Я не могу с тобой проститься

Глава 1.

Как трудно заглянуть в глаза любви,

Как тяжело бывает временами

Назвать по-честному своими именами

Обиду, ревность, комплексы свои…

Как просто совершить неверный шаг,

Обидеть и обидеться к тому же,

И делая ему, себе же делать хуже,

И думать, что любимый – это враг…

И как потом болит, то что должно цвести,

Как горько плачет, что должно смеяться,

Как силам больше просто негде взяться,

Как счастья нет на жизненном пути…

Интересно, почему это случилось со мной? Не с инженершей Аллой, не с прачкой Татьяной, не с уборщицей Людкой, ну с Людкой допустим, понятно и даже не с поварихами Наташкой и Светкой, а именно со мной?

На весь наш временный посёлок при буровой, шесть особей женского пола, но выбор «фортуны» почему-то пал на меня – врача, волею судьбы, оказавшегося в этой дикой местности, лишь для того, чтобы в случае чего, оказать первую помощь пострадавшему, а потом вертолётом отправить на большую землю, а для себя самой хотя бы на время сбежать от личных проблем, но видно, волю судьбы я не поняла.

Проблемы притащились следом за мной! А теперь ещё и все сорок пять особей мужского пола, вернее сорок три, смотрят на меня недобро. Ну этих-то понять можно – мужская солидарность, но ведь и бабы на их стороне. И все вместе против меня!

Спрашивается, за что? Я, что ли столкнула лбами двоих идиотов: Стрельцова и Красавина? Мне нужны эти петушиные бои? Да мне вообще никто не нужен! Я личную драму трудотерапией лечить приехала! Вот и подлечилась…

Мы с Никитой пришли в вагончик-столовую вечером. Так-то в это время здесь особо делать нечего, поужинал, чем Бог послал, а точнее повар, и дуй восвояси. Но нынче наши кухонные феи расстарались!

Да и как не расстараться, когда у бурильщика Семёныча юбилей! Пятьдесят пять нашему аксакалу стукнуло! Народу битком, и то за два захода праздновать пришлось. Красавин за мной зашёл в медпункт, являющийся по совместительству моим временным жильём, и мы отправились поздравлять.

Я заблаговременно выяснила, в какой заход приглашён Стрельцов, чтобы нам не совпасть, и была уверена, что всё пройдёт спокойно. Но почему-то мы совпали!

Он уже вовсю мутит с Аллой – она у нас, можно сказать, местная элита – инженер-лаборант, проверяет пробы грунта из скважины, закончила Московский Горный институт. Я с Красавчиком, в отличие от некоторых, просто приятельствую, но зато никто больше не домагивается, так что, ничто, как говорится, не предвещало.

Я даже старалась в их сторону не глядеть, и сделаться невидимкой, но с моим бойфрендом, это вряд ли. Где Никитос, там куча пафоса и шума. Словом, рубаха-парень, даже мне временами его слишком, что уж говорить о моём личном враге Стрельцове.

Вечер перестал быть томным, каким казался, когда я решила выйти на воздух. Народу в столовке набилось, как сельдей в бочке, а поскольку в этом вагоне для курящих белой вороной я оказалась одна, то вскоре, прямо по Крылову у меня «в зобу дыханье спёрло» от дымовой завесы. Никита порывался со мной, но я его притормозила, уж больно хорошую беседу они вели с юбиляром на смеси профессионального с матерным языка, которого я не понимала ни в той, ни в другой части,

- Я скоро, - пообещала и стала протискиваться за пуховиком к вешалке, а потом к дверям.

На улице ночь во всех смыслах: и по часам, и по календарю тоже: начало времени, когда солнышко лишь показывается к полудню, чтобы немного подразнить и закатиться за горизонт. Морозы не пятьдесят, конечно, но за двадцать уже шкалят. Дома в это время ещё запросто хляби небесные и унылая грязь.

Стою возле крылечка, дышу. От моего дыхания завивается кудрявый парок. Смотрю на то, как он рассеивается, отдаляясь от лица. Настроение после двух фужеров шампанского философское. Кругом белым-бело, лишь двумя стройными рядами темнеют прямоугольники вагончиков временного бурового посёлка. Уже месяц прошёл, как меня сюда занесло, но по дому пока не скучаю, некогда. Здесь жизнь кипит, хоть и на морозе.

Вдруг отворяется дверь, и с клубами пара и сигаретного дыма, подышать кто-то выходит ещё, ну думаю, не одна я такая, отравившаяся «озоном». Не сразу в этом клубящемся ореоле узнаю знакомую личность! Стрелец! Может, мимо пройдёт? Может, напраздновался уже и домой почесал?

Фиг вам, называется! Ко мне топает!

- Привет, - говорю, не сразу же в морду плевать. Вдруг, в кои-то веки у человека благие намерения?

Ошибаюсь…

Он, как с катушек слетел: вместо обычного высокомерно-холодного пренебрежения,

- Привет, шлёндра! – как поставил клеймо полжизни тому назад, так и клепает придурок. Правда, вот так, прямо в глаза впервые. В нос шибает запах алкоголя, Стрельцов пьян?! Первый раз вижу. Пока собираюсь ответить чем-нибудь не менее оскорбительным, добавляет, - новому ослу мозги пудришь?

- А тебе, я смотрю, завидно? На его место хочется? – парирую, наконец-то.

- Да я уж сто раз мог быть на его месте или на чьём-нибудь другом из предыдущих, только… - тут он замешкался на секунду, то ли обдумывая, чем меня ещё задеть побольнее, то ли просто воздуха в лёгкие набрать, но я опережаю,

- Только ты трус, Игорь! Вот и все твои аргументы! Путаешься у меня под ногами всю жизнь, ни себе, не… - дальше не успеваю! Вообще, наобум ляпнула, может, я ему и не сдалась вовсе, но что-то в тот момент толкнуло к такому выводу, а он совсем озверел! Я что же, в точку попала?

Глава 2.

С остальным как-то не задалось.

Хотя, предпосылок не было. Первая любовь, если не считать, как мне в полные четыре года сносило крышу поочерёдно то от, не побоюсь этого слова, Рикки Мартина, что такое гендерные отклонения у мужчин, тогда не только я не знала, все были далеки, то от Андрея Губина, случилась вовремя, в пятнадцать! В летнем загородном лагере.

Мы там сдружились с Викой и так зажигали! А пацаны! Что за чудная компания приехала всем скопом, и все в наш отряд! Не спали ни одной ночи! Мы с подругой перемутили со всеми красивыми мальчиками за двадцать четыре дня! Я эту смену никогда не забуду! И Игоряшу Стрельцова не забуду тоже!

Тогда, весёлая и юная, я ещё не представляю, что мы будем сталкиваться непрерывно на протяжении следующих пятнадцати лет. Иногда перерывы будут короткими, а иногда большими: по году, по два и даже дольше, но никогда такими, чтобы я успевала его окончательно забыть. И с того самого лета начнётся наша война. Чаще холодная, но иногда всё-таки переходящая в горячие боестолкновения.

А я даже не помню, когда началась эта затяжная вражда. Вернее, это помню, но из-за чего, до сих пор не пойму.

В то лето мы и перезнакомились. Парни были – огонь, один одного ярче и горячее. Кому-то шестнадцать, кому-то уже почти семнадцать, последняя поездка в детский загородный лагерь под названием «Огонёк». Они все уже достаточно рослые, с наметившимися мужскими фигурами, уже плечистые, но всё ещё угловатые и несуразные, по-мальчишески худые: кудрявый Макся, задумчивый сероглазый молчун Василёк, его неразлучный друг и одноклассник Вова, огненно-рыжий балагур Славик и вот этот вот принц Датский, звезда по имени Солнце! Только не тёплое и ласковое, а холодное и высокомерное!

Я разу его выделила, ещё в тот момент, когда мы с чемоданами и рюкзаками грудились и галдели возле Д/К, откуда нас должны были забрать лагерные автобусы. Мама давала мне последние наставления, чтобы следила за личной гигиеной, регулярно мыла голову, потому что привезти из лагеря вшей в их времена было чуть ли не доброй традицией, чтобы не зябла и не сгорала на солнышке, так как кожей с оттенком синевы пошла в отца, и сгореть мне – раз плюнуть.

Ещё тогда попался на глаза русоволосый высокий широкоплечий парень с длинной чёлкой, высматривающий кого-то в толпе, он лишь мельком мазнул по мне серо-синим взглядом, чтобы сразу переключиться дальше, но я уже зацепилась. Вскоре радостно замахал, найдя потерю, и больше мной не интересовался, зато я наблюдала затаив дыхание. Почему-то казалось, что расстроюсь, если на его призыв подойдёт девчонка. Но подошёл кудряш выше его ростом, осклабился на какую-то шутку, и они по-мужски пожав друг другу руки, стали выискивать ещё кого-то.

Когда их собралось пятеро, и все они, не в силах стоять спокойно, то и дело толкали друг дружку, громко хохотали, привлекая внимание окружающих и плевали с высокой колокольни, когда кто-то из воспитателей пытался их приструнить, меня отвлёк девичий смешок,

- Ох! Чую, сменка будет жаркой!

Я оглянулась и встретившись взглядом с лукавым и задорным, прыснула в ответ. Мы друг друга поняли! И сразу решили дружить.

Вика Ковалёва оказалась старше меня на полгода и выше на полголовы. Спортивная, яркая, уверенная в себе и невероятно певучая, прямо, как я! С такой подругой не пропаду – подумала и не ошиблась.

Кому и с кем мутить из весёлой пятёрки не договаривались, решили, пускай, как пойдёт. А, когда нам объявили, что в первый же вечер состоится дискотека в честь начала смены и за знакомство, возрадовались вдвойне…

Я до сих пор помню ту дискотеку, перетанцевала со всеми. И Викуся тоже! И медляк со Стрельцовым не забуду никогда. Больше танцев у нас с ним не было ни разу. Но даже спустя пятнадцать лет, память тела откликается на тот контакт.

Неумелые топталки под душераздирающую балладу из «Титаника» утащили меня в романтическую сказку. Голос Селин Дион проникал под кожу, в каждую клеточку. Было ощущение, что оголились нервы, обострились чувства, а от сильных рук, целомудренно удерживающих меня строго в районе талии, прошивали внутрь такие токи, что казалось, он обязательно почувствует мою неконтролируемую внутреннюю дрожь. Я обнимала его за шею, а кончики пальцев в это время сами собой ерошили и гладили его затылок. Они и сейчас спустя пятнадцать лет помнят горячую нежную кожу и упругость коротких волос. Душа пела вместе с певицей, я с трудом удерживалась, чтобы не заголосить вслух.

Что происходило с партнёром в это время, не знаю, но к концу танца я оказалась прижатой к нему вплотную, чувствовала его дыхание на своей макушке, задыхалась от его запаха, представляющего собой смесь геля для душа, табака, что уж кривить душой, мы все в этом возрасте баловались, а пацаны считали курение особой взрослостью, и ещё чего-то не то чтобы мужского, а именно его личного, чего потом не улавливала ни в ком, и не могла надышаться им.

Его запах… Эта штука ещё сыграет со мной злую шутку, но позже. Значительно позже.

Музыка смолкла, уже пошло что-то забойное, а мы всё никак не могли расцепить руки.

Ну всё же было хорошо! По большому счёту душа и тело после такого единения, требовали пойти куда-то прогуляться по аллейкам лагеря, продлевая контакт. Как говорится: «темнота – друг молодёжи». По крайней мере, мне такое продолжение казалось вполне логичным.

Но тут честная компания увлекла нас в круг и потащила в какой-то немыслимой скачке под очень ритмичную громкую мелодию. Мы с Игорем оказались далеко друг от друга, и следующие три минуты я вынуждена была сосредоточиться лишь на том, чтобы мне кто-нибудь большой и сильный не отдавил ноги, ну и чтобы я тоже не отдавила.

Потом был медляк с Васей, потом с Максом и вот он-то как раз и претворил в жизнь то, о чём я думала после Селин Дион, а вернее, после танца со Стрельцовым, потащил меня прогуляться и остыть. Не сказать, что была в восторге, но поскольку безумно хотелось пить, то согласилась. Всё равно сегодня уже ничего не светило, дело к отбою, а мой загадочный партнёр то уже кем-то занят, то болтает с друзьями, то пропадает куда-то, видимо на перекур, так почему бы и не прогуляться.

Глава 3.

Наши дни

Можно было бы не тащить холод отношений в суровые условия вечной мерзлоты, где и без этого трудно согреться, но не мне решать.

Всё, чего я хотела, собираясь на эту авантюру: сбежать от навязчивого бывшего, сменить обстановку, обдумать дальнейший путь, проанализировать ошибки, коих набралось предостаточно. И что уж греха таить, как и любая женщина, не устроившая личную жизнь к тридцати, маячащим красным сигнальным фонарём впереди совсем близко, попробовать встретить в новом месте настоящего мужчину. Не на время, а всерьёз, надёжную опору, крепкую спину, каменную стену и всё, что к этому прилагается. Но это программа максимум, на которую особо рассчитывать не приходилось.

Тем не менее, по максимуму понеслось практически сразу. Ещё в офисе компании, в отделе кадров, куда шла подписывать контракт, столкнулась с красивенным богатырём в кожанке, он выходил, как раз. Ну столкнулась и столкнулась, мало ли…

Но оформив документы, получив инструкции, примерно через полчаса увидела его снова на улице. Стоит напротив входа, высокий, широкоплечий, модный, красуется, кого-то поджидает. Оказалось, меня,

- Привет! – непринуждённо, словно каждый день видимся. Ладно, думаю, чего ж не поздороваться,

- Привет, - а дальше что?

- Я - Никита, - нормальный ход, безо всяких там реверансов.

- Инна, - так ретиво у меня ещё не начиналось. Так сказать, оптимизация процесса знакомства.

- Я услышал случайно, с нами едешь медиком, - и на «ты» сразу же, по-простому. Может у буровиков такие порядки?

- Да, я – врач.

- Первый раз на вахту?

- Ага, немного страшновато, - мы неспешно идём вдоль набережной. Ветрено, прохладно, на носу октябрь.

- А, чего собралась вдруг? Обычно фельдшера ездят, врачи и на большой земле дефицит. Из-за денег?

- Да! – не объяснять же, что после очередного разбитого корыта, меняю обстановку, - и впечатлений новых поднабраться.

- Ооо! Этого у нас хватает, - смеётся, а потом добавляет, - только надоедает быстро. Там же ни мобильная связь не берёт, не интернета нет, дичь…

- Может и к лучшему? Это ж ненадолго.

- Ну, не знаю, мне три месяца, во! – рубит ладонью по горлу.

- Никто же не умер? – бодрюсь и, чтобы дальше не испугаться, какой смысл, контракт подписан, перевожу тему, - а ты кем едешь?

- Я – помбур! – заявляет горделиво.

- Кто? – как будто этот обрубок слова, имеет для меня хоть какой-то смысл.

- Помощник бурильщика пятого разряда, - вроде бы обиделся, - скоро на шестой буду сдавать.

- Ну, ты пойми, я ж дилетант, - оправдываюсь, - первая вахта, ничего не знаю.

- Может, над тобой шефство взять? – предлагает и расползается в масляной улыбке. Ничего себе, резвый конь!

- Смотря что вкладывать в смысл слова «шеф», - отвечаю с нажимом, хмурюсь, чтобы сразу притормозить. Я уже учёная, с летнего лагеря пятнадцать лет прошло, приоритеты расставлять научилась и говорить «нет» без церемоний, тоже. Но пока не спешу отказываться от шефства, я ж человека не знаю, а мне с ним в одном коллективе три месяца куковать. Может он там из всей бригады самый приличный и человечный. Хоть будет за кого спрятаться.

- Пока только то, что оно обозначает. Ну и почему бы не подружиться?

- Логично, - соглашаюсь и поднимаю воротник пальто, - погодка шепчет.

- Пошли греться, - тут же предлагает, указывая на вывеску кафе. Я никуда не спешу, дело сделано,

- Пошли.

Заходим, улыбчивый администратор, радостно подскакивает с приветствием, предлагая выбрать любое место. В кафе пусто. Рабочий день, время обедов ещё не наступило, тишину нарушает ненавязчивая музыка, доносящаяся откуда-то со стороны бара.

Садимся у окна. Лицом к лицу. Могу разглядеть нового друга. Официант приносит пару книжечек меню. Я не голодна, выбираю медовик с чаем и наблюдаю за своим визави.

Ему, наверное, примерно столько же, сколько и мне. Кольца на правой руке нет и отпечатка на безымянном пальце тоже. Правда, это ещё ни о чём не говорит, теперешние отношения не то, что во времена родителей. Симпатичный блондин, спортивная стрижка и рыжеватая бородка по последней моде. Глаза голубые, яркие, но сейчас взгляд внимательно изучает меню, красивые слегка пухловатые губы беззвучно читают замысловатые названия блюд, что-то вызывает улыбку. Он, призывая меня посмеяться вместе с ним, поднимает взгляд, глаза опаляют искрами, до того ярки, а на щеках ямочки,

- Смотри, крутоны! Я думал это прикол, когда в фильме попалось! Оказывается, правда!

- Так и дефлопе есть!

- Не может быть! – он так заинтересован и так непосредственен! Чем-то напоминает большого плюшевого медведя. Сразу становится весело и легко. Классный парень. А ему любопытно, - и что же это такое? Какое-нибудь пирожное, типа безе?

- Мимо! Закуска из вяленого мяса к пиву или к вину. Говорят, на вкус замечательно. Мясо на него пускают любое – слонину, страусятину, буйволятину, говядину.

- Слонину? – округляет глаза Никита. Мимика у парня что надо! Интересно, он догадывается, что я любуюсь? Такой колоритный экземпляр, похож на богатыря из русских сказок.

- Я не пробовала, если что, - опережаю вопрос.

- А я, тем более. У нас свинки в хозяйстве.

- Ты откуда?

- Из-под Рязани, сама понимаешь, в посёлках работы мужикам нет, ещё летом хозяйство, а зимой куда? У нас многие вахтами ездят. А ты?

- Горожанка, никакого хозяйства, живу с родителями в обычной квартире.

- Недавно врачебный диплом получила?

- Пять лет тому, - он удивлён,

Глава 4.

***

Пропажа нашлась через пару часов. Поисковики стоптали все ноги, а обнаружил две припорошённых снегом тушки, Серёга Овчинников – помбур из параллельной смены, когда отскочил с рабочего места по-быстрому до ветру. И отбежав совсем недалече, наткнулся.

- На вот! – притащили ко мне в медпункт обоих, - хотела сразу двоих? Играйся! – с чего они все взяли, что я хотела кого-то? Дураки, никого я не хотела, лишь бы выжили!

Медпункт рассчитан на одного лежачего пациента, второго приходится громоздить на мою кровать в другой половине вагончика, и этот везунчик – Никита. А, что ещё остаётся?

Рассматриваю свою добычу. Морды разукрашены под хохлому, у Красавчика, похоже, перелом носа. Анализирую. Оба никакие, но дышат. Надо подождать, пока отогреются, предполагаю, что переохлаждение даст о себе знать, насчёт обморожений тоже будем посмотреть. Бегаю туда-сюда через тамбур, перегородку между приватной зоной и лазаретом даже не пытаюсь закрывать. Раздеваю по очереди обоих, изучаю повреждения. Кроме боевой раскраски на лицах, да нескольких синяков на телах, ничего страшного не вижу.

У меня тепло, но раздев их до трусов, укутываю каждого под два одеяла, организм должен согреться изнутри не резко, чтобы внутренних повреждений в остывших конечностях было минимум. И сижу, клюю носом, жду…

Посёлок угомонился, забывшись коротким сном, скоро подъём дневной смены, а по их милости люди гуляли полночи…

Сначала очнулся Красавчик, завозился, застонал, закашлялся. Меня разбудил своей вознёй,

- Ну, слава Богу! Как ты, Никит? – по виду, ни хрена не красавчик, два фингала, как очки разливаются вокруг глаз, и нос опух.

- Попить дай, - хрипит, потом спрашивает, а на носу будто скрепка прицеплена, - что у меня с лицом?

Наливаю целую кружку воды из чайника, подаю,

- Красота! – отвечаю, - хочешь полюбоваться?

Он выпивает залпом и падает на подушку,

- Не надо… Болит вся морда!

- А, ещё что-нибудь болит?

- Пока не понял, голова тоже гудит, но может из-за носа? – прикасаюсь ко лбу, если и есть температура, то небольшая,

- Из-за похмелья! – давай-ка кольну сразу от всего. И голове полегчает, и жар спадёт, и нос меньше болеть будет. Он не спорит, подставляет попу и, не шелохнувшись, сносит укол. Потом, устроившись поудобней, ловит за руку,

- Ин, ты напугалась?

- Ха! Напугалась! Я тут из-за вас весь посёлок на уши поставила! Позорники!

- Прости…

- Конечно же, драку устроили? Зачем? Почему от столовой ушли?

- Ну мы ж не представление показывали… - усмехается, тут же со стоном хватается за лицо и от прикосновения ещё больше стонет. А я беру полотенце и иду на улицу за льдом. Откалываю сосульку с козырька и возвращаюсь обратно, заворачиваю прямо в полотенце,

- На вот, приложи к носу, герой!

- Спасибо! – накрывает поллица. Мне смешно, но надо воспитывать,

- Нравится? Я ж звала тебя вернуться! Зачем остался?

- Надо было кое-что выяснить, - сопит из укрытия.

- Выяснил? – представляю, какого дерьма про меня наболтал тот говнюк, что лежит сейчас на второй койке! Медвежонка я в своих апартаментах устроила, и он, похоже, оценил, - меня в какое положение поставили! Что люди подумают?

- Что ты – классная баба, раз два мужика из-за тебя схватились! – вывод хоть куда! Так и мечтала стать звездой нарасхват!

- Они подумают, что я - шлёндра, какая-то! Болван!

- Сама сказала, - слышу с другой половины!

Проснулся, сволочь! Никитос делает попытку вскочить, пресекаю в корне,

- Лежать! – а мне пора кое-кому тоже уделить внимание. Иду и соображаю, не заехать ли чем потяжелее, но видок у Стрельцова немногим лучше Красавчика, так что ограничиваюсь недовольством, - давно подслушиваешь? – как же не вовремя он очнулся!

- Вообще не подслушиваю, просто лежу и слушаю, - даже не стыдится, - воркуйте, голубки! – тут же заходится в душераздирающем кашле, и мне очень не нравится его кашель!..

Почему так? Почему я вынуждена лечить своего врага? Волноваться за него? Смывать кровь с рассечённой брови, сдерживая дрожь в руках, щадить его разбитую губу, остужая кипяток, чтобы напоить, холодного ему нельзя. Почему я особенно внимательно прислушиваюсь к дыханию, подолгу прижимая к нужным точкам тела стетоскоп, боясь коснуться и ещё больше боясь пропустить хрипы, сигналящие о пневмонии? И, как мне удаётся при этом практически не дышать и сохранять видимость спокойствия и равнодушия?!

За что мне это? Как только наступит утро, попрошу, чтобы вызвали вертолёт, и отправлю на большую землю! Пускай там с ним нянчатся. Обоих отправлю. Здесь только первая помощь! А пока трясусь над ним, как над хрустальной вазой, с трудом удерживая маску профессионального долга, устала. Интересно, долго получится её носить? Я даже ненавидеть его не научилась!..

Спустя два годая вновь сблизилась с той компанией. На поверку она оказалась намного больше, чем те пятеро смелых, ездивших в летний лагерь.

Пересчитать всех не удавалось, но думаю, в ней перебывало человек пятьдесят, не меньше, парней и девчонок. Кто-то приходил, кто-то уходил и появлялся вновь. Вся эта масса напоминала броуновское движение молекул, не знающих покоя. Вот и я в какой-то момент стала молекулой этого гремучего, активного, никогда не знающего покоя, подвижного, как ртуть, вещества.

Естественно сразу же подкатил Макс, да кто бы сомневался? Собственно, через него я к ним и попала вновь. Он сразу начал демонстративные ухаживания, давая понять, что девушка занята.

Но мне этого было не нужно. Никого не нужно, я просто хотела общения и всё.

Кое-кто находился по уши в отношениях. Её звали Катя, и она была даже очень ничего. Мне понравилась, хорошая девчонка, открытая и симпатичная. Высокая, светлая, похожая на совёнка большими круглыми глазами. Весёлая… Мы почти подружились.

Глава 5.

Сейчас

- Вертолёта не будет, - докладывает Михаил Иванович – буровой мастер, - погода нелётная. Пока до вас добрался, чуть самого не унесло. Да и метель обещали.

- Прогноз надолго? – спрашиваю. Мой арсенал не рассчитан на длительное, серьёзное лечение.

- На три дня вперёд сообщили. Продержитесь? – спрашивает, заглядывая на жилую половину, явно обращаясь к Никите, и видя его цветущую физиономию, добавляет, - красавчики мои.

- Продержимся! – бодро гнусавит Никитос. Если бы не маска Бэтмэна, разливающаяся на верхнюю половину лица лилово-чёрной кляксой, да лёгкий кашель, которым обзавёлся, отдыхая в сугробе, то можно сказать, что он огурец.

- Не факт, - осаждаю его оптимизм, - у нас тут, кажется, назревает пневмония, - имею ввиду второго красавца, - а у меня, сами понимаете, лекарств выбор невелик.

Стрельцов не перечит, потому что уже пышет жаром, как печка и ручаться за себя не может.

- Не было печали! – охает мастер, - ты, если что потребуется, говори, Инна, я вечером ещё зайду, - и отправляется на выход.

- Иваныч, погодь! – окликает Никита, - я с тобой!

- Куда?! – мы в один голос с мастером.

- К себе в вагончик, - поясняет герой, - эта бадяга надолго, а тебе спать негде, я ж не инвалид, буду сам на осмотр приходить, - он прав, температура спала, от сломанного носа не помрёт, таблетки я тоже ему подобрала, главное, чтобы больше не переохлаждался,

- Я сама буду тебя навещать, иди, - отпускаю.

Спустя минут десять, они уходят, Никита бросает уже в дверях,

- Занимайся своим оранжерейным!

- Почему моим? – успеваю спросить, но он уже не слышит…

***

Покопавшись в нехитрых аптечных запасах, выбираю анальгетик с жаропонижающим эффектом и не очень сильный антибиотик, за неимением лучшего. Набираю шприцы,

- Давай, лечить тебя, что ли буду! – даже не представляю, каким тоном с ним разговаривать. Он молча поворачивается ко мне задом. Надрать бы этот зад хорошенько за все мои обиды! Но я же, всё-таки, врач…

Потом в медпункт не зарастает народная тропа.

Сначала Толик Верховцев перед сменой,

- Ну, как там мой сосед? Жив курилка?

- Жив, пока. Ты принеси смену белья ему: трусы, футболку или майку, будь добр.

- Ладно, после работы зайду, занесу, - сегодня он покладист, не то что вчера, - ты, Ин, прости, я не понял, еле до дому дошёл, сама видела.

- Иди уж, - прощаю, - бельё не забудь.

- А ведь это ты – виновница торжества! – помигивает перед уходом уже в дверях довольно гадливо.

- Да нет, это у кого-то в голове опилок много накопилось, видно слежались, вот и решили встряхнуть! – тоже мне, воспитатель.

Через час вчерашний юбиляр Семёныч,

- Это, как же так вышло-то? Вроде всё тихо, мирно… - и опять эта укоризна во взгляде. А у самого, лицо помятое.

- Видите, что алкоголь с людьми творит, - развожу руками.

- А Игоряха надолго слёг? – косится на Стрельцова, - вдруг, чего по электрике.

- Ненадолго, - хрипит тот из-за моей спины, видимо, после укола вынырнув ненадолго из горячки, отчего ему полегчало.

- Запрашивайте подмену, - напутствую Семёныча.

- Понял, - и уходит, а сам всё бормочет, - да как же так вышло-то? Вроде всё было…

Потом зашла Алла, обеспокоенная и недовольная,

- Ну, как они?

- По-разному, - я сторонюсь, пропуская её из тамбура в лазарет и давая обзор, - Красавин ушёл к себе, а этот, вот…

Алла, снимает меховую шапку, напоминающую сугроб и, обстукав с ботинок снег, осторожно двигается к койке, а я, не желая смущать, накидываю пуховик и выхожу на воздух.

На улице метёт так, что соседнего вагончика почти не видать, ледяной ветер зло швыряет в лицо не то что снегом, а колючим, царапающим льдом! Погода, точно, не лётная. Хоть бы поскорей стихло. Интересно, у них со Стрельцовым серьёзно?

Вскоре инженерша выходит, останавливается и молчит, потом, спрашивает,

- Всё хреново?

- Не фонтан, думаю нас ожидает двухсторонняя пневмония, а у меня такие лекарства, что на медведя с рогаткой сходить успешней, чем его тут вылечить, и вертолёта не дождёшься!

- Что ты ему сделала?

- Вколола жаропонижающее и антибиотик из того, что есть, но слабоват, здесь нужно лечение посерьёзней, - объясняю, как могу, чтобы поняла.

- Я не об этом, - мнётся, потом поднимает на меня обиженный взгляд, - что ты сделала? Почему они схватились с Красавиным? Ну ладно, тот сельский парубок с дальнего хутора, не шибко обезображенный интеллектом, а этот - нормальный разумный мужик!

- Поверь мне, НИ-ЧЕ-ГО!

- Не верю, - мотает головой, - когда ты успела? Как успела за неполный месяц снести башку двоим мужикам сразу? Зачем? Зачем тебе эти игры? Ты взрослая образованная баба, тебе детей пора рожать и растить, а не стравливать мужиков на потеху!

- На потеху?! – тут меня словно подбрасывает изнутри, - хороша потеха! Я вижу, как все вы смотрите на меня волками! Осуждаете, словно я в чём-то провинилась! Вы ничего не понимаете, ничего не знаете! – на последнем слове срывает кран, и я начинаю реветь. От обиды, от боли, что всё так хреново, и от страха, что не сумею спасти Стрельцова, что вертолёт опоздает, что будет уже поздно. Он помрёт прямо у меня на руках, а я вместе с ним от горя!

- Ладно, прости, - Алла трогает меня примирительно за плечо, - я мёду принесу. У меня настоящий, липовый, всегда с собой беру на вахту, - я стараюсь заткнуться, благодарно киваю, зажав рот ладонью, а она уходит. Какой уж тут мёд, тоже мне панацею нашла.

Остудив на ветру зарёванное лицо, возвращаюсь в дом, сбрасываю пуховик на вешалку и уже хочу пробраться на свою половину,

- Стой! – хрипло, но вполне здраво и в приказном порядке. Стою, - иди сюда!

Иду, ставлю табурет напротив и сажусь. Руки на колени, как школьница. Рассматриваю своё вражеское чудовище. Волосы дыбом, на брови пластырь, на скуле ссадина, губа слева распухла, под глазами болезненные тени залегли. Жуть! Чего я в нём нашла?

Глава 6.

Господи, скажи мне кто-нибудь ещё вчера, что я Стрельцова буду кормить с ложечки, ни за что бы не поверила! Опрокинуть борщ на башку – этому бы не удивилась. И вот, поди ж ты: кормлю, а он и не противится, чудо моё вреднючее! Кормлю и понимаю, что со вчерашнего дня сама ничего не ела, думаю, сейчас с Игорем закончу, и до себя руки дойдут, а он будто мысли читает,

- Себе!

- Что себе?

- Сначала себе, потом мне… По очереди.

- Из одной тарелки? Одной ложкой? – это принц-то Датский? Тот холодный чистоплюй?

- А, что тебя смущает? Боишься заразиться? Брезгуешь?

- Да ты не заразный, вообще-то, - я даже растерялась, - и микробами мы обменяться успели.

- Ну так, ешь тогда и не ломайся! – вот так и едим, одна ложка ему, другая мне, как будто близкие люди.

Наобедались, и меня начало морить в сон, реально, сейчас тарелки соберу и упаду на часок. Да хотя бы просто ноги вытяну, я ж прометалась полночи по лазарету, да просидела на табуретке, а до этого пробегала по сугробам в поисках своих потерявшихся дураков. Мне ещё второго надо будет проведать. Но это потом, позже. Заодно посуду в столовку верну и поблагодарю девчат за вкусный обед и заботу.

Смотрю, Игорь куда-то засобирался,

- Куда?!

- В туалет… я же человек всё-таки, не памятник! – злопамятен, - где мои штаны?

- Вот! – подаю судно. Есть в моём арсенале и такой гаджет, лучше бы запас современных антибиотиков положили!

- С ума сошла?! – таким взглядом одарил, словно я ему принародно предложила клизму поставить, - убери свой горшок подальше и меня не позорь! Не дай Бог ещё кто увидит! Что подумают?!

- А, что подумают? Лежачий больной, что тут ещё можно подумать?

- Что я засранец какой-то!

- Сам сказал! – возвращаю подачу.

- Квиты, - подытоживает, - но в туалет я схожу по нормальному и без тебя.

- Со мной! Я провожу и дождусь! – у нас там уборная в пристройке в виде очка, мало того, что неотапливаемая, так ещё и дыра на троих вырезана, хоть хором сиди, - не хватало потом тебя вылавливать!

- Не утону, там всё замёрзло намертво!

Подаю одежду,

- Дождусь и не спорь! С врачами не спорят!

- Пошли, врач, - соглашается нехотя, - ну хоть не шлёндрой в этот раз назвал…

Туалет нам дался не просто. Игорь хоть и бодрился, но я сильно сомневалась, что он там управится сам. Да его ещё и штормит немного. У меня на случай долгих походов имеется фланелевая накладка на подставку, взяла её с собой. Подаю,

- Седушку поставь, а это положишь сверху.

- Да ну, конечно! - отпихивает. Вот идиот!

- Давай ещё задницу отморозь там и прочие богатства! Мало мне проблем с тобой! – он зыркает злобно, хватает накладку и, громко хлопнув перед моим носом дверью, исчезает в уборной.

Тоже мне, эстет нашёлся!..

Пока ходили по нужде, освежилась на ветру и разгулялась,

- Ты ложись, а я пойду навещу Никиту, надо проверить как он там, наверное, нос сильно болит. Ты бы хоть глядел, куда бьёшь-то! Вывел парня из строя! И как вообще умудрился? Он выше на полголовы и шире в два раза!

- Он первый начал, - ворчит, укладывается, - я его не звал, - разбираю пожитки, из которых он вывернулся, как змея из старой кожи, оставив на полу всем скопом, складываю всё на стул рядом с кроватью. Потом набираю, что может пригодиться Красавчику: анальгетик, шприц, антисептик, на всякий случай, и таблетки, если нос не сильно болит, чего зря попу дырявить, а Игорь заявляет, - не ходи!

- Нормальная тема! Может, мне у тебя спросить, кого лечить, а кого на помойку выбросить?

- А, сможешь меня выбросить? – какого ответа он ждёт? Честного? Я могла бы ему признаться, что если бы было в моей власти, то уже не одну сотню раз, выбросила бы его, сожгла, разорвала, растоптала и забыла! Но нет у меня такой функции! Лишена! Или она сломалась в процессе борьбы с самой собой. Только не признаюсь! Наоборот, оборачиваюсь и с холодным профессионализмом, на какой только способна, прямо в глаза, прямо ртом отвечаю,

- Нет, не могу, - он светлеет, но я отрезвляю, - и его не могу! Я клятву Гиппократа давала! Даже врагов лечить обязана! – сразу потухает и бухается на постель со всей силы, - вот и правильно, сон – лучшее лекарство…

***

Сначала по-быстрому заношу посуду в столовку, девчата крутятся, как белки в колесе, принимая вторую партию едоков, всё оставляю, благодарю и пулей, пока не начались расспросы, что, да как, да все эти намекающие улыбки, будто я - главная зачинщица вчерашнего беспредела.

Потом мчусь навещать вторую свою жертву…

На улице ненадолго сереет день, но так сдувает и метёт, что даже краешка солнца, которым можно полюбоваться в спокойную погоду, не видно.

Я питаю тайную надежду, что Никитос спит, думаю, загляну к нему потихоньку, убедиться, что он в порядке, и уйду. Потому что не нужен он мне совсем, где-то глубоко в душе, я об этом догадывалась сразу, но не каждому же любовь до гроба даётся, что ж теперь в монастырь, что ли? Тогда и монастырей-то на всех не хватит.

Но теперь, после Стрельцовских нежностей, после правды самой себе, обманывать хорошего человека не хочется…

Зря надеялась, Красавчик ждал. Как только сунула нос в незапертую дверь их с соседом вагончика, сразу подорвался навстречу.

- Лежи, лежи, - останавливаю, - тебе постельный режим прописан. Вдруг ещё и сотрясение. Не тошнит? Голова не кружится? – подхожу и присаживаюсь на краешек кровати. Смотрю у него телефон в одеяле завалился, а там тетрис включён, - Никита, ты с ума сошёл? У тебя травма головы! Бросай все эти мелкие игры, нельзя напрягать зрение!

А он смеётся дуралей, ему нипочём,

- Мне всё можно напрягать! Не тошнит и не кружится! – потом передумывает, - нет, вру! Кружится!

- Ну вот! – всё-таки сотрясение мозга!

- От тебя, Ин! Ты кружишь мою голову! Только ты! – короче, у него там точно в башке что-то стряхнулось, раньше хоть намёки были, а теперь лепит всё напропалую! И что с ним делать?

Глава 7.

***

То, что у меня особенный нюх, я знаю давно. Слишком острое обоняние иногда даже вредит. Не могу ездить летом в общественном транспорте в час пик, задыхаясь от всеобщего пота, как в конюшне. Не могу заходить в рыбный отдел, а если ещё что-то с душком залежалось на прилавке, вообще, убегаю. Все мои подруги курят лет с шестнадцати, я тоже пыталась, тошно! Не смогла. Родители даже предлагали податься в парфюмерное дело, надеялись выучить на эксперта по духам. Нюхачом я не стала, просто сжилась со своим феноменальным носом.

Но однажды моё чудесное обоняние сыграло со мной злую шутку, и конечно, эта история напрямую связана с Игорем Стрельцовым…

Мне тогда было года двадцать три. Студенческие каникулы не то, что школьные – всего один месяц, да и тот скука, если приезжаешь домой, а друзей нет. Все куда-то подрастерялись. Моя компания теперь складывалась из однокурсников и соседей по общежитию.

И вот в состоянии такой скуки я прогуливаюсь по нашему городу и сталкиваюсь с Максом и через него, соответственно, оказываюсь в знакомой компании. Вообще-то мы и не терялись, иногда перекидывались смайликами в соцсетях, периодически я набегала в их поредевший коллектив. Так, разовыми акциями, не часто. Всегда была бодра, весела и независима. На личном фронте в это время шло с переменным успехом, но ничего серьёзного: так, пара-тройка свиданий, киношка, кафешка и, понимая, что не хочу - не моё, расставание.

Зато у поборника нравственной чистоты и пуританства гёрлы менялись, как перчатки, причём каждая последующая казалась мне хуже предыдущей, дешевле, глупее, неприятней. Та Катя, похожая на совёнка, была самой нормальной, но она в прошлом. Степень его с ними близости меня не интересовала. К тому времени я уже вычеркнула Стрельцова из круга не то, что друзей-приятелей, а вообще, знакомых. Во время моих редких набегов, он болтался со своими подружками где-то на периферии обзора.

Но несмотря на это, я заметила одну странную тенденцию, все эти шкурки были подобраны, словно по одному лекалу: высоченные, почти с него ростом, светлые, длинноволосые, длиннолицые, носастые, с невыразительными глазами и тонкогубыми ртами. В общем, полная моя противоположность, да ещё и слащаво-тупые на мой взгляд. Ну, что поделать, видно, у парня такой вкус.

В тот приход на нём висла очередная. Но дело было не в ней. К своим двадцати трём я окончательно утвердилась в неприятии жеманства и бабской тупости, особенно раздражали курицы, постящие на стену всякие «умные» изречения, и вставляющие их при общении надо и не надо.

А тогда рассмешила до дыр затёртая фраза: «мужчины любят глазами, а женщины ушами», выпавшая из надутых губок одной такой умнушки. И я решила поспорить. Во-первых, мужики на самом деле, любят похвалу не меньше, чем женщины. Во-вторых, физиологию мы уже давно прошли, я кое-в чём разбиралась. В тот момент вспомнился один факультатив, на котором показали видео с экспериментом, и я спросила,

- А, если мужчина молчит? Значит, ему не светит женской любви? – чем повергла курицу в ступор,

- А ты, как думаешь? – это был он.

Первый раз за много лет он со мной заговорил! Желудок подкатил к рёбрам и, как мне показалось, сделал кувырок, ладони вспотели мгновенно. Выходит, держать его в игноре я могу только, когда он сам не проявляет инициативы? Открытие не из приятных!

Но ведь об этом знаю только я! И уж если сказала А, то надо договаривать до Б и далее по алфавиту. Ничуть не дрогнув голосом, продолжаю,

- Сначала женщины любят носом, это инстинкты древние и неизменные, мужчины значительно позже начали развешивать лапшу на выносливые женские уши, когда человечество обрело речь. Уши у слабого пола тоже крепли постепенно с развитием речи, первобытной леди много серенад не напоёшь, если без мамонта на свидание пришёл.

- Ну, не знаю, - промямлила раздумчиво та самая кура, что затеяла диспут, остальные тоже принялись рассуждать, но только не Стрелец, он просто спросил,

- Можешь доказать? – и что-то меня дёрнуло ответить,

- Могу! – тот эксперимент, что был на факультативном видео, не требовал особенных условий, и я решила предложить его провести.

Суть дела сводилась к тому, что женщинам завязывали глаза, и они по запаху должны были выбирать партнёра, руководствуясь только обонянием. И они там упорно выбирали одного и того же кадра! Самого брутального и самого красивого! Зато во второй части, когда давалось пять минут на общение уже с открытыми глазами, ряды его поклонниц сильно поредели, бабы начали присматриваться к менее казистым мужичкам, но видимо мастерам художественного слова, что и требовалось доказать: слух вторичен.

Настоящим экспериментом нашу самодеятельность назвать было нельзя, потому что там женщины ни разу не сталкивались с теми, кого им предстояло обнюхать, а тут все друг друга знали.

Но моя идея зашла так глубоко в умы, а народу хотелось новизны и движухи, что решили проводить тут же. Участвовать пожелали все. Но так как это невозможно, кто-то должен контролировать, то я, как податель мысли, взяла дело в свои руки, на что получила,

- Нет! – сами знаете от кого, - для чистоты эксперимента нужен кто-то нейтральный!

- Да, пожалуйста! – выбрали семейную пару,

- Нечего мужней жене чужих мужиков обнюхивать! И мужа чужим бабам тоже!

Нет смысла пересказывать то, чем мы занимались в следующий час, смеху было, шуток, подколок – море. Меня потряхивало: несмотря на то, что результат доказан наукой, я боялась облажаться в глазах Стрельцова. Как будто он бросил мне вызов, а я приняла, и теперь от результата зависит моя жизнь.

Сразу скажу – его я и выбрала! Не нарочно! У меня и в мыслях не было! Если бы знала, если бы вспомнила его запах, то нарочно обошла бы стороной! Но мы уже столько лет друг к другу не подходили ближе десяти, а то и более шагов, что я забыла. И оскорбившись его подозрением, что хочу подтасовать результаты предложенного мной эксперимента, чтобы доказать свою версию, честно пошла за своим чутьём.

Глава 8.

***

Просыпаюсь резко, будто кто-то в бок толкнул, тянусь за часами, включаю подсветку, восемь вечера! Я продрыхла целых пять часов! Скорее сую ноги в валяные боты, которые тут работают тапками, и бегу на вторую половину! Пора укол делать! Натыкаюсь в потёмках на что-то в тамбуре, включаю свет: термокороб столовский, сверху стопка мужского белья и зубная щётка с пастой! Надо же, какое внимание к деталям!

Ни фига себе я придавила! Не слышала, как повариха принесла ужин, и как Толян заходил! А если Игорю там плохо? Он может, умирает, а меня хоть из пушек пали, не поднять!

Ему действительно плохо. Одеяло на полу, тело пышет жаром, и без того раненые губы, пересохли. Пытаюсь измерить температуру, он мечется, ничего не понимает, удерживаю, сколько возможно, но через некоторое время начинает крутиться так, что едва успеваю поймать термометр. Но и того, что намеряла, достаточно – сорок!

От этой цифры, меня саму кидает в жар, колоть его сейчас одна не решусь, если бы подержал кто-нибудь. Приношу из тамбура ведро с водой, которой у меня всегда запас по причине того, что снега рядом в достатке, хватаю полотенце, что висит тут же у рукомойника, полностью пропитываю, она даже для меня холодна, а на его горячую голову вообще ледник, но это выход! Накрываю лоб практически до носа. Потом достаю ещё одно, тоже смачиваю в ведре, вода колется льдинками - это то, что нам надо, и начинаю медленно обтирать руки, шею, грудь, живот. Холодная ткань тут же согревается и подсыхает, так что приходится смачивать несколько раз. Но эффект всё же есть, Игорь постепенно остывает и затихает.

Я касаюсь его кожи через полотенце, это терпимо, но хочется рукой. Он всё равно не здесь, не почувствует, и я решаюсь: кладу ладонь на грудь. Прислушиваюсь к ощущениям. И с удовлетворением констатирую факт, что меня не трясёт от вожделения! Значит, я не такая, уж и оголтелая маньячка? Но меня, всё-таки, трясёт… от страха! А это уже лучше. Но этот страх… за него! Осознав, в каком я капкане, убираю ладонь, она уже согрелась от его жара, надо снова намочить полотенце,

- Верни, - очнулся, или это такой бред? Я даже не поняла. И, кажется, облажалась.

- Пить хочешь? – проверяю.

- Хочу, - значит, не бред.

Быстро ставлю немного воды в чайнике, чуть согревается, наливаю в кружку и даю. Он стаскивает полотенце со лба, приподнимается на локте и, взяв другой рукой, с жадностью пьёт. Я страхую, потому что руки у него дрожат.

- Игорь, надо сделать уколы: антибиотик и жаропонижающее, - чего объясняю? Пока он снова не ушёл на взлёт, нужно ловить момент и не спрашивать!

- Надо, значит, делай, - разрешение больше смахивает на приказ. Поворачивается на бок, я колю. Знаю, что оба болючие, особенно антибиотик, уже днём делала, но снова стараюсь, как можно осторожней. Получаю в ответ,

- Спасибо, - первое доброе слово за пятнадцать лет знакомства. Первая благодарность. Сколько я этих «спасибо» каждый день слышу, сколько сама говорю, но только сейчас оно особенное! Самое дорогое…

После укола через некоторое время Стрельцов начинает потеть, пытается всё с себя скинуть, а я наоборот натягиваю на него футболку, накрываю одеялом и сижу рядом, караулю, чтобы не раскутывался. Чтобы потерпел хоть немного, пытаюсь отвлечь разговором,

- Алла заходила, - хмурится, а я думала обрадую.

- Знаю.

- Она сказала, что ты спал.

- Я спал.

- Тогда откуда тебе знать, что она заходила?

- Я хотел спать и спал! – буркает.

- То есть, делал вид, что спишь, пока она тут сидела возле тебя? – мне вдруг дико захотелось получить признание, что он ей не рад.

- Да.

- И как? Хорошо спится, когда кто-то рядом сидит и гипнотизирует?

- Хреново! – признаётся, - ты меня спасла, когда вернулась. Спасибо, – уже второе в течение вечера!

- Всегда рада помочь другу, - рапортую, а он тут же ловит за язык,

- Другу? – и я осекаюсь. Разве то, что между нами - дружба? Но, вроде и войной уже не назовёшь…

- Старому знакомому. Устроит?

- Нет!

- А как мне называть тебя?

- Принцем Датским! – смеётся. Вот гад! Он и это знает!

- Ты меня тоже окрестил… - сразу грустнеет,

- Прости, - и это всё? Что мне его прости? Я требую объяснений,

- За что? – не в смысле «за что, прости», а за что так меня назвал? – но он догадлив на удивление,

- За всех тех идиотов, которых по кой-то фиг клеила и продолжаешь клеить! Неужели такая потребность постоянно менять мужиков? – я немею! Он что, реально думает, что все парни, которые увивались возле меня, таскали букеты и конфеты, ходили провожать и звали на свидания, что Никитос, который самопровозгласился моим бойфрендом, Макс, Глеб и прочая массовка, были моими любовниками? Да я даже целовалась-то всего с несколькими! Моим единственным был Василёк и ещё один… урод!

- Придурок! – что ему говорить? Что доказывать? Разве эта упёртая ледяная глыба поверит, что я хотела подарить свой первый поцелуй ему? Первую близость ему! Он сам отказался! Оттолкнул сам! Ну и пошёл на хрен!..

Убегаю на свою половину, задыхаясь от обиды и гнева! Хочется зареветь, завыть в голос! Я всё это время в его глазах являюсь не то что шлёндрой, это ещё мягко сказано, а самой натуральной шлюхой! Хорошо хоть нет повода думать, что деньги беру!

Бухаюсь на кровать, а память начинает услужливо подсовывать знакомые лица, всех их: однодневных и однонедельных приятелей, которым хотелось большего. Это и есть моя «Армия любовников»!

А ведь он и правда, этому верит! Он ни разу не дождался концовки спектакля под названием «До завтра», который я регулярно разыгрывала перед зрителями, потому что уходил с первого акта! Исчезал. Я не замечала, когда, но в какой-то миг, оглядевшись, не находила его и сворачивала постановку. Иногда тихо сливалась, но чаще, если кто-то очень рвался в провожатые, в надежде на продолжение, соглашалась, чтобы у подъезда сказать: «спасибо» и «пока» или «до завтра». У меня всегда был железный аргумент: в гости не зову - родители. И непоколебимое правило: ночевать дома.

Глава 9.

А, вообще, мы взрослые люди! Моя кровать намного шире, чем его, поместимся и постараемся не разодраться. Да и спокойней так, а то всю ночь туда-сюда пробегаю. Тут слышу вопрос из одеяла, тот же, что и у меня,

- А ты где спать будешь? – реагирую быстро и уверенно, чтобы даже не подумал, что меня что-то смущает,

- С тобой! Не боись, хоть у меня и колоссальная потребность в мужиках, но тебе не светит, насиловать не собираюсь, ты не в моём вкусе, дружок, - молчит.

Тем более, у меня такая бронебойная пижама с начёсом! Да ещё и поросячьего розового цвета. В ней никто не страшен, зато я страшна, тут не до страстей! Забираю её и ухожу на другую половину переодеваться, умываться. Не при нём же? Хотя он бы, думаю, не удивился, я же шлёндра. А разве у шлёндры есть стыд?

Возвращаюсь и отчуждённо накрываюсь последним оставшимся одеялом, лежу, как солдат по стойке смирно, он тоже на край отодвинулся, так что между нами ещё и третьего положить можно. На ум приходит Красавчик, становится смешно.

- Спокойной ночи, - гашу ночник, чтобы не увидел мою улыбку, а то, боюсь, истолкует по-своему. Ещё бы уснуть как-нибудь.

Честно пытаюсь считать ворон, слонов, баранов, козлов где-то в течение получаса, но потом ловлю себя на том, что считаю ритмичную дробь, которую выбивают зубы одного совершенно конкретного козла. Больше так продолжаться не может!

- Ну всё! Хватит! Кто не спрятался, я не виновата! – стаскиваю с себя пижаму, под которой трусы и мягкий топ, - ползи сюда, буду тебя греть комиссарским телом! – ужас! Что я творю?! Ещё утром градусник не знала, как ему поставить, чтобы случайно не коснуться, уколы делала чуть ли не дистанционно и прослушивала, боясь сделать вдох, а теперь собираюсь провести ночь в обнимку! Успокаиваю себя тем, что это совсем другое! Мне просто необходимо согреть пациента! Любой доктор, любой нормальный человек, понимающий в теплообмене живых организмов, поступил бы на моём месте так же.

И он, стуча зубами, подползает, я распутываю его из одеял, стаскиваю футболку, и накрываюсь всеми тремя вместе с ним, а потом, прижимаюсь как можно теснее, обвивая руками и ногами. Боязно и невероятно волнительно ощущать его всей поверхностью оголённой кожи, как будто и её нет, а я - сплошной сгусток чувствительных нервных окончаний. Он замирает, опасаюсь даже дышать, сейчас оттолкнёт и заявит, что я всё это придумала нарочно: затащила его в свою постель, раздела, сама обнажилась, чтобы соблазнить бедолагу! Я же, по его мнению, только этим и занимаюсь регулярно!

Но он не отталкивает, сам, просунув руку мне под спину, обхватывает кольцом, вжимается всем дрожащим телом, утыкается носом куда-то в шею, отчего мне становится щекотно, и сбивчиво шепчет туда же,

- Прости… за всё прости! Я – урод!..

И вот после этого его извинения мне почему-то очень хочется объясниться, оправдаться, рассказать ему, что не такая уж я падшая женщина, как он считает. И я рассказываю тихо, долго, честно, опуская лишь некоторые подробности.

Я не замечаю, когда его перестаёт трясти, когда его тело начинает согреваться и расслабляться. Спохватываюсь только тогда, когда он вдруг целует меня в шею, поднимается выше и касается губ.

И в этом поцелуе больше нет никаких сомнений, никакой злости, никакого холода. Лёд нашего отчуждения тает на глазах, тела, так долго боровшиеся с разумом, побеждают и ищут единения. Он не знает, как я отреагирую, я тоже не знаю, как он любит, но тела знают. Сразу знали, ещё пятнадцать лет тому назад. Просто не надо им больше мешать. Нужно один единственный раз отпустить себя и поверить в чудо…

Со мной реально происходит чудо. Потому что это и есть мой первый поцелуй, то что было до него, не в счёт! Это вообще к поцелуям не имеет никакого отношения. Это и есть мой первый мужчина! Это и есть настоящая близость! Потому что, то, что было до этого, нелепо называть близостью! Тому, что было до него трудно подобрать название: насилие не подходит, меня же никто не насиловал, не принуждал! Разве что я сама себя принуждала! То был контакт при полной физической отчуждённости…

А ведь я могла прожить жизнь, так и не узнав, как это должно быть! Как простое касание рук к плечам, спине между лопаток, груди, животу, может вызывать невероятный трепет и желание прижаться к ним теснее, срастись с ними. Как касание губ пробирает до мурашек, до головокружения, до жажды большего!

Как контакт его обнажённого тела с моим обнажённым, обжигает взаимной страстью и взаимной голодной потребностью, такой голодной и такой немыслимой, что не скрыть.

Какая оказывается рождается гармония в слиянии двух до этого незнакомых тел, будто их специально такими слепил один мастер, чтобы они подходили идеально. Как нет никакой возможности задушить вопль восторга в самый кульминационный момент ни ему, не мне, потому что восторг обоюдный, общий и ни капли не стыдный и не греховный.

Потому что кто-то там на небесах очень сильно старался сделать нас такими подходящими друг для друга, а потом упорно сводил наши пути в одной точке, а мы всё сопротивлялись, путались и блуждали в потёмках с завязанными глазами, шли против ветра и боролись с ветряными мельницами, боролись с самим творцом…

***

Игорь лежит рядом. Абсолютно голый, абсолютно раскутанный и довольный. Темно, но я уверена, что он не спит, и что глаза у него открыты. Просто лежит молча. Я на боку, подставив руку под голову, созерцаю картину полного умиротворения.

В конце концов, мне надоедает его обалделое молчание и не терпится узнать, что он думает по поводу всего того, что с нами случилось. Но я прекрасно знаю, что мужчины – народ немногословный, а этот - молчун в квадрате, поэтому задаю наводящий вопрос,

- О чём ты так содержательно молчишь? – он не поворачиваясь, глядя в потолок, отвечает,

- О нас.

- Поделись! – мне очень интересно, что там за мысли блуждают в голове у этого недотроги.

- Почему ты не рассказала раньше, Ин! – поворачивается и, встретившись взглядом, ждёт ответа.

Глава 10.

Возвращаюсь, застаю в гостях Семёныча, помбур подскакивает со стула ко мне, как школьник, мнёт в руках шапку и просит,

- Инна, отпусти Игоряху помыться в баньку! Мужики после ночной смены протопили уже, а я с собой веник берёзовый привез. Вот я его веничком, как следует отхожу, авось парню и полегчает! - теряюсь от такого предложения. От медпункта до банного вагончика рукой подать, но на улице метель, да и рисковать страшно. И потом, хуже бы не наделать, ещё понимаю, бронхит выпарить, но пневмонию? Тем более, они там жару нагонят, а его и без этого лихорадит. Игорь, как нарочно, выпрашивается, вернее, настаивает,

- Ин, мне реально надо помыться, я весь грязный, потный. Невмоготу уже! Тепло оденусь, не волнуйся.

Что мне остаётся, действительно, смыть бы ему всю грязь и хворь вместе с ней. Трогаю лоб, вроде бы температуры нет, и глядит молодцом, что поделать, а, может и правда, клин клином, как говориться? Всё равно, лечить нечем…

- Иди уж, - и Семёнычу наказ, - под Вашу ответственность, одного после бани не отпускайте, пусть немного остынет после парной и бегом, вернёте в целости и сохранности.

- Клянусь! - торжественно рапортует. Игорь начинает одеваться, а он приговаривает, - вот я из тебя всю заразу веником повыбью. Станешь молодцом, как родишься заново...

Баня здесь и впрямь хороша: с парилкой, с помывочной, всё, как полагается. Я не любитель, но выбирать не приходится. На буднях через день грею ведро воды кипятильником и привожу себя в порядок, научилась экономить, так что хватает, но хотя бы раз в неделю надо как следует отмываться. А мужики ещё и аттракцион обычно устраивают: распаренные прямо голышом в сугроб прыгают и орут там, матерятся от восторга, так что слыхать на весть посёлок. Надеюсь у Стрельцова хватит ума обойтись без сугроба, только недавно в нём отдыхал.

Пока он намывается, места себе не нахожу. Хоть бы не заплохело ему там, хоть бы после пара побыстрей в тепло вернулся.

По новой застелила койку в лазарете, но не пущу его туда. Плевать я хотела на общественное мнение! Пусть думают, что угодно, они и так уже всё подумали, мне не привыкать быть шлёндрой! Главный мой судья и критик больше так не считает, и это важней всего.

Затеяла уборку, мелкую постирушку, чтобы чем-то себя занять, а мысли все о Стрельцове. Его всего-то ничего нет рядом, а уже скучаю. Как я без него раньше жила, о чём могла ещё думать, о ком? Может, действительно, надо было набраться наглости, зажать его где-нибудь в тёмном углу, и признаться? Но почему он не мог? Ведь я же женщина, инициатива в его руках. Но, если бы знать наперёд, что он не против, призналась бы, наверное...

***

Как и обещал, Семёныч возвращает Игоря назад часа через полтора, разморённого, расслабленного, уставшего. Я пытаюсь его накормить заждавшимся завтраком в виде омлета, от которого он отказывается наотрез,

- Не люблю! - а я даже и не в курсе, что Стрельцов не ест омлет, ну теперь буду знать. Остаётся булка с маслом, на которую милостиво соглашается. Пою горячим чаем с Аллиным мёдом. Он начинает рассказывать, как Семёныч от щедрот выделил новый берёзовый веник и, не щадя своих рук и Игоревой спины, отлупасил его так, что чуть шкуру не снял, но клюёт носом прямо с кружкой в руках. Я забираю, пока не выронил, укутываю, и он умиротворённо засыпает.

Не могу удержаться, чтобы не поцеловать в щёку, она теперь гладко выбритая, мягкая, пахнет берёзовой баней и им самим… до сумасшествия,

- С лёгким паром, принц Датский.

Игорь, не открывая глаз, уже в полусне бормочет,

- Спасибо, моя королева...

***

Проспал часов пять и проснулся уже с температурой. По глазам вижу, что лихорадит, даю жаропонижающее, потом мы с ним ждём, когда спадёт жар. Я лежу рядом, вспоминаю смешные истории из студенческой жизни, как учились пользоваться стетоскопом, как препод по физиологии заставлял раздеваться кого-нибудь из парней и рисовал на коже маркером кружки, куда надо приставлять мембрану, и мы с девчонками, вооружившись учебными аппаратами, от которых паучьими лапками разветвлялись несколько пар трубок для ушей, окружали его и силились что-нибудь расслышать. А он - бедолага стоял в это время и краснел, и боялся сделать лишних вдох, а ему велено было дышать ровно и глубоко, так чтобы дошло до каждой.

Игорь слушает улыбаясь, поглаживая большим пальцем центр моей ладони, мягко, нежно, ласково. Потом смеётся и тут же разражается приступом кашля, тяжёлого, глубокого и совершенно непродуктивного. Переворачиваю его на живот, в надежде, что лёгким станет легче освободиться, и вот, практически стоя на четвереньках, он наконец-то выкашливается и пытается отдышаться. Опять уже весь сырой от напряжения. Но, зато, температура наконец-то спадает, и он даже изъявляет желание поесть.

Обеденный короб ещё не тронут, открываю. Девушки сегодня подкинули нам рассольник и гречу с гуляшом. Удаётся сторговаться на второе. Мой тиран совершенно обнаглел и ест теперь только так, будто у него не подозрение на пневмонию, а паралич верхних конечностей, зорко контролируя, чтобы я себя тоже не забывала. Покончив с поздним обедом, а точнее, с ранним ужином, под мою болтовню снова засыпает.

Вечером заходит заснеженный, как дед Мороз, Михаил Иванович уточнить, как наши дела. Хотелось бы его порадовать, да особо нечем, помогла ли баня, пока не ясно. Он в ответ сообщает, что прогноз тот же: "не летят сюда сегодня вертолёты, и не едут даже поезда..."

Далее по порядку навещают: сосед Толик, повариха Наталья приносит оладушки со сгущёнкой - персональное блюдо исключительно побаловать болящего, потом Алла забегает проведать. Я не скрываю, что Игорь переместился из лазарета на мою половину, и, по крайней мере, удивления на лицах не замечаю. Разве что, инженерша, неловко помявшись в тамбуре, справляется о его состоянии, и не проходя дальше, быстро сбегает.

Для народа становится очевидным, что победителем дуэли за руку и сердце неприступной королевы стал Стрельцов. Возможно это и к лучшему, не придётся с Красавчиком объясняться...

Глава 11.

Хлопает входная дверь. Кого ещё черти принесли на ночь глядя?

Красавчик явился!

- Никита, что стряслось? – спрашиваю его прямо в тамбуре. Мне совсем не важно, что он увидит Игоря в моей постели, даже надеюсь, что ему уже всё доложили, да и не в этом дело. Я могла бы завести Красавина в медпункт, но о чём говорить? Я вообще ни о чём не хочу говорить, не могу! Я даже думать не могу! У меня живёт в мозгу всего одна мысль: только бы Игорь выжил!

А Красавчик не чувствует, что я на взводе. Тут же в тамбуре, не снимая куртки, сгребает меня в охапку и начинает целовать, как умалишённый! Я брыкаюсь, но тихо. Шиплю ему в лицо,

- Пусти, идиот! Совсем ошалел? – что это за манёвр? Пришёл пометить территорию, которую считает своей, а ему доложили, что есть претендент? Или он наоборот не в курсе?

В результате молчаливой упорной борьбы, задеваем вешалку, она рушится с грохотом на пол, и я, скорей схватив пуховик, выталкиваю Красавина на улицу, выскакивая следом,

- Пойдём, поговорим! – он доволен.

- Ты что творишь? Зачем пришёл? Тебе плохо?

- Плохо! Я тебя весть день прождал, а ты так и не пришла! – потом хмыкает, - если гора не идёт к Магомеду, то Магомед сам идёт к горе! – похоже, Никитос не в курсе последних новостей.

- Ты понимаешь, что мне не до тебя? Если, как врач я тебе не нужна, то ты мне подавно! Ты понимаешь, что он может умереть?! Что лёгкие отказать могут в любую минуту? Ты сам сказал, что здоров, как бык, а что скучно стало, так извини! Сам себе устроил праздник! И ему заодно! Если он умрёт, это на твоей совести будет!

- А я-то тут причём? – изумляется, - я столько же на снегу пролежал, а то, что он – слабак, так это не ко мне!

- Это, конечно, не к тебе! Это к твоей совести! – если он настолько бесчувственен, то у меня ещё аргументы найдутся, - и к репутации! Потому что, если всё пойдёт по плохому сценарию, эту историю всегда будут связывать с тобой! Кто такой Никита Красавин? Да тот самый дебошир – драчун, из-за которого хороший мужик умер! Так что иди отсюда и крепко молись за здоровье раба Божьего Игоря и не порти себе карму! - вечный Красавинский оптимизм удивлённо угасает, и он опускает руки,

- Ладно, Ин, прости, пойду я, - понурился весь, плечи опустил и побрёл восвояси…

***

Боги снисходят и принимают жертву, к ночи ветер стихает, всё ещё метёт, но уже не настолько. И наконец-то, я слышу шум лопастей восьмикрылой птицы, спасительный и долгожданный!

Мне помогают переложить Игоря на носилки, которые, как могу, хотя они специальные толстые, прокладываю несколькими одеялами, укутываю его максимально, он не совсем понимает, что происходит, потому что не совсем здесь от жара. Наскоро одевшись, сопровождаю процессию до вертолёта. Толик Верховцев по моему указанию приносит пакет с документами, вещи и телефон Стрельцова. На большой земле со связью порядок, и то, что Толян принёс телефон, как-то меня встряхивает и обнадёживает, конечно же он Игорю понадобится и очень скоро!

Никитоса отправляю тоже. Всё-таки, нос надо проверить, вдруг что-то не так срастётся, да и голову на предмет сотрясения пусть посмотрят. Он не хочет, но я врач, мне видней. Да и не нужен он мне сейчас здесь. Особенно после сегодняшней неприятной сцены. Он уже сидит в вертолёте, когда я, прежде чем туда закатят носилки, нагибаюсь над Игорем, снимаю кислородную маску и целую его прямо в горячие, потрескавшиеся губы, наплевав на смущённых зрителей. Он ненадолго приходит в себя и говорит, задыхаясь, тихо-тихо,

- Я вернусь… Поправлюсь и вернусь за тобой… моя королева, - это слышно только мне, так как шум вращающихся лопастей, перекрывает всё, даже крик, но мы так близко, что мне достаточно шёпота, хватит взгляда, потому что я слышу любимого не ушами, как считают некоторые, я слышу его сердцем. Киваю в ответ, пусть строит планы, пусть надеется, главное выживет. Пускай живёт. Он не знает, чем я заплатила за его жизнь и не надо…

Дома пусто. Собираю его вещи, пропахшие потом футболки. Вдыхаю его запах до головокружения! Татьяне в прачечную не понесу, сама постираю. Когда-нибудь, когда надышусь.

Верхнюю одежду, обувь и чистое бельё отправила вместе с Игорем. Надо же ему в чём-то возвращаться, когда поправится. Я не забыла про жертву, не ко мне, на работу-то он должен вернуться.

Пора спать, а я хожу, как неприкаянная из угла в угол и всё придумываю себе разные занятия, чтобы подольше не ложиться в постель. Одинокую, холодную постель, где его теперь нет. Как он там? Надеюсь, что ему уже помогают, уже лечат так, как надо в нормальных человеческих условиях. Что скоро ему уже станет легче.

Наконец добираюсь до подушки. Его подушки! Обнимаю её и утыкаюсь носом, потому что его запах дарит иллюзию присутствия, его присутствия. Может, если я буду обнимать подушку, на которой спал Игорь, он хотя бы присниться?..

***

С трудом дождавшись утра, бегу к Михаилу Ивановичу – буровому мастеру, он у нас главный и держит связь с большой землёй. Прошу его позвонить, узнать, как долетели, как там Стрельцов? Потому что абсолютно точно знаю, что прошедшая ночь была для него решающей.

Осознав важность момента, он дозванивается до нашего офиса, там выискивает какую-то Регину Игнатьевну и просит её позвонить в больницу, и всё выяснить про Игоря Стрельцова, поступившего вертолётом санитарной авиации нынче ночью.

Видимо Регина Игнатьевна ещё та штучка, потому что мастер долго её уговаривает и осыпает комплиментами, а я буквально чешусь от нетерпения и желания вырвать у него рацию и высказать этой выдре всё, что думаю.

Но дипломатия Иваныча в конце концов срабатывает, он кладёт трубку и сообщает,

- Сейчас Регинка всё узнает и выйдет на связь, зайди через часок, - как бы не так!

- Я подожду, - и устраиваюсь поудобней на втором стуле в его маленьком, деревянненьком, так называемом офисе.

Я оказываюсь права, Регина укладывается в полчаса, и я на целых полчаса раньше узнаю, что Стрельцов жив! В реанимации, пока на искусственной, но всё же, неинвазивной вентиляции лёгких, в сознании, дышит самостоятельно! Назначена мощная антибактериальная терапия!

Глава 12.

Алле давно хочется замуж, но думает, что опоздала,

- Я бы сейчас с удовольствием мужу борщи варила и лепила пельмени сотнями. Летом ковырялась в теплице и родила бы не меньше троих пацанов, и была бы счастлива. Только поезд тю-тю! – разводит руками, но потом её лицо озаряет улыбка, и она делится планами, - я знаешь, что решила?

- Что?

- Эта вахта последняя! Рожу себе ребёночка, найду тёплое местечко каким-нибудь инженером-лаборантом на заводе и буду его растить. Денег у меня много, сама подниму, нам хватит. Только залететь бы от нормального.

Я, когда твоего Стрельцова увидела, во мне будто что-то ёкнуло! Вот, думаю, хороший мужик, сразу видно, серьёзный, умный, спокойный. Внешне очень привлекательный, не Ален Делон, но есть в нём какая-то внутренняя мужская сила, которую не сразу разглядишь, она правильная, настоящая, и глубина есть. Настоящий он, понимаешь? Потом ещё и неженатым оказался.

У меня надежда появилась, вдруг, судьба? Я не сразу поняла, что с ним непросто, думала до койки быстро дойдём. Здесь, в тайге и Людка к концу вахты, голодным до секса мужикам, начинает казаться фотомоделью, а ведь без слёз не взглянешь! Думаешь, зачем она который год уборщицей мотается в жопу мира?

- Так платят явно больше, много ли она заработает своим увлекательным ремеслом на большой земле. А ещё зачем?

- А, затем, что всем хочется любви, хотя бы её иллюзии, хотя бы на время, даже такому уреву. Кому она нужна на большой земле, где конкуренция между состоявшимися, красивыми, умными бабами зверская, чтобы нормального мужика заполучить!

А с Игорем у нас ничего и не было. Он сразу сказал, что не будет, я сначала надеялась, а потом поняла, что между вами что-то происходит. Ненавидела тебя даже! Подумала, вот сучка, схватила одного, глаз положила на другого и дразнит.

- Я не дразнила! Наоборот, старалась не попадаться на глаза!

- Но попадалась, а он напрягался. Здесь негде спрятаться. Хуже, чем в деревне, все всё узнают раньше, чем рассказать захочешь…

***

Через две с половиной недели вернулся Никитос. Довольный, счастливый, соскучившийся. И в первый же день, как только появилась возможность, заявился ко мне,

- Привет, Иннусь! – кинулся со своими медвежьими объятьями.

- Привет, Никита! – Ну, как ты? Как нос? Не болит? – выпутываюсь из его могучих лап.

- Ничего не болит! Здоров, как бык! Можно было меня и не отправлять, здесь бы пару дней отлежался и на буровую!

- Ну, извини уж! Лучше перебдеть, чем недобдеть. У тебя вся жизнь впереди, не хватало ещё осложнений получить такому молодому интересному! – он усаживается по-свойски верхом на свободный стул. Мы в медпункте, всё официально, но у Красавчика так и чешутся руки меня поймать и зажать,

- Значит, я тебе интересен? – переходит сразу к делу. У Никитоса дорога ухаживаний, как и знакомства, извилистой быть не может, - ты обещала поговорить серьёзно, когда хлюпик-недомерок Стрельцов поправится. Так вот, ему там полегчало, уже можем, - у меня возникает зверское желание повторить подвиг Игоря и снова отправить Никитоса в нокаут прямым ударом в нос. Но я же, во-первых, женщина, во-вторых, врач, так что обхожусь вопросом,

- Никит, а тебе не кажется неуместным называть недомерком мужчину ростом метр восемьдесят? И хлюпиком человека, расквасившего тебе нос? – он тут же смущается и рефлекторно хватается за лицо, но потом полёт мысли уводит его не туда,

- Откуда ты знаешь?

- Хочешь сказать, что налетел в вагончике на косяк и поэтому валялся в сугробе у леса, почему-то вместе со Стрельцовым?

- Про рост, откуда знаешь? – вот ещё следователь нашёлся,

- Так не слепая, вот в тебе, думаю, метра два точно есть, - улыбается горделиво,

- Метр девяносто восемь…

- Всего-то парой сантиметров ошиблась.

- Фиг с ними, с сантиметрами, мы хотели поговорить о нас!

- Ты хотел, я нет! – наступило время быть твёрдой, - не, о чем говорить, никаких нас не может быть в принципе. Мы – друзья, этим всё сказано!

- Но ты же обещала! – прямо предъявляет, как будто долг требует.

- Что? Где и когда? С самой первой встречи мы условились только о дружеских отношениях!

- Но ты себя так вела, что я подумал… - ещё один член в моей команде, подумавших невесть что! – ты была другая… - вдруг его осеняет, - это из-за него?

- Не важно из-за кого! Вот здесь и сейчас я тебе говорю: нет! Торжественно клянусь, что ничего и никогда между нами не будет! – он что-то пытается вставить, но я уже завелась, - всё, свободен! Приём окончен! – выбегаю в тамбур, снимаю с крючка, вновь прибитой вешалки, его куртку и вручаю, опешившему Красавчику, поднявшемуся вслед за мной.

Буркнув что-то ругательное, может и «шлёндра» или что-нибудь в этом роде, он набрасывает её на плечи и, не застегивая, стремительно уходит, напоследок так хлобыстнув дверью, что удивительно, как не рушатся стены.

Уфф! Я это сделала!..

***

Считаю дни! Осталось меньше недели, и Игоря должны выписать! Жду! Электрик дядя Паша, приехавший на замену, потихоньку собирает чемоданы. Всю первую неделю ворчал, что его вытащили из дома, что у него и так скоро своя вахта, а теперь он не отдохнёт толком, да ещё и Новый год будет справлять не в кругу семьи, а в лесу хрен знает с кем.

Но до праздника ещё две недели, так что Игорь не подвёл, дядя Паша домой успевает…

Я готовлюсь, намываю домик, придумываю ёлочные украшения, благо, с ёлками здесь порядок, да мне и букета из веток достаточно. Как в детстве, выстригаю на окна снежинки из бумажных столовских салфеток. Настроение такое, что сама себя снежинкой чувствую: лёгкой, красивой, совершенной.

За день до планируемого вертолёта с большой земли, приходит Алла, я ей рада,

- Привет, Ал, проходи! – а она мнётся в прихожей и говорит,

- Он не прилетит, Ин… - мой яркий, красочный, переливающийся северным сиянием, которое я тут ещё ни разу не видела, мир, разбивается вдребезги, как стеклянный ёлочный шар,

Глава 13.

Кругом темень, полярная ночь в своём полном господстве. Тёмное небо усыпано мерцающими льдинками звёзд.

И тут впереди на открытом широком пространстве, лишь снизу ограниченном острыми верхушками ёлок, появляются светло-зелёные всполохи. Переливающейся шёлковыми складками тканью, они застилают небосвод. Светлая зелень переходит в тёмную, потом сверху начинает отливать розовым, заставляя задыхаться от восхищения! Я стою и смотрю, как из-за вершин деревьев поднимаются языки огромного изумрудного костра, облизывая мягкий бархат тёмно-синей ночи. Они гуляют и плещутся, переливаясь, перетекают в лимонно-жёлтый, снова зеленеют, чтобы в следующую минуту начать розоветь, перебирая все возможные оттенки от бледного до фуксии и сирени.

Сияние продолжается долго. Я уже успела замёрзнуть, а небо всё ещё окрашивается волшебными цветными кристаллами. Дух захватывает от чудесного явления такого огромного и невиданного, что чувствуешь себя маленькой девочкой, попавшей в ошеломляюще прекрасную сказку! Сзади на крыльце столовки народ делится впечатлениями,

- Вот это подарок на Новый год!

- И фейерверка не надо!

Для меня это тоже подарок, получив его, насладившись зрелищем, иду спать, а на душе восторг, смешанный с болью! Наверное, это Господь ответил на мой немой вопрос? Подал знак. Только я не разбираюсь в знаках, устала и просто ищу покоя. А вот северное сияние запомнится навсегда…

***

Последний месяц вахты пролетает незаметно, народ считает дни до дембеля, исправно зачёркивая цифры настенного календаря в столовке. Все устали. Не то что физически, морально. Пересмотрели друг у дружки все видосы, фильмы и сериалы, привезённые на флэшках из дома. Впечатлений явно не хватает, да и бесконечная ночь уже надоела.

Единственным новым неожиданным для всех впечатлением явился роман Аллы и Никитоса. Только не для меня. Не удивили. Похоже, парень внял моим увещеваниям и не прогадал. Алка светится, как лампочка в двести ватт, он тоже доволен. А что? Цели и задачи у людей общие, может и остальное приложится?..

***

Уезжаем. Я уже всё упаковала. Ждём вертолёт. Он привезёт новую бригаду на следующую вахту, а мы наконец-то по домам! Электрик дядя Паша, заменявший Игоря до самого конца нашей вахты, и уже привыкший к новой бригаде, всех полюбивший, в конечном итоге, тоже отправляется на родину догуливать отпуск.

Вчера посидели немного с Алкой, поболтали.

- Спасибо, подруга!

- За что? – спрашиваю.

- За Никитку… он классный мужик, добрый.

- Я рада, что у вас всё хорошо, - честно, искренне рада, что хоть у кого-то складывается. Тем более, когда так долго не складывалось, - куда после вертолёта?

- Сначала ко мне… вместе. Побудем недельку. Отмокнуть хочу от всей этой нефти, а то насквозь пропиталась. Баня надоела, хочу ванну принять с пеной, - мечтает и улыбается, - с фужером шампанского…

- И с Никитосом вместо резиновой уточки! – смеюсь.

- Было бы здорово, но он в мою не влезет, слишком велик, - поддерживает шутку.

- Чем не повод подумать о джакузи?

- Он сказал, что у него в доме джакузи, как раз.

- И золотой унитаз? – Алка прыскает и заходится смехом,

- Представь, сиденье сверху обтянуто тканью под золото! Придётся мужику прививать вкус, а то как в лучших домах Парижа!

- Так вы потом к нему?

- Ага! Зовёт с родителями знакомиться, они в одном посёлке живут!

- Подруга, это уже серьёзно! – она радостно кивает, а сама довольнущая! Алла, вообще, стала другой: похорошела, помолодела как-то. Вот что значит, кто-то обратил внимание на женщину.

- Ин, он мне предложение сделал! А я приняла! – тут мы кидаемся друг к другу на шею и начинаем обниматься. Как же я рада за Алку! За обоих рада!..

***

Вот и вертолёт, я смотрю в окно на удаляющийся посёлок, темнеющую сплошной стеной на белом фоне тайгу, буровую вышку и думаю, что больше на такую авантюру не соберусь ни разу, но эти три месяца на пределе возможного буду вспоминать всю жизнь и даже скучать. По людям, по вечной ночи, по северному сиянию…

Потом посадка. Автобус до вокзала, откуда разъезжаемся по домам. У меня поезд раньше. Алла с Никитой провожают, Красавчик затаскивает мой чемодан в купе и ещё большую чёрную спортивную сумку,

- Это не моё! Ник, ты что-то напутал!

- Это Стрельца, передай ему! – смотрю, глаза опустил, - и это… пусть зла на меня не держит! - я молчу, но ком в горле, а Никитос ещё добавляет, - и ты прости, Ин! Я не знал, что встрял между вами… Аллуся недавно рассказала…

- Прощаю… Только не так ты и виноват. Наоборот, прав: настоящее так легко не рушится, - голос уже предательски дрожит, но выручает Алка. Она машет обеими руками, вызывая нас из вагона. Выходим,

- Ин, тут бабулька прямо из контейнера пирожками торговала, я взяла тебе в дорогу, смотри, ещё горячие! – дорогая моя Алка, какая же ты классная баба!

- Ал, я тебя обожаю! – мы снова кидаемся обниматься, Никитос, прочувственно шмыгает, раздаётся гудок! – пора…

Красавчик по-медвежьи сгребает меня в свои огромные лапы и приглашает,

- Иннусь, а приезжайте со Стрельцом к нам с Аллой на свадьбу! У меня места в доме много, всем хватит! – подруга тут же подхватывает,

- А, правда, Ин! Миритесь скорей и приезжайте!

- Спасибо, ребята, я приеду! – забираюсь в вагон, проводница уже недовольна, - но только без Стрельца, - это я мысленно…

Пара суток в поезде пролетают, как один долгий сон под стук колёс. Попутчики спокойные, в душу никто не лезет…

***

Дома рады! Родители не знают в какой угол посадить, чем накормить. Мама прослезилась, говорит, похудела. Обещает откормить на славу! Вот уж, не надо бы!

Я им тут гостинцев навезла северных, купила, пока на вокзале с Аллой и Никитой поезда ждали. Оленины вяленой, какой-то рыбы в вакууме, говорят, тамошний деликатес, пускай пробуют.

Чемодан разобран, всё в стирке. А чёрная сумка стоит в моей комнате,

Глава 14.

Я устала одна от бессонных ночей,

Как бездомная, драная кошка,

А тебе не понять, ты конечно же чей,

Но ничейным побудь хоть немножко.

И пойди, побреди, поползи тем путём,

Что тебе одному обозначу,

Ведь не будет покоя ни ночью, ни днём,

Если я хоть чего-то да значу

Для тебя, для любви, для души, для всего,

Что важней и главней в этой жизни,

Ну а я лишь живу для тебя одного!

Позови – прибегу, только свистни!

Я борюсь, упираюсь, перечу себе,

Убеждая, что ты мне не нужен,

Но смешно от моих упираний судьбе,

Если ею назначен мне мужем.

Хоть кругами ходи, хоть беги далеко,

Но привязаны накрепко нитью.

Нам признаться в любви до того нелегко,

Что, наверное, проще убить бы…

Примерно через пару недель, Макс является снова, уже без приглашения в гости, но с приглашением… на свадьбу.

- Спасибо, мог бы не беспокоиться.

- Не придёшь? – заглядывает в глаза.

- Нет.

- Из-за него?

- Не важно…

- Ещё как важно! – Макс горячится, - что у вас там произошло?

- Где?

- На вахте этой, будь она не ладна! Он же туда из-за тебя рванул!

- Так это ты слил? Я же предупреждала, чтобы никому! – сто раз догадалась, чьих рук дело, но темы не касалась всуе.

- Ну я! А что делать оставалось? Стрелец меня за горло взял! Говорит: надо эту… девушку успеть хотя бы раз поймать в промежутке между мужиками!

- Шлёндру! Ты хотел сказать: шлёндру?!

- Нет! И он в тот раз так не говорил! Ты вообще ничего не знаешь, Ин! Он программу написал какую-то заумную, у него контракт с крутой компанией на подписи лежал, бабки нехилые. А Стрелец всё бросил, сказал: подождёте! И рванул за тобой хрен знает куда!.. И явился через два месяца страшный, замученный, злой, как чёрт и без тебя… - как же не говорил он! Так и поверила! В тот раз не говорил, а сколько раз говорил?

- Ты сумку отдал? – ничего не хочу слышать про его смягчающие обстоятельства. И с какого перепугу он программы пишет, когда это не его профиль? Враньё, одно сплошное враньё!

- Отдал… он даже «спасибо» не сказал, только кивнул. Молчит, как партизан на допросе! И ты молчишь! Встретились бы, поговорили. Можно, я ему твой адрес дам?

- Нельзя!

- Да он и сам не возьмёт. Гордый… Я, когда с сумкой пришёл, хотел рассказать, как ты устроилась тут. Про твой крутой ремонт… А он меня вытолкал, сказал, знать ничего не желает…

- Я тоже знать не желаю про Стрельцова! Ни-че-го! – говорю по слогам. Макс уходит, уже на пороге, просит,

- Приди хотя бы на свадьбу! Вам надо встретиться! И… прости, что тогда в лагере влез между вами. Я молодой был, глупый осёл, эгоист. Не догадался, что у вас искра пробежала. Думал, скажу, что ты со мной, и всё получится, парни отстанут, и ты сразу падёшь к моим ногам… Прости, Ин!

- Прощать нечего! Из искр не всегда разгорается пламя, чаще они гаснут…

***

Свадьба у Макса с Варькой в конце апреля. Время подошло, через неделю уже. Ребята заторопились, чтобы на май не попасть, боятся, что маяться друг с другом придётся. Смешные! Разве дело в дате? Всё дело в чувствах, маяться можно при любой красивой цифре, она не спасёт. А можно маяться и без свадьбы, за примером далеко ходить не надо…

А я как раз работу по душе нашла.

Санаторий «Лесная сказка», профилирующийся на лечении заболеваний нервной системы и опорно-двигательного аппарата, ищет врача-физиотерапевта на летний сезон с мая по октябрь. Так-то он круглогодичный и даже очень популярный, но в высокий сезон у них особенный наплыв желающих, и дополнительный специалист необходим.
То, что работа временная, меня не смущает, я с некоторых пор этому даже рада. Оторвавшись один раз, больше уже не боишься. А я - птица вольная, ни семьи, ни детей, даже хомяком обзавестись не успела.

Тем более, не работа – мечта! Свежий воздух, готовое питание, отдельный номер с видом на природу. Заодно и свою нервную систему подлечу. В общем, настоящая лесная сказка. И всего-то в четырёх часах езды от дома. Не сказка – песня!..

***

Пойти на Максову свадьбу меня убедила Вика.

Как-то так получилось, что я растеряла всех подруг. Кто-то ушёл в семью с головой, кто-то уехал, с кем-то оказалось вовсе не по пути.

Но судьба в самый отчаянный, самый трудный момент подкинула мне ту самую подругу, которой и объяснять ничего не надо…

***

Когда я долго и придирчиво выбирала обои для своей квартиры в огромном-преогромном специализированном «Мегастрое», больше похожем на ангар самолёта, обходя ряд за рядом стеллажи с рулонами винила и флизелина, приставляя плашку с палитрой из тех цветов, которые должны, по моему соображению, отлично сочетаться на кухне, то наконец-то наткнулась на нужный оттенок в корзине с распродажей остатков, их и осталось как раз три рулона, ровно столько нужно на мою кухню. Довольная и счастливая, что повезло, сфоткав артикул, отправилась выбивать на кассу.

Получив чек, возвращаюсь, а какая-то ушлая баба прибирает мои обои к рукам. Один уже в телегу себе погрузила, за вторым тянется. Я, само-собой, не теряя времени, выхватываю его у неё из-под рук и последний тоже. Она цепляется за конец рулона, тянет на себя. Я ей,

Глава 15.

Занявшись примеркой барахла, даже увлёкшись ею, я немного успокаиваюсь и сосредотачиваюсь на красоте.

Погода стоит замечательная, тепло, как летом, поэтому мы с подругой, перебрав все варианты, останавливаемся на роковом секси. Я им обзавелась по случаю, не знаю, зачем купила, просто понравилось, но надеть не пришлось ни разу.

Замечательное длинное платье цвета молодой листвы, как нельзя кстати по сезону, на тонких бретелях из шёлковой струящейся ткани с разрезом до середины бедра, подругу категорически устроило, а лёгкие босоножки, состоящие из одних узких ремешков, такие невинно открытые и откровенно соблазняющие, добили окончательно! От бюста пришлось отказаться,

- Только всё портит! – рубит с плеча, не давая возразить, - и с волосами надо что-то делать! В этом платье со своим пепельно-русым ты выглядишь, как серая мышь!

- В чёрный? Я потом сто лет буду сращивать, и это только из-за одного вечера!

- А, давай-ка в рыжий! И кренделей никаких не крути! Крупные локоны на роспуск! Только представь, как эта красота будет сочетаться с зелёным, как будет сиять на солнце! – размечталась,

- Вик, на каком солнце! Я пойду только на банкет, а он вечером!

- Не важно, под лампами будет сиять! Не забудь какую-нибудь соблазнительную висюльку повесить между грудей, пусть акцент делает! И педикюр к таким копытцам только красный! Ин, ты поняла меня? Красный!

- Да всё я поняла, ты решила сделать из меня стерву! – смеюсь, а она удивляется,

- А, чего её из тебя делать? Ты и так стерва!

- Вот спасибо, подруженька! Не знала, что ты обо мне такого высокого мнения!

- Я-то высокого, но мы все становимся стервами, когда нас обижают! И ангелами, когда нас любят! – права, зрит в корень, - знаешь, как я своему козлу отомстила?

- Как?

- Запустила в народ историю про вибратор! – хохочет, - так представь, примерно через месяц мне эту байку кто-то совсем посторонний пересказал, не догадываясь, что я - первоисточник, и что все смеются над этим извращенцем-импотентом. И ни одна нормальная баба в здравом уме с таким неполноценным связываться не хочет!

- Жаль, что я тебя с собой не могу взять для моральной поддержки.

- Да я тебе там не понадоблюсь, мужикам причиндалы крутить ты умеешь лучше меня, я-то помню! Так что не пропадёшь. Но можешь представлять, что я рядом и всё вижу!

Вот так меня собрали на свадьбу… или на войну!..

***

Суббота близится с неотвратимостью дорожного катка, заставляя чувствовать себя беззащитным земляным червяком, на которого он обязательно наедет!

Волнуюсь, но готовлюсь. Волосы всерьёз решила не красить, а использовать накануне оттеночный бальзам с красивым художественным названием «Тициан», всё-таки, в повседневной жизни я человек сдержанный, и надеюсь смыть эту медь со своих волос в самое ближайшее время. Маникюр и педикюр по Викиному совету чувственно-красный.

И вот наступил день Х. Я уже превратилась в рыжую бестию, впервые в жизни, но всё ещё не чувствую себя ею. Макияж не зверский, яркости своей хватает, разве что ресницам побольше внимания и губы тронула более эффектным оттенком, чем обычно, хотя Виктория и тут настаивала на красном. С украшениями тоже порядок: подвеска в виде многогранной хрустальной капли на тонкой цепочке уютно устроилась в намечающейся ложбинке между грудей, как стрелка компаса, указывающая дальнейший путь взгляду, почти целомудренно скрытый вырезом платья. В ушах танцующие бриллианты – самое серьёзное моё капиталовложение за всю жизнь, но очень полезное. Хотя камни и невелики, но благодаря хорошей огранке и подвижной закрепке, вибрируя во время движения, играют со светом в такие игры, преломляя его под любым углом, что кажутся живыми.

Когда я в полной боевой готовности уже перед выходом отправляю Вике сэлфи, она заходится в полном восторге,

- Ты будешь сегодня звездой, девочка моя!

- Если не умру от инфаркта!..

***

Я на празднике. Испытываю стойкое, неодолимое желание сбежать, куда глаза глядят! Потому что Игорь пришёл не один. Я не смотрела специально, не выискивала его глазами среди гостей, рассаживающихся на свои места в банкетном зале. Наоборот, очень боялась увидеть. И почти сразу увидела!

Выглядит хорошо, крепкие плечи, уверенная осанка, цвет лица здоровый. По сравнению с тем, каким он мне запомнился, когда его на носилках загружали в вертолёт, вообще прекрасен. Рядом очередная бесцветная цапля с длинными, прямыми, как палки, белыми волосами. Принц Датский верен себе, только единожды слабину дал, но есть оправдание – был в бреду.

Совершенно неуместным начинает казаться и моё платье секси с через чур большой площадью открытого тела, и медная шевелюра, как будто я выбежала из горящего дома, но пламя успело захватить волосы, и я горю. А я правда, горю… только изнутри. Ладони, как обычно, вспотели так, что скоро с них начнут срываться капли, в сердце торчит осиновый кол, так что пора бы уже сдохнуть.

Поздравляю виновников торжества, невесте вручаю традиционный букет, жениху традиционный конверт, говорю традиционные формальные фразы, считанные с интернета, и совершенно не понимаю их смысла. Все улыбаются, все рукоплещут, значит, ничего не напутала.

- Спасибо, что пришла! – благодарит Максим.

Обязательная программа выполнена, пора и честь знать. Уже перездоровалась со всеми знакомыми, здесь и Славик, и Вовка, и Василёк, и он не один, значит, всё верно тогда сделала.

Сижу за столом и обдумываю путь к отступлению.

А пока оглядываю гостей, особенно женщин, безо всякого удовольствия замечаю, что мы с Викой постарались на славу. Я – блистаю. Все девчонки в нормальных платьях выше или ниже колен, довольно сдержанных, никаких кричащих нарядов, спокойно. И только я, как будто приглашённая звезда, которую вот-вот позовут на сцену и попросят выступить.

Но ведь так и было задумано! Спектакль. И я, пользуясь Викиным спасательным кругом, брошенным легко, не задумываясь, представляю, что она рядом и сейчас толкала бы меня в бок и капала на мозги, как Алла: «хочешь быть унылым говном? Мадам Брошкиной? Хочешь, чтобы пожалели?»