Выйди из-за тучки

ПРОЛОГ

Даже не знаю - с чего начать? Но раз уж взялась… Наверное, с больного для меня вопроса – что оно вообще такое, это милосердие? И насколько это понятие однозначно? Или это, как «хорошо» и «плохо»? Для кого-то одно, а для кого-то в это же самое время и в той же ситуации - прямо противоположное?

По отношению ко мне будет милосердным, если позволят просто спокойно жить. Спокойно в моем понимании, это когда не заставляют страдать, если я этого не заслужила, а еще – чувствовать вину, когда не виновата. Обвинение в не милосердии я категорически отвергаю. Потому что считаю - ни в коем случае не обязана тащить на своем горбу наследие ненавистного мне человека. Я уверена, что элементарно не справлюсь, да и просто не желаю ломать себя – поэтому это не немилосердно, а честно. В первую очередь по отношению к невинному ребенку. Мне жаль, но не все способны на подвиги и самопожертвование просто ради идеи. Для такого рода действий нужна мощная мотивация или бесконечно доброе, огромное сердце – будем считать, что у меня нет ни того, ни другого. Не моя вина - просто не всем дано.

Это моя твердая позиция. Насколько я права – покажет время. А может, и правда – помогут понять эти записи. Но сейчас с меня хватит. Я уже нахлебалась из этого корыта и как-то больше не хочу, потому что это слишком больно.

Сейчас это уже просто эхо… глухие отголоски, которые продолжают сказываться на состоянии здоровья и восприятии окружающего мира. Почти целый год все вокруг меня было покрыто налетом серого пепла, в который превратилась счастливая когда-то жизнь. Даже Вовкины словечки и выходки я воспринимаю сейчас без той безоблачной, глубинной какой-то радости, что раньше. Я сумела не рассыпаться на куски, но похоже, что придется заново учиться радоваться жизни.

В Вовке для меня теперь весь ее смысл, я горжусь его маленькими успехами и люблю сына до безумия, но и чувствую свою вину перед ним. Может поэтому на душе постоянная, устоявшаяся уже тяжесть - а что, если я приняла неправильное решение? Моя позиция, и правда, не имеет ничего общего с христианским милосердием и христианской, а может и общечеловеческой моралью.

И хотя сейчас я чувствую себя очень неоднозначно, но решение уже принято и озвучено. Может, потому я и прислушалась к совету Лены – изложить свою версию событий на бумаге… вернее – на Word, чтобы потом перечитать и оценить правильность своих действий. Андрей оставил мне пути к отступлению, но я не собираюсь сдавать свои позиции. Мне уже не нужен он. Я совсем не понимаю этого Андрея, каждый наш разговор это разговор слепого с глухим. Мне легче, когда я нахожусь подальше от него. Вот только вина перед Вовкой…?

Скоро мы с ним уедем и не оставим своего нового адреса даже Лене. Она сама просила об этом:

- Придет же с младенцем на руках, станет вздыхать, смотреть жалостливо… Так-то он очень убедителен – всего один прокол, в котором он вроде как дико раскаялся, а остальное – просто незапланированные последствия. Хотя я и видела тебя все это время, хоть и понимаю всю глубину жопы, в которую он тебя засунул… но он же давит на самое святое, блять! Для меня так это вообще больнющий вопрос. Могу не устоять, пойми ты! Нужна буду – выходи на скайп, зови. Да и без повода… просто давай знать о себе хоть изредка – не чужие. Я всегда…

Я решила уехать... умотать... удрать из Питера. Хотя в большом городе, само собой, больше возможностей и для меня, и для сына в будущем. Но это когда он подрастет. Вот тогда и будем думать. А сейчас меня здесь больше ничего не держит. После случайно подсмотренной сцены возле такси – тем более. И Андрей все равно не оставит в покое. А я не хочу даже просто видеть его. Он сделал не просто больно, он сделал меня больной, а мне еще растить ребенка. Поэтому я рискну. Вот подрастет Вовка и тогда сам решит – нужен ему такой отец или нет? Если бы была уверена на все сто, что отец любящий, то никогда бы и ни за что! Но я имею основания сомневаться уже и в этом, потому что он раз за разом выбирал не нас с сыном. И уже не важно, что им двигало и как он это объясняет, даже если очень убедительно. Слова – ерунда, если поступки свидетельствуют против них.

ГЛАВА 1

Вовка давно уже спит, а я застряла на кухне с бокалом очень дорогого и замечательно вкусного вина. Что-то такое… географическое, но название запоминать даже не собираюсь. Все равно покупать его никогда не стану – жаба задушит. Лениво качаю резной хрустальный бокал, поворачиваю туда-сюда… как же красиво! Рубиновый напиток искрится, когда я рассматриваю его на фоне приглушенного света настенного бра… по стенам и шторам рассыпаются искры, играют блики. Просто какое-то наслаждение для глаза. Люблю такие вот красивые моменты...

Настроение в кои-то веки… умиротворенное, что ли? Так спокойно не было уже давно. Из-под серого пепла алым угольком надежды замерцал намек на будущее без тяжелых переживаний, даже с надеждой на что-то… даже боюсь сказать – хорошее, но хотя бы не такое пропащее. Боюсь поверить своим ощущениям… что оно такое – неужели свобода? Постепенно он вытравил себя во мне, даже не знаю – понимая, что делает или не совсем? Предел должен был наступить однозначно, просто потому, что я не железная. Вот только что это могло быть – нервный срыв, сердечный приступ, помешательство? Обошлось и ладно… А точку, как ни странно, поставил Новый год и елка… махонькая, но такая весомая последняя капля…

Заливать свои беды алкоголем – точно не мое. А вот отпраздновать таким образом свое освобождение - это была хорошая идея, это я правильно сделала. Как-то нечаянно получилось - уложила Вовку и сама уже собралась спать. Зашла на кухню, чтобы принять снотворное и поняла, что это не нужно. Вот совсем не нужно! А еще снег… от него всегда особое настроение. Правда, он не совсем такой, как я люблю, но все равно... Уже потянулась выключать свет, и тут взгляд упал на бутылку вина – подарок Ленки на Новый год и захотелось его попробовать. Оно просто обязано было быть замечательным, вкусу подруги я доверяла.

Эта одинокая ночная дегустация не попытка успокоить нервы, а просто желание добавить еще больше позитива текущему моменту. Не знаю пока, как изменило меня все случившееся, очень похоже, что не в самую лучшую сторону. Сейчас не хочется даже думать об этом, а тем более - копаться в себе, искать причины, умирать от обиды, изумляться, страдать, не верить ушам и глазам… устала. В данный момент я праздную свою свободу от проклятой зависимости, которая называется любовью. Потому что я не просто, а смертельно устала от этих качелей.

Вино изумительное – плотное, чуть терпкое, в меру сладкое, а еще перед глазами у меня роза - в тонкой, на один цветок, вазе. На «высоком выносе», как говорят цветоводы и цвета артериальной крови. Я не стала обрезать лишнюю длину стебля и убирать крупные, скульптурные какие-то колючки. Мое настроение никак не связано с этим подарком. Хотя роза - это тоже хорошо, это же красота в чистом виде!

Сейчас мне благостно, что ли – вот точная характеристика этого состояния. Понятно, что и алкогольная анестезия действует, но и правда - мне давно не было так спокойно. А если бы еще не заживающие уже порезы, то вообще бы… чешутся, гадство. На теле остались красноватые, пока еще заметные шрамы, а совсем недавно пластырем было аккуратно заклеено десятка два мелких ранок. И не совсем мелких - почти из десятка кусочки тонкого стекла пришлось доставать пинцетом. Вовка так испугался… так орал, бедный.

Даже сейчас я ежусь и потерянно качаю головой – вот как так?

Эту елку я заметила сразу. Деревца только привезли на елочный базар, и крепкий продавец расставлял их для выгодного обозрения. И мы с Вовкой увидели ее: пушистая, высокая, веточки какие-то особо мелкие и частые... ну, просто идеальная новогодняя елка! Вот только ее высота… но это же мелочи? Я сразу же решила, что что-нибудь да придумаю. И мы схватили ее. Я тащила на плече, а сын держался за веточку снизу – помогал. Песни вспоминали про елочку…

Как я ее укорачивала, вспоминать не хочется, но справилась же, в конце концов? А потом установила на подставку и стала наряжать. У нас на антресолях хранилось множество елочных игрушек. Некоторые еще из родительского детства – белочки с шишками, сосульки, домики с заснеженной крышей, елочки в инее, детки на санках и даже один огурец из стекла. Развесить хотелось все, совершенно не придерживаясь никакого стиля и гармонии.

Сын осторожно доставал стеклянные игрушки из упаковок и выложенных ватой коробочек и подавал их мне, а я развешивала, уточняя время от времени:

- Вов, как тебе этот - нормально? Или сюда лучше красный?

Постепенно места внизу не осталось, и я подставила стул, чтобы развешивать всю эту красоту поверху. Вначале прямо перед собой, потом вставая на стуле на цыпочки, а потом потянувшись... пошатнувшись... живот скрутило судорогой страха! А дальше, чего и следовало ожидать – не удержала равновесия и рухнула прямо на елку. Страшно вспомнить - Вовчик стоял на той стороне, и если бы не отошел тогда за игрушкой…

Дерево я, само собой, завалила и припечатала всем своим телом, раздавив к такой маме почти все, что успела на нее навесить. Тонкое стекло впилось куда достало – в руки от локтя до кисти, в живот и грудь, в ноги до коленей. Острый металлический держатель от игрушки вонзился под сосок! Даже сейчас жутко вспоминать - как я поднималась, выбиралась, опираясь ладонями и коленями… резала их, загоняя стекло вглубь… шипела задушено. Прямо из души рвались матюги, которым нечаянно обучала меня Ленка, регулярно их упоминая. Именно тогда их употребление я назвала бы уместным. Если бы высказалась, мне точно стало бы легче. Но Вовка же! Он вытаращился и замер с очередным шариком в руке...

- Оп-па ж ты, м… сыночка, мама прыгнула, да? Неудачно как! Сейчас… сейчас мы поставим все обратно… - подходила я к нему успокоить, а его глаза округлялись и наливались ужасом. И Вовка вдруг заорал, будто его резали. Бормоча что-то успокаивающее, я кинулась к нему, протягивая руки, и тут увидела, что с них капает кровь. Окинула себя диким взглядом – яркие пятна проступали и на халате. Растопырив пальцы, потерянно подняла перед глазами кисти рук и тонкие темные струйки устремилась к локтям. Первый шок прошел, и я как-то разом ощутила боль! Не сдержалась, зашипев и прикрыв глаза, а бедный Вовка орал, уже не переставая, крепко зажмурив глаза и как корабельный гудок – густым детским басом.

ГЛАВА 2

В нашем частном детском саду Новогодние выходные. Их установили родительским голосованием. Если бы хоть одна семья решила водить ребенка в сад сразу после праздника, то вышли бы на работу и воспитатель, и няня, и повар, и охранник. Но Бог миловал. Люди, которые могли позволить себе траты на такой садик, почти все поголовно отдыхали сейчас за границей – на горнолыжных курортах или на теплом море. Поэтому и я сидела сейчас дома – нянечка средней возрастной группы.

Учитель математики и физики в нянечках - нонсенс, но не такая уж и редкость по нынешним временам. Так сложились обстоятельства. Когда мы с Вовкой остались одни, оказалось что я хронически не успеваю... Вечером я забирала его вовремя, но вот утром… парня приходилось будить раньше даже больше, чем на час. А еще доплачивать няне, чтобы она вышла пораньше и приняла его. Я тащила сонного малого через два двора на коляске, укутав одеялом, а он досыпал. Поднимать его в такую рань стало для меня личным кошмаром. Во сколько бы я ни уложила его вечером, утром ребенок отказывался просыпаться, висел на моих руках, жался, глазки слипались, а я будила… тормошила… одевала. Сердце сжималось от почти невыносимой жалости, целовала его, уговаривала…

Раньше сына поднимал и уводил в сад Андрей, он работал совсем рядом и Вовка мог поспать дольше. Я же уходила раньше и до работы добиралась на метро больше часа. Тогда была возможность не уходить из замечательной школы с математическим уклоном, и я этой возможностью пользовалась. Когда она исчезла, то совершенно случайно и очень удачно я узнала – в Вовкиной группе нужна нянечка и зарплата там даже больше, чем в школе, а нервотрепки предстояло в разы меньше. И я ушла из школы, теряя преподавательский стаж, обрекая себя потом на длительные и муторные подтверждения квалификации.

Сегодня шестой день после того, как я рухнула вместе с елкой. И скоро (я посмотрела на настенные часы) - уже через несколько минут к нам зайдет врач – делать перевязку. Я нервничаю, потому что тут имеют место некоторые неловкие моменты. Но и отказаться от его помощи тоже неловко. Это было бы настолько нелогично… понятно же, что ездить на перевязки в поликлинику не так удобно. Это все равно, что открытым текстом заявить, что вижу в нем не только врача, но и мужчину, который волнует. Хотя, что там признаваться? Можно подумать - он ничего не заметил и не понял...

В общем, в голове винегрет и каша из мыслей. Но когда он позвонит в дверь, я открою, впущу его в квартиру и потом разденусь до трусов, делая вид, что совершенно нормально воспринимаю все происходящее. Он же врач… медик. И опять стану покрываться мурашками от его прикосновений… валькирия, блин. И опять сосками хоть номер на телефоне набирай… совершенно неконтролируемая реакция, где-то даже нормальная и предсказуемая – полгода без мужика…, да нет - больше. И, наверное, тут уже не так и важно – нравится он или нет, просто тело реагирует. Мне даже кажется, что если бы ко мне так же прикасался симпатичный дворник Виктор Борисович, то реакция была бы аналогичной. Или нет?

В самом начале была мысль решительно отказаться от услуг соседа, пусть это даже значит мотаться в поликлинику с Вовкой, стоять в очередях и ловить там и в транспорте заразу, передающуюся воздушно-капельным путем. Чего не хотелось категорически. Но потом вдруг поняла, что мой интерес к чужому мужику - это же тоже признак того, что я выздоравливаю, избавляюсь от своей страшной зависимости. Уже избавилась – жарко реагирую на чужие мужские руки на своем теле.

ГЛАВА 3

Оживает звонок, я иду и открываю. Саша, как он просил себя называть, стоит за дверью. Он, как вампир, никогда не входит без приглашения. Кроме того - самого первого раза. И я вежливо приглашаю:

- Входите, доктор.

Он понимающе улыбается и у меня появляется стойкое ощущение, что он еще и неплохой психолог. Его улыбка дает понять и мне, что слово «доктор» - это моя попытка эмоционально настроиться, защититься от неоднозначности того, что сейчас будет происходить между нами уже в третий раз.

Саша проходит на кухню, по дороге здороваясь с моим сыном:

- Привет, Володя. Ты сидишь у себя, как мы и договаривались. А я лечу твою маму.

- Ладно, - радостно соглашается Вовка и сам плотно закрывает за собой дверь в комнату. Мы с Леной уже говорили о том, что тот случай мог вызвать у него стойкую фобию – боязнь крови. И Саша сейчас подтверждает это:

- Боюсь, что в медицину твой сын уже не пойдет.

- Ничего страшного, - отвечаю я, - придумаем что-нибудь другое.

Дальше следует команда:

- Разоблачайтесь, пациент.

И я неловко стаскиваю с себя халатик, оставаясь в одних трусах, очень скромных и плотных, надо сказать. Кожа становится повсеместно шершавой, а соски превращаются в твердые камешки. Саша не смотрит на меня, он раскатывает на столе медицинскую укладку старинного вида, которую принес с собой. Я успеваю успокоить дыхание и расслабить мышцы. Сажусь и покорно предоставляю свое тело для перевязки. Глаза лучше не закрывать – будет только хуже. Потому что тогда ощущения обостряются и… в общем, уже проверено, что лучше этого не делать.

Но и смотреть лучше не на него, а в окно… мужик штучный, хотя и не красавец в полном смысле этого слова. Сам тяжеловат, нос крупноват, челюсть жесткая какая-то, стрижен слишком коротко, почти «под ноль», залысины намечаются. Но это вместе со всем остальным настолько в какой-то гармонии, в соответствии, что ли? Так что эти будто бы и недостатки превращаются в неоспоримые достоинства. В общем, все в его внешности на высоте или просто он в моем вкусе. И что хуже всего - он отлично это понимает. И ведет себя соответственно – уверенно и напористо, что для него, скорее всего, просто привычка. Для меня – нет, и я предупреждаю, как он и просил меня делать:

- Будешь лапать – дам по морде.

- Да помню я. Нужна ты мне… - фыркает он.

- Хорошо, - успокаиваюсь я. Вернее, пытаюсь успокоиться, потому что он, наконец, поворачивается и подходит ко мне. Начинает с рук и его профессиональные прикосновения… они сейчас для меня, как самая нежная ласка, как прелюдия к чему-то большему или намек на то, что могло бы… Слишком плавны и осторожны его движения, слишком старательно он сдерживает дыхание… В конце концов, на закуску, так сказать, дело доходит до молочной железы, как он ее называет – до того самого прокола. Он немного вспух, а кожа вокруг покраснела. И Саша недовольно хмурится, сняв сеточный пластырь с зеленой марлечкой на нем. Осторожно проводит пальцем возле ранки, а значит – по ареолу соска, несколько раз слегка нажимая, и я злобно шиплю.

- Я пальпирую около раневую поверхность, пациент, - хмыкает он, сохраняя на лице совершенно равнодушное выражение. Совсем не такое, как в тот первый раз.

ГЛАВА 4

Тогда, когда бедный Вовка трубно голосил, а меня трясло рядом с ним от боли и растерянности, в мою квартиру ворвалась соседка Лена, а вместе с ней незнакомый мужик. Ленка нежно матюгнулась, как может только она и, подхватив Вовку на руки, унесла в спальню, сюсюкая с ним и пытаясь успокоить разными способами. Она потом рассказывала, что даже станцевала для него с перепугу.

А незнакомый мужик потянул меня из квартиры за руку. И я пошла за ним в каком-то шоковом ступоре. Потому что страх за Вовку затмил тогда все ощущения и эмоции. А когда до меня дошло, что он сейчас в безопасности с Ленкой, и я услышала, что басистые вопли стихают, то меня попустило настолько, что мозг напрочь отказался работать – он отходил от стресса.

Мужик затащил меня в соседнюю квартиру – двушку, насколько я помнила. А там – на кухню. Что у него была за квартира и как она обставлена – не помню вообще, соображала тогда плохо. И потом тоже - какими-то урывками вспоминала, как он вынимал откуда-то застиранный тряпичный сверток, раскатывал его, как рулон, что-то доставал из кармашков. Звуки какие-то - шелест, звяканье… Потом, особо не церемонясь, он стаскивал с меня тонкий короткий халатик, что сопровождалось шелестом осыпающихся стеклянных осколков, которые ткань выдергивала из ранок. Те, которые вонзились глубже и обломились, пришлось доставать пинцетом.

Врач работал, а у меня все это жутко болело. Я сдавленно шипела и дышала со всхлипами, и было не до дурных мыслей. Но когда он закончил со стеклом, и, обработав ранки, залепил их незнакомого вида сетчатым пластырем, то потом начал стирать кровь с моей кожи.

Насколько это было необходимо, и делают ли это медики при перевязках – мне не было известно. Но к тому времени, как влажный, смоченный в спирте кусочек бинта первый раз осторожно прикоснулся к моему телу, самые острые болевые ощущения уже прошли. И я смотрела на мир и на мужика, почему-то стоящего передо мной на коленях, не мутными от боли глазами, а уже более-менее осмысленно.

Бинт продвигался по моему телу осторожно и бережно, стирая уже чуть подсохшую кровь, оставшуюся между заплатками пластыря. Спустился к соску, и мужская рука приподняла снизу мою грудь, фиксируя ее, очевидно, чтобы облегчить себе задачу по вытиранию. Я растерялась, глубоко вдохнула, посмотрела ему в глаза и замерла, потому что увидела… Бисеринки пота на лбу и на носу, расширенные зрачки, жестко сжатые губы и затуманенный взгляд, невыносимо медленно поднимающийся от моей груди и потом - глаза в глаза. И по моей коже больше не скользит проспиртованная марля – мягкое полушарие по-хозяйски обхватывает снизу и уверенно сжимает большая мужская ладонь.

Хрясь! Совершенно непроизвольно я сделала сильное и очень правильное движение. И кто его знает…? То ли сказался стресс, то ли еще что, но двинула я настолько сильно, что он не удержал равновесия и повалился с коленей назад и вбок.

- Дурак! – вскочила я и бросилась к двери, а он начал хохотать, выбешивая этим вообще до предела. Добежала до выхода из квартиры, остановилась и спокойным шагом вернулась за халатом. Подхватила его и повернулась опять на выход. Он, все так же валяясь на полу, сквозь смех прокричал вдогонку:

- Не надо! Там может… быть… стекло!

Швырнула халат обратно на пол, будто там прятались змеи. Он опять хохотал – легко, весело…, а мне срочно нужно было к Вовке. Заглянув в глазок, я быстро перебежала в свою квартиру. И понимала уже, что все-то я сделала правильно, кроме одного – это «хрясь» прозвучало не сразу. Длинная такая секунда… тягучая, как мед… Я много чего успела почувствовать, и он отлично видел это.

Из прихожей – сразу в ванную, там всегда висит просторный махровый халат мужа. Влезла в него, морщась от боли в порезах, а в голове почему-то билось то – из отпуска, словно надрывный крик чайки:

- Ка-ать. Ка-ать. Ка-ать. Кать!

Зар-раза… До чего привязчивая. Или это кровь так лупит в виски?

Поморщилась, мотнула головой и пошла смотреть - что там с малым? А они с Леной сидели на кухне и кушали. Перед Вовчиком тарелка с супом и он уже добрался до ее дна, а соседка кромсала вилкой одинокую котлетку. Увидела меня и довольно высказалась:

- Настоящий мужик растет – успокоить можно, только натолкав жоркой под завязку.

Я поморщилась от неприятных ощущений и, порывшись в аптечке, проглотила обезболивающую таблетку. Села рядом с ними и спросила о том, что не давало покоя:

- Лен, а кто это был?

Она внимательно присмотрелась ко мне и хмыкнула:

- А что ты раскраснелась? Сильно болит? Крови много было, скорее всего - повредила крупные сосуды на руках… Это теперь наш сосед, Волошкины продали квартиру. Врач-стоматолог.

- С-стоматолог?

- А какая тебе разница? Врач он и в Африке врач. Каждый из них должен уметь оказать первую помощь. Там вообще первые курсы общие, и только потом специализация. И что здесь такого - помог же? Сильно у тебя там, покажи? – потянулась она приподнять полу халата.

- Вовка испугается, потом покажу. А откуда он сейчас взялся?

- Откуда-откуда… кран мне чинил. Просто присмотреться хотела. А тут такой вопль! Я, честно, думала – ты малого одного оставила, а он куда-то влез. Хорошо, хоть ключ есть. Пока дверь открыла, жутко перес… ты кушай, Вовчик, кушай… страху натерпелась. Знаешь, зайчик, а ты ведь уже поел. Можно мы с мамой поговорим по-взрослому? От спасибо, - провела она моего сына в комнату и, вернувшись, прикрыла за собой дверь. Внимательно и серьезно посмотрела мне в глаза.

- Странно… первая мысль была, что Андрей что-то с тобой сделал. У тебя выражение лица было… как у маньяка на охоте. Я уже глазами искала, кого ты готовишься убить и сожрать.

- Ты что – сдурела? - поразилась я, - он никогда… и пальцем!

- Так это когда было? Слушай… между вами что – искра проскочила? – непосредственно любопытствовала соседка, - что-то такое у тебя на лице… когда ты только вошла. А знаешь – забирай! Я особого интереса к себе не заметила. Зато ты сейчас первый раз чуть не за год на живого человека похожа. Ань, а и правда… он не то, чтобы красавец, конечно, но видный же мужик! Переспи и...

ГЛАВА 5

Через два дня после падения елки наступал Новый год. Убрав осколки елочных игрушек, мы с Леной в тот же вечер установили деревину в угол, чтобы по максимуму спрятать обломанные ветки. Игрушки теперь висели редко, но метко… это выглядело даже интереснее.

Тридцать первого после обеда в дверь позвонили, я заглянула в «глазок» и увидела доктора. Он улыбался, а я мучительно решала – открывать или не открывать? Конечно, можно и не впустить его, мне даже неудобно не будет из-за этого, но вот то, что я даже не поблагодарила тогда за помощь…, да и всякий труд должен быть оплачен. И я открыла дверь и вежливо пригласила его входить. Только тогда он степенно перешагнул через порог. И, наконец, представился:

- Александр. Можно по-соседски - просто Саша.

- Анна, - чопорно представилась я и продолжила в том же духе:

- Александр, я очень благодарна за вашу помощь и хочу извиниться за то, что позволила себе распустить руки. Имела место стрессовая ситуация и вы, как медик, должны понять меня. Возможно, я что-то неправильно поняла, а в результате даже…

- Все ты поняла правильно, Аня. Это я прошу прощения за такой вопиющий непрофессионализм.

-… не спросила об оплате… что?

- То. Оно самое. Именно. Я увлекся. И прошу прощения за это. Нормальная мужская реакция, и я вполне в состоянии был ее контролировать, но не стал… или все же не мог… ну, сейчас уже не важно. Я, собственно, пришел сделать перевязку. Все необходимое с собой. Обещаю, что подобное не повторится, во всяком случае – сегодня точно. Но лучше напоминать мне всякий раз, это в твоих же интересах, - улыбался он так… так....

- А-а как с…?- потерла я палец о палец, намереваясь удержать разговор в нужном русле и говорить строго по делу.

- Нет, платить мне не нужно. Это немного не моя специализация, так что практика такого рода не помешает, а тебе нужна помощь. А главное – я чувствую себя ответственным за состояние порезов, - озвучил доктор свои резоны, и, не давая мне времени как-то отреагировать, уверенно и решительно продолжил:

- Займи чем-нибудь ребенка и подходи на кухню. Я пока разложусь.

- Это мой сын - Володя, - представила я выскочившего к нам пятилетнего мужичка.

- Очень приятно познакомиться, Володя, я – дядя Саша, ваш новый сосед. А еще я врач, - протянул руку доктор и Вовка степенно вложил свою маленькую лапку в большую мужскую ладонь.

На этот раз он не хватал меня за грудь, даже, казалось, старался не смотреть на нее лишний раз. Обработал, залепил, как положено и ушел, попрощавшись и поздравив с Наступающим.

Всего было три перевязки, а потом я уже сама сняла пластыри. А еще через пару дней даже разрешила себе понежиться в ванной. Делала я это с великим удовольствием, уложив сына спать и оставив дверь в санузел, как всегда, немного приоткрытой…

Как-то все получается не о том и совсем не по порядку. Я все оттягиваю, описывая не самые плохие моменты, и никак не приступлю к основному. А ведь смысл всей этой писанины в том, чтобы проанализировать наши отношения с Андреем. Даже не их, а то, что получилось в результате. И понять насколько я сейчас права. Наверное, все-таки нужно начать с самого начала. Хотя бы вскользь, штрихами обозначив нашу общую историю. По поводу же этих записей… имеет место легкий мандраж. Придется в подробностях описать и то утро и другие… душедробительные моменты, а разве я смогу это передать? Но я слышала… бытует такое мнение, что этот своего рода мазохизм, копание в еще живой ране, может стать терапией для души. Мол, чем чаще вспоминаешь и проговариваешь, тем легче становится думать на эту тему, проживать… пережить. Я сейчас пробую. Только мне по-прежнему кажется, что лучше стараться вообще не думать… и если это получается, то так точно - легче.

Нашей с Андреем бедой оказалось то, что мы были первыми друг у друга. Я-то знаю, почему оставалась девственницей до двадцати одного года – не видела в этом проблемы, с которой нужно бороться. В школе вообще не задумывалась о таком. Тогда многое значили просто взгляды, нечаянные знаки внимания, случайные касания. Но в тот период у меня даже полудетских отношений ни с кем не случилось. Я и в то время была не особо романтичной и чувственной особой. И не считала себя ущербной от того, что дожив до выпускного класса, не встречаюсь с мальчиками. И подруга у меня была такая же – мы с ней составляли собой прослойку между двумя группами девочек в классе.

Первая группа это две отличницы и троечница. Они в полном смысле слова не были группой, держались обособленно, незаметно и все три были некрасивыми. Одна слишком высокая и полная, другая – с резкими, почти мужскими чертами лица, а третья рыжая и очень маленькая ростом. Вторая группа состояла из девочек, которые уже окунулись во взрослую жизнь. Свечку я никому не держала, сплетни до меня не доходили по причине другого круга общения, но многое было ясно и так. Во-первых – они все очень смело пользовались косметикой. Это делало просто хорошеньких девочек красивыми, а средненьких - хорошенькими. Их школьная форма, а в нашей школе она была принята, едва прикрывала уже вполне округлившиеся попы. Моя одежда была гораздо длиннее, и надо мной по этому поводу как-то даже посмеялся кто-то из одноклассников. Я тем же вечером укоротила подол, заслужив одобрительные взгляды. Но на следующий день меня вызвали отвечать к доске, и я стала записывать условия задачи. Учительница оглянулась на меня и велела:

- Пиши выше – никому не видно.

Да запросто! Только если бы я подняла руку выше, то показала бы всему классу свои трусы. Я положила мелок, извинилась и села на место. Не знаю – поняла ли мою причину физичка? Вряд ли, потому что свою «пару» я тогда схлопотала, и потом долго и нудно исправляла. Длинна подола на сарафане в тот же вечер была отпущена до прежней длины.

ГЛАВА 6

Но я о своих одноклассницах…

То ли яркая, приукрашенная косметикой внешность придавала им уверенности в себе, то ли уже имеющийся разного рода опыт общения с парнями, но и вели они себя... понятно, что ли? Сами оказывали знаки внимания ребятам, откровенно заигрывали, делали пошлые намеки. Я и сейчас не в курсе, насколько такая смелость была следствием небольшого ума, а насколько – уже полученного опыта? А может, такое поведение было просто желанием подражать подростковым поведенческим штампам, принятым тогда и считавшимися «продвинутыми» - не знаю. В принципе, я ни тогда, ни сейчас не осуждала их – я вела себя так, как было удобно мне, они – как удобно им.

Ну… и прослойка между этими двумя группами – мы с Любой Топтал. Учились обе средне, но без трояков, вели себя скромненько, одевались тоже скромненько по причине невысокого достатка в семьях. Пользоваться косметикой не считали нужным – просто не придавали тогда большого значения тому, как выглядим – бывает и так. Но, насколько я могу судить по фотографиям того времени - выглядели обе неплохо, свеженько.

Сейчас я понимаю, что нравилась двум мальчикам из нашего класса – Володе Михайленко и Виталику Острову. Но не они мне. У Володи была очень маленькая попка… странно наверное, что я тогда заметила это и мне не понравилась эта часть его фигуры. Но, очевидно, на тот момент как-то незаметно и тайно даже для меня самой, уже сформировались мои предпочтения и вкусы. Да, так вот - он был невысоким, худощавым, с яркими полными губами, широкими плечами и попкой с кулачок. Мне он не нравился, вернее – я даже не думала никогда о том, нравится или нет? И когда на спонтанной вечеринке на квартире одного из одноклассников, куда мы с Любкой попали совершенно случайно, он пригласил меня на танец и слишком сильно прижал к себе, я отстранилась и потребовала:

- Прекрати! Танцуй нормально.

Он просто бросил меня посреди комнаты в середине танца и отошел. Я пожала плечами и спокойно уселась в удобное кресло – его демарш меня не задел. Знаков внимания с тех пор он мне не оказывал, хотя и продолжал посматривать. Виталик Остров… этот был умница и очень приятный внешне. Но однажды, когда перед уроком мы бесились всем классом, он провел рукой по моей груди. Насколько это было сделано специально... кто знает? Но прикосновение было, его почувствовали и я и он. Я видела – он в это время посмотрел мне в глаза и на секунду дольше… трудно объяснить, но тот факт, что он сейчас облапал меня, знали мы оба. Это не было воспринято мною как знак внимания, нормальный для второй девчачьей группы. Я не успела как-то среагировать – в класс вошел учитель. Но когда до меня дошло, то весь урок я просто закипала изнутри. Потом много думала об этом вечером, не зная как теперь вести себя с ним? Я просто не могла оставить такое без ответа. Когда же на следующий день он что-то сделал опять…, не помню – потянул за косу что ли? Я влепила ему пощечину. Он ничего не сказал и не сделал в ответ - просто не успел, потому что сказала я:

- Знаешь – за что.

Мальчики все разом вышли из класса поговорить и потом смотрели на меня не особо приветливо, а Виталик после этого до самого выпускного держался на расстоянии. Скорее всего, он не назвал им настоящую причину, иначе они вели бы себя по-другому: пошлых намеков и кривых усмешечек я бы и наслушалась и насмотрелась выше крыши.

Вот и все «отношения» с противоположным полом до поступления в педагогический институт на физмат. Кто-то может сказать, что я была малолетней ханжой, или же что во мне тогда еще не проснулось ничего женского, даже девичьего. Может, так оно и было, но тогда я вела себя так, как чувствовала и считала нужным.

Учиться в институте было тяжело. Он был не из самых престижных, может, потому я и смогла поступить туда – девочка из провинции. Было трудно, очень трудно. Я только об учебе – жила я у родни, деньги на питание высылали родители, крохотной стипендии хватало на маленькие радости, но времени не хватало ни на что, кроме учебы. Я любила математику, в школе она легко давалась мне и я ни разу не пожалела, что выбрала именно ее, но два первых года учебы в институте из личной жизни выпали, будто и не было. Никаких отношений, никакой веселой студенческой жизни в ее общеизвестном понимании. Я всеми силами старалась удержаться на бюджете, и мне это удалось, хотя и с великим трудом. Вот и все причины, по которым я досталась мужу не просто нетронутой, но и неопытной до изумления. До встречи с ним я даже не умела целоваться – что уж говорить об остальном?

Но это были мои – девчачьи причины, вполне себе понятные. А вот отчего такой интересный парень – рослый, крепкий, с густыми темными волосами, глазами какого-то прозрачного зеленоватого цвета, такими плечами, что сразу тянуло прижаться к его груди и укутаться ими, оказавшись в кольце сильных рук…? Отчего он до самой нашей свадьбы оставался девственником?

Об этом я не узнала даже спустя восемь лет… и наверняка не знаю до сих пор. Странно было бы обсуждать это с ним или задавать вопросы, намекая этим, что угадала его неопытность, что он как-то дал понять ее. Нет! Я всегда щадила его мужское эго. Давая понять и явно и намеками, что он у меня просто супер в этом плане! Да со временем это и в самом деле стало так, потому что он всеми силами стремился соответствовать моему мнению о нем, как о замечательном любовнике. Поэтому я только догадываюсь, в чем было дело…

Скорее всего, в том, что Андрей всегда был очень чистоплотен. Я какое-то время даже боялась, что это своего рода психоз. Со временем убедилась, что это не так. Но его чистоплотность иногда выглядела даже немного болезненной для парня, а значит – он был брезгливым по отношению к любой нечистоте. Может, утвердившись где-то на подкорке, это странным образом повлияло и на его отношение к сексу? Первый раз узнать его можно было только с женщиной, которая уже была с кем-то. Нет, конечно, можно и с девственницей, но тут уже рулили характер и воспитание. Андрей относился к тем, кто придерживается принципа «взялся – ходи, пощупал – женись». Он, будто бы шутя и по разным поводам, но не один раз озвучивал эту свою позицию. По-мужски ответственный, очень порядочный - просто идеальный мужчина, мой муж… бывший.

ГЛАВА 7

Когда мы познакомились, он был курсантом Московского Военного университета. Учился на факультете военной психологии. Это учебное заведение и сейчас считается очень престижным. Кроме высшего гражданского, оно дает еще и высшее военное образование. Поэтому, если бы в будущем Андрею светило назначение на высокую должность, то необходимости повышать образовательный уровень, заканчивая Военную академию, не было бы.

Но кто же тогда знал?! Кто мог подумать, что великим спецам от военного руководства со временем вдруг взбредет в голову - не так давно образованные факультеты прикрыть, а все должности военных психологов и социологов в ВС сделать гражданскими? Выбросить на улицу опытных и обученных специалистов, а на их место набрать… да кого попало! На место моего мужа в учебный отряд, например, взяли детского психолога, едва закончившую ВУЗ. Чего они добивались этим и чего достигли, Бог их знает? Платили гражданским крохи и на этом экономили? Принесли ли эти сокращения ожидаемый результат - неизвестно. Я очень сильно сомневаюсь, что в остатке получили что-то стоящее.

Во всех войсках мира есть должности воспитателей или идеологических работников, как бы их ни называли. У нас же зачем-то исключили из процесса вначале заместителей командира по воспитательной работе, а затем и психологов. Насколько я знаю, сейчас уже предпринимаются шаги к тому, чтобы вернуть должности воспитателей, но знающих специалистов нужно готовить, а тех, что были подготовлены и имели нужный опыт – уволив, потеряли.

Выпуски двух факультетов за десять лет – молодые мужики, у многих из которых уже были семьи, которые нужно кормить. Кто-то, конечно же, нашел себе место по специальности, но я думаю, что не очень многие. Просто помню, как метался тогда Андрей. Тогда вообще настало такое время… кризис и все к нему прилагающееся. Мы экономили на чем только могли, он совмещал две временных работы: днем – курьером, а вечерами – грузчиком на складе продовольственного супермаркета. Вся прелесть ситуации была в том, что я как раз ушла в декрет…

Почему-то о том времени вспоминается только хорошее. Я не про то, как дружно мы преодолевали хроническое безденежье. Бытовые трудности, проблемы с едой – мы их не то, чтобы не замечали, мы просто не придавали этому большого значения. Два мешка картошки, что закинули нам его родители, стали надежным гарантом того, что в любом случае - голод нам не грозил. И еще - у нас в семье никогда не было культа еды. И муж, и я с детства не были избалованы деликатесами. Борщи, супы, каши, картошка по-домашнему, вареники, драники, макароны по-флотски – простая и сытная еда даже для тяжело работающего мужика. И на остальное понемногу хватало – яйца, молочку, овощи, недорогую рыбу. В декрете у меня появилось время готовить трудоемкие, но вкусные и разнообразные блюда из недорогих продуктов. Нет, мы не голодали.

Конечно, хотелось сходить в кино, красиво посидеть в кафешке и поесть вкусняшки, прикупить что-нибудь в дом или для себя. Но мы понимали, что сейчас не время для этого и легко обходились без того, без чего можно было обойтись. Были и трудные моменты, и даже не один… Но, чем сложнее нам было выживать, тем осторожнее и бережнее мы относились друг к другу. Я могла бы привести кучу примеров, по особенно ярко вспоминается один случай - когда расколотила кастрюлей с компотом эмаль на ванной. Ванна была чужой – тетиной. На грохот, что я устроила, прибежал Андрей и первым делом обследовал меня и мой живот на наличие повреждений. Бросил взгляд на довольно большое пятно освободившегося от эмали чугуна, и небрежно бросил:

- Решим вопрос. Решим… вопрос… решим-решим, - скользил он губами по моей шее.

- Решим? – хлюпнула я, - правда?

- Прямо сейчас, - шептал он мне на ухо, утаскивая в спальню, - и решим. Самый важный вопрос… остальное не бери в голову.

На чем-то мы тогда сэкономили, где-то нашли недорого – вопрос с ванной решили. Тетя так и не узнала, что ее меняли. Она и увидела-то ее только через год, когда вернулась от моей троюродной сестры, где нянчила внучку.

Мы с мужем тогда еще «притирались» друг к другу. Мама сказала мне, что этот период неизбежен и от него никуда не денешься. Проходит медовый месяц, и начинаются будни. Быт вообще штука сложная, даже когда он устроен, а если вот так, как у нас – буквально на жердочке, в чужой квартире да на копейках… Но нам не пришлось притираться. У мужа никогда не было ко мне претензий. Даже если я приготовила невкусную еду, то он все равно съедал ее, припоминая вслух, как это блюдо готовила его мама, ненавязчиво подсказывая мне, где я напортачила. А я, как и он, обреченно давилась невкусным супом и мотала на ус его слова.

Даже если я забывала соблюдать главное условие его комфортного существования – чистоту, то в этом случае он просто сам убирал там, где считал нужным. Не молча и сердито - напоказ, а будто бы мимоходом и ненароком. И мне становилось стыдно, что мужик вынужден убираться при живой жене, как говорила мама. Она не давала отцу даже посуду вымыть, считая, что только никудышная хозяйка заставит кормильца работать еще и по дому, если сама здорова.

Я была воспитана так же. Мой муж приходил с работы домой отдыхать. У меня всегда было прибрано и наготовлено. Только во время беременности я просила Андрея помочь с уборкой. Тогда мы делали ее вместе. Мужские обязанности по дому, связанные с перемещением тяжестей и тому подобное, он выполнял сам и без напоминаний.

Точно так же не предъявляла претензий к нему и я. Когда он неровно повесил полочку для книг, я не стала ехидничать или указывать на это. Зачем? Он не слепой и все видел сам. А тогда я просто повинилась, что будто бы плохо придерживала ее – у меня рука, мол, дрогнула, когда он делал разметку. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя неумехой, уязвленным своей первой неудачей. И верила, что на следующий раз он учтет свои ошибки и сделает все, как должно, чтобы услышать мою похвалу. Хвалить я не забывала никогда, может, даже иногда и перехваливая, но благодаря этому он всегда считал себя рукастым мужиком, умелым и надежным. А со временем и вправду стал таким, стараясь соответствовать моему мнению о нем.

Глава 8

Можно было, конечно, не мужественно преодолевать трудности, а исключить их, уехав на малую родину к нему или ко мне. Там нашли бы работу оба – учителя нужны везде, а специалист его класса и с его образованием на периферии однозначно, ценился бы выше, чем в обеих столицах.

Но Андрей ждал… ждал ту должность, которую ему пообещал кто-то из знакомых. Это была работа в отделе кадров на большом оборонном предприятии. И мы дождались эту должность. Мой муж летал, будто на крыльях и я вместе с ним. Вовчику тогда было около года, и я пару месяцев как вышла на работу, смело оставляя малого на тетю. Уже после этого с деньгами стало полегче. Еще лучше стало, когда мой муж стал приносить настоящую зарплату, а не крохи отсюда-оттуда. Он и сам преобразился – стал увереннее, со временем немного поправился, как-то по-мужски заматерев. Стал носить статусные костюмы. Я покупала ему дорогие рубашки и галстуки – деньги на это теперь были, как и на хорошую одежду для меня и сына. И теперь, взглянув на моего мужа, любой сказал бы – не парень, а молодой мужчина. Мы стали позволять себе многое из того, от чего отказывались из-за отсутствия лишних денег.

А дальше Андрея разглядело начальство и оценило, как грамотного, аккуратного и дисциплинированного работника. Задатки руководителя, умение самостоятельно принимать решения и брать на себя ответственность – те качества, которыми могут гордиться многие бывшие офицеры. К седьмой годовщине нашей свадьбы он занимал должность заместителя начальника отдела кадров. Его зарплата – это были уже очень серьезные деньги, о которых мы раньше и не мечтали. Тратить такие суммы мы однозначно не привыкли, а потому стали откладывать их на покупку жилья. Но и тут нам повезло - руководство предприятия сделало нескольким молодым специалистам подарок – квартиры почти бесплатно, но с условием отработки на заводе минимум десяти лет. Я помню, как мы первый раз смотрели ее, как обустраивали…

Когда Вовке исполнилось три, мы отдали его в этот самый частный детский сад. Теперь мы могли позволить себе это. И еще очень многое, кроме заграничных поездок, потому что Андрей был «не выездной». Причиной была работа на оборонном предприятии. Но нас это не особо огорчало - и в России была куча мест, куда мы хотели бы попасть и которые мечтали увидеть. Их, можно сказать – за всю жизнь не объедешь.

Все было настолько хорошо…, может, мне следовало тогда задуматься? Да только о чем? Мы любили друг друга, в наших отношениях если что и изменилось, то только в лучшую сторону. Потому что время, которое мы проводили теперь намного разнообразнее, уверенность в завтрашнем дне, которую оба испытывали – это делало нас еще более открытыми друг другу, еще более благодарными за надежную поддержку в трудные времена.

Может, мне нужно было задуматься и заподозрить что-то, когда у мужа вдруг словно открылось второе дыхание, и для нас настал второй медовый месяц? Задуматься об этом «вдруг»? Но я так же, как и он, с удовольствием отрывалась по полной и была готова к экспериментам. Ломать себя, в любом случае, мне не пришлось бы - Андрей, как и я, оставался достаточно целомудренным, чтобы не требовать от меня чего-то слишком грязного или неприятного. Мы и не нуждались в радикальном изменении своих постельных отношений, потому что получали друг от друга все, чего хотели и в чем нуждались. Мысли о других мужчинах просто не приходили мне в голову. А зная чистоплотность своего мужа, и ему я доверяла полностью, даже пару раз отпустила одного на корпоративы. Я тогда просто зашивалась с подготовкой к школьной олимпиаде по физике, текучкой и обязанностями классного руководителя, днями не вылезая из школы.

Секс тогда был нужен ему «утром, вечером и желательно - в обед на десерт», как он говорил. Может, нужно было задуматься тогда? Я и задумалась и прошерстила гору информации в интернете. Там была куча объяснений внезапно подскочившей сексуальной активности у мужчины. Я даже под каким-то предлогом заставила его сдать кровь на гормоны. Со здоровьем оказалось все в порядке. Для себя я остановилась на таком объяснении, как возрастной пик мужской сексуальности и успокоилась. Хотя вопрос ему, конечно же, при случае задала:

- Андрюша, а чего это тебя так прет в последнее время, солнце мое, не скажешь? Что ты, буквально, не слазишь с меня сутками? – выспрашивала я, пытаясь выглянуть из подмышки, где он зажал меня, не выпуская.

- Люблю! - это прозвучало как-то отчаянно, с надрывом. Я обеспокоенно затрепыхалась, желая заглянуть ему в глаза. А он все не отпускал, и мне отчего-то так захотелось сгладить этот момент, превратив все в шутку…

- Трахаться?

- И это тоже, - уже привычным голосом ответил он и повернулся ко мне, улыбаясь: - Тебя люблю до сумасшествия.

- Аналогично, - ответила я словом из «Привидения», и вдруг по душе царапнуло – сюжет там дальше развивался не очень... И я поспешно добавила:

- И я люблю до сумасшествия, - потерлась о его грудь носом и добавила с нежностью: - Так сильно, что невозможно передать словами… необъяснимо сильно, просто немыслимо.

Он замер, даже, казалось, что перестал дышать, а потом будто скопировал мой тон до этого:

- Тогда ты тоже должна не слазить с меня сутками, - и жарко задышал мне в ухо. Я почувствовала, как его рука поползла по спине вниз, замерла на попе и собственнически сжала ее. Дальше я уже не могла ни думать, ни тем более - анализировать его тон и слова. Я заныла:

- Не-е-ет… скоро у-утро-о…

- Да-а-а… утро.

Это уже потом я вспоминала все до самой мелкой мелочи и думала… анализировала…

Глава 9

А потом настало то воскресное апрельское утро. Андрей буквально бесновался, не давая мне покоя почти всю ночь, а когда уже на рассвете мы оба провалились в сон, прижал к себе так, что я еле выбралась из его рук, захотев в туалет. Заглянула в комнату к Вовке, посмотрела – как он? Потом прошла на кухню, раздумывая – а стоит ли ложиться опять? Сейчас почти девять утра, скоро проснется малой и, наверное, пора уже варить ему кашу, а нам с Андрюшей… физиономия сама собой расплылась в улыбке. А вот мужу нужно приготовить что-то посущественнее каши и вкуснее сосисок – заслужил. Пока готовила – все глупо улыбалась. Ненормальный... Совсем съехал с катушек. Хорошо хоть, сегодня ему можно выспаться. А я вечером просто лягу пораньше…

- Ш-ш-ш…, тихо, ты разбудишь Вовку. Выключи газ… вот так.

- Андрей! – возмутилась я шепотом, пытаясь вывернуться из его рук, - ты что делаешь? Осталось на пару блинчиков, сейчас будем…

- Аня, Анечка, любимая моя, драгоценная, солнышко мое… не поворачивайся, мне нужно сказать тебе… Я просто не смогу говорить… тебе в глаза. Я умру от стыда, солнце.

Я потерянно дернулась последний раз, а он заговорил - задушенным каким-то голосом, я раньше никогда не слышала, чтобы его голос так звучал. И опять попыталась оглянуться, но он не дал.

- Ты только помни – я люблю тебя. Люблю очень сильно и никогда в жизни не оставлю тебя и Вовку.

- А я-а и…

- Я виноват перед тобой, страшно виноват и мне нет прощения и оправдания, но я попытаюсь оправдаться, солнце, потому что не смогу жить без тебя. Ты стой прямо… не надо, я просто не смогу, – шептал он и его голос становился все тише и тише: - Я один раз в жизни изменил тебе, всего один раз и могу объяснить – как это случилось, и почему я это сделал. Ты… Аня! Ты слышишь меня?

Я слышала.

Наверное…, да какой - наверное?! Просто – многие и многие женщины до меня узнавали об измене так или иначе – от самого мужа, от подруг или знакомых, совершенно случайно… Мне кажется, что все они не могли чувствовать одинаково, у каждой была своя реакция на такое… известие. Я же не чувствовала ни-че-го. Сейчас-то понятно, что это был эмоциональный шок. Я слышала ушами, чувствовала на себе его руки, а мозг завис. И не скажешь, что полностью отключился, нет. Просто он не продуцировал мысли, от слова «совсем». То состояние напоминало… когда мучительно пытаешься что-то вспомнить, а оно не получается. Ты напрягаешь мозг, насилуешь его, а в ответ – пустота в голове, ни единой мысли. Вот так и со мной тогда.

- Аня, Анечка, ты должна выслушать, должна дать мне шанс. Ты помнишь, как нам было трудно тогда? Когда я на двух работах, а в итоге – практически нищета? Ты страдала вместе со мной, из-за меня.

Единственное, что в ответ промелькнуло у меня в мозгу, это намек на протест, и я то ли вздрогнула, то ли опять попыталась трепыхнуться… А он будто читал мои мысли, будто был настроен на одну волну со мной!

- Я не так сказал! Я помню только хорошее о том времени и это только благодаря тебе. Ты ни разу не упрекнула меня, ты проявила чудеса бережливости и экономии, но, Аня! Все это время я чувствовал себя виноватым перед вами с Вовкой! Понимаю, что глупо – от меня тогда мало что зависело, но я сейчас не об этом… потом я взлетел! Быстро и высоко, Аня. Я стал чувствовать себя мужиком, который в состоянии обеспечить свою семью всем необходимым. У меня повысилась самооценка, я был счастлив до безумия, что у вас есть все, что нужно и даже больше! Я состоялся, как муж и отец, я утвердился, как востребованный специалист, я из кожи вон лез, чтобы меня заметили и повысили. Я сейчас на коне, Аня! И дико хочу вернуться в ту нашу бедность… и ничего уже не изменить!

Я устала стоять и попыталась сделать шаг к стулу. Он не отпускал и я объяснила:

- Я устала стоять.

Андрей подхватил меня на руки и сел на стул, усадив меня к себе на колени. Голову прижал к своей груди, чтобы я не могла видеть его глаза. Я сидела, согнувшись, и слушала бешеный стук его сердца…, он убаюкивал, мне захотелось спать... Опять же – это сейчас я понимаю и отмечаю ненормальность своей реакции, но кто вообще знает – как должны реагировать люди на подобное? Есть ли какая-то общепринятая норма поведения для женщины, понимающей, что ее жизнь сейчас разделилась на «до» и «после», что она сейчас тупо рушится?!

- Я стал вращаться в кругу очень успешных людей, Аня – это и наше руководство, и министерские. Это мужчины пусть и не при огромных, но при очень больших деньгах. Как бы я хотел, чтобы ты поняла! У них есть все! Круг их интересов очень отличается от того, с чем раньше имел дело я. Это определенный статус и есть его признаки и показатели. Мы встречались и помимо работы. Их разговоры о загородных домах, дорогих машинах, яхтах и любовницах, красотой и умением которых некоторые из них хвастались, намекая, а то и говоря прямо… Я никогда не завидовал, слушая их. Но я слышал все это! Слушал то, чего мне не нужно было слушать, потому что это пробудило неправильные мысли. Ты понимаешь? Нет… нет, я же еще ничего не рассказал.

- Сейчас проснется Вовка, - сонным голосом проговорила я.

Он встряхнул меня, забеспокоился еще больше:

- Что? Тебе плохо? Аня, тебе плохо?

И тут я всхлипнула. О чем он вообще? Мне может быть хорошо? И опять он понял.

- У тебя шок. Но я буду говорить, потому что потом ты просто не станешь меня слушать, а мне нужно объяснить… Слушая их, я не завидовал, солнце, потому что знал, что лучше тебя просто нет, что для меня все другие не сравнятся с тобой. И мне лучше, чем с тобой, все равно никогда и ни с кем не будет. Но их треп подтолкнул меня думать – ты единственная женщина, которую я знал, которую попробовал в своей жизни и не теряю ли я, так и не узнав других? И где-то в глубине души задержалась, прицепилась эта грязь! Мне хотелось увериться, убедиться в том, что другие не стоят тебя. Что я не ошибаюсь на твой счет. Но я никогда не решился бы, Аня, дурные мысли ушли бы, если бы я не напился тогда… или меня напоили, но я не буду спихивать свою вину на других.

ГЛАВА 10

Я тогда как-то сразу поняла, что это – все. Что это – ВСЕ! И что бы дальше ни случилось, что бы там мы ни делали, как бы ни хотели - уже ничего не исправить. Что сейчас все хорошее для нас закончилось. Пусть он еще строит планы по восстановлению того, что разрушил, но это точно - конец. Сколько бы мы не трепыхались даже на пару с ним…

Тогда всех этих мыслей еще не было, мне просто некогда было думать. Было только общее осознание. И пришло это состояние, которое стало привычным даже не на дни, а на целые месяцы – ощущение, что на моих плечах лежат горы. Почти невыносимая тяжесть, постоянная усталость, такая тоскливая безнадежность, словно моя жизнь сейчас закончилась и жить на свете осталась только пустая, выжатая досуха оболочка… А тогда мозг просто отказался работать – отупение и бессилие накрыли настолько мощно, что я еле доползла до спальни и сразу отключилась.

«Вот такая в зызни зопа»… как говорит Ленка. Сейчас я понимаю, что спаслась этим состоянием. Как-то сработала внутренняя защита.

Тогда я очень много думала, да я только и делаю, что думаю об этом! Что выплакала все слезы, страдала, мучилась, ревновала – это все понятно. Первые дни было особенно тяжко – почти невыносимо. Еще и оттого, что у меня были повседневные обязанности, и я через силу должна была исполнять их. Должна заниматься Вовкой, готовить еду, одежду, делать уборку. Должна была выйти в понедельник на работу.

А в голове опять же - мысли… мысли… Не о работе, даже не о сыне. Я обдумывала, анализировала, буквально обсасывала то, что случилось в надежде найти выход из сложившейся ситуации, хотя бы попробовать это сделать. Даже просто вспоминать его слова было тяжело, просто осознать сам факт измены, но это в самом начале. Потом до меня дошло, что на самом-то деле все еще хуже… гораздо хуже.

Дело в том, что Андрей был ненормальным отцом. Просто сумасшедшим. Он сам говорил, что каждый раз мчится с работы домой, страшно соскучившись. И по мне, само собой, но больше – по Вовке. Он так любил его, так внимательно и бережно относился, так ловил и старался развить каждое его только проснувшееся детское умение. Это он еще до года приучил сына к горшку, он научил его пить из чашки и отучил от соски. Он придумал способ, как заставить малого сделать первые шаги… Я не самоустранялась от воспитания, я просто не успевала – успевал отец.

В три года Вовчик уже занимался спортом – пока только дома. Ну как - спортом? Папка купил ему детские резиновые гантели, а когда ручки немного окрепли, научил отжиматься от пола, потом подтягиваться на съемной перекладине, которую устроил специально для малого в дверном проеме. Вовка рос крепким, сильным, быстрым, мало болел. А еще он знал почти все буквы, и здесь уже постаралась я. Мы всей семьей разбирали вечерами детские развивающие игры – проходили лабиринты, бросали фишки, хором считали количество точек на них и читали названия на картонных полях. Вслух читали детские книжки необыкновенной красоты – с раскладывающимися картинками, стеклянными бусинками-глазками у зверушек. Вовка поначалу бэкал и мэкал, разбирая буквы и слова, а мы млели рядом от гордости и умиления…

О чем я? О том, что если там ребенок, то это точно - конец. Андрей теперь привязан к ней, будто канатом. Он никогда не оставит своего ребенка! Будет жить на две семьи, будет нестись туда каждый раз, когда услышит, что нужен ему… Им могут манипулировать, а, судя по предприимчивости той твари, то и будут, обязательно будут. Я с ужасом думала обо всем этом, понимая, что саму измену я уже почти простила.

Больно, да - это было очень больно, но я не готова была вот так просто взять и отдать его другой. И в то же время, не видела выхода из этого тупика. Пустила тогда все на самотек. Потому что – о чем говорить? Я знала его, понимала, что что-то будет, но обговаривать с ним это, строить предположения и планы сил просто не было. Я видела, что он страшно раскаивается, переживает даже больше, чем я. Что это страшный урок для него на будущее, что он в шоке от масштаба моей реакции на все это, хотя и ожидал ее.

Из меня будто выкачали жизнь, а он наблюдал это. Я совершенно ничего не делала для того, чтобы наказать его – не скандалила, не ругалась, не выясняла отношения, но оно получалось само. Я жила, как могла тогда, и это был уже совсем другой человек – я страшно изменилась, и не только внутренне. У меня потухли глаза… Кажется, как они могут потухнуть, ведь это просто образное выражение? А оказалось, что очень даже могут – из зеркала смотрели мертвые глаза, усталые и пустые.

Как страшно эмоциональное состояние влияет на внешность, я ощутила на себе: волосы стали тусклыми и секлись, кожа высохла и шелушилась, губы трескались. Крема не помогали, или их нужно было менять в связи со всем этим? Мне точно было не до этого. Белки глаз из голубоватых стали розовыми. Веки отекали за ночь – я плакала, не осознавая этого – во сне. Наутро подушка оказывалась влажной. А еще я худела – за неделю ушло килограмм пять, не меньше, потому что это стало заметно. Хотя как будто и ела что-то, жуя бездумно, как корова сено.

Я видела, что перестаю быть хорошенькой, устало думая при этом, что сейчас там – на его работе, она мелькает перед ним во всеоружии. Знать, что они продолжают просто видеться, было невыносимо! Понимала, что он раскаялся искренне, но в голове крутилось – он продолжает видеть ее, даже говорит с ней, раз уж как-то узнал о ребенке, они там рядом – так что ему мешает повторить?

Я все время думала, но не могла заставить себя спросить – понравилось ему с ней? Она лучше меня? Теперь он уже не жалеет об упущенном? И как оно – сработало? Он уверился, что не ошибся во мне? Или наоборот? Он же промолчал об этом, но какая теперь разница? Я не верила, что он скажет правду. Потому что она будет горькой для меня. В любом случае, с ней он ощутил что угодно, но не разочарование - желанная новизна, запретный плод, удовольствие в конце… Мужской оргазм прост и предсказуем. Это для нас он неотделим от эмоционального состояния. Я никогда не верила в «технический» оргазм у женщин, и сейчас считаю, что его невозможно получить по принуждению, без желания. А вот у мужиков – запросто. Так что свою порцию удовольствия с ней он всяко получил, раз уж речь идет о ребенке. Он ни за что не признается в этом, даже если я спрошу, станет врать, что был в невменяемом состоянии, а я не поверю. Я в панике думала, что уже никогда не смогу поверить ему. И как жить?

ГЛАВА 11

Отдых моей истерзанной психике обеспечила работа. Конец апреля это всегда итоговые контрольные, зачеты, консультации, начало подготовки к ЕГЭ, а еще никто не отменял классное руководство. Навалилось сразу столько всего, что просто думать было некогда… опять образное выражение. Думать время было, но его не хватало, чтобы со смаком погрузиться в эти думы, сорвавшись в устойчивое уныние, осознавая всю глубину той самой задницы, образовавшейся в моей жизни.

У меня тогда открылась просто феноменальная работоспособность и за очень короткий срок я перелопатила столько дел… Раньше я распланировала бы их на дни и недели, а тут решала и делала все почти одновременно и главное – успешно справлялась. Даже в перерыве между уроками сидела в учительской и расписывала график консультаций для выпускного класса, которые попросила провести моя коллега. Из-за какой-то серьезной проблемы она вынуждена была срочно уехать из города на две недели. И мне нужно было раскидать эти занятия, выяснить почти поименно – у кого из выпускников какие трудности и определиться с основными направлениями консультаций. Это были не мои ученики, и я совершенно ничего не знала о них.

Задерживалась на работе я непозволительно долго, зная, что Вовку из сада заберет Андрей. Возвращаться домой не хотелось. Это понятно. Я не хотела ничего решать! Мне нужно было время. Я на тот момент даже думать не хотела о его косяке!

Но Андрей напомнил мне, что нужно что-то решать. Ненавязчиво так напомнил, обняв меня ночью со спины и начав целовать шею и плечи. Я замерла… я была совершенно не готова к этому. Прошло всего пять дней! И в голове как-то одномоментно обозначились две проблемы. Первое – ответить ему, или хотя бы просто не оттолкнуть, это означало бы полное прощение с незначительными последствиями для него, с которыми он бы легко справился. Всего-то пришлось бы быть излишне внимательным ко мне, зализывая мои раны.

Сразу понятно было, что мне когда-нибудь придется пойти на это, раз уж речь сразу не зашла о разводе. Все наши годы вместе, маленький еще Вовка, то. что я люблю Андрея, мое категорическое нежелание отдавать его другой... Трусость... потому что опять можно замолчать проблему - по привычке. Не выяснять отношения - я этого не любила, не менять свою жизнь, засунуть голову в песок наподобие страуса и сделать вид, что так и надо... Это было так просто, мне так захотелось этого! Поэтому я попыталась и у меня почти получилось.

Но тут всплыло одно «но»... Где-то там - глубоко в своем подсознании я тоже оказалась брезглива. Чувствуя на себе его руки, я четко понимала, что недавно он так же обнимал и ее. И больше того – пришло запоздалое и какое-то объемное осознание того, что тот его чертов орган, который он собирался сейчас пихать в меня, был в ней и был без защиты!

Желудок скрутило спазмом, пищевод обожгло кислотой и меня стошнило прямо на постель, а потом я просто не совсем помню… Нет, сознания я не теряла, просто неадекватно воспринимала реальность. Все как-то мельком, урывками, суетно, а потом я просто уснула и все.

Утром меня разбудил будильник, и я проснулась рядом с мужем на чистой постели. Привычно подхватилась и помчалась умываться, чтобы быстрее освободить ванную для него, а самой успеть приготовить завтрак. Вынула йогурт для Вовки – в саду по утрам детей кормили плотно и сытно, и не приветствовалось, если они приходили уже накормленными. Но сын не желал уходить из дому совсем уж голодным, а потому ему предлагался йогурт с земляникой, который он любил больше других. Себе и Андрею я сварила яйца всмятку, кофе, достала из холодильника сливочное масло… Мы разошлись по работам, сделав вид, что ничего не произошло, будто забыли.

Передо мной четко обозначилась проблема – ему нужна близость. Я никогда не отказывала в ней без причины и даже не в этом дело, потому что существовало такое простое понятие, как мужская потребность. Вот так резко соскочить с регулярного секса, это однозначно - получить проблемы. Возможно даже и простатит. Господи! Я беспокоилась о нем, я переживала о здоровье родного мне человека! Есть ли он - предел нашей бабьей дури? Но тогда мне нужно было что-то решать и решать в ближайшее время. Нужно было перебороть в себе эту брезгливость и как я и собиралась – спасать свою семью.

Я понимала, что его измена сейчас не главная опасность. Главную опасность представляла собой беременность той твари, но проблемы нужно решать поочередно. Вначале нужно решить проблему наших с ним отношений, а уже потом – все остальное. Как – дальше будет видно. И я решила переспать с ним. Через «не хочу» и «не могу». Просто так надо. Потому что скоро придется разбираться и со всем остальным - время идет, и просто плыть по течению не получится, все равно придется что-то делать. И лучше бы это делать вместе – полноценной семьей, дружно и сплоченно. Придется заново наводить между нами мосты. Да я и сама хотела этого - чтобы все было, как раньше.

Я спросила в аптеке средство от тошноты и рвоты и мне его продали. Вечером, перед тем, как пойти в спальню, я выпила таблетку. Потом долго мылась, чистила зубы, просто стояла в ванной, не решаясь выйти. Я еще не могла смотреть ему в глаза, я не видела своего мужа с того самого утра. Когда мы перебрасывались фразами, необходимыми в быту, глаза сами уводили взгляд в сторону. Я говорила, глядя ему в плечо. Мне необходимо было время. Я сейчас верила, что оно действительно лечит. Потому что такая яростная потребность в отсрочке – не иначе, как отчаянный вопль моего подсознания. А времени не было.

Не знаю… самая развратная ночная сорочка или запах духов, что я по привычке нанесла на тело в ожидании секса – капля между грудей, совсем немного… Но он все понял правильно – опять обнял и прижал к себе, давая ощутить всю серьезность своих намерений. Я не стала сопротивляться, даже начала что-то чувствовать, и он продолжил уже смелее и увереннее. Но в голове вдруг всплыло упущенное раньше опасение, да какое там опасение – ее просто взорвало, скрутив страхом все внутренности! Зараза! Он мог заразиться от нее какой-нибудь венерической дрянью, да просто – половой инфекцией. И сейчас я рискую, а месяц до этого…?! Я толком не успела даже додумать, как изо рта в панике вылетело:

ГЛАВА 12

Не смотря на загруженность на работе, я нашла время и записалась по электронке к своему гинекологу. Нужно было окончательно закрыть вопрос с половыми инфекциями.

Через день в моем классе случилось ЧП – прямо в классе украли деньги из рюкзака Лены Стрельцовой. Я зависла от размера озвученной суммы. Не понимала – даже если родители хорошо обеспечены, да что там – богаты… зачем выдавать на руки ребенку такие суммы наличкой? Хорошо хоть, сейчас перед началом занятий у учеников отбирают смартфоны, я только приблизительно представляла себе стоимость ее аппарата. Разборки по поводу кражи ожидаемо наложились на текущие и плановые обязанности. Нервотрепки прибавилось.

Как-то, моя руки в служебном туалете, я бросила взгляд на свое отражение в зеркале и замерла, вглядываясь – на коже проступали шелушащиеся красноватые пятна. Мои русые, слегка осветленные на концах волосы выглядели, как пакля. Светлые глаза…, а я не пользовалась сейчас тушью, потому что она раздражала их, смотрелись невыразительно и устало. Я зависла, опустив руки в текущую воду и растерянно рассматривая свое отражение. С этим точно нужно что-то делать. Выгляжу откровенно паскудно.

После работы, добравшись до дома, устало скинула туфли и прошла, чтобы вымыть руки после транспорта. В квартире раздавались голоса мужа и сына, и я пошла на эти звуки, как зомби. Вовка издал вопль и кинулся обниматься, а Андрей… он смотрел обеспокоенно и виновато. Я сверху вниз взглянула на его лицо, в его глаза – они с сыном возились перед этим на полу. Он сидел на ковре в своей домашней одежде – спортивках и футболке и я, наконец, рассмотрела его - впервые за эти дни. Он сильно похудел за это время, так же, как и я. Под глазами залегли глубокие тени, он поджимал нижнюю губу, как это делают обиженные дети и от этого уголки его рта скорбно опустились. Длинноватый прямой нос заострился, а на щеках уже проступала вечерняя щетина. Он замер и тоже молча, не отрываясь, смотрел мне в глаза. О чем он тогда думал? Я не знаю. Но выражение его лица – какое-то загнанное, ранимое, такое зависимое от того, что я сейчас скажу или сделаю… Он ждал и надеялся.

Внутри у меня что-то дрогнуло и защемило, в глазах затуманилось от давно знакомого привычного чувства – уютной нежности. Так захотелось прекратить все это, забыть, покоя захотелось… Да пропади оно все пропадом! Я хотела вернуться в ту нашу жизнь. Я не хотела терять его – уверенное осознание этого пришло со всей полнотой. Я все так же любила и даже жалела его сейчас. Он просто запутался, он ошибся и раскаялся в этом. Так зачем я устраиваю и ему и себе трагедии – думалось мне? У меня с самого начала был выбор и сейчас я вполне осознанно выбираю его. И он тоже выбрал нас, он сейчас с нами, так какого я черта...? Нужно, наконец, отпустить ситуацию, пора примириться с ней и с ним тоже. И я улыбнулась ему...

- Вы ужинали? – спросила я, переводя ласковый взгляд на Вовку.

- Ждали тебя, - ответил, поднимаясь и потягиваясь, Андрей.

Обычные слова, дальше был обычный вечер. Но сейчас я понимаю, что это было настоящее счастье. Пусть немного подпорченное и накрытое тенью нависшей над нами опасности, но все равно - мое маленькое личное счастье. И последний вечер нашей семьи, последние жалкие крохи…

Хороший был вечер, почти как все наши вечера до всего этого. Когда уложили спать малого, Андрей обнял меня и расстроено прошептал:

- Нужно уехать на несколько дней. Пять или шесть… я не знаю.

Я не отстранилась, слушая, как стучит его сердце, чувствуя, как поднимается в дыхании грудная клетка, а любимые руки бережно поддерживают меня за спину, удерживая возле себя.

- Я соберу вещи на шесть дней, - тоже прошептала я ему, плотнее прижимаясь к его груди ухом и щекой. Теплый, уютный, родной…

- А куда? – привычно поинтересовалась о конечном пункте командировки.

- Москва. Договорись с Леной про Вовку, я привезу подарочек. Что ей лучше?

- Не нужно ничего, я сама что-нибудь соображу, - обняла я его за пояс и прошептала, все так же пряча лицо на его груди: - Люблю тебя.

- Анька… солнце мое… - разворачивал он меня лицом к себе и жадно тянулся к губам, которые я согласно подставляла.

ГЛАВА 13

Лена... когда мы вселились в эту квартиру, она уже жила в соседней. Коротко стриженная высокая худощавая брюнетка с двумя плохими привычками – курить и материться. Но курит она аккуратно – ее квартира не прокурена, и от нее самой никогда не воняет табаком. А вот мат… она употребляет его не так уж и часто, но как-то обыденно, что ли? Не повышая голоса и не меняя интонации. Мягко, не употребляя длинных вычурных выражений, а только короткие емкие слова, абсолютно не акцентируя на них внимания. Эти запретные слова она проговаривает приятным грудным голосом и у нее получается так… артистично, что ли? Я не раз видела как мужики, услышав Ленкины перлы, зачарованно зависали с глупыми улыбками. Почему так? Я думаю, что, кроме симпатичной женщины, они в этот момент видят еще и «своего парня», что ли? Близкого по духу человека, схожего разговорными особенностями. Так и казалось, что спросят: - Так с тобой что - может еще и выпить можно?

Андрей же не оценил эту ее привычку и скривился, услышав матерное слово в ее исполнении первый раз. Не знаю как он раньше на службе, а потом – на работе, но лично я никогда не слышала, чтобы он нецензурно выражался. У нас в доме эти выражения были не приняты, как и у его и моих родителей. Но Лена никогда не употребляет своих словечек при Вовке, так что упрекнуть ее можно только в дурной привычке. Еще надо признаться, что когда я считаю, что мат уместен, то реагирую на него нормально. А Ленкиной речи он придает какую-то особую эмоциональность, яркость и образность.

Лена закончила питерский Политех и уже давно работает дистанционно – дома или на отдыхе. Работает, помогая в разработке компьютерных программ, а еще осуществляя сопровождение чего-то и обеспечение чем-то. Кроме этого, она подрабатывает мелким хакерством. Насколько я знаю - стараясь не вступать в слишком уж явные противоречия с законом. Про ее личную жизнь я не знаю ничего. Но когда мы с ней достаточно сблизились, то на мой закономерный вопрос последовал ответ:

- А ты думаешь – почему я, б…ь, матерюсь?

И не то, чтобы это все объяснило…

Поскольку Лена почти все время была дома, то я иногда просила ее помочь с Вовкой. Не часто, вот в таких случаях, когда Андрей уезжал, а я просто не успевала доехать с работы, чтобы забрать малого вовремя. Я познакомила ее с нянечкой и воспитателем Вовкиной группы и на всякий случай даже оформила доверенность на то, что она имеет право забрать его из сада. И в те редкие разы, когда Андрей уезжал в командировки, а я зашивалась, она заскакивала за малым, и он ждал меня у нее дома, рисуя или наблюдая, как она работает. Лена обещала ему и мне:

- Вот кому я передам все свои приемчики и наработочки! Правильно – Володе. Годам к десяти будешь ты у меня знатным хакером, работающим на правительство.

- Боже упаси! – не соглашалась я, - нам бы профессию без риска сесть на нары или еще чего похуже. Тебя учить не буду – ты уже большая девочка.

Лена очень помогла мне и в этот раз. Пока Андрей был в отъезде, я урвала время сходить по записи в гинекологию и сдала мазки на инфекцию. А еще – в парикмахерскую и к знакомому косметологу - Римме, потому что с моей кожей и волосами срочно нужно было что-то делать. Мне назначили несколько курсов процедур через день, и уже после второго посещения я увидела результат – чуть укороченные волосы ожили после масок и витаминов, что я стала принимать. На коже стали исчезать красноватые пятна. Губы я покрывала специальной лечебной помадой, а ресницы красила дорогой гипоаллергенной тушью. Хорошая косметика, маски, травяные смывки и протирания, а может – успокоившаяся психика… я становилась похожа на себя ту, что была до этой истории. Адрес, где я могла купить эту новую косметику, Римма забила прямо в записную книжку моего смартфона.

Я решила купить что-нибудь и для Лены, которая в это время присматривала за Вовкой. Поэтому ответственно и вдумчиво выбирала из выставленного на витрине, а там было из чего - глаза разбегались. У Ленки была кожа смешанного типа, а у меня сухая с пометкой «проблемная». Продавец вручила мне рекламный проспект и толстый каталог, и я отошла к скамейке у окна, чтобы изучить его. Взгляд скользнул по окну… по прохожим… каталог выпал из рук и громко шлепнулся на пол, а я зависла – мой Андрей помогал какой-то женщине выйти из машины. Мой Андрей, который сейчас должен быть в Москве. В глазах потемнело… так просто не бывает…

Продавец подскочила и засуетилась вокруг меня, предлагая присесть и выпить воды:

- У нас в кулере хорошая питьевая вода, свежая. Вам плохо, может вызвать скорую?

- Нет-нет, спасибо. Я немного посижу и пойду… спасибо, - бормотала я, присаживаясь и решительно доставая ослабевшими руками телефон. Послышались длинные гудки, а затем встревоженный голос мужа:

- Солнышко?! У вас все хорошо?

Я почти никогда не звонила ему, когда он уезжал в командировки. Зачастую бывало так, что там просто не было связи, и если он не отвечал, то я накручивала себя и паниковала. Днем он был занят работой, так что я звонила уже ближе к ночи. Но чаще всего этого не приходилось делать – он каждый вечер звонил сам, рассказывая мне, как прошел его день, что он ел, кого из своих интересных знакомых видел. Конечно, мой дневной звонок показался ему странным и встревожил. Тревога и беспокойство ясно слышались в его голосе, и я на минутку будто пришла в себя, подумав с дурной надеждой – а вдруг это был кто-то похожий на него? Просто очень сильно похожий?

- Андрей… почему ты сейчас не в Москве?

- Аня…

- Я видела вас, Андрюша. Только что видела, как вы выходили из такси – ты и она. Оставайся у нее, милый, домой возвращаться не обязательно, - спокойно проговорила я и выключила телефон, убрав звук. Аккуратно поставила на колени сумочку, расстегнула ее дрожащими руками и со второго раза попала телефоном в кармашек. Застегнула… встала и попросила продавца:

- Будьте добры, сами посоветуйте мне крем для смешанной кожи… дневной и еще ночной. А еще – для с-сухой… проблемной. Самые лучшие. Цена не имеет значения. Я возьму их.

ГЛАВА 14

Конец мая даже в большом и шумном городе – благодатная пора. Расцветает сирень и… еще много чего расцветает, а я вышла тогда на улицу… Там было душно. Там было шумно. Дыхание сразу забила тяжелая топливная вонь. Я перешла дорогу, дождалась маршрутку, добралась домой. Ясно помню то тяжелое впечатление от Питера. Проклятый город… такой маленький, такой тесный… Правду говорят – нет совпадений и случайностей, есть только судьба. В ее поворот я только что и вписалась. Въехала на предельной скорости...

Всю дорогу я старалась отвлечься - обдумывала будущий отпуск, и к тому времени, когда добралась до дома, уже твердо решила, что мы с Вовкой поедем к моей тетке в Вологодскую область.

Я была там с родителями, но очень-очень давно - еще в детстве. И все равно хорошо помнила просторный светлый дом из дерева, сад с огородом, полные вкусняшек. Небольшую речку сразу за огородом, с глубокими омутами и куртинами высокого камыша, а на нем какие-то коричневые початки, которые мы – дети, почему-то называли «качалками». Воспоминания о том времени оказались одними из самых приятных за всю мою почти тридцатилетнюю жизнь. Небольшой поселок Куделино, в котором располагался этот рай, теперь сильно разросся, насколько я знала. Мы с тетей Рисой не теряли связи, и она не раз зазывала нас к себе, обещая рыбалку и грибы, витамины Вовке и свежий воздух. Нужно ехать – вздыхала я, продираясь сквозь толпу из маршрутки. Вот как только в начале июля начнется отпуск – так сразу и поеду. Сил больше нет глотать вонь от выхлопных газов и потных тел.

- Лен, я хочу попросить тебя… - еще за дверью начала я.

- Заползай, - зевнула она, пропуская меня в свою квартиру.

- Ты извини, наверное Вовка уходил тебя? Но мне нужны еще час – полтора, можно он посидит у тебя? – просила я, прислушиваясь к «творческому» бормотанию сына. Он всегда вслух комментировал то, что изображал на бумаге.

Дома я тоже прислушалась у входа и прошла вглубь квартиры, сама не понимая – что сейчас чувствую? И видеть его не хотела и вместе с тем ощутила дикое разочарование. Несмотря на те мои слова, я была уверена, что он постарается сразу же попасть домой и объясниться со мной. Будет врать или не будет – сейчас было не важно. Важно было то, что он совсем не спешил оправдаться, он дал мне это время – вариться в собственном соку. Отлично понимая, что я сейчас чувствую.

В тишине наступающего вечера я сидела на кухне и ждала его. Не переодевшись, положив руки на стол, рассматривая свои ногти и непонятно что чувствуя. Сил не было даже думать. Мысли скользили заторможено… звонки? Встала и прошла в прихожую - доставать из сумочки телефон. Да, звонки были… много звонков. Но разве это телефонный разговор? Мне бы в его глаза взглянуть?! Я найду в себе силы на это, я смогу в этот раз. Я напьюсь валерьянки, вот прямо сейчас и выпью… много. Только бы он пришел, только бы…

Через час я зашла за Вовкой, отдала крема Лене. Дома накормила малого, вымыла его и уложила спать. Выходной заканчивался, завтра – рабочий день. Постояла и посмотрела на холодильник – кушать не хотелось. Опять буду худеть и страшнеть от горя? Горько усмехнулась и потянула из холодильника масленку – хлеб с маслом и чай, этого хватит на ночь. Масло можно немножко присолить.

Я так задумалась, что не услышала, как пришел Андрей. Он разулся в прихожей и ступал совсем неслышно. Прикрыл за собой кухонную дверь и сел напротив меня. Я повернула к нему голову и посмотрела в глаза.

И сразу отвернулась, потому что на его лице читалась вина. И еще что-то… беспокойство, боль? Я не умею читать по глазам. Криво усмехнулась – и как он сейчас будет оправдываться?

- Я должен был рассказать тебе все, абсолютно все и сразу же. Но тебе больно было бы слышать, ты тогда только узнала и…

- Давай короче, - прошептала я.

- Все это время я жил в гостинице…

Я истерично хихикнула, прикрывая рот рукой.

- … и могу показать квитанцию, мы можем поехать туда, и ты спросишь у служащих. Я бы силой потащил тебя туда, но сейчас это уже не так важно. Потому что я расскажу тебе все. Я больше не буду ничего скрывать, но ты сможешь меня выслушать? Ты даже не смотришь на меня.

- Мне тяжело на тебя смотреть! Это что – не понятно? – повернулась я опять к нему и взглянула в глаза, - я внимательно слушаю – говори.

- Я взял четыре отгула и еще… два выходных, чтобы провести ее по врачам и все эти дни…

- А знаешь, Андрюша? Иди-ка ты на х… - высказалась я прямым текстом и поднялась из-за стола: - Пожалуй, на этом все. Я не хочу слышать все это.

- На тебя плохо влияет общение с Леной, - отметил он решительным и спокойным голосом, не сдвинувшись с места.

- Вот именно поэтому, зная твою реакцию, я все и делал тайком. Я не хотел такого разговора, не хотел зря тебя расстраивать. Мне нужно было знать истинное положение вещей, а не то, что она мне рассказала. Я протащил ее по трем кардиологам, еще гинеколог, сегодня, когда ты видела меня, мы спешили на…

- Да заткнись ты, Андрей, - простонала я, закрывая уши руками: - На х… все! Я не хочу это слышать. Мне достаточно того, что ты совсем не спешил домой, когда узнал, что я увидела тебя.

- Я еле добился этого консилиума и не…

- Это важнее, чем я. Я поняла. Остальное – нюансы.

- Аня, я сам настоял, оплатил, люди собрались в свой выходной день… я не мог все бросить и не пойти туда. Я много раз звонил тебе, чтобы успокоить.

- Ну да… позвонить и успокоить. Я бы, наверное, успокоилась. Точно бы успокоилась. Гарантированно, - нервно дернулась я.

Он резко взъерошил себе волосы и вдруг тихо засмеялся – тоже нервно, с каким-то надрывом. Я вскинула на него глаза и мне показалось, что в его глазах блеснули слезы. А он покачал головой и вздохнул…

- Я уже думал… некоторые м… ки таскаются всю жизнь. Я же, б…ь, сделал всего один шаг в сторону и сейчас по самые уши в дерьме. Я уже захлебываюсь им и понимаю, что мне еще глотать и глотать…

ГЛАВА 15

- Аня, она носит моего ребенка и это может убить ее, потому что у нее больное сердце. Ей нельзя рожать, потому что в ее случае беременность должна быть плановой, с подготовкой, с медицинским сопровождением. Большой риск летального исхода при потугах во время родов и при рождении плаценты. Общий наркоз исключается и кесарево… но она отказалась прервать беременность. Отказалась категорически!

- Вовку разбудишь... Ты так в курсе всего этого, ты так глубоко в ее проблемах, ты весь … - задохнулась я, - срать мне на нее и на ее больное сердце! Это все?

Я чувствовала себя, будто в дурном сне. Он в упор уставился на меня, вглядываясь в глаза. Я тоже вопросительно подняла брови.

- Аня, это все-таки живой человек и даже если…

- На могилах врагов пляшут, милый. Я буду только рада, если она сдохнет. В чем я очень сильно…

- Там – мой ребенок. Такой же, как Вовка.

- Не с-смей сравнивать с-с Вовкой, - зашипела я, - значит, ты выбираешь того ребенка… потому что дело в ней?

- Никого я не выбираю! Просто чувствую ответственность за то, что сделал и только мне это расхлебывать. Если бы не я…

- А я что, по-твоему – не расхлебываю?! Ах-х… так инициатива все же исходила от тебя? А ведь я припоминаю, что ты тогда вернулся не в хлам… Не такой и пьяный, верно? Когда всем тайным желаниям - зеленый свет! Так же?! Тебя никто не совращал и не спаивал! – затрясло меня от ярости.

- Аня, Анечка, успокойся, выслушай меня, пожалуйста, - дернулся он ко мне, а потом поднял руки, будто сдаваясь: - Хорошо. Давай так – прямо. Я никогда не напиваюсь в хлам, и ты это знаешь. Да, я был не настолько пьян. И ты всегда это помнила - каким я тогда вернулся, ты сама согласилась обманываться, и я не врал, а только слегка преувеличил. Мне нужно было оправдаться любыми способами, и я был готов… даже самыми подлыми. Потому что я сразу понял… да я не только врать - я убивать готов, только бы ты не прогнала меня после всего, - шагнул он ко мне, а я выставила перед собой ладони, защищаясь и отступая к окну. Он опять сел.

- Меня пополам рвет от всего этого! Я бы половину жизни отдал, чтобы вернуть все назад. Если бы я тогда не уступил своей похоти, ничего этого не было бы, ты понимаешь? В первую очередь это моя вина.

- А она кипенно белая и пушистая, так? Она что – не знала, что ты женат, что у тебя есть семья, ребенок? Она подставилась, разрушила все – сознательно, специально! А ты после этого окружаешь ее …

- Все дело не в ней! – подхватился он и заметался по кухне: - А в моей вине и ребенке. Я рад, что ты говоришь со мной, что не отмалчиваешься, как всегда. Ты просто выслушай – я постараюсь все объяснить, ты только наберись терпения и не бери близко к сердцу… Да, она знала, что я женат и я совсем не оправдываю ее.

- Ты оправдываешь, Андрей, ты уже простил ей нашу семью.

- Да ничего не будет с нашей семьей, если ты хотя бы постараешься понять!

- Да что тут понимать? Что она вбивает клин между нами? А ты идешь на поводу? Ничего с семьей… ты шутишь? Ты думаешь, для чего все было сделано?

- Я не знал этого - что она давно и молча любит меня. Она захотела, чтобы я стал у нее первым, и инициатива исходила не от меня. Она хотела узнать, как это – быть женщиной. Я не оправдываю… Но она не хотела разбивать нашу семью и не могла знать, что вот так сразу получится ребенок. А когда это случилось - отказалась убить его.

Я опустилась на стул и замерла, глядя на него. Даже и не заметила, что долгое время стояла. Глубоко вдохнула и смогла сказать:

- Дело не в ребенке. Тебе все это льстит, вот и все. Поэтому ты полностью оправдал ее. Почему ты решил, что ребенок твой? Девственница - в самом деле? Сколько ей?

- Двадцать три.

- И что…?

- Начиная встречаться с парнями, она всегда предупреждала, что у нее больное сердце и ее сразу же бросали.

Я зависла в каком-то нереальном состоянии. Зачем я слушаю это? То, как он горой стоит за нее? Я потерялась, просто не находила слов. О чем вообще дальше говорить? А потом то ли закончилось действие валерьянки и это сорвало к чертям всю мою внутреннюю мобилизацию, но оно таки меня настигло – сжимая горло, вниз по шее опускалась боль, сдавило переносицу и я смогла только хрипло прошептать, изо всех сил сдерживая слезы:

- Ты понимаешь что дикость уже то, что мы здесь - у нас дома, обсуждаем твою любовницу? Да будь она даже не больная, а трижды святая! Ты хоть понимаешь - что ты сейчас делаешь со мной? Почему я должна слушать о ней, знать все это? Андрей, зачем ты тогда пришел, что ты от меня хочешь? Чтобы еще и я пожалела ее и благословила тебя помогать ей и поддерживать?

- Да... Но она мне не любовница. Не думай так! Послушай меня еще немного, я прошу тебя… Минимум три раза ей нужно будет лечь в больницу на поддержку. А до этого - спокойствие и покой… она совсем беспомощная и несобранная, и… сердечная болезнь отягощена истерией. Анечка… Господи, как же мне... - схватился он за волосы и посмотрел на меня каким-то диким, отчаянным взглядом.

- Нет… нет… - прошептала я в ужасе, - ты с ума сошел…

- Всего месяц, солнце, всего месяц до больницы мне придется пожить там. Да - сиделка, деньги, но это не все! Она действительно нуждается в помощи. У меня просто нет выхода, я расскажу, я объясню тебе. Я не собираюсь спать с ней, Аня, я не хочу ее. Это просто больной человек, который носит моего ребенка. Я не могу просто взять и наплевать на него! Я уже не смогу просто забыть про нее и бросить наудачу: выживет – не выживет, справится – не справится!

- Так... так... - бормотала я, - давай разумно обсудим варианты... Ты же не хочешь этого, я правильно поняла? Ага... но почему-то вынужден. И почему? Давай искать компромиссный вариант, на это я пока еще способна. Вот сейчас я пока еще твоя, Андрей. Смотри, сейчас у тебя еще есть возможность спасти нашу семью... точка невозврата.

- Аня, я сейчас не сказал ни одного слова неправды. Я люблю тебя и Вовку, я не бросаю вас. Не ставь меня перед таким выбором, я не хочу этого, когда-нибудь потом я просто сдохну. Мне нужно закрыть вопрос с этой беременностью. На данный момент это первоочередная задача, срочная. Как это можно сделать и не разрушить нашу семью? Давай решать вместе, давай обсудим.