Ветер в кронах

Пролог

Все женщины для меня похожи на ветер.

Ветра попутные. Они раздувают паруса, толкая утлые судёнышки. Они заставляют двигаться вперёд. Они эффективны и убедительны. Но лишь до того момента, пока им действительно по пути. Увы, эти женщины непостоянны. Однажды они неизбежно изменят направление.

Есть женщины ласковые, как летний бриз. Лопасти мельницы они не провернут, и снасти не заскрипят от их усилий. Они созданы для удовольствия. Для томного созерцания, для наслаждения, для ощущения полноты жизни. Но они исчезнут с наступлением суровой зимы.

Есть — трудолюбивые. Что бы они ни делали, всё только со смыслом. Они вращают флюгер на крыше, полощут белье на верёвках, раздувают угли в печах. Они полезны, они правильны, они непременно имеют направление. Но они предсказуемы, как северо-западные муссоны, что в этих местах непременно приносят дожди. С ними скучно.

Ветра шквальные, буйные, мятежные…

Все они разные, но раньше или позже я обязательно понимаю, что всё это уже было и чем оно закончится. Как опытный ловец ветра, я засовываю очередной сквознячок в изысканный флакон, вешаю ярлык и ставлю на одну из полок своей памяти. Чтобы забыть, смириться и идти дальше. В поисках той, что мне лишь снится.

Где она, единственная женщина, что создана для меня? Женщина — ветер, который я считаю своим.

Бывает, когда вокруг тишина, но листья деревьев вдруг зашумят, задрожат на тонких черенках, словно сердца испуганных пташек. Этот ветер непостижим. Ветер, что всегда витает где-то надо мной, в недосягаемой вышине, где колышутся кроны.

Женщина, что существует вне суеты повседневности, где нет пыли мостовых, до которых она никогда не снизойдёт, но нет и высоты облаков, что обманчивы и непостоянны.

Она осязаема, но недоступна. Она слышна, но молчалива. Она — моя. Она — ветер в кронах. Ветер, который мне никогда не поймать.

Часть первая. Глава 1

Все имена, названия, персонажи, факты и события данной книги являются вымышленными.

Любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.

Глава 1

Чемодан больно бил по ногам.

Девушке приходилось нести его в руках, шагая по мелкому щебню обочины. Но с упрямством Сизифа или, скорее, терпеливого ослика она тащила поклажу, проклиная свою запасливость.

— Ерунда, Катя, — уговаривала она себя, пыхтя. — Всю страну проехала. И оставшиеся сорок километров как-нибудь преодолеешь.

Именно столько оставалось до конечного пункта её долгого путешествия — посёлка Пристань на берегу холодного восточного моря. Пока Катерина доехала только до окружного центра, городка Острогорска.

Лето заглянуло на эту окраину мира лишь мельком, одним глазком. Понять, что на дворе июль, в густом холодном и белёсом, как овсяный кисель, предрассветном тумане не представлялось возможным.

Ни деревьев, ни домов. И Катя не скупилась в выражениях, поминая нелюдей, разместивших остановку рейсового автотранспорта так далеко от автовокзала.

Семь часов провести в самолёте, тринадцать — в междугороднем автобусе и вот, в каких-то двух шагах от цели, только пальцем тычут в нужном направлении, а на волшебное слово «такси» беспомощно разводят руками.

— Ничего, ничего! На автобусе оно и понадёжнее будет, и подешевле, — убеждала Катя ноющие плечи и жалобно скрипящую спину. Хотя, кажется, это скрипят кроссовки. Причём один. Левый.

Большой чёрный джип, шурша шинами, подкрался сзади как раз в тот момент, когда Катя, согнувшись пополам, рассматривала, что же случилось с обувью. Джип проехал мимо и мягко остановился чуть впереди.

— Тебя подвезти? — в открытое окно высунулся водитель. Щетина. Тёмные волосы. Прищуренный взгляд. Самоуверенный, ухоженный, с претензиями, лет тридцати. Рожа такая… В общем, обычно именно «такие» к Кате и липли. И Катя всегда старалась держаться от «таких» подальше.

Загорелая, с рельефно выступающими мышцами рука свесилась из окна.

— Спасибо, я сама доберусь, — разогнулась она, и чемодан, не желающий стоять без поддержки и потерянного при перелёте колеса, тут же неизящно ткнулся в асфальт пластиковым боком.

Водитель высунулся ещё сильнее, изогнул густую бровь на покалеченный в неравных боях с грузчиками багаж.

— А куда путь держишь?

— В Пристань, — неопределённо качнула Катя головой, решив, что сорок километров отпугнут милосердного самаритянина, и кинулась поднимать своего хромого молчаливого попутчика.

— Автобус будет не скоро. Выходной. Ещё пару часов прождёшь. А так минут за двадцать доедем.

— Я не тороплюсь, — Катя заботливо отряхнула чемодан. «Посмотри-ка, не из пугливых!»

— Как скажешь, — водитель равнодушно пожал мускулистым плечом, обтянутым коротким рукавом чёрной футболки, и машина тронулась так же мягко, как и остановилась.

«И не из навязчивых. Не хватало мне сейчас только каких-нибудь озабоченных, — ворчала девушка. — Хотя какой из него озабоченный? Состоятельный, холёный, брезгливый. Ишь, как сморщился на поцарапанный чемоданчик».

Лёгкая курточка запахнута поплотнее. Хрупкой девичьей рукой изящно подхвачены двадцать три килограмма неживого веса — чуть меньше, чем половина от собственного. И перекинутая через плечо сумка качается как маятник, бряцаньем застёжки отмечая каждый шаг.

— Фух! — привалила Катя чемодан к лавочке.

Гордо, по-пионерски салютовал вскинутый вверх бетонный козырёк остановки, желтела табличка с буквой «А» — чудом сохранившиеся атрибуты советских времён давали надежду, что автобусы здесь всё же ходят. Но ощущение, что, Катя провалилась через дыру во времени в восьмидесятые, не отпускало. Она беспокойно оглянулась.

«Что я там сказала? Ненавязчивый?» — впереди, в кармане дороги стоял уже знакомый крутобокий джип.

— Кто бы сомневался — непростой парень, — увидев номер из трёх семёрок, хмыкнула Катя. Вот эти, все из себя крутые и пафосные, вызывали у неё опасения даже больше, чем какие-нибудь маньяки.

На часах ещё и шести утра нет. Конечно, какие могут быть автобусы! И ждать, действительно, придётся долго.

«Меня караулит, гад? Не подойду всё равно. Пусть стоит. И вообще, мало ли, может он здесь живёт. Бросил машину и ушёл», — Катя гордо тряхнула головой и достала телефон.

Этот друг, товарищ и брат с пятидюймовым экраном и тридцатью двумя гигабайтами памяти дал ей возможность скоротать время и в зале ожидания аэропорта. Не подвёл на засиженной бомжами и мухами автостанции краевой столицы. На этой затерянной во времени остановке Катя тоже на него сильно рассчитывала. Эх, если бы только не севшая батарейка!

Глава 2

Новую хозяйку встретил тяжёлый спёртый запах чужого жилья.

Одна большая комната. Эдакий деревенский лофт. Небольшой. Неуютный.

— Ясно, — Глеб щёлкнул туда-сюда выключателем. — Света нет.

Он поставил чемодан и ушёл в коридор между кухонным гарнитуром и стеной. Катя осталась осматриваться.

И первое, что резануло глаза — здесь ничего не осталось от отца. Первое и главное, ради чего Катя ехала, — прикоснуться к его вещам, услышать дыхание его жизни, погрузиться в его мир, сложный, непонятый, противоречивый и, возможно, почувствовать душевное родство — всё это было безвозвратно утеряно.

После грубо наведённого здесь кем-то порядка, этот дом был похож на номер дешёвого отеля. Безлик, плохо убран и пропах табаком.

И всё же взгляд упрямо искал хоть какие-то зацепки.

По центру — большой диван буквой «Г». Катя погладила потёртую спинку. Место, где отец сидел перед плоским телевизором, продавлено сильнее. На бежевом рубчатом вельвете — грязные следы. Журнальный столик с круглыми отпечатками от мокрых стаканов.

У окна — большой письменный стол. Сейчас пустой, но с царапинами на столешнице, словно что-то всё время двигали вперёд-назад. Пишущую машинку?

На старой фотографии, что сохранилась у Кати, отец сидит за таким раритетом с круглыми клавишами и с трубкой в зубах, как Хемингуэй. И стол завален бумагами и разными безделушками.

Сейчас о дорогих отцу предметах на столе напоминали только пятна, более тёмные на фоне остальной выцветшей древесины.

Диван дважды делил комнату на зоны. За короткой спинкой — спальня; большая двуспальная кровать, накрытая китайским пледом из флиса, ещё с этикеткой; слева от неё шкаф, справа — пусто, а потом только окно и письменный стол.

За длинной — кухня. Обеденный стол со стульями как в дешёвых забегаловках, тоже безликий и новый. За ним китайской стеной вытянулся весь стандартный кухонный набор: плита, мойка, духовка, микроволновая печь на столешнице под навесными ящиками. Всё старое, но с посудой. Пожелтевший от времени пластик холодильника.

Катя заглянула туда без особой нужды. В нос резануло затхлым запахом, и она поспешила закрыть дверь агрегата.

— А здесь очень даже неплохо, — не разделил её разочарование Глеб.

— А со светом что делать? — пошла Катя в коридорчик, из которого её новый знакомый только что вернулся. Там оказалось несколько дверей, за одной из них — ванная комната.

— Сейчас порешаем, — ответил Глеб, и она услышала, как он набирает чей-то номер. — Здравствуйте! Адамов.

Душевая кабина, унитаз, раковина. Чувствуя себя ведущей шоу «Ревизорро», Кате прямо захотелось надеть белые перчатки и проверить блестящий в полумраке кафель на чистоту. Застоявшийся запах сырости не давал надежду на высокие показатели. Зато шумно отплёвываясь, из крана потекла вода.

Удобства не во дворе, значит, жизнь у отца была здесь неплохо налажена. Ещё здесь можно остановиться, а, значит, не придётся снимать гостиницу и можно жить в двух шагах от моря. Ведь море было второй причиной, почему Катя приехала.

— Здесь что, центральное водоснабжение? — крикнула она, но Глеб не услышал.

Обследовав хозяйственное помещение с бойлером и стиральной машиной, Катя обнаружила ещё одну маленькую комнатку, заваленную коробками. И, открыв плотный картон, увидела заросшие жиром и пылью банки со специями, подставку под горячее из склеенных и обгоревших спилов можжевельника, выщербленный нож с костяной ручкой. Хлам, которому ни один нормальный человек бы не обрадовался. Ну, кроме дочери умершего писателя, конечно, увидевшей вещи отца.

Воодушевлённая находкой и количеством составленных одна на одну коробок, она подёргала заднюю железную дверь, отгороженную рамой с москитной сеткой. Заперто.

Когда Катя вернулась за ключами, Глеб развалился на диване, всё ещё прижимая к уху телефон. Он выглядел так естественно в антураже чужого жилья, похожего на съёмное бунгало, что у Кати язык чесался сказать ему: «Ты бы хоть обувь снял!» и кинуть пляжным полотенцем, когда он однозначно пошлёт её куда подальше.

Девушка так явно это представила, как он согнёт ногу, защищаясь, и поймает полотенце, что даже улыбнулась.

— Не знаю, чему ты улыбаешься, — посмотрел Глеб на неё с интересом, — Но здесь ещё и отопление центральное.

Он показал на батареи, когда закончил говорить. Под каждым из трёх окон и правда торчало по плоской металлической бандуре.

— Электрики сейчас приедут. Свет отключили за неуплату. Но я договорился, они подключат. Потом сама разберёшься с долгами.

Катя кивнула.

Поковырявшись с замком, она распахнула настежь двери чёрного хода, за ними увидела захламлённый двор, сарай и заросший бурьяном огород. Парадную дверь тоже открыла, чтобы проветрить это затхлое помещение, отгороженное от непрошеных насекомых москитными сетками. Плохо помытый холодильник она тоже открыла настежь, искоса поглядывая на Глеба, который, уткнувшись в телефон, похоже забыл и про неё, и про то, где вообще находится.

Глава 3

Спросонья Кате показалось, что Глеб ей снится.

Она закрыла глаза, потом открыла снова. Он лежал навзничь, в одних трусах, поверх одеяла. Согнутая в локте рука закрывала глаза. И от идеального пресса с восьмью кубиками было невозможно отвести взгляд.

Жёлтый ключ на длинной цепи. Безупречная грудь с веснушками в тёмных волосах. Татуировка с внутренней стороны плеча. Небритые подмышки.

Почему ей нравятся небритые мужские подмышки? Катя приподнялась на локте.

На спинке дивана — его вещи. На столе — пакет.

«Он что, вот так просто пришёл, разделся и лёг рядом?» — Катя осмотрелась. Распахнутое окно, закрытое москитной сеткой. Отодвинутый стул. — Нет, он сел, подумал, посмотрел на меня, а потом… разделся и лёг рядом». И, судя по его ровному дыханию, действительно спал. И вид его красивого тела вызывал у Кати совершенно определённые чувства.

Дорожка тёмных волос от пупка вниз. Взгляд упёрся в широкую резинку трусов, а потом начал угадывать очертания того, что находилось ниже, того, что натянуло ткань. И пульс тут же разогнался и забился, словно сердце испуганного кролика. Но взгляд скользнул ещё ниже, по длинным волосатым ногам, к ступням, слегка свесившимся с коротковатой для этого богатыря кровати.

Вторые пальцы на ногах длиннее больших. Ещё один доминантный признак. Катя улыбнулась.

«Интересно, какого же цвета у него глаза?» — подумала она и встретила его спокойный взгляд из-под приподнятого локтя.

— Ты бы хоть двери закрывала, когда спать ложишься, — он развернулся к ней всем корпусом. — У нас тут, конечно, тихо-мирно, но всё же.

Глеб убрал её волосы, упавшие на шею, провёл большим пальцем по скуле к подбородку. Катя замерла, боясь даже шелохнуться.

Что она могла ему ответить, когда он смотрел так, словно завалит её прямо сейчас? Завалит одним слабым выдохом, как карточный домик. Именно таким шатким и ненадёжным стало бы её сопротивление.

— Не бойся, — улыбнулся он. — Не сейчас.

И встал с кровати.

И, чёрт побери, но Катя расстроилась. Облизнула губы, не дождавшиеся поцелуя, и уткнулась лицом в подушку. «А когда? А почему не сейчас?» — протестовала она мысленно.

— Я тебе тут еду принёс, — когда Катя повернулась, Глеб уже натянул джинсы. — И, если ты будешь не против, я к тебе присоединюсь.

Он шуршал пакетом с логотипом какого-то супермаркета, выкладывая коробочки с полуфабрикатами, пока Катя стягивала спутанные волосы резинкой.

— Вот это лучше разогреть, — сортировал он продукты. — Это в холодильник. Это съедим так.

— Я нашла вилки, — громыхнула она столовой нержавейкой, выдвинув залипший ящик и посмотрела на видавший виды чайник. — А воду из-под крана здесь можно пить?

— Чёрт! Воду, — обернулся он. — Воду я забыл. Но сейчас сбегаю, тут недалеко есть магазинчик.

К тому времени, как Глеб вернулся, Катя перемыла посуду для двоих и даже слегка украсила стол, достав припасённые в дорогу бумажные салфетки.

— Так, вода, — поставил Глеб пластиковую баклажку на стол и полез в карман за трезвонившим телефоном. — Адамов. И тебе не хворать!

Катя краем глаза следила, как он бродит по комнате, запустив ладонь в густые тёмные волосы, выражая своё отношение к собеседнику короткими вопросами: «И что? А она меня спросила? Уверен? И что с того, что она моя жена?», и не менее однозначными пожеланиями: «Так сам и порешай! Она твоя сестра! Съезди и забери её сам! Я занят. И не твоё дело — чем».

«Жена, — хмыкнула Катя и даже нисколько не удивилась. — Как ожидаемо. Кобелинус вульгарис. Что значит: кобель обыкновенный».

Глеб отключил телефон, бросил его на стол. Задумался, барабаня пальцами по столу. Мрачная глубокая складка пролегла между его тёмных бровей. И было в нём что-то голливудское, эффектное, драматическое.

— Как они меня все достали, — наконец ответил он Кате, молча следившей за ним. — Жёны, их родственники, свои родственники.

И, словно вторя его словам, телефон завибрировал на столе. Фотография молоденькой смазливой блондинки улыбнулась с засветившегося экрана, но имя прочитать Катя не успела.

Глеб подобрал дорогой аппарат, отключил и засунул в карман.

— Часто женишься? — повернулась Катя к закипевшему чайнику.

— Чаще, чем хотелось бы. Вот сейчас последний раз разведусь и всё, завяжу с этим, — улыбнулся он, когда она повернулась с двумя кружками кипятка.

— Тебе чай, кофе? — Катя посмотрела на принесённые им упаковки.

— Мне ложку, и я сам.

Он отмерил из банки три полных чайных ложки растворимого кофе. В кружке воронкой закружилась жидкость цвета горького шоколада. У Катерины аж скулы свело, когда Глеб сделал глоток.

Глава 4

Катя с Димкой с детства были не разлей вода.

Вместе выросли в небольшом городке Снежич в двухстах километрах от Москвы.

В большой бабушкин дом в Снежиче мама переехала после развода из большой старой московской квартиры отца. Катя этого не помнила по причине малолетства. Да и ни к чему ей было. Жили они дружно. Училась она хорошо. Поэтому и в институт поступила в столице. Закончила, осталась там работать. А её одноклассник Димка… Димке неплохо жилось и в Снежиче. И Катя с удовольствием с ним общалась, пока он вдруг тоже не решил перебраться в Москву. Она сама тому поспособствовала — предложила снять освободившуюся комнату в её коммуналке.

Тогда ей казалось это хорошей идеей. Димка переехал. И это оказалось здорово, что он снова был рядом. После работы было с кем поболтать и поделиться последними новостями, в выходные — сходить в кино, а ещё, например, позвонить — и безотказный Димка встретит, поможет донести тяжёлые сумки, приготовит ужин.

Димка нашёл работу и вроде как-то втянулся в столичный ритм, только с девушками этому блондинистому голубоглазому красавцу пока не везло. Не вписался он со своей съёмной коммуналкой и зарплатой консультанта магазина спорттоваров в запросы столичных девиц. А он хотел любви, хотел отношений, хотел посвятить себя кому-то без остатка.

Но рядом была только Катя. И однажды, может, после очередного ужина вместе, может, после просмотра какого-то фильма вповалку у неё на диване, а может, после того, как он ворвался в комнату и застал её в неглиже. Но рано или поздно, а в его голове возник вопрос: «Почему бы и нет?»

И с того дня их многолетняя лёгкая искренняя дружба превратилась в тягостное для них обоих ожидание иных отношений. Из которых бы никогда ничего хорошего не получилось. Они были лучшими друзьями. Он, не смущаясь, покупал Кате прокладки, а тут вдруг начал пытаться ухаживать. Кате было смешно, и всё это казалось глупым. А Димка психовал и начинал на ней срываться. Это грозило катастрофой. Ведь оба они прекрасно знали, что их отношения — не любовь.

Димка обиделся, что она уезжала. Сухо попрощался, провожая её в аэропорту. Но Катя точно знала, что он лучше разберётся в себе, если её не будет рядом. Разберётся и успокоится. И между ними всё будет, как раньше.

Катя окончательно замёрзла уже подходя к дому. Солнце скрылось, и то ли надвигался вечер, то ли дождь — в этом непривычном климате, ещё не отойдя от разницы часовых поясов, понять было сложно.

С сожалением Катя отметила, что у калитки нет чёрного джипа.

Зато в телефоне обнаружила сообщение от незнакомого абонента, номер которого заканчивался на три семёрки: «Ты не поверишь, я скучаю».

«Не поверю. Мы познакомились несколько часов назад», — ответила Катя, натянув кофту.

«Мы спали вместе», — почти моментально прилетел ответ.

«Это ничего не значит».

«Коварная, ты заманила меня в свою постель, а теперь утверждаешь, что между нами ничего не было?»

«А я бы заметила?»

«Придётся повторить».

«Боюсь, я могу быть немного занята. Но, если ты сообщишь заранее, когда…»

Катя вздрогнула, когда телефон зазвонил прямо в руках. Пока они переписывались, она успела вскипятить чайник, заварить себе чай, и даже достала из холодильника купленное Глебом пирожное.

— Да, — сказала она абоненту с номером, заканчивающимся на три семёрки.

— Я устал тыкать по клавишам, — у Кати аж мурашки побежали по коже от его тягучего баса. — Какие у тебя планы на завтра?

— Наверное, встретиться с тобой, — усмехнулась Катя.

— О, нет! — засмеялся он. — Так долго я не выдержу. Хотя меня безумно заводит это ожидание. Меня и голос твой заводит.

— Меня твой — тоже, — закрыла Катя глаза, сама обалдев от своей смелости и слушая, как довольно Глеб смеётся в трубку.

— Это воодушевляет. Только не жди меня. И не забудь замкнуть на ночь дверь. У меня тут непредвиденные дела. Но есть отличный стимул закончить с ними побыстрее.

— Ждать не буду, — соврала она.

— У тебя на шее родинка. Я целую тебя туда.

— А я целую тебя в ложбинку, в которую так удачно ложится твой ключ.

— Я сейчас полез в карман, — заржал он. — У меня там тоже лежат ключи.

— Я очень расстроюсь, если там окажется ложбинка.

Он заржал ещё громче. Она даже отодвинула от уха руку с телефоном.

— А ты мне определённо нравишься, Катя Полонская.

«И ты мне, Глеб Адамов», — мысленно произнесла Катерина, а вслух он ей не дал такой возможности.

— До встречи! — прогудел его бас уже знакомым пароходным гудком, и он отключился.

Глава 5

Катя спустила ноги с кровати. Задурманенный снотворным мозг соображал плохо. Но за окном серело утро, значит, не так уж мало она и проспала.

— Кто там? — прислонилась она головой к двери. Сколько бы ни тёрла глаза, они упрямо не хотели разлепляться.

— Это я, почтальон Печкин! — услышала она голос Глеба из-за двери.

— Принёс заметку про нашего мальчика? — распахнула Катя дверь и сонно уткнулась в его широкую грудь.

— И велосипеды не за каждого дают, между прочем, — обнял он девушку и повернул её голову в сторону выхода.

Возле крыльца, поблёскивая оранжевыми катафотами, стоял чёрный спортивный велосипед.

— Одевайся, — сгребая Катю в охапку, сказал Глеб её макушке. — Поехали.

— Что? Куда? Не-е-ет!

— Я не понял, — поднял он её лицо за подбородок. — Ты что, спать сюда приехала?

— А ты вообще когда-нибудь спишь? — с интересом уставилась она на симметричные царапины на его щеке. — Кошка?

— Ага, — поскрёб он щетину как раз там, где отметины заканчивались. — И очень разъярённая. Ну, давай, давай! А то не успеем до рассвета.

Он шлёпнул её по попе, подгоняя.

— Ай! — схватилась Катя за мягкое место и одарила его возмущённым взглядом. А он только довольно улыбнулся и завалился на диван.

И пока Катерина судорожно натягивала короткие леггинсы и футболку, чистила зубы, прогоняла холодной водой сон, убирала волосы и обувалась, Глеб переключал каналы, отпуская короткие замечания:

— Сколько уже можно это старьё показывать? Боже, а эта певица ещё жива? Ну, что ты там, готова?

Последнее, конечно, относилось к Кате, которая как раз распахнула дверь.

— Я надеюсь, на велике ты ездить умеешь? Иначе — бежать придётся тебе.

— Ради такого дела научусь, — вышла она в уже привычный утренний туман.

— Давай сюда, — показал Глеб на рюкзак и протянул руку к ключам и телефону, который Катя наивно надеялась засунуть под резинку пояса.

— Здесь дорога пологая, — вывел он железного коня за калитку. — Пыль дождём прибило, ехать будет легко.

Он достал из рюкзака шлем и нахлобучил ей на голову.

— Это ещё зачем? — пыталась она снять пластиковую каску.

— Техника безопасности превыше всего, — пресёк он её поползновения и сам затянул ремешок под подбородком.

— Что-то я сомневаюсь, что ты сам ехал в шлеме, — с сомнением посмотрела на него Катерина. Серая футболка на его груди и подмышками чернела пятнами пота. — Ты правда прямо так на велосипеде и приехал?

— А что тут ехать-то? — хмыкнул он, накидывая на плечи свой рюкзак, пока девушка примерялась к неожиданно узкому сиденью, перекинув ногу через высокую раму.

—Это переключение скоростей, — ткнул Глеб в рычаг, когда Катя вцепилась в руль. — Дёргать не советую, оно нормально настроено. Главное, тормоза. Потренируйся! А то встанешь на дыбы или, ещё хуже, улетишь вперёд через руль, и поймать не успею.

Девушка осторожно поставила ногу на педаль, вспоминая детские навыки. И вдруг поехала. Сначала слегка виляя, как загулявшая собачонка, но потом выровнялась.

— Тормози! — крикнул Глеб ей в спину. Она выжала рычаг тормоза слишком резко, заднее колесо занесло. — Я же сказал, потренируйся. Это тебе не «Школьник», где надо педали назад крутить.

Он погрозил ей пальцем, когда догнал.

— Ещё раз. Это — заднее колесо, — ткнул он пальцем. — Это — переднее. Но им тормозить не советую. Это для профессионалов.

И улыбнулся. Наверное, она смешно выглядела в этом дурацком шлеме.

— А ехать далеко? — снова поставила Катя ногу на педаль.

— Всё время прямо, потом по дороге, — показал он рукой плавный поворот направо, — через мост, вдоль скалы…

— В общем, если ты сильно отстанешь, я буду тебя ждать.

Он одобряюще кивнул, и она поехала.

Сиденье мягко пружинило на ухабах, ветер трепал выбившееся из-под шлема волосы, но это был так классно, что Катя расстроилась, когда до асфальта расстояние оказалось таким коротким.

Она затормозила и обернулась. Если было что-то красивее того, как Глеб ходил, то это — как он бежал. Прижав согнутые локти к корпусу, собрано, спортивно, грамотно. Привычно.

— Направо! — крикнул он.

Девушка кивнула, но всё же его дождалась. Дорога шла на взгорок. И Глеб подтолкнул её, изо всех сил нажимающую на педали, за сиденье и побежал рядом. Так и бежал всю дорогу рядом, пока не свернули к мосту.

Глава 6

Прошла неделя, как Глеб уехал. Неделя с того дня, как в их жизни был тот… рассвет.

Адамов ничего не обещал, ничего не рассказывал о себе и ни о чём не спрашивал. Предупредив коротким сообщением, что уехал, он за семь дней ни разу не позвонил и ни слова не написал.

«Поставил галочку и вычеркнул», — именно такие мысли навевал Кате молчавший телефон. И сама не зная, как удержалась, но на связь с Глебом она тоже не вышла.

Рискуя уйти в глубокий минус в роуминге, она нашла его Инстаграм, аккаунты ВКонтакте и Твиттере. Но особо к зарисовкам о личной жизни мэра Острогорска они не добавили ни одного штриха. Белый лист. А может, чёрный квадрат.

В Твиттере он только зарегистрировался — и ни одной записи. ВК — закрытая страница. А в Инстаграм — пара десятков фотографий, которые идеально вписывались в образ уважаемого гражданина, серьёзного спортсмена и патриота своего края. Но какой из него, скажем, семьянин, оставалось неясно.

Вот он с группой детей в спортивной одежде под вывеской «Школа самбо». Вот —несколько видов, где все в костюмах и галстуках, явно с каких-то официальных мероприятий. Пара фотографий из спортзала. Все остальные — виды моря и окрестностей, которые, возможно, он сам и снимал.

То ли Глеб не очень дружил с соцсетями, то ли, являясь человеком государственным, сознательно не делал свою личную жизнь общественным достоянием. Но факт остался фактом — трафик потрачен, а Катя ни на шаг не зашла дальше новостей «Вечернего Острогорска» и колонок газеты «Трудовое слово», издающейся с одна тысяча девятьсот тридцатого года.

Но о том, почему так резко Глеб Адамов исчез и со страниц Катиной жизни, она знала, что думать. Что тут думать? Ожидаемо, она стала в его жизни «одной из». И то, как быстро он ей загорелся и вспыхнул, словно сухой порох, давало все основания считать, что так же быстро он и остыл.

Мучили её глупые мысли, не зря ли она так быстро сдалась. Может, стоило до последнего держать оборону, ломаться? Но в глубине души прекрасно понимала, что это — именно глупости. И вообще, она всегда предпочитала сразу. Чтобы без этих иллюзий. Да — да. Нет — нет. И дело с концом. Переспали и переспали. Взрослые люди.

Будет нужна — объявится. А нет, так и чёрт с ним. Не ради него Катя приехала.

За эту неделю девушка обжилась.

Острогорск — город контрастов. Именно эта расхожая фраза первой пришла Кате на ум при ближайшем с ним знакомстве.

Неоновые современные вывески на пятиэтажках типовой советской застройки. Стеклянный фасад супермаркета "Фреш" из изысканного чёрного стекла рядом с деревянным забором рынка.

Простая планировка Острогорска стала Катерине практически родной, напоминая Снежич. Одна центральная улица, названная многообещающе — проспект. Один автобус под номером "один", проезжающий город с одного конца в другой минут за сорок.

Очень удобно. Всё нужное под рукой — еда, одежда, сотовая связь, Сбербанк, электросети. Всё, что душе угодно, тоже мимо не проедешь — музей, книжная лавка, кинотеатр, мэрия.

В супермаркете Катя покупала основные продукты. А с рынка привозила домой клубнику в пластиковых стаканах. Практически ей одной и питалась, «пока не отошла», как говорили торговавшие ягодой бабульки.

Там, в городе, Катя заплатила долги за свет и налоги. Там же заказала свежую экспертизу БТИ, необходимую для оформления дома.

На центральном проспекте нашла и контору по недвижимости.

Не сильно обнадёжили озвученные девушкой-риелтором цифры, а ещё больше удручили сроки, на которые может растянуться продажа. Но Катя не унывала. В конце концов, никто не заставляет её продавать дом немедленно. И заниматься продажей можно будет и из Москвы.

В глубине души она даже порадовалась, что всё здесь так неторопливо. Погода установилась отличная, жаркая, летняя. Даже море стало прогреваться. И она с удовольствием бродила вечерами по колено в солёной воде.

Кате нравились и её дом, и вечно сонный городок, и побережье. Не будь у неё объективных причин задержаться, она придумала бы их сама.

Субботний день близился к концу. И всё шло, как обычно.

Глеб не звонил. Соседская собака рвалась с цепи. Чистое бельё на верёвке трепал ветер. А отцовские дневники, до которых наконец докопалась девушка в кладовке, лежали на письменном столе аккуратной стопкой, разложенные по годам.

Ещё, к своему большому счастью, Катя нашла старенький ноутбук. Но зарядить его и включить так и не смогла. Но, главное, что он есть, и она сможет его увезти домой и там уже отремонтировать без потерь. Пока и того, что она нашла, ей было достаточно.

Старые фотографии, заметки, письма — Катя и не подозревала в себе раньше эту тягу к архивам и чужому прошлому. Она радовалась каждой подписи, оставленной отцовской рукой, как ребёнок. Словно просыпалось в ней что-то, сохранившееся инстинктивно — привязанность к отцу и безусловная любовь, не зависящая от их отношений с матерью, от отношения отца к ней.

Катя не знала отца. И не имела права его судить. Так она решила когда-то давно. С этим убеждением и жила. С ним и приехала, чтобы узнать, понять, разобраться и, может быть, открыть для себя эту тайну — отца, а не писателя Эдуарда Полонского.