Я (не) твоя: Невеста поневоле

Глава 1

Лушка вбежала в дом, громко топоча ногами, словно была в железных сапожищах, а не босая. Грудь вздымается, глазища навыкате, брови вверх задрались черные, как смоль. Будто чёрта самого увидала, не меньше. Мать, Фёкла, доставала из печи пироги, резко повернулась на звук, испугавшись, дотронулась до горячего, усыпая пол сдобой и серчая.

- Чего носишься, как оголтелая! - прикрикнула на младшую дочку сурово. - Сколько раз говорить, чтоб не скакала так! На вон теперь пироги собирай! - нагнулась, поднимая один за одним аппетитный пирог.

- Ой, мамка, - зашептала Лушка, приложив ладони к лицу, - чего отец наш удумал!

- Чего? - застыла в нагиб, уставившись на девчонку. Уж пятнадцать лет, скоро, поди, свататься начнут, а всё как ребёнок себя ведёт. С мальчишками бегают по полям, Прохора старого дразнят, кукол из тряпиц делают да в наряды обряжают.

Села на пол девчонка, схватила пирог и сразу в рот, глаза от удовольствия зажмурила. Любимый, с яблоком. А вот с капустой на дух не переносила, в щах она и без того приелась.

- Видела я его с щербатым Зосимом, - сказала с набитым ртом Лушка, - подобралась поближе, чтоб разговор подслушать, - дожевала и проглотила громко.

- Разве ж можно, - сдвинула брови мать, бросая последний пирог в подол, - то мужицкие дела, бабе туда нос совать негоже!

- Ну, тады не скажу, - резко подскочила Лушка с пола. - Ульянка, - позвала сестру громко, намереваясь ей последние новости донести, пока отец не пришёл и не огорошил с порога.

Сказать-то сказала Фёкла, а самой до жути интересно было, что девка услыхала.

- В огороде Улька, - ответила за дочь мать.- А ты погодь, - сказала более мягко, а саму интерес небывалый распирает. - Раз подслушала, скажи! Только гляди, не попадись, отец оглоблей отходит по первое число, мало не покажется! О чём разговор вели?

- Чего орёшь, Лушка? - явилась со двора Ульяна, неся в корзине зелень и огурцы. Поставила на пол, платок с головы стащила. - Духота какая теперича.

- Отец тебя за Зосима отдаст! - выпалила Лушка, смотря во все глаза на сестру. Ох, сейчас, как поймёт всё, рыдать бросится.

Ульяна замерла с улыбкой на губах, рука держит край платка, пока тот на плече покоится. Длинная каштановая коса по спине спускается, брови в немом вопросе подскочили, и смотрит сестра на сестру, будто понять по её лицу пытается, что за шутка такая глупая.

- Не смешно, - говорит, качая головой, а у самой взгляд очумелый. Стала посерёд проёма, как статуя, и не шелохнётся.

- Не вру-не вру, Улька, во те крест, - сенит знамением себя Лушка трижды, и мать ахает тихо позади, грузно опускается на лавку, крепко держа подол с уже остывшими пирожками. Что ж, ирод такой, утворить надумал? Давно Улька Назару обещана, запевать собирались через месяц, летала девка на крыльях, что за любимого замуж пойдёт, а нынче что?

- Слыхала вот этими ушами, - дёргает себя Лушка за уши, будто проверяя, на месте ли они.

- Нет-нет, - еле шепчет Ульяна, а глаза всё испуганнее становятся. - Неправда. Не мог тятька так со мной.

Блестят глаза от слёз. Переводит взгляд на мать Ульяна. Сидит Фёкла, голову на грудь уронила, которой семерых своих выкормила да троих чужих, и не шелохнётся. Двое -то померли, а пятерых Бог упас. Старшая Авдотья уж сама мать, отдельно живут, помогли родители избу поставить. А остальные четверо все при Фёкле.

Ульяна - девица на выданье, Петька потом, ему семнадцать, помощник такой, что отец без него, как без рук. Дальше Лушка и самый младший Ванечка, шестилетка.

Скрипнула калитка, никак отец возвращается.

- Ой, мамочки, - взвизгнула Лушка, чуя, что сейчас ей достанется. Сверкнули пятки, унося девчонку за шторку, отделявшую горницу (1) от бабьего кута (2), притаилась там и не дышит, авось не заметит отец.

Стоит Ульяна, слушает, как медленно хозяин дома по ступеням поднимается, а в груди сердце тук-тук-тук, будто стучит кто в избу. Подскочила с места Фёкла.

- Уйди с порога, - зашептала средней дочке и рукой машет, показывает. Пироги на стол высыпала, раскладывать принялась.

Отступила Ульяна два шага, только чует сердце, правду Лушка сказала. "Не пойду", - взроптала про себя, противясь даже самой мысли быть Зосиму женой. - "Умру лучше"!

Позади послышались шаги ближе, и в избу, пригнувшись, вошёл Касьян. Сапоги на нём выходные, рубаха-косоворотка (3) да порты (4) гашниками (5) подвязанные, борода окладистая черная, а в ней серебряные нити вплетены. Вошёл, волосы пригладил, зыркнул в сторону Ульяны да ничего не сказал.

- На стол накрой, - приказал жене, усаживаясь на коник (6) и откидываясь на стену. - А ты сапоги снять помоги, чего застыла? - снова глянул на дочку, которая не знала, куда себя деть. - Учись быть хорошей женой.

Обожгли слова отца, побежали мурашки, хоть и улица жаром пышет. Боится дышать Ульяна, к отцу повернуться, чтоб не выдать, что знает уж всё. Только оставила ещё надежду за собой, вдруг не о том толковали они, вдруг Лушку засватать хотят. И как только подумала об этом, сразу повеселела. Не может отец так с ней поступить, зная,что Назара любит. Повернулась всё же, подошла и села пред ним. Обхватила старую кожу и тянет. Ещё от отца сапоги достались Касьяну, добротные. Смотри и старшему Петьке перейдут.

Глава 2

- Ну, будет-будет, - гладила Фёкла дочку по голове, когда Касьян ушёл, - стерпится-слюбится. Вон я тоже супротив воли пошла, - призналась, и Ульяна подняла на мать заплаканные глаза. - Отец решил - ослушаться не посмела, а там оказалось, что Касьян человек неплохой. Вишь, какая семья добрая вышла?

- Не люблю его, не люблю, - зареванная Ульяна смотрела снизу вверх с мольбой в глазах, будто могла ей чем-то помочь Фёкла.

- Дак чего я могу? - сокрушалась та. - Слова поперёк сказать не смею, а тут и подавно.

Заголосила Ульяна, уронила лицо в материнский подол, и сердце у Фёклы защемило, что не описать. Себя так жалко не было, как дочку.

- Неужто така любовь? - задалась вопросом и почувствовала, как кивает девчонка быстро -быстро. - Ох-ох-ох, - вздыхает женщина и на иконы смотрит. - Смилуйся, Господи, над рабой твоей. Только зря слёзы льёшь, может, твой Назар ближний жребий (1) вытащит!

- Верное средство знаю! Натереть иконку полотенцем, а потом парня обтереть, - затараторила Ульяна. - Господь защитит. А ещё упросить батюшку нашего, чтоб за него помолился. Или мылом покойника помыться, он от Назара жребий и отведёт.

- Молодая ты, глупая, Улька. Коли судьба твоему Назару ляжет, никакая икона не поможет, а уж мыло тем более.

Каждый год в ноябре месяце все мужчины, которым в январе исполнялось 20 годов, должны были явиться на жеребьёвку в назначенное место. Государство само определяло, сколько душ мужского пола потребуется в этом году на воинскую службу, а потому осень для парней была волнительна, забирали не всех. Каждому хотелось вытянуть число поближе к концу, чтоб в рекруты не попасть.

Никто не хотел покидать дом на 6 лет, а то и на 7, ежели во флот призовут. Ни одна девка столько ждать не станет, родители не позволят, да и коли война начнётся, в любой момент призвать могут даже после службы, пока не выйдет девятилетний срок. Потому никто из крестьян не желал такой участи ни себе, ни соседу. Только всё ж кому-то жребий выпасть должон. Потому лучше соседу, чем себе.

А решал всё обычный случай. На бумажках писались цифры, и каждый парень подходил и тянул из колеса жребий, на котором и был написан номер. А после комиссия решала, годен молодец для службы или нет.

Иногда бывало и несколько дней приходилось ждать, пока набор не закончат. Волнительно было иметь номер недалеко от того, на котором всё кончится должно. И вот пришел черед Назара в этом году судьбу испытывать. Коли упасет Господь, значит свадьбу сыграют. Только не ведал он, что Касьян уже с Зосимом по рукам ударили.

Плачет Ульяна, а Назар и не знает, что его суженая слезы проливает по их призрачному счастью.

Открылись двери, вошёл Петька, и мать поправила занавески. В избе нигде не спрятаться, одна на всех. Только бабий кут может укрыть от чужих глаз. Самое грязное место в доме, где утварь хранится да обеды готовятся, а только тут можно бабе поплакать и укрыться. Мужчинам сюда ход заказан, не говоря уж о чужих. И дети на свет тоже тут появляются, ежели баба дома рожать начнёт.

- Мать, - зовёт Петька. На отца похож сильно, только бороды такой нет, и чует Фёкла - хороший из него хозяин выйдет.

- Сиди, сейчас я, - шепчет Фёкла дочке. С места поднимается, а Ульяна влагу солёную по лицу растирает. Не охота, чтобы кто, окромя матери видал.

- Чего тебе? - выходит Фёкла, поправляя занавески. Лушка сбежала, носа не кажет, Ваньку сама полотенцем отходила, чтобы знал, как родную сестру выдавать. Хоть и отец, а всё ж нельзя.

- Воды дай!

- А у самого, что ж, руки отсохли? - кряхтит, только подходит к кадке и черпает кружкой. Впитала тепло избы вода, зубы хоть не сводит.

Напился сын, усы мокрые утёр, только не уходит, будто что сказать ещё хочет.

- Ну, - кивает мать.

- Да ничего, - махнул рукой, собираясь уйти, только видит Фёкла, гложет его чего -то.

- Говори уж! - сдвинула грозно брови. - Только про свою Аньку, не смей заикаться! - будто догадалась!

- Да хорошая она!

- Мне невестка такая ни к чему! - принялась серчать, уперши руки в бока. - Вон девок сколько вокруг, а тебе старуху с дитём подавай?!

- Так говоришь, будто прокаженная! Не всё, как ты с отцом до гроба.

- А ты меня не хорони, Петька, сколько надо, столько поживу ещё.

- Ну, поговори с отцом! - не отставал парень

- Ой, - махнула на него рукой мать. - Много он меня слушает. Вон, - кивнула на кут, - осчастливил уж одну. Продал за зерно.

Сказала, да сама же язык и прикусила. Хлеб оно иметь хорошо, и Касьян хотел, как лучше, а потом стерпится оно, сколько баб с против воли замуж шли, сама Фёкла тому пример. Ничего, притирались, мужьёв уважали, детей приносили по девять штук. И Ульянка привыкнет. Любовь она вещь такая, придёт потом.

- Иди, Петька, - прикрикнула на сына. - Дай бабьи дела доделать. Нынче рано тебе о женитьбе говорить. Подумай, как жена ждать тебя станет, коли жребий вытащишь.

- Анька станет!

- Старая она! Не бывать ей невесткой, пока я жива! - топнула Фёкла ногой.

- Против воли пойду тады!

Глава 3

Фёкла думала несколько дней, ворочалась без сна, а потом-таки решилась. Усадила дочек полотенца вышивать для приданого, этого добра всегда хватать не будет, а сама отправилась Назара искать. Можно было Петьку послать, только обиделся на мать. Зыркает и молчит, пироги уминает, а спасибо не скажет. Младшего рано, да и так с отцом близок, что сразу все разболтает. Лушку - приметная слишком да громкая. И пока добежит - половине деревни растреплет, что и как. Ульянку нельзя, потому пришлось самой все делать.

Скоро уж у Назара жребий, а потому стараются таких парней, как год наступает, сильно работой не загружать, чтоб погулять успел, жизни поглядеть. Не привык крестьянин ни к чему, окромя землицы. Не готов в руках оружье держать, ему бы соху да косу. Да девичий стан обнимать, а не людей убивать.

Потому пришла Фёкла домой к Егоровым. Ноги обила от грязи, на крыльцо поднялась.

- Правду ль говорят, тетка Фёкла? - окликнула её девчонка Егоровых, что на скамейке зёрна подсолнуха щёлкала. - Будто, вы Ульку Назару отдавать не хотите?

- Мала ещё о таком речи вести, - обернулась на неё Фёкла, а потом всё ж толкнула дверь в избу и вошла. Дошли-таки толки, кто ж молву повёл? Лушка божилась на иконе, что никому. Ванька? Или ж Зосим?

- Мир твоему дому, хозяйка, - проговорила, входя и, смотря на красный угол, что расположился над долгой скамьей, трижды перекрестилась на иконы. Печь тут стояла слева от входа, и такую избу называли непряха. Потому как при работе на лавке правая рука упиралась в стену, потому как прясть надобно было напротив печи.

- И тебе здравствуй, - отозвалась Прасковья, останавливая колесо прялки. Смотрит прищуром, будто повинна перед ней Фёкла в чём. Рядом две девки работой заняты, а Назара не видать.

- Где сын твой? - вопрошает Фёкла.

- Об ком речь? - будто не ясно Прасковье.

- Ясно об ком, - не нравится такой приём несостоявшейся тёще, уж пожалела, что пришла.

- Ежели про Назара толкуешь, отцу помогать вызвался. Не знает ещё про то, что Ульку другому за зерно продали.

- Зла ты на язык, Прасковья, - шипит Фёкла. - Знаешь, что супротив мужа никто слова не скажет, вспомни, как ревела сама, когда упрашивала Глашку дохтору показать, а тот всё батюшку к вам таскал, пока девчонка Богу душу не отдала, - опять перекрестилась на иконы Фёкла. - Веровал, что Господь в горькие минуты не оставит, а всего-то надо было...

- Замолчи! - резко вскочила Прасковья так, что шерсть под ноги ссыпалась. - Неужто пришла горем моим меня попрекать? Не нужны такие гости, иди, куды шла.

- Думаешь, я тому рада, что девка моя глаза выплакивает? Хочу Зосима себе в зятья? Только бабья доля такая! Где Назар, говори, хочет с ним Улька попрощаться.

Сжала зубы Прасковья, размышляет, говорить али нет.

- Лодку они у Елизара чинят, - влезла старшая девка.

- Зачем? - ахнула Прасковья, на дочку смотря.

- Знашь, кака у них любовь! - качает девка головой.

Фёкла кивнула, без слов благодаря, и тут же выбежала. Есть ещё время передумать. А как узнает Касьян? И ей достанется. Вон Лушка до сих пор шёлковая ходит, потому что сидеть больно. Отходил-таки её отец.

Ноги всё ж донесли её до Елизара. А там и парня увидала. Кивает, мол, отойди. Удивился Назар на Фёклу глядя: что такое? Дело оставил и подошёл, пока отец ему в спину смотрит. Только в руке Назара инструмент зажат.

- Ты бы положил топорик, Назарушка, - не может от орудия глаз отвести Фёкла. Никак узнает от ней сейчас, да горе выйдет.

- С Улькой чего приключилось? - глаза широко смотрят, испуганно.

- Нет, - неуверенно качает головой Фёкла. - Живая, здоровая.

- А чего ж тады?

- Нельзя ей нынче из дому, отец наказ дал.

- Отчего ж такой наказ?

- Ты приходи завтра до петухов, всё сама тебе скажет, - решилась Фёкла. Боязно дочь пускать, только пусть хоть глоток свободы почует. Попрощается с парнем Касьян не даст ведь, не поймёт. А она проследит, побудет с ними. Так Улька завсегда благодарна ей будет.

- Ночью? - ахнул Назар.

- Только цыц, - шикнула на него Фёкла, глазами водя по сторонам. - Чтоб не прознал никто, иначе беде быть!

- Отчего ж тайна такая? - никак не поймёт парень, а топорик не отпускает.

- До петухов, - повторяет тихо Фёкла. - И смотри, никому, - приложила палец к губам. - Ежели сегодня не придёшь - вообще не приходи!

Сказала и бежать, только лапти сверкают. Прохудились, новые уж пора плести, эти почти две недели как ходют, сносились. Касьян хорошо плетёт, только нынче не до лаптей ему, надо бы Петьку просить, не хуже отца смастерит. Только зол на неё сынок, а чего она поделать с любовью его может? Ничего, поглядит-поглядит да как надобно для родных поступит.

Вошла в дом, а там её не только Ульянка с новостями ждёт, Касьян на жену зыркает из угла.

- Где была, когда велено за дочкой глядеть?

- Что ж мне теперь шагу из дома не сделать? - пытается Фёкла жар на щеках унять. - Гусят думаю у соседки вменять, гусочек завесть хочу.

- Ааа, - тянет Касьян, успокаиваясь. Хозяйством обживаться завсегда хорошо. - И на что менять?

- На муку, - продолжает врать Фёкла, да только далеко уж во лжи зашла, не остановиться.

Прищурился Касьян, в голове себе чего-то кумекая, но промолчал. А Улька на мать во все глаза смотрит, застыла, ищет, чтоб знак какой та подала. И кажется, будто всё ж Фёкла кивает. Забилось чаще сердце в груди девичьей, вот-вот выпрыгнет наружу, и улыбка сама на губы просится.

- Чего это? - не понимает Касьян, глядя, как Ульянка улыбается, и тут же на жену смотрит, пока та лапти снимает. – Чего так лыбится?

- А мне почём знать?! – сдвигает брови жена. – У ней и спроси.

- Полотенце, батюшка, ладно выходит. Радуюсь, - отозвалась дочка.

- Полотенце, - пробурчал под нос Касьян. – Полотенце, - вздохнул он. – Ты готовься, - внезапно сказал, будто время было что ни есть подходящее. – Через два дня жених твой придёт.

Глава 4

Темна ночь. Только горит в углу лампадка, да дрова потрескивают в печи. Спит Касьян на конике, как подобает хозяину. Ежели кто в дом сунется – первым должон встретить. Предлагала ему жена на печку нынче перебраться, ночь прохладная выдалась, только на печи старики и дети спят, а он уж давно не дитё, да и в старики записывать рано. Поджарый, сильный, волевой. У такого ещё десять детей народиться могут. А уже внуки народились. У Авдотьи двое. Скоро и Улька станет женой, а там быстро детишки пойдут, а за ней Петька девицу в дом приведёт.

Спит изба, а Фёкла с Ульянкой ждут, когда выйти можно будет. Только захочет подняться дочка, а мать ей.

- Рано.

Как утерпеть, когда чует сердце, что за окном уже суженый её дожидается. Слышат, будто глубоко Касьян дышит, сап пошёл следком. А как захрапел хозяин, не выдержала Ульяна, вскочила с места и бросилась вон из избы.

- Ах ты ж, - выругалась Фёкла, медленно поднимаясь с лавки. Грузная, дородная, не поспеть за тонкой дочкой. Даже дверца скрипучая голоса не подала, будто помочь хотела влюблённым. Но только ступила Фёкла, как ту же храп прервался.

- Что такое? – вопрошает Касьян, глядя на призрачную фигуру в ночи.

- Я это, я, - спи, - шепчет жена, а у самой сердце в груди заходится. Никак прознает Касьян, никому спуску не даст.

- Куды? – опять вопрос задаёт.

- По нужде, чтоб тебя, да спи уже, - нарочно ругается, а сама Богу душу почти отдала. Бежать бы туды к молодым, а она мужа баюкает. Ступила шаг.

- Улька где? – опять не успокаивается Касьян, встать собирается, будто и впрямь чует что.

- Спит девка, неужто будить станешь по дурости своей?

Глянул в темноту отец, не ясно, спит али нет. А Фёкле и оставить его тут страшно, никак и впрямь проверять пойдёт, и бежать надобно. “Ууууу, ирод”, - думает про себя. “Вот дура старая, что Назарку позвала”.

Только шаг, а он не успокаивается.

- Сильно серчает на меня Улька? – будто и впрямь дело ему до неё есть.

- А сам-то как думаешь?! Конечно, - шипит Фёкла. – Спи уже, детей разбудишь, - машет на него. Трогает за плечо и пытается к лавке придавить. – Утро уж скоро, ну!

Сколько прошло? Чего успели за это время молодые натворить? Ой, что же Фёкла наделала. А ежели сбегут?

- Я вот что думаю, - опять усаживается на конике Касьян, - ежели пшеницы у Зосима больше нужного попросить, можно её и продать будет.

- Ага, - нервно кивает Фёкла, прислушиваясь к звукам за избой. Даже собака не брешет, такая тишина. Куды подевались?

- Зосим сказал, что не будет Ульянка девицей – с позором выгонит, на всю деревню слухи пойдут. Ты – мать, что знаешь по этому?

Обомлела Фёкла. Не Касьян, а чёрт какой-то. Будто чует всё.

- Де’вица она, де’вица, - говорит, а сама уж не верит. Надо как-то мужа уложить, чтобы Ульку с улицы вернуть. И чтобы ещё раз Фёкла уговорилась на такое?! Ни в жисть!

- Вот и хорошо, хорошо, - кивает Касьян, чего-то опять себе на уме кумекая. – Ты только не думай им свиданку устроить, - опять говорит, и Фёклу в который раз испугом обдаёт. Не муж с ней живёт, чёрт, что мысли людские читает будто. Это ж как можно было столько угадать?! – Слыхала?

- Ещё из своего ума не выжила, - отвечает жена, чтобы хоть что-то ответить, а сама понимает. Ежели что молодые делать стали, так поздно, не успела точно. Оставалось надеяться, что дочка на иконах клялась.

Как только Улька вылетела за порог и сбежала босыми ногами по ступенькам, бросилась к калитке. Старый Черныш лишь повилял хвостом, завидев хозяйку, и проводил взглядом девицу, выбежавшую за калитку.

- Назар, - бросилась в объятья парня, кутающегося в армяк. Пришёл как только стемнело, боялся момент упустить, когда зазноба его появится. Простоял не знает сколько, только луна была его провожатой, да где-то вдалеке выла псина.

- Улюшка, - прижал к себе девицу, чувствуя, как дрожит. – Погодь, сейчас, - отстранил, стаскивая с себя армяк и покрывая свою любимую.

- Уедем, Назар, сбежим, - молит девушка, еле различая его лицо в свете луны.

- Да куды ж? – не понимает парень. – И зачем?

Не знает ещё, не ведает. Придётся Ульяне теперича ему всё рассказать.

- Замуж меня выдают, мой ненаглядный.

- Знаю, любушка. Ежели жребий...

- Не за тебя, Назар, - сразу перебивает, чтобы речь его не слушать. И так знает, что сказать хочет.

- Как? – ахает, смотря недоверчиво.

Сводит ноги от холода Ульяне, только молчит. Не хочет встречи прерывать.

- Зосим Рябой батюшке зерна вдоволь даёт. Загубят мою жизнь за пшеницу.

Качает головой Назар, думу думает, что сделать можно.

- Бежим, - тянет Ульяна, только куда ей босоногой, простоволосой идти? Где их ждут теперь?

- Погоди, подумать надо! – останавливает парень. – Припасов взять, одёжи. Да и ежели не приду на жребий, искать станут. Как жить будем, Улюшка?

Положила на плечи его думу страшную, ждала, заберёт её сразу, а он будто не рад.

Глава 5

Не узнал Касьян, что ночью той случилось. Да и Фёкла, как не допытывалась, не смогла выведать, чем встреча их закончилась. Ульянка как воды в рот набрала, просто на мать смотрела с грустью, будто похоронила себя заживо уже. Только ждала любого сигнала от Назара, готовая бежать без оглядки за ним хоть на край света.

А Назар, вернувшись домой, с отцом говорить принялся.

- Да где ж я тебе столько зерна возьму? – сокрушался Ефим. – Нету, - разводил руками в стороны.

- Отец, заведи разговор с Касьяном, вы ж уже по рукам били!

- Да куды нам, голодранцам, супротив Зосима? Знаешь, сколько у него добра? Забудь про Ульку, Назар, - положил Ефим руку на плечо сына. – Другая будет. Мало ли девок народилось?

- Не надо мне другой, - оттолкнул отца, уходя в сторону леса.

- Назар, - закричал Ефим, - Назар, - только не слушал его сын боле. Всё быстрее шагал, пока не принялся бежать, чтобы боль внутри унять. Нет, нет, быть того не может, что Улька другому достанется. Встал, как вкопанный. Сейчас же пойдёт к Касьяну вопрос решать. Наобещает, вдруг, выгорит. Повернулся и назад.

- Куды? – ахнул Ефим.

- Куды надо, - зыркнул на него сын, не останавливаясь.

У Захаровых нынче были гости. И не простые. Даже Касьян не ожидал, что на пороге Зосим объявится, подарки невесте привезёт.

- Ты гляди, - шептала мать Ульяне, - слова лишнего не скажи. Ежели прознают, что нынче с Назаром виделась – худо будет.

- А чего мне терять? – отвечает девка, а у самой скорбь на лице написана, будто света белого видеть уж не хочется.

- Помни, что у тебя ещё братья и сестра, - наставляет Фёкла. – Как передумает Зосим – с голоду помрём, нет деньги на хлеб.

Ах ты горя-горькая, доля бабья. Ради других на закланье своё толкаешь, чтобы жила семья, ни в чём не нуждаясь.

- Не полюблю, - качает головой Ульяна.

- Так никто и не просит, заглавное: женой стань, что мужу перечить не будет.

- Ох, матушка, горько мне, - хватается за рубаху Ульяна, будто дышать та ей мешает. – Не схочу, не смогу! – головой качает, а в избу уж Зосим входит.

- Фёкла, Фёклаааа, - зовёт Касьян с порога. – Гость у нас, собирай на стол.

- Пошли, - шепчет мать Ульяне, а та только головой качает. Нет, мол.

- Иду, Касьян, иду, - отзывается, а на дочку грозно смотрит. – Нуууу.

- Нынче Зосим подарки невесте привёз, - говорит снова муж, но уж ближе.

- Подарки, - шепчет Фёкла, пытаясь дочку образумить, а та лицо руками закрывает. – Ну иди же! – толкает вперёд, только Ульяна упирается. – Чтоб тебя, - серчает Фёкла, подхватывая посуду, и выбирается из бабьего кута. – Лушка, - кричит, призывая младшую дочку.

- Звала? – тут же появляется та, будто под дверью подслушивала.

- На стол собрать помоги, - приказывает Фёкла.

Сидят на лавках Касьян и Зосим. Приглаживает волосы Рябой, а Фёкла пытается в нём хорошее разглядеть.

Не красавец, да только не всем красавцами-то быть, зато богат. Что не любят его соседи, так завидуют. В шелках ходить дочка будет, хоть кому-то повезёт, думает Фёкла.

- А где ж Ульяна? – интересуется отец, будто не знает, что дочери из дома ходу нет. – Пусть выйдет, с женихом поздоровается.

- Скажу-скажу, - кивает Фёкла, хлеб нарезая. Отправляется в кут, принимаясь дочку шпынять.

- А ну выйди, - шепчет. – Накажет всех вечером отец.

Выходит Ульяна, гостю кланяется. Смотрит на неё Зосим, глаз отвесть не может. Хороша, ох, как хороша. Стоит всего зерна, что Касьян запросил. Нынче даже больше сказал, Зосим подумать решил, а теперича всё отдать готов за такую невесту. Только не смотрит она на него, глаза долу, стоит покорная, слова не молвит.

- Посмотри, дочка, каких подарков тебе Зосим принёс, - обращается отец, и Ульяна глаза на гостя поднимает.

Прошибает Зосима от такого взгляда. Поднимается и спешит к туесу, что с собой принёс. Достаёт оттуда два платка и ленты шёлковые, невесте своей протягивает. Только стоит Ульяна не шелохнётся.

- Кххх-кхх, - прочищает Касьян горло, да не потому, что там застряло что-то, намекает дочке, чтоб истуканом не стояла.

- Благодарствую, - принимает та подарки, слегка кланяясь, будто и впрямь признательна Рябому. Принимает из рук его туес, и, как только ладонь Зосима случайно касается её руки, прошибает горечью, в то время как мужчину знобит от любви.

- Ой, - внезапно взвизгивает Лушка, бросаясь наутёк. Завидела Назара в окне, понятно, чем дело кончится, потому не хочется ей глядеть, как любовь Улькину убивают.

- Что такое? – сдвигает брови на переносице Касьян.

- А мне почём знать? – жмёт плечами Фёкла. А Ульяна смотрит сквозь стекло на любимого, сердце в груди разрывается. Хочется выскочить отсюда и бежать без оглядки. Пришёл, сокол ясный, нужна ему, нужна!

Глянул на телегу Назар, что подле дома Захаровых стояла, и такая злость его обуяла. Сжал кулаки и в калитку бросился. А Черныш лай поднял, только не достаёт до парня.

- Господь с тобой, - перекрестила Назара Лушка, сбегая с крыльца, а у самой сердце в груди заходится. Глянула, как взлетел по ступеням, думала бежать, а потом всё ж вернулась. В окно смотрит, только плохо ей видно, что деется. Подкралась к двери, приоткрыла и глядит.
Стоит рядом с Улькой Назар, руку её обхватив, и говорит уверенно.

- Моя Улька, не можешь ты её, Касьян, другому отдать. Бога-то побойся!

- Не звал тебя никто, Назар, иди отседова. Сами разберёмся, кому чего обещано. Неровен час призовёт тебя родина, а Ульке глаза выплакивай шесть лет.

- А ежели не призовёт?

- Ежели, - поднялся с места Касьян, намереваясь выгнать наглого гостя. – Ежели нет, тады всё равно! А ну иди отседова! Тебя не звал никто!

- Вон, значит, как ты заговорил. А недавно с батькой моим ручкался.

- Решено всё! – прикрикнул на него Касьян. – Вон Бог – вон порог!

- Уходи, юнец, - подал низкий голос Зосим. – Здесь мужики взрослые гутарят.

Глава 6

Смотрины вышли неправильные. Мало того, что Зосим прибыл не предупредив, да ещё и Назар пришёл портить праздник. Ульяна была не в лучшем платье, и стол каким-то скудным, потому что Фёкле нечем было особо приваживать дорогого гостя. Но после того, как невеста повязала платок на голову, вышел к ней Зосим. Ладонь свою протянул, предлагая девице за неё взяться. И пошли они по избе, показывая, какая хорошая пара. Не смотрела Ульяна на родителей, сжала зубы, улыбку на губы натянув, будто доказать кому хотела, что сильная. А память ей Назара показывала, который в объятьях горячих сжимал.

Вместо матери Зосима выступила Фёкла. Она достала приготовленное приданное дочки и принялась показывать будущему супругу, что обещано за невесту. Только Зосим особо не глядел, бросая больше взгляды на девицу. Неважно, что припасено, главное – Ульяна его станет.

Как только Рябой ушёл, уронила Ульяна голову на грудь. Села на лавке и не колыхнётся.

- Поешь что ли, - говорит мать, только не хочется того девице. Горько на сердце, больно. Жить не хочется, а в омут с головой, только вспомнит, как Назар к себе прижимал, сразу в груди сердце живое трепещется, повтора просит. И чует Ульяна, будто будет на её веку счастье.

Пролетели две недели незаметно. Не для невесты, что каждый день глаза выплакивала. Для остальных, что работу рутинную изо дня в день делали. Приходил Зосим, пока Ульяна с подругами за прялкой сидела. Приносил конфеты, орехи, семечки. Потчевал девиц. Только Ульяна боле в его сторону не смотрела, будто хоронила себя заживо.

Назар тоже успокоиться не мог. Вернулся домой избитый, мать ахнула. Запричитала, что Ульянка Захарова погубит его, но отмахнулся Назар от материнского слова. Только отец смог с ним сладить. Запер в сарае, и вся недолга. Так и просидел Назар до свадьбы там, не зная покоя. Рвалась душа, хотелось ему невесту свою выкрасть да бежать без оглядки, и будь что будет. Только замки тяжелые, сарай крепок, на славу сделан. Рыл Назар сырую землю руками, а сбежать все равно не смог.

Так и не дождалась милого Ульяна, а потому, когда пришло время венчальное, собралась с духом, чтоб к венцу идти.

Накануне пришли каравайницы – женщины, счастливые в семейной жизни - тесто месить, каравай печь. Одна сыпала в квашню с водой муку, вторая под мучной струёй сито держала, третья тесто замешивала. Уложили тесто в большую чашу с крестом, поставили на лавку, покрытую сеном, и за стол сели. Нельзя никому дотрагиваться до чаши с тестом, чтоб удачу не спугнуть.

Плачет Ульяна по своей незамужней жизни, слезами обливается. И вроде по традициям, да не понарошку. Всем известно, что слёзы настоящие, из сердца идут. Не хочет она к Рябому ехать, да всё ж придётся. Зерно уже в амбаре отцовом стоит.

Отправляются девицы в баню с невестой косу расплетать. Поют подруги о судьбе горькой, рвётся сердце Ульяны. Не просто в дань обряду рыдает, горю свою горькую выплакивает.

Затрубили трубоньки рано по заре,
Заплакала Улюшка по своей косе.
Коса-ль моя, косынька, косонька моя,
Недольга косыньке заплетёной быть
Не долго те Улюшке во девушках жить.

Расчесали волосы, расплетённые из косы. Водопадом каштановым ниспадают, до пояса добираются. А подруги всё поют.

Собрала же Улюшка всех подруженек,
Посадила Улюшка за дубовый стол,
Сама села Улюшка, она выше всех,
Задумала думушку, она крепче всех.

Замолчали девицы, вяжут лентами косы, переплетают. Нынче не одна, а две появились. Поднимают наверх, вокруг головы укладывая. Скоро новый статус у неё будет, замужней станет. Плачет Ульяна. Некому помочь, остаётся лишь горю-горькую оплакивать.

Как чужого дяденьку назвать тятенькой,
Как чужую тётеньку назвать мамынькой,
Как доброго молодца назвать любимым.

Назову я дяденьку родным тятенькой,
Назову я тётеньку родной маменькой,
Назову я молодца дружком Зосимом.

Вышли из бани девицы, в дом направились. Поставили каравайницы хлеб в печь, ждут, пока горячий выйдет. Станут потом фигурками солнца, звёзд да плодов украшать, что из теста сделаны.

Длинна ночь, хочется выть, а не спать, и неровен час петлю себе на шею накинуть, только чует Ульяна, будто жизнь в ней новая зародилася. Не подвластна теперь себе девица, ни одна она на свете. Ждала суженого своего, да не видно Назара, будто свыкся с мыслью той, что Ульяна другому отдана. А коли ему дела до неё нет, так чего ей делать.

Петухи запели рано, только не смыкала горемычная глаз, всё о судьбе своей думала. Как станет с Зосимом жить, да по-волчьи выть. Поднялся Касьян с коника, потянулся. Первым делом на дочку глянул – тут, не сбежала пред свадьбой. Поднялась и Фёкла. Нынче день особенный. Дочку среднюю замуж выдают. Не пожалел Зосим ничего для невесты своей. Уж наряд вышел, как у барыни какой.

- Гляди, по моде сделано, - любуется Фёкла венком, к которому фата приделана. Белеют неживые цветы, будто не радость у них, а траур какой, тянут за собой облако прозрачное. Надевают на Ульяну рубаху до пят, где рукава кружевом ажурным завершаются. На чистое тело одежу новую, а поверх сарафан расписной, красными узорами вышитый. И чего тут только нет: и ромбы, и цветы, и курочки. Не взятый у кого из родственников, как у бедноты какой. Первый раз одёванный по такому случаю. Не каждому посчастливится такой наряд. Только всё б отдала Ульяна, чтобы не за Рябого замуж идти, а за любимого своего. Пусть и в простой одежде, только б счастлива была.

А поверх наряда свадебного в шубу обряжают. Негоже невесте Рябого не в чём нуждаться. Деньгу завсегда разыщет, главное, чтоб Улюшка довольна была. Только ничего девицу не радует. И идёт она в подвенечном платье не радость свою справлять, а будто на заклание. А в одёжу иголки воткнуты, чтоб от сглаза дурного да порчи новобрачную упасти, а на шее мешочек с молитвой качается. Благословили родители на свадьбу. Перекрестили и в добрый путь.