Миля над землей

8. Зандерс

– Стиви, – начинаю я. – Ты следишь за мной?

Ее взгляд оценивающе скользит сверху вниз по моему телу, а я так же смотрю на нее.

Взлохмаченные каштановые кудри собраны на макушке, одежда обтягивает фигуру. Темные ресницы обрамляют глаза цвета морской волны, а на лице нет ни капли макияжа, кроме… это что, горчица у нее на подбородке?

Она стоит всего в нескольких сантиметрах от меня, замерла, врезавшись мне в грудь, моя хватка удерживает ее на месте. Недолго думая, я подушечкой большого пальца мягко стираю с ее лица желтое пятнышко. Когда я это делаю, ее рот приоткрывается, глаза устремляются на меня, на мгновение задерживая мой взгляд.

Стиви откашливается и делает шаг назад, отодвигаясь.

– Похоже, это ты за мной следишь, – парирует она, не сводя с меня взгляда и скрещивая руки на груди.

– Зачем мне следить за тобой? – Я отражаю ее упрямую позу, точно так же скрещивая руки на груди. – Здесь живут мои лучшие друзья.

Наконец ее взгляд устремляется на меня, и она в замешательстве склоняет голову набок.

– Элай Мэддисон, – объясняю я. – Его семья живет в этом здании, в пентхаусе. Но у них лифт на ремонте. – Я показываю на частный лифт в другом конце вестибюля, ведущий на этаж Мэддисонов. Тот самый, которым я пользуюсь, чтобы избежать подобных столкновений.

На лице Стиви отражается понимание.

– У его жены темно-рыжие волосы?

Фирменный цвет Логан.

– У Логан? Да.

Стиви кивает с таким видом, как будто все кусочки головоломки сложились для нее воедино.

– Итак, очевидно, что это ты следишь за мной, – подытоживаю я.

– Я здесь живу, – усмехается она. – Может, тебя кто-то и преследует, но уж точно не я.

– Конечно, милая, – отмахиваюсь я, не веря ей.

Не хочу показаться богатеньким придурком, но иметь квартиру в этом здании, как и мою квартиру в здании через дорогу, стоит целого состояния. Она – стюардесса. И я сильно сомневаюсь, что она зарабатывает достаточно, чтобы здесь жить.

– Какого черта ты продолжаешь называть меня «милая»?

Злой смешок срывается с моих губ. Я думал, она умнее.

– А ты до сих пор не поняла?

– Не поняла что?

– Это мое прозвище для тебя. Своего рода ирония. Я не уверен, что в тебе есть хоть что-то милое, милая.

Она на мгновение задерживает на мне взгляд, обдумывая свой ответ. Будь на ее месте другая, я бы ожидал, что меня обругают или, может быть, даже отшлепают, но только не Стиви. В этом смысле она своего рода темная лошадка. Одинаково хорошо может и выслушивать, и выдавать дерьмовые высказывания.

Вместо негативной реакции с ее губ срывается неконтролируемое хихиканье, грудь вздымается.

– О, на самом деле это довольно точно подмечено.

Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моем лице при виде этой безумной девушки, которая одета как бездомная и стоит, неспособная сдержать истерический хохот посреди этого белоснежного вестибюля на мраморном полу.

Она здесь выглядит совершенно неуместно, и мне это чертовски нравится.

– Ну ты и засранец, – смеется она.

– Я знаю, – улыбаюсь я в ответ.

Жду, когда она переведет дыхание, и снова спрашиваю:

– Ладно, а теперь скажи, что ты здесь делаешь?

Она глубоко вздыхает, на ее губах все еще играет улыбка.

– Я тебе уже говорила. Я здесь живу. Ну, здесь живет мой брат, а я живу с ним.

– Твой брат? Кто твой брат?

Я чувствую, что должен бы его знать. Этот город большой, но не настолько. Любой, кто может позволить себе жить в этом комплексе, – или богатый повеса, или спортсмен, тратящий в год миллионы долларов.

– Ты его не знаешь, – отмахивается Стиви. – Мне нужно идти. Спокойной ночи.

Она проскальзывает мимо меня, стремительно выскакивая за двери вестибюля. Я смотрю, как она уходит, и задумчиво оглядываюсь на лифт. Сегодня вечером я собирался встретиться с Мэддисоном и Логан и закатить у них на террасе поздний праздничный пир, раз уж дождь прекратился.

Но вместо этого я ловлю себя на том, что разворачиваюсь и выбегаю из вестибюля, чтобы погнаться за стюардессой, которая, кажется, одержима желанием от меня сбежать.

– Подожди! – кричу я, вырываясь из парадного входа.

Она останавливается как вкопанная и поворачивается в мою сторону, выглядя чертовски растрепанной, и я понятия не имею, зачем я погнался за этой девушкой.

– Куда… э-э. Куда ты направляешься? Уже за полночь.

Почему мне не все равно – вот вопрос получше.

Стиви бросает взгляд в том направлении, куда направляется.

– Просто у меня есть дело.

– Где? – Опять же, какого черта меня это волнует? – Чикаго – небезопасный город, чтобы бродить по нему в одиночку ночью.

– Это всего в квартале отсюда. Со мной все будет в порядке.

Стиви отворачивается от меня, поспешно продолжая свой путь.

Разочарованно закатив глаза, я пускаюсь трусцой, чтобы ее догнать, и мягко хватаю за локоть, поворачивая лицом к себе.

– Стиви, подожди.

Когда она поворачивается, мои пальцы скользят по светло-коричневой коже и мягко удерживают ее за предплечье.

Она опускает взгляд на мою руку, а потом смотрит на меня.

– Да?

Да, Эван, что? Что, черт возьми, ты собираешься сказать? Почему ты продолжаешь гнаться за этой цыпочкой, которая явно хочет от тебя сбежать?

Я убираю руку с ее предплечья, пытаясь сформулировать предложение. С тех пор как я познакомился с этой девушкой, мне доставляло огромное удовольствие трепать ей нервы и доводить ее до бешенства. Однако сегодня вечером меня это больше не привлекает, и я не могу связать и пары слов.

К счастью, она заговаривает раньше, чем это приходится делать мне.

– От тебя пахнет сексом.

Я немного выпрямляюсь, удовлетворенная улыбка растягивается на моих губах.

– Спасибо.

Она хмурится в замешательстве:

– Это не комплимент.

– А прозвучало как комплимент.

Она закатывает глаза:

– Да я тебя не упрекаю. Ты же говорил, что собираешься отпраздновать это событие с парочкой особенных людей сегодня вечером.

От такого заявления мои брови так и взлетают вверх.

– Ты смотрела мою игру?

– Я смотрела последние две минуты игры.

– Я в своей майке выглядел чертовски сексуально, правда?

– Ты просто влюблен в себя.

– Ну кто-то же должен, – таков мой обычный ответ на это утверждение.

Мимо нас по улице, пялясь на меня и перешептываясь, проходит парочка. Сезон только начался, и я не сделал ничего настолько скандального, чтобы папарацци следили за каждым моим шагом. Тем не менее в городе сложно найти местечко, где меня бы не узнавали. Не то чтобы я возражал против такого внимания. По большей части мне нравятся фанфары.

– Но нет, никого нет, – объясняю я, хотя Стиви вовсе не просила объяснений. – «Особенные люди», с которыми я собирался отпраздновать сегодняшний вечер, – это семья Мэддисона. Его жена – мой лучший друг, и если я правильно рассчитаю время, то, возможно, смогу застать их новорожденного сына, когда он проснется, чтобы его покормили. – Я киваю на здание, имея в виду их пентхаус.

– О, – неловко смеется она. – А на камеру это звучало совершенно сексуально.

– Средства массовой информации все равно преподнесут это именно так. – Я пожимаю плечами. – Так почему бы им не подыграть.

– Да, похоже, средства массовой информации действительно имеют о тебе определенное мнение. По крайней мере, в интернете создается такое впечатление.

Ее глаза тут же расширяются, как будто она сказала что-то, чего не собиралась говорить.

– Стиви, милая. Ты искала меня в Гугле? – преувеличенно восторженно спрашиваю я.

Она расслабляет плечи, к ней очень быстро возвращается ее непринужденная и уверенная манера поведения.

– Я искала в Гугле информацию обо всех членах команды. Не сходи с ума и не считай, что я искала тебя одного.

– И что ты нашла, когда искала меня и только меня?

– Ничего такого, чего бы я уже не знала.

Ох.

Я люблю свою репутацию и все, что с ней связано. Люди, которые важны для меня, знают, что мой медийный образ – это всего лишь образ. Но мне нравится, что все остальные считают меня засранцем, в которого невозможно не влюбиться. Это отлично работает. Благодаря этому на меня вешаются девушки.

Но по какой-то причине, говоря об отношении этой стюардессы, я понимаю, что мне это не нравится. Очевидно, что моя репутация ее не устраивает. Вот если бы я ей нравился, хотя бы немного, было бы куда веселее общаться с ней в самолете, что по-прежнему является моей миссией на этот сезон. Но, похоже, она меня терпеть не может, и все, что я делаю на борту, только заставляет ее любить меня еще меньше.

Кажется, я хочу ей понравиться. Как человек.

– Не верь всему, что видишь в средствах массовой информации. Они горазды пускать пыль в глаза и продвигают то, что хочет продвигать моя пиар-команда.

– Хочешь сказать, что не уходишь с арены каждый вечер с новой девушкой? И тебе действительно есть дело до кого-то, кроме себя самого?

От такой прямоты у меня брови взлетают вверх.

– А что плохого в том, чтобы каждый вечер уходить с арены с новой девушкой?

– Да ничего, – быстро заявляет Стиви, и это сбивает меня с толку. Я полагал, что она скажет «это плохо». Большинство женщин не привлекает образ бабника. – Но ты сказал, что все не так, как кажется. Похоже, это довольно точно соответствует той картине, которую они рисуют в отношении тебя.

– Ну… – Я потираю затылок, внезапно ощутив себя загнанным в угол. Я нечасто чувствую необходимость объясняться или оправдываться, но по какой-то причине мне хочется это сделать. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но бывают моменты, когда я увожу этих девушек с арены в расчете на то, что СМИ сфотографируют их, а затем сажаю их в такси и отправляю домой.

Брови Стиви удивленно взлетают вверх.

– Но с другой стороны, да, бывают моменты, когда они едут со мной ко мне домой. Мой имидж приносит мне кучу денег. Почему бы не поиграть в это? Преимущества не так уж плохи.

Из груди Стиви вырывается понимающий смешок.

Черт возьми, она действительно хорошенькая, и то, что она не осуждает меня, привлекает. И неважно, что она иногда паршиво ко мне относится или что на ней надеты запятнанные и изодранные спортивные штаны, которые явно знавали лучшие времена.

Стиви мгновение смотрит на меня, но в глазах мелькает забытая было мысль, и улыбка гаснет.

– Мне пора. – Она быстро отворачивается.

– Эй, эй, эй. – Я снова бегу трусцой, чтобы остановить ее. На мне ботинки от Лабутена. Никто не бегает в «лабутенах». – Да в чем дело?

Стиви на мгновение замолкает, и я обращаю внимание на ее большой палец: она нервно крутит надетое на нем кольцо.

– Прошлой ночью, – начинает она. – Что ты имел в виду, когда сказал, что, когда доходит до еды, ты скорее доверишься мне, чем другим девушкам? – Я в замешательстве хмурю брови. – Когда ты хотел, чтобы я приготовила тебе что-то вместо ужина, который тебе не понравился. Ты сказал, что, когда дело касается еды, ты больше доверяешь моему мнению, чем мнению моих коллег.

Ах, это. Я и забыл, что она стала такой странной после того, как я это сказал.

– Да, и что?

– Что ты имел в виду?

Я в замешательстве.

– Что я имел в виду? Что я доверяю твоему мнению о еде больше, чем мнению других девушек.

– Но что это значило? – настаивает она.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь понять, о чем, черт возьми, она говорит. Женщины, скажу я вам, все немного чокнутые.

– Послушай, Стиви. Я человек простой…

– Нет, это не так.

– Ладно, – смеюсь я. Она меня подловила. «Простой», наверное, не самое лучшее слово, чтобы меня описать. Я не выхожу из дома, не продумав и не подготовив свой наряд. – Прямой. Я человек прямой. Когда я что-то говорю, в этом нет никакого скрытого смысла. Я не лгу. Я не вру. Я имел в виду только то, что сказал.

– Ясно. – Она снова отворачивается от меня, но я останавливаю ее, положив руку ей на плечо.

– Я чего-то не понимаю. Может, объяснишь, чем я тебя обидел?

Стиви засовывает в рот конец шнурка своей отвратительной толстовки и продолжает крутить золотое кольцо на большом пальце.

– Ну, ты сказал девушке, у которой не второй размер, что доверяешь ее мнению о еде больше, чем мнению девушек, у которых второй размер.

– И?

– Ты понимаешь, что я могу воспринять это как то, что ты осуждаешь мой внешний вид?

Ого, что?

– Что? – я потрясенно раскрываю глаза. – Так вот почему ты стала такой странной и весь остаток полета пряталась на заднем сиденье? Ты решила, что я намекал на твою фигуру?

Стиви молчит и отводит взгляд.

– Во-первых, эта мысль ни разу не приходила мне в голову. Хотя твои бедра и грудь просто безумны. – Эти слова вызывают у растрепанной девушки смех. – И я не знаю, что едят другие девушки, но мой комментарий не имел никакого отношения к твоему размеру одежды или твоим формам. Все, что я знаю, – это то, что, когда я столкнулся с тобой в баре в Денвере, бургер, который ты заказала, выглядел потрясающе. Потом, когда я встал, чтобы сходить в туалет в самолете, когда мы летели домой из Детройта, я увидел, как ты набросилась на жареный сыр, который ты приготовила, и мне тоже захотелось. То, что я сказал, имело отношение не к твоему телу, а к твоим вкусам. Нам нравится одна и та же еда.

На веснушчатых щеках Стиви вспыхивает густой румянец.

– Ох, – выдыхает она, выглядя смущенной из-за того, что слишком остро отреагировала.

– И если ты действительно хочешь, чтобы я прямо высказал тебе свое мнение о твоем теле. – Я окидываю ее беглым взглядом, оценивая фигуру. – У тебя потрясающая фигура. Тебе нужно начать ее демонстрировать. Хотя эти спортивные штаны просто ужасны.

Я наконец слышу, как у Стиви вырывается непринужденный смех. Такой приятный.

– В самом деле, ты ходишь за покупками в комиссионный магазин или что-то в этом роде? – Я дергаю за рваную ткань на ее ноге, которая может разойтись, если я потяну слишком сильно.

Стиви быстро опускает взгляд на свой наряд, если его можно так назвать.

– Да, – без колебаний заявляет она.

– Мы тебе недостаточно платим? Я могу что-нибудь с этим сделать.

– Нет, – смеется она. – Я просто люблю покупать подержанные вещи.

Вот этого я не понимаю. Конечно, у меня есть портной, который шьет на заказ половину моей одежды, а другая половина – дизайнерская. Но подержанная? Нет уж, увольте.

– Ты делаешь покупки в «Луи Виттон», «Прада» и «Том Форд»? – спрашивает она.

– Да.

Стиви смеется:

– Знаю. Я пошутила. По тебе видно, что ты носишь только дизайнерскую одежду. Ты красавчик, Эван Зандерс. – Она снисходительно похлопывает меня по груди.

– О, милая. Считаешь, что я симпатичный?

Она игриво закатывает глаза:

– Прекрати называть меня «милая».

– И не подумаю.

Ее мягкий взгляд встречается с моим, мы оба молчим, но не желая отрывать глаз друг от друга.

Через мгновение Стиви начинает пятиться назад, направляясь в том направлении, куда она шла до того, как я погнался за ней, но все еще лицом ко мне.

– Знаешь, Зандерс. Теперь, когда ты об этом сказал, вы, ребята, платите мне недостаточно. Я думаю, мне нужно повышение.

Я сжимаю губы в жесткую линию, пытаясь сдержать улыбку, но она меня подловила. Я действительно сам себя загнал в эту ловушку.

– А ты будешь вести себя со мной мило в самолете, если я сделаю это для тебя?

Она замолкает на мгновение, задумчиво склоняя голову набок и продолжая уходить.

– Это вряд ли.

Я улыбаюсь. Я действительно больше не могу сдерживать улыбку.

– А ты будешь со мной милым и перестанешь строить из себя нуждающегося во внимании маленького ублюдка с этой кнопкой вызова? – с ухмылкой спрашивает она.

– Черт возьми, нет, – признаю я. – Так что надевай-ка в следующий рейс кроссовки. Буду гонять твою задницу туда-сюда по проходу.

Я издалека слышу ее смех, хотя она уже отошла на полквартала.

– Обязательно разомнусь перед тем, как ты заставишь меня поработать! – кричит она, отворачиваясь от меня.

Конечно, она не хотела, чтобы это выглядело сексуально, но сейчас я могу думать только о том, чтобы поработать с ней по-другому, и о том, сколько удовольствия я бы получил, кувыркаясь с этим соблазнительным телом. Даже если она разомнется, на следующий день все равно не сможет нормально ходить.

Не хочу показаться занудой, но я наблюдаю за Стиви, пока она не добирается до места назначения в следующем квартале. И делаю это просто потому, что уровень преступности в Чикаго запредельный. Это не имеет никакого отношения к тому, как двигаются ее ягодицы или покачиваются бедра под этими ужасными спортивными штанами, которые действительно давно пора выбросить в мусорное ведро.