ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Джавед с самого утра сидел в своем кабинете, не откликаясь даже на просьбы сестры погулять с ней в саду. Работать он не мог — горе не принесло с собой вдохновения. «Странно, — думал он, — что ни один из великих поэтов не был счастлив в любви, и все-таки они творили, рождая из боли и отчаяния волшебные звуки. А я только томлюсь и ворошу обрывки воспоминаний, не умея уловить то, что должно быть в любых переживаниях — мелодию страсти. Или это приходит позже, когда оседает тоска и остается только печаль и мудрость?»

Мариам тоже не находила себе места. Ее не радовало даже легко полученное от брата позволение продолжать образование в Лакхнаусском университете — возможность, которой могла воспользоваться не каждая благородная мусульманка их города. В другое время она была бы на седьмом небе от счастья, а теперь охотно просидела бы год в парде на женской половине, если бы ее брат хоть раз улыбнулся и стал на минуту прежним веселым Джаведом.

«И как только мог решиться он на эту немыслимую авантюру!» — без конца сокрушалась Мариам. Если бы она раньше что-нибудь узнала, то сумела бы остановить брата. Дело даже не в предательстве Ахтара, хотя предположить такое заранее ей бы и в голову не пришло. Но пойти на грех, совершить обман перед Богом — она не позволила бы Джаведу натворить все это, даже если бы ей пришлось рискнуть его братской привязанностью. Нет ничего странного, что все закончилось так печально и для него, и для Фейруз. Мариам была уверена, что и Ахтар поплатится за то, что сделал, это только вопрос времени.

Что бы там ни было, а теперь Джаведу надо научиться жить со своим горем, смириться с ним и найти в себе силы для продолжения избранного пути. Мариам пыталась помочь ему, как умела: подсовывая книги, которые ему нравились раньше, приводя в гости приятных ему людей, предлагая путешествия, развлечения, стараясь доставить маленькие радости: готовя любимые блюда, украшая его комнату цветами, играя на рояле пьесы, от которых он всегда получал удовольствие. Но у нее ровным счетом ничего не выходило: он не хотел читать, не выходил к гостям, почти ничего не ел и совсем не замечал ее стараний, все время занятый своими невеселыми мыслями.

«Может быть, новая любовь вытеснит из его души призрак Фейруз? — иногда размышляла сестра. — Но как впустить ее в его сердце, когда он даже не видит ничего вокруг. И есть ли вообще в этой выжженной пустыне хоть какие-нибудь ростки жизни?»

Мариам стояла в саду под деревом и смотрела на окно брата, надеясь, что он появится и можно будет еще раз пригласить его спуститься и присоединиться к ней, когда мимо девушки прошла по дорожке к дому чуть покачивающаяся мужская фигура. Мариам не поверила своим глазам, но широкая спина и коротко остриженный затылок мужчины были ей слишком хорошо знакомы. В их дом пожаловал бывший друг, господин Ахтар Наваз. И еще — он был пьян, и это казалось даже более абсурдным, чем сам факт его визита.

Девушка, не колеблясь, последовала за ним. С нее хватит неведения, из-за которого ее брат попал в тупик! Она должна знать обо всем, что с ним происходит, это не только право, но и долг сестры.

— Господин Джавед Сафдар! Разрешите вас побеспокоить! — кричал гость на весь дом. — Где же вы прячетесь?

Мариам крадучись шла за ним по галерее, опасаясь не столько того, что ее увидит Наваз, сколько реакции брата на ее присутствие.

— Я здесь, — Джавед вышел из кабинета и остановился у дверей, внимательно вглядываясь в пришедшего.

— Что, не узнаешь? — усмехнувшись, спросил Ахтар.

Джавед молча отступил, пропуская его в комнату.

— Я вот… Решил выпить, — Наваз достал из кармана небольшую плоскую бутылку с виски. — Впервые в жизни, но, видно, не в последний раз. Теперь я понимаю того, кого всю жизнь считал безумцем — своего отца.

— Что ж, тебе повезло, — покачал головой Джавед. — Редко кому из нас удается понять своих родителей.

— Да, мне повезло, — согласился гость. — И знаешь благодаря кому? Исключительно тебе! Ты подарил мне свою Фейруз. И кое-что в придачу.

— Что же это «кое-что»? — поинтересовался Джавед, глядя, как Ахтар, приложившись к горлышку, тянет виски.

— Думаешь, нечистую совесть, да? Нет! Сознание своего предательства? Нет! Раскаяние? Тоже нет! Ты подарил мне счастье, понял? — закричал Ахтар, с ненавистью глядя на Джаведа. — Я счастлив, а пью, потому что боюсь утонуть в своем счастье.

Он сделал шаг к креслу, но внезапно потерял равновесие и повалился на пол, стукнувшись головой о край стола. Хозяин бросился к гостю, чтобы помочь ему встать, но Ахтар со злостью оттолкнул его руку.

— А ты, ты не хочешь выпить? — спросил он, поднимаясь. — Забудешь обо всем, мир станет таким, как прежде… Или не станет, — неожиданно заключил он.

Его бутылка оказалась у самого рта Джаведа, и слабая струйка полилась на рубашку, оставляя змеиный след на белом полотне. Тот вырвал бутылку и запустил ею в стену. Со звоном посыпали осколки, заставив бессмысленную физиономию Ахтара расстроенно вытянуться.

— Ничего, это не беда, — утешил он себя. — Виски это не молитва. Его я вполне могу себе позволить, ведь оно продается. Сейчас же и пойду!

Он сразу повернулся к двери и заторопился прочь, натыкаясь на все, что попадалось ему на пути.

Джавед все еще стоял и смотрел на то место, где только что был его гость, когда в комнату вошла сестра. Она молча направилась к стене и принялась собирать осколки.

— Он не дойдет до дома в таком состоянии, — глухо произнесла наконец Мариам, видя, что брат по-прежнему не двигается с места.

— Я не нянька Ахтар Навазу! — закричал на нее Джавед, как будто радуясь возможности выплеснуть горечь, оставленную этой встречей.

— Да, да, мой дорогой, я знаю, — нежно сказала сестра.

Джавед хотел еще что-то добавить, но осекся и, стукнув кулаком по столу, бросился из кабинета.

Уже совсем стемнело, когда к дому Хусны, на котором теперь висела табличка «Продается», подошел знакомый привратнику человек.

— Господин Ахтар? — удивился старик, глядя, как тот лихо опрокидывает себе в рот большую бутыль с вином. — Вы пьете?

— Именно! Именно так! Выпей-ка и ты! — Ахтар щедро протянул ему вино, стараясь поделиться со всеми удовольствием забыть о реальном мире.

Однако старик брезгливо оттолкнул его руку.

— Ну, как знаешь, — смирился Наваз и решительно зашагал к лестнице, ведущей в жилище танцовщицы.

— Эй, куда вы идете? — крикнул ему вслед привратник.

— К своей Хусне, — улыбнулся Ахтар.

— Но… Хусны нет здесь больше, — растерялся старик.

— Только не для меня! — Ахтар пошарил в кармане и вытащил подаренный когда-то ключ, которым ему ни разу не пришлось воспользоваться. — Сегодня она станет моей, — поделился он со стариком. — Или я — ее. Я что-то запутался…

Привратник махнул рукой, понимая, что остановить Ахтара ему все равно не удастся, но все-таки крикнул ему в спину:

— Боюсь, что входить туда опасно — по ночам из дома слышится музыка.

Однако увидев, что господин уже вошел в дверь, старик предпочел делиться остальными своими наблюдениями с собакой, свернувшейся у его ног.

— Конечно, Яки, чего еще можно ожидать от дома, хозяйка которого покончила с собой? Эх, наша бедная райская птичка! Все ей хотелось выпорхнуть из клетки, да только удалось это или нет — один Бог знает.


Ахтар шел по темному залу, пытаясь нащупать выключатель, но это ему никак не удавалось.

— Хусна! Где ты? — закричал он. — И почему так темно?

Из дальнего угла послышались тихие звуки ситары, и он пошел на них, узнавая мелодию песни, которую она ему пела когда-то:

Когда к губам твоим с любовным поцелуем прикоснется смерть…

— Включи свет, Хусна, я не вижу тебя, — попросил он, и сейчас же все вокруг осветилось голубоватым сиянием.

Хусна в серебристом платье шла к нему с ситарой в руках. На груди у нее ослепительно сверкал круглый медальон.

— Какая ты бледная, — поразился Ахтар. — Все грустишь? Ничего, это уже позади. Теперь тебе станет веселее, вот увидишь!

Он потянулся, чтобы коснуться ее щеки, но женщина внезапно отпрянула, так что пальцы Ахтара ощутили лишь воздух.

— Хусна, я пришел к тебе, чтобы слушать твои песни, видеть танцы, любоваться тобой и…

— Хусна больше не танцует и не поет, — перебила его она. — С этим покончено.

— Почему? — поразился Ахтар. — Ты сердишься на меня за то, что я пьян?

— Потому что Хусна оставила этот мир, — объяснила женщина.

— Забудь об этом, дорогая, — махнул рукой Наваз. — Я сделаю твой мир прекрасным. Снова заиграет музыка, зазвенят твои браслеты…

— Поздно, — покачала Хусна головой. — Все уже кончено.

— Ер-рунда! — возмутился Ахтар. — Ты будешь моей…

Он протянул руки, чтобы обнять ее, не выпуская при этом бутылку, но женщина отступила назад, и у него опять ничего не вышло.

— Ну, Хусна! — жалобно протянул он, как обиженный мальчик.

— Когда-то вы пришли сюда, чтобы спасти семью сестры, — сурово ответила танцовщица. — А сегодня вы здесь, чтобы разрушить счастье своей семьи. Я не желаю этого видеть. Уходите и… берегите свой брак с женщиной, которую любите.

— Да что это за любовь? — закричал он, бросая наконец свою бутылку и сжав голову руками. — Это не любовь, это сплошная боль, низость, предательство. Она не любит меня, я ей не нужен. Ты, ты мое спасение, Хусна. Дай мне руку, пойдем со мной, ты нужна мне!

Он подошел к ней совсем близко и попытался взять ее ладонь, но это никак ему не удавалось. Казалось, его руки проникали сквозь ее тело, не задевая ничего в пространстве.

— Что это, Хусна? Я схожу с ума?

— Ахтар, с кем ты разговариваешь? — раздался сзади голос Джаведа. — Пойдем-ка отсюда.

— Ты не хочешь поздороваться с Хусной? — обернулся к нему Наваз. — Я требую к ней уважения.

— У тебя уже видения? Хусна умерла две недели назад, в день твоей свадьбы! — раздраженно ответил Джавед, увлекая его за собой к двери.

— Хусна, что он говорит? — закричал Наваз. — Ты умерла? Скажи же ему, что он ошибся…

Однако женщина в серебристом платье молча шла за ним, не произнося ни слова. Ее образ постепенно таял, наполняя темноту серебром наряда, пока наконец совсем не слился с мерцающими сумерками.

— Хусна, что это? — шептал Ахтар. — Я, наверное, совсем пьян. Джавед, куда ты меня ведешь?

— Куда? К твоей жене! — усмехнулся тот, взваливая на плечи тяжелое тело друга.

— К моей жене? Ха-ха-ха! Ты хочешь сказать, к своей любимой? — пробовал возмущаться, вися вниз головой, Ахтар. — Я не желаю! Я не хочу, чтобы ты… Я не хочу…


Поднимаясь по лестнице со своей ношей на плечах, Джавед увидел Фейруз, выбежавшую ему навстречу. Он понял, что она готова броситься к нему, но взглядом приказал ей не приближаться и пошел в спальню. Там он свалил на шелковое покрывало сладко храпящего Ахтара, снял с него туфли и обернулся к застывшей в дверях Фейруз:

— Позаботься о моем друге — я вручаю тебе его жизнь и счастье.

Фейруз подняла на него полные слез глаза.

— Ты мне уже вручал однажды жизнь и счастье, Джавед, — тихо сказала она. — Твою жизнь и твое счастье. И я приняло и то, и другое. Как же мне принять эти?

Он молчал, не зная, что ей ответить и не решаясь поднять взгляд.

— Не молчи, Джавед, скажи, как мне жить дальше? — взмолилась девушка.

— Чем я могу тебе помочь, Фейруз? Тем, что сам страдаю? Убить его? Что мне делать, чтобы спасти тебя, дорогая? Я готов на все, но не знаю, где искать выход, — развел руками юноша. — Похоже, его вообще не существует для нас. Все! Все кончено, и мы попались в силки, как доверчивые фазаны. Кто только не охотился на нас: твой отец с его тщеславным упрямством, твой брат, мой друг с его предательством! Их много, и у них есть против нас оружие! А мы… Я виноват перед тобой, прости меня, если сможешь. А теперь я уйду, и на этот раз — навсегда.

Он быстро выбежал из спальни, стараясь даже случайно не коснуться ее взглядом, потому что, кто знает, что случилось бы с ним, если бы Джавед увидел, как, теряя сознание, медленно сползает на ковер та, которая давно уже стала его любовью, светом и жизнью.

Загрузка...