Дерзкие солнечные лучи нагло пощипывали гладкую кожу бедра. Путались в светлых прядях волос, красиво рассыпанных по подушке. Оглаживали плоский живот, выглядывающую из-под ткани упругую грудь…
Бу-у-ум! Вздрагиваю и, наконец-то, отвожу взгляд от созерцания совершенно обнаженной девушки, которая лежит в нашей с мужем кровати, поворачиваюсь в сторону звука. В дверном проеме стоит полуобнаженный муж.
– Игнат, что это значит?
Сдавленный голос срывается почти на шепот.
– Именно то, о чем ты думаешь.
Муж усмехается. Останавливается в нескольких шагах передо мной и, не отрывая взгляда от моих глаз, говорит медленно, чеканя каждое слово:
– Ты думала, тебе удастся меня и дальше дурачить? Думала, я ничего не узнаю? Но ты ошиблась, дорогая. Мир не без добрых людей. И рано или поздно правда все равно всплыла бы, – Игнат порывисто приближается ко мне. Хватает за плечи. Сжимает кости в кулаках. – Зачем? Зачем ты так со мной?
И смотрит мне прямо в глаза. А я стою перед ним, не дыша. А он все смотрит, смотрит. Черные колодцы бездонных глаз, кажется, прожигают мне самую душу.
– Я… Я не понимаю, о чем ты говоришь, Игнат?! Не понимаю?!
Судорожно глотаю слова.
И я вижу, как в его глазах что-то дрогнуло. Что-то такое... Недоброе. Затаенное. Темное. И, словно очнувшись от какого-то сна, он отдергивает от меня руки.
Выпускает.
– Уходи. Вещи потом заберешь. Не хочу, чтобы такая, как ты, лгунья находилась в моем доме.
– Дорогой, что тут происходит?
Меня оглушает мелодичный, женский голос, раздавшийся за спиной Игната. Муж отступает в сторону, и у меня от потрясения перехватывает дыхание.
Короткий вдох-выдох:
– Дорогой?! – переспрашиваю беззвучно.
Девушка, которая только что спала, уже стоит в полный рост. Без стеснения демонстрирует свое совершенное тело. Я сглатываю тугой комок, застрявший в горле.
Это какой-то сон?! Неправда?! Я не могу поверить во все происходящее.
– Игнат, ответь! Что это? Ты с ней спишь? Ты мне изменяешь?
– Ох, – вдруг вскидывает руки девушка и, подхватывая покрывало, заворачивается в него. – Это твоя жена?! – широко распахнув глаза, искусно изображая смущение, произносит девушка, но по ее надменному взгляду сразу становится ясно, что ее ничуть не трогает то обстоятельство, что я застала их.
– Захлопнись, – одергивает любовницу муж и устремляется ко мне.
Пальцы жестко сжимают мой локоть. Игнат толкает меня к выходу и в этот момент:
– Папа! Мама! Вы где? – со стороны лестницы доносится звонкий голосок дочери.
Кожа покрывается холодным потом. Взгляд черной пеленой подергивает злоба.
– Как ты мог? За что? – выдыхаю.
Свободной рукой, сжимающей белый конверт, в котором лежит снимок с нашим, еще совсем крошечным, ребенком, смахиваю слезы:
– Не устраивай истерик. Не пугай ребенка, – рычит Игнат и выталкивает меня в коридор, сам выходит за мной.
Кирочка появляется на горизонте как раз в тот момент, когда дверь в нашу спальню закрывается за спиной мужа.
– Папа! Папа! – дочка, раскинув ручки, бежит к нам с блестящими радостью глазами.
А я закусываю губу, чтобы не разревется, Кира так скучала по отцу. Каждый день на протяжении целой недели незапланированного отпуска, все разговоры были только о папе. А он… Он банально нас сплавил, чтобы мы ему не мешали развлекаться с молоденькой любовницей?! У меня не было слов! Только эмоции, уродующие мою психику.
– Послушай, – резко прижимает меня к себе Игнат. – Забери ребенка и спускайся вниз. Я оденусь и спущусь, – рычит.
И, прежде чем Кира успевает подбежать к нам вплотную, он толкает меня навстречу дочери. Грудь сжимает обручем боль. Что происходит? Я ничего не понимаю!
Я делаю несколько шагов и перехватываю Киру до того, как она подбежит к отцу. Кира, остановившись в недоумении, смотрит то на меня, то на Игната. Хлопает длинными, рыжими ресничками.
– Обнимай маму, милая. Папе нужно переодеться. Он испачкался.
– Да, малыш… – Игнат проглатывает окончание. – Кира, побудь с мамой. Я скоро спущусь.
Голос Игната жесткий. Холодный.
Бросаю на него через плечо короткий взгляд. В глазах мужа нет ничего, кроме пугающей пустоты и отстраненности. Отворачиваюсь. Поднимаю Киру на руки. Дочка обнимает меня за шею.
– Мам, а почему папа такой злой?
– Не знаю, милая. Надеюсь, он спустится и все объяснит. А пока давай приготовим что-нибудь покушать.
– Ладно. Давай.
Голос дочки меняется. Он уже не такой звонкий, и в глазках огонек погас. Конечно, малышка сразу уловила настроение отца. Детей не обманешь. Вот только мне это облегчения не принесло. Пока спускалась вниз, все искала в себе ответ на вопрос о том, что я делаю? Почему я так поступаю? Разве я не должна оставить Киру внизу, вернуться назад и выдрать этой девице клок волос за то, что она посмела посягнуть на моего мужа? На мою семейную жизнь? На мой очаг, в конце концов?!
–Ты… Ты патологический кретин! Да как таких, как ты, земля только носит?!
Кричит мама так громко, что мне даже в машине слышен ее голос.
– Сукин сын!
Ее голос звенит у меня в ушах. В этом вся она. Громкая. Прямолинейная. И совсем без комплексов. Игнату всегда было неловко за маму, если нам приходилось куда-то выйти с ней «в светское общество». Я же то ли привыкла к ней, то ли не замечала ее этого качества и постоянно отшучивалась. Но сейчас, в данный момент, я, наконец-то, поняла, что имел в виду муж. Он просто стыдился ее. Стыдился нас.
– Мама! – окликнула родительницу, не выдержав ее криков. – Оставь его! Пусть развлекается.
Бросила короткий взгляд на входную дверь, где стоит Игнат, тут же отступила и снова заняла водительское место.
– Ну, уж нет. Пусть все соседи знают, какой он ловелас! Выставил жену с ребенком на улицу без копейки! Бессовестное животное!
– Если вы сейчас не уйдете с принадлежащей мне территории, я вызову охрану… Считаю до трех. Раз…
– Что? Ты нам еще и угрожать вздумал?!
– Два…
– Ты не посмеешь этого сделать! – возмущается мать.
– Мама! Я тебя умоляю, сядь в машину. Мама!
– Три…
– Чертов козел! – не удерживается мать от очередного ругательства, когда видит, как муж достает телефон. – Ничего-ничего, – приговаривает мама, забираясь в автомобиль, – он еще в ногах у тебя будет валяться и просить прощения за свой поступок.
– Мама, хватит. Не пугай Киру. Я тебя прошу, – уговариваю мать, выезжая с приусадебной территории.
Глубоко вдыхая через нос, мать медленно выдыхает. Еще раз и еще. До тех пор, пока окончательно не успокаивается.
– Ксения, я требую ответа, – поворачивается ко мне мама, спустя некоторое время.
Я же, сосредоточившись на дороге, молчу.
– Ксения! Я обязана знать, что произошло? Что случилось? – продолжает требовать ответа мама.
В это время мы подъезжаем к шлагбауму. Он закрыт. Уже в этот момент я почувствовала что-то неладное, так как шлагбаум на въезде в наш поселок очень редко опущен. Но не проходит и минуты, когда к нам выходит охранник. Сердце предательски екает в груди, давление подскакивает, отдаваясь пульсацией в висках.
– Здравствуйте, Ксения Михайловна?! – то ли спрашивает, то ли утверждает охранник не понять, и я просто киваю в ответ. – Игнат Григорьевич звонил, сказал, чтобы вы пропуск у меня оставили.
– Что? Еще раз повторите?! Мне кажется, я вас неправильно поняла!
У меня на голове волосы дыбом встали. Кажется, что от пережитого, у меня начались слуховые галлюцинации.
– Пропуск вам нужно мне отдать. Так сказал Игнат Григорьевич.
– Передайте своему Игнату Григорьевичу, чтобы шел он лесом!
Первой пришла в себя мама и тут же ощетинилась, защищаясь так, как может.
– Извините, но это вы с Игнатом Георгиевичем выясняйте отношения. А мне что приказано, то я и выполняю.
Сигнал, раздавшийся сзади, вынуждает нас перейти от препирательств к действию. Достаю пластиковую карту, протягиваю охраннику.
– Спасибо. Счастливого пути, – натягивая официальную улыбку, выдает мужчина дежурную фразу.
Нажимаю педаль газа. Трогаюсь с места, но теряюсь, не зная, куда ехать. Торможу у обочины и, вцепившись в руль ледяными пальцами, устремляю взгляд вперед. Ничего не вижу. Ничего не слышу. Эмоции, закручивающиеся все это время в спираль, вдруг вырываются наружу и начинают крутиться все быстрее и быстрее. А я… я сижу, вцепившись в руль, и пытаюсь понять, что… что со мной происходит? Что происходит с моей жизнью?! И как дальше вести себя в этом мире, где, казалось бы, такой крепкий, привычный мир неожиданно рушится, как карточный домик. Оставляет меня без всего! Полностью «раздетой», «пустой» перед пастью огромного монстра, имя которому «обычная жизнь». Простая. Та, в которой я жила до встречи с Игнатом. Та, в которой я работала обычным курьером в одной из крупнейших корпораций нашей столицы. Та, где снимала жилье с двумя девочками-студентками из своего же городка. Та, в которой я мечтала о принце на белом мустанге и о красивой жизни, но это были всего лишь мечты, а реальность была иной… Суровой. Жестокой.
Но кто бы знал, что нелепая случайность окажется для меня пропускным билетом в новую жизнь. В ту, где есть деньги, влияние, власть, шикарные дома, машины. Я знала, что эта жизнь не для меня. Я в мире богатых и неприлично богатых чужая, не своя. Но Игнат своим вниманием, своей любовью заставил думать меня иначе. Заставил посмотреть на мир под другим углом, и я… Я поверила ему. Поверила в то, что и таким обычным девчонкам, как я, найдется местечко среди роскоши и изысканности, присущих конкретному кругу людей. Но…
Я ошиблась. Ошиблась так сильно, что теперь кажется, будто я стою на краю огромной пропасти опустошенная, разбитая, раздавленная. И все потому, что поверила… Поверила тому, кто обещал быть со мной и в горести, и в радости. Кто обещал любить и заботиться обо мне, несмотря ни на что. Кто клялся в верности и преданности. Но, видимо, это были всего лишь слова…
– Ксения, зря ты это сделала, – сетует мать по поводу драгоценностей, которые я сдала в ломбард.
– Если ты намекаешь на то, что я пожалею, то нет.
– У меня есть небольшие сбережения. На первое время хватило бы.
– Мам! Первое время? А потом? Ты понимаешь, что мне все нужно будет начинать с нуля. У меня ни работы. Ни денег. Ничего нет.
– Не будь слишком категоричной, Ксения. При разводе любой суд встанет на сторону матери. Будешь получать алименты. Пособия.
– Мам, давай не сейчас, – устало отвечаю.
Как бы я не держалась, как бы не бодрилась, но бешеный стресс, взвинченные нервы с каждой минутой все больше и больше высасывают из меня энергию. А все реалии, произошедшие за сегодняшний день, все те события, которые я пытаюсь до сих пор игнорировать, срывая на корню пробивающиеся ростки паники, чувствую, нарастают, и ощущаю, что силы заканчиваются, сила духа ломается и я не могу с этим справиться.
Сжимаю в пальцах руль до белых костяшек, выезжаю на дорогу.
– Ксюша, доченька, прости, – вдруг всхлипывает мама.
Кошусь в ее сторону.
– Мам, ну, ты-то чего? – легкое раздражение проскальзывает в моем голосе.
– Ой, да я непутевая мать, Ксюш. Я же вот сердцем чуяла, что от этого брака вашего, толку не будет. Зря квартиру бабушкину продала. Зря ипотеку взяла.
– Мама, ну, ты серьезно? – я удивлена, не ожидала от родительницы услышать что-то подобное.
– Ну, а что, нет?! Пусть бабушкина квартира и плохенькая была, так все лучше, чем скитаться по гостиницам и отелям.
Тяжело вздохнув, кладу матери руку на плечо, сжимаю.
– Мам, не переживай…
– Ксюш, ну, все у нас будет хорошо. Правда, – перебивает меня мама. – И без «этих» справимся. Я в самом расцвете сил. Тоже могу работать. Кирочка у нас уже большая. В садик устроить не проблема будет. А ты… Ты о ребенке должна думать.
Мама обводит мой, еще совсем плоский живот, красноречивым взглядом.
– Ладно, – отдергиваю руку. – Решим, что делать дальше, чуть позже. Возможно, все еще изменится, когда Игнат узнает, что я жду ребенка.
Мама промолчала. Да и сама я прекрасно знала, что не изменится ничего. Муж как будто с катушек съехал. И боюсь, что это насовсем.
Следующая наша незапланированная остановка происходит ровно через пять минут после слов:
– Мама, я писать хочу, – оповещает нас о своем желании с заднего сиденья Кира.
– Солнышко, может, потерпишь? – задаю вопрос с надеждой на то, чтобы успеть найти возможный карман на обочине для парковки. – Ой. Мама, мама сильно хочу.
Взгляд тут же цепляется за яркую вывеску на фасаде здания «КАФЕ».
Подпираю припаркованные на обочине машины. Пулей вылетаю из салона.
– Мама, аварийку врубай! Подожди здесь. Мы быстро.
Подхватив Киру на руки, размашистым шагом направляюсь к зданию.
– Мамочка, быстрее, – цепляется мне за шею дочка.
Врываюсь в кафе и с размаху влетаю в официанта. Дальнейшие события происходят в считаные секунды.
До моих ушей доноситься почти одновременное грубое ругательство и звон бьющейся посуды. Морщусь.
Я, понимая, что виновата в этой «аварии», теряюсь лишь на мгновение, потому как первоначальная задача для меня состоит в том, чтобы отвести дитя в туалет.
– Извините, я все оплачу. Где у вас туалет?
– Конечно, оплатите! – раздается возмущенно. – У нас туалет только для посетителей!
Несколько секунд стою молча, обдумываю сказанное:
– Мне кажется, я уже сделала у вас заказ, – поддеваю носком разбитую тарелку с остатками еды. – И, если мой ребенок сейчас описается мне на руку, ты можешь забыть что тут когда-то работала. Понятно?! – цежу сквозь зубы.
Девушка злобно сверлит меня взглядом снизу вверх. И, я уверена, будь мы в другой ситуации, она бы меня послала, но не сейчас.
– Дарья, – прямо передо мной возникает еще одна девушка, строго одергивает официантку: – Простите за эту неловкость. Давайте я вас провожу.
Квест-забег мы успеваем завершить вовремя. И в зал я вышла, уже немного отпустив ситуацию и успокоившись. Держа дочку за руку, подошла к барной стойке.
– Сколько я должна за заказ и разбитую посуду? – интересуюсь, сразу перейдя к делу, понимаю, что все уже посчитано и чек ждет меня.
– Ничего. Наш гость все оплатил сам, – быстро отвечает бармен, отвлекается лишь на долю секунды от натирания бокалов, чтобы взглянуть на меня. – Все хорошо. Не переживайте.
Приветливая маска, застывшая на лице, выражает полное безразличие.
– Ладно. Если так, то хорошо.
Это даже к лучшему, – думаю про себя. – Сейчас и так каждый рубль на счету. Поэтому спорить даже не буду.
Прощаюсь с барменом и разворачиваюсь, чтобы уйти, когда неожиданно натыкаюсь на препятствие в виде широкой, мужской груди, затянутой в голубую рубашку.
Всю дорогу до гостиницы меня не покидало жуткое смущение. Казалось бы, взрослая женщина. За плечами какой никакой, а опыт общения с мужчинами имеется. Не зря же столько лет замужем была. Да и в высшем обществе не раз приходилось сталкиваться с мужчинами. Правда, Игнат старался ограничивать от посягательств на мое общество оных.
Но, возможно, дело в том, что, уже двигаясь к назначенному месту встречи с Аркадием, у меня вдруг в мозгу прояснилось, и я неожиданно вспомнила Романа Озимкова, крупного бизнесмена и владельца сети гостиниц. Название вылетело из головы. Фамилия запомнилась, потому что у наших дальних родственников была такая же.
Сердце каждый раз срывается с места от той мысли, что Аркадий – это сын Озимкова. «Невероятная встреча. Даже, скорее, странная.»
– Это ты про Аркадия? – встрепенулась мама.
Черт! Я озвучила мысли вслух. Тем самым дала пищу для разговора.
– Да, именно про него, мам, – нехотя, признаюсь.
– Будет, действительно, удивительно, если он окажется сыном самого Озимкова?! Если бы ты мне не рассказала, как вы с ним столкнулись, можно было бы подумать, что это все подстроено. Но, с другой стороны, зачем это нужно такому большому человеку? У него, что, заняться нечем? Ну, это смешно же, если представить, что он незнакомых девиц по кафешкам ловит!
Ведет монолог сама с собой родительница, в который я предпочитаю не вмешиваться. У меня и без того в голове полная каша, а в душе – страшная сумятица. И непрекращающийся поток разнообразных мыслей. Мысли, мысли, мысли. Они пульсируют в мозгу, раздражая, разжигая панику. Что мне делать? Куда деваться? Куда обратиться? Да, и поможет ли мне кто? Жилье вроде бы есть и одновременно нет. Ипотечная квартира, которую мать взяла, абсолютно не приспособлена для жизни в ней, а чтобы сделать там ремонт… об этом даже речи не может быть. У нас не хватит на это денег. Надо еще подумать о следующем платеже…
О, боже! Остановите землю… я хочу выйти.
– Ксения! – теребит меня мать за рукав. – Ты, вообще, слышишь о чем я тебе говорила?
– Что? Нет, мам, я немного задумалась.
– Через пятьсот метров поверните направо…
– Всенепременно, – отвечаю навигатору на автомате.
– А что, если Аркадий в тебя тайно был влюблен…
Внутри все оборвалось. Сердце, сделав еле ощутимый толчок, замерло. Я покосилась на мать.
– Ты серьезно? – голос звучит сдавленно, глухо.
– А что? С твоим мужем все понятно, от него вряд ли ты что-то добьешься теперь. Если только через суд и то – копейки… Это при том раскладе, что тест ДНК окажется верным.
– Мама, хватит пороть чушь. Ты что такое говоришь? А если Кира услышит и потом Игнату расскажет?!…
– Я ничего не слышу, – сразу же подает голос дочка.
– Мама, ё-моё! – рычу на мать.
– Я папе не расскажу, – обещает дочка.
– Поверните направо! – механический голос навигатора только накаляет обстановку.
Сжимаю зубы.
Только спокойно, – проговариваю про себя.
Нервы на пределе. Как же в этот миг я ненавидела Игната. Как же презирала его и его семейку. Ладно, свекровь. Женщины, они хитрые, циничные, безжалостные, но Григорий Владимирович?! Для меня он всегда был мужчиной с большой буквы. Олицетворение мужественности, справедливости, защиты и добропорядочности. Как он мог так поступить с Кирой?! Свекр в ней души не чаял…
– Вы прибыли, – обрывает мои мысли механический голос.
– Ого! Вот это ничего себе! – восклицает родительница, когда прямо перед нами разворачивается шикарный вид фасада гостиницы «Азимут». Не успеваю я как следует рассмотреть все убранство здания, как к нам уже подоспел молодой парень, одетый в униформу. Остановился перед моей дверью. Замер. Я щелкнула кнопку стеклоподъемника:
– Здравствуйте, – приятная улыбка играет на губах парня. – Вас ожидают. Не волнуйтесь, багаж доставим в номер.
Предугадав все мои вопросы, парень ответил на все сразу. Коротко и по делу.
– Вот это сервис. Вот это я понимаю.
Родительница захватила сумочку и выбралась из машины первой.
– Кирочка, пойдем, – поманила внучку.
– Мама?! – забеспокоилась я, но было уже поздно, мама забрала Киру из машины со словами:
– Ксюш, давай сделаем сегодня, как небезызвестная нам Скарлетт: «подумаем обо всем завтра». Мне кажется, так, как сегодня, я не уставала никогда. Мне жизненно необходим отдых и чашечка горячего чая. Тебе, между прочим, он тоже не помешает.
После ее слов, в один момент, мне на плечи как будто насыпали мешок с песком.
И я почувствовала как он начинает давить.
Я так отчего-то разволновалась, что с каждым ударом сердца, с каждым вздохом мне становилось все хуже и тяжелее. Я смотрела на маму с Кирой и думала только об одном: смогу ли я защитить их? И как я допустила то, что в один миг я потеряла все. Любовь. Мужа. Семью. Деньги. Все, чем жила, дышала и чему отдавала себя без остатка. Слезы навернулись на глаза.
Резко поднимаюсь, и стул, не устояв под моим напором, перевернувшись, с грохотом рухнул на пол.
– Кира, дай мне трубку! – мой голос звучит слишком возбужденно, от того чересчур громко и строго.
Дочка, не поняв в чем дело, хлопает ресницами. Задрожала и, подбежав, сунула мне телефонную трубку в руки.
– Мама, там папа, – хныкающим голосом произносит. – Я хочу к нему.
– Кирочка, – понимаю свою ошибку, и притягиваю дочку за плечи, целую в макушку. – Прости… что накричала…
Кира обнимает меня ручками. Облегченно выдыхаю.
Прижимаю к уху трубку.
– Игнат?! – стараясь сдержать рвущееся наружу волнение, отвечаю как можно ровнее.
– Зачем ты кричишь на Киру? – сухо, без эмоций.
– С чего вдруг интересуешься? – срывается с губ язвительное.
– Потому что она… – вдруг в его тоне скользит вырвавшаяся из-под контроля злоба, – она… ребенок и не может защитить себя.
– Защитить? – срывающимся от волнения голосом переспрашиваю, саму же начинает бить крупная дрожь.
– Мама, ты замерзла? – дочка обнимает меня крепче.
– Да. Именно так. Дети в таком возрасте не могу отвечать за действия своих родителей, – эмоции Игната полностью выходят из-под контроля, и я даже не знаю, радоваться мне этому или пугаться, что он задумал? Почему так напирает? Разговаривает в таком тоне?
Отнимаю трубку от уха. Склоняюсь к Кире.
– Солнышко, пойди покушай с бабушкой. Мама сейчас поговорит и вернется. Договорились?! Мама! – окликаю родительницу, которая делает вид, что сосредоточенно ковыряется в тарелке с едой и не подслушивает наш разговор.
Но тут же подрывается с места и, подхватив Киру, забирает её с собой.
– Игнат, зачем ты звонишь? Что тебе нужно? Или ты вдруг прозрел? Хотя по твоему тону вряд ли, – подвожу итог.
– Нет, ничего не изменилось, Ксения. Я принял решение. У меня есть неоспоримые доказательства того, что Кира не моя дочь и что ты мне все это время лгала.
– Все твои доказательства и документы – это ложь. Обман. И я тебе это докажу.
– Я больше не склонен верить такой… таким лживым стервам, как ты, – каждое слово пропитано ядом, мне дурно становится даже не расстоянии.
– Игнат, за что ты так со мной? – обида сочится из каждого моего слова. – Я никогда, никогда тебе не врала, Игнат…
Жалко… мне так себя жалко в этот самый миг, что хочется забиться в истерике, разрыдаться и кричать… кричать о том, что меня оболгали, что я не та, которой меня для него изобразили. Но я не могла. Если я сейчас снова начну обвинять его мать, он бросит трубку и еще больше поверит в ту ложную информацию, которую ему предоставили.
– Хватит. Твои оправдания мне не нужны, я верю фактам. И точка.
– Тогда… что тебе от нас нужно, Игнат? Зачем звонишь? Что тебе нужно? Ты уже выгнал нас из дома. Заблокировал карточки. Что еще? Заберешь телефон? Машину? Забирай все. Мне от тебя ничего не нужно!
Все же истерику сдержать мне не удалось. И это становится понятным после того, как, проведя тыльной стороной ладони по щеке, я чувствую влагу.
– Ксения, не устраивай драму. Я понимаю, что тебе сложно принять тот факт, что твой обман вскрылся, и чем быстрее ты это признаешь, тем будет легче и для тебя, и для Киры.
Я молча слушаю его слова и не могу поверить в то, что это все происходит с нами. Не могу поверить в то, что слышу. Мне кажется, что это какой-то страшный, странный сон, параллельная реальность, да все, что угодно, только не реальность. Ну, не может этого происходит с нормальными людьми в наше время.
– Собственно, я зачем тебе звоню. Завтра жду тебя возле загса. Дорогу найдешь? Или за тобой водителя прислать? Ты, кстати, где сейчас?
– В гостинице, – зачем-то отчитываюсь перед ним, а потом жалею, что сказала.
– И на какую у тебя, интересно, хватило денег?
– А тебя это разве волнует? – иронизирую сквозь обиду.
– Волнует?! Хм, нет. Только еще раз доказывает то, что ты мне врала. На что ты могла снять номер?
– Боже! Игнат, какой же ты…
– Ну, какой? Жадный? Подлый? Говори, не стесняйся. Лучше буду таким, чем лошком-рогоносцем…
– Хватит. С меня хватит!… – нервно выкрикиваю и отключаюсь.
Тяжелый надрывный стон вырывается из самого нутра. Боже! Это сумасшествие какое-то! Разве за преданность, любовь, верность мужу я заслуживаю подобное отношение?
Ноги подгибаются и я, опустившись на пол, закрываю лицо ладонями. Немое рыдание рвет горло. Изматывает сердце. Эмоций так много, что они душат меня изнутри.
С каждой секундой становится все хуже и хуже. Я не могу даже пошевелиться, кажется, что мое тело онемело. Но это не самое страшное.
Самое страшное – это то, что я не чувствую лютой, настоящей ненависти к мужу, только боль от обиды, которую он причинил. И злость. Злюсь на себя за то, что допускаю себе быть такой слабой.
Меня отрезвляет громкий продолжительный гудок, раздавшийся сбоку.
Черт! Очнувшись, нажимаю на газ, так как хвост колонны уже далеко уехал вперед. Меня всю трясет. Мысли в голове перемешиваются в фарш, впрочем, то же самое происходит с эмоциями и, чувствами. И стоит мне только подобраться к красным стоп-фарам впереди стоящего меня автомобиля, тут же набираю номер матери.
Родительница берет трубку незамедлительно.
– Доченька. Дочка, я… Ты… Игнат… Боже! Ксюша! Игнат, он…
– Мама, – осаждаю истерический поток несвязной речи. – Я знаю, что Игнат забрал Киру. Он мне только что звонил.
Делаю судорожный вдох. Включаю громкую связь:
– Мам, я не буду заезжать. Сразу поеду домой. За Кирой.
– Ксюша, не надо. Игнат… Я тебя прошу, возвращайся домой. Игнат не в себе. Как бы беда не случилась.
От ее слов у меня на голове волосы зашевелились:
– Что значит не в себе, мама?
Страх сжимает горло.
– Злющий, как зверюга. Но ты не подумай, дочка. Он Кирочку не обижал. С ней был ласковый и добрый. Я не думаю, что он ей причинит вред…
– Мама, хватит! О чем ты говоришь?! Все! Отключаюсь. Позже позвоню.
Тут же сбрасываю вызов и набираю номер мужа.
Каждый гудок, как будто острый нож по ране, который проходится по одному единственному порезу раз за разом.
Конечно же, я понимаю, что Игнат мучает меня. Делает все специально. Держусь из последних сил, чтобы не сорваться.
– Зачем звонишь? – слышу внезапно грубый голос мужа, когда уже не надеялась на то, что ответит.
– Я еду домой. Предупреди охрану, чтобы впустили меня, – умоляюще надрывно звучит мой голос.
– Ха-ха-ха, смеюсь в голос, – иронизирует Игнат. – Я тебе уже сказал, что в моем доме твоей ноги больше не будет. Ты циничная стерва, сыграла на моих чувствах. Я тебе этого никогда не прощу.
По тому, как меняется тон речи мужа прихожу к выводу о том, что он изрядно пьян.
– Игнат, сколько ты выпил? – следом задаю конкретный вопрос, без всяких прелюдий.
– А тебе-то что? – ухмыляется.
– С тобой моя дочь. И я переживаю за ее безопасность. Ты за рулем! У тебя вообще мозги поплыли?
– Не ори, – рявкает. – Я на такси – это раз, а второе – возвращайся в гостиницу. Ха-ха, можешь даже Аркашке позвонить. Он тебя утешит. Он в этом мастер.
– Ты больной придурок, Игнат, – срываюсь на крик.
– Ой, все. Хватит строить из себя бедную овцу. Не верю. На сегодня хватит концертов. За Киру не беспокойся, она в заботливых, приличных руках. Не то, что у ее матери.
И отключается. Шокированная, я не в состоянии трезво соображать, начинаю хаотично прокручивать в голове разные варианты, кто и как может мне помочь.
Кирочка. Доченька моя. Как же я беспечно поступила, оставив тебя одну? Боже мой! Если бы я только знала, чем это все закончится, то никогда… Никогда бы тебя не оставила одну.
Глотая горькие слезы, набираю номер свекрови. Проходит лишь один гудок, и я, передумав, сбрасываю, тут же набираю Григорию Владимировичу. Свекор трубку берет не сразу:
– Алло, – сухо, по-военному отвечает.
– Григорий Владимирович, – всхлипывая, обращаюсь к мужчине. – Игнат… Он у меня Киру забрал. Он пьян, Григорий Владимирович. Помогите мне. Я боюсь за Киру…
– Гриша, ты с кем разговариваешь?! – слышу отдаленный голос свекрови.
– Лиля, выйди. Мне по работе звонят, – скупо отвечает свекрови мужчина, я же сохраняю полное молчание, даже не дышу.
– Хорошо. А то мне Ксения звонила и сбросила. Что-то у нее там неладное творится. Как бы что не замыслила…
– Лиля?!
– Ухожу. Ухожу…
Глухой звук закрывшейся двери, как разряд тока в легкие. Делаю вдох.
– Ксения, – первым начинает говорить свекор. – Я с тобой сейчас разговариваю лишь потому, что за столько времени ты стала для меня, как родная дочь, но то, как ты поступила с нами… Я не смогу после этого к тебе так же относится…
– Григорий Владимирович…
– Не перебивай, – осаживает меня грубо, но я не обижаюсь, привыкла к его такой манере общения. – За Киру не волнуйся. Игнат привезет ее к нам. Не знаю, что он задумал, но точно ничего дурного для девочки. Я за этим прослежу. И еще мой тебе совет, Ксения: не испытывай судьбу. Ты ее уже раз испытала. Обман выплыл наружу. Лучше бы тебе с Игнатом по-хорошему договориться. Я знаю своего сына. Он ни перед чем не остановится. И наказать тебя может так, что мало не покажется…
– Григорий Владимирович, – предпринимаю попытку сказать в свою защиту хотя бы пару слов. – Этот тест, он... лживый. Кира – дочь Игната.
Скороговоркой, на одном дыхании, выпалила правду.
Между нами повисает тишина.
– Если это так, то пусть это послужит для Игната хорошим жизненным уроком. Еще раз повторюсь, за Киру не волнуйся. Она под надежной защитой. Разберитесь с Игнатом между собой, а ребенка не мучайте. Пусть побудет у нас…
– Я беременна, – повторяю еще раз. – Беременна, – и еще.
Игнат ослабляет напор. Отступает. Я вижу по его расширенным зрачкам, блестящему взгляду, что он внутренне борется со своим возбуждением. Но отпускает оно его не сразу. Взгляд приобретает ясность лишь через несколько долгих минут.
– Что ты сказала? Повтори, – хрипло требует муж.
– Ты прекрасно слышал, что я тебе сказала, – сцепив зубы, цежу.
Толкнув мужа в грудь, закопошилась под ним.
– От кого ты беременна? – голос Игната вновь приобретает налет цинизма.
У меня пропадает дар речи.
Игнат, тем временем оттолкнувшись от автомобиля, делает один шаг назад. Давая мне пространство. Я вижу, что муж полностью взял себя в руки. Наваждение сошло на нет, и взгляд его становится жестким, осуждающим.
В недоумении смотрю на него:
– Игнат, – голос срывается, – зачем тебе мой ответ. Ты же все уже решил для себя…
– Ты беременна от меня?
Поджимаю губы. Одергиваю свитер. Юбку. Поправляю волосы. Поднимаю сумку, которая лежит на асфальте под ногами. Только потянулась за папкой, чтобы поднять, но тут же отдернула руку, понимая, что она мне не нужна. Мне больше некому и незачем доказывать какую-либо правду. Еще не полностью осознала, но где-то внутри уже приняла то, что того Игната, который любил меня, который души не чаял в нашей дочери, я не верну, а этот… Кошусь на мужа… это циничное чудовище мне просто не нужно.
– Уже неважно, – ответ звучит равнодушно. – Тебя мое положение больше не должно касаться, как и меня твое.
Я намереваюсь уйти. Правда, куда? Не решила пока. Вызову такси, наверное…
И тут меня будто в голову кто-то стукнул, и я вспомнила, что мой телефон разряжен. Что же делать?! Внезапно муж хватает меня за руку, останавливает. Разворачивает к себе лицом.
– Сколько недель? Месяцев?
Вглядываясь мужу в лицо, молча пытаюсь отыскать эмоции в его глазах. Пусто.
– Шесть. Недель, – приходиться отвечать, потому как чем дольше молчу, тем сильнее становится хватка.
– Хм, слушай, Ксюш. Ну, какая же ты ушлая, а. Все выверила. Значит, ребенок мой получается, так?!
– Получается, что да, – вымученная ухмылка трогает губы. – Но ты, конечно, можешь уже не стесняться, Игнат. Можешь тест ДНК сделать – это же для тебя теперь, как само собой разумеется. Так ведь?
– Когда приходится сталкиваться по жизни с такими стервами, как ты, доверие к людям теряется. Садись.
Муж подталкивает меня к пассажирскому сиденью. И, не оставляя ни единой попытки для сопротивления, пристегивает ремнем и закрывает дверь.
Майбах выезжает с территории завода и, что примечательно, Игнат не давит газ в пол и не устраивает гонку на дороге. Ведет автомобиль размеренно. Спокойно.
Гнетущее безмолвие первым не выдерживает Игнат. Покосившись в мою сторону, заявляет:
– Если ты беременна от меня, то аборт делать не позволю. Ты родишь мне этого ребенка. Я его заберу.
Вот лучше бы молчал. Не трепал мне нервы.
Но отчего-то вместо того, чтобы разозлиться, нагрубить, обозвать Игната идиотом, мне становится смешно.
– Ну, с учетом тех ДНК тестов, которые ты уже сделал, вряд ли этот ребенок, – кладу руку на живот, давая понять о ком конкретно я говорю, – тебе окажется тоже не родным.
Нервная система полностью съезжает с катушек. Не сдерживаясь, хохочу в голос: до слез на глазах, до спазмов в легких, а потом в животе. Постепенно смех переходит в истерику, и уже через несколько минут я не смеюсь, а реву навзрыд. Хватая раскрытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на пустынное побережье.
Сердце заходится под гнетом безысходности, а душу терзает дурное предчувствие.
Мне так больно и горько одновременно от осознания того, что человек, который сейчас сидит рядом со мной, способен воплотить свою угрозу в жизнь.
И снова Игнат меняет маршрут, не спросив меня. Кручу головой, мысленно пытаюсь сообразить, куда муж меня везет и что у него в голове?
– Отвези меня домо… В гостиницу, – прошу устало, эмоциональный срыв не оставил во мне ничего, кроме бессилия.
И единственное, чтобы мне сейчас хотелось – это остаться одной.
– Отвезу. Как только увижу своими глазами доказательство того, что ты ждешь ребенка, – излагает свое желание муж.
В его голосе нет просьбы, только констатация факта. Я – хочу, ты – сделаешь. И никак иначе.
Откуда-то из глубины поднимается чувство протеста.
Протест разжигает злость. Смотрю на мужа испепеляющим взглядом.
– Доказательства? – вспыхиваю в тот момент, когда точка кипения дошла до критической отметки. – Я тебе их принесла. Разве тебе твоя любовница ничего не показала? УЗИ осталось на кухне. В белом конверте!
– Во-первых, не ори. Во-вторых, я, по-моему, по-русски тебе сказал, что хочу убедиться сам в том, что ты беременна. Хочу услышать срок своими ушами и в той клинике, где ты не сможешь подкупить докторов. И, в-третьих, с чего ты решила, что эта девка – моя любовница?