16+ Без магии и представителей сказочных миров.
ХI век. Герцогство Швабия.
Книга четвёртая
Она попала в этот мир не по своей воле. Обрела семью и дом. Познала горечь утрат и радость приобретений. Полюбив, не помышляла о возвращении в свой мир. Жизнь наладилась, любимый рядом, с ним тепло и спокойно.
Появление неожиданного гостя на пороге поместья рушит все планы. Высокие крепостные стены не гарантируют неприкосновенности.
Ей советовали довериться судьбе и плыть по течению. Поступит ли она наперекор всему или всё же нет?
Что готовит ей коварная судьба?
P.S. Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах.
— И так не больно? — Наташа исследовала шрамы на груди Герарда. Надавливала в местах образования рубцов, поглаживала длинные полосы, словно нанесённые ножом, представив их вид сразу после ранения.
— Нет. — Он с едва заметной улыбкой наблюдал за своей леди. Как она, сосредоточенно сведя брови к переносице, хмурится, покачивая головой.
— Ерс… Гадкий ерс…
Такой ли уж гадкий? Думала о том, если бы не медведь, её погребли бы заживо на кладбище рядом с Бруно. Вздрогнула от озноба, прокатившегося по телу:
— Зажило хорошо.
Знала, что швы накладывал Элмо Касимиро, вернувшийся к Бригахбургу. Весть о казни итальянской графини Мисуллы ди Терзи неприятно поразила. Принять подобное оказалось трудно.
— За что казнили графиню? — Напряглась в ожидании ответа.
Его сиятельство уклончиво и сухо ответил:
— За шпионаж.
Девушка вздохнула. Её мужчина по-прежнему не спешил делиться подробностями. Может быть, так будет лучше? Не только ей не хотелось ворошить прошлое. Следующий вопрос напросился сам:
— А как же Луиджа? Она вернулась в Павию? — Пальцы замерли на груди Герарда.
— Луиджа тоже упокоилась.
Почувствовав, как дрогнула ладонь Птахи, он повернул голову в сторону окна.
За прикрытыми ставнями слышался шум дождя. В камине догорал огонь. Задёрнутый тяжёлый полог делал убежище влюблённых уютным и тёплым. Подвявшие пухлые розы остро благоухали, млея в тепле, роняя отмершие лепестки на поднос с едва тронутой и давно остывшей вечерей. Большая свеча с ровным огненным язычком отбрасывала расплывчатые тени на стены и потолок.
— Что с ней произошло?
Наташа знала версию, озвученную Карлом.
— Таша, — граф прижал её ладонь к груди, остановив ласкающее движение, поднёс к губам, целуя, — я не желаю сейчас говорить об этом.
Она понимающе кивнула. Он прав. Разговор не из лёгких.
— У меня есть мазь. Правда, немного. Но мы сварим свежую, и я перебинтую тебя.
— Зачем? У меня ничего не болит.
Коснулась подушечками пальцев его горячих сухих губ:
— Швы рассосутся и будут не так заметны.
— Они тебя смущают, моя леди? — поймал пальцы губами.
— Нисколько, — улыбнулась в ответ, наслаждаясь обществом любимого, тая от его прикосновений, от того, как он смотрит на неё. — Тебя же не беспокоит мой шрам на боку?
Он посерьёзнел. Тень пробежала по лицу:
— Беспокоит. — Притянул её, уложив рядом. Укрыл в объятиях, притронулся к губам поцелуем. — Никогда не прощу себе того, что случилось с тобой, и до конца дней буду благодарить Всевышнего, что вернул мне тебя.
Трудно было сдержаться и не утащить Птаху из обеденного зала в опочивальню, запереться и не выходить несколько дней. Но несговорчивая леди после нескольких продолжительных и чувственных поцелуев резко отстранилась от возбуждённого нетерпеливого графа, сослалась на незаконченные дела, и под его недоуменным взором выпорхнула из покоя. Отпустив стражников у двери, поспешно спустилась по лестнице, излишне волнуясь, оглядываясь по сторонам – словно в поисках чего-то или кого-то, – завернула к кухне.
Наташа сбежала, не скрывая этого.
Сбежала от его красноречивого взгляда, отразившегося на просветлевшем одухотворённом лике.
Сбежала от чувства, которое, как ураган в пустыне настигло её, стоило лишь коснуться желанного мужчины.
Хотелось тут же окунуться в ауру его любви и страсти. Остановило осознание места нахождения, не говоря уж о времени, где каждый шаг и жест хозяйки на виду, где слышат стены и видят закрытые ставнями глазницы окон. Незамужняя пфальцграфиня, средь бела дня запирающаяся с представителем сильного пола в своих покоях и ведущая аморальный образ жизни – не лучший пример для подражания. На чужой роток не накинешь платок.
К тому же требовалось справиться с намеченными делами: проконтролировать исполнение поручений новой экономкой, дать указания на утро, проследить, как шьётся одежда для Гензеля, сбегать к сапожнику и заказать для себя пару высоких утеплённых сапожек, навестить сестру. Над очагом грелись котлы с водой. Отказываться от купания она уж точно не собиралась. Да и пастушку требовалось основательно отмокнуть и смыть наросшую за месяц грязь.
Его сиятельство, вдохновившись и словно обретя второе дыхание, с блуждающей улыбкой, поспешил на Совет к командующему для разговора об арестованных женщинах. Полученные сведения от Таши требовали прояснения.
Он безумно соскучился по её нежному запаху, кружащему голову, по шелковистым волосам, которые так приятно сминались под руками, по её глазам, затягивающим в свои глубины, по мягким губам. Ночь, проведённая с ней на ложе, не утолила голода. Он хотел её снова. Желание нарастало неудержимо. Коснулся шрама на её боку, погладил бедро, сжав ягодицу:
Бригахбург успел перехватить её, когда она выходила из кухни. Возбуждённо зашептал:
— Таша, ты должна мне многое объяснить.
— Как и ты мне, — не осталась она в долгу, прислушиваясь к голосам прислуги за спиной, закрывая дверь.
— Ты, в самом деле, не знаешь, кто такой Шамси Лемма? — На её недоуменный взгляд продолжил: — Будь с ним очень осторожна. Этот человек обладает большой властью. Необдуманное слово может столковаться превратно и стоить жизни.
Настороженно смотрел в её глаза. Нет, она ему не лжёт.
— Не пугай меня, Герард.
Его беспокойство передалось ей. Она следила за его руками, расслабляющими завязки кошеля на поясе.
— Он прибыл лично разобраться с нападением на Фальгахена, повлёкшим его смерть. Ты осталась жива, и он захочет переговорить с тобой. Проси моего присутствия. — Выуживал крупные поблёскивающие золотые, проталкивая в её сжатую ладонь. — Отправь людей к мяснику.
— У меня есть деньги… — попробовала она возразить.
Мужчина лишь сильнее сжал её ладонь с золотыми:
— Ты не знаешь, что произошло после твоего отъезда из Бригаха. — Наклонился к её уху: — Я знаю, что ты ходила тайным ходом и знаешь о руднике.
— Вот как…
Желания провалиться сквозь пол почему-то не возникло. Монеты перекочевали в объёмный карман.
— Покажешь мне ваш тайный ход, — продолжал его сиятельство. На её отрицательное покачивание головой, удивлённо поднял брови: — Почему?
— Здесь же вода вокруг. Его нет. Я спрашивала отца.
— И что?
— Сказал, что достаточно донжона. Правда, провизии там ноль. Если что, мышеловка захлопнется и всем кирдык. — Щёлкнула пальцами.
Граф отпрянул от неё, зашипев возмущённо:
— Шутки у тебя…
— Ты ещё заберись в этот донжон. Лестница гнилая. Представляешь, как сыпаться с неё будем, — хихикнула, увидев красочную картинку. Насторожилась: — А что, драпать уже пора?
— От советника не убежишь, — хмыкнул Герард, прижав к себе любимую, — но ход должен быть.
— Я о нём не знаю.
Отец тоже мог не знать. А вот Бруно знал. Разумеется, она расскажет Герарду о прежних владельцах поместья. Но не сегодня.
Вздохнула, меняя тему:
— Надеюсь, ты решил вопрос с рудником и твой визит в Алем связан именно с этим?
— Мы поедем к его величеству, чтобы оформить дарение. Я заручился поддержкой герцога Швабского. Осталось соблюсти формальности.
— Я рада за тебя. — Коснувшись его руки, сжала твёрдые пальцы, чувствуя ответное пожатие.
— Ты не знаешь главного… — Его пожатие усилилось. — Эксиленц интересовался тобой. Таша, я повторил ему всё, что ты говорила о себе.
Сердечко застучало усиленно, беспокойно:
— Я-то подумала, что он нанялся охранником к кому-то из прибывших, а он…
Им не дали договорить. Появившиеся со стороны гостевых покоев мужчины во главе с Шамси, достигнув площадки второго этажа, заглядывали вниз. Запахи разогреваемых блюд мешали думать о чём-либо другом, кроме вечери.
— Договорим после. — Бригахбург подал руку невесте, направляя её к лестнице.
Из левого крыла вышла герцогиня в сопровождении компаньонки. Глянув на парочку, поднимающуюся по лестнице, приветливо улыбнулась.
Пфальцграфиня ответила робкой улыбкой, очень надеясь на то, что узнав о её статусе невесты графа, Ангелика умерит пыл. Вспомнились слова покойного Фальгахена о роли женщины в деле Герарда. «Он лгал, — отмахнулась от навязчивых мыслей. — Зачем ей граф, если она может стать женой принца?» Но знать, какие общие дела связывают её с женихом, лишним не будет.
Наташе казалось странным, что измученные долгой дорогой гости нашли силы собраться в обеденном зале на вечернюю трапезу. Она бы в подобной ситуации предпочла получить поднос с закусками в выделенный покой и там, без посторонних взглядов не отходя от кровати поужинать и завалиться спать. Но здесь так не принято.
В гостевых покоях спешно протапливались камины и стелились кровати. Топот прислуги слышался по всему замку.
Из кухни доносились обрывки недовольных возгласов Лисбет. Хозяйка и не подозревала, что она обладает таким зычным голосом. Получив «портфель», новая стряпуха излишне рьяно принялась за работу, вызвав у госпожи снисходительную улыбку.
Поздняя вечеря скорее напоминала поминки. Гости жевали молча и сосредоточенно, стараясь не отрывать глаз от своих блюд. Первые объёмные кубки, наполненные крепким вином и выпитые до дна, не оживили обстановку.
— Я долгое время находилась в Руси.
Поморщилась от собственных слов. Времени на раздумье, выстраивание логической цепочки возможных вариантов вопросов и ответов, выбора единственно верного решения, не было. Диалог развивался стремительно, и не она заняла лидирующую позицию в этой беседе, всё больше походившей на перекидывание взрывоопасного предмета из одних рук в другие.
— Я видел таких женщин. — Тень разочарования мелькнула на лице дознавателя. Он неторопливо опоясался ремнём, затолкнул за него джамбию и кинжал пфальцграфини. — Вы там никогда не были. Как вам удалось обмануть Манфреда фон Россена?
— Я его дочь. Это доказано. Помню его и свою мать. Мне было четыре года, когда нас с мамой пленили нурманы. — Потирала повлажневшими ладонями колени.
— Вы об отметине, что у вас на затылке?
— У Эрмелинды такая же. Её нам делал один и тот же человек – герр Штольц. Утром можете сравнить.
— Если сейчас вы станете настаивать на своём двадцатилетнем пребывании в любом месте на земле и скажете, где находились, я отправлю туда людей. Пусть это затянется надолго, но гонцы когда-нибудь вернутся. Думаю, ни с чем. Всё это время вы будете находиться под арестом. — Заметил её беспокойный взгляд. — Я заберу вас в Алем и распоряжусь, чтобы с вами хорошо обращались до тех пор, пока буду жив. А далее я не дам медяка за вашу жизнь. Скорее всего, вас либо обезглавят, либо предадут забвению.
Затянувшийся серой дымкой камин поплыл перед девушкой. Она видела себя с цепью на шее, сидящую на куче вонючей соломы в холодном сыром подземелье. Гниющую заживо, с незаживающими кровоточащими ранами, покрытыми струпьями. Сглотнула подступивший к горлу ком:
— На каком основании вы заберёте меня отсюда? За что меня арестовывать?
— У вас с Бригахбургом был сговор. — Он поднялся и, упершись руками в колени, склонился к ней. — Вы убили Фальгахена.
— Зачем?! — Посмотрела на него с сомнением: «Шутит?»
— Сосед знал о чём-то недозволенном и, возможно, угрожал разоблачением. Например, есть ещё один рудник с золотом.
Отпрянув, вдавилась в спинку стула:
— Чушь собачья!
— Бригахбург нанял убийц, и ты́ знала об этом. — С нажимом парировал ищейка, незаметно перейдя на «ты», пугая Наташу прожигающим чёрным взором, разъяряясь от непонятного упорства слабой женщины, смеющей перечить ему. — Он спрятал тебя, ранив себя, чтобы всё выглядело правдоподобно.
— Ранил себя? Вы видели его рану?
Дивилась, как ловко темнокожий Бонд приплёл Фальгахена. А что? Именно так и фабрикуются липовые дела, в результате чего страдают ни в чём не повинные люди. Карл и после смерти умудряется портить им жизнь.
Абассинец словно не слышал её, не отводя внимательных глаз от её лица:
— Наёмники свидетелей не оставляют. Фальгахен мёртв, а ты жива-здорова.
Возвышался над ней, готовый к любому её неожиданному действу. Уверенность в том, что женщина так просто не сдастся – крепла.
— На карету напали бандиты, нанятые Вилли Хартманом! — Не думала о том, что может ошибаться и обвиняет невиновного. — Меня ранили. Они решили, что я мертва. Есть шрам. Вот, — повернулась к свече, захватывая край платья с сорочкой, приподнимая и показывая окончание розового рубца у талии.
Шамси бесцеремонно перехватил ткань из её рук и задрал платье выше. Скользнул взором по необычному тонкому белью, плотно облегающему бёдра. Подвинул свечу, ощупывая ранение, не обращая внимания на шипение пфальцграфини, уцепившуюся в его запястье, выдёргивающую ткань из-под руки в попытке прикрыть оголившийся до подмышки бок. Ступня женщины уперлась в его колено, не давая приблизиться вплотную.
— Хватит тыкать, мне больно, — взмолилась Наташа, сгорая от стыда, отталкивая его руки.
На грубые действия мужчины остерегалась отвечать откровенной агрессией. Это только разозлит его.
— Рана неопасная, но хлопотная, — шептал араб, отмахиваясь от её тычков. — Почему они тебя не добили?
— Они думали, что убили меня. Фальгахен надел на меня ошейник с цепью, чтобы я не сбежала, и она попала между лезвием кинжала и телом. Они не заметили.
Услышать такое он не ожидал:
— Как?.. Ошейник?
Не стеснялась выступивших слёз:
— Вам нужен следственный эксперимент? Без проблем! Я покажу, как всё было!
— Как сняла? Отвечай!
Говорил громко, быстро, напористо, не давая женщине сосредоточиться, удерживая за подбородок, глядя в глаза, выискивая в них искры животного страха, как всегда случалось при дознаниях. При необходимости прибегали к болевым приёмам, развязывающим языки самым упрямым.
В мгновение ока перед ней промелькнули лики Фионы и Руди. Рассказать об их участии – значит подвергнуть их жизни опасности. Что может взбрести в голову разъярённому службисту?
Тайный советник, снимая поясной ремень и придерживая джамбию, взволнованно мерил покои широкими шагами.
Живая скиталица! Неслыханно! Редкая удача! Что бы она ни говорила и как себя ни вела – он достиг своей цели – она едет с ним. Добровольно! А это значит – не будет обиженно поджатых губ, уничижительных взоров и выводящих из себя истерик со слезами. Как она сказала? Затхлое стоячее болото… Примитивность и убогость… Будущее, чужой, незнакомый и загадочный мир после её слов стал манить ещё больше. Похоже, она не лжёт, что не знает выхода, иначе бы вывела отсюда всех, кто ей дорог. Он бы поступил именно так, забрав сына. А если она права и обратной дороги в то прекрасное время нет? Сможет ли женщина излечить его мальчика самостоятельно? Отбросил сомнение. Сможет. Других исцелила и его сможет.
Остановился в раздумье, скидывая куртку и расслабляя кожаные петли на штанах. Ах, какая искусная лицедейка! Как убедительна!
Ему давно не было так интересно. Охотничий азарт разогрел кровь. Противостояние со скиталицей принесло небывалое возбуждение.
— Дьяволица, — довольно промурлыкал эксиленц, скидывая рубаху. — Какова, а?!
Привязана к Бригахбургу – это заметно. Желание оградить того от неприятностей, оболгав, может закончиться плачевно для обоих. Она это хорошо сознаёт и всё равно идёт на риск.
Потёр подбородок, с удивлением ощутив укол боли и нащупав ссадину, припомнил её происхождение. Осмотрел куртку на спинке стула. Шкатулка! Она осталась в покое пфальцграфини.
Бригахбург… Затаился. Опасен. Стоит вспомнить его интригу с графиней ди Терзи. Подыграл лицедейке или поверил ей?.. Его, тайного советника, хотят обвести вокруг пальца? Хотелось бы на это посмотреть. Что бы они ни говорили, а их так просто не разлучить. Это хорошо. Как она сказала? Якорь? Чувство? Та невидимая нить, которая держит крепче цепи.
Герцогиня Ангелика фон Вайсбах… Серьёзная помеха или союзница? Если будущая королева, то игнорировать её интерес к Бригахбургу чревато. Если не королева, то может ему помешать.
Знать бы, какая роль отведена каждому во всей этой истории!
Шамси всегда прислушивался к своему звериному чутью, заглушающему глас разума и не раз спасшего его от неминуемой гибели. Необъяснимое ощущение опасности преследовало его и в этот раз. В последние дни он слышал дыхание смерти за своей спиной, но относился к этому спокойно. Не впервой. Есть Ингваз – его глаза и уши. Подстрахует.
Склонившись над широкой миской с остывшей водой, принюхался. Запах свежести, исходящий из низкого жбана с широким горлом, так не походил на тот, чем пахло от рук пфальцграфини. Тяжело втянул воздух, вздрогнув от накатившего незнакомого едкого чувства, которое испытал, когда держал напряжённую женщину, глядя в её запрокинутое лицо. Её прерывистое дыхание, закрытые глаза, мягкие послушные волосы между пальцами... Одновременное желание обладать и убить поразило новизной ощущений. Уверен, она его не интересует настолько, чтобы потерять голову. Он мог поставить её на колени, унизить, растоптать. Это несложно. Людей ломают люди. Он не сделал этого, отступил, ушёл от открытого противостояния. Пока от неё зависит жизнь его сына, он будет удерживать её рядом, он будет обходительным и предупредительным, он сдержит данное слово.
Вытирал капли воды с тёмного крепкого тела, глядя на контраст выбеленной ткани с его кожей. Женщины его побаивались. Он читал в их глазах откровенную похоть и страх с примесью любопытства. Он презирал их, дрожащих от желания, сладострастных и лживых. Он всегда был осмотрителен и не брал с хода то, что ему предлагали. Он выбирал, присматриваясь к объекту вожделения, как выбирают породистого скакуна, не спеша бросаться в авантюры, всегда просчитывая вероятность возможных осложнений. Получив разрядку, быстро забывал о тех, кто её давал, не усложняя отношения длительными связями. Незапятнанная репутация для него была важнее самой страстной головокружительной интрижки.
Болезнь сына отодвинула на задний план не только интерес к женщинам. Он ради поездки в поместье фон Россена пренебрёг срочным вызовом к границе с Франконией в аббатство Хирсау, где по доставленным сведениям произошло что-то из ряда вон выходящее. Он любил разгадывать загадки, от которых волосы на теле вставали дыбом, а глаза отказывались верить очевидному. Почему же он, зная, что госпожа Вэлэри мертва, кинулся сюда, испросив дозволения его величества заняться этим на первый взгляд простым делом? Что он рассчитывал здесь найти? Что узнать? Знал – найдёт то, что перевернёт его жизнь. Чутьё его не подвело и в этот раз.
* * *
Наташа провела языком по сухим губам, боясь открыть глаза, всё ещё находясь во власти сна. Мрачного. Многосерийного.
Её губ коснулась влага, жаркий шёпот прогудел в ухо:
— Госпожа Вэлэри, вы меня слышите?
Содрогнулась – не сон. Жуткая явь. В главной роли – она – пфальцграфиня Вэлэри фон Россен. Открыла глаза, отбрасывая сомнения. Взгляд сфокусировался на колышущемся пологе. Отблески полыхающего огня в камине вырвали из темноты девичье лицо.
— Фиона…
Ведунья протолкнула ладонь под голову госпожи, приподнимая:
Шамси, расположившись за столом в кабинете, откинувшись на спинку стула и сложив на груди руки, слушал сбивчивые показания младшей дочери пфальцграфа Манфреда фон Россена.
Эрмелинда походила на старшую сестру, и в какой-то момент мужчина отвлёкся, рассматривая её. Тёмное строгое платье, гладко зачёсанные волосы, собранные валиком на затылке. Стоило дознавателю поймать её взор, как большие серые глаза поспешно стыдливо опускались на подрагивающие сложенные ладони на коленях. Отец оберегал её – или вовсе не замечал, – не обременяя ведением домашнего хозяйства, ошибочно полагая, что выдаст замуж и остальное станет заботой её супруга. Ей бы радоваться, что появилась старшая сестра, у которой есть чему поучиться, но и здесь всё непросто. Наследование титула делало Вэлэри соперницей.
Наташа сидела в кресле в углу, кутаясь в мягкий плед и пряча в него нижнюю часть лица. Глаза, горящие лихорадочным болезненным блеском, выдавали волнение.
У окна на стуле восседал герр Штольц, на присутствии которого настояла пфальцграфиня.
Беседа велась долго. Дознаватель задавал каверзные вопросы, перекручивая одни и те же, меняя смысл, устраивая словесные ловушки, путая рассказчицу.
Тайный советник из рассказа младшей дочери фон Россена не почерпнул для себя ничего нового. Она всё отрицала, ссылаясь на своё рассеянное состояние. Предполагаемое похищение сестры, болезнь и смерть отца подорвали здоровье. Экономка поила её успокоительным зельем, от которого клонило в сон. Многих моментов она вообще не помнила, постоянно ссылаясь на Хенрике, чтобы спросили её.
— Подождите, госпожа Эрмелинда, — очнулся от дум мужчина, — вы утверждаете, что всецело доверяли своей экономке, с малолетства заботящейся о вас. Значит ли это, что вы не знали о её сговоре с господином Хартманом об устранении старшей сестры?
Эрмелинда устало кивнула, соглашаясь:
— Не знала.
— Значит, сговор был, — барабанил пальцами по столу ищейка.
Она метнула на него пугливый взор:
— Не знаю.
Представив себя на месте сестры, Наташа решила ускорить процесс «взятия измором».
— Господин дознаватель, — она сбросила плед, став перед Эрмелиндой, — позвольте мне задать вопрос.
Тот лениво кивнул.
— Скажи, ты боишься Вилли?
— Вилли?.. — встрепенулась она.
— Твоего бывшего жениха Вилли Хартмана.
— Нет.
— Точно, нет?
— Нет, я любила его и всецело ему доверяла.
— Хорошо.
Девушка обогнула стол, попросила Шамси чуть сдвинуться в сторону. Открыла тайник, краем глаза наблюдая за малолеткой. Заметила, как та вытянула шею, бегло осматривая пустые полки.
— Спросите её, эксиленц, что это такое и откуда появилось в тайнике отца?
Мужчина взял сияющее колье, растягивая его и любуясь крупным сапфировым камнем в виде капли:
— О-о…
Пфальцграфиня, не спуская глаз с сестры, пояснила:
— Это ожерелье преподнёс мне Фальгахен, когда просил моей руки. Похитив меня, он прихватил его с собой. Оно было в тот роковой день в шкатулке в карете. Понимаете?
Постучала указательным пальцем по столешнице, привлекая внимание Эрмелинды:
— Ты видела его здесь, на этом самом месте. Как оно оказалось в тайнике?
Шамси наклонил голову набок, подвигая украшение:
— Ваша сестра говорит правду? Это то самое ожерелье?
— Не знаю, — промямлила она.
— Оно эксклюзивно, таких больше нет, — горячилась Наташа. — Оно само запрыгнуло в сейф отца? Для сохранности? Может быть, Вилли, убив Карла, прихватил его и подарил тебе, не зная, что тот уже успел его преподнести мне, и ты могла видеть украшение? Или ты сама попросила его раздобыть его?
— Откуда оно у вас? — Шамси подался через стол, перехватив инициативу, уставившись на подозреваемую, от чего та съёжилась и побледнела. — Вы сообщница преступления, госпожа фон Россен?
— Нет, я ничего не знала. То есть, я видела его раньше и знала, чьё оно и когда Вилли преподнёс его мне, я испугалась и сделала вид, что вижу его впервые. Я боялась его.
— Только что ты сказала, что не боялась его.
— Я… — она заплакала, пряча лицо в ладонях.
Тяжёлый шумный вздох послышался со стороны управляющего. Он крестился, шепча:
— Бедный мой хозяин…
Девушка вспомнила, как пряталась за креслом и слышала, о чём говорила Эрмелинда с Хенрике. Тогда ей показалось, что сестра боится торговца. Но как выяснилось позже, они все втроём боялись другого человека:
Морально подготовившись к отъезду, Наташа решила не противиться судьбе.
Поскольку обзавестись обширным гардеробом пока не успела, то и сборы не отняли много времени. Повертев в руках любимое индийское платье, решила с ним не расставаться, как и с привычными украшениями. Остальное собрала в шкатулку и отнесла в тайник на третий этаж. К сумочке на поясе, укомплектованной как в момент попадания в этот мир, добавился кинжал, условно прозванный «от Руди».
Двухместный паланкин оказался не таким удобным, как карета, но нужно отдать должное тайному советнику: он позаботился о максимальном удобстве своего средства передвижения. Она не ожидала увидеть на сиденье пару подушек и толстые одеяла, похожие на сбитый войлок, удивившие приятной мягкостью. Заглянув под них, убедилась в отсутствии «нужника», как в карете Карла.
Шамси, заметив, что пфальцграфиня садится одна, удивился:
— Вы едете без прислуги?
Глядя на шмыгающую покрасневшим носом Лисбет, заталкивающую в угол под сиденье тяжёлую корзину с продуктами, она спокойно отозвалась:
— Я смогу обслужить себя сама.
Очень хотелось взять с собой Фиону. Но как повернутся события, и что её ждёт на новом месте – неизвестно. Сможет ли она помочь сыну араба и осуществит ли он свою угрозу в её адрес – под вопросом. Ставить под удар Рыбку не позволила совесть. Пусть останется в замке и присмотрит за Гензелем.
— Ну да… — согласился мужчина. — Забыл, кто вы есть.
Порадовало, что в «сундуке» она ехала одна. Нотар и попечитель путешествовали верхом, не выказывая открытого недовольства.
После нескольких часов пути Наташа чувствовала усталость и разбитость. Укачивало.
Если бы она увереннее держалась в седле, то предпочла бы чередовать езду верхом на лошади и в паланкине. Вспомнилась мулица. Девушка не думала, что до такой степени можно привязаться к животному. Потеря Зелды до сих пор вызывала сожаление. У неё никогда не было котов, собак, птичек или мелких грызунов из зоомагазина. У отца была аллергия на шерсть и вопрос о покупке домашних питомцев никогда не рассматривался.
Мысли вернулись к Фионе. Узнав о причине отъезда госпожи, она слёзно просила взять её с собой и помочь в лечении сына тайного советника.
— Нет, — качала головой пфальцграфиня, — ты нужна здесь. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, позаботься о Гензеле. Ты знаешь, где лежит золото. Забери всё и уходите. Купи в Штрассбурхе или где-нибудь ещё домик, займись чем-нибудь, выйди замуж. Я попрошу Руди, чтобы помог тебе хотя бы в первое время.
Рыбка, прижав ладонь к губам, молча слушала госпожу.
От её глаз, полных слёз, жалости и укора, у Наташи перевернулась душа. Говорить стало трудно:
— Фиона, так нужно. — Погладила её по плечу. — Кроме тебя и Руди у меня нет друзей. Пусть золото принесёт вам счастье. Оно не должно остаться в тайнике, пролежать там пару сотен лет и достаться неизвестно кому. А теперь иди…
— Вы вернётесь, — всхлипнула Рыжая. — Я подожду.
— Конечно, вернусь, и всё будет хорошо.
Верила ли она в то, что судьба станет к ней благосклоннее? Верила. Чуть-чуть.
После обеда в день перед отъездом она не могла не навестить Рыжего. Позвав с собой Гензеля, вышла за ворота. На удалении за ними следовал стражник. Затоптанный настил из досок, не так давно радующий её своей новизной, был бесповоротно изгажен бурым слоем липкого месива. В её отсутствие никто его не чистил. Она тоже упустила это из вида. Ну, ничего. Вернётся и всё поправит. Ступала осторожно, приподняв низ платья и накидки, глядя, как новые высокие сапожки, которые пошил ей за два дня сапожник, покрываются грязью.
Погода установилась тихая. Потеплело. Низкие обрюзгшие тучи лениво ползли по серому небу, словно присматриваясь к насыщенной дождём земле, куда бы слить обременительную влагу.
Гензель, увидев у конюшни бывшего напарника-пастушка, побежал к нему. Сказав пацану, что она будет в кузнице, окинула взором двор.
Людей на улице было мало. Полевые работы закончились и только мастеровые продолжали оглашать подворье характерными звуками своего производства.
Бондарь выкатил здоровенную грохочущую бочку под навес, отряхивая густо усеянный мелкими курчавыми стружками передник.
Где-то плакал ребёнок, и визгливо бранилась женщина.
Мимо пфальцграфини с деловым видом пробежала чёрная собачонка. Остановилась, повела носом, и, словно опомнившись, беззлобно тявкнула ей в след. Для порядка.
Явственнее всех слышались звуки из кузницы.
Войдя туда и прикрыв за собой воротину, Наташа всмотрелась в полумрак, принюхиваясь. Запах калёного железа не казался таким отталкивающе едким, как в прошлый раз.
Руди стоял к ней спиной, размеренно молотя по заготовке. Волосы, стянутые в хвост на затылке, подрагивали в такт движению рук, отбивающих чёткий ритм. Широко расставленные ноги, чуть согнутая спина над наковальней, разворот плеч… Каждое его движение – выверенное и отточенное до автоматизма – излучало силу и уверенность. Девушка рассматривала парня, немного завидуя его свободе, которой, по её мнению, у него было гораздо больше, чем у неё.
Снова дорога. Снова качка. Снова непреодолимое желание выйти и идти пешком. В обратную сторону. Каждая остановка приближала к городу, где ей суждено погибнуть. Широкая низкая корзина с яблоками и виноградом, появившаяся на сиденье в паланкине после очередной передышки в придорожной таверне, не радовала взор.
Наташа достала вязание – хоть такое занятие в утомительной дороге. Из серых ниток в полутьме «сундука» довязывала незамысловатый ажурный узор манишки-пелерины.
Впереди предстоит ещё одна остановка на ночлег. Последняя. Предыдущая оказалась хуже первой. Грязь, смрад, шум. То ли влияла удалённость от города, и хозяева решили, что путники удовольствуются и этим, то ли дела у владельцев шли не ахти. Отдых в ней принёс разочарование.
Желание самой оплатить комнату принесло обратный эффект. Шамси, услышав об этом, бесцеремонно схватил её под локоть, втащил на второй этаж и, втолкнув в покой, пригрозил:
— Ещё раз позволите себе подобную выходку, будете почивать рядом с бродягами на трухлявой соломе у очага.
Она не нашлась что ответить. Вид разъярённого араба и красочная картинка ночёвки у очага в общем зале – щёлкнувшая перед глазами слайдом, – убедили её, что так оно и будет.
В эту ночь она не стала моститься на кривоногий стул у камина. Переместив подушку в ноги, улеглась валетом, предупредив эксиленца:
— Не разбейте мне лицо, когда будете во сне брыкать ногами.
В спину услышала незлобивое:
— Не могу обещать вам этого, госпожа пфальцграфиня. Заранее прошу прощения.
— Не забудьте выпить кубок молока, — миролюбиво напомнила она.
Рана на его подбородке подсохла, краснота спала. Совпадение или нет – неважно. Важен результат.
Невнятное бурчание тайного советника больше походило на проклятие, нежели на благодарность
— Ешьте побольше фасоли, господин ищейка, — не сдержалась она. — Потребление бобов благотворно влияет на иммунную и нервную систему.
— Вы намекаете на мою несдержанность? — развернулся к ней Шамси, блеснув белками глаз. — Не видели вы меня в гневе. — И уже спокойно, назидательно, как выговаривает учитель нерадивого ученика, заключил: — Попрошу вас больше никогда не называть меня ищейкой.
Наташа шумно выдохнула, прикусив язык. Подумала, каким счастьем было бы оказаться в этом времени немой и, желательно, глухой.
— Gad, — пропыхтела она, натягивая одеяло, косясь на оголившуюся грудь араба.
Ожидаемого перетягивания постельной принадлежности не последовало.
Несмотря на частые перепалки друг с другом, мужчина её не раздражал. Призналась, что сама виновата в его недовольстве ею. Портился характер. Из весёлой неунывающей девушки она превращалась в брюзгу и зануду. Дорога и неизвестность выматывали. Маячившая на горизонте виселица пресекла все попытки найти общий язык с тюремщиком. За ней следили, постоянно держа в поле зрения. На привалах стражники следовали по пятам, не давая уединиться.
Вот и сейчас, остановившись на отдых перед прибытием на последнюю ночёвку в таверну, она от усталости и головокружения буквально вывалилась из паланкина. На негнущихся ногах сошла с дороги, осматривая обступивший со всех сторон лес.
Он – осенний и притихший – всегда вызывает грусть. Нежную и светлую, с древесно-бальзамическим ароматом. Природа уже заснула перед наступлением зимы. Яркие блики октября сменились сладкой прелью опавших листьев. Пахнет землёй, пожухлой травой. Пахнет забвением.
Потянуло дымком. Стражники, оживлённо переговариваясь, колдовали над костром.
Наташа вдыхала дурманящую прохладу спящего леса, вслушиваясь в обволакивающую усыпляющую мягкую тишину. Не оглядываясь, зная, что за ней следит не одна пара глаз, неспешно углубилась в чащу. Пройдя через плотный строй ровных сосен, заметив впереди просвет, направилась туда. На хрустнувший позади под чьей-то ногой сучок, не обернулась, прислушиваясь к лёгкому шороху мягких подошв по опавшей гниющей хвое.
Почему-то стало жизненно-необходимым достигнуть прогалины, как будто от этого зависела её жизнь. Сердце билось неистово, отдавая в виски тупыми толчками боли.
Человек позади неё, глубоко и ровно дыша, быстро приближался.
— Вэлэри, далеко собрались? — услышала спокойный голос Шамси.
Она, ускорила шаг, сдерживаясь от желания побежать. Только на одном азарте не убежишь. Сильный тренированный длинноногий мужчина нагонит её, даже не сбив дыхание.
— Вэлэри, — тайный советник схватил её за локоть, удерживая, — давайте поговорим.
— Давайте.
Высвободив руку, упрямо продолжала двигаться в выбранном направлении, не спуская глаз с полоски света между соснами. Если бы там оказалась река с обрывистым берегом, прыгнула не задумываясь.
Деревья расступились, пропуская пфальцграфиню и её спутника на поляну с прибитой дождями некогда высокой сорной травой.