Арсений
Я всегда поднимаюсь на свой шестой этаж без лифта, даже когда уставший и без сил. Как-то так повелось – ритуал, зарядка и, в конце концов, мне нравилось перемахивать через две ступеньки сразу. Мышцы горят, голова работает. За это время много о чём успеваю подумать.
И в этот раз я поступил, как привык. Ключи на ходу достал, но до дверей не дошёл по самой естественной причине: вход каким-то ящиком перегорожен – так показалось мне на первый взгляд.
«Опять соседи вещи таскают или мусор под мою дверь сложили», – первое, о чём подумал. Они у меня с прибабахом – рядом живущая семейная пара. Вечно скандалят, затем бурно мирятся – и так по кругу. У них уже двое детей, а никак не успокоятся, трясёт их, как на вулкане, но к этому привыкаешь, как к любым военным действиям, что длятся слишком долго.
При ближайшем рассмотрении «ящик» оказался кое-чем другим. И тогда я замер. В ступор впал. Растерялся. Даже и не вспомню, когда настолько чувствовал себя беспомощным.
В корзине у моей двери спал младенец. Что называется спал и пускал пузыри. Хорошенький чистенький бутузик. Щекастенький, с колечками тёмных волос, что выбивались из-под шапочки.
Не знаю почему, но последние шаги я проделал на цыпочках. Шею вытянул, заглядывая внутрь этого ложа. Дыхание затаил. И сердце в груди – тададах-тададах!
Не знаю, сколько я на него пялился. Он не соседский – это точно. У них мальчишки постарше, бегают уже и разговаривают. А этот… ну, не то, чтобы совсем младенец младенцем, но точняк не соседский.
Достал телефон, покрутил в руках. Скорую? Пожарных? МЧС вызывать? Ерунда какая. На смех поднимут. Поверх одеялка белела бумажка, как выкинутый белый флаг. Мне бы не трогать, не прикасаться, а рука так и полезла, потянулась. Я малыш, а Дед Мороз мне подарочек принёс.
«Это твой сын». Три слова – и ничего больше. Чей сын? Зачем сын? Почему сын? – всякие дурацкие мысли в голове метались, как подстреленные зайцы.
Не знаю, как ведут себя другие люди в стрессовых ситуациях. До этого момента мне всегда казалось, что я умею мыслить рационально, вовремя включать мозги, хладнокровно рассуждать и находить правильные решения при любых раскладах.
Я слишком долго кручусь в сфере, где лишние нервы означают, что ты аутсайдер. Не умеешь вовремя собраться – проиграл. Но это касается спорта и танцев. А жизнь – фейерверк покруче и посерьёзней. Не знаю, чем я думал, когда сделал это. Понятия не имею, думал ли я в тот момент вообще.
«Это твой сын» – осело на сетчатке и впечаталось куда-то в затылочную часть так, что на миг я потерял ориентацию. По-другому я своих действий объяснить не могу. Потому что я, осторожно сложив записку, нагнулся и поднял корзинку с ребёнком. Смотрел на щекастенькое личико малыша и прислушался к своим чувствам.
«Сын! Сын! Сын!» – ревели трибуны моего подсознания.
«Твой! Твой! Твой!» – скандировали вконец свихнувшиеся мозги.
Ну, мой так мой, – мысленно огрызнулся я и наконец-то нашарил ключом замок. Открыл дверь и зашёл внутрь собственной квартиры с подарком от… если бы я ещё знал от кого.
Корзину я поставил на диван и присел рядом. Смотрел во все глаза. Ледяной рукой по лбу провёл, пытаясь собраться.
Что я знал о детях? Ровным счётом ничего. Ну, существуют. Орут. Кормить их надо и переодевать.
– Ёлки-палки, – произнёс я вслух, чтобы и услышать себя, и встряхнуться.
Я пытался составить план действий, но котелок мой неожиданно прохудился и забастовал – отказался генерировать идеи.
Трясущимися – не вру! – руками я пошарил в корзине. Приподнял одеялко. Малыш спал, как лягушонок: ножки, как у курицы гриль – в разные стороны, ручки в кулачки сжаты и возле головы примостились. Спит как младенец. Тьфу. Он младенец и есть. А я дурак. Осёл. Больной на голову идиот. Но в груди зашкалил какой-то мимиметр и назад сползать отказывался.
Не то, чтобы я умилялся и впадал в маразм, нет. Скорее, пытался как-то очухаться, в себя прийти. Чёрт, ну должно ж что-то ещё быть, кроме дурацкой записки – «Это твой сын». Документы какие-то. Звать-то его как?
Кроме начатой пачки памперсов, детского барахла и бутылочки со смесью я ничего не нашёл. Богатырь какой. Спит и спит себе. Надо же. Я тоже всегда сплю как убитый. И вообще у меня нервы железные.
О чём я только думаю? Что вообще за хрень происходит? Может, это вообще не мой ребёнок, а кто-то дверь спутал?
И как только мозги мои начали на место вставать и соображать, что к чему, в детских вещах я нащупал конверт – белый и безликий, но внутри что-то есть. Как оказалось, ещё одно послание.
«Дорогой Сеня! – начиналось сей опус, – если ты нашёл это письмо, значит всё же нашёл в себе силы не откреститься от малыша, как в своё время ты избавился от меня. Надеюсь, у тебя всё же есть сердце, и ты не оставишь сына на произвол судьбы. В жизни каждого человека выпадает шанс всё исправить. Считай, твой уже пришёл. Не профукай его».
И точка. Маразм какой-то. Но я мучительно перебирал в голове всех, кто так или иначе мог быть потенциальной мамашей. Таких оказалось не так и много. А точнее – вообще одна. Потому что «избавился» к случайным девушкам отношения иметь не могло.
Я покрутил в руках обе записки. Очень содержательно и свежо, как дыхание после жвачки. Почерк не определить – оба послания на принтере распечатаны. Безлико так, шрифтом «таймс нью роман».
Лана. То есть Светлана – больше некому подобную свинью мне подбросить. И вполне в духе её чокнутых шуточек. Любила она эпатировать и удивлять. То без трусов и в коротком платье по лестнице спустится на глазах всего честного народа, что внизу стоит и рот открывает. То пригласит трахнуть её в каком-то немыслимом месте.
Не скрою: это заводило. До определённого момента. А потом я понял, что сии эпатажные выходки не для меня. Вот абсолютно. Мне и без того в жизни экстрима хватало, и поэтому я больше мечтал о спокойных, домашних, уютных отношениях. О немного стеснительной девушке, какой-нибудь умке в очках.
Кстати, об умных девушках. Я знаю, кто мне поможет. И я набрал единственного человека, кто точно придёт на помощь. Нинка Миргородская, в девичестве Светличная. Свой в доску «пацан» и просто хороший друг.