Наш городок раньше никогда не становился центром каких-то событий. Обсуждали в основном погоду и грибы. Все у нас было тихо и спокойно, обыденно, а иногда до ужаса скучно. При этом для прекрасной и довольной жизни всего хватало. С первыми лучами открывались лавки мясные, конфетные, продуктовые и заморские со специями. Имелась ресторация для заезжих гостей, кофейня, чайная, трактир и даже мужской клуб. На главной улице жил целитель с помощниками, дальше алхимик, несколько брадобреев, модистка, швеи и, наконец, ведьма. Старуха с вредным характером и привычкой гнать всех поганой метлой после первой рюмки жила обособленно, на самом краю городка Эстекс. Но как ни странно, ее дом было видно издали. Непонятное строение в два этажа с остроконечной крышей возвышалось чуть на пригорке и пугало приезжих черными стенами и дверьми темного дерева. Сами же жители гордились, что у них есть такая вредная ведьма, которую заезжие купцы побаиваются, а потому лишний раз не завышают цены.
Меня, младшую ведьму и помощницу старухи, тоже опасались, но скорее по привычке. Большая часть лавочников, наоборот, старались встречаться со мной. Но мой внешний вид многих все равно настораживал, особенно приезжих. А таких в городе пруд пруди, недаром через нас все едут в столицу и останавливаются отдохнуть на пару ночей перед серьезным переходом через перевал.
Так вот, приезжие нас, ведьм, побаивались. Мы с хозяйкой придерживались старой поговорки «чем мрачнее ведьма, тем больше уважения». Потому ходили в черных платьях и черных плащах с капюшоном, волосы часто носили чуть собранными на висках, но в целом распущенными. Еще старуха подводила глаза черным, но мне это не шло. Как мне казалось, мои зеленые раскосые глаза становились щелочками без определенного цвета, если их подвести жирным черным цветом. Но так или иначе, образ ведьмы мы сохраняли. И ни к нам, ни к нашим жителям просто так не лезли ни пьянчуги, ни бандиты, которые ошивались вблизи большого тракта, ни даже стража.
Да, не лезли. В прошедшем времени.
– Это война! – с силой хлопнув дверью, воскликнула ведьма. Сдернув с себя плащ и бросив неаккуратно на вешалку, она начала нервно ходить перед прилавком. Я тихонечко убрала баночку со снадобьем, горелку, порошки и только успела поднять последнюю колбочку, как хозяйка грохнула кулаком по прилавку.
– Значит, мы их травим, наговоры шепчем да отправляем в нужник с поносами, – прошипела злая старуха. Хотя, несмотря на морщинистое худое лицо и почти седые волосы, назвать такую энергичную женщину старой вряд ли кто бы осмелился, тем более в лицо.
– Мариша, неси Огюста!
Только не это. Она собирается пить. Да чтоб этим наемникам икалось. Пьяная ведьма – это очень плохо, пьяная злая ведьма еще хуже, а пьяная злая ведьма с плохим характером…
Огюстом старуха любовно называла свой бокал для крепких напитков. Размером он был со среднюю пивную кружку, но выполнен в стиле утонченного аристократизма. На тонкой ножке, с пухлыми боками и узким горлом. Его я обычно наливала до половины, хотя и этого было более чем достаточно. Чувствую, грядет очередная темная ночка.
Что было в прошлый раз, даже вспомнить страшно. Троица наших самых активных мужчин просто обсудила в лавке с друзьями, что как-то их не тянет ложиться в постель к любовницам и получается только с женами. Вроде бы в шутку кто-то намекнул, что ведьма постаралась. Якобы к ней все женщины ходят, вот она и наговорила их мужьям верности. Хотя ходят не только женщины, надо признать. Наверное, потому и разозлилась старуха, что ходят все и знают – она почти никогда злого не шептала. А тут ее так оскорбили.
Ну, что же, ведьма услышала, вернулась рыча, взяла Огюста и бутыль какой-то укрепляющей настойки. Я пошла с ней, потому что пакости всегда надо делать вместе. И не из-за общего ведьминского дела, а просто ведь грохнется где-нибудь, а к ней в таком состоянии боятся подойти. Потому что она как выпьет, сразу обо всех рассказывает правду. И начинает с крайнего дома, где муж ходит налево, и его давно пора гнать поганой метлой. Следующий дом принадлежит градоначальнику, а потому правды набирается много, а уж то, что его пора гнать поганой метлой еще десять лет, назад знали все. Потом постепенно старуха переходила на шарлатана целителя, который под видом сладких шариков продает чудодейственное средство для поднятия настроения. И тех олухов, которые в это верят, надо гнать поганой метлой. Кстати, целителя она даже в пьяном состоянии метлой гнать не собиралась, все же ее основной собутыльник. Потом доходила до главной звезды местных новостей — госпожи Торкинс, которая торгует не только позавчерашними стейками, но и своими телесами, и, как уже всем ясно, ее надо гнать поганой метлой. Тех, кого надо гнать, набиралось с десяток, потом ведьма немного отходила, и люди могли вздохнуть спокойно. Правда, зря они это делали, потому как, испугавшись правды, жители прятались, а старуха приступала к главному.
Полгода назад она взяла укрепляющую настойку, отдала мне недопитого Огюста и, нашептав заговор, вылила ее близ водонапорной башни. А через несколько дней поднялся вой. Мужчины не могли выпить ни одного глотка чего-нибудь крепче воды. Все-таки старуха добрая, кто бы что ни говорил, могла бы что-то с мужской силой сделать, а так, считай, баловство. Это, конечно, был не первый случай мести, но раньше она попадала на конкретных людей, а тут то ли старуха забыла, кто о ней плохо говорил, то ли просто загрустила. А грустить она одна не умеет, ей нужны соратники.
– Мариша, где Огюст? – немного нервно напомнила хозяйка. Наемники мне тоже не нравились, но сдается, что с ними не получится как с нашими мужчинами, которые теперь переходят от ведьмы на другую сторону дороги и оттуда кланяются. Все-таки месяц трезвости сделал из них невероятно вежливых людей.
Утро началось с громкого стука в нашу дубовую дверь. Причем стучали уже в дом, а не в лавку. Наше странное строение имело некую веранду, которую расширили и переоборудовали в лавку, а из нее шел узкий коридор в сам дом. Вот в этом узком коридоре, видимо, стояло много людей, потому как пыхтение, которое слышалось даже на втором этаже, не могло принадлежать одному человеку.
– Мариша, пойди скажи, что сегодня не работаем, – проскрипел голос из соседней комнаты. Конечно, как гнать всех поганой метлой, так вместе, а как открывать, так Мариша. – И воды принеси, будь душкой.
Я кое-как подвязала теплый халат и налила воды. Утром после попойки со старухой лучше не спорить, еще загрустит сгоряча.
Отдала воду и сама присела к ней на кровать. Оттого что почти не спала, в голове стучало и меня слегка мутило.
– Голова болит, шепните и мне на воду, пожалуйста, – попросила я старуху.
Да, быть неправильной ведьмой плохо. В основном все наши ведьминские заговоры от разных легких недугов хорошо приживаются в напитках, потому и торгуем мы главным образом зельями. Но мои заговоры держатся только на еде, а утром после бурной ночи от одного упоминания о завтраке могло замутить.
– Пей, девочка.
Внизу опять загрохотали, да так, что стены тряхнуло.
– Иди выпроваживай, скажи им, мне тишина нужна.
После заговоренной воды стало лучше, и я поплелась вниз. А там из-под двери пополз дым. Нет, ну кто додумался жечь дом ведьм! Вот им мало было вчера. Легко их стража приложила, не проняло, мало им! Вот сейчас попляшете!
Резко распахнув дверь и собираясь уже хорошенько гаркнуть, я запнулась. Передо мной на корточках сидел их главарь, и с его рук струился дым. За ним стояли двое плечистых ребят, а за ними, кажется, еще. И все как на подбор – у одного лицо желтое, у другого синее, у третьего красное, дальше палитра прерывалась. Это было так мило, суровые мужчины с мечами на поясе и хмурыми лицами выглядели как спелые фрукты. Не выдержав, я улыбнулась и фыркнула.
– Смешно, да? – угрожающе проговорил красный. – Зови ведьму, поговорим пока по-хорошему. Не спустится – достанем из постели.
– Красный, ты бы осторожнее с приказами в ведьмином доме, – напустив строгости, проговорила я. – А ты, желтый, кончай дым пускать, у нас тут не балаган и не ярмарка. Хотя…
Окинула взглядом первую троицу и собиралась уже предположить, кто кем мог быть на ярмарке, но их желтый главарь резко вскочил и заслонил мне своими плечами и красного, и синего.
– Тащи сюда ведьму, – тихо проговорил он. – И обращайся к воинам по имени, девочка.
– Что же, я должна знать поименно всех пятнадцать… мальчиков? Да и так я вас хоть отличаю, а то все на одно лицо, честное слово.
Осторожненько отпихнув главаря и плотно прикрыв дверь, я смело шагнула на красного.
– Так и быть, поговорю с вами. – И уверенно прошла в лавку, хотя коленки немного дрожали. Плохо, что у наемников главарь – маг. С ним бы дружить, а не ссориться.
Вышла, а там цветник – лица от зеленого до малинового. И все хмурые, сопят, морщатся. Интересно, как они по улице шли? И совсем непонятно, почему тройной лошадиный заговор на рост гривы и обновление копыт дал такой эффект.
– Доброе утро, цветочки! – Главное – понаглее и улыбаться. Так, теперь пора дружбу заводить. – Малиновый, будь другом, помоги мне на кухне с водой.
Еще раз окинула всех лучистым взглядом и честно призналась:
– Буду вас лечить. – Двое не выдержали, схватились за рукояти мечей, но, взглянув поверх моей головы, неохотно отпустили. Ну вот, значит, за спиной уже есть друг, а я даже еще лечить не начинала, приятно.
Подбадривая себя и стараясь не показывать виду, что страшновато находиться одной среди стольких разноцветных мужчин, я потопала на нашу кухню-лабораторию.
Малиновый помог поставить воду, но не успела я с ним заговорить, как он ушел. Подумаешь, какой обидчивый. Малиновый цвет вообще ему почти шел. Да, как-то плохо получилось, не надо было доставать гримуар, там никогда ничего дельного не найти.
В прошлый раз градоначальника этим гримуаром изводили, хотели ему чесотку, а вместо этого он начал ходить и всех чесать. Подойдет, поздоровается, начнет говорить и тихонечко так то плечико у собеседника почешет, то еще что, и чем дольше разговор, тем сильнее чесал, под конец двумя руками – и спину, и живот. После того как госпоже Торкинс градоначальник почесал грудь, она объявила о помолвке и почти женила его на себе. Но тот вовремя одумался, извинился перед моей ведьмой, даже не помню за что. Выставив мою старуху перед собой, сказал госпоже Торкинс, что действовал неосознанно и ничего не успел даже пощупать и, более того, даже не помнит никакой груди. И шепотом добавил, что у госпожи Торкинс ее отродясь не было.
Да, пора исправлять проделки гримуара. Пока грелась вода, я посмотрела по сторонам, к чаю нужно было что-то подать, а то никого не вылечу. Но вчера мы пакостили, а значит, кроме варенья, у нас ничего нет. Я разложила земляничное варенье в две вазочки и тут наткнулась на свои булочки. Вчерашняя сдоба все еще выглядела хорошо. Но знаю, что на второй день они и вполовину не такие вкусные, как в первый. Недолго думая, я порезала булочки толстыми брусочками, раскалила сковороду и быстро подсушила до румяной корочки. То что надо – брусочки, хрустящие снаружи и мягкие внутри. Сложила их на два блюда, распростерла над ними ладони и пожелала, чтобы помимо хорошего настроения брусочки даровали прежний внешний вид. Меня покачнуло, и я вцепилась в край столешницы. Как же неудобно быть слабой ведьмой, чуть переколдуешь – и качает. Сама точно все не донесу.
Три дня я не пускала старуху в город, всеми силами привлекала к домашним делам. То настоек понаделать из травок, то зелья сварить от ломоты в суставах, то разобрать старые запасы склянок со всякой всячиной. Дела закончились, а энтузиазм ведьмы только увеличился.
– Мариша, это безобразие! Что эти наемники только себе позволяют! Я потомственная ведьма, да моя прабабка таких в бараний рог скручивала, – распалялась она. Ну, не знаю, может, прабабка все же была повыше, а то сложно скручивать в рог кого-то, кому в прыжке до плеча не достаешь.
– Нет, как это называется! Они мне монету возврата, а я им еще извинения должна принести! Много чести для таких бандюг. – Старуха зло терла прилавок, который и так сиял. – А я им покажу, этим магам недоразвитым, как с ведьмой тягаться. Сейчас прочтем в гримуаре прабабки, как обходить возврат заклинаний, и крышка этому магу с его шайкой.
Я спокойно расставляла склянки и уже ничего не говорила. В первый день, когда я ей передала монету, пыталась. Напомнила, что маг может не просто возврат нашего заговора сделать, а усилить его во сто крат. И надо всего лишь извиниться, тогда он монету заберет. За это я стала «пугливой дурой», потом преобразилась в «мягкотелую тлю», «безвольную куклу» и окончила жизнь «бревном, плывущим по течению». Правда, старуха, окинув меня взглядом, тут же переименовала бревно в щепку.
Не понимаю я этой странной черты – делать пакости. Прав был наемник, скучно моей хозяйке. Потому примерно два раза в год жители города или купцы страдают. По мелочи обычно, но все же. У нас действительно очень скучный город. Люди здесь не задерживаются. Делятся новостями, ночуют, а потом уезжают так же быстро и незаметно, как приехали. Горожане привыкли видеть каждый день новые лица и относятся к ним как к мебели, так же как и сами приезжие к нам. И все вроде бы спокойно.
Но старой ведьме не нравится такая жизнь, потому от скуки и затевает непонятные вещи. Год назад, когда я только окончила ведическую школу и приехала сюда на работу, чуть не плюнула и не вернулась к родителям. Собиралась уже проситься в папину лавку, но напомнила себе, что хотела быть настоящей ведьмой. Хотя и тогда, и сейчас в меня мало кто верил. В своей семье я первый человек с даром, и никому дела не было до магии. Тем более такой, когда ее почти и нет.
Но я о другом. Не люблю глупых ссор, а ведьма создавала проблемы на пустом месте. Так первые недели моего тут пребывания я не могла купить ни в одной лавке хлеба, потому что старуха рассорилась со всеми пекарями городка. Когда один из них в шутку спросил, правда ли, что настоящие ведьмы едят только черный хлеб, госпожа Блакли разобиделась, попыталась что-то сотворить, а в итоге все пекари перестали ей продавать хлеб. Потому я начала печь его сама. Мне это дело очень понравилось, к тому же я почти сразу научилась делать булочки и заговаривать их на хорошее настроение. Думала, что старуха после таких булочек подобреет, но на скверный характер этот заговор, к сожалению, не влиял. И в хорошем настроении он прорезался еще сильнее. В итоге булочки пошли на продажу и, кстати, стали пользоваться популярностью. Их даже одобрил один из пекарей, с которым мне удалось подружиться. Вообще, чтобы наладить отношения с лавочниками, у меня ушло полгода, почти все были либо обижены, либо злы на старуху. Как она жила, когда с ней не торговали в половине лавок, не знаю. Питалась, наверное, только грибами из леса да ягодами.
Вот и сейчас она создавала ссору просто так, чтобы развеяться. Зачем злить мага, который и убить может, и в тюрьму посадить или на каторгу сослать?
За ругательства я на ведьму уже давно не обижалась. В первый раз, спустя, кажется, всего неделю после приезда, я от нее получила нагоняй, причем не по делу. Она меня обзывала, я ей отвечала. Мы орали, она даже пыталась в меня плеснуть заговоренной водой. Но я увернулась. Помню, что высказала ей все, что думаю и о ссорах с лавочниками, и о ее поганом характере. А потом она достала Огюста и еще какую-то склянку, налила, и мы выпили. Старуха признала, что у меня есть характер и что она теперь намерена сделать из меня настоящую ведьму. В общем, почти подружились. Вот так теперь и живем – что ни день, то спор.
Расставив все скляночки под брюзжание ведьмы, я медленно прошла к вешалке, взяла свой черный плащ и, когда выходила, обернулась на притихшую старуху. Та посмотрела на меня виновато, но тут же гордо отвернулась. Знает, что, когда она такая, я всегда иду прогуляться, просто чтобы не наговорить лишнего.
Наш прекрасный лес был совсем недалеко от города, не больше тридцати минут быстрым шагом. В него невозможно было не влюбиться. Протоптанные дорожки между деревьев терялись, если забрести вглубь. Но при этом он не становился непроглядным или дремучим, просто густым, где можно смело идти между широко расставленных деревьев.
Почти все горожане осенью ходили за грибами, а потом с упоением обсуждали, кто, сколько и где набрал. Зимой все менялись баночками и дегустировали, у кого же лучше получилось. Это было местное развлечение для всех и вся, и даже ведьм в него принимали. Осень уже подходила к концу, и грибов в лесу не было, а значит, можно гулять где угодно, даже по самым известным местам. Правда, я чаще уходила вглубь, к старому озеру, куда никто больше не забредал.
Вот и сейчас я дошла до гладкого, немного заросшего по краю озерца и улыбнулась. Мы с ним были давними друзьями. Несмотря на то что я слабая ведьма, считывать воду у меня получалось. Точнее, смотреть то, что показывает озеро.
Я присела на корточки и опустила кончики пальцев в ледяную воду. Холодно, но все равно безумно приятно. Озеро мне обычно показывало что-нибудь очень доброе – как косуля пьет воду, как птички играют, или выдра ныряет. Я просто отдыхала, когда видела такие милые картинки. Только сегодня у озера на примете были совсем другие вещи. Его тихий мир посетили люди, а это всегда событие. Картинка медленно стала проступать на глади озера.
На подходе к городу нас встретили сумрак и зловещая тишина. В этом было что-то тревожное. В ближайших домах не горел свет, и только ведьминская лавка сияла, а это уж точно не к добру. Наши люди обычно не экономят на свечах и даже на дорогущих магических лампах, а тут все как будто затаились.
– Мариша, – малиновый, уже не особенно стесняясь, висел на мне, при этом пытаясь как бы ласково приобнять, – Мариша, а давай я тебе цветочек подарю… а ты… а ты… меня поцелуешь.
Он тут же постарался наклониться к обочине, где сиротливо стоял последний фиолетовый репей. По всем правилам малиновому сейчас должно быть плохо, а он ведет себя так, как будто ему очень хорошо. Обычно так хорошо бывает после виски, запитого элем.
– Малиновый, прекращай. – Я постаралась быстрее идти, но с таким весом, как у этого мужчины, это было невозможно.
– Ну что ты, Мариша. – Он попытался теснее прижать меня к себе и про репей сразу забыл. – Я же серьезный парень. Меня мама знаешь как воспитала?!
– А тебя сейчас не тошнит, голова не кружится?
– Ну, есть немного, но я с тобой говорю вот о чем. – Он запнулся, что-то как будто вспоминая, а потом с шальной улыбкой продолжил: – Мама меня учила, понимаешь? Так что я к девушкам со всем уважением.
И рукой к своей груди со всей силы ка-а-ак приложится! А потом он попытался проникновенно заглянуть мне в глаза, но споткнулся и чуть не упал. Но ничего, я на своей старухе натренировалась, и меня так просто не свалишь. Тем более мы были почти у цели, до лавки всего с десяток шагов. Малиновый опять завалился на меня и начал дышать на ухо. Кажется, он пытался шептать нежности или даже стихи, но выходило у него из рук вон плохо. Слов было не разобрать, а все остальное походило на астматическую одышку.
– Всего две ступеньки, давай, ты сможешь! – Я попробовала отцепить от себя одну руку и положить на перила, но она сползла и шлепнула меня по бедру. Ох, малиновый, я все запомню – и репей, и объятия, и руку. Вот откачаю тебя, а потом ты узнаешь, насколько злопамятными бывают ведьмы.
Перешагнув порог лавки, я поняла, что спокойная жизнь нашего городка закончилась именно сегодня. На прилавке дымились колбы, тут же разлилось резко пахнущее зелье, на полу валялись веточки разных трав и разбитые склянки, а на краю высокого табурета лежал раскрытый гримуар.
– Мариша! Кого ты там привела? – Из-за прилавка показалась растрепанное, но жутко довольное лицо старухи. – Ой, какой мальчик! Веди сюда, мне нужно три волоса мужчины в расцвете сил!
Ведьма как-то нетвердо вышла из-за прилавка и, чуть покачиваясь, прошагала к нам сама. Уже было подняла руку к волосам малинового, но тот вдруг встрепенулся.
– А ну, руки убери, ведьма, – сказал он твердо, и, если бы в конце не перешел почти на писк, моя старуха, наверное, даже бы отступила. Но голос его сгубил.
– Цыц! – Она лихо ухватила его за волосы и резко дернула.
– А-а-а! – Крик мне на ухо тоже был ошибкой, я тут же отпрыгнула, а малиновый от слабости упал на колени. Старуха же победно улыбнулась и, потрясая приличным клоком светлых волос, опять прошествовала за прилавок. Отсчитала три волосинки и остальное брезгливо бросила в сторону.
– Госпожа Блакли, что вы опять творите? – У меня закралось сомнение относительно безобидности зелья, в котором нужны волосы. Подпаленные волосы, потому как она их зажгла прямо над миской.
– Мариша, я тебе говорила, что это война, а на ней все средства хороши. – Она деловито отпила из Огюста, насыпала еще чего-то в миску и спокойно продолжила: – Открыла последний раздел гримуара – для особых случаев.
– Это тот, в котором экспериментальные заговоры… опробованные на каком-то лысом конюхе, который, кажется, после них и облысел? – тихонечко уточнила я.
– Замечательный раздел, столько полезного, а главное – последствия такие непредсказуемые, – с улыбкой проговорила ведьма. – Все-таки мои прабабки знали толк в таких вещах.
Над миской полыхнуло зеленым. Ведьма распростерла руку над еще дымящейся посудиной и начала шептать. И зачем я ее три дня сдерживала? У нее, наоборот, сил прибавилось, теперь она все неопробованные заговоры проверит.
Старуха закончила свое дело, еще отпила из Огюста и вместе с миской пошла в нашу лабораторию-кухню. Ладно, потом с ней поговорю как-нибудь, когда она закроет экспериментальный раздел гримуара. Становиться лысой во имя ведьминских экспериментов, как несчастный конюх, я не собиралась.
С пола послышался стон, я наконец опомнилась и перестала сверлить дверь кухни взглядом. Сдернула с себя плащ и поспешила к малиновому, который вольготно лежал на полу, закинув руку за голову. Не успела я присесть рядом, он заговорил.
– Мариша… – заговорщицки улыбнулся он. – А ты точно ведьма? Разве ведьмы бывают такими милыми?
Несмотря на расслабленный вид, малиновый был бледен, а глаза лихорадочно блестели. Рука, которую он протянул к моим волосам, немного подрагивала. Его лоб был влажным и холодным. Все-таки яд действует, но почему-то не так, как должен был. Его что-то сильно тормозило, и это явно не мой заговор, иначе было бы больше сознательности и стонов – боль он совсем не притуплял. Обычно так с ядами действует алкоголь или зелье какое-нибудь. Мои руки тоже начали подрагивать. Яд точно в организме, но теперь, когда неизвестно чего выпил малиновый, дозу антидота сложно рассчитать, и все может закончиться плохо.
Тихо шелестели страницы гримуара, на прилавке была зажжена одна-единственная лампа, а чуть поодаль на полу из-под пледа торчали черные сапоги. Восстанавливающий чай, конечно, придал сил, и я смогла даже оттащить свою старуху в гостиную на диван, но на малинового даже в лучшие дни вместе с чаем меня бы не хватило. А потому он тихо сопел на полу, ведьма громогласно спала за закрытыми дверьми, а я сидела на высоком табурете за прилавком, обхватив руками голову.
Толстый гримуар был напичкан заговорами на все случаи жизни, но вот про «вечный сон» тут не было ни строчки. Надежд на то, что я смогу найти какие-то заговоры против этой напасти, почти не питала – не могут ведьмы снимать такие сильные магические заклинания. Но все равно хотелось верить в лучшее. То, как моя старуха обошла заклинание возврата, стало ясно почти сразу. Для таких вещей тут был целый раздел, как видно, не только госпожа Блакли изводила магов, эта черта ей передалась от двоюродной прабабки. Вообще, судя по книге, от той самой прабабки ей много чего пришло. Начиная с тяги к крепким напиткам и заканчивая любовью к лошадиным заговорам. Но вот внимательности моей старухе не хватило. Тот обход возврата, что взяла она, был расписан на две страницы, но ведьма, видимо, прочла только первую. А я-то все думаю, что это она от одного Огюста такая деятельно веселая. Бутылка почти полная, бокал не допит, а она на ногах не стоит. Обычно ее штормило только после второго Огюста. Теперь хоть что-то ясно, от возврата вроде бы отбилась, но не закрепила, все вернулось к ней, да только маг прицепил еще какое-то заклинание.
Голова по-прежнему гудела, хотя силы более или менее восстановились. За окном уже наступил вечер, и лавка погрузилась в уютный сумрак. Хотелось забраться в постель с еще одной порцией чая и гримуаром. Как бы страшна ни была для жителей нашего городка эта древняя книжка, любая ведьма отдала бы руку, чтобы ее почитать. Не только из-за заговоров, рецептов настоек и советов. Книга была уникальна. Широкие поля напротив каждого рецепта или заговора пестрели заметками разных лет и разных ведьм. Здесь были советы, когда лучше настаивать и на какой воде готовить особые напитки. Или просто строчки о том, как кого-то постигла неудача с зельем и почему. И это все вперемешку, как ни странно, с добрыми историями, которые часто начинались с: «Обратилась ко мне жена за помощью мужу…» И только небольшая часть рассказов имела заголовок «Как извести надоедливого хрыча». Любимые истории моей старухи.
Только не время отдыхать, и раскисать тоже не время. Пора собраться и что-то делать. Снять такое заклинание мог маг, вот к нему я и пойду. Только с пустыми руками нельзя, надо как-то задобрить.
Я встала, взяла лампу и пошла на кухню. Слабость охватила все тело, стоило пройти эти несколько шагов до нашей небольшой кухоньки. Налила себе еще немного остывшего чая и плюхнулась на табурет.
На кухне царил бедлам. Весь стол был завален травами, посередине стояла миска с остатками чего-то обгоревшего, а на печке сияли разноцветные разводы. Наша замечательная волшебная печка вздыхала вместе со мной от такой несправедливости.
Я закатала рукава своего черного платья, заплела волосы в тугую косу, надела фартук с косынкой и принялась за работу. Уже через двадцать минут забыла, что устала, и даже новые силы откуда-то пришли. Всегда так, почему-то уборка действует лучше успокоительного и восстановительного, хотя делать ее никогда не хочется.
Печка сияла чистыми боками и была счастлива. А в доме, где довольная печка, и стол ломится. Она как будто услышала мои мысли и мигнула огоньком, мол, давай что-нибудь этакое сделаем. Ну, кто же сможет отказать этой проказнице. Тем более уже есть захотелось.
Я быстро замешала самое простое тесто на скисшем молоке. Тут же порубила мясо, лук, морковь, все немного обжарила, посолила. И пошла ставить пироги с мясом в печь. А эта проказница уже огонь ярче сделала и играла пламенем.
Теперь, чтобы привести себя в порядок, осталось мало времени. Печка у нас хоть и старенькая, но готовит шустро.
В своей комнате я достала самое эффектное черное платье в пол. Верх у него был отделан добротным кружевом, а рукава от локтя до кончиков пальцев представляли собой лишь черную ажурную паутинку. Платье застегивалось воротничком-стойкой на горле, но ниже был вырез капелькой до самой груди. А крой был такой, что свободная, правда, не пышная юбка подчеркивала фигуру. Моя старуха подарила его мне со словами, что ведьме нужно хоть одно черное платье, от которого мужчины перестают думать. Типа надо же как-то с ними, если что, договариваться.
Надевала я его в первый раз и, несмотря на то что сидело оно на мне прекрасно, понимала: мужчины при нем будут думать точно так же, как обычно, и примерно то же, что и при любом другом моем платье.
В целом элегантный наряд вряд ли сможет соперничать с одеждой наших девиц. Если вспомнить ту же госпожу Торкинс, то слава о ее декольте, в котором, по словам купцов, видно даже ребра, разошлась по всему королевству. А девушки все чаще стали заказывать полупрозрачные вставки в области декольте и оголять плечи.
Я расчесала свои пшеничные волосы, переплела две тонкие эльфийские косички сзади и тряхнула головой. Покрутилась перед зеркалом. Светлые волосы до пояса и черное платье смотрелись хоть и не как у роковой соблазнительницы, но тоже хорошо.
Быстро прожевав кусок пирога и запив его совсем холодным чаем, я отыскала черную корзину. Сложила туда второй целый пирог и взяла самую убойную настойку на лесной малине. Для подкупа злого мага негусто. Но мне почему-то казалось, что главарь наемников из наших со старухой рук после бесплатной настойки вообще ничего не примет. Так что жест чисто символический.