Верховенство мёртвых теней

5 Кто смерти боится, у того в глазах двоится

Киара должна была приехать в гости этим утром. Я спустился в столовую, чтобы встретить ее, и едва не столкнулся лбом с матерью. Что Ева забыла в замке теней?

– Сынок, – поприветствовала она.

Захотелось рассмеяться. Сыном мать не называла меня с раннего детства. Три года назад я стал разочарованием, а затем и вовсе предателем. Ева никогда не отличалась материнской нежностью, и я, честно говоря, рассчитывал, что она обо мне забудет. Но, судя по всему, ей что-то требовалось. Я разгладил на себе футболку, чтобы куда-то деть руки.

– Я пришла провести время с тобой, – произнесла она с самой сладкой улыбкой, на которую была способна.

– Признаться, я удивлен. Что на этот раз ты хотела бы обсудить? Как я разочаровал тебя своим никчемным существованием? Или, может быть, твою навязчивую мысль о правлении Домом крови? Это к моей сестре.

– Киара – не моя дочь, – рявкнула Ева.

– А я уже не твой сын. Я умер, мама. Мы можем притвориться, что я остался мертв.

Ева отшатнулась, будто ей дали пощечину, и укол вины пронзил мое сердце. Все эти ссоры с матерью, ее переменчивое отношение… Я почти почувствовал себя прежним собой. Забавно, что комфорт могут приносить далеко не самые приятные ситуации. Знакомое насилие лучше, чем незнакомое.

– Ты не перестанешь быть моим сыном, Ратбоун. Даже в таком… виде, в котором ты существуешь сейчас.

Я фыркнул.

– Это не мой выбор, как ты могла заметить. Я навсегда останусь бледнокровкой, смирись с этим!

Мать сжала губы в тонкую линию, но затем кивнула. Может, в этот раз она прислушается?

Ева должна быть счастлива, что я жив. Что я встретил Мору и получил второй шанс. Последние пару часов я в деталях планировал нашу с Морой вылазку в Сельгар. Мы могли бы сходить в кино или в ресторан, прогуляться по пляжу. Или все сразу.

С недавних пор у меня появилось много свободного времени. Иногда ночью я тайком прокрадывался в общие комнаты на первом этаже и убирался в зале или столовой. Это успокаивало и тревогу спящей Моры, которую я ощущал, но с которой не мог помочь, и мои собственные нервы. Ночами я смотрел фильмы и сериалы. За те месяцы, что я провел в состоянии зомби, вышло много новых блокбастеров. А еще столько книг и видеоигр… Отец никогда не поощрял цифровые развлечения, и я наконец был волен заниматься всем, чем хотел.

– Может, все-таки уделишь матери немного времени? – надула губы Ева. – Расскажешь, как некромансеры с тобой обращаются.

– Если хочешь узнать о Море, так и спроси.

Она цокнула языком и вышла из столовой. Вздохнув, я поплелся за ней. Ева распахнула дверь в зал, где, к счастью, в такой ранний час никого не было.

– Конечно, я хочу знать, как поживает твоя ведьмочка. Она дает тебе достаточно магии?

– Более чем.

– И ты уже сумел с помощью завета пробраться к ее запасам некромансии? Появилась ли у тебя своя сила?

Я горько покачал головой.

– Так вот зачем ты пришла!

– Вовсе нет. Но должна же я знать, как живет мой сын, что с ним происходит.

– Нет, у меня еще не появилась своя сила. С этим… сложновато.

Ева вытянула шею и присела на диванчик в зале.

– Вот как? Она перекрывает доступ?

– К магии? Нет, Мора очень щедрая. Просто она тяжело переживает потерю матери. И Верховенство на нее давит. Мы не так часто видимся, как хотелось бы.

К моему удивлению, мать понимающе закивала.

– Мы с твоим отцом тоже жили в одном крыле, а виделись редко. Лидеры посвящают много времени другим, с этим ничего не поделаешь. Жаль, я поняла это слишком поздно, – печально вздохнула она.

Маму переселили в подвал, когда мне исполнилось восемь. Отец готовил меня к Академии, растил наследника. Ева решила, что ее позиция окончательно укрепилась – ведь она родила королю единственного сына, – и стала настойчивей. Она требовала, чтобы Минос пускал ее на заседания советников и сделал гораздо более важной фигурой в королевстве. Поначалу он потакал ей, разрешал присоединиться к нему в рабочих поездках, управлять благотворительной деятельностью.

Но она жаждала быть королевой.

Последняя их ссора запечатлелась у меня в памяти: мать, плюясь и размахивая руками, что-то объясняла ему, а отец так громко смеялся, что я сначала не понял, что они ругаются. А потом она заплакала. Крокодиловы слезы стекали по щекам матери, и отец бросил в нее подставку для перьевых ручек. И тут она ударила его кулаком в живот. Отец закашлялся, но не согнулся пополам от боли, а зарычал и замер, потому что заметил меня. Дверь закрылась у меня перед носом.

Утром Ева перебралась в комнату в подвале. В последующие годы она пыталась сбежать, убить себя и поджечь особняк – отец посадил ее на цепь. Про меня она окончательно забыла, ведь я уехал учиться в Академию. С глаз долой, из сердца вон.

У меня вдруг отлила кровь от лица, и зазвенело в ушах. Я вынырнул из воспоминаний и понял: с Морой что-то не так. Ева продолжала тараторить, но я не слушал, вместо этого пытаясь вычислить, где находится Мора.

– …и если бы ты тоже чем-то занимался, вернулся бы в Дом крови, например, ваше время порознь не так сильно бы тебя волновало. Сейчас тебе явно скучно, – сказала мать. – Советники Миноса рассматривают возможность твоего возвращения…

Ее слова вызывали головную боль. Я невольно стиснул зубы, с трудом подавляя разгорающееся внутри пламя, хотя обещал себе не поддаваться на ее провокации.

– Мама! Сколько можно повторять? Я не хочу иметь ничего общего с Домом крови, ясно? Я знаю, какие люди окружали моего дражайшего папашу, и искренне надеюсь, что все они будут обречены на вечные страдания в Покрове. Я больше не гемансер, я больше не твой сын, и я рад, что убил Миноса! Я рад избавиться от кровавой петли!

Моя тирада закончилась, но облегчения не настало. Ева возмущенно открывала и закрывала рот, но я просто развернулся и вышел из зала в поисках своей ведьмы. Меня замутило, гнев немного утих, но я ускорил шаг. Мать, может, и не заслужила столь ядовитых слов, но она позволила Миносу владеть мною. Она видела, что происходило с ее сыном, и даже пальцем не пошевелила. Она до сих пор лелеяла надежду получить власть в Доме крови, а я ради этого должен был снова стать марионеткой.

Я остановился в коридоре и прислушался к внутренним ощущениям. Мора, кажется, успокоилась, ведь какой бы кошмар ей ни снился, он закончился. Но мой кошмар только начинался, потому что, когда я без стука вошел в комнату Аклис, Мора посмотрела на меня испуганными глазами и наспех вытерла слезы со щек.

Твою же… Я оглохла на одно ухо.

Паника накрыла меня, когда я взглянула на себя в зеркало. Каждый поворот головы вызывал новые приступы боли. Я широко открывала и закрывала челюсть, надувала щеки и затыкала нос в надежде, что слух вернется. Я пыталась избавиться от заложенности ушей, словно в самолете, но истекающей кровью барабанной перепонке мои действия никак не помогали.

Дрожащими руками я спрятала артефакт в игральную карту с пиковой дамой, и это стоило мне недюжинных сил. Каким-то образом магия вытолкнула меня из Империальной звезды, несмотря на мое сопротивление. Но почему? Что я сделала не так? Ухо заныло сильнее.

Я не придумала ничего лучше, чем спуститься к Аклис. Натянув шапку на уши, я побежала к подруге, которая год отучилась в медицинском университете. Конечно, она мало что успела узнать за такой короткий период, но к кому я еще могла обратиться? До ближайшей больницы из нашей дыры ехать как минимум час, у меня не было машины, а у других некромансеров определенно возникли бы вопросы. Нет, Аклис обещала быть рядом до гроба. Я лишь надеялась, что после событий в Доме крови наша дружба не сгинула окончательно.

Я робко постучалась к ней в комнату. Дверь в спальню Аклис была выкрашена в вишневый цвет. Я задумалась о том, кто жил здесь раньше. Был ли это другой бледнокровка? Что с ним стало? Ведь кроме некромансеров, Аклис и Ратбоуна больше в замке никто не жил. Неужели никто, кроме меня, не содержал бледнокровок? Гарцель говорила, что существовали и другие некромансеры, которые предпочитали жить отдельно, в их Верховенстве это не порицается, в отличие от Дома земли – те жили в коммунах, едва ли не друг на друге, если верить словам Джозетты.

В нашем Верховенстве.

Я постоянно забываю, что вообще-то принадлежу этому миру.

Аклис высунула голову в проем приоткрытой двери и, заметив на моей макушке шапку, озадаченно нахмурилась. Да, на дворе стояла зима, но в этой части света она всегда мягкая, и замок в любом случае хорошо отапливали.

– Что за уродство у тебя на голове? – спросила она вместо приветствия.

Мне пришлось повернуться к подруге левым ухом, чтобы расслышать ее слова, а затем я возмущенно ахнула, ведь шапка была новой и, на мой взгляд, симпатичной.

– Помнишь, ты обещала помогать мне без вопросов? – Я решила пропустить комментарий Аклис и сразу перейти к делу.

Подруга неохотно кивнула и распахнула дверь.

Комнату освещала лишь тусклая настольная лампа. Простыни на постели были разворошены, на полу валялись краски. Мольберт с холстом частично отвернули к стене, словно картину торопливо скрыли перед моим приходом.

Я заметила на столе краску для волос фиолетового оттенка и довольно хмыкнула:

– Наконец решилась подкраситься?

Аклис неловко кивнула.

– Вообще я надеялась, что ты мне поможешь. Помнишь, ты уже красила меня как-то раз? Неудобно просить других…

В груди разлилось тепло, ведь лучшая подруга возвращалась. Гарцель постоянно напоминала мне о терпении, но, по правде говоря, я начинала терять надежду на полное восстановление Аклис. С момента воскрешения она казалась жалкой тенью себя прежней: малоразговорчивая, она вечно закрывалась в комнате и злилась на все подряд. Недавно Аклис снова начала рисовать, а теперь хочет вернуть волосам фиолетовый цвет.

– Конечно! Спрашиваешь еще! Вот только сначала мне нужна твоя помощь, – сказала я и присела на край кровати.

Аклис не Ратбоун, напомнила я себе, она не будет против, если я сяду на разобранную постель. Словно в подтверждение моим мыслям, подруга уселась на нее прямо с ногами, на подошву которых прилипли пыль и грязь с пола. Я сняла шапку и повернулась к Аклис ухом.

Она ахнула.

– Кто это тебя так?

– Скорее не кто, а что. Это из-за магии. Я побывала внутри Империальной звезды, и… Лучше, если ты пока не будешь знать подробности. Я еще сама не поняла, что именно произошло. Но, в общем, из-за мощного всплеска я очнулась с болью в голове и ушах. Правое ухо пострадало сильнее всего, из него текла кровь.

Щелкнул выключатель, и комнату озарило светом. Подруга пошаркала обратно к кровати. Аклис села поближе ко мне, и я почувствовала легкий запах йода. Ослабление этого запаха также свидетельствовало о том, что воскрешение протекает удачно.

С Ратбоуном оно шло гораздо быстрее. Александр предположил, что Аклис была мертва дольше, и поэтому ей требовалось больше времени и магии. От этой мысли закололо в сердце. Я виновата в том, что с ней произошло. Я виновата в том, что мама умерла. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы поступила по-другому. Но теперь мне оставалось жить с кровью на руках, со смертью чужих людей и близких. Я сдержала подступившие слезы.

Подруга рассмотрела мое ухо и тяжело выдохнула:

– Не знаю, чем смогу помочь. Честно говоря, я была не самой усердной студенткой. Да мы и не успели добраться до чего-то… подобного. – Она потянула за верхний кончик уха и нагнула мою голову так, чтобы лучше видеть ушную раковину. Я резко вскрикнула от боли. – Но я смогу обработать ухо, чтобы не появилась инфекция. Надеюсь, это поможет. Спирт же у вас наверняка есть?

– Посмотри на кухне в аптечке.

Облегчение после осмотра продлилось недолго. Аклис вернулась с бутылкой водки и ватными дисками.

– Это все, что я нашла, – виновато сказала она. – Если перепонка в ухе действительно порвалась, это серьезно. Мора, тебе нужно в больницу.

Перед глазами возникла больничная палата, в носу появился фантомный запах антисептика и хлорки. Я с трудом сглотнула, в ухе отдалось болью. По правде говоря, у меня был ужасный страх белых халатов. Он развился после того, как я услышала в детстве, что отец умер от сердечного приступа в больнице.

Неужели я могла умереть и вернуться к жизни как новенькая, а вот барабанную перепонку никак не вылечить без помощи обычной медицины? Мне стоило спросить об этом у Гарцель, но тогда пришлось бы объяснять, зачем я достала артефакт и как попала внутрь него. Тогда пришлось бы рассказать и о трансмансере Иосифе, и о лимбо.

Нет, нужно найти другой способ.

– Когда Ратбоуну в бок воткнули нож, я смогла затянуть его рану, пустив туда волну магии. Может, обойдемся без больницы? Магией там как-нибудь заживлю…

Аклис криво улыбнулась и покачала головой.

– Это уже не ко мне. Я не разбираюсь в этих ваших… штучках, но звучит логично. Вы же можете восстанавливать человека после смерти, даже если его застрелили, например.

Некромансия умела быстро восстанавливать и сращивать разорванные ткани, однако не воссоздавать кости, к сожалению. Если человек умер с ампутированной рукой, обратно ее не отрастить. Но Аклис задушили, поэтому ее тело воскресло без изменений.

– Ты уже говорила с Гарцель? – спросила подруга.

– Нет! Она не должна об этом знать, – быстро ответила я. – Нечего ее волновать! Я сама найду способ решить эту… проблему.

Аклис недоверчиво на меня посмотрела и предупредила:

– Будет больно.

Она намочила вату водкой и коснулась уха. Ледяное жжение спирта заставило меня замычать, как резаную корову.

– Прости! Спирт попал внутрь. Скоро пройдет.

Подруга снова пошевелила ваткой в ушной раковине, и спирт, видимо, достиг главной раны на перепонке. Резь и жжение усилились настолько, что потемнело в глазах.

– Твою же! – закричала я и закусила кулак.

Слезы вырвались на свободу. Я почувствовала руку Аклис на спине и сконцентрировалась на этом ощущении. Она поглаживала меня, сначала неловко, будто делала это впервые. Когда я не отстранилась, подруга положила руку мне на плечо и сжала. Это помогало немного отвлечься. Как жаль, что я не могла насладиться этим милым моментом из-за адской боли в ухе.

– Лучше? – Подруга взглянула на меня с полуулыбкой, как смотрела тогда на заброшенном колесе обозрения.

Дверь в спальню резко распахнулась и стукнулась ручкой о стену. Ратбоун влетел внутрь.

– Что такое? – спросил он.

– Да, заходи, конечно! Без стука! А вдруг мы тут голые? – саркастично ответила Аклис.

Ратбоун застыл и перевел взгляд с меня на подругу. Он свел брови, и я практически видела, как у него в голове крутились шестеренки.

Моим первым порывом было все ему рассказать. Но… вдруг он не поймет, зачем я пытаюсь совершить невозможное, чтобы вернуть маму? Ведь родители лишь огорчали его. Я уверена, что Миноса воскресить он бы не хотел. К тому же план Иосифа может сорваться. Пока не о чем было ему рассказывать, а уж другим некромансерам тем более. Гарцель обязательно прочитает мне нотацию и запретит связываться с незнакомцем из мира мертвых, даже несмотря на то что мама сама подтвердила, что находится в лимбо.

– С чего бы вам быть голыми? Мора, что происходит? Почему ты плачешь? – потребовал объяснений Ратбоун.

– Несчастный случай с ватной палочкой, – пробормотала я и указала на правое ухо. – Кажется, я что-то себе повредила, и Аклис помогла обработать. Ну, ты знаешь, она училась на медика…

Золотистые зрачки Ратбоуна блеснули, и он моргнул в замешательстве. Его шея напряглась. Он чувствовал мою ложь, я точно знала. Но Ратбоун промолчал, и такая реакция огорчила. Неужели он не хочет вывести меня на чистую воду? Почему он все время относится ко мне, как к яичной скорлупе, которая треснет, стоит на нее надавить?

Возможно, он просто боится расстроить меня и потерять свой драгоценный источник магии.

Мог ли Ратбоун когда-нибудь полюбить меня по-настоящему? За то, какой я человек, а не за то, какая я ведьма. Сердце в груди сжалось.

Я встала с кровати и чуть не упала. Головная боль усилилась, и комната накренилась.

– Что-то мне нездоровится, опять не могла всю ночь уснуть, – пожаловалась я и схватилась за лоб. – Пойду к себе, прилягу.

Аклис коротко кивнула, и к ней вернулась уже привычная отстраненность. Но я верила, что мне не почудилось: подруга теплела, словно весенний воздух.

Когда я повернулась к двери, Ратбоун смотрел вовсе не на меня. Но Аклис все равно ему ничего не расскажет, в этом я была уверена.

– Я провожу тебя, – вызвался он.

Не желая спорить, я согласилась. К тому же у меня действительно немного кружилась голова, а лестницы в замке крутые. Ратбоун придерживал меня за поясницу.

Мы поднялись на мой этаж, когда он наконец-то заговорил:

– С тобой точно все в порядке? Не ври, пожалуйста.

Слова застряли в горле. Ратбоун привалился к двери моей спальни плечом, чтобы я не могла скрыться от разговора. Я повернулась к нему здоровым ухом.

– Должно быть, тебе очень тяжело тянуть на себе сразу двух бледнокровок. Я даже не представляю… – продолжил он.

– Ты прав. Я все еще в поисках баланса. – Я слабо улыбнулась в надежде, что он не распознает полуправду.

Мне и в самом деле пока не очень хорошо удавалось распределять силы, не опустошая себя в процессе. Меньше всего я хотела жадничать с близкими людьми.

– Ты же знаешь, что всегда можешь прийти ко мне? И я начну питаться гораздо реже.

В поврежденном ухе пульсировала кровь. Может, я все же была не права и Ратбоун действительно заботился обо мне, а не о своей жизни? Но могла ли я доверять ему? Что, если он расскажет обо всем Гарцель, думая, что таким образом помогает уберечь меня от неприятностей? Я прикусила губу, а затем – язык.

Я попрощалась с ним, обняв напоследок. Казалось, Ратбоуна это удивило. Касания всегда давались мне не очень легко, в отличие от него. Он это понимал, как и многое другое. Это пугало и радовало одновременно.

Ратбоун скрылся за поворотом, а затем послышался топот кроссовок по лестнице. На первом этаже, вместо того чтобы отправиться в свою комнату, он повернул в сторону выхода в сад. Я поняла это по внутренним ощущениям. Волосы на руках встали дыбом.

Никогда раньше я не чувствовала Ратбоуна так четко.