Встреча влюбленных

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Джавед бродил по улицам, оплакивая свое невезение. Ведь гуляет же Фейруз где-то со своими суматошными кузинами — таких, как эти «иранские подарочки», в доме не удержать. Значит, Малик Амвар вынужден позволять дочери принимать участие в празднике, ходить по улицам, смотреть шествия. Так почему же они никак не могут встретиться? Да и Фейруз тоже хороша — выбрала бы минутку, когда никто не видит, позвонила ему и сказала, где и когда намерена появиться.

Несколько дней прошло в томительном ожидании встречи. Джавед успел повидать все шествия, входившие в празднование. И в честь младшего брата Хусейна Аббаса, погибшего мученической смертью при попытке прорваться к Евфрату и принести своим соратникам воду, и в честь самого Хусейна — всадники несли в руках завернутые в материю копья с наколотыми на них лимонами, символизирующими отрубленную голову вождя, и посвященное зуль-джанах — «окрыленному», как называют скакуна Хусейна. Во время этой процессии Джавед на своей шкуре испытал мощь прославленного коня. Впереди нее шли люди с огромными подковами в руках — подкове шииты вообще приписывают волшебные свойства. Она для них наделена сверхъестественной силой. Многие верят, что от прикосновения к подкове излечиваются болезни, что она может способствовать рождению сына или исполнению желаний. Те, кто несет на празднике этот символ коня Хусейна, считают своим долгом как бы демонстрировать боевые качества скакуна. Они врезаются в толпу зрителей, хватают зазевавшегося, бросают его на землю со свирепостью льва, а не лошади. Джавед, задумавшийся по своему обыкновению, тоже оказался в пыли, так что агрессивность и сила знаменитого коня у него теперь не вызывали никакого сомнения.

Поднимаясь, от отряхивался от налипшего к ширвани сора, и со страхом думал, что ждет его завтра, когда начнется главное шествие праздника, во время которого каждый год случаются кровавые стычки.

Однако подобные ожидания не заставили его отказаться от того, чтобы прийти на центральную улицу на следующий день, как, впрочем, и всех жителей города. Еще бы — ведь это был торжественный финал, который нельзя было пропустить.

К девяти часам, когда из Большой Имамбары змеей выползла траурная процессия в честь самого Хусейна, полицейским пришлось дубинками пробивать для нее дорогу в толпе зрителей. Впереди ехал всадник на черном, как уголь, коне. Он беспрестанно бил по свисающим с обеих сторон седла барабанам. За ним следовали дудари и знаменосцы. За черным конем бежала белоснежная лошадь, к упряжи которой были привязаны два таких же белых, но окровавленных голубя, символизирующих души погибших праведников. Всадника на ней не было. За лошадью величаво выступал слон. В знак траура погонщик, сидя на спине слона, посыпал вокруг себя пепел. Потом появился еще один конь без всадника: на его седле блестело серебром оружие Хусейна.

Не приближаясь к коню на несколько метров, шли, ударяя себя по обнаженным телам — то по груди, то по бокам — кающиеся грешники. Одни раздирали себе кожу при помощи стальных ежей или круглых латунных щеток, другие — деревянными палками или острыми камнями. У некоторых в руках были плетки.

— Ху-сейн! Ху-сейн! — ритмично выкрикивали они в такт наносимым ударам.

За ними двигались те, кто хотел наказать себя еще более жестоко. Тела их были забрызганы свежей и уже успевшей засохнуть кровью. Они время от времени наносили себе удары длинными острыми ножами или били себя цепями с остро заточенными ключками так, что кровь брызгала во все стороны. Почти все из них держались парами, чтобы поощрять друг друга к новым ударам. Многие обнажились по пояс, другие надели длинные белые рубахи, на которых кровь смотрится еще эффектней.

Джавед, уже неоднократно видевший это зрелище, опять впал в состояние столбняка, почти безотчетно наблюдая, как приплясывают по пыльной дороге самобичеватели, как мотаются из стороны в сторону их головы, будто шейные позвонки уже перебиты. «Это просто одержимые бесами! Какое тут может быть религиозное чувство? Какое очищение? У них пена на губах, они ничего не видят, не понимают!» — думал он, слушая истошные крики:

— Я Хусейн! Вот моя кровь! Я Хусейн!

Рядом со многими из них, не смея приблизиться, шли жены, отцы, сыновья, чтобы присматривать за своими родными и в случае, если те окончательно решат расстаться с жизнью, остановить их. Здесь же присутствовало много полицейских, следивших за тем, чтобы те, в ком на десятый день поминовения мучеников вскипела кровь, не начали кровопролития, придравшись к неуместной шутке, улыбке или даже взгляду какого-нибудь иноверца. В такой день весь город может, как спичка, вспыхнуть от случайной драки во время шествия — люди взвинчены, их нервы натянуты до предела, и накопившиеся беспокойство и усталость ищут выхода.

Джавед пробился между восхищенными зрителями и, давая себе слово, что это было последнее его посещение шествия самобичевателей, быстро пошел прочь от главной улицы. Внезапно юноша заметил, что не он один не выдержал кровавого зрелища. У фонтана стояла, прижимая к глазам платок, Фейруз, которую он так долго искал все эти дни.

Поэт бросился к ней, сразу же забыв обо всем, что довелось ему увидеть.

— Джавед! Какой кошмар там происходит! Как они так могут? И зачем все это?! — бросилась к нему девушка.

— Ты в первый раз это видела? — спросил Джавед.

— Да, и не думаю, что захотела бы еще раз! — прошептала испуганная Фейруз. — Папа разрешил мне подождать их здесь. А ты? Ты что, тоже смотрел на это?

— Да, — признался Джавед, пряча глаза. — Сам не знаю, почему я опять отправился сюда. Не пойду больше.

— Садись, побудь со мной немного. — Фейруз присела на мраморное ограждение и указала юноше на место рядом с собой.

— Я кое-что хотела тебе рассказать, — опустила ресницы Фейруз. — Тут за мной один молодой человек ухаживает…

— Когда же он успел? — поразился Джавед чьему-то удивительному везению. — Тебя же нигде не видно.

— Да вот прилип, как банный лист, ничего с ним не сделаешь, — Фейруз быстро оправлялась от пережитого шока, и теперь уже с удовольствием рассказывала Джаведу о своем новом поклоннике. — Такой странный: хочет бросить сердце к моим ногам…

Она улыбнулась и дернула плечиком:

— Будто мне это нужно!

— А сердце своего отца он в ваш дом не присылал? — с опаской спросил Джавед. — А то ведь я могу и опоздать. Когда ты ответишь мне?

Фейруз опустила глаза:

— Я не могу ответить.

— Это отговорки. Кто же тогда может, если не ты?

— Мой отец, — твердо сказала Фейруз. — И это не отговорки. Я не дам своего согласия, пока он не разрешит мне высказать его.

Джавед смотрел на нее с недоумением. «Ну ладно, — думал он, — мы все соблюдаем формальности, это я понимаю. Без его согласия свадьба невозможна. Но почему нельзя решить сначала самой и объявить о своем решении. Не открыто — традиции не позволяют, но хотя бы мне, для которого это так важно. Неужели нельзя прямо признаться в своей любви? Вот Мариам не стала бы спрашивать, любит ли она кого-то и хочет ли выйти за него замуж, не только у меня, а даже у отца, будь он жив. Она сначала влюбится в кого захочет, даст ему согласие, а потом уже начнет приставать ко мне, чтобы я сделал вид, что выдаю ее замуж за того, кого сам выбрал в женихи своей сестре. А Фейруз… И как только Малик Амвару удается держать ее в таком повиновении?»

— Я сегодня же пойду к нему, — смиряясь сказал Джавед.

— Нет, только не сегодня! Он не в духе из-за кузин, а тут еще это шествие, — объяснила девушка. — Лучше подожди, пока они уедут. Все закончится, и он немного придет в себя.

— А если твой неизвестный поклонник опередит меня? — забеспокоился Джавед. — Что он там еще плел?

— Сказал, что умрет, если я не соглашусь за него выйти, — пожав плечами, небрежно сказала Фейруз. — Сказал, что из-за меня покой потерял…

— О Аллах! И ты не дала ему пощечины?!

— За что? По-моему, он говорил то, что чувствовал, — довольно улыбнулась Фейруз, радуясь его ревности. — И вообще, что тут особенного — в меня многие влюблены!

— По себе знаю, — вздохнул Джавед.

Этот новый влюбленный действовал ему на нервы самим фактом своего существования. «Как бы он не спутал мои карты, — волновался юноша. — А то попросит ее руки, а Малик Амвар возьмет и согласится, что тогда?»

— Эй, Джавед! — раздался вдруг крик, и, радостно размахивая газетой, к ним бросился Ахтар.

Фейруз вскрикнула и опустила на лицо шарф, заменявший ей парду. Но этого ей показалось мало — она еще вскочила и спряталась за дерево. Чем вызвана такая пугливость, Джавед не мог объяснить — обычно Фейруз держится спокойней и уверенней. Может быть, это разговоры о свадьбе сразу после кровавого зрелища вывели ее из себя?

— Твоя Фейруз? — подмигнул Ахтар, усаживаясь рядом с другом. — Чего это она убежала?

— Боится в тебя влюбиться — ты ведь, как солнце, взглянешь — и ослепнешь! — пошутил Джавед.

— Брось смеяться, а лучше позови ее и познакомь нас — давно пора. — Ахтар встал и оправил ширвани, готовясь удостоиться высокой чести.

— Фейруз! — крикнул Джавед. — Мой друг хотел бы с тобой познакомиться, выйди, пожалуйста.

Ответом ему было молчание, удивившее его еще больше. Фейруз всегда проявляла безукоризненную вежливость и внимание ко всем вокруг — почему же теперь она так дичится, обижая этим ни в чем не повинного Ахтара?

Но тот не собирался смиряться с ее нежеланием показаться ему. Он подумал немного, не нарушит ли приличий, и высказал убеждение, что сам сумеет представиться невесте своего друга.

— Добрый день, — приветствовал он ее, зайдя за дерево. — Я Ахтар Наваз, друг вашего Джаведа. Хотя не только друг, почти брат. Джавед спас мне жизнь, так что она принадлежит ему и будет предложена по необходимости. Может быть, вы все-таки захотите открыть свое лицо и познакомиться со мной, ведь все равно этого не миновать — скоро вы станете его женой, а значит, моей родственницей.

Фейруз вдруг рассмеялась и метнулась прочь от него. Она быстро обежала вокруг дерева и остановилась около Джаведа, по-прежнему придерживая шарф, скрывающий ее лицо.

— Как обидно, что вы так упрямы, — покачал головой Ахтар. — А ведь сейчас мог решиться исход нашего с Джаведом спора — чья девушка лучше. Он говорит, что вы куда прекрасней моей возлюбленной, хотя никогда ее не видел. Неужели вам не хочется выиграть для него пари?

— Фейруз, сними покрывало, чтобы он навсегда замолчал со своей неизвестной красавицей, — вмешался поэт. — Пусть хоть раз увидит, что такое настоящая красота! А то ему и сравнить-то не с чем!

Фейруз замерла, как будто колеблясь, что предпринять. Потом склонилась к Джаведу, что-то быстро пробормотала ему на ухо и, махнув на прощание рукой, побежала к машине, откуда уже неслись крики вдоволь налюбовавшихся процессией сестриц.

— Опять ни о чем не успели договориться! — с досадой проговорил Джавед. — Как теперь ее повидать?

— Ладно, что-нибудь придумаешь, — хлопнул его по плечу Ахтар. — Что она тебе прошептала?

— Сказала, что наш спор решится только тогда, когда твоя девушка встанет рядом и они одновременно поднимут парду.

— Ну что ж, она права, — улыбнулся Ахтар. — Хотя я-то знаю, кто останется победителем!