Верни меня, если сможешь...

Пролог

Время замерло.

Липкий, пропитанный его запахом воздух заполнил всё вокруг.

Стою молча, глядя сквозь это чудовище, стараясь не дышать.

— Я говорил тебе, что верну тебя, — плеча коснулась холодная волна отвращения, вынуждая вздрогнуть всё тело. — Ничего, привыкнешь, — кажется, он даже улыбнулся, не убирая ладони с моего предплечья.

Мимо прошёл красивый юноша, бурча что-то себе под нос и не замечая ничего вокруг. Как бы я хотела сейчас так же!

— Он не примет тебя такой.

«Такой? Такой… Это ты сделал меня такой…» — в глазах вновь защипало, а к горлу подкатил тошнотворный ком. Я зацепилась за удаляющуюся фигурку, гневно отшвыривающую камешки на своём пути.

— Он расторгнет помолвку, как только метка проявится, — продолжили истязать меня. «Единый, дай мне сил, ещё немного сил!» Мой спасительный силуэт свернул на набережную и стал теряться между чёрными стволами пушистых ливий.

— Да посмотри ты на меня, — злобно рыкнуло мне в лицо, заслоняя и так дрожащую тень. — Я сказал, посмотреть на меня!

Прикусив губу, повиновалась. Слеза всё-таки скользнула, обжигая щеку. Не могу и не хочу смотреть в эти глаза, приносящие ужас, заставляющие сжиматься всё внутри, возвращающие в тот день, в те часы. С того момента моя жизнь замерла, остановилась, её больше нет.

— Завтра для всех я возвращаюсь, завтра же и сделаю тебя своей невестой и сразу женой. Явно довольный собой, он улыбался каждой мышцей на лице, а проклятые руки продолжали поглаживать меня, замораживая. — Я так соскучился. Чувствуешь? Я знаю, чувствуешь.

Сердце на миг остановилось, когда он притянул меня ближе и прошептал это на ухо. «Остановись совсем, прошу, не бейся!» — взмолилась про себя.

— До завтра, моя маленькая Мия, — проведя носом по виску и уткнувшись в мою макушку, он глубоко вдохнул мой запах, а затем отстранился и исчез.

Я тут же сорвалась на бег, так и не начав дышать. Вот только сил надолго не хватило: уже через несколько шагов боль внизу живота резанула, заставляя согнуться, вырывая слёзы. Развернулась, хватаясь за каменное ограждение, взгляд снова зацепился за идущего в своих мыслях юношу. Сильный духом мальчик, не таящий злобу мальчик, хоть и растерянный. Спасибо тебе, что прошёл мимо и помог вытерпеть это всё: пусть то, что так тебя расстроило, обязательно благополучно разрешится. Боль немного затихла, и я выпрямилась.

Наконец вдохнула полной грудью. Горячий воздух вокруг меня теперь пах пыльным камнем и прогретой водой. Подняла глаза к небу. Когда-то я любила это делать, смотреть, как бесконечная синева рассекается облаками, иногда тяжёлыми или, как сейчас, пушистыми. Молчаливые и безмятежные, они дарили спокойствие, умиротворение, сейчас же даже оно было мне ненавистно.

Говорят, «Единый» слышит таких, как я.

Если это правда, то прошу тебя, «Единый», сделай его жизнь таким же кошмаром, каким он сделал мою; не оставь это безнаказанным.

Опустила голову, вглядываясь теперь в тёмную речную гладь: вот это моё, вот такая я сейчас. Телу как будто передалось спокойствие воды, давая силы взобраться на каменную преграду. Напоследок вновь взглянула в сторону юноши: он стоял рядом с маленькой девочкой, даже отсюда видно было её яркое личико с голубыми глазами. Надо же, как похожа на меня в детстве, — мелькнула последняя мысль.

Сделала шаг к тёмному покою, отражающему бескрайнее небо.

«Ну вот и всё! Верни теперь меня, если сможешь…»

Глава 1

Рэйсон.

Я шёл, бездумно уставившись себе под ноги, нервно отшвыривая изредка попадающиеся камешки.

Пару раз слышал недовольное ворчание проходящих мимо виэров, когда моя злость задевала чью—то начищенную до блеска обувь.

В голове пульсировала одна мысль:

«Не хочу… Не буду…»

Зачем сейчас нужна эта дурацкая помолвка? Мне же всего четырнадцать. Да ещё и на Лиании Марье. Эта вечно кричащая, недовольная всем девчонка с дурацкими косичками, раздражала: при одном взгляде на неё начинало трясти.

Он знал моё отношение к этому.

Я всего лишь просил отсрочки до окончания учёбы в королевской академии.

Но нет, поставил перед фактом: сегодня вечером и не обсуждается.

— Что же делать? Как отвертеться? — вырывалось при каждом выдохе. — Мне нужна только моя единственная.

Подняв глаза, увидел, что добрёл до городской набережной, пустующей в это время дня.

Слишком жарко, для неспешных прогулок вдоль всегда тихих, тёмных вод Туиры.

Оживает это место по вечерам, когда прогулочная аллея наполняется торговцами сладостей и мелких безделушек.

Пользуясь возможностью хорошо подзаработать, каждый придумывает свою завлекалку, затем, чтобы как можно больше привлечь внимание к своим передвижным лоткам тихо прогуливающихся парочек, неслышно беседующих и наслаждающихся вечерней прохладой.

Взгляд упёрся на одиноко стоящую маленькую девочку, озирающуюся по сторонам.

Осмотрелся, взрослых нет.

Странно.

Тихо, чтобы не напугать, подошёл и, присев на корточки, спросил:

— Привет, милая, ты здесь что, совсем одна?

Малышка уставилась на меня огромными синими глазами.

— Нет, Вера Николаевна только что была здесь, — звонко ответила, хлопая ресничками.

Оглянулся ещё раз.

Никого нет и что за странное имя такое, «ВераНиколаевна».

— А тебя как зовут?

— Лия, — без капли страха произнесла своё имя малышка.

— Какое необычное у тебя платье, Лия, цветом как твои глазки, — улыбнулся, разглядывая незнакомый фасон. Чуть прикрывая острые детские коленки, платье пышным бутоном, разбивалось на множество лёгких воланов.

— А меня зовут Рэйсон, — представился в ответ.

— Спасибо, Рэйсон, — растянулась в широкой улыбке, чуть покраснев при этом, — это мне бабушка подарила, на день рождения. Пробежалась тоненькими пальчиками по ткани, разглаживая мягкие складки на талии.

— А когда твой день рождения, Лия?

— Сегодня, — улыбка стала ещё шире.

— Поздравляю! И сколько же тебе исполнилось?

—Шесть.

Шальная мысль залетела в голову.

Что если …

Это же отсрочка на столько лет и никто, даже отец, не сможет ничего сделать, пока ей не исполнится двадцать, а там я уже сам всё решу. Да и пойди найди девчонку, которую видел всего один раз и, судя по одежде, точно не местную.
Нет, найти–то, конечно, можно: со связями отца это не составит проблем, но я сделаю всё, чтобы не нашёл, прикинусь, что не запомнил кроху. В конце концов, дело уже будет сделано, обратить обряд вспять уже будет невозможно.

— Лия, можно я сделаю тебе подарок? — как можно мягче произнёс, в предвкушении исполнения своей затеи.

Девочка прищурила глазки, огненная кудряшка, выбившаяся из одной косички, прилипла к розовой щёчке.

— Бабушка говорит, от чужих нельзя брать подарки, — сказала, как отрезала, надув губки и скрестив тонкие ручонки на груди.

— Бабушка правильно говорит, — одобрительно покачала головой маленькая фея. — Но это особенный подарок, волшебный и никто, кроме тебя, о нём не будет знать.

— Волшебный? — выдохнула она, распахнув удивлённо глаза.

— Дай свою руку, — вкрадчиво попросил, протягивая к ней, свою ладонь.

Малышка недоверчиво глянула, потом, видимо, любопытство всё–таки пересилило страх, и она протянула ручку.
Взяв в кольцо своей левой ладони её запястье, протянул ей свою правую руку.

— Положи свою ладошку вот сюда, — указал на внутреннюю сторону своего запястья. — Молодец.

— Принимаю тебя, Лия, и делаю своей наречённой, — проговариваю слова, которые должен говорить сегодня вечером другой. — А ты говори: принимаю тебя, Рэйсон, и делаю своим наречённым.

— Принимаю тебя, Рэйсон, и делаю своим наречённым, — тихо повторила моя маленькая теперь невеста, запястье зажгло. — Ай, — пропищала она.

Я раскрыл ладонь, показывая причину внезапной боли.

— Как красиво, — восхищённо прошептала, вглядываясь в сияющий рисунок, забывая, про жжение. — А у тебя такой же?

— Нет, на тебе появился герб моей семьи, а на моём запястье, — я бросил взгляд на свою руку и удивился, — должен был появиться твой, но это что–то другое: — запястье украшали две витиеватые буквы с каким–то насекомым, вплетённым в общий рисунок.

— Это пчела, — начала разъяснять девочка, указывая пальчиком на линии.

— Пчела?

— Да, бабушка рассказывала, что это символ нашей семьи, а это буквы «А» и «Е», — продолжила она, — я такие видела на старых книжках в дедушкином кабинете.

Договорив, она подняла глаза, вот только взгляд её остановился не на мне, а где–то за моим плечом.
Миленькое детское личико, только что улыбавшееся, стало белым.
Быстро встав, проследил за испуганным взглядом малышки. Взор сразу же зацепился за силуэт девушки, стоящей на каменном ограждении моста.

В висках застучало сердце.

«Что она делает? Где люди? Почему не останавливают?»

В следующий миг она уже падала камнем вниз. Я рванул вперёд, оставляя малышку за спиной.

— Выплывай! — вырвалось из разрывающейся груди. — Ну же, выплывай!

Но ничего не происходило, только всплески тёмной воды расходились кругами, постепенно делая место падения девушки, снова спокойным.

От увиденного всё тело пробивала нервная дрожь, ноги были почти ватными.

Обернулся к тому месту, где оставил Лию.

Если уж я так испугался, то каково ей? Но девочки там не оказалась.

Глава 2

Лия

— Амалия, ты нормальная вообще? У тебя день рождение через месяц, какой пленэр? Я праздник готовила, — услышала громкое возмущение, в ответ на моё объявление, что через день уезжаю на полтора месяца, писать природу Алтая. — Это же двадцатилетие, такое бывает раз в жизни.

— Ага, как и двадцать один, двадцать два и все последующие цифры, которые будут прибавляться ежегодно, — не собираясь сдавать позиции, парировала в ответ. — Пойми, Алька, мне неинтересны все эти празднования, а вот Алтай… Ты представляешь, какая там природа! Мне диплом в следующем году писать, я с тех мест столько этюдов привезу, на десять дипломов хватит, ещё и отдохну.

— Нет, ты точно сумасшедшая. Добровольно ехать чёрт знает куда, кормить собой мошку, да от змей отбиваться. Тебе что, здесь живописных мест мало? — не успокаивалась она.

— Алька, я поеду, и это не обсуждается, — чётко проговорила, глядя в мечущие искры, зелёные глаза. — А вы можете и без меня отметить этот великий праздник. Приеду, расскажешь, — рассмеялась, подмигивая насупившейся сестре.

— Действительно, что это я. У нас вон сколько твоих фоток, их поздравлять и будем, —начала ёрничать в ответ она, фыркнув на стоящую фотографию, где я, Алька и бабуля счастливо улыбаемся, щурясь от яркого солнца. — А ты поезжай в свои дикие края, развлекайся.

Я подошла к обиженной Альке сзади, крепко заключив в объятия, зарываясь носом в её каштановые с золотым переливом волосы.

— Сестренка, да не развлекаться я еду, — тихо выдохнула на ухо. — Не переживай, отметим мы этот твой день рождения, только когда вернусь.

— Не мой, а твой, — пробурчала себе под нос сестра, начиная сдаваться.

— Мой, конечно, мой, — улыбнулась, наслаждаясь мягкостью Алькиных волос.

— Ты бабушке – то сказала о своей авантюре? — спросила она, отходя к плите с чайником, уже чуть приподнимая уголки губ, отчего на щеках проявились еле заметные ямочки.

Обожаю эти ямочки.

Ну почему мы совсем не похожи, почему мне не достались зелёные глаза отца, которые светились, отражая солнечные лучи или, как сейчас, когда она злилась?

Точёный носик, яркие кадмиевые губы. Ей даже краситься не надо, она всегда выглядит идеально.

Сколько раз я писала её, пытаясь передать то внутренне свечение, что она излучала.

Она и бабушка — мои единственные родные.

Когда погибли родители, я была совсем маленькой, и они с бабулей сделали всё, чтобы я не почувствовала эту потерю так, как они.

Алиане тогда было десять, и она хорошо помнит случившееся, но сколько бы я не просила, сестра никогда не рассказывала о тех днях, когда они с башкой сидели в ожидании хоть каких–то известий от докторов из реанимации. Помню только, как после телефонного звонка бабуля за какой–то час стала белой как снег, теряя смысл жизни с цветом своих волос.

Но рядом сидели две девочки, одна из которых вообще не понимала, почему бабушка и сестра, громко плача, вжимаются друг в друга.

— Лия, ты слышишь? — поставив рядом чашку чая, выдернула меня из раздумий Алька.

— А… Да я сказала ей, ещё вчера, — растерянно ответила. — Она, кстати, не была против, поворчала всего ничего и то по поводу того, что снова вернусь худющей, — подтянула чашку ближе.

— Конечно, когда она тебе хоть что–то запрещала. Вот и выросла эгоисткой, — снова начала включать «обиженку» сестрица.

— Алька, прекращай, давай лучше поболтаем, пока племяшки не вернулись, а то потом опять зароешься в свои заботы. Мне уехать надо пораньше сегодня, ещё вещи собирать.

Мы с бабулей жили в городе, и к сестре в небольшой загородный поселок я выбиралась набегами. В основном приехать получалось только во второй половине дня, когда племянники уже были дома и мы могли перекидываться лишь короткими фразами, между радостным визжанием и раздиранием меня в разные стороны, двумя сорванцами.

Сейчас они были в пришкольном лагере, поэтому мы с сестрой могли хоть немного побыть друг с другом наедине.

Перебравшись, на террасу у дома, уселись за небольшой круглый, кованый столик, наслаждаясь недавно проснувшейся природой и ароматным травяным чаем.

— Когда–нибудь и у меня будет свой дом, с такой же открытой верандой, — поделилась я своей мыслью, подставляя лицо тёплому, летнему солнцу.

— Я очень даже не против, — мечтательно протянула Алька. — А если ещё и где–нибудь поблизости, было бы вообще здорово.

—Да... И бабуля была бы рада. Помнишь, когда ты умотала жить за город, она так переживала.

— Помню, помню, — улыбнулась старшенькая. — Может, после твоего дня рождения, она всё–таки согласится перебраться к нам?

— Она слишком дорожит воспоминаниями, живущими в её квартире, — с грустинкой произнесла я. — Там они жили с дедушкой и папой, выросли мы с тобой. Боюсь, будет сложно сорвать её с места. Вот если перееду я... Тогда да.

—Так давай, прекращай свою дурь с постоянными поездками и оседай.

—Мне всего двадцать должно исполниться, какой оседай? Я говорю про будущее, а пока дай увидеть хотя бы просторы нашей страны, я уже не говорю про другие страны, — недовольно буркнула на её глупое предложение.

— Опять думаешь только о себе.

—Алька, не начинай, — я беспомощно закатила глаза. — Не всем дано встретить своего принца в шестнадцать, который будет тебя ждать, пока ты уму – разуму наберёшься.

— Завидуй молча, — чуть протяжно выдохнула она. — Хотя, если вспомнить, своего принца ты вообще встретила в шесть лет.

— Что–то, не помню такого, — вопросительно посмотрела на задумчиво смотрящую вдаль сестру.

— Ну как же… Ты почти неделю выносила нам с бабулей мозг, своим восторженным рассказом, какой твой принц прекрасный и что Сашка Караулов, по сравнению с ним, просто «дурныш». Слово–то ещё такое подобрала, «дурныш», и где только услышала!

— Лучше Сашки Куравлёва? Это того красавчика, в зелёных шортах и красных носках, на моей любимой фотографии? Как же я смогла такое забыть? — возмущенно воскликнула я, приложив ладони к щекам.

Глава 3

Вот уже две недели я проживаю в небольшом селе у берегов Катуни.

Интересно, сколько километров, я и двое моих сокурсников прошли, зарисовывая невообразимые пейзажи этой древней реки. Она, как капризная девица, то рвала землю своими бурными потоками на скалистые каньоны, извиваясь как змея, то становилась смирной, послушной, отражая в своём бирюзовом зеркале безграничное небо.

Руки сами тянулись к краскам.

Запечатлеть умиротворённую природу, практически не тронутую человеком, упиваясь терпким ароматом разнотравья, тонкими переливами мелких птах и жужжанием насекомых, что может быть лучше?

Правда, вчера мои единомышленники, ушли покорять с рафтерами, один из участков буйных порогов реки. Звали и меня, но я предпочла остаться.

Слишком экстремален этот вид спорта для меня. Мне больше нравятся неспешные переходы, порой с ночёвками под открытым небом, по твёрдой матушке земле.

Сейчас была даже рада небольшой передышке, наслаждаясь одиночеством.

Так хотелось выспаться, но последние ночи меня преследует один и тот же кошмар, где я вижу неотрывно смотрящие на меня, налитые кровью и безумием глаза, пробуждающие леденящий душу страх, а затем оглушает надрывный женский крик. Кровавые глаза растворяются в тумане: рассеиваясь, он открывает новый образ. Тонкий силуэт девушки, стоящей на мосту. Чувствую, как она неотрывно смотрит на меня и вдруг пропадает в тёмных водах, то ли реки, то ли озера.

Подскакивая с дико колотящимся сердцем, я долго смотрю в одну точку, пытаясь успокоиться.
Заснуть снова не могу. И так происходит уже три ночи подряд.

Благо, село начинает пробуждаться рано и, заслышав первые переговоры соседей, я бегу на утренние зарисовки.

Любопытно наблюдать, за тем, как местные жительницы, всегда в одно и то же время выгоняя своих рогатых кормилиц, громко обсуждают последние новости, хохоча или ругаясь при этом.

Такого точно не увидишь в городе и даже в пригородных посёлках. Я и коров–то так близко видела, может, одну, две за всю свою жизнь, а здесь набиралось целое стадо послушно идущих, перекатывающих свои пёстрые бока к общему сбору, мычащих рогатых.

Завидев, как я возвращаюсь, соседская бабушка угощает меня холодным молоком с куском тёплого, хрустящего хлеба, приговаривая: «Что ж так рано поднялась–то, не спится тебе, голубушка, совсем, что ли? Мои вон оболтусы дрыхнут до обеда, пушкой не пробудешь.»

И так по–доброму улыбается своими глубокими, солнечными морщинками, что не обращаешь внимания на то, что говорит она эти слова, при каждой нашей утренней встрече.

Немного поболтав, мы расходимся: она, медленно ковыляя в свой огород с аккуратными грядочками, идеально прополотыми, а я, подхватив этюдник, ухожу в очередное небольшое путешествие в компании своих друзей.

Это утро началось также, вот только день я решила посвятить прогулке по селу.

Услышав, как хозяюшки бурёнок обсуждают праздник, который должен состояться сегодня на местном стадионе, решила непременно там побывать.

Надела длинный сарафан, цвета морской волны, сверху накинула лёгкую джинсовую курточку.
Погода здесь менялась, как настроение у ребёнка: сейчас припекало солнце, но через минуту из–за каменного склона местной горы, могла выбраться сизая тучка, которая непременно прольётся на головы проливным дождём.

Лучше подстраховаться.

Заплела свои непослушные, рыжие кудри в две тугие косы. Довольно оглядев себя в небольшое зеркало, направилась искать тот самый стадион, на котором и должен был состояться сбор местных жителей.

Стадионом оказалось поле на окраине села, обрамлённое деревянными скамьями и двумя П–образными воротами, стоящими друг против друга.

Народ уже вовсю наслаждался выходным, прогуливаясь вдоль самодельных лавочек, стихийного рынка, в основном с изделиями ручной работы. Красивыми, надо отметить: такие, думаю, на ура расходились бы и в городе, в какой–нибудь

Громкие переговоры продавцов и покупателей заглушала непонятно откуда гремевшая музыка. От этой какофонии даже разболелась голова.

Быстро пробежавшись между рядами, удаляясь от центра праздника, теперь я оказалась на противоположной стороне поля.

Здесь было намного тише, чему я была несказанно рада.

Облокотившись на деревянную изгородь, стала наблюдать за мирно прогуливавшимися, грациозными красавцами.

Лошади здесь не были редкостью, я видела их довольно часто, но эти отличались от тех, что мирно паслись небольшим табуном за селом.

Сейчас я смотрела на статное, горделивое животное, мощное, мускулистое тело которого лоснилось на солнце, играя с лучами, а грива с хвостом были тщательно расчёсаны и заплетены в замысловатые косы.

Невольно залюбовавшись, пожалела, что не взяла с собой блокнот для зарисовок.
Заметив, как одного из гнедых выводят, я подошла ближе.

Очень захотелось прикоснуться к этому аспидно–чёрному, совершенному созданию.

Внезапно налетевший вихрь ослепил меня, забивая глаза мелкими песчинками.

Рядом раздалось дикое ржание: кажется, конь встал на дыбы, а в следующую секунду я ощутила, как мою талию обвивают тугие плети и сильным рывком отбрасывают назад, отчего, теряя равновесие, я падаю на…

На твёрдый камень, срывающий с моих рук кожу. Пронзительная боль, пробивающая висок, затягивает меня в темноту

Только где—то вдали слышу отрывистые, мужские ругательства.

— Как она здесь оказалась? — кричал один.

— Не знаю, судья, она будто из воздуха появилась, — причитал виновато второй, уже совсем далеко.

Глава 4

Проснулась я от раздирающей головной боли, пульсирующей в висках. Попыталась разомкнуть глаза, но яркий–белый свет больно ударил, заставляя со стоном снова их сомкнуть.

— О, вира, вы проснулись, — прозвучал низкий, женский голос, почти у самого уха, отзываясь новым пульсаром боли.

Кто–то положил на лоб прохладную ткань, прижимая ладонью.

— Спасибо, так лучше, — поблагодарила, голос свой при этом не узнала: он был неестественно хриплым, а во рту ощущался привкус металла.

Вторая попытка увидеть белый свет оказалась более удачной и, чуть проморгавшись, я, наконец, смогла разглядеть того, кто мне помогал.

То была женщина, лет сорока на вид, полноватая, но не лишённая красоты, она смотрела на меня медовыми глазами, обрамлёнными длинными, пшеничного цвета ресницами, а чуть пухлые губы мягко улыбались, выделяя розовые щёки на круглом лице.

— Целитель сказал, постоянно менять компресс, — не убирая улыбки, ответила она на благодарность.

— Целитель? Вы что, ещё прибегаете к помощи целителей, — это меня очень удивило: кажется, я и слово–то такое только в книгах читала, да в дурацких эзотерических передачах слышала.

— Конечно, вира, а к кому же обращаться за лечением?

К врачам, — попробовала даже брови возмущённо свести, но ненадолго отступившая боль сразу напомнила о себе.

Я прикрыла глаза, судорожно вспоминая, видела ли я больницу в селе.

Видела, точно видела: небольшое серое, двухэтажное здание, ярко–синяя табличка с надписью «Областная поликлиника №1» и старая, серая «таблетка» скорой помощи с красным крестом на жестяном боку, стоящая во дворе.

— К кому? Не знаю таких, — ответила моя сиделка так, будто впервые услышала это слово.

— Ну как же, люди в белых халатах, работают в больнице…

— Я лучше магистра Вериоса позову, — забормотала женщина и, быстро поднявшись, приподняв при этом подол непривычно длинного платья, поспешила скрыться за дверью.

— То есть магистратура у вас есть, а кто такие врачи, вы не знаете?, — прохрипела ей вслед.

Оставшись одна, я, с трудом поворачивая голову, начала оглядываться.

Лежала я на кровати в небольшой, светлой комнате. Рядом стояла прикроватная тумбочка со стоящей на ней глиняной тарелкой: видимо, с тем самым компрессом. По правую руку находилось окно, закрытое лёгкими, белыми занавесками в пол, чуть колышущимися от незаметного потока воздуха. Напротив кровати стоял большой, старинный, деревянный шкаф с резными дверцами, а рядом — такой же по стилю комод или столик с ящиками, со стоящим на нём зеркалом. У стены со стороны двери стояло высокое кресло: такие, кстати, последнее время были довольно модными, но и эта мода вернулась к нам из прошлого. Стены были покрыты светлыми обоями с шёлковым переливом, что было на полу, но мне видно не было.

Отметила, что в домике, который мы снимали, мебель была намного современней.

От созерцания интерьера отвлёк тонкий скрип двери, являя моему взору кота.

Ушастого такого, лысого, серого кота.

Я видела таких много раз: правда, этот отличался от своих египетских сородичей тем, что был раза в два больше.

Мой гость вальяжно прошагал к кровати, вытянул одну лапу, расправляя подушечки, невзначай показывая внушительные когти–сабли.

Вскинул грациозно голову и начал меня рассматривать своими огромными жёлтыми глазами с лёгким прищуром.

— Ну и вид–ок у те–ебя, — вдруг протянул незваный гость.

Кажется, я кричала: по крайней мере, рот я раскрыла так широко, что почувствовала, как засохшая корка на нижней губе лопнула и по подбородку побежала тёплая струйка крови. Вот только звука, исходящего от себя, я не слышала, хотя горло саднило.

Может, оглушила сама себя?

— Чего разоралась? Храни–ителей никогда не ви–идела, что ли? — протянул котяра—мутант.

— Кого? — кажется, только губами произнесла я. Правда, теперь себя слышала хорошо. — Я что, так сильно ударилась, что мне мерещатся говорящие коты?

— Что–о? Где ты кота увидела? — возмущённо зарычал мой глюк, оглядываясь по сторонам.

— Вот же ты стоишь передо мной, возмущаешься.

— Да уж, головой ты си–ильно приложилась, — огрызнулся тот, запрыгивая на кровать.

— Может, не стоит приближаться ко мне, — почти пропищала, отодвигаясь подальше от невнушающего доверия зверя, каждое движение отдавалось при этом резкой болью в висках.

— Почему–у не стоит? Я должен про–оверрить, кого привёл хозяин. Вдруг ты ненормальная? Во–он как завереща–ала, увидев меня.

— Не увидев, а услышав, — поправила я, вновь обращая его внимание на то, что коты не говорят.

Но на этот раз он не отреагировал на это замечание, а вальяжно прошагал по мне, игнорируя мою, пусть не очень крепкую, но всё же защиту, натянутую почти до глаз.

Поведя носом по воздуху справа налево, принюхиваясь, отчего белые, длинные усы чуть задрожали, вынес приговор.

— Без—зумием не пахнешь и зло–обы в тебе нет.

— Может, по поводу безумия ещё раз проверишь? — предложила я ему. — Не помню, чтобы разговоры с животными считались нормальным.

—Ты издева–аешься, что ли?! Ты котом меня называешь, тепе–ерь живо–отным! Сейчас ка–ак добавлю пару сса–адин, — он начал угрожающе наступать, подбираясь к моему лицу.

Я зажмурилась, пытаясь сообразить, как отбиваться от бешеных «некотов». Хотя куда мне: я и от настоящих не знала, как защититься, считая, что максимум, на что они способны, так это замурлыкать до смерти.

— Хам! — услышала громкий мужской голос, остановивший разъярённого котяру, почти у самого моего носа. — Ты что творишь?

— Она меня котом обзыва–ает, — по–детски начал ябедничать, свирепый хранитель, теперь отступая.

— Хам? — открывая глаза и стягивая одеяло с носа, повторила я.

— Что и имя моё не нра–авится? — обиженно прошипел тот.

— Да нет, очень даже нравится, идеально раскрывает вашу суть, хранитель, — ехидно улыбнулась, но быстро убрала улыбку сообразив, что разговариваю с котом при мужчине, одно радует он тоже его видит, значит, Хам — не галлюцинация, осталось только выяснить, почему я его слышу.

Глава 5

Вновь открыла глаза уже с лёгкостью.

За окном краснел то ли закат, то ли рассвет, непонятно: во времени я совсем потерялась.

Сладко потянувшись, растягивая затёкшие от долгого лежания мышцы, заметила, что боли совсем нет и чувствую я себя превосходно.

В ногах завертелся тяжёлый комок.

— Ну чего тебе не спи–иться, рань така–ая, — недовольно протянул уже знакомый кошачий голос.

Всё–таки это был не сон: разочарованно вздохнула, принимая новую реальность. Хотя как такое можно принять? Я попала в другой мир, в моих ногах спит говорящий кот, вылечили меня магией.

Решила, что кричать и бегать с ошалелыми глазами смысла нет, хотя по первости ой как хотелось!

Лучше попробую наладить контакт и потихоньку разобраться с тем, что происходит со мной и как теперь вернуться домой, ведь занесло меня сюда как–то: значит, есть и обратный путь.

— Пожалуй, с этого «инопланетянина» и начну, раз уж он так напрашивается.

— Ты что здесь делаешь? — спросила первое, что пришло в голову.

— Сплю, точнее–е, спа–ал, — почти прошипел кот.

— Ты же сказал, что ты хранитель.

— Ну да–а.

— Тогда почему спишь, а не хранишь? От чего ты там хранишь: от серых мелких вредителей, по всей вероятности?

— Что это–о ты имеешь в ви–иду? Каки–их ещё серых?

— Тех самых, что бегают по ночам, — пробурчала, вставая с кровати, потихоньку двигаясь к зеркалу.

Ушастый в это время задумчиво водил жёлтыми глазищами, видимо, соображая, каких пакостников я имею в виду.

Шла медленно, но довольно уверенно, лишь раз покачнувшись и то, потому что запуталась в огромной ночнушке–палатке.

В зеркальном отражении на меня смотрел, взъерошенный рыжий воробей, с огромным цветущим синяком, растёкшимся от самой линии роста волос до подбородка.

— Да уж, видок так себе, — провела пальцем по живописной ссадине. — Ну хоть уже не болит.

— Это ещё что–о, ви—идела бы ты себя, когда тебя привё–ёз хозя–яин, — мявкнул хранитель, спрыгивая с кровати и вальяжно зашагал ко мне.

— И сколько же я спала, раз и синяк цвести начал, и рана почти затянулась?

— Целых два дня.

—Два дня! И я почти здорова, — восхищённо воскликнула, оборачиваясь к Хаму. — Что у вас за компрессы такие?

— Так это не компре–ессы, а маги–истр тебя лечи–ил. Только вот не понима–ал, почему–у заживлее–ние идёт так ме–едленно. Бедня–яга даже за пережива–ал, что си–илу теряет. Убегал куда—то, а по возвраще–ении заявил, что дело не в нё–ём. Приказал компре–ессы с тра–авами прикладывать, дескать, он сделал всё, что от него зависело, теперь приро–ода поможет, — выложил Хам всю историю моего лечения, довольно мурча.

Дома я бы заживала месяц, если не больше, даже силами всех наших целителей, отметила про себя.

В дверь тихо постучали, следом открывая.

Кажется, у меня рот приоткрылся, когда я повернулась, встречая посетителя.

Черноволосый красавец, лет тридцати, с невероятными глазами, цвета молодой листвы и самой обаятельной улыбкой, что я видела у лиц мужского пола, стоял у двери, рассматривая меня, «Лохматого воробья».

— Я услышал голоса, — заговорил он спокойным, бархатистым голосом. — Похоже, Вам уже лучше, вира Амалия?

Почему они постоянно приставляют эту «виру» к имени обращаясь. Может это что—то вроде как леди у нас?

— Амалия? — повторил моё имя незнакомец, глядя на задумавшуюся меня.

— А… Да. Спасибо, — хрипло выдавила я, — Об этом Хаму и говорила, — глянула на рядом сидящего котяру, заодно и дух перевела.

— Хорошо, тогда, если Вы не против, я бы хотел поговорить о случившемся, — всё с тем же спокойствием и, не убирая своей улыбки, сообщил он.

— Сейчас?

— О нет, конечно. Одевайтесь, завтракайте, я буду ждать Вас у себя в кабинете.

— Хорошо, — чуть слышно согласилась на только что предложенный мне распорядок утра.

— Хам, позови Ниару, пусть поможет вире Амалии, — обратился незнакомец к хранителю.

Тот недовольно поднялся, ворча себе под нос: «Я что, зазывала теперь», вышел за дверь.

— Ну что же, тогда буду Вас ждать: Ниара покажет, куда идти, — кинул он, уходя вслед за Хамом.

— Хорошо, — как попугай, повторила я.

Дверь закрылась.

Я начала руками нащупывать опору. Это же какие родители произвели на свет такой экземпляр? Ему на обложку глянцевого журнала надо, а не девчонок — иномирянок спасать. Высокий, широкоплечий, узкие бёдра, длинные ноги. А глаза — это вообще законно иметь такой цвет глаз? Алькины, по сравнению с ними, казались теперь крашенным фианитом в сравнении с этими изумрудами. Прости, конечно, сестрица, но думаю, ты бы согласилась со мной.

Я только вошла во вкус, оценивая образ красавчика, как в дверь снова открылась, впуская ту самую женщину, что встретила моё первое пробуждение.

— Вира, Вы проснулись, — залепетала заботливо она. — Не думала, что так рано встанете.

— Вы Ниара?

— Да, да, это я, — быстро закивала она в ответ. — Идёмте, я помогу Вам привести себя в порядок, — захлопотала женщина, зазывая меня в открывшуюся справа от кровати дверь, которую я даже не заметила, когда знакомилась с комнатой.

За дверью оказалась, довольно просторная ванная комната, с большой чашей для мытья, расположенной по центру, небольшой раковиной с зеркалом у стены и что меня поразило больше всего – унитазом: именно таким, что был в каждой благоустроенной квартире моего мира.

Ниара открыла кран, наполняя чашу водой. Капнула в неё пару капель розовой жидкости из стоя́щей рядом склянки, наполняя комнату нежным ароматом яблоневого сада, сладковатым, даже немного опьяняющим.

— Всё готово, можете приступать, — довольно сообщила женщина.

— Вы останетесь здесь? — заметив, что она не собирается уходить, спросила растерянно.

— Конечно, я же должна помочь.

— Знаете, я люблю сама всё делать, — чуть смущённо посмотрела на свою помощницу. — Можно меня оставить наедине с собой.

Глава 6

— Проходите, вира, я жду Вас, — услышала уже знакомый мужской голос, как только Ниара открыла дверь в кабинет.

Робко встав у сразу же закрывшейся за мной двери, огляделась, пытаясь отыскать владельца этого приятного баритона.

В кабинете, обставленном «музейной» мебелью, очень даже светлом, как ни странно, никого не оказалось.

Я подошла чуть ближе к деревянному рабочему столу с массивными резными ножками.

Заметив боковым зрением движение, резко развернулась в сторону огромного книжного шкафа.

Мужчина стоял там, молча перелистывая небольшую книжицу в красном бархатном переплёте.

Могу руку дать на отсечение: этого брюнета там не было, когда я вошла.

— Что с Вами, вира? Вы будто нежить увидели? — улыбнувшись, он прошёл к своему столу, садясь в глубокое, мягкое на вид кресло.

«Нежить? Это зомби, что ли?» Открыла уже рот, чтобы переспросить, но зеленоглазый красавчик опередил.

— Присаживайтесь, что же Вы стоите? — кивнул, указывая на сидячие места.

Пробежав взглядом по комнате, выбрала наиболее подходящее — небольшой диванчик у стены напротив рабочего стола виэра.

Туда и упала.

И красавца видно хорошо, да и дверь рядом: вдруг бежать придётся.

Хотя куда бежать? Я даже где выход не знаю.

— Позвольте представиться, Амалия, меня зовут Тиберий Эриз. Я являюсь главным судьёй Сарата и владельцем этого поместья, где Вы сейчас находитесь, — официальным тоном, уже без улыбки, произнёс мужчина. — Могу я узнать, как так получилось, что Вы оказались на пути моего экипажа? Вы специально кинулись искать смерти? — сразу, как представился, начал свой допрос судья.

— Я не кидалась под ваш экипаж, виэр Тиберий, — как можно увереннее начала отвечать, не забыв подставить уважительную приставку. — И вообще не понимаю, как очутилась на вашем пути. Последнее, что я помню, — абсолютно чёрный конь встаёт на дыбы, в следующий момент я уже открыла глаза в этом доме с огромным синяком на лице и дикой головной болью.

— Хм… Чёрный конь, говорите… А откуда Вы? Судя по одежде, Вы, вира Амалия, не местная.

— А что с моей одеждой не так? — удивлённо вскинула бровь.

— На Вас было только верхнее платье и короткая куртка из странной ткани.

«Так, значит, смущает только количество одежды и джинсовка. Что на это ответить?»

— Точно не могу сейчас ответить на этот вопрос, виэр Тиберий. Могу только предположить, что я куда-то спешила, возможно, поэтому накинула на себя то, что было, — запинаясь, выдала первое, пришедшее в голову.

— А кого-то из родных помните?

— Помню, что у меня есть бабушка и старшая сестра, — честно призналась я.

— Имена?

— Нет, имён не помню пока.

— Но своё имя Вы вспомнили.

— Да, своё имя вспомнила, причём сразу, — чётко ответила, даже не пытаясь стушеваться.

— А родовое имя?

«Родовое имя, что это еще за зверь такой? Может, фамилия на их манер? Ну нет, такую информацию пока не буду разглашать».

— Ммм, нет.

— Представители мужского пола: отец, брат, дядя, жених?

— Не помню таких.

— Как оказались на мосту и что делали до случившегося, тоже не помните?

Я кивнула в подтверждение.

— Ладно, допустим, — выдохнул судья, потирая переносицу.

— Послушайте, я принесла Вам какие-то убытки или должна что-то за лечение? — решила, что лучшая защита — это нападение, ошарашила его вопросом.

— Эм… Нет, почему Вы так решили? — озадаченно уставился на меня красавчик.

— Ну, Вы допрашиваете меня, будто я вам, как минимум, что-то должна, — не теряя эффекта неожиданности, продолжила, глядя в округлившиеся глаза виэра. — Может, разойдёмся тогда? С моей стороны — с огромной благодарностью, с вашей — возможностью избавиться от внезапно свалившейся обузы.

Глаза судьи стали ещё больше.

— И куда же Вы, позвольте спросить, пойдёте, почти ничего не помня? — склонив голову на один бок, стал смотреть на меня ещё пристальней, хотя куда ещё-то — скоро дыру прожжёт.

— Что-нибудь придумаю, буду действовать по обстоятельствам, — решительно произнесла, сжимая нервно ладони.

Конечно, я понимала, что попала в незнакомый город, находящийся в чужом мире. Но осознание того, что передо мной сидит человек, которому не составит труда догадаться, кто перед ним, подкидывало не самые приятные картинки: а вдруг в этом мире попаданцев разделывают на опыты или сжигают на кострах, как возможный источник иномирных болезней? Так что желание «сделать ноги» было сильнее, чем любоваться этими невероятными зелёными глазами.

— Ну, раз уж обстоятельства свели нас вместе и сейчас я несу ответственность за Ваше здоровье, хотя бы до того момента, пока Вы не вспомните имён ваших родственников или откуда Вы, предлагаю остаться здесь. Тем более, вы ещё несовершеннолетняя, и, если бы даже я хотел, не смог бы опустить Вас. Я, в свою очередь, обещаю, что больше вы не почувствуете себя чем-либо обязанной мне, — сказал таким холодным тоном: видимо, чтобы больше даже желания не появилось что-то ему возразить, но это не про меня.

— С чего Вы взяли, что я — несовершеннолетняя? — подозрительно уставилась на судью.

— Магистр Вериос сказал, что вам ещё нет двадцати, определять возраст целителей учат чуть ли не на первых уроках в академии, — быстро пояснил он.

— А когда наступает совершеннолетие?

— Вы и этого не помните?

— Нет.

— По законам Балерии, как и в других королевствах, совершеннолетие наступает в двадцать лет.

«Да уж», — глубоко вздохнула, потирая больной висок.

— Не переживайте, я привлеку одного человека в помощь. Пока вы будете приходить в себя, он постарается разыскать ваших родных, — смягчив тон, видимо, решив по моему вздоху, что я расстроилась, произнёс Тиберий, вставая. — И раз уж мы всё решили, идёмте, я представлю Вас своей семье.

Я быстро захлопала ресницами, пытаясь сообразить, когда мы успели всё решить. Меня просто поставили перед фактом, не спросив даже моего согласия. Хотя слишком рьяное желание покинуть это место тоже может вызвать подозрение. Поэтому, кивнув, встала следом, принимая теперь ту новость, что у моего спасителя есть семья.

Глава 7

Первые несколько дней в этом «не моём» мире пролетели для меня как один. Жизнь в доме Тиберия Эриза, окружённая своеобразной заботой в лице, точнее, морде, Хама, которая выражалась постоянным пребыванием в предоставленной мне комнате, занимая добрую половину моей кровати, расслабляла.

Судья и правда больше ни разу не заговорил со мной о моём странном появлении перед его экипажем, был вежлив и учтив.

Супруга его, всегда мило улыбаясь, приглашала меня на общее чаепитие перед их дневной прогулкой, сестрица её, правда, была какой-то замкнутой и вечно молчала.

Мне же больше нравилось находиться в компании Маркуса и его няни.

Мальчуган, как только отец удалился после представления меня своей семье, запрыгнул ко мне на колени со словами: «Это ты та безумная, что бросилась под папину лошадь?» — и одарил меня самой лучезарной улыбкой, не обращая внимания на материнское шипение. Спрыгнув, схватил меня за руку, потянул на улицу.

Маркусу, как оказалось, недавно исполнилось шесть лет, и он, как и мои племянники, обожает узнавать всё новое, а тут такой экземпляр появился, да ещё и не против провести с ним время. Ну а няня Нина, добрейшая женщина, была совсем не против моей помощи.

Каждый день мы с младшим Эризом и его нянюшкой то кучковались у камина, в компании попивающих чай и неслышно беседующих вир, то гуляли в саду или недалеко от дома, на небольшой полянке, усыпанной полевыми цветами.

Никто не задавал мне лишних вопросов. Иногда мне казалось, что о том, как я здесь очутилась, никому и дела нет. Лишь пару раз заходил магистр Вериос и после небольшого осмотра спрашивал, не вспомнила ли я чего. Я только отрицательно качала головой, он в ответ грустно цокал языком и удалялся.

Это утро мы с Маркусом и вирой Ниной проводили в саду, под тенью той самой ажурной беседки, что видела я из окна своей комнаты. Раскинув небольшой плед на деревянном полу, мы решили порисовать. Няня сидела на скамье, читая книгу, не скрывая довольной улыбки, изредка кидая взгляд на наше занятие. Карандашей в таком виде, к какому привыкла я, в этом мире нет, зато есть мелки, наподобие нашей пастели, с такой же разнообразной цветовой палитрой.

Смеясь, угадывая нарисованных животных, мы не заметили, как к нам подошли.

Тихий кашель привлёк внимание.

Вскинув голову, я увидела два почти одинаковых тёмных мужских силуэта.

Утреннее солнце, бившее по глазам, не давало разглядеть лица.

В ушах зазвенело от радостного визга Маркуса.

— Дядя Рэйс!!! — счастливо закричал мальчуган, вскакивая и в одном прыжке взбираясь на одного из мужчин.

— Доброе утро, Амалия, — заговорил судья, — это мой младший брат, виэр Рэйсон Эриз, он прибыл по моей просьбе, чтобы помочь в поиске ваших родных.

Я поднялась, стряхивая цветную пыль с рук.

«Ну вот и подкрепление прибыло», — вздохнула обречённо.

Конечно, я понимала, что Тиберий не будет сидеть и ждать просветления моей памяти, об этом он сообщил ещё при нашем первом разговоре. Но тихая, размеренная жизнь этих нескольких дней как-то успокоила, и я позабыла, что мой «спаситель» вызвался мне помочь.

— Доброе утро, — поздоровалась в ответ.

Из-за тельца Маркуса, повисшего на дядиной голове, что-то шептавшего в это время ему на ухо, выбрался наконец сам Рэйсон Эриз.

«Да что же это такое! Кто их родители? Эльфы?» — почти выругалась про себя, появилось даже желание прокрутиться вокруг своей оси и топнуть ногой.

На меня смотрела почти копия Тиберия: тот же прямой нос, высокий лоб, чётко очерченные чувственные губы, жёсткая линия подбородка с аккуратной ямочкой. Только скулы были мягче, а глаза — холодные, серые с лисьей хитринкой, почему-то показавшиеся мне знакомыми. Оба жгучие брюнеты, но, в отличие от старшего брата, у младшего были длинные волосы, туго стянутые в хвост.

— Вира Амалия, — чуть с хрипотцой произнёс Рэйсон, делая кивок головой. — Очень рад знакомству. Тиберий рассказал о том, что с вами случилось. Уверен, мои полномочия и связи помогут быстро разыскать ваших родных.

«Хм, а что это за полномочия такие, что могут помочь найти родных из другого мира? И смотрит так пристально, что мурашки по коже забегали».

— Рэйсон является главой «Королевского отдела по расследованиям магических преступлений», — словно прочитав мои мысли, пояснил судья, забирая сына с рук братца.

— Здорово, — только и смогла выдавить я, соображая, во что вляпалась.

Очень захотелось исчезнуть, раствориться, только бы не стоять под этим внимательно разглядывающим сейчас меня взглядом.

Угодило меня попасть под крылышко этого семейства, состоящего исключительно из служителей закона.

Боюсь, этот сероглазый красавчик ещё быстрее разберётся, кто перед ним стоит.

Похоже, пора бежать.

Кое-что об этом мире я уже знаю, не просто так сижу постоянно с Маркусом.

Ежедневно с ним проводятся занятия, и под предлогом возможности вспомнить что-то из своей жизни я напросилась в вольные слушатели.

Как-то, увидев мои рисунки, няня Нина сказала, что с таким даром я не пропаду, хотя и девушка.

Женщины, как оказалось, в этом мире не занимали высокооплачиваемых должностей. Исключением были очень одарённые виры, дар которых не мог остаться без внимания, только случалось это крайне редко, так как представительницы слабого пола сами предпочитали наслаждаться тихой семейной жизнью за спинами своих виэров.

Художники — это немагический дар, это талант, крайне редкий в этом мире.

Портреты, написанные рукой человека, ценились особенно, как, впрочем, и у нас.

Ни один магический дар не может передать игру мазков, перетекающих в цельный, живой образ. Поэтому позволить себе портрет, написанный рукой художника, могут только состоятельные жители этого мира, иногда ожидая очереди годами.

Так что если что, работу я себе точно найду.

Надо как можно скорее собирать свои немногочисленные вещички и «делать ноги», пока эта очень заботливая семья, с «хорошими связями», не сообразила о сокровище — иномирянке.

Глава 8

— Ну что же, вира Амалия, присядем, — сразу, как дружная компания скрылась за углом особняка, обратился ко мне Рэйсон, указывая на теперь пустующую скамью.

Я делала специально мелкие шажки, растягивая время для проработки стратегии поведения с этим спецагентом местного разлива.

Решила, что буду вести себя так же, как и с судьёй при нашем первом разговоре — говорить правду с забытыми подробностями, так и сама не запутаюсь.

— Знаете, виэр Рэйсон, я, в принципе, всё, что могла вспомнить, рассказала вашему брату, — заговорила первой, присаживаясь на явно не рассчитанную на большую компанию скамью.

— Да, да, он мне рассказал, — спокойным, певучим тоном ответил «мой» дознаватель, располагаясь рядом. — И о вашей частичной потере памяти тоже сообщил. За эти дни ничего не вспомнили?

— Нет. Если бы вспомнила, обязательно сообщила бы судье.

Стараюсь держаться спокойно, не дёргаться, хотя по телу бегают мелкие мурашки с паническими криками, а колени жжёт, словно на них положили горячую грелку. Так всегда происходит, когда я волнуюсь, а здесь есть о чём волноваться.

Мало того, что красивый, так ещё и опасный.

— Я осмотрел Вашу одежду, в которой вы были. Крой и пошив точно не местный, да и количество тоже смущает. Только верхнее платье?

— Почему, только там была ещё джи… — «Чёрт, чуть не проговорилась» — должна была быть куртка, — быстро поправилась. — Мы с Вашим братом предположили, что я очень спешила.

— Убегали?

«Он что, пытается меня подловить?» И смотрит, не отрываясь. Мне кажется, я уже раза три побледнела и столько же раз покраснела под этим серебристым, настырным взглядом.

— Я бег не помню, помню только чёрного, вздыбившегося коня.

— Об этом Тиберий тоже говорил: чёрный конь, но кабала брата белая и появились вы внезапно, по словам его лакея. Возможно, вира Амалия, на Вас было применено магическое воздействие, поэтому я решил отправить вашу одежду на проверку. Вероятно, на ней обнаружится наличие следов магии. — Рэйсон говорил всё тем же спокойным тоном, будто пытался меня убаюкать, вот только эффект был противоположный.

— Конечно, на меня было магическое воздействие, — хмыкнула я. — Видели бы Вы, как меня отшвырнул ваш брат, — машинально потёрла то место, куда пришёлся удар и где уже и следа не было в подтверждение моих слов.

— Ну, магию Тиберия я смогу отсечь, — не успокаивался этот «Пуаро». — А у Вас самой какая магия? Возможно, это Вы себя перенесли, почувствовав опасность.

— Думаю, если бы во мне было что—то такое, я бы уже вернулась домой, а не осложняла жизнь виэра Тиберия своим присутствием, — уже с раздражением ответила я.

Я, конечно, понимаю, что его работа — во всём видеть подвох. Но на самом деле, ничего плохого я не сделала: ни в своём, ни в этом мире, попадать сюда не рвалась, и это пристальное внимание меня жуть как напрягало. Надо заканчивать это разговор.

— Это тоже верно, но Вы же не помните, куда, — словно почувствовав моё напряжение, мужчина немного отодвинулся и вдруг протянул мне ладонь. — Я сейчас прощупаю Вашу ауру…

— Простите, что вы сделаете? — начала быстро моргать, пытаясь переварить услышанное.

— Исследую ауру, — пояснил он так спокойно, будто предложил пульс прощупать.

«Эээ, нет, этого точно позволять нельзя, а вдруг там подпись какая типа землянка—иномирянка, держи её!»

— Нет, — отчеканила, смело, глядя в его серебро глаз.

— Что нет? — теперь уже он непонимающе заморгал.

— Нет. Вы не будете щупать мою ауру, — повторила отказ.

— Почему? — растерянно, прищурился дознаватель. — На Вас могут стоять блоки, да и если вы способны к перемещениям, я смогу разглядеть, — начал разъяснять он.

— Я сказала, нет. Я Вас знаю пять минут от силы, о каком прощупывании может идти речь?

— Но это поможет в расследовании, — теперь уже раздражённые нотки слышались в его голосе.

— Послушайте, если у меня есть блоки, то это мои блоки, — не отрывая своих глаз от его, начала своё нападение. — И, насколько мне известно, термин «расследование», применяется, когда совершается преступление. Ведётся поиск улик, расспрос свидетелей. Я не считаю себя преступницей, если, конечно, попасть под лошадь, вы не расцениваете, как что—то преступное. Брату Вашему я предлагала отпустить меня восвояси и забыть о происшедшем. Но он почему–то решил, что в чём–то ответственен и предложил остаться до просветления моей памяти. А если Вы считаете, что я злоупотребляю его гостеприимством, то сейчас же пойду и вновь повторю, предложенный мной прошлый раз, выход из этого положения, — выпалила я на одном дыхании.

«Фуф, готово. Думаю, таких доводов ему будет достаточно, и он отстанет от меня, как и его брат».

Во взгляде виэра промелькнули холодные искры ярости. Показалось что он сорвёт эту пресловутую ауру с меня прямо сейчас, но он молча встал.

— Вира, — проговорил Рэйсон сквозь сжатые зубы, склоняя чуть голову и отчеканивая шаг, ушёл в том же направлении, что и Тиберий.

Надо же, а с этим не прокатило надавить на чувство вины, как с первым.

Судя по тому, как его серые глаза стали цвета чёрного серебра, он явно не любит, когда отказываются сотрудничать, с его очень важной, начальственной персоной.

Ладно, надо думать, как освободиться от опеки судьи так чтобы его гипертрофированное чувство ответственности, всё–таки меня отпустило. Собрав листы, мелки и плед, обречённо пошагала к дому.

— Амалия, — услышала, как только моя нога ступила на светлый, паркетный пол холла.

Повернула голову в сторону оклика.

Оба брата стояли у входа в кабинет Тиберия: один всё так же зло щурился, второй чуть хмурил брови.

«Наябедничал, значит, уже, ну ладно»

— Амалия, почему вы отказали Рэйсону осмотреть Вас? — строго задал ожидаемый вопрос судья, как только я подошла.

Выдохнула.

Кинула «молнию» в моего дознавателя, стоя́щего с заложенными руками за спину.