Высота в милю

ГЛАВА 43

СТИВИ

Надо было сегодня отпроситься с работы по болезни. Это не было бы ложью. Сердечная боль поселилась в моем теле, и думаю, что это может быть худшей болезнью из всех.

Меня и раньше бросали, конечно, но это совсем другое. Прошлые отношения не шли ни в какое сравнение с теми, что были у меня с ним. Я нахожусь на неожиданной стадии скорби, пытаясь оправиться от потери человека, который все еще жив. Того, кто все еще живет через дорогу от меня. В каком-то смысле, думаю, что это может быть больнее, чем потерять кого-то из-за смерти. Такие потери не уходят от вас по собственному желанию.

Но Зандерс это сделал, и теперь мне приходится горевать о том, что его больше нет в моей жизни, потому что он так решил.

Я хочу ненавидеть его. Хочу презирать каждую мелочь в нем, потому что ненавидеть кого-то гораздо легче, чем любить безответно.

Но я люблю его, и это самое страшное напоминание.

Мое сердце никогда не болело так сильно, как в последние несколько дней. Я чувствую боль каждым нервом своего тела. В моей голове нет ни единой мысли, которая не была бы омрачена мыслями о нем. О нас. Как будто все мое существо не может осознать, что он больше не часть меня. Что я ему не нужна.

Моя кровать никогда не была такой пустой, а ночи никогда не были такими беспокойными, как без Зандерса и Рози рядом со мной. Еда никогда не была такой безвкусной, а дни никогда не казались такими длинными. Время должно лечить раны, но оно движется медленно. Как я могу исцелиться, если минуты идут как часы?

Я постоянно думаю о нем, и мне не хватает каждой мелочи, связанной с ним. Я скучаю по уверенности, которую вселял в меня Зандерс. По его улыбке, которая могла растопить меня с первого взгляда. Я даже скучаю по лишним двадцати минутам, которые я тратила на ожидание, пока он закончит собираться, после того как я уже была готова.

Но больше всего скучаю по тому, как сильно, как мне казалось, он любил меня, и я хотела бы быть достаточно сильной, чтобы заставить его остаться.

Зандерс не выходил на связь, ни одного звонка или сообщения. Для него это полный разрыв, но для меня превратило весь мир в беспорядок, и я не знаю, как начать наводить порядок снова.

— Ты готова? — мягко спрашивает Инди, пока мы ждем в кухонном отсеке, когда команда зайдет на борт в Чикаго.

Отвожу свой усталый взгляд, уставившись в сторону входа.

— Ни капельки.

Третий раунд, третья игра состоится завтра вечером. Это первая выездная игра с тех пор, как Зандерс прекратил наши отношения, и мы отправляемся в Сиэтл. Удивительно, но впервые в жизни мне хочется вернуться в Нэшвилл.

Конечно, с этим городом связаны некоторые воспоминания, к которым я бы предпочла не возвращаться. Это место, где все начало меняться для меня и Зандерса. Нэшвилл заставляет меня чувствовать, что меня недостаточно, и сейчас это последнее, о чем мне нужно напоминать. Поверьте мне, эта мысль постоянно крутится в моей голове. Но важнее всего то, что в Нэшвилле живет мой папа, а иногда девушке просто необходим папа.

— Вау, — выдыхает Инди. — Он дерьмово выглядит.

Ее слова выводят меня из оцепенения, заставив вынырнуть из него и посмотреть вверх. Прямо там, в аварийном ряду, стоит Зандерс, не двигаясь, его глаза устремлены на меня.

Он выглядит опустошенным, как будто в нем перегорел весь свет. Никогда не думала, что скажу это, но парень действительно выглядит ужасно.

Зандерс выдерживает мой взгляд, и чем дольше смотрит на меня, неподвижно стоящую в проходе, тем сильнее непролитые слезы начинают жечь мне глаза. Но я отказываюсь плакать здесь, на работе, и не хочу, позволять ему увидеть, как сильно он меня сломал.

Его брови нахмурены, уголки губ опущены. Его фирменный костюм-тройка помят, пиджак и жилет расстегнуты. Ему нужно постричься и побриться, но, несмотря на растрепанный вид, я не могу оторвать от него глаз.

Его лицо запечатлелось в моей памяти. В последние несколько дней это единственное, что я вижу, открыты мои глаза или закрыты, и теперь, когда он передо мной, я не могу отвести взгляд.

Но, к сожалению, Тара появляется передо мной, загораживая мне обзор.

— Я знаю, что это была ты.

Мое сердце замирает.

— Что?

— На фотографии. Я знаю, что это была ты.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Прекрати нести чушь, Стиви. У меня уже давно были подозрения.

У меня перехватывает горло, когда я пытаясь проглотить правду, ища ложь, чтобы скрыть ее. Но в последние несколько дней моя жизнь была ничем иным, как колоссальным катаклизмом, и на данный момент меня уже мало что волнует.

— И что ты собираешься делать? Уволить меня по подозрению? Давай.

Тара слегка откидывает голову назад, кажется, опешив от такого моего поведения.

— Как только получу подтверждение, так и сделаю.

— Ну, и отлично. — Мой голос ровный. — Теперь, если могу вернуться к своей работе, было бы замечательно, — указываю на проход. — Похоже, все уже на борту, так что нам пора идти, тебе не кажется?

Тара меняет позу, встает ровнее, пытаясь изучить меня.

— Проведи инструктаж в аварийном ряду, — приказывает она, поворачиваясь к нам спиной и направляясь по проходу.

— Хочешь, я это сделаю? — предлагает Инди.

— Нет, — я распрямляю плечи. — Это моя работа. Я могу это сделать.

Надев свою фальшивую маску уверенности, которую мне уже давно не приходилось изображать, я направляюсь к аварийному ряду. Чувствую на себе взгляды, но стараюсь не обращать внимания. Не может быть, чтобы эти парни не видели неприятных комментариев в интернете, и все они знают, что я — девушка с фотографии.

Честно говоря, мне неловко, но я просто пытаюсь пережить этот день.

Не отрывая глаз от пола, я обращаюсь к Мэддисону и Зандерсу.

— Вы готовы к инструктажу по выходу из ряда?

— Стиви, — со вздохом облегчения говорит Зандерс, требуя моего внимания.

— Вы, ребята, готовы? — спрашиваю я снова. На этот раз мой взгляд находит Мэддисона, умоляя его ответить, чтобы я могла покончить с этим и снова спрятаться в кухонном отсеке.

Мэддисон чувствует себя неловко. Это видно по тому, как парень смотрит на меня, поэтому, наконец, кивает головой, разрешая мне начать.

Взгляд Зандерса прожигает на меня все время, пока я повторяю точно такой же инструктаж по чрезвычайным ситуациям, который проводила им весь сезон. Я почти уверена, что они оба выучили его наизусть, но Зандерс ловит каждое слово, умоляя меня посмотреть на него. Но я не могу. Это слишком больно.

Раньше это было весело. Это был прекрасный повод видеть его перед каждым взлетом, но сейчас я ненавижу это.

— Вы готовы и можете помочь в случае чрезвычайной ситуации?

Я сначала смотрю на Мэддисона.

— Да, — отвечает он, переводя взгляд на Зандерса. Ему явно неудобно сидеть в напряжении между своим лучшим другом и мной.

Отказываясь смотреть на Зандерса, я отвлекаюсь, уставившись в никуда, ожидая, что он скажет «да».

Он знает правила. И должен сказать «да», прежде чем я смогу уйти, но Зандерс молчит, поэтому я повторяю:

— Ты готов и можешь помочь в случае чрезвычайной ситуации?

— Стиви. — В его тоне слышится отчаяние.

— Ты готов и можешь помочь в чрезвычайной ситуации?

— Ты можешь посмотреть на меня? — мягко спрашивает Зандерс, подаваясь вперед.

Мне все равно, что его тон печален. Сейчас я должна делать свою работу, а он мне не дает. Это Зандерс порвал со мной, а сам заставляет меня стоять перед ним. Это уникальная форма пытки.

— Пожалуйста, посмотри на меня, — умоляет он.

— Ты можешь ответить на вопрос?

Краем глаза я наблюдаю, как он откидывается обратно в своем кресле, побежденный.

— Да. Я готов и могу помочь.

Это все, что мне нужно было услышать, поэтому я ухожу, готовая вернуться в свое безопасное место. Но сегодня в этом самолете нет ни одного места, которое было бы похоже на убежище. Он меньше и теснее, чем когда-либо.

Я делаю всего два шага, прежде чем Зандерс хватает меня за предплечье, требуя остановиться. К сожалению, я не была готова к физическому контакту, и его прикосновение обжигает мою кожу, напоминая моему телу, как сильно оно скучает по нему.

Посмотрев на его руку, первым делом замечаю на мизинце мое старое, потрепанное кольцо. Почему он все еще носит его? Я хочу, чтобы он снял его, потому что в этом слишком много смысла, но в то же время надеюсь, что он никогда этого не сделает.

Еще одна ошибка, которую я совершаю, это перевожу взгляд вверх. Его карие глаза затуманены, но в них горит надежда на мое внимание. Его брови нахмурены, умоляя меня остаться и поговорить с ним. Его кадык дергается при сглатывании, прежде чем парень открывает рот, чтобы заговорить, но я останавливаю его прежде, чем он успевает это сделать.

— Что-нибудь нужно? Выпить? Подушка? Что-нибудь поесть? Знаешь, ведь теперь я всего лишь твоя стюардесса.

Мэддисон откидывает голову на подголовник, как будто мои слова задели его.

Лицо Зандерса излучает физическую боль, которую причиняют мои слова, но большую часть меня это не волнует. Он причинил мне боль. Будет справедливо, если он почувствует хоть малую толику того, что испытываю я.

Это ложь. Я слишком сильно люблю его, чтобы желать ему боли, но из чувства самосохранения не знаю, как заставить себя чувствовать себя лучше в этот момент. Или в любой момент, на самом деле.

— Газированная вода, я полагаю?

Резко выдыхая, Зандерс быстро моргает и качает головой, пока, наконец, не отпускает мою руку и не позволяет мне уйти.

Сфокусировав взгляд на кухонном отсеке, я заставляю свои ноги нести меня туда как можно быстрее, пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица, пока не смогу спрятаться.

— Ты крутая, — хвалит Инди, как только я вхожу в наше рабочее пространство. — Но если захочешь поплакать, я тебя прикрою.

— Хорошо. — Мой голос ломается. — Может быть, только на секунду.

Остаток полета до Сиэтла я провела, спрятавшись в кухонном отсеке. В какой-то момент Рио засунул голову и пошутил, что мы с Зандерсом весь год общались за спиной у всех, но когда я даже не улыбнулась, он понял свою ошибку.

Похоже, кроме Мэддисона, никто в команде не знает, что мы расстались. Я не уверена, хорошо это или плохо, но стараюсь не обращать на это внимания. В конце концов, между нами все кончено, так что хвататься за соломинку, чтобы дать себе хоть немного надежды, — только оттягивать душевную боль, которая, как я убеждена, будет длиться всю жизнь.

Моя рабочая форма напоминает о комплиментах, которыми Зандерс осыпал меня, когда я носила ее, поэтому, как только оказываюсь в своем гостиничном номере, снимаю ее и переодеваюсь в свои самые удобные штаны. Что, конечно же, тоже напоминает мне о нем. Я даже не упаковала те, которые он мне подарил, но это неважно.

Из моего номера в отеле открывается вид на «Большое колесо» Сиэтла¹⁵, расположенное прямо у воды, но как бы ни было красиво все это, оно напоминает мне о пирсе «Нэви Пиер»¹⁶ в Чикаго. А это напоминает мне о квартире Зандерса, которая, в свою очередь, напоминает мне о самом Зандерсе.

Я ненавижу, что мой мозг ассоциирует его с каждой частичкой моей жизни в Чикаго. Я бы хотела не думать о нем каждую секунду каждого дня. Но этот город наполнен им, и я не знаю, как его очистить. Он заполонил каждую часть моей жизни.

В моем сердце Чикаго олицетворяет Зандерса, впрочем, как и почти все города Северной Америки, которые мы посещали вместе.

Выключив все огни в своей комнате, я зарываюсь под одеяло на кровати, нуждаясь в темноте, чтобы уснуть. Сейчас только три часа дня, но сон позволяет моему разуму отключиться, поэтому я сплю днями напролет, надеясь, что это поможет быстрее скоротать время.

Телефон звонит на тумбочке, освещая темную комнату, и я не могу быть более благодарна, когда вижу на экране имя моего отца. И вздох облегчения вырывается из меня, как только беру трубку.

— Привет, пап.

— Ви! Как дела у моей девочки?

— Уже лучше.

На мгновение между нами воцаряется тишина. Мой отец узнал обо всех моих отношениях с Зандерсом примерно тогда, когда мы расстались. Хотя, часть меня думает, что он знал об этом с тех пор, как приезжал на Рождество.

— Райан звонил. Он беспокоился, что ты улетаешь на плей-офф. Хотел, чтобы я тебя проверил.

— Это мило с вашей стороны, но со мной все будет в порядке.

Может, это и неправда, но я заявляю об этом.

— Ну, я обещал твоему брату проведать тебя. Так в каком ты номере?

— Что?

— В каком ты номере? Я у твоего отеля.

Глаза расширяются, я отвожу телефон от уха, чтобы посмотреть на экран, хотя не знаю, зачем. Не похоже, что он в FaceTime и может доказать, что он в Сиэтле. Я просто в шоке.

— Правда? — Мой голос срывается, впервые за долгое время я чувствую проблеск надежды.

— Да! Впусти меня!

Как только отец стучит в дверь, я бросаюсь к нему с крепкими объятиями, нуждаясь в радости, которую он всегда приносит в мою жизнь.

— Я тоже скучал по тебе, Ви, — папа прижимает меня к себе крепкими медвежьими объятиями, прежде чем демонстрирует упаковку из шести бутылок пива в своей руке. — И я принес пиво.

— Слава Богу. Я знала, что ты мне нравишься не просто так.

Папа откупоривает две бутылки, затем протягивает одну мне и садится на диван напротив меня.

— Итак, что происходит?

Я выдыхаю снисходительный смешок.

— С чего мне начать?

— С чего ты хочешь начать?

Я делаю большой глоток, пытаясь подавить любые эмоции, которые пытаются всплыть на поверхность.

— Зандерс порвал со мной.

— Так что, теперь мы его ненавидим или как?

Это вызывает у меня смех.

— Я все еще решаю.

— Он объяснил причину, или это было спонтанно?

— Я не знаю. Он назвал мне причину, но не знаю, верю ли я ему.

Мой отец молчит, позволяя мне продолжать.

— Он сказал, что никогда не сможет измениться и что я все время знала, какой он, но не думаю, что это правда. Думаю, Зандерс боится показать себя, потому что репутация, которую он заработал в НХЛ, прямо противоположна тому, какой он хороший человек. Ему пора продлевать контракт, и он сомневается в себе. Ты знаешь, как важны для Райана годы подписания контракта, но это совсем другое дело. Райану не нужно лгать о том, кто он есть, чтобы заработать деньги, а Зандерс чувствует, что должен.

— И наличие девушки не вписывается в этот образ, — заявляет папа, с легкостью понимая всю ситуацию. — Он хочет измениться?

Я пожимаю плечами.

— Я так думала. Была уверена, что он будет честен в том, кто он, когда его переподпишут, но больше так не думаю. Похоже, Зандерс убедил себя, что это единственный способ удержать фанатов.

— И что ты чувствуешь? — отец делает большой глоток пива.

— Чувствую себя дерьмово, — откидываю голову назад, закрываю глаза, мне нужно сдержать слезы, которые хотят пролиться. — За то время, что мы с Зандерсом были вместе, он заставил меня почувствовать себя так, будто я была его первым выбором. Я никогда не была ничьим первым выбором, и теперь мне кажется, что все это было ложью. И дело не в том, что я хочу, чтобы он выбрал меня вместо своей карьеры, но мог быть и другой вариант, а он даже не пытался его найти.

Папа колеблется, его взгляд мечется по комнате, прежде чем снова остановиться на мне.

— Я видел комментарии. Как думаешь, может быть, так он пытается защитить тебя? Потому что для меня это имеет смысл. Я не знаю этого парня, но из того, что ты мне о нем рассказала, известно, что он защищает людей, которые ему дороги.

— Может быть, но мне не нужно, чтобы он меня защищал. Я устала от этого, вообще-то. Райан делает это слишком часто, и, возможно, Зандерс тоже, но я могу постоять за себя. Те комментарии обо мне были отвратительны, некоторые люди просто ужасны, но они не расстраивали меня так сильно, как то, что они говорили о нем. Я даже не думала о себе в той ситуации.

Папа качает головой, на его лице появляется гордость.

— Что? — осторожно спрашиваю я.

— Ты любишь его.

— Боже, папа, — я зарываю лицо в ладони, пытаясь скрыть наполненные слезами глаза. — Не напоминай мне.

Он сжимает мою руку.

— Прости. Просто никогда не видел тебя такой. Я знаю, что твое сердце болит, и не пытаюсь игнорировать это. Я просто не привык видеть тебя такой уверенной в себе. Мне это нравится.

Это то, что Зандерс привил мне — быть уверенной в себе, постоять за себя, и неужели все это уйдет теперь, как и он?

— Маме это не нравится.

Папа сжимает губы, пытаясь сдержаться.

— Я не хотел говорить о ней, если ты не хочешь.

— Она звонит мне без остановки.

— Я знаю.

Между нами повисает молчание, пока мы обмениваемся неловкими взглядами. Было приятно не подвергаться двусмысленным комментариям и неодобрительным взглядам, но в то же время не знаю, хочу ли, чтобы мама навсегда исчезла из моей жизни. Я хочу, чтобы у нас были лучшие отношения. Те, которые были, когда я была моложе, и она думала, что я собираюсь пойду по ее стопам. Только когда я стала взрослой, мой выбор начал разочаровывать ее, и наши отношения пострадали, но мне действительно интересно, сможет ли мама однажды снова обрести способность оказывать поддержку.

— С ней все в порядке? — наконец спрашиваю я.

Папа делает еще один большой глоток пива.

— Она приходит к некоторым осознаниям, и они довольно сильно бьют по ней. Ей было тяжело видеть те комментарии и понимать, что они о тебе. Но я не собираюсь сидеть здесь и говорить, что она не заслуживает того, что чувствует.

— Они написали только то, что мама говорила годами.

— И я о том же. Думаю, что то, что они написаны перед ее лицом и исходят от других людей, пробудило ее осознать, что она делала с тобой.

В словах моего отца нет особых эмоций, а он довольно чувствительный парень, который заботится о своей семье больше всего на свете, но в том, как он говорит о моей маме, чувствуется отстраненность. Это ощущается по-другому.

Я хмурю брови.

— У вас все в порядке?

Папа отводит от меня взгляд.

— Я не знаю, Ви. Это не то, что следует обсуждать со своими детьми.

— А я думаю, ты должен мне сказать. Я уже взрослый человек.

— Ситуация была немного напряженной, но я не хочу, чтобы ты переживала из-за этого.

Я сажусь прямее.

— Ну, теперь я точно волнуюсь. Я не хочу, чтобы у вас были проблемы из-за меня.

Его грудь вздымается во вздохе, карие глаза слегка блестят.

— Она хороший человек, Стиви. Она просто потерялась за последние несколько лет и не была хорошей матерью для тебя. Я знаю это, и в глубине души она тоже это знает. Тяжело смотреть, как она причиняет тебе боль, хотя не всегда была такой, понимаешь. Она была очень хорошей мамой для тебя, когда ты была младше. — Голос моего милого папы срывается, прежде чем он прикрывает рот ладонью.

— Я знаю, папа, — я сжимаю его руку. — И помню. Я просто хотела, чтобы она гордилась мной, как раньше, но сейчас я сдалась.

Он понимающе кивает.

— Ты никогда не видела свою бабушку, но она была той еще штучкой, — он издает хриплый смешок, в котором нет ни капли юмора. — Она обращалась с твоей мамой точно так же, как твоя мама обращалась с тобой. Единственная разница в том, что ты выбралась. Ты выбрала свой собственный путь, а не делала каждую мелочь, которую она от тебя ожидала. Но у твоей мамы были большие мечты, которые она отложила на потом, чтобы угодить своей матери. Мы поженились намного раньше, чем планировали, потому что ее мама давила на нас. Она поступила в колледж, который выбрала для нее мама, — отец подталкивает меня, как будто молча спрашивает: «Звучит знакомо?». — Я не собираюсь вкладывать слова в ее уста, но думаю, что в ней есть какая-то ревность, и вместо того, чтобы гордиться тобой, как это должна делать любящая мама, она завидует. Но знаешь, я думаю, она начинает это понимать, и до нее доходит, что она относится к тебе точно так же, как ее собственная мать. На которую, кстати, она обижается до сих пор.

Я молчу, переваривая эту новую информацию. Я никогда особо не знала о прошлом своей мамы и о том, как она воспитывалась. За ее идеальной маской трудно что-либо разглядеть.

— Я не пытаюсь ее оправдать, — продолжает отец. — Но травму поколений нелегко преодолеть, и впервые за долгое время у меня появилась небольшая надежда, что она сможет извлечь уроки и вырасти из этого.

Я физически вижу, какую эмоциональную нагрузку это накладывает на него, когда он пытается быть чутким мужем и в то же время заступаться за свою дочь. Предполагалось, что то, что я вычеркнула маму из своей жизни, никак не повлияет на него или их отношения, но, конечно, это произошло.

Протягивая ему свое пиво, я добавляю:

— Ну, может быть, из этих дурацких комментариев все-таки выйдет что-то путное.

Папа стукает своей бутылкой о мою.

— Может быть.

— Думаю, после этого мне нужно еще одно пиво, — встав с дивана, я беру еще две бутылки со стойки.

— С языка сняла, — папа делает глоток пива. — Итак, расскажи мне обо всем остальном. Как работа? Как приют?

— Приют супер. Мне нравится там работать. Хозяйка самая лучшая, а собаки такие милые. Что касается работы, то не знаю, как долго у меня еще будет работа, так что вот так.

— А они знают, что на фотографии была ты?

— Официально нет, но это только вопрос времени, когда мое имя будет обнародовано, и я останусь без работы.

— Когда Райан звонил, то упомянул, что есть несколько авиакомпаний, которые набирают сотрудников, и одна из них находится здесь, в Сиэтле.

— Да, но это не обсуждается. Я не могу оставить его в Чикаго. Не после того, как Райан усердно работал, чтобы вытащить меня туда.

— Он просил, чтобы я посоветовал тебе изучить этот вопрос.

Я замираю.

— Подожди. Правда?

— Да. Если ты этого хочешь.

— Почему он ничего мне не сказал?

Понимающий смех вырывается из груди моего отца.

— Потому что это Райан. Думаешь, этот парень может смотря тебе в лицо, сказать, чтобы ты переехала через всю страну, не подавив при этом слез? Этот парень — кирпичная стена эмоций, если только они не касаются тебя.

Когда на прошлой неделе появилось объявление о приеме на работу, я не задумывалась об этом. О переезде из Чикаго речи не шло. На тот момент мы с Зандерсом все еще были вместе, и я никогда не думала, что Райан предложит мне уехать из города. Но ничто не помогало мне почувствовать себя лучше. Ничто не помогало успокоить разбитое сердце, которое изматывало меня. Может быть, расстояние в две тысячи миль запустит процесс исцеления, и на данный момент я в отчаянии и готова попробовать все.

Я просто хочу почувствовать себя лучше. Я не хочу выходить из своей квартиры и видеть Зандерса. Не хочу думать о нем каждый раз, когда нахожусь в приюте, когда замечаю небольшой ремонт, оплаченный его пожертвованием. Не хочу вспоминать о том, как нашла его на ступеньках на Рождество, каждый раз, когда прохожу мимо его здания. Я не хочу думать о том, как сильно он любит свою племянницу, всякий раз, когда неизбежно сталкиваюсь с ними, когда Элла сидит у него на плечах. Не хочу вспоминать, что впервые в жизни я почувствовала настоящую связь с друзьями, когда вижу Мэддисонов в холле своего дома. Я просто хочу немного отдохнуть от всего, что потеряла.

Всю свою жизнь я ждала, что кто-то другой выберет меня, и постоянно подводила себя, надеясь на одобрение других. Но почему я жду, пока кто-то другой сделает меня приоритетом, когда могу сделать это сама?

Я могу выбрать себя.

— Я хочу, — уверенно заявляю я. — Завтра подам заявление.