Встреча влюбленных

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Посередине улицы, наводненной вело- и моторикшами, двигались двухколесные повозки — тонги, запряженные выносливыми быками породы малви, которых часто используют для пахоты и подъема воды из колодца с помощью чигирей. Эти животные очень хорошо переносят жару и засуху.

Берджу шел в густой толпе, ловко перешагивая через ноги людей, сидевших на земле, мимо жаровен, на которых в масле шипели лепешки, коржики и румяные шарики из пресного теста… Мальчики-зазывалы оглушительно кричали в рупор. Артист увидел коллег, уличных фокусников…

Бахадур, виляя пушистым хвостом, высунув язык, мирно шествовал рядом со своим хозяином и другом.

Продавец литографий, которые очень понравились Берджу, громко объяснял собравшимся смысл изображенного.

— Вот тут, видите, — говорил он, — показано, как великие Пандавы выигрывают на состязании женихов руку красавицы Драупади. Вы знаете, кто такие были Пандавы?

— Да, да, конечно, знаю. Мне очень нравится эта картина, я ее возьму, — отвечал покупатель, суетясь.

Берджу вообразил эту картину в своей хижине.

«Дети были бы очень рады, да и Анита тоже! Но увы!..» — вздохнул бедняга.

— А на той нарисован бог Вишну. Он всегда боролся за правду и если видел, что на земле воцаряется зло, то возрождался среди людей в виде разных аватар. А известно ли вам, что значит «аватара»?

— Да, конечно. Расскажите, пожалуйста, какие аватары изображены здесь?

Берджу прекрасно знал множество пуран — сборников мифов, поэтому для него все было ясно. И он шептал про себя стихи, обращенные к Раме, как аватаре — воплощению бога Вишну.

— Это первая аватара — рыба, — охотно стал объяснять продавец, указывая на картину, где из ярко-синей пучины вод вертикально поднималась рыба и из ее широко раскрытого рта выходил Вишну — круглолицый, улыбающийся, с большими ясными глазами, нарядно одетый и украшенный гирляндами цветов и драгоценностей.

— А вот здесь — Вишну в виде черепахи. Он спас все то, что утратили люди в дни потопа. Он всегда делал так много добра! — воскликнул продавец, сверкнув оживленными глазами…

«Прошло несколько тысячелетий со дня потопа, когда Вишну спас жизнь на земле, но на ней так много несправедливости. А несправедливость все же ущербна. Она мертвой хваткой держится за добро, она питается им. Неужели добро поддерживает жизнь зла?.. Зачем?» — такие мысли роились в голове Берджу, который находился под впечатлением увиденного.

Его привлекали наивность и чистота литографий, их красота и яркость. И артисту захотелось изобразить эту чистоту и наивность еще ярче и выразительнее в своих выступлениях. Он погладил Бахадура по ушам и направился на другую сторону улицы. До его слуха донеслась фраза, сказанная продавцом: «Сейчас я заверну. Спасибо! А знаете, скоро придет час, когда Вишну снова появится на земле. Он будет в образе всадника на белом коне и опять избавит мир от зла… Слишком уж много повсюду зла, слишком много!..»

Проверив, на месте ли продовольственные карточки, только что полученные им, Берджу вошел во двор своего дома. Бахадур, увидев Бету, ласково «произнес» несколько «фраз» на своем собачьем языке, подбежал к нему и стал лизать мальчика в подбородок.

Анита наводила в доме чистоту и порядок.

— Боже мой! Какая грязь! А пыли-то, пыли! Да вы хоть когда-нибудь убирались? — спросила она Алаку, которая помогала ей.

— Убирались, — ответила та, комкая в руках тряпку. — В прошлом месяце папа вытирал пыль.

Женщина погладила девочку по аккуратно причесанной головке, понимающе улыбнулась и сказала:

— Почаще надо!

— Я говорила папе. Но нам все некогда. Репетиции, выступления, рынок… и все такое, — не по-детски серьезно объясняла та.

— Надо, дочка, при любых обстоятельствах находить время для уборки жилища. Чистота — залог здоровья. Ясно?

— Ясно, мама! — кивнула Алака и принялась старательно вытирать пыль влажной тряпкой.

Анита пошла на кухню. Послышался звон посуды.

— Отец! — тихо позвал Бету из-за угла хижины. — Подойди, пожалуйста. Есть новость! — таинственно проговорил он, но это не удалось скрыть от Алаки, которая стояла у открытого окна и все слышала. Она выбежала во двор, веселая и раскрасневшаяся.

— Папа, а мы с мамой убираемся в доме!

— Вот и хорошо! И ты помогаешь ей?

— Да!

— Умница… — похвалил отец дочурку и, посмотрев на сына, негромко сказал: — Ну, выкладывай, что там у тебя, уж очень загадочно блестят твои глаза.

— Тот дядя приходил! — шепотом сообщил ему Бету.

— Что такое? Какой «дядя»? — не понял Берджу.

— Мама вернула ему брачное ожерелье.

— Кому? — все еще недоумевал артист.

В это время Бету позвала мать.

— Я здесь, мама! — как ни в чем не бывало, отозвался он. — Приходил тот человек, с которым ты подрался! — более внятно объяснил Бету.

Берджу почесал затылок, посмотрел по сторонам и задумчиво спросил:

— А зачем он приходил?

— Он хотел увезти маму с собой! — выпалила Алака. — А она не пошла! — гордо подчеркнула девочка.

— Да как он посмел явиться? — сжав кулаки, вскрикнул артист.

— Тише, тише! — оглядываясь, попросил Бету и приложил к губам указательный палец. — Он говорил, что очень тоскует и жить без нее не может и попросил ее вернуться назад.

— Она отказалась и выгнала дядю и тетю! — проинформировал домашний «осведомитель» — Алака.

— Хорошо! — нахмурился Берджу. — Я все выясню.

— С кем вы там шепчетесь? — донеслось из дома. — Кто здесь? Сейчас посмотрю! — Анита вышла во двор и повернула за угол. Перед ней стояли дети и Берджу, словно пойманные с поличным воришки.

— И ты здесь? — улыбнулась она, чтобы снять напряжение.

— Да, представь, — промямлил тот.

— А что ты здесь делаешь? — лукаво спросила Анита.

— Ну, понимаешь, я… хотел узнать, что за люди… — заикался артист.

— Какие еще люди? — перебила его женщина. — У нас продукты кончаются, а тебе все равно. Надо сегодня же отоварить все карточки.

— Не волнуйтесь по пустякам, госпожа! — с облегчением ответил Берджу. — Я сейчас же, мигом! Вот так! Ко мне, Бахадур! — скомандовал он и хотел было пуститься в дорогу, но увидел, что путь отрезан: перед ним стояли Бету и Алака и хитро смотрели на него, спрятав руки за спину.

— Отец! Лучше мы сходим в магазин! — дуэтом предложили они.

— Вы? — удивился он.

— Отец, мне кажется, сейчас очень удобный случай, — скороговоркой произнес смышленый Бету, как будто опасаясь, что его смелость может иссякнуть.

— Чтобы подойти и взять маму за руку! — закончила сестра его мысль. Эта малышка не уступала своему братцу в проницательности и тонком понимании психологических нюансов.

— Подойди к ней! Подойди! — подбадривал и вместе с тем настаивал Бету, вселяя в отца уверенность.

Берджу был благодарен своим заботливым и понимающим детям.

«Что бы я делал без них?» — подумал он и, не сказав ни слова, решительно вошел в хижину.

«Внимай полезной речи, пусть она исходит от ребенка; не слушай дурных речей, пусть они исходят от старика».

Медленной походкой влюбленный подошел к Аните, которая как бы почувствовав решимость, исходившую от приближавшегося к ней высокого и статного мужчины, заволновалась, бросила тряпку и принялась вытирать полотенцем руки. Берджу мягко дотронулся до ее плеча. Она, не оборачиваясь к нему, опустила голову… А он, сам не понимая, откуда у него появилось столько храбрости, заговорил нежно и страстно:

— Я люблю тебя больше всего на свете, я не могу больше жить без тебя, я умру, если потеряю тебя! — частил он, произнося слова влюбленных, которые всегда банальны и тем не менее вечны, как сама любовь. Не дожидаясь ее реакции на свои слова, он, как нашаливший подросток, выскочил из дома вне себя от радости.

Через несколько минут Берджу вернулся, сияющий. У него на глазах стояли слезы, слезы таинственного восторга, слезы его любящей и чистой души. Он снова подошел к Аните и услышал ее неровное дыхание. Ее черные глаза, как зеркало, отражали все, что переживал Берджу. Ему стало весело и немного страшновато. Радость томительно разливалась в нем, и он громко запел, мягко пританцовывая:

Анита, оживленная и сияющая, как Бенгальский залив весенним утром, кружилась в танце рядом с Берджу. Только им, этим счастливым влюбленным, было известно, как помогает древнее искусство пения и танца совершить великую тайну признания.

Он взял ее за руку.

— Анита, будьте моей женой… если…

Она резко обернулась к нему и поглядела на Берджу широко раскрытыми глазами, в которых комедиант увидел то, чего нельзя высказать никакими словами. Ему показалось, что они одни во всей Вселенной, во всем мире…

Спустя неделю в храме Вишну, у священного огня совершался обряд бракосочетания Аниты и Берджу.

Брахман, провозглашая мантры, бросал в огонь масло гхи и лепестки роз. Жених надел на шею невесты обручальное ожерелье — мангаль-сутру, которое представляло собой нитку черных и золотых бусинок. Бету омыл ноги новобрачных водой, налитой в небольшой металлический таз.

На Аните сияло великолепное красное сари, к краю которого был привязан белый шарф, перекинутый через шею Берджу. Жених и невеста обошли семь раз вокруг священного огня…

Брачный пир, на который собралось много друзей Берджу, был устроен в соседней деревне, у дяди Виджая, где не так давно артист и его сын Бету слушали стихи и песни крестьян под ритмическое постукивание барабанов после уборки урожая риса.

Здесь был и Манни, торговец фруктами, любимец Божанди, и мясник из касты паси — человек, глубоко уважаемый Бахадуром, а также ремесленники, кожевники из касты чамар. Веселилась вся деревня — отовсюду слышались песни: это крестьяне разделяли радость новобрачных.

— Наконец-то наш великий артист, — сказал дядя Виджай, покачиваясь с чашкой чараса в руке, — женился! Его дети обрели добрую мать, а наш Берджу — прекрасную супругу. Да хранит вас бог Кришна — аватара Вишну, дорогие мои! Я прошу выпить за здоровье молодых!

Шум, музыка, веселые голоса, стук барабанов не затихали до утра…

На третий день после свадьбы, на базарной площади, окаймленной тенистыми пальмами, семья Берджу дала представление для всей деревни. А потом целую ночь, ясную и теплую, все гуляли и наслаждались радостью общения, забывая все на свете беды и горести.

Бахадур чутко и верно охранял порядок. Его аппетит был удовлетворен по заслугам. Божанди шалила больше, чем обычно. Дядя Манни, хватив лишнего, уснул на табурете, прислонившись к стене. На коленях у него, свернувшись калачиком, дремала Божанди, утомленная бесконечным весельем…

Автобус, медленно перевалив через мост, помчался по проспекту Виктория. Анита сидела на переднем сидении, окруженная плотной стеной пассажиров. Было душно и жарко. Она ехала в кинотеатр «Эрос», где ее ждала многочисленная публика. Афиши были расклеены уже давно, а билеты — все проданы. Как всегда перед выступлением, сердце ее замирало. Все домочадцы, кроме мужа, который не смог присутствовать на выступлении, ехали с ней.

— Смотри, Бахадур, охраняй нашу великую артистку! Не спускай с нее глаз! — приказал Берджу, провожая их.

Автобус остановился перед железнодорожным переездом. Наконец шлагбаум, мерцая красным глазом, медленно пошел вверх. Анита услышала удаляющийся грохот товарного состава, и ей сдавило грудь. Свет прожектора ослепил глаза. Она прикрыла их. Голова закружилась, и ее стало подташнивать.

«Не здесь ли я упала тогда на рельсы?» — с ужасом подумала она и ценой неимоверных усилий отогнала эти жуткие воспоминания. Вскоре ей стало легче. Она пришла в себя. Захотелось пить.

Они выехали на Гарден-роуд и остановились недалеко от «Эроса». Вышли почти все пассажиры автобуса, которые приехали на выступление Аниты. Дети и четвероногие спутники артистки не в меру разгалделись, и она принялась успокаивать их:

— Тише, тише, дети! Не дай бог, меня узнают. Шуму не оберешься! — и она ласково погладила их по волосам. — Стойте здесь, а я пойду, выпью воды.

— Божанди, ко мне! — скомандовал Бету, и священный хануман ловко очутился у него на плече. — А ты, Бахадур, жди нас у той палатки! — и он указал, куда ему следует идти. — Держи! — развернув бумажный пакет, Бету вручил верному псу его любимое лакомство — баранье ребро.

Бахадур, сжав челюстями подарок, отправился к палатке в сел на задние лапы, предусмотрительно прижав свой ужин левой передней. Божанди махнула ему кистью правой руки с оттопыренным хватательным пальцем, издав победный крик. Она гордо взгромоздилась на плечо Бету, который скрылся с ней в дверном проеме кинотеатра.

«Хорошо быть священным животным, особенно хануманом! — думал с грустью Бахадур, извлекая из-под лапы кость, — везде им дорога, даже в этот шумный сарай».

Решив во что бы то ни стало заработать денег на учебу Бету, Анита возобновила выступления.

— Бету может сразу пойти в четвертый класс! — как-то сказал Берджу, — читать и писать он умеет. Много знает по истории, географии, фольклору… и математик он у нас неплохой! Считает не хуже любого банкира! Так ведь, Бету? — и он, похлопав сына по плечу, весело засмеялся.

— Конечно, отец! Я мог бы и в пятый сразу!..

— Нет, Бету, не надо торопиться! Лучше в четвертый! А то ты сразу слишком далеко уйдешь от меня! — серьезно посоветовала ему Алака. — Я ведь только через год пойду в школу, да, мама? — она подняла свои милые глазки на Аниту. Ее круглое личико, обрамленное кудряшками, светилось.

— Конечно, доченька! — Анита, охваченная нежным материнским чувством, обняла и прижала к себе девочку, не ведая о том, что это — ее родная дочь, которую она выносила во чреве своем…

Берджу взглянул на жену и Алаку и невольно вздрогнул: они показались ему похожими друг на друга, как две капли воды…

«Что это со мной? — подумал он. — Что за бред?» — и быстро вышел из комнаты.

Процветает та семья, где счастлива женщина, — гласит народная мудрость.

Легкая пелена счастья, как предутренний туман, подсвеченный розоватыми лучами восходящего солнца, окутала бедную хижину уличного комедианта.

Анита была прекрасной хозяйкой. Все домашние слушались ее беспрекословно. Любовь объединяла их. Счастье Аниты становилось все более ощутимым и полным. Но временами молодую женщину вновь охватывало беспокойство. Память больно стучалась в ее усыпленное сознание. И она делала над собой неимоверные усилия, чтобы припомнить то место, где бросилась под поезд… и где оставила ребенка.

«Подобрал ли ее кто-нибудь? Или она умерла?! Бедное мое дитя!» — думала несчастная мать, и ее глаза наполнялись горькими слезами, а сердце все более и более противилось великому врачевателю — времени. Вопреки логике и обстоятельствам, она никак не могла забыть дочурку и всего, что с ней произошло… Снова и снова вспоминала Анита все три попытки своего самоубийства, от которых ее спасало лишь провидение.

«Зачем?» — возникал в ее голове безумный вопрос, который она резко отгоняла прочь.

«Чего мне еще желать? У меня есть дети. Господь отобрал у меня родную дочь, но воздал сторицею, послав мужа, сына и дочь. Пусть у женщины нет украшений, муж — лучшее ее украшение», — размышляла она, тщетно стараясь уснуть лунными ночами, и лишь ненадолго забываясь тяжелым сном после ухода ночного светила.

Она вставала раньше всех, до восхода солнца, когда было еще прохладно, обессиленная бессонницей, и изо всех сил старалась, чтобы этого не заметили домочадцы. Она пила кофе, умывалась холодной водой и делала легкие упражнения. Берджу и дети заставали ее уже бодрой и свежей, когда она лучшим малабарским сандалом ставила себе на лоб тику — кастовый знак и украшение всякой индийской женщины, говорящий о том, что ее утренний туалет закончен.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Мама! Мама! Что с тобой?! — испуганно закричал Бету. — Успокойся, мама! Мы с тобой!

— Ничего, ничего! — глухо ответила Анита, очнувшись от тяжелого сновидения и как-то странно вращая глазами. Она прижала детей к себе. Их сердца трепетали, переговариваясь друг с другом на языке, понятном только им одним.

Аните привиделось, будто кирпан, сверкнув в руке бандита, рассек Берджу голову.

— А где отец? — спросила она, немного успокоившись.

— Я здесь, Анита. Что с тобой? — он подошел и сел рядом.

— Берджу, нам надо поговорить. Вчера, по дороге в кинотеатр «Эрос», мы проезжали железнодорожный переезд. Это в том месте, где проспект Виктория переходит в Гарден-роуд.

— Да, там переезд и есть шлагбаум! — спокойно ответил ей муж.

— Скажи, Алака и Бету твои?..

— Анита, милая, давай поговорим об этом потом, — мягко перебил Берджу неприятный для него вопрос, — а сейчас надо спать! — минуту он постоял, как бы раздумывая, и, махнув рукой, сказал: — Хотя что скрывать? Пусть они сами скажут.

— Отец! — бойко отозвался Бету. — Ты нам родной, другого мы не знаем.

— Да, папа, ты наш отец! — прозвенел голосок Алаки.

— А ты наша родная мать! — хором воскликнули дети и прижались к Аните.

— Идиллия и только! — улыбнулся Берджу. — Как в лучших спектаклях средневековья!

— Дорогой! — обняла Анита мужа. — Чтобы между нами не было недомолвок, я хочу выяснить одну загадку, от которой все время мучаюсь.

— Пойдем, полюбуемся луной! Бахадур, ко мне! — скомандовал отец семейства. — А вы, дети, спать! — И супруги вышли во двор, залитый лунным светом.

Откуда-то доносились чарующие звуки флейты. Было очень жарко, и многие жители поселка спали на крышах своих домов.

— Ты был когда-нибудь в Матхуре, Берджу? — вдруг спросила Анита.

— Никогда не был, но мечтаю об этом.

— Давай поедем туда в день рождения Кришны и устроим большой спектакль всей нашей семьей?

— Конечно, милая, я согласен! Это будет в августе. Матхура — город Кришны — возлюбленного богинь и смертных женщин; Кришны-Леля, созывавшего пастушек на пляски и игры под луной звуками своей флейты; Кришны — мудрого правителя, вошедшего в «Махабхарату» в качестве одного из главных ее персонажей.

— О, Берджу! Ты у меня — великий знаток Индии и ее культуры! Ты — великий волшебник!

— И бедный комедиант! — вставил он.

Бахадур, положив голову на передние лапы, слушал мирный разговор своего великого хозяина и его помощницы, главной правительницы дома. С тех пор, как появилась эта женщина, желудок Бахадура никогда не испытывал лишений, отчего шерсть его теперь блестела, как парчовый халат раджи.

— Анита, отчего ты спросила меня о железнодорожном переезде на Гарден-роуд и о том, родные ли мне Бету и Алака? Разве между этим есть какая-то связь?

— Так они родные тебе? А кто их мать? Кто выносил их под сердцем своим? А?

— Видишь ли, — Берджу подошел к жене и взял ее за плечо, — Бету — подкидыш! Я жил один. Вернее, со мной были обезьянка-хануман и Бахадур и больше никого на свете. Я и сам рано остался сиротой. Однажды я шел по улице. Было темно, но в лунном свете я увидел младенца, который лежал на тротуаре, завернутый в пеленку. Я, не раздумывая, забрал его и стал растить и воспитывать. Ты была свидетельницей и того, как я хотел отдать ему чужим, но богатым людям ради его же блага! Но ты знаешь, что из этого вышло. Нет! Больше я никому не отдам моего мальчика! Может быть, ты задумала что-нибудь насчет Алаки? — встревожился он.

— Нет, нет, дорогой! Что ты придумал! Это исключено! Кто же отдает своих детей?! — она осеклась и внимательно посмотрела на спокойное лицо своего супруга, освещенное луной.

— А теперь, Анита, послушай историю Алаки. Однажды, в сезон дождей, четыре с лишним года назад, мы с Бахадуром брели по дороге. За спиной у меня мок под дождем Бету, на правом плече — Божанди. Барабан неприятно ударял меня по бедру при каждом шаге. Бахадур тащил узел с канатом, флейтой и кольцом. Мы ужасно устали и проголодались и потому плелись очень медленно. Какие там выступления в сезон дождей! Мы были на Кроуфордском рынке, прошли мимо Ипподрома, потом по Гарден-роуд приблизились к тому самому переезду, о котором ты мне говорила. И вдруг Божанди и Бахадур обнаружили в контейнере для мусора плачущего младенца. Обезьянка прижала его к себе и не хотела ни за что выпускать из рук. Я молился, чтобы Всевышний освободил меня от нового испытания, говорил, что не подряжался подбирать всех подкидышей, приказывал своим питомцам положить «находку» на место, но они упрямо не подчинялись моим командам. Я не был уверен, что смогу прокормить еще одного ребенка. Тот день, когда это случилось, запомнился мне навсегда…

— Когда это было? — отрывисто спросила Анита.

— Сезон дождей — барсат — длится с июля по сентябрь. Так это было десятого сентября. Это я знаю точно! Хоть ночью разбуди — отвечу. Так вот, Бахадур, подлец, схватил меня за штанину, когда я хотел уйти, и чуть не разорвал ее, не выпуская из пасти. Последние мои штаны! Представляешь, как он с ними обошелся?! А хануман так прижимала ребенка, словно собиралась тут же кормить его своей грудью. Я подошел и посмотрел на младенца. Он был весь мокрый и, конечно, продрог. А уж как он кричал! И мое сердце не выдержало: я взял его, несмотря на то, что нам и самим порой совершенно нечего было есть. И горсти риса не бывало иногда в нашей лачуге. Но Бог дал, все пережили. Видишь, какая растет красавица?! Каков у нее голосок, грация?! Алака, моя дочурка, обещает быть чудесной девушкой, не правда ли?! — гордо закончил он свой рассказ и вздохнул. Потом Берджу с любопытством посмотрел на Аниту. Она напоминала ему богиню Сарасвати, всю в лунных лучах. Не хватало только лютни. — Она будет такой, как ты, Анита! Такой же красивой, умной и прекрасной, как богиня! — добавил он.

— Боже мой! Берджу! — тревожно и радостно воскликнула Анита, словно первооткрыватель, увидевший землю среди пустынных вод.

— Что такое? О чем ты, дорогая? — захлопал тот глазами, ничего не понимая.

— О том, что Алака — моя дочь!

— В этом никто не сомневается! — успокоил ее фокусник будничным тоном.

— Нет, нет! Ты не понял! — Анита порывисто схватила мужа за руку и притянула к себе. Они сели на скамейку рядом с клумбой тюльпанов. — Алака — моя дочь!

— В каком смысле? — переспросил растерявшийся Берджу.

— В том смысле, что я родила ее…

Артист застыл, как изваяние языческого божества. На языке у него вертелся вопрос, который он не смел произнести. Кое-как справившись со своим замешательством, он еле слышно выдавил из себя:

— Ты?! Как же так?!

— Когда родился ребенок, я решила снова вернуться к Авенашу, но он не признал его своим и снова выгнал нас вон, прямо под дождь. Этому всячески способствовала свекровь. И все по той же причине: оттого, что я осталась без наследства, так как мой отец разорился. Деньги оказались для них священней самой жизни на земле, как говорится, волосы дороже головы!.. Напоследок они оскорбили меня такими страшными словами, что и повторять не хочется, заодно облив грязью и мою невинную девочку… Я ведь даже не успела дать ей имени…

— Алакой ее назвал Бету, — вставил Берджу.

— Они выгнали нас в дождь, на улицу без всяких средств к существованию! Они убийцы! И должны понести наказание! Моя дочь отомстит за себя и за меня!

— Господь накажет этих негодяев! Я уверен! — грозно вторил Аните муж, нежно прижимая ее к себе.

— Я… я упала рядом с поездом на рельсы и потеряла сознание, а моя дочь оказалась в мусорном ящике! Боже! И она жива!.. — Анита подняла руки к небу, и по ее щекам потекли слезы покаяния, счастья и воскресения… Силы покинули молодую женщину, и она упала на траву.

Берджу совсем растерялся. Он не знал, что делать, и только приговаривал:

— Анита! Анита! Ведь это великая радость! Ты нашла свою дочь! О, Боги! О, Творец наш Всевышний, слава тебе!

Анита рыдала. Берджу осторожно приподнял ее и стал вытирать слезы.

— Теперь все будет хорошо, милая! У нас с тобой праздник. Настоящий праздник!

— Да?

— Конечно!

— Ах, Берджу, что за глупости я говорю! Любимый, если бы не ты, что было бы с Алакой?! Ты — мой повелитель! Ты — мой Бог, Берджу! Ты спас мою дочь, ты воспитал ее! Ты дал ей кров и отцовскую ласку! А дети спасли мне жизнь! Вы все для меня дороже самой жизни. И я отдам ее за вас без колебаний! — и она снова залилась слезами.

Бахадур подошел к Аните, виляя пушистым хвостом, и лизнул ее в щеку. Она стала понемногу успокаиваться.

Супруги так и просидели до утра, тесно прижавшись друг к другу. Это были отец и мать, которая обрела свою кровную дочь.

— Берджу, — тихо сказала Анита, — все эти годы у меня было такое ощущение, как будто я несу на своих плечах и на сердце незримую черную скалу, которая вот-вот упадет и раздавит меня. Ты один поддержал меня, дал мне силы своей любовью. А сейчас, когда я узнала, что Алака — моя дочь и что только ты — причина ее спасения, эта скала упала с моих плеч и сердца. Я свободна, любимый! Я прежняя Анита! Ты видишь перед собой ее новое воплощение — аватару!

Берджу был растроган. Первый луч солнца горячей стрелой пронзил светящийся небосвод и упал на проснувшуюся землю…

Короткие часы тропической ночи проходят быстро. С первыми проблесками зари город снова оживает.

Муниципальные свиперы — подметальщики из касты неприкасаемых принимаются за уборку. Они босые, в грязных чалмах, в руках у них — веники и совки. На корточках или сгибаясь до земли, подметальщики шаг за шагом передвигаются по мостовой, наводя чистоту.

В сквере, на зеленой полянке, энтузиасты гимнастики проделывают упражнения по древней системе «йоги». Один из них сидит, закинув ногу за шею, другой делает вращательные движения мышцами живота, третий, заткнув пальцами нос и уши, на долгие минуты задержал дыхание, четвертый стоит на голове…

Это — «часы пота», интенсивного труда в основном интеллигенции, время, когда жара еще не вошла в свою силу и солнце еще не бросило обжигающий, как огонь, луч.

В длинных красных рубашках с бляхами тянутся к вокзалам носильщики. На фабрики и заводы пешком, на автобусах или на велосипедах направляются рабочие. У многих из них под мышкой — медная кастрюлька с обедом.

В это утро Бахадур и Божанди не спеша шествовали по пригородной дороге за продуктами в свои лавки и на рынок.

Первыми мимо них с песнями и криками веселой толпой промчались велосипедисты-молочники — дудхвала, игнорируя самые элементарные правила движения. Их велосипеды без тормозов и сигналов были увешаны большими бидонами с молоком.

Бахадур привык к этому и не обращал ни малейшего внимания на происходящее, тем самым демонстрируя свое скептическое отношение и к торговцам «этим противным молоком», и к средству их передвижения. В отличие от него Божанди с завистью взирала на велорикш и, конечно, на автомобили, все еще лелея в душе свою заветную мечту.

Несмотря на ранний час, вся семья Берджу уже была на ногах. Алака успела побывать у соседа-молочника, откуда принесла трехлитровый бидон, наполненный ароматным парным молоком.

Анита, словно девчонка, веселилась и бегала по двору. Она чувствовала, что стала прежней, что вновь обрела себя.

Берджу не уступал ей, проявляя мальчишество и непосредственность. Большой ребенок Берджу нашел спутницу жизни! Такую же поэтичную и чистую душой, как и он сам. Было отчего веселиться.

Когда вернулись четвероногие «снабженцы», отец семейства объявил, что сегодня праздник и они позавтракают не дома, как обычно, а в кафе.

— А какой праздник? — спросила Алака.

— По случаю предстоящего поступления Бету в школу! — слукавил Берджу, так как мотив праздника был совсем другим.

Бету кое-что слышал из ночного разговора родителей и обо всем догадался, но предпочел дипломатично промолчать и только задорно блеснул умными и чистыми глазами.

Семья уличного комедианта в полном составе весело шла по городской улице. Солнце уже поднялось над горизонтом. На работу ехала целая армия мелких служащих, клерков-бабуджи. У каждого на руле велосипеда — медные судки.

— А что в этих судках, мама? — прищурившись от солнца, спросила Алака.

— В них чапати — пшеничные лепешки, — ответил Берджу, — и сладости из творожной массы.

— А мы будем есть чапати и сладости? — лукаво взглянув на отца, спросил Бету и подморгнул ему.

— Конечно, сынок! Ну вот, мы и пришли. Прошу рассаживаться.

В кафе самообслуживания, приютившемся под могучим манговым деревом, было немноголюдно. Через несколько минут стол был накрыт. Дымились свежие чапати, пестрел салат из сладкого перца, помидор и огурцов, стояли бокалы с соком манго. Около Божанди лежали два апельсина. Она не спеша очистила их и принялась с удовольствием поглощать. Покончив с ними, она бросила корки в урну.

Когда завтрак подошел к концу, солнце поднялось уже довольно высоко. Стало нестерпимо жарко. Улицы наполнились шумом. Послышался дробный стук барабана, и они увидели бандарвалу — дрессировщика обезьян, который шел от дома к дому, ведя на веревке двух макак, одетых в грязноватые кукольные платьица.

— За одну рупию они вам станцуют, изображая жениха и невесту! Только за одну рупию! — время от времени восклицал бандарвала.

Божанди взирала на макак со снисхождением.

«Во-первых, я — хануман, во-вторых, умею проделывать такое, что им до меня далеко! Да и одежда у меня с иголочки, можно сказать», — гордо подумала она и взобралась на плечо к Аните, обняв ее левой лапкой за шею.

— Бету, а я рассказывал тебе о заклинателях змей?

— Да, отец. Им удаляют зубы. И они все глухие. А пляшут они не под звук флейты, а под ее движение.

— Мне кажется, я слышу — звучит свирель из полой тыквы! — воскликнула Анита.

— Это сапвала — заклинатель змей! — торжественно изрекла Алака.

— Да, моя милая! Ты угадала, — подтвердил Берджу. — Около Дели есть деревня, да и где-то недалеко от нас тоже, где из поколения в поколение воспитываются заклинатели змей. Это трудная и опасная профессия. Ею занимаются в основном люди из племени ком йоги. Вначале надо… что сделать?

— Поймать змею! — ответил мальчик.

— Верно, молодец! Потом необходимо обезвредить ее ядовитые зубы и только тогда работать с ней. Иногда заклинатель приводит с собой и юркого зверька — мангусту. За хорошую плату он может показать бой мангусты с ее заклятым врагом — коброй.

— Наша Божанди тоже однажды оторвала кобре голову, — заметил Бету, — когда змея заползла в колыбель Алаки, а Бахадур первым, учуяв опасность, схватил змею.

Удивленная Анита нежно провела рукой по загривку Божанди.

— Отец! Мы ведь собирались завтра выступать? — спросил мальчик. — А ты, мама, завтра свободна?

— Конечно свободна, сынок! Завтра я буду танцевать лучший в своей жизни танец! — и она прижала к себе весело скакавшую на одной ножке родную дочурку.

Навстречу им шел высокий крестьянин. Бету и Алака мигом оказались около него. Минуту спустя, его буквально облепила детвора. Стоял шум, гам, крик и смех — беззаботный, лучший на свете детский смех. На плече у крестьянина лежали длинные круглые палки, похожие на стволы бамбука. Это были ганна — стебли сахарного тростника. За несколько анн Бету купил две ганны. Всю дорогу до дома дети молчали, занятые пережевыванием сладкой мякоти. Им добросовестно и со знанием дела помогала Божанди.

Бахадур, безразличный к растительной пище, спокойно шел с правой стороны от своего великого хозяина, рядом с которым легко шагала Анита, облаченная в сари цвета спелого лимона. Ее глаза светились счастьем, а в украшениях играли яркие лучи солнца.

Длинная белая рубашка из домотканой хлопчатобумажной ткани кхади с разрезами по бокам подчеркивала статную, широкоплечую фигуру Берджу. На нем были длинные светлые брюки из той же ткани и легкие сандалии — повседневная рабочая одежда фокусника-джадугарга. Артист был весел и доволен: сегодня Анита была прекрасна.

— Как замечательно все сегодня выступили! И Божанди, и Бахадур! Просто дух захватывает.

— Главное, неплохо заработали! — надломленным голоском заметил Бету.

— Ты становишься расчетливым, сын. Наверное, будешь финансистом.

— Ведь за учебу платить надо, отец! — обиженно отозвался мальчик.

Анита улыбалась и время от времени грустно посматривала на Алаку.

— Я тоже довольна сегодняшним выступлением. Дети были великолепны. Настоящие артисты. У них прекрасный слух и чувство ритма. И артистичность неплохая. Но подучиться им не помешало бы, — добавила она, помолчав.

— Учиться — никогда не лишне, — согласился с ней муж.

Адвокат Чатури изнывал от жары. Кондиционер в его кабинете не работал. Секретарша уже дважды приносила ему чай, который так и не снял усталости. Пот мелким бисером скатывался по его круглому упитанному лицу. Он промокнул батистовым платком свою лысину, поблескивавшую в лучах предзакатного солнца.

«Горячий, хоть чапати поджаривай!» — с досадой подумал он, находя удовлетворение лишь в том, что его еще не покинуло чувство юмора.

В последний месяц дел у него было невпроворот. Завтра предстояло еще одно судебное разбирательство, где он будет выступать в качестве защитника одного из богатых проходимцев из сферы бизнеса. Коррупционеры не давали ему покоя…

Дело Аниты Дели было давно закончено, но не закрыто, поскольку он так и не встретился с ней. Авенаш заверил адвоката, что она гастролирует где-то в Европе, и настаивал на своем поручительстве. Но это противоречило закону, и Чатури не согласился.

— Сита! — хрипло позвал он секретаршу.

Дверь бесшумно открылась, и легкий сквознячок ласково овеял его разгоряченное лицо и голову.

— Дверь пусть будет открытой, — попросил он ее.

— Я слушаю вас, шеф, — мягко и вкрадчиво проговорила Сита.

— Свяжитесь еще раз с Авенашем Бабу… хотя нет, не надо. Это подлый субъект. Лучше вот что, Сита, позвоните в «Джатру» — народный театр, и справьтесь, где находится некая Анита Дели. Затем… найдите ее дело. И попросите ее, где бы она ни была, пусть свяжется со мной лично. Я все понятно объяснил?

— Хорошо, шеф, все будет исполнено! — и она направилась к двери.

— Вы куда?

— Звонить в «Джатру», — улыбнулась Сита и окинула взглядом круглую, плотную фигуру своего уважаемого шефа, которого она сравнивала, никому в этом не признаваясь, с императором Акбаром.

— А-а-а! Да, да… — рассеянно произнес «Акбар».

Не успела секретарша выйти, как раздался резкий телефонный звонок, который заставил адвоката вздрогнуть. Он зацепил рукой чашку с чаем, разлив его по столешнице.

— Господин адвокат Чатури? — послышался в трубке грубый мужской голос.

— Да! — ответил верный слуга законности и провел рукой по влажному лицу. Его крупная плотно сбитая фигура напряглась.

— Вам бы не помешало быть более сговорчивым со своими клиентами! Если до завтрашнего утра вы не выдадите заключения по делу Аниты Дели тому, кому следует, говорить с вами будем иначе…

— Плевать мне на вас, мерзавцы! — презрительно сжав губы, произнес Чатури, когда в трубке застонали короткие гудки.

На следующий день, войдя в кабинет шефа, Сита застала его склоненным над толстой папкой дела Аниты Дели. Он снял очки в массивной оправе и с удивлением посмотрел на секретаршу.

— Бабба! Так рано?! — воскликнул он. Его рот расплылся в широкой улыбке, отчего щеки поползли вверх, как песчаные дюны в пустыне, гонимые ветром, и заслонили глаза, так что видны были только верхние веки и полоски редких черных ресниц, словно вехи, обозначающие место погребения источников влаги и зрения.

Чатури принадлежал к касте писцов — каястх, которая по иерархической лестнице находится рядом с брахманами.

— О, великий из великих! Вас приветствует ваша рабыня! Она готова, если вы прикажете, принести чай!

— Боу-ди! — почтительно обратился он к женщине. — Скажите, а как по-арабски «великий»? — его щеки вновь поплыли к глазам. Улыбка, лукавая и победоносная, вновь расцвела на его добродушном лице.

Сита зарделась.

«Боже, неужели он догадался?!» — подумала она и сказала:

— Ваша проницательность потрясает меня, господин Чатури!

— По-арабски великий — «акбар», моя дорогая пери! — воскликнул он и тоненько захихикал. — Император Акбар был низкорослым и толстым, но это не мешало ему быть, вернее стараться быть, великим.

— Это так, — стыдливо опустив глаза, промолвила секретарша и положила перед ним уже заготовленную карточку учета. — Здесь имя, номер телефона и адрес импресарио Аниты Дели, шеф.

Чатури одобрительно кивнул головой и взял карточку в руки.

— Анита здесь, в Бомбее. Изредка она дает представления в «Эросе». Ее адреса они не знают и посоветовали обратиться к ее импресарио.

— Хорошо, Сита! Ты молодец! — он немного помедлил и попросил принести чашку чая с печеньем.

Когда Сита вышла, мягко ступая по ковру, он быстро набрал номер полицейского участка и попросил лейтенанта, своего однокашника, работавшего в сыскном отделе.

— Мною заинтересовались, как я и предполагал. Пока их нет, — скороговоркой сообщил он в трубку, — я думаю, они придут не сюда…

— Не беспокойся! За твоей конторой уже следят. Обрати внимание на велосипедиста в голубой ангочхе. Это наш человек, — успокоил его друг.

— Спасибо! — и адвокат ласково положил трубку на рычаг. «Опять эти «издержки» профессии!..»

Не успели еще птицы склевать остатки поминального пинда — мелких шариков из вареного риса — по усопшему Венашу Бабу, а неугомонная и алчная бенгалка Кишори уже носилась по дому, меча громы и молнии налево и направо, словно совершая обряд прихода огня.

Зависть испепеляла ее. Черные глаза в ореоле мелких морщин подергивались. Щеки обвисли. Некогда гибкое и изящное тело истощилось и, казалось, состоит из одних туго натянутых жил, за которые, садистски ухмыляясь, дергает демон тьмы. По ночам она просыпалась в холодном поту. Ей снилась гроза, дождь, крик ребенка и пронзительный вопль снохи. Злодейку била мелкая дрожь, зубы стучали, и она долго не могла уснуть. Эти кошмары стали повторяться все чаще и чаще… Бессонница изводила Кишори. Ее воспаленный мозг требовал разрядки.

«Месть! Меня спасет только месть! Мой сын — наследник всего! Он — хозяин! А эту тварь надо уничтожить!» — не раздумывая, решила она.

— Что с ней делать, ума не приложу! — бросила она Авенашу в надежде, что он поймет ее намек. — Упрямой оказалась! Кто бы мог подумать?! — Ей показалось, что сверкнула молния. Кишори вышла на террасу. Небо было чистое, безоблачное. Стояла пора «созревания роз» — бабье лето. В ужасе схватившись за голову, она забегала по комнате кругами.

— У, несчастное отродье! — проклинала она Аниту, и перед ее глазами вновь заплясали картины «выдворения» снохи из дома. — Я, наверное, схожу с ума! — возмущенно сказала мамаша и с криком рухнула на толстый ковер, смягчивший удар бренных костей о мрамор.

Авенаш медленно подошел к матери и лениво помог ей подняться.

— Что делать? Что делать? Надоело мне все это! Пора кончать! — ворчал он.

— Да, да, сынок! Надо что-то предпринять! Нельзя упускать такое богатство, такой дворец! Я схожу с ума от одной мысли о том, что мы можем потерять все это!

— То, что частная собственность священна и неприкосновенна, — лозунг для дураков! — в бешенстве закричал сынок. — Я прикоснусь к этой собственности! Еще как прикоснусь!..

— Это богатство — твое, Авенаш! Зачем оно ей, этой никчемной твари?!

— Ты права, мама! — Авенаш сел на диван и, чтобы успокоиться, извлек из сигарницы сигару и закурил. Выпустив струю дыма в окно, он продолжил свою мысль: — Но мне кажется, с ней этот вопрос не решить, не уладить…

— Значит, придется обратиться в суд? — растерянно спросила Кишори, и на ее лице застыла гримаса неутоленной жажды мести.

— Какой там суд, если адвокат на ее стороне! К тому же, если панчаят ее касты узнает правду о том, как мы с ней поступили… — он многозначительно посмотрел на мать. — Нет, о суде и думать нечего! Кроме того, дело осложняется еще одним фактом… — потеряв самообладание, Авенаш бросил сигару на ковер.

— Сынок, что с тобой? — мать бросилась к его ногам, подняла дымящийся окурок и положила его в пепельницу. — Какой еще факт? О чем ты? Наше богатство должно принадлежать нам, а не ей! — не сдавалась старуха, ослепленная злобой и алчностью.

— Я слышал, она обвенчалась с этим бродягой — комедиантом…

— Неужели это правда?! — взвизгнула Кишори, молитвенно сложив руки. — Господи! За что такое наказание?! Ну и тварь, ну и потаскуха! Да я задушу ее собственными руками! Шлюха подзаборная! — Она схватилась за голову, пальцы ее судорожно сжались, выдернув из прически седую прядь. Ее вид был ужасен и жалок. В ушах у нее снова прогремел гром, перед глазами сверкнула молния. Кишори со стоном упала на пол и забилась в истерике. На посиневших губах показалась пена.

Авенаш не на шутку испугался.

«Не умерла бы, — подумал он. — И где это Радха запропастилась, почему не звонит?»

Не без труда ему удалось водворить мамашу на диван. Она все еще продолжала стонать и всхлипывать. Минут через пятнадцать Кишори стала приходить в себя, и Авенаш велел слуге приготовить кофе. Тот быстро исполнил приказание и поспешно удалился, даже не спросив, не нужно ли чего еще. В другой раз Авенаш не спустил бы ему этого, но сейчас было не до него. Он знал, что верный слуга покойного отца ненавидит его.

— Ну ничего, я их всех заставлю любить меня! Они будут целовать мне пятки! — прошипел он. — Не в суд надо обращаться, мать. Обращаться придется не туда… — Он допил кофе и, резко поднявшись с кресла, добавил зловеще: — В этом деле понадежнее будут другие люди… — и пошел к выходу. Резко хлопнув дверью, Авенаш спустился вниз, сел в машину и уехал. Через час он разговаривал с Гафуром.

Уголовник, слегка сутулясь, расхаживал по своему убежищу — полуразрушенному старому зданию цирка. Его «приближенные» ходили на цыпочках и заискивающе улыбались. Авенаш, хрустя щебенкой бетонного пола, подошел к Гафуру и поприветствовал его. Тот, с трудом скрывая презрение, бросил:

— Говори, чего пришел? — и отвел в сторону свои буйволиные глазки. В этот момент он напоминал Нандина — быка Шивы, а его клиент — по меньшей мере «скакуна» Шиталы-деви, то есть осла, ибо богиня оспы Шитала ездила на осле. Именно это сравнение пришло на ум Гафуру.

Авенаш дрожащими руками извлек из портмоне ассигнации и протянул бандиту.

— Вот двадцать пять тысяч. Это задаток, остальные я…

— И остальные от меня не уйдут, — прокаркал тот, — но сумма будет вдвое больше этой, — и поднял на клиента свой непроницаемый взгляд. Через несколько секунд он смягчился и заговорил повежливее: — Ты вот что объясни: ее одну убирать или еще кого? О смерть! Вечная моя спутница! — продекламировал он скрипучим голосом.

— Да, да! — оживился Авенаш. — Я совсем забыл… еще и адвоката! — злорадно добавил он, и его глаза сверкнули отнюдь не небесным огнем.

— Опять адвоката! — взревел Гафур. — Сколько можно! — и он забегал по пыльному мрачному помещению цирка, словно средневековый мавр. Потом почесал грудь, на которой красовалась татуировка, изображавшая косматого орла с широко раскинутыми крыльями, несущего в когтях женщину, и согласился: — Ладно, придется избавиться еще от одного адвоката!

Авенаш сложил руки у подбородка и тихо удалился.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Приближалось время праздников. Индийская осень — это символ яркости, радости, жизнеутверждения и расцвета. Повсюду, где только есть кусочек незанятой земли, росли и цвели розы.

Скоро по всей Индии будут праздновать Дасеру, торжественно и пышно. Дасера — значит «десятидневница», потому что этот праздник длится десять дней. Его же называют и Наваратри — «девятиночница», потому что девять праздничных ночей лежат между этими десятью днями. Дасера — это праздник, который призван утверждать в сердцах людей веру в то, что добро обязательно победит зло, и справедливость восторжествует на земле во что бы то ни стало. В эти дни особо почитают всех богов и героев, которые боролись с демонами зла и побеждали их; происходят торжественные моления перед изображением Дурги — Великой матери, супруги бога Шивы, — идет Дурга-пуджа. Происходит много мистерий, театр выходит на улицу.

Семья Берджу усиленно готовилась к празднику, тщательно отрабатывая все элементы и мизансцены своей программы. Берджу посоветовал сыну каждый день, утром и вечером, упражняться в приемах дзю-до, которым он учил его с малых лет, а также прыгать, бегать и делать несколько йоговских асан.

Хануман, священная и сильнейшая на земле обезьяна, умеющая перелетать в ветки на ветку быстрее мысли, вдохновлял Божанди на сложнейшие «антраша», которым ее учил хозяин.

Бахадур не позволял себе лениться, а опытный глаз Берджу следил за его диетой, поскольку его супруга и помощница то и дело подкладывала в заветную миску пса две-три лишних косточки.

Анита разучивала с Алакой сложнейшие па танца катхак.

Бету, помимо флейты, осваивал ситару и неустанно тренировал тело. После праздников ему предстояло идти в школу.

Берджу был строг, но справедлив. На него никто не обижался. Наоборот, все были им довольны…

Утром следующего дня адвокат Чатури «получил» долгожданный звонок. Ему предложили срочно приехать в район доков.

— Там вас увидят и подойдут.

— Ясно! Я буду, как условились, ровно в шесть! — сказал адвокат и, повесив трубку, сразу же набрал номер своего друга, лейтенанта, и сообщил ему, где назначено свидание.

— Ничего не бойся! Мои люди проследят за этим! — ответил ему сыщик.

Чатури, пыхтя, собрал папку с ненужными бумагами, положил туда «браунинг» и вышел на улицу.

Он сел в такси, и через несколько минут машина уже неслась по Фрир-роуд, вдоль залива Харбур. Впереди замаячили доки — «Виктория» и «Принсес». Расплатившись с водителем, он неспеша вышел и, взяв папку под мышку, медленно направился вдоль высокой бетонной стены. На противоположной стороне улицы он увидел велосипедиста, который подкачивал переднее колесо. На его голове красовалась голубая ангочха. Взгляды их встретились, и они сразу поняли друг друга. За поворотом Чатури увидел никелированный бампер какого-то автомобиля. Неожиданно он услышал за своей спиной приближающиеся шаги, но оглядываться не стал. Тощий и высокий человек в дхоти и грязной чалме, бросил ему, обгоняя:

— Господин Чатури, следуйте за мной!

Адвокат, ни слова не говоря, последовал за незнакомцем.

«Усы у него наклеены», — отметил Чатури.

В мочке правого уха проводника блестела, покачиваясь, латунная серьга.

Метров через сто незнакомец остановился около небольшой двери. Толкнув ее ногой, «аскет» сделал адвокату знак, что можно войти.

Очутившись в прохладной тьме затхлого цоколя, Чатури расстегнул папку и нащупал «браунинг», но не стал перекладывать его в карман брюк. Справа он увидел слабый желтый свет: на обшарпанном столе горела масляная лампа. Рядом со столом он увидел силуэт грузного мужчины, который сразу «взял быка за рога»:

— Господин Чатури, у меня нет времени вести с вами светские беседы! Где заключение по делу Аниты Дели?

Слева мелькнула тень, как показалось адвокату, принадлежавшая Авенашу.

— В папке, — спокойно ответил он, и сам удивился этому.

«С каким удовольствием я бы разрядил обойму в этого буйвола!» — подумал он и открыл папку, из которой извлек красивый, пахнущий клеем фирменный конверт.

— Пожалуйста! — он протянул его «темной личности». — Только я хотел бы знать, кому я отдаю документ? Вы, конечно, пожелаете сохранять «инкогнито», но дайте мне гарантии, что он попадет к адресату, я имею в виду Авенаша Бабу.

— Можете не беспокоиться, адвокат, я здесь! — Авенаш подошел к столу.

— Хорошо! — ответил Чатури слегка дрогнувшим голосом. — Тогда распишитесь вот здесь в получении.

Авенаш прочитал доверенность, подержал ее в руках и дал прочитать Гафуру. Тот придвинул лампу поближе и стал тупо рассматривать бумагу, но так ничего и не поняв, вернул ее Авенашу.

— Какая разница? Подписывай, и дело с концом!

Авенаш поставил какую-то закорючку. Но для адвоката это было и не важно. Главное то, что оба оставили отпечатки пальцев на бумаге, поэтому он, соблюдая чрезмерную аккуратность, которая в данном случае была необходима, положил документ обратно в папку.

— Да, но я должен вскрыть конверт и прочесть, что там! — всполошился Авенаш.

— Это ваше право, господин! Но я сдержал свое слово и, мне кажется, могу спокойно уйти. Надеюсь, вы проводите меня? Сегодня у меня уйма дел в суде.

— Не торопись, адвокатишка! — зарычал Гафур. — Тебе придется задержаться здесь до завтрашнего утра!..

— Вы с ума сошли! Авенаш, это нечестная игра! — с этими словами Чатури выхватил «браунинг» и ударил им Авенаша по голове. Затем молниеносно и сильно боднул своей круглой и голой, как бильярдный шар, головой темную фигуру Гафура. Удар пришелся в живот.

Авенаш, с грохотом упавший на стол, придавил спиной масляную лампу, которая шипела под ним, как змея.

Адвокат резво подбежал к двери и юркнул в нее с проворностью ящерицы.

Солнце на миг ослепило ему глаза. За ним из двери выскочил «проводник». «Велосипедист», слегка оглушив его ударом по грязной чалме, мгновенно надел ему наручники. Двое переодетых полицейских ворвались в темное помещение. Посветив фонариками, они не обнаружили никого и ничего, кроме черного хода.

Чатури подошел к ряженому «аскету» и резким движением руки сорвал с него темную полоску усов.

— Хорошо, хоть эта рыбка попалась, — дергая бандита за серьгу, проговорил «велосипедист». — Сегодня ты будешь у меня целый день петь на все голоса, понял, плюгавое ничтожество? Ты мне все расскажешь: с кем был и кто тебя послал!

— Что мне грозит, господин? — промямлил, дрожа всем своим худым телом, несчастный.

— Соучастие в покушении на убийство, мошенничество, афера и многое другое… С тебя хватит. Но все будет зависеть от того, как ты будешь «петь», — улыбнулся полицейский. — А что было в конверте, господин адвокат?

— Тексты проклятий на шести наречиях Индии с английским подстрочником!

Громкий хохот трех полицейских потряс воздух красочной индийской осени.

Преступника затолкали в машину.

— Вы с нами? — спросил «велосипедист» адвоката.

— Нет, мне нужно в контору. Если я буду нужен, позвоните, пожалуйста.

— Хорошо! Спасибо вам, господин адвокат! И простите, если что вышло не так! Но мы старались…

— Ничего, ничего… в таких делах большую роль играют только две вещи: неожиданность и случайность. До свидания!

Слуги законности раскланялись.

Солнце клонилось к закату. Было сухо и очень тепло. Легкий ветер играл широкими веерными листьями стройных арековых пальм. Вновь зацвели акации. Благоухали розы. Воздух был напоен силой земной любви. Все живое радовалось жизни. Благодатная плодородная земля Бхарата отдавала людям третий урожай. Заканчивался двенадцатый сбор чая…

Берджу и Анита прогуливались в роскошно цветущем сквере. Все располагало к хорошему настроению, к желанию жить, любить, любить вечно.

Неожиданно за высокой тюльпановой клумбой вздрогнул чайный куст.

«Это должно быть, птица», — подумал Берджу, но природная чуткость охотника заставила его все-таки насторожиться. Он напрягся. Легкая тревога сквознячком пронеслась по сердцу.

Анита, сияющая, легкая, как газель, вспомнив строки: «То не розы цветут, то страницы любви шелестят», — наклонилась над прекрасной алой розой, дабы осязать «шелест страниц любви».

В этот момент послышался шум, затрещали ветви кустарника, и два огромных детины в мгновение ока схватили «растворившуюся в природе» Аниту под руки с обеих сторон. Один из них мощной коричневой ладонью зажал ей рот, но получил сокрушительный удар ноги в челюсть — так форвард бьет по мячу, выполняя пенальти. Голова похитителя откинулась, как тыква, и он, хрипя, упал на благоухающий вал роз, острые шипы которых в клочья разодрали его рубашку. Анита, воспользовавшись этим, сильно ударила второго в адамово яблоко, а тяжелый кулак Берджу достиг его солнечного сплетения, пронзив острой болью. Тут из-за кустов выпрыгнул «запасной игрок». Это был сам Гафур. Его глаза горели дикой злобой. Атмосфера боя всколыхнула всю его желчную натуру, жаждущую убийств и разрушений. Он выхватил кирпан, стремительно взмахнул им… и, если бы Берджу не был фокусником, который проделывает свои трюки благодаря несовершенству человеческого зрения, его голова была бы отделена от туловища. Артист сделал ложный выпад вправо — лезвие короткого меча нежно пропело рядом с его щекой, и это была роковая ошибка врага: Гафур, пораженный ударом ноги в живот и пах, оказался в «партере», на четвереньках, и заикал, словно койот, обожравшийся падали. Двое бандитов, покачиваясь, скрылись в кустах, за ними пополз их предводитель.

Берджу обнял жену, которая дрожала и никак не могла сообразить, что произошло. Они медленно пошли вдоль аллеи по направлению к своему дому.

Сердце фокусника бешено стучало, мысли метались в голове, как ящерицы среди древних развалин.

На чистом небосклоне счастливой жизни семьи Берджу вновь появились грозовые тучи.

Гафур скривил губы, забывшие, что такое улыбка. Он взял пузатый графин, налил в глиняную чашку воды и залпом выпил. Его все еще подташнивало после драки с Берджу.

— Ну все! Теперь этот фокусник — не жилец на белом свете!

— Да, да! Его первого надо раздавить, как муху! Подлец, задурил голову моей жене.

— И женился на ней! Не такой уж он и дурак. Все богатство перейдет к нему! — умышленно подлил масла в огонь Гафур, чтобы отвести от себя волну недовольства «клиента». Сегодня им дважды не повезло.

«Не к добру все это», — подумал он и вздохнул.

Его малочисленная челядь глупо и подобострастно улыбалась.

— Вы все — сволочи! — накинулся Гафур на своих подчиненных. — Теряете квалификацию! С женщиной не могли справиться! Шакалы несчастные! Гиены позорные!.. Вам бы только пить да жрать. А кто должен отрабатывать денежки? А? Кто, я вас спрашиваю?!

Сообщники хранили смиренное молчание.

— И этот еще, падаль подзаборная! Попал в полицию. Теперь расколется, как пить дать, чтобы спасти свою шкуру. Хотя все равно уже загудел надолго.

— А кто свидетели? Их нет! Может, ты просто припугнул адвоката, — заметил Авенаш.

— Дело не в этом! Теперь его нельзя трогать. Сразу поймут, чьих рук это дело!

— Как? — удивился клиент.

— А так! Во-первых, тот идиот «распоется», как петух, а во-вторых, мой дорогой, наши пальчики на расписке у адвоката!

— Боже! Я и не подумал об этом!

— Я тоже! А все потому, что хотел запереть его там, а утром… но это уже наша профессиональная тайна. Во всяком случае, его тело уплыло бы на фешенебельном теплоходе в дальние страны.

— Получается, что он теперь недосягаем для нас?

— Не знаю, пока… Подожди, дай разобраться с твоей красавицей… Хороша девчонка! И как ты мог потерять такую? Радха ей и в подметки не годится! Она — жалкий кусок мяса по сравнению с этой леди, тьфу! — Гафур в сердцах сплюнул на грязный бетонный пол.

— Что же делать? — растерянно спросил Авенаш. В его мелкую душонку медленно заползал страх.

— Платить деньги! — раздраженно отрезал бандит.

— Сколько же я должен за то, чтобы Анита исчезла? Я хочу, чтобы ее не было! Ее и этого бездельника, фокусника!

— Двести пятьдесят тысяч и ни рупией меньше!

Немного помявшись, Авенаш согласился.

— Я прошу все сделать поскорее. Адвокат может спутать все карты!

— А что написано в заключении суда? — как бы между прочим спросил Гафур.

— Да так… чепуха всякая… это подложный документ.

— Не промах этот адвокатишка! Если попадется, придавим и его. А пока — твою красавицу. Хороша пери! Хороша! — умело путал бандит карты в свою пользу.

Авенаш сходил с ума от невозможности высказать этому убийце все, что о нем думает. Теперь он полностью зависел от него. Стоило бандиту заявить в полицию — и Авенашу несдобровать. Он был в капкане. Выхода не было. Он совсем запутался…

«Вот чертов адвокат!» — негодовал про себя Авенаш, покрываясь потом, который ручьями катился под рубашкой; кожа неприятно зудела. Набравшись храбрости, он сказал:

— Вообще-то, не моя вина, что вы не убрали адвоката. Вы обязаны сделать это. Ведь мы договаривались. Вы слово давали…

— Успокойся, малыш, дойдет и до него очередь! Завтра покончим с Анитой. И ты сразу выкладываешь денежки, ясно?

— Да, ясно. Когда буду уверен в этом.

— Хорошо. Все, мне некогда!

Заговорщики расстались.

Когда Авенаш приехал домой, мать снова закатила истерику.

— Плакали наши денежки! Мы потеряли целое состояние!

— Успокойся, мать! Я договорился: ее уберут за двести пятьдесят тысяч.

— Эта подлая тварь столько не стоит! — завопила Кишори. Щека ее задергалась.

— Зато мне достанется все ее наследство! — самоуверенно заявил Авенаш, развалившись в кресле.

— Когда это произойдет? — уставилась на него мать.

— Буквально через пять-шесть часов. Мне это твердо пообещали, — он сжал кулаки. — Моя неверная жена не доживет и до завтрашнего утра.

Темная душа Кишори ликовала, наслаждаясь предстоящим возмездием. Она представляла себя владелицей огромного состояния.

«Я буду богата, словно богиня! Эти ничтожные людишки еще узнают, кто такая Кишори!» — грезила она наяву в предвкушении победы. Но вдруг ее голову пронзила резкая боль, в глазах заплясали яркие светящиеся точки, и ее затрясло, как в лихорадке. Она с трудом встала с дивана, подошла к окну и уставилась вдаль ничего не видящими глазами.

Стояла ясная, солнечная погода. Легкий ветер с моря насыщал воздух могущественной праной. Сама вечность заявила о себе, напоминая человеку о высшем смысле его существования на земле. Люди готовились к встрече праздника.

Семья Берджу была в сборе. Стояла напряженная тишина.

— Дети, нашу маму пытались похитить. Ума не приложу, кому и зачем это понадобилось? — сказал отец семейства.

— Я тоже не возьму в толк, в чем тут дело! — ответила ему жена. — Завтра же разыщу адвоката отца, если он еще в Бомбее. Может быть, он подскажет что-нибудь.

— При чем тут адвокат? — не понял Берджу.

— Я ведь тебе рассказывала, как нас разорили. Может быть, в деле появились новые факты. Возможно, что здесь замешан Авенаш… Мне необходимо все выяснить. Я не думаю, что это просто месть с его стороны.

Бету и Алака испуганно прижались к матери, а она нежно гладила их по волосам и приговаривала:

— Ничего не бойтесь, мои милые, все будет хорошо!

Бахадур взволнованно залаял. Божанди взгромоздилась на его спину. Глаза обезьяны тревожно сверкали.

— Мне кажется, они не оставят нас в покое. Бандитов нанял Авенаш, это ясно, как божий день. На сей раз мы отбились, но ночью может произойти все что угодно! — Берджу встал с циновки, подошел к столу и налил в чашку воды. Медленно глотая живительную влагу, он раздумывал, что предпринять. Потом вернулся на свое место и обнял жену и детей своими сильными руками. — Господь не допустит, чтобы наше счастье и наша жизнь были разрушены! Но с сегодняшнего дня мы должны быть начеку. Будем держаться вместе. Я прошу вас никуда не отлучаться поодиночке. Все выступления отложим до лучших времен… Бахадур! — позвал он. Пес, виляя хвостом, подошел к своему великому хозяину и снова залаял. — На тебя, дорогой, вся моя надежда, — сказал фокусник, нежно потрепал голову своего верного друга и коллеги и добавил: — Сегодня, Бахадур, нам грозит опасность! — Тот пролаял. — Зорко следи и не подпускай никого! — Берджу указал ему на дверь.

Бахадур, шлепая по полу своими крепкими лапами, побежал к двери.

— Отец! Я пойду с ним! — серьезно заявил Бету.

— Нет, нет! — возразил ему отец и привлек сына к себе. — Его зовут Бахадур, то есть бесстрашный. Он справится один! — Берджу посмотрел на пса, который ждал приказа, и скомандовал, жестом руки указав на дверь: — Бахадур, отправляйся на пост! — Тот, толкнув лапой дверь, стремительно выскочил во двор. Там, притаившись в зарослях диких тюльпанов, мака и травы, он до предела напряг слух, зрение и обоняние. Его мозг работал, как часовой механизм. Он чувствовал всем своим существом, что сейчас от него требуется самое важное — защитить семью от врага. Наконец-то появилась долгожданная возможность, когда он, как истинный бахадур, покажет, на что способен. Он победит врага во что бы то ни стало или умрет! Пес положил морду на лапы и замер, принюхиваясь. Пока все было нормально: все запахи и звуки были привычными. Время от времени он поднимал голову и смотрел по сторонам. Убедившись, что все спокойно, он принимал прежнее положение.

Все занялись своими делами.

Берджу, скрестив ноги, сидел на циновке и шил из кусков меха голову бога Ханумана, которая была ему нужна для изображения в праздничной мистерии верного воина Рамы.

Алака нанизывала на нити бумажные цветы — она готовила разноцветные гирлянды.

Бету чинил канат и вместе с Божанди проверял на прочность аркан.

Царило гнетущее молчание. Вся семья испытывала невольное напряжение, сознавая, что бандиты могут нагрянуть внезапно, в любую минуту. Пока все было спокойно. Длинные тени вытянулись по двору. Солнце медленно завершало свой дневной круг.

Берджу решил, что будет защищать Аниту сколько хватит сил. Она не должна погибнуть. Пусть умрет он. Дети не должны вновь осиротеть. Мать обогреет их и выведет в люди. Конечно, было бы жаль расстаться с жизнью именно теперь, когда счастье улыбнулось им. Когда-то он совсем не ценил свою жизнь, но сейчас она была дорога ему. И несмотря на это, он без колебаний решил, что отдаст ее за Аниту и детей, если придется… Берджу был готов принять бой, к этому была готова и его чистая, самоотверженная душа.

«Творец посылает мне еще одно испытание, — думал он, — и нужно выдержать его!»

Анита внешне держалась спокойно. Но душа ее тревожно трепетала. Она приняла решение: если бандиты нападут, она покорится своей судьбе. Пусть они убьют ее. Все равно она уже не раз пыталась сделать это сама. И если ее жизнь сохранит жизнь Берджу и детей, она готова пойти на смерть! Берджу, который спас и воспитал ее ребенка, должен жить. Он прекрасный человек, любящая, добрая душа, он должен остаться с детьми, должен выполнять и дальше свою миссию на земле… Он хороший отец и защитник… На ее глазах выступили слезы. Несчастная прикрыла лицо краем сари.

Этот жест не остался незамеченным ни для кого из ее домашних.

Берджу подошел к ней и сел рядом.

— Дорогой, ты должен быть с детьми. Если мы оба погибнем, они вновь осиротеют и умрут от горя и голода. Если придут бандиты, я выйду к ним. Пусть делают со мной, что хотят. Ты не должен вмешиваться. Я — причина всему. Ты отец этих детей, отец моей дочери. Я верю в тебя, я люблю тебя и счастье узнала только с тобой! Ты вернул мне моего ребенка, мою молодость, мою душу, ты вернул мне меня… Это больше, чем жизнь! — Анита встала и, сложив руки и подбородка, низко поклонилась своему мужу, коснувшись его ступни рукой, это был пронам — поклон, выражение глубочайшего уважения и признания.

Берджу вскочил, как ужаленный.

— Анита! Ты соображаешь, что говоришь?! Я должен, я просто обязан защитить тебя! И не надо плакать! Это все! Будет так, как я сказал! Я спасу тебя.

— Ма-ма! — заголосили дети. — Не плач! Мы тоже будем защищать тебя! Ты же помнишь, как мы спасали тебя! Правда, Божанди? — сказал Бету и погладил обезьянку, которая издала тонкий пронзительный вопль согласия.

Подтверждая свою готовность сражаться, хануман схватила смотанный аркан из тонкой веревки, надела его, словно хомут, на шею и прыгнула к двери.

— Молодец, Божанди! — громко похвалил ее Берджу. — Сиди у двери, и как только Бахадур подаст знак, будь готова к бою!

Божанди закивала головой, и ее надбровный гребешок смешно задергался.

— Милые мои воины! Спасители мои! — растроганная Анита снова заплакала, обняв Бету и Алаку.

Солнце уже село. На землю опустилась темная южная ночь. В комнате стало душно, и Бету открыл форточку. Анита согрела чай и стала накрывать на стол.

В это время дверь открылась и в нее стремительно просунулась голова Бахадура. Он тихо зарычал. Берджу, как пантера, вскочил с циновки и в два прыжка очутился у двери. В темноте он различил три фигуры. Пес громко залаял.

— Слушай внимательно, фокусник! — раздался хриплый и густой голос Гафура. — Если ты не отдашь нам женщину, то вся твоя семья погибнет собачьей смертью!

Сердце Аниты словно оборвалось. Она прижала к себе детей, которые дрожали, как осиновые листочки.

— Я считаю до десяти! — ревел голос, похожий на грохот каменных осколков, осыпающихся со скалы. — Скажи ей, пусть выходит!.. Раз! — начал бандит.

Анита встала.

— Не выходи! — приказал ей муж. — Возьми детей и приготовься. Я отвлеку их внимание и постараюсь задержать, а вы бегите! Ясно?

Бахадур бешено лаял, сотрясая непроглядную темноту ночи. Луна еще не появилась. Глаза Берджу привыкли к темноте, и он без труда мог следить за непрошенными гостями. Он напрягся и старался быть как можно спокойнее, так как прекрасно сознавал, что выдержка и спокойствие в бою — есть истинная храбрость.

— Берджу, я должна выйти к ним! — просила Анита, прижимая к себе испуганных Бету и Алаку. — Одна моя жизнь не стоит ваших!

— Анита, думай, что говоришь! Я ни за что не оставлю тебя беззащитной! — закричал Берджу.

Дети перестали плакать. Бету стал всматриваться в темноту. Он все прекрасно видел в темноте, словно молодой волчонок.

— Шесть! Семь! Восемь! — раздавалось на улице. — Десять! Пусть выходит!

Анита вышла с детьми на порог. Но Берджу в мгновение ока загородил их собой и тихо бросил ей:

— Беги.

Анита и дети побежали вдоль стены хижины, а Божанди, схватив в правую руку масляную лампу, с арканом на шее подбежала к хозяину. Гафур, заметив, что Анита с детьми пытается скрыться, кинулся за ними в погоню и в два прыжка настиг беглецов. Обезьянка, зорко следившая за всем происходящим, последовала за бандитом и в то мгновение, когда он намеревался схватить Аниту, бросила ему в лицо горящую лампу. Гафур был ослеплен, борода его загорелась. Он взревел, как раненый зверь, но все же схватил женщину за руку и резко дернул к себе. Анита удержалась на ногах только благодаря Бету и Алаке, которые вцепились в мать мертвой хваткой. Гафур слегка покачнулся и, тут же получив сокрушительный «хуг» в челюсть, повалился на землю, не издав ни единого звука.

— Анита, беги, прошу тебя! — прокричал Берджу, отражая взмахом левой руки нападение одного из приспешников Гафура. В это время подбежал еще один бандит, бросился на артиста и схватил его за горло. Коленка фокусника, словно шатун паровоза, нанесла ему сильнейший удар в пах. Боль резкой волной ударила в голову нападавшего, он, лишившись чувств, упал и ударился ею о каменный бордюр…

Гафур, оправившись от удара, снова двинулся на Берджу, а его уцелевший соратник схватил Аниту за руку. Бедная женщина безуспешно пыталась отбиться от него.

— Бахадур! — позвал Берджу, показав в сторону Аниты.

Тот, получив приказ, совершил молниеносный бросок и схватил за шею злоумышленника. Челюсти пса-плебея, потомка шакала, сомкнулись, и их обдала теплая волна крови, хлынувшей из раны. Бандит издал нечеловеческий вопль, заставивший Гафура оглянуться. Это дало возможность Берджу ударить его в кадык, но тот лишь покачнулся. Смекнув, что Анита может сбежать, он, похожий на исчадие ада, выхватил кирпан и преградил ей дорогу. Появился серп луны, в лучах которого зловеще блеснула сталь меча. Бету и Алака закричали.

— Не трогайте детей! — взмолилась Анита.

— Ма-а-ма! Ма-а-ма! — вопила Алака.

И тут случилось неожиданное: рука бандита с кирпаном дернулась и выронила оружие. Божанди, набросив и затянув аркан, дергала его к себе. Берджу быстро пришел ей на помощь, резко рванув веревку, и Гафур упал, как подкошенный.

Вдруг Берджу почувствовал сильный удар по голове. В глазах его потемнело, но он удержался на ногах. Как только зрение прояснилось, он резко оглянулся: перед ним стоял раненый Бахадуром приспешник Гафура. Берджу, собрав все свои силы, с размаху ударил ребром ладони по его окровавленной шее. Тот молча рухнул, окропляя цветы и травы кровью.

— Убери руки! Негодяй! — донесся до артиста голос Аниты.

— Оставь ее, бандит! — кричал Бету.

Гафуру, который вновь был на ногах, никак не удавалось отделить Аниту от детей. У него болела челюсть, в глазах была муть, а потому отсутствовала точная координация движений.

— Бахадур! За мной! — скомандовал Берджу.

На улице появились любопытные, поднятые со своих постелей шумом и криками. Гафур услышал звук приближающихся шагов и, поняв, что денежки уходят из рук, пошел на крайние меры. Он решил убить Аниту прямо здесь и замахнулся на нее кирпаном, но бдительный Бахадур, прыгнув, сомкнул свои челюсти на локте его руки. Подоспевший Берджу нанес ему удар под ребра — и уголовник потерял равновесие.

— Беги! — закричал фокусник жене, и она поспешно скрылась с детьми за хижиной.

Во двор ворвалась толпа. Послышались шум и крики, которые отвлекли внимание Берджу. Воспользовавшись этим, Гафур ударил артиста кирпаном по голове и спешно покинул поле боя, оставив раненых сообщников на произвол судьбы.

В глазах Берджу словно засверкали молнии, он покачнулся и медленно опустился на колени. Подбежавшая Анита и Бету подхватили его под руки.

— Отец, что с тобой?! — плакала Алака, обхватив руками окровавленную голову отца.

Анита быстро оторвала кусок сари и забинтовала мужу рану.

— Бету, милый, беги скорее, звони в «Скорую помощь».

Мальчик кинулся было бежать, но увидел, что к дому уже подъезжает полицейская машина и карета «Скорой помощи»: кто-то из соседей догадался сделать это раньше его.

Раненого Берджу увезли в больницу, расположенную на Кинг Эдвард-роуд, ту самую, куда была доставлена Анита, подобранная на рельсах несколько лет назад.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Все население Бомбея готовилось к празднику «Рамаяны», параду Дасеры. Вдоль улиц устраивались платформы, смонтированные на шасси грузовиков, легковых автомобилей, повозок, телег… На этих платформах возводились дворцы, троны, деревья и хижины — декорации бессмертного индийского эпоса.

Всему этому внимала великая благоуханная природа-мать, вселяя радость в сердца людей. Дети готовились к спектаклям. В народных представлениях Рамлила всех трех героев — Раму, Ситу и Лакшмана — играли обычно только мальчики, только чистые мальчики, те, кто не ощутил прикосновения греха…

Берджу уже вторые сутки лежал в больнице. Время от времени он терял сознание. Анита, Бету и Алака не отходили от него.

Доктор сообщил Аните, что рана у ее мужа неглубокая, черепная кость не повреждена, но от сильного удара произошло сотрясение мозга и образовалась гематома, которая может повести себя самым непредсказуемым образом.

— Его счастье, что лезвие каким-то образом соскользнуло, а не пошло по направлению удара. Иначе он был бы уже не здесь…

— Доктор, посоветуйте, что мне делать? Как спасти его?! — ломая руки и жалобно глядя на врача, причитала Анита. Рядом с ней, всхлипывая, стояли дети и обезьянка Божанди в ярко-желтом жилете, которая вращала грустными глазами.

— Пожалуй, без хирургического вмешательства не обойтись, — спокойно ответил доктор. — Это спасет его. Но это обойдется вам слишком дорого, — он вздохнул и внимательно посмотрел на плачущую жену пациента и детей.

— А сколько это будет стоить? — Анита подняла на него огромные заплаканные глаза, в которых было столько скорби, мольбы и бесконечного страдания, что врач не выдержал и отвернулся.

— Не меньше, чем пять тысяч рупий.

— Столько денег я не сумею найти, — тихо проронила Анита и опустила голову, — если даже соберу все свои сбережения и продам все свои вещи и вещи детей…

— Я сожалею, госпожа, но… в таком случае будем уповать на Господа! — и он молитвенно сложил руки.

Анита в окружении своих домочадцев медленно вышла из больницы.

— Я ведь тоже лечилась в этой больнице, дети! — тихо сказала она.

— Вот видишь, мама, ты же выздоровела! И папа тоже выздоровеет! — попыталась улыбнуться и развеселить ее Алака.

— Конечно, мама, отец обязательно поправится, он сильный, он же артист! — глухо заверил ее Бету.

Бахадур шел рядом с ними, опустив хвост, а Божанди плелась позади.

Все, кроме Бахадура, вошли в храм.

Каждая из существующих в мире религий требует, чтобы ее принимали целиком, во всей ее гармонии. Те, кто не хотел или не мог делать этого, а принимал только часть религии, становились сектантами. Их преследовали и сжигали на кострах. Каждая религия требовала особого к себе расположения духа. А если этого не было, то полагается его изображать. Таким образом, каждая религия в той или иной мере принуждала к лицемерию, ханжеству, фарисейству. Поэтому против каждой религии искренние люди поднимали бунт, призывая к чему-то, что более соответствовало их внутренней прямоте и правде. Так рождались новые вероучения, которые надо было принимать целиком или… фальшивить.

Не таков индуизм, этот сложнейший религиозно-философско-социальный комплекс. Индуизм — не система, а набор систем, не философия, а комплекс философий. Это даже не вероучение, а соединение самых различных вероучений; не догма, а целая россыпь догм.

Людям, по натуре своей склонным к экзальтации и исступленным проявлениям фанатизма, индуизм может предложить целый ряд культовых отправлений, невозможных без фанатического экстаза. А тем, кто склонен видеть в богах членов своей семьи или малозамечаемую принадлежность жизни, он говорит: «Боги — это вы. Они присутствуют в каждом проявлении вашей жизни. Не уделяйте им специального внимания».

Индуизм никогда не требовал ни от кого, чтобы его принимали целиком и безоговорочно. В основе вероучения индуизма лежит идея о том, что мир — не случайное сочетание, хаос вещей и явлений, а иерархическое, упорядоченное целое, или космос. Всеобщий вечный порядок сохраняет и удерживает Вселенную, как единое целое, и называется дхармой от санскритского корня «дхр» — держать. Вседержитель — Господь — отсюда. Мир — сочетание радостей и страданий. Согласно брахманской идеологии индуистского общества, люди могут достигать преходящего счастья, то есть получать разрешенные чувственные наслаждения, кама, и пользу, артха, от вещей и своего положения в обществе, но всегда в соответствии с дхармой. Зрелые души, достигшие известной ступени развития путем аскезы, отречений, очищений от мирской суеты, постигшие бесконечность, — подвижники и святые, не стремятся к материальным благам — малоэнергетическим вещам, а к духовной энергии мироздания, Бога, который дает жизнь вечную, энергию космическую, то есть ту, что Серафим Саровский называл «стяжанием Духа Святого». Они, эти души, ищут жизнь вечную — абсолютную реальность, не засоренную лживой моралью и игрой в жизнь, а скрытую под покровом майи, иллюзии, напластований стереотипов, банальностей, условностей человеческих отношений в борьбе за выживание. И эти вечные души, достигнув совершенства, уже не возвращаются больше на землю, в мир вещей. Они освобождаются, получают искупление в этой жизни и таким образом наследуют жизнь вечную, жизнь царства Небесного, это такие люди, как Будда, Ганди, Сократ, Сергий Радонежский, Конфуций, Николай Мирликийских, Серафим Саровский…

Превращение человеческого сознания в божественное невозможно в течение одной жизни для душ простых, поэтому индивидуум в круговороте существования идет через серию повторных рождений и смертей…

Анита чувствовала, что ее Берджу близок к душам великих. В храме шла Вишну-пуджа, то есть богослужение, посвященное Вишну.

Женщина подошла к статуе бога Ханумана, встала на колени и стала истово молить его, чтобы он своим могуществом вернул силу и здоровье ее мужу. По скорбному лицу женщины катились слезы. Голос, полный страдания, гулко колебался под сводами храма.

Бету, Алака и Божанди тоже стояли на коленях и молились. У подножия статуи они поставили глиняные мисочки с вареным рисом и пшеницей и посыпали их лепестками роз. Анита зажгла агарбатти.

Они пробыли в храме более часа. Из слезы высохли. У выхода их встретил верный Бахадур, который с заливистым лаем бросился к их ногам и каждого лизнул своим шершавым языком в подбородок.

Анита зашла в телефонный узел и позвонила своему импресарио.

— Что я могу для вас сделать? — раздался в трубке знакомый приветливый голос. — Кстати, Анита, на днях о вас спрашивал адвокат. Он оставил свой телефон.

— Если вы не возражаете, то позднее я заеду к вам и мы переговорим об этом. А сейчас я звоню по очень печальному для меня поводу, — ответила Анита.

— А что произошло?

— Умирает мой муж Берджу. Мне нужны деньги на операцию. Я прошу вас, срочно устройте мне выступление. Деньги нужны через сутки.

— Выступление всегда можно устроить, госпожа Дели, но за один день билеты не продашь…

— Их продажу я организую сама. У меня в распоряжении сутки. На билеты назначьте самые высокие цены! — задыхаясь от слез, сдавливающих ей горло, кричала в трубку танцовщица. — Его жизнь зависит от вас. Операция стоит пять тысяч! Умоляю…

— Хорошо, Анита, буду делать все, что в моих силах.

Анита повесила трубку и посмотрела невидящими глазами на ожидавших ее детей и четвероногих друзей.

— Мама! — подняла на нее свои глазки Алака. — Надо добыть денег на операцию? Давайте выступать!

— Хорошо, хорошо, моя золотая девочка! Сейчас мы пойдем домой, и там я объясню вам, что делать. Мы займемся продажей билетов на мой концерт. Так мы заработаем отцу на операцию.

Полицейское управление находилось на противоположной стороне улицы, в одном здании с прокуратурой округа.

В салоне такси было невыносимо душно, и Чатури проклинал себя за то, что не воспользовался служебным «кабриолетом». Он поспешно расплатился с водителем и вышел из машины.

Двухэтажное здание из серого песчаника выглядело строго и внушительно. По-видимому, архитектор, проектировавший его, был проникнут глубоким уважением и почтением к закону.

Однако внушительность строения и принадлежность к столь прозаическому ведомству не были помехой тому, чтобы и оно в канун праздника было также украшено пестрыми гирляндами из цветов и разноцветными лампочками, которые развешивали рабочие, стоя на подъемнике.

«Когда же наступит такое время, чтобы можно было насладиться жизнью и по-настоящему ощутить себя в ней?» — с досадой подумал адвокат, поднимаясь по широким отполированным тысячами башмаков гранитным ступеням.

Дежурный привратник поприветствовал его и открыл дверь.

Лейтенант Джавид, его друг и однокашник по университету, сидел за небольшим столом и просматривал утреннюю прессу. Перед ним лежали ножницы и несколько вырезок.

— О! — воскликнул он и, с шумом отбросив газету, встал из-за стола. — Рам, рам, Чатури!

Друзья пожали друг другу руки у локтя.

— Я к тебе по делу, — вытирая пот, начал адвокат, присев на жесткий стул. — Вот здесь моя докладная записка и заявление по поводу совершенного на меня покушения, к которому был причастен Авенаш Бабу и который заинтересован, чтобы меня убрали. Его бывшая жена, Анита Дели, как я выяснил, в настоящее время — исполнительница индийского классического танца. Изредка она выступает с концертами. Кстати, когда я позвонил ее импресарио, он пригласил меня на ее выступление.

— О! Я слышал о ней! Анита Дели! Да, да, очень бы хотелось порадовать глаз, посмотреть катхак… Трудно выбраться, но…

— Пойдем вместе! Ее концерт состоится на днях. Кроме того, она нужна мне по делу. Послушай ее историю. Несколько лет назад этот Авенаш, ее первый муж, выгнал Аниту из дома с грудным младенцем на руках только за то, что она осталась без приданого, так как отец ее был внезапно разорен своим же компаньоном. Он поступил, как властелин, в стиле старых традиций, и наш закон перед этим фактом пока беспомощен. Но у меня есть против него другие улики. Как говорится: «На всякого мудреца довольно простоты». Он попался на чепухе, — адвокат извлек из портмоне сложенный лист бумаги. — Здесь отпечатки пальцев Авенаша и еще какого-то уголовника. Было темно, и я не рассмотрел его лица.

Джавид осторожно развернул бумагу.

— Да! Прекрасные отпечатки! Маслянистые и даже со следами сажи! Спасибо, дружище! Ты делаешь мне карьеру! — лейтенант широко улыбнулся.

— Конечно, доказать то, что он там находился, будет нелегко! — выразил сомнение Чатури.

— Мы допросили этого аскета, или как там его, словом, того типа в одежде отшельника. Он не знает твоего Авенаша. А то, что кроме Гафура там был еще один бандит, он не отрицает.

— Так, так…

— Как я понял, дорогой Чатури, ты хочешь, чтобы я накрыл Авенаша, да? Но это не так просто. Я не могу схватить даже Гафура: нет никаких доказательств. Нам известно, что он выполняет заказные убийства. Но трупы исчезают бесследно. Куда он их прячет, нам до сих пор установить не удалось. Этот Гафур, говорят, умеет натравливать на жертву кобр, и тут уж, сам понимаешь, сыщику делать нечего…

— Но тем не менее я все-таки сейчас поднимусь в прокуратуру и оставлю там свое заявление о покушении на меня, как на должностное лицо, причастное к делу о законном восстановлении права Аниты Дели на состояние: имущество и банковские счета ее отца, компаньон которого уже отбывает наказание. Анита сказочно богата, но не ведает об этом. Я подозревал, что Авенаш убил ее. Но, к счастью, она жива. Авенаш хочет во что бы то ни стало завладеть ее богатством, и даже пойдет на то, чтобы устранить свою бывшую жену.

— Возможно, — задумчиво проговорил лейтенант. — Пойми, друг, я — самый обыкновенный полицейский и, кажется, не в меру честный, что не в почете в наш суетный век. Конечно, я уверен, что этот разодетый Авенаш — подонок, и мне хотелось бы, чтобы он попотел на рудниках и понял, в чем смысл жизни…

— Спасибо, друг! Ты только немного помоги мне! Нам надо напасть на след. Я чувствую, что во время концерта на Аниту будет открыта охота. Авенаш и Гафур знают, что влипли!.. Хотя Авенаш, по своей неопытности, может быть, и не подозревает об этом. Но Гафур будет брать реванш. А потом может прихлопнуть и меня. Ты…

— Незачем продолжать, мой дорогой! Я пойду вместе с тобой, и ты познакомишь меня с Анитой Дели.

— Только приходи один, без жены! А то мало ли чего…

— Хорошо, хорошо! — рассмеялся Джавид.

Друзья расстались. Чатури быстро поднялся на второй этаж и зашел в приемную прокурора.

По пути домой Анита купила черную гуашь и попросила Бету добыть картона. Мальчик указал Божанди на пустые картонные ящики, сваленные около магазина. Обезьянка не заставила себя долго ждать: через две секунды грустный Бахадур уже нес в зубах коробку.

Когда пришли домой, Анита сказала:

— Дети, слушайте меня внимательно! Бахадур и Божанди, ко мне! Нам надо вырезать четыре небольшие одинаковые по размеру картонки вот такой величины, — она расставила ладони, — одинаковые в ширину и в высоту. На них мы напишем два текста, которые я сейчас приготовлю. Хорошо?

— Хорошо, мама! — в один голос ответили брат и сестра.

Бету, вооружившись ножницами, стал вырезать картонки. Потом они вместе с Анитой разлиновали их и сделали надписи.

На двух картонках, предназначенных для Бахадура и Божанди, было написано:

На двух остальных картонках, предназначенных для Бету и Алаки, вместо слов «мой хозяин», естественно, были слова «мой отец».

К каждой картонке Алака привязала шнурочек такой длины, чтобы объявление с надписью находилось на уровне груди каждого из распространителей билетов.

Быстро перекусив, все вышли из дома и сели в автобус, который довез их к кинотеатру «Эрос». Там Анита получила билеты и дала Бету и Алаке по большой пачке. Дети сразу же отправились в шумные кварталы города.

Бахадур с вывеской на шее сел у билетной кассы кинотеатра.

Божанди заняла место, отведенное ей Бету, у центральной театральной кассы.

Вид ханумана, на шее которого висела картонка с краткой, но емкой по смыслу надписью, заставлял прохожих останавливаться. Многие из них сочувственно гладили обезьянку и давали денег, другие, потрясенные этим зрелищем, становились в кассу, где уже скопилась изрядная очередь…

Бахадур был предусмотрительно оставлен около кинотеатра, поскольку, помимо рекламы, он должен был проследить и за безопасностью Аниты…

Продажа билетов в кассах кинотеатра, несмотря на их дороговизну, шла довольно бойко.

Алака и Бету продали все билеты у гостиницы «Тадж Махал» и приехали к кинотеатру, чтобы сдать деньги в кассу.

Они пожали лапу верному Бахадуру и, довольные своей работой, снова скрылись в пестрой толпе, предварительно взяв еще пачку билетов. Они вернулись через два часа, продав все на площади, расположенной недалеко от вокзала «Виктория».

Анита сидела в глубоком кресле в кабинете своего импресарио. Только что она позвонила в больницу. Медсестра сообщила ей, что Берджу выпил лекарство и уснул. Несколько успокоившись, Анита подняла глаза на своего верного друга и тихо сказала:

— Господин Джамини, я очень благодарна вам за участие ко мне… Билеты вроде бы расходятся хорошо. Только что вернулись мои дети, они продали все.

— Отлично, Анита. Я очень рад! Но не стоит меня благодарить. Я просто выполняю свои обязанности.

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал Джамини мягким баритоном.

Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий седовласый господин. Его серые умные глаза светились добротой. На нем был белый костюм и красивый шелковый галстук светло-коричневого цвета.

— Госпожа Анита Дели? — спросил он.

— Да, это я, — удивленно ответила Анита и сразу узнала его. — Боже мой! Шейх Юсуф! Неужели это вы?..

— Да, дочь моя! Он самый! — воскликнул Юсуф. — Я прочитал в газете рекламу, что завтра вы даете концерт. Вот, приобрел пять билетов для всей своей семьи.

— Господин шейх Юсуф, это мой импресарио!

— Джамини Рой, — поклонился тот.

— Рад, очень рад! — улыбнулся шейх. — Я очень тороплюсь, Анита. Вот вам на всякий случай моя визитная карточка, — он протянул ей голубой плотный прямоугольничек, — я жду вас ко мне в любое время. Нам надо о многом поговорить. А сейчас разрешите удалиться! До встречи! — Юсуф поклонился.

— До встречи! — радостно улыбаясь, ответила ему Анита. — Я всегда помнила и буду помнить вас, господин Юсуф. То, что вы сделали для меня, угодно Богу!

Анита попыталась совершить пронам, но шейх удержал ее.

— Спасибо тебе, дочь моя! Пусть кони, несущие вас домой, не знают усталости. Пусть ваш путь домой покажется коротким, как мгновение; пусть глаза ваши никогда не знают печали, как не знает нищий дервиш звона собственного золота! — С этими словами высокий господин поклонился ей, прижав правую руку к сердцу.

Анита смотрела на него широко раскрытыми благодарными глазами. Несмотря на страшную усталость и потрясение, выпавшие на ее долю и долю ее семьи, сердце Аниты ощутило живительное прикосновение радости и веры в жизнь, в ее чистоту и бесконечность. Она хотела сказать ему еще какие-нибудь слова благодарности, но дверь уже закрылась за этим прекрасным человеком.

«Пусть глаза ваши никогда не знают печали», — замечательные, добрые слова, — подумала женщина. — Может быть, когда-нибудь я снова буду счастлива? Мой бедный Берджу! Как он там?..»

— Я пойду в кассу, справлюсь, как идет продажа билетов, — сказала она и поднялась с кресла.

Джамини понимающе кивнул. Анита вышла.

Зазвонил телефон. Импресарио взял трубку.

— Джамини Рой слушает! — сказал он.

— Извините, — послышалось в трубке, — с вами говорит адвокат Аниты Дели.

— Да, да, я слушаю вас!

— Мне необходимо увидеть ее по срочному делу.

— Она только что была у меня и вышла… Завтра ее выступление…

— Господин Джамини, мне нужно два билета.

— Это не проблема! Вы подъедете или вам прислать?

— Лучше пришлите в мою контору. Адрес вы знаете.

— Да, знаю. Минуточку, вот он. Кстати, Анита собиралась вам позвонить, но сейчас ей некогда… у нее несчастье…

— Что такое?..

— У нее неприятности…

— Какие неприятности? — тревожно переспросил адвокат.

— Ее мужа ранил какой-то бандит.

— А какого мужа?

— Вы разве не знаете?

— Нет…

— Ах да! Вы же не знаете! Недавно она вышла замуж. И нашла свою дочь. Авенаш больше ей не муж.

— Прекрасно! А кто ее муж?

— Его зовут Берджу. Он — бедный уличный комедиант, который подобрал ребенка Аниты, когда она бросилась на рельсы…

— Боже мой, какой же подлец Авенаш!

— Что, что? — теперь уже удивлялся Джамини.

— Авенаш хочет завладеть… — начал адвокат, но передумал и добавил: — Словом, пришлите билеты с посыльным. Деньги я передам через него.

— Хорошо! — сказал импресарио. — До завтра!

— До завтра! — ответил Чатури.

В кабинет вернулась Анита. Рядом с ней осторожно шел Бахадур. Объявления у него на шее уже не было.

— Здесь уже все билеты проданы! — радостно сообщила женщина. — Бахадур, познакомься! Дай лапу господину! Вот так. Ну все, теперь он ваш друг. Ему можно доверять. Он прекрасно дрессирован.

Вслед за матерью в кабинет влетели Бету и Алака.

— Господин Джамини, мы уже сдали все деньги в кассу. Нам удалось продать все билеты, — сообщил Бету.

— Очень хорошо, малыш! — похвалил его тот.

— Бету, сходи за Божанди! Хотя постой…

— Я сейчас позвоню туда, узнаю, как идут дела, — сказал импресарио и принялся набирать номер центральной кассы.

— Алло! Это из «Эроса». Как обстоят дела с продажей билетов на Аниту Дели? Прекрасно! — с этими словами он положил трубку и торжественно произнес: — Билеты все проданы. «Можете отозвать своего великого ханумана», — сказали мне.

Бету вышел из кабинета Джамини и отправился за Божанди.

— Анита!

— Да, господин?

— Только что звонил адвокат вашего отца и заказал два билета на ваш концерт. И еще он просил передать вам, что хочет видеть вас по важному делу, — импресарио внимательно посмотрел на Аниту.

— А он оставил номер своего телефона?

— Да, вот номер его телефона и адрес конторы. Звоните, а я пойду распоряжусь, чтобы ему отправили два билета.

Анита дважды набрала номер адвоката, но там было занято. Тогда она снова позвонила в больницу.

— Алло! Больница? Это Анита Дели. Попросите, пожалуйста, доктора! — и она стала ждать, с нежностью и любовью поглядывая на Алаку, которая играла с Бахадуром.

«Боже, кто и почему мешает моему счастью?» — с грустью подумала она.

— Слушаю вас, госпожа Анита! — послышался в трубке голос.

— Господин доктор, все билеты на мое выступление уже проданы. Завтра после концерта я смогу оплатить счет. И передайте, пожалуйста, Берджу, что через час мы с детьми будем у него, — сообщила Анита и спросила: — А как он себя чувствует?

— Он пока спит, — ответил доктор, — не волнуйтесь, все будет хорошо. До свидания! — и положил трубку.

Анита прижала к себе дочь и задумалась. Вдруг дверь с шумом распахнулась: это вбежал неутомимый Бету с хануманом на плече.

— Итак, дети, теперь мы можем быть спокойны за нашего отца. Деньги почти у нас в руках, и завтра мы оплатим операцию. А сейчас едем в больницу! — сказала Анита и в окружении детей и четвероногих питомцев вышла на улицу, похожая на Лакшми — богиню красоты, богатства и счастья…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Автобус, на котором Анита с домочадцами ехала на свой концерт, плавно скользил по Виктория-роуд. Справа виднелся голубой простор залива Харбур, на фоне которого трепетали от легкого ветра стройные арековые пальмы.

Анита вспомнила свой родной дом, и ее сердце мучительно сжалось. Все чаще и чаще ее тянуло туда, на прохладные террасы, любимые ею с детства, в очаровательный сад и бассейн…

— Приехали, мама! — прервал Бету ее воспоминания. — Бахадур, на выход! — скомандовал он.

Пассажиры с шумом покинули автобус, который, почти пустой, медленно «поплыл» дальше.

Анита помнила предупреждение Берджу о том, что именно сегодня бандиты, нанятые Авенашем, могут вновь напасть на нее. Поэтому она попросила разрешения впустить Бахадура за кулисы.

В зрительном зале кинотеатра стоял легкий гул. Публика постепенно заполняла места.

Шейх Юсуф с супругой, дочерью, сыном и снохой сидел во втором ряду. Он был возбужден и поминутно промокал лоб носовым платком.

Гафур с досадой сплюнул и, грузно ступая, двинулся по горячим плитам тротуара. После встречи с Авенашем его настроение совсем испортилось. Тот пригрозил ему, что не даст больше ни рупии, если он не выполнит поручение…

У большой красочной афиши стояла кучка людей. Гафур подошел поближе и окинул ее взглядом.

— Вот это удача! Концерт Аниты Дели! — он сжал свои огромные кулаки. — Я ей устрою концерт! — прошипел он и двинулся прочь, расталкивая прохожих.

«Интересно, подох этот чертов фокусник или нет?» — спрашивал он себя, заворачивая небольшое ружье с оптическим прицелом и глушителем в плотную холстину. Упаковав ружье и положив его в сумку из темной кожи, он выпил крепкого кофе и вытянул перед собой руки.

«Хорошо! Не дрожат! Гафур на этот раз не промахнется. Надо кончать с этим затянувшимся делом. Ведь деньги светят немалые. Эти ублюдки думают, что я поделюсь с ними… Ничего не получат, бездельники! Умеют только жрать да спать!..» — размышлял уголовник.

Собравшись, он резко встал и вышел из своего логова. Доехав до кинотеатра «Эрос», он подошел к входной двери и спросил контролера, где касса.

— Мест уже нет! Все билеты проданы! — грубо ответил ему тот.

Гафур нерешительно топтался на месте.

— Проваливай отсюда! Не загораживай вход! — угрожающе прорычал контролер. — Не то тебе сейчас помогут! — и он положил свою мощную ладонь на трубку местного телефона.

— Не суетись, отец, я ушел! — стараясь не раздражаться по пустякам, бросил ему Гафур и перешел на противоположную сторону дороги. Оглянувшись по сторонам, он обогнул кинотеатр, который знал, как пять пальцев, и легко взобрался по пожарной лестнице к окну туалета на втором этаже. Упершись правой ногой в каменный выступ, он ухватился за карниз, оттолкнулся от выступа, подтянулся до подоконника и грузно ввалился в открытый проем окна. Двое мужчин, справлявших нужду, не проявили никакого интереса к этой акции: при аншлаге подобное проникновение на концерт было не удивительным…

Гафур медленно прошествовал по пустому фойе к комнате киномехаников. Дверь была заперта. Оглядевшись, бандит легко справился с английским замком и вошел. В стене светились два квадратных отверстия. До его слуха донеслось ритмичное постукивание табла. Он заглянул в отверстие. Зал был полон.

На освещенной сцене, слева, сидел, скрестив ноги, табалчи и с нарастающим темпом и звуком стучал по табла — конусообразному барабану.

Свет лился на сцену с небольших боковых балконов, где работали осветители. Разноцветные потоки скрещивались в центре сцены, где должна была танцевать Анита Дели.

Гафур вынул из сумки холщовый сверток.

Зазвучали флейты, застонала ситара. Табалчи рассыпал дробь. На секунду погас свет, и на сцене в переливающемся свете прожекторов, сверкая украшениями, появилась Анита Дели… Шквал аплодисментов потряс стены зала. После чарующего тонкого пения свирели и мягкого постукивания пальцев по барабану вступила флейта; ритм набирал скорость, ситара сладко заныла под рыдания скрипки; звуки всех инструментов слились в чарующую паутину музыки, которая плыла, направляемая ритмичной дробью барабанов. Сердца зрителей были захвачены.

Анита сделала первые па, зазвенели браслеты, и танец закачался, как весенний тюльпан под благоухающим ветром музыки и сердцебиением ее ритма…

Бету стоял за кулисами и наблюдал за залом. Рядом с ним на задних лапах сидел Бахадур.

Такси резко затормозило, ударилось о бордюр передним колесом и остановилось.

— Я так и знал, что мы опоздаем! — недовольно сказал Чатури.

— Что поделаешь, служба! — ответил Джавид, расплачиваясь с водителем.

— Билеты у меня! Проходи вперед, — суетясь, сказал адвокат другу.

— Господа, прошу вас потише пройти в ложу направо, вон туда, — указал им контролер.

— Не беспокойтесь! Спасибо! — ответил ему лейтенант.

Они осторожно вошли в ложу и огляделись. Музыка, яркие краски, освещение и танец Аниты сразу захватили их, и они позабыли о своей профессии.

«Господи, какая красавица! Ведь я видел ее раза два еще при живом отце. Она расцвела, как роза. Просто богиня Сарасвати, Апсара! Непостижимо!» — восхищался Чатури.

Джавид замер от изумления. Такого чуда он еще не видывал. Это было мастерство высокого класса.

Анита пела стихи Ситы…

Вдруг Бету показалось, что в отверстии стены, находящейся напротив сцены, откуда направляются лучи кинопроекторов во время демонстрации фильмов, постоянно мелькает тень. Он присмотрелся и тронул Бахадура за ошейник. Сердце мальчугана бешено застучало: его глаза различили дуло винтовки, блеснувшее в одном из отверстий стены.

«Что же мне делать? — всполошился он. — Сказать дяде Джамини? Или бежать туда с Бахадуром?» В растерянности, он оглянулся по сторонам. Импресарио нигде не было видно. Тогда он, больше не раздумывая, скомандовал, показав Бахадуру на квадратный проем в стене:

— Бахадур, там наш враг! Возьми его! Пойдем! — Они вышли из-за кулис и, быстро обогнув зал вдоль левой стены, остановились у цели. Отверстия находились на высоте примерно двух метров. Бету от волнения дрожал.

«А вдруг Бахадур не возьмет такую высоту?» — с ужасом подумал мальчик. Он гладил спину своего верного друга, который уже заметил, что из отверстия в стене чуть-чуть выдвинулось блестящее дуло. Его шерсть встала дыбом. Бету опустился на четвереньки, а Бахадур вскочил на спину своему молодому хозяину и так сильно оттолкнулся от нее задними лапами, что бедный мальчуган повалился. Рубашка на спине разорвалась. Раздался громкий лай Бахадура и тихий хлопок выстрела. Пес успел ударить лапой по концу ствола, и пуля, отклонившись от намеченной цели, все же задела левую ногу Аниты, которая, вскрикнув, упала на подмостки. Включили свет. Бету и Бахадур устремились на сцену. Публика негодовала. Дежурный полицейский сразу же вызвал «Скорую помощь»…

Чатури и лейтенант, очнувшись от очарования танца, побежали к сцене и стали протискиваться сквозь толпу, окружавшую ее плотной стеной. Им даже пришлось предъявить документы полицейским, которые никого не пропускали.

Занавес опустился, и над Анитой склонился врач.

Публика негодовала. Самые отчаянные осматривали все уголки кинотеатра, разыскивая стрелявшего. И не дай Бог, если бы они нашли его: дхарма Гафура на земле была бы завершена…

Полиция нашла дверь комнаты киномехаников незапертой. Администрации было велено немедленно вызвать их на место происшествия. Лейтенант Джавид взялся за расследование.

— Он ускользнул через туалет, так же, как и проник, — сказал он сержанту и подумал: «Неужели это был Гафур? Да, если принять во внимание рассказ Чатури, похоже, что он». — Сержант, вызовите экспертизу, снимите отпечатки пальцев с дверных ручек помещения, на карнизе и оконном переплете в туалетной комнате! — приказал он.

— Есть, лейтенант! — ответил тот.

Врач снял очки и сказал взволнованному Джамини:

— Рана не опасная, но в таком состоянии танцевать ей нельзя. Я остановил кровь, но… мало ли что может случиться. Концерт придется отменить.

Импресарио был в панике. Что предпринять, он не знал.

Анита пришла в себя и открыла глаза. Она оглядела собравшихся вокруг нее. Чатури помог ей подняться. Анита с ужасом посмотрела на свою ногу; на ней были следы йода и пластырь.

Джамини взял в руки микрофон и обратился к шумевшей публике:

— Уважаемые господа! С большим сожалением сообщаю, что Анита Дели не сможет продолжать выступление… Деньги за билеты вам будут возвращены!

Анита, отчаянно сверкнув глазами, подбежала к нему и, выхватив микрофон, прокричала что было сил:

— Нет! Выступление состоится! — и вернула его Джамини, который объявил перерыв на несколько минут.

— Доктор, прошу вас, укрепите пластырь получше. И я должна переодеться.

— Хорошо, госпожа! — повиновался эскулап. — Прошу вас присесть! — и он наложил на рану эластичную тугую повязку.

Анита прошла в гримерную, переоделась и умело замаскировала браслетами повязку на ноге. Через десять минут она уже стояла за кулисами. Ведущий подал музыкантам сигнал, и выступление, прерванное столь трагическим обстоятельством, возобновилось.

Взволнованный Бету сидел за кулисами, прижав к себе сестренку и Бахадура. Он дрожал, этот маленький, но сильный человек, которого так безжалостно испытывала судьба…

Анита танцевала и пела эпизод из «Рамаяны», где Рама посылает Ханумана в Гималаи за целебными травами для раненого брата…

— Хануман, великодушный! — пела она, переиначивая песню на свой лад. — Дай мне сил, хотя бы на танец, чтобы милого спасти! Умоляю тебя со всей силой любви моего сердца!..

Юсуф был покорен мастерством и характером Аниты.

«То, что произошло, — думал он, — видимо, связано с ее прошлым, а может быть, стрелял просто какой-то фанатик».

Чатури стоял рядом с Бету за кулисами и оттуда смотрел на Аниту Дели. Сердце профессионала-юриста растаяло от ее искусства.

Божанди, обняв рукой Алаку, внимательно слушала музыку и не отрываясь, исподлобья смотрела на свою великолепную хозяйку.

Тем временем Гафур, благополучно покинувший место преступления, тем же путем, которым и пришел, быстро спустился по пожарной лестнице, сел в стоявший рядом автомобиль, легко завел его, проехал несколько кварталов и ушел, бросив угнанную машину. Он сел в автобус, который доставил его целым и невредимым обратно в «логово». Уголовная «братия» с нетерпением поджидала своего предводителя.

— Ну что, Гафур, подстрелил деньги? — спросил низкорослый крепыш, жуя бетель.

— Заткни свой паскудный рот, коротышка! — зло рявкнул бандит. — Лучше подай чашку воды.

— Зачем воды, шеф? Обижаешь! Для тебя я припас кое-что получше воды, — ответил тот и протянул ему глиняную чашку с реджаном — шербетом, смешанным с алкогольными напитками.

Гафур жадно пил, двигая коричневыми челюстями.

— Вот тварь, кажется, я ее только ранил. Смотайся быстрее в кинотеатр и разузнай обстановку! — сказал он, переводя дыхание.

— А может быть, вызвать этого подонка, Авенаша? Скажем, что все в порядке. Пусть гонит деньги! А?

— Не поверит. Он сказал, что должен убедиться сам.

— Так позвони ему и скажи, пусть сгребает кредитки в мешок, да тащит их сюда побыстрее! А работа, мол, уже выполнена. Деньги отнимем и пригрозим ему, чтобы молчал, иначе выдадим полиции, если будет трепыхаться!

— Попробую, — согласился Гафур и набрал номер Авенаша. — Хозяин, все о’кей! — рявкнул он в трубку. — Тащи остальное, да побыстрее! Я жду! — и резко ударил трубкой по рычагам аппарата. — Так, если этот номер не пройдет, на всякий случай надо подготовиться. «Джип» на месте? Заправлен? — спросил он сутулого громилу с перевязанной шеей. — Да-а-а! Я смотрю, пес потрепал тебя довольно изрядно! — с издевкой воскликнул Гафур. — Подождем коротышку. Надо узнать обстановку. Тогда я решу, что делать дальше.

Разведчик, который вернулся через полчаса, доложил, что выступление Аниты Дели продолжается, а полиция ищет след стрелявшего.

— Есть версия, что стрелял какой-то фанатик.

— Но она-то ведь знает, кто! — хохотнул Гафур. — Так, так! Придется после окончания концерта, а он уже скоро кончится, — бандит взглянул на часы, — попытаться захватить танцовщицу и увезти ее в старый цирк в «черном городе». Готовьтесь к операции «Черная кобра», так как на днях полиция наверняка нанесет мне визит.

Послышался негромкий стук в дверь.

— Открой! — кивнул Гафур долговязому, который стоял около двери.

Тот откинул засов и распахнул дверь, в проеме которой уголовники увидели респектабельного господина. Это был Авенаш.

— Ну, ну! — промычал, качая головой и прищелкивая пальцами, главарь банды. — Входи! Входи!

Авенаш нерешительно переступил порог. Только сейчас он понял свою ошибку. Ведь за этим логовом могла следить полиция.

«Надо было назначить свидание, как обычно, в нейтральном месте. Здесь я у них в руках», — сделал он запоздалые выводы.

— Деньги принес? — резко спросил Гафур.

— Нет.

— Почему? — нахмурился тот.

— Глупый вопрос, дорогой, — нагло ответил гость. — Насколько мне известно, концерт продолжается…

На минуту воцарилась напряженная тишина. Все ждали, что скажет главный.

— Это ничего не значит. Концерт скоро кончится. Мы схватим ее и увезем в цирк. А поскольку ты хотел во всем убедиться сам, операция «Черная кобра» произойдет прямо на твоих глазах… Но ты не принес денег… так что… — Гафур скроил на лице мину, выражающую неопределенность.

— Деньги у меня дома, их нетрудно привезти, — заверил его Авенаш. — Тебе я вполне доверяю, Гафур. Но мало ли что бывает. Осторожность в таких делах никогда не мешает. К тому же сумма, как тебе известно, немалая.

— Ну хорошо! В конце концов, куда ты денешься? Все равно отдашь! А если вздумаешь хитрить, смотри у меня… Если все пройдет удачно, ты приедешь с деньгами в назначенное место.

— А где это место?

— Я приставлю к тебе человека, и он проводит тебя! — уголовник осклабился, сверкнув золотыми клыками. — Так будет надежнее.

— Итак, всем к кинотеатру «Эрос»! — скомандовал главарь шайки. — Если мы опоздаем, придется искать ее в хижине комедианта.

Вся компания уселась в синий «фиат». Долговязый остался с Авенашем.

— Поезжай домой и жди звонка! Деньги держи наготове! Длинный за тобой заедет! — небрежно бросил клиенту Гафур.

«Фиат» рванул с места и на бешеной скорости скрылся за поворотом.

— Вот хитрый, подлец! Ну, ничего, еще посмотрим, чья возьмет! — бурчал себе под нос главный убийца.

Громила с перевязанной шеей лихо вел машину, нарушая правила дорожного движения. Пешеходы шарахались в стороны, проклиная бесшабашного водителя.

Барабанная дробь, достигнув апогея, резко стихла. После паузы раздался мощный аккорд, танцовщица сделала последнее па, подняла руки, затем под аплодисменты публики сложила ладони у подбородка и поклонилась, выражая благодарность.

— Занавес! — сдавленным голосом прокричал импресарио.

Когда занавес коснулся пола, Джамини кинулся к Аните, которая, лишившись чувств, медленно оседала. Он успел вовремя подхватить артистку на руки, не дав ей упасть.

В это время подоспел Чатури.

— Господин Джамини, я адвокат Чатури.

— Очень рад вас видеть. Вы как раз вовремя. Помогите мне отнести ее в гримерную.

Аниту положили на диван. Притихшие Бету и Алака стояли около матери. Вошел доктор и попросил всех удалиться.

— Приготовьте кофе! — распорядился он и поднес к ее носу ватку, смоченную мускусом, затем сделал ей легкий массаж, и она стала приходить в себя.

— Все будет хорошо, госпожа. Вам надо переодеться, снять все, что мешает кровообращению. Сейчас вам принесут кофе.

— А где мои дети?

— Они ждут в коридоре.

— Слава Богу, — успокоилась Анита.

— Вы переодевайтесь, а я буду у господина Джамини в кабинете. Если понадоблюсь, позовите меня, — и доктор вышел, закрыв за собой дверь.

Импресарио уже стоял с подносом в руках.

— Уже можно дать ей кофе. Она пришла в себя, — сказал врач.

— Возьми поднос, Алака, и отнеси маме, — сказал Джамини девочке, которая с готовностью откликнулась на это предложение: ей не терпелось обнять мать.

Джамини откланялся, сказав, что его ждут в кассе, и ушел, извинившись перед Чатури и шейхом Юсуфом, который тоже пришел узнать, как себя чувствует Анита.

Чатури явно нервничал. Ему не терпелось увидеть артистку и поговорить о деле, тем более, полагал он, что радостное известие, которое он сообщит ей, будет для нее истинным бальзамом в данный момент. Он вышел из кабинета импресарио и постучался в дверь Аниты. Ему открыла маленькая Алака.

— Извините, малышка, я адвокат Чатури. Мне хотелось бы поговорить с твоей мамой.

Анита услышав, что к ней пришел адвокат, поднялась с кресла и, слабо улыбаясь, пригласила его войти.

— Позвольте, госпожа Анита, выразить вам свое восхищение! Вы прекрасная актриса, гордость нашего народа. Великолепное чудодейственное зрелище ваших танцев повергло меня, как и многих ваших поклонников, в полнейшее изумление. Вы дарите людям радость и надежду, чего так не хватает всем нам в этой жизни! — Чатури поклонился.

— Спасибо, господин…

— Чатури, — помог ей вспомнить адвокат.

— Простите, господин Чатури! Бедный мой отец! Вы помните его?..

— Безусловно… — он посмотрел Аните в глаза и, стараясь подбирать слова, тихо произнес: — Госпожа Анта Дели, я давно вас ищу, но ваш бывший супруг, если можно так выразиться…

— Да, действительно, — с легкой улыбкой вставила Анита.

— Он умело и нагло меня обманывал, о чем я, к сожалению, не подозревал. Не знал я и о том, что он вместе со своей матерью указал вам на дверь. Какая низость, госпожа! Я прошу вас простить меня, что приходится напоминать вам об этом, но дело требует того… Словом, вам возвращены все имущество и деньги отца. Вы являетесь его наследницей. Все претензии со стороны Авенаша бесполезны, тем более, что он… преступник, и теперь не посмеет обратиться в суд. И вообще, мне сдается, что он попадет туда, куда обычно попадают нарушители закона…

Анита не верила своим ушам… Несколько минут она не могла произнести ни слова. Затем поднялась и попыталась совершить пронам, но Чатури удержал ее.

— Не стоит, госпожа Анита! Вы так настрадались… А я только выполнял свои обязанности…

— Я не знаю, как вас и благодарить, господин адвокат! Вы сами не знаете, что для меня сделали! Господи! — она подняла глаза кверху. — Слава тебе! Наконец-то повержено зло твоей десницей и справедливость восторжествовала по Твоей милости.

— Истину глаголете, госпожа Дели! — участливо заметил Чатури и, помедлив, добавил уже более громко и уверенно: — Я поздравляю вас и всю вашу семью. Вот вам моя визитная карточка. Если хотите, можете завтра же приехать ко мне в контору, и я выдам вам заключение суда. Все остальные нотариальные формальности я быстро выполню сам. Собственно, уже завтра вы можете переехать в свой дом. Слуга вашего отца, старый Сангам, ждет вас. Если позволите, я могу на время поставить там небольшую охрану…

— Да, да, охрана мне необходима. Мне грозит опасность, а мой муж, Берджу, в больнице. Сегодня его будут оперировать. Деньги у меня теперь есть.

— Я все знаю. Господин Джамини сообщил мне об этом. Извините, я больше не имею права утомлять вас, госпожа. Не волнуйтесь, бандитов поймают, и они получат по заслугам… До свидания, до завтра, если сможете, — адвокат откланялся.

Когда за адвокатом закрылась дверь, Анита, как безумная, схватила Алаку, прижала ее к себе и стала покрывать ее круглое личико жадными и горячими поцелуями, приговаривая: — Доченька, милая моя, сокровище мое… жизнь моя, свет мой, золотко мое, кровиночка… — слова бесконечным потоком лились из ее измученного, исстрадавшегося и любящего материнского сердца, из глаз брызнули слезы, она зарыдала. Алака тоже заплакала.

— Ты моя родная мама? — всхлипывая спросила она.

— Да, да, доченька, я твоя родная мама! Роднее не бывает! Когда-нибудь я расскажу тебе, что со мной сделали, и почему мы разлучились, а сейчас… — Ее прервал стук в дверь.

— Войдите, — поспешно вытирая слезы, сказала Анита.

Вошел Джамини с кожаным портфелем в руках.

— Вот, Анита! Здесь пять тысяч рупий! Если разрешите, я отвезу их в больницу.

— Спасибо! Пожалуй, мы все вместе поедем в больницу к Берджу. Я только приведу себя в порядок…

— Как вам будет угодно. Здесь господин Юсуф. Он хочет сказать вам несколько слов.

— Где он? — воскликнула Анита. — Позовите его!

Вошел Юсуф. Он поздравил Аниту с прекрасным выступлением и похвалил ее за мужество.

— Я восхищен вами! Жду вашего визита ко мне! До свидания! — и высокий седовласый шейх покинул комнату артистки, которая произносила вслед ему слова благодарности.

Алака была в восторге от всего, что произошло. Она выскочила в коридор и подбежала к Бету, который играл с обезьянкой.

— Бету! — позвала она брата. — Подойди сюда!

— Что случилось, малышка?

— Сейчас к маме приходил адвокат. Он сказал ей, что все имущество ее отца и его деньги ей возвращены! Был суд, и он так решил, — гордо подняв маленькую ручонку, сообщила начинающая актриса.

— А ты не ослышалась, сестренка?

— Нет, нет, Бету, все так и есть!

— Это большая радость для мамы и отца! — воскликнул мальчик.

— Но бандиты хотят захватить мамино богатство!

— Теперь понятно, почему они нападают на нас и хотят забрать от нас маму! — тревожно сказал Бету и оглянулся по сторонам. — Бахадур, ко мне!

Пес в два прыжка очутился около молодого хозяина и, виляя хвостом, поднял на него глаза. Ему не терпелось вернуться в больницу, к своему великому хозяину, и потому он грустил.

— Потерпи немножко, Бахадур! Скоро поедем к отцу! Стой около этой двери и охраняй, ясно?

Не успел пес расположиться у дверей Аниты, как Бету увидел двух мужчин, до бровей повязанных черными ангочхами. Один из них был высокий и тощий, другой — низкорослый, плотно сбитый. Мальчик узнал в них ночных гостей.

Алака, прижавшись к брату, пронзительно закричала:

— Мама! Мама! Бандиты!..

— Бахадур! Взять! — громко скомандовал Бету.

Пес одним прыжком свалил долговязого на пол. Еще секунда, и он бы перегрыз ему горло, но коренастый бандит сильно ударил Бахадура по ребрам клюшкой для игры в хоккей на траве. Тот издал вопль, похожий на визг электрической пилы, вонзающейся в дерево, и бросился на обидчика.

Из комнаты Аниты выскочил с портфелем в руке Джамини. Долговязый с размаху ударил его правой рукой, повалил на пол и, вырвав из его рук портфель, помчался к выходу, унося добычу. За ним вслед устремились Бахадур и Божанди.

Падая, Джамини сильно ударился головой о стену, кровь залила его лицо.

Подоспевший Гафур, как боевой слон, вломился в уборную Аниты. За ним последовал коротышка.

Бету и Алака испуганно кричали, призывая на помощь.

— Мама, мама! Бежим! — звала Алака мать, вся дрожа, как былинка под проливным дождем.

Но было поздно.

Бандиты быстро и ловко связали Аните руки и ноги, заткнули рот краем сари и вынесли ее в коридор, расталкивая плачущих детей.

Анита извивалась всем телом, пытаясь вырваться, но все было напрасно. Крепкие руки уголовников держали ее, словно тиски. Быстро спустившись вниз, Гафур и его сообщник ловко втиснули свою «дорогостоящую добычу» в машину и положили на заднее сидение. Рядом со связанной Анитой плюхнулся коротышка, намотав на руку ее тяжелую черную косу. Гафур сел за руль. Он резко рванул машину с места, которая взревела и понеслась, игнорируя все правила… Празднично украшенные улицы сияли иллюминацией. На тротуарах мальчишки жгли бенгальские огни. Вспыхивали, взлетая к небу, разноцветные ракеты. Резко повернув налево, машина с похитителями сбила пешехода, который нес в руке большую глиняную плошку с маслом. Несчастный, отброшенный машиной, отлетел в сторону. Блестящие черепки разлетелись по мостовой, масло разбрызгалось. До ушей бандитов донесся слабый звук сирены…

Бахадур во весь опор мчался за зеленым, с брезентовым верхом «джипом». С его блестящих, жаждущих мести клыков, капала горячая слюна. Он выбрасывал вперед лапы с предельной силой, данной ему природой. Машина неслась впереди него по Гарден-роуд. Колючая шерсть пса поднялась дыбом, глаза горели хищным огнем: в нем проснулось сердце волка. Он мчался за своей добычей, которую двуногие волки уносили от него… Это был портфель, большой кожаный портфель. Бахадур обогнал «джип» на пешеходном переходе. На его спине, крепко вцепившись в ошейник и наклонившись, словно заправский жокей, сидела Божанди, время от времени подбадривая пса пинками задних лап в ребра.

У железнодорожного переезда Божанди соскочила со спины своего верного друга и, рванув защелку лебедки, опустила шлагбаум. Бахадур залег в густой траве газона, а хануман взяла круглый булыжник и взобралась на башенку, возвышавшуюся над лебедкой шлагбаума.

«Джип» резко остановился перед полосатой преградой. Водитель в недоумении вышел из машины и стал осматривать шлагбаум. Сделав шаг к лебедке, он почувствовал «легкий» удар булыжника по голове, который уронила хитрая Божанди. Результат был превосходным: «горе-похититель», послушно вытянувшись, смиренно улегся на дороге. Долговязый вышел из машины и склонился над ним.

Божанди вскочила на переднее сидение машины и села за руль. Бахадур был уже рядом. Его челюсти надежно сжимали ручку кожаного портфеля с деньгами.

Мотор работал. Божанди ликовала: ее тайная мечта, кажется, осуществилась! Обезьянка толкнула рукой рычаг коробки скоростей, правой ногой выжала педаль сцепления, а левой — надавила педаль газа. «Джип» рванулся с места. Полосатый брус шлагбаума с треском упал под его колеса.

Долговязый от неожиданности сделал резкое движение, чтобы разогнуться, но не смог: его прострелило. Увидев за рулем ханумана, он от удивления и испуга шлепнулся на брусчатку.

«Джип», управляемый хануманом, виляя, несся на второй скорости, грохоча и дымя. Его мотор раскалился. Божанди, применяя на практике свои многодневные наблюдения, вертела рулем, подражая лихачам — водителям такси. Проехав километра два, горе-шофер Божанди, к счастью, завалила «джип» в кювет. Бахадур лихо выскочил на дорогу. Обезьянка, слегка потрясенная столь неожиданным финалом своего вояжа, с сожалением покинула строптивое детище технического прогресса человечества и была вынуждена прибегнуть к древнему, как мир, способу передвижения. Она вновь устроилась на упругой, надежной спине Бахадура, который теперь уже не спеша побежал по дороге. В его зубах мерно покачивалась добыча…

Через некоторое время необычные посетители, Бахадур и Божанди, вручили портфель с пятью тысячами рупий доктору, который чуть было не упал в обморок при виде столь экзотических родственников Берджу.

Вода в радиаторе кипела, но Гафур жал на всю катушку.

Бету и Алака, тесно прижавшись друг к другу, задыхались в багажнике «фиата». Бету и сестре пригодились их профессиональные навыки. Пока бандиты укладывали Аниту на заднее сидение, они ловко забрались в багажник. Было очень тесно, и Бету потихоньку выбросил запасное колесо, чтобы расширить место их временного пребывания. Машину бросало из стороны в сторону. Дети набили немало шишек. Дышать было нечем. Бету тихонько перочинным ножом приоткрыл крышку багажника и, придерживая, чтобы она не открылась совсем, сделал сестре знак. Алака приникла к щели, вдыхая струю свежего воздуха.

Вдруг машина резко остановилась. Сильные хлопки сотрясали кузов. Рессоры поднялись. Бету понял, что машина опустела. Он приподнял крышку багажника и быстро выбрался оттуда, а затем помог сестре. Дети увидели, как за бандитами, которые уносили свою жертву, захлопнулась решетчатая дверь.

— Бежим к отцу! — сказал Бету сестре, и они помчались к остановке автобуса.

Медсестра поднялась с табурета.

Берджу пошевелился и открыл глаза.

— Спите, спите! Не волнуйтесь, все хорошо! Я только схожу к доктору и сразу вернусь! — успокоила она больного.

Берджу снились кошмары, и он, тревожно поведя глазами, хрипло спросил:

— Где моя жена и дети?

— Успокойтесь! Они скоро приедут, — ответила медсестра и вышла.

Берджу попытался встать, но почувствовав резкую боль в голове, отказался от своего намерения.

Внезапно дверь распахнулась, и в палату вбежали Бету и Алака. Они были напуганы и тяжело дышали.

— Отец, беда! Бандиты схватили и увезли маму! — прокричал мальчик.

Алака захныкала и уткнулась личиком в живот отца. Бету кулаками вытирал слезы, которые, смешиваясь с грязными струйками пота, текли по его лицу.

Берджу приподнялся и вскочил с кровати.

— Быстро! Бежим! Вы знаете, куда они ее увезли? — хрипел он, дико вращая глазами.

— Да, отец, это не очень далеко! В «черном городе», в развалинах старого цирка.

Вбежавшие на шум доктор и медсестра остолбенели, увидев, что их пациент, для которого уже подготовлена и ярко освещена операционная, сметая на своем пути все преграды, словно муссон, пролетел мимо них в коридор.

— Вам же нельзя! Это опасно! Что вы делаете?! — придя в себя, закричала медсестра.

— Я снимаю с себя всякую ответственность… — начал доктор, но осекся: пациента и след простыл. Доктор задумался, терзаемый сомнениями в своих профессиональных способностях.

«Я всего лишь человек, а не Бог», — успокоил он себя и направился в операционную.

Крепкие пеньковые веревки больно врезались в тело Аниты.

Крепыш потрудился на совесть, привязав ее к корявому стволу дерева во дворе развалин.

Кишори, потирая руки, с садистской улыбкой ходила вокруг своей жертвы. Ее глаза алчно сверкали, предвкушая наслаждение; наконец-то она увидит, как у нее на глазах будет умирать ненавистная ей невестка… Она и ее сын овладеют богатством, она будет богиней, станет повелевать и требовать от подчиненных любви и уважения к своей персоне…

Бандитов, как успела разглядеть Анита, было трое. С ними был Авенаш — низменная, ничтожная душонка, который, скрестив ноги, сидел на траве в трех шагах от нее. Цинично разглядывая свою жертву, он жевал бетель и бахвалился, наслаждаясь победой и ловкостью. Он был похож на кота, мучающего мышь перед тем, как съесть ее.

— Чего вы от меня хотите? — кричала пленница, тщетно пытаясь освободиться от пут.

Раздался наглый хохот Авенаша, гулкое эхо которого рассыпалось в пустынных развалинах.

— Развяжите меня немедленно! Слышите, отпустите меня! — призывала бедная женщина. Она трепетала, как птица в силке, ее сердце бешено колотилось.

«Боже! — молилась она. — Ты посылаешь мне страшное испытание! Я боюсь умереть! И не из-за того, что богата теперь. Нет, нет! Богатство не нужно мне. Я испытала истинное счастье, как раз будучи бедной! Я несколько раз сама пыталась убить себя! Но теперь, Господи, прошу тебя, сохрани мне жизнь ради моих детей, ради моего Берджу! Я люблю их, Господи! Помоги мне!..» — Она обессилела и, закрыв глаза, уронила голову на грудь…

— Очнись, подлая тварь, потаскуха! С другим сошлась? Да? Но скоро ты не будешь принадлежать ему! — Кишори подошла к ней и с силой ударила ее по щеке.

Та не открывала глаз. Она снова стала молиться. Сегодня праздник Дасеры. Сегодня мужественный богатырь Рама, его брат Лакшмана, красавица Сита и доблестный Хануман победят короля демонов Равану. Сегодня добро победит зло! Анита открыла глаза, и на ее лице появилась улыбка. «Подымись с колен, дщерь моя, и иди, ибо вера твоя спасла тебя», — вспомнилось ей.

Авенаш, увидев, что его «супруга» улыбается, почувствовал легкий холод суеверного страха.

Кишори крутилась вокруг привязанной к дереву Аниты, как змея вокруг древа познания добра и зла. Казалось, если она откроет рот, тысячи мелких змей, свиваясь в кольца, выползут из ее утробы. Глаза злодейки то горели безумным огнем, бегая из стороны в сторону, то становились сонно-насмешливыми…

Авенаш, похожий на свою мамашу, как две капли воды — и внешне и внутренне, — тоже не упускал возможности всласть поиздеваться над жертвой.

— Развяжи! — строго и спокойно сказала ему Анита.

— Я очень мечтал, моя дорогая жена, чтобы все твое состояние было неразрывно связано с моей судьбой! Поэтому и привязал тебя к дереву веревкой! — ехидно сказал он.

— Отпусти меня! — настаивала пленница.

— Ничего, дорогая! Не печалься! — медленно растягивая слова и как бы наслаждаясь их звучанием, продолжал глумиться подонок. — Я сделаю все, что ты просишь. Сейчас ты будешь свободной не только от этой веревки, но и от… жизни! — и он окатил ее наглым взглядом.

— Нет! — воскликнула несчастная.

— Ты что, забыла наш древний обычай: заветная мечта каждой женщины умереть раньше своего мужа? — Он сделал паузу, чтобы насладиться реакцией своей жертвы на его слова. Авенаш и его мать, как истинные вампиры, пили духовную кровь Аниты. Им было мало только ее богатства. Скорее всего, это богатство было им нужно не как таковое, а как средство угнетения, порабощения и, таким образом, удовлетворения своих садистских желаний, о чем сами они вряд ли подозревали.

— И ты умрешь! — злорадно отрезал он.

— Нет! Замолчи, подлец! — громко сказала Анита и гордо подняла голову. Она больше не желала давать этим отбросам человечества ни малейшего шанса насладиться ее слабостью.

Авенаш сник, энергии у него поубавилось. Жертва больше не «кормила» его темную, сатанинскую душу, но он все еще продолжал:

— Ты не будешь мучиться на костре!..

— Нет! Ты не посмеешь ничего сделать со мной! — спокойно и внушительно отрезвила она его заплывшие жиром мозги.

Кишори пританцовывала, потирая руки и с великим нетерпением ожидая приближения «расправы-ритуала».

— Чтобы тебя похитили и привязали к этому дереву, я отдал очень хорошие деньги, — продолжал Авенаш психологическую атаку.

— Очень скоро ты пожалеешь об этом, а может быть, и сию минуту, — сказала Анита, сама не понимая, почему произнесла именно эти слова.

У нее за спиной раздался громкий хохот, похожий на грохот обломков скалы, падающих в бездну.

— Тебе не придется долго страдать! — сказал Авенаш и с глубочайшей ненавистью посмотрел ей в глаза. Затем оглянулся и позвал Гафура.

Уголовник, осклабившись во все свое широкое, как лепешка, лицо, вышел из «укрытия» с плоской плетеной корзиной, накрытой крышкой, в руках. В бамбуковой корзине, свернувшись кольцами, лежала двухметровая кобра.

— У этого несчастного самца убили самку, — хриплым и скрипучим голосом поведал бандит, открывая крышку корзины.

Кобра подняла голову и раздула капюшон. Зрелище было зловещим. При виде «священного» пресмыкающегося у бедняжки ослабели колени.

Авенаш почувствовал это и злорадно захохотал. Ему вторила Кишори, глухой смех которой сотрясал ее исхудавшее тело.

— И этот самец жаждет мести! Видишь, как он зол на свою судьбу? — издевался Гафур.

Самец кобры нервно дернул головой.

— Нет! — вскрикнула дочь брахмана. Силы вновь стали покидать ее.

Она то молилась, то представляла милое и испуганное личико родной дочери, милой и прекрасной Алки, вспоминала доброго и отзывчивого Бету и, конечно, Берджу…

«С этими образами в душе и в сердце своем я и умру, Господи, если мой час настал!» — с ужасом думала она и чувствовала, что не умрет, что «ее час» еще не настал. Однако кошмарный спектакль, который устроил Авенаш, угнетал и разрывал ее вконец исстрадавшуюся душу.

— Его укус смертелен! — ехидно объявил Авенаш. — Яд проникает в кровь за одну секунду.

Вся шайка и Кишори окружили жертву в ожидании захватывающего зрелища. Крепыш и долговязый, скаля гнилые зубы, уселись рядом с Авенашем в «партере» и скрестили ноги.

— И ты тут же похолодеешь! — продолжал Авенаш. — И все твое огромное состояние достанется мне. Ведь я — твой законный муж! — воскликнул он и поднялся. Двое уголовников тоже вскочили на ноги. — Других наследников у тебя нет! Не так ли? — он прошелся, посмотрел на Гафура, потом встал напротив Аниты и бросил ей в лицо: — Готовься умереть! — С этими словами он дал главарю шайки знак.

Убийца обвел всех тупым взглядом и торжественно произнес:

— Операция «Черная кобра» начинается! — Он нагнулся, поставил корзину с коброй на бетонную плиту, примерно в двух метрах от жертвы, и скомандовал, легонько стукнув по ней: — Ну иди, дорогой!

Пресмыкающееся, медленно раскручиваясь, стало выползать… Все, как завороженные, следили за движениями кобры, длинное чешуйчатое тело которой скользило по земле в сторону Аниты. На ее боках поблескивали песчинки. Сердце бедной женщины похолодело. Она сама удивлялась, как это разум еще не покинул ее от этих изощренных издевательств. Несчастную била нервная дрожь. Змея свилась в плотное кольцо у ее ног, готовясь к прыжку. Женщина замерла. Дрожь прекратилась, в глазах поплыл туман.

В этот критический момент раздался пронзительный крик Божанди, которая схватила кобру пониже головы мертвой хваткой, стараясь разорвать ее капюшон, как это делает мангуста.

Гафур, который держал в руках мелкую сетку, приготовленную на случай, если змея кинется на кого-нибудь из своих, быстро набросил ее на обезьяну. Хануман, подпрыгнув от неожиданности, выпустила кобру и упала на землю, запутавшись в сетке. Кобра быстро поползла в сторону.

— Осторожнее! — вне себя закричал Авенаш, похолодев от ужаса. Не успел он закрыть рта, как сильные лапы Бахадура, который летел, как торпеда, сбили его с ног. Он рухнул на землю, подняв клубы цементной пыли.

Пес чихнул и увидел перед глазами ненавистную клюшку, которой его ударил бандит в прошлый раз. Он ловко увернулся и прыгнул на уже знакомого обидчика. Клыки Бахадура сомкнулись на шее долговязого уголовника. Тот заревел, как раненый бык, и, захлебнувшись потоком горячей крови, упал замертво.

Победитель отпрянул назад, оскалив зубы. Его шерсть стояла дыбом, похожая на жнивье архара.

Авенаш кипел злобой. Он схватил факел и стал зажигать его.

Гафур осторожно приподнял сетку, в которой металась Божанди.

— Бог Хануман был подручным у Рамы, а эта дрянь — у нищего! — сказал Авенаш и поднес горящий факел к сетке с Божанди, которую держал Гафур.

Бахадур стоял в нерешительности, наблюдая за происходящим.

— Сейчас поджарится! — в один голос проскрипели озверевшие подонки.

— Нет! Не надо! — закричала Анита. — Изверги, не трогайте священное животное!

Кишори наслаждалась зрелищем.

Внезапно громкий и резкий крик потряс полуразрушенные своды здания. Все испуганно оглянулись на таинственный крик и увидели поразительное зрелище: уцепившись за канат, закрепленный под куполом, на них с оглушительным воплем летел сам бог Хануман.

— Откуда это чудовище?! — завопил коротышка.

— Хватай его! — успел скомандовать Авенаш и выронил факел, так как в этот момент Бахадур вцепился зубами в его ляжку.

Пламя, лизнув сухой кустарник, охватило его и поползло по траве, быстро достигнув дощатых перегородок, которые с треском загорелись, отбрасывая искры на деревянные подпорки и балки. Раздуваемые сквозняком, языки пламени весело поднимались все выше и выше.

— Вот он! Хватай его! — призывал коротышка, поднимая хоккейную клюшку, которую навеки выронил его долговязый «соратник». Но мощный удар, который летящее «чудовище» нанесло ногами уголовнику, опрокинул его на спину, и он сильно ударился о бетонную плиту. Несмотря на крепкий череп, смягчивший удар, его сознание, не обремененное светом мышления, окончательно померкло, лишив шайку еще одного члена.

Слышался треск горящего дерева, дым и клочья пепла застилали глаза.

Берджу скинул с себя облачение бога Ханумана. Анита, увидев мужа, встрепенулась всем своим существом, но веревки не давали ей двигаться, они крепко впились в тело женщины, которое затекло и словно окаменело.

— На помощь! — позвала она. — Берджу, милый, я здесь! — в словах Аниты слышались радость и отчаяние…

Но Берджу в это время, как барс, сражался с мощным Гафуром. Авенаш пока не приходил ему на помощь, а коротышка выбыл из боя. Артист с силой ударил бандита по плечу железным прутом, зажатым в руке. Прут согнулся. Гафур лишь слегка наклонился, а Берджу, воспользовавшись этим, ударом левой ноги выбил кирпан из руки негодяя. Непременный атрибут сикхов со звоном упал на бетонный пол. Подбежавший Авенаш быстро схватил кирпан и замахнулся им на Берджу.

Алака, воспользовавшись замешательством бандитов, освободила Божанди от сетки, а Бету, подбежав к матери, ножом разрезал веревки, опутывавшие ее.

Двухметровая кобра, тихо извиваясь, «текла» по направлению к обезумевшей от страха Кишори.

Авенаш, издав страшный рев, рухнул на пол под мощным ударом кулака Берджу. Из его рта и носа потекла густая кровь. Несмотря на это, он вскочил на ноги, выхватил пистолет из кармана брюк и направил его на Берджу.

— Стой, фокусник! Прощайся с жизнью! — голосом трагика изрек он.

Бету, который увидел это, сделал знак Бахадуру. Верный пес, совершив мощный прыжок, повис на руке Авенаша. Тот, скрючившись, упал. Берджу наступил ногой на пистолет и быстро поднял его.

— Представление продолжается! — объявил он, сверкая глазами. — Теперь выступит настоящий артист. Сейчас Берджу покажет вам новый фокус!.. — И он направил дуло пистолета на поверженного врага, который, совсем сникнув, смотрел на него умоляющими глазами. Из его носа на бетонную пыль падали крупные капли крови.

— Мне не приходилось никогда стрелять в лицо человеку! Но ты не человек! Ты зверь! — гневно сказал Берджу.

— Нет! Нет! Не стреляй! — Авенаш вскочил на ноги, сделал шаг по направлению к артисту и сложил руки на груди, затравленно озираясь. Пот, смешиваясь с кровью, градом катился по его лицу.

— У зверя хотя бы есть душа! — печально продолжал Берджу. — Убить тебя — значит, освободить землю от страшного негодяя.

— Не стреляй! Нет! — взмолился Авенаш, падая на колени перед уличным комедиантом.

— Нет! Нет! — послышался крик Аниты.

Берджу не понимал, что происходит, но крик Бету прояснил ситуацию.

— Отец! — хрипел мальчик, прижатый мощной рукой Гафура.

— Отпусти Авенаша, фокусник, или я пристрелю твоего сына! — И уголовник приставил к виску Беты пистолет.

Анита и Алака, обнявшись, замерли от страха.

Авенаш, воспользовавшись замешательством противника, выбил пистолет из его руки, ловко подобрал оружие и, отскочив в сторону, снова направил дуло на Берджу.

— Хозяин! — подал голос все еще распростертый на земле коротышка. Это его погубило: Божанди бросила на грудь бандита горящий факел.

В это время развалины потряс зловещий гул: с высоты рухнула пылающая балка. Во двор старого цирка клубами повалил дым, смрад и пыль.

— Фокусник! Ты, я вижу, ранен в голову? А у меня есть средство помочь тебе! — съязвил Авенаш и дико расхохотался.

Волосатая рука убийцы сжимала горло Бету. Рукой мальчик дал знак Бахадуру, который вместе с Божанди потихоньку подкрадывались к Гафуру сзади. Обезьянка подпрыгнула и, как истинный форвард хоккея на траве, нанесла Гафуру сокрушительный удар клюшкой по плечу. Тот покачнулся, но устоял на ногах. Однако сильный бросок Бахадура все же свалил его с ног. Пес вцепился в руку врага, сжимавшую рукоятку пистолета. Хануман угощала его тумаками куда придется. Уголовник вступил в дикую схватку с животными, схватку не на жизнь, а на смерть. Бой затягивался… Изодранный и исцарапанный Гафур тяжело дышал и ругался. Одно его ухо было разорвано и кровоточило.

Божанди снова схватила факел со «священным» огнем, на котором ее хотели поджарить, и с силой ткнула им в живот бандита. Тот вскочил и, как невменяемый, помчался, не разбирая дороги.

— Бахадур, ко мне! Не преследуй, ко мне! — услышал пес тихую команду Бету. — Смотри на пистолет, на руку! — Они стали тихо приближаться к Авенашу «с тыла». Божанди, которой очень понравилась клюшка, не выпуская ее из рук, последовала за ними.

— Я наложу на твою рану пластырь! — продолжал Авенаш глумиться над Берджу. — Такой пластырь, что ты никогда в жизни не почувствуешь никакой боли!

— Не тронь его! — потребовала Анита.

— Я же спасаю его! — ехидно ответил Авенаш. — А что это моя жена так побледнела?

— Не стреляй! Не убивай! — стала умолять негодяя бедняжка.

— Сейчас твой ненаглядный подохнет!

— Отдай пистолет! — Анита вцепилась в руку Авенаша, но тот грубо и сильно оттолкнул ее.

— Убери руку! Отцепись, тварь! — закричал он, толкая ногой плачущую Аниту.

Она упала.

— Негодяй!..

— Оставь ее, убийца! — раздался за его спиной возглас Бету.

Авенаш хотел оглянуться, но Бахадур сбил его с ног, и они, схватившись, покатились по полу, поднимая пыль.

Запахло горелой шерстью.

Гафур, не укрывшийся от зоркого глаза Бету, снова подкрадывался к фокуснику с кирпаном и пистолетом в руках.

— Отец! Сзади опасность! — предупредил мальчик.

Они встали за колонну и увидели, как с гулом и издав звук, похожий на взрыв противотанковой гранаты, еще одна горящая балка обрушилась на убийцу и придавила его.

Когда немного рассеялся дым, Авенаш, весь исцарапанный и окровавленный, в разорванной рубашке, увидел раздавленное тело Гафура и затравленно посмотрел на Берджу, который держал его под прицелом.

— Помогите! На помощь! — раздался пронзительный крик Кишори, которую ужалила черная кобра.

— Что делать? Что мне делать? — заметался Авенаш, не обращая внимания на крики умирающей матери. Не замечая направленного на него дула пистолета, он бросился бежать, но услышал голос Аниты:

— Моя дочь отомстит тебе!

Он оглянулся и увидел Алаку, Бету и Берджу.

«Неужели это ее дочь?» — подумал Авенаш и перевел взгляд на Аниту, которая пристально и презрительно смотрела на бывшего мужа. Он попытался снова бежать, но не смог: его ноги словно приросли к земле.

Алака с презрением смотрела на злодея, который хотел из-за богатства убить их.

— Божанди! — тихо позвала девочка. — Догони его. Это враг нашей семьи!

— Такие, как ты, не должны жить на свете! — поддержал ее Берджу.

В это мгновение на Авенаша свалилась тлеющая головня, от которой загорелись лохмотья его изодранной рубашки. Издав дикий вопль, он стремительно понесся прочь.

— Смерть его догонит! — грустно сказал Берджу.

Пробежав метров двадцать, Авенаш упал. Божанди бросила на его пылающую рубашку факел, который ярко вспыхнул, но Авенаш уже не чувствовал боли.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Семейство уличного фокусника Берджу, вышедшее из боя без потерь, если не считать легких ран, покинуло зловещие развалины, где вовсю бушевал пожар, предоставив во всем разбираться подоспевшим врачам и полицейским.

Они вышли на улицу. Вокруг шумел праздник. Толпы разодетых горожан с флейтами, бубнами и барабанами двигались им навстречу.

— Отец, может быть, мы посмотрим хотя бы одно представление? Жалко, что поучаствовать нам уже не придется! — сказал Бету.

— Конечно, посмотрим! — отозвался Берджу. — А вот насчет участия, мне кажется, жалеть не стоит. Только что мы были участниками такого представления, которое вряд ли скоро забудется.

Берджу обнял мальчика, по лицу которого лились слезы.

— Не надо, Бету, ты же мужчина! — успокаивал его отец. — А то мама тоже расстроится. Я вижу, что у нее глаза «на мокром месте», — артист с нежностью посмотрел на жену, которая ответила ему долгим благодарным взглядом.

Храбрый боец Бахадур, закрутив кольцом свой пушистый хвост и навострив уши, трусил справа от своего великого хозяина и друга. Его глаза слезились. Божанди ехала на нем верхом, грустно опустив голову.

Они подошли к помосту Рамлилы. На сцене была Сита — воплощение идеала женственности, образец для подражания, который с детства ставится в пример каждой индийской девочке. Сита — нежная, верная и страдающая жена, стойко переносящая нравственные муки, покорила всех, заставив плакать не только женщин, но и мужчин, пришедших на площадь.

Но когда на сцену выскочил Хануман и начал выкорчевывать сад Раваны, все захлопали в ладоши, закричали и запрыгали от восторга.

Настроение толпы, не поддаться которому было невозможно, захватило всех присутствующих.

— Пора уходить! — наконец сказал Берджу. — Скоро утро.

— Да, да! Пора! — спохватилась Анита и вспомнила, что Берджу ранен, но не стала напоминать ему об этом.

В шумном праздничном потоке людей, среди иллюминаций, бенгальских огней, ракет и фейерверков они вскоре добрались до дома. Все так устали от всего, что выпало им пережить за последние тревожные дни, что сразу уснули глубоким сном.

Когда Анита открыла глаза, солнце было уже довольно высоко. Ей было легко и спокойно. После долгих лет, проведенных в страданиях и тревоге, это состояние было для нее непривычным.

Она вспомнила те ужасные события, которые пережила вместе со всей своей семьей, но эти воспоминания не потревожили ее сердца. Она встала с постели.

Бахадур открыл один глаз и, быстро подбежав к хозяйке, лизнул ее ногу. Анита погладила его по шерсти, которая была местами вырвана и обожжена.

— Бахадур, бесстрашный, спаситель наш, защитник, — ласково приговаривала она. — Сейчас я тебя покормлю! — Они вышли во двор и пошли по оживленной, ярко украшенной улице.

Увидев телефонную будку, Анита зашла в нее и позвонила адвокату, попросив его приехать к ним, в нескольких словах объяснив ему события прошлой ночи. Чатури охотно согласился.

— Через час я буду у вас, госпожа, со всеми необходимыми документами! — заверил он ее.

— Очень хорошо. Я жду вас! — ответила Анита и повесила трубку.

Потом она позвонила в больницу и попросила доктора приехать и осмотреть Берджу.

По пути на рынок женщина купила в мясной лавке мозговую косточку и приличный кусок мяса для Бахадура.

— Вперед, Бесстрашный! — весело скомандовала псу Анита, который в благодарность за предстоящий пир, всю дорогу подпрыгивал, безуспешно пытаясь лизнуть хозяйку в подбородок.

Когда они вернулись домой, все уже были на ногах.

Бету помогал отцу умыться, поливая из лейки на спину.

Берджу охал и стонал от удовольствия. Анита взяла полотенце и помогла мужу вытереться. Осмотрев его рану на голове, она смазала ее йодом и перевязала чистой хлопчатобумажной ангочхой.

— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила она. — Я так за тебя волнуюсь!

— Как ни странно, но хорошо. Немного кружится голова, но болей никаких уже нет! — с улыбкой ответил он. — Не беспокойся.

— Но я все-таки пригласила к тебе доктора! — сказала Анита и пошла готовить обед.

Когда все, мирно сидя за столом, «вкушали пищу», Анита вспомнила слова, сказанные ей шейхом Юсуфом: «Мельница сильна водой, а человек — едой». Но пища духовная — вера, надежда, любовь, — может быть, и выше пищи материальной».

Словно угадав ее мысли, Берджу тихо сказал:

— Ешь больше, Бету! Пища материальная укрепляет тело. А тебе скоро сдавать экзамены в четвертый класс. Надо идти учиться, сынок, ибо еда, сон, страх и совокупление уподобляют людей скоту. Лишь знание возвышает их. Лишенный знаний — словно животное…

— Только без хвоста и рогов! — звонким голоском подхватила Алака.

Все дружно рассмеялись, а Божанди, которая как будто только и ждала этого, обняла девочку за шею и дала ей очищенный апельсин.

Во двор осторожно въехал «джип». Обе его дверцы одновременно открылись. Из одной вывалился плотный адвокат Чатури, блестя на солнце своей гладкой лысиной, из другой — статный худощавый лейтенант Джавид.

Анита встретила их на пороге.

Гости поприветствовали хозяев.

— Рам, рам! С праздником вас! — воскликнул Чатури, входя в бедную хижину.

— Это мой муж, Берджу, — представила его адвокату Анита.

— А это лейтенант Джавид, — поклонившись хозяевам, сказал адвокат, указывая на своего спутника жестом руки.

— Берджу, Комиссариат полиции выражает вам огромную благодарность. Вы так лихо расправились с шайкой Гафура, что нам уже нечего было делать там. Анита, а вы — просто героиня, вы — Сита.

— А Берджу — Рама! — добавил Чатури. — А вот и Хануман! — улыбнулся он, увидев обезьянку, которая ловко взобралась на плечо Бету. — Госпожа Анита, позвольте мне перейти к делу.

— Да, да! — согласилась хозяйка. — Пожалуйста, вот сюда, — и она пригласила адвоката к столу.

Адвокат, разложив бумаги, сказал:

— Вот, прошу ознакомиться с постановлением суда и заключением по вашему делу! И будьте так добры расписаться на трех экземплярах…

Анита взяла со стола документы и с замиранием сердца стала их читать.

— Бедный мой отец! — тихо сказала она. — Господин адвокат, как умер мой отец? Тогда мне сказали, что он попал в автомобильную катастрофу, но все эти годы я сомневалась в этом…

— Да, это не совсем так! Так вам сказали, чтобы смягчить и без того тяжелый удар, который обрушился на ваши хрупкие плечи! Подпись вот здесь и здесь… Хорошо, спасибо! Он… покончил с собой, застрелился! — с трудом выговорил адвокат.

— Господи! — воскликнула Анита и бессильно опустилась на стул. Перед ее мысленным взором предстала высокая, статная, слегка сутуловатая фигура отца с крупной седой, как у браминского орла, головой…

— Госпожа! — обратился к ней Джавид. — Ваш дом все еще охраняют. Когда вы думаете переезжать?

— Переезжать?.. — с недоумением спросила женщина, очнувшись от горьких мыслей. — Даже не знаю, — и она вопросительно посмотрела на мужа. — В доме моего отца я познала счастливое детство и отрочество, а в этой бедной хижине — счастье любви и материнства. Поэтому мне жаль покидать эти бедные стены, где я так счастлива… Да, очень, очень жаль!..

— Ваше счастье берет начало в этой хижине, и оно, как ручеек, потечет, становясь все более полноводным, к началу вашей жизни! — стал убеждать ее Чатури.

Берджу ничего не понимал.

— Господин Берджу, теперь, надеюсь, вам понятно, почему Авенаш хотел вернуть Аниту? — спросил адвокат. — А когда она отказалась, решил убить ее и меня.

— Не совсем, — покачал головой артист.

— Аните, как единственной наследнице ее отца, господина Ганга Дели, по суду возвращено все его имущество, движимое и недвижимое, отнятое у него несколько лет назад его недобросовестным компаньоном, неким Анджитом.

— Теперь понятно, господин адвокат! И из-за этого он хотел убить вас? — удивился Берджу.

— Да, потому что я слишком много знаю. Я адвокат покойного Ганга Дели, свидетель всего, что произошло.

— Подлый человек! Мерзавец! Он хотел разрушить нашу семью! Не дай Бог, если бы он убил Аниту! Я не знаю, что бы я сделал с ним! Я за нее жизни не пожалел бы! Вот только детей жаль оставлять сиротами… Но Бог всемогущ. Он не допустил этого!

— Все подробности, господин Берджу, вам объяснит супруга, а нам, кажется, пора! — сказал Чатури.

— Нет, нет, господа! Я не отпущу вас, пока вы не выпьете с нами чаю! — остановила Анита стражей закона.

— Ну, если прекрасная хозяйка дома так настаивает, мы не вправе отказываться! — ответил лейтенант и вопросительно посмотрел на Чатури, который кивнул в знак согласия.

Гости уселись на циновке, скрестив ноги. Вся семья Берджу приняла участие в дружеском чаепитии, вспоминая самые драматические минуты из событий последних дней.

Чатури, в свою очередь, поведал о своем приключении в доке и об угрозах, которые сыпались в его адрес по телефону.

Потом Берджу и Алака читали стихи из «Рамаяны», а Бету играл на флейте.

— Спасибо вам за все, дорогие хозяева, — сказал Чатури, поднимаясь. — Нам было очень приятно пообщаться с вами, а теперь мы вынуждены откланяться, нас ждут неотложные дела! — Адвокат и лейтенант попрощались с хозяевами и вышли из дома.

Божанди, которая выскочила на улицу несколькими минутами раньше их, заметила, что машина пуста. Она ловко сиганула прямо на место водителя и включила скорость. Озираясь по сторонам, она жала поочередно на педали сцепления и газа, лихо поворачивая руль, но машина стояла, как вкопанная, поскольку Божанди упустила из виду такую «незначительную» деталь этого процесса, как зажигание.

Джавид, с интересом понаблюдав за проделками Божанди, смеясь, попросил уступить его место за рулем. Она, недовольно окинув его взглядом, нехотя покинула машину и пристально уставилась на лейтенанта, не пропуская ни одного его движения. Обезьянка увидела таинственный ключ, который тот вставил в узкую прорезь на щитке и, повернув его, нажал на стартер. Мотор взревел. Этот урок очень хорошо отложился в мозгу Божанди, еще на один шаг приблизив ее к тайне управления «железным ящиком на колесах».

«Ничего, я еще прокачусь!» — успокоила себя хануман, наблюдая, как «джип», слегка покачнувшись, тронулся с места, медленно выехал со двора и исчез за поворотом.

— Анита! — воскликнул Берджу после ухода гостей. — Объясни, что произошло?!

— А то, что мы поедем жить к маме, в ее дом! — предварила ответ матери Алака.

Берджу, удивленно улыбнувшись, посмотрел на отпрыск Аниты Дели.

— А ты откуда все знаешь, малышка?

— Мне мама рассказывала, как несправедливо поступили с ней и моим дедушкой! А теперь зло побеждено! Справедливость восторжествовала! — радостно констатировала Алака, декламируя заученные фразы.

— Да, отец, это все действительно так! И слава Богу! Теперь я пойду в школу! Я буду учиться! Только вот выступать, наверное, будет некогда. Но я буду по выходным… — сказал Бету.

— Теперь все будет хорошо, мои милые! — улыбнулась Анита. — Сейчас соберем все необходимое и поедем в дом моего отца, который вновь стал моим, то есть нашим: твоим, Бету, твоим, Берджу, и твоим, Алака! Божанди и Бахадур, как равноправные члены нашей семьи, тоже будут в нем хозяевами! Мне просто не верится, что все так получилось! И за все это я должна благодарить вас, мои маленькие спасители. Если бы не вы, всего этого я бы уже никогда не узнала. О Берджу, ты мой господин! Я никогда не смогу отблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня! — Анита подошла к супругу и совершила глубокий пронам, прикоснувшись к ступне его ноги правой рукой и ловко поцеловала ему ноги, так что Берджу не успел остановить ее.

— Что ты делаешь, Анита? Зачем это? — удивился он. Подняв жену за плечи, он прижал ее голову к своей широкой груди. Дети обняли их ручонками и смотрели на них снизу вверх.

Бахадур сидел рядом и с любопытством наблюдал за происходящим. Ему было весело.

Вдруг во дворе остановилась ослепительно белая машина «Скорой помощи».

Постучавшись, доктор вошел в дом.

— Я с трудом вас нашел, господин Берджу! Вот ваши деньги! — он протянул артисту коричневый кожаный портфель. — Его принесли в больницу вот эти пес и обезьянка, — указал доктор на животных, которые преданно смотрели на доктора.

— Не понимаю! Что за портфель? Сегодня просто день сюрпризов!

Анита грустно посмотрела на портфель и сказала:

— Потом я тебе все объясню, Берджу. Спасибо вам, доктор!

— А теперь я хотел бы осмотреть господина, — сказал доктор, открывая саквояж.

— Да, да, конечно! — согласилась Анита. — Дети, идите, погуляйте.

Осмотрев пациента, доктор спросил:

— Скажите, а голова у вас не кружится?

— Нет, доктор. Почти нет… — поправился Берджу.

— По всей вероятности, гематома почти рассосалась. Но все-таки надо бы сделать рентген, — решил доктор и стал выписывать направление на фирменном бланке. — Ну вот! У меня все! Извините, я спешу.

— Доктор, скажите, что за деньги вы привезли? — спросил Берджу.

— Это гонорар за несостоявшуюся нейрохирургическую операцию, которую вам должны были сделать. Там пять тысяч рупий, которые заработала ваша супруга, Анита Дели, дав концерт. Вот и все! — и доктор откланялся.

От удивления фокусник не мог вымолвить ни слова.

— Отец, вот, посмотри! — сказал ему Бету, показывая картонные объявления, на которых было написано:

Берджу посмотрел и другие картонки, на которых вместо слов «мой хозяин» были слова «мой отец». Не выдержав нахлынувших на них чувств, он прослезился. Немного успокоившись, он обратился ко всем:

— Анита, дети, послушайте, что скажет вам ваш отец и муж. Господь послал всем нам тяжелые испытания. Но, несмотря ни на что, мы всегда любили и держались друг друга. То, что вы собирали деньги на мою операцию, и все, что с нами произошло потом, как мы сражались друг за друга, — все это любовь. Мне кажется, в этом есть и моя заслуга, ибо я всегда старался воспитывать Алаку, Бету и моих верных животных в любви, преданности и честности. Все, что произошло, высветило и очистило наши души. Между нами уже нет никаких недомолвок, подозрений. Анита, что ты скажешь, то я и сделаю. Если для блага семьи это необходимо, то мы покинем этот дом. Я думаю, что мы заслужили лучшей участи. Я помню, Бету, как мне хотелось, чтобы ты жил, как принц, и получил образование. Поэтому я отдал тебя богатому чужому человеку. Но Господь воспротивился этой несправедливости. И теперь он воздаст нам за все наши мучения!

— Ты прав, Берджу! А сейчас давайте собираться, мы поедем в наш дом, который ждет нас уже несколько лет. Без нас там пусто…

— Без нас ему грустно! Правда, мама? — выпалила Алака и подняла на мать блестящие круглые глазки. — Скорее, пойдемте к нему!

— Да, доченька, сейчас поедем. Тем более, что деньги у нас есть. Мы их честно заработали.

— Мама, мне бы хотелось поехать на тонге, запряженной лошадью! Я так мечтаю об этом! — попросил Бету.

— Хорошо, сынок, посоветуемся с папой. А сейчас быстро собирайтесь с Алакой. Надо торопиться. Мы должны успеть до захода солнца.

Прошла неделя с тех пор, как семья Берджу перебралась в наследственный дом Аниты Дели.

Свою хижину фокусник подарил дяде Виджаю, который с благодарностью принял этот подарок. В ответ на такой благородный поступок он безвозмездно помог семье собрать урожай в манговом саду под Пуной, который вновь принадлежал Аните.

— Берджу, — сказал крестьянин, — сад требует ухода. И если вы с супругой доверяете мне, я займусь им.

— Конечно, дядя Виджай! О чем разговор! Так ведь, Анита? — ответил Берджу.

— Просто отлично! Лучшего хозяина я себе и не представляю! — согласилась Анита. — У нас нет времени заниматься этим. Мы с Берджу готовим большую программу выступлений. Бету занят в школе. Алака ходит в подготовительный класс. Так что назначайте процент от сбора, и по рукам.

— Спасибо, госпожа! — поклонился крестьянин и, довольный, удалился.

Слуга и садовник Сангам в длинной белой рубашке, помолодевший от радости за Аниту, поливал из шланга цветы. Алака следовала за стариком по пятам. Ей так нравился этот огромный сад, ухоженные деревья, цветы, которых здесь было бесчисленное множество, что она хвостиком ходила за дядей Сангамом, расспрашивая, как они называются.

Божанди безмятежно дремала на ветке мангового дерева, на которое с криками уселась стая попугаев. Наконец-то она была в своей стихии. Шоссе и пыльные проселочные дороги, которые она переносила с трудом, смертельно надоели обезьянке. Бахадур сновал по ним без всяких осложнений, а вот Божанди страдала. А теперь она легко «порхала» по деревьям, гордо поглядывая на своего друга. Бахадур злился на нее, утешаясь лишь тем, что теперь он сторожил весь дом и сад и чувствовал, что его миссия важнее, чем без толку скакать по деревьям, как это делает она. Несколько дней у него ушло на то, чтобы обследовать и обнюхать в доме каждый угол, а в саду каждое дерево и кустик. Теперь бесстрашный пес знал свои владения досконально.

Анита и адвокат сидели у нее в комнате, разбирая бумаги.

— Господин Чатури, надо позвать Берджу. Я сейчас! — и она спустилась вниз. Анита нашла мужа в гараже. Он сидел на корточках около разобранного мотора «форда». Рядом с ним лежал раскрытый учебник шофера-любителя.

— Ну, что, милый, ты уже разобрался, из чего состоит двигатель? — лукаво спросила Анита. — Мне кажется, что ты слишком глубоко вникаешь в это дело. Важно научиться водить машину и знать правила уличного движения.

— Нет, Анита, я должен знать всю систему! А вдруг поломка случится посреди дороги, а я не смогу устранить ее? Хорошим же я буду шофером!..

— Хорошо, хорошо, Берджу, делай, как считаешь нужным! А сейчас я и адвокат хотели бы с тобой посоветоваться. Пойдем к господину Чатури. Надо решить вопросы, очень важные для всех нас.

Берджу вымыл руки и поднялся в комнату жены, где адвокат уже закончил оформление документов.

— Берджу! — начала Анита. — Дело в том, что у нас есть сельскохозяйственные угодья и текстильная фабрика, потом металлообрабатывающий завод и еще несколько предприятий, где мой отец, а теперь, естественно, мы являемся держателями солидных пакетов акций. Потом я расскажу тебе все поподробнее. Все дело в том, что мы с тобой в этом деле мало что смыслим, поэтому я думаю, мы должны доверить господину Чатури подобрать нам для этого дела кандидатуру управляющего или директора. Конечно, когда подрастет Бету, он должен будет заняться всем этим, но это в будущем, а пока… Ты со мной согласен?

— Конечно, дорогая. Единственное, что меня беспокоит, так это…

— Что же это? — перебила его жена.

— Чтобы не получилось так, как с твоим отцом!

На несколько минут воцарилось молчание.

— Господин адвокат, что вы можете нам посоветовать? — спросила Анита.

— Я думаю, для этого необходимо хотя бы раз в неделю требовать от управляющего и директоров полный отчет о кредитах, прибылях, вложениях на расширение производства и для других целей. Все это необходимо контролировать, Анита. А я буду проверять юридическую сторону этих вопросов.

— Спасибо, господин Чатури, за совет. Так мы и поступим, — сказала Анита. — Механизм контроля мы со временем отработаем. Нельзя оставлять мошенникам ни малейшей лазейки!

— Вот именно, — поддержал ее Берджу. — Ни в коем случае нельзя пускать все на самотек. А Бету уже сейчас должен привыкать к делу. Его надо будет познакомить с производством, постепенно, конечно.

— Верно, господин Берджу! Давайте на днях все вместе поедем на фабрику и завод. Вероятно, вы не имеете ни малейшего представления о том, какую продукцию они выпускают.

— Это было бы очень хорошо! — согласилась хозяйка дома.

— И еще один вопрос, который нам необходимо решить, — проговорил адвокат. — Я подготовил документы, которые гласят, что вы и Анита являетесь родителями Бету и Алаки. Я, конечно, знаю вашу историю: мне рассказала госпожа Анита. По этим документам Бету тоже считается родным сыном Аниты Дели, а вы, Берджу, — родной отец Алаки, хотя на самом деле это не так. Но так все будет проще, зачем вам путаница!

— Я понял вас, господин Чатури! Значит Алака и Бету по документам — наши с Анитой родные дети?

— Совершенно верно, господин Берджу!

Берджу поморщился, когда вновь услышал, что адвокат называет его «господином», и попросил адвоката:

— Для вас, господин адвокат, я просто Берджу.

— Хорошо, Берджу! Эти документы необходимо оформить для того, чтобы ваши дети имели право на наследство… А дяде Виджаю, мне думается, надо подыскать управляющего на плантации риса, тростника и чая. Один он вряд ли справится.

— Да, вы правы, ему хватит и одного сада, — согласился артист.

— На сегодня у меня все. Если я буду нужен, пожалуйста звоните! — с этими словами Чатури откланялся.

Когда за ним закрылась дверь, Анита села к мужу на колени и нежно обняла его.

— Пусть светит светильник, пылает огонь, сияет солнце, луна и звезды, без тебя, моя газелеокая Анита, этот мир окутан мраком! — вполголоса зашептал ей Берджу.

— Милый, а может быть, нам оставить наши выступления и заняться хозяйством и управлением нашими предприятиями?

— Анита, ты же знаешь меня. Я — комедиант, привыкший к простой жизни, к бедности. Я всегда мечтал лишь об одном: чтобы Бету получил хорошее образование, вышел в люди и никогда не думал о том, как заработать на кусок хлеба. И Алаку я хотел бы видеть образованной и умной девушкой, и чтобы на ее долю выпало счастье…

— Да, да, Берджу. Наши дети страдали со дня своего появления на свет божий. И теперь, по воле провидения, по их карме они должны быть счастливыми.

— Я тоже так думаю, Анита! Что касается меня, то я буду стараться во всем помогать тебе. Я не боюсь никаких трудностей, но заниматься тем, чего я совершенно не понимаю, пожалуйста, не проси меня. Я могу только навредить… Вот Бету скоро подрастет, ему и карты в руки! А если у нас будут хорошие невестка и зять, то чего же нам еще желать в этой жизни?

Анита крепко прижалась к мужу.

— А сейчас мне очень хочется поплавать в бассейне! Ты не составишь мне компанию, Берджу?

— Мне бы очень хотелось, но ведь надо собрать мотор!

— Попроси дядю Сангама, он тебе поможет!

— Хорошо, — ответил новый хозяин дома.

Супруги поднялись с широкой тахты.

— Берджу, а ведь у нас с тобой не было медового месяца, а одни сплошные кошмары! Давай поедем на недельку в Пуну. Там есть очень хорошая гостиница. Мы с тобой не такие уж старики… — она грустно посмотрела на мужа, который понял, что хотела сказать Анита этими словами: тяжелые испытания все же состарили их.

— Я, разумеется, согласен!

Анита бросилась ему на шею.

— Не надо грустить, Анита! Конечно же, заботы и невзгоды старят, но ведь у нас с тобой все идет как нельзя лучше, мы все забудем, у нас с тобой еще все впереди! И наверное, мы все-таки имеем право на счастье? Да?

— Я думаю, что мы заслужили его, — сказала Анита и пошла переодеваться.

К вечеру Бету вернулся из школы. Мальчик заметно похорошел и был, как никогда, точным и последовательным. По-видимому, прикосновение к источнику новых знаний вызвало в нем более глубокое и внимательное отношение к жизни и к своим близким. Первым его встретил Бахадур. Потом с ветки спрыгнула Божанди, распугав павлинов, которые клевали ящерицу, и ловко уселась мальчику на шею.

— Неси, Бахадур! — скомандовал ученик, вручив псу свой ранец. — Я то я боюсь, что ты потеряешь квалификацию! — заметил Бету, хотя не переставал дрессировать животных каждое утро. Сам он тоже вместе с отцом занимался гимнастикой, акробатикой и отрабатывал приемы борьбы.

— Надо всегда, несмотря ни на что, быть в форме! — говорил Берджу сыну, а тот в свою очередь то же самое повторял животным, когда занимался с ними.

К Бету подбежала Алака с букетом роз и чмокнула его в щеку. Слуга поприветствовал молодого господина, который почтительно поклонился в ответ старому доброму слуге и улыбнулся.

— Дядя Сангам, как отец овладевает премудростью устройства автомобиля?

— Грызет науку! Твой отец настойчив! Пойду к нему. Он просил помочь. — И старик медленно побрел к гаражу, где Берджу уже заканчивал сборку мотора.

— Теперь вам только остается установить его на шасси, — сказал слуга и пошел за тельфером.

Вдвоем с Берджу они застропили мотор и установили его на шасси. Сангам опустился в смотровую яму и закрутил болты.

— Ну вот, — произнес он, вылезая из ямы, — завтра подсоединим питание и проверим свечи. После этого можно будет сделать пробный выезд.

— Это было бы замечательно! Спасибо вам, дядя Сангам!

— Не за что, Берджу! — ответил слуга.

Новый хозяин запретил старику обращаться к нему со словом «господин», чем завоевал его большую симпатию. Но при посторонних слуга все-таки называл его господином, дабы подчеркнуть свое уважение к Берджу.

— Отец! — позвала Алака с террасы. — Мама просит тебя к ужину.

— Иду, иду, малышка! — улыбнулся фокусник, довольный своей работой. У него было прекрасное настроение. — А Бету пришел? — спросил он у дочери.

— Давно! — ответила та. — Он ждет тебя! Скорее, пап!..

Внезапно появившаяся хануман взобралась Берджу на плечо, издав победный вопль.

— Именно этого мне и не хватало! — весело сказал он, потрепав Божанди по голове и ушам. — Ну иди, погуляй, хорошая моя обезьянка, мне сейчас некогда!

Божанди нехотя спрыгнула на землю, а Берджу пружинистой походкой вошел в холл.

— Отец! — радостно кинулся к отцу Бету. — Сегодня по географии мы проходили реки Индии. Оказывается, река Синдху по-английски называется Инд. Это самая длинная река в нашей стране!

— То, что она большая и священная, я знаю, а вот то, что самая длинная, — я не знал.

— Нам велели выучить весь параграф об этой реке!

— Я надеюсь, что ты не подведешь, сынок?

— Разумеется, отец! Во-первых, мне это интересно, а во-вторых, я не должен создавать плохое мнение о нашей семье. Я буду хорошо учиться, вот увидишь!

— Я доволен тобой, Бету. Ты всегда серьезно относился к любому делу. Так что, я думаю, с учебой у тебя все будет нормально! — Берджу ласково посмотрел на сына. Он был счастлив, что наконец-то этот настрадавшийся, терпеливый и мужественный малыш может быть по-детски беззаботным.

— Мама! Еще я теперь знаю, что река Инд до слияния с Гортаном носит название Синги-Чу, что по-тибетски означает «река льва»! — с восторгом сообщил мальчик.

— А вам не показывали документальный фильм об этой реке? — спросила Анита.

— Сегодня нет, но обещали на этой неделе.

— Это очень хорошо. А когда подрастешь, сам попутешествуешь и все увидишь своими глазами, горы и реки, — мечтательно сказал Берджу.

— У вас интересно… — заметила Алака. — А нам ничего такого не рассказывают, а только все учат писать палочки и крючочки! — и она надула губки.

— Не огорчайся, дочурка. Вот научишься читать и писать, тогда сама будешь изучать то, что тебе нравится, — успокоила ее мать и ласково погладила девочку по кудряшкам.

— А теперь, дети, все разговоры в сторону, и марш в столовую! — скомандовал Берджу.

Когда все сели за стол, солнце уже погружалось в Аравийское море.

Свежий утренний ветер шевелил веерообразные листья пальм, черные стволы которых резко выделялись на желтом фоне полузасохшей травы и песка, за которым раскинулось синее пространство океана…

Вся семья была в саду.

Берджу и Бахадур бегали по яркому зеленому газону. Артист бросал кольцо, в которое легко проскакивал пес.

Бету, уединившись, выполнял йоговские асаны.

Анита с дочерью плескались в бассейне.

Потом была общая репетиция, завтрак, и Бету с Алакой ушли в школу…

— Может быть, купить им велосипед? — предложила Анита.

— Мне кажется, это опасно. Пусть пока ездят на автобусе, так надежнее, — ответил Берджу.

— Ты прав. Но для прогулок им все-таки нужен велосипед. Пусть катаются в саду. Это же очень полезно.

— Ну хорошо, пусть будет по-твоему! — согласился с Анитой муж и добавил: — Я пойду в гараж.

— Хорошо, а мне надо позвонить адвокату.

Когда Берджу с помощью старого Сангама закончил ремонт старенького «форда», верой и правдой служившего некогда своему хозяину — Ганга Дели, был уже полдень.

Фокусник сел за руль и совершил пробный выезд, дважды объехав на первой скорости вокруг дома.

— А у вас неплохо получается! — подбодрил его слуга. — Давайте поездим немного по улицам. Если что, у меня есть права. Да и дороги в этот час пустынны. Подождите меня в машине, а я возьму удостоверение.

— Хорошо, — согласился Берджу.

Через несколько минут они выехали со двора. У артиста были все данные, которые необходимы водителю: твердые, ловки руки, прекрасное периферийное зрение и отличная реакция. Он правил осторожно и аккуратно, пробуя машину на всех скоростях.

— Берджу, вы вполне можете сдавать на права! — одобрил Сангам.

— Только еще подучу правила дорожного движения! — ответил довольный Берджу, подъезжая к дому.

День клонился к вечеру. Анита и Берджу, расположившись на террасе второго этажа, любовались закатом. На фоне неба были видны четкие силуэты высоких зданий. В саду все замерло в ожидании короткой южной ночи.

— Берджу, мне никогда не было так хорошо и спокойно, как теперь. Наверное, это и есть счастье.

— Наверное. И я тоже счастлив рядом с тобой, счастлив оттого, что Господь послал мне всех вас: тебя, Бету и Алаку. Счастлив, что могу что-то дать вам. Богатство я не люблю. Все это — лишнее, это развращает человека, умаляет его душу, оставляет в нем мало человеческого. И я счастлив тем, что все мы понимаем это. И детей надо продолжать воспитывать в том же духе.

Собственность — относительное понятие в этом мире. Человек, казалось бы, собственник своего тела, но ведь и оно в конечном счете принадлежит земле. У человека есть душа, но она принадлежит Богу, Космосу, Творцу… Но душа нетленна. Вот ее-то и должен спасать человек. Поэтому, Анита, для меня сейчас очень важно то, что я уже не беспокоюсь, как прежде, что моим детям завтра нечего будет есть. Но расслабляться все равно нельзя, ни в косм случае… Человек обязан трудиться…

— Ты прав, мой дорогой философ и великий комедиант, но все равно мы с тобой поедем в Пуну…

— А детей куда?

— За детьми присмотрят дядя Сангам и Бахадур с Божанди. И не забывай, что Бету уже совсем взрослый.

— Да, время бежит, — вздохнул Берджу.

— А мы с тобой еще молодые! — весело подхватила Анита и встала с кресла.

— Если бы у меня были права, мы могли бы поехать туда на машине. Надо срочно сдать экзамены!

— Лучше после Пуны.

— Хорошо, — согласился артист.

— Пуна — город небольшой, со всех сторон окруженный горами. Это не так далеко. Там наша манговая роща. Заодно посмотрим, как она там, правда? — спросила Анита.

— Да, мне очень хочется поехать. Я вообще люблю путешествовать. Но это будет особенное путешествие, потому что я буду с тобой.

— Но все-таки мы будем немножко скучать без детей, так ведь?

— Я уже скучаю по ним, пойду звать их домой. Что-то они разгулялись. Наверное, опять прыгают по веткам с Божанди! — и Берджу поспешно спустился вниз.

Анита очень хорошо понимала его, ибо в детей он вложил всю свою душу и свою жизнь.

— Я с тобой, Берджу! — крикнула она и побежала следом за мужем.

Приехав в Пуну, древнюю столицу маратхов, Анита и Берджу поселились в старом отеле. Их комната была затенена навесом внешних галерей, которые почти всегда были пустынны.

Две недели пронеслись для молодых супругов, словно один день. Фокусник с ужасом заметил, что все эти дни он почти не вспоминал о детях, поглощенный своей любовью к Аните, любовью сильной, радостной и бесконечной, от которой она, словно роза под солнцем, полностью раскрыла свои лепестки.

Бутон ее любви, тронутый холодом судьбы, вновь раскрылся. В эти дни Анита была особенно красива. Ее глаза сияли счастьем и ощущением полноты жизни, которые дал ей Берджу, ее супруг, посланный ей Богом, — сильный, честный и красивый мужчина, отец ее детей.

Автобус, на котором они возвращались в Бомбей, медленно спускался с перевала Бор-Гат. Миновали роскошные рощи и сады. Впереди показался город. Справа блестело синевой Аравийское море, часть Индийского океана…

Бахадур встретил хозяев заливистым лаем. Он фыркал, бросался из стороны в сторону и прыгал, стараясь лизнуть их в подбородки. Еще ни разу пес не расставался так надолго со своим великим хозяином, и поэтому теперь был просто счастлив.

— Дети еще в школе, — доложил слуга.

— Хорошо, Сангам. Я пойду встречать их вместе с Бахадуром, — сказал Берджу.

Анита поднялась к себе в комнату, распаковала вещи и стала приводить себя в порядок. Вдруг дверь открылась, и Бету вместе с Алакой без стука вбежали к ней.

Девочка повисла на шее у матери. Бету с нетерпением ждал момента, когда можно будет обнять мать.

— Мама! Я так рад вашему возвращению! — сказал он и тоже прильнул к матери.

— Мы очень рады! — подтвердила Алака.

— Давайте больше никогда не расставаться! Нам было очень плохо без тебя и отца! — попросил Бету.

В это время появился Берджу.

— Надо ко всему привыкать, — сказал он, — в жизни все бывает. Только что звонил господин Чатури. Завтра он приглашает нас поехать осматривать предприятия. Бету, тебе надо быть с нами.

— Хорошо, отец.

После ужина все собрались на веранде, куда был подан чай. Бахадур и Божанди, как полноправные члены семьи, тоже были здесь. Бахадур, гордо подняв голову, чутко вслушивался в тишину. Он, как всегда, был начеку, не в пример беспечной Божанди, которая играла с Алакой.

В небе светила полная луна. Сухо трещали цикады. Звездное небо было ясным, на нем отчетливо выделялось созвездие Южного Креста. А вдали могучее пространство океана с подрагивающей лунной дорожкой величественно отражало небесную твердь…

Анита вспомнила своего отца, беспечную юность. Перед ее внутренним взором сквозь звездную зыбь возникла бедная хижина Берджу — спасительная гавань и пристань в океане ее жизни. И теплые слезы закипели у нее на сердце. И еще почему-то вспомнился шейх Юсуф, которого она по телефону пригласила сегодня в гости. Любовь — великая мастерица — искусно сотворила человека из четырех стихий и, вызволив его из небытия, дала ему жизнь. Многоязычный мир ночи, подобно тысячелистной розе, благоухал в тишине и покое…

Она ласково посмотрела на мужа, устремившего взор к небу. Ей показалось, что он молится, шепча мантры. И она не ошиблась. Он действительно возносил молитвы и помыслы к Богу, благодаря Его и прославляя, просил укрепить его на стезе любви, добра и красоты…

— Берджу! — нежно позвала она его. И в эту минуту к ним подошли дети и уселись у их ног.

— Что? Анита, я тебя слушаю, — отозвался очнувшийся от своих мыслей супруг.

— Кажется, Шекспир сказал, что мир должен быть населен, — певуче, растягивая фразу, произнесла супруга.

— Возможно и Шекспир, но до него эту истину провозгласили древнейшие индийские мудрецы.

— Прости мне, дорогой, издержки воспитания и учебы в колледже, но я хочу сказать, что…

— Ты о чем? — вздрогнул Берджу. И радостные нотки всплеснулись в его бархатистом голосе.

— О том, что у нас с Алакой могут быть еще братик или сестричка, да, мама? — вдруг потряс до смущения своих родителей вундеркинд Бету.

Алака вспыхнула, как роса при утренних лучах солнца и, радостно вскочив, бросилась на шею матери.

— Мама, мама, я хочу сестричку!

Берджу поспешно вскочил с места и отошел в тень. Сердце его глухо стучало. «Неужели я смогу быть еще и отцом по плоти?! Господи! Услышь молитву мою!» Потом подошел к Аните и нежно обнял ее. Анита с радостным лукавством и слегка смущаясь, смотрела на всех широко раскрытыми глазами, которые вдруг расцвели от внезапного прилива таинственной силы жизни, жизни, которая, как лунная дорожка океана, сияла перед ними, как надежда, как вера и любовь в божественной длани Вселенной… Семья Берджу, как светлый цветок лотоса, раскрывалась навстречу ей…

Хусна вынула из ножен небольшой кинжал. Серебряная рукоять удобно и надежно улеглась в ладони, кинжал как будто с нетерпением ждал момента, когда сможет, наконец, исполнить свое прямое назначение.

Хусна медленно поднесла оружие к груди, репетируя финал. Острие скрипнуло по полированной поверхности большого круглого медальона, с которым танцовщица никогда не расставалась. Женщина сняла его и опять потянулась к клинку. Теперь между ним и сердцем не было никаких преград.