянистых волос, выразительность и миловидность лица делали её внешность неотразимо привлекательной. Девичья лёгкость в движениях, красивая речь и яркий темперамент пророчили ей будущее знаменитого телеведущего.

Через какое-то время на кухню пожаловал и сам Саша, державший под мышкой учебник немецкого языка. Он тоже захотел попить чая. Налив себе кружку кипятка и накапав в неё пару капель заварки, он деловито побился на яйцах с сестрой и стал обладателем победного красного яйца, но оно было разбито от молниеносного удара зелёного яйца, которое выбрал для себя Юра, он ради прихода своей любимой тёти отложил игру на компьютере и тоже решил попить чай с пасхой, вприкуску с докторской колбасой. За столом началось веселье, которое разбудило Галину.

Вера обрадовалась, что уже успела поделиться своими впечатлениями о праздничной службе в церкви, потому что с приходом на кухню хозяйки дома за столом могла говорить только она сама. После подробного пересказа всех последних новостей Галя перешла на историю жизни знаменитой таёжной отшельницы Анастасии.

Жизнь этой Анастасии была красочно описана в популярных книжках какого-то журналиста, умеющего хорошо угодить скучающему читателю. Любую новость можно сделать сенсационной, если в её повествование вложить тайный смысл.

Эта Анастасия, коренная жительница тайги, являлась последним представителем необычного сибирского племени людей, которые якобы были не от мира сего. Слушая Галину, Вера ясно представляла молодую красавицу Анастасию и её увлекательную судьбу. Конечно, ей хотелось бы тоже поприсутствовать при передаче информации с земли на небо через гудение высоких елей в сорокаградусный мороз.

Книжку о Анастасии Вера уже прочитала, потому что брат очень настаивал на этом. Саша был в восторге от идей этой отшельницы жить на природе и пользоваться натуральной магией в своих интересах, но Вера не нашла в этой книжке ничего, что захватило бы её воображение.

– Галя, – перебила она невестку, – что толку для тебя или для меня, если эта Анастасия знает больше небесных тайн, чем всё человечество вместе? Ведь мы не сможем бросить свои дела и забраться в Сибирь, чтобы спать в берлоге у медведя, медведей на всех желающих не хватит.

В разговор вступил задетый за живое Саша.

– Как ты не понимаешь, Анастасия открыла нам то, что мы живём неправильно и не пользуемся всеми благами природы, которые мы уже имеем или должны иметь. Эта необычная женщина показала мне мою мечту: основать мой фамильный дом на земле… с забором из кустарника.

– Этот кустарник должен иметь железные колючки, – с сарказмом произнёс Юра и демонстративно удалился в свою комнату.

Его примеру тут же последовала Марина.

Когда Галина с отшельницы переключилась на Сашу, который из-за своего немецкого языка забыл, что его семья сидит в нищете, то и брат ушёл в зал, повторяя вслух немецкие глаголы.

Учил брат немецкий из уважения к немцам, которые умели ценить честность и корректность в деловых отношениях, были послушны законам своей страны и процветали. Изучение немецкого языка и воспоминания о его поездке по Германии своеобразным манером согревали его душу, показывая, что невозможное в России возможно за её пределами.

Вскоре за праздничным столом остались только Вера и Галина. Чай допит, и говорить было не о чем. Вера вспомнила о талончике на переговоры с Карагандой, купленном ею заранее, и с разрешения Галины позвонила своим родителям.

***

Разговор с мамой и детьми поднимал настроение женщины. Младшие дети учились хорошо, Витя выиграл олимпиаду по математике, и за это его побили одноклассники, а Таня написала прекрасное сочинение по литературе. Девочка львицей охраняла младшего братика от всего мира и от строгих воспитательных приёмов своей бабушки. Узнать, что в родительском доме царил прочный мир, было для Веры самым дорогим подарком к празднику Пасхи.

– Верочка, доченька, поздравляем вас с праздником! – продолжала разговор её мама. – Наш спаситель, Иисус Христос, Божий сын восстал из мёртвых, он своим воскресением дал нам надежду на вечную жизнь. Теперь мы уже помилованы Господом и стали детьми Бога.

– Мама, как-то ты странно стала говорить. Ты пошла в новую церковь? В какую, если не секрет?

– В нашу церковь Иисуса Христа. Церковь находится у нас во дворе. Знаешь, где был раньше детский садик? Там теперь проходят богослужения нашей пресвитерианской церкви «Радость».

– Мама, вы отобрали у детей детский сад и сделали себе церковь?! И как вам было не совестно? Значит, ты и мои дети посещают секту?

– Вера, я не настолько глупа, чтобы не отличить церковь от секты. Мы молимся Господу Иисусу Христу там, где нам определил Бог, а от садика уже давно остались «ножки да рожки», как от твоей больницы в совхозе Мирном. Зато теперь в здании бывшего садика люди прославляют Бога, мы с папой изучаем божье слово, которого вы с Сашей не знаете. В церкви есть и детское служение, куда ходят и Витя с Таней. Витю каждый месяц там постригает …бесплатно… Сауле, жена проповедника Абая.

– Сауле? Она казашка?

– А что, только за русских Иисус умер на кресте?

– Мама, я прошу тебя, сделай так, чтобы мои дети ходили только в православную церковь.

Римма поняла, что Веру не переубедишь, и сменила тему разговора.

– Вера, расскажи мне хоть коротко о том, как идут твои дела по работе, если ли надежда на получение квартиры.

– Мама, мне в городском управлении обещают сделать приглашение как специалисту, и тогда у меня будет шанс получить квартиру. В посёлке Прибрежный нуждаются в педиатрах, там мне обещают дать временное жильё.

– А Саша с Галиной отдали тебе те деньги, которые они должны были отдать ещё два года назад?

Вера оглянулась по сторонам, на кухне она была одна.

– Мама, этих денег у Саши нет. Я не могу просить то, чего он не имеет.

– Ты не забывай, что любой долг платежом красен. Ты думай не о Саше, а о том, как тебе жить дальше. Мы молимся за тебя всей церковью, и Таня с Витей молятся. Они даже письмо написали в программу «Жди меня», чтобы ведущий этой программы нашёл тебя и привёл домой. Хорошо, что я это письмо перехватила. Витя так и думает, что ты бросила его из-за нужды.

Это были горькие слова, которые камнем легли на сердце, ведь на самом-то деле Вера бросила своих детей. Телефонная трубка лежала на рычаге телефонного аппарата, а эти слова продолжали звучать в её сознании, словно были сказаны на иностранном языке и нуждались в переводе.

«Неужели нет выхода? Нет, выход есть, только я его пока не знаю!»

Глава 3

После разговора с Верой по телефону Римма ещё долго обижалась на дочь, которая в заботах и проблемах забыла о том, что её родители недолговечны, что они сами остро нуждаются в помощи и понимании.

Приход в церковь «Радость» помог Римме с Володей по-новому взглянуть на жизнь и не бояться будущего. В этой церкви они обрели свою божью семью, которую их дети считали сектой.

Римма сама удивлялась, каким сложным путём вёл её Господь, чтобы привести в ту церковь, где ей открылась благодать жизни со Христом.

Когда Римма вышла на пенсию, она вдруг потерялась, но не из-за наступившей нищеты, а от бессмысленности своего существования на земле. Дни проходили, словно им не было счёта. Если весной и летом все заботы были о даче, осенью – о том, как сохранить урожай, то зимой она чувствовала себя обделённой, словно её задвинули в угол, а жизнь проходила мимо.

С возрастом задумываешься о смертном часе как о неотвратимом событии, от которого не увернуться никому на земле. Как относиться к смерти, что будет, когда её не станет? Этому знанию не учили ни в школе, ни в московском институте марксизма-ленинизма, который в своё время Римма с отличием закончила. Получалось так, что её история жизни должна была оборваться на полуслове, и никому до этого дела не было!

Дети выросли, они разъехались по свету и не могли быть ей утешением в старости. Жаль, что у них жизнь не складывалась так хорошо, чтобы можно было за них радоваться и в старости спокойно умереть.

Как помочь детям, Римма не знала и не ведала. С переменами в стране пенсионные пособия были урезаны до прожиточного минимума, а все накопленные сбережения на старость были уже отданы детям, а снохе Галине и похоронные, когда она в последний раз их навещала, а после неё приезжал и Саша, который к тому времени уже растратил впустую сто тысяч долларов и остро нуждался в финансовой поддержке. Для сына Римма и Володя заняли денег у друзей.

Хорошо, что дача кормила, прибыль от продажи лука, петрушки, огурцов и помидоров помогла им рассчитаться с долгами, а Саша с Галей не долги отдавали, а оплачивали своей дочери Марине посещения ламы, что казалось Римме нечестно по отношению к ним.

Особенно было обидно за сына, ведь он променял Римму с Володей на родителей своей жены. Эту обиду подогревала бывшая супруга брата Галины, Геннадия, которая повадилась проведывать Римму, рассказывая ей, как боготворил Саша родителей Галины, как им и их сыну Гене в Караганде дома купил, а Калининграде отдал для тёщи и тестя коттедж, а так как Геннадий после развода дом-то пропил, то Саша приехал и его, пьяницу подзаборного, забрал с собою в Калининград.

И каждый раз напоследок незваная гостья даже сочувствовала Римме:

– Ох, уважаемая Римма Иосифовна, мои бывшие свёкры так плохо о вас говорили, что я была уверена, что вы не человек, а выжившая из ума ведьма.

Молча проглатывала Римма обиду, но виду не подавала, потому что очень жалела своего единственного сына. Но особо болела её душа за дочь.

Вера сама выбирала такие трудности, которые невозможно было преодолеть, но как уберечь дочь от собственных неразумных решений, а сына – от житейской слепоты, Римма не знала, хотя была готова за них отдать свою жизнь.

По зову сердца пошла в православную церковь.

Приход Риммы в церковь напомнил женщине её детство, тихие молитвы мамы и угрозы одинокой соседки о страшном суде для грешников. Тогда-то в молодости никого из её сверстников не пугал ад, а в рай они и сами не хотели. Теперь постаревшей женщине очень хотелось быть уверенной в том, что её изнурённая работой мама не истлела в гробу на степном кладбище, а живёт сейчас вместе с папой в раю, на небесах. Жаль, что батюшка о загробной жизни говорил вскользь, а вопросы задать было некому, поэтому Римма исправно ходила на воскресные службы и писала записки за здравие и за упокой своих родных.

Ходила Римма в православную церковь как на работу. Тяжело было стоять всю службу на ногах, но она стояла. Все ставили зажжённые свечи на подсвечник, и Римма ставила, все крестились, и она крестилась, все целовали иконы, и она целовала, как было положено прихожанам. Как все, женщина причащалась, только исповедоваться у неё не получалось искренне, зато на душе становилось спокойнее от молитвы священника, от песнопения церковного хора, правда, слова молитв разбирала она плохо.

Однажды Римма встретилась с женой дальнего родственника, сосланного в Казахстан из Украины, и пожаловалась, что молится она за детей, но всё понапрасну. Тут-то всё и прояснилось. Оказалось, что Римме, как польке, надлежало было посещать не православную церковь, а костёл. Своим первым приходом в костёл Римма была довольна. Молодой ксендз в первый её приход уделил ей гораздо больше внимания, чем батюшка в православной церкви, который её присутствия на службе даже не замечал.

Чтобы лучше познакомиться с Риммой, ксендз пришёл к ней в гости и на глазах удивлённого Володи окропил всю квартиру Шевченко святой водой, а примерно через год Римма узнала, что Бог не отвечает на её молитвы, потому что они с Володей не были венчаны! Женщина вдруг испугалась за свою супружескую жизнь без венчания также сильно, как человек, проклятый цыганкой. Уговорить мужа принять католическое крещение и обвенчаться с ней в костёле стало делом её жизни, но Володя на уговоры не поддавался.

– Римма, я крещён в православной традиции, и менять это крещение на любое другое не намерен.

После этих слов его спокойная жизнь закончилась. За завтраком он выслушивал угрозы жены, за обедом – её агитационные лозунги, а после ужина Римма сдавалась и снисходила до подхалимства. Проходило время, мужчина не собирался менять своего убеждения, и однажды терпение Риммы лопнуло, она объявила мужу молчанку! Тогда Володя обратился к жене с одним простым вопросом:

– Римма, а во сколько нам обойдётся обряд венчания в костёле? Ты же сама знаешь наши пенсионные возможности на сегодняшний день. Ты и так относишь в церковь гораздо больше, чем мы можем себе это позволить, зачем бедному отдавать последнее, когда время такое нестабильное?

– А затем, что так положено! Что может быть стоить нашего венчания для ксендза? Ничего! Конечно, ты, Володя, и не сомневайся, я всё разузнаю, и тебе уже не отвертеться от венчания со мной!

Сколько стоит венчание, Володя так и не узнал, а Римма предпочла эту сумму сохранить в тайне. Не оглашая своего решения, женщина сама перестала по воскресеньям ходить в костёл, который находился на другом конце города.

Как-то весенним тёплым вечером Римму окликнула её коллега по работе, они разговорились как старые знакомые.

– Римма Иосифовна, а вы приходите в нашу церковь, которая открылась во дворе вашего дома, где раньше был садик. Там служит сейчас пастор Дэн, который приехал из Кореи по призыву Иисуса Христа, чтобы рассказать людям в Казахстане о благой вести. Не бойтесь, ведь приход в нашу христианскую церковь «Радость» может быть только добровольным. Я вас буду ждать у входа в церковь в это воскресенье.

Наступило воскресенье, Римма смело отправилась в церковь «Радость» на поиски Бога, отвечающего на молитвы матерей. На пороге её встретил сам пастор, а знакомая женщина проводила в зал для богослужений. Проповедь читал пастор Дэн, а после служения Римма обратилась к нему во время чаепития.

– Скажите мне, пожалуйста, пастор Дэн, какая церковь была бы более правильная для меня?

Ответ пастора из Кореи был простым и коротким: «Та церковь, которая преобразует вашу жизнь согласно заповеди Иисуса Христа».

Пастор церкви Дэн терпеливо учил верующих христианской истине, которая помогала в жизни и наполняла её смыслом. Римма очень хотела учиться вере вместе с мужем. Она настойчиво убеждала Володю посетить хотя бы одно воскресное богослужение в христианской пресвитерианской церкви «Радость», но все её попытки были бесполезны.

– Володя, ты не прав! Не принимать можно то, что ты сам изучил, а отвергать то, что даже не удосужился познать, – это удел дураков. Знаешь ли ты сам, кто такой Господь, как Он жил, что говорил?.. А если знаешь, то почему не ходишь в церковь? Ведь ты по воскресеньям сидишь дома, и не потому, что ты инвалид! Если православная церковь далеко, то давай пойдём в ту, которая близко… В церкви «Радость» я узнала, что и в нашей с тобой ситуации можно радоваться! Эту радость нам дал Христос! Володя, если ты боишься осквернить свою веру, то сиди дома, храни твою веру у себя за пазухой, а если хочешь знать, что думает о тебе Христос, то пойдём вместе на служение.

Нет, не из-за уговоров своей жены Володя пошёл в церковь «Радость», а для того, чтобы уберечь жену от вовлечения в секту, но на служении проповедь пастора о божьей любви тронула его душу, ум и сердце. В тот день, когда он слышал, как вдохновенно церковь прославляла Бога, как со слезами молилась о прощении грехов, как просто говорил пастор о спасении во Христе и любви Бога Отца, то был потрясён, словно был слеп и прозрел.

– Это моя церковь, – сказал он Римме после служения. – Эта церковь не противоречит моей православной вере, она её укрепляет.

Ко времени приезда внуков Римма с Володей ходили в церковь, где никто не требовал перекрещиваться, а только подтвердить своё крещение, а служители учили верующих братьев и сестёр жить по любви к Богу и к ближнему, как к самому себе.

***

В Калининграде наконец-то устоялось весеннее тепло. Пасхальная неделя закончилась, и начались будничные дни. Как-то раз Вера опять зашла к брату узнать новости о её возможности работать в Бельгии медсестрой, но звонков от представителей фирмы, ищущих средний медицинский персонал для работы за границей, не было, как и не было самой фирмы по указанному адресу, что выяснил брат самолично.

Вера поникла духом. Она сидела за столом, потупив взгляд, и сосредоточенно собирала в кучку хлебные крошки со скатерти. Через какое-то время к ней за стол подсела и Галина, даже ближе, чем этого хотелось.

Вера интуитивно почувствовала себя мышью в западне, но отодвинуться не могла, мешал подоконник. Краем глаза она видела, как Галя, наклонившись над столом, указательным пальцем подталкивала в её сторону какой-то листок бумаги, сложенной вчетверо. Бумага на праздничной льняной скатерти упиралась и не хотела плавно переходить границу между Галей и Верой, и тут Верой овладела тревога.

Виновато опущенная голова снохи, вчетверо сложенный листок были явно неспроста, и этот листок, который медленно приближался к ней, был очень похож на похоронку. Молчаливое напряжение становилось уже непереносимо. Вера взмолилась:

– Галя, что это значит? Что это за бумага?.. Она для меня?

Галя посмотрела на Веру ясным взглядом безвинной жертвы, но объяснять происходящее никак не осмеливалась.

– Да говори же, Галя! Что это за бумага? Эта бумага для меня? Что в ней?

Какую-то беду предвещал этот аккуратно сложенный листок. Вера приготовилась встать из-за стола, ей совсем не нужно было знать, что означал сей листок, ибо она не собиралась брать его в руки. Тут и Галина поняла, что так продолжаться больше не может, и, положа руку на сердце, заговорила.

– Вера, Верочка… ты знаешь… что мы тебя любим.

Час от часу не легче, в Верином сердце поселился ужас.

– Вера… нам пришла… эта… Ты помнишь, Катя уезжала в Андрюшино учиться?.. Так это квитанция за телефон. Верочка, твои переговоры с Андрюшино обошлись нам в 500 рублей. Мы не имеем возможности их оплатить!

Вздох облегчения потряс бедную женщину, ведь она уже приготовилась услышать что-то очень страшное.

– Ух, слава богу! Ну, конечно, я с радостью всё оплачу. Только, прошу, не пугай меня так больше.

И вот удручённая Вера, понурив голову, идёт к автобусной остановке. Ей предстояло на двух автобусах добираться в свой Гурьевск, а в её дамской сумке лежали ненавистная платёжка за телефон, на оплату которой пойдёт половина её зарплаты, и две пышные сдобные булки, которые дала Галина на прощание.

Проходя мимо магазина, Вера услышала за спиной жалобный мужской голос:

– Женщина, подайте, милости ради.

Не обращая внимание на попрошайку, она продолжала идти по улице, словно ничего не слышала.

– Женщина, ну, пожалуйста, подайте на хлеб… Подайте, ради Христа. Кушать хочется.

Вера остановилась и укоризненно посмотрела на человека, который бессовестно просил у неё денег. Этим человеком оказался невысокий белобрысый мужчина, средних лет, который, видя, с каким вниманием его разглядывает вполне приличная прохожая, продолжал канючить: «Подайте, ради Христа».

В ответ лицо Веры недовольно сморщилось, и она махнула было на него рукой, как тут до её сознания дошла очень простая мысль, что её положение ничем не лучше.

– Я, господин побирушка, сама такая же нищая, как и вы! Но я милостыни не прошу, я работаю, с утра до ночи, за гроши! Знаете ли вы, что очень скоро мне негде будет жить? Может быть, вы меня у себя пригреете?.. А не начать ли нам побираться вместе?..

Тут белобрысый нищий растерялся, от лучей заходящего солнца его длинные белокурые волосы стали исключительно рыжими, а лицо странно вытянулось, как на иконах великомучеников.

Но Веру уже нельзя было не остановить, ей хотелось убедить себя и прохожих на улице, что не этот бродяга, а она нуждалась в подаянии!

– Хотите знать, сколько денег лежит в моём кошельке? Ровно столько, сколько стоят два билета на автобус, чтобы добраться до дома! А теперь я протягиваю руку, подайте мне для пропитания моих трёх детей!.. Я работаю, как чёрт в кочегарке, а не могу содержать семью!.. Уходите и не приставайте больше ко мне…

– Женщина, ну что вы так расстроились? Я же не бандит какой-нибудь, я кушать хотел… на хлеб просил.

Увидев толпу любопытных, голодный бездельник опустил голову и поковылял в сторону магазина, а Вера поплелась к автобусной остановке. Ожидая автобус, она успокоилась и тут вдруг поняла, что отказала голодному человеку в хлебе!

– Этот бродяга просил у меня хлеба? А я его обругала и прогнала, как приставучую собаку, а у меня в сумке лежат две булки сдобного хлеба!.. Выходит, что я отказала в хлебе не нищему, а самому Иисусу Христу!.. Я отказала нищему, потому что сама не верю, что даже с божьей помощью смогу вернуть Гале деньги за переговоры!

От горьких мыслей женщине стало не по себе. Она была рада, что в подошедшем автобусе оказалось свободное место у окна. Автобус тронулся, и перед взором женщины замелькали дома и деревья, но Вера видела перед собой только образ нищего мужчины, рыжие волосы которого теперь казались ей золотым ореолом его святости.

– Я соврала несчастному человеку, умирающему от голода, что на моём иждивении находятся трое детей, а Таню и Витю кормят мои родители… А хлеб? В сумке у меня две булки, нам с Катей и за неделю не съесть!.. Как я могла отругать голодного человека только за то, что он попросил у меня хлеба! Да, это точно, это был Иисус… Он просил у меня хлеба, а я не дала! Как теперь жить дальше?

Как приговорённая сидела Вера в автобусе, как предавшая своего Господа. Внезапно прозвучал голос кондуктора, возвещающий конечную остановку. Женщина взглянула в окно и не поверила своим глазам. Это не был центр города, где стояла православная церковь и находилась остановка маршрутного автобуса в Гурьевск. Это была окраина Калининграда.

Что делать? Если возвращаться назад, то надо купить обратный билет в центр города, а это значит, что в Гурьевск ей придётся ехать если не «зайцем», то идти пешком.

– Вера Владимировна, как я вас сразу не узнала, – обратилась к ней кондуктор автобуса. – Это я, Гришина мама, вы лечили моего Гришку от астматического бронхита. Слава богу, приступы удушья после лечения больше не повторяются… Сидим на диете, делаем гимнастику. Спасибо вам.

Благодарная мама Гриши разрешила Вере добраться до центра города бесплатно.

И вот площадь, где всего неделю назад так радостно провозглашали воскресение Христа, а теперь праздник закончился и радость померкла. Вера стояла на остановке, и горечь съедала её сердце. В противовес её тяжким думам радостно зазвонили церковные колокола, где-то за спиной послышались жалобные детские голоса.

– Тётенька! Тётенька, подайте на хлеб.

Вера быстро раскрыла сумку и в страхе, что опоздает, в спешном порядке вытащила из сумки румяную булку сдобного хлеба и протянула его уличным мальчишкам. Она лишь успела заметить их голодные взгляды, устремлённые на булку, … тут всё и закончилось. Вот дети были, и вот их не стало, как и булки в её руках.

Счастливая Вера возвратилась домой. Иисус дал ей второй шанс для спасения её души, и она его не упустила!

Эту историю о голодной попрошайке Вера рассказала своим коллегам по работе, но не было никого, кто бы разделил с ней счастье второго шанса.

Однажды к ней в кабинет после приёма детей заглянула детский невропатолог, Марина Петровна, но говорить о больных детях она не собиралась.

– Вера Владимировна, вы не знаете, куда подевалась наша заведующая поликлиникой, Елена Михайловна?

Так как этого Вера не знала сама, то с чистой совестью продолжила свою писанину, но Марина Петровна намёков не понимала и уселась на кушетку напротив врачебного стола.

– Я хотела бы прояснить ситуацию, Вера Владимировна, ведь ходят слухи, что Елена Михайловна, краса и гордость поликлиники, выехала из страны и теперь здравствует где-то в Бельгии. Представляете, какой пассаж? Наша Елена и в центре Европы! Я уверена, что её муж тоже в курсе таинственного исчезновения жены, но молчит ведь как партизан.

Марина Петровна имела о себе высокое мнение, хотя звёзд с неба не хватала и во всём соблюдала гармонию в направлении от хорошего к лучшему. Своей европейской внешностью она гордилась, считая себя эталоном классической красоты деловой женщины, и была довольна своими умственными возможностями. В стране кризис, а она как жила обеспеченно, так и жила.

Марина владела комфортабельным жильём, послушным мужем княжеской внешности, престижной специальностью детского невропатолога, а растить двух сыновей ей помогали родители. Больше всего на свете она не любила тех выскочек, которые опережали её в успехе. В своей жизни, как в шахматах, она была ферзём, держащей всех пешек под контролем.

Поменять Гурьевск на Брюссель было заманчиво, но Елена Михайловна её опередила, сделав шаг конём, и теперь она в Бельгии, а Марина в своей поликлинике. Как любому игроку, для победы ей не хватало фигур. Эту почётную роль она отвела новому педиатру, Лебедевой. Хотя Вера Владимировна разговор об исчезнувшей Елене Михайловне не поддерживала, Марина знала, как залезть людям в душу.

– Вера Владимировна, – начала она разговор, между делом просматривая статистический отчет по диспансерным группам больных детей с неврологией, – вы слышали, как хорошо устраиваются наши соотечественники в Бельгии. В этой стране население стареет и есть угроза полного вымирания, поэтому Бельгия открыта для всех желающих там жить! Задумайтесь, разве вам никогда не хотелось пожить цивилизованно?

Вера внимательно посмотрела на коллегу, и опять принялась дописывать истории развития детей с её участка, ведь такие знающие себе цену счастливые женщины, как Марина Петровна, ни в чьей дружбе не нуждались, если только у них не было для этого специальной причины.

– Если бы вам предложили поехать в Бельгию, – не сдавалась Марина, – где бы вас обеспечили жильём с отдельными спальнями для каждого ребёнка, выдавая ежемесячно социальное пособие, где бы вам гарантировалась нормальная жизнь, учёба, работа, то согласились бы вы принять предложение выехать за границу?

– Уважаемая Мария Петровна, это не имеет значения, потому что фирмы, которые занимаются перевозом людей за границу, спрашивают по тысяче долларов с одного человека, а у меня трое детей! Таких денег у меня нет.

– Вы не совсем правильно информированы. Я знаю фирму, где берут только со взрослого человека тысячу долларов! Только тысяча долларов – и вид на жительство в Бельгии вам обеспечен.

– Это фантазия, а я не фантазёрка.

– Но любая фантазия может стать реальностью, если немного подсуетиться! Деньги всегда можно занять… У вас есть родственники?

– При чём тут родственники? Нет, Марина Петровна, Бельгия не для меня. Я буду искать выход здесь, в Калининградской области.

– Если бы этот «выход» был в Калининградской области, то я бы знала об этом первой.

– Тогда что вас тут держит?

– Английский! Я учу английский язык и прохожу курсы физиотерапевта! Знаете почему? Потому что я, в отличие от вас, думаю о своём будущем и будущем своих сыновей. Я уже подала прошение в канадское консульство для получения вида на жительство, как специалист в возрастной категории до 40 лет.

– Вы, Марина Петровна, мужественная женщина, но сколько вам лет?

Тут в кабинет зашла патронажная медсестра, и этот разговор закончился с нулевым счётом.

Погода на майские праздники напоминало тёплое лето в Сибири. Окна квартиры были открыты настежь, и весенний ветерок романтично раздувал тюлевые шторы, а Вера сидела на диване, уставившись в телевизор, который без устали пел и веселился, и от дум тяжелело на сердце.

Плата за квартиру заканчивалась уже через два месяца, а на продление контракта с её владельцами денег не было. Катя успешно сдавала экзамены и готовилась к выпускному, а на телеграммы с просьбой выслать денег на бальное платье дочери Женя не отвечал.

В конце апреля, заручившись бумагой из департамента, где утверждался Верин статус приглашённого в Калининград специалиста, комиссия при администрации пообещала в неопределённом будущем выделить семье Лебедевых одну или две комнаты в общежитии посёлка Прибрежный. Это было всё, что ей удалось сделать для воссоединения семьи.

В последнем разговоре с мамой родители поставили перед ней вопрос ребром, или – или. – Вера, послушай, мы с папой скопили немного денег. Этих денег хватит или на один год обучения детей в Караганде, или на их билеты до Калининграда. В любом случае мы на твоей стороне! Выбирай сама!

Этим выбором Вера мучилась уже неделю, а выбрать никак не могла. По телевизору показывали повторы первомайских парадов рабочих и крестьян, живущих в постсоветской стране, но красные колонны демонстрантов уже не настраивали женщину на решительную борьбу с капиталистами. Радостное веселье «Голубого огонька» угнетало, и к вечеру она выключила телевизор, чтобы, сидя на диване, уже не думать о главном: как ей жить дальше; а подумать, что приготовить на ужин.

Неожиданно в дверь постучали.

– Кто?

– Милиция.

Колени подкосились, сил выдохнуть воздух из лёгких не было. Катюша не ночевала дома! С Катей случилась беда! Сможет ли Вера эту беду пережить? Но, может быть, Катя ещё жива? Она в милиции? В больнице? Всё равно где, лишь бы была жива. Опять требовательно постучали.

«О, Господь, не допусти!»

Последнее, что Вера видела в дверном проёме, были две крупные фигуры, а потом потемнело в глазах, и Юре с Мариной пришлось уложить бледную тётю на диван. Выпив стакан с водой, женщина увидела над собой озабоченные лица племянников, которые пришли на репетицию семейного концерта, посвящённого юбилейному дню рождения Саши, так как ни у кого на подарок имениннику денег не было.

Репетиция концерта прошла на славу, а при прощании Юрик ещё раз извинился за свою неудачную шутку, от которой у его тёти до сих пор подёргивался глаз.

После ухода племенников ждать возвращения дочери становилось невыносимым испытанием. Что с ней могло случиться? Где она пропадала? Настала ночь, искать в городе пропавшего ребёнка, что иглу в стоге сена.

«Господи, помоги»!

Катя пришла во втором часу ночи. Она была пьяна в стельку, но это уже не злило её маму, ибо она радовалась, что дочь жива. Шутка племянников помогла познавать горе в сравнении. Укладывая дочь в постель, Вера радовалась, что Господь сохранил её от большей беды, потому что жалел её мать!

Утром следующего дня Вера сказала дочери то, что должна была сказать в любом случае.

– Катя, ты сегодня проснулась в луже собственной мочи, хотя, с твоих слов, выпила только бутылку пива «Балтика». Так как твой папа страдал алкоголизмом, то для тебя достаточно приёма небольших доз алкоголя, чтобы смело отправиться по папиным стопам. Ты думаешь, что алкоголизм тебе не грозит? Да, не грозит, если ты в своей жизни не будешь пить спиртного. Твой отец сдал разряд на мастера по тяжёлой атлетике, у него была недюжинная сила воли, но и он не смог избавиться от этого недуга. Ты скоро окончишь школу, и тебе предстоит самой выбирать, как жить дальше, и тебе самой отвечать за свои поступки.

Больше к этому разговору они не возвращались, потому что больше не было повода. Катя по вечерам серьёзно готовилась к экзаменам, которые сдавала на хорошо и отлично. Вера оплатила счёт за телефонные разговоры с Андрюшино со своей получки, Галя успокоилась, и их родственные отношения вновь потеплели.

Надо сказать, что в последнее время Саша уделял сестре больше внимания, чем прежде. Их разговорам не было конца и края, но тему детства брат с сестрой предпочитали обходить стороной. Вере нравились перемены в брате, хотя и радоваться тому, что Саша изменился в лучшую сторону через свою внезапную бедность, было грешно.

***

Время не стоит на месте, неукоснительно подчиняясь тому, кто его изначально завёл, чтобы люди спешили жить, подгоняя этот мир под свои нужды и прихоти, изменяя себя и других.

В праздник Троицы Вера в церковь не пошла, потому что денег на автобусный билет у неё не было, все деньги ушли на Катин выпускной вечер. День клонился к ночи, когда её навестила Надюша, та подруга Галины, которая жила в Гурьевске. Последнее время она частенько заходила проведать Веру, чтобы поделиться с ней своими сердечными тайнами.

Надя ходила в английскую церковь, которая прелюбодеяния не возбраняла и одаривала прихожан хорошими подарками. В разговоре она беззастенчиво описывала свои сексуальные отношения с мужчинами, а Вере после её посещений казалось, что поучаствовала в порнофильмах, но в тот вечер Надюша пришла с энтузиазмом хищницы, почуявшей добычу. Этот энтузиазм не имел ничего общего с её женскими похотями.

– Вера, то, что я хочу рассказать, очень серьёзно и очень заманчиво. Ты слышала о миграции наших соотечественников в Бельгию? Это сегодняшняя реальная возможность попасть с корабля на бал. В Бельгии созданы такие райские условия для мигрантов, что не воспользоваться ими было бы просто преступлением.

– Чтобы туда попасть, нужны деньги. Тысяча долларов с совершеннолетнего человека.

– Нет, не деньги нам нужны, а нужна истинная информация, которую мы можем получить только, если сами разузнаем всё на месте.

– Надюша, не собираешься ли ты отправиться в Бельгию?

– За этим-то я и пришла. Я знаю точно, что у твоего брата есть в заначке приличная сумма. Нам надо только его уговорить поехать на машине в Бельгию и там собрать нужную информацию из первых рук. Медлить нельзя. Берём проблему под уздцы. Собирайся, едем к твоему брату. Моя служебная машина ждёт нас у входа в подъезд.

В любом предложении есть новизна и нет преступления.

Уже через час в просторном зале Сашиной квартиры после бурных переговоров наступила пауза, в которой нуждались все, чтобы переосмыслить полученную информацию. Бельгия вдруг показалась такой близкой, такой доступной страной, как рай, в который стали впускать без проходного билета, но такая доступность и настораживала.

И вот они сидят в зале у Саши, Вера – на высоком стуле у стола, её брат развалился на диване, на диванном валике рядом с ним примостилась Галина, а Надюша с довольной улыбкой раскачивалась в кресле-качалке хозяина дома. Она улыбалась, предвкушая все прелести авантюрного путешествия на Запад.

После новости о гостеприимной Бельгии и последующего утомительного молчания первой заговорила Галина.

– Что нам в этой загранице делать? К чему такой там-там?! Надюша, ведь у тебя прекрасный бизнес в Калининграде? А там ты будешь никто, или тебе нравится туалеты бельгийцам мыть?

– Галя, какие туалеты? Тебе дают пособие, ты учишь язык, а потом делаешь свой бизнес по-европейски! Саша, ну что ты, не будь жмотом, не тормози, когда надо действовать, то действуй! Давай вместе съездим и всё конкретно разузнаем на месте. Да ещё и Европу посмотрим. Там твой немецкий как нельзя кстати будет.

Надюша уже потирала руки от предстоящего успеха этого бесплатного тура по Европе, но брат не спешил с решением.

– Надюша, надо подумать. Давайте-ка я вас на машине до Гурьевска отвезу?

Вера задумавшись сидела в красном «Запорожце», на заднем сиденье, и пристально всматривалась в окно, словно хотела что-то важное разглядеть в мелькании огней ночного города. Она пропускала мимо ушей то, о чем беседовали брат с Надей.

Калининград был празднично убран и сиял в разноцветных подсветках. Вдруг что-то произошло с её сердцем, оно вновь стало говорить со своей хозяйкой.

– Этот слух о Бельгии был предназначен не для Надюши, не для Саши, он для тебя, Вера! Сколько раз можно отказываться от подарков судьбы? Проснись! Бельгия – это то, что тебе предстоит совершить!

Потом сердце смолкло, и Верины губы прошептали ему в ответ:

– Я всё поняла. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

На следующий день Вера уже звонила в Караганду.

– Мама, привозите детей в Калининград. Мы с детьми едем в Бельгию!

Принять конкретное решение всё равно что сделать старт к победе.

Вера продолжала жить своей жизнью, словно ничего не случилось, но теперь она в своё свободное время вместе с дотошной Мариной Петровной по крупинкам собирала информацию о возможности легального переезда в Бельгию, которую фирмы выдавали за плату, но всё сводилось к одному: гарантирован был только сам въезд в Бельгию, а в дальнейшем – кому как повезёт.

Для такого везения нужно было быть или гомосексуалистом, или проживать в местах боевых действий, или жить под угрозой смерти из-за политических убеждений. Ни первой, ни второй и ни третьей причины Вера, к счастью, не имела. Поэтому она решила ехать по простой причине – воссоединение своей семьи.

Катя в середине лета получила аттестат зрелости, о её дальнейшей учёбе не могло быть и речи. Денег в семье на её учёбу не было. Вера с дочерью уже переехали из съёмной квартиры в Гурьевске и теперь жили в четырёхместной палате психиатрической больницы посёлка Прибрежный.

В посёлке Прибрежном Вере предложили работать только на одну ставку, что означало не просто нищенское существование, а настоящую финансовую катастрофу. Оставалась только одна надежда, и эта надежда звалась «Бельгия»!

Когда не знаешь о существующих подводных камнях и о коварных рифах, легко плыть вперёд, потому что нет страха перед кораблекрушением.

Будущее казалось Вере позитивно решённым, осталось только дождаться приезда детей в Калининград и подготовить проездные документы. Женщина уже видела себя в скором будущем спасительницей детей, и ей вновь захотелось мечтать о человеке, который назовёт её своей женой. В те дни Вере пришло на сердце откровение, что весть об избраннике придёт к ней через объявление. Конечно, она не стала тянуть время этой встречи, а с помощью Юры подала объявление в интернет, что ищет мужа. Ответа не было ни на следующий день, ни во все последующие дни.

– А вдруг человек, который мне предназначен богом, умер?

Хотя надежда, воскреснув, умирать уже не хотела.

Глава 4

«И сказал Господь: Нехорошо быть человеку одному».

Не успел Ронни поразмыслить над этим стихом из Библии, которая ему досталась от свидетелей Иеговы, как на улице прогремел гром. Отложив Библию в сторону, он вышел из своего цыганского дома на колёсах и огляделся. Неподалёку в небе вспыхнула молния, фамильный сад за считанные секунды превратился в царство ветвистых голубых призраков.

Гроза под осень всегда носит мистический характер. Если весной она пробуждает природу к цветению, летом – к плодородию, то в ноябре гроза наводит ужас на всё живое, тем более, если она разыгрывается в ночное время. Ветер жалобно гудел в проводах, вершины деревьев, как в лихорадке, метались из стороны в сторону, а дождя всё не было.

Такая путаница сезонов и природных явлений самим Ронни не одобрялась. Надо отметить, что в последнее время его характер стал очень раздражительным, а любое не предусмотренное мужчиной происшествие просто выводило из себя.

– Гроза в ноябре? По какому праву? Кому нужна гроза под зиму? Пентагон развлекается, пытаясь управлять погодой, а человеку невдомёк, что природу насилуют у него на глазах!

Подул порывистый ветер, Ронни продрог и опять забрался в свой мобильный дом, который в просторечье назывался «мобиломом», чтобы в тепле, в уюте пересидеть грозу и вовремя отойти ко сну. Читать Библию расхотелось, думать о жизни тем более. Выключив свет, мужчина наблюдал за явлениями небесной катастрофы, которая с земли выглядела обычной грозой.

Не зря говорят, что одиночество до добра не доводит. Ближе к полночи пришла в голову странная мысль, что небо гремит и мечет молнии, вызывая человека на дуэль. И с какой это стати, ведь Ронни уже не прелюбодействует, а тех голых дамочек, что имели привычку навещать его во сне, в расчёт брать не надо, он их не звал!