Целый вечер Джедда накачивался дешевым виски, сидя в одном из самых сомнительных заведений города. Сюда приходило всякое отребье — мелкие воры, не брезгующие снять с веревки поношенное дхоти, бродяги в живописных лохмотьях, покрытые пылью дальних дорог. Подгулявшие ремесленники, скрывающиеся от бдительного ока родственников, находили здесь внимательного собеседника, перед которым можно было излить наболевшую душу. Как правило, такие беседы заканчивались на ближайшем пустыре, и долго потом несчастный гуляка оглашал окрестности жалобными криками, безуспешно призывая полицию, — стражи порядка избегали заглядывать в кварталы трущоб. Так что вмиг протрезвевший ремесленник добирался потом до дома, стараясь не попасться на глаза людям, чтобы не пугать их своим неглиже.
— Вон, посмотри, — услышал Джедда краем уха разговор двух оборванцев, — видишь, сидит бритый с усами?
— Ну, — коротко буркнул его товарищ, не отличавшийся многословием и предпочитавший не тратить дорогое время на разговоры, чтобы не выдыхалась мутноватая арака.
— Раньше это был очень большой человек — держал в страхе полгорода. Все его боялись, он всегда ходил с целой шайкой отчаянных головорезов.
— А теперь?
— А теперь всех арестовали. Он один остался. Поговаривают, что полиция его тоже загребла, но потом отпустила — не станут же они своих сажать!
Немногословный оборванец понимающе хмыкнул, давая понять, что он тоже не любит предателей, променявших гордое имя вора на тайную службу в полиции.
Это было уже слишком. Джедда так сжал в руке стакан, что он лопнул. Стряхнув прилипшие к ладони осколки, он встал, подошел к бродягам и перевернул грубо сколоченный дощатый стол на злословящих, впечатав их в стену.
Хлопнув дверью, так что жалкая хибара чуть не обрушилась, Джедда вышел на улицу.
Никогда еще он не был так унижен! Какие-то жалкие бродяги осмеливаются шептаться в его присутствии! А ведь совсем недавно Джедда был уважаемым человеком, при упоминании его имени лавочники сами доставали из кассы засаленные рупии, выбирая для него бумажки поновее. Как теперь он подойдет к тому же мяснику, который еще недавно перепугался до смерти, встретив банду на улице. Пожалуй, воспрянувший мясник предложит ему вместо денег порцию вырезки, чтобы он набрался сил перед тем, как пойти на вокзал подносить чемоданы за жалкие пайсы!
Нет! Позор смывается только кровью! Сейчас или никогда! Он пойдет к дому обидчика и зарежет первого, кто выйдет оттуда!
Как взбесившийся слон, несся Джавед по улицам. Последнее унижение он испытал, когда пробегал мимо лавки мясника. Тот как раз вышел на ступеньки и чинно беседовал с почтенного вида покупателями. Уже удаляясь от лавки, бандит услышал сдавленный смех, раздавшийся ему вслед. Мясник что-то сказал своим собеседникам, и они потешались над некогда грозным разбойником, потерявшим свое былое величие.
Захлопнув папку с документами, Джахангир встал из-за рабочего стола. Пора ехать в офис, где его поджидали клиенты для совершения сделки, сулящей большие прибыли.
— Садитесь ужинать без меня, — бросил он Насемар.
После того как он увидел беззащитных детей, которым некому было помочь, кроме отца, что-то шевельнулось в его душе. Он понял, что нужен им. Деньги не заменят детям ни отца, ни мать. Они любили его бескорыстно, просто потому, что не могли не любить.
— Хорошо, Джахангир, — ответила жена.
Насемар знала — теперь он ее не обманывает. Женским чутьем она понимала, что между мужем и разлучницей произошел разрыв. Хоть и не по его желанию, но разрыв. Женщина надеялась на лучшее. Ради детей она готова была простить ему все.
Проводив мужа, она подошла к окну и стала глядеть на улицу. Вот Джахангир выходит из ворот — сегодня он решил пройтись пешком, чтобы восстановить некогда отличную спортивную форму. В последнее время он стал ощущать болезненное покалывание в сердце. Вот муж начал переходить через улицу… И тут Насемар с ужасом увидела, как из-за угла вывернулся огромного роста мужчина, подбежал к Джахангиру и что-то сделал. Похоже — толкнул его в спину. Но почему-то после этого толчка муж начал медленно оседать на землю и вдруг завалился на бок.
— Джахангир! — закричала женщина, будто муж мог ее услышать.
Несчастная бросилась вниз по лестнице. Шлейф черной полупрозрачной накидки развевался за ее спиной.
Выбежав на улицу, Насемар увидела Джахангира, корчащегося в пыли. Из-под него вытекала красная струйка крови.
Чуть поодаль валялся Джедда, схваченный подбежавшими слугами.
— Помогите! — захлебывалась криком женщина. — Вызовите кто-нибудь врача!
Она приложила к ране платок, мгновенно окрасившийся кровью. Джахангир тяжело дышал, прикрытые набухшими веками глаза были замутнены болью.
— Не волнуйся, — с трудом проговорил он. — Иди к детям.
Завывая сиреной, подъехала машина «Скорой помощи», чуть не врезавшись в толпу зевак. Выскочившие дюжие санитары быстро положили раненого на носилки и увезли.
Поправив золотые очки, важный седоусый доктор подошел к Насемар, ожидающей его на скамейке в больничном саду.
— Можете не волноваться, госпожа, — сказал он, посапывая от отдышки. — Жизнь его вне опасности.
— Правда?
— Да. Я сам обрабатывал его и говорю вам с уверенностью — господин Джахангир скоро встанет на ноги.
Сияющие глаза Насемар покрылись пеленой слез.
— Ну что вы, — успокаивал ее доктор. — Господин Джахангир даже говорил со мной и просил, чтобы я пропустил вас к нему.
— Он это сказал?
— Да. И хотя это не в правилах нашего лечебного учреждения, думаю, что ваша встреча будет способствовать скорейшему выздоровлению больного.
Насемар тихонько вошла в палату и сразу увидела мужа. Он лежал у открытого окна.
— Здравствуй! — проговорил раненый слабым голосом.
— Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Подойди ко мне, дай мне руку.
Женщина подошла к кровати, протянула ему узкую ладонь. Он пожал ее:
— Хорошо. Все будет хорошо…
Солнце палило немилосердно. Воздух был неподвижен и, казалось, перетекал над дорогой, как жидкое стекло. Ахтар Наваз шел по знакомой дороге и чем ближе подходил к знакомому особняку, тем медленнее становились его шаги.
Отбросив последние сомнения, Ахтар быстро поднялся по ступеням и вошел в дом.
Хусна сидела на краю фонтана, погрузившись в тягостное ожидание. Возлюбленный так долго не приходил к ней — каждая минута казалась ей вечностью. Но она готова была ждать его сколько угодно, всю жизнь.
Танцовщица вспомнила о том, что говорила ее мать — раз в сто лет на огромную алмазную гору, выше всех гор на Земле, прилетает крошечная птичка и чистит об нее клюв, и когда она сотрет алмазную гору до основания, пройдет одно мгновение вечности…
Ей пришлось ждать гораздо меньше. Танцовщица сразу заметила, какое отстраненное, чужое у него лицо, словно он пришел к постороннему человеку, чтобы покончить с неприятным делом. Она не ошиблась.
— Хусна!
— Здравствуйте! Вы давно не приходили, — заговорила она своим нежным, обезоруживающим голосом.
— Хусна, я влюбился в одну девушку.
Ахтар решил сказать сразу, чтобы не рубить по частям. Танцовщица слегка пошатнулась, словно ее ударили кинжалом в сердце, но устояла:
— Поздравляю!
— Сегодня я в последний раз пришел к тебе…
— То, что вы пришли, — большое счастье для меня, — вымолвила она, сияющими, полными любви глазами глядя на Ахтара.
— Больше я никогда не приду к тебе, — продолжал пытку безжалостный гость.
— Ваше счастье — это счастье Хусны!
— Каждый месяц я буду пришлась тебе двадцать тысяч рупий, — Ахтар все предварительно подсчитал.
— Господин! Хусна видела много денег, но никогда не встречала такого человека, как вы! Оставьте все сомнения, которые гнетут вас.
Мужчина был поражен таким благородством. Он даже растерялся, засуетился:
— Зачем вы отказываетесь от денег? Я от чистого сердца их предлагаю.
— Я знаю. Конечно, Хусна танцовщица, но и в ее груди бьется горячее сердце и она готова пожертвовать им ради любимого человека. Женитесь и ни о чем не думайте. Хусна совсем не обижается на своего возлюбленного. Да, и не забудьте позвать эту танцовщицу на свадьбу.
— Хусна, я никогда не забуду тебя!
— Быть может. В день свадьбы Хусна будет петь и танцевать для вас, и это будет ее последний танец.
— Хусна!
— Да!
Он ничего не смог больше сказать ей — сдавило горло. Молча повернувшись, Ахтар вышел.
— Дай Бог тебе счастья! — тихо сказала вслед ему Хусна.