Верните мое тело!

Верните мое тело! Бьёрн Максим,Лючия фон Беренготт

Глава 1

Первым делом Ника стянула обручальное кольцо, предварительно облизав палец. Иначе бы не слезло. А снять было делом обязательным. Идти к гадалке с обручальным кольцом на пальце – это всё равно, как явка с повинной в милицию – помочь не поможет, а дело состряпают по всем правилам.

Закинув кольцо во внутренний кармашек сумки, Ника даже успела слегка ужаснуться огромному количеству хлама, успевшего в этой сумке скопиться. Вроде перебирала недавно, и вот опять - по ощущениям, как на строительном складе. Надо будет опять заняться чисткой.

Захлопнув дверь лексуса, она тревожным взглядом еще раз окинула машину, сумку и своё отражение в стекле, пытаясь понять, не забыла ли телефон, ключи или что там ещё… Да, кошелёк! Без кошелька к гадалке ходить не рекомендуется. Это как на курорте без купальника.

Лексус давно требовал ухода. Не то что не отполированный – последние пару месяцев она его даже не мыла, позволяя природе беспрепятственно оставлять свои натуралистические автографы. «Надо разобраться, - подумала она в который раз. - Но завтра, потом». Пока голова была занята другим.

Мадам Элеонору, гадалку, посоветовала, конечно же, Маринка, спустившая на неё целое состояние и дававшая себе легко заморочить голову не только вокзальным цыганам, но даже продавцам пылесосов. Уровень интеллектуальных способностей Марины был не очень, а человек она была общительный, приятный. Ника сама много раз критиковала ее за дурацкую веру в мелкие чудеса, хорошо при этом оплачиваемые наличными. Но теперь сама шла по этому же адресу, за что себя внутренне не уважала.

Однако все другие варианты были испробованы – вернее, других вариантов она уже не видела. Это бытовое, финансовое и вообще жизненное болото незаметно засосало по самые плечи. Дышать еще можно было, а вот бежать уже некуда.

Трудности были на работе, с проектом. Трудности были со здоровьем. Трудности были даже дома, с Виталиком. Скажи ей два года назад, что весёлый и суматошный, практически носящий ее на руках Виталик превратится в угрюмого, еле открывающего рот для ответа постороннего, рассмеялась бы в лицо. Но что было, то было, а отношения надо было спасать любым способом, даже таким нелепым, как поход к гадалке.

– Кто там? – проворчали наконец из-за двери на ее четвертый, уже настойчивый звонок.

– Я вам звонила, вчера, – пытаясь скрыть нарастающее раздражение ответила Ника. – Вы сказали к трём подойти.

И чего она в хрустальный шар не посмотрела? Кто там, узнала бы – как минимум.

Открывшая дверь женщина носила какой-то на удивление противный плюшевый халат и макияж такой яркости и расцветки, что была бы скорее уместна на дискотеке в доме культуры рабочего посёлка, а не здесь, вкупе с удивительным халатом. Бочком, тщательно стараясь не коснуться этой махровой, липкой на вид хламиды, Ника протиснулась в неуютный, узкий коридор, загроможденный – несмотря на свои минимальные размеры – сверх всякой возможности. Тут стоял даже платяной шкаф с мощными деревянными дверцами.

Мадам Элеонора продолжала скептически разглядывать Нику и, даже захлопнув дверь, не предложила пройти в комнату.

«Считаю до десяти, - про себя подумала Ника. - И вон с этой помойки».

– Да, вам необходима моя помощь, – наконец-то открыла рот гадалка. – Вы пришли вовремя.

– Что? Ретроградный меркурий? – не смогла удержаться от язвительности Ника.

– Пока не уверена, но со здоровьем шутить не следует, – оставив наконец в покое дверную ручку, женщина в свою очередь протиснулась мимо, направляясь в комнату. Приняв это за приглашение, Ника двинулась следом.

В комнате всё было так, как она себе и представляла заранее. Круглый стол посредине, накрытый несвежей скатертью. Работающий телевизор с очередным шоу, где на потеху публике можно поругаться и откуда гадалка, скорее всего, черпала сведения о людском поведении и знакомилась с поведенческими паттернами.

Не хватало вязаной салфетки на телевизоре и кота, чтобы было окончательно понятно, что тут живет пенсионерка, старающаяся ничем от других не отличаться. Впрочем, кот скоро обнаружился. Пятнистый, на три цвета, он лежал на покрытой покрывалом софе и настолько этому окружению соответствовал, что обнаружить его требовало определённых усилий.

Гадалка села за стол спиной к небольшому, засиженному мухами окну, и скрестила пальцы рук, вооруженных, как Ника себе представляла, волшебными кольцами, купленными у кудесников на толкучке.

– Визит и моя первичная работа стоят двести долларов. Дальнейшее зависит от количества работы, которая мне предстоит, – произнесла она, глядя Нике прямо в глаза. – Расскажи мне о себе.

К такому повороту Ника была не готова совершенно. Ни карт, ни хрустального шара, ни даже чучела летучей мыши. И самой всё рассказать! Это всё на кого рассчитано вообще? Может, следовало сразу принести с собой договор на продажу квартиры и тут же её переоформить? Не, ну не так же в лоб!

– Ну, это вам как гадалке не должно быть сложно. Меня зовут Ника и я ухожу. Извините за ваше время, я ожидала немного другого.

Поднявшись со стула, на который присела минуту назад, Ника отправилась к двери, внутренне готовясь отразить прилетевшую от гадалки агрессию.

– Кольцо зря снимала, – произнесла та ей вслед. – Не удивляйся, что его удержать не можешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Профессиональный взгляд на руки, догадалась Ника – незагорелая кожа под кольцом говорит лучше слов.

– Я еще на машине приехала, – съязвила она. – Можно об этом догадаться, если в окошко посмотреть.

– Догадаться можно, – согласилась мадам, кутаясь в халат, – а уехать нельзя.

– Я вам сейчас представление о мире переверну, – пробурчала Ника не останавливаясь. – Смотрите в окно.

– Триста долларов, – прокомментировала та, – за недоверие. И скептицизм.

– Шар себе купите. Хрустальный. За десять.

– Я шар-то могу купить. А ты себе ребёнка купи.

– Причем здесь ребёнок? – Ника, сделав два шага, вернулась в квартиру. – Что вы такое несёте?

– Ребёнка купи. Мужа. Здоровье. А, да, здоровье не купишь. Ну, ничего, триста долларов сэкономишь, – пробурчала та, не глядя на Нику.

– Ты, дрянь, всё про меня уже заранее узнала! – Ника сжала кулаки, останавливая себя от приближающегося членовредительства. – Знаю я всё про ваши поганые методы!

– Дрянь – это триста пятьдесят пока. Дальше не советую экспериментировать. Экономь валюту.

Ника выматерилась про себя и, уже больше не оглядываясь, спустилась к машине. Сев за руль и посмотрев в окна второго этажа, она заметила в одном из них гадалку и немедленно показала ей средний палец. Та в ответ потёрла большой и указательный палец, словно намекая на добавленную стоимость сообщения. Нервное нажатие на кнопку старта не дало никакого результата, поэтому следующую попытку Ника провела аккуратнее, пытаясь продавить непослушный контакт без ущерба для него. Машина молчала.

«Уехать нельзя», – пронеслись у нее в голове слова, сказанные мадам.

Как так-то?!

– Что это за бред? – нервно успела подумать она, прежде чем гневно покинуть машину и направиться обратно в квартиру с намерением учинить небольшой, но очень уместный погром.

Дверь была приоткрыта, словно ждала ее, и, ворвавшись в помещение, Ника не стала рассусоливать и сразу взяла быка за рога, обрушив на гадалку шквал накопившегося негатива.

– Я всё про ваши гадские методы знаю! Мало того, что наживаетесь на чужих бедах – вы эти беды ещё и производите! Договорились с вашими подонками испортить машину как только я приехала? Твари! Я сейчас полицию вызову!

– Ты договоришься до того, что я не буду с тобой работать ни за какие деньги, – добродушно, не обращая внимания на ее выплеск, ответила гадалка. – А за кота вообще нет тебе прощения.

– Какого, к чертям, кота? – с этими словами Ника наступила на попавшее ей под ноги животное, которое стало с диким рёвом бить по прижавшей её ноге когтями.

– Ой, извините! Я правда не заметила, как он подошёл, – Ника отдёрнула ногу, дав коту ретироваться под диван.

– Ты много чего не заметила, – ответила мадам. – И заметила много того, что не нужно.

– Вы мне машину испортили?

– И мужа я тебе испортила, еще скажи, – гадалка вытащила из кармана сигарету и начала прикуривать, неаккуратно чиркая ломающимися спичками.

– Вы от Марины всё про меня знаете, да? – Ника не была настроена играть в эти игры.

– Может и от Марины, а может и от Карины, – непонятно отшутилась та. – Про воспаление твоё на заднице тоже от них знаю. Или в газете прочла – уже не упомню.

– Откуда вы про это знаете? – опешила Ника. Вторую неделю на самом неудобном для сидения месте возник то ли фурункул, то ли большой прыщ, с которым она всё еще не решалась идти к врачу, надеясь, что сам собой рассосётся.

– Ты для меня открытая книга. Не очень интересная, правда.

– Вы что? На самом деле видите что-то? – с ускользающим сомнением приходилось бороться изо всех сил.

– Ответ на этот вопрос будет тебе стоить четыре с половиной сотни.

– Откуда такие сумасшедшие расценки у вас?

– Пятьсот, за кота. И это, – она показала Нике средний палец, – на сдачу.

***

Порывшись в серванте с помутневшими от времени хрустальными бокалами и горой несовременной посуды, мадам Элеонора достала банку с фасолью, которую после внимательного разглядывания сквозь стекло, наконец-то высыпала на стол, прямо под нос потерявшей от недоумения всякий задор Ники. Из небольшой, размером с две горсти, кучки проглядывали, кроме фасоли, еще какие-то, явно бобовые зёрна. Выглядело это всё ужасно таинственно и напоминало начальный этап приготовления супа.

– А карт не будет? – теряя надежду на классическое гадание, спросила Ника.

– Потом, – отмахнулась гадалка.

– Суп с котом, – отрешённо вздохнула про себя Ника. – Понятно.

– Ничего тебе не понятно, – не отрывая взгляда от фасоли произнесла мадам. – Даже мне не понятно. Не мешай.

Достав из серванта небольшую палочку, вроде эбонитовой со школьных уроков физики, гадалка протянула её к волосам Ники и потёрла о них, аккуратно касаясь причёски. После этого резким движением два раза перемешала фасольную кучку и продолжила наблюдение, тщательно рассматривая, наверное, каждую фасоль.

«Уже долларов на сто отработала, - устало думала Ника, отдавшись на волю гадалки с её манипуляциями. - Но всё-таки откуда она про меня столько знает? И машина не поехала. Вот дела…»

– Ты не можешь зачать, потому что твоя форма закрыта. По этой же причине барахлит твоё тело. По этой же причине форма твоего мужа не желает сливаться с твоей. Он ищет дорогу от тебя.

Ника удивилась, но не так чтобы очень сильно. Чего-то такого она и ожидала.

– Твоя родительская защита снята давно и уже не является для тебя защитой. Плохо.

При этих словах Ника вздрогнула. Родители погибли в автокатастрофе десять лет назад, и ее взросление прошло под опекой сестры матери, тети Лены.

– Давай пить кофе, – заявила гадалка, поднимаясь со стула и направляясь в сторону кухни.

– Гадать по кофейной гуще будете? – догадалась Ника, направляясь следом.

– По конфетам «мишка на севере», – ответила та, ставя блюдце с конфетами на стол. – По гуще гадают одни шарлатаны и деревенщина. Я человек прогрессивный. И кофе у меня дорогой, растворимый.

Приняв из рук мадам Элеоноры чашку с раскалённым напитком, Ника едва отхлебнула и поставила на стол остывать. Не терпела обжигающей рот жидкости. Гадалка же пила с явным удовольствием, не обращая внимания на температуру напитка.

– Еш, тебе сладкое полезно, – она положила рядом с Никиной чашкой две конфеты. – Я тебе помогу. Благодарна будешь.

– Будет стоить как договаривались? Или подорожало уже? – поинтересовалась Ника, разворачивая любимое с детства лакомство.

– Как договаривались, – согласилась гадалка и тут же ошарашила Нику до того, что у той кусок конфеты в горле застрял. – Деньги я с тебя возьму по получении результата. Фирма гарантирует качество, – явно любуясь ступором, в который впала Ника, добавила гадалка. – Ну что? Пропали твои сомнения? – спросила она, продолжая отхлёбывать из чашки. – А сейчас ты увидишь настоящее физическое колдовство. Исправление энергетических матриц дедовскими методами. Это эссенция пустоты.

Она достала из кармана пузырёк с прозрачной жидкостью.

– Добавим туда капельку твоей крови, дай своему мужу выпить, и сама с ним выпей. Начнётся процесс восстановления формы вокруг твоего кокона. Потом деньги мне занесёшь, как забеременеешь.

– Не будет он из этого пузырька пить, – ошарашенная Ника пыталась вырваться из сулящей сладкую надежду обволакивающей речи. – И вдруг это отрава, откуда я знаю?

Мадам Элеонора спокойно откупорила пузырёк и, налив полную чайную ложку, отправила себе в рот.

– Эссенция пустоты, деточка. Без твоей крови не сработает, – снисходительно объяснила она. – А твой красавец это обязательно выпьет, только вылей это в водку. Еще и добавки попросит.

Кровь была добыта из пальца по всем правилам науки. Опалив иглу над пламенем свечи, гадалка обработала ее спиртом, оставив тампон для зажимания ранки.

– Одной капли достаточно? – поинтересовалась Ника, удивлённая скромному количеству крови, ушедшей в пузырёк.

– Более чем. Ты не подозреваешь о какой колоссальной силе ты говоришь, когда говоришь о крови.

– Просто добавить это в водку, выпить и всё у нас будет как мы хотим?

– Вот именно. Деньги не забудь занести, как забеременеешь, – произнесла гадалка, закрывая дверь за Никой, — Каждый труд должен быть оплачен. Асталависта, недотёпа.

О том, что машина завелась без всякой проблемы, Ника вспомнила только в магазине, покупая водку.

– Ну надо же! – подумала она. – Офигеть!

Глава 2

Чтобы водка выглядела органично и Виталик не обалдел от странной покупки, пришлось купить пачку пельменей, соленых помидоров и всякой разной мелочи, которая не необходима, но всегда уместна и радует глаз, находясь на столе. Вроде рыбы холодного копчения и колбасной нарезки.

– Это для вашего парня? Отмечаете? – поинтересовался продавец на кассе, улыбаясь и явно примериваясь к набору продуктов.

– Для мужа, – улыбнулась Ника.

– Завидую, – сообщил он, возвращая сдачу. – Я бы с ума сошел от радости если бы моя девушка так за мной ухаживала. Будете разводиться – первым делом обо мне вспомните!

– Спасибо, – кивнула Ника. – Типун вам на язык.

Виталик гонял танк по экрану компьютера. Судя по носкам, создавшим тропинку из двух следов, ведущую из прихожей, он уже куда-то выходил. Последний год бизнес у него шел из рук вон плохо, правда, виновными Виталик продолжал считать экономические пертурбации в мире, а не своё отношение к работе. Своё время он равномерно делил между компьютером и диваном напротив телевизора, где нередко и ночевал, заглядывая в общую постель всё реже и реже.

– Зая, – приветливо произнесла Ника. – Я тут нам купила…

– Не сейчас! – не поворачивая головы, прорычал он, – Как ты умеешь момент найти, чтобы под руку залезть!

Он яростно дёргал мышкой и одновременно жал клавиши, пытаясь не дать себе выбраться обратно, в реальный мир.

Ника раздосадованно поплелась на кухню, где, впрочем, очень скоро пришла в себя, накрывая на стол и занявшись варкой пельменей. Когда вокруг такой стол, волей-неволей, а настроение повышается. Желудок отлично понимает праздничное настроение. Пузырёк был вылит в бутылку водки, которая тут же перекочевала в морозильник.

Когда пельмени, как умелые и счастливые пловцы, всплыли на поверхность, Ника слила воду и, бросив пельменным спортсменам кусок масла, чтобы они не начали брататься, пошла звать Виталика.

– Что сейчас? – недовольно проворчал он.

– Зая, я хочу с тобой поговорить, – настойчиво произнесла Ника. – Пойдем на кухню, покажу кое-чего.

– Вовремя. Я, кстати, тоже имею что сказать. – Виталик отложил в сторону управление наступлением и двинулся за ней следом.

Накрытый стол удивил его не меньше, чем украшенная новогодняя елка, притащи ее сюда Ника.

– Ого! Ну ты даёшь! – приятно изумился он. – Я что? – он потёр переносицу, – Опять что-то забыл? Три года первому поцелую? День Клары Цеткин и Розы Люксембург?

– Нет, – успокоила его Ника. – Просто хотела тебя удивить.

– Тебе это удалось! – Не помыв руки, что всегда немного раздражало Нику, он уселся за стол. – А рюмки здесь для красоты?

– Нет, – улыбнулась Ника, доставая из морозилки припрятанную бутылку. – Всё имеет смысл!

– Эх, жизнь моя жестянка… Чики-пики, все ништяк, – потёр руки Виталик. – Давай её сюда, я прямо вижу, как она в твоих руках нагревается, теряя полезные свойства.

Бутылка подошла к концу даже быстрее, чем успел закончиться обед. Виталик, откинувшись на спинку стула, подавил в себе отрыжку, отодвинул недоеденные пельмени и, пристально глядя на Нику, спросил:

– А сама ты что про нас думаешь? Куда всё идет?

– Я думаю, всё у нас получится. Нам нужно просто больше теплоты проявлять друг к другу. И беседовать чаще.

– Да, бесед нам только и не хватает.

– Виталя, мы на самом деле мало говорим. Расскажи, как прошел твой день, что нового? Я на самом деле интересуюсь.

Виталик откинул русую чёлку со лба картинным движением, которое Ника очень любила за молодцеватую лихость, пускай даже и показушную.

– Как прошел мой день? Это очень хороший вопрос. Но ответ на него дать не так просто, как кажется. Потому что он ещё не прошёл. Ты, Ника, всегда умела как-то всё невпопад говорить. Как моя мама выражается – умеешь в воду пёрнуть.

Ника обиженно поднялась из-за стола и, отвернувшись к раковине, принялась протирать тряпкой рабочую поверхность столешницы, не зная, как отвечать на это выступление.

– Короче, если говорить как интеллигентные люди, ты меня задолбала своей простотой. И если после всего ты не понимаешь, что у нас с тобой ничего не получается, и не получится, значит ты большая дура, чем кажешься с первого раза. И я благодарен небесам, что у нас с тобой детей нет, ничью жизнь разводом не поломаем. И спасибо тебе, что ты эту водку купила, без неё я бы ещё недели две с духом собирался, чтобы с тобой поговорить. А так, чики-пики, и ништяк.

Ника обернулась и, потрясенно качая головой из стороны в сторону, отказывалась понимать и принимать услышанное.

– Что?! – задохнулась она и всхлипнула, в неверии закрывая глаза руками. – Я… ты… Ты не можешь, Виталь… Что я без тебя буду делать?!

– Ты Ника… – он открыл антресольный шкаф, начал вытягивать оттуда баулы, – можешь без меня… пойти в жопу.

***

Продолжение этого дня было таким же коротким, каким бывает утро и день первого января после сногсшибательного праздника. Ника помнила, как закрыла за Виталиком дверь и, привалившись к ней всем телом и прижавшись лбом, слушала, как стучит кровь в висках. Помнила, как пошла и купила бутылку коньяка, и как пила прямо из горлышка, сидя в остывающей ванне. А потом всё выключилось и событий более не происходило совсем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Несколько раз, прорываясь из бредово-пьяного сна наружу, Ника успевала осознать происходящее и чуть ли не с криком засыпала обратно в пьяное безумие. Мозг говорил, что всё это происходит не с ней, что это только сон. И он же, немного придя в себя, стонал и пытался забыться.

В очередной раз Ника проснулась уже на рассвете, когда черная мгла ночи тихо переходила в тревожную, серую зыбь.

Сквозь еле открытые веки Ника определила, что ночь ушла. Голова болела, но болела не так, как Ника от неё ожидала. Два или три раза в жизни она уже напивалась, как вчера, и, помня еле перенесённые страдания, каждый раз давала себе зарок не повторять этого в будущем.

В общем, болело, но болело как-то… терпимо. Умирать от головной боли не хотелось, а, вспоминая вчерашнее, хотелось просто умереть. Чтобы обо всём этом не думать.

Ника слегка пошевелилась в кровати, пытаясь не вызвать резкий приступ головной боли, проверяя насколько тело пришло в себя после вчерашнего.

Тело слушалось на удивление хорошо, голова не болела, но общие ощущения не соответствовали обычным. Что-то было не так. Как будто она отлежала не просто руку, а всё тело. Ника хотела провести рукой по боку, но рука дрогнула, и, слегка промахнувшись мимо себя, нащупала рядом с собой в постели еще одно тело.

Собрав все силы, чтобы не взвизгнуть, Ника замерла, словно заяц, почувствовавший присутствие хищника. Тело за спиной храпело, и храпело так, что Ника вдруг поняла, что слышит этот храп уже давно и просто привыкла к нему, как привыкают к журчанию ручья или стуку колёс в поезде. И еще она поняла, наконец-то проведя рукой по бедру, что совсем раздета, и на ней нет ни пижамы, ни трусов.

Мозг, как сошедший с ума компьютер, пытался перебрать все возможные варианты. Это, конечно, не Виталик. Виталик ушёл.

Вчера она пила одна, пока не выключилась. А когда выключилась, нашла кого-то? О ужас! Или даже О УЖАС!

Рывком Ника села на постели, пытаясь прижать простыню к обнажённой груди. Притянув к себе вместо простыни какую-то грубую тряпку, она со страхом оглядела лежащего рядом с ней человека. Все её опасения оправдывались на глазах.

В сереющем свете рассвета лежащая на подушке голова, покрытая кустистой растительностью и бородой, была абсолютно не знакома. И даже в самом страшном сне Ника не стала бы знакомиться с обладателем такой внешности. Он был не то чтобы не красив, он был некрасив и противен!

Содрогаясь от отвращения, Ника опустила глаза и рассмотрела за холмом огромного живота, скрюченный, небольшого размера детородный орган, валяющийся в складках тела незнакомца, словно выброшенный на помойку огурец. Не было ни одного шанса, чтобы изящная, прекрасно скроенная Ника в своём уме не то, чтобы оказалась в одной постели с… вот этим, а даже и заговорила на улице!

Тут до неё дошло, что вокруг пахнет то ли скисшим молоком, то ли козлиной. И, принюхавшись, она, к своему ужасу, поняла, что пахнет от него.

– Бомж! Подобрала на помойке бомжа! – лихорадочно анализировал мозг, но ничего сквозь пьяное бездумие не могло пробраться наружу.

Осторожно, пытаясь не разбудить храпящего бомжа, Ника спустила ногу с постели и застыла каменным памятником, едва нога коснулась каменного, холодного пола.

Комната с каменным полом, постелью и кувшином с парой тазов в углу была ей совершенно незнакома. Свет, пробивающийся из-за неплотно подогнанных ставен, освещал всё достаточно, чтобы понять, что никогда и негде Ника не видела подобного помещения и уж совершенно точно не бывала в нём.

Потолок состоял из каких-то неплотно подогнанных друг к другу палок, на которых была навалена какая-то дрянь.

Больше в комнате ничего не было.

Встав с постели, Ника попыталась найти свою одежду, но, оглядевшись в полутьме, ничего похожего на неё не обнаружила. Правда, на полу валялись две кучи какой-то тряпичной дряни, но воспринимать это как одежду в любой ситуации Ника отказывалась.

Осторожно стащив с бомжа покрывало, на деле оказавшееся чем-то типа рогожи, Ника завернулась в него и остановилась, не представляя себе, что делать дальше. Ее взгляд опять скользнул ниже колышущегося под аккомпанемент храпа живота, и ее опять передернуло от омерзения.

Неужели я дала ему сделать это? – пронеслось в мозгу, и ее чуть не стошнило от отвращения к себе.

Если бы у нее в руках был пистолет, она бы без всяких раздумий разрядила бы его в этот храпящий бурдюк.

Но что бы то ни было, а надо было действовать. На цыпочках, трезвея с каждой секундой от прикосновения ног к ледяному полу, Ника подошла к двери и, отодвинув металлическую щеколду, взялась за деревянную, засаленную ручку. Осторожно открыла дверь.

Коротко скрипнув, дверь отворилась, и Ника, затаив дыхание, вышла в коридор. Впрочем, далеко уйти не получилось. Идти было не то, чтобы некуда, а совершенно непонятно куда. Коридор, обрамлённый наверху сводными, словно в замке, сходящимися потолками, шел в обе стороны, метров на тридцать, и скрывался за поворотом, не дав понять, где тут выход. Ника решилась идти направо, и неровным, пугливым шагом быстро пошла по коридору, стараясь не побежать. За поворотом обнаружился еще кусок коридора, правда поменьше, метров в пятнадцать, заканчивающийся небольшим, стреловидной формы окном.

Миновав странные, то там то тут встречающиеся по ходу коридора двери, Ника подошла к окну и выглянула наружу.

Холодный, туманный воздух и отступающая ночная тьма не сразу дали ей возможность понять, что она видит, а когда стало понятно, Ника отвернулась от окна и прижалось к холодному камню стен лбом.

С высоты где-то третьего этажа открывался вид на двор, как Ника себе представляла, замка. Сбоку стоял навес, из-под которого раздавалось ржание лошадей, круглый бассейн посредине, и чуть поодаль виселица с пятью подобиями тел, тихонько качающихся в дуновении утреннего бриза.

Повернувшись и посмотрев ещё раз, Ника убедилась, что это не подобия тел, а вполне себе обычные покойники, правда, лишенные глаз.

– Это может быть киностудия... – пытался не сойти с ума мозг, но тяжёлый запах конского навоза и лошадиного пота, долетавшего до её окна, подсказывал, что работать в таких условиях киностудия бы не стала.

Ноги начало судорожить от непрерывно идущего с пола холода камней.

– Нет, так я далеко не уйду, надо вернуться в комнату к бомжу и взять тряпки с пола. По крайней мере, обмотаю ступни.

Открыв предательски скрипнувшую дверь, Ника замерла в дверном проёме. Бомж больше не спал, а стоя над одним из замеченных ранее тазов, мочился в него, помогая себе одной рукой, а другой почесывая себя где-то в районе задницы.

Повернувшись на скрип, он недовольно повернул голову к двери, но, увидев Нику, кивнул и отвернулся, продолжая своё дело.

– Ты сегодня рано встала, Клара. Я думал, после вчерашнего ты раньше солнца не встанешь, – произнёс он, потряхивая рукой с зажатым в ней стручком. – Раз так, идём я тебя попользую, пока утренние силы не ушли. Вставай на колени, дура.

Ника выключилась и, свалившись на пол, слегка стукнулась головой о притолоку двери.

Глава 3

Жестяная трубка, пропихнутая внутрь, оцарапала горло и Ника, зайдясь в кашле, очнулась, пытаясь не захлебнуться от вливаемой в нее жидкости.

– Гектор, держи ей голову, она всё выплюнет! – прокричал стоящий рядом старик, пытаясь одновременно держать воронку и вливать в неё жидкость из серого бурдюка.

Давешний бомж, одетый в серую же хламиду, покрытую пятнами, при этих словах подскочил к Нике и, схватив ее за волосы, зафиксировал голову, не дав двинуть ей даже на сантиметр.

– Клара! – проорал он ей в ухо. – Слушай господина лекаря!

Ника сучила ногами и дергалась, пытаясь освободиться от ненавистной воронки.

– У нее явное сотрясение содержимого головы… – пробормотал старик, не оставляя попыток влить оставшуюся жидкость в воронку.

– Клара, у тебя сотряслось в голове! – продолжал орать бомж, которого назвали Гектором, прямо ей в ухо. – Если ты не выпьешь козлиную мочу, господин лекарь не гарантирует твое выздоровление! Открой рот и пей, дура!

Словосочетание козлиная моча вызвало единственно возможную реакцию, и струя рвоты, вырвавшись из ее горла, окатила старика почти по пояс.

– Дурная дрянь! – заорал лекарь, бросая воронку и бурдюк и тщетно пытаясь хоть как-то очистить себя от содержимого ее желудка, равномерно распределённого по его одежде. Подняв руки над головой, он еще раз осмотрел себя, расстроено плюнув на пол, подобрал стоящий рядом саквояж и вышел в дверь, не говоря более ни слова.

Бомж Гектор отряхнул ладонями попавшую на него часть лекарства, после чего, брезгливо понюхав их, тщательно вытер о свою хламиду.

– Если ты стала полной дурой, тебя отправят ухаживать за свиньями, Клара! – сообщил он, ложась на тюфяк со свободной стороны.

– Почему ты зовёшь меня Кларой? – наконец выдавила из себя Ника, стараясь говорить потише, чтобы не возобновились рвотные позывы.

– Хорошенькое дело! – хлопнул в ладони Гектор. – Ты трёхнулась, как и твоя мамаша! Правда, ей удалось протянуть побольше. А ведь мне люди говорили - не бери Клару, у неё сумасшедшая мать и она сама будет сумасшедшей.

Он раздосадованно вскочил с ложа и принялся расхаживать взад и вперёд по комнате.

– Гектор... – обратилась к нему Ника, включая максимальную приязнь, на которую была способна, – расскажи мне про меня, у меня очень болит голова... Сделай доброе дело.

– Хоть меня узнаёшь, – немного успокоился он, возвращаясь к постели. – Ты вчера допивала вино за всеми гостями, и я тебя предупреждал, чтобы ты не так увлекалась! Но тебя разве остановишь, когда есть дармовая выпивка? Я и сам не дурак угоститься, но ты вчера сама себя перещеголяла...

Ника положила руку на лоб и коротко простонала. Ничего не укладывалось в голове.

– Если ты решила окончательно чокнуться, я за тобой ухаживать не собираюсь, так и знай! А лучше попей воды и приди в себя. Так и быть, я еще раз схожу на кухню, скажу, что ты сегодня точно больна. Один день без тебя переживут. Но если завтра не выйдешь – выгонят на свинарник, к бабке не ходи!

Ника приподняла голову с кровати и оглядела помещение и собеседника еще раз.

– Я ничего не помню, – она закрыла глаза рукой. – Можешь мне рассказать про меня, пожалуйста?

– О боже, – вздохнул он. – Этого только мне не хватало. Ты подлинная дочь своей сумасшедшей мамаши... Ты – помощница повара, и если у тебя совсем отбило мозги, ты моя жена.

Ника коротко простонала, продолжая закрывать глаза ладонью.

Рядом зашуршало и пахнуло несусветным смрадом. Открыв глаза, Ника увидела, что рядом стоит Гектор, спустивший с себя штаны, и делает характерные движения бедрами в направлении её лица.

– Хоть это-то узнаёшь? Твоя любимая игрушка…

Аккуратно подвинув Гектора вбок, Ника перегнулась через край кровати и её опять вырвало желчью.

– Плохо дело, – сообщил ей Гектор. – Скоро с родственниками встретишься. Ушедшими. Возьми себя в руки и вставай. Лекарь к тебе больше не пойдёт, даже не думай. А если тебя переместят работать в свинарник, я с тобой жить не стану. Воняющая свиньёй жена мне ни к чему. Уважение к себе – это признак моего рода! – он похлопал ладонью по своей груди. – Даже работая на конюшне, я не возьму в руки лопату для навоза. Вот так-то.

– Гектор, – простонала Ника, умоляюще протягивая к нему руки. – Я на самом деле совсем ничего не помню. Расскажи, где мы живём. Как это называется? – она повела рукой вокруг. – Я вижу, ты хорошо ко мне относишься. Расскажи – тебе же не сложно, да?

– Хорошо, – согласился тот, опускаясь на свою часть постели. – Только из уважения к твоим прошлым заслугам! – он похлопал себя рукой по паху. – В замке. Ты живёшь в замке, – тщательно, словно говоря с глухонемой, произнёс он. – Замок принадлежит маркграфу. И земля. И ты принадлежишь маркграфу. А я выкупил купчую и принадлежу сам себе. Ты тоже старалась собрать денег на купчую, но… видишь, как всё получилось, – он с некоторым сожалением оглядел Нику.

– А кто там висит на виселице? – собирая силы в кулак, спросила Ника.

– Ну ты даёшь! – удивился Гектор. – Ты хоть что-нибудь помнишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И дождавшись, пока Ника помотает головой из стороны в сторону, продолжил:

– Люди герцога же! Хотели поджечь конюшни и отравить колодцы. Ты меня сама потащила смотреть, как их вешают. У меня будто других дел не было… И сама же ничего не помнит! – Гектор, видимо, разозлился. – Тьфу тебе на голову! Точно рехнулась, как твоя мать... Пойду-ка я лучше к лошадям, у них точно ума больше! – он затянул на себе верёвку, заменяющую ремень, и вышел, громко хлопнув дверью.

Какое-то время Ника лежала без движения, пытаясь осмыслить происходящее.

Замок, Гектор, мерно, под утренним бризом, качающиеся тела на перекладине виселицы… Всё это могло быть дурным сном, если бы не вездесущая вонь, от которой хотелось блевать, несмотря на пустой желудок…

Подскочив в страшном подозрении, Ника сунула руку за пазуху тряпья и провела тыльной стороной ладони у себя под мышкой и по животу. Заранее щурясь, поднесла руку к носу. Запаха не было. Сначала. То есть мозг отказывался его принимать как запах. То, что через секунду донеслось до нее, напоминала удар молотом по голове.

Я не могу так пахнуть! – пронеслось у неё в мозгу в тот момент, когда она недоуменно пыталась справиться с исходящим от руки смрадом. Просто не могу.

Но взгляд её задержался на самой руке, и она осеклась. Мысли остановились. Это была, определённо, не её рука. Свою руку она знала, как говорится, как свои пять пальцев. А тут все пальцы были не её. Грязные, даже не срезанные, а скорее обкусанные под мясо ногти, какие-то отвратительные, толстоватые, покрытые цыпками и красными плешами пальцы...

Дрожа и не веря своим чувствам, Ника ощупала свою грудь, лицо, бедра. Вскочив с постели, безуспешно пытаясь найти хоть какой-нибудь отражающий предмет, завертела головой, пытаясь не удариться в сводящую с ума панику. Наконец, в тазу, в который мочился Гектор, наклонившись и не обращая внимания на миазмы, Ника обнаружила своё отображение.

Вместо аккуратной и спортивной брюнетки двадцати трех лет от роду, на неё смотрела по-крестьянски дородная, рыжая баба с весьма неприятным лицом.

Помахав себе рукой и убедившись, что это действительно она, Ника в очередной раз потеряла сознание, обрушившись прямо на таз и позволив расплескавшимся нечистотам потерять свои отображающие, беспокойные свойства.

***

– Клара, очнись! – Ника почувствовала, что её носа касается какая-то едкая, пахучая трава, но глаза не открыла, пытаясь проснуться в нормальный, обычный мир. Хотелось сесть и, весело смеясь, рассказать находящемуся рядом человеку о нелепом, сумасшедшем сне. Впрочем, всё точнее и точнее она понимала, что находящийся рядом человек и будет как раз в этом сумасшедшем сне, а потому старательно делала вид, что спит.

– Очнулась, – произнёс незнакомый женский голос, и, не имея возможности почесать зудевший от трав нос, Ника громко чихнула и открыла глаза.

Сидящая рядом пожилая женщина, одетая наподобие новогодней, украшенной короткими ленточками елки, ласково улыбнулась и погладила ее по руке.

– Гектор сказал, ты никого не помнишь. А меня? – она горделиво повернула голову вбок, позволяя оценить её профиль, на самом деле запоминающийся своей грифоподобностью.

Извиняющимся жестом и качанием головы Ника объяснила соседке положение вещей.

– Очень плохо Клара, – произнесла та, прищуренно вглядываясь в её глаза. – Плохо, но не смертельно. Будем лить на тебя свинец. Посмотрим, где проблема.

– Какой свинец?! Не надо лить на меня никакой свинец! – испуганно попросила Ника, вспомнив о всевозможных пытках, в которых учувствовал расплавленный металл.

– Не кричи! – одернула её женщина. – На кровь, говорю, смотреть будем. – Гунилла я. Не помнишь? Да и черт с тобой. Вот этими руками тебя в этот мир приняла, плохого тебе не пожелаю. Гектор, – обратилась она к стоящему рядом. – Принеси факел, поновее.

Через минуту над принесённым факелом уже коптилась маленькая, размером с три напёрстка, кастрюлька. Вытащив из воротника своих одежд большую, устрашающего вида иглу, Гунилла без всяких сомнений ткнула ею в тот же многострадальный палец Ники и принялась сосать появившуюся кровь. После нескольких сильных укусов, усиливающих кровотечение, Гунилла выплюнула высосанную кровь в небольшую глиняную чашку.

Туда же последовало содержимое кастрюльки. После короткого шипения Гунилла с любопытством уставилась в чашку. Ника отказывалась учувствовать в происходящем, воспринимая всё как продолжение того же кошмара.

С недоумением крутившая туда-сюда чашку знахарка отрицающе помотала головой.

– Всё не так, если ты хочешь знать моё мнение, – скрипуче произнесла она, продолжая болтать чашкой перед своими глазами. – Буду смотреть вглубь. Она порылась в своей котомке и, вытащив на поверхность дюжину пузырьков, влила один в чашку. Поболтав внутри пальцем, выпила всё содержимое одним большим глотком.

– Мне нужно спать теперь, – произнесла она, взглядом отгоняя Нику и жирного Гектора от постели. Еле дойдя до которой, Гунилла мешком свалилась на сальные рогожи и тихонько захрапела.

– Смотреть на неё теперь… – с неприязнью произнёс Гектор, оглядывая спящую Гуниллу. – Если тебе лучше, Клара, я могу отвести тебя до сортира.

Ника рывком поднялась на ноги, провоцируя свое тело. Если падает в обморок – пусть падает сейчас! Но даже голова почти не кружилась, а тело – чужое, в этом не было ни малейших сомнений – слушалось, как родное. Ника крутанулась на месте – с точки зрения физических возможностей тела, все было в полном порядке. Разве что некоторые неудобства добавляла размера на два увеличившаяся грудь, но с этим можно было смириться. Даже было слегка интересно поносить всё это. К своему второму Ника давно привыкла, но обладательницам четвёртого в глубине сердца завидовала.

– Тебе надо постирать одежду, Клара, – в ответ на кручения Ники по комнате пояснил Гектор, – в этом тебя на кухню не пустят.

Пусть Клара, если так, пронеслось у неё в мозгу. Допустим, Клара, которая сошла с ума. Почему я ощущаю себя как Ника? Мы обе сошли с ума или… Гадалка! Это не может быть не связанно с выпитым пузырьком! И всё происходящее позже можно интерпретировать как продолжение той истории. Такого не бывает, а между тем вот оно, небывающее, стоит рядом и воняет на расстоянии.

– Тебе нужно постирать одежду, – повторил Гектор. – Даже не думай, что в этом тебя пустят на кухню.

Ника продолжала вертеться, оглядывая себя, как только возможно. Ощупала руками груди, засунула руки под юбку и пошарила там. Гектор воспринял происходящее с интересом и развязал верёвку, удерживающую его штаны.

– Даже не думай, – резко остановила его Ника. – НЕТ!

Глаза Гектора удивленно округлились, и он стал похож на зависший посреди астрономического расчёта компьютер. Лампочки работали, но ничего не происходило.

Этой Кларе лет тридцать-тридцать пять – проверяя новые ощущения, продолжала думать Ника. Мое сознание находится в теле посторонней тётки, которая находится в постороннем пространстве. Поздравляю. Приехала. По-моему, в дурдом с меньшим принимают.

Находящийся рядом и, в конце концов, очнувшийся Гектор, поднял руку для того, чтобы ударить ее по лицу, но в последний момент передумал – наверное, вспомнил о ее плохом самочувствии.

По коридору Ника шла сама, и по двум высоким лестничным пролётам, сложенным из продавленного временем, но довольно еще добротного камня. Во дворе, кроме крытых соломой конюшен и знакомых уже виселиц, от которых Ника всё равно отвела взгляд, находился ещё бассейн, полный нечистой воды. Толку от него, впрочем, не было никакого, мыться в нем никто не мылся, а быть первой девушкой на деревне Нике не хотелось.

О приближении сортира стало понятно метров за пятьдесят. Мухи и характерные запахи не давали ошибиться. Выгребная яма примыкала к стене замка и излишки заполнения переливались за край.

В качестве стульчака служила одна толстенная, загаженная предыдущими посетителями палка.

– Нет, – сказала Ника. – Я пока не хочу. – Где я могу помыть себя?

– Совсем дурная, – посетовал Гектор. – Одежду можешь помыть в реке. А если у тебя совсем башка не соображает, то в этом году ты уже мылась, и, если не хочешь сдохнуть от плесени, пореже подходи к воде. Смой дерьмо с платья и достаточно.

– Что за плесень? – ошарашенно спросила Ника. – Расскажи про неё больше.

– Да что, разве она одна? Все болезни, дурная твоя башка, происходят от воды! Поэтому нормальные люди моют водой только ладони. И пьют воду – если уж заболеть решили…

Явно расстроенный памятью Ники, Гектор пошёл вдоль стены замка.

– Покажи мне, как пройти к реке, – попросила его Ника.

Какое-то время он пытался вразумлять ее, но потом махнул рукой и пошел по уходящему вниз и пахнущему сыростью проходу.

В реку, небольшую, явно полноводную в сезон, Ника вошла прямо в одежде, чем привела Гектора в шоковое состояние. Одновременно водя руками по одежде и под ней, Ника пыталась смыть если не грязь, то хотя бы один из её слоев. Стирать без мыла было бесполезно, и какое-то время Ника провела за хождением в реке туда-сюда, к досаде сидящего на берегу Гектора. Наконец, выбравшись на берег и кое-как отжав одеяние, чему, впрочем, способствовало сильно греющее солнце, Ника спросила:

– А ты, как я понимаю, никогда не моешься?

– Водой грехов не смыть, – скептически покачал тот головой и вдруг резко дёрнулся, заметив в ста метрах от них человека, выходящего из реки. – Ох, за что мне наказание такое, не пойму! Это ж надо, нарвались на неприятности! Мокрый виконт, вот что! – объяснил он, заметив непонимающий взгляд Ники.

Ника без всякого опасения, а даже с некоторым интересом наблюдала приближение высокого молодого человека, совершенно голого, с каштановой прической, достигающей плеч. Живые глаза на резком, худощавом лице, смотрели прямо на Нику, и ей доставляло определённую трудность продолжать отвечать взглядом на взгляд, а не опустить глаза ниже, где находился главный, в данной ситуации, отвлекатель внимания.

Глава 4

– Милорд, – Гектор склонился в поклоне и Ника последовала его примеру.

– Одежду принеси, – не поворачиваясь к нему, скомандовал подошедший, легким кивком головы обозначив направление, по которому Гектор немедленно отправился, чуть ли не на полусогнутых конечностях.

– Ты с кухни, – кивнул он, узнавая Нику, которая невольно продолжала переводить взгляд с лица собеседника на окружающую природу.

– Да, милорд, – пользуясь подсказкой Гектора и удивляясь своему спокойствию, ответила Ника.

– Что ты там делала? – показал он на реку.

– Моё платье требовало очистки водой, и заодно я сама решила помыться.

Виконт с интересом оглядел Нику.

– Ну и как?

– Гораздо лучше, благодарю вас, – Ника изобразила нечто вроде книксена, на что голый посмотрел с видимым удивлением.

Подбежавший с ворохом одежды Гектор положил принесённое у ног её собеседника и, взяв из этой кучи штаны, с уважением протянул их виконту, предлагая, видимо, свою помощь в одевании.

– Если хоть от одной свиньи будет чуть меньше вонять – это сделает меня счастливым, – он оделся до пояса, чем осчастливил Нику, позволив той нормально глядеть на стоящего рядом человека. – Скажешь кастеляну, что я велел тебе приносить мне еду.

Он взял остальные вещи из рук Гектора, который уважительно согнулся в поясе, и, развернувшись, пошел в сторону замка.

Некоторое время оставшиеся у реки без слов смотрели ему в спину.

– Фух, – выдохнул наконец Гектор. – Пронесло сегодня, слава великомученикам. Он меня однажды утопит, святую правду говорю! И года не прошло, как из меня чудом вылили воду, в которой я тонул по его указанию.

– Кто такой кастелян, с которым я должна поговорить, как он мне сказал? – сменила тему Ника.

– Не кастелян, дурная башка, а сын кастеляна. Станет кастелян с тобой разговаривать, – расхохотался он. – Может, ещё с маркграфом поговоришь? Может, замуж за них выйдешь?

Ему стало так смешно от своих слов, что он даже захрюкал, держась обеими руками за живот.

– Что значит кастелян? – перебила его веселье Ника. – Не понимаю.

– Он содержит весь замок в порядке, для маркграфа. Клара, приди в себя уже! Страшно быть с тобой рядом. Пусть хоть Гунилла тебе поможет, что ли…

– А почему ты назвал его, – кивнула в сторону замка Ника, – мокрым виконтом?

– А потому что все его так за глаза называют, не только я один. Виконт, и всегда мокрый, как водяной. А кое-кто, – перешел он на шепот, – говорит, что он водяной и есть. Многие, кто после него в реке остались, и рады бы сказать, да рты полны водой. Вот так-то.

– А имя у него есть?

– Мортимер, как и его отец, Клара. Мортимер. Пусть небо хранит его отца.

– А как их различать, если оба Мортимеры?

– Ты стала глухой дурой, Клара? Тот маркграф, а этот виконт!

Во дворе замка публики прибавилось. Несколько одетых в грязные рогожи типов растягивали огромный холст посреди освещенного солнцем пространства, сбоку от центрального бассейна. Вереница женщин, на вид усталых, как ломовые лошади, тащили охапки какой-то шерсти. Мелькающие тут и там мальчишки таскали лошадям корм и воду и корявой палкой сгребали в сторону конские яблоки.

– Если ты лучше себя почувствовала, пойди на кухню, – посоветовал Гектор.

– Не сейчас. Я сказала тебе, что ничего не помню. Покажи мне, что где находится, – пытаясь голосом вызвать сочувствие, попросила Ника.

– Грехи мои тяжкие… – он сплюнул на землю. – Вот замок, вот земля, там небо, – указал он пальцем вверх. – Это ноги. Они, – он посучил ногами, – вот так ходят.

– Знаешь что? Покажи мне, где кухня. Я, пожалуй, пойду туда, – решила Ника.

– Правильно, хотя я и сказал старшему повару, что ты заболела. Но если ты решила, идём. Я тебя провожу, так и быть.

Выйдя с центрального двора через одну из боковых арок, они пошли вдоль стены, огибая небольшие хозяйственные постройки. Количество поставленных друг на друга бочек увеличилось, сектор стен опять замкнулся, сильно завоняло птичьим двором и, зайдя в небольшие, размером не более груженого воза, хозяйственные ворота, они очутились там, где из разнообразия животной жизни готовят еду.

«Сама могла бы найти, - подумала Ника. - Нужно просто идти вслед за мухами».

Мух на самом деле было достаточное на любой вкус количество. В том месте, где под стеной замка красовалось буро-черное пятно и где явно забивали животных, о чем также свидетельствовали свисающие с деревянных брусьев туши, мухи представляли из себя шевелящееся покрывало, ровным слоем украшая мясо и покрытые кровью камни.

Небольшого роста парнишка (наверное, поварёнок – подумала Ника), размахнувшись, вылил раскалённое содержание котла на освежеванные туши. Рой, согнанный с места кипятком, тревожно гудя, поднялся с насиженных мест и сразу же вернулся обратно, без всякого видимого убытка для себя.

Пройдя мимо котлов, в которых отмокали, нестерпимо воняя, содранные шкуры, Ника следом за своим спутником вошла в низкое помещение, сплошь уставленное столами с рассыпанными на них крупами и овощами. В углу находилась каменная раковина, по всей видимости выдолбленная из одного куска камня. Вода в нескольких потемневших жбанах, находилась рядом на полу. В арочный проем человеческого роста просматривалось соседнее помещение с горящими очагами, около которых суетились несколько человек, поддерживающих огонь и добавляющих что-то в котлы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍С изумлением Ника разглядывала открывшуюся её глазам антисанитарию. Последний раз нечто подобное она видела, когда лет пятнадцать назад ехала на автобусе из Анапы, и водитель остановил автобус в пригородном поселке, рядом с рынком – для пользования общественным туалетом.

Впрочем, возились у огня только явно второстепенные молодые помощники.

Весь остальной персонал, включая дородного, в красного цвета колпаке и в заляпанном фартуке человека, столпились в углу, вокруг скамейки, на которой лежал связанный по рукам и ногам некто, пытающийся громко верещать. Верещать у него не получалось из-за яблока, туго вбитого ему в зубы, вроде импровизированного кляпа. Черные, никогда не мытые волосы связанного, начали запекаться от крови, которая медленно сочилась из небольшого рассечения на темени.

Человек в красном колпаке, окинув взглядом вошедших, сразу повернулся к ним всем телом и тревожно спросил:

– Ты сказал, что она заболела?

– Ей уже лучше, господин главный повар, – дернул шеей Гектор.

– Это хорошо, – кивнул тот. – А то я уже испугался, не отравление ли у нас. Она заболела, потом вот этот вот, – он плюнул в направлении связанного человека, – лишился ума.

– Что с ним произошло, господин главный повар? – подобострастно поинтересовался Гектор.

– В Ольфа мог вселиться нечистый, – нехотя объяснил повар. – Он кидался на всех, пока ему не дали сковородой по голове. Обзывал всех демонами. Сказал, что его настоящее имя Виталин, – тут Ника вздрогнула и внимательно оглядела связанного. Впрочем, сходства с предательским Виталием из нормальной жизни не было никакого.

– Успокоился? – спросил повар у связанного. – Вытащите у него яблоко.

Яблоко у сумасшедшего вытащили и посадили на скамью, держа его, бормочущего себе под нос, за верёвки с двух сторон. Роста он оказался маленького, весь какой-то ершистый, с дергающимися, икающими движениями связанного тела.

Ника прислушалась к тихому бормотанию, которое вылетало из куцей бородки связанного, и обомлела, потому что противный, незнакомый голос с абсолютно безошибочной интонацией тихо, как мантру, повторял:

– Чики-пики, всё ништяк… Чики-пики… всё ништяк… ништяк…

***

Остаток дня Ника провела как во сне - суетливом, бессмысленном и никак не желающим кончаться. Мыла овощи, жёстким скребком пытаясь отодрать налипшую и въевшуюся землю, на ржавой тёрке строгала то ли брюкву, то ли что-то похожее из этого семейства. Перебирала зерно, чуть ли не на треть состоявшее из сора и мелких камушков. И кривым, плохо выкованным ножом долго чистила картошку, бесконечное её количество.

Медленно солнце пряталось за стенами, окружающими замок, и длинные косые тени постепенно слились в общую окружающую серость. Наступил вечер. Готовую еду унесли наверх, огонь в очагах и каминах перестали поддерживать, и затухающее, оранжевое освещение превращало окружающее в одну из нелепых картин Босха.

Главный повар почти проигнорировал сообщение Ники о том, что она должна относить еду виконту.

– Сегодня некому относить. Не требуется. Сегодня все едят вместе, семейный совет. Завтра у нас гости. Мадам Мелисса соизволит присутствовать на ознакомительном обеде. Мы не должны допустить плохих слов в адрес нашей еды. Будь старательна, Клара.

Полностью изнеможденная, как после сорокакилометрового марафона, Ника отошла в угол и присела на лавку рядом с ржаво-металлической клеткой для животных, в которую со связанными руками был помещён сошедший с ума Ольф.

Связанный сидел, подобрав под себя колени, и ни на что вокруг не обращал внимания. Волосы его и плечи были покрыты густым слоем подсолнечной шелухи и разных нечистот. Весь остаток дня после заключения ненормального в клетку весь персонал время от времени собирался у клетки и с удовольствием забавлялся, плюя сквозь решётку или тыкая через нее прутьями для растопки.

– Эй, как тебя, Ольф! – позвала Ника.

Пленник не отозвался. Его взгляд рассеяно смотрел куда-то метров на тысячу вперёд, а из горла раздавалось нечто похожее на тихое мычание.

– Хочешь водки, Виталя? – спросила Ника, не найдя лучшего варианта для продолжения беседы.

Первые секунд десять сумасшедший сидел без реакции – видимо произнесённые слова медленно просачивались сквозь защитные механизмы мозга. Но, наконец, сказанная фраза достигла места назначения. Взгляд связанного сфокусировался, зрачки увеличились в размерах, как у кошки, он перекатился к решётке и, вдавив своё лицо в прутья, безумным взглядом впился Нике в лицо.

Он явно не верил, что услышал от неё эту фразу, но изо всех сил хотел её повторения или продолжения беседы.

– А? Ты кто? – хрипловато, каким-то шерстяным голосом спросил он.

– Здравствуй, Ольф, – приветливо произнесла Ника, не признаваясь. – Давай поговорим.

Ольф злобно плюнул через прутья клетки, стараясь попасть Нике в лицо. Попал на платье.

Еле сдержав себя, чтобы не вылить на пленного ушат с помоями, стоящий рядом, Ника взяла себя в руки и отошла от клетки.

Вошедший в помещение повар, который явно переусердствовал сегодня с алкоголем, слегка покачиваясь, помахал Нике рукой.

– Иди, – сказал, складывая продукты в большую, с крышкой, корзину. – Иди, отнеси это виконту.

Наскоро помыв руки в чане с водой и не теряя времени на расспросы, Ника подхватила корзину и вышла из кухни – но не на улицу, а в длинный широкий коридор, куда вечером уносили блюда и котлы для ужина. На весь тридцатиметровый коридор горел только один факел, нещадно смоля стену. Но света хватало, и, без проблем миновав проход, Ника очутилось в огромном обеденном зале. Боковыми столами сегодня не пользовались, а на центральном валялись неубранные остатки еды, с проворством таскаемые со стола серыми юркими крысами. На удивление, пахло не как в столовой, а как в общественной уборной.

Из зала, в свою очередь, выходили два коридора. Заглянув в один, тёмный, с догорающим факелом вдали, Ника ничего не увидела, кроме серых, по обеим сторонам, дверей. Идти туда на удачу не было смысла. Во втором же коридоре факел не только ярко светил, но также находился человек, который этот факел только что поджёг и воткнул в крепление на стене.

– Простите, как я могу найти комнату виконта, я несу ему еду, – обратилась она к старику, держащему в руках горящий факел и еще пяток сменных факелов под мышкой.

– Бедная Клара, – проскрипел тот в ответ. – Я уже слышал, что ты пошла вслед за своей матерью. Я же старый Эжен-истопник. Что с твоими мозгами? – он в сокрушении помотал головой и показал факелом на проход, ведущий на лестницу. – Поднимись на третий уровень. Кованная дверь со змеями.

– Спасибо, Эжен, – коротко кивнув, Ника начала подниматься по темным ступеням, еле видимым в тусклом, долетающем от фонарей свете, под цоканье языка за спиной.

Перед кованной дверью, сразу же отличающейся от других, деревянных, Ника остановилась и нерешительно постучала два раза.

– Что такое?! – проорал кто-то за дверью.

– Ваша еда, – ломающимся от смущения голосом, не достаточно громко ответила Ника.

– Какого черта? – дверь распахнулась, и давешний купальщик оглядел Нику раздраженным взглядом. – А, это ты…

Он развернулся и ушел обратно, оставив дверь открытой. Ника аккуратно переступила через порог и, зайдя на два шага в помещение, с интересом огляделась. Огромное помещение имело по три окна сразу в двух, смежных стенах. Стол с кучей свитков на нём, огромная кровать со свисающим, словно тонкая паутина, балдахином. Высокие полки, заваленные всякой всячиной, и большое, не сосчитать, количество сундуков вдоль стен. Горели сразу три факела и огромный, в человеческий рост камин.

Ника поставила корзину на стол, найдя свободное место между свитками и пергаментами из кожи, и замерла, не зная, что делать дальше. Но виконт знал. Отодвинув её от корзины, он поднял крышку и вытащил небольшой бурдюк. Развязав его, стал переливать кроваво-красное содержимое в тускнеющий серебром, литровый на вид, кубок. Одним могучим глотком опорожнив кубок сразу наполовину, он вытер тыльной стороной ладони рот и спросил:

– Почему сразу не явилась? С кастеляном говорила?

– Нет, – покачала головой Ника. – Повар сказал, пока не надо, у вас обед.

– Завтра его, мерзавца, выпорю, – виконт, не выпуская из рук кубка, наклонился над столом и углубился в пергамент.

Ника молча стояла, не зная, что ей делать. Тихо уйти или продолжать ждать?

Через пару минут, недовольно хмыкнув, виконт оторвался от чтения пергамента и, подняв взгляд на Нику, спросил:

– Ты…Как тебя зовут?

– Ни… Клара, – поправилась Ника.

– Ты сегодня мыла себя Клара, и это хорошо. Не выношу этот свинячий запах. Если будешь и дальше следить за собой, будешь и дальше приносить мне еду и греть постель. Поняла?

Ника в лёгком недоумении застыла.

– Можешь согреть мне постель сейчас, – он ткнул пальцем в сторону кровати и, отхлебывая, продолжил чтение.

Не зная, что делать, Ника подошла к кровати и застыла. Наполнить грелку углем, сесть сверху на одеяла? Что в таких случаях делают?

– Не вздумай в своём дерьме лезть под одеяло, дура, – рявкнул виконт. – Немедленно стянула эту мерзость.

Ошарашенная окриком и вообще всем происходящим, Ника сняла с себя одежду и, стараясь кое-как прикрыться руками, нырнула под одеяло. Дрожа от смущения и страха, она не сразу поняла, что под одеялом также прохладно и сыро, как на улице сейчас вечером. Постепенно согревшись и придя в себя, Ника выглянула из-под одеяла и осмотрелась. Виконт совершенно не обращал на неё внимания, с головой уйдя в свои дела.

– Мадам Мелисса… – минут через десять, наконец, произнёс он, глядя в пространство. – Посмотрим, чья возьмёт, мадам Мелисса…

Прошло не менее часа, когда, допив наконец всё содержимое бурдюка, виконт отложил пергаменты и одним движением, через голову стянул с себя камзол. Затем сбросил панталоны и абсолютно голый к великому смущению Ники подошел к окну и справил в него нужду.

Потом, крепко растирая ладонями предплечья, он подошел к постели и уставился на Нику. Та вся внутренне сжалась, не находя себе места от стыда и идиотизма ситуации.

– Достаточно, – произнес наконец виконт. – Ты можешь идти.

Стараясь как можно меньше сверкать, прикрываясь локтями и ладонями, Ника вылезла из теплой постели и быстро оделась. Виконт неспеша прилёг и, накрывшись одеялом, повернулся на бок.

– Завтра приходи вечером без опозданий, – он закрыл глаза.

Ника тихонько скользнула за дверь, всё еще внутренне содрогаясь от смущения. В этот раз за дверью оказался часовой, который с интересом оглядел её и с пониманием подмигнул.

Не ввязываясь в беседу, Ника быстро спустилась в сторону кухни. Постояв немного в темном, неприятном помещении, где слышался только шорох быстрых лап и легкий писк и еще негромкое бормотание Ольфа, она решилась идти спать в единственно знакомое ей место. В комнату Гектора.

Без труда миновав знакомые уже повороты, скрипнула дверью, тихо просачиваясь в помещение. Створки окон не были заперты, и Ника сразу же опознала лежащего и похрапывающего Гектора. Гуниллы на кровати больше не было, а значит одно место было свободным. Стараясь не коснуться лежащего рядом человека, она аккуратно приподняла рогожу и нырнула под неё.

Надо было немедленно обо всём подумать, но мозг больше не держал напряжения, и как только голова её коснулась валика подушки, девушка немедленно заснула, проваливаясь в сон, словно раскалённый нож в кусок масла.

***

Где-то в середине ночи со скотного двора начали орать петухи и еще через полчаса Гектор, тяжело перевалившись через Нику и тем самым разбудив, поднялся и, негромко ругаясь, принялся натягивать на себя одежду.

– Пожрать хоть принесла? – толкнул он её в плечо, вырывая из царства оздоровляющего рассудок сна. – Тьфу на тебя, больная башка, скоро совсем очумеешь… – ругаясь себе под нос, он вышел за дверь.

Ника немедленно заснула снова и проснулась уже на рассвете, когда розовые лучи встающего солнца осветили самые тёмные углы пыльной комнаты. Но разбудило Нику не солнце, а трясущая плечо рука Гуниллы, которая примостилась рядом.

– Проснись, потом будешь спать, – настойчиво шипела она.

Ника села в постели и, подтянув покрывало, охватила колени руками.

– Ты не Клара, – громко прошептала Гунилла, напряжённо вглядываясь Нике в глаза. – Кто ты? Говори, не думай! Говори быстро! Иначе я всё расскажу, и тебя сегодня же сожгут!

Глава 5

– Ты пришла со злом? – Гунилла оскалилась, пытаясь взглядом пробурить в Нике дыру. – Ты зло?

– Я точно-преточно самый обычный человек! Ты верно говоришь, у меня в голове я не Клара, но я не делала это специально! – подняв перед лицом сведённые вместе ладони, Ника пыталась теплом своих глаз растопить лёд недоверчивости собеседницы. – Я ходила к гадалке и она дала выпить снадобье, чтобы вернуть мне мужа. И после этого снадобья я очнулась тут, в теле, которое совсем не моё! И я совсем не знаю, что мне делать… – губа Ники поползла вниз, и сказанное, как последняя капля, прорвало плотину, обрушив на Гуниллу водопад слёз.

Некоторое время та настороженно наблюдала переходящую из икоты в истерику и обратно драму, и, наконец, сжалилась и взяла плачущую Нику за руку и крепко сжала.

– Не ори. Я тебе верю. Меня почти невозможно обмануть – я умею смотреть вдоль жизненных линий. Впрочем, ты не знаешь, что это такое, – Гунилла отвернулась в сторону и задумалась. – Зачем ты здесь тогда? Где Клара? У всего должен быть смысл. Никто не будет расходовать такое количество сил, только чтобы выкинуть тебя из твоего мира… Легче убить. Должен быть смысл, – она почесала орлиный нос. – Должен быть какой-то смысл.

– Я не знаю… – Ника, постепенно успокаиваясь, перестала всхлипывать.

– Ладно. Давай тогда рассказывай всё, что знаешь. Про тебя, про то, что гадалка делала. Ничего не утаивай, поняла?

Ника согласно кивнула и подробно, насколько это было возможно в этой нелепой ситуации, рассказала знахарке краткое содержание своей жизни и последних событий.

– Святые мученики… – медленно произнесла та, выслушав эту сбивчивую и эмоциональную историю. – Ты не врёшь. И ты не пришла из нижнего мира, как я боялась. Вседержителю было угодно устроить много боковых миров, – она вытащила из котомки небольшую просмоленную трубку и кисет из коры светлого дерева. Неспеша набила трубку мелко нарезанной душистой травой. Безуспешно попытавшись выбить искру из огнива на трут, Гунилла кивнула на дверь, обращаясь к Нике: – Сходи, принеси мне огонь.

Та кинулась исполнять, но, выйдя в коридор, тут же вернулась обратно.

– Факелы больше не горят.

– На кухню сходи. С тебя не убудет.

На кухне движение тоже только начиналось. Вяло переставляя ноги и зевая перекошенными ртами, почти бесцельно бродили туда-сюда помощники повара. Один, впрочем, развел уже огонь в камине. Выхватив из очага хорошо горящую ветку, Ника аккуратно понесла её перед собой, стараясь никого не задеть. Проходя мимо клетки Ольфа, приветливо помахала ему дымящейся веткой, услышав в ответ лишь глухое рычание. Если я – это Клара, а Виталик — это теперь Ольф, то получается недалеко он от меня ушёл, – весело подумала Ника. Надо бы с ним поточнее поговорить, убедиться на сто процентов, что это так на самом деле, а не просто померещилось.

– Ты куда направилась? – Повар, почти столкнувшийся с дымящей веткой, успел отклониться в самую последнюю секунду.

– Для Гуниллы огонь, – уважительно объяснила Ника.

– Под землю твою Гуниллу! Брось немедленно и начни чистить овощи! Если мы опозоримся с сегодняшним обедом, с меня спустят шкуру. Так что, береги свою, пока я не озверел, и иди работать.

Бросив ветку обратно в огонь, Ника подошла к знакомой уже каменной раковине и стала перегружать в неё заскорузлые, покрытые землёй и органическими удобрениями овощи.

Через короткое время кухня опять была полна работающими людьми, прямо как вчера, в разгар приготовления ужина.

– Слушайте сюда, придурки, – проорал повар, так что его стало слышно во всех смежных помещениях и даже на скотном дворе. – Сегодня маркграф даёт обед в честь светлой мадам Мелиссы, одарившей посещением нашего господина. Мадам Мелисса осеяна благословлением короля и по праву считается одной из пяти фавориток и держательниц Руки. Приготовленный обед будет сегодня подан людям, которые едят за одним столом с королем. Так что, если я увижу кого-нибудь, пренебрегающего своими обязанностями – бойтесь. Плеть – это будет только самое начало разговора.

Работа вокруг забурлила с удвоенной силой.

Вот так, подумала Ника, корявым ножом пытаясь выковырять засохшую корку земли из углублений корнеплода. Ты же хотела сбросить пару килограммов лишнего веса, вот как раз удобный случай. Наслаждайся.

Остановок и перерывов для еды просто не было. Бесконечная, однообразная работа сменялась другой, не менее бесконечной и однообразной. Лучший отдых — это смена рода деятельности, вспомнила Ника фразу одного своего знакомого, энергичного трудоголика. Тебя бы нам сюда, вот бы отдохнул!

Впрочем, ничего вечного и постоянного нигде не бывает. Поэтому или потому что почти всё было готово, часам к трём после полудня темп работ заметно снизился. Следящие за котлами начали присаживаться рядом на поленья, хлеб благополучно испекли и извлекли из печи, овощи были очищенны и нарублены в супы и жаркое.

Взмыленная, как лошадь после хорошей гонки, Ника обессиленно присела на плохо обработанную, всю в сучках и занозах, скамью.

Не знаю, сколько так я смогу вынести – неотчетливо подумала она. Наверное, не очень долго. Тело под одеждой, сменившей под воздействием выступившего пота цвет с грязно-серого на сине-бурый, нестерпимо чесалось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Можно я принесу воды, – попросила она разрешения у повара, увидев, что носивший жбаны с реки мальчишка поставил коромысло в угол и занялся другим делом.

Получив короткий кивок одобрения от повара, Ника подхватила коромысло и пару пустых жбанов и быстро спустилась к воде по знакомой уже дороге.

Стирать и сушить балахон не было времени, но смыть зудящий, чесоточный пот было необходимо. Ника быстро скинула балахон и, ойкнув, погрузилась в очистительную прохладу реки.

Промыв себя везде ладонями, становившимися уже похожими на грубоватую мочалку, Ника хотела еще раз нырнуть, как со стороны замка донесся до неё звук трубы. Играли что-то похожее на сигнал. Вытянув шею и оглядевшись по сторонам, Ника заметила приближающуюся слева по дороге кавалькаду всадников и пару повозок. Быстро выбравшись на берег и смахнув с себя капли, Ника натянула платье и набрала жбаны водой. И замерла, не зная, что делать дальше. Ждать здесь или бежать обратно в замок, пересекая путь движения всадников? Решила остаться на месте – вспомнила, что баба с пустым ведром на дороге не к добру, иди знай, какие у них тут заморочки с приметами.

Кортеж приближался. Человек двадцать всадников, повозка, накрытая балдахином, и еще две нагруженные высоко и покрытые предохраняющими рогожами.

Едущий впереди кавалькады всадник в ярко желтом кафтане с синими вставками с недоумением вперил взгляд в Нику. Чувствуя что-то неладное в этом замороженном взоре, Ника тревожно огляделась по сторонам и, к своему счастью, увидела дальше у дороги другого человека, уважительно стоящего на коленях. Опомнившись, она бухнулась вниз, как подрубленное дерево, отбивая колени и совершенно не чувствуя ссадин. Всадник немедленно перевёл свой взгляд на дорогу, высоко держа гордую голову, покрытую шляпой с грязным, когда-то белоснежным пером.

Стараясь не рисковать, Ника не смотрела прямо в лица проезжающих, а опустила взгляд в землю, бросая лишь изредка, короткие, косые взгляды.

Мадам Мелисса выделялась среди своих сопровождающих, как цветок среди навозной кучи. Едущая боком на женском седле, в лазуревого цвета дорожном плаще, мадам скрывала своё лицо за черной вуалью, предохраняющей его от дорожных и погодных невзгод.

На Нику мадам не обратила никакого внимания, о чем-то негромко переговариваясь с соседом.

Как только кавалькада миновала её, Ника подняла наконец голову и стала напряжённо вглядываться удаляющимся всадникам в спину, не в состоянии избавиться от чувства странной неловкости, возникшему при взгляде на мадам Мелиссу. То самое чувство, когда видишь человека… и понимаешь, что с ним знаком. Просто не можешь вспомнить откуда.

***

Когда Ника с водой поспела в замок, гости уже спешились, отдали конюшим лошадей для ухода за ними и были препровождены в трапезный зал. Мелкая челядь, тем временем, разгружала телеги, унося свёртки и корзины куда-то на третий этаж. Увидев праздношатающуюся Нику, повар огрел её ногой пониже спины и, ругаясь, утащил в готовящуюся сбоку от прохода очередь с подавальщиками еды. Те же напряжённо держали нагруженные подносы и ожидали сигнала к началу движения.

Стоя в конце очереди носильщиков, Ника еле-еле могла разглядеть происходящее в зале.

Один из обитателей замка – Ника уже встречала его мельком на кухне – по очереди и, скорее всего, по старшинству, подносил приехавшим один и тот же таз с водой, где те омывали покрытые конским потом руки и пыльные, дорожные разводы вокруг глаз. Пара гостей даже туда высморкалась, чем ничуть не смутила следующих, которые просто разогнали следы предыдущего рукой и продолжили умывания.

Наверное, если бы кто-нибудь справил бы в таз нужду, на него просто посмотрели бы, как на невоспитанную деревенщину, и ничего не сказали бы, подумалось Никe.

Высокий, с большой окладистой бородой и огромным животом, мужчина, внешне чем-то напоминающий виконта, произносил приветственную речь, держа в высоко поднятой руке церемониальный кубок. Маркграф, догадалась Ника. Приветствовалась, в частности, мадам Мелисса, а также расточительность или, точнее сказать, «щедрость короля, благодаря которой и на наши окраины осыпаются подобные бриллианты», и всё в таком роде. Сидящая рядом мадам, благосклонно выслушав здравницу, слегка склонила голову набок и с глухим звоном сомкнула свой бокал с бокалом маркграфа. Одной рукой слегка приподняв вуаль, отпила.

Представляю себе эту красоту, чуть усмехнулась Ника, вся в каких-нибудь прыщах и ни разу не мытая в бане.

По сигналу церемониймейстера наконец зазвучала музыка. Или нечто отдаленно напоминающее музыку – сидящие в углу музыканты с яростью принялись извлекать не очень благообразные звуки из пары скрипичных инструментов, дудки и бубна. Энтузиазма у них было явно больше, чем умений, но определённую атмосферу праздника они сумели создать. Даже не праздника, а этакого лихого, ярмарочного разгула.

Вереница людей с подносами двинулась в зал, и длинный, во все помещение, обеденный стол в мгновение ока превратился из покрытой одинокими кубками пустыни в цветущий оазис. Маркграф явно любил, чтобы всё съестное подавалось сразу и немедленно. Эффект скатерти самобранки, подумалось Нике. Красиво, да.

Поставив свое блюдо с вареным мясом, покрытым зеленой шубой рубленного укропа, на свободное место, Нико зацепилась взглядом за холодный взгляд виконта, качнувшего немедленно головой в сторону кухни. Ничего не поняв, Ника на всякий случай ушла в ту сторону и осталась ждать неизвестно чего. Пищу более не разносили, и только виночерпии сновали меж трапезничающих, уважительно наполняя кубки после любого глотка. Вся челядь, удаленная из помещения, с интересом наблюдала за пиром из кухонных помещений, вытягивая, словно гуси, любопытные шеи в сторону стола. По тревожному электричеству, передающемуся среди слуг, было понятно, что остатки роскоши достанутся им, и следовательно пир не прекратится с уходом господ.

Тут Ника поняла, до какой степени она голодна. Перехватывающая тут и там кусок из того, что нарезала, но не разу ещё толком не евшая. С легкой завистью она наблюдала, как мадам отрезает от жаренного куска мяса тонкий ломтик и отправляет его под вуаль.

Представляя, как отправляет кусок жаркого в рот, Ника, замечтавшись пропустила приближение сзади Гектора и очнулась только от сильного щипка сзади. Отрезавший путь и прижимающий её к стене, потный, смердящий навозом Гектор с жадностью смотрел ей через плечо в сторону стола, гнилым дыханием несвежего рта на месте отбивая любые мысли о еде.

– Принеси потом все остатки жареного мяса и птицу, – навонял он ей на ухо, – и вино. Не будь дурой, повеселимся сегодня, покувыркаемся. А то выгоню! – пригрозил он. – Побольше набери. И вино, – не в силах больше сглатывать слюни, он побрёл к боковому выходу.

Нику передёрнуло от отвращения, и она потёрла ухо ладонью, пытаясь согнать этот омерзительный запах, который, казалось впитывается в саму кожу.

Звуки за столом постепенно становились всё громче. Музыканты, не теряя темпа, лихо производили свою какофонию, добавили ещё факелов и зажгли огромную, колёсоподобную лампу на пятьдесят свечей над головой.

Заметно подогретый спутник мадам, выйдя из-за стола, стал показывать маркграфу, как ловко он может балансировать мечом, установив его лезвием вниз на лезвие другого меча. Все с громким одобрением поддерживали эти чудеса эквилибристики – все, кроме виконта, тихо, под шумок представления, вышедшего из-за стола и зашедшего за портьеру недалеко от Ники.

Увидев взмах пальцев из-за портьеры, Ника, не колеблясь, нырнула за неё.

Виконт одобрительно кивнул при виде Ники и в его холодных глазах промелькнула искра.

– Пойди скоро и займи мою постель, – приказал он. – Как тебя там зовут?

– Клара, – напомнила Ника.

– Пойди, Клара, и займи мою постель. Никуда не уходи и никого в неё не пускай. Знаю я их столичные дела, все напьются до падения под стол, а умелые дамы будут поджидать прямо в теплых ловушках. Пойди и лежи там, не сдвигаясь с места, мой приказ. Пошла! – Он кивнул и развернулся, уходя.

– Меня этот Гектор будет ждать – бессильно произнесла Ника.

– Что? – остановился виконт, хмурясь, как будто она произнесла это на иностранном языке.

– Ничего, – осеклась Ника. – Я поняла.

Она постояла ещё недолго, наблюдая за бурным весельем, царящем в зале. Градус безумия поднялся ещё немного и скоро карлик-скоморох, в разноцветных штанах, приехавший на кривой, жуткого вида старухе, притащил с кухни на верёвках упирающегося Ольфа и стал веселить гостей, пиная его ногами и осыпая остатками еды с тарелок. Хохочущие гости швыряли объедки не хуже скоморохов. Некоторые, не в силах продолжать бурное возлияние, расшнуровав штаны, мочились прямо под столы на солому. Теперь Нике стала понятно причина этого странного запаха в столовой.

Она развернулась и, проходя мимо кухни, сгребла на ходу пару яблок, откусив от одного немедля.

Коридоры были пусты, все скопились около обеденного зала. Пройдя слабоосвещённые галереи и поднявшись по гулким ступенькам, Ника открыла кованную дверь и нырнула в комнату виконта. Охранник отсутствовал – наверное, следил за своим господином на пиру.

Камин почти прогорел, поэтому Ника подбросила в угли пару поленьев из стоящей рядом поленницы. Факел на стене был достаточно новым, поэтому горел ярко, время от времени роняя шипящие огненные брызги в поставленный снизу на пол горшок с водой.

Техника безопасности, поняла Ника. Хоть что-то соображают.

В углу неярко чадил жгут, плавающий в чаше жира. В общем, освещения хватало, и Ника наконец с интересом огляделась. Лежащие на столе свитки сразу потеряли её интерес из-за непонятных знаков, которыми были заполнены. Несколько сундуков были заперты, а некоторые нет. Открыв пару и поняв, что толком рассмотреть их содержимое в полутьме не получится, Ника оставила эту идею и переключилась на разглядывание полок.

Количество артефактов на них поражало. Туманная банка, в неясной жидкости которой мариновалось тело небольшой ящерицы с крыльями и клыками, до блеска отполированные черепа неизвестных, но, безусловно, безобразных животных, ларцы и шкатулки, полные диковинной формы игл и, наверное, наконечников для стрел. Под коваными наконечниками Ника разглядела очертания ключа странной формы. Стало понятно, где виконт хранит ключ от своих сундучных тайн.

Хорошо хоть не под подушкой, подумалось ей. С них станется...

Из-за недостаточного освещения рассмотреть содержание мутных банок было невозможно, и, оставив эту затею, Ника сбросила с себя платье и повесила его на стоящий рядом рыцарский костюм. После чего голышом нырнула в постель виконта, сразу же оценив мягкость и с удовольствием вытянувшись после тяжелого дня.

А он умеет удобно отдохнуть – счастливо вздохнула девушка, с некоторым робким стеснением понимая, что лежит обнаженная в постели чужого, довольно-таки резкого и властного мужчины. Вспомнив его первое появление из реки и то пренебрежение от демонстрации своего тела окружающим, Ника о чем-то задумалась… и незаметно для себя заснула, под приглушенный визг скрипок и бубна, доносящийся из приоткрытого окна.

Проснулась она от неожиданности, внезапно ощутив рядом с собой в постели голое тело. Громко ойкнув, Ника резко села. Шуршащее рядом тело быстро выскочило из кровати, в два прыжка достигло факела на стене, схватило его и, выставив вперед, словно копьё, вернулось к постели.

– Пошла прочь, – произнёс на удивление знакомый голос.

Не совсем ещё отошедшая ото сна, Ника с изумлением разглядывала обнаженную женщину, стоящую перед ней при свете чадящего факела.

Эта грудь, вот эти две родинки… ноги, знакомые до последней царапинки, включая вот эту, полученную буквально на днях при неудачном бритье.

И лицо. Мое родное, красивое и почему-то слегка ассиметричное лицо. Наверное, потому что мне никогда не приходилось смотреть на себя со стороны, подумала Ника. Я очень и очень красивая.

– ААА! – заорала она, опомнившись и вскакивая на ноги, не обращая внимания на почти касающийся её факел. – Ты кто?!

– Я мадам Мелисса, – холодно, свысока ответило ей ее собственное тело. – Пошла вон отсюда, дура.

Глава 6

Мадам продолжала гневно смотреть на неё сверху вниз, слегка помахивая факелом перед лицом.

Я очень красивая, подумала Ника. Вернее, она. Она теперь очень красивая, и это не совпадение. Не похожесть. Это и есть моё тело!

– Вон! – взвизгнув, повторила мадам.

– Я очень извиняюсь, но это никак не возможно, – нашла наконец в себе силы и негромко пролепетала Ника.

– Что? – мадам даже обернулась по сторонам, не в состоянии поверить услышанному и ища других объяснений происходящему.

– Никак не возможно, – более уверенным голосом повторила Ника. – Виконт поручил мне охрану его постели, несмотря ни на что. Он сказал, что, если утром здесь окажусь не я, он с меня шкуру спустит, – наврала она для убедительности.

Мадам внимательно посмотрела Нике в лицо, словно выбирая место, куда вцепиться ногтями.

Входная дверь с треском растворилась, и вчерашний охранник, в компании с другим, за руки и за ноги, втащили в комнату безвольное тело виконта.

С интересом оглядев стоящую с факелом голую женщину рядом с кроватью и другую, в кровати, охранники взвалили тело на постель и, стянув с него сапоги и перевязь с клинком, остановились чуть поодаль, с интересом ожидая продолжения происходящей сцены.

Бешенство перекосило прекрасное лицо мадам, она плюнула на кровать, занятую Никой, бросила факел на пол, и подобрав свою одежду с кресла, не одеваясь, покинула помещение.

Охранники восхищенно поцокали языками ей вслед. Ника сидела в кровати, запахнувшись в покрывало.

Охранники вернули факел на стену и, потоптавшись ещё немного и не зная, что делать дальше, вышли из комнаты.

– Подставь ему таз, – прикрывая за собой дверь, посоветовал один, – иначе он всё заблюет.

Ника подставила таз и кувшин с водой поближе к кровати. Стянула с виконта рубашку, без особого труда качнув бесчувственное тело. Хотела, расшнуровав, стянуть штаны, но тут поняла, что под ними ничего нет, и оставила это занятие, от греха подальше. Виконт спал, закинув назад голову, как подбитый и рухнувший с небес пьяный ангел.

Оставив бесчувственного, Ника села прямо на пол, перед затухающим, мерцающим красным камином. Покрытые седым мехом пепла, то тут то там вспыхивающие сполохи света завораживали мысли и отвлекали внимание, утягивая за собой в бессвязный говор освобождающейся в огне информации. Усилием воли Ника заставила себя думать про происходящее, а не поддаваться игре теней.

Это не просто похожее тело, ещё раз подумала она. Это моё личное тело, находящееся под контролем чужого человека – ровно так, как тело этой несчастной кухарки находится сейчас под моим контролем. Интересно. Очень интересно. Где сейчас сознание этой кухарки? Явно не в голове мадам Мелиссы. Этот несчастный Ольф, с сознанием предательского Виталика, если мне не почудилось... Что я здесь делаю и что мне дальше делать? Не хватает какой-то детали в этом идиотском лабиринте – хотя бы это было совершенно точно понятно.

Ника переместилась в кресло, стоящее рядом с письменным столом, и на пару часов задремала в нем. К утру, от неудобного положения так заломило спину, что она, решительно плюнув на всё, перебралась на кровать, к виконту – благо помех от него происходило не больше, чем от поваленного ураганом дерева.

Спал виконт долго. Ника давно уже выспалась на удобной, мягкой постели, встала и, одевшись, ждала пробуждения его на кресле. Наконец он громко всхрапнул, зашевелился и, со стоном прикрыв глаза локтем, перевалился со спины на бок.

– Воды… – хрипло пошевелил он губами.

Подняв кувшин к его лицу, Ника придерживала его, пока он пил, давясь и расплёскивая воду из кувшина себе на грудь и на кровать. Отпив добрую половину, он рухнул обратно на постель и некоторое время лежал, не подавая признаков жизни. Потом с трудом отодрав голову от подушки, поднялся, опираясь на локоть и, оглядев помещение одним глазом, сфокусировал, наконец свой взгляд на сидевшей в кресле Нике.

– Что ты здесь делаешь? – прохрипел он.

– Вы велели мне не оставлять вашу постель без вашего приказания, – напомнила ему Ника.

– А, точно… Воды принеси.

Ника кинулась подавать кувшин, но оказалось, что виконту нужен был таз, стоящий рядом. Он велел вылить в него воду и, продолжая лежать на кровати, спустил вниз ноги и сунул их в таз.

Некоторое время Ника тихонько сидела и наблюдала, как виконт шевелит пальцами ног в воде.

– Мадам Мелисса была очень зла на меня, когда я не согласилась уйти из вашей постели вчера, – сообщила наконец Ника.

– Кто бы сомневался, – ответил виконт, не поднимая головы и не открывая глаз. – Она прекрасна?

– Очень красива, – согласилась Ника. – Но она не добра, с ней нужно быть очень осторожным.

Виконт в удивлении поднял голову и уставился на Нику:

– Продолжай.

– Вы, милорд, были абсолютно правы, ожидая её появления и просчитав все её действия, и значит думаете так же, как я, – решилась высказаться Ника.

– Я этих королевских змей прекрасно понимаю, не даром змея у них на гербе. Их цель женить меня на ней, объединить земли, а до следующей весны жених обычно не доживает. Либо падает на охоте с коня, либо по ошибке съедает несвежий яд, либо падает в окно, как граф Лисс. Зачем счастливому мужу падать в окно? Этого никто не объяснит. Не, – покачал он головой. – Будешь и дальше греть мою кровать, чтобы сюда и мышь не проскользнула.

– Слушаюсь, – согласилась Ника, которую это положение дел устраивало больше, чем работать на кухне и разделять постель с отвратительным Гектором.

Виконт откинулся на спину и проспал ещё пару часов, пока не пришёл посыльный мальчишка и не сообщил, что его ожидают к обеду.

Простонав, он еще некоторое время лежал в постели, но потом рывком встал на ноги и, подойдя к окну, справил в него малую нужду, не обращая никакого внимания на отворачивающуюся смущенную Нику.

Умыв лицо и пригладив руками влажные пряди, виконт оделся, подпоясавшись широким, кожаным ремнем, со среднего размера ножнами на нём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Пошли, – скомандовал он Нике, кивнув головой, пуская её перед собой.

Спустившись по сырым, еще с утренней росы, несмотря на обеденное время, ступенькам, Ника, идущая метрах в пяти перед виконтом, неожиданно для себя была остановлена схватившим её за руку Гектором.

– Ты где была, тварь? – он дёрнул её к себе, обдавая невыносимым смрадом изо рта.

Увидев следующего за ней виконта, Гектор подобострастно улыбнулся, растянув рот до ушей, и поклонился. Не останавливаясь, виконт впечатал кулак в нос Гектора и, не обращая никакого внимания на рухнувшее в проходе тело, без слов продолжил путь к обеденному залу.

Ника последовала за ним до дверей, но дальше не пошла. Обедающие встретили появление виконта торжественными криками и здравницами. Явно, обед не только что начался, а может и продолжался со вчерашнего, судя по поведению некоторых гостей.

Мадам Мелисса тоже присутствовала – на своем прежнем месте, так же скрывая лицо под вечной вуалью, которую, впрочем, приподнимала для приема пищи. Как раз сейчас она пила из высокого кубка, одной рукой придерживая вуаль и демонстративно не повернула голову, таким образом отмечая появление виконта в зале.

– Давайте сюда Ольфа, – проорал кто-то из гостей.

– Сюда его! – немедленно поддержали остальные.

Из кухонного коридора немедля привели Ольфа, одетого в этот раз в шутовские штаны и раздвоенный, с бубенцами колпак.

– Спой нам, как вчера, Ольф, – милостиво разрешил маркграф.

Ольф, не ломаясь, затянул песню, и Ника вздрогнула, узнав если не голос, то все Виталины интонации. Очень дико среди замшелых камней старого замка, звучали слова под странный напев:

– Между нами тает лёт, пусть теперь нас никто не найдёт…

Ника кинула взгляд на мадам Мелиссу и вздрогнула вторично, поразившись той натянутой позе, в которой застыла мадам, окаменело слушая песню Ольфа.

Не успел он закончить свою песню, как сидящие за столом, до этого лишь одинокими междометиями прерывавшие пение, с восторгом застучали по столу кулаками и кружками. Песня понравилась.

– Ещё её спой! – одобрительно глядя на Ольфа, кивнул маркграф.

– Я могу и другие, у меня ещё есть... – оживая в лучах популярности, заискивающе предложил тот.

– Эту, – отрезал маркграф.

Ольф ещё раз восемь исполнил песню – к радости начавшим запоминать слова и подпевать участникам застолья.

Наконец, внесли жареную целиком на вертеле свинью, и внимание всех переключилось на горячее.

Маркграф, отерев о рукав клинок, с помощью которого, за отсутствием вилки, он ел, отрезал от блюда огромный, румяный кусок и положил на тарелку мадам Мелиссы.

– Мне очень ценно ваше внимание, милорд, – она подняла вуаль и посмотрела на маркграфа допуская огонёк в глаза. – Окажите мне милость ещё… Продайте певца. Уверяю, двор оценит ваш поступок.

– Ника! – заорал Ольф бросаясь к ней. – Ника, Ника, это я, Виталя! Что произошло, Ника?!

Бокал, запущенный спутником мадам, попал ему в голову и лишил сознания. Брезгливо толкнув его сапогом, человек в желто-синем камзоле убедился, что певец без сознания, и вернулся к трапезе.

– Он подрастерял свой ум недавно, – жуя, объяснил мадам Мелиссе историю Ольфа маркграф. – А насчет продать – миледи, вы лишите нас единственных удовольствий, доступных в нашей глуши. Я представляю, как с вашим уездом здесь померкнет всё.

Мадам еще раз с интересом оглядела лежащего на грязной соломе Ольфа.

– А виконт тоже считает, что с моим уездом померкнет всё? – лукаво улыбаясь, спросила она маркграфа, явно нацеливая вопрос другому.

– Считает, – кивнул виконт. – Я думаю, короне не хватает одного из бриллиантов. Лишая двор вашего присутствия, вы умаляете свет короны.

– Какой холодный комплимент, виконт. Вы боитесь женщин?

– Только очень красивых, мадам Мелисса. Святые мученики завещали избегать красоты для сохранения души.

– О, я не захвачу вашу душу. Когда сердце молчит, разум безмолвствует, – мадам поглядела поверх кубка на виконта. – В подлунном мире слишком мало горящих сердец.

– В восточном герцогстве сгорели конюшни на сто голов. И посевы, – невпопад поддержал тот беседу. – Им не до горящих сердец.

– Уверенна, – мадам приложила руку к сердцу. – Что если бы заслуги святых мучеников охраняли их, ничего бы не произошло.

– Трудно отдаться таинствам любви, когда желудок пуст, – прокомментировал виконт, отрезая себе кусок от туши.

– Ну так наполните его, – рассмеялась мадам своей шутке.

– Отнесите его на кухню и облейте водой, – показал маркграф на бесчувственного Ольфа. – Еще не хватало чтобы мы потеряли музыканта.

– Позвольте мне загладить эту оплошность, маркгаф, раз мой человек так грубо обошелся с вашим музыкантом. Я вам его вылечу, и он будет петь как новенький. Отнесите его в мои комнаты, – скомандовала она слугам, – и отирайте мокрыми тряпками. А я как раз имею бутылку чудодейственного бальзама от любых травм. Вернём вам певца, так и быть, – засмеялась она.

– Зачем вам-то мадам Мелисса, – возмутился маркграф. – Ничем вы нас не обидели! У нас что, певцов мало?!

– Ну будет вам маркграф, мне понравились его песни, и я решила его вылечить. И не перечьте мне, – она слегка прихлопнула ладошкой по его локтю.

– Сдаюсь, – поднял тот руки. – Я всегда пасовал перед красивыми женщинами.

– Я должен покинуть вас ненадолго, – извинился виконт, прерывая поток комплимента, и покинул стол.

Мадам окинула его оценивающим взглядом и сообщила маркграфу, вгрызающемуся в кость:

– Вы не передали эту свою слабость виконту.

– Бросьте, – махнул тот на неё костью. – Просто юношеская стеснительность.

Выйдя из зала, виконт коротко кивнул Нике, предлагая следовать за ним.

Пройдя пару коридоров, он свернул в одну из боковых дверей, за которой оказалось темное помещение, с одним подслеповатым окном и наполовину забитое какими-то сундуками.

– Мне не нравятся такие совпадения, – произнес он негромко, обращаясь к Нике. – Дурак начинает петь странные песни как раз под её приезд. Поняла?

– Я понимаю гораздо больше, чем кажется, – немедленно согласилась Ника. – Это на самом деле очень подозрительно. И он, и ее поведение.

Виконт с легким изумлением оглядел Нику.

– Откуда ты выучилась так рассуждать? Почему молчала раньше?

– Не было необходимости, – соврала Ника.

Виконт на мгновение задумался, отведя затуманившиеся глаза в сторону.

– Хорошо, – сказал он. – Тем лучше. Не надо будет сто раз объяснять. Я сейчас вернусь за стол, а ты пойдешь в мою комнату. Там в углу стоит манекен, одетый в рыцарский доспех. За его спиной гобелен с оленем, на стене. За ним, малая дверь. Надо встать на колени. Если пойдешь по лазу направо, первое воздушное окно будет вентиляцией в комнату мадам. Иди туда и жди, когда она будет о чем-нибудь с ним говорить. Потом расскажешь мне, поняла?

– За рыцарем гобелен, дверь, направо, первая вентиляция. Тихо послушать, – бойко повторила Ника.

– Хорошо, – одобрительно кивнул тот. – Иди.

Дверь за гобеленом оказалась не дверью на петлях, как ожидала Ника, а просто лазом, прикрываемым шитом, раскрашенным под камень. Сняв шит на пол, Ника осторожно заглянула с темное отверстие. Проход шел в обе стороны, и в обеих сторонах было темно хоть глаз выколи, и, как из подвала, слегка тянуло мокрой плесенью.

Нет, в платье я там на коленях не пройду, – подумала Ника и, решительно стянув с себя одежду, огляделась в поисках. Подошла куртка виконта. Ника запахнулась в неё, осторожно, стараясь меньше царапать колени и не думать о змеях и пауках, полезла в проход. Места было достаточно, чтобы идти полусогнувшись, но из-за отсутствия света, Ника продолжала идти на карачках, боясь врезаться в полной темноте головой. Неожиданно, не успела она проползти и десяти метров, как справа по ходу, полная темнота сменилась сизым светом. Попадающий в лаз из вентиляционного отверстия наверху, под потолком комнаты, поняла Ника, заглядывая в апартаменты мадам.

Размером они почти не уступали огромной комнате виконта, но казались меньше из-за кучи баулов и сундуков, в которых скорее всего мадам перевозила свой гардероб и необходимые для светской жизни вещи. Более ничего интересного в комнате не было. Лежать на полу лаза в куртке виконта было довольно удобно, и устав от бессмысленного разглядывания пустого помещения, Ника неожиданно для себя задремала.

Проснулась от стука дверей внизу, когда двое слуг, внесли тело Ольфа в комнату, и положили на пол, почти посредине помещения, на какую-то попону. Сунули под голову подушку и вышли. Долгое время опять ничего не происходило, и Ника чуть было не заснула вторично, как в дверь решительно вломилась мадам Мелисса и, осмотревшись в помещении, заперла ее за собой.

Порывшись в своих баулах, она достала пару пузырьков. Один влила бесчувственному в горло, из другого дала понюхать, после чего тело замычало и зашевелилось. Удовлетворённая содеянным, мадам вернула пузырьки на место и, сев в кресло, принялась наблюдать, как больной приходит в себя.

Очень интересно наблюдать за наблюдающим, подумала Ника. Особенно, когда он этого не знает. Может и за мной сейчас, кто-нибудь так же наблюдает... Сосредоточься, одёрнула она себя. Ты должна быть максимально сконцентрирована, чтобы получить хоть шанс против этой твари, завладевшей твоим телом!

Раненый застонал и, открыв глаза, сразу увидел сидящую в кресле мадам.

– Ника, – радостно заорал он, поднимаясь. – Это я Виталя! Не смотри, что тело другое - это точно я, пойми!

– Я не Ника, – холодно остановила его мадам. – Точно такое же чужое тело, как и у тебя. Получается, твоя жена украла моё тело и тоже выбросила сюда – как и тебя, на мусорку жизни. Тебе здесь ничего не светит, в отличии от меня. Скоро тебя убьют или сожгут, как одержимого.

Виталик, успевший подняться на колени, с ужасом слушал её речи.

– И что мне делать? Подскажи, умоляю… Ты ведь единственный близкий мне тут человек – хотя бы по виду...

– Поклянись отдать все твои силы, работая на меня. Почти меня своей госпожой, – мадам Мелисса достала из ворота одежды иглу, и Ника содрогнулась, узнавая похожесть жеста.

– Я почитаю вас госпожой. Умоляю, спасите меня! – склонился в подобострастном поклоне Виталий.

– Сюда, – показала она пальцем себе под ноги, и он, не поднимаясь, на коленях преодолел расстояние между ними.

Ткнув иглой ему в палец, она сцедила крови на какую-то салфетку.

– Хорошо, – она поднялась и пошла к выходу. – Отдыхай пока.

И выходя в дверь, обернувшись, произнесла фразу, от которой мгновенно всё понявшая Ника покрылась гусиной кожей:

– Каждый труд должен будет оплачен. Асталависта, недотёпа.

Глава 7

Среди монолита холодных и, казалось бы, выперших из самой земли стен замка день начинался и тек по-другому – быстрее чем в долине. Даже в летний день высокие, загораживающие свет стены отсрочивали появления дня, не давая солнечным лучам прорваться внутрь. А также ускоряли приход вечера, заставляя раньше, чем в долине, зажигать светильники и палить плошки с маслом.

Спросил бы кто Нику, так она была уверенна, что прошло всего пару часов с начала обеда, но тьма уже опять опустилась на замок и, выйдя в коридор, Ника увидела горящий факел и скрывающеюся за поворотом спину истопника.

По мере приближения к залу пиликание музыкальных инструментов возрастало, уже не оказывая ни неё никакого бодрящего влияния своим звучанием, а нагоняя какую-то тоску от бесконечного повторения одинаковых трелей.

Тут любой Виталик будет на вес золота, подумала Ника. С ума можно сойти от такой музыки.

Половина гостей спала прямо за столом, не обращая внимания на какофонию вокруг. Некоторые, не особо крепкие, сползли вниз, на солому. Всё продолжалось, наверное, не заканчиваясь с того момента, когда Ника покинула помещение в обед.

– Пусть капитан Лертон опять расскажет, как он героически убивал трёх песьих рыцарей! – тупо смотря себе под ноги, проорал маркгаф.

– Это – честь для меня! – вскочил и чуть не упал вбок сопровождающий мадам в желто-синем кителе. – Они выехали на меня сразу из переулка…

И капитан, скорее всего, в очередной раз начал описывать свою героическую схватку с неравными силами. Оставшиеся в вертикальном положении с одобрением встречали каждое хвастливое предложение и восторженно чокались кубками.

– Ну сколько можно! – не выдержала мадам. – При всём моим восхищении героизмом капитана, мы забываем, что являемся только гостями в этом величественном замке, по праву управляющим этим прекрасным и благословленным краем. И только заслуге его правителей можно отнести это спокойствие и справедливость, которое вы поселили здесь, – она поклонилась маркграфу и второй поклон, покороче, адресовала виконту.

Маркграф, отвечая на эти слова отхлёбыванием из кубка, несколько потерялся в пространстве и, качнувшись назад, заснул, опираясь на спинку своего высокого стула.

– Благодарю вас, мадам Мелисса, – прокомментировал виконт. – Мои заслуги более скромны, но приятно, когда это видно со стороны.

– Я очень много о вас слышала, виконт, и все это были вещи выставляющие вас редким, неординарным человеком.

– Злые языки. Не верьте им, – отмахнулся виконт.

– Я слушала только хвалебные отзывы о вас. И их было большинство, – настаивала мадам Мелисса.

– Значит, они вам лгали в лицо, мадам, – без улыбки ответил он.

– Вы боитесь женщин, виконт. Не скрывается ли здесь тайна? – игриво, глядя на него холодными глазами, продолжила она.

– Не боюсь. Я их недооцениваю, – кивнул виконт, концом кинжала проверяя чистоту ногтей.

– Зря, – ее взгляд полностью расходился с выражением лица. – Двор может похвастать высокой оценкой.

– Двор может похвастать тем, что скупает все редкие благовония. Вместо очевидных вещей.

– Вы о чистоте? Поверьте, виконт, я такая же привереда, как и вы, и умею ценить умеющего себя блюсти мужчину.

– Впрочем вы правы, я боюсь женщин. Все преступления совершенны либо женщинами, либо теми, кого они родили, – отшутился виконт.

– Вы слишком горячи виконт, но, конечно, правы, – она похлопала в ладоши. – Жаль, что вы редко бываете при дворе. Королю не помешал бы умный совет в любой ситуации.

Повар, увидев Нику, стоящую у портьеры без дела, ничего её не сказал, видимо вспомнив ее говорящей с виконтом, и отложил разбирательство на потом.

Увидел её не только повар, но и виконт. Наверное, выпитый прежде алкоголь не позволил ему сдержать эмоций, и он, вместо того, чтобы минуту повременить, поднялся и пошел в сторону кухни. Ника успела удивиться, той неприкрытой ненависти, плеснувшей из глаз мадам Мелиссы. Впрочем, на пол пути какая-то мысль о конспирации пришла виконту в голову и он свернул от кухни в угол помещения, где находилось сплетенная из соломы мишень для стрельбы из лука и бросания топора.

Сделав вид, что именно сюда и направлялся, он вытащил оба легких боевых топора, торчащих в тугой скрутке сена. Отойдя метров на десять, виконт по очереди запустил топоры в мишень. Один прилетел ручкой, другой обухом. В сено не воткнулся ни один.

– Если виконт так же будет давать советы королю, как кидать топор, я не удивлюсь если королевство окажется в конце одной скруткой сена, – пьяно засмеялся капитан Лертон.

– Вы гость, – холодно согласился виконт, на глазах теряя опьянение. – Значит, вам позволена ещё одна шутка, прежде чем я брошу ваши отрезанные уши собакам.

Капитан вскочил, отбрасывая ногами упавший на спинку стул и подхватывая со стола клинок, которым он ел.

– Стоять! – завизжала мадам. – Капитан, ты пьяное животное, немедленно пошёл прочь отсюда!

Капитан качнулся, обдумывая услышанное, но перечить ей не стал, и резкой, ударяющей пятками в пол походкой покинул помещение.

– Примите мои извинения, виконт. Это моя оплошность. Но, как говорится, короля делает свита. Так что в его неотёсанности часть моей вины. Капитан – прекрасный рубака, за это его и ценим, но послом бы я его не послала. Сами видите какой мужлан, – засмеялась она.

– Вам не за что извиняться. Он сохранил свои уши благодаря вам. Напомните ему об этом при случае.

– Это очень мило с вашей стороны, я буду считать это вашим первым мне подарком! – кивнула она.

В зал влетел запыхавшийся слуга и, еле переводя дыхание, сообщил что к восточным воротам прибыл конвой всадников.

– Сколько? – тревожно спросил виконт.

– Около десятка, – сообщил слуга.

– Гони их к чертям или пусть ждут рассвета, ворота из-за них открывать не будем.

– Они из святого ордена, господин.

– Идиот, – рассердился виконт. – Сразу не мог сказать? Болван.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он вышел из зала, и все потянулись за ним, кроме лежащих в беспамятстве на полу. Ника шла поодаль, не желая пропустить ничего и пытаясь собрать всю возможную на данный момент информацию.

Ради вновь прибывших разблокировали малую калитку и девять всадников в темных, сливающихся с ночью плащах въехали в первый, кордонный двор.

Спешившиеся занялись лошадьми, а самый высокий из них, подойдя, кивнул виконту, здороваясь:

– Прекрасная ночь, виконт.

– Прекрасная, святой отец. Что привело вас в наши края?

– Долг, виконт. Церковь обеспокоена происходящим в долине.

– Что на этот раз?

– У вас гости, виконт? – ушел от ответа церковник.

– Мадам Мелисса, фрейлина двора и её сопровождающие. А что происходит?

– Святые дары на проверочных богоносицах потемнели. Всё указывает, виконт, на появление в долине колдуна. Я был бы очень рад исповедовать всех нуждающихся в помощи небес.

– Прошлая ваша исповедь здесь закончилась сожжением ведьмы, – заметил виконт.

– Я приму это как похвальную оценку своих трудов, – церковник положил руку на предплечье виконта. – Где мои люди могут остановиться?

Виконт отдал слугам распоряжение проводить приехавших во флигель.

Выбрав момент, всё слышавшая и испуганная Ника тряхнула головой, привлекая внимание виконта. Отойдя за стога сена, хранящиеся под навесом, дождалась появления виконта и тревожно бросилась к нему.

– Спокойно, – одёрнул ее виконт. – Расскажи, что ты там видела, и если это то, что я думаю, появление инквизитора весьма уместно.

– Я на самом деле много там увидела, но мне нужно, чтобы вы, виконт, меня выслушали! Это в двух словах не объяснишь... – дрожа, Ника сложила руки лодочкой перед грудью.

– Ты ведьма? – прищурился виконт, пристально глядя на неё.

– Клянусь, милорд! Клянусь, я не ведьма, – опять повторила Ника, как только виконт затворил за ней кованную дверь, предварительно оглядев коридор в обе стороны. Коридор был безукоризненно пуст, лишь тревожные тени, отвечая на колебания пламени, метались по стенам.

– Факты говорят обратное, – он оценивающе оглядывал её. – Твоё поведение, речь… не обычны. Не пытайся обмануть меня, доказывая, что ты всегда была такой. Я видел тебя ранее много раз, хоть и не знаю твоего имени. У тебя изо рта всегда текла слюна, – он ткнул пальцем ей в лицо.

– Я точно-преточно не ведьма, – дрожа и волнуясь, Ника говорила громче чем хотела. – Но для того, чтобы я всё объяснила, вы должны выслушать меня, не перебивая. И помочь! Я очень нуждаюсь в вашей помощи, – она заискивающе заглянула в его глаза.

– Я тоже нуждаюсь в твоей помощи. Терпеть не могу ложится в ледяную постель, – насмешливо прокомментировал виконт. – Но смогу ли я теперь доверять тебе? Не знаю... Впрочем, ты можешь начать греть мне постель всё равно. Я тебя выслушаю и хотя бы таким образом извлеку пользу из этого разговора.

– То, что я вам расскажу, существует на самом деле… – не зная с чего начать, запнулась Ника.

– Твоя речь нехарактерна для служанки. Продолжай, – подбадривая, кивнул ей виконт.

– Там откуда я появилась, я не была служанкой. Что вы, милорд, знаете о космосе? О звёздах? – неожиданно для себя спросила Ника.

– Всё, Клара, или как тебя там... Я неплохо образован. Моим образованием занимался сам мэтр Нотье, если ты знакома с этим именем. Вокруг плоскости земной поверхности летают другие диски, холодные и горячие, обеспечивая равновесие всего в созидании.

– Я не буду сейчас с вами спорить, доказывая обратное. А что вы знаете о звёздах?

– Некоторые из них являются просто проколами ночной ткани, через которые видны другие диски, огненные и ледяные. Другие суть души погибших праведников – по крайней мере, так считает официальная наука.

– И вы полностью с этим согласны?

– Не вижу причин сомневаться, кроме душ праведников, конечно. По моему их чересчур много. Не представляю, как они все заслужили этот титул в мирской жизни.

– Я расскажу вам милорд наш взгляд на мир, и буду очень благодарна, если вы меня выслушаете. В середине мира висит звезда солнце, а все планеты не плоские, а круглые, как яблоки, и крутятся вокруг него. На одном из этих яблок живем мы. В космосе миллионы звёзд таких, как солнце, и вокруг каждого крутятся яблоки планет. На одной живу я, на другой вы. Это самое разумное объяснение, какое только приходит мне в голову. И каким-то образом я пропутешествовала от одного места к другому, без всякого понятия как. По крайней мере, мне так кажется.

Мир, в котором я жила, очень похож на ваш, кроме нескольких различий. У нас тоже строили такие замки как ваш, только много лет назад. Теперь у нас люди живут в большем достатке, и есть металлические кони. Много чего есть.

– Ты интересно рассказываешь, Клара. Как будто выпила дурманной настойки. Интересен твой взгляд на божественный космос. Я видел, как людей сжигали за меньшее. Даже если ты не ведьма, то еретичка, как минимум. Подумать только! Мы крутимся вокруг солнца. Достаточно просто посмотреть на небо, как ты убедишься в ложности этого утверждения – только если твоими губами не говорит нечистый. Солнце и луна летают вокруг нас, но не наоборот.

– Пожалуйста, виконт, не будем устраивать научный диспут. Дослушайте меня. Меня зовут не Клара. Моё настоящее имя Ника. И у меня другая внешность. Однажды я пошла к гадалке и по ее совету выпила зелье, чтобы вернуть мужа. Не смейтесь, виконт, ничего смешного тут нет! Потом я очнулась в вот в этом теле, вот в этом замке, и я одинока и ужасно боюсь. Мелисса, если я правильно понимаю, и есть та гадалка, сотворившая все это.

– Мадам Мелисса очень красива, – задумчиво кивнул виконт.

– Спасибо, – отреагировала Ника.

– За что спасибо? – не понял тот.

– Это не мадам Мелисса очень красива, это я очень красива. Это моё тело. Она забрала у меня моё тело, выкинув как-то мой ум в… это, – Ника провела руками по себе.

– С тобой не скучно, – рассмеялся виконт. – Все потеряли тела и ум, это уж точно! Кого ещё ты можешь приплести к твоей истории?

– Ольфа, милорд. Нового певца, получившегося из кухонного помощника, с помутнением ума. Это мой муж, ради которого я ходила к гадалке.

– Если ты выглядела как Мелисса, то как вышла за Ольфа замуж? Он довольно невзрачен. Предложил хорошие деньги?

– Не было у него никаких денег, ни хороших, ни плохих. И выглядит он по-другому. Лучше. Здесь в Ольфе только его разум. И это точно. Я слышала разговор мадам Мелиссы и Ольфа. Всё так, как я говорю. И он даже поклялся на крови служить ей.

– Очень интересно, – прищурился виконт. – Зачем же ты притворялась глупой служанкой и ничего не рассказывала?

– А зачем вы притворялись пьяным, кидая топоры в столовой? Вот точно для этого же.

– Ты хитра, Клара.

– Ника. Мое настоящее имя Ника. Я доверяю вам эту тайну, хоть она и может погубить меня, милорд.

Виконт отошел от стола, вокруг которого и проходил этот разговор, и, задумчиво крутя кинжал в руке, сделал несколько шагов по помещению, собираясь с мыслями.

– Допустим я поверю тебе, – наконец прервал он молчание, оборачиваясь и буравя её недоверчивым взглядом. – И ты на самом деле из другого мира, где наука всё еще удел неграмотных дураков… Но, как и чем ты докажешь мне твои слова? Согласись, этой глупости про кручение вокруг солнца одной достаточно, чтобы познакомить тебя со святыми отцами.

– Мне нечем подтвердить мои слова, – понурилась Ника. – Но я прошу, умоляю вас о помощи! Я же вижу, вы в чем-то подозреваете мадам Мелиссу! Недаром послали меня слушать, о чем она говорит…

– Мадам Мелисса – подобна открытой книге для меня, – покачал головой виконт. – Ее желание выйти замуж за замок столь очевидно, что отвращает любые сомнения. Было столько попыток забрать у нас власть, что очередной, причем довольно милой, нас не удивишь. Трудно поймать ученого пескаря.

– Виконт, я прошу у вас покровительства, – умоляюще повторила Ника.

Тот опять погрузился в молчание, уставив взгляд на пустую стену.

– Хорошо, – решился наконец он и, подойдя к столу, начал переливать вино из бурдюка в кубок. – Я дам тебе шанс. Хотя бы потому, что от тебя не несёт тухлой козлятиной, как от остальных, и ты умеешь разговаривать членораздельно. Можешь пойти согреть мне постель, пока я думаю.

Ника кивнула и только подойдя к кровати замешкалась, никак не привыкнув раздеваться перед чужим человеком. Впрочем, виконт совершенно не обращал на неё внимания, думая о своём. Ника быстро скинула платья и нырнула в знакомую, холодную постель, до подбородка натянув одеяло.

Мужчина достал из сундука несколько старых фолиантов в потрепанной бурой коже и погрузился в их изучение, хмыкая время от времени, или надолго, словно заснув, замолкая. Отхлебнув из своего кубка, он надолго замирал над фолиантом, иногда забывая даже поставить кубок обратно и продолжая держать его на весу.

Ника, заметно успокоившись, пригрелась и ожидая, пока придется уступить тёплое место виконту, незаметно для себя заснула. Сон был короткий, сумбурный. Виталик в шутовской одежде, смеющаяся Мелисса, протягивающая ей ключ, который вдруг превратился в кошку, вставшую на задние лапы и стучащую в бубен...

Проснулась девушка от сильного стука в дверь. Мгновенно придя в себя, увидела, как виконт подхватил второй клинок и встал в выжидающую позу напротив двери.

– Чего надо? – проорал он.

– Простите милорд, простите ради бога… Поступил приказ святого отца найти Клару, служанку из кухни. Это ведьма! Она отравила своего мужа. В её тайнике обнаружена чумная отрава и кости. Святой отец дал распоряжение перекрыть все выходы! Всё перекрыто, далеко она уйти не должна.

Виконт повернулся и, хитро склонив голову, произнёс:

– Интересные вести, Клара. Или это сделала Ника?

Глава 8

Сев в кресло, виконт положил обе руки на подлокотники и сообщил, глядя на Нику:

– Если хочешь, можешь добавить ещё деталей в твою историю.

Выпрыгнувшая из кровати в чем была, девушка бессильно опустилась на пол рядом, не заботясь о том, как она выглядит. Посидев так с минуту, она наконец собралась с силами и стянув на себя одеяло с кровати, закуталась в него, пытаясь сбить охватившую её дрожь.

– Как же я устала от всего этого… – тихо протянула. – Какое-то непролазное... болото... Что не сделаешь, всё хуже получается…

Виконт молча откинул прядь волос со лба и долго сидел, опершись подбородком на кулак, разглядывая ее.

– Ладно, – наконец решился он. – Я пока верю твоим словам. Ты – простая. Тебе можно верить. Надеюсь, я не ошибаюсь в своих наблюдениях. Книги тоже указывают на твою невиновность, – он кивнул в сторону фолиантов. – А лгать им смысла нет.

Ника с благодарностью взглянула на него и покрепче завернулась в покрывало.

– Расскажи про себя, – виконт смотрел ей прямо в глаза. – Не таись.

– Я даже не знаю, с чего начать, – смутилась Ника. – Школа, детский сад, институт? Эти слова ничего вам не скажут – слишком много надо рассказывать. В основном, у нас живут хорошие, добрые люди, не желающие другому зла. У нас много еды, наверное, поэтому. Войны и драки бывают, но их всё меньше и меньше с каждым годом. У меня в квартире, в месте где я живу, из трубы течет горячая вода – чтобы я могла купаться в ванной, в любой момент. Это такая большая бочка для купания, – объяснила она, заметив его непонимающий взгляд.

– Много еды, горячие бочки для купания, – перечислил он, загибая пальцы. – Чего же тебя тогда не устраивало? Что ты искала у колдуньи?

– Я не знала, что это колдунья. Думала, просто гадалка. Как психолог. Поговорим, может полезный совет даст. Или на самом деле, немножко подсмотрит в будущее, – она обхватила себя руками. –Я потеряла родителей недавно. И стала терять мужа. Это словно как… из-под тебя выбивают ноги, на которых ты можешь стоять. Мой мир сломался у меня на глазах. Я сама знаю, что любовь и взаимопонимание не вернуть никакими снадобьями, но в тот момент я просто не видела совсем никакого выхода вокруг. Как будто мне мозг подменили. Я знала, что делаю что-то не то, но продолжала это, несмотря ни на что. Вам не понять.

– Я потерял мать, когда мне было пять лет. Отвратительный возраст. Достаточный, чтобы запомнить тепло её лица и не дающий помнить, почти ничего из происходящего вокруг.

Ника сглотнула неожиданно образовавшийся ком в горле и кивнула.

– Ладно, – поднялся он с кресла. – Пойду посмотрю, о чем они говорят, – он перепоясался перевязью с клинком, и направился к выходу. – Оденься и залезь в слуховую дыру, – показал он рукой на знакомый лаз. – И не вздумай сбежать. Сама понимаешь ­– поймают тебя в два счёта.

Когда за виконтом закрылась дверь, оставшаяся одна Ника решительно собралась с силами и, одевшись, протиснулась в лаз. Изловчившись, закрыла за собой щиток двери.

Сидеть на одном месте в темноте было решительно невозможно, поэтому Ника поползла на карачках вперед по ходу, мимо комнаты мадам Мелиссы, где никого в данный момент не было и дальше в темноту коридора.

Ей встретилось по пути ещё три вентиляционных отверстия, но в комнатах никого не было и ожидать, что вскоре кто-то появится, было бессмысленным. Поэтому Ника полезла дальше.

Разговор, доносящийся сквозь щель, она услышала раньше, чем обнаружила само отверстие.

– Вот эту микстуру ты вольёшь в общий котел, – узнала она голос Мелиссы. – А вот эту склянку непременно в кубок маркграфа. Ты должен сделать всё, чтобы он выпил именно из этого пузырька, понял?

– Это отрава? – прерывистый и испуганный голос Ольфа легко узнавался и передавал жестикуляцию хозяина, даже без того, что Ника видела его.

– Нет, – успокоила его Мадам Мелисса. – Это микстура подчинения. Мне нужно его согласие, а не его труп.

Ольф кивнул и, приняв из рук Мелиссы склянки, ушёл.

Ника заметалась, не зная, что делать.

С одной стороны её ищут и она обещала виконту не выходить отсюда, а с другой, если эти двое отравят всех вокруг, будет абсолютно поздно хоть что-то кому-то доказывать.

***

Виконт тем временем, спустившись, присоединился к громко галдящей группе людей, тревожно размахивающих факелами. При его приближении толпа расступилась, дав оглядеть грубые носилки с лежащим на них телом. Лицо лежащего было бледно синего цвета, глаза открыты и смотрели, ничего не видя, прямо в темное небо.

– Это Гектор, – услужливо подсказал кто-то сбоку. – её муж. Она отравила его и собиралась отравить всех остальных. Покажите его превосходительству мешок.

Один из церковников показал виконту небольшой мешочек, сшитый из грязной рогожи, внутри которого виднелись какие-то перья, нитки и кости.

– Найдено у неё в изголовье, – пояснил церковник. – Никаких сомнений быть не может – ведьма.

– Давно умер? – спросил он наконец, кивая на носилки с телом.

– Ещё жив, – ответил слуга. – Но вот-вот помрёт. Уже не жилец.

Виконт помолчал, внимательно оглядывая присутствующих.

– Где знахарка? – крикнул он наконец. – Эта, как её, Гунилла где?! Немедленно её сюда!

– С ней беседует святой отец сейчас, – подсказал церковник. – Невозможно нарушать тайну исповеди и прерывать откровение.

– Гуниллу сюда! – прорычал виконт, и несколько слуг стремглав бросились исполнять приказание.

Через минуту знахарка показалась в проеме, ведомая слугами и весьма недовольным святым отцом.

– Ты можешь ему помочь? – он показал рукой на носилки.

– Вряд ли… Он ушёл слишком далеко, – покачала головой она, вглядевшись в серое лицо тела. – Его дыхание остановится с минуты на минуту.

– Ничего не сделать?

– Можно попробовать последнее слово, – пробормотала она, нерешительно оглядываясь на церковников.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Святая консистория не против, если дело касается расследования деятельности ведьмы, – кивнул высокий церковник.

Получив кивок разрешения от виконта, знахарка, покопавшись в карманах сумки, извлекла из них несколько пузырьков, внимательно оглядев каждый. Из двух из них она слила жидкость в чашку и вылила их Гектору в рот, ловко оттянув губу.

Первые мгновения ничего не происходило, потом лунная бледность лица сменилась красно багровым цветом, и Гектор, захрипев, начал хватать себя за горло, резко дёргаясь всем телом.

– Кто! – заорал вдруг виконт ему в ухо. – Кто тебя убил?

– Клара прислала…Клар… – хрип перешёл в тонкое сипение, и когда последняя судорога дёрнула тело, всем стало понятно, что пациент мёртв.

– От вашего имени я распорядился поставить стражу на колодцы и удвоить посты, – сообщил церковник.

– Это понятно, – пробормотал виконт. – Так и должно быть...

– Вы виконт, конечно, не знаете где она? – осведомился церковник, прищурившись.

– Почему же? – ответил тот. – Я и не собирался знать. Вы, святой отец, меня с кем-то перепутали. Чем заняты все крестьяне и золотари, я тоже не знаю. Спросите у кастеляна.

– Она последнее время вилась вокруг вас, как оса, виконт. Это все заметили. Вы в огромной опасности.

– Я полагаюсь на благосклонность и защиту небес, и только на них и уповаю. Я правильно говорю, святой отец?

– Вы смеетесь, наверное. Вас ничему не научил прошлый опыт.

– Мне просто не хватает горячей бочки для купания, – непонятно пояснил виконт.

Подбежавший стражник, отдал честь виконту, но, продолжая смотреть на церковника, запыхавшись, проорал:

– Все коридоры оцеплены!

– Прошу вас, виконт, – вежливо обратился к нему церковник. – Осмотрите свою комнату, вдруг она спряталась там?

– Непременно, – согласился виконт. – Осмотр не повредит.

– Я пойду вместе с вами, – заявил церковник. – Вы преуменьшаете силу ведьм и не представляете на что они способны.

– Вы этот клинок видите? – поинтересовался виконт. – Тот, кто сунется вслед за мной в комнату, станет счастливым его обладателем. Правда, не будет уже этого понимать.

– Вы делаете очень большую ошибку, огораживаясь клинком от церкви!

– Ждать тут, —закрывая за собой дверь комнаты, сообщил всем виконт.

Освещение всё так же тускло, как обычно освещало стены помещения. Обманчивая тишина комнаты, почти поглощала все звуки, доносившиеся из коридора.

–Кла… то есть, Ника… как тебя там… Ты где? – вполголоса произнес он.

Виконт подошел к столу и закурил длинную, серебряную трубку с маленьким чубуком. Затем, не наливая в стакан, присосался к винному бурдюку, лежащему тут же. Вино показалось ему чуть застоявшимся, и он уже хотел сплюнуть и промыть рот водой, как вдруг пол комнаты криво дернулся вверх, сбивая с ног, и виконт, теряя сознание, обрушился на пол, оставляя ожидающих его за дверью недоумевать по поводу его долгого отсутствия.

***

Церковник ещё раз настойчиво постучал в глухую, кованного металла дверь. Шикнул на сопровождающих его, призывая к тишине, а затем опять несколько раз гулко стукнул кулаком по двери и приложился к ней ухом.

– Ломайте дверь, что-то не так, – обратился он к охраннику, стоящему рядом с алебардой в руках.

– Никак невозможно, – запротестовал тот. – Только по приказу виконта!

– Дурак! – заорал церковник. – Где кастелян замка?!

Кастелян, высокий и толстый человек с внешностью герцога появился через пару минут.

– Святой отец прав, – согласился он с церковником. – Но ломать дверь не будем. Мальчишка спустится по верёвке сверху в окно и откроет дверь изнутри.

Когда благодаря этому маневру дверь наконец распахнулась наружу, церковник вбежал внутрь первый, оттолкнув кастеляна. Подбежав и склонившись над распростёртым на плитах телом виконта, одной рукой взял его за кисть, другой оттянул веко закрытого глаза...

– Мой сундук сюда! – проорал он. – Немедленно!

Двое солдат из его свиты, пыхтя и отталкивая любопытных, принесли из его покоев среднего размера, потёртой кожи дорожный сундук.

Кастелян вытолкнул всех за пределы помещения и закрыл за ними дверь. В образовавшейся тишине только и было слышно, как булькает пузырьками церковник, переливая и соединяя содержимое в одному ему известных пропорциях.

Влив порцию микстуры виконту в рот, церковник сложил всё обратно и довольно кивнул кастеляну:

– Я думаю, мы успели. Жизнь его спасена.

– Я отправлюсь, доложу всё маркграфу, – кастелян тронул ручку двери. – Боюсь даже представить себе его гнев.

***

Ника бежала по коридору, совершенно не представляя, что делать. Одно было понятно – действовать необходимо и делать это надо немедленно. Она была так сосредоточена на попытке найти хоть какое-то разумное решение, что почти пропустила окрик, долетевший до неё из бокового коридора, темное ответвление которого она только что миновала.

– Иди сюда скорее, – пробормотала Гунилла, утягивая её в плохо освящённый, пахнущий влажной плесенью проход. – Тебя всюду ищут...

Темный коридор закончился кривой лестницей, винтом сходящей вниз, в еще более влажный и прохладный уровень.

– Заходи, не бойся, – толкнула одну из тяжелых деревянных дверей Гунилла. – Тут тебя сразу не найти.

В помещении было темно, хоть глаз выколи, и потому Ника тревожно оставалась стоять рядом с входной дверью, скорее слыша, чем видя, как Гунилла стучит кресалом, пытаясь высечь огонь. Наконец ее усилия завершились успехом, и маленькая чашка с жиром весело зачадила на столе, отбрасывая игривые тени на стены.

– Садись, – позвала её за стол Гунилла. – Сейчас я дам тебе выпить успокаивающее питье. Тебя оплетают, как гусеницу. Все улики указывают на тебя, а значит ты точно ни при чём.

– Мне нужно немедленно найти виконта, что-то плохое скоро произойдет! Я видела, как мадам дала Ольфу микстуру подчинения, чтобы он отравил всех! – Ника схватила знахарку за руку.

– Микстуру подчинения? Так и сказала? – улыбнулась Гунилла. – Это же очень хорошо. Это и не отрава совсем. Так, баловство. Но баловство запрещённое. Интересно, как на это посмотрит церковь… Мадам может крупно ошибиться, выпустив сокола, которым не может управлять. Или что еще хуже, – хитро посмеялась она, – если им сможет управлять кто-нибудь другой...

– Пожалуйста, Гунилла, скажи, что сможешь помочь мне! – умоляюще попросила Ника.

– Не знаю, насколько это тебе поможет, но не помешает это точно, – достав из боковой сумки несколько вещиц, она начала с ними возиться – сжигать птичье перо над пламенем, потом какие-то листья, от смешения горелого запаха которых с птичьим пером у Ники тут же разболелась голова...

– Теперь пей, – протянув эту невообразимую смесь Нике, знахарка довольно ухмылялась.

Зажмурив глаза и заткнув нос, Ника кое-как проглотила эту окрошку, которая немедленно стала проситься обратно.

– Даже не вздумай, – предупредила знахарка, увидев, как Ника запирает рот рукой. – Пойдешь на костёр!

От испуга попытки жидкости вырваться на волю немедленно пропали.

– Всё прошло, – сообщила Ника, успокаивая Гуниллу.

– Всё ещё толком не началось, – похихикала та. – Очень приятно играть, зная чужие карты.

– Я пойду посмотрю, что там происходит, а ты сиди здесь и не высовывайся, – услышала Ника в который раз за этот вечер.

Вернулась Гунилла довольно-таки быстро. Жир в плошке не успел прогореть и на полсантиметра.

– Плохи дела, – сообщила она, притворяя за собой тяжелую дверь. – Теперь ты отравила виконта!

Ника схватила себя за голову и в изнеможении легла грудью на стол.

– Ну хоть ты то знаешь, что я этого не делала?

– Конечно знаю. Ты одуванчик, тебя ветром принесло. Я твои линии видела.

Ника подняла голову.

– Ты знаешь, откуда и как меня принесло? Можешь увидеть?

– Как принесло, не могу. А откуда, вполне.

– Ты имеешь в виду звёзды и планеты?

– При чем тут звёзды? Звёзды – это души праведников, более не участвующих в круговороте жизни. Ты пришла из сопутствующих миров, это и дураку ясно.

– А обратно дорогу в этот мир можно найти?

– Можно, церковь всегда всех ведьм отправляет прямой дорогой туда.

– Если ты имеешь в виду костёр, то я против таких дорог. Другое бывает?

– Конечно бывает. Но для этого требуются ресурсы, доступные только безумно богатым. Или церкви. И если церковь заподозрит тебя в таком намерении, то постарается отправить тебя сама, бесплатно.

Гунилла сложила все ингредиенты обратно в мешок.

– Сидеть здесь нет смысла, мы как мышь в горшке – убежать некуда, а рано или поздно найдут. Дай мне подумать, где тебя можно спрятать.

– Я знаю, где спрятаться, – прервала её Ника. – Только не понятно, как туда добраться, если меня ищут.

– И где?

– У виконта. Я знаю где там потайной лаз.

– Это хорошая идея, девочка. У виконта тебя точно больше искать не будут, а я тем временем соберусь с мыслями и что-нибудь придумаю!

– Но как мне туда пробраться?

Гунилла на минутку задумалась.

– Не так сложно. Я выйду во двор и закричу «вот она!», все кинутся ко мне, а ты в это время проскользнёшь прямо туда. А я скажу, что показалось. Хорошая идея, должна сработать, – похвалила себя Гунилла.

Ника нехотя согласилась. Других идей всё равно не было.

Тихонько прокравшись по малому коридору и поднявшись на уровень земли, Ника и знахарка, затаившись в тени угла, долго наблюдали за суетливыми поисками, обозначенными метанием тут и там десятка факелов. Наконец, выбрав момент, Гунилла поощрительно сжала Нике локоть, выбралась из кромешной тени угла и, прихрамывая, побежала к центру двора.

– Вот она! – наконец донесся до Ники ее крик. – Бежит!

Огни факелов устремились на этот крик, как десятки ночных светлячков на призыв одинокой самки.

Ника на цыпочках, стараясь не касаться земли резво помчалась к главному коридору, откуда шли спиральные лестницы наверх.

Топот подошв и крики людей, устремившихся в сторону крика Гуниллы здорово помогали ей ориентироваться в пространстве коридоров. Каждый из участвовавших в ее розыске счел своим долгом орать погромче, то ли чтобы заглушить свой собственный страх перед ведьмой, толи для того, чтобы показать своё усердие начальству. А скорее всего из обоих соображений сразу.

Пару раз Ника замирала, не сворачивая за угол и пропуская несущегося во двор облавщика.

На лестнице было пусто и около двери виконта никого не было.

Что за легкомысленность, подумалось Нике. Как дети малые, честное слово – только что отравили виконта и на тебе, опять его одного оставили.

Она тихонько отворила дверь и скользнула внутрь. Виконт лежал в середине уже знакомой кровати, закрыв глаза, и резко, дробно дышал. Ника протянула руку и откинула прядь волос с его лица, на секунду залюбовавшись медным, чеканным профилем. Затем взяла чистую тряпку, лежащую в медном тазу с чистой водой, и намеривалась отереть виконту покрытое нездоровым потом лицо…

Как вдруг явно почувствовала, что она больше не одна в помещении.

Резко обернувшись и ахнув, Ника встретилась взглядом с мадам Мелиссой, высокомерно оглядывающей её до боли родными глазами, из Никиного собственного тела.

– Я так и знала, что ты сюда явишься, – улыбнулась мадам. – Тебя так легко просчитать, недотёпа.

– Я первый ее заметил, – высунулся из-за ее спины ехидно улыбающийся Ольф.

Глава 9

Мадам улыбнулась бывшему мужу Ники.

– Заметил, потому что я сказала тебе, где ждать, олух. Но всё равно молодец.

– Я очень старался вам угодить мадам, это мое искреннее желание, – услужливо дернул шеей Ольф.

– Почему, Виталя? – искренне не поняла его Ника.

– Я давно не перевариваю тебя, жёнушка. Ты скучная, нездоровая особь, которая считает свою жизнь настолько важнее моей, что распоряжается ей, не спрашивая даже мнения, не то что разрешения на этот дикий эксперимент.

Ника даже удивилась, насколько больно ей стало от его слов. Поверить невозможно, что с этим человеком она жила, будучи уверена, что нашла того самого, единственного.

– Пусть это будет на твоей совести, – тихо проговорила она, прикрывая глаза, чтобы не видеть ухмылок бывшего мужа. – После нашего последнего разговора ты открылся для меня совсем с другой стороны. Поэтому я не удивлена. Удивлена только твоему рвению.

– Очень хорошо, что вы решили поговорить сейчас, разлученные души, – ядовито улыбнулась мадам. – Но я попрошу вас заткнуться. Ваше неуместное булькание раздражает мне слух.

– Почему вы это сделали? – не обращая внимания на слова мадам, Ника перебила ее.

– Что «это»? О чем ты, кухарка? Если об отравлении виконта, то люди будут уверенны, что это сделала ты. У них простой нрав. Думаю, они сожгут тебя прежде, чем ты сумеешь объяснить что-нибудь.

– Вы украли моё тело! И собираетесь украсть у меня жизнь?!

– Извини дорогуша, – ласково улыбнулась мадам. – Твоя жизнь ценна только для тебя и, между нами, – она похлопала одёрнувшуюся Нику по руке, – не черта не стоит.

– Вы злая и подлая дрянь! Воспользовались моим доверием и сделали своё черное дело, не считаясь не с чьими жизнями. Не с моей, не с его, – Ника ткнула рукой в сторону Ольфа.

– Ты негативно ко мне настроена. Это обычно укорачивает жизни, дорогуша. А жизнь этого недотёпы, – она улыбнулась Ольфу, – изменила не я, а ты. Кто наливал ему снадобье? Ты ведьма и есть, правда Виталий?

– Дрянь поганая, – кивнул Ольф-Виталий. – Ненавижу.

– Если ты, сволочь, меня ненавидишь, то как прислуживаешь этой ведьме? Она же как я выглядит! Как объект твоей ненависти! – резонно заметила Ника, еле сдерживаясь, чтобы не влепить ему по лбу.

– Тело твоё меня всегда устраивало, хоть и не родила мне, слава богу. Я твоего козлячьего блеяния не переношу. Пойми ты это, тряпка половая!

– Какой милый разговор! – всплеснула руками мадам, – сдается мне, я разрушила не самую крепкую семью в мире.

– Неужели ради того, чтобы подставить меня, вы убили бедного виконта?

– Ты много о себе думаешь. Кроме этого, – она провела рукой по телу, – толку от тебя никакого. Виконт жив. Правда после приема снадобья, его разум будет слегка… поколеблен. Как у маленького мальчика. А всё остальное будет прекрасно работать, если ты понимаешь, о чем я. Маркграф будет счастлив отдать тронутого наследника хоть за кого-нибудь. А я уж его осчастливлю, так и быть.

– Бог вас за это накажет. Или небеса. Не знаю в кого вы там верите. Вернее, понимаю уже, но добро всегда сильнее зла, так и знайте.

– Милая, наивная дурочка. Ты когда к гадалке пошла – это тебе твой разум лично приговор подписал.

– Ольф, – обратилась она к застывшему в подобострастной позе Виталику, – сходи позови людей, пора осветить эту ночь светом очищающего костра. Из тебя, дорогуша, получится кучка угля, но, если это тебя может утешить, сначала ты будешь благоухать как бараний шашлык.

Ника изо всех оставшихся сил рванула к выходу, пытаясь обогнуть стоящего на дороге Ольфа, но тот, вовремя угадав ее маневр, прыгнул на нее сбоку, сбивая с ног на пол и, крепко вцепившись в её волосы, прижал её голову к полу.

– Еще одна твоя просьба исполнена, – похлопала в ладоши мадам. – Ты опять сошлась с мужем! Браво!

Выйдя в коридор и подойдя к небольшому стрельчатому окну, мадам Мелисса вытянула шею и звонко крикнула.

– Эй, все сюда, она здесь!

Знакомый топот возобновился и спустя минуту помещение было забито наполнившими его людьми.

– Она? – спросил маркраф, когда десятки рук, щипая и дергая, оторвали её от пола и поставили на ноги.

– Так точно, Клара-отравительница! Ведьма, – радостно подтвердил хор голосов.

– Чем ты его опоила? – спросил маркграф у Ники.

– Я клянусь вам, что этого не делала. Это мадам Мелисса…

Ника захлебнулась кровью из разбитого рта, когда кулак Ольфа ударил её по лицу.

– Она будет пытаться оклеветать каждого, – сурово прокомментировала мадам. – А особенно нас, поймавших её. Но теперь твои руки связанны, ведьма! Как ты сможешь нас отравить, кроме твоих речей?

Маркграф кивнул:

– В цепи ее и в подвал. Если к утру не выдаст яда, ведьму сжечь.

– Зачем тянуть до утра милорд? Не забывайте, это ведьма. Если жечь, то прямо сейчас, чтобы ее покровители, питающиеся мраком ночи, пришли в ужас от её бесславной кончины.

– Разумно, мадам Мелисса. Кастелян, распорядитесь собрать костёр. Я не дам силам зла даже малейшей попытки закрепиться на нашей земле.

Поти обезумевшая от страха Ника совершенно потеряла дар речи и не смогла вымолвить ни слова в свою защиту. Слова словно встали колом в горле.

Довольная толпа неаккуратно потащила ее на руках по коридору и лестницам, по пути награждая беззащитную Нику ударами и плевками.

В центре двора быстро бегающие в темноте люди мгновенно собрали большую вереницу дров вокруг металлического шеста и обложили ее хворостом.

Приготовления были остановлены появившемся церковником.

Не верящая своим ушам Ника с жадной радостью слышала его разговор с маркграфом.

– Она будет сожжена сейчас же! – ревел маркгаф.

– Это никак не возможно, ваша милость, – твердо и решительно остановил его одетый в темную сутану монах. – Ведьма должна быть допрошена и приведена обратно к церкви. Покаяние — это необходимое для церкви условие. Сжечь можно после, маркграф.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Чертовы крючкотворы, – плюнул в сторону тот. – Ладно, в подвал её.

Нику стащили, больно ударяя об углы, в подземелье, по нескольким всё больше и больше воняющим плесенью лестницам. Кинув ее как мешок картошки на жалкие остатки полусгнившей соломы в центре помещения, толпа покинула ее, наградив на прощание плевками. Дверь захлопнулась и Ника осталась в полной, глушащей словно вата темноте.

Страшно было до такой степени, что Ника не смогла даже поплакать – так сильно спазмированные страхом мышцы сжимали грудь.

Прошло долгое, почти неисчислимое в темноте время, когда раздался шум и двери темницы снова распахнулись, ослепляя девушку нестерпимым светом факелов. В помещение втолкнули еще одного человека, и дверь за тюремщиками опять захлопнулась.

– Кто здесь? – дрожа от страха, спросила Ника.

– Это Гунилла, девочка. Наконец-то мы нашли время и место поговорить…

– Гунилла, милая! Я так рада что ты здесь!

– Большей глупости не сказать, даже если постараться, – закашлялась та.

– Ой, я совсем не это…

– Да я понимаю, ничего. Не каждый день попадаешь в подвал.

– Гунилла, они правда хотят меня сжечь?

– К сожалению, да. Правда.

– Но я же не ведьма! Ты-то знаешь правду.

– Для них ведьма.

– Это какой-то дурной сон… – тут Нику словно прорвало, и она заревела в голос.

– Поплачь, девочка... Как следует поплачь, – Гунилла нашарила ее в темноте и, опустившись на солому рядом, погладила Нику по голове. Пока это самое лучшее из всего, что ты можешь сделать…

Ника еще долго рыдала в темноте, пытаясь найти утешение в объятьях знахарки.

Наконец ее всхлипывания закончились, и она обессиленно замолкла.

– Вот и славно, – заключила Гунилла. – Теперь можно и поговорить. Время до утра есть.

– Она – само зло! – всхлипнула Ника. – Ведь она-то и есть ведьма, неужели всем не понятно?

– Всем нужны простые ответы. А ты самый простой. Она всё перевела на тебя.

– Она сказала мне, что отравила виконта, но не насмерть, а так, чтобы он превратился мозгами в маленького ребёнка и стал ей во всем послушен. Она сделала из него идиота.

– Ну вот видишь – не всё так плохо. Даже в самые тёмные закоулки проникает свет. Она излишне самоуверенна, и это может сыграть против неё. Это очень хорошая новость. Очень. Очень хорошая новость! – развеселилась Гунилла. – Прежде всего ты скажешь, что отравление виконта можно повернуть вспять и вылечить его.

– Как я это сделаю?

– Я тебя научу. Если виконт выживет, все карты будут лежать по другому. Так что сразу кричи, что ты можешь вылечить его, поняла?

– Да, конечно, поняла. Что же мне делать?

– Запоминай. Тебе нужен мышиный помёт.

– Что за глупость Гунилла! Не пугай меня.

– Это ты не будь глупой. Мышиный помёт — это самое главное в этом деле. Его нужно растворить в кислом вине и влить в больного. Затем следить за ногтями. Если они посинеют, значит поможет настойка лаванды и горчицы на шкуре ежа. Если нет, значит всё намного серьёзней и требуется кровавый оборот на святой воде, и церковь будет сильно против. Но если маркграф захочет, он сможет продавить даже церковь на своей земле.

– Я даже приблизительно не понимаю, как мне это делать. Это звучит для меня как полная околесица!

– Бери меня в помощь. Если мы не выберемся отсюда вдвоем, пропадем обе. И еще. Помнишь ту смесь, что я дала тебе выпить накануне? – ехидным голосом поинтересовалась Гунилла. – Если они успели подпоить маркграфа, и он им теперь послушен, то может выйти довольно смешно.

– Почему, Гунилла?

– Есть шанс, что он и тебе теперь будет послушен, – захихикала она.

Ника не находила, чему тут можно радоваться, даже на секунду.

Остаток ночи прошел в тревожных разговорах и долгих, молчаливых паузах.

Наконец, тишина подземелья была нарушена топотом спускающихся по ступеням ног. Щелкнул замок, и в отворившуюся дверь ввалились стражники, ослепляя заключенных светом факела. Подпихиваемые древками алебард, пленницы, спотыкаясь, с трудом нащупывая склизкие ступени, поднялись на поверхность, к ослепительному утреннему свету.

Миновав полный народу двор, с неприязненными криками встретивший появление женщин, пленницы были доставлены в обеденный зал, по такому случаю переоборудованный в судилище.

Центральный, длинный стол был сдвинут в сторону, и в центре помещения возвышалось огромное кресло, по всей видимости ужасно неудобное, с высокой, прямой спинкой. Занимавший его маркграф, сидел прямо. Как палку проглотил, подумала Ника.

По бокам от него находились пара небольших, обеденных столов с лавками. Слева сидела мадам Мелисса, с ненавистным Виталиком в дурацкой оболочке Ольфа. Справа церковники, во главе со святым отцом – всё в той же тёмной сутане.

На камнях пола, в самом центре красовался мелом очерченный круг, а по краям круга, за колышки лапами, были привязаны шесть куриц. От вида этого круга с привязанными курицами у Ники подкосились ноги, и она еле удержала равновесие, опершись на Гуниллу. Пленниц втолкнули в центр круга и ударом сзади, по ногам, заставили стать на колени, обращаясь лицом к центральному креслу.

Маркграф долго, с брезгливой ненавистью разглядывал стоящих на коленях женщин.

Наконец, он повернулся к церковнику и, глядя сверху вниз, кивнул:

– Ты хотел вернуть её церкви, святой отец. Приступай.

Монах кивнул и, поправив стоячий, тесно врезающийся в горло воротник сутаны, спросил у глядящей на него со страхом Ники:

– Признаешь ли ты господа нашего и всех его пророков и святых мучеников за веру?

– Да, конечно. Признаю, – кивнула Ника, еле выговорив эти слова пересохшим от волнения ртом.

– Пусть назовёт пять символов страдания и веры, – немедленно влезла мадам Мелисса. – Если неназываемый позволит ей произнести эти слова.

Все с вниманием уставились на Нику.

– Я просто… просто не знаю… Я не ведьма! – потерянно замерла она, не зная, как ответить на это.

– Тут всё и всем понятно, – величаво произнесла мадам и была удостоена кивка с высокого трона.

Церковник поднял руку, привлекая к себе внимание.

– Некоторые ведьмы не виновны, в том, что они ведьмы. И если она отречётся от злого и признает церковь, возьмёт путь очищения в свои руки и сожжет сама себя, дорога на небеса для неё приоткроется.

У Ники от услышанного закружилась голова и как барабан, забил в висках пульс.

– Она никогда не признается, ваша милость, – обратилась Мелисса к насупленному маркграфу. – Даже если они не смогут вырваться из охранного круга, они вполне смогут начать отравлять всё вокруг словами, вот увидите. Не ждите исправления там, где его быть не может. После того, что они сделали с виконтом, огонь — это единственная плата и мера очищения.

– Вы совершенно правы, мадам Мелисса. Мы теряем время, святой отец, - кивнул маркграф.

– Когда небеса создавали время, они создали его достаточно, – парировал монах. – Нам всем нужно добиться от неё правды и исправления. Пусть расскажет всё её содеянное и сама всё исправит, убрав себя во имя господа.

Мадам Мелисса, видя колебания маркграфа, вскочила с места и крикнула:

– Огонь рассудит! Если она не ведьма – она не сгорит!

Маркграф кивнул, соглашаясь. Он принял решение и поднял руку, собираясь огласить его.

– Давай, – толкнула ее в бок Гунилла. – Времени больше нет!

– Вы не имеете права сжигать меня, пока есть возможность вылечить виконта, – крикнула Ника, звонким, срывающимся на высокий тон голосом.

Всё замерло, словно на видеомагнитофоне включили паузу.

Первым кивнул маркграф:

– Это нужно выслушать.

Мадам Мелисса, вскочив на ноги, закричала:

– Неужели вы не видите, ваша честь, она пытается командовать вами, наплетая колдовские чары! Жгите её немедленно! Пока не поздно!

– Вы правы, мадам. Сжечь её, пока не поздно. Взять и сжечь, к черту покаяние. Взять ее, – отдал приказ маркграф.

Стража кинулась исполнять приказ.

– Отмените ваше решение, я не ведьма! Я могу вернуть вам виконта, – заорала Ника.

– Оставьте её, она права. Стоит попробовать, – остановил стражу маркграф.

– Сожгите её маркгаф!

– Вы правы, сжечь её! – отдал приказ он.

– Дайте мне вылечить виконта! – кричала Ника.

– Она права, нам нужно попробовать спасти моего сына, – остановил сам себя маркграф.

– Именем церкви я останавливаю этот суд и требую разбирательства инквизиции! – проорал монах, и зал охватила тишина.

– Вы не имеете права распоряжаться на моей земле, святой отец. Тут решаю только я один!

– Только не в том случае, когда вы под чарами.

– О чем вы, порази меня гром?!

– Вспомните, только что вы пять раз переменили своё решение. Так не бывает!

Маркграф изумлённо задумался.

– А ведь вы правы, черт побери. У, чертова ведьма! – погрозил он кулаком Нике. – Я даю право церкви продолжить расследование.

Церковник довольно кивнул, поднимаясь из-за стола и поправляя на себе сутану. Потом поднял с пола небольшой сундучок и показал его присутствующим.

– Ты знаешь, что это Клара?

– Нет, – замотала та головой.

– Это святые дары. Если попробуешь колдовать, будешь спалена святым огнем на месте. Итак, Господу любезны все создания, даже оступившиеся. Расскажи нам всё по порядку, Клара, ничего не пропускай.

Глава 10

– Я не собираюсь слушать ведьмины истории, – поднялась с места мадам Мелисса. – Когда придет время костра, дайте мне знать. С удовольствием вдохну её очищение.

– Я попрошу вас остаться, мадам, вы важный свидетель, – настойчиво попросил монах.

Мадам с неудовольствием опустилась на лавку.

– Мадам Мелисса имеет право сама выбирать, что ей делать, – вдруг выкрикнул Ольф.

Маркграф благосклонно оглядел кричащего и сказал, обращаясь к стоящей рядом охране:

– Дать ему десять плетей, и на пять дней на хлеб и воду, в подвал.

– Прошу вас, ваша милость, не надо. Он просто чересчур близко воспринимает несправедливость по отношению к фрейлине двора, – попросила мадам.

– Ну хорошо, пусть сидит при вас, только если он откроет рот опять, я распоряжусь зашить ему туда крысу – для науки о правилах хорошего тона и поведении в высоком обществе.

Ольф опустил голову вниз, смотря себе под ноги.

– Ты можешь начать, Клара. Только помни, о чем тебя предупредили, – разрешил монах.

Ника подняла голову и оглядела присутствующих, пытаясь собраться с мыслями.

– Я не ведьма. Клянусь всем святым для меня, я не ведьма и никого не травила. Не виконта, и никого другого. Поверьте мне, милорд, – обратилась она к маркграфу.

– Звучит логично, – согласился маркграф.

– Перестань обращаться к его светлости, кухарка, иначе мы примем к тебе меры обуздания, – возмутился монах.

– Если на то пошло, – нашла в себе силы возмутиться Ника. – Я не кухарка. То есть не только кухарка. И я знаю, как вылечить виконта. Даже если кому-то это не выгодно! Не надо на меня так смотреть, мадам Мелисса. Ваш план по отравлению не удался, потому что я встану у вас на пути! Посмотрим, кого сожгут после выздоровления его милости!

– Её ртом говорит неназываемый, это же всем понятно? – с брезгливостью произнесла мадам. – Вы, милорд не должны позволять этой гнусной лжи литься вокруг. Она заразит всех этим гнусным наветом. Сжечь гадину, пока не поздно!

– Согласен, – кивнул маркграф. – Время не ждёт!

– Хватит, – вмешался монах. – Я призываю вас также, мадам, не обращаться к маркграфу. Вы соглашаетесь со всем, милорд!

– Тьфу, – сплюнул маркграф. – Ты прав. Что за бесовщина! Пусть она скажет, как вылечить виконта, – указал он на Нику.

– Мне нужно кислое вино, лаванда, горчица и мышиный помёт. И через пару дней виконт придет в себя, – пошла ва-банк Ника.

– Мышиный помет, – рассмеялся маркграф. – А больше тебе ничего не нужно?

– Шкура, – подсказала Гунилла.

– Да, шкура ежа. Мне ещё нужна шкура ежа.

– Старая шкура, – добавила Гунилла. – Чем старее, тем лучше.

– Звучит как безумие, – прокомментировала мадам. – Вы же не позволите ведьме поить несчастного виконта этой дрянью?

– Действительно дрянь, – согласился маркграф. – Что скажет церковь?

– Ничего странного в этих сочетаниях церковь не видит. Простые знахарские ингредиенты. Если это поможет виконту, то надо попробовать. Привяжем её, чтобы не сбежала, поставим охрану. Если виконту не станет лучше, сожжём её к славе господней.

– Послушайте себя! Что вы говорите! – заверещала мадам. – Вы собираетесь дать ведьме недоотравившей виконта, закончить своё дело? Я не верю своим ушам и мои глаза отказываются верить, что это происходит на самом деле! Неужели вы не видите, что околдованы её лживыми обещаниями! Я призываю небо в свидетели, очнитесь, вы обмануты ведьмой!

– У вас есть предложение, как спасти виконта, мадам? – осведомился монах. – Вот то-то же.

– Вы погубите и виконта, и ваши души, – торжественно пообещала мадам Мелисса, поднимая руку.

– За души тут отвечаю только я, – негромко произнес церковник.

Женщина с нескрываемой ненавистью посмотрела на него.

– Во дворе будут очень рады узнать, какими методами вы тут в глуши пользуетесь. Неслыханно! Я не собираюсь и дальше присутствовать при унижении здравого смысла, – она поднялась и одернув платье, вышла из зала, высоко подняв подбородок.

Маркграф почесал всей пятернёй у себя в затылке.

– Решено! В цепь их, и к несчастному виконту. Охрану рядом. Глаз не спускать, всю необходимую дрянь выдать. Проследите, святой отец. Или несчастный виконт придет в себя, или они пожалеют, что не воспользовались лёгкой смертью на костре. Увезти!

Пихаясь в спину, стража погнала их наверх. Кастелян и церковник шли сзади, о чем-то договариваясь. В комнате виконта, всё так же находящегося без сознания и неровно дышавшего, каждой на ногу была прикреплена цепь, которая проходила под массивной кроватью больного, что давало возможность делать пару шагов туда-сюда, но фактически сковывало не хуже клетки.

Кто-то из обслуги притащил всё необходимое для предстоящего лечения, церковник уселся в кресло и, сложив руки на груди, пристально принялся наблюдать за происходящим. Один из охранников расположился на полу прямо рядом с окном, другой занял позицию у двери, облокотись на стену. Было видно, что дело своё они знают хорошо и могут провести так большое количество времени.

– Я не понимаю, как я ещё не сошла с ума, – тихо шепнула Ника знахарке, стараясь, чтобы ее голос не долетел до внимательного монаха. – Такого ужаса я даже в телевизоре не видела.

– А что такое телевизор?

– Сложно объяснить. Показывает новости из далёких мест.

– Понимаю. Вроде дурман травы. Но новостям, полученным дурманом, не всегда можно доверять.

– Ну… Похожая штука, на самом деле, – согласилась Ника, улыбнувшись.

Смешав все ингредиенты в глиняных черепках под чутким присмотром монаха, Гунилла подала одну из плошек Нике и кивнула.

– Вот так хорошо будет. Вроде.

– Вроде? – тихо ужаснулась Ника. – Я думала, ты знаешь!

– Тут от много зависит. Помёт вроде нормальный, а с вином никогда не угадаешь, – бурчала себе под нос Гунилла. – Надо дать ему выпить, – кивнула она на виконта.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Давай, – разрешил монах.

Ника, осторожно присев рядом с тяжело дышащим больным, просунула одну руку ему под голову и приподняв, аккуратно влила в потрескавшийся рот приготовленную смесь. Жидкость легко скользнула по пищеводу больного, даже не помешав его дыханию. Вернув голову виконта обратно на подушку Ника уже знакомой тряпкой вытерла пот, выступивший на скулах и груди спящего.

– Теперь будем ждать, что покажут ногти. Заодно смесь должна настояться.

– Думаешь получится? – с надеждой спросила Ника.

Гунилла кивнула головой, одновременно пожав плечами.

– Возраст ежа важен. Шкура лежалая должна быть достаточно. Врачевание – точная и сложная наука, всегда надо надеяться на лучшее.

– О господи. У вас с медициной почти как у нас. Только у вас ежа проще достать, как я понимаю.

***

Время тянулось как смола, засасывающая комара и на глазах превращающаяся в янтарь.

Сидеть на полу молча, рядом с постелью больного было до крайности скучно. Несмотря на только что пережитый ужас от близкой встречи с костром, молчаливое ожидание в одном помещении со всей этой компанией не радовало Нику совсем. Ей хотелось радоваться дополнительному моменту жизни, видеть просторы долины, зелень растущей жизни и очищающую силу реки, а вместо этого приходилось смотреть на уже знакомые камни пола и слушать лёгкое похрапывание церковника, прикорнувшего в кресле.

Охрана тоже потеряла бдительность, после нескольких часов ожидания, но спать не спала, видимо сказывалась выучка. От нечего делать, Ника начала рассматривать камни, которыми было вымощено помещение. Прямоугольные и квадратные, разного размера и зачастую совсем разных форм, вместе с тем находясь в общей кладке, они обеспечивали ровное, с небольшими швами покрытие пола.

«Странно», – задумалась Ника. – «Я даже не с нашими улицами сравниваю, но, если вспомнить, какой нам в прошлом году ремонт на кухне сделали, есть чему изумиться. Как можно совершенно неровные камни, так ровно уложить, а абсолютно ровную плитку дома, как получится? Тут нужно особое умение. Дар».

Устав наблюдать пол, девушка вернулась на край постели, сев рядом с больным. Опять оглядела его руку – ногти оставались без изменений, слегка розовыми, как и прежде. Пара колец, одно с желтым, мутным камнем, а другое с вылитой из металла мордой тигра, украшала руку. Скоро они с его пальцев спадать начнут, подумала Ника – если он так останется.

Жалко. Красивые кольца. Очень ему идут. И ремень, плетёной кожи на запястье. Ника опять вгляделась в очертания лежащего без сознания виконта. Густые ресницы. Точеный, гордый профиль. Ей захотелось провести пальцем по его профилю, чтобы просто понять для себя этот изгиб, и она уже протянула было руку, как с другой стороны постели ей цыкнула зубом Гунилла.

Ника вопросительно подняла на нее глаза, и Гунилла скосила свои вбок, напоминая об осторожности. Проследив за ее взглядом, Ника наткнулась на цепкий, пристальный взгляд из-под полуопущенных ресниц церковника, который продолжал похрапывать. Ника отдёрнула руку и пожала плечами, показывая, что ничего не замышляла. Ресницы монаха снова сомкнулись, но теперь Ника точно знала, что он не спит, а находится настороже.

Где-то в послеобеденное время стражу сменили, должно быть на обед. Ненадолго выходил церковник, смененный одним из монахов. Ника, рассеянно наблюдая набившую уже оскомину обстановку, мельком подумала – мол хорошо, что хоть в туалет не надо, не представляю, что они предложат. Горшок?

Вернувшийся с обеда монах кинул им по нечищеной, но хорошо вымытой репке. Гунилла немедленно впилась редкими зубами в овощ, а Ника сначала осмотрела его со всех сторон, удивляясь полному отсутствию у себя аппетита. По всей видимости, организм был озабочен другими делами. Типа спасения жизни.

Но поддержать его надо, подумала Ника, откусывая сочную, с горчинкой, но на вкус абсолютно не сытную репку. Медленно, тщательно жуя – торопиться всё равно было некуда – она прикончила овощ. В общем, понятно, почему тут так мало полных людей. Добавки особо не хочется.

Раздумывая куда бросить несъедобный кусок ботвы, девушка взглянула на руку виконта и взвизгнула. Гунилла немедля со своей стороны кровати вцепилась во вторую руку больного, тщательно разглядывая ногти. Церковник, разом вскочивший с кресла, через мгновение был рядом. Даже стража, чувствуя изменение момента, встрепенулась, непонятливо оглядывая происходящее.

– Синие, – торжественно объявила Гунилла. – Нужно пить настой, сейчас!

Монах тихо кивнул, соглашаясь и разрешая. С помощью знахарки Нике удалось влить неприятную на вид, бурую смесь виконту в горло.

Брр! Нику даже передёрнуло от отвращения, когда она на минуту представила, что пьёт это зелье.

– Ты про лечение дергаешься? – поинтересовалась знахарка. – Это ты зря. Наше лекарство лёгкое. Ты еще настоящего зелья не видела. От болот. От него даже я охаю, а я много повидала.

Прошло несколько томительных часов. За окнами наступил сизый вечер, сменившийся непроглядной, безлунной ночью.

С виконтом никаких изменений не происходило, разве что дышать начал менее отрывисто.

Церковник наконец отлучился, не оставив вместо себя никого, лишь строго предупредив охраняющих, сходящих с ума от безделия солдат следить в оба глаза за происходящим. Они некоторое время даже сидели прямо, но потом, неспеша, расслабились и уселись поудобнее.

Знахарка выглядела как памятник самой себе, мерцая в колеблющемся огоньке горящего в чашке масла. Неподвижная и даже не моргающая глазами – казалось, она может так просидеть вечность.

А Ника никак не могла найти себе места. Наверное, это был самый длинный день в её жизни.

– Гунилла, давай поговорим, – попросила Ника. – А то я с ума сойду от этого наблюдения.

– Давай, – согласилась знахарка. – Как тебе понравилась репа? Как по мне, так немного недозревшая, рановато выдернули. Еще неделю посидела бы, не помешало.

– О господи… Что ты такое говоришь?! Нам смерть светит, а ты о репе!

– О смерти нет смысла разговаривать, – помотала головой знахарка. – когда ты есть – ее нет, когда она есть – тебя нет. Ты с ней толком не встречаешься. А репа могла бы быть и более зрелой.

– Это дурдом какой-то, – прокомментировала Ника. – Тебе не о чем со мной поговорить, кроме этой дурацкой репы? Я же к вам из другого мира пришла, неужели это тебя не интересует? Спроси, как мы там живём, что делаем? Наконец, спроси есть ли у нас репа, если других вопросов нет!

– Ну, есть у вас там репа? – поинтересовалась Гунилла.

– Представь себе, есть, – едко ответила Ника. – И не только.

– Понятно, – кивнула знахарка, отворачиваясь к виконту.

– Вот про тебя точно можно сказать, что ты человек не любопытный, Гунилла.

– Меня сейчас больше вот он, – кивнула знахарка на больного, – интересует. Тут важно не упустить момент, когда душа обратно в тело полностью впрыгнет. Не упустить.

– Думаешь получится?

– Одно из двух – либо получится, либо не получится.

– Спасибо, – вздохнула Ника отворачиваясь. – С тобой поговоришь, сразу легче становится.

Среди ночи виконт начал непрерывно икать, что очень возбудило знахарку и немедленно проснувшегося церковника, уже вернувшемуся к этому времени. Потом больного вырвало на тряпку, загодя Гуниллой подложенную.

– Хорошо, – кивнула она. – Ёж гуляет.

Ника опять содрогнулась, представляя себе, чего там и как гуляет.

Когда виконта вырвало второй раз, глаза его судорожно открылись и в этот момент знахарка, подскочив к нему, сцепленными вместе руками, нанесла ему удар в грудь, и заорала.

– Останься!

Виконт выпучил на неё непонимающие глаза и что-то слабо промычал. Он попытался поднять от подушки голову, но обессиленно свалился обратно и закрыл глаза.

Ника подняла взгляд на Гуниллу и вздрогнула, встретив на её лице радостную, торжествующую улыбку.

– Меня ещё моя бабка учила ежа водить. Как раньше делали. Всё люди умели, не то что сейчас! – и она с превосходством посмотрела на монаха.

– Посмотрим, посмотрим… – с сомнением повторил тот, теребя пальцами.

– А ты говоришь репа, – с укоризной сказала она Нике.

– Сообщите маркграфу, что виконт приходит в себя и, конечно, мадам Мелиссе, – рванулась Ника к церковнику.

– Мадам Мелисса и её свита, в ответ на неподобающее обращение, – ответил тот, – покинули замок.

Глава 11

Кто ты, старая ужасная женщина? – первым делом спросил виконт, открывая глаза. – Я что умер и попал в ад за мои дела? Или ты просто не очень красива?

– В следующий раз, когда вас будет нужно лечить, я позабочусь о том, чтобы в зелье было больше слабительного. Тогда ваши мысли, мессир, будут заняты другим.

– Это добрый ангел, Гунилла, – вступилась за знахарку Ника. – Она на самом деле спасла вас.

Виконт перевёл взгляд на Нику и узнавающе кивнул:

– Тебя помню. Впрочем, и её тоже помню. Её разве забудешь, раз увидев? Я её с детства помню. И не люблю. Каждый ее настой отвратительнее предыдущего.

– Я приму это как благодарность, так и быть, – решилась знахарка. – Что взять с больного.

– Как вы себя чувствуете, виконт? – подошедший церковник внимательно осматривал лежащего.

– Как может себя чувствовать человек, побывавший на том свете? Живым я себя чувствую.

– Хвала небесам! – воздел руки вверх монах. – Только с их изволения мы и можем ожидать чудес. Это, поверьте мне, чудо, что вы снова с нами. На чудеса господни только и можем мы уповать.

– А что вы сделали, чтобы познакомить меня с организаторами этого чуда? Надеюсь, они уже задержаны?

– Контрольные посты со святыми дарами указали на прилив зла в этой области, но наши средства, хоть и ниспосланы небом, но отнюдь не совершенны. Все указывало на вину кухарки Клары, но их роль в вашем исцелении и возвращении несколько ослабляет эту гипотезу.

Позвенев цепью соединяющею её с Гуниллой, Ника снова забеспокоилась.

– Вы же верите милорд, что мы здесь ни при чём?

Виконт косо улыбнулся и подтянул себя на локтях выше к изголовью кровати.

– А где в данный момент находится благородная мадам Мелисса? – поинтересовался с видимым равнодушием.

– Мадам и ее экскорт покинули владения, оскорбленные некоторыми нашими… действиями, – объяснил церковник.

– Будьте добры, святой отец, немедленно выслать погоню по их следам. Они лишают меня возможности лично извиниться перед ними.

– Я не думаю, что мадам согласится вернуться в замок – даже для извинений, милорд.

– Выслать отряд достаточного размера, чтобы убедить их выслушать извинения. Сейчас же!

Церковник осторожно поинтересовался:

– Вы знаете нечто, чем хотели бы поделиться со мной милорд? Отряд, сопровождающий мадам, может нехорошо воспринять такое приглашение.

– Ничего, – отмахнулся виконт. – Применить силу – для сомневающихся.

– Какую? – осторожно поинтересовался монах.

– Любую! Мадам должна быть доставлена сюда немедля!

Коротко кивнув, церковник вышел, на ходу жестом забирая за собой ничего не понимающих охранников, с интересом наблюдавших за разговором.

– Цепь! – крикнул им вслед виконт, и, по отмашке монаха, охранники сняли ненавистную цепь, ругаясь на непослушный, плохо работающий ключ.

– Распорядитесь, чтобы мне доставили вина, немедленно! – добавил, кивая Гунилле.

– Вам ещё рано пить вино, милорд! – всполошилась та. – Лучше если смешать молоко и…

– Тут я знахарь не хуже тебя, женщина. Вина и быстро.

Знахарка, ворча, удалилась.

Виконт резко сел в кровати. Но тут его резко качнуло назад, и он в изнеможении упал на подушки.

– Вам действительно еще рано вставать, милорд, – попробовала урезонить его Ника.

– Ещё одна, – проворчал он. – Где это чертово вино? Они там что, начали его из ягод выжимать только что?

– Вам следует отдохнуть милорд, – улыбнулась Ника. – Вы были на краю жизни.

– Ты даже не представляешь себе, где я был. Так что время не ждёт!

Замызганный служка с кухни, робко стукнув в дверь, внес в комнату бурдюк с вином и большую головку копченого сыра.

Вырвав у него из рук бурдюк, виконт развязал закрывающий узел и присосался к содержимому, с наслаждением булькая и проливая немного себе на грудь.

Высосав чуть ли не треть, он в изнеможении откинулся назад и, покрутив в руке кусок сыра, бросил его обратно на постель. Рявкнул служке:

– Зажарить мне кусок мяса. Сейчас!

Подхватившись, служка со всех ног бросился исполнять приказание.

– Ты молодец, – бросил виконт Нике. – Помоги мне стянуть штаны. Впрочем нет, отвернись.

Пыхтя и ругаясь, мужчина кое как стянул с себя одежду и, качнувшись, встал с постели.

– Полей, – ткнул он пальцем на стоящий рядом с кроватью кувшин с длинным носиком.

Старательно отворачиваясь, чтобы не смотреть куда не надо, Ника со спины тонкой струйкой пустила воду на шею виконту.

– Больше, – прорычал он, тщательно растирая себя ладонями и явно взбадриваясь от холодной воды.

Когда последний тонкий ручеек из кувшина стек с его тела на камни пола, он тщательно вытер себя ладонями, смахивая оставшиеся капли и, показав на один из сундуков, скомандовал :

– Свежую одежду.

Ника кинулась к сундуку и, торопясь, достала первое что попалось под руку – какой-то ярко синий кафтан. Протянула его в сторону виконта, стараясь смотреть только в глаза, чтобы отсечь от своего внимания всё остальное.

– О боги… – недовольно вздохнул тот и, отодвинув её, вытащил из сундука и ловко надел холщевые, свободные штаны и кожаную безрукавку. – Ты что, решила, что у нас война? Может мне шлем с забралом напялить?

Его шатнуло и Ника, подскочив, подхватила его под локоть.

– Так пойдёт, – согласился он, протягивая руку и откупоривая бурдюк с вином.

– Пошли на кухню, – скомандовал он, опираясь на её локоть. – Мясо само себя не съест.

По дороге к кухне виконт набрался сил и в помещение ворвался как небольшой локальный вихрь. Проигнорировав радостные возгласы, раздавшиеся при его появлении, прошествовал прямо к открытому очагу, где над углями уже шкворчала баранья нога, надетая на большой шампур, за которым следил давешний служка.

Похвалив следящего, виконт схватил шампур и, перекидывая его из руки в руку, чтобы не ожечься, потащил к ближайшему столу. Вывернул из деревянной миски лежавшие в ней яблоки прямо на стол, сунул туда шампур с мясом и, вытянув из поясных ножен кинжал, начал срезать верхние, зажаренные пласты. Первый, ещё скворчащий, он засунул себе в рот. Ожигаясь и ворочая кусок зубами, начал кое-как его жевать, постоянно выдёргивая его обратно и усиленно дуя. Наконец, набив рот мясом, он отрезал следующий кусок и протянул его Нике, пытаясь что-то сказать полным ртом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Спасибо, – кивнула она, принимая кусок и аккуратно, сдерживая голод, откусила кусочек. – Очень вкусно!

– Эфо! – торжествующе проорал виконт.

– Что? Извините? – не поняла Ника.

– Мясо! – повторил он, прожёвывая. – Я всё время хотел жареного мяса, когда лежал.

– Вы хотите сказать, что помните чего хотели, когда лежали в забытьи?

– Нет, – отрезал виконт, подхватывая кубок из рук приближающегося служки и залпом отхлёбывая из него. – Я не лежал не в каком забытьи. Мой мозг словно разделился на две половины, одна спала там, на постели, а вторая находилась в хрустальной, зыбкой комнате и всё слышала. Я слышал весь ваш разговор с мадам Мелиссой и её ошмётком. Если ты права, и у неё твоё тело, то я могу только представить, что будет, если соединить его с твоими мозгами. Создавая тебя, господь не лентяйничал.

Ника неуклюже улыбнулась.

– Я всех слышал, ничего только не мог сказать, уплывая всё дальше, – он вытер жирные от мяса руки о доски стола. – Почему-то во сне я страстно ненавидел именно знахарку. Словно она хотела мне причинить боль и вернуть обратно. Впрочем, я её с детства не переношу. Однажды она лечила мне зуб. Ума не приложу, почему я не объявил ей кровную месть? Я чересчур мягок, сознаюсь.

– Что вы собираетесь делать теперь, милорд?

Виконт опять приложился к кубку и отрезал от жаркого еще по куску, себе и для Ники.

– Мадам Мелисса желала выйти за меня замуж. Страстно хочу поговорить с ней. Узнать, не изменила ли она своё решение.

***

Перекусив, виконт отправился к отцу – обрадовать старика или «как получится», по его словам. Нику он попросил ждать в его комнате и никуда не отлучаться. Одобряюще положив ей руку на плечо, он добавил:

– Нам здорово повезло с тобой, Ника. Я правильно запомнил твоё имя? Захвати с собой корзину еды наверх – терпеть не могу сновать туда-сюда в суете, когда нужного нет под рукой.

Вернув кинжал обратно в ножны и придерживая другой рукой клинок у бедра, виконт твёрдой, уверенной походкой удалился. Ника же некоторое время смотрела ему вслед, удивляясь прыгучести и мощи поступи, с которой так недавно, казалось бы, безнадёжно больной, передвигается.

Набрав с помощью заискивающе заглядывающего ей в рот повара снеди в корзину, девушка поднялась на верх. У самых дверей комнаты, прямо на плитах пола, опершись спиной на стену, ожидала Гунилла, плетя что-то из разноцветных тряпочек и ремешков.

– Ты голодная? – спросила у неё Ника. – Я тут еды принесла, кучу. Мясо, вино.

– Мясо я не ем. Долго объяснять… Но от вина не откажусь, – согласилась знахарка.

Она долго и медленно ела, макая хлеб в чашку с вином и тщательно пережёвывая получившуюся тюрю.

– Спасибо тебе большое, Гунилла, – поблагодарила её Ника. – Что бы я без тебя делала? И вообще все мы. Тот же виконт... Мелисса лишила бы его мозга и управляла бы им как младенцем. Вот ужас-то!

– Мальчишке никогда не везло на женщин, – прошамкала Гунилла, допивая свою кашу. – Это точно.

– У него были женщины? А ты можешь мне рассказать? Просто, интересно… – замялась Ника, поймав хитрый взгляд знахарки.

– Интересовалась лиса курицей… Как же, знаю, – усмехнулась она.

– Да я не в этом смысле, – окончательно смутилась Ника. – Просто я ведь ничего тут не знаю, помнишь?

– Ладно, не красней, – подбодрила Гунилла. – Каждой было бы лестно так общаться с ним, а ты даже греешь ему постель. Знахарка отложила еду и опять принялась за своё плетение. – Мальчишка был женат, но об этом не принято говорить.

– А что случилось? – подалась вперёд Ника.

– Ведьма, – отрезала знахарка. – Детей губила, застукали как у них кровь цедила. Этот вот церковник и застукал её тогда.

– И что?

– Знамо дело что. Сожгли проклятую.

– Ох, – дёрнулась Ника. – А виконт что?

– Знамо дело что. Ничто. В голову ему не залезешь, а так живёт, вроде... Уж как она его проклинала перед гибелью. Сказала с того света достанет, жизни не даст...

Гунилла, отложила плетение и задымила своей трубкой, подкурив от чадящего огонька осветительной плошки.

– А он что?

– Да что ты заладила – «что, что»? Ни что. Вон, жениться больше не хочет, хотя уже с самого двора к нему приезжают. Хотя видишь, какие приезжают? Не хуже первой. Видно, ему так на судьбе написано. Её бы конечно, с огнем допросить, много чего интересного бы сказала.

– А ты Гунилла, когда меня первый раз увидела – не удивилась. Ты таких как я уже встречала, сознавайся!

– Конечно встречала, чего тут сознаваться. Я всяких видела… Просто всех не разберёшь, каждый на свой лад.

– А как это всё работает, ты понимаешь? – взбудораженная Ника вскочила на ноги, чувствуя, что ответ где-то рядом.

– Немного понимаю, немного не понимаю. Больше не понимаю, конечно.

– Расскажи мне пожалуйста! – взмолилась Ника.

– Пожалуй расскажу, – решилась знахарка, помедлив. – Ваш мир и наш – соседи. Очень легко достижимы, если уметь. Ведьмы все к нам от вас приходят. А ежели мы тут какую поймаем, то только через огонь её обратно выкинуть можно. Вреда, конечно, много делают. Губят многих… Вон, церковь с ними борется, как может. Пока побеждает.

– А как они, то есть ведьмы, сюда приходят?

– Это мне не ведано, милая. Может через волшебный лаз, может ещё как. Я могу посмотреть иногда и понять наш или не наш человек, но тамошнего волшебства не знаю.

– Ведь эта Мелисса – она в моем личном теле, а сознание моё в другом. Как она это сделала? Как мне всё обратно перевернуть?

– Я тут тебе точно не помогу. Если вот живот у тебя заболит или захочешь парня влюбить, того же виконта… – весело подмигнула она, – тогда обращайся.

– О господи! – вскрикнула Ника, до смерти перепугав не ожидавшую такой реакции знахарку. – С этого всё и началось!

– Да помню я, помню, – успокоила ее Гунилла. – Но тут моей помощи мало. Найди подход к святому отцу! Хотя если честно, ничего он тебе не скажет. Свои тайны они как следует хранят, берегут силы.

– А ведьмы, которых к нам сжигают, помирают или нет? – Ника поняла, что нащупала нить.

– У нас тут, точно помирают, а как у вас не знаю. Была лет десять назад леди Адриенна, так её пять раз жгли, пока не избавились.

– Гунилла, ты понимаешь… – голос Ники даже задрожал от волнения, – ты понимаешь, что эта мадам Мелисса может быть прошлой женой виконта. Той, которую сожгли, а она опять через нас обратно сюда!

– Не думаю, – не согласилась знахарка. – Виконт бы её точно почувствовал.

– Кого бы я точно почувствовал? – переспросил входящий в помещение виконт, ухвативший конец фразы.

– Как вы себя чувствуете, господин? – сменила тему знахарка.

– Хорошо я себя чувствую, хорошо, – буркнул он себе под нос. – Буду тебе должен. Всё, разбирай собрание, время ко сну.

Гунилла, подмигнув Нике, поклонилась и вышла, оставив их вдвоём.

– Голодна? – спросил виконт у Ники.

– Нет, спасибо, всё в порядке.

– Чего тогда ждёшь, иди постель греть! – усмехнулся виконт.

– Я вас, между прочим, от смерти спасла, вместе с Гуниллой, – резонно заметила Ника.

– Это не причина, чтобы я спал в холодной кровати. Марш в постель, – скомандовал виконт.

Ника, неизвестно почему чувствуя неловкость еще больше, чем в предыдущие разы, разделась. Замечая краем глаза, что виконт старательно отворачивает голову, чтобы не смущать её.

Нырнув под покрывало и натянув его до ушей, девушка еще какое -то время наблюдала за читающим старые фолианты хозяином постели. Потом вдруг поняла, что смертельно устала. Глаза её сами собой закрылись, упав словно занавес на сцену, и волшебная мягкость подушки утянула её в водоворот сна.

Проснулась она где-то в середине ночи, когда к ней под покрывало, не заставив её покинуть постель как раньше, залез виконт. Привалившись голой спиной к её спине, мужчина через мгновение заснул, о чем говорило его размеренное дыхание и лёгкие, тревожные всхрапы.

А Ника до утра уже не спала, боясь повернуться и не представляя себе, как вести себя дальше.

Глава 12

Впрочем, когда стало светать, Ника незаметно для себя уснула опять, и спала крепко и глубоко, полным сном, правда полным всякой неразберихи и белиберды.

Снились ей тёмные коридоры замка, освещаемые тревожным светом факелов, Виталик, подсыпающий в суп отраву, и гадалка, убегающая вдаль коридоров. Ника во сне побежала за ней, стараясь нагнать, но тут на неё неожиданно свалилась одна из стен замка, и девушка проснулась.

Стены замка, а, точнее говоря, комнаты, были в полном порядке, но продолжать спать было решительно невозможно из-за тяжёлой руки виконта, придавившей её голову. Раскинувшийся спящий мужчина занял собой всё пространство кровати, захватив и её часть. Некоторое время Ника тихо лежала, полузакрытым глазом разглядывая снизу прижавшую её руку. Рука была мощной, загорелой, с налитыми канатами мышц под гладкой, бархатистой кожей.

Она чуть сдвинула нос и тихонько вдохнула воздух, соприкасающийся с рукой. От руки хорошо пахло, и Нике даже захотелось ещё чуть побольше полежать так, ничего не меняя. Только хорошо было бы устроиться капельку поудобнее. Девушка тихонько подвинулась, чтобы чуть освободить затекающий от неподвижного лежания бок… как вдруг поняла, что дыхание виконта изменилось и он, скорее всего, больше не спит.

Ника застыла, боясь даже дышать, и стала слушать, как дышит лежащий рядом. Через минуту стало понятно окончательно, что он делает тоже самое и слушает её. Ты – взрослая, опытная женщина, сказала себе Ника. Веди себя естественно.

Но как вести себя, находясь в одной постели с обнажённым посторонним мужчиной, опыт подсказывать отказывался. Ника немедленно вспомнила, что она тоже неодета, и эта мысль заставила застыть все мышцы. Стало очень неудобно. Как себя вести, если он…?

Виконт снял руку с её головы и сильно, с хрустом потянулся.

– Доброе утро, – произнесла она, не поворачиваясь и не глядя на виконта.

– Доброе, – согласился он.

– Я встану уже, наверное, – полу-утвердительно спросила Ника.

– Лежи, – последовал ответ. – Торопиться некуда.

– Вы не разбудили меня вчера, поэтому я осталась спать тут, – не зная о чем говорить, прервала затянувшуюся паузу Ника.

– Ты мне не мешала. Скорее, наоборот. Я прекрасно выспался, – ответил виконт и опять потянулся, так, что его бедро проехало где-то в районе её спины. Ника опять замерла.

– Вы долго читали вчера, когда я уже заснула. Что вы читаете, милорд? – пытаясь преодолеть неловкость, опять спросила Ника.

– Историю наук, написанную первыми монастырями.

– Хотела бы я тоже понимать, что там написано, – позавидовала Ника.

– Тебе правда интересно? – удивился он. – Никогда не встречал женщин, которых интересуют старые руны.

– Очень интересно. Если у вас будет настроение, вы могли бы рассказать мне об этом.

– Почему бы не рассказать, если ты интересуешься? Расскажу, пожалуй, – согласился он. – Но я хотел бы сначала послушать тебя. Расскажи про твой мир. Там, где ты жила.

Он повернулся на бок и, уперев голову о согнутую в локте руку, посмотрел на Нику.

Та же повернулась на спину и чуть отодвинулась. Повернуть голову к виконту, было неловко, его лицо находилось совсем рядом. Поэтому Ника просто скосила глаза вбок на него и, стесняясь, улыбнулась.

– Это, наверное, был бы очень длинный рассказ. У нас очень много отличий. Очень, преочень.

Сбиваясь и перепрыгивая с факта на факт, она, как могла, начала рассказывать историю мира.

Виконт заинтересованно слушал. Время от времени Ника бросала на него настороженный взгляд, пытаясь понять, не наскучило ли ему, но виконт явно был увлечен рассказом, глаза его блестели и одна бровь была напряженно поднята, показывая что он заинтересован в повествовании.

Ника рассказала, как ходила в детский сад и школу, как…

– Стоп, – вдруг вспомнила она. – Я совсем забыла про Виталика, чтоб ему пусто было! Никогда не представляла даже, с какой змеёй и гоблином я жила. Хорошо, что он уехал с этой дрянью, Мелиссой. Иначе, я знала бы точно, куда ему пнуть, с разбега.

– Всего-то? – рассмеялся виконт. – Пнуть? У тебя совсем добрая душа. Но сумасшедший Ольф никуда не уехал, он тут. Так что ты можешь потренироваться в своём пинании с разбега.

– Как тут? – опешила Ника. – После того как он подсыпал отраву в еду? Вы не боитесь, что он может продолжать мстить?

– Нет, не боюсь, – засмеялся виконт. – В подземелье он может отомстить только крысам. – Пусть посидит пару дней на одной воде, после он должен быть поразговорчивей. Кстати, я голоден. Вставай, пришло время поесть.

Виконт рывком вскочил с кровати, накрыв Нику с головой отброшенным покрывалом. Когда она, не торопясь, стянула его, он уже успел натянуть штаны, и стоял к ней спиной, делая круговые, мощные махи руками. Мышцы на его спине перекатывались, реагируя на движения рук, и Ника невольно залюбовалась этой дикой роскошью. Это не накачанные в спортзале мышцы напоказ – тут были настоящие жилистые канаты человека, который мог руками поймать антилопу. Ну или что-то в этом роде – подумала она.

Девушка торопливо оделась и, кое-как пальцами расчесав волосы, как могла уложила их.

– Хороший будет денёк! – проорал виконт, глядя в окно. – Солнце сегодня тёплое, будем плавать. Я могу научить тебя плавать в воде Ника.

– Я умею плавать в воде. С детства, – улыбнулась она.

– Как прекрасно! – удивился он. – Еда, дела, затем купание! Что может быть лучше! Вперёд! – он подхватил перевязь с клинком и, застёгиваясь на ходу, бросился вниз по лестнице.

Ника отставала от бодро летящего мужчины метров на сто и поэтому не услышала, что передал ему один из слуг. Но настроение виконта повысилось ещё более. Он подхватил Нику под руки и весело крутанул вокруг себя.

– Хорошие новости! – сообщил он завизжавшей от неожиданности девушке. – Завтракать, немедленно! – и схватив её за руку, попер в сторону кухни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Толстый повар, раскланявшись в приветствиях, лично обслуживал виконта, не доверяя привилегию поднести котелок с кашей никому другому.

Вдобавок к каше, повар притащил молока в кувшине, чему Ника очень обрадовалась – каша выглядела подозрительно цельным продуктом.

Виконт снял с себя пояс с клинком и бросил рядом на стол. Потом, вытянув из малых ножен кинжал, прижал к груди серую буханку явно плохо пропечённого хлеба и четким движением отслоил от нее два больших, плоских ломтя. Один положил на стол напротив Ники, другой оставил себе. Потом тем же кинжалом, взрезал пластилиновый комок каши в котелке и, поддев лезвием, ловко перекинул по куску на каждый ломоть хлеба.

Подмигнув Нике, обоими руками взял этот малоаппетитный бутерброд и стал с удовольствием откусывать от него большие куски.

Ника отщипнула кусочек каши на пробу и отправила себе в рот. Глаза её не обманули. Никогда в жизни ей не приходилось есть оконную замазку – она, если честно, её даже в жизни не встречала – но то, что было у неё во рту сейчас, было именно тем самым веществом.

Ника даже удивилась, как из съедобного продукта можно сварить нечто такое – резиново-безвкусное. Единственным объяснением существованию этого продукта была несомненно его высокая калорийность. Добавки тут точно не потребуется, – подумала она, аккуратно выщипывая хлеб из-под массива съедобной каши.

– Следующий завтрак, милорд, я приготовлю для вас сама, если вы мне позволите, – еле прожевав, произнесла Ника, отдавая должное молоку. – Я уверена, вам точно понравится.

– Что, каша хуже мяса? – посмеялся виконт. – Зато с такой кашей еще предки моих предков ходили в походы. Она может не пропадать в течение недели, а то и двух.

– Нисколько не сомневаюсь, – кивнула Ника. – Просто я ещё не привыкла к еде, которая не пропадает со временем.

– Если не вкусно, можно сверху куриное яйцо разбить. Хочешь? – предложил виконт.

– Нет, спасибо, я уже наелась, – слукавила Ника и, чтобы перевезти тему разговора, спросила:

– А чему вы так радовались, только что?

– Пришла весть с восточной переправы, – улыбнулся он. – Погоня захватила эскорт мадам Мелиссы, и они уже по дороге сюда.

***

– Ты говоришь, ваши волшебники научились прокладывать трубки с горячей водой в хижину каждого жителя, – вынырнув из воды и закинув назад лезущие в глаза волосы, утвердительно заявил виконт.

– Я бы не назвала водопроводчиков волшебниками, – посмеялась Ника, прыснув в кулак. – Но что-то волшебное в их работе есть. Непредсказуемость, допустим.

Она тоже нырнула, пытаясь в проточной воде хоть как-то промыть волосы.

Виконт подошел к воде первым и поэтому разделся и прыгнул в воду перед тем, как Ника добралась до реки. Не зная, как поступить, она некоторое время безвольно топталась на берегу, пока удивлённый виконт не крикнул:

– Чего ты ждёшь? Времени в обрез!

Он плавал к середине реки и обратно, делая лягушкоподобные движения, одновременно толкая воду обеими руками, выбрасывая их вперед и через паузу отталкиваясь согнутыми ногами.

– Я умею плыть почти так же быстро, как рыба, – гордо заявил он, подплывая к Нике.

– Это может быть, – согласилась она. – Только мне кажется, что я смогу вас опередить в воде.

– Ха! – засмеялся он, запрокидывая голову и нечаянно набирая в рот воды.

Пока он откашливался, смеялась уже Ника.

– Если ты меня перегонишь, я подарю тебе лошадь, ту серую из конюшни, Дымка ее зовут, –предложил он.

– Лошадь мне не нужна, но за предложение спасибо. И да, думаю обгоню.

– Если не обгонишь, сострижешь свои волосы наголо, идёт? – прищурился виконт.

– Идет, только условия должны быть равными. Если обгоню, вы сострижёте свои волосы.

– Мои? – изумился виконт, закидывая за ухо мокрую, непослушную прядь. – Впрочем, конечно. Вперёд!

Плавать Ника научилась ещё в деревне у бабушки, в детстве. Бывший городской тренер сосед, переехавший поближе к природе и свежим продуктам, с удовольствием занимался соседскими детьми, огородом и алкоголизмом.

Виконт плавал неплохо, но кроль, как стиль плавания, явно опережал брасс. Мужчина успел рвануть к другому берегу первым, блеснув белизной незагорелой кожи, а Ника на секунду запоздала, прикрывая себя в воде охватившими плечи руками.

Но уже метров через семь сравнялась с ним и, поймав на себе недоумевающий взгляд пловца, уверенно вышла вперёд. Преодолев тридцать метров водной глади, первая подплыла к другому берегу.

– Как ты это делаешь? – недоумевающе изумился он, пытаясь восстановить дыхание.

– Это называется кроль. Каждая рука загребает отдельно, а голова лежит на воде, поворачиваясь лишь для вдоха, – неловко показала движения Ника, одновременно стараясь остаться под водой и прикрыть грудь.

Впрочем, на грудь её виконт не смотрел совсем, продолжая недоуменно хлопать ладонями по воде.

– Давай, научи меня, – наконец оставив неудавшиеся попытки повторить, попросил он.

Барахтаться с голым посторонним мужиком в воде было абсолютно непривычно и дико. Спасало Нику только то, что виконт был всецело отдан попытке понять стиль. Наконец, проплыв почти хорошо половину акватории, он довольно кивнул ей и проорал:

– Получилось! Здорово! Лошадь твоя!

– Я думала, вы отдадите мне свои локоны.

– Я не стриг волосы даже в прошлогоднем нашествии блох. А их было много, поверь на слово. Бритыми ходили даже собаки на псарне.

– Может разрешу вам ещё немного поносить их, но согласитесь, если это мой выигрыш, то в любое время могу его потребовать.

– Твоё счастье, что я точно уверен, что ты не ведьма. Но сомнения опять крепнут, – улыбнулся он.

Он опять нырнул, пробыв под водой довольно долго и появился уже метрах в десяти от неё, зажимая в руке поднятого со дна реки моллюска.

– Мужская еда! – гордо продемонстрировал он свою добычу, но заметив её смущение, тоже немного смутился и пробормотав: – А, ну да… – бросил его обратно в воду.

– Что ты там говорила про нижние штаны? – погодя, переспросил он.

– Не нижние штаны, – улыбнулась Ника. – Мы называем это трусы. Носим для того, чтобы не пачкать настоящие штаны.

– Двое штанов — это глупость, в особенности летом, – не согласился виконт. Как в дождь носить две шляпы. Как есть двумя ножами.

– Ножом и вилкой, между прочим, очень удобно есть. Руки не пачкаются жиром, – отметила Ника.

– Не учи, пожалуйста. Приходилось и мне есть вилкой. Я бывал при дворе, ел с одного блюда с монаршей персоной. Но народ взбунтуется, если я буду есть вилами, наподобие тех, которыми скидывают грешников в пекло. Вилы хороши только для поднесения сена скотине.

– Тут мы не совпадаем во взглядах, но ничего. Кстати, а как у вас стирают бельё? Ну штаны ваши, рубаху?

– Не помню. Золой как-то, корнем куста. Женщины лучше знают. Жена истопника мне стирает.

– А как её зовут?

– Вот уж всё равно, как ее зовут. Жена истопника, бородавка у неё на лбу.

– Вы даже лошадь знаете, как зовут серую, а человека, который вам одежду стирает, не помните. Не хорошо.

Виконт с удивлением осмотрел Нику, как будто первый раз увидел. Потом кивнул, соглашаясь с чем-то, ему одному известным.

– Ладно, выходим, дела не ждут, – и в пару рывков вырвавшись из воды, засверкал незагорелым телом в сторону пенька, на котором висела его одежда.

Ника, кое-как прикрываясь, выбралась на берег вслед за ним и быстро оделась, не дав даже каплям обсохнуть. Впрочем, виконт всё так же мало обращал внимание на неё обнаженную, как и раньше.

– Моё нынешнее тело очень некрасиво, не правда ли, – смущаясь, спросила она.

Виконт поднял голову, отрываясь от чего-то на земле, что он расковыривал палкой и оглядев Нику, помотал головой:

– Тело как тело. Хорошо, что не воняет.

– Но вы даже ни разу не посмотрели на меня, как на женщину. Не то чтобы это мне было нужно, но просто странно даже.

– На женщине я был однажды женат. Не очень успешно. А насчёт твоего тела, так я его пробовал – лет десять назад, если не ошибаюсь. Ты тогда только за этого толстяка замуж собиралась.

– Какой кошмар. Вы что, спали с чужой невестой? – выдохнула Ника, прикрывая ладошками рот.

– Мы отвечаем за жизни людей, а это ответственный труд. У нас должны быть определённые преимущества, – с достоинством произнёс виконт.

– У нас за такие преимущества какой-нибудь волшебник-водопроводчик вам бы голову оторвал.

Виконт, прищурившись оглядел её с ног до головы и уже собирался выдать какую-то фразу, как его глаза сфокусировались на чем-то ещё, за головой Ники.

– Едут, – бросил он, огибая её и направляясь к замку.

Кавалькада медленно приближалась, и вскоре стала видна мадам Мелисса, едущая между двух всадников, широко улыбающихся на встречу виконту.

– Мы толком не попрощались, мадам Мелисса, – крикнул виконт приближающейся гостье, сидящей на лошади по-мужски, с очень недовольным видом.

– Ваши люди напали на мой экскорт, – гневно заявила она. – Вы представляете, как оценят ваши действия при дворе?!

– Попрошу их простить – здесь в глуши моим людям неоткуда набраться манер. Наверное, они слишком буквально поняли мой приказ.

– Буквально?! Они убили капитана Лертона и еще пару моих сопровождающих, – завизжала мадам. – Вы сошли с ума виконт! Или ваши люди сошли с ума! Но просто так с рук вам это не сойдет!

– Убили капитана? – расстроился виконт. – Сожалею. Я собирался сделать это лично, но видите, среди каких пентюхов я живу? Ничего нельзя доверить. Но надеюсь, он убит не в спину, при попытке бегства?

– Капитан встал на защиту находящейся под его покровительством женщины! Фрейлины двора, виконт! Очнитесь, если забыли.

– Мне неприятно это слышать мадам, но я бы чувствовал себя полным ничтожеством, если бы отпустил вас, не попрощавшись по всем правилам.

– Тогда, давайте попрощаемся, и надеюсь, я вас не скоро увижу, виконт. До свидания! Мы можем ехать? – прошипела она, с ненавистью глядя на Нику.

– Я не хотел бы, чтобы при дворе обо мне говорили как о невоспитанном, ничего не понимающем в манерах помещике. Я бы хотел произвести на вас впечатление и позаботиться о вас, как это не делают при дворе.

– Что такого, вы можете предложить мне, чего у меня нет при дворе, – язвительно осведомилась она.

– Я предлагаю вам костёр, мадам Мелисса. Костёр и очищение души.

Глава 13

– Как она может быть фрейлиной двора, если это моё тело? Откуда при дворе знают моё тело, если я появилась тут совсем недавно? И она тоже. Там же не могли её перепутать?

Стражники увели взбешённую мадам дожидаться беседы с монахом, а Ника, внезапно осознав этот факт и не найдя ответа на него, обратилась к виконту.

– Не могли, – согласился тот, – но вполне могли знать, что посылают ведьму. Что не облегчает ситуацию никак. Надо посоветоваться со святым отцом, как бы мне этого ни хотелось избежать.

– Вы не любите представителя церкви? – удивилась Ника. – Он же, вроде, со злом борется.

– Он сжёг мою жену, лично. При всём уважении к работе церкви, я его с тех пор не переношу. Будь он трижды прав, я терпеть не могу, когда сжигают мою жену.

После долгой паузы, пройдя весь коридор, Ника спросила:

– А почему вы думаете, виконт, ведьмы лезут именно к вам? Хотят завладеть вашими землями?

– Это тоже, без сомнения. Но есть кое-что ещё, не менее важное. Но об этом потом. Мне нужно настроение, чтобы говорить об этом.

В покои церковника виконт ввалился без стука, как к себе домой, что в общем-то было правдой.

Но постучать-то к гостю мог, подумала Ника. Вдруг он чем-то личным занят?

Церковник на самом деле был занят личным делом и, наверное, хотел бы, чтобы его в данной ситуации не тревожили, о чем поведал его гневный взгляд, брошенный им из коленопреклонённой позы на полу.

Молится? – подумала Ника и сразу осеклась. Молитва и личный разговор с богом в её сознании строился совсем по другому сценарию, а не стоя на коленях посреди очерченного мелом круга, с пентаграммой внутри и свечами меж углов звезды.

Виконт остановился и поднял ладонь, останавливая идущую сзади Нику. Церковник, немедленно плюнув на пальцы, затушил стоящие вокруг свечи и, захлопнув фолиант, из которого читал, поднялся с колен и злобно поинтересовался:

– Что вам понадобилось прямо сейчас?

– Выглядит несколько странным, – протянул виконт, – вы уверенны святой отец, что церковь одобрит ваши ритуалы? Или многое изменилось в метрополии, а до нас просто не дошли новости о последних нововведениях?

– Невеждам не понять. Туда посмотрите, – и он указал пальцами на несколько артефактов прямоугольной формы, в виде черных коробочек, окружающих начерченный мелом круг по периметру. – Святые дары. Это часть моей работы. Не болтайте о том, в чем не разбираетесь.

– Наверное, лично ходите биться с неназываемым?

– Не болтайте, повторяю вам, глупости. Что вам понадобилось?

– Ваш совет, как это не странно.

– Мой вам совет – не болтайте глупостей и займитесь делом. Устраивает?

– Ладно, начнем с начала. Мне, право, неудобно что я ворвался к вам без приглашения. Прошу понять моё вторжение только необходимостью личной беседы.

– Хорошо, – немного остыл и церковник. – Что вас привело ко мне?

– Нам нужен разговор с вами и совет. Но то, что прозвучит, должно находиться под защитой тайны исповеди. Услышите это вы, а предназначено это… ему, – виконт кивнул наверх.

– Я могу принять исповедь только от одного лица.

– А я настаиваю, чтобы вы выслушали двоих, – голос виконта стал грубее.

Церковник вышел, наконец, из мелового круга, предварительно пролив вино на камни и тем самым смыв линию.

– Хорошо, давайте присядем там, – он показал в сторону лавки и стоящего у стены сундука с выпирающим из-под крышки хламом. Засунув скарб обратно в сундук, уселся на него сам и, предоставив другим скамью, скрестил руки на животе, всем видом показывая, что готов слушать.

– Мы с вами к несчастью, знакомы давно, – начал виконт. – И я бы многое отдал, чтобы это знакомство никогда не состоялось, но на небе свои планы относительно нас. То, что вы сказали мне при нашей последней встречи, вызвало некоторые сомнения у меня, но теперь, стоит поговорить об этом снова.

Монах покачал подбородком, обдумывая и соглашаясь.

– Мадам Мелиса ожидает процесса, но, прежде чем мы к нему приступим, я хотел бы поделиться с вами тем, что знаю. Ошибки теперь недопустимы.

И своими словами, не очень углубляясь в подробности, виконт описал известные ему события.

Церковник слушал, выпятив глаза и тревожно засунув одну руку в карман сутаны.

Потом, подобрав с пола черные коробочки расставил из вокруг Ники и, достав из-за пазухи кучу верёвок, висевших у него на шее, выбрал ту, что заканчивалась маленьким круглым стёклышкам. Вставил его себе в глаз, как монокль, и принялся пристально разглядывать Нику.

– Не похожа. Согласен, – буркнул он после паузы. – Может и не ведьма.

– Я не ведьма, – поклялась Ника со всей искренностью, на которую была способна.

– Это очень плохо, – прокомментировал монах.

– То, что я не ведьма? – не поняла Ника.

–Нет, то что они научились приводить чужие тела так легко. Но по крайней мере, мы точно знаем про Мелиссу и ничего не мешает избавиться от неё самым проверенным способом.

– Вы про костёр? – переполошилась Ника. – Но это же моё, а не её тело! Это… это не честно! Помогите мне святой отец, умоляю, помогите мне вернуть моё тело, хоть как-нибудь!

– Ты просишь то, что невозможно, дитя.

Ника в отчаянии закрыла рот руками.

– Ну довольно, – рассердился монах. – Есть вещи более важные и менее важные.

– Она права, – вступился виконт. – Это для неё важно.

– Что стоит жизнь одного человека по сравнению с жизнью мира? – риторически произнес монах, – А тут даже не жизнь, а просто мешок мяса, более красивой формы.

– Этот мешок мяса, как вы изволили выразиться – мой! – не выдержала Ника.

– Все эти мешки принадлежат ему, – поднял подбородок к верху церковник. – Даны нам временно и не нам оспаривать его решения!

– А ей, значит, можно оспаривать его решения, вмешиваясь в мою жизнь?

– Тут ты тоже права, – согласился монах. – Возможно, я соглашусь с тобой. Расскажи мне поподробней, как происходило ваше с ней общение.

Ника обстоятельно повторила ему свою историю. Особенно его заинтересовала вся операция с эссенцией пустоты и кровью.

– Они очень, очень зависят от нашей крови, – задумчиво пробормотал он, потирая переносицу.

– А что такое оборот на крови? – поинтересовалась у него Ника.

– Забудь, что ты это говорила, а я сделаю вид, что забыл, что слышал это, – отрезал монах.

– Мне кажется пришло время присоединить мадам Мелиссу к нашему разговору, – вмешался виконт.

– Да, – кивнул церковник, – послушать её будет весьма любопытно.

Ночь, проведённая мадам в подземелье, весьма плачевно сказалась на её лощёном виде. Платье испачкалось, в волосах кое-где застряла прелая солома, а под глазами темнели мешки.

– Вам этого не простят, – яростно прошипела она, сверкая на всех ненавидящими глазами.

– Я в этом более чем уверен, мадам, – согласился виконт. – И маркграф тоже. Надеюсь, вам будет приятно узнать, что он отдал приказ о созыве ополчения.

– У вас нет сил противостоять двору!

– Нет, – согласился виконт, – но есть ли у двора силы противостоять церкви?

Мадам начала было говорить, но внезапно переменила решение и, гордо отвернувшись, замолчала.

– Не будете ли вы так любезны, мадам Мелисса, чтобы вернуть этой бедной девушке её тело?

– Не буду! – оскалилась мадам. – Что вы со мной сделаете, сожжёте? Плевать! Я еще заставлю вас пожалеть об этом!

– Я знаю, вы не боитесь огня и думаете вернуться сюда в другом теле. Но для этого, вам придется покинуть сначала это. Я думаю, посадить вас на цепь и кормить насильно, допустим десять лет. Потом мы вернёмся к этому разговору. Божие жернова молят медленно, вот и нам не следует спешить.

– Убедитесь, что она не сможет принести себе вреда, – скомандовал виконт страже. – И в подвал её, в цепь. Смените подвал, кстати, вдруг она в том что-нибудь уже припрятала.

Мадам истерически взвыла, стараясь вырваться из рук стражи, но её довольно быстро скрутили и, согнув, повели прочь.

Бедное моё тело, подумала Ника. Она физически чувствовала, как неудобно спине сейчас!

– Не расстраивайся, – вдруг погладил её по руке виконт. – Мы постараемся сберечь твоё тело. И если хочешь, я тебя развеселю. Посажу их в один подвал с Ольфом – думаю им будет что сказать друг другу.

– Меня это совсем не веселит, – грустно сообщила Ника. – Мне его даже немного жалко, несмотря на то, что он такой подонок.

– Ты очень хороший человек, Ника. И мне жаль, что с тобой такое случилось. Но, если честно, я даже рад, если можно так сказать. С тобой мне приятно общаться.

– А вы не думаете, что мадам Мелисса – это ваша бывшая жена? Ну, та, которую… – Ника запнулась, – сожгли.

– Нет, – помотал головой церковник в ответ на ее вопрос.

– Нет, – согласился виконт, – её бы я сразу узнал. Жесты, мимика, характер. Этого не скроешь. Поверь, если у тебя была жена – ведьма, ты это как следует запомнишь.

***

В эту ночь Нике снова удалось выспаться, правда не так хорошо. Она опять заснула одна в чужой, но уже столь знакомой кровати и опять была разбужена укладывающимся рядом виконтом. Долгое время лежала, настороженно слушая, как он ворочается, и его постепенно успокаивающиеся дыхание, сменяющиеся сонным сопением. Потом, незаметно, заснула и сама.

А где-то ближе к утру он опять её разбудил, сначала закинув на неё руку, а потом постепенно сгребая в охапку и придвигаясь ближе, пока не придавил полностью, закинув ногу на её бедро, чем полностью обездвижил Нику, придавив её всей массой своего тела.

Лежать так было, что скрывать, даже притягивающе, правда заснуть уже не получалось. Сон виконта тоже становился всё беспокойнее.

Представляю, что ему снится, стыдливо подумала Ника, ощущая напряжение его тела. Виконт прижался ещё теснее, беспокойно прижимая её к себе во сне. Ника, обескураженно полежав, придавленная его весом, наконец аккуратно, но решительно передвинула его руку со своего живота и тихонько высвободившись, выскользнула из постели.

Светало. Одинокие птицы, проснувшиеся в такую рань, уже начали робкую, сонную перекличку.

Проорал петух где-то на птичнике и, недовольно мыча, проснулись коровы.

Наскоро и кое-как умывшись прохладной и свежей водой из большого кувшина, Ника накинула платье. Затем отломила кусок черствого, загрубевшего со вчера хлеба и, жуя, сняла с двери запор. Выскользнула в сереющий, но по-прежнему полный ночной темноты коридор.

Шагать по тёмному коридору она старалась, не создавая шума, но акустика тут жила по своим законам, и даже ее легкие шаги и шуршание платья создавали странное шумовое эхо, отчего казалось, что за ней кто-то идет. Ника даже пару раз обернулась, чтобы доказать себе, что это только иллюзия. До кухни добралась, не встретив не одного человека.

Впрочем, тут работа уже кипела. Горели огни, и очумелые, не проснувшиеся толком работники, звенели металлом посуды и зевали, рискуя вывернуть себе челюсти. Повар тоже был здесь и был занят, доедая остатки чего-то вчерашнего на завтрак.

– Здравствуй Клара, – произнес он, осторожно дожевывая находящееся во рту. – Ты пришла работать, наконец? Ты знаешь, что делать, не мне тебя учить.

– Мм, – посомневалась вслух Ника. – Пожалуй, нет. Я собираюсь готовить завтрак, и вы мне сегодня поможете.

– Ты много о себе возомнила, Клара. Как бы тебе не попробовать плетей на конюшне.

– Ах так, – рассердилась Ника. – Хорошо, следуй за мной, – и отправилась обратно в сторону жилой части.

– Куда? – опешил повар.

– К виконту. Правда он пока спит, но я уверенна, будет рад проснуться и определить, кому сегодня плети на конюшне более необходимы.

– Погоди, Клара, – перепугался повар. – Я же не знал, что это завтрак для него. Я думал раз стало понятно, что ты не ведьма, то тебя опять пустили на кухню.

– Пустили, пустили, – кивнула Ника. – Мне нужно масло, яйца, отдельный котелок и нож. Не такой, каким я обычно работала, а хороший, острый.

Повар обескураженно развёл руками, но перечить не стал и, выдав необходимое, недовольно потоптался на месте. Потом расстроенно плюнул на пол и удалился по своим делам.

Набив котелок картошкой, яйцами и положив туда морковку, Ника пристроила его над огнем и занялась соусом. Взбить яичные желтки местным корявым венчиком из нескольких лучин было нелегко, но ей, в конце-концов, это удалось. Добавила соль и немного уксуса. Потом начала вливать туда по чуть-чуть масло, непрерывно помешивая, пока не получился прекрасный майонез. В чем Ника убедилась, облизав палец, зачерпнувший загустевшую смесь.

Выудив из стоящей в углу замшелой бочки пару солёных огурцов, Ника приступила к знакомому нарезанию продуктов.

Удивительно, подумала она. Каким образом и где бы я ни готовила оливье, у меня каждый раз возникает красочное, предпраздничное настроение. Новогоднее.

В том, что получается именно оливье не усомнился бы даже самый привередливый покупатель в домашней кулинарии. Кубики хорошим ножом резались мелкие, аккуратные. Повар издалека с недоумением оглядывал Нику, с сомнением качая головой и поплёвавая на пол.

Дождавшись, когда овощи и яйца остыли, Ника нарезала их чашу, попутно добавив кусок от вчерашнего варёного мяса. Заправила получившеюся красоту майонезом, и хорошенько промешав, попробовала.

Только теперь Ника поняла, как она соскучилась по привычной еде. Это было обалденно вкусно, и она, не удержавшись, опять вонзила в салат ложку и набрав с горкой, как хомяк, набила полный рот.

«Вкусно…» – с удовольствием прожёвывая, подумала она, и увидев смотрящего на неё повара, подмигнула ему и дружески протянула ложку, предлагая присоединиться и попробовать.

Толстый повар с недоверчивостью принял из её рук ложку. Зачерпнув немного, на кончике, он осторожно, одними зубами потянул пробу в себя. Прожевал. Недоумение, появившееся на его лице, постепенно сменилось каким-то легким ужасом.

– Нравится? – гордясь собой, спросила Ника.

Повар ничего не ответил, продолжая смотреть в чашу, полную салата.

– То-то, – сказала она и, взяв чашу обеими руками, понесла обратно в спальню.

Виконт ещё спал.

Ника отломила от каравая корку, высвобождая кусок помягче, затем нацедила в кубок вина из бурдюка, и сняв со стены один из малых щитов, использовала его в качестве подноса.

Пошевеленный и разбуженный ногой – руки были заняты подносом – виконт проснулся не сразу. Приоткрыв один глаз, он некоторое время разглядывал Нику, стоящую рядом с подносом еды.

– Что это? – наконец спросил он.

– Завтрак в постель, – прокомментировала Ника, улыбаясь, – так у нас проявляют выражение тёплых чувств и заботу.

– Так у нас ухаживают за больными и раненными, а я не тот и не другой, – поднос с едой, впрочем, он принял, усевшись предварительно поудобнее. – Так у вас завтракают? – он отхлебнул из кубка и зачерпнув ложку еды, отправил себе в рот.

– Вкусно? – гордясь собой, но продолжая испытывать неуверенность, спросила она.

Виконт покачал головой в стороны, продолжая жевать. Ника опешила. Он набрал ещё ложку и отправил её вслед за первой. Опять покачал головой.

От обиды у Ники прямо опустились руки. Такого она не ждала совсем.

Виконт отложил ложку и как следует приложился к кубку. Отставил его и пристально посмотрел на обиженно-понурившуюся Нику.

– Никогда. Я повторяю… НИКОГДА, – он выдержал паузу, – мне не доводилось есть еду подобно этой. Эта пища достойна быть подана самым высоким особам и на самых великих мероприятиях. У тебя воистину лёгкая рука, если ты способно приготовить такое блюдо.

– Обычное… – скромно потупилась Ника.

– Садись со мной рядом, поешь, – подвинулся в постели виконт.

– Ложка одна, – объяснила ему Ника. – Другую не принесла.

– А ртов у тебя сколько? Больше одной ложки и не влезет, – резонно ответил он, набирая добавку.

– Я не это имела в виду, – попыталась оправдаться она. – Но не важно.

– Ты готовила такую еду этому дураку, твоему мужу? Олафу, или как его там...

– Конечно, готовила.

– Воистину дурак. Как можно оставить женщину, способную приготовить такое?

– У нас каждая может приготовить такое.

– Больше всего в тебе, Ника, мне нравится твой нрав и скромность, ибо скромность присуща только по настоящему благородным душам. Как называется эта еда?

– Салат Оливье.

– Не пойдет. Поджигатель Оливье был повешен в прошлом году за растление и колдовство, – он три раза сплюнул в сторону. – Будем называть это по-другому.

– И как?

– Салат Святой Клары, – рассмеялся он.

Раздался стук в дверь.

– Да кто там ещё?! – проорал виконт.

– Мадам Мелисса попросила оказать её посещением, – торжественно объявил ехидно улыбающийся слуга. – Она передает вам, что отказывается принимать еду и питье в этих условиях.

Глава 14

– Ваша взяла, – злобно прошипела мадам. Ночевка в подвале явно не пошла ей на пользу. Нике стало ужасно обидно за своё не выспавшееся лицо с синяками под глазами. – Вы должны прекратить это издевательство, – прошипела мадам. – Так продолжаться не может!

– Тут я с вами соглашусь, – кивнул виконт. – Соблаговолите вернуть тело его бедной хозяйке и убраться вон.

– Это невозможно, вы же знаете, – парировала она, смотря исподлобья.

– Нет, так нет, – демонстративно зевнул виконт. – Вернемся к этому разговору через год.

Он убрал от носа рукав, которым демонстративно зажимал себе нос, и повернулся к выходу, открытой ладонью поманив за собой Нику.

– Стойте! – взвизгнула мадам. – Ну, хорошо. Ваша взяла. Я не собираюсь гнить здесь ни одного дня больше.

– Прекрасно! – остановился виконт в дверях. – Итак?

– Есть метод, – сообщила она после паузы. – Я открою портал и Ольф пройдёт по нему, чтобы взять у находящейся там в моем теле кухарки её кровь. Здесь я совершу обряд и все мы опять обменяемся сознаниями. Моё вернется туда, вытесненная оттуда кухарка окажется опять здесь, а эта, – она брезгливо указала пальцем на Нику, – получит назад её долговязое сокровище.

– Почему Ольф? – осведомился виконт. – Могу пройти я. Себе я больше доверяю, чем этому кретину, – кивнул он на безмолвно сидящего в углу Ольфа.

– Вы незнакомы с нашим миром, – рассмеялась мадам. – У нас дети смышленее вас. Вы не сможете даже перейти дорогу, чтобы не быть сбитым автомобилем, тем более что даже не знаете, что это такое!

– Не проблема, – согласился виконт. – Пусть она идёт, – и он показал на Нику.

– Это невозможно! – крикнула мадам. – Есть ограничения.

– Нет, так нет, – легко согласился виконт. – Торопиться некуда. Вернемся к этому разговору через год.

– Ваша взяла! – прокричала она, когда стража уже заперла дверь. – Иногда нужно просто уметь проигрывать. Мне нужен большой набор посвящения.

– Не совсем уверен, что знаю в точности все его ингредиенты, – прокомментировал виконт.

– Скажите вашему идиотскому монаху. Он-то знает, – отвернулась она.

– Вы думаете, святой отец, будет безопасно дать ей весь набор? Как бы она ни учинила с ним того, чего мы не ожидаем, – озабоченно поинтересовался виконт у церковника, когда они с Никой зашли к нему во флигель для разговора.

– Скорее всего всё получится, – кивнул он. – Если я буду рядом и буду контролировать её руки, у неё не получится ничего опасного. А понаблюдать за открытием портала было бы очень любопытно. Даже если и мы не способны повторить это.

Полный набор собирали полтора дня, для чего в далёкие хутора были отосланы посыльные за травами, а из тайного хранилища достали немыслимо дорогой, по словам виконта, раствор жидкого серебра.

– Весь набор ей точно не нужен, – бормотал церковник. – Просто не хочет показывать, чем точно она будет пользоваться. Поэтому будет трогать всё. Ну, а мы посмотрим. Может чего и поймем. Заодно, я скажу тебе очень важную вещь. Я буду стоять рядом и не допущу прямого вреда от колдовства, но если что-то пойдет не так, нужен запасной вариант. У вас в мире есть люди, которые смогут помочь тебе, если всё сломается. Я не совсем уверен, как они называются у вас, но должны называться строители. Знакомо? – он хитро прищурился.

– Строителей у нас много. Есть наши, есть гастарбайтеры.

– У них вот такой символ, – он нарисовал на пергаменте пирамиду с включенным в неё глазом.

– Масоны! – обрадовалась Ника. – Вольные каменщики. Только у нас это собрание чокнутых людей, все над ними смеются.

– Я бы на вашем месте смеялся над чем-то другим. Постарайся найти помощь, если понадобится у кладовщика. Просто запомни эту степень.

– Запомню, – улыбнулась Ника.

Пристёгнутая цепью к массивному столу, мадам Мелисса ходила среди десятков разложенных на нем ингредиентов, вмешивая разные составляющие.

После четырёх часов химических опытов, у Ники решительно не было сил смотреть на продолжение этого действа.

Неожиданно мадам собрала несколько смесей в один кувшин, из него повалил пар и она закричала тонким, торжествующим голосом:

– Готово!

–Ты можешь пойти, как только я вылью это на пол. Возьмешь у кухарки кровь. Когда будешь готова, намажешь вот этим, – она подпихнула пузырек Нике. – Зеркало в моей квартире. Тогда я открою обратный портал. Всё.

– Если она не вернётся, – сообщил виконт. – Я не позволю тебе умереть, ведьма. Будешь гнить вечно.

– Плевала я на неё. Вернётся конечно. Я стараюсь для себя, а не для этой дуры.

Нику от предстоящего испытания пробил холодный пот. Руки начали мелко дрожать, а комок в горле не хотел сглатываться и пропадать.

– Я готова, – переборов себя, решилась она. – А если мне не удастся вернуться, знайте, виконт, что вы очень… необычный человек. Я очень признательна судьбе за то, что познакомила меня с вами.

– Ты вернёшься, – виконт приобнял её. – Или она пожалеет, что родилась, клянусь.

– Виконт ей понравился… – саркастически засмеялась мадам. – При живом муже, который при её помощи стал дерьмом! – она указала пальцем на тихо сидящего на цепи в углу Ольфа. – Ничего не хочешь ему сказать? Может, извиниться?

Ника потупилась и, вдруг решившись, подошла к прикованному.

– Извини Виталий, что так всё получилось. Я правда хотела как лучше. Я прощаю тебе твоё подлячее поведение, надеюсь ты сделаешь также. Извини, хотя ты вел себя как последний подонок, каким, наверное, всё время и был.

– Как же вовремя ты решила извиниться, – прошипел бывший муж. – Когда твоя лично жизнь налаживается и ты оставляешь меня гнить тут. О, это по-настоящему ты. Думающая только о себе тупая корова. Да, тупая! Тебя даже ближайшая подруга за нос водила, как идиотку. Да-да, Маринка. Поинтересуйся у неё при случае, что она про меня скажет, – тут он саркастически захохотал. – Ты тупая и никому не нужная дура. Чтобы ты провалилась!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Обиженная до глубины души Ника еле сдерживала слезы.

– Довольно, – скомандовала мадам. – Я начинаю.

Она разгребла сено на полу носком туфли и на освободившуюся землю вылила смесь из кувшина. Вопреки ожиданию пар не поднялся вверх, а, сгустившись, образовал блестящее ртутное зеркало на полу.

– Туда, – скомандовала Мадам. – Вот, не забудь хотя бы одну каплю, – бросила она Нике маленький фиал серого стекла. От этого зависит твоё возвращение, недотёпа.

Ника нерешительно стояла рядом с лужей, боясь предпринять какие-либо действия.

– Смелее, Ника, – сжал её локоть подошедший виконт. – Святой отец пока не видит опасности.

Она шагнула в середину серебряной лужицы, и первые мгновения ничего не происходило. Потом комната начала таять и не успела Ника как следует испугаться, как под углом, градусов в пятнадцать, перед ней возникло тройное окно, через которое была видна обыкновенная комната, с диваном и телевизором, под салфеткой. Как только Ника протянула руку в этом направлении, как очертания вещей стали четче, а тревожное лицо виконта размылось.

Решившись, она сделала еще шаг и, просунув ногу в окно, вылезла в знакомую комнату с телевизором. Дымка пропала, и Ника поняла, что смотрится в зеркало-трельяж в квартире гадалки, с посещения которой и начался весь этот кошмар.

– Вот я и дома, – ошеломленно подумала она. – Вот только это не я.

***

Маринкин номер телефона вспомнился легко – он заканчивался на 22–44, поэтому необходимость записной книжки в утерянном телефоне отпала. Ника минут пять покружилась по квартире гадалки, пытаясь обнаружить что-либо нужное для себя. Но, видно, та успела избавиться от компрометирующих её штук, либо они были как следует припрятаны.

Первым делом Ника залезла под горячий душ, где за пять минут как следует вымыла голову и с наслаждением постояла под горячей водой. Хотелось бы, конечно, подольше, но времени было в обрез, требовалось спешить.

Наскоро высушив волосы, она залезла в платяной шкаф и с горем пополам нашла пару подходящих себе тряпок. Блузку и не маркую юбку. Обувь была размера не подходящего, поэтому Ника решительно напялила домашние тапки, подогнув задники. Меньше всего её интересовало, как она будет выглядеть в глазах окружающих, когда дело шло о её жизни.

Маринка ответила с первого же гудка, словно сидела у телефона.

– Кто это? – недоверчиво переспросила она, когда Ника назвала её по имени.

У меня же другой голос! – догадалась Ника – Кларин.

– Марина, у меня для вас просьба от вашей подруги Ники, мы не могли бы немедленно встретиться? Это очень важно, – попросила Ника.

–С ней что-то случилось? – в голосе Маринки слышался явный испуг, и на сердце у Ники полегчало – из головы не шли последние фразы подлеца Витали.

– Всё в порядке, – успокоила её Ника. – Но нужна ваша помощь. Подробности при встрече.

– Давайте в парке рядом с милицией, это на…

– Конечно, – перебила её Ника. – Я знаю где это.

Они и раньше там довольно часто сидели на гнутых скамейках. Маринку успокаивало близкое присутствие охраняющих порядок людей.

К удивлению Ники, на её внешний вид не обращал внимания никто совершенно. Как будто на мне одежда невидимка – подумалось ей. Прекрасный камуфляж, всем пофиг.

Маринка уже сидела на скамейке, теребя, как всегда, в руках неразлучный мобильник.

– Тебя в прошлом году при поездке в экскурсионном автобусе укачало и стошнило, – с ходу сообщила Ника известную только им обеим вещь. – Ты воспользовалась собственной сумкой – так, что никто и не увидел, кроме меня.

У Маринки стали квадратные глаза. Такого начала она точно не ожидала.

– Чиво?! – Ника знала эту истерическую ноту в её голосе, грозящую перейти в скандал, поэтому сразу продолжила.

– Могу тебе рассказать про Арсена – как ты с ним отдыхала в Сочи.

История была не из обычных – такая, которыми кроме как с ближайшей подругой и лечащим врачом не делятся, поэтому Маринка оторопело замолчала, обдумывая услышанное.

– Как бы это дико не звучало, я – это Ника. Считай, что меня заколдовали. Как принцессу. Это точно, точно я. Про Никиту могу тебе рассказать с Сан Палычем.

У Маринки выкатились глаза и стало прерывистым и без того редкое дыхание.

– Иди ты… – прошептала она. – А где я запасной ключ храню? – спросила она хриплым голосом, прерывая паузу.

– У тети Веры, соседки. Грыжа у неё, облепихой лечит и капустой.

– А-фи-геть, – по слогам произнесла Маринка. – А скажи тогда, как твой Виталя делает…

– Про Виталю – это тема отдельного разговора. Лучше ты мне про него скажи. Правду. Что ты замолчала? Скажи, как есть.

– Точно, Ника. Манера говорить твоя! Я с ума сойду, держите меня семеро!

– Не переводи стрелки. Про Виталю, – твёрдо напомнила Ника.

– Да фиг с ним с Виталей, – махнула рукой Маринка. – Подкатывал, конечно. Но я же твоя подруга, отшила его пару раз и всё.

– И всё? – грозно переспросила Ника.

– Ну, один раз по лицу заработал, больше к этой теме не возвращались. Ника, если это ты, какого фига мы о нем разговариваем? Что произошло?!

– Я попала в такую беду… – начала Ника, и от собственных слов комок в горле сдавил всё. Лицо поплыло, а слезы полились ручьем.

Следующие пять минут Ника, икая и плача, пыталась рассказать хоть что-нибудь, но толком ничего не получалось, только плач и икание с редкими словами.

– Вот это да! – заорала Маринка, осмыслив в конце концов сказанное ей. – Фантастика! Я бы пол-жизни отдала бы за такое! Принц! Она ему салат делает и голая в его постели спит! Давай, подруга, жми на все педали! Чует моё сердце, тут кое-что может выйти!

***

Решили начать поиски Клары с дома, где жила гадалка.

В первой же квартире, по соседству, куда они постучали, открыла соседка, с мокрой тряпкой в руках.

– Мы ищем тётю Элю. Родственники. Приехали, её дома нет. Вы не знаете, где она?

– Ох, девочки… – всплеснула руками соседка. – Я всегда говорила, что её занятия добром не кончатся. Гадания эти. Увезли ее на Кирова. Санитары полчаса по улицам за ней гонялись. Поехала разумом. Как бедная бегала-орала, у меня чуть сердце не оборвалось. Вот оно ваше гадание с фокусами, нельзя такое трогать, бог не прощает.

На Кирова, в психбольницу, поехали, заранее прихватив из квартиры паспорт, как Маринка подсказала.

В приемном покое к поискам отнеслись с пониманием, видать картина привычная. Молоденькая медсестра проверила паспорт и направила их в парк за огороженной территорией, где гуляли больные, сказав, что тёте уже полегчало после инъекций, но картина тяжелая и ситуация запущенная.

– Даже туалетом пользоваться разучилась, всё норовит в кустах присесть ваша тётя, так что будьте готовы. Мы делаем, что можем, но человеческий мозг вещь сложная, такое бывает.

Сидящая в кресле с цветочком в руке больная не сразу обратила на них внимание, думая про что-то своё. Но подняв взгляд, выронила цветок и уставилась на Нику, не веря своим глазам.

– Всё хорошо, Клара, – успокаивая её, сказала Ника. – Мы тут, чтобы помочь тебе.

Уколоть палец и взять кровь получилось без всяких сложностей. Клара была спокойна и послушна, по всей видимости находясь под воздействием препаратов.

Нику жутко бесил вид неопрятной гадалки, с которой началась вся заваруха, но она всё время напоминала себе, что у неё в голове находится сознание бедной кухарки.

– Всё будет в порядке, – она погладила её по голове.

Прежде чем вернуться в квартиру к гадалке, Маринка уговорила Нику зайти к ней домой, переодеться в что-нибудь шикарное.

– Чего ты туда как забулдыга поедешь. Давай накрасим тебя, оденем. Говоришь, виконт – красив? Пусть хоть не как на шаромыгу на тебя смотрит.

У Маринки дома всегда стоял такой бардак, словно тут жил цыганский табор. Но привычная Ника легко накопала себе подходящее платье и обувь, пока Маринка накрывала на стол.

– Давай, дорогуша, – приподнимая рюмку, пригласила она. – После такого грех не выпить.

– Я только чуть-чуть, – согласилась Ника. – И так голова кругом идёт.

– Не очкуй, – успокоила её Маринка. – Я точно знаю, что всё у тебя получится. Может, другие бы пол жизни отдали, чтобы в такое приключение попасть. Тебя, может, там твой принц ждёт. У него и лошадь есть! Давай, пусть у тебя всё получится. Продадим твою квартиру, поедем туда туризм развивать!

С собой Маринка ей собрала полный пакет сладостей и конфет, а по дороге настояла купить несколько бутылок коньяка.

– Я туда что, как челночница в Турцию поеду? – сомневалась Ника.

– Ну ты дура, что ли? Если получится пройти с этим в зеркало, они там такого не пробовали. Электрические же приборы туда не повезёшь, чего там с айфоном делать? – резонно заметила подруга.

Последнее, что Ника видела, входя в ставшее мутным зеркало – это большие, как два блюдца, Маринкины глаза.

***

Комната гадалки с очумевшей Маринкой осталась позади, и Ника, поборов легкое головокружение, вступила в знакомое помещение – с мадам Мелиссой, виконтом, церковником и копошащимся в углу Ольфом.

Запах подземелья ударил, как спортивный мяч, по отвыкшему носу.

– Ника! – подскочил виконт, заботливо подхватывая её под локти и тревожно заглядывая в глаза.

– Я снова тут, – Ника сама не знала, радоваться ей или огорчаться. Скорее обрадовалась – виконт выглядел встревоженным, а это не могло не радовать. – У меня всё получилось, – она показала ему фиал.

– Желаете начать, мадам Мелисса? – холодно осведомился он у злобно ощерившейся мадам.

– Давайте сюда эссенцию, – буркнула она церковнику. – Через пару часов будет готово.

– Вы можете прогуляться пока, – разрешил монах. – Время есть, я пригляжу за тем, чтобы она всё сделала по правилам.

Ника с удовольствием покинула ненавистное помещение, стараясь как можно быстрее выйти на свежий воздух.

– Что у тебя в руках? – поинтересовался виконт.

– Это гостинец. Для вас, – улыбнулась Ника, – подруга посоветовала, и она была права. Правда много времени у меня не было, но собрали, что смогли, на скорую руку.

– Тяжело пришлось? – заботливо поинтересовался он.

– Да нет, не очень. Больше нервов, чем неприятностей.

– Хвала небесам! Я очень жду успеха в нашем предприятии. «Очень», – как-то многозначительно произнёс он, взял у неё из рук сумку и с интересом заглянул внутрь.

– Это еда?

– Да, – улыбнулась Ника. – И коньяк. Только он, наверное, ужасно крепкий для вас. Сильнее чем вино, точно.

– Тогда, это хорошая идея проверить, кто сильнее. Я или этот ваш… коньяк!

– Поверьте, виконт, огромное количество самых сильных людей в нашем мире проиграли это соревнование. Не стоит недооценивать выпивку.

– Я обязательно учту твой совет, Ника. И не выпью ни капли больше того, что ты сочтёшь необходимым!

– Я очень рада это слышать. Давайте присядем где-нибудь.

– Хорошая идея. Пойдём туда, – виконт указал на одну из башен, возвышающихся над замком. – Там есть дозорный, но мы его сгоним и сами выполним его работу, обозревая окрестности. Оттуда открывается лучший вид на всё, что тут есть вокруг.

Подниматься по винтовой лестнице внутри башни было не так просто, как могло показаться с первого взгляда. Ступени были узкие и выше, чем Ника привыкла. От постоянного поворота при подъеме у неё закружилась голова, и, уже миновав середину, Ника неуверенно качнулась назад, чуть не потеряв равновесие. Виконт немедленно поддержал её, предложив присесть передохнуть. От чего Ника, впрочем, отказалась.

Хорошо еще, что сумку тащил он, иначе, без подготовки, преодолевать такие подъёмы было бы совсем не просто.

Впрочем, появившийся при преодолении последних ступеней ветерок полностью развеял усталость от подъема, принеся с собой недоступную внизу свежесть воздушного океана.

Патрульный с удовольствием выполнил приказ виконта и покинул пост, радуясь вдруг возникшему разнообразию в его одинаковой службе.

– Как тебе? – явно гордясь, спросил виконт, описывая ладонью полукруг, демонстрирующий природу.

– Невероятно! – задохнулась от восхищения Ника, никогда прежде не встречавшая подобного вида.

Замок находился на приподнятости холма, окаймленного с одной стороны голубой лентой реки, и стоял на пересечении нескольких дорог. Долина, уходившая с явным понижением от замка, просматривалась на многие и многие километры в разные стороны.

Никогда в жизни Ника не видела ничего подобного – будто ты находишься в театре и перед тобой устроены стереоскопические картинки с миллионами деталей, которые сколько не разглядывай, до конца не разглядишь. Мозг тут же пришёл в полный восторг от дикого количества разной информации, водопадом обрушившейся на него.

Несколько минут девушка ничего не говорила, пытаясь впитать в себя всю красоту мира, который раскинулся вокруг неё. Виконт понимающе молчал рядом.

– Спасибо, – наконец смогла выговорить она. – Это какая-то сказка. Мне очень приятно, что вы взяли меня сюда. Люди, увидевшие такое, не могут оставаться неверующими.

– Я рад, что смог произвести на тебя впечатление, – заулыбался он. – Но где же тот коварный напиток, которым ты меня пугала? Время сразиться, не правда ли?

Он с интересом наблюдал как Ника скручивала пробку и, достав шоколадку, снимала с неё оборку.

– Выпейте глоток и закусите вот этим, – протянула она ему плитку.

Виконт сделал лихой глоток, поболтал во рту содержимое и уже потянулся было за сладким, как взгляд его застыл и шоколад чуть не выпал из рук. Закашлявшись, он с шумом наконец втянул в себя воздух и громко задышал, с трудом переводя дыхание.

– На секунду я успел подумать, что ведьмам удалось нас одурачить и отравить меня, – захохотал он. – Ну и забористая же штука! Что у вас туда наливают, жидкий огонь?

Он отхлебнул опять, уже осторожнее и закусил наконец плиткой шоколада.

– Невероятно! Будто ем ангельскую пищу! – сообщил он. – Я восхищён! Как называют этих кудесников, приготовляющих подобные напитки?

– Не знаю, – смутилась Ника. – Наверное, армяне.

Виконт протянул бутылку Нике, и она тоже отхлебнула прямо из горла, как на выпускном.

– Отсюда видны границы ваших земель? – поинтересовалась, кивая головой в сторону великолепных пейзажей.

– Нет, до них нужно скакать пару дней, если в ту сторону. А туда, – он указал рукой, – и двух недель не хватит.

– Не мудрено, что король пытается забрать у вас часть. Здесь так красиво!

– Королю нужно не совсем это, – он опять отхлебнул. – Вернее, совсем не это. При желании он мог бы, наверное, разбить моих солдат, людей-то у него побольше. Но им нужна не моя земля, а я.

– Вы? – удивилась Ника.

– Я, – коротко подтвердил он.

– Не понимаю, – она смущённо пожала плечами.

– Мало кто понимает. Но кто-то понимает, это уж точно. Знаешь, – взгляд его стал мягче, голос приобрел хрипотцу, – древние книги говорят, что мой род не совсем обычный. Так, наверное, может сказать про себя любой старинный род, но у меня есть, чем это подкрепить. В нашем роду рождаются те, без которых ведьм бы не было. Грубо говоря, без моего рода ведьм бы не было, – захохотал он, и Ника подумала, что пора останавливать его с выпивкой.

– Книги говорят, что только такие, как я, могут открывать порталы. Ну, и мои поганые родственники. Но, те, которых рожают они, бессильны. А у нас в роду это передаётся только по мужской линии. И то не всегда, а на третье, а то и пятое поколение. Вот они и подкладывают под меня всю дрянь, в надежде завести наследника – по их, ведьмовской линии. А пока бессилен я, хотя покрыл тут уже всех, без разбора… Не понимаю, почему я это всё тебе говорю… Наверное, потому что ты мне нравишься…

Он икнул.

– Тогда больше пить не стоит, – забрала бутылку Ника. – Я говорила вам, этот напиток коварен.

– Мне очень жаль, что ты от меня не забеременела… Хотя, – он плюнул, – никто не забеременел. Может стоит наплевать и не продолжать этот род, очернивший себя черт знает чем… Хотя церковник говорит обратное.

– А вам, виконт, нравится моё настоящее тело? – смущенно поинтересовалась Ника у захмелевшего.

– Оно очень красиво. И думаю, даже ведьме не осквернить его своим присутствием. Я с нетерпением жду того момента, когда у тебя получится соединить твою душу с телом. Разум подсказывает мне, что мы могли бы стать хорошими друзьями… А то гляди и чем черт не шутит, чем-нибудь поболее…

Ника, окончательно смутившись, отвела взгляд и уставилась в пол.

– Наверное у неё там всё готово, – избегая называть ненавистную Мелиссу по имени, произнесла она. – Давайте пойдем, посмотрим?

– Пойдем, – решительно кивнул виконт и взял её за руку. – Не бойся.

Глава 15

Спускаться с башни было тяжелее, чем подниматься, как это не странно, но Ника справилась, лишь пару раз оступившись. Виконт довольно-таки быстро пришел в себя и спускался по витым ступеням уверенно, поддерживая Нику, когда было необходимо.

Не успели они выйти во внутренний двор, как посланный обратно на башню дозорный что-то громко проорал, указывая рукой в сторону. Виконт, отбежав от башни, задрал голову вверх и переспросил, уточняя только им понятные термины.

Дозорный сыграл на дудке – что-то, что, по всей видимости, означало сигнал тревоги, потому что по двору начали суетливо бегать с какими-то приготовлениями люди.

– Что случилось? Кого он там увидел? – спросила Ника.

Виконт, растеряв последние остатки хмеля, четким голосом отдал несколько команд окружающим, после чего обернулся к Нике и сообщил:

– Чужаки. Мне нужно одеться.

Перепрыгивая через три ступени, он помчался наверх, в сторону жилища. Ника осталась стоять, где стояла, не представляя себе, что делать, и в конце концов, просто решила не путаться под ногами.

Виконт спустился через минуту, натянув на себя боевую металлическую кирасу и держа шлем и среднего размера щит в руках.

Ворота замка закрыли и подкатили к ним телегу, полную камней, готовых высыпаться, чтобы перекрыть и замуровать вход.

Собравшихся солдат виконт разослал по стенам, оставив при себе не больше двадцати человек, вооруженных алебардами. Доспехов ни на ком из них не было, из чего Ника сделала вывод, что повышенная безопасность и здесь доступна только богатым.

Пронесшийся мимо виконт поманил её за собой и, поднявшись на один лестничный проем, они оказались на балконе, который на пару метров возвышался над воротами замка.

Приближающаяся кавалькада была уже отчетливо видна. Человек около ста всадников, без телег, быстро приближались к воротам. Несколько треугольных флагов красного цвета колыхались в самом начале колонны. Если Нику не обманывало зрение, желтым цветом на них был изображен лев, вставший на задние лапы.

– Кто это? Вы знаете? – обернулась она, встревоженная молчанием виконта.

– Королевский штандарт. Очень мило. Как всё любопытно складывается – визит Мелиссы, потом королевская конница. В такие совпадения лучше не верить.

– Это опасно? – осторожно поинтересовалась она.

– Это король. Мои предки не раз отстаивали право распоряжаться на нашей земле, но это король. Грубо говоря, наместник бога на земле. Сначала надо выяснить, что ему тут так неожиданно понадобилось.

Ехавшего среди красных штандартов дородного, грузного мужчину с бородой Ника сразу выделила среди остальных. По горделивой позе, с которой он передвигался на коне, по одежде, яркостью красок и пышностью, отличающих его от окружающих. Как и по той дистанции, где скачущие рядом с ним вежливо отставали на пол корпуса лошади.

– Так вы встречаете гостей, виконт? – громогласно прокричал бородатый, приблизившись к воротам. – Вам стоит поучиться манерам у своего отца. Кстати, где он?

– Ему нездоровится. Он удалился отдохнуть, передав пока управление в мои руки.

– Мы так и будем разговаривать у ворот, виконт? Вы не предложите королю спешиться и отдохнуть? Я, право, удивлён.

– Меня могут извинить некоторые события, происходящие вокруг. Приходится быть настороже.

– Да бросьте вы пугаться, как мальчик. Со мной нет даже сотни людей, я просто путник, которого обстоятельства прислали в ваши объятия.

– Конечно, ваше величество, – кивнул виконт. – Открыть дверь, – скомандовал он охране.

Спешившись, король обнялся с виконтом, впрочем, весьма холодно, скорее демонстративно.

– А ведь я тут у вас по жалобе, виконт, – усмехнулся король. – На вас жалуются, говорят вы убиваете королевских посланников.

– Отрежьте клеветникам языки, – посоветовал виконт. – Берегите свой драгоценный слух и не верьте вралям.

– Говорят вы похитили мадам Мелиссу? Или вы будете это тоже отрицать? А вы же знаете, что она состоит при моей свите? Вы так же изволили перебить королевский конвой. Это неправильно, виконт. Я могу обидеться. Видите, я уже начинаю обижаться!

– Мадам Мелиссу я передал церкви, по настоянию святого её представителя здесь. По-моему, церковь считает её ведьмой. Но кто я такой, чтобы решать? Поэтому она была приглашена на церковное расследование. А как ваше величество узнало о событиях тут происходящих? Не со специальным ли заданием от вас действовала находящаяся на подозрение у церкви женщина?

– Выбросьте из головы вашу подозрительность, виконт. Я с егерями находился на охоте на границе ваших владений, когда доблестный капитан Лертон нашел в себе силы добраться до нас и рассказать о вашем странном нападении на королевский конвой.

– Так он жив! – обрадовался виконт и, найдя Лертона глазами в толпе сопровождающих короля, довольно кивнул. – Мне доставит удовольствие отрезать ему уши! И если вам, ваше величество, так дорог этот бегун, я подарю вам одно из его ушей. Второе, не обессудьте – моё.

– Оставьте несчастного капитана в покое, он выполнял свой долг, как умел. А что, церковь имеет какие-нибудь основания подозревать мадам Мелиссу в непростительном?

– Более чем, я даже скажу. Мадам призналась, и святой отец настроен весьма решительно.

Так что удерживаю её уже не я, а святой орден. Требуйте у них.

– Упаси меня бог, связываться с орденом. Ведьма – значит ведьма, церкви виднее. Но бог с ними со всеми. Почему виконт, вы не представите меня своей спутнице? Кто эта очаровательно одетая фея?

– Её зовут Клара, – хмуро ответил виконт. – Она с кухни.

Ника потупила глаза, уже трижды пожалев, что вырядилась в Маринкины шмотки.

– Ах как это впечатляет. Не все фрейлины в моем дворе могут позволить носить себе подобное платье, я уже не говорю о фасоне. А у вас носят на кухне. Впечатлён.

– Ты можешь называть меня ваше величество, дитя, – обратился он к Нике. – Ты всем довольна? Ни на что не жалуешься?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет, ваше величество.

– А ты Клара свободна или принадлежишь замку?

– Принадлежу замку, – зачем-то ответила она правду, боясь подвоха или приглашения со стороны короля.

– Прекрасно! – хлопнул в ладоши король. – Я выкупаю её у вас, виконт, вот вам золотой.

– Она не продаётся, – оторопел виконт, не принимая монету.

– Королевский Закон о покупке вещей – вы же помните, виконт. Вы не можете по закону не продать мне продаваемую вещь. Тем более, когда я плачу три цены.

Ника с испугом смотрела на потерявшего невозмутимость виконта, поняв, что ситуация закатилась туда, куда не следовало бы.

И вдруг, глаза у виконта блеснули озорным блеском, и он кивнул, соглашаясь.

– Пусть так, ваше величество. Но продаваемая вещь становится вашей ведь только в полночь? Так, что пока пусть она занимается своими обязанностями.

– Хм, – почесал в затылке король. – Вы правы, крючкотворы-законники. Вы накормите нас обедом с дороги, виконт, или королю надо напрашиваться самому?

– Почту за честь разделить с вами трапезу, ваше величество. Правда многое ещё не готово к ужину, но я поручу разместить вас кастеляну. Ваш отряд лучше оставить за стенами, у нас не так много места. А я пойду, лично проконтролирую, что приготовят на ужин, – рассудил виконт.

– Конечно, – король с жадностью и интересом смотрел на Нику, удаляющуюся в сторону кухни.

– Что я наделала?! – в ужасе прошептала Ника, так чтобы слышно было только её спутнику.

– Ничего страшного, – улыбнулся тот. – Мы сейчас же идет в подвал, там ты поменяешься сознанием с Мелиссой, и королю, в лучшем случае достанется кухарка, за золотой.

– Точно! – ей полегчало. – Скорее к мадам Мелиссе.

– Что за звук тревоги я слышала через стены? – ехидно поинтересовалась мадам, едва они вошли в помещение, где мадам под приглядом священника колдовала над препаратами.

– Это вам не поможет, – отрезал виконт. – Хотя, признаюсь, шансы могли бы быть, не будь на нашей стороне церковь. Что вы думаете о препарате ей изготовленном? – поинтересовался он у церковника.

– Сделано по всем канонам, я нигде не усмотрел отклонений. Должно сработать как надо. Эта переселится туда, та туда, а эта сюда, – он кивнул на Нику и недовольную мадам Мелиссу.

– Тогда давайте начнем, – скомандовал виконт. И вам на прощание мадам Мелисса, я желаю вернуться в своё старое тело и больше не думать попасть сюда. Вы не уйдёте живой в следующий раз. И пожалеете, даю вам слово.

– К чёрту ваши угрозы. Давайте начнем, видеть не могу ваши омерзительные морды, – рявкнула мадам. – Давайте фиалы сюда, вы, слуга божий.

Церковник передал ей и Нике по мензурке, содержащей жидкость.

Мадам опустилась на пол и немедленно выпила, закачавшись и потеряв сознание.

Ника, опустившись на грязный пол, по её примеру, поднесла фиал к глазам и посмотрела поверх него на виконта.

– Смелее, – кивнул виконт. – Я верю в тебя и буду рад встретить тебя в твоём реальном обличии.

Ободренная его взглядом, Ника поднесла флакон к губам и резким движением, проглотила жидкость.

Стены качнуло мягкой волной, и сильная утягивающая сила завертела её сознание, словно бумажный кораблик, в водоворот огромной реки.

Темнота, вынырнувшая из глубины реки, поглотила её, и последнее, что она запомнила, это сияние мириад звёзд, сливающихся с яркие, длинные полосы.

***

Очнулась девушка от боли в затекшем плече. Лежать в такой позе на полу значило точно вывернуть шею. Осторожно поменяв позу, чтобы не свернуть ещё чего, Ника потянулась и вдруг, очнувшись, вспомнила всё.

Рывком села, оглядела помещение.

– Нет, нет, нет! – орал мозг, именно потому, что вокруг была привычная, узнаваемая обстановка.

Маринкин бардак было ни с чем не перепутать и, сидящая на полу Ника тупо смотрела на так недавно оставленные ей вещи. И ничего не понимала.

***

Первым, что ей пришло в голову, когда она судорожно сожмурилась и без сил откинулась на спину, что это какая-то разновидность сна. То ли проснулась не до конца, то ли что-то в этом роде... По крайней мере, на это хотелось надеяться. Другие, в массе своей панические мысли, она старалась гнать от себя немедленно.

Неожиданно вспомнилась идея об осознанном сновидении. Одна из подруг, давным-давно, познакомила её с этой теорией. По её словам, управлять сном не так уж и сложно, достаточно осознать, что ты спишь и не дать себе в этот момент проснуться. Лучшим средством для этого было напомнить себе во сне посмотреть на свои руки – в этот момент происходит немедленное осознание кривой реальности, и ты понимаешь, что находишься во сне. И оставшиеся до пробуждения мгновения можно использовать по своему усмотрению.

Подруга, по ее словам, всё время летала во сне. У Ники часто летать не получалось, но пару восхитительных свободных от гравитации снов она все же увидела. Но в основном, хулиганила, прыгая вниз с небоскрёба и делая самолётные маневры перед землёй.

– Осознанное сновидение, – напомнила себе Ника. – Посмотри на свои руки.

Посмотреть на руки изнутри сна с закрытыми глазами не получилось, и Ника, холодея от ужаса, слегка приоткрыла один глаз и осмотрела свои руки.

Ледяная волна истерики охватила её. Она села рывком и широко открытыми глазами уставилась на свои руки. Вернее на то, что должно было быть её руками.

Руки были ухоженными, не знавшими грубого труда, как предыдущие, но, несомненно, это были чужие руки, хоть и весьма знакомые – из-за кольца с красным, поддельным рубином на безымянном пальце.

Содрогаясь от осознания невероятной ошибки, Ника кое-как поднялась на ноги и, качнувшись от внезапного головокружения, оперлась чтобы не упасть рукой на круглый, обеденный стол, за которым ей приходилось не раз сиживать, даже не далее, как сегодня.

В забитом всякой хрустальной чепухой серванте Ника нашла своё отражение в зеркале на задней стенке. Без сил опустившись на стул, она сидела минут пять в тишине, ловя себя на том, что в голове нет ни одной мысли. Лишь тупая и холодная пустота.

На трясущихся ногах она пошла в Маринкину спальню, где, как помнила, находилось огромное, в полный рост зеркало. Прекрасно понимая, что она увидит в нем, Ника вместе с тем испытывала какую-то странную, необъяснимую надежду.

Но всё было тщетно. Качаясь и стараясь не заорать от ужаса, она двумя руками зажала себе рот, издавая лишь редкие, сдавленные всхлипы.

Из зеркала на неё смотрела Маринка. Собственной персоной. Слегка ссутуленная, с тенями под глазами, но родная и столь хорошо знакомая Маринка.

Ника опустилась, почти обрушилась на пол и в полный голос заплакала, или даже заревела – чужим, странно звучащим для её ушей голосом.

***

Верить в происходящее и одновременно не сойти с ума, не было никакой возможности. Ника плакала, успокаивалась и, бросив взгляд в зеркало, начинала плакать опять, от острой жалости к себе и непоправимо запутанной и запущенной ситуации.

Как даже объяснить себе, что происходит? При чем тут Маринка? Как же так?!

– Мамочка, дорогая! – найдя в себе остатки сил, еле поднявшись перед зеркалом, Ника опять оглядела себя в новом обличии. – Как я до сих пор с ума не сошла? Не понимаю! Или уже сошла, и это мне санитары мерещатся, в разных обличиях…

Она изо всех сил ущипнула себя за ногу и взвизгнула. Боль была настоящая, резкая и реальная.

Скинула всю одежду и придирчиво, словно выбирая, оглядела свое новое пристанище.

По сравнению с Кларой тело Маринки было значительно удобнее. Легче двигалось, не побаливали замученные работой пальцы рук, и вообще, сказывалось хорошее питание и здравоохранение.

Каким образом? — еще раз спросила себя Ника. И причем тут Маринка? Ничего не понимаю, как так могло получиться? Вспомнились последние слова Ольфа-Виталика, но как-нибудь найти в этом смысл всё равно не получалось. «Не раскисай, – наконец приказала себе она, — как-нибудь выпутаемся».

Отправившись на кухню и открыв холодильник, девушка задумчиво в него уставилась. Пошарила взглядом и обнаружила довольно-таки свежий лаваш, кусок крепкого сыра и оливки. Самое то – решила. Вот уж точно не время считать калории. Тем более, если Маринкино тело наберёт пару килограммов, ничего страшного не случится. Ей много объяснить придётся. Неспроста это всё... Ох, неспроста!

Сыр решила не натирать – иди знай, есть у Маринки тёрка, и где она – а просто тонко настрогала ножом и засунула в лаваш. Туда же отправила оливки, нарезав, как получилось. Посыпала сухими пряностями, которые нашлись первыми – петрушкой и орегано – и, завернув получившееся в рулет, отправила в портативную духовку, стоящую на кухонном столе.

Получившиеся произведение могло сделать честь любой пиццерии, и Ника, довольная произведением, осторожно дуя на тянущийся как летний день сыр, проглотила его в два счета. После чего, поставив на огонь чайник, отправилась хозяйничать в Маринкиной квартире.

Потом еще один сделаю, понажористей – мстительно подумала. Я вас на чистую воду выведу, еще пожалеете, что со мной связались!

План действий созрел во время еды. Но сначала надо было привести себя в порядок, вернее Маринку.

Быстро выкупавшись в душе, Ника, не суша волосы, отправилась к платяному шкафу, чтобы подобрать соответствующее её боевому настрою одеяние.

Нижнее бельё подошло без вопросов, а вот с платьем пришлось повозиться. Вкус у Маринки был специфический. Но нашелся классно сидящий сарафан и легкая кофта. Пока нормально, – подумала Ника. И тут заметила на верхней полке в шкафу альбом с фотографиями.

Странно! Кто хранит фотографии в шкафу, под постельным бельём? С этими мыслями она вытащила из-под простыней альбом и, усевшись на кровать, открыла его.

Маринка, хоть и была подругой давно, почему-то своих старых фоток не показывала. Как-то разговор туда и не заходил ни разу.

Ника была готова увидеть Маринкины детские фотографии, какие-нибудь нелепые школьные или детские – на горшке. Но увиденное заставило её буквально потерять дар речи.

Ни одной Маринкиной фотографии в альбоме не было. Совсем. А начинался он с фоток пяти разных девиц, что характерно, внешне похожих на Нику, и того же типажа. На двух фотках, рядом с дамами находился вездесущий Виталик. Но этих было только пять. Все остальные карточки были Ники. На работе и около дома. На отдыхе. Вот первая встреча с Виталиком. Свадьба. Фотография её медицинской карточки и анализ крови, сделанный в прошлом году.

Ника очумело смотрела на снимки, борясь с наступающей паникой.

– Какого лешего? Что происходит!?

Она ещё раз бегло пролистала альбом, пытаясь ухватить хоть какой-то ускользающий смысл.

Белый, сложенный пополам листок выскользнул из-за пустых страниц, когда она в очередной раз перевернула их.

Лист был заполнен беглым, сбивающимся со строк, явно Маринкиным почерком. Ника оторопело начала читать, сбиваясь от волнения и с трудом наводя теряющуюся от волнения резкость.

«Дорогая Ника!» – начиналось письмо. – «Если ты читаешь это письмо, значит всё получилось! Если бы ты знала, как это трудно – работать, не будучи уверенной в результатах своего труда. Не каждый садовник меня поймет. Когда растишь сад, результат более-менее предсказуем, а когда ухаживаешь за человеком, ещё иди знай. Но, получается, что ты меня не подвела. И это значит мне есть чем гордиться – планом, расчетом и замыслом. Я так долго выращивала тебя, моя дорогая подруга, что почти привыкла к тебе и даже стала испытывать некоторые теплые чувства, что в работе с человеческим материалом недопустимо».

Ошарашенная Ника оторвалась от письма и безвольно огляделась по сторонам, как будто ища чьей-то поддержки. Потом продолжила чтение.

«Ты не простой материал», – продолжала Маринка. – «И это делает честь моему умению выбирать. Хотя было и не просто с тобой. Если бы ты знала, каких усилий мне стоило свести тебя с Виталиком, не дать ему от тебя уйти, а тебе не дать от него забеременеть – ты бы меня зауважала. Да-да, твоя не беременность моих рук дело. А что прикажешь делать? Нам нужно было свежее, не рож авшее тело. Но на самом деле не только беременность, а вся твоя жизнь в последние годы – это произведение умелого садовника – меня. Постарайся быть благодарной. Там было парочку хороших моментов, не правда ли?

Если ты всё еще не поняла, как оказалась в моём теле, то это, право, проще простого. Когда ты мылась в душе, я подменила флакон с кровью сумасшедшей кухарки своим. Ты недотёпа, дорогуша. И тебя так легко просчитать. Ведь когда не сработал план А, ты сама выполнила план Б. Впрочем, спасибо. Видишь, в любой ситуации нужно оставаться благодарным, чего и тебе советую.

Теперь у тебя неплохое, по сравнению с прошлым, тело, и нормальная легенда. В дурдом тебя никто не посадит, продолжай быть Маринкой. Правда, квартира съемная и тебе придется постараться зарабатывать побольше, чем ты привыкла. Но, я уверенна, ты справишься. После опыта работы кухаркой в замке, что тебя может напугать?

Если тебя обидно сейчас, то не надо. Не каждому удается поучаствовать в большой игре правящих нашими мирами сил. А твоя роль была очень важна. На этом прощаюсь навсегда.

P.S: Приятная вещь! Соседка Сергеевна должна тебе шестьдесят долларов. Купи себе что-нибудь на память. Поливай иногда кактус в кухне».

Глава 16

Первым делом рассвирепевшая Ника подскочила к зеркалу и влепила себе и Маринкиному отражению две звонких, оглушительных пощёчины.

– Ой! – она схватилась руками за пылающие щёки.

Стоп, сказала себе! Так можно и до членовредительства дойти. Как говорится, назло маме отморозить щёки. Маринкино тело хотелось от ненависти повредить слегка, но разум останавливал. Потом самой же пользоваться.

– Ой! – Ника опять, не сдержавшись, больно ущипнула отражение Маринки в зеркале за руку. Это надо же – какая дрянь оказалась, подруга-то. Это даже не змея подколодная, это какая-то нечеловеческих высот сволочь! А как прикидывалась?! Слушала всё со вниманием, дрянь! Подлая, мерзкая дрянь!

Не сдержавшись, Ника опять влепила себе пощёчину.

– Вот если кто со стороны увидит – дурдом обеспечен, – подумала она, и эта мысль вызвала лёгкий истерический смех, постепенно переросший в смеховую истерику, которая переросла в слёзы, а потом в полное, безысходное молчание.

Нет, так нельзя. Соберись! – приказала она себе. Если просто поднимешь руки – утонешь! Выход всегда есть, нужно искать. Думай! Что можно сделать? Ждать на квартире у гадалки –бессмысленно, она может там и не появится никогда. Сама я ничего не умею. Не в милицию же идти? – она невесело посмеялась. Представляю, как бы они на такое заявление отреагировали.

Что же там этот монах говорил тогда – на всякий случай, если что-то пойдет не так? Ведь сейчас это самое оно! «Не так» – это уж точно! Эти, как их… масоны! – обрадовалась Ника, вспомнив, наконец, разговор.

Только где же их искать? Вряд ли они в телефонном справочнике есть. Догадка оказалась правильной – в справочнике ничего подобного и близко не было.

Пойти в полицию узнать? Там могут на такие вопросы скорую помощь вызвать. Что-то я сегодня много о полиции думаю? Точно! Дядя Володя, из второго подъезда. Второй год на пенсии, но точно должен быть в курсе, если что.

Наскоро собравшись, даже не поев, Ника направилась к своему дому, мстительно решив купить по дороге шаурму.

– Добрый день, дядя… Владимир Николаевич, – с радостью и с приязненной улыбкой, произнесла Ника, как только дверь открыл хозяин квартиры.

Он недоумённо поднял брови, по всей видимости пытаясь вспомнить, откуда знаком с посетительницей.

– Я – Марина, подруга Ники, вашей соседки с пятнадцатой квартиры. Она мне посоветовала к вам обратиться, – быстро нашлась Ника, на миг забывшаяся от встречи с близко знакомым человеком.

– А… добрый-добрый. А чего сама не заходит, занята? Как там у неё дела? Всё в порядке? На днях видел её мужа в парке в сомнительной компании.

– Спасибо, нормально у неё всё.

Ничего себе нормально! И надо будет про эту компанию выяснить – подумала она, но вслух только повторила про порядок и занятость.

– А что вас ко мне привело, Марина? Чем я могу помочь? Не знаю, сообщила вам Ника или нет, но я уже не действующий сотрудник, а на пенсии. Вроде как в запасе, но, между нами, какой там запас… Пенсионер. Так что помочь могу в основном советом.

– Ой мне как раз совет и нужен.

– Ну это вы по адресу. У нас всё-таки была страна советов, а я её представитель здесь. Чаю хотите?

– Спасибо, – улыбнулась Ника, – если вас не затруднит. Или вы, может, чем-нибудь другим заняты?

– Занят, конечно. Читаю про выращивание перца, – усмехнулся он в усы. – Но для вас время найду.

Вскипевший чайник был водружен на стол и, разлив заварку по чашкам, хозяин приглашающе подвинул чай к Нике.

– Варенье берите – моё, личное производство.

– Я знаю, – осеклась Ника. – То есть, спасибо, очень вкусно. Я, может, странно буду выглядеть, но я ищу информацию про масонов. Вы про них что-нибудь знаете?

– Журналистка? – поднял он бровь.

– Нет, по личному вопросу.

– Ого, вот это удивили, так удивили. Когда у людей проблемы, они к батюшке идут, или на худой конец к гадалкам. Но к масонам… Извините моё удивление, первый раз слышу.

– А почему вы думаете у меня проблемы?

– А у кого их нет? Тем более не ради чая же вы ко мне пришли.

– Просто, любопытно, – попыталась выкрутиться Ника.

– Ну, любопытно, так любопытно. Есть такие и у нас. Взрослые мужички, играют в управление миром, незаметно от санитаров и комитета госбезопасности, как им кажется. Устраивают представления друг для друга, в фартуки наряжаются. Чепуха, одним словом. Но если вы меня спросите, как лучше – так или водку по гаражам пить, то гаражи повреднее будут.

– А где их можно найти? – Ника отставила чашку, напряжённо вслушиваясь в каждое слово.

– Везде по-разному, шифруются они. А у нас изображают из себя тайное общество, замаскированное под кружок изучения латыни, древнегреческого и поэзии. Только для избранных сообщество. Народ, в основном, не бедный. Строят тайные планы по улучшению человечества. Я считаю, чем бы дитя не тешилось... Вон, и Пушкин масон был. Ничего.

– А я смогу на собрание их попасть? Или как главного найти?

– Тебе прямо главный нужен? Для любопытства? – посмеялся он.

– А вдруг, они по-настоящему заняты полезным делом?

– У нас без учета, – хитро прищурился он, – полезным делом никто не занимается. Дурака валяют, послушай опытного человека. Уровни посвящения друг-другу присваивают, степени, секреты дурацкие передают. Мы же в курсе всего. У нас несколько информаторов к ним приставлены были. А что ты думаешь? Государство должно знать всё. Доходили даже до степени магистра в их иерархии. Только все их тайны – на уровне пионерлагеря, поверь мне. Сама все тайны в желтой прессе прочитать можешь.

– А где этот кружок собирается? – настояла на своём Ника.

– Ты, я вижу, человек настойчивый, – похвалил он. – Своего добьёшься. В ДК, если я не ошибаюсь. На Трудовой. Только, если хочешь моего совета послушать, не дури себе голову. Или мне скажи, в чем проблема. Для подруги Ники, помогу, чем смогу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Да нет спасибо. Я только из любопытства.

– Ну, может я и не прав, и ты им подойдёшь. С твоей скрытностью. Но ты человек взрослый, сама смотри.

– Спасибо, – попрощалась Ника, обуваясь. – Вы мне очень помогли.

– Эх, девочка, не за что. Вот действительно, не за что. Аккуратней, там, с клоунами этими.

Литературную секцию в ДК Ника нашла без всяких проблем. Черно-белая плитка на полу помещения давала ощущение огромной шахматной доски, портреты великих людей на стене странно контрастировали с пластмассовым черепом, лежащим на специальной подставке под центральной стеной.

«Бедный Йорик» – гласила надпись под черепом. Шекспир, – вспомнила Ника. Наводят антураж. А на плитке пола, наверное, можно и в самом деле сыграть в шахматы, используя людей вместо фигур. Занятно.

– Муса, – крикнули из смежного помещения. – У нас посетитель. Узнай, кто эта милая девушка.

Подошедший рыжий молодой человек лет двадцати восьми, был явно выходец с Кавказа, несмотря на цвет шевелюры.

– Здравствуй, многоуважаемая, – с крепким акцентом произнес он. – Сегодня нету занятий, если ты стихи слушать пришла. Другой день приходи.

– Я не за стихами, – Ника была настроена решительно. – Мне нужно поговорить с вашим главным.

– Э, – удивился тот. – Директор дома культуры? Или тебе президент страны нужен? Один точно не сможет.

– Да не смейтесь вы! С главным в вашем литературном кружке.

– Семён Аркадьевич, – крикнул он в проём. – Раз президент занят, вас хотят.

Ника негодующе нахмурилась, но решила не ссориться.

Семён Аркадьевич оказался маленького роста лысым человеком, с быстрыми, даже резкими движениями.

– Чем могу услужить даме? – по-старомодному поинтересовался он, шаркнув ногой.

– Мне нужно поговорить с вами наедине, – попросила Ника. – Это очень важно.

– Это решительно невозможно, дитя моё. В наше сложное время удалиться наедине с дамой чревато для всего. Были всякие примеры. Извините, это не про вас лично. Такое у нас правило.

Видя, что его не сломить, Ника решилась.

– Вы же масоны? Мне очень-очень нужны масоны, для одного дела.

– Дачу строите? – ехидно поинтересовался лысый.

– Да перестаньте вы. Я попала в беду. И мне срочно нужен кладовщик, – выпалила Ника одним духом. – Мне очень-преочень нужен масон со степенью, которая называется кладовщик.

Семён Аркадьевич удивлённо выкатил глаза:

– Дорогая посетительница, я на самом деле, просто имея такое хобби, знаю кое-что про вольных каменщиков, которых вы называете масонами. И степени посвящения у них есть. Но вот, такой, кладовщик, – он, посмеявшись развёл руками, – такого просто не бывает.

Ошарашенная явной честностью его ответа Ника, стараясь не впасть в панику, произнесла:

– Меня выкинули из другого мира и мне необходимо попасть назад. Кроме вас, мне некуда обратиться, помогите мне пожалуйста!

– Ой, милая моя, вы явно не по адресу. Мы тут стихами занимаемся, лингвистикой. Вы бы сходили с батюшкой пообщались, а то и доктором. Не обижайтесь, – он схватил уходящую Нику за руку и, глядя ей в наливающиеся слезами глаза, с тревогой произнес: ­– Поймите, дорогая вы наша, нужно, иногда просто необходимо обратиться за помощью к доктору. Вы зря думаете, что все они…

Тут Ника в гневе вырвала у него руку и, выскочив из помещения, побежала прочь.

Всё время, как только отпускал ком в горле, она начинала плакать почти в полный голос. Брать автобус в таком состоянии было невозможно, поэтому Ника просто шла по улицам и время от времени плакала почти в полный голос. Всё было бессмысленно и бесполезно. Выхода просто не было.

При входе в ненавистный Маринкин подъезд Нику остановил настойчивый автомобильный сигнал сзади. Обернувшись, она увидела в сидящего в потрепанной Ладе давешнего рыжего кавказца. Приветливо улыбаясь, он приглашающе помахал рукой.

Если предложит покататься, глаз ему выцарапаю, тут же! – переходя к ожесточению, подумала Ника.

– Пойдем прокатимся, – предложил ухмыляющийся наглец, и Ника уже решилась влепить ему по щеке, как вдруг поняла, что он произнес это без того тяжёлого акцента, с которым говорил накануне.

– А? – остановилась она.

– Ты искала кладовщика, – напомнил он, задирая подбородок и глядя на нее из-под полузакрытых век. – Ты его нашла.

– Что ты имеешь в виду? – не доверяя происходящему, осторожно поинтересовалась Ника.

– Поехали. Поговорим.

– Никуда я не поеду! Скажи, что ты имел в виду.

– Ты чересчур подозрительная. Если кавказский мужчина предлагает девушке просто прокатиться, это не должно никого пугать.

Ника развернулась и быстрым шагом пошла к подъезду.

– Всё, всё! Пошутил! Девушка, это просто шутка. Не уходите, второго шанса не будет.

– Что ты имел в виду, говоря про кладовщика?

– Степень. Ну, же, садитесь. Не на всю улицу же орать.

– Как вас там, Муса? Знайте, если что я смогу за себя постоять. А лучше выйдите, тут поговорим.

– Хорошо, давайте тут познакомимся, – он вылез из автомобиля. – Как вас зовут?

– Как вы можете доказать, что вы это тот, кого я ищу?

– А вы здорово отвечаете вопросом на вопрос, – рассмеялся он.

– Ника, – коротко, как отрезала, представилась она.

– Приятно очень, – кивнул он головой. – А я как раз против того, чтобы люди шастали между мирами. Надеюсь, этот ответ вас устроит?

– Устроит, – кивнула Ника. – Мой рассказ будет звучать как бред, но мне некому это больше рассказать. Я была уверенна масоны помогут. Так мне сказали.

– Может и помогут, – улыбнулся рыжий. – Не обращайте внимание на то, что вы видели. Ширма. Расскажите мне свой рассказ – я сам решу, это бред или нет. И давайте присядем всё-таки в машину. В ногах правды нет. И выше ног её тоже нет, – рассмеялся он своей шутке.

Впрочем, сумбурное повествование Ники он слушал внимательно, не смеясь и не перебивая.

– Вот теперь я в её теле и готова наложить на себя руки, честное слово.

– Это одна из самых идиотских идей, которые я слышал. Обменять чужое, но довольно-таки неплохое тело на вырождение в пустоту, с минимальными шансами на перерождение после самоубийства, это конечно безумие. Если я ещё раз услышу от вас про наложить руки, то буду считать это личным оскорблением создателя и закончу разговор. Вы меня поняли?

– Поняла, – кивнула она. – Я больше не буду. Это от бессилия и злости. Я как только представлю, что она там под видом меня делает что хочет, у меня от ненависти ноги подкашиваются.

– Ненависть плохой помощник, – помотал он головой. – Туманит разум.

– Я понимаю, конечно, – согласилась Ника. – Вы мне сможете помочь?

– То, что мы встретились, уже великое дело. Появилась информация у меня, вы чувствуете себя более не одинокой, правда же?

– Но вы мне поможете?

– Дорогая Ника. Я не могу открыть вам ничего из того, чем мы тут занимаемся. Но в основном – балансом. Нельзя, чтобы по каналам туда-сюда сновали кто бы это не были. Равновесие реальности настолько хрупко, что достаточно небольшого перевеса и всё обрушится.

– Вы имеете в виду… типа, мир взорвётся? – непонимающе нахмурилась Ника.

– Для кого-то определённо да. Как бы это получше объяснить? Без света нет тени, без черноты букв, книги были бы пустым белым местом. Всё заложено в созидании и всё необходимо. И самое главное тут – баланс. Равномерность и размеренность. Они, – он рассерженно мотнул головой, – умеют рыть канавы в пространстве, как крысы в сыре. И если мы их вовремя не закроем, там соберётся слишком много этих крыс. Они разрушат всё и погибнут сами.

– Они этого не понимают?

– Конечно понимают. Но такова их природа. Их цель.

– Я, конечно, может, и ошибаюсь, – задумчиво произнесла Ника. – Но, если вернуть меня туда, а их сюда, это же восстановит некоторое равновесие?

– Идеально бы вернуть всё по своим местам. Но мы не так много умеем… То, что ты рассказала мне даёт определённую надежду. Если тут есть три сознания, перемещённые оттуда, мы можем попробовать переместить тебя туда обратно. Но это очень, повторяю очень непроверенная и не наработанная процедура. Если бы вас было семь человек, тут протокол отработан. Но трое? На твой риск. А я советую тебе обождать, и когда мы вычислим ещё перемещённых душ, проведём семерной обряд, и ты без происшествий переместишься в сознании.

– А сколько времени нужно ждать?

– Это никому не известно. Может день, может десять лет. Зависит от деятельности крыс.

– Я не могу столько ждать, – расстроилась Ника. – Давайте сейчас действовать.

– Это твоё решение. Может, оно и правильное. Не могу судить. Так, говоришь кухарка в больнице, а твоего мужа видели в парке? Тогда на поиски!

Навестить кухарку и взять у неё повторно каплю крови труда не составило, Ника шла по уже пройденной дорожке. А вот найти Ольфа в теле Виталика удалось не сразу. В парке, несмотря на наступающую темноту, народу гуляло немало, но нужной плохой, по выражению соседа, компании, видно не было. Только женщины с детьми, пара доминошников и несколько неугомонных спортсменов. Даже и спросить было не у кого.

Шумную компанию удалось обнаружить уже по дороге домой, у находящегося на ремонте стадиона, где парк примыкал к городскому пруду, гранича со спортивными секциями.

С десяток кое-как одетых людей, под звук магнитофона, жарили что-то на костре и, как правильно догадалась Ника, пили водку. Судя по хорошей, но заляпанной уже одежде, Ника безошибочно определила бомжей.

Дамы на этом празднике жизни тоже присутствовали, в количестве двух. У каждой лицо украшал синяк, правда с разных сторон. Странно – подумала Ника – как я бомжей не встречу, всегда в синяках. То ли не сходят они у них, то ли постоянно новые зарабатывают? И тут же себя одёрнула – если так пить и в такой компании, не мудрено, что лицо у людей такое.

Компания жарила над огнем тушки птиц, а женщины искусственно выгибаясь, танцевали под надрывные вопли из колонки.

– Какие люди… – с преувеличенным воодушевлением проорал обрюзгший бородач, с бутылкой в руке. – А только к столу с пустыми руками приходить не красиво, ты как считаешь, рыжий? – обратился он к Мусе.

– Я считаю, что язык твой, враг твой, – ответил тот, с неожиданно появившимся сильным акцентом.

– Извини, браток, перепутал, – смутился бородач. – Мы тут свадьбу отмечаем, присоединяйтесь, если пару копеек подбросите.

– Мы ищем человека, – Ника коротко описала внешность Виталика.

– Немца что ли? – удивился бородач. – Вон он в кушарах спит. Жених… Совсем человека водка косит, как ребёнок. Одно слово немец... На Снежане женился, – он показал на одну из танцующих дам.

– Почему немец? – удивилась Ника, направляясь к кустам, на которые показал бородач.

– Вольф? Ну не татарин же!

Спящий не проснулся даже когда Муса, уколов ему палец, сцедил каплю в пробирку.

– Не ваш родственник? – поинтересовался бородач, подойдя поближе. – Хороший парень, только жизнью ударенный совсем. Нам голубей набил, – он указал на костёр. – Камнем. Чистый снайпер. Латышский стрелок!

Собранные ингредиенты Муса долго смешивал и разливал в лаборатории, куда они приехали через час, предоставив празднующую компанию самой себе. Привычная уже к процедуре Ника, предоставив свой палец, с лёгким скорее нетерпением, чем страхом, ожидала завершения процесса.

– Ну, не знаю, – с сомнением пробурчал Муса, разглядывая на свет получившиеся произведение. – По-моему так. Если я не ошибаюсь, тебя должно вытеснить обратно в кухарку. Но раз тройной переход, и используем кровь Ольфа, есть маленький шанс попасть в него. Процентов пятнадцать. Так что я еще раз тебя предупреждаю – подумай. Может тебе пока лучше тут остаться? Пока для перехода достаточно не наберётся?

– Я готова, – решительно сжала зубы Ника. Она вспомнила слова виконта о том, как он верит в неё и ждёт встретить в её реальном обличии. – Готова. Я верю, что всё получится.

– Ну что же… – кивнул Муса. – В добрый путь. Да пребудет с нами равновесие!

Ника пришла в себя значительно быстрее, чем в прошлые разы. Сказывался, наверное, опыт. К её удивлению, света в помещении почти не было, и по традиции, жутко воняло. Звякнувшие на ноге кандалы сначала даже обрадовали её. Наверное, виконт раскусил обманщиц и посадил на цепь.

Но, со второй мыслью пришло понимание о том, что плечи двигаются совершенно по-другому.

И… о господи… странное ощущение ниже пояса. Ника резко ощупала себя в паху и, ужаснувшись от медленно приходящего понимания, стянула штаны, не обращая внимание на держащую их верёвку. То, что она там увидела, даже при тусклом свете подземелья заставило её завизжать от ужаса.

Глава 17

Насколько иногда важны моменты одиночества и осознания, понимаешь далеко не всегда. Жизнь, бурля и стремясь, подобно водопаду, несётся рядом. Либо, как тихое болото, окружает звоном заботливых комаров и какого-нибудь соседского дятла, занятого вечным ремонтом. Так или иначе, окружающая жизнь диктует своё и для того, чтобы задуматься, обычно не хватает даже пары минут. Теперь, времени, чтобы подумать было достаточно, но думать о одном и тоже, было подобно какой-то пытке.

Передёргиваясь от омерзения каждый раз, когда дотрагивалась до этого, по всей видимости, никогда не мытого мужское тела, Ника несколько раз с силой провела по камням пола, стараясь стереть с ладоней похожую на мох липкость.

– Хватит! – сказала себе после где-то часового молчания. – Представь себе, что ты заболела. И что это, там в штанах, у тебя выросло. Вот болезнь такая, представь себе! Ничего же не болит, правда? Просто неудобно…

А неудобно было. До такой степени не удобно, что не удавалось забыть об этом ни на одну минуту. Неудобно было всё – поворачиваться на бок, подниматься, садиться. Даже сидеть и то было неудобно. Попробуй кому объяснить, так и не объяснишь. Вроде как у тебя между ног гроздь винограда подвесили. И не дай бог помнёшь. Больно! Как они с этим живут? Вот уж действительно, не позавидуешь. В туалет ходить вроде удобнее, но других преимуществ нет. Ника с отвращением опять заглянула в свои штаны и, передёрнувшись, побыстрее завязала их обратно.

Сейчас это далось ей намного легче, чем несколько часов назад, когда осознание произошедшего, словно молот, обрушилось на неё, ломая психическое равновесие, и без того затронутое последними злоключениями.

Закончив первичную истерику, Ника попыталась докричаться хоть до кого-то, но всё оказалось напрасным. То ли звук из подвала никуда наверх не долетал, то ли на крики из подземелья обращали не больше внимания, чем на назойливое гудение мухи. Успокаивало, если можно так сказать, только то, что рядом с цепью находился кувшин для питья с относительно свежей водой. Значит пленника кто-то время от времени посещает, внушала она себе надежду. Прорвемся.

Но час шел за часом, в маленьком, под потолком отверстии серость дня сменилась чернотой ночи, а к ней так никто и не зашёл.

Потерявшаяся в полном безвременье и темноте Ника не сразу сообразила, что слышит шум шагов в коридоре, а не стук крови у себя в голове.

Стукнул засов и, с факелом в руке, появился один из стражников, уже встречавшихся ей ранее, на кухне.

– Благодари господа за пищу, – произнес вошедший и, бросив краюху хлеба на пол, рядом с цепью, быстро оглядел помещение и собрался удалиться.

– Стой! – заорала Ника, грубым, саму её испугавшим голосом. – Немедленно приведи сюда виконта, мне нужно сказать ему очень важные вещи!

– Да, да, – рассмеялся стражник. – Ты расскажешь, что ты из другого мира, как в прошлый раз, и пообещаешь кучу золота, которая только ты знаешь, где спрятана. Второй раз на эту наживку ты меня не поймаешь. А будешь хитрить, пару дней не поношу тебе еду – посмотрим, как ты запоёшь.

– Стой же! – Ника лихорадочно думала, как бы дать знак виконту, который покажет, что это не очередная выходка хитроумного Виталика. – Про салат! Скажи ему про салат святой Клары. Он даст тебе награду, уверяю тебя!

– Наверное, я и воды тебе завтра не принесу. Чтобы поучить тебя. Ты не должен думать, что самый хитрый и можешь обмануть кого угодно, – он повернулся и, расстроенно мотая головой, направился к выходу.

– СТОЙ! – бессильно орала Ника. – Священника позови или Гуниллу… Не закрывай дверь, ну пожалуйста, послушай! Ты, дебил!

Но всё было бесполезно, и глухая, отсекающая звуки дверь опять закрылась, восстанавливая в подземелье звенящую былую тишину.

Ника хотела по привычке поплакать, но потом сказала себе – какого лешего!? И стала есть принесённый хлеб.

Съев половину свежего, грубого зерна хлеба, Ника успокоилась и, решив отдать себя на волю судьбы, плыть по воле волн. Выхода действительно не предвиделось и оставалось только надеяться на бога и провидение.

Провидение, как это не странно, и в самом деле не заставило себя долго ждать.

В коридоре опять раздались шаги, на этот раз множественные. Кто-то ругался, громко звякала цепь. Потом зашумел засов, дверь распахнулась, и, ослепленная после привычной темноты светом факела Ника на сразу поняла, кого стражники, ругаясь и дёргая за цепь, втащили в подвал. Выглядевшее как неясный, вычурный сон происходящее оставило Нику без слов. Какая же я красивая и классная – подумала она, наблюдая, как мадам Мелисса в её обличии пытается дотянуться пинками до стражников. Они, не обращая на тычки и пинки со стороны дамы никакого внимания, присоединили кольцо к цепи, держащую и её цепь. Дверь за стражей закрылась.

О, Ника уже видела эту дверь закрывающейся! Но насколько же изменилась обстановка!

Стараясь не спугнуть этот дивный сон, Ника отщипнула от краюхи хлеба кусочек и засунула себе в рот.

Мадам Мелисса, судя по звукам, раздающимся в темноте, грызла то ли цепь, то ли себе руку.

– Что-то пошло не так, мадам? – наконец нашла в себе силы Ника и, изображая преданного Ольфа, робко задала вопрос, обращаясь в тот угол, откуда раздавался звон в темноте.

– Заткнись, дурак! – последовал короткий ответ, и, Ника решив не раскачивать ситуацию, благоразумно замолчала.

– Какая глупость! – шипела время от времени мадам. – Какая непростительная глупость и неудача!

– Может, я смогу хоть как-то помочь? – решила влезть Ника, понимая, что её не просто раскусить в этом обличии, и, мадам Мелисса, принимая ее за Виталика, может ненароком порассказать чего-нибудь по-настоящему нужного.

– Убей себя об стену, скотина, – прошипела мадам. – Воняешь на весь подвал. Как можно быть таким вонючим козлом?! Ты даже когда рот свой открываешь, до сюда доносится.

Ника решила не отвечать, чтобы нервничающая мадам немного остыла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Остывание, к её удивлению, продолжалось долго. Мадам звенела, плевалась и рычала, если чувство времени её не обманывало, часа два.

Наконец наступил час тишины, и Ника уже подумала, что утомленная мадам уснула, когда голос, такой родной, но столь странно звучащий со стороны, разбудил её, почти начавшую дремать.

– Ты, вонючка… – позвала мадам. – Тут вода есть?

– Есть, мадам Мелисса, – услужливо поддакнула Ника. – Вот тут, в кувшине.

– Знаешь, как меня зовут? – задала странный вопрос мадам.

– Конечно, – слегка опешила Ника. – Я же вам приносил клятву верности, – на всякий случай напомнила она подслушанное в свое время признание.

– Ах вот как? – в голосе мадам послышалась заинтересованность. – Так ты тот кухонный парень и есть? То есть, ты – Виталя? Ну, тогда, считай, нам продолжает везти.

– Ну да, – ответила за Ольфа Ника. – Теоретически. Но вы ведь мадам Мелисса…

– Я не мадам Мелисса, – перебила его она.

– А кто же? – в ужасе предвкушения, застыла Ника.

– Дурак ты, Виталя. Всегда слабо соображал. Тройной обмен делали же. Я Марина, дебил!

***

Первым желанием Ники было вцепиться ногтями в своё лицо, оккупированное теперь душой Маринки. И вторым желанием. С трудом удержав себя от этого порыва, Ника молча сглотнула слюну, подождала и опять, не в состоянии сказать ни одного слова, сглотнула слюну.

Прекрасно понимая, что расцарапанное лицо окажется у её замечательного, похищенного тела, Ника обескураженно молчала, совсем не понимая, как поступить дальше.

– Чего замолчал? Обалдел? – ехидно поинтересовалась Маринка. – Ну ничего, тут бы мозги поехали и у людей покрепче тебя.

– А где мадам Мелисса, – наконец смогла вымолвить Ника. – С ней что?

– Где, где, в гнезде? – отмахнулась Маринка. – С королем сейчас возится.

– А что с ним?

Маринка злобно плюнула в сторону и, погремев цепью, сообщила:

– Напоил его этот дурак виконт, а слабак-король и рад нахлебаться. Вот ведь незадача. Сама бы себе пощечин надавала. Я же коньяк с этой дурой и передала, чтобы ей пусто было.

– Вы про кого? – всё так же осторожно поинтересовалась Ника, боясь сбить поток откровения, идущий от Маринки.

– Про Нику твою дебильную! Как она всё испортить может! Даже не собираясь это сделать. Дар у неё. Под ногами мешается, крыса противная… Так бы и размазала бы её о стенку.

– Она еще тут?

– Не тут, не тут, – забормотала Маринка злобно, задумываясь о чем-то своём. – Но мешается как будто и не убиралась отсюда. Тьфу, жаба.

– Вы же вроде подруги были… Не жалко её?

– Ну ты совсем тут прихворал, Виталя. Какие подруги? Рабочее тело вели. Я с унитазом большая подруга, чем с этой тёлкой. Но не досмотрели. Не доработали. Зря на неё с Элей планы строила. Если хочешь что-нибудь толковое получить, должна делать это сама. Вот так. Никому веры нет.

Ника помолчала, пытаясь поаккуратнее выстроить беседу с бывшей подругой.

– А с виконтом что?

– Ничто, как назло. Король отравился, второй день блюёт желчью. А этому хлыщу хоть бы что. И не обвинишь его никак. Король сам, как ребенок, до сладкого добрался… до коньяка этого треклятого. Вода-то хоть тут есть, – поинтересовалась она. – Дай сюда.

Ника, нашарив в темноте кувшин, осторожно передала ей.

– Ох, мерзость... Жабами воняет, – сплюнула та, отпив, судя по журчанию, пару глотков. – И я тоже хороша… Так и влепила бы себе по морде. Расслабилась, думала всё едет по накатанной. А он меня на каком-то дурацком салате спалил. Что за невезуха? Как может еще салат Оливье называться, ну честное слово?

– Он спросил про салат оливье? – радостно вставила Ника.

– Пожалуйста, закрой рот, Виталик. Без тебя тошно... Да, кстати, как тебя тут зовут? – спросила она подумав.

– Ольф.

– Ладно. Пусть будет Ольф, какая разница. Помолчи. Дай подумать.

Не желая нарываться, Ника замолчала, дав событиям развиваться своим чередом.

Натужная, насыщенная напряжением тишина давила на уши, и уставшая Ника, понимая, что не уснёт, напряженно вслушивалась в бормотание Маринки, боясь пропустить нужное.

– Ничего, ничего… Мы еще побарахтаемся. Допустим, он захочет вернуть свою жабу, а мы должны быть готовы…

– А я могу быть чем-то полезен? – Ника решила хитрить до последнего, пытаясь найти выигрышную для себя ситуацию.

– Можешь, дорогой, можешь. И будь уверен, тебя ждёт обещанная награда, и кое-что ещё, бонусом. Обиженным не останешься. Сила и знание за нами, так что не всё потеряно. А наоборот, всё только начинается, дружочек. А сейчас помолчи. Я думаю.

Она опять надолго замолчала, что-то прикидывая и то и дело шипя вслух какие-то междометия.

– Запоминай, что я тебе скажу, Виталя. От этого будет полностью зависеть твоё дальнейшее богатство и благополучие. Новый план таков. Виконт, по какой-то непонятной мне причине, хочет вернуть эту жабу себе обратно. Без меня сделать он это не в состоянии. Хочешь-не хочешь, придется прийти ко мне на поклон. А я помогу. Так и быть помогу. И ты поможешь.

В темноте неожиданно громко разбился кувшин с водой, и Маринка злобно засопела, что-то яростно делая. Судя по звукам, кромсала что-то.

– Руку мне протяни, сюда.

Ника протянула руку и нащупала переданный ей шнурок, с мешочком.

– Что это?

– Мой амулет. Я только что напитала его своей кровью. Через пару минут засохнет, повесь себе на шею. Мы с ними сыграем в интереснейшую игру. Называется лиса в лесу. Им понравится. Ох как им понравится!

– Я не совсем понимаю.

– Ты, Виталя, ничего понимать и не должен. По статусу. Твоя задача запомнить и выполнить. Я соглашусь для виконта вернуть эту корову, раз уж так сложились обстоятельства. Он обязательно ухватится за эту возможность. Пошлем тебя туда, обратно, через портал. Чтобы ты взял крови у этой дуры, что сейчас в моём теле. Там ты должен будешь выполнить наиважнейшую вещь в твоей жизни. Запоминай. Найдешь чабрец и рябину. Рябину…

– Где я найду чабрец? – изображая услужливого дурака, перебила её Ника.

– В аптеке. Не перебивай. Найдёшь черноплодную рябину. Сделаешь маленький костёр. Совсем небольшой. С кулак. Сожжешь на нём рябину с моей кровью – амулет сожги, понял? С этой золы возьми две ложки и добавишь в полученную кровь твоей бывшей. Щепотку чабреца туда. Поболтай хорошенько. Зола пройдет через кровь и на дно осядет. Перельешь в чистую пробирку и привезёшь сюда, понял?

– Понял, вроде.

– Не пойдёт. Будем с тобой до утра повторять. Пока от зубов отскакивать не будет!

Ника за эту ночь повторила эту комбинацию столько раз, что уже готова была признаться кто она есть на самом деле, лишь бы остановить осточертевшую Маринку. Но всем назло выдержала и как сумасшедший попугай повторяла одно и тоже до утра.

Когда окошко под потолком осветилось лучами входящего в свои силы дня, Маринка отстала с повторениями и ей удалось немного поспать, не обращая никакого внимания на неудобную позу и отсутствие подстилки.

Зашедший стражник недоуменно осмотрел разбитый кувшин, не понимая куда долить воды из принесенного им ведра. Поэтому просто дал каждому отхлебнуть через край и уже собрался удалиться, исполнив свой долг, когда Маринка торжественным голосом поручила ему передать виконту, что она сдаётся и сделает все, как он хочет.

Стражник задумался, вычисляя не подходящую для его ума задачу.

– Да не думай, ты, кретин! Просто передай что тебе велено, – наорала на него ведьма, и он, икнув, удалился, шаркнув затвором двери.

– Ну, в добрый путь, Виталик! Не опозорься, и меня не подведи. Ведь заодно сгинешь, понимаешь?

Ника молча кивнула.

Виконт явился через час, когда взбешённая непонятным ожиданием Маринка уже начала нервно материться. Он вошел в помещение в сопровождении хмурого церковника, и Ника поймала себя на том, что улыбается, как дурочка, от уха до уха – до того, вдруг обрадовалась его приходу. Впрочем, быстро смела улыбку с лица. Дебильно улыбающийся Ольф выглядел бы, как минимум странно.

Выслушав высокомерное предложение о желании сотрудничать, пришедшие переглянулись, и виконт, после паузы, ответил кивком.

– Святой отец поможет вам с подготовкой. А я пока поговорю с Ольфом. Освободи его, – обратился он к стражнику. – Отведи его наверх. Потолкуем.

Помассировав натертую кандалами ногу, Ника пошла куда ткнул рукой страж, мимоходом бросив взгляд на сделавшееся свирепым лицо Маринку. Вернее на свое, такое милое и до боли знакомое лицо, испорченное злой, чужеродной гримассой.

Приведя её в одну из верхних комнат, стражник оставил их один на один с виконтом, с интересом, оглядывавшим её, прищурив один глаз.

Ника молчала, не решаясь начать разговор, больше всего сейчас боясь сбиться на неудержимый бабий плач.

– Расскажи мне, что вы там с ней придумали. Только предупреждаю тебя, у тебя есть одна правдивая попытка. Рискни. Попробуй обмануть меня, чужеземец.

– Я не чужеземец, – срываясь начала Ника, пытаясь преодолеть предательский плач, перекрывающий горло. – Я – Ника, святая… в честь салата!

***

– Не может быть! – вытаращив глаза, заорал во весь голос виконт, разводя в разные стороны ладони.

– Это… я… – натягивающиеся до этого момента нервы не выдержали и Ника, скривив рот и выпятив нижнюю челюсть, зарыдала, как ребёнок.

– Я Ника, как салат… Клары, святой… ыыы… – речь её сбилась, и она заплакала в голос.

Виконт подскочил, обалдело глядя на неё и развел руками, намереваясь обнять, но в последнюю секунду остановил руки, поняв, что, наверное, будет выглядеть странно, обнимая кухонного Ольфа. Не зная, как действовать дальше, он замешкался и с недоумением застыл на месте.

Увидев этот оборванный порыв, Ника впав в лёгкое отчаяние от своего положения, завыла на уровень громче и, окончательно смутив виконта, слегка утеряла равновесие. Пошатнувшись и сползла на колени. Подхвативший её за подмышки виконт ошалело смотрел на неё не зная, как помочь, а Ника от нахлынувшей на неё всеобщей слабости совсем расклеилась и завыла в полный уже голос:

– ЫЫЫ...

Зашедший в этот момент в комнату священник был крайне удивлен увиденной сценой – стоящий на коленях воющий Ольф и склонившийся над ним виконт.

– Браво, виконт! – похвалил священник. – Скажу откровенно, мне никогда не доводилось видеть столь быстрого раскаяния. Чем вы его проняли? Рассказали о грехе лжи или обещали выпороть? Или он так боится за жизнь?

– Да поможет нам небо, святой отец! Это она в его образе! Им удалось вернуть её так! Это она! Ника! В этом огрызке! – он восторженно слегка потряс её за плечи.

– Я не очень молод, – отводя взгляд, произнес священник, – для таких сюрпризов. Мне кажется, пора на покой. Нужно оставить работу идущим после тебя. Я слабею, виконт. У меня сейчас мозги слегка… вскипели, – он вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Я ошарашен не меньше! Да что там, больше вашего! Эй, я рад тебя видеть, Ника! Плевать, что ты в этом теле, не плачь! Я рад, повторяю. Так рад! Если бы с тобой случилось невозвратное, я не простил бы себе! Мы вернем тебе тело, чего бы мне это ни стоило, вот увидишь! Не плачь давай, расскажи же мне, что у вас вышло там.

Ника, плача непрерывно, срываясь иногда от неловких похлопываний виконта по её плечу, как могла рассказала происшедшее с ней до этого момента.

– Амулет крови? – встрепенулся ошарашенно слушающий священник. – У тебя? Сейчас?

– Да, – испугавшись и с большой надеждой на чудо прошептала Ника.

– Это невероятная удача! Когда была взята кровь?

Ника объяснила точнее.

– Я не хочу зарекаться, – осторожно произнес священник. – Нужно проверить записи, но мне кажется, появился неплохой шанс!

Ника, затаив дыхание, следила за каждым его словом.

– Вы сможете, святой отец! Ну же?! Решайтесь! – начал давить виконт.

– Я думаю, да. Нужно дать той выпить эссенции, добавлю в неё дистиллят её крови. И тогда да, должно. Пойти.

– Готовьте вашу смесь, святой отец, – гаркнул виконт. – Не ждите же!

Священник, нелепо кивнув, быстрым шагом покинул помещение.

– Ника, – ласково глядя через глаза прямо куда-то ей в душу, произнес он. – Привет!

– Привет, – боясь поверить в успех ответила Ника. – Они не смогли обмануть вас?

– Нет, не смогли, – широко улыбнулся он. – Я приготовился играть в сложнейшую игру, правда зная карты соперника. А у меня – джокер!

– Вы имеете в виду меня? – скромно потупилась она.

– Конечно! Ты – карта удачи, я чувствую!

– А что значит, вы знаете карты соперника?

– Эта, в твоём теле, ты знаешь кто?

– Конечно, моя подруга Маринка, лживая лицемерка.

– И не только! – радостно потёр он руки. – Забудь пока про неё. Ты голодна? Я не держал бы тебя в подвале, зная, что это ты. Мне нужно как-то компенсировать тебе вред! Сколько ты там провела?

– Ничего страшного, – пожала плечами Ника. – Хотя, конечно, очень страшно. Очень, – она поёжилась, вспоминая темноту подвала.

– Я велю зажарить мяса, а пока принесу тебе молока, – он дернулся к двери.

– Спасибо, – только теперь поняв, что у неё нет больше никаких сил, Ника опустилась прямо на пол, сев мимо подогнутых ног.

– Я сейчас, не раскисай! Жди! – он ринулся прочь.

Через какое-то продолжительное время накормленная и разомлевшая Ника очумело слушала, как виконт со священник обсуждают план действий.

– Через час снадобье будет готово, – объяснял монах. – Главное её не спугнуть, будет открывать портал, будет пить воду, лишаясь сил. Туда ей подольёшь. Тогда вообще всё легко должно быть.

– Подольёшь? Не боишься её? – узнавал виконт.

– Я ей всю физиономию бы расцарапала, вот так её боюсь. Как врала мне всё время... Как притворялась... Дрянь же?

– Дрянь, – согласно кивнул он. – Всё у нас получится!

– Я бы очень хотела вернуться в себя! Очень! Поговорить не из этого вот обличья.

– Я очень жду этой встречи Ника. Назвавшая салат в честь святой Клары, – его лицо осветила мягкая улыбка. – Знаешь, а я вижу тебя там, в глазах.

Ника грустно улыбнулась, пожав слегка плечами:

– Я тут как пойманное в клетку эхо самой себя.

– Давай убирать тебя из клетки, – кивнул он. – продолжая глядеть ей глубоко в глаза.

– Давай, – мягко согласилась она, кивнув дурацкой головой Ольфа.

– Давайте, – поддержал монах. – Доверимся небесам, вперед!

***

Когда в комнату, наполненную вещами для открытия портала, ввели Маринку, она первым и пытливым взглядом попыталась выведать у Ники, не сломалась ли та? Увидев твёрдую её уверенность, Маринка успокоилась и еще раз обговорив с виконтом задание, начала смешивать ингредиенты. Двигая реторты и чашки перед собой, она совершенно не обращала внимания на стоящий сбоку и сзади кувшин для питья. Просто время от времени протягивая вбок руку и отхлебывая из кувшина. После второго такого отхлебывания Ника, вытащив из-за пояса мензурку с приготовленной монахом жидкостью, легко вылила её в кувшин.

Маринка пила раза три и успела уже создать в реторте серебристую амальгаму, которую уже можно было лить на пол, как помнила с прошлого раза Ника. Как вдруг пошатнулась, и в недоумении схватилась за висок. Её брови начали гневно подниматься, рот возмущённо открылся, стараясь сказать что-то в последний момент. Но всё вокруг работало быстрее, чем её затуманившиеся сознание и не успевшая сказать и слова Маринка была подхвачена в последний момент метнувшимся к ней виконтом. Закатившую глаза Маринку аккуратно уложили на пол.

– Быстрее, – протянул Нику другую мензурку священник.

Ника кивнула им и немедленно выпила содержимое и заранее опустилась на пол, по знакомой уже, к сожалению, процедуре.

Сознание, подхваченное легким, необъяснимым ветерком, легко закружило голову, и уложив Нику на спину, покинуло её, сбежав, словно птица из клетки.

Пришла она в себя непонятно после какого количества времени. Голова всё так же дико кружилась, руки были ватными от лежания в неудобной позе, затекло вообще всё, что могло.

Первым, что осознанно понял просыпающийся мозг, это была картина, где с каким-то тихим бешенством восторга в глазах смотрел на неё виконт, ожидающий её осмысленного взгляда. Внимательный взгляд священника и безумное, не верящее происходящему качание головой сидящего напротив Ольфа.

Ника поднесла к глазам руку и не особенно внимательно наискосок оглядела палец. Палец был похож. Не дав себе поверить и жутчайше боясь разочарования Ника чуть внимательнее оглядела свою ладонь и, схватив себя за щёки, радостна завизжала!

Подсевший к ней на корточки виконт, легко взял её за ладони и придерживая их в руках как невесомую ткань, светло улыбнулся.

– Это ты? Я имею честь с тобой познакомиться. Вернее – это честь, познакомиться. Здравствуй знакомая душа!

– Здравствуй, – от счастья Ника, казалось, могла взглядом поджечь факел. – Я у себя внутри. Никогда не испытывала ничего приятнее в жизни. Я счастлива до такой степени, что готова всем и вся простить всё! Привет, Мариш, ты там? Офигеть! – обратилась она к Ольфу.

Ольф громко, ломая эмаль заскрежетал зубами.

– Простить можно не убившего, - суровым голосом вмешался виконт. - Или убившего по неосторожности, если не было умысла. Но не продуманного убийцу. Позволь мне представить тебе Ника, твою лицемерную подругу, кровавую ведьму, не гнушавшуюся ничем. А также мою предыдущую жену – мадам Адриенну. Не подумай про меня чего – когда я был женат на ней, она выглядела… более женственно.

Глава 18

Есть такая старая байка о том, как легко организовать вообще невозможные к реализации планы. Допустим, как поймать дракона? Очень просто, нужно поймать двух драконов и одного отпустить.

Сейчас, Ника чувствовала себя, как человек, легко поймавший парочку драконов, который перед этим вообще сомневался в том, что они существуют. Родное тело, несмотря на то, что долгое время находилось в пользовании у черт знает кого, встретило её более чем радушно. Оно было замечательно удобным, послушным и уютным. И именно того размера и комплекции, которые были её необходимы.

Какое же это огромное, непередаваемое словами удовольствие – ощущать себя в своём теле, и как легко мы про это забываем, принимая за должное. Даже не то, что забываем, а вообще не думаем про это. А помнить об этом и радоваться – это, наверное, первая наша задача перед той неведомой, великой силой, которая создала эти неимоверно сложные сплетения атомов и привязала к ним душу, чтобы им было не скучно – думалось ей.

И ее атомам немедленно стало не скучно, потому что Ника крутанулась на одной ноге и, едва закончив вращение, прошлась колесом по полу, заставив окружающих удивлённо вытаращить глаза.

– Эх! – Ника еле сдержала переполнявшее восторг тело, чтобы не сесть на шпагат. Вот этого точно делать не стоило – без разминки и после стольких лет. Не просто хотелось летать, а буквально почти получалось.

Злобно отвернувшийся в сторону Ольф, казалось, испытывал физическую боль от её прыжков, корёжась и вздрагивая.

– Я не хочу показаться невежливой, – остановилась Ника напротив Ольфа, – но, если честно, то подруга ты, Марина, так себе. Средненькая, если не сказать большего. Мне кажется, мы должны идти каждая своим путём. Даже если и есть теперь очень много тем, на которые можно поговорить – как собеседник ты не очень правдива, мне кажется. А если уж совсем честно… ну и подлючая же ты гадина!

Ольф проскрипел намертво сомкнутыми зубами.

– Конечно, очень обидно, что всё это время, ты, Мариш, просто врала и подличала. А я видела в тебе человека. Честно. Вот не хочется над поверженным врагом измываться, но, по-честному, так тебе и надо. Я ведь твоё письмо нашла в альбоме. Прочитала. Кактус, говоришь, поливать? Сама ты кактус. Вот и сиди теперь тут. Сама себя поливай, под себя.

Виконт, с улыбкой слушавший эту речь, гостеприимно предложил:

– Если сильно хочется, можно его пару раз ногой пнуть. Ольф к побоям привычный, а ей необычно будет, запомнится.

– Нет, – помотала головой Ника. – Не хочу связанного бить, ей и так досталось. Уверенна – то, что она видит, больнее всяких пинков.

– Я сразу угадал в тебе благородную душу, Ника, – разулыбался виконт. – И рад, что не ошибся. Но, прошу меня извинить, у меня личные счёты. Ольф, парень, извини. Просто передай это мадам, которая в тебе, – с этими словами виконт влепил пинка под зад пленнику.

– Ужасно жалко, что она в его теле сейчас. Было бы огромнейшим удовольствием дать ей под зад где-нибудь на балу, среди гостей. Она бы это оценила – правда, дорогая?

– Ты об этом пожалеешь, – процедил Ольф, с ненавистью глядя снизу вверх. – Время ещё придет!

– Извини, – обратился виконт к Нике. – Удержаться не могу. И он влепил ещё один мощный пинок по ягодицам сидящего. – Формально, я бью мужчину. Меня ужасно расстроили мысль, что она с её гадостной мадам Мелиссой решили превратить меня в овоще-подобного мужа и пользоваться мной, стерев мой разум. Вот ведь мерзкие твари. Но жечь в этот раз мы её не будем. Дрова пригодятся на кухне. А посидит она в подвале, покуда сидится. Даже кормить её будем. Лекаря приставим. Чтобы за её здоровьем приглядывал. Правда, методы у него так себе, но тут уж извини. Что есть, то есть.

– А где сейчас мадам Мелисса?

– В теле кухарки Клары. В свите короля. И он, к сожалению, её у меня выкупил. Так что я не могу организовать встречу двух высокородных мадам в единственном подобающем им месте.

– Вы имеете в виду подвал? – улыбнулась Ника.

– Вот именно. Я бы ещё кого туда прибавил, но тут недалеко до преступления против короны, поэтому не будем. Адриенна, хочешь сказать что-нибудь, что облегчит твою участь?

Ольф злобно ощерился в ответ.

– Тщательно обыскать на предмет всяких вещей, которые можно использовать в колдовстве и посадить в темницу, – отдал распоряжение страже виконт. – Заботиться, умереть не давать. Будем хранить её на память о её злых делах. Было бы забавно забыть о ней совсем и случайно вспомнить, через много лет, наткнувшись, как натыкаются на засушенный лист дерева в старом фолианте.

***

На кухне ничего не изменилось с последнего её сюда визита. Так же по-деловому булькали котлы, варилась и жарилась еда, копошились помощники повара.

– Отправь за нами мальчишку с корзиной еды, – сообщил виконт согнувшемуся в поклоне повару. Мы будем есть на природе. Значит, вино, вяленное мясо и пару свежих хлебов.

– Я покажу тебе самое красивое место на сторожевой башне, – он придержал Нику за локоть.

– С удовольствием посмотрю, – улыбнулась Ника. – Правда, я уже видела.

– Важно соблюсти все формальности, – улыбнулся он. – Я там был с другой тобой. Верно?

Они начали долгий подъем по знакомой винтовой лестнице наверх.

– А что с мадам Мелиссой? Она в курсе что Маринка разоблачена? – поинтересовалась Ника, когда они остановились передохнуть.

– Вот в этом-то самое интересное, – загорелся виконт. – Я отправил её к королю по его просьбе до всего этого. Она, получается, совсем не в курсе ничего. Так что ты изображай из себя твою подругу, так долго, как сможешь. А я буду мешать вам общаться. Это будет забавно. Заодно, попробуешь у неё выяснить всё, что только сможешь. Никогда не веселился более, чем сейчас!

– Она сразу поймёт, что я не та, за кого себя выдаю. Вернее, что я – это я. В общем, я запуталась, но она меня сразу раскусит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Это точно, – кивнул, соглашаясь виконт. – Или нет. Там видно будет. Но это всё здорово!

Пришедший почти следом за ними мальчишка с кухни притащил корзину с крышкой, откуда виконт немедленно выудил бурдюк с вином. Затем, отрезав кинжалом верхушки у пары толстенных перцев, выбил оттуда семечки и на их место влил туда вино, наполнив перцы до краёв.

Вручив перцы с вином Нике, он отрезал несколько длинных кусков от каравая с хлебом и, кинув их, как тарелки, на крышку корзины, принялся тонко строгать на хлеб вяленное мясо. На вид это стоило того, чтобы пустить слюнки, что Ника незамедлительно и сделала.

– Я скажу слово, о том, как мне приятно познакомиться с тобой, Ника, – сообщил виконт, принимая у неё один из импровизированных бокалов. – Как удивительна жизнь! Какие волшебные хитросплетения она устраивает! Как же нужно постараться попасть в букет обстоятельств, чтобы оказаться вот именно в этом куске жизни! Удивительная Ника, – он поднял свой бокал на уровень глаз, и глядя поверх него, сообщил. – Я благословен и весьма польщён жизнью, раз мне удалось найтись тут в одном моменте с тобой!

Ника зарделась и, смутившись, неловко кивнула, отпивая. Не так часто в ей честь звучали велеречивые тосты, поэтому она не была научена и ответам на них. Просто покраснела, отпила и тут же от неловкости момента поперхнулась. Стремясь как можно быстрее проглотить мешающее дышать вино, она нечаянно вдохнула его прямо по пути поступления воздуха, и тут делать вид что ничего не происходит уже было невозможно. Полный рот вина, не имея возможности уйти вниз по назначению, выплеснулся под напором воздуха вперёд и окатил виконта с ног до головы.

Онемев от смущения, Ника подскочила к виконту стараясь руками почистить ему куртку, на которую попало треклятое вино.

– Ой, простите пожалуйста…, – только и успела вымолвить она, как её руки, счищающие с одежды вино, были перехвачены его мощными ладонями. Он остановил эти руки прямо около своего лица, заглядывая поверх них прямо в глаза. Ника сначала застыла, как завороженный змеёй кролик, но не удержавшись, смахнула пленной ладонью каплю вина с его щеки. Ладони, находящиеся между ними, разошлись в разные стороны, и вдруг лицо виконта оказалось близко-преблизко к ней. Из его глаз било такое количество света и силы, что Ника, не выдержав этой иллюминации закрыла глаза, и слегка приоткрыла рот, чтобы увеличить количество столь необходимого, при вдохе, воздуха.

Который был немедленно перекрыт губами виконта – сперва робко, а потом, почувствовав её ответ, ища, впиваясь в неё. Придя в себя через несколько минут, Ника поняла, что научилась не дышать, и что она по-прежнему целует его, несмотря на нехватку воздуха. Положив руки ему на грудь и слегка отталкиваясь, девушка отстранила голову.

Он, оторвавшись от её губ, с тревогой заглядывая в глаза, негромко спросил:

– Плохо?

– Нет, – шепнула Ника и, вдохнув побольше воздуха, сама поцеловала его.

***

Пришедший через пару часов часовой споткнулся на пороге и загремел железом, уронив шит на пол. Виконт молча кинул в него сапогом – одной рукой, стараясь не двигать телом – и тот поспешно ретировался.

А спящая на плече своего мужчины Ника ничего этого даже и не слышала.

***

Проснулась Ника, потому что ей приснилась падающая со стола чашка с супом. Дернувшись, чтобы её поймать, она поняла, что мышцы не слушаются, и она спит. Рядом, в явно неудобной позе, сопел виконт. Полулежа-полусидя, он умудрился заснуть так, чтобы не потревожить её сон и дать ей поспать на своём плече. Она тихо, пытаясь не помешать ему, развернулась, чтобы видеть его профиль и некоторое время просто смотрела на черты его лица, испытывая необъяснимую радость и нежность. Ресницы с одной стороны густые и длинные, с другой не дорастали даже до половины длины своих соседей на другом глазу. Очень странно – подумала она. Почему так? И брови с этой стороны короче. Ника задумалась над этим странным эффектом и в задумчивости провела пальчиком по его лбу, и вниз по ложбинке носа до губ.

Виконт открыл один глаз. Тот, над которым ресницы были длиннее и внимательно посмотрел на неё, постепенно пробуждаясь и наконец, придя в себя, усмехнулся и улыбнулся одновременно.

– Какой приятный сон, – он опять зажмурил глаза. – Я проснулся в свой сон. Представляешь?

– Представляю. А что тебе снится?

– Ты. Ты улыбаешься и трогаешь меня пальцем за нос.

– Тогда это не сон, – мягко улыбнулась Ника.

– Нет. Это сон, – возразил он. – Сон во сне. Или сон про сон. И я даже могу летать в этом сне.

– А у меня не получается летать во сне, – пожаловалась Ника. – Всё время раньше просыпаюсь.

– И я, – согласился он, кивая. – Тоже просыпаюсь раньше, чем нужно. Но сегодня я проснулся вовремя. Привет.

– Привет, – улыбнулась Ника.

Он приблизил своё лицо к ней, и проведя носом над невидимой линией, повторяющей черты её лица, в конце концов остановился рядом с губами, которые мягко поцеловал, с тихим, сводящим её с ума сопением, вдыхая воздух.

– Ты невероятная, – выдохнул, когда поцелуй закончился, и мир опять заиграл вокруг, блистая всеми своими красками.

– Почему у тебя ресницы разные? – поинтересовалась Ника, и слегка подула по очереди на каждый глаз.

– Какие ресницы? – недоуменно переспросил он.

– Тут длиннее, – она потрогала его ресницы кончиком пальца, – а тут короткие. И брови.

– А, – наконец понял он, – я аж испугался, о чем ты. Наверное, огнем сносит, когда трубку прикуриваешь от факела.

– Ты куришь трубку! – прыснула Ника. – Никогда бы не подумала. А почему я тебя с трубкой не видела?

– Трубка требует времени и обстоятельности. Это время для размышлений. Его-то в последнее время и не было, – поделился он. – Вот разгребём тут всю эту мешанину, обязательно займусь и научу тебя курить трубку. Впрочем, зачем откладывать? Я прямо сегодня научу тебя курить.

– Вот уж спасибо, – рассмеялась Ника. – Но не надо. Честно. Я вот Гуниллу могу представить курящей трубку, а себя нет. Не надо. Буду на колдунью похожа. Может в старости? Годам к девяноста и решусь.

– Так и сделаем. Договорились, – заявил виконт. – В девяносто учу тебя курить трубку.

– Трубка это для колдуний и ведьм, – снова прыснула со смеху Ника. – И, кстати, про ведьм. Где наша Мелисса? Я чувствую, что могу поговорить с ней. Буду строить из себя Маринку. Думаю, получится. Узнаю, что они там задумали. Как баба-яга, в тылу врага.

– Не надо недооценивать их, – виконт стал серьёзным. – Если и есть тут настоящая опасность, так это они. Держись пока от них подальше, а я посоветуюсь с церковником. Я приказал всем слугам быть настороже и приглядывать за ними и тобой. Я тоже буду за тобой приглядывать. И да, кстати, чтобы мне было приятней за тобой приглядывать, вот надень это, – он вынул из кармана сверкающее резкими бликами драгоценных камней ожерелье и церемонно застегнул на её шее. – Это принадлежало моей матери и передаётся внутри нашей семьи поколениями. Пусть пока будет у тебя.

Ника, ошеломленная красотой вещи, растроганно промолчала, погладив ожерелье руками.

– А пока, пойдем поедим. Я готов съесть зажаренного барана целиком! Впрочем нет! Я готов разделить барана с тобой!

– Очень мило, – улыбнулась она, – с удовольствием разделю ваше разделение.

– Твоё, – поправил виконт.

– Твоё, – согласилась Ника. – Ты и я.

Внизу бурлила обычная хозяйственная суета. Кто-то с руганью пытался отодрать пригоревший котёл, пара мальчишек грубыми щётками причесывали лошадей, а ещё двое, забравшись с ногами на высокий навес, грызли яблоки и сверху давали руководящие указания и плевались.

При виде виконта они немедленно скатились вниз и стали делать вид что занимаются чем-то полезным, чем очень рассмешили Нику, сразу заметившую этот цирк.

– Пойдем со мной, – сказал виконт, – устроим военный совет.

– Иди, – согласилась Ника, – я через минутку подойду. Посмотрю еще на жизнь замка. Такое не часто увидишь. Словно находишься в историческом кино.

– А я другого и не видел, – рассмеялся виконт. – Самое обычное дело. Побудь тут, но смотри, будь осторожна. Не с кем не болтай, пока не решим точно, что делать.

Он притянул её к себе и, прикоснувшись губами к её губам, весело подмигнул. И резким, размашистым шагом удалился вверх по лестнице.

С его уходом суетливо-разгильдяйская жизнь двора почти сразу восстановилась, и мальчишки, быстро привыкнув к присутствию Ники, опять принялись за свои нехитрые проказы, немало её веселя.

Продолжалось это минут пять, пока вдруг Ника каким-то пятым чувством не ощутила растущую угрозу. И действительно, с еле скрываемой неприязнью заметила идущую навстречу кухарку Клару, внутри которой, как она понимала, сейчас находилась душа мадам Мелиссы. К прекрасной одежде, привезённой Никой прошлый раз прибавилась большая диадема на лбу, по всей видимости признак королевского расположения и власти.

Подскочив к ней и взяв под локоть, повела в сторону, злобно шипя широко улыбающимся ртом. Миновав скопление работающих и завернув в первую арку, она развернула Нику к себе лицом и, кипя от бешенства, затараторила:

– Я весь день пытаюсь тебя найти. Где ты шляешься? Под него подлазишь? Не наглей, повторяю тебе не наглей и не спеши, всему своё время. Будешь слишком рыпаться, он тебя вычислит, поверь мне. И что происходит со структурой? Ты порезала ткань пространства и ждёшь? Чего?!

– Какую ткань? – не поняла Ника, строя из себя захваченную собственными мыслями Маринку.

– Портал, Адриенна. Ты его открыла, и он продолжает тянуть, я чувствую, – злобно шипела Мелисса.

– Называй меня Ника, – нагло бодрясь, сообщила ей Ника. – Надо быть осторожными.

– Ты играешь, А… Ника? Ты, как всегда, играешь. Твоя легкомысленность не доведет до добра. Вспомни прошлый раз! Помнишь?! Ты тоже умудрилась всё испортить, хотя знала, что это предпоследняя попытка.

– Хорошо, – собралась с силами Ника, и принялась вдохновенно врать. – Давай я буду слушать только тебя. Полностью забуду своё мнение. Скажи ты – как всё делать правильно, от начала и до конца. И назови мне, где я ошиблась, а ты была права.

– Да я везде была права! – забурлила модно одетая кухарка. – И это только твоя ошибки топят нас, и последствия твоих неверных выводов. Это ведь ты настояла взять эту куклу, – она больно ткнула Нику в грудь, – а из-за неё всё и развалилось. Я пострадала. Теперь вот в этом, – она показала на грудь кухарки Клары, – ходить приходится. Ты же знаешь, хозяин не простит нам неудачи. И ты, в прошлый раз это прекрасно знала, но опять. Ты опять за старое. Я тебя предупреждаю в последний раз. Ты понимаешь своим ветренным умом, что ребёнок от виконта – это единственная и последняя попытка открыть ворота и впустить хозяина в этот мир. Только его тело и кровь может поставить постоянный портал, через который вернётся вся армия уничтоженных душ, – молитвенно произнесла она глядя вверх. – Кто бы мог подумать, что от куска бесполезного мяса может зависеть так много!

Ника судорожно сглотнула, понимая, что Мелисса обсуждает жертвоприношение младенца.

– Приди в себя, о Адриенна, умоляю тебя! Нацелься на результат. Не дай себе совершить ошибку, ради всеобщего дела! – шипела она.

Испуганная Ника кивала, соглашаясь со всем и не зная, что и сказать.

– Так что там с порталом? Для чего ты его держишь? Ты же знаешь, чего нам всем это стоит! Что ты задумала?

– Я хотела провести виконта в наш мир обратно. Дать ему погулять среди благополучия и воспользоваться его настроением, – схитрила, как могла Ника.

– Ты сошла с ума! Ты точно, сошла с ума! – шепотом заорала Мелисса. – Ты что творишь, дрянь!

Она подскочила ближе и влепила Нике пару болезненных пощёчин, от которых заныли щёки и пробудилась такая ненависть, что только диким усилием воли Ника удержала себя от ответных действий.

– А если он поймет дорогу, ты об этом подумала, эгоистическая тварь? Я всё расскажу хозяину, не думай, что это сойдет тебе с рук! Немедленно закрой портал! Или ты хочешь, чтобы нас тут всех размело на куски? Тебя словно разума лишили. Держать открытым портал столько времени, ненормальная кретинка. Где сосуд? – она, бешено дрожа вцепилась Нике в руку.

– Там, – испуганная возможным взрывом, Ника поспешно пошла в сторону каземата, где прежде Маринка состряпала в реторте блестящий как зеркало элексир.

– Тебя словно разума лишили! – кипела Мелисса. – Оставить на столько времени пустой портал! Чудо, что он ещё не схлопнул всё вокруг. Если бы я хотела отравить всех, то так бы и сделала, но по неосторожности, по глупости?! Умоляю! Требую, будь внимательнее, Адриенна!

В помещении, где Маринка давеча открывала портал, они попали без всяких проблем. Мелисса просто дунула через ладонь каким-то белесым порошком в лицо охраннику и он, очумело застыв на месте, дал им беспрепятственно войти внутрь. Всё оставалось на своих местах. Десятки ингредиентов, жаровня, реторта с серебристой жидкостью.

– Слава огню земли! – радостно завопила Мелисса. – Оно еще держится! Давай закрывай быстрее.

Ника, надеясь до последнего найти выход из положения, замялась и приложив руки к вискам, зажмурила глаза и наконец нашлась:

– Я не хорошо себя чувствую. Совсем нехорошо. Могу упасть, – она присела на корточки. – Можешь ты закрыть? Сама.

– Конечно, – Мелисса косо взглянула на неё. – Минутное дело. Я удивляюсь твоей безалаберности.

Она схватила реторту с серебряной амальгамой и, вырвав из себя пару волос, кинула их в чашку, куда осторожно перелила содержание реторты.

– Подуй, – она протянула содержимое чаши Нике.

Та вытянула губы, чтобы подуть на жидкость, когда Мелисса неожиданно, резким и неостановимым движением вылила жидкость на голову сидящей на полу Ники.

Серебренная жидкость, скатившись по голове и плечам, организовала вокруг неё на полу дрожащую лужу, куда Ника стала стремительно просачиваться, словно в капкан зыбучего песка.

– Ай! – вытянув руки, она схватилась за каменные плиты вокруг, словно за края проруби, стараясь удержаться.

– Ты не Адриенна. Кого ты хотела обмануть, глупица? – захохотала Мелисса.

Больно отдавив пальцы из последних сил держащейся Ники, она стукнула по ним ногой, заставив отдёрнуть руки.

Кричащая Ника, вывалилась из сумрачной комнаты в туманное, непроницаемое пространство, а дыра, через которую она выпала, тут же затянулась за ней, словно ряска на болоте.

Глава 19

Сны бывают разные. Веселые и грустные, беззаботные и тревожные. После некоторых непонятное, невыясненное чувство заставляет тебя быть настороже целый день, а после других всё ясно, и обработанная за ночь мозгом информация ложится по своим местам и подчеркивает правильность принятых решений.

Обычно информация, полученная из просмотренного только что сна стирается сразу, и только усилием воли можно ухватить за ускользающий кончик – ту волшебную нить, которая как ведет тебя туда, как в лабиринт Минотавра. Но уж если это получилось, то ухватив за этот хвост, можно размотать весь клубок только что виденного действа. Кое-чему просто посмеяться, иногда удивиться, а иногда и ошеломлённо остолбенев, попытаться заснуть обратно, надеясь хоть чудом вернуть себя в увиденный волшебный мир.

Короткое помутнение сознания, произошедшее с Никой, больше всего было похоже на выход из тяжелого послеобеденного сна, когда летняя жара заставляет тебя сомкнуть веки против твоей воли и заснуть – хотя ночью, вроде бы, неплохо выспалась.

Нереальная серая муть вокруг безусловно относилась ко сну, и открытое впереди, среди серого тумана окно, тем ярче подчеркивало это.

Сон! – панически уговаривала себя Ника, пытаясь заснуть себя обратно, и вместе с тем отчетливо понимая, что случилось непредусмотренное, и вырваться из этого водоворота серой мглы нет никакой возможности – кроме всё более чёткого окна впереди, которое ещё больше пугало именно своей знакомостью.

И точно! – она вздрогнула, когда произошел момент окончательного узнавания, и стало понятно, что этой дорогой она уже ходила. Окно-зеркало, ведущее в комнату проклятой гадалки, с посещения которой и началась её дикая история. Ника тревожно оглядывалась назад и по сторонам, но в серой пустоте меняющихся теней другого выхода видно не было.

Приблизившись к окну, она заглянула в него, склонив голову на бок и стараясь не пересекать плоскость границы. Так как она и думала. Та самая комната. И пространство вокруг неё, казалось само начало давить её в ту единственную сторону, где оставался хоть какой-то смысл. Она решилась и аккуратно переступив порог, снова оказалась в комнате гадалки, без единой мысли стоя перед постепенно тускнеющим и словно наливающимся сталью, зеркалом.

Протянув руку и щёлкнув пальцами по стеклу Ника ошеломлённо оглядела своё отражение и, не в силах больше держаться на ногах, опустилась на нечистый ковёр.

– Новый год к нам мчится, скоро всё случится! – орал откуда-то из-за соседской стены магнитофон.

Тихо щелкали часы на стене, позволяя минутной стрелке беспрепятственно кружиться в бесконечном вальсе, а Ника всё сидела и сидела в одной позе, словно окаменев, и смотрела, как неведомо откуда взявшаяся муха бессмысленно бьётся о стекло окна, пытаясь вырваться за прозрачную плоскость, не имея на то никакой возможности.

Позади мухи был мир полный пыльных занавесок и салфеток над телевизором, но муха хотела туда, на волю, где, полный красок и свежего ветра мир был полон опасностей и вместе с тем восхитительных приключений.

Поднявшись на затёкшие, словно пластмассовые ноги, Ника подошла к окну и открыла форточку, дав мухе возможность покинуть осточертевшее стекло.

Муха, довольно жужжа вылетела, не сказав спасибо, на которое Ника, впрочем, и не надеялась.

Какое-то время она бессмысленно бродила по квартире, заглядывая в ящики и пытаясь найти сама не зная что. Оставив ни к чему не приведшие поиски, немного посидела на стуле, положив руки, как примерный ученик, на стол. Оставаться тут, в квартире, было бессмысленно – непонятно, чего ждать. Поэтому Ника собралась с силами и, прикрыв поплотнее дверь, спустилась во двор.

Где-то выше по этажам продолжал бубнить магнитофон, гудел поток машин на улице за соседним домом, радио из открытого окна передало сигналы точного времени.

Ну вот, теперь я знаю точное время – подумала она. А дальше что?

Мир вокруг продолжал жить своей спокойной, сумашедше-размеренной жизнью, но у неё было такое ощущение, что теперь в цветовой радуге не хватает одного цвета. Еле сдержавшись, чтобы не зарыдать прямо посреди улицы, Ника кое-как взяла себя в руки и тихо поплелась по направлению к своему дому.

Стой! – родилась спасительная мысль. Масоны! Помогли раз – помогут и другой.

Словно ожив и подпитавшись энергией от этой столь вовремя пришедшей мысли, Ника побежала в сторону лаборатории, куда её привёз недавно рыжий кавказец. Добираться на такси без денег, было невозможно, поэтому запыхавшаяся и усталая Ника добралась до места только через полтора часа. К её огромному разочарованию, на месте прежнего здания, валялись обгорелые обломки материалов, успешно потушенных, но невозможных к восстановлению. Желтая лента, протянутая вокруг развалин, закрывала доступ к месту пожара. Отсутствие людей вокруг дали ей понять, что зеваки уже успели насмотреться на пожарище, и спросить об обитателях этого места было решительно не у кого.

Ещё час занял у неё, чтобы добраться до дома культуры. Маленький, лысый Семён Аркадьевич, как только увидел Нику, обрадовался:

– О! Интересуетесь поэзией?

– Пожалуйста, помогите мне найти Мусу – рыжий такой, кавказец, у вас работал, – взмолилась Ника.

– Ничего он у нас не работал! – перепугался тот. – Так, в кружке участвовал. Его уже и милиция искала. Натворил что-то и на Кавказ уехал. Нету его, милая. Я, что ли за всех ответчик? – он огорчённо махнул рукой и удалился, оставив лишившуюся слов Нику в полном, безвыходном отчаянии.

До дома она добралась сама не помня как. Просто тихо шла себе и шла, не думая ни о чем, и не обращая никакого внимания на окружающее.

Поднявшись на второй этаж, негромко постучала в дверь, и когда удивлённый сосед открыл дверь, обессиленно произнесла:

– Здрасте, дядь Володя. А запасные ключи у вас?

– Ника, – обрадовался тот. – Ты где была? У меня, конечно. Заходи, чайком тебя угощу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я как-нибудь потом, дядя Володя. Отдохнуть пойду.

– У тебя всё в порядке? – встревожился тот. – Может, я помочь могу?

– Нет, спасибо. Просто очень устала. Потом расскажу, – грустно улыбнулась Ника.

Она почти успела зайти в свой подъезд, как сильный окрик, заставил её замереть на месте.

– Стоять, виконт! – прокричал женский, почти срывающийся на визг голос.

Ника стремительно оглянулась, адреналин, выброшенный надпочечниками, сделал её быстрее и внимательнее в ту же секунду. Готовая ко всему, она мгновенно оценивала всю информацию, поступающую через все клетки тела в мозг.

– Назад! – продолжал верещать голос.

Черная, смешанных кровей псина довольно носилась по двору, не обращая внимания на хозяйку.

– Не бойтесь его, – встретив взгляд Ники, успокоила её хозяйка. – Он не опасный. Молодой просто.

– Я не боюсь, – тихо ответила Ника и зашла к себе в подъезд.

Её любимая квартира за время отсутствия словно уменьшилась в размерах и состарилась. Будто, очутившись в детстве, она встретилась с любимыми игрушками и поняла, что давно переросла их, и они, столь любимые ранее, теперь совсем не интересны. На всех поверхностях успел организоваться слой пыли, цветы, не выдержав отсутствия воды, обессиленно пожухли, довершая и без того не слишком праздничную картину.

– Ну вот я и дома, – громко сказала Ника.

Она посидела некоторое время на стуле, просто держа руки на коленях и стараясь ни о чем не думать.

Родным, до боли знакомым звонком её, словно из тупого сна, вырвал заливающийся телефон.

– Бу-бу-бу-бу, Виконт пал, – сообщили в трубке.

– Чего??? – постепенно приходя в себя, не поняла Ника.

– Это Викентий Павлович, из отдела кадров. Вероника Александровна, вы почему на работу не ходите? У вас отгул по собственному желанию?

***

– Девушка, я говорю, вы выходите?! – толкая её животом, повторила грузная тётка, всю дорогу пихавшая её сумкой и с неприязнью оглядывая Нику при каждом касании. Людей в автобусе было, как сельдей в банке, и судя по запаху, стоящему в салоне, тут использовался тот же рассол.

– Да, да, выхожу, – поспешно ответила Ника, пытаясь сосредоточиться и преодолеть задумчивую рассеянность.

– Как пьяные все, честное слово. Как будто все напились и опохмелиться не могут, – злобно бурчала тётка якобы себе под нос, а на самом деле предназначая сказанное именно ей. – Не пойми, кто в автобусе ездит.

Представляю, что бы она сказала, если бы увидела меня на Лексусе, – подумала Ника.

Осторожно держась за поручень, вышла из автобуса, подпихиваемая злобно торопящейся тёткой.

Про Лексус теперь можно навсегда забыть. Машина пропала, и уже, наверное, разобранная по деталям, служила другим владельцам. А может, далеко в горах радовала местного начальника полиции.

Впрочем, Ника довольно быстро научилась заново пользоваться общественным транспортом. Это было конечно серьёзное понижение статуса, особенно это чувствовалось в такие дни как сегодня, с тёткой. Но она быстро привыкла.

Неожиданно труднее было привыкнуть опять ходить на работу. И вроде бы коллектив остался прежний, и сложности не стали сложнее, но изменилось что-то в ней самой, с трудом справляющейся с обыденным распорядком. Каждое утро Ника отправлялась на работу с таким чувством, с каким, наверное, заставляли себя идти трудиться рабочие на фабриках до революции.

Ничего героического в её бумажной работе не было, но каждый день приходилось идти на работу, как на подвиг. Собрав себя воедино и заставляя двигаться волевым решением.

Жить было на что-то нужно, хлеб да коммуналка сами себя оплатить не могли.

Первый месяц был, конечно, самым тяжёлым. Словно сомнамбула, или, говоря по-простому, лунатик, она часто ловила себя на том, что передвигается как-бы во сне, мало обращая внимание на окружающих и зачастую игнорируя даже светофоры на пешеходных переходах, к немалой злости тормозящих в пол водителей.

Прежде весёлая, бурлящая жизнь по какой-то неведомой причине казалась невозможно пресной, словно суп без соли. Наверно, что-то подобное чувствуют бывшие наркоманы, лишенные привычного и прежде столь необходимого удовольствия.

Как ребёнок, посмотревший в кинотеатре волшебное, приключенческое кино и выйдя из темноты кинотеатра, не верящий в окончательное и бесповоротное возвращение в реальность, Ника какое-то время пыталась заставить себя думать, как бы и что совершить, чтобы изменить сложившуюся ситуацию, но выхода, впрочем, как и идей, не было никаких.

Под лежачий камень вода не течёт – частенько думала она. А особенно под лежащий в пустыне камень. Всё закончилось, и обратной дороги нет. И надо жить дальше. Как-то занять себя.

Навестила пару раз находящуюся в лечебнице Клару, скрытую под личиной мадам Элеоноры. Но говорить с ней было решительно не о чем. Человек Клара был простой и дальше кухни в своей жизни не удалялась. Зато теперь, судя по всему, она была по-настоящему счастлива. Хорошее питание и размеренный образ жизни оказал на неё воистину благотворное влияние, и улыбчивая и довольная, женщина большую часть времени проводила в больничном саду, сооружая из пряжи бесконечные носки.

Как-то, бесцельно прогуливаясь по парку, Ника подошла к прохлаждающейся в тени стен компании бомжей и поинтересовалась, где Вольф, немец.

– В село уехал, с Захаром. Будут коровам хвосты крутить, – сообщил нездорового вида, оплывший мужик. – Человека можно вывезти из деревни, но вывезти деревню из человека нельзя, – философски закончил он беседу, подкуривая один бычок пожирнее, внимательно выбрав его из коллекции окурков, лежащих под ногами.

Потянулись тоскливые, однообразные дни, ничем друг от друга не отличающиеся.

Вот так, думалось Нике, и подкрадывается старость – в тишине, на цыпочках, по пыльным, скучным дорожкам. Ей даже самой стало удивительно – до какой степени прежняя жизнь никак не может вписаться в свою форму обратно. Как вылезшая из кокона бабочка при всём желании не сможет влезть в него обратно.

Скука, однообразие и серая тоска нарастали, как снежный гребень на скате крыши, заслоняя собой солнце, и потому не могли в один прекрасный день не обрушиться вниз.

С Маринкой, вернее телом, что Ника знала под названием Марина, они столкнулись в магазине нос к носу. При виде Ники у Маринки сначала расширились зрачки, как у кошки, заняв чуть ли не всю радужку глаза. В восторге поднялись брови и открылся рот, чтобы пропустить радостный вопль, но видать что-то в выражении лица Ники не выказало ожидаемой реакции, и Маринка, закрыв рот кулаком, с недоверием и плохо скрываемой радостью одновременно приблизилась к ней.

– Это вы? – с надеждой в проседающем от волнения голосе спросила Маринка.

– Это не они, – с лёгкой ехидцей улыбнулась Ника. – А это я! Я, я.

Маринка в почти театральном ужасе выкатила глаза и закрыла рукой рот, кусая указательный палец сжатого кулака.

– Вот теперь без сомнений, – кивнула Ника. – Привет Виталя. Вот как оно получилось. Кому расскажи, не поверят.

– Как?!!! – в голосе Маринки слышалось такое отчаяние, от которого несколько проходивших мимо даже обернулись, намереваясь хоть как-то обозначить эмпатию.

– Вот так, – пожала плечами Ника. И замолчала. А о чем можно было говорить? Судя по Маринкиному затрапезному виду, ухаживать за женским телом у Виталика не получалось. Скорее всего просто пил. Представляю как он с месячными настрадался – весело подумалось Нике. А, впрочем, ничего страшного. Пол мира справляется, вот и он пусть попробует. К психологу бы его, конечно. Но, боюсь, закончится принудительной госпитализацией.

Постояв ещё немного в тишине друг перед другом, они, словно по команде, развернулись и разошлись в разные стороны.

Взбудораженная Ника закончила покупки и пошла в сторону дома через парк, пытаясь успокоить нервы и вернуть в норму разгулявшийся пульс. Угол дома был виден далеко из парка, что всегда её радовало, позволяя получать великолепный вид из своего окна. Но теперь, успокаивающий обычно вид своего окна заставил её остекленеть, с трудом удерживая рвущиеся из ослабевающих пальцев пакеты.

В квартире горел свет. А она точно помнила, что свет даже и не включала, кому он нужен в обед?

Испуганная Ника сразу вспомнила про закон парных случаев – той странной ситуации, когда неприятности, курьёзы и казусы, удваиваются или возникают парами. Нужно тебе куда-то лететь, после годичного перерыва – обязательно в новостях известия про то, как самолёт упал. А за ним второй. И тут, тоже – обалдевала от серости происходящего, и на тебе, напросила на свою голову.

Зашла за дядей Володей, и наверх к ней поднялись вдвоём. Он прихватил травматический пистолет, чем слегка поднял её силу духа. С пистолетом многие неприятности решаются сами-собой. Хотя, если быть честными, и возникают сами собой тоже.

Дядя Володя позвонил в звонок, оставив Нику стоять на пару ступенек ниже, поэтому открывшего дверь Ника не видела, а видела только, как смутился её сопровождающий.

– А… здрасьте, – пробормотал он. – А мы думали чужие.

– Добрый день, – радушный крик заставил Нику вздрогнуть. – Да входите же!

– Нет, нет, я только так, по дороге, – заторопился и быстро попрощавшись, удалился дядя Володя.

– Здравствуйте, Людмила Игнатьевна, – поздоровалась Ника с свекровь. – А я и забыла, что у вас ключ есть.

– Еще бы у меня ключа не было, – захохотала она. – А ты бы и рада была! Да, шучу. Где вы болтаетесь, ума не приложу. Что у вас в холодильнике творится, милая? – затараторила она без остановки, уходя в квартиру. – Ты как Талика кормишь? А грязищу развели, я думала свинья под диваном живёт, глядь, а нету никакой свиньи. Продали уже? А скоро тараканами торговать начнёте, – не замолкала она. – А машинка где? Виталька уехал?

– Угнали машину, наверное, – устало сообщила Ника.

– Как угнали, господи?!!! – заблажила свекровь. – И ты так просто это мне говоришь? Ты сдурела, что ли? Машину, она говорит, угнали! Ты скажешь, как в воду пёрнешь. И что? Вот так стоять будешь?

– Людмила Игнатьевна, это моя машина. Что хочу, то и делаю.

Тёща очумело уставилась на неё.

– Мы машину подарили вам на свадьбу. Не забыла ничего? Её машина, видите ли.

Ника отрешенно стояла в прихожей, прислонившись к вешалке.

– Что хочет, то и делает! Нет, вы слышали, люди добрые? На всё наплевать, что-ли?! Ты думаешь, можно так семью содержать? – продолжила вещать свекровь. – Ой, не завидую я тебе. Как же так, милая? Такая аккуратная была раньше, готовила почти нормально, а сейчас что? Уйдёт Виталька, если держать не будешь, помяни моё слово, уйдёт!

– Людмила Игнатьевна, мы с Виталием разошлись, – решилась наконец Ника. – Вместе больше не живём.

– Вот как! – прищурилась та. – Не врёшь? А и точно, – она пристально заглянула ей в глаза. – А я сразу говорила – ничего у вас не получится, не та у вас порода. К людям лучше не подпускать.

– Вы всё сказали, что хотели? Тогда я бы хотела ключи от квартиры обратно получить.

– Фиг тебе, а не ключи. Раскатала губищщу. А я бы хотела ключи от машины обратно. Куда сын съехал, а?

– Не знаю и знать не хочу!

– А я почему не в курсе? – подозрительно прищурилась она. – Телефон у него не отвечает, дома нету, где живёт, не знаешь? Машины нет, мужа нет. А ты его, часом, жизни не лишила, а?! Отвечай, дрянь, где Виталя?

– Да отстаньте от меня с вашим занюханным Виталей. Он меня и бросил, если хотите знать. Забрал свои баулы и ушел. Сами его ищите. Может, на ближайшей мусорке живёт, среди ваших…

– Ты у меня за эти слова заплатишь! – злобно процедила свекровь, отправляясь к входной двери. – Никуда из дому не уходи, я за полицией.

Глава 20

– Тьфу! – Ника в сердцах плюнула в сторону закрывающейся двери. Как снежный ком с горы.

Хотелось закрыть глаза да уши, и больше ничего не слышать и не видеть, как минимум, несколько часов. Вот ведь пожелала себе приключений на голову. Скучно ей, видите ли, было. А вот теперь и не скучно. Кушайте, как говорится, не обляпайтесь! И главное, ощущение этой ряски, засасывающего болота никуда не делись, а наоборот, заиграли новыми, утомительными гранями.

Ведь хватит же у свекрови ума в полицию с заявлением явиться. Иди доказывай, то, не знаю что. Хотя, конечно было бы прикольно её с Маринкой познакомить. Интересно, почувствует родственную душу?

Но, как это не странно, никто не явился. То ли не приняли заявление, то ли свекровь решила действовать по-другому. В нелепом ожидании неизвестно чего прошли пару дней.

Полицию Ника решила не бояться и отстаивать версию ухода Виталия в безызвестность. Пусть сами ищут. Не про переселение душ же им рассказывать? Так можно быстренько к Кларе в санаторий уехать.

То есть, к визиту полиции почти морально подготовилась.

Поэтому звонок в дверь Нику не напугал, а заставил собраться и, решительно подняв подбородок повыше, подойти к двери и спросить:

– Кто?

– Участковый. Вероника Александровна, откройте пожалуйста. Жалоба поступила.

Выдохнув и снова набрав воздух в грудь, Ника отворила дверь и тут же получила струю едкого, ослепляющего и перебившего дыхание газа из баллончика, и следом – оглушающий, рубящий с ног удар в голову.

А за ним второй, после которого освещение вокруг вырубилось вместе с сознанием.

***

Выключение сознания было похоже на погружение в бесконечную черную дыру, не имеющую ни размеров, ни границ. Слов и понятий в этом месте тоже не было, а только идеальная пустота. Поэтому пришедшая в себя Ника еще несколько минут совершенно не понимала, кто она и где находится. Мозг, подобно сложнейшему компьютеру, с трудом восстанавливал рабочую атмосферу после рестарта, вызванного отключением электричества.

Я – это я, и мне плеснули в лицо и ударили по голове, – медленно, но отчётливо сообразила она. Руки у меня связанны, и я сижу на стуле у себя дома, посреди комнаты.

Вокруг, на диване и креслах, расположились трое. Маринке, сидящей на кресле, с ногами поверх ручек, то есть в своей любимой позе, Ника почти была не удивлена. А вот двое других, находящихся в комнате, заставили её выкатить в изумлении глаза. Клара, тело-личина, которую она сама столь недавно носила и Ольф, собственной персоной. Но в каком виде?! Как будто каток непримиримого времени прошелся по ним, сминающим года и блеск глаз, весом. Напротив Ники, по разным сторонам дивана сидели без всякого сомнения Клара и Ольф, но постаревшие лет на тридцать-сорок и выглядящие более, чем плачевно.

– Очнулась, падаль, – злобно констатировала Маринка. – Соскучилась? Думала самая хитрая? Если бы кто знал, как я тебя ненавижу! Дали бы мне вернуться назад, нипочем бы с тобой не связался, ни за какие деньги. Всё в тебе ненавижу. Запах твой омерзительный, каждую твою родинку, в отдельности. Так и влепил бы по буркалам твоим коровьим, – она замахнулась рукой, но сдержавшись в последнюю секунду, остановилась.

– Не надо эмоций, – проскрипел Ольф шерстяным голосом. – Готовим церемонию. Она жива, ожерелье на ней, всё должно выйти безукоризненно на этот раз.

– Как вы тут оказались? – слабым голосом спросила Ника.

– Благодаря жуткой ошибке этой кухарки по своей сути, – кивнул на тело Клары Ольф. Клара недовольно вздёрнула нос. Она слила тебя обратно, не заметив на тебе этого украшения, – он указал рукой на ожерелье. – Кто бы мог подумать, что его навесят на тебя? Жуткая ошибка. Но, что не делается, делается к лучшему. Оно ушло из того мира, высосав наши силы и засосав нас самих следом. Все наши силы этой дурацкой выходкой выброшены обратно. Эта вещь не должна быть в этом мире, но то, что случилось – случилось. Не вышло со всеми мирами, так попробуем открыть двери в этот. Представляю, как повеселятся в замке, обнаружив пустую камеру. Ну, полно. За дело!

Связанную по рукам и ногам Нику положили на приставленные друг к другу стулья. Ольф содрал с неё одежду, стаскивая её до самых верёвок, оголяя ей живот.

– Ты, – сказал он Маринке. – Залазь под стулья, на пол. Когда я вскрою её чрево, очень важно, чтобы её кровь лилась прямо на тебя сверху вниз.

– Почему я? – заблажила Маринка.

– А кто – я? Или она? – Ольф показал сморщенным пальцем на кухарку. – Если она беременна и удастся открыть портал для хозяина, первым делом он должен будет совокупиться с открывшим. Чтобы оставить часть силы этому миру. Тебе достанется наиважнейшая задача – понести от него яйцо!

– Какое совокупиться!? – заорала благим матом Маринка. – Я, в конце концов, мужчина! Какое яйцо? Мы не договаривались ни на какое яйцо! Меня сейчас от одних слов стошнит!

Стоящая сзади кухарка ударила его сзади по темечку заранее припасённой сковородой, на которой Ника так любила жарить яичницу. Будь Виталий в своём теле, он такого рода удар мог бы и выдержать, просто схватившись за голову и ринуться в схватку, но он был заперт в теле довольно-таки хрупкой Маринки, и потому, не выдержав встречи с металлом, свалился на пол, ошеломлённо выкатив глаза.

Быстро обмотав его руки и ноги скотчем, отвратительная парочка принялась запихивать его негнущееся тело под стулья с онемевшей от ужаса Никой. Она понимала, что давным-давно следует во всё горло кричать и звать на помощь, но предательская жила, где-то глубоко в теле, словно отключила защитную систему и Ника не могла издать не звука, замерев как кролик и скорчившись от ужаса.

Расположив бесчувственную Маринку снизу, Ольф взял в руки один из кошмарного вида ножей, принесённых с собой, и холодной, липкой рукой, потрогал съёжившийся Никин живот.

– Я очень надеюсь, что ты беременна, детка. Да и как иначе? Иначе бы нас не втянуло вслед за этим дурацким ожерельем. Так что я тебя поздравляю. Ты практически мать. Ты поможешь родиться новому миру. Хотя, если честно, мать нового мира, скорее всего будет твой бывший муж, – Ольф радостно захихикал. – Вот это его удивительная награда, хоть он сам этого ещё не понял и не оценил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Нет! – кричало всё в её сознании, – нет, пожалуйста нет! Пожалуйста, пусть он не делает этого!

– Или сделать всё по высшему разряду? – спросил сам у себя Ольф. – В середину ночи? Договорились, – он отложил нож в сторону. Надо дождаться ночного равновесия, думаю часа ночи будет достаточно. И мы вскроем тебя как консервную банку, чтобы накормить тех, кому это необходимо. Твоя судьба, прямо скажем, не завидна, но, положа руку на сердце, сознайся – столь великой роли ты для себя даже представить не могла.

Ника закрыла глаза, не в состоянии наблюдать происходящее, и еле-еле удерживая себя от того, чтобы не свалиться в обморок, спасительные объятия которого ощущались совсем близко у границ паникующего мозга. Господи, господи, господи, пожалуйста, сделай так, чтобы этот ужас закончился. Спаси меня, господи, выведи из беды! – как заевшая пластинка повторял и повторял её мозг.

– Ты зеркала позакрывала? – через какое-то время скучным голосом поинтересовался Ольф, продолжавший все время поглядывать на часы.

– Нет, – помотала головой кухарка.

– Дура, – рявкнул слабым голосом Ольф. – Ну как с такими дурами работать? В ванне и в спальне проверь, обязательно.

Зеркало! Как за последнюю, сумасшедшую надежду вцепилась в эту мысль Ника. Господи, прошу, сделай так, чтобы виконт выручил меня, пройдя в зеркало, как я ходила. Кто-нибудь, спасите меня!!!

Шум со стороны ванны заставил Ольфа встрепенуться. Что-то упало на пол, словно кто-то с размаху бросил на пол мешок картошки.

– Что случилось? – кинулся в ту сторону и, не успев выйти в коридор, ввалился обратно, опрокинувшись на спину, заливая лицо и пол брызнувшей во все стороны кровью.

– Так приятно иногда встретить старых знакомых, – скидывая рукавицу с металлическими накладками на пол сообщил виконт, входя в комнату и с любопытством оглядываясь. – Знакомые лица рождают ощущение спокойствия и приязни. Я рад, что успел появиться вовремя. Но, судя по веревкам, ты была близка к неприятностям. Следовало тебе собраться с силами ранее.

Ника, не веря, смотрела и смотрела на вошедшего, который сначала освободил её от пут, а потом, подняв на руки, как невесомую, но очень хрупкую вещь. Его лицо приблизилось так, что глаза Ники сами собой закрылись. Поцелуй длился так долго, что Ника успела мечтами унестись на этой волне куда-то очень далеко.

Наконец, они одновременно остановились и, чуть отстранившись и весело прищурясь, виконт шепнул прямо ей в глаза:

– Я нашел тебя. Почти потерял веру, что найду, но ты нашлась! И, наверняка, тебе не просто будет принять решение сейчас и ответить на мою просьбу, но ты попробуй, – он крепче прижал её к своей груди. – Ты согласишься взять меня своим мужем? Я так люблю тебя, моя многоликая богиня!

Ника, рассмеялась, словно рассыпая звонкие колокольчики безмятежного, счастливого смеха.

– Мне никогда не делали столь приятного приглашения и в такой вот форме. Я должна бы для проформы подумать, но я не буду себя морочить. Конечно, я согласна! – она поцеловала его в ищущие губы. – А почему ты считал, что мне будет не просто принять решение?

– Как бы это тебе поточнее передать, – замялся виконт. – Тут две новости. Одна – хорошая, другая… другая. Очень. Хорошая, это то, что, судя по силам, включившимся вокруг тебя, ты зачала, то есть беременна от меня. А другая новость – это, я сам боюсь запутаться в определениях, но теперь для этого куска мира ты являешься создателем процессов и причин. – И, увидев ошарашенное и явно непонимающее лицо Ники, он добавил. – Короче, ты беременна… и ты бог.

Эпилог

Очередной день, полный трудов и событий, пролетел мимо. Далеко у самого края неба, словно зацепившись за длинную тучу, садилось солнце.

Ника стояла, прижавшись лбом к прохладному стеклу окна и глядела на городскую жизнь, бурлившую на дорогах и переливающуюся на тротуары, куда только не кинь взгляд. Людей на этих тротуарах, словно ингредиенты в похлёбке, сталкивало и разводило в стороны по абсолютно случайным поводам.

Какое странно иногда происходит… – думала Ника. Бултыхаешься и бултыхаешься, не только не наметив цель, а попадая как кур во щи в чужую, бессовестную игру. Но под ногами сбивается неведомое масло, как у той лягушки из притчи, и ты можешь крепко на нем стоять. Не тонуть. Так и я. Теперь не тону.

Но понимаю ли я, на каком куске масла я стою? И я ли его сбивала? Или мной сбивали? А если мной, то кто? Я мало что понимающий бог. Вернее, богиня. Которая словами и желаниями может менять события под себя, совершенно не понимая как. Следовательно, есть кто-то, кто понимает. Создатель? И что делать, когда понимаешь, что ничего не понимаешь?

– В коридоре администрация новое зеркало повесила. Как бы не промахнуться, ненароком, – ввалившийся в комнату виконт скептически качал головой. – Они вообще понимают, что делают, окружая себя зеркалами? А двери в доме запирают. Абсурд. Это всё женские затеи. Ненужное. Мужчина и без зеркал знает, что он неотразим и прекрасен.

– Я помню неотразимого Гектора – вот уж первая встреча произвела на меня впечатление, точно никогда не забыть! И это был человек, живущий и работающий у тебя в замке. Как говорится, по слуге можно судить о господине, – улыбнулась она. – Так что не стоит тут разводить рассуждения о прекрасном.

– Некоторые моменты улучшились, – напомнил виконт. – В целом, жизнь у людей стала лучше. Но что характерно, работать они от этого лучше не стали. С твоей мягкостью скоро вообще от рук отобьются.

– А ну и пусть. У многих такая сложная жизнь – надо дать им побольше хороших моментов.

– И мне, – обрадовался виконт. – Мне тоже подавай побольше хороших моментов. Можешь себя во все включить.

– Ты, мистер, подальше держись. Что за студенческие манеры? – она в шутку стукнула его по руке, прилипшей куда не следовало в этой обстановке.

– А где Алекс? – виконт водрузил на стол огромную корзину с фруктами. – Тут я его любимые груши – тоже прихватил.

– С бабушкой. Повёл её в продуктовый магазин. Она туда до сих пор, как в музей ходит. Никогда, наверное, не привыкнет. Лучше бы она музеями интересовалась.

– Я, между прочим, тоже в восторге от вашей еды, – уточнил виконт. – Просто, как мужчина, держу себя в руках – каждый раз, когда мы тут. А коньяк! – он уважительно поднял палец. А водка – с этой, как её зовут… селёдкой под мантией!

– Под шубой, – поправила Ника. – Держи себя в руках. Ваше вино намного полезнее, поверь мне.

– После вашего, в моих жилах просыпается зверь, – поиграл бровями виконт. – Не сравнить.

– Видели мы вашего зверя, – улыбнулась Ника. – Пусть просыпается, но только по ночам, когда можно закрыться от всего мира Мороком...

– А днем что? Будешь править? – он притянул её к себе и легонько прикоснулся губами к встречающим его губам.

– Буду, конечно. Хотя, непросто это – каждый год превращаться на целый месяц в богиню. Никак, если честно, не привыкну. Замышляю одно, а в конечном счёте получается совершенно другое. Пытаюсь убрать зло в одном месте, в другом, вследствие этого война начинается. Такое ощущение, что чтобы я не делала, в конечном результате только хуже становится.

– Не грусти. Помнишь, как объяснял церковник – каждое событие толкает следующее, набирая негативную силу. То, что по твоему слову происходит рождение события, разрушает тонкую плёнку мира, и как камень, брошенный в середину пруда, достигает своими волнами всех берегов.

– И что я за демиург такой, которой всё может и ничего толком не может?

– Уж точно не я тебе отвечу. Храни середину, пытайся поправить очевидное зло, но не напрямую, в лоб, а как-нибудь… наискосок.

– Легко сказать. Мне кажется, чем меньше я вмешиваюсь, тем лучше получается.

– Ну да, советов я могу надавать без трудностей. Но я рад, что не мне решать, как поступать с этим твоим миром. Это я только на словах разбираюсь. Сам бы точно рехнулся. Хорошо, что ты у меня есть, – он поцеловал её в висок, задержавшись и понюхав прядь волос.

– Потом всё это ляжет на Алекса, – грустно кивнула Ника.

– Это его предназначение, – согласился виконт. – Но, до совершеннолетия ещё много времени, ты успеешь его подготовить. Или ты так ему еще ничего и не говоришь?

– Пока рано, – Ника улыбнулась. – пусть растёт как обычный ребёнок, с нормальным детством. С ребячьими обидами и разборками в песочнице. Жаль, что он так редко посещает этот мир, но это необходимый компромисс. Не жить же нам на два дома…

– Ты же знаешь, я многое бы отдал, чтобы мы смогли бывать здесь чаще, но так трудно выбрать момент равновесия мира, чтобы каждое наше появление не заканчивалось наводнением или землетрясением – как прошлый раз.

– А я потом помогаю пострадавшим и вследствие моей помощи, какие-нибудь племена начинают резать друг друга, как умалишенные.

– Мирская ткань очень хрупкая, – согласился виконт. – Но так уж заведено. Пока мы можем пытаться хранить равновесие, следует это делать. До следующего круга, пока у нас не родится девочка, и её потомки не начнут лезть через границы мира, чтобы наводить там свои порядки. Но что мы можем сделать? Так устроена жизнь. Всё обязательно повторится – в новой спирали. И наша задача сделать дорогу лучше, чем это получалось у предыдущих.

– Никогда не смогу привыкнуть к тому, что все эти ведьмы и то зло, которое они пытались вызвать – это твои родственники, а теперь, значит, и мои. Так себе у вас семейка, если честно.

– Родственников не выбирают, дорогая. Так всё было устроенно до нас, и будет устроенно после, когда мы удалимся. Книги говорят мы сердце этого мира. Добро и зло вместе. По-другому не бывает. Как не бывает театра теней без света, и не было бы книг, не будь на белизне листа черноты букв. Почему ты такая задумчивая сегодня? Расскажи мне, душа моя, а я постараюсь помочь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ника пожала плечами и неловко улыбнулась.

– Знаешь, по-моему, я опять беременна. И это, конечно, же будет девочка. Опять наши потомки будут дёргать этот мир в разные стороны и пытаться всё изменить под себя.

– Этот вальс бесконечен, родная, – улыбаясь до ушей, он схватил её в объятия.

Входная дверь отворилась и в прихожую вошла Гунилла, держа маленького мальчика за руку:

– Папа, там во дворе построили новую горку! – радостно закричал Алекс. – Огромную, как гора у нас за замком! А бабушка Гунилла опять колбасы купила!

Конец