Высота в милю

ГЛАВА 23

ЗАНДЕРС

— Еще одна игра, Зандерс. И ты снова ушел с арены один. Что, черт возьми, происходит?

Прижав телефон к щеке, я затыкаю противоположное ухо, пытаясь хоть немного заглушить шум оживленной взлетно-посадочной полосы здесь, в Финиксе. Но, несмотря на гул двигателей самолета или на то, что мои товарищи по команде протискиваются мимо меня, чтобы сесть в наш самолет, я все равно слышу Рича громко и отчетливо. Его повышенный и расстроенный голос помогает в этом.

— Рич, я тебе много раз говорил, чтобы ты перестал заставлять девушек ждать меня за пределами раздевалки. Медиа и так в теме. Не нужно больше фотографий с цыпочками, чтобы продать им мой имидж.

— Правда? Потому что тебя ни с кем не снимали с середины ноября, и мне нужно знать, что происходит. Ты отказываешься покидать арену с кем бы то ни было. Тебя не заставали в городе. Так в чем же дело? Ты должен ввести меня в курс дела.

Ради всего святого. Я хочу, чтобы он отстал от меня. В этом сезоне я впервые осознал, насколько мне надоел образ «плохого парня». И я ни с кем не встречался с середины ноября, когда Стиви прокомментировала это, в тот день когда мы собирали угощение с Эллой. Я ни с кем не спал после нее, и мне не понравилось, что Стиви подумала иначе. Поэтому я решил громко и четко заявить, что это была она и только она.

— Ничего не происходит, Рич. Я просто устал от всего этого.

Мэддисон похлопывает меня по плечу, обходя меня и направляясь к трапу самолета.

— Ты в порядке? — тихо произносит он, поворачиваясь ко мне лицом, пока идет к самолету.

Я киваю в подтверждении, но в моем закатившемся взгляде сквозит разочарование. Мэддисон знает, в чем дело. Он уже несколько недель пытается убедить меня уволить Рича. Но увольнять своего агента в год переподписания контракта, каким бы разочаровывающим он ни был — это самоубийство для карьеры.

Повернувшись спиной к самолету, я продолжаю шагать по асфальту, пока моя команда садится в самолет.

— Устал от чего, Зандерс? Надоело зарабатывать миллионы долларов в год? Устал от того, что за тобой увиваются люди? Надоело, что женщины бросаются на тебя?

— Да, вроде того.

— Что с тобой происходит, черт возьми? И это сейчас? Ты в пяти месяцах от возможного переподписания контракта с единственной командой, за которую хочешь играть в НХЛ. Хочешь все выбросить коту под хвост? Вперед. «Чикаго» платит тебе те деньги, которые они тебе платят, из-за имиджа, который ты и Мэддисон создаете, помимо хоккея. Но я найду тебе другую команду, которая, возможно, будет платить тебе намного меньше, если хочешь.

— Платить мне намного меньше или платить тебе намного меньше? — бормочу я себе под нос.

— Что ты сказал?

Подумываю о том, чтобы высказать ему свои мысли о том, что его волнует размер моей зарплаты только потому, что он получает процент, но не делаю этого. Я держу рот на замке.

— Ничего.

— С кем ты идешь на гала-вечер?

Этот вопрос я задавал себе много раз за последние несколько недель. Единственный человек, которого я хочу взять с собой, это Стиви, но там будет слишком много прессы. Я знаю, что она не может пойти со мной из-за этого досадного правила о невозможности общения. Но независимо от этого, я даже не знаю, захотела бы она пойти со мной.

— Ни с кем. Я иду один.

— Черт возьми, Зандерс. Нет, не пойдешь. Там будет слишком много прессы, чтобы ты мог быть там один. Я устрою тебе свидание, если ты сам не хочешь найти себе пару.

— Нет, Рич. В этом вопросе я остаюсь при своем мнении. Эта ночь слишком важна для меня, чтобы притворяться с какой-то гребаной хоккейной зайкой ради фотографий. Мы не вмешиваем «Активные умы». Делай что хочешь с моим имиджем, когда дело касается хоккея, но если это начнет влиять на фонд или детей, то я ухожу.

Тишина задерживается на линии между нами.

— Хорошо. Но у тебя есть пять месяцев, чтобы снова стать тем Эваном Зандерсом, которого знает и любит Чикаго, или я могу гарантировать тебе, что ты потеряешь свой контракт и отправишься на самолете в никуда, играя за город, в котором не хочешь быть.

Линия обрывается.

Мудак.

— ЭЗ! — зовет Скотт, менеджер нашей команды, с вершины лестницы, прямо у главной двери самолета. — Ты готов?

Оглядев взлетно-посадочную полосу, понимаю, что сажусь в самолет последним. Спешно поднимаюсь по трапу как раз в тот момент, когда старший бортпроводник закрывает за мной дверь.

— Все хорошо, чувак? — Мэддисон легонько толкает меня в плечо, когда я занимаю место рядом с ним.

— Рич, блядь, убивает меня.

— Уволь его.

— Не могу. Это будет хуже для моей карьеры, чем то, чем он угрожает мне сейчас.

— Чем именно?

— Как обычно. «Чикаго» не захочет переподписывать контракт, если я испорчу наш маленький дуэт. Что если люди начнут понимать, что я не тот, кем выставляет меня медиа, то фанаты отвернутся от меня.

— Это чушь, и ты это знаешь.

Вообще-то, я этого не знаю. Рич попал в точку с одним из моих самых больших страхов: если люди поймут, что я не тот ЭЗ, к которому они привыкли, они больше не будут меня любить.

— Клянусь Богом, он слишком одержим твоей личной жизнью, и не удивлюсь, если он получает деньги от таблоидов или газет, сливая информацию о том, где ты находишься или с кем ты.

Пожимая плечами, я молчу. На данный момент меня уже ничего не удивит, но, несмотря на это, я чувствую себя по-настоящему побежденным, как будто я застрял с этим образом до конца своей карьеры.

— Зи, — произносит Мэддисон чуть слышно. — Рич работает на тебя. Ты контролируешь ситуацию. Как бы ему ни хотелось заставить тебя думать, что это не так, вся власть в твоих руках.

Кивнув в знак согласия, откидываю голову назад на подголовник, опустошенный. Как будто изнурительная победа в овертайме недостаточно сказалась на моем теле, этот телефонный разговор с Ричем наложил свой отпечаток на мой разум.

Я хочу прекратить эти дурацкие игры. Хочу уйти с арены один, и чтобы никто не задавал мне вопросов по этому поводу. Хочу, чтобы «Чикаго» переподписал со мной контракт, не сомневаясь в том, что я принесу пользу команде. Хочу, чтобы Стиви разрешили проводить со мной время. И еще больше хочу, чтобы она хотела общаться со мной.

А еще очень хочу поцеловать ее.

И сегодня я очень устал от того, что не могу сделать то, что хочу.

— Быстренько позвоню Логан, прежде чем мы вылетим, — Мэддисон поворачивается к окну, набирая номер жены. — С Новым годом, детка!

О, разве я не упомянул, что сегодня канун Нового года, и у нас обратный ночной рейс в Чикаго, и в полночь мы будем лететь где-то над Канзасом.

И единственная девушка, которую я хочу поцеловать, когда часы пробьют двенадцать, так уж случилось, оказалась в этом самолете. Но я не могу прикоснуться к ней. Не здесь, и, возможно, вообще не могу.

— Как Логан? — спрашиваю я, когда Мэддисон заканчивает разговор.

— В порядке, — он улыбается сам себе. — Она купила платье для нашего мероприятия.

Я молчу, зная, что сейчас произойдет.

— Не могу дождаться, когда сниму его с нее.

Качая головой, я не могу удержаться от смеха. Счастливый ублюдок.

— Рич наседает на меня по поводу спутницы.

— Тогда сделай это. Мы оба знаем, кого ты хочешь взять, так почему бы тебе не спросить ее? Она вон там, — он кивает в сторону задней части самолета. — Вот, давай сделаем это сейчас.

Мэддисон тянется к кнопке вызова стюардессы над головой, но прежде чем его пальцы дотягиваются до нее, я вовремя одергиваю его руку.

— Не надо. — Мой голос тихий, но строгий. — Она не может пойти со мной.

— Почему?

— Потому что там будет слишком много прессы, а ей нельзя с нами общаться вне работы.

— Это чертовски глупо.

— Расскажи мне об этом, — я выдыхаю покорный вздох, снова откидываясь в кресле. — Кроме того, я не знаю, захочет ли она вообще пойти со мной. — Мой голос настолько тихий, насколько это возможно. — Насколько я знаю, наша маленькая интрижка была для нее разовой и закончилась.

Говоря о самой сексуальной дьяволице, Стиви подходит к нашему ряду для демонстрации техники безопасности, показывая задней половине самолета, как пользоваться оборудованием безопасности, как делает перед каждым полетом.

— Давай спросим ее, — Мэддисон наклоняется вперед в своем кресле, чтобы поговорить с моей любимой стюардессой.

— Не смей. — И снова я говорю негромко, но мои слова звучат четко.

Стиви прищуривается, глядя на нас, прежде чем возобновить демонстрацию техники безопасности. Она смотрит вперед, держа фальшивый ремень безопасности над головой, но обращается ко мне и Мэддисон.

— Почему вы двое сегодня, кажется, еще больше влюблены друг в друга, чем обычно?

Губы Мэддисона приподнимаются в лукавой ухмылке. Он открывает рот, чтобы заговорить, и его глаза искрятся весельем, когда он смотрит на меня, испытывая.

— Не смей, блядь. — Мой голос настолько тих, насколько возможно. — Если что-нибудь скажешь, я тебя прикончу. Потом женюсь на твоей жене, просто чтобы насолить тебе, а твой сын вырастет и будет называть меня папой.

— Да пошел ты! — Мэддисон вовсе не пытается вести себя тихо. — Стиви, Зи хочет, чтобы ты была его спутницей на благотворительном вечере в Чикаго, но он слишком труслив, чтобы спросить, и думает, что ты не захочешь пойти с ним.

— Я тебя чертовски ненавижу. Мы больше не друзья.

Мэддисон откидывается на спинку кресла, на его губах появляется чертовски самодовольная ухмылка, а милое хихиканье Стиви эхом разносится по проходу.

Если бы мои щеки могли менять цвет, я бы покраснел, как маленькая девочка, когда оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. К счастью, в ее выражении лица нет ничего такого, что могло бы вывести меня из себя. Если уж на то пошло, ее просто забавляем я и мой бывший лучший друг.

— Я не могу. — Это те слова, которые я знал, что она скажет, но слышать то, что я уже знал, не менее паршиво.

Кроме того, это не проясняет, то ли Стиви не может из-за своей работы, то ли не может, потому что не хочет.

— Я так ему и сказал. — Моя улыбка кажется натянутой и вынужденной, но я стараюсь вести себя как можно беспечнее.

— Нет, я имею в виду, что не могу пойти с тобой.

«Да, спасибо, Стиви. Пожалуйста, уязви мое самолюбие еще немного, милая».

— Потому что я уже иду.

Ну, это заставляет меня быстро вскинуть голову.

— С братом.

О. Я не подумал об этом. Конечно, Райан Шей будет там. Все знаменитости чикагского спорта там будут.

О, это может быть хорошо. Обнадеживающий блеск в моих глазах и легкий изгиб губ говорят именно об этом.

Это может быть прекрасно.

Я буду на гала-вечере один, и никто не сможет спросить, почему там Стиви, ведь она будет там со своим братом.

Да, это чертовски идеально.

— Кто твой брат? — Мэддисон хмурит брови в искреннем замешательстве, переводя взгляд со Стиви на меня.

Стиви на мгновение смотрит на меня в замешательстве, прежде чем понимает, что я не сказал даже своему лучшему другу. Простите… бывшему лучшему другу. Но, конечно, я не сказал. Девушка держала это в секрете даже от меня, так что не то чтобы я собирался выкладывать все ее дела.

И, как я уже сказал, мне плевать, что Райан Шей — ее брат.

Кроме как сейчас. Сейчас я очень рад, что это так, потому что он собирается привести Стиви на гала-вечер, а это все, о чем я могу просить.

— Эм… — колеблется Стиви. — Его зовут Райан Шей. Он играет в баскетбол за «Чикаго».

— Заткнись, блядь. — У Мэддисон открывается рот.

— Ладно, — смеется Стиви.

— Подожди. Ты серьезно? Твой брат — Райан Шей?

Девушка кивает, продолжая хихикать над волнением Мэддисона. Но, зная его, больше всего на свете он рад рассказать об этом жене и брату, которые являются большими фанатами баскетбола.

— Да. Ему принадлежит квартира в вашем доме. В данный момент я живу у него.

— Ни хрена себе. Моя жена с ума сойдет.

Глядя на Стиви, стоящую в нашем ряду, я улыбаюсь ей извиняющейся улыбкой за то, что мой друг фанатеет от ее брата, но, похоже, ее это не беспокоит. Скорее это ее забавляет. Возможно, то, что я сказал ей, что она нравится мне независимо от ее родственных связей, дошло до нее.

— Кстати, моя жена Логан была рада познакомиться с тобой в тот день, когда мы ходили за угощеньями, — добавляет Мэддисон, возвращая разговор к Стиви, за что я ему благодарен.

— Она кажется замечательной.

— Она лучшая, — вступаю я, и Мэддисон мягко улыбается этому заявлению.

— Самая лучшая, — соглашается он.

И, очевидно, мы снова стали лучшими друзьями.

— Ну, тогда думаю, что увижу ее на гала-вечере. И вас обоих тоже? — Ее взгляд устремляется на меня.

Конечно, она увидит нас обоих. Неужели она не знает, что этот гала-вечер — сбор средств для «Активные умы Чикаго», благотворительной организации, соучредителями которой являемся мы с Мэддисоном?

— Оставишь мне танец? — Мой тон звучит слишком отчаянно и обнадеживающе, но к черту. Так и есть.

Она игриво приподнимает одну бровь, прежде чем сделать встречное предложение.

— Перестанешь нажимать на кнопку вызова стюардессы?

— Видишь ли, эти две вещи совсем не кажутся равнозначными.

— Насколько сильно ты хочешь потанцевать?

Мои губы приподнимаются в понимающей улыбке. Каков ответ на этот вопрос? Очень, блядь, сильно.

Я не отвечаю, потому что мне и не нужно. Стиви и так знает. Игривая ухмылка на ее пухлых губах говорит мне об этом, а легкое сжатие моего плеча, когда девушка проходит мимо, подтверждает это.

— Сотри эту дурацкую ухмылку со своего лица, — смеется Мэддисон.

Я продолжаю улыбаться, слишком довольный этой ситуацией.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Ты ведь знаешь, что она тебе действительно нравится? Не уверен, что ты в курсе, но это так.

С моих губ срывается довольный вздох.

— Да, я знаю.

Через пару часов полета почти все уже спят. Я периодически дремлю, но по большей части бодрствую.

Каким-то образом мой внутренний будильник срабатывал всякий раз, когда Стиви шла по проходу самолета, и я открывал глаза как раз вовремя, чтобы получить прекрасный обзор. Будь то ее потрясающая задница, когда девушка шла в переднюю часть самолета, или ее потрясающее лицо, когда она одаривала меня улыбкой каждый раз, когда шла в хвостовую часть.

В любом случае, это десять из десяти.

В самолете кромешная тьма за исключением слабого отблеска света, исходящего из переднего и заднего отсеков, поэтому никто не видит, что я постоянно верчу головой, осматривая заднюю часть самолета в поисках возможности поговорить со Стиви наедине.

Поговорить.

Поцеловать.

Или и то, и другое.

Уже почти полночь, и я не прочь начать свой год с ней.

— Не спится, да?

Резко поворачиваю голову к темному пространство вокруг меня, обнаруживая одну из стюардесс, стоящую у моего кресла.

Я не знаю ее имени, но это та самая, которая запретила Стиви общается с нами. Со мной.

— Э, да. Не могу заснуть.

Она присаживается рядом с моим сиденьем, становясь на уровне моих глаз.

— Могу я тебе что-нибудь предложить?

— Нет. Я в порядке. — Мой взгляд снова устремляется к задней бортовой кухне, но я не вижу Стиви, хотя знаю, что она там. Инди, как Стиви напомнила мне ее имя, стоит на виду в задней части самолета, наблюдая за происходящим у моего сиденья.

— Есть планы на Новый год? — спрашивает третья стюардесса.

— Ты смотришь на них.

— Ты не так много гулял в дороге. В последнее время не было ни одного снимка для таблоидов.

— Эм, да. Не очень люблю выходить в свет в последнее время.

— Что ж, очень жаль, потому что я надеялась…

— Эй, Тара, — прерывает Инди. — Одному из пилотов нужно, чтобы кто-то из нас подменил его, чтобы он мог воспользоваться туалетом. Если хочешь пройти в кабину пилота, я присмотрю за передней частью и прикрою дверь.

— О, — Тара встает, расправляет юбку и ведет себя как можно более непринужденно, как будто не находилась в опасной близости от того, чтобы переступить черту неформального общения, о которой так строго выговаривала Стиви. — Да, пойдем.

Тара поворачивается, распрямляют плечи. Ее надменное лицо стервы быстро возвращается, когда она направляется к передней части самолета.

Инди следует за ней, но прежде чем слишком далеко ушла вперед, она смотрит на меня через плечо и подмигивает. Обернувшись назад и увидев, что кухня пуста, кроме одной кудрявой девушки, я одариваю Инди благодарной улыбкой, прежде чем она скрывается из виду.

Блондинка — капитан этого корабля, очевидно.

Как можно тише, стараясь не разбудить никого из моих товарищей по команде, я пробираюсь по проходу к задней части самолета, где, как я знаю, прячется Стиви.

— Привет, — тихо говорю я, не в силах сдержать слишком радостную ухмылку, когда вижу, что она одна. Я кладу руки по обе стороны перегородки, отделяющей кухню от остальной части самолета, небрежно отгораживая нас от всех остальных.

— Привет. — Ее щеки мгновенно вспыхивают под веснушками.

— С Новым годом.

Стиви проверяет часы.

— У тебя есть еще несколько минут.

— Итак, этот гала-вечер…

— Да?

— Ты идешь.

— Да, — хихикает Стиви.

— Это круто, — киваю головой, как идиот. — Или типа того.

— Или типа того, — она ярко улыбается, явно понимая, что я слишком рад этому.

Я делаю шаг в кухонный отсек, и выражение лица Стиви мгновенно меняется. Девушка отступает назад, сохраняя между нами прежнее расстояние.

Игривая улыбка на ее губах исчезает, скорее всего, потому что исчезла и моя. Я чувствую огонь и желание в своих глазах, когда загоняю девушку в угол, делая еще один шаг вперед. Только на этот раз ей некуда бежать, и она ударяется спиной о стену позади себя, а ее рот приоткрывается. Но все же я сохраняю между нами расстояние около фута, не слишком вторгаясь в ее пространство.

Нет, пока она не скажет мне, что хочет этого.

— А если бы ты не шла со своим братом, то пошла бы со мной? — Мой голос низкий и хриплый.

Стиви не отвечает, но я наблюдаю, как ее горло сжимается в глотке, как пульс на шее бьется о нежную плоть.

— Если бы у тебя не было проблем с работой, ты пошла бы со мной?

И снова девушка не отвечает, ее красивые глаза наполнены всеми словами, которые она хочет сказать, но не скажет.

— Скажи «да», — шепчу я. — Скажи, что пошла бы со мной. Скажи, что ты хотела бы пойти со мной.

Мне нужно, чтобы она сказала «да», не только для того, чтобы поднять мое эго, но и потому, что мне нужно знать, что я не сошел с ума. Нужно знать, что она тоже это чувствует. Что ей так же сильно нравится быть рядом со мной. Так же сильно нравится разговаривать со мной. Так же сильно нравится трахать меня. И ей так же сильно нравится дразнить меня.

— С Новым годом, мать твою! — кричит Рио со своего места, пробуждая весь самолет и пугая меня, заставляя меня отпрыгнуть назад от стюардессы, которая может попасть в неприятности из-за нашего положения.

Рио врубает свой бумбокс как можно громче, музыка разносится по всему самолету, а возгласы и крики эхом разносятся по всему самолету. Я выглядываю в проход и вижу, что все мои товарищи по команде проснулись, некоторые из них танцуют под чертовски громкую музыку.

Стиви кладет свою руку на мою, возвращая мое внимание к ней, когда, прижавшись спиной к стене, прячется в углу кухонного отсека, чтобы никто не видел.

Девушка дергает ткань моей рубашки, заставляя меня встать всего в нескольких дюймах перед ней. Упираюсь ладонями в стену позади нее по обе стороны от ее головы, заключая ее в клетку.

Я с болью осознаю, что моя грудь поднимается и опускается быстрее, чем должна, но эта девушка выбивает меня из колеи уже несколько месяцев, и я нервно дышу, как будто на борту скоро не останется кислорода.

Что она собирается делать? Что она позволит мне сделать?

Стиви смотрит мне в глаза из-под темных ресниц. В ее сине-зеленых глазах есть нотка неуверенности. Как будто девушка не уверена в том, что делает. Как будто не уверена, может ли она это сказать.

Но кажется, что она хочет это сказать.

«Скажи это».

— Да, — она прикусывает нижнюю губу. — Я бы хотела пойти с тобой.

Песня «Хороший день» звучит в самолете, доносясь из динамиков бумбокса, когда уголок моего рта приподнимается с одной стороны. Стиви следит за движением моего языка, когда я смачиваю нижнюю губу, прося ее подойти ближе, не говоря ни слова.

И когда она цепляет двумя пальцами золотую цепочку у меня на шее, приближая мои губы к своим, я знаю, что это будет хороший день.

Это будет хороший, мать его, год.

Мой рот накрывает ее рот, нуждаясь, желая, принимая все, что она может предложить.

Стиви обвивает рукой вокруг моей шеи, притягивая меня к себе, ее металлические кольца охлаждают жар моей кожи. Я наклоняюсь к ней, прижимая ее к борту самолета, желая быть как можно ближе, желая получить все.

Мои руки покидают стену и вместо этого обхватывают обе ее щеки, когда ее губы приоткрываются, ее язык проникает внутрь и находит мой. Она мягкая и теплая, и для человека, который никогда не любил интимных поцелуев, я не могу представить, что у меня не будет этого момента.

Ее бедра ритмично толкаются в мои с желанием, и стон, который вырывается из моего горла, звучит громко, но, к счастью, музыка Рио перекрывает мои отчаянные и голодные звуки.

В салоне становится все громче, парни все шумнее, и мне нужно остановиться, чтобы не навлечь на Стиви неприятности.

Но, черт возьми, я не хочу останавливаться.

Поэтому не останавливаюсь.

Мой язык исследует ее, скользя и пробуя на вкус, наши губы двигаются идеально синхронно, не пропуская ни единого такта, как будто мы были созданы друг для друга.

Наконец, к сожалению, Стиви слегка отстраняется, разрывая связь. Но довольная улыбка на ее припухших губах не выражает никакого сожаления — только удовлетворение.

Черт, мне нравится целовать ее.

Держа свои татуированные руки на ее челюсти, я прислоняюсь лбом к ее лбу, и мы оба пытаемся наполнить наши легкие кислородом, которого лишали себя слишком долго.

— С Новым годом, — шепчу я ей в губы.

— С Новым годом, — улыбается Стиви.

Длительность зрительного контакта, происходящего сейчас, еще несколько месяцев назад могла бы насторожить, но я не могу найти в себе силы отвести взгляд.

Я хочу этого.

Я хочу ее.

Стиви выдерживает мой взгляд, мы оба одинаково довольны происходящим.

— Я хочу газированную воду, — мягко говорю я, разрушая момент, потому что я должен это сделать, пока кто-нибудь не вернулся сюда.

Моя нахальная улыбка наполняется весельем, когда Стиви игриво толкает меня в грудь.

— Убирайся отсюда, — смеется она.

Находя себя исключительно смешным, я хихикаю вместе с ней, прежде чем направиться к своему месту. Делаю один шаг из кухни, но потом передумываю и быстро поворачиваюсь назад, чтобы украсть еще один быстрый поцелуй, подальше от посторонних глаз.

— Дополнительные лаймы, милая, — выдыхаю я у ее губ.

— Ненавижу тебя.