Еленка
Возвращаюсь в випку. Кирилла там действительно нет. Как и Саши. Почему этот факт совсем не беспокоит Дзагоева — мне не понятно. Наши отношения с Кириллом еще в самом начале. И он скорее приятен, чем я в него влюблена. Но этот-то жениться собрался?! И вместо того, чтобы блюсти собственную честь спокойно разговаривает, видимо, со своими соплеменниками. Такими же черноволосыми и черноглазыми.
Подхожу ближе, так как они расположились на диване, за которым на небольшом столике лежат мои вещи.
— Господин Дзагоев, будьте так любезны, передайте мне мои куртку и сумку.
Он делает то, что я попросила. Молча.
Однако мужчина в кресле напротив шарит по мне сальными глазами и говорит:
— Девушка, Вы так зажигательно танцевали.
Ему лет 35, не меньше. Он, что, всерьез думает, что может меня заинтересовать?
— И? — сухо спрашиваю, надевая куртку.
Он не успевает ответить, как Самир мягко произносит всего лишь его имя:
— Давид!
Но у этого слова такая обманчивая мягкость, что будь оно адресовано мне, я бы захотела спрятаться.
— Это был просто комплимент, — старается сгладить углы мужчина.
— Раз просто комплимент, тогда спасибо, — коротко бросаю ему уже на ходу вызывая через приложение такси.
— Лена, я могу дать тебе свою машину с водителем, чтобы ты добралась до дома.
Оборачиваюсь на него, удивленная его словами. Мы знакомы всего ничего. Что он так переживает?
Однако у него на лице лишь вежливая доброжелательность. И желание защищаться пропадает.
— Нет, спасибо, господин Дзагоев. Я уже вызвала машину. Хорошего вечера.
Выбираюсь из клуба в непонятном состоянии. На губах и во рту вкус мужчины, которого я и целовать — то никогда не планировала. А тот, которому доверяла, потерялся как ежик в тумане. Чего надо этим мужикам?!
На улице холодно. Это отрезвляет. В конце концов ничего ужасного не случилось. Я жива, здорова. Мои близкие — тоже. А Кир с его несостоявшейся любовью — это не так уж и страшно.
Мне приходит уведомление, а следом подъезжает и машина. Залезаю на заднее сиденье, сидеть рядом с водителем нет никакого желания.
Только мы отъезжаем от клуба как приходит сообщение от Платона: " Ты где?"
Не понимаю, почему я должна перед ним отчитываться, но он не успокаивается: "Отвечай!", "Если ты мне не ответишь, я позвоню твоей матери!"
Эти сообщения приходят с разницей по времени, которое надо потратить, чтобы их набрать.
Не то, чтобы я испугалась, но уже поздно, а у этого ненормального совсем нет совести.
Набираю ему: "Я в такси, еду домой".
Следущее сообщение лишает меня точек опоры: "Номер такси мне пришли'.
Собираюсь послать его, но в последний момент передумываю и скидываю ему требуемое.
Он отвечает: "Доедешь, позвони".
Не удержавшись печатаю: " Щаз!!!"
Не знаю, что он мне отвечает, потому что сотовый начинает звонить. На дисплее высвечивается — "Кирилл". Надо же, вспомнил! Рассержено сбрасываю вызов, но звонок раздается снова.
Вызовы повторяются один за одним. И я отвечаю. Прятаться как-то несерьезно.
— Да!
— Лен, ты куда пропала?
— Домой уехала. Тебе было явно не до меня.
— Лен, это не то, что ты подумала.
— Я ничего и не думала. Не нужно так меня никуда приглашать.
— Дай я тебе все объясню…
Его виноватый голос меня почему-то раздражает даже сильнее чем то, что он сделал
Я хотела его выслушать, но вместо этого заявила:
— А ты уверен, что мне это интересно? — и сбросила звонок.
Потом вообще выключила телефон.
Мы подъехали к моему дому, я рассчиталась за проезд и поднялась к себе.
Стянула одежду, побросала ее как попало, зашла в ванную и залезла в душевую кабину. Под струями воды и телу, и душе стало легче. Это все не стоит того, чтобы расстраиваться. Завернулась в полотенце и, переодевшись в шорты и топ, нырнула в постель, укрывшись с головой одеялом.
Я была вымотана и провалилась в сон без сновидений.
Разбудил меня снова звонок, на этот раз в дверь. Вставать не хотелось. А, посмотрев на часы, мне захотелось убить того, кто пришел. Было четыре часа ночи. Или утра?
Я поплелась к двери, глянула в глазок и замерла, не зная, стоит ли открывать.
— Лен, Лена, открой!
Голос у него какой-то странный. Движимая нехорошим предчувствием, я повернула ключ и приоткрыла дверь.
Первое, что я ощутила — это запах спирта. Он ударил мне в нос и едва не сшиб с ног. Второе, на что обратила внимание, это зажатые в руке ключи от машины.
Кирилла качнуло в мою сторону, но он удержался, уперевшись руками в стены. А потом бухнулся на колени.
— Ленка, я так виноват! Прости меня, глупого!
Я не знала, как реагировать. Да и честно, мне очень хотелось вернуться в постель.
— Ты на машине пьяный сюда приперся?
— Ага. Прощения просить. Я…
Так! Может он что и важное собирается сказать, но не в четыре ночи и не в таком состоянии!
— Кир, я ничего сейчас слушать не буду. Я дико хочу спать. Поэтому давай я вызову тебе такси, и ты поедешь домой?
Пьяные — они с какой-то другой планеты.
У него закрылись глаза, и он покачал головой:
— Не поеду. Я лучше здесь на коврике.
— У меня коврика нет.
— Тогда просто здесь. Пока не простишь.
И он принялся устраиваться на ночевку на полу. Этого еще не хватало. У меня приличные соседи, и он перед моей дверью не вписывается в антураж.
— Гордеев — ты козёл! — пропыхтела я, пока тащила его до второй спальни.
— А ты- моя козочка. Дай поцелую.
И он полез целоваться. Я резко отстранилась, Кирилл покачнулся вперед и улетел носом на кровать, да так и остался. Минуты через три вообще захрапел.
Гори всё синим пламенем! Я хлопнула со злости дверью и ушла к себе.
Мне показалось, что у меня началось психическое расстройство, когда звук дверного звока зазвучал в моих ушах снова. Я кое-как продрала глаза. И да, мне не почудилось. В дверь снова звонили. Но на этот раз в комнате было светло.
Убью любого, кто пришел! Без вариантов!
Когда я распахнула дверь спальни, то увидела в прихожей голого Кирилла, бедра которого были обернуты полотенцем, а на теле блестели капельки воды. Дверь была открыта, звонок продолжал звонить, а на кнопку звонка давил злющий и взлохмаченный Хромов.
Он обвел взглядом Кирилла, посмотрел на меня так, что я инстинктивно натянула на плечо сползшую бретельку топа, и тихо произнес:
— Какого черта?!
Следом без какого-то перехода Хромов бьет кулаком Кириллу в челюсть, который, не ожидая такой прыти, не удержался на ногах и отлетел к стене. Рукой задел вазу на полочке, и она с оглушительным звоном разбилась, оставив на полу груду красивых осколков.
Я оторопела.
Платон же заскочил в квартиру, и сцепился с Гордеевым. В процессе драки они оказались на кухне, откуда послышался звон бьющейся посуды. Он и привел меня в чувство.
Залетев на кухню, я увидела Платона верхом на Кирилле.
— Хватит! — рявкнула я, но в этот момент Гордееву удалось сбросить с себя противника.
И мужчины не обратили на мой крик никакого внимания.
У меня перед глазами мелькнула голая задница Кирилла. Я поняла, что предел на сегодня достигнут. Кинулась в ванную, набрала ведро холодной воды и, вернувшись на кухню, с наслаждением выплеснула ее на дерущихся.
Ледяной душ возымел эффект. Они остановились.
— Вон! Оба! — мой голос звенел от ярости.
Платон открыл рот, чтобы что-то сказать.
Но я зарычала:
— Молча! Вон!
Наверное, я была убедительна, потому что они поднялись с пола и направились к двери.
Единственное, что сказал Кирилл:
— Лен, одежда…
Я опять забежала в ванную, собрала те его вещи, которые нашла, потом метнулась в комнату, где он спал, прихватила ключи от машины.
Все его барахло впихнула ему в руки, стараясь не смотреть ниже пояса.
Дверь в квартиру была открыта, поэтому, когда он собрался натягивать штаны в моей прихожей, я его резко толкнула, и он оказался на лестничной площадке.
— Тут оденешься, — прошипела напоследок и закрыла дверь на все замки.
Оставшись одна, посмотрелв вокруг и пришла к выводу, что субботний день, как нельзя лучше подходит для уборки. Только я сначала досплю. Думаю еще пару часов могу себе позволить. Мне казалось, что я не смогу уснуть, так я была зла и на Гордеева, и на Хромова. Но нет, желание выспаться оказалось сильнее.
И разбудил меня, как водится, звонок в дверь. Я встала, поискала тапки, обулась и пошла открывать. Но в этот раз я внимательно посмотрела в дверной глазок. По ту сторону двери стояла Ирина. Я открыла дверь и чуть не топнула ногой от досады — вместе с ней пришел Платон. Он кивнул Ирине, которая быстренько припустила по лестнице, не дожидаясь лифта.
А мой гость шагнул в прихожую, запер дверь на замок и поинтересовался:
— Ты с ним спала?
Я не знаю, что за эмоции я испытывала в момент, когда услышала этот вопрос. Это было такое сочетание возмущения и ярости, с которым я не сталкивалась ни разу в жизни.
— Тебе совсем делать нечего?
Он вцепляется рукой в собственные волосы, тянет их вверх, кажется, даже не отдает отчет этому жесту и повторяет:
— Я хочу знать, трахалась ты с ним или нет?
Еле удерживаюсь, чтобы не повторить его жест.
— Какое тебе дело? М-м?
У него такой взгляд, когда он смотрит на меня, как будто его кто-то поджаривает. Живьем.
— Нет! — сдаюсь я, — Нет! Ни с ним, ни с кем-то еще. Доволен?
Не знаю причины, по которой я сейчас обсуждаю это. С ним.
— Но это не значит, что я буду спать с тобой!
На его лице едва-едва проступает облегчение, но после моих слов Платон стискивает челюсти.
— Ты меня хочешь, — констатирует он.
Я же слишком честная, чтобы отрицать правду.
— Я не животное, чтобы идти на поводу инстинктов.
Он зыркает на меня исподлобья и делает шаг в мою сторону:
— Я спрашивал тебя. Тогда еще. Чем я тебя не устраиваю?
Раз пошла такая пьянка, скажу все, что думаю:
— Зачем я тебе? Просто трахнуть? А я хочу, чтобы меня любили!
В его взгляде отражается изумление.
— Лен, ты же умненькая. Какая любовь? Есть всего лишь физиология. Мужчина и женщина интересны друг другу, пока удовлетворяют те самые потребности. А потом — всё. Да и не факт, что партнеры хранят верность.
Мир погружается в серые тона, пока я рассматриваю Платона, оценивая его искренность. Похоже, что он свято верит в то, что говорит. Но я-то так не хочу. Затем мне в голову приходит страшная мысль — а что если прав он, я же ошибаюсь? Что, если все мужчины думают также? Все остальное, что получают от них женщины, сплошное притворство? Я слишком молода, чтобы разобраться самостоятельно.
— Что мне сделать для тебя? — спрашивает он вдруг.
Под его ботинком хрустит осколок
И я знаю, чем мы теперь займемся.
Не знаю, на что Платон рассчитывал после моих слов.
Но явно не на веник, который я ему протянула.
— Что это?
— Веник. Вы разгромили половину моей квартиры. Будет справедливо, если ты мне поможешь.
На его лице смесь изумления и шока.
— Похоже, что я из службы клининга?
Ох, уж эти царские замашки!
— Не хочешь помогать — я не заставляю. Дверь на выход находится за твоей спиной.
— Ладно, ладно. Тебе что отчим денег совсем не дает?
Я роюсь в тумбочке в поисках тапочек для него, потому что он вполне может разгуливать в уличной обуви по моей квартире.
— Нет, не дает. Я на самообеспечении.
С этими словами я бросаю на пол перед ним сменную обувь.
— Надевай.
— Лен, у меня другое предложение — давай я оплачу уборку, а мы с тобой куда-нибудь сходим?
Встряхиваю волосами и передергиваю плечами. Надо пойти одеться.
— Платон, у меня есть деньги. Во-первых, я не люблю посторонних у себя дома, поэтому уборкой занимаюсь сама. Во-вторых, в том, что у меня в квартире бедлам, виноват ты, поэтому либо бери веник и убирай. Либо уходи.
Он вздыхает и переобувается. Я разворачиваюсь и иду в спальню, чтобы натянуть спортивные брюки и футболку.
— Слушай, а пылесоса у тебя нет? — раздается мне вслед.
— Есть. Но он для тебя слишком хорош.
Захожу в комнату, открываю шкаф, выуживаю свободные спортивки и майку. Одевшись, возвращаюсь в прихожую. Сфоткать его, что ли?
У Хромова такой забавный вид, когда он сметает осколки от вазы в кучу.
Замечает, что я улыбаюсь, останавливается и хмурится:
— Ты надо мной издеваешься! — укоряет меня.
— Нет. Просто ты выглядишь необычно. Сейчас совок принесу.
Захожу на кухню и понимаю, что мальчики хорошо порезвились. И учитывая, что они где-то под метр девяносто оба и килограмм по 80–85, это не удивительно.
По кухни рассыпаны соль и сахар. Это я понимаю, потому что сахарница и банка для хранения соли разбиты. Сверху всё присыпано скрученными зелеными листочками. Мой любимый чай. Завершают картину печенье и конфеты, то там, то тут валяющиеся на полу и мебели. Один из стульев сломан.
Что же за люди такие? Разве так можно?
Беру совок и мусорное ведро. Возвращаюсь в прихожую.
— Я подмел, — отчитывается Платон.
— Молодец! — дарю ему щедрую похвалу.
Психологи советуют чаще хвалить мужчин. Чтобы они чувствовали свою полезность. И стремились стать еще более полезными. Мне этот совет напомнил про дрессировку собак. Что с них взять, кобели они и есть кобели. Что собачьи, что человеческие.
Беру из его рук веник, соприкасаясь пальцами. Ловлю себя на том, что мне приятно до него дотрагиваться. Приятно чувствовать тепло его руки. Как так может быть, что сам он бесит меня до трясучки, а физический контакт с ним не вызывает у меня отторжения?
Заметаю осколки в совок, выбрасываю в мусор. Вазу жалко. Не знаю, кто придумал, что стекло бьется к счастью. Чушь полная. Мало того, что мне всегда жаль разбитые вещи, так потом обязательно случаются какие-то неприятности.
— Я тебе сейчас пылесос достану, — обращаюсь к Платону, — Пропылесось, пожалуйста, прихожую и коридор.
Брови у мужчины ползут вверх.
— А ты наглая.
Выдаю ему технику, сама иду на кухню, расставляю опрокинутые вещи, разбитое выбрасываю. Поломанный стул тоже ставлю на вынос.
В кухне появляется Платон. Почему-то без пылесоса.
— Тут тоже пылесосить? — догадывается без подсказок.
— Ага, — согласно киваю головой.
Он снял куртку и подвернул рукава серо-голубого пуловера. Почему я думаю, что у него красивые руки?
Он приходит обратно и включает агрегат. Тот гудит, а я наблюдаю за мужчиной. Хромов выглядит таким домашним, что мне приходит в голову дикая мысль, как это жить с ним под одной крышей.
Раздумывая над этим, приношу ведро с водой и швабру.
— Полы мыть не умею, — сразу предупреждает меня он.
— Я сама, — успокаиваю его, — Я же не зверь какой-то, так над тобой издеваться.
Теперь уже я работаю под его внимательным взором.
Закончив, осматриваю кухню. Результат мне нравится.
— Осталось вынести мусор, — подвожу итог.
Платону достается стул и мусорный пакет. Я беру пакет поменьше. Выходим на улицу, идем к контейнерам, избавляемся от остатков погрома.
Вот тут наступает неловкий момент. В квартиру надо бы вернуться одной. Но…
— Ты меня сейчас выпроводить собираешься? — не то спрашивает, не то утверждает Платон, — Так не пойдет. Я есть хочу зверски.
— У меня не столовая.
— Я тебе помогал.
— Ты сам все разнес.
— Лен, ну, правда! Что тебе, еды жалко?
— Платон, ты просто как, "пустите переночевать, а то очень кушать хочется".
Однако он направляется вместе со мной.
Что ж, мы в ответе за тех, кого приручили.
У меня в холодильнике плов, разогреваю его, выкладываю на тарелки, делаю овощную нарезку. Потом накрываю на стол. Платон, не дожидаясь приглашения, устраивается на стуле и принимается за еду. По тому, как ест, заметно, что проголодался. Конечно, работал ведь — и подметал, и пылесолил. Я тоже проголодалась. Доев, встаю, чтобы заварить чай. Вожусь с чайником, наливаю воды, закрываю его крышечкой.
Только собираюсь отойти, как по обе стороны от меня упираются в столешницу сильные руки, которыми я любовалась. Его дыхание щекочет мне шею.
Кажется, он рассчитывает еще на что-то. Придется снова поиграть в игру "обломинго".
Но теплые губы, прижавшиеся к моей коже, вызывают некотролируемую дрожь. А мужские руки берут меня в плен, притягивая к нему ближе некуда. Это волнует.
— Леночка! — шепчет он хрипло.
— Дзинь-динь! — вторит ему дверной звонок.
У меня за месяц столько гостей не было, как за последние 24 часа.