Все мы бражники здесь, блудницы,
Как не весело вместе нам,
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам
Ты куришь черную трубку
Так странен дымок над ней,
Я надела черную юбку,
Чтоб казаться ещё стройней.
Анна Ахматова 1913 г.
Она стояла и смотрела на отражение двух переплетенных тел, стоны крики, вздохи … Она смотрела и ничего не чувствовала, совершенно ничего … она тихо выскользнула из квартиры, хотя занятые друг другом любовники и не заметили как тихо закрылась дверь.
Кира Алексеевна Холодкова сидела в пустынном сквере на лавочке и ничего не чувствовала. Ее план по европейскому браку только что дал крен. А она совершенно ничего не чувствовала. Только что она застала своего жениха с какой-то бабенкой и ничего, ни ревности, ни злости, ни боли, только безразличие и немного брезгливости, словно это ее совершенно не касалось. Ее голова была совершенно ясной, и дальнейшие действия быстро выстраивались, Кира достала лэптоп и по привычке все записала. Что ж значит не судьба ей стать замужней дамой, а так хотелось порадовать мать, что мечтала об этом уже много лет. Не судьба. Попрощается и дальше, планов много, этот не основной.
Кира не привыкла писать прощальные письма, да и прощаться особо было не с кем. Иван был первым ее долгосрочным приобретением, они строили планы совместное будущее, прекрасно понимая, что каждому из них дает этот союз, никаких чувств, только статус — покупка квартиры, семья, приемные дети и уютное предсказуемое сосуществование дальнейшие пятьдесят лет, такой стабильный европейский брак с продуманным брачным контрактом.
«Здравствуй, Иван, через три дня истекает срок аренды квартиры и тебе лучше подыскать новое жилье, я больше не намерена содержать тебя. Прощай»
Иван в ярости смял записку. Она не могла уйти, он не может расстаться с уже ставшим привычным образом жизни — комфорт, сытость и достаток, эта дойная корова идеальна для роли жены, так просто она от него не уйдет, она глупа и влюблена в него как кошка, через пару дней остынет и приползет на коленях.
Кира смотрела на себя в зеркало и любовалась собственным отражением, шопинг удался на славу, теперь можно вечером пойти кутить. Она отвезла покупки в новую старую квартиру, и долго рассматривала их, примеряла, комбинировала. Как давно она не позволяла себе такие бессмысленные траты, как приятно было купить себе что-то красивое и вознаградить себя за работу, за терпение.
Холодкова залегла в горячей ванне и наслаждалась лаской пушистой пены и тонким запахом шампуня. Как ей стало легко без Ивана — не нужно было ждать его, готовить для него, слушать его, восхищаться им, можно встречаться с любимыми подругами, не думать о том, что нужно отложить как можно больше денег на квартиру, что обязательно должна соответствовать его запросам. Это Иван мечтал о квартире в Москве, Кирина подмосковная квартира его не устраивала и не соответствовала его статусу делового успешного человека, а квартира, которую долгие годы снимала Кира, он считал слишком тесной, а она не хотела иметь квартиру в Москве, для нее это был город-работа, ей удобней и привычней было снимать жилье, тем более что особых материальных затруднений она не испытывала. Она не согласилась продать квартиру, сдала свою квартиру в Люберцах, и все вырученные деньги уходили на оплату съемной квартиры вместе с частью ее зарплаты. Сейчас вдалеке от Ивана она поняла, какой удобной была. Кира не понимала, почему так долго держалась человека, который даже не был ей интересен. Просто привычка идти до конца, во всем и это извечное ДОЛЖНО — все замужем и ты должна, все родили и ты должна, все в колодец и ты.
Многочисленные родственники «переживали» за бедную Киру и немного успокоились с появлением Ивана в ее жизни. Она прикрылась им от их многоголосых наставлений, поучений и сочувствий и платила за эту видимость семьи, только измены ранее оговорены не были. Больше всего ее задел даже не сам факт измены, по большому счету ей было плевать на это, а то, что Иван привел любовницу в их общий дом, неуважение было для нее намного значительней, чем измена. Он был красив, и с ним было нестыдно показаться на встречах, на переговорах, раутах. Не получилось у нее европейского договорного брака. Да и брак ей не очень-то и нужен. Только теперь опять ее будут теребить родственники, желающие добра. Жаль, что мама и сестра далеко.
Много лет назад они продали мамину и бабушкину квартиры в центре Москвы, и купили старинный особнячок в пригороде Брюсселя, Ольга Ивановна, мать Киры, почти всю жизнь проработала в консульстве в Бельгии, то, что осталось, была положено на счет и проценты покрывали расходы на содержание дома. Кира много и часто путешествовала, но это было связано с ее работой и невинным хобби. Ольга Ивановна познакомилась с Марком Ларсем, эмигрантом из СССР, и вот уже семь лет счастливо живет в браке с довольно состоятельным человеком. Сестра Киры Елена с мужем Сергеем, давно жила в США и возвращаться не собиралась, хотя ее письма и телефонные разговоры всегда были полны иронии относительно отсутствия смекалки у этой нации. И Ольга Ивановна и Елена сходились в одном, что лучше русских мужчин нет, но вот нашу родину лучше любить из далека, а то она может с легкостью раздавить тебя и не заметить. Родственники, считавшими себя обделенными благами, выработали для себя отношении к Кире как к ущербной, вот бедненькая и мать и сестра устроились, а она прозябает, да ещё и одинокая. Ей давно хотелось отправить их далеко и надолго, но дипломатия, впитанная с молоком матери и воспитанием бабушки этого не позволяла, и она в очередной раз запасалась терпением.
Кожа на пальцах сморщилась, и пора была покидать жаркую купель. Кира вышла из ванной комнаты и голой прошлась по комнате, капельки воды стекали на пол и оставляли мокрые лужицы, но сейчас это ее не заботило. Кожа с приятным покалыванием высыхала, и она старательно втирала увлажняющий крем. Черное шелковое белье приятно ласкало тело, она старательно натянула чулки со стрелкой, надела платье в стилизованное под 20–30 годы с открытыми руками, глубокими вырезами, заниженной талией, облегающие бедра с подвижным нижним краем юбки-годе, остроносые туфли. Черные волосы уложены волнами и заколоты шпильками сзади. Глаза подведены черным карандашом, на веках растушеваны темно-серые тени, губы темно-бардового цвета. Через полчаса за ней должна была заехать Мирослава и отвезти ее в прекрасное далёко — в загородный закрытый ресторан в общество всесильных и всемогущих. Мирослава была первоклассной модисткой или как сейчас принято называть дизайнером, она обшивала почти все современное высшее общество и благодарные клиентки часто приглашали ее на всевозможные пати. Сегодняшняя вечеринка по замыслу хозяйки должна быть пронизана духом Голливуда 20-30-х годов.
Мирослава часто шила для Киры «по строй дружбе», они познакомились десять лет назад, когда Холодкова искала, кому могла бы пристроить горы материала, отрезов, кружев, оставленных ей бабушкой в наследство. Бабуля всю жизнь собирала всевозможные ткани в надежде, что хоть у кого-то в семье руки наконец-таки вырастут из положенного места, но надежды не оправдались. Ткани, натуральные и очень дорогие, Елизавете Ивановне привозили со всех концов света, она долгое время работала секретарем при важном чиновнике в Министерстве иностранных дел, многие знали о ее «слабости» и пытались проложить «шелковый путь» в кабинет начальника, что часто удавалось. После ее смерти Кире досталась трехкомнатная квартира в Люберцах, одна из комнат была полностью заполнена всевозможными материалами, кое-что Кира оставила себе, но большую часть решила отдать в хорошие руки. Одна из приятельниц Елизаветы Ивановны и привела Милославу к Холодковой, Мила пропала для общества на несколько недель, вся без остатка погрузилась в прекрасный мир тканей и кружева. Так и стала они подругами…
Звонок отвлек ее от воспоминаний. Мирослава была в ярко-голубом платье, такого же кроя, ее ярко-рыжие волосы стали ещё ярче на фоне платья.
— Готова.
— Всегда готова.
Они выпорхнули из подъезда, такси быстро поехало по свободным дорогам. Весь пусть они дурачились и рассказывали анекдоты, истории, подпевали радио. Настроение было хорошим, давно они не были так свободны. Загородная усадьба, преобразованная в элитный клуб, приветливо распахнула им свои двери. Большинство женщин были одеты а-ля Мэрилин Монро, в стиле 40–50 годов, а духе двадцатых годов прошлого века только Кира, Мира и ещё пара дам, мужчины в строгих смокингах и экстравагантных костюмах. Пространство большого зала было затемнено, небольшие столики, немного задымленное, создавалась иллюзия, словно ты оказался в парижском кафе начала века, небольшой оркестр играл фокстрот, профессиональные танцоры развлекали публику. Киру и Мирославу проводили за отдельный столик, официант принес шампанское. Некоторых танцоров Кира знала, они были из клуба, где уже много лет Холодкова занималась бальными танцами. Вечер не пройдет зря, она хоть потанцует в свое удовольствие, последние два месяца она не занималась танцами.
— Мирослава мы сегодня будем звездами танцпола.
— С чего вдруг?
— А ты, что ослепла, вон Игорь, Славик, Николай, Ян, Ирина, Света, Люда и многие другие или ты собираешься сидеть?
— В такой компании нет.
— Но сначала мы выпьем для пластичности и раскованности, и ты мне расскажешь последние новости, а тебе последние сплетни света и полусвета. С чего начать?
— С Ивана, он тебя искал?
— Пытался, на работу приезжал. Но охранники его выгнали. Да он мне не нужен, только зря столько времени на него потратила.
— А как же семья, брак?
— К черту, у меня есть работа, есть друзья, теперь будут случайные любовники, и никто не будет превращать мою жизнь в накопительство. Поедешь завтра со мной за машиной?
— А квартира?
— Ты же знаешь мое отношение к квартире в Москве, я не хочу связывать себя имущественными обязательствами с этим городом, а в нашей стране, чем меньше имеешь, тем крепче спишь.
— Если бы Иван знал сколько ты реально зарабатываешь, он бы повесился от сознания того какой кусок упустил.
— Да, уж, но ты же прекрасно знаешь, что больше половины уходит на поддержание нужных связей. А Иван, он прошлое, за машиной поедем?
— Я что ты решила купить?
— Внедорожник Лексус.
— Очень женственная машина, а почему не танк?
— Я бы с удовольствием, только не продают. Хотела кабриолет, но это не для нашего климата, а я слишком много разъезжаю, чтобы экономить на своем комфорте.
— Нормальные люди больше зарабатывают на работе, а ты на хобби.
— Если я сделаю свое хобби работой я стану желчной и подозрительной, это все хорошо в маленьких количествах, они заразны.
Кира уже начала пританцовывать, ощущение свободы опьяняло и хотелось веселиться. Мира исчезла на время, одна из заказчиц утащила за вой столик. Кира смотрела на танцующих, некоторые танцоры ее узнали, скоро она сможет утолить свою жажду движения. Официант принес странные записки с цифрами, какие-то Кира зачеркнула, к каким-то подрисовала нули или поставила свою цифру, может это массовая лотерея или экстрасенсы будут угадывать цифры? Все бумажки она отдала официанту. Мирослава вернулась.
— Ты пропустила
— Что?
— Не знаю, принесли бумажки с цифрами, но я там поисправляла, наверное, сюрприз или лотерея.
— И какая самая большая сумма?
— Пятьдесят тысяч, а что?
— Во столько оценили ночь с тобой, и что ты сделала?
— К этой бумажки нолик подрисовала, а в остальных поставила суммы от трехсот тысяч, какие-то зачеркнула.
— Будем надеяться, что никто не отдаст за ночь с тобой полмиллиона.
— Я продешевила, если бы знала, то все нули бы на бумажке не разместились. Сейчас пойдем танцевать, к нам идут Ян и Николай.
Девушки танцевали и танцевали, словно и никого не было вокруг, да и назвать танцами топтание или откровенный стриптиз у Киры язык не поворачивался. Танец это отношения мужчины и женщины, страсть, ненависть, боль, любовь, нежность, но для него нужны двое.
— Как Лера?
— Родила не так давно, сына Андреем назвал.
— Замечательно. Давненько я не танцевала.
— А что мешало? Приятно танцевать с хорошей партнершей, а не с ломакой, изображающей из себя Айседору Дункан.
— Ты же знаешь сейчас в почете стрип-дэнс, хотя, что может быть эротичней румбы и сексуальней танго, возбуждающей пасадобля, не говоря уж о воспламеняющей латине. Сейчас дотанцуем румбу, и я немного отдохну, но ты мне обещал танго.
Пластичная румба продолжалась, восхитительная музыка звала за собой, Кира медленно подняла ногу, Николай перехватил ее тонкую щиколотку и провел языком по подъему, мелодия закончилась. Это платье не было предназначено для таких па, поэтому желающие могли в подробностях рассмотреть ее чулки и белье, но Кире было на это плевать, танцы были для нее лучшим лекарством от бренного мира. Они с Мирославой вернулись за столик, несколько подарочных бутылок шампанского поджидали их, официант опять принес бумажки, но Кира и Мирослава отказались от щедрых предложений.
— Нас здесь уже ненавидит половина женщин.
— Только половина, ты нас так низко ценишь.
— Я думала, что после твиста, когда все желающие могли увидеть наши ножки и чулки, ничего интересного не последует, но твоя румба и эффектный выпад ноги, это нечто.
— С хорошим партнером и шкаф затанцует, а мы с тобой не первый год занимаемся бальными танцами и можем позволить себе танцевать прилюдно, не заботясь о мнении других. У меня еще танго по плану на вечер. Жаль королевство маловато, я бы с удовольствием квикстеп прогарцевала.
— Вместо того чтобы завлекать мужчин, мы выделываем па.
— А самое хорошее во всем этом, что сегодня нам действительно не нужны мужчины, а их это и заводит.
— Ну, я бы не отказалась от бурного секса.
— Так бери любого.
— И возьму. И тебе советую.
— Обдумаю, может после танго. Надо осуществить давнюю мечту и поехать на Венский бал.
После непродолжительного отдыха они опять танцевали. Когда началась латина, танцпол заполнился парами, ведь почему-то все решили что достаточно посильней трясти задом и сделать пару приставных шагов и это танец. Мира и Кира наблюдали за всем этим с усмешками. Официант наполнил бокалы и положил рядом с Кирой записку. Холодкова развернула листочек и порвала, несчастные кусочки она отправила в пепельницу.
— Что там?
— Цифра, полмиллиона.
— Серьезно?
— Да. Но это все игра.
— Не скажи, но думаю лучше тебе слинять отсюда, пока не поздно.
— Согласна, пойду, попудрю носик и не вернусь.
Кира ушла в дамскую комнату, а оттуда через небольшой холл выскочила на улицу, привратник пропустил ее через кованые ворота. Ночь была теплой и звездной, она провальсировала на дороге. Настроение было замечательным. Она набрала номер такси и вызвала машину. Обещали приехать через полчаса. Около нее остановилась машина и дверь открылась.
— Прошу.
— Нет, я жду такси.
Но кто-то ее довольно грубо затолкнул в машину. Она разглядывала «гостеприимного» хозяина, мужчина лет тридцати пяти, с суровым лицом и неулыбчивыми глазами, его нельзя было назвать приятным, сила, исходящая от него подавляла. Они несколько минут рассматривали друг друга, никто не хотел начинать первым, положение уже становилось смехотворным, и Кира сдалась.
— Что это значит?
— Хочу обговорить детали нашей сделки.
— Не поняла?
— Вы назначили цену, я согласен.
— Это недоразумение. Я не знала, что эти бумажки являются ценниками, меня сюда пригласили в качестве массовки для кучности. Я приношу вам свои извинения за доставленные неудобства, и могу оплатить потраченное на меня время.
— Что за чушь, — мужчина подозрительно прищурился.
— Это правда. Я приехала сюда приятно провести вечер, а не в поисках спонсора. В зале полно красивых женщин и они с радостью за меньшие деньги согреют вас этой ночью.
— Хотите больше?
— У вас нет таких денег. И в отличие от оставшихся в зале, я могу позволить себе не переступать через себя и спать с тем с кем сама захочу.
— Это вы так думаете.
— Угрожаете?
— Понимайте, как хотите. Но мы еще все это обсудим.
— Не думаю, мое такси приехало, спасибо за содержательную беседу. Прощайте.
Ей разрешили покинуть машину, и она беспрепятственно села в такси. Угораздило же, ещё легко отделалась, не пришлось помощь вызывать, лицо этого «покупателя» было ей смутно знакомо, но вот где она его видела, вспомнить не могла, значит, информация не была ценной. Тут она ошиблась, если бы она вовремя вспомнила, где его видела, многих проблем бы просто не возникло.
Охранник обыскивал, его рука проникла под юбку и пробежала по внутренней стороне бедра, он выпрямился, самодовольная улыбка не сходила с его лица, колено Киры согнулось и метко ударило по самому дорогому для мужчины месту.
— Простите, рефлекс, как только под юбку лезут, колено непроизвольно бьет. Вы бы еще обувь на тротил проверили как в аэропорту.
— Разувайтесь.
Кира всегда забывала, что с тупыми исполнителями шутить нельзя, они все так и сделают. Она смотрела, как ее несчастные лодочки обследовали со всех сторон, тонкий каблук не выдержал приложенных к нему усилий и треснул.
Саврасов Константин Михайлович наблюдал, как в сопровождении его охраны к столику приближается Холодкова Кира Алексеевна. Он был терпелив и привык получать то, что хочет.
— Сняли обувь в знак протеста?
— От знакомства с Вами, Константин Михайлович, сплошные убытки. Ваша доблестная охрана сломала мне каблуки, разыскивая в моих туфлях тротил. А для детонации, я, наверное, должна была высекать искру пятками.
— Я же говорил, что мы все ещё обсудим.
— Вы терпеливый, подлый и очень неприятный в общении человек.
— В ваших устах это комплимент. Обсудим детали.
— Обсудим. Предлагаю сделку. Вы составляете в покое фирму, а я сообщаю Вам кто и как украл у вас около ста миллионов рублей.
— Если у меня кто-то и ворует, моя служба безопасности все выяснит. Мне это не интересно, я могу оставить в покое фирму, но на других условиях.
— Вы же прекрасно знаете, что я не завишу материально от работы, уволюсь, найду другую. Или вы будете уничтожать всех моих работодателей?
— А как же совесть? Она вас не будет мучить, что из-за вас Шефа уничтожат?
— Какая совесть? О чем вы? В кругах, с которыми работаю, этого понятия в принципе не существует. Люди хорошо меня знающие называют сукой.
— Обдумайте все, как следует, у вас нет покровителей моего уровня. Вы соглашаетесь быть моей любовницей — фирма в целости сохранности, люди не будут искать себе новое место работы, а как бонус я подкину выгодный контракт. Всего лишь сделка.
— Мы разговариваем на разных языках.
— Раз уж не договорились, может пообедаем?
— С вами только ужин, обед нужно делить с другом. Счет за туфли пришлю.
Она встала и пошла к выходу, босиком. Мрамор ступеней холодил ступни, асфальт за день нагрелся как сковорода, и несколько метров до машины предстояло пройти по грязной раскаленной поверхности. Она была уже около машины, когда ее окликнули.
— Привет, сучка.
Зря она обернулась, зря, за «приветствием» последовал удар и она, падая, ударилась лицом о боковое стекло машины, ударилась сильно, из носу потекла кровь, а пред глазами засверкали искры. Но больше ударов не последовало. Ее подняли и куда-то понесли, она открыла глаза и успела увидеть, как Иван убегает от охранников Саврасова, сам же Константин Михайлович отнес ее к своей машине и уложил на мягком диване. Расторопная обслуга из ресторана соорудила компресс из полотенца и льда, и Саврасов водрузил его на лицо Киры. Ну что за день — каблуки сломали, лицо разбили, она все же умудрилась порезать ноги об осколки на бордюре.
— Вы как?
— Нормально, минут через пять компресс можно будет убрать и кровь перестанет идти. Я вас и машину не испачкала? Я оплачу чистку.
— Глупости. И часто на вас нападают?
— Сегодня впервые. Я больше как-то сама налетаю, нос это мое слабое место.
Она почувствовала, как руки Константина полезли под юбку.
— Что вы делаете?
— Хочу посмотреть пор…