Внезапная страсть

Глава 1

Сегодня ее все раздражало, в том числе и костюм. Действие пьесы происходило в пляжном домике, и почти все время Крессиде приходилось быть на сцене в купальном костюме. Вообще-то она выглядела вполне безобидно в пестрой юбке с оборочками и закрытом лифчике, особенно по сравнению с некоторыми модницами, разгуливающими по городу. Однако Крессида знала, что полуодетая женщина на сцене привлекает гораздо больше внимания, чем девицы на улицах в самых откровенных сарафанах и маечках. Еще в театральной школе она поняла, насколько сцена обостряет восприятие, причем не только эмоций, но даже костюмов и декораций.

— Мисс, пора на выход.

Несмотря на то, что сердце бешено колотилось в груди, ей показалось, что она не в силах сдвинуться с места. Но услышав реплику, после которой должна вступить в действие, актриса легко взбежала на сцену.

Это был один из ключевых моментов пьесы, когда героиня обнаруживает неверность мужа. Адриан, актер, играющий мужа, поглощенный чтением письма, оборачивается на звук ее шагов, и актриса одним взглядом должна уличить его в измене.

Эта сцена всегда давалась ей с трудом, однако сегодня потребовалось все ее профессиональное мастерство, чтобы передать ту гамму чувств, которую хотел выразить драматург. Но откуда эта тревога, не могла понять Крессида. Что-то угнетало ее, воздух словно сгустился, как бывает при приближении грозовой тучи.

Впервые генеральная репетиция проводилась за две недели до премьеры, да еще на сцене, а не в репетиционном зале. Большинство артистов ворчало по этому поводу, однако Крессида решила, что это очередная причуда режиссера.

Она бросила взгляд в зал, где на привычном месте сидел Джастин, режиссер, и с удивлением обнаружила, что сегодня он не один. Актриса заметила рядом с ним какую-то темную фигуру.

Она старалась произносить свой текст с волнением и гневом, чувствуя, что слова звучат фальшиво. «Что со мной? — недоумевала Крессида. — Кому как не мне понять отчаяние и одиночество женщины, осознающей, что ее брак потерпел неудачу?»

Однако какое-то смутное беспокойство не покидало ее. По ходу пьесы она повернулась, чтобы схватить бокал с шампанским и бросить в Адриана, как вдруг рассмотрела человека, сидящего рядом с Джастином. Она четко увидела глаза, сверкающие как агаты. Пластиковый бокал выпал из рук актрисы, голова закружилась, а ее тяжесть стала непосильной.

— О, Боже, — прошептала Крессида и потеряла сознание.

Когда через несколько секунд она пришла в себя, кругом стоял невообразимый шум. Режиссер вскочил со своего места.

— Что происходит? — кричал он. — Кто-нибудь, помогите ей! — Затем, в отчаянии всплеснув руками, повернулся к стоящему рядом высокому черноволосому мужчине.

— Я очень сожалею, не понимаю, что с ней. Должно быть, она нездорова.

Крессида услышала невыносимо знакомый голос — низкий, с легким иностранным акцентом:

— Нездорова? — В голосе слышалась насмешка. — В самом деле?

Чудовищным усилием она заставила себя открыть глаза и увидела, что ее окружили артисты — Дженна подавала стакан воды, а Адриан протягивал мокрую салфетку. Отрицательно покачав головой, Крессида встала и улыбнулась Адриану, показывая тем самым, что готова продолжать репетицию.

— Я себя прекрасно чувствую, — убеждала она.

«Мне померещилось, — думала она в отчаянии. — Конечно померещилось. Просто воспоминания, вызванные сентиментальной пьесой».

— Не волнуйтесь, все в порядке! — Актриса решительно выпрямилась и улыбнулась своей ослепительной улыбкой, которая тут же исчезла, когда она поняла, что ей ничего не померещилось. Мужчина стоял рядом с Джастином и пристально смотрел на Крессиду, но в зале было слишком темно, чтобы понять выражение его лица. «Хотя, — подумала она с горечью, — это не то лицо, на котором отражаются истинные чувства».

Когда через минуту она снова посмотрела в зал, мужчина исчез.

Не в состоянии продолжать работу, Крессида еле сдерживала рыдания. Такого с ней никогда раньше не случалось. Будучи профессионалом, она умела управлять своими эмоциями, но сейчас, похоже, превратилась в жалкое дрожащее существо, словно только что видела привидение.

Но ведь это действительно в каком-то смысле видение… Призрак из прошлого. Она не предполагала, что встретится с ним снова, особенно теперь, когда прошло столько времени.

Джастин поднялся на сцену.

— Не волнуйся, милочка. — Он обнял Крессиду за плечи. — Это нервы или ты заболела?

Крессида слабо улыбнулась.

— Очень болит голова. Извини, Джастин. Режиссер выудил из кармана мятный леденец и принялся нервно грызть его.

— Иди домой, — сказал он твердо. — И отдохни. Ты — моя любимая актриса и раньше таких фокусов не выкидывала. Продолжим репетицию завтра. А теперь уходите! Быстро! Пока я не передумал!

Крессида хотела спросить его о человеке, сидевшем рядом с ним, но вопрос означал бы, что они знакомы, а ей меньше всего на свете хотелось признаться в этом. Это была та часть жизни, которую она тщательно скрывала — запретная зона прошлого, слишком болезненная, чтобы туда возвращаться.

Она доплелась до своей уборной и рухнула на стул перед зеркалом. Ее зеленые глаза казались огромными на неестественно бледном лице.

Может быть, ей все-таки показалось? Просто игра воображения? Крессида покачала головой. Нет, это был Стефано собственной персоной.

Внезапно она все поняла. Письмо ее адвоката с просьбой о разводе было отправлено в Рим примерно два месяца назад. Ответ так и не пришел. Стефано просьбу проигнорировал. «Подождите некоторое время, — советовал адвокат. — На этой стадии всегда происходит задержка. Может быть, ваш муж струсил. А может, решил, что не хочет развода?»

«Черта с два», — подумала Крессида с горечью, вспоминая жесткий ультиматум, за которым последовало двухлетнее молчание. Какие еще доказательства требуются, чтобы убедиться: он не желает иметь с ней ничего общего.

Она помнила его слова, словно слышала их вчера:

— Я не потерплю, чтобы ты осталась работать в Англии, пока я живу в Италии. Место жены — рядом с мужем, и если ты подпишешь этот контракт, считай, что наш брак распался.

Но ведь у нее не было выбора: работа была ей необходима. По крайней мере, так подсказывал здравый смысл. А что взамен? Брак, который с каждой минутой становился все несчастливее, брак с холодным, чужим для нее человеком, который, казалось, замечал жену только в постели.

Крессида невидящим взглядом уставилась в огромное зеркало, сидя молча и неподвижно, как статуя. Однако она напряженно ждала, когда раздастся стук в дверь, и, услышав его, даже не вздрогнула, а медленно встала и пошла открывать, двигаясь, как робот.

Это, конечно, мог быть кто-нибудь из труппы, режиссер или суфлер: многие могли зайти в гримерную узнать, как она себя чувствует после неожиданного обморока. Но она не сомневалась, что это Стефано. Даже стук был типичный для него — тихий и уверенный — жест человека, которому не надо кричать и шуметь, чтобы обратить на себя внимание. Да, подумала она, в этом весь Стефано — привык спокойно и решительно добиваться того, что ему надо.

Крессида открыла дверь, стараясь придать лицу бесстрастное выражение, зная, что ее единственным оружием может быть вежливое безразличие.

— Привет, Стефано, — холодно сказала она. Темные брови с негодованием взметнулись вверх.

— Не очень-то горячий прием для родного мужа, — пробормотал он. — Я надеялся на большее.

Он так произнес эти слова, что они прозвучали как оскорбление. Легкий итальянский акцент вызвал воспоминания, заставившие ее вздрогнуть. Она изо всех сил старалась, чтобы ответ прозвучал как можно равнодушнее:

— Это только одно название — муж, — заявила она. — Мы расстались два года назад, и теперь я имею полное право требовать развода. Ты не можешь не понимать этого, Стефано.

Наконец-то она добилась реакции. В темных глазах появился гневный блеск, который тут же исчез.

— Я это прекрасно понимаю, дорогая, — произнес он со скрытой угрозой. — Но, как ты знаешь, развод для меня ничего не означает. В глазах церкви.., и.., в моих глазах, — голос его упал до шепота, — мы всегда останемся мужем и женой, со всеми радостями, которые сулят супружеские узы.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, как полноправный хозяин. Поза его выражала спокойствие. Но она помнила, как часто бывали напряжены мышцы под этой гладкой смуглой кожей.

Внешне он мало изменился, подумала она. Возможно, чуть-чуть заострились черты лица. Даже когда он был еще совсем молодым, в его лице не было юношеской мягкости, уже тогда взгляд был жестким и проницательным, а красивые губы неизменно кривились в циничной улыбке. Ей никогда не удавалось представить его счастливым и беззаботным мальчиком — лишь сдержанным, спокойным мужчиной, который всегда знает, чего хочет. Она смотрела в холодные карие глаза и пыталась понять, что привело его сюда, однако ничего не замечала, кроме знакомого блеска, означавшего желание, который она еще не забыла.

Крессида изо всех сил старалась держать себя в руках. В конце концов они находятся в центре большого английского города, в театре, где полно народа. Он мог бы заставить ее представить, что они затеряны в какой-нибудь заброшенной хижине в горах Италии, вдали от цивилизации. Но, к счастью, все было не так. Ей достаточно крикнуть, и на помощь примчится множество людей. А Стефано могущественный и преуспевающий бизнесмен, так что его репутации сильно повредит любой скандал, тем более если об этом узнают газетчики. Она могла себе представить, как они начнут смаковать подобную историю.

Но Стефано пока не позволил себе ничего из ряда вон выходящего. И прекрасно это знал. Он смотрел на Крессиду с насмешливой улыбкой, которая приводила ее в бешенство.

— У тебя такой сердитый вид, — наконец произнес он. Кончиком языка он коснулся великолепных зубов, которые на фоне смуглой кожи казались ослепительными. — Мне нравится, когда у тебя такой вид, — прошептал он. — Ты иногда раньше так смотрела на меня перед тем, как мы…

Ее щеки вспыхнули, она с трудом сдержалась, чтобы не закрыть руками уши.

— Замолчи! — крикнула она в ужасе от того, что его слова вызовут воспоминания. Если это произойдет, она не сможет больше держать себя в руках.

— Поскольку ты не считаешь нас разведенными — это твоя проблема. Но факт есть факт. По английским законам — это действительно так. — Она заставила себя строго спросить:

— Почему ты здесь, Стефано?

Но он не ответил.

Молчание становилось все напряженнее в то время, как его темные глаза медленно и вызывающе изучали ее тело, каждый дюйм, сначала бесстрастно, пока взгляд не скользнул по ее груди, по этим нежным выпуклостям, подчеркнутым изящным фасоном купальника. Она видела, как в нем закипело желание, когда он посмотрел на ее безупречно плоский живот и мягкие линии обнаженных бедер.

Ее щеки горели под этим откровенно дерзким взором. Крессида отреагировала замечанием, которое, она знала, ему не понравится.

— Ну что, насмотрелся? — язвительно спросила она.

Его рот скривился в циничной усмешке.

— Нет, пожалуй, — пробормотал он. — Не насмотрелся. Но эти другие.., эти… — Стефано произнес какое-то итальянское слово, которое она прежде не слышала.

Она подняла брови.

— Прости, — бросила она надменно. — Но боюсь, что ты потерял меня. Его глаза сузились.

— Я бы назвал их извращенцами, — прошипел он.

— Извращенцами? — гневно перебила она его. — О чем, черт побери, ты говоришь?

— О публике, — выкрикнул он. — О тех, кто приходит поглазеть на тебя. Крессида громко рассмеялась.

— Оставь, Стефано, ты хочешь сказать, что я одета непристойно?

— И тебе они нравятся? — неожиданно спросил он таким загадочным тоном, что она почувствовала опасность.

В растерянности она уставилась на него:

— Кто они?

— Эти мужчины в зале, которые смотрят на тебя, которые хотят тебя и мечтают переспать с тобой. Это тебя возбуждает? Да?

Она попыталась отвернуться, но Стефано остановил ее легким движением руки, однако не обманувшем ее ни на секунду — за притворной легкостью скрывалась железная хватка.

— Ведь так? — настаивал он. — Тебе нравится, когда они смотрят на.., твою грудь?

Она ахнула, когда он почти ленивым движением протянул руку и обвел пальцем вокруг ее соска, а затем, поглаживая, умело обхватил грудь, зная на основании многолетнего опыта и природного инстинкта, как доставить наслаждение. Ее колени подогнулись, она почувствовала, как жаркая волна захлестнула ее. Это было так давно. Так давно…

Он молчал, понимая, что слова могут все испортить, за него говорили его пальцы, нежно ласкающие тонкую ткань купальника. Он наклонился и медленно поцеловал ее в шею, затем стал покрывать поцелуями щеки, подбородок, нежно коснулся мочки уха и, наконец, завладел ее губами так, что ей померещилось совершенно невероятное: его желание столь же неистово, как и ее. И, презирая собственную слабость, она отдалась его поцелуям, отвечая на них с голодной жадностью, словно это было единственной истиной на свете.

Даже в плохие времена, которых хватало в их семейной жизни, он всегда мог вызвать у нее подобную реакцию. Стефано был ее учителем, ее наставником. Он обучил ее искусству любви, и он, только он, мог проделывать это с ней.

Стефано вновь заговорил:

— Сюда, — и провел рукой по внутренней части ее бедер. — Ты любишь, когда они смотрят сюда?

Он приблизил свои губы к ее губам, так что она чувствовала его горячее дыхание.

Стефано намеренно оскорблял ее, и все же от его ласк так кружилась голова, что ей пришлось вцепиться ему в плечи, чтобы не рухнуть к его ногам.

— Ты думаешь, им бы понравилось делать то, что я делаю с тобой? А? — И он скользнул рукой под ее купальник, нащупывая медовую влажность.

Она издала слабый стон и крепко обхватила его шею.

— Стефано! — сдавленно крикнула она, забыв обо всем на свете, не в состоянии отказаться от того восторга, который он вызывал в ней. — Стефано — нет! Не надо. Ты же знаешь, не надо. — Ничего не значащая просьба прозвучала жалобно.

Он остановился и оттолкнул ее с холодной жестокостью. Крессида в полной растерянности смотрела, как он спокойно подошел к зеркалу, висевшему над умывальником, поправил галстук, взглянул на дорогие золотые часы. Глаза его насмешливо блеснули.

— Ты права, действительно, не надо, — согласился Стефано. — Сейчас у меня деловая встреча. Очень важная встреча, и, разумеется, я не собираюсь пренебречь ею ради того, чтобы, как вы, англичане, говорите, «перепихнуться по-быстрому».

Наступила секундная пауза, когда она, совершенно ошеломленная, пыталась осмыслить его слова, а когда ей это наконец удалось, ярость, усиленная чувством отвращения к себе, вылилась в бурную вспышку. С криком она набросилась на него и стала колотить по его мощной груди, впрочем, без всякого эффекта.

— Как ты смеешь? — возмущалась Крессида. — Как ты смеешь делать это?

— Что? — спокойно спросил он.

— Приходишь сюда вот так и.., и…

— И трогаю тебя? — насмешливо произнес он. — Целую тебя? Заставляю тебя трепетать от моих ласк, и вижу, как сильно ты хочешь меня, даже теперь?

— Ты — животное! — закричала она. — Подонок, негодяй…

Стефано смеялся, в глазах его плясали веселые огоньки, он схватил ее за руки и посмотрел сверху вниз, как на несмышленую девчонку.

— Ш-ш-ш, дорогая, — прошептал он, — нельзя так говорить о своем муже…

— Очень скоро ты не будешь моим мужем! — завопила она возмущенно. — Поймешь ты это когда-нибудь или нет?

Он поцокал языком:

— Какая же ты упрямая. Выбрось из своей хорошенькой головки эти дурацкие мысли. В том, что я хочу тебя, нет ничего плохого. Это вполне естественно.

— Лучше гореть в аду!

Он спокойно продолжал, будто не слыша ее слов, с той же уверенной улыбкой на губах и ожиданием в холодных блестящих глазах:

— Я знаю, что ты хочешь меня, и я хочу тебя. Но не сейчас. И не здесь. Я не допущу, чтобы после такого большого перерыва это произошло на полу твоей уборной. Мне нужна кровать, пусть узкая, но кровать, и это обязательно. И на всю ночь. Я хочу любить тебя всю ночь.

Через минуту она, наверное, проснется, но пока продолжается этот кошмар, Крессида заставила себя произнести:

— Ты не будешь любить меня! Забудь об этом, Стефано. И больше никогда не приближайся ко мне. Слышишь! Никогда в жизни. У нас с тобой все кончилось. Конец.

Он кротко посмотрел на нее, затем пожал плечами в своей типично итальянской манере, которую она когда-то находила неотразимой.

— Я все еще хочу тебя, — сказал он.

— Хватит трепаться! — огрызнулась она, неожиданно вспомнив его странное и старомодное отвращение к слэнгу.

— И еще… — Он опять пожал плечами. — Ты знаешь меня достаточно хорошо, дорогая, поэтому не сомневайся, я добьюсь, чего хочу.

Она лихорадочно соображала, какой приговор может получить за убийство при такой чудовищной провокации.

— На этот раз не выйдет, крыса! Его глаза расширились:

— Я и забыл, что ты здорово можешь вывести меня из себя. И, насколько я помню, существует только один надежный способ тебя успокоить.

Он сделал движение, словно собирался подойти к ней, и она отскочила, как будто он замахнулся на нее ножом. Если он дотронется до нее, она проиграла.

— Убирайся отсюда! — закричала Крессида, и в эту минуту раздался стук в дверь.

Она в ужасе закрыла глаза, затем схватила кимоно, судорожно оделась, туго затянув пояс вокруг тонкой талии.

— Посмотри, что ты наделал, — зашипела она.

В его темных глазах мелькнуло насмешливое выражение, когда он увидел, насколько она растеряна и смущена.

— Ну ведь в твоей уборной и раньше бывали мужчины? — с издевкой спросил он.

Крессида бросила на него взгляд, полный ярости и отвращения, и открыла дверь. Это была Алексия, секретарша продюсера Харви; при виде Стефано раздраженное выражение ее лица сменилось ослепительной улыбкой.

— Мне показалось, я видела, как вы сюда вошли, — протянула она.

— Мистер ди Камилла.., э-э.., хотел попросить мой автограф, — вмешалась Крессида, чувствуя, что ее слова звучат более чем странно.

И выразительный взгляд Алексии подтвердил это. Стефано едва ли подходил на роль околотеатрального мальчика, охотящегося за автографами хорошеньких актрис. Алексия не сводила с него бледно-голубых глаз:

— Джастин ожидает вас в фойе, — сказала она, склонив голову набок, так что прядь золотистых волос соблазнительно упала на плечо.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Стефано и, повернувшись к Крессиде, произнес:

— И огромное спасибо за то, что уделили мне.., время и.., э-э-э.., за автограф.

«Ему удалось произнести эту вполне безобидную фразу так, что она прозвучала почти неприлично», — подумала Крессида с яростью.

— До свидания! — рявкнула она.

— Пока, — буркнул он.

— Я провожу вас к Джастину, — проворковала Алексия. Но Стефано покачал головой.

— Нет необходимости, — жестко произнес он. — Я знаю дорогу и уверен, что у вас найдется множество других дел.

«Как будто он не знает, — с неожиданной горечью подумала Крессида, — что Алексия готова целый день крутиться возле него, как комар, если бы он только позволил это».

Женщины проводили его взглядом, оценив мускулистую фигуру, которую выигрышно подчеркивал превосходно сшитый итальянский костюм свободного покроя.

Алексия с любопытством уставилась на Крессиду:

— Он действительно хотел получить автограф? — спросила она с недоверием.

— Да, — отрезала Крессида, недовольная тем, что до сих пор не знает, зачем он заходил к ней. И что у него за дело к Джастину?

Алексия с легкой ехидцей заметила:

— Между прочим, дорогая, у тебя помада размазана по всему лицу!

Задохнувшись от бешенства, Крессида схватила бумажную салфетку и, окунув ее в вазелин, стерла краску с губ. Затем повернулась к Алексии:

— Так лучше?

— Гораздо. Похоже, тебе понравился наш новый ангел?

Наступила пауза. Не получив ожидаемого ответа, Алексия вопросительно посмотрела на Крессиду:

— Ты слышала, что я сказала?

— Да, — медленно проговорила Крессида. — Слышала. — Она подумала, что такое прозвище подходит Стефано — да, у него действительно была внешность ангела — темного, загадочного ангела. Жестокого ангела. Но тут до нее дошел смысл сказанных Алексией слов и всего того, что с этим связано. «Ангелом» на театральном жаргоне называют спонсора спектакля, подразумевая влияние и могущество, которое дает это положение.

— Ну да, — продолжала щебетать девушка. — Я поняла, что до тебя не сразу дошло. У них уже несколько недель шли секретные переговоры с Джастином, потому что другие спонсоры в помощи отказали. Это очень богатый итальянский бизнесмен, насколько я знаю, или ты уже в курсе? — закинула она удочку.

— Откуда мне знать? — простодушно спросила Крессида, удивляясь, насколько спокойно она лжет, и ненавидя себя за это. Однако у нее не было выбора.

«Почему, — с обидой подумала она. — Почему он делает это? Стефано никогда раньше не интересовался искусством, скорее наоборот». Она задавала себе вопрос, в действительности даже не желая знать ответа на него.

Она не помнила, как добралась до дома, запомнился только удивленный взгляд шофера такси, обратившего внимание на ее лицо со следами грима и жесткие налакированные волосы. Он хотел было отпустить какую-то шутку, однако что-то остановило его, и они ехали в полной тишине.

Она не поняла, как оказалась в кровати, на мокрой от слез подушке, совершенно забыв о своем обещании поужинать с Дэвидом.

Крессида плакала не потому, что судьба опять свела ее со Стефано, а потому, что он напомнил ей о счастливом времени, самом счастливом в ее жизни, и с душераздирающей ясностью ей вспомнилось все, что было между ними когда-то… Давным-давно…