Я так тебя ждала

ПРОЛОГ.

— Ты беременна, — сказал он, держа в руках результаты моих анализов.

Я сдавала анализы в лабораторию этой клиники, но мой лечащий врач не он.

Как мои результаты исследований попали в руки к самому Старкову?

— Что? — обалдело спросила я.

— Не знала?

В ответ я молчала. Знала, но говорить не собиралась.

Такой отец моему ребёнку не нужен.

— Удивительного… — Сказал Константин. — Я сам тебе поставил бесплодие. Но, как видишь, в жизни случаются чудеса, и если ребёнок хочет родиться, а мама так ждёт его, то тут медицина бессильна, что называется… А ещё у биологического отца… э-э… сперма очень активная.

Да. У нас получилось. А папочка моего ребёнка не подозревает об этом! Тот самый, у которого активная…

— От кого ты беременна? — Острый взгляд замер на моем лице.

Ревность? С чего бы? Ведь у него есть своя семья.

— Как мои результаты попали к тебе? — задала я свой вопрос. — Я же не у тебя наблюдаюсь!

— Ты думала, что от меня реально что-то скрыть? От владельца этой клиники?

Ну да. Нереально.

— Так кто отец ребёнка? — спросил Старков.

«Ты!» — хотелось крикнуть мне, но делать этого нельзя…

— Это не твоё дело, — сказала я.

— Вот как?

— Да.

— Мне казалось, что я стал для тебя тем, кому дело есть, и ты это поняла.

Он снова посмотрел на меня так, словно чувствовал всю мою ложь. Но признаваться я ему не стану. Это лишнее…

Я положила руку на живот, пытаясь почувствовать моего малыша, хоть пока и рано по сроку.

Сынок мой. Я так тебя ждала!

У нас всё будет хорошо.

— Тебе показалось.

Я хотела забрать анализы, но Костя не дал мне этого сделать, подняв их над головой.

— Это мой ребёнок, — заявил он. — Правда же, пациент Воронцова?

1.

ЛАДА.

Открыла глаза, и взгляд сфокусировался на плитке по стенам. В горле всё пересохло.

Ко мне подошла женщина в медицинском одеянии и заглянула в лицо.

— Ну вот, очнулась, сердечная? — улыбнулась мне она.

— Пить… — прошептала я.

— Дам сейчас, конечно, после операции пить хочется…

— Операции? — удивилась я, а медсестра помогла мне присесть.

— Ты не помнишь? — спросила она. — Это последствия наркоза. На водички…

Я стала пить воду из стакана, который она поднесла к моим губам, держать его сама я бы просто не смогла сейчас.

— Ну ничего. Доктор Старков тебя на ноги поставит. Сам тебя оперировал.

Старков? Хирург тоже русский? Надо же… Эта медсестра говорила со мной по-английски.

Я зажмурилась от боли в голове. В сознании стали мелькать картинки… Боль, нарастающая с каждым днем, потом — часом… Срочные сборы меня на операцию, где мне…

Я открыла глаза. Мокрые от слёз. Я всё вспомнила. Упала обратно на подушку.

— Плохо? Ты чего побелела? — забеспокоилась медсестра.

— Я вспомнила… — прошептала я.

— А-а… Ну ты держись, — сжала она моё плечо. — Жаль, что тебе, такой молодой, суждено было это пройти. Но всё, что нас не убило, — сделает сильнее. Вот и борись, девочка.

— За что? — равнодушно спросила я. Смысла в моей жизни никакого не стало. Совсем… За что тут бороться? За жизнь, которая мне теперь не нужна и самой?

— За себя, девочка, за себя, — ответила она. — Трудно сейчас будет. Но надо бороться.

— Ради чего? — Из моих глаз снова полились слёзы. Отчаяния, боли, обречённости… Я знаю, что мне скажет врач. И очень боюсь это услышать — что у меня больше никогда не будет детей. Я так хотела этого ребёнка, ждала… Ребёнка Ромы. Чтобы со мной осталось хоть что-нибудь от него… Я бы сама его растила, я не винила ни в чём больше Романа. Он никогда не любил меня так, как свою школьную любовь, и я это знала. Он был на ней помешан и тогда, и сейчас тоже. Едва увидел её, как чувства вернулись, а точнее, они не уходили, просто спали, пока мы обманывали себя и друг друга. Но я любила. Искренне, забыв себя, по-настоящему любила его. И как жить дальше без него, брошенной накануне собственной свадьбы из-за другой, потерявшей ребёнка, то единственное, что осталось от Ромы, я просто не знаю.

— Ради себя, своей семьи, — ответила сестра. — У тебя ещё вся жизнь впереди.

— А вы теряли детей?

— Я? — растерялась она. — Нет, бог миловал.

— Тогда чему вы меня учите?

— Милая, много не надо разговаривать. Ты ещё очень слаба. Сейчас я тебе поставлю капельницу, и ты успокоишься и поспишь. Утром тебя осмотрит врач. Старков сам хочет тебя курировать.

Я промолчала. Мне плевать, кто такой этот Старков и почему он хочет наблюдать меня сам. Вероятно, судя по высказываниям этой медсестры, он здесь главный. Даже не знаю, к чему мне эти выводы, но благодаря профессии моя голова привыкла всё подмечать и анализировать. Мне же самой просто всё равно, кто меня будет лечить.

— Это наш главный врач, — продолжала болтать медсестра, настраивая катетер капельницы. — Он прекрасный хирург, практикует наравне со всеми, чтобы не потерять навык. Вот в его смену ты и попала. Повезло тебе, милая. Старков только способен разрешить такой сложный случай. Бог тебя спас его руками, рано тебе ещё… туда. Живи, красивая, живи…

По мне — так лучше бы не выжила тоже… Зачем он только спас меня? Кто его просил мне помогать…

— А где Настя? — спросила я, чувствуя, как закрываются мои глаза. Капельница явно была со снотворным.

— Придёт, когда тебя переведут из реанимации в обычную палату.

— А когда переведут?

— Когда время придёт. Спи, милая, не надо себя нагружать.

Настя — молодая медсестра, которую родители наняли мне в качестве сиделки. Она жила вместе со мной в палате. К сожалению, со сломанной ногой и запястьем, в гипсе, у меня нет возможности даже до туалета дойти, для этого мне и наняли Настю. Так странно, что в этой клинике оказалось столько русскоговорящих…

Настя меня только и спасала от депрессии своей болтовней. Уже в полусне я вспомнила, как она рассказывала о своей жизни. Что приехала сюда на заработки, в больницу работать её не возьмут, потому что российский диплом следует подтвердить и получить лицензию здесь. Наверное, с ней и сейчас было бы легче, хотя, если я буду много спать, возможно, это поможет мне скоротать время в одиночестве, почти наедине со своим горем.

А это горе. Потерять ребёнка — горе. Это невозможно забыть, пережить, смириться. Это останется со мной навсегда как мой крест. Возможно, Рома скоро об этом совсем забудет, но я буду помнить… Малыш, я так тебя ждала. Мне так жаль, что я не смогла тебя сохранить, я очень хотела, делала всё что могла, но у меня ничего не вышло… А самое страшное для меня теперь — узнать, что больше детей у меня и не будет. Я просто не переживу этого. Мой малыш ко мне так и не придёт? Никогда?

Нет, я не могу об этом думать…

Надо дождаться заключения врача. Может, всё не так страшно?

2.

Проснулась утром. Вялость была всё ещё жуткая, внутри живота всё болело. Еле двигаться могла, а справлять нужды мне помогала медсестра Дженни.

Она же поставила мне укол с обезболивающим, и стало немного легче физически, но не морально.

Груз вчерашнего навалился с новой силой… Словно вчера я не понимала до конца, что случилось… Что моего ребёнка больше нет. Он ушёл навсегда…

Есть решительно не хотелось. Даже тот бульон, что мне носили, я не могла осилить — меня просто воротило от него. Дженни заставляла меня выпить хотя бы несколько ложек, но потом я снова всё отодвигала от себя и пила только воду.

После «завтрака» из трёх ложек бульона и воды раздался звонок моего телефона.

Руки задрожали, едва я взяла его в руки и увидела на экране смартфона имя Ромы… Боже… Неужели он передумал? Вдруг он хочет вернуться и понял, что без меня нет жизни? Но только что я ему скажу? Я не смогла сберечь нашего с ним малыша. Потеряла его… Я плохая мать, и Рома меня не простит никогда.

— Да, — прошелестела я в трубку, когда всё же решилась принять вызов, вместо того чтобы гадать о причине его звонка.

— Лада, привет… — сказал он и запнулся.

— Привет. Ром…

— Лада, я знаю, что случилось.

Не ожидала, что он уже всё знает. Наверное, мама с папой ему рассказали… Им наверняка сообщили уже. Скоро они и сами придут проведать меня, невзирая на запреты посещений в отделении реанимации. Мой отец сам не последний человек в медицине, его впустят ко мне.

Я не знала, что сказать ему. Молча плакала.

— Мне очень жаль, что так случилось, — говорил Роман. — Правда. Это очень грустно…

— Я не… не смогла его сберечь, — проговорила я сквозь рыдания. — Прости… Я так… так хотела его родить, пусть даже он не нужен был тебе.

— Не говори глупости, — сказал он. — Как я мог не хотеть своего ребёнка? Это потеря и для меня. Но не вини себя, прошу. Ты ни в чем не виновата, слышишь?

— Я не смогла уберечь…

— От тебя не зависело это… Ты не виновата, не кори себя. Держись, ладно? Ради своих родителей. Они не смогут без тебя.

— Я знаю…

— Папа с ума сойдёт! Ему и так плохо сейчас после того, что случилось.

— Да… — тихо плакала я.

— Береги маму и папу, Лада. Ты поняла меня? Не делай глупости, держи себя в руках. Не делай им больно.

Я очень люблю родителей. Я не хочу, чтобы они страдали, Рома прав.

— У тебя все ещё будет в жизни, солнце! Ты такая замечательная, даже не знаешь сама — какая! — говорил он. Мне казалось, что Роман говорит от сердца. Несмотря ни на что, он остался мне другом, и в такой ситуации захотел поддержать… Хотя бы так. Это лучше, чем игнор. Да, не любит, выбрал другую, но и не выкинул меня из своей жизни окончательно. Поддержал как смог, я понимаю, что снова срываться ко мне и лететь Рома не станет — его не поймёт она… — Пожалуйста, только не ставь крест на себе. Лада, ты слышишь?

— Слышу…

— Постараешься?

— Да…

— Звони, если плохо. Хорошо?

— Хорошо, — ответила я, понимая, что больше никогда ему не позвоню.

Больше нас ничего не связывает. Рома меня не любит. Зачем звонить ему и портить новые отношения? Я там лишняя.

— Ну тогда… Ты поспи, ладно? Слышно по голосу, что после операции у тебя ещё большая слабость. Попробуешь поспать?

— Да.

— И если нужна помощь — обращайтесь с родителями. Мы поможем с мамой.

— Спасибо.

— Тогда отдыхай. Да?

— Да.

— Пока, Лада…

— Пока…

Он повесил трубку, а я так и осталась сидеть и просто бесцельно смотреть на телефон, на экране которого всё ещё горели цифры номера Ромы. Цифры, которые я сейчас удалю и больше никогда в жизни не наберу.

Дверь в палату открылась, вырвав меня из мыслей. От неожиданности я вздрогнула и выронила на пол телефон.

— Чёрт… — проворчала я, оценивая, не разбился ли вовсе аппарат, иначе мне будет невозможно позвонить родителям. А мне так их сейчас не хватает.

Вошедший в палату высокий мужчина в медицинском одеянии подобрал его с пола.

— Доброе утро, — протянул он мне его.

Я забрала свой телефон из его большой руки. Потом подняла взгляд и встретилась со светло-карими глазами. Мужчина был явно старше меня.

«Доктор Старков» — прочла я на его бейдже.

Так вот кто меня оперировал. И спас. Когда его не просили…

Я нахмурилась вместо ответа. Для меня это утро совсем не доброе…

3.

— Доктор Старков, — кивнул он мне. — Константин. Я буду вас курировать.

— Здравствуйте, — выдавила я из себя.

Старков прошёл к окну и раскрыл перед собой папку с моим именем.

— Воронцова Лада Михайловна, — прочёл он. Потом хмыкнул, полистал ещё карту, затем поднял на меня свои светло-карие глаза. — Двадцать три года.

Я молчала. Свои данные я и так знаю. Для чего он их проговаривает вслух? Так все врачи делают?
— Открывайте живот, — сказал он, когда я так ничего и не ответила. — Я осмотрю шов.

С его помощью я легла на подушку удобнее. Чуть приподняла подол сорочки, которую мне надели после операции, и застыла на месте. Мне придётся задирать ее почти до груди, открывая ноги и бельё, чтобы врач смог посмотреть шов на животе. Искоса глянула на доктора — молодой ещё мужчина, пусть и старше меня, он будет смотреть на меня, почти голую, и касаться? Да я и поднять сорочку не смогу одной рукой… Ему придётся мне помогать. Боже, это ужасно! Но я же не могу не давать осмотреть себя…

— В чём дело? — изогнул он одну бровь.

— А нельзя назначить мне доктора-женщину? — спросила я.

— Нельзя, вас уже курирую я, — ответил невозмутимо врач. — Я вас оперировал и хочу знать, как себя ведёт шов. Чего вы стесняетесь?

— Вы — мужчина… — смущённо ответила я.

— Я — врач, — отметил он. — И вы мне интересны исключительно как пациент. Для вас лучше, если я проконтролирую ваше выздоровление. Так что — будем лечиться или капризничать?

А нужна ли мне эта жизнь? Меня спросили, хочу ли я быть здоровой? Мне совершенно всё равно, что с моим швом… Болит только очень, хотя за душевной болью я почти не замечала физической.

Но, наверное, будет плохо, если шов как-то не так станет заживать, воспалится или что ещё… Этот врач проводил операцию, пусть сам и оценивает свою работу. Чего я действительно испугалась? Врач — существо бесполое.

Я подняла сорочку как смогла, и всё же ощутила не самые приятные эмоции, когда моё бельё, которое надевают всем после таких операций, открылось взору доктора. Константин подошёл ближе и подцепил другой край сорочки. Потянул её вверх, обнажив и ноги, и живот выше пупка. Всё это меня смущало и заставляло сердце прыгать в груди. В моей жизни был только один мужчина, который касался меня и видел без одежды — Рома… И теперь мне тяжело, что меня видит такой и касается кто-то другой, пусть это и мой доктор. Я уже жалела, что не настояла на смене врача…

Но он в самом деле не собирался смотреть никуда ниже живота. Сосредоточился только на шве внизу живота. Этот шов закрывал выход, по которому вчера ушёл мой малыш…

Мужчина максимально осторожно, длинными пальцами осматривал его и ткани вокруг.

Глаза снова наполнились слезами, которые закапали на подушку.

— Что? — нахмурился доктор и глянул в моё лицо. — Болит так сильно? Сейчас поставят ещё укол обезболивающего.

— Нет… — покачала я головой.

— Не болит? — спросил он. — Так не бывает, шов свежий совсем… Не стоит передо мной изображать храбрость. Если болит — нужно говорить. Болеть должно, но если очень сильно — мы можем помочь.

— Болит, — сказала я. — Очень даже.

— Где? Здесь?

— Нет.

— А где?

— Здесь, — указала я на сердце.

— Сердце? — поднял брови Константин. — Ну-ка…

Теперь он отодвинул мою сорочку на груди, словно мы делали это с ним постоянно, и приложил к коже холодный стетоскоп. Одновременно с этим его горячие пальцы нащупали на моём уцелевшем запястье пульс.

Доктор послушал удары сердца и повесил за провода обратно на шею прибор, а мою сорочку вернул на место.

— Хм… Ничего необычного нет. Но наркоз мог повлиять на сердце, конечно… Дадим вам что-нибудь и для него.

— Нет таких таблеток, доктор, — грустно улыбнулась я как-то даже вымученно и страдальчески.

Даже смешно, насколько мужчины не понимают женщин. Я же не о физической боли говорила, а он начал с упоением искать шумы в сердце…

— Почему?

— Потому что я не про физическую боль говорю, — вздохнула и отвернулась к окну. — На неё мне плевать.

Старков опустил на место мою сорочку, спустив её обратно по бёдрам, и я вздохнула свободнее. В одежде с чужим мужчиной, пусть он и твой лечащий врач, говорить всё-таки проще. Хотя, если честно, я уже хотела, чтобы он ушёл. Хочется увидеть маму и папу, а чужие меня сейчас лишь раздражают…

— Прислушиваться к организму всё равно надо, — сказал он. — Мы ориентируемся не только на результаты исследований, но и на ваши ответы.

— Вы врач, — равнодушно ответила я. — Вы и ищите эти ответы.

Старков снова окинул меня не самым добрым взглядом.

И нечего так смотреть на меня… Я к нему в подопечные не набивалась.

— Как сейчас чувствуете себя?

— Дерьмово! — заявила я. — Как я могу себя, по-вашему, чувствовать?

— Лада, — вздохнул он. Мои глаза снова встретились с его карими. — Я понимаю, что вы переживаете не самый лучший период в своей жизни, но не стоит из-за этого срываться на других. Такие слова… Для молодой девочки очень некрасиво.

Я поджала губы. Моралист ещё… Совсем как папа.

Впрочем, немного стыдно мне стало, хотя я думала, что в моей груди может теперь жить только боль.

— Вы не понимаете, что я пережила, — ответила я, стараясь не смотреть в его сторону и снова глотая слёзы, которые уже не могла сдерживать.

— Ошибаешься, — вдруг ответил совсем другим тоном врач. Словно перешёл на более личное общение… — Не ты одна такое испытала. Нас много.

Я осторожно глянула на него.

Неужели этот большой, уверенный в себе и, что там скрывать, красивый мужчина терял ребёнка? Но спрашивать о таком не принято. Да и не факт, что если он всё же мне расскажет, то мне станет легче…

Я мало что замечала в последние дни, но этот человек каким-то волшебным образом обратил на себя моё внимание. Я даже невольно отметила про себя, что внешность у него довольно интересная. Во мне будто боролись равнодушие и боль с жаждой жизни.

4.

СТАРКОВ.

Дошёл до ординаторской и сел за стол с её картой.

Когда я в роли врача, то чаще меня можно найти здесь, чем в кабинете главного. Если будет что-то срочное — мой секретарь Эрин сообщит мне об этом по телефону.

Раскрыл карту Воронцовой. Ещё раз просмотрел результаты обследований, вздохнул.

Много всяких нюансов… Лечиться ей предстоит основательно.

Мало того, что беременность сохранить не удалось, так ещё перелом ноги и трещина в запястье, и со спиной проблемы будут… Всё поправимо, но сложности ей — встать и пойти сразу она не сможет даже тогда, когда восстановится нога. Она пока об этом не знает ещё…

Лада Воронцова…

За что ж тебе это всё? Чем ты таким провинилась перед небом?

Жених накануне свадьбы оставил — это до меня уже дошли разговоры от медсестер. Ребёнка потеряла…

Сам не знаю, чем меня вдруг заинтересовала её история. Скорее, мне просто жаль стало девушку, с которой судьба обходится сурово. Даже деньги её семьи не вернут ей ребёнка, которого она потеряла, и ещё неизвестно, сможет ли Лада когда-то забеременеть снова… Об этом Лада тоже пока что не знает.

Была здоровая девчонка, беременная… И вот — одна авария изменила многое в её жизни.

Как однажды и в моей.

На мне осталась лишь пара шрамов, в то время как самые близкие люди — жена и ребёнок внутри неё — погибли в такой же аварии, в какую угодила Лада.

Я был за рулём. Машина, что врезалась в нас, нарушила правила, и я просто не смог бы ничего сделать, но всё равно корил себя, что сел в тот злополучный день за руль. Глупо, наверное, но ещё долго я не мог отделаться от чувства вины и, так же как сейчас эта бедная девочка, винил себя, что не смог уберечь своё дитя и любимую женщину…

Юля уехала со мной из России ещё давно, в период студенчества. Мы переехали в Штаты и получили лицензии, позволяющие нам вести практику. Мы долго учились, строили карьеру. Потом решили, что нам вдвоём уже скучно и пора бы нам малыша…

Всё получилось, беременность протекала хорошо… Но уже на девятом месяце беременности мы все угодили в аварию, которая унесла жизнь и моей Юли, и нашего ребёнка, которого пытались ещё спасти… Но не смогли.

Лада, сама не зная, случайно задела меня за живое. Наверное, потому, что наши истории чем-то похожи, хоть и произошли они с разницей в почти десять лет.

Я видел немало пациентов на своей практике пациентов, но я уже привык к самым разным, даже жутким историям, однако случай Лады меня почему-то снова заставил вспомнить свою боль.

Потом судьба нанесла мне новый удар, и в моей жизни осталась только Эля. Судьба этого ребёнка тоже не самая радужная, но именно она меня вытащила тогда из депрессии, ради неё я взял себя в руки. Она тогда была маленькая совсем… А теперь моя принцесса собирается в школу! Ей уже целых шесть лет, и она ходит в подготовительный класс после сада и по выходным…

Кстати, после болезни ей придётся нагонять материал. Нужно будет попросить Нину, которая с нами с тех самых печальных событий, чтобы она проконтролировала этот момент, — Эле придётся сделать все задания, которые она пропустила, пока болела.

Авария сильно повлияла на моё сознание и ценности. Мои ориентиры почти полностью изменились.
Я переучился на акушера-гинеколога. Теперь я и хирург, и акушер-гинеколог. Образование образца этой страны позволяет совмещать. Я могу проводить операции разного рода, связанные вообще с хирургией и с гинекологией. Поэтому меня так ценят в мире медицины — я уникальный хирург.

Мне хотелось спасать женщин и детей, хотя бы тех, у кого есть на это шанс…

Так сказать, замолить грехи прошлого.

Возможно, если бы я сам оперировал тогда свою жену, мне бы удалось спасти хотя бы ребёнка. Не могу до сих пор не думать об этом… Только я и сам был не в лучшем состоянии после аварии, да и прошлое изменить ещё никому дано не было.

Почему-то мне очень хотелось помочь Ладе. Чтобы она поняла, что жизнь продолжается, и даже самые не положительные диагнозы иногда побеждает любовь и желание иметь детей. Да, после удара в машине по спине и последствий аварии у неё могут быть трудности с репродуктивной функцией… Но всегда есть место чуду. От неё самой, от её желания, от мужчины, который будет пытаться оплодотворить её яйцеклетки, очень многое зависит. Иногда медицина бессильна перед желанием стать родителями… В крайнем случае существует ЭКО, если естественным путём забеременеть у неё не получится. Только организму явно нужно будет восстановиться и отдохнуть, возможно пару лет. Пока что ничего хорошего по поводу возможности иметь детей у меня для Лады нет…

Мои мысли прервал звонок телефона.

— Да, — принял я вызов.

— Привет, пап, — услышал я голос моего ребёнка.

— Привет, Эля, — ответил я ей. — Ты чего звонишь? Я же на работе. Помнишь? Все вопросы ты можешь задать Нине.

— Помню, пап. Я соскучилась просто!

Элли, как её назвала мама, уже почти неделю в сад не ходит — простудилась. Но здоровье её почти полностью восстановилось, и ребёнку стало просто скучно дома с няней.

— Да моя ты зайка, — улыбнулся я. Всё-таки ценнее и приятнее любви детей ничего на свете нет. А главное, искреннее. — Мне надо работать, милая.
— А когда ты вернёшься домой?

— Вечером, как обычно… Ты будешь уже спать.

— Ну, как всегда… — расстроился ребёнок. Я почти слышал, как она надула свои губки. Такие же, как и у её мамы.
— А что поделать? — задал я риторический вопрос. — Всем взрослым надо работать. А я врач, мне надо спасать людей. Они болеют каждый день. Ты же хочешь, чтобы другие малыши поправились?

— Конечно хочу! Болеть — плохо.

— Вот видишь, какая ты умница, — сказал я. — Всё понимаешь. Нельзя думать только о себе. Надо помогать другим. Выходной у меня будет завтра.

— И ты не пойдешь на работу?

— Нет, не пойду, — ответил я и решил, что в этот день действительно никуда не пойду. В последнее время в самом деле утонул в работе, а ребёнку внимания почти не уделяю. Так не пойдет дело. Надо восстанавливать репутацию в глазах дочери. — Мы проведём весь день вместе. Хочешь?

5.

Я отложил телефон и снова вернулся к карте Воронцовой. Вроде бы всё и так уже изучил о ее состоянии, но словно хотел убедиться, что ничего не пропустил.

Потом отложил карту и устало потёр переносицу.

Как же ей обо всём этом сказать? Девчонка еще половины проблем со своим здоровьем не знает.

Решил налить себе кофе. Случайно рассыпал сахар…

— Чёрт…

— Давай уберу, — услышал я позади женский голос, а потом ощутил, как меня обняли за плечи.

— А, это ты, — обернулся я.

— А кто ещё тебя обнимает? — изогнула одну бровь Стелла, врач-терапевт.

— Никто, — пожал я плечами и мягко убрал её руки. — Надо всё-таки убраться здесь…

Я нашёл щетку и аккуратно смёл всё сам. Затем вернулся к кофе.

— Будешь?

— Не-а, — покачала она головой, улыбаясь своими полными губами. — Я заварную бурду не пью, ты же знаешь.

— Как хочешь, — снова пожал я плечами и налил в чашку кипятка.

— Как ты пьёшь эту гадость, Старков? — спросила она, с презрением глядя на чашку, которую я понёс к столу обратно.

— Ртом.

— Понятно, что не пяткой, — фыркнула она.

— Тебе положено знать по роду профессии, как люди кофе пьют.

— Ой, дурак… — ещё громче фыркнула Стелла и закатила глаза. — Я же не об этом. Вкус.

— Вкус — есть, — ответил я и отпил из чашки. — Хороший вкус.

— Бе, — сморщилась она. — Лучше пойдём в обед сходим в кафе и там кофе попьём нормального.

— Пойдём, — отозвался я, ставя чашку на стол.

— Только не говори опять, что у тебя нашлись дела и ты не поедешь, перед самым началом обеденного времени.

— И такое может быть, — поднял я на неё глаза. — Ты же сама понимаешь, что наше отделение — не ваша терапия, где можно спокойно уйти на обед. Пациенты не спрашивают нас, когда им начать умирать или рожать, и ждать окончания обеда не будут.

— Да знаю, знаю, — кивнула она. — Ты — светило медицины и очень нужен сотням пациентов.

— А я попросил бы без сарказма, — поднял я брови.

— А я и говорю без него, — ответила Стелла и подошла ко мне. Она положила руки мне на плечи. Начала делать мне лёгкий массаж. Не знаю, нравилось ли мне это… Стелла вроде бы неплохая и открыта ко мне, но… После пары ночей вместе мне не стала она интересна как женщина для жизни. Но она, видимо, считает иначе… — Кость, ты правда врач от бога. Если бы все врачи были такими, как ты, люди бы вообще не умирали.

— Они умирали, и у меня на столе — тоже, — заметил я. — Не надо делать из меня бога.

— Такие случаи бывают на практике всех хирургов, — сказала она. — Тем более что твоей вины там не было. Иногда невозможно спасти жизнь, даже если оперируешь ты. К тому же спас ты намного больше людей, чем операции кончались смертью пациента.

— Ну… да, — согласился я. — Справедливо.

— И не надо себя недооценивать, — снова сжала Стелла мои плечи. — Ты действительно заслуживаешь похвалы и восхищений. Ты не просто владелец этой клиники, но и замечательный врач. В медицинской сфере тебя знают и преклоняются перед твоим даром.

— Ну, прекрати… — пожал я плечами, скинув с себя её руки. — Дар какой-то… Глупости.

— И ничего не глупости, — стояла на своём Стелла. Если она решила похвалить меня — ничто её не остановит. — Я в самом деле считаю это даром. Но ты очень много работаешь. Иногда надо и отдыхать. Ты когда был в отпуске последний раз?

— Э-э… — задумался я. Чёрт, давно. Так давно, что и вспомнить не могу, когда точно. То ли в позапрошлом году, то ли ещё раньше. — Давно не был.

— Вот, а я о чем тебе говорю? — укорила меня Стелла и села на край моего стола. Моему взору открылось красивое колено и немного бедра в разрезе её юбки и медицинского халата. — А надо отдохнуть. Кстати, в тёплых странах пока ещё можно искупаться в океане… Поехали, м?

— Ну, не знаю… — нахмурился я. — Не думал об этом.

— Сможешь ты оставить своих пациентов хоть на несколько дней? — говорила она, накручивая длинный локон из “конского хвоста” на палец.

— Смогу, наверное, — ответил я. — Но кроме пациентов есть ещё Эля.

— Бери её с собой, — сказала она. — Она тоже подышит воздухом у океана.

— Ты не против чужого ребёнка? — посмотрел я на нее. Стелла, если честно, мне всегда казалась красивой стервой, и моё воображение само дорисовало, что детей она не любит. Своих у неё не было.

— Он не чужой, — повела плечом девушка с каштановыми волосами. — Он — твой. А значит, он не может мешать мне.

— Не знаю, — произнёс я после раздумий. — Пока не могу обещать.

— Ну ты подумай хотя бы.

— Подумаю.

— А я пока посмотрю туры, — улыбнулась Стелла. — Вдруг тебе какой-то так понравится, что ты побежишь собирать чемоданы?

— Ну, посмотри, — разрешил я.

Может, отдых и не помешает… И немного разрядки — тоже. За своей работой в самом деле никакой личной жизни, женщины в моей постели уже давно не было. Мне просто вечно не до себя.
— Обещаешь подумать?

— Обещаю. Но только про подумать.

— Уже неплохо, — удовлетворённо улыбнулась Стелла. — А что ты такое читаешь?

Она заметила карту Лады и взяла её в руки.

— А-а, — протянула она, полистав данные. — Та девочка, которую ты вчера оперировал.

— Да, — ответил я, снова отпивая кофе.

— Она даже не знает, что на волоске была…

— Не знает.

— Если бы не ты… Её могло бы вообще не быть.

— Да, трудно вычистить было, — ответил я. — И не дай бог что осталось внутри.

— После тебя — точно не осталось. У тебя руки золотые и глаз-алмаз. Повезло ей.

— Наверное, — равнодушно отозвался я.

— Слушай, а зачем она несколько суток ходила с мёртвым ребёнком внутри? Это же она, да?

— Слухи всегда распространяются со скоростью света… — сказал я больше сам себе, чем ей.

— Так это она?

— Она.

— Вот дурочка… — покачала головой Стелла.

— Она вряд ли поняла сразу, что ребёнок погиб.

6.

ЛАДА.

— Дженни, помогите позвонить родителям… — попросила я, в очередной раз не справившись с телефоном одной рукой. Возможно, позже я привыкну, но пока мне очень неудобно и аппарат выпадает из руки.

— Конечно, милая, — отозвалась та и взяла с одеяла мой смартфон. — Контакт “мама”?

— Да.

— Идёт вызов, держи.

Я забрала телефон и приложила к уху. Шли длинные гудки, а потом трубку сняли.

— Ладочка, девочка моя, — запричитала мама, едва связь установилась. — Ты пришла в себя! Мы звонили с папой.

— Я видела пропущенные, — ответила я. — Да, вчера ночью пришла в себя, не стала вас тревожить и дождалась утра.

— Да мы не спали, ждали информации, — сказала она. — Мы звонили в больницу сами, узнали, что всё прошло хорошо и ты уже в палате. Какой тут сон…

— Извини, раньше позвонить не могла.

— Да я всё понимаю. Не до звонков было… Мы уже едем. Через минут десять уже у клиники будем.

— Хорошо, жду.

Спустя названное время они вошли в палату.

На душе стало немного теплее, когда мама обняла меня и села рядом, а папа топтался у кровати, расхаживая по палате.

— Девочка моя… — гладила она меня по волосам.

— Мама… — заплакала я, ощутив родное плечо.

Папа тоже подошёл к нам и обнял обеих.

— Крепись, моя хорошая. Крепись. Ты старалась. Ты хотела его защитить. Но не смогла, и ты ни в чем не виновата. Просто так бывает.

Эти слова поддержки так тронули меня, в то же время напомнили о моей боли, что я расплакалась ещё горше, ещё сильнее… Но мне словно становилось немного легче. С мамой и папой всё немного легче… Жаль, что они не смогут остаться со мной. Скоро уйдут, и я опять останусь наедине со своими бедами и болью.

— А у нас для тебя кое-что есть, — улыбнулась мама сквозь слёзы.

Я даже не знала, как реагировать. С одной стороны, мне было всё равно на всё, что происходит в этом мире, меня топило в моём море боли. Но, с другой стороны, я ощутила лёгкое любопытство и заглянула в экран смартфона, который показывала мне мама. На дисплее воспроизводилось видео: маленький белый щенок, похожий на плюшевого мишку, прыгает за угощение в руке моей мамы, а потом радостно виляет хвостом, когда она отдает щенку его…

— Вы купили собаку? — удивилась я.

Папа всегда был против. И я, и младшая сестра Линда просили его неоднократно — без животных в доме скучно… Но он был резко против: шерсть, ободранная, возможно, мебель, походы к ветеринару и выхаживание щенка… Всё это не воодушевило его. А теперь вдруг он сам проявляет инициативу и заводит щенка.

— Не совсем, — ответила мама. — Елена привезла её… Просила принять как подарок от Романа, на память о дружбе…

Сердце больно кольнуло от звука его имени. Он сделал мне подарок?

Он все ещё помнит обо мне? Но явно сказал — о дружбе…

Значит, ему просто жаль меня, и не более того…

Я включила видео ещё раз. И даже улыбнулась.

Пёс очень милый. У меня появилось желание прикоснуться к его пушистой белоснежной шёрстке.

Что ж… Спасибо Роме за его подарок. Мне приятно, что он хотя бы хорошее не забывает и старается помочь даже на расстоянии и с учетом того, что сам он вполне счастлив, у него есть своя семья, а ко мне он больше ничем не привязан. Нет, он не рад потере нашего ребёнка, он говорил по телефону об этом искренне, он не радовался этому. Но факты — упрямая вещь, и факт, что ребёнка больше нет, а значит, и последняя ниточка между нами надорвалась вчера…

Я снова смахнула со щек слезы. Мне уже кажется, что эта боль никогда меня не оставит и я так и буду жить до конца своих дней словно в аду.

— Мы её Черри назвали, — сказал папа. — Не могла же псинка без имени жить, пока ты не вернёшься домой. Ты не против?

— Нет, не против, — покачала я головой. — Хорошее имя… И ты не против собаки?

— Я? — смутился немного отец. Да, сам бы он её, конечно, не купил. Но, видимо, посчитал, что так будет лучше для меня, а ради меня он готов пойти на многое. — Тебе же подарили. Что ж мы её — под зад на улицу? Вернёшься домой — сама решишь, что с ней делать.

Принесли обед — снова бульон и ложку. Я с некоторым отвращением посмотрела на него. Есть не хотелось совершенно. Но мама поймала мой взгляд и, кажется, всё поняла.

— Лада, ты вообще что-то ела со вчера? — спросила она меня.

— Воду пила, — ответила я.

— А ела когда нормально в последний раз?

— Не помню, — пожала я плечами.

— Всё ясно, — вздохнула она и поднялась со своего места.

Взяла контейнер с бульоном и ложку и вернулась ко мне. Отвинтила крышку и зачерпнула ложкой горячей жижи.

— Открываем рот, Лада.

— Я не хочу…

— Хочешь, — настаивала она.

Папа помог мне сесть на подушках, а мама настырно поднесла ложку к моим губам.

— Давай, милая. За маму, за папу и за Линду.

— И за Черри! — добавил папа, а я всё-таки проглотила бульон с ложки.

***

СТАРКОВ.

— Извините, можно с вами переговорить? — спросила женщина, которая робко постучала в ординаторскую, из которой я уже собирался уходить. Меня ещё ждали дела на посту главврача. У меня, конечно, есть заместитель, но все дела без меня всё равно решить невозможно, и, когда я в роли врача, всё равно на пару часов заглядываю в приёмную, — чтобы ответить на срочные письма и звонки.

— Да, конечно, — встал я навстречу женщине, следом за которой вошёл и мужчина. А вот его я узнал — Михаил Воронцов. Когда-то очень известный стоматолог, а ныне преподаватель в медицинском вузе Штатов. Когда-то он вместе с женой эмигрировал в США и поселился в так называемом русском квартале для элиты. Впрочем, я и сам там живу сейчас, но с Михаилом пересекался разве что на каких-то форумах и лично никогда не общался — не довелось. Так значит, Лада — его дочь? Удивительно, что фамилия девушки сразу не навела меня на эту мысль. Это в России Воронцова — фамилия нередкая, а в Штатах её нечасто можно встретить. — Слушаю.

7.

Перед тем как идти решать административные дела, которые, конечно же, уже скопились за это время, сначала зашёл на пост к старшей медсестре.

— Лина, — обратился я к ней.

— Слушаю вас.

— Завтра меня не будет, я беру выходной.

— Замечательно, доктор, — улыбнулась мне девушка. — Наконец-то вы решили отдохнуть, Константин.

В клинике почти все звали меня либо доктор Старков, либо Константин. Выговаривать наши отчества коллегам было не очень просто, и я позволил им не ломать язык. И не портить моё отчество заодно.

— Да, небольшая передышка, — ответил я.

— Давно пора.

— Это всё Эля, — сказал я. — Говорила, что соскучилась.

— Ребёнок чутко понимает, что папе надо отдохнуть! — рассмеялась Лина.

— Да ей просто скучно после болезни. В сад ведь она не ходит ещё.

— Конечно… Дети же. Как она, кстати?

— Лучше, спасибо.

— Температуры не было больше?

— Нет, на поправку идет и скачет как конь по гостиной.

— Жеребёнок!

— Ага, по звуку — он самый.

— Так это же хорошо. Если ребёнок не бегает, не шумит и не шалит — это дурной знак, — сказала Лина.

— Верно, — кивнул я. — Это значит, что ребёнок нездоров. В общем, всё хорошо, скоро в сад идёт. Так, мне пора идти, давайте закончим с лирикой. Без меня гинекология справится?

— Конечно, не переживайте, — заверила меня старшая медсестра.

— Точно? Без няньки отделение выстоит сутки?

— Выстоит, доктор, — улыбнулась та. — Не переживайте и отдыхайте.

— Ну-ну…

— И не приходите раньше времени.

— Вот спасибо, — глянул на неё я. — Вот так мне рада родная клиника, да?

— Я не об этом, — рассмеялась опять девушка. — Вам мы всегда рады, с вами спокойно. Потому что вы всегда знаете, как найти выход из любой ситуации. Но вам надо отдохнуть. Только вы такой трудоголик, что легко можете приехать сюда вечером, закончив выходной.

— Да ничего я не приеду, — заявил я.

— А вот посмотрим. Готова поспорить, вы и дня дома не просидите.

— Хм, — свёл брови вместе я. — Предмет спора?

— Если выиграю я — вы будете печатать истории болезни за меня один день.

— А если выиграю я, — включился я в игру. — То вы лично помоете пол в ординаторской.

— Э-э…

— Лина, спор — дело святое. Никто вас за язык про него не тянул.

— Я полы уже сто лет не мыла, даже дома у себя. Есть же клининг…

— Лина.

— Ну шут с вами, Старков! — махнула рукой она. — Я согласна.

— Договорились.

И мы пожали друг другу руки, обозначая, что спор открыт. Что ж… Ехать сюда я не планировал, а вот посмотреть, как моет полы высококвалифицированная медицинская сестра, я бы не отказался.

Ты проиграешь, Лина.

— Так, и насчёт пациентки Воронцовой… — вернулся я к делам, и сестра тут же стала серьёзной и придвинула к себе блокнот с ручкой, приготовилась записывать мои распоряжения. — Пригласите к ней психиатра. Пусть осмотрит её. Боюсь, что без его помощи девушку не вытащить из опасного состояния. Да и вообще нужна его оценка специалиста. Если что-то назначит — начинайте давать сразу же.

— Да, конечно, — кивнула девушка. — Прямо сейчас и пригласим.

— И передайте Дженни, чтобы следила за её питанием. Родители жалуются, что Воронцова почти ничего не ест, а ей просто необходимы силы для восстановления организма. Скажите, что если она не будет слушаться медсестру и не начнёт есть с ней, то приду я и лично залью ей сам весь бульон. И со мной она уже не покапризничает.

— Поняла, — кивнула снова Лина, скрывая улыбку. — Передам. Ещё что-нибудь?

— Нет, ничего… Кроме того, что надеюсь на то, что без няньки Старкова вы всё же сможете продержаться хотя бы сутки. До свидания!

— До свидания, Константин. Хорошо вам отдохнуть… Или истории болезни ждут вас.

— Это вас ждут полы ординаторской, — подмигнул я ей и ушёл.

По дороге в свой кабинет главного врача решил выпить кофе в автомате, а заодно привести мысли в порядок. С кофе всё получилось — автомат послушно сварил мне капучино, а вот с мыслями…

Сел на диванчик в зоне отдыха с бумажным стаканчиком в руках. Мысли ползли вовсе не в сторону работы…

Почему-то снова и снова я возвращался мыслями к Ладе.

Беспокоит она меня. Её состояние. Точнее, именно моральное состояние. Физические проблемы мы решим, а вот то, что она так горюет и ничего не ест, выздоровлению точно не способствует. Всё понятно, что в такой ситуации кто угодно бы горевал, но всё же надо брать себя в руки и поправляться. Чего такой молодой девчонке тратить свою молодость в стенах клиники? Чем быстрее поправится, тем быстрее найдет себе нового жениха, который, возможно, подарит ей счастье материнства. Но ей сейчас, ясное дело, ничего не нужно и не хочется. Лада ещё слишком молода, чтобы понимать, что иногда отношения ни к чему не приводят и заканчиваются против твоей воли, но это не конец света. Будет новая любовь, только нужно время, чтобы отойти от этого всего.

Выкинул использованный стаканчик в урну и направился в свой кабинет. Дела всё-таки не должны простаивать.

8.

— Так, ну что тут у нас… — разбирал я бумаги на столе. — Знаешь что? — поднял я глаза на своего заместителя.

— Что? — спросил он.

— Уйду я, пожалуй, с этой должности, — вздохнул я, с тоской оглядывая кипу бумаг на подпись. — Чувствую себя секретарём-референтом. Лучше бы за больными наблюдал, чем тратил время на бумажки.

— Ты серьёзно сейчас? — смотрел на меня в изумлении Шон.

— Более чем, — пожал я плечами. — Продам часть акций, найму управленца — да хоть тебя на постоянную основу. Буду владельцем центра, получать и дальше свой процент. На вырученные деньги хочу построить медицинский центр для онкобольных детей. И заниматься ими вместо этих скучных бумажек…

— Все мечтают получить твоё место, — сказал он мне.

— А я мечтаю от него избавиться, — ответил я.

— Да уж… — хмыкнул Шон. — То есть ты всё-таки не шутишь?

— Какие уж тут шутки? — нахмурился я. — Устал я, если честно. Времени свободного нет вообще… Завтра хочу выходной взять, с ребёнком день провести. И что?

— Что? — не понял он мою мысль.

— Послезавтра меня снова ждёт такая кипа бумаг и очередь звонков, что лечить больных времени не останется вовсе.

— Я вообще не понимаю, как ты эти должности совмещал столько лет.

— Как-то совмещал. Но это не так чтобы легко.

— Да это понятно. Но теперь ты готов так просто отказаться от такой должности в сиюминутном порыве усталости? — спросил он.

Резонно. Но Шон не прав. Это никакой не сиюминутный порыв.

— Это решение я принял не так давно, — пояснил я. — Давай следующую папку… Ага. В общем, я давно об этом думал, но взвесил все за и против, и решился на это лишь сейчас. Надоело мне быть привязанным к кабинету, бумажкам и телефону. Ну вот!

Словно в подтверждение моих слов, на столе начал трезвонить телефон.

Ну, ни минуты покоя…

— Да, Старков, медицинский центр. Да. Зачем? Понятно. Спасибо, что предупредила. Да, понятно, что пришлют уведомление, но так сможем подготовиться основательнее. Патент нельзя терять. Ну давай, дай бог тебе здоровья! Пока.

— Что там? — тут же навострил уши Шон. Впрочем, он наверняка по отдельным словам уже и сам сложил этот пазл.

— Внеплановая проверка клиники министерством на соответствие стандартам, — ответил я.

— Вот чёрт… — нахмурился он. — Плановая же не так давно была.

— Так то плановая и местная проверка. А теперь на уровне штата.

— Понятно. Стоит начинать готовиться?

— Конечно, — вздохнул я. — Все отделения нужно будет привести в полный порядок. И отмыть, и вообще…

Откинулся на спинку стула. Ну вот ещё проверок не хватало! Во-первых, докапываться будут до всего. До каждой мелочи. Во-вторых, всё равно останутся недовольные. В-третьих, если не дать на лапу, то эту проверку мы не пройдём, и тогда у нас будут серьёзные проблемы вплоть до лишения возможности ведения врачебной практики клиникой. Поэтому придётся и всё отмыть, и навести порядок, который в клинике, конечно, соблюдается по мере сил, но не до такой степени, как того требует министерство, но ещё станцевать для чиновника и заплатить им денег…

— Значит, я всем отделениям сообщу эту информацию, — кивнул Шон.

— Возьмёшь это на себя? — спросил я, отдавая ему очередную папку, в которой поставил свои подписи.

— Конечно, — ответил он. — Прекрасно знаю, как ты “любишь” этим заниматься.

— Просто обожаю.

— Собственно, это ты у меня зам уже, причем давно, — усмехнулся он. — Приходишь иногда подписать бумаги и ответить на звонки.

— А я и говорю, что эта должность не для меня, — кивнул я.

Теперь на столе запищал факс и выдал мне лист. Я взял его и поднёс к глазам.

— Ну вот и официальное уведомление о проверке, — поднял я глаза на Шона. — И у меня сюрприз.

— Какой?

— Она послезавтра.

— Чего? — выпучил глаза мой заместитель. — Как это послезавтра?

— Вот так, — усмехнулся я. — Они решили не предупреждать нас сильно заранее, для того чтобы, так сказать, увидеть реальное положение дел.

— Но ведь мы не успеем ни черта!

— Придётся успеть, Шон, — заявил я, понимая, что выходной накрылся медным тазом. Как, собственно, и ночь сна в постели, а не на диване кабинета главврача.

— В принципе, у нас же всё нормально в клинике, — сказал он. — Ничего мы не нарушаем. Чего тогда опасаться?

— Свинья везде грязь найдёт.

— Свинья? Зачем она ещё ищет и при чем тут это? — не понял наш могучий русский язык коренной житель США.

— А, не бери в голову, — отмахнулся я. — Это пословица такая.

— Пословица?

— Ну да. Некая мудрая мысль, которую передают из поколения в поколение.

— А, понял. И в чём мысль в высказывании о свинье?

— В том, что если есть цель найти у нас нарушения, пусть и не очень критичные, то наш гость это сделает.

— Да, это они могут.

— Ну вот, — развёл я руками. — Жене позвони, предупреди, что эту ночь ты проведёшь в совершенно другой компании — в компании мужика!

9.

— И ещё: собери срочно всех на планёрку по поводу предстоящего мероприятия.

— Хорошо, через полчаса все будут в кабинете.

И в самом деле, не прошло и получаса, как мой кабинет оказался забит врачами. Я занимал своё место за столом, на котором лежал листок с приготовленными темами для обсуждения. Чтобы ничего не забыть — накидал тезисно, что необходимо проверить, исправить первым делом.

— Итак, — сложил я руки на столе. — Коллеги, к нам едет ревизор.

Врачи негромко забубнили.

— Проверка, Константин? — спросил заведующий отделением травматологии.

— Она, родимая, — кивнул я. — Только на сей раз очень масштабная и строгая. От Министерства здравоохранения. И нам нужно, просто необходимо её пройти.

— А если не пройдём? — услышал я новый вопрос.

— Тогда клиника потеряет лицензию.

Гомон снова зазвучал по кабинету.

— Но мы все должны постараться и сделать всё максимально возможное, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Конечно, Константин Николаевич… Сделаем всё, зависящее от нас.

— Времени у нас в обрез, коллеги.

— А когда эта проверка приедет?

— Послезавтра.

— Послезавтра?! Но… Это же нереально успеть! — воскликнула Стелла.

— А придётся сделать это реальным, — ответил я ей и всем остальным сразу. Обвёл взглядом врачей клиники. — Если нам нужна эта клиника и эта работа.

Доктора снова стали перешёптываться и переглядываться. Конечно же, потерять своё место никому не хотелось.

— А теперь к делу, — я взял в руки лист с тезисами. — Записал всё самое основное, что требует проверки и порядка. Начнём с каждого отделения по очереди. Записывайте.

Под мою диктовку заведующие всех отделений записали задачи и получили свои задания.

— На этом всё, — убрал я лист в сторону, когда все тезисы были мною озвучены. — Как вы понимаете, сегодня и завтра вам придётся задерживаться допоздна. Часы переработки я оплачу по двойной ставке. Без вас мне не справиться, коллеги. Я понимаю, что у всех свои планы, семьи, дети и собаки, но два дня всем придётся потрудиться на благо клиники. Потому что, если мы не пройдём эту проверку, клиника не пройдёт аккредитацию, и свободного времени у вас появится слишком много. Потому что работы не станет, как и клиники. Всё понятно?

— Конечно, мы всё понимаем, — ответили доктора.

— Тогда — по коням, — указал я рукой на дверь моего кабинета. — Начинаем выполнять мои задания. Отчёты Шону на почту, он все их соберёт и передаст мне.

Врачи стали один за другим покидать кабинет и отправляться каждый в своё отделение, пока рядом не остались лишь Шон и Стелла.

— Я тоже пошёл своё разгребать, — сказал нам тактичный мужчина и вышел тоже. Он понимал, что Стелла наверняка хочет пообщаться со мной наедине.

Я же откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, чтобы успокоить свои нервы.

— Переживаешь? — спросила девушка, когда подошла ко мне ближе. Она снова решила попытаться расслабить меня ласковым массажем. Стелла положила руки на мои плечи и стала мягко их разминать.

— Ещё как, — честно ответил я. Перед ней нет смысла разыгрывать из себя уверенного в будущем клиники босса. Она всегда меня словно насквозь видела. — Шансов на то, что мы пройдём эту проверку, очень мало. На словах все звучало удобоваримо, и кажется, что можно успеть подготовиться меньше чем за сорок восемь часов, но я боюсь, что на практике будет иначе.

— Почему иначе?

— Человеческий фактор, — вздохнул я. — Кто-то что-то обязательно потеряет, перепутает, забудет или разобьёт ампулы с дорогим препаратом.

— Твои сотрудники — не роботы, а живые люди.

— Я в курсе…

— Но они будут очень стараться. Потому что? — заглянула она мне в лицо из-за плеча.

— Что? — встретился я с её взглядом зелёных глаз.

— У нас нет права на ошибку, так ведь?

— Ни единого.

— Значит, остаётся лишь один вариант — пройти эту проверку.

— Да уж, — хмыкнул я и взял телефон в руки. — Придётся пройти. Или искать другую работу. Ну, это вам… А мне — потерять весь бизнес к тому же… Так… Надо позвонить Эле. Я обещал ей сегодня приехать пораньше, а завтра взять выходной. Чёрт, ничего не получается… Придётся огорчить ребёнка из-за этой дурацкой и совершенно не ко времени проверкой…

— Ничего, она всё поймёт, — похлопала меня по плечу Стелла. — А после, когда проверка будет пройдена, через два дня возьмёшь отгул и рванешь с ней гулять.

— Да, конечно… — пробормотал я, набирая номер Нины, няни моей дочери. — Восполним… Но сейчас она будет расстроена. Алло, Нина. Позови к трубке Элли.

Спустя какое-то время послышался топот по паркету, и я услышал звонкий голос моей девочки.

— Алло, пап! Ты уже соскучился по мне?

— Милая, я всегда по тебе скучаю, — сказал я. — Ты же моё солнышко! Но я ещё хотел сказать, что у меня, к огромному моему сожалению, случились некоторые трудности в клинике, и сегодня и завтра мне придётся быть тут.

— Ну, пап… — огорчённо протянула она. — Ну как же так? Ты же обещал, что мы пойдём гулять.

— Знаю, Эль, — ответил я. — Но эти обстоятельства не от меня зависят. Сейчас клинике требуется, чтобы я находился на рабочем месте. Так что без обид, ладно? Это не моё решение. А вот через два дня — точно выходной, что бы ни случилось!

— Обещаешь?

— Да. Обещаю.

— А сегодня ты не придёшь совсем?

— Нет. Не жди меня и засыпай с Ниной.

— С тобой лучше спится…

— Сегодня придётся спать без меня. Но я закажу вам огромную пиццу. Хочешь?

— Хочу, — с грустью в голосе ответила Эля. — С креветками…

— Договорились! Тогда ждите пиццу и ложитесь отдыхать. Слушайся Нину и не капризничай. Хорошо?

— Хорошо, пап. А ты там… хоть поесть не забудь.

Дочери только шесть лет, но порой она говорит такие простые и понятные, а главное, верные вещи. На обед сегодня я так и не сходил, и с этими всеми делами даже вообще забыл, что мне, вообще-то, надо есть. Хоть в офис заказать бы обед…

10.

ЛАДА.

— А в школу вы в нашем штате ходили?

Я начала уставать от странных вопросов этого мужчины. Он представился психиатром… Зачем они вызвали его? Я что — похожа на психа? Хотя… может, и похожа. Вряд ли я выгляжу сейчас здоровым человеком. Да и являюсь таковым очень вряд ли. Что физически, что морально от прежней меня почти ничего не осталось. Только боль и оболочка для неё — моё переломанное тело.

Зачем я только выжила? Чтобы слушать эти дурацкие вопросы и терпеть этот унизительный для меня осмотр? Может, они меня ещё транквилизаторы заставят глотать как ненормальную?

— Я не… не хочу общаться, — ответила я, уткнувшись в одеяло носом. Повернуться на бок почему-то было очень трудно, и я могла отвернуть от доктора лишь голову.

— Я понимаю, — сказал мужчина приятным, баюкающим голосом. Он говорил со мной на английском, но я, конечно, прекрасно его понимала, ведь мы эмигрировали в США, когда я была совсем маленькой. — Но побеседовать мне с вами необходимо — ведь сделана заявка от вашего лечащего врача доктора Старкова.

— Прекрасно, — вдруг стала злиться я. — Так вот кто меня считает ненормальной и подослал вас?!

— Да, заявку на осмотр вас специалистом-психиатром сделал доктор Старков, — повторил спокойно мужчина. — И я также считаю, что вам необходима наша помощь.

— А если я скажу, что мне она не нужна?

— Ваш лечащий врач считает иначе. Я — тоже. И чем быстрее вы пойдёте нам навстречу, тем быстрее придёте в себя, вам станет легче.

— Приду в себя?! — попыталась я сесть на кровати. С трудом, но у меня это вышло. Почти, я полусидела на подушке. Видимо, от злости. — Вы вообще карту мою открывали? Я ребёнка потеряла… Понимаете? Ребёнка! Как скоро после такого можно прийти в себя?!

Я сама не заметила, как по щекам побежали новые дорожки слёз. Ну зачем они со мной говорят об этом? Напоминают, снова лезвием по сердцу режут… Впрочем, я вру сама себе — мне и не удавалось забыть об этом, даже на краткий миг. Даже во сне я вижу снова всё это… Как меня осматривает врач, потому что больше боли я вынести не могла, как созывает бригаду врачей на экстренную операцию, как я слышу их разговоры, пока ещё не уснула от наркоза… Они говорили о том, что умерший плод следует удалить, всё почистить, иначе я тоже умру. Обсуждали, сколько дней я терпела боли, когда поняла, что ребёнка больше не стало. Понимала, но отпустить просто не могла. На что я надеялась, не знаю… Возможно, Старков не так уж и не прав, что мне нужен психиатр…

— Милая девочка, — присел доктор напротив меня, поставив стул у кровати. Его синие глаза, умудрённые опытом, смотрели словно в самое сердце. — Ты пережила большую потерю. Я прекрасно понимаю это. Только мир не остановился. Ты продолжаешь жить, тебя спасли — значит, тебе ещё рано вслед за твоим малышом. У тебя есть родители, которые переживают, не спят ночами и очень ждут своего ребёнка домой. А он капризничает, не хочет лечиться и помочь самому себе.

— Для меня… этот мир остановился, — пробормотала я, крепче сжимая одеяло кулаками, чтобы не начать рыдать во всё горло. Рома, наш ребёнок… Эти боли в теле… Очень больно. И внутри, и снаружи… Никакими таблетками этой боли не запить. Что может понимать этот доктор? У него дети не умирали. Надеюсь…

— Ты не одна такое пережила, милая, — ласково, почти по-отечески говорил со мной доктор. Он даже перестал меня так злить, как вначале своими глупыми вопросами, которые казались мне настолько неуместными здесь и сейчас, что я просто молчала или отвечала однозначно, сухо и коротко. — Есть сотни, тысячи других женщин, переживших то же самое. И большинство с этой болью справились, научились жить дальше. Построили новые отношения, дождались нового чуда.

Нового чуда… Это он о ребёнке?

Я не могу пока думать о других детях… Они как будто все ничего не понимают!

Я прикрыла веки, чтобы отгородиться от доктора. Ещё сильнее закуталась в одеяло, чтобы по максимуму ничего не слышать. С трубками, которые подключили к моим рукам, это сделать было не очень легко, но уж как смогла… Когда же он уйдёт? Когда они все оставят меня в покое?

— Мы хотим тебе помочь, — продолжил говорить он, не получив от меня ответа. — Я выпишу тебе таблетки, и…

— Я не псих! — заявила я.

— А это и не таблетки для психов, как ты выразилась, — пояснил доктор. — Это просто хорошее успокоительное. Тебе станет легче.

Я промолчала снова. Что тут говорить, когда они всё здесь за меня решили?

Одной таблеткой меньше, одной — больше… Может, хоть отравлюсь?

— Значит, я передам рекомендации доктору Старкову.

Я продолжила смотреть в стенку. На доктора больше не реагировала, словно никого в палате больше и не было, кроме меня и медсестры палаты интенсивной терапии.

— Поправляйтесь, Лада, — сказал он и отправился на выход. Слава богу. — До свидания.

Да вот хотелось бы надеяться, что никакого свидания у нас больше не состоится…

Не успела я вздохнуть спокойно, как в дверях с психиатром столкнулась молодая женщина. Тоже в медицинском костюме. Я только и поджала губы — Старков приволок мне ещё одного специалиста на осмотр?

— А, здравствуйте, Стелла, — поздоровался с ней психиатр.

— Добрый вечер, — ответила она ему. — А что — вас пригласили на осмотр?

— Конечно, — сказал мужчина. — Иначе зачем я здесь? Моё отделение находится двумя этажами выше.

— Да-да, — откликнулась Стелла. — Тогда я заключение могу передать Старкову, я как раз от него, и потом к нему.

— Спасибо, но оно пока ещё не готово, — произнёс доктор. — Как раз сейчас собираюсь зайти к Константину Николаевичу и на словах пока рассказать все необходимые рекомендации. Он у себя, в кабинете главного врача?

— Да, он там. Готовимся к проверке же…

— Ну да… Тогда всего доброго, Стелла.

— Всего доброго, доктор Стоун.

Мужчина наконец покинул палату, а женщина, наоборот, подошла ко мне.

11.

Я устало провел по лицу. Мне только нянькаться с девчонкой не хватало! Жаль её, конечно, но я врач, а не нянька, сопли пусть ей мама утрёт. Но что мне делать-то с ней? Напасть ещё…

— Вы изучали её карту перед визитом? — спросил я.

— Конечно, Константин Николаевич, — кивнул доктор. — Как иначе?

— Тогда вы знаете её ситуацию, — сказал я. — Какое у неё может быть сейчас состояние? Даже я, не имея отношения к психиатрии, вижу депрессию, и она тут закономерна. Потому и вызвали вас. Вот вы нам и расскажите, как ей сейчас помочь.

— Со мной беседовать она отказалась, — произнёс врач. — Замкнулась в себе. Её депрессия перейдёт в иные формы, которые вылечить будет не так легко.

— И что с этим делать?

— Во-первых, оградить от новых стрессов, — заговорил он. — Она знает о возможном бесплодии и травме позвоночника?

— Нет, — покачал я головой. — Не решился сказать ей пока что. Мне показалось, это может усугубить её состояние.

— Верно, — кивнул психиатр. — Лучше сообщать дозированно, через время. Так ей легче будет принять правду. Но ведь Лада вскоре поймёт, что с её спиной что-то не в порядке…

— Пока не поймёт, — ответил я. — Боль от удара — вполне нормальное ощущение. Пока она уверена, что это ушиб. Впрочем, так ведь и есть. А позже мы, конечно, расскажем и начнём восстанавливать её организм. С ней всё будет в порядке, я уверен. Организм молодой, выкарабкается.

— А мы со своей стороны назначим ей один препарат… Он поможет ей победить депрессию.

— Да, конечно, — согласился я. — Назначайте, что считаете необходимым. Тут простыми уговорами уже ей не помочь. Она нас не слышит.

— Да, к сожалению, — вздохнул Тони. — Ничего, поднимем на ноги девочку. Такая молоденькая, вся жизнь ведь впереди ещё, а она себя хоронит. Глазки такие светлые, ясные… Не пойдёт так. Жаль её.

— Да, только не будем забывать, Тони, что мы лечим, а не жалеем, — посмотрел я на него. Как ни странно, история Лады тронула даже циничные сердца врачей моей клиники… Иногда и на старуху бывает проруха.

— Конечно. — Он встал на ноги. — Назначение устно медсестре я уже сделал. Сейчас всё оформлю в карту и принесу.

— Хорошо, спасибо, — поблагодарил я его. — Можете быть свободны после анамнеза. Карту завтра утром занесёте, уже поздно.

— И я вас благодарю, — ответил он. — Значит, до завтра.

— До завтра.

— А вы будете готовиться к проверке?

— Да, покой нам только снится…

— Понятно… Тогда удачи вам, и выше нос.

— Спасибо.

Тони ушёл, и на какое-то время я остался в одиночестве. Принялся за дела — хоть какую-то часть успеть разгрести до ночи. Немного всё же надо лечь поспать тут, на диване, иначе я совсем завтра ни на что не буду способен.

Но моё одиночество продлилось недолго — вернулась Стелла. Она, заправив за ухо прядь каштановых волос, прошла к моему столу. И снова по-хозяйски опёрлась бедром о столешницу.

— Ну как у тебя тут дела? — спросила она.

— Нормально, как видишь, — ответил я.

— Уже по макушку в бумажках закопался?

— Ага.

— Я принесла результаты осмотра пациентки Воронцовой.

Стелла положила передо мной небольшой листок с цифрами. Я взял его в руки и прочел написанное.

— Что-то мне не нравятся эти показатели, — нахмурился я. — Особенно температура.

— После операции вполне нормальные данные.

— Нет, высоковата, да и сбивается, очевидно, плохо. Когда я был утром, она тоже температурила. Пульс тоже не самый лучший…

— Ну утром не была выше температура?

— Утром нет, такая же, как сейчас.

— Тогда не вижу повода волноваться.

У меня же в душе словно какой-то маячок тревожный бился. Нет, я, пожалуй, присмотрю получше за этой девочкой. Что-то тут не так. К вечеру ей должно было стать лучше, ведь мы колем ей антибиотик.

— Она пила бульон? — спросил я, внося очередные данные в программу на компьютере, которые точно буду проверять.

— Нет, — ответила Стелла. — Медсестра сказала, что не ест и не слушается никого. Слушай, она такая хамоватая, если честно… Тони грубила, и мне тоже… Как ты с ней только работаешь?

— Она — пациент, а не подружка, — ответил я, заканчивая вбивать данные в графу и сохраняя информацию. — Работать приходится с разными людьми. К тому же ты сама знаешь её историю — понять можно её состояние и поведение. Тем более я ведь не посылал тебя к ней, ты пошла туда сама. Забыла?

— Нет, помню, — ответила она. — Я помочь хотела.

— И ты помогла, — свернул я программу и посмотрел на неё. — Теперь я потрачу меньше времени на замеры её давления.

Я встал с места и направился к выходу.

— Ты куда, Костя? — окликнула меня она.

— Пойду кое-что проверю.

— Так куда?

— Стелла, — наклонил я голову набок. — Не помню, чтобы ты заняла кресло главного врача и получила полномочия требовать у меня отчётов.

Я вышел из кабинета не оглянувшись и пошёл вперёд по коридору. Стелла, конечно, здорово мне помогает, да и является некой родной душой в этой клинике, где работают преимущественно англоязычные врачи, а Стелла, как и я, эмигрировала сюда когда-то, но она стала слишком много на себя брать. Придётся поставить её на место. Она задаёт слишком много вопросов.

Спустился в отделение интенсивной терапии. Нашёл палату Лады и вошёл внутрь.

— Ой, Константин Николаевич, — тут же встала навстречу мне Дженни. — Я думала, вы уже ушли.

— Добрый вечер, Дженни, — сказал я ей. — У нас на носу проверка серьёзная. Ты слышала?

— Конечно, — ответила она. — Вся больница на ушах стоит.

— Ну и как в такой ситуации я могу уйти домой? — поднял я брови. — Ладно, оставим эти разговоры. Лада спит?

Девушка лежала с закрытыми глазами, только мне показалось, лицо её стало ещё более бледным, а губы сухими. И она тяжело дышала.

Я подошёл ближе. Нет, она не спит. Просто ей плохо. Дотронулся до лба — огненный. Девчонка тихо застонала.

12.

— Ну что там? — спросила Стелла, когда я вернулся.

— Где?

— С девочкой этой.

— А почему тебя она так интересует? — спросил я, снова усаживаясь за стол и с тоской оглядывая стол, заваленный кипой бумаг.

— Подумала, что я что-то не так сделала, раз ты пошел перепроверять за мной, — ответила она.

— Всё так, — сказал я, разворачивая папку. — Просто мне не понравилось её состояние, я решил перепроверить.

— И что?

— У неё температура сорок была.

— Что? — обалдела Стелла и плюхнулась на диван. — Как сорок?! Я же измеряла перед тобой, буквально минут сорок прошло.

— Значит, ей тогда уже было нехорошо и температура начала подниматься.

— С чего бы?

— Вот и я думаю — с чего бы? — посмотрел я на неё. — Пока не знаю.

— Сепсис?

— Как знать? — пожал я плечами. Не хотелось бы этого, конечно. Но, пока мы колем ей антибиотик, его не должно быть. Если только он действует… Мог просто не подойти девушке, так бывает. — Если улучшений не будет, то завтра сменим препарат.

— Ну да, да, — согласилась Стелла. — Это самое лучшее решение тогда. Может, он её не взял?

— Может. Стелла, — снова посмотрел я на неё. — Лада находится под присмотром. А мне нужно работать.

— Я помогу, — она подошла к столу и остановилась в ожидании задания.

— Слушай, мне… Неудобно вот это, — ответил я. — Времени уже много. Ты иди, отдыхай, мы с Шоном как-нибудь сами…

— Ага, и потом завалите проверку? — подняла брови она. — Нет уж, милый. Давай говори, какая тебе нужна помощь. Выспимся после проверки.

— Уверена? Работы много.

— Я знаю, Старков, — улыбнулась она мне, мягко погладив мои волосы на голове. — Здесь она никогда не кончается.

— Это точно, — проворчал я. — Может, ещё по кофе? Глаза слипаются.

— Я принесу, — кивнула терапевт и ушла к кофемашине в коридоре.

Она вернулась с двумя бумажными стаканчиками с ароматным напитком, который просто обязан был заставить меня перестать засыпать. Иначе эту проверку мы действительно завалим… И без Стеллы в самом деле не обойтись сегодня. Сейчас любые лишние руки — уже помощь.

— Тебе без молока, как ты любишь, — поставила она передо мной мою порцию.

— Спасибо, — сказал я и отпил из стаканчика.

Ну же, заряд бодрости, приди!

— Теперь давай по порядку… — протянул я одну из папок Стелле. — Эту пройди.

— Хорошо.

К двум часам ночи мы, просто никакие, упали без сил на разложенный прямо в моём кабинете диван. Больше особо и некуда было идти, да и неудобно было Стеллу прогонять, к тому же и сил на это не осталось, и я позволил ей улечься рядом на диванные подушки и под единственный плед, который я вынул из ящика в диване.

Женщина прижалась к моей спине, обняв сзади.

Стала мягко целовать мою шею…

— Стелла, — ухватил я её руку, которая полезла туда, куда не надо. — Мы пытаемся уснуть и поспать хоть немного, а не будоражить меня ещё больше.

— Старков, я не могу тебя не хотеть… — шептала она мне на ухо, покусывая мочку моего уха.

— Не на работе же… — пробормотал я, чувствуя, как проваливаюсь в сон от дикой усталости и совершенно не реагирую на ласки Стеллы. — И я устал.

— Но наши встречи стали так редки…

— Ага, поэтому ты решила… — Я зевнул. — Залезть в мои трусы прямо в клинике? Спи.

— Залезть, — повторила она, явно обидевшись. — Кажется, нам обоим это нравилось.

— Я спать. Тихо, — сказал я и подмял рукой подушку удобнее.

И отодвинулся от неё.

— Старков…

— Что?

— Я тебя ненавижу!

— Спасибо.

— И люблю…

— Знаю. Но надо спать, Стелла. Ложись…

Она ещё немного повозмущалась и, шумно вздохнув, снова прильнула ко мне, но уже с целью просто уснуть вместе.

***

— Константин Сергеевич! Константин Сергеевич! — услышал я сквозь сон и резко сел на диване, сорвав одеяло с себя и спящей Стеллы.

— А? Что случилось? — спросил я, встав на ноги и забыв, что мы, вообще-то, с моим терапевтом в одних трусах лежали.

— Простите, бога ради… — смутилась медсестра, отводя глаза в сторону. — У вас было открыто, и… Там Воронцовой плохо опять! Она не приходит в себя.

— Чёрт! — принялся я спешно одеваться.

Сонная Стелла тоже округлила глаза и потянулась за своей одеждой.

— Выйдите, идите в палату Воронцовой. Я сейчас буду.

Ну что ещё, чёрт возьми, снова приключиться-то могло?!

13.

— Вот так лучше, — пробормотал я сам себе.

Лада пришла в себя, температуру удалось сбить. Ей сменили антибиотик, и теперь снова остаётся наблюдать за её состоянием.

— Ей не подошёл препарат? — спросила Дженни, стоя рядом со мной и оглядывая бледное лицо девушки. Намучилась…

— Да, видимо. Иногда так бывает… — ответил я, надеясь, что его смена ей поможет. — Чуть до сепсиса не довели.

— Этот тоже хороший, должен помочь.

— Надеюсь, — сказал я, направляясь к выходу. Хоть бы кофе попить успеть. Рабочий день уже начался. Я провел в этой палате больше часа. — Наблюдайте.

— Конечно.

Я вернулся к себе в кабинет. Стелла ушла — ей нужно привести себя в порядок перед рабочим днём.

Ещё и чертова проверка, уже завтра… Это надо просто пережить. Сегодня я уеду ночевать домой, но приеду очень рано — чтобы довести все дела до ума. И Шону придётся сделать то же самое.

Проверил список задач и уже сделанное — что ж, большую часть мы, как ни странно, успели. Все отделения прислали отчёты о наведении порядка и результаты инвентаризации — ничего криминального не было. Мы не должны завалить эту проверку.

Дышать стало немного легче. Конечно, всё ещё осталось много нерешённого, но большой объем работ всё же выполнен.

Раз такие дела, я решил выделить время на то, чтобы привести себя в порядок. Посетил душ в личном санузле, сменил медицинский костюм на свежий — благо у меня всегда было несколько чистых в шкафу про запас.

Снова вернулся в кабинет. Сегодня я обходами пациентов заниматься не стану, это сделают другие хирурги. Надо всё подготовить к проверке. Пациенты меня простят… Кроме Воронцовой. Её нужно контролировать. Очень уж не везёт ей, она меня беспокоит.

В кармане завибрировал телефон. Улыбнулся, прочитав имя на экране — Эля.

— Алло, — принял я вызов.

— Пап!

— А?

— Ну, ты когда домой?

Я мягко рассмеялся. Так строго спросила, словно папа здесь как раз она.

— Сегодня, солнышко, — ответил я. — И тебе привет.

— Привет! Но когда уже?!

— Вечером.

— Таким вечером, когда уже даже фонари выключат?

Метко. Фонари гаснут в полночь. Такой себе вечер уже. И я действительно очень часто возвращаюсь домой, когда фонари уже погасли.

— Нет, сегодня я вернусь до этого, — пообещал я.

— Я буду тебя ждать, — сказала девочка.

— Хорошо, и я буду ждать нашей встречи.

— Я соскучилась.

— И я. Давай я пойду делать работу, чтобы быстрее к тебе приехать? Договорились?

— Да.

— Тогда я вешаю трубку, а ты не грусти и слушайся Нину. Договорились?

— Договорились!

— И прописи пиши.

— Ну, па-а-ап, — протянула она, и я даже по голосу уловил, как она смешно сморщила нос.

Эля не любит прописи. Прописи не любят Элю. Но куда деваться? Ей в школу через год, надо готовиться.

— Надо, Эля, надо, — назидательно сказал я. — Открываешь новую тему и начинаешь. Чтобы одну страницу полностью все задания сделала. Иначе вместо пиццы будет угол. Ясно?

— Ясно… — угрюмо отозвалась она.

— Давай, заодно и время пролетит за работой незаметно.

— Да ну тебя! — возмутилась она совсем как взрослая.

Я повесил трубку и продолжал посмеиваться. Вот ведь выросла, отвечает совсем как взрослая…

Так, ну теперь дела.

Я начал обрабатывать оставшиеся задачи. Ко мне на помощь подоспела Стелла. Девушка самоотверженно трудилась на благо моей клиники, не покладая рук.

Надо ей дать премию и отгулы за её вклад.

— Надо ещё заказать обед для проверки. Подготовить конференц-зал… — устало потёр я переносицу, когда мы прервались с ней на небольшой кофе-брейк.

— Я уже всё сделала, — сказала Стелла, и я уставился на неё.

— Когда успела?

— Ну, не сама, — пожала она плечами. — Я всё поручила Анне, вашему секретарю.

— А-а…

— Она всё сделает.

Конечно сделает. Мы её для этого и держим. Я даю поручения Шону, а ему уже помогает с более мелкими и касающимися администрирования вопросами Анна.

— Спасибо, — ответил я ей.

— А спасибо на губах не почувствуешь… — промурлыкала она, наклоняясь ко мне и подставляя свои губы для поцелуя.

— Тебя ждёт достойная награда… — проговорил я.

— М-м? — игриво отозвалась она. — И какая же? Хочешь, приезжай ко мне, после проверки, разумеется.

— Я выпишу тебе премию, — ответил я, мягко отодвинул её и встал со своего места. — Пойду проверю нашу невезучую… Что-то затихли все о ней.

Стелла, возможно, осталась этим недовольна, но я не видел её лица — не оборачиваясь, вышел молча за дверь.

Вероятно, беспокоиться не о чем — раз мне не звонили и не выдернули к ней, значит, всё в порядке. Но стоило проверить. Дженни прошлым вечером не заметила, когда температура девушки поднялась и преодолела отметку допустимого.

Лада не спала — она смотрела в окно. Повернулась на звук моих шагов. Мы встретились глазами. Ну вот — хоть и бледная ещё, но хотя бы серый цвет лица ушёл. Ей явно лучше.

— Добрый день, — сказал я, остановившись возле её кровати. Затем взял стул, поставил рядом с кроватью Лады и сел.

— Здравствуйте, — ответила она сухо и вяло, но уже без какой-либо агрессии.

— Препарат от Тони начали давать? — спросил я Дженни, слегка повернув голову в её сторону, взглядом же остался на лице девушки — изучал его. Как лицо пациентки, естественно…

— Да, ещё вчера, — ответила мне медсестра.

— Уже две дозы?

— Да, доктор.

— Понятно, — протянул я, снова оглядывая её лицо. Понятно, почему она стала куда спокойнее, — ей помогло лекарство, выписанное психиатром. — Как вы себя чувствуете?

— Терпимо, — ответила Лада снова односложно. Но в её состоянии это нормально.

— Я должен вас осмотреть, — достал я тонометр.

Лада никак не препятствовала моим действиям, даже не смотрела на то, как я измеряю давление, пульс, температуру.

14.

К вечеру я заглянул проверить больную ещё раз.

Высокой температуры больше не было, всё относительно вернулось в норму. Она больше не была столь бледной, а значит, пошла на поправку. Новый препарат её просто вернул к жизни. А таблетки Тони дали ей спокойствие. Она почти уже не плакала, но много молчала и смотрела в окно. Говорила, только если нужно было что-то отвечать, и то односложно: да или нет. Но это лучше бесконечной истерики.

— Если за ночь температура не изменит показатели в худшую сторону, — сказал я Дженни, — можно будет перевести в обычную палату. Шов заживает хорошо, реанимация девушке уже не нужна. Да и в гинекологии ей тоже станет нечего делать. Дальше по профилю определите.

— Хорошо, — кивнула она.

— Значит, если всё хорошо — сами всё оформите без меня и переведите. Завтра у нас проверка целый день. Я буду на ногах до ночи, оставляю на вас пациентов.

— Мы справимся.

— Надеюсь, — сказал я ей и обернулся на Ладу. Тоненькая, хрупкая, ещё совсем молоденькая девочка с переломанными ногой, запястьем и душой. Не повезло тебе, красавица. — Поправляйтесь, Лада. Сегодня вы меня радуете.

— Спасибо, — вяло отозвалась она, снова уставившись в окно.

— Ну, я пошёл дальше разгребать завалы, — вздохнул я.

— Удачи.

— Терпения, скорее, — хмыкнул я.

Пройдёт проверка — точно уйду с поста.

По пути в свой кабинет я наткнулся на… Лину. Которой я в силу обстоятельств проиграл спор….

— Чёрт, — выругался я сквозь зубы, резко развернулся и пошёл в другое крыло. Там обойду и поднимусь по другой лестнице, пока Лина меня не заметила и не потребовала исполнения долга. Боюсь, что внезапная проверка и моё необходимое присутствие в клинике, чтобы её пройти с достоинством, для неё не станут смягчающими обстоятельствами и уважительной причиной отмены нашего пари.

— Э-э… Доктор Старков! — услышал я в спину её голос.

А нет, заметила… Замедлил шаг и обернулся.

Не могу же я бегать от собственных докторов. Старался же не нарваться. Как я забыл, что она тут сидит сегодня?

— Здравствуйте, Лина, — сказал я, когда девушка оказалась рядом со мной.

— Ваш выходной отменился, не так ли? — изогнула она одну бровь.

— Да, к сожалению, — вздохнул я. — Проверка… Вас должны были уведомить.

— Конечно-конечно, — кивнула она с пониманием. — Нужно подготовиться, все дела… Только вы её пройдёте с блеском, без вас никуда.

— Рад, что коллектив в меня так единодушно верит, — улыбнулся я.

— А в кого же нам ещё верить? — ответила Лина. — Вы у нас и царь, и бог… А вот когда проверка будет пройдена — я жду вас печатать информацию из карт пациентов.

Моя улыбка пропала с лица. Я же говорил — она мне всё припомнит.

— Ладно, — сказал я. — Если я доживу до этого момента. Дел ещё вагон.

— Мы в вас верим, — повторила она. — Удачи вам и клинике. А я пока карточки подберу… Самые толстые.

— Спасибо, — ответил я, глядя ей в спину.

Как же мне избежать этой работы? Перепоручить Шону? Так Лина будет требовать, чтобы я в ординаторской эти карты переносил в компьютер…

Ладно, потом придумаю. Сначала проверку надо пережить.

***

— Так, тут всё просмотрели, — уложил я пухлую папку на край стола, где уже лежала внушительная стопка таких же. — Осталась одна папка…

Стелла потёрла глаза и зевнула. Я бросил взгляд на часы — семь вечера.

— Устала? — спросил я, хотя это было и так очевидно.

И я устал, да и Эле обещал приехать сегодня до темноты.

— Ага… — протянула она. — Эти проверки… меня когда-нибудь убьют.

— Тебя не заставляли участвовать в этом.

— Ты бы без меня не справился, — положила она руки мне на плечи. — И не спорь.

— Я и не спорю, — ответил я. — Спасибо тебе. Ты настоящий друг.

— Друг? — переспросила она и нервно улыбнулась.

Не так сказал что-то? Ох уж эти женщины, никогда не отгадаешь верного ответа для них.

— Ну… Помощь, дружба и всё такое… — посмотрел я на неё.

— Ты прикидываешься дураком, Кость?

— Нет. Стелл, что за разговоры опять?

Она сама убрала руки от меня и отошла в сторону.

— Нет. Ничего…

Странные перемены. Поняла, что лишнего болтает? Ну так даже лучше. Хотя помогла она мне в самом деле очень весомо.

— Так, эту папку и по мелочи мы оставим на завтра. Я приеду к семи утра. А сейчас поеду к ребёнку, как и обещал. Ты приедешь тоже?

— А? — задумчиво обернулась она.

— Ты к семи тоже приедешь или позже? Они могут и в восемь заявиться.

— Да, к семи буду.

— Тогда я поехал, — сказал я, но не успел выйти из-за стола, как зазвонил мой телефон. — Да. Да. Опять? Сейчас я приду. Что за детский сад, штаны на лямках…

Я повесил трубку и вышел из-за стола.

— Что случилось?

— Да девчонка эта, Лада, от еды отказывается снова. Как ее лечить, если она не ест? Мы ей антибиотики колем, и других лекарств полно.

— Ну и почему ты с ней нянькаться должен? — спросила Стелла. — Медсёстры не в состоянии уговорить поесть пациентку?

— Не в состоянии, видимо. Ты езжай, а я спущусь к девушке, и потом только поеду.

— Может, дождаться тебя?

— Зачем? Мы всё равно на разных машинах.

— Ну да… Тогда пока.

— Пока, Стелла.

— Старков, — услышал я, когда был уже одной ногой за дверью.

Я развернулся и глянул на неё в ожидании.

— Ты с ней нянькаешься, — сказала она.

— И что? Она — мой пациент.

— Нет, ты не понял — ты с ней нянькаешься.

15.

— Да, нянькаюсь, — ответил я с видимым спокойствием, хотя внутри начинал закипать — она опять ко мне цепляется? Я слишком сильно приблизил её к себе. Стоит это исправить. — И буду нянькаться, пока она своими ногами отсюда не уйдёт с листом выписки. Как и со всеми остальными моими пациентами. До свидания, доктор Стрельцова. Покиньте мой кабинет, мне нужно его закрыть.

Стелла поняла, что перегнула. Она поджала губы и молча вышла, понимая, что любое новое слово сейчас может спровоцировать ещё большую ссору. Впрочем, я с ней ссориться больше и не собирался. Я просто буду ограничивать любой контакт с ней, чтобы она прекратила думать, что я как-то её выделяю. Я ценю её помощь, но это не означает, что теперь стану терпеть необоснованные сцены ревности.

Она вышла, я закрыл дверь и быстрым шагом вошёл вперёд по коридору, не обернувшись ни на секунду. Стелла права — в моей голове сейчас не она, а Лада.

Упрямица… Опять ведь начинает сопротивляться добру и лечению!

Ну и как с ней быть? Даже таблетки Тони неспособны удержать её в узде.

— Добрый вечер, — поздоровался я, когда оказался возле её кровати. Лада глянула на Дженни, видимо, поняла, что та мне, так сказать, на ретивую девушку настучала.

— Здравствуйте, — вяло отозвалась она.

— Как самочувствие?

— Как и днём.

— Хорошо. Но я проверю ещё раз.

Измерил её давление и температуру. Ресницы мокрые, глаза красные. Снова плакала… Конечно, какая тут еда. Странно, что даже таблетки не уберегли девчонку от переживаний.

— Препараты все давали? — спросил я Дженни.

— Да.

— Может, попросить Тони увеличить дозировку?

— Даже не знаю… — покачала головой Дженни. Она поняла меня, конечно.

— Ладно, попрошу заглянуть ещё раз его сюда. Лада, — чуть склонился я над ней и заглянул в огромные голубые глаза совсем ещё девчонки. — Что ж ты губишь себя?

Она почти не дышала, вглядывалась в ответ в моё лицо. Оно оказалось к ней довольно близко, я даже уловил какой-то сладковатый запах то ли мыла, то ли порошка от рубашки… Не ожидала, что я в таком формате захочу пообщаться? Не знаю, как ещё до неё достучаться. Дженни тоже замерла позади нас и не вмешивалась.

— Ты понимаешь, что мы тебя можем поставить на учёт у психиатра?

— З-зачем? — прошептала она сухими губами.

— А потому что ты не слушаешься врачей и не ешь. Значит, за себя отвечать не можешь. Значит, тебя нужно наблюдать. Но ты понимаешь, во что выльется моя заявка на постановку на учёт в психиатрический диспансер?

Она молчала. Нервно закусила нижнюю губу.

Понимает, конечно, не маленькая. Всё понимает. По голубым глазищам вижу.

— Ты не сможешь работать юристом. Ты же юрист, да? В папиной клинике.

— Вы…

— Да, я изучил твое личное дело, — не дал я договорить ей. — Так вот юрист на учёте у психиатра занимать свою должность не сможет. Поэтому поступим так: ты будешь лечиться и слушать врачей, или будем вставать на учёт и выправлять твою волю, которая сейчас работает совершенно не в ту сторону, таблетками и постоянным наблюдением психиатра в течение полугода после выписки?

Лада прикрыла глаза, спрятавшись от меня за длинными ресницами. Она как бы молча говорила мне: ты не понимаешь, что я чувствую, не понимаешь мою боль. Но я понимал. И желал ей добра. Именно поэтому выбора у меня не было и разговаривать пришлось с ней жёстко. Пора уже брать себя в руки и жить дальше. Зацикливаться на боли нельзя. Так и вся жизнь пролетит в сплошных страданиях… Я это знаю очень хорошо. Сам я своему совету не последовал, и не желаю пройти то же самое девочке.

— Надеюсь, ты выбрала первый вариант, — отстранился я от девушки. — Дженни, несите ужин.

Она поставила перед Ладой на специальный столик поднос с контейнером с кашей и ложку.

— Ну, чего смотришь на меня своими красивыми глазками? — изогнул я одну бровь. — Бери ложку и ешь.

Лада так и продолжала молча смотреть на меня.

Господи, ну как статуя, ей-богу.

Красивая и неживая статуэтка.

— Ты, вообще-то, детей ещё хочешь? — снова перехватил я взгляд её голубых глаз.

В них тут же мелькнула боль. Да, знаю, что бью по больному. Но это, как мне кажется, единственное, что сейчас может сработать. Иначе мне в самом деле придётся отправить её на учет. Я не шутил.

— А смогу? — спросила она, с надеждой выискивая в моих глазах ответ.

После всего, что с ней случилось, очень резонный вопрос. С мозгами и логикой у юного юриста, который всего как полгода назад окончил высшее заведение и получил диплом, после которого папа взял её к себе на работу, всё по-прежнему очень хорошо.

— Сложно сейчас давать прогнозы, — ответил я почти правду. — Но, вообще-то, хочешь или нет?

— Да… — ответила она и покраснела.

Неудобно молодой девочке говорить об этом со взрослым дядей, пусть я и её врач.

— Так вот: если ты не будешь есть, восстанавливать силы, то и снова забеременеть не сможешь. На это нужно много сил и здоровья. Я понимаю, тебе больно. Но не лишай себя будущего. У тебя всё ещё будет. Бери ложку и ешь.

Лада неуверенно взяла ложку в руки и всё-таки зачерпнула уже остывшей каши. А потом отправила её в рот.

Не знаю, что точно возымело над ней эффект, — возможность иметь ещё когда-то детей или страх наблюдения в психиатрическом диспансере, но дело явно сдвинулось с одной точки.

— Вот и хорошо, — сказал я, вставая на ноги. — Пока обойдёмся без заявок психиатру, да?

Лада нервно кивнула. Напугал её? Перестарался… Ну прости, девочка, всё для твоего блага. Не стоило быть столь упрямой.

— Тогда отдыхай и доброго вечера.

Я покинул палату с чувством усталости, но в то же время и удовлетворения.

С одной девчонкой разобрались. Теперь надо ехать ко второй…

16.

— И в заключение вышесказанного, считаю, что клиника доктора Старкова проверку прошла успешно! Поздравляю, — мужчина, который был уполномочен провести эту проверку, пожал мне руку. — Вопросов к вам не имеется. Спасибо за радушный приём. И спасибо за скидку.

Весь день я и мой персонал прыгали перед проверяющим на задних лапках, и кажется, всё-таки не зря. В ходе проверки возникло несколько вопросов, но мы уладили их все одним днём или клятвенно обещали исправить в самое ближайшее время. Ну и, конечно, пообещали большую скидку для проверяющего и его семьи на ближайшие полгода на лечение в нашей клинике…

Врачи радостно загудели и заулыбались. Я тоже невольно расплылся в улыбке, ощущая триумф и удовлетворение в душе. А еще — безумно сильную усталость и ещё большее желание покинуть этот пост и контролировать лишь временами развитие клиники. Раньше я хоть жизни спасал, а теперь днюю и ночую с бумажками, проверками и прочим…

— Очень рад, — крепко пожал я руку в ответ. Вокруг нас звучали хором поздравления от коллег. — Отметим это дело?

— О, я не пью на работе.

— Я тоже. Есть вкусный кофе.

— Если только кофе…

Секретари организовали мигом небольшой фуршет, который мы заготовили в случае нашей победы. Надеялись, конечно.

Вечер обрел куда более расслабленную атмосферу. Некоторые врачи покинули конференц-зал и поспешили к семьям. Оно и понятно, мы провели последние несколько дней на рабочих местах… И меня тоже снова ждёт домой Элька. Ей стало совсем скучно дома в ожидании сада. Она ходит в старшую, выпускную группу, которую уже готовили к начальной школе. Уже думаю и сам о том, что неплохо бы было заглянуть к Ладе и слинять домой, к дочке…

Лада… То, что я начинаю свой день с проверки её состояния и заканчиваю этим же, стало для меня традицией. Стелла верно подметила, что я явно выделяю девушку и захожу к ней гораздо чаще, чем к остальным пациентам. Но только к романтическим чувствам это не имеет никакого отношения. У Лады тяжелая ситуация, и мне бы хотелось ей помочь, увидеть, как она снова хочет жить и стремится к чему-то. Молодая, красивая девочка, которая кулем лежит на кровати и бесцельно смотрит в окно часами, — зрелище не для слабонервных. Так не должно быть. В двадцать лет жизнь должна бить ключом, должно быть много целей и желаний, а она поставила на себе крест. Это неправильно!

Постепенно все врачи разошлись, и проверяющий тоже засобирался — взял в руки свой портфель и встал на ноги. Я тоже встал из-за стола, чтобы проводить “гостя”.

— Что ж… Спасибо вам ещё раз, — сказал он мне, снова протягивая руку. — У вас достойная клиника, и вы достойно её ведёте.

— И вам спасибо.

— А мне пора. Всего доброго. Акт о проверке пришлю вам на почту.

— Хорошо, спасибо.

— До свидания.

— До свидания.

Он вышел, а я усмехнулся сам себе — вот уж новых встреч не хотелось бы. Лучше я сказал бы “прощай”.

Со мной в кабинете осталась лишь Стелла, которую после нашей стычки вчера вечером я предпочитал не замечать, держал её на дистанции от себя. Только женщина не сдавалась, делала вид, что ничего не понимает…

— Кость… — промурлыкала она возле моего уха и мягко обняла сзади за плечи.

— Что?

— Ты чего такой хмурый? Ведь проверку мы прошли.

— Устал.

— Все устали. Но ты хоть улыбнись.

Я глянул на Стеллу так, что она сама убрала от меня руки.

— Доктор Стрельцова, если у вас всё — вы можете быть свободны, — сказал я. — За помощь благодарю — за эти дни вы получите премию.

— Премию? — переспросила она, словно не веря в то, что ей не снится мой тон и слова.

— Да, — кивнул я и встал со своего места. — Простите, но мне пора. Меня ждёт дочь.

— Кость, ну прекрати, а? — Стелла снова подошла ко мне и заглянула в глаза. Ладони положила мне на грудь. Я мазнул взглядом по её рукам, но ничего не сказал. — Я была не права. Извини. Лада твоя пациентка, и, конечно, только тебе решать, какой присмотр за ней нужен. Хоть каждый час к ней ходи, я тебе слова больше не скажу. Ну что ты так со мной?

— Лада тут ни при чем, — ответил я и мягко убрал от себя женские руки. — Просто я считаю, что нам нужно ограничить общение.

— Почему? — расстроилась она.

— Потому что ты уверена, что у тебя теперь есть привилегированное положение перед другими врачами, а это не так. Эти несколько ночей, что мы… Это не значит, что теперь между нами что-то есть.

— Несколько ночей? — подняла она брови вверх. — Старков, мы с тобой спали много ночей.

— И это было прекрасно, — пожал я плечами. — Но я никогда не давал тебе надежд на отношения. А ты их хочешь, так ведь?

— Конечно… Неужели ты не понял, что я тебя люблю? — тихо спросила она.

Я вздохнул. Ну и как в такие моменты сказать женщине, что её чувства не взаимны?

— Стелла, я не могу тебе ответить тем же. Понимаешь?

— Ты… А когда ты в постель со мной ложился, ты о чём думал? — спросила она, тяжело дыша.

— Я? — спросил я. — А сама как думаешь? Ты сама меня туда тащила, между прочим.

— Ну ты и сволочь, Старков, — покачала она головой.

Я недовольно поджал губы.

— Ты сама этого хотела, разве нет?

— Ты меня использовал!

— А может, ты меня?

— Нет, я тебя любила! А ты… Ты что — увлёкся правда этой выпускницей вчерашней?

— Стелла, Лада тут ни при чем, что ты её сюда вплетаешь? — начал раздражаться я. — Давай мы с тобой договоримся раз и навсегда — ты руководишь отделением терапии и обращаешься ко мне только по рабочим моментам. Не стоит ходить в мой кабинет как к себе домой. Зря я это позволил тебе.

— Вот так, значит, да? — почти плакала Стелла, а я себя чувствовал уродом… Но выбора мало. Раз уж я начал этот разговор, нужно его закончить.

— Если ты сама сюда не прекратишь ходить — я тебя сниму с должности и посажу обычным терапевтом принимать пациентов. Тебя поставят в расписание, и ты просто не сможешь в часы приёма покинуть рабочее место, а за отсутствие на нём будешь получать штрафы. Надеюсь, мы не дойдём до этого и ты меня услышишь с первого раза.

17.

Поразмыслив немного, я отдал распоряжение оставить её в нашем отделении. Бегать к ней в другое мне несподручно, а я ещё не всё рассказал о её состоянии, так что на мне ответственность вдвойне.

— Алло, Дженни, — говорил я в трубку, слиняв на время на кухню от дочери, которая обложила меня платьями для куклы, которые, между прочим, сшила сама. При помощи Нины, разумеется. — Оформите завтра утром Ладу в наше отделение, лечение спины.

— Но… Это же не наш профиль, — отозвалась та.

— И наш тоже, — настоял я. — Мне так спокойнее будет.

— Э-э… Что ж, как скажете, Константин Николаевич.

— Спасибо. Как там дела в реанимации?

— Вас все пациенты интересуют или конкретно кто-то?

Уже и Дженни говорит со мной намёками или мне кажется?

— Все.

Она коротко пояснила состояние больных, закончив Ладой.

— Состояние стабильное. Ела, опять в окно смотрит. Слушайте, а ей точно эти таблетки помогают? Психотропное.

— Помогают, — ответил я. — Без них явно депрессия была бы ещё глубже.

— Жаль девочку, — сказала Дженни. — Ей ещё долго с этим всем бороться.

— Да, только лишнего не выдайте ей, я сам.

— Конечно-конечно, я в такие дела не полезу. Да и не спрашивает она ничего. Ей словно всё равно, что с ней будет.

— Ну да, — хмыкнул я. — Но когда-то спросит. Вы не посвящайте её без меня в диагнозы.

— Я — могила, Константин Николаевич. Можете быть спокойны.

— Хорошо, спасибо. Пока.

Не успел и шага ступить, как телефон в моей руке снова ожил, оповещая о входящем вызове.

Я опустил глаза на дисплей — Воронцов Михаил, отец Лады. Он звонил каждый день, чтобы узнать о состоянии дочери.

— Да, Старков, — принял я звонок.

— Добрый вечер, Константин Николаевич, — поздоровался со мной Михаил.

— Да, здравствуйте.

— Я по поводу Лады.

— Я понял. Состояние стабильное. Присмотр за ней хороший. Динамика тоже есть. Всё в норме.

— Очень рад это слышать. Скажите, раз динамка есть, то Ладу, наверное, пора переводить в обычную палату?

— Да, пора. Только она останется в нашем отделении.

— Почему? Это же не ваш профиль.

— Потому что я, помня вашу просьбу, буду продолжать курировать Ладу, и делать это мне удобнее в моём отделении — сами понимаете почему.

— Да-да, вы очень занятой человек, понимаю. Под вашим кураторством Ладочке будет лучше.

— Рад, что вы так высоко оцениваете мои услуги.

— Именно высоко. Скажите, Константин, а сиделку можно приставить к Ладе? Одна она не справится… У неё была до перевода в ваше отделение. Проверенная, с медицинским образованием.

— Мы можем дать ей медсестру, если хотите. Чтобы закреплена была за ней, — ответил я. — Хотите? В любом случае я планировал это сделать. Диагноз обязывает.

— Лада тяжело сходится с людьми, — пояснил Михаил. — Настю она уже знает. Спасибо, но, наверное, лучше всё-таки её приставить.

— Как вам удобнее, — не стал спорить я. Если она с образованием и Воронцов сам за неё ручается, мне смысла нет возражать. — Привозите.

— Спасибо, Константин Николаевич. За всё.

— Не за что, — ответил я. — Не за что…

— Тогда хорошего вечера.

— И вам. До свидания.

Я повесил трубку и вздохнул. Даже дома работу из головы выкинуть не получается.

Вернулся к Эле, и до самой ночи мы вместе смотрели телевизор, уплетая вредную пиццу.

— А теперь спать, — сказал я, выключая пультом плазму на стене, когда стрелки часов перевалили за одиннадцать.

— Ну, па-а-ап…

— Никаких “пап”, — мягко подтолкнул я её в сторону комнаты. — Давай-давай. Завтра в сад пойдёшь наконец-то, рано вставать. И так засиделись с тобой.

— Это потому что ты всегда поздно приходишь, — укорила меня дочь совсем как взрослая. — И завтра я проснусь, ты отвезёшь меня в сад и снова исчезнешь на своей работе. А нам, женщинам, так хочется внимания.

— Ого, какие речи, — рассмеялся я. — Я постараюсь тебе, женщина ты моя, уделять больше времени. В субботу пойдём в детский парк на весь день. Хочешь?

— Да! — радостно крикнула Эля и с разбегу запрыгнула на меня. — Пап, ты такой классный!

— Ты тоже классная, — ласково щелкнул я её по носу. — Но пора спать.

— Отнеси меня, — захлопала она глазками. — Пожа-а-а-алуйста.

Ну действительно — самая настоящая женщина растёт!

Что делать, ребёнку отказать не могу. Понёс, до самой её спальни. Следом за нами шла Нина, чтобы помочь девочке лечь в кровать.

— Всё, я твою просьбу выполнил, — сказал я, когда вернул её на ноги перед входом в детскую. — Теперь ты выполни мою.

— Какую?

— Почисти зубки и ложись спать.

— Хорошо, — кивнула она и ушла с Ниной внутрь комнаты.

Я же пошёл в свою спальню. Принял душ и лёг в постель, но сон никак не шёл. Начался дождь. Он мягко барабанил по крыше и карнизу, а я всё размышлял обо всём подряд.

Как же мне рассказать Ладе о всех проблемах с её здоровьем? Что я скажу, если она спросит меня прямо? Не могу же я молчать на всё. Да уж, эта авария так много проблем принесла…

Постепенно шум дождя убаюкал меня и унёс в сон…

18.

Ладу перевели в обычную палату. Она послушно принимала препараты по назначению, постепенно шла на поправку, но очень замкнулась в себе. Оно и понятно — такое случилось с ней. Сколько мне самому потребовалось времени, чтобы восстановиться после всего? Не помню, но точно не пара недель, как в случае с Ладой. Но то, что физически она поправлялась, конечно, хорошо.

Когда я вошёл в палату, то обнаружил, что Лада не одна, — рядом сидела молодая девушка и… вязала? И что-то рассказывала ровным голосом Ладе. Та краем уха даже слушала её.

— Здравствуйте, — обратился я к обеим.

Девушки разом уставились на меня.

— Добрый день, — ответила незнакомка.

Лада молча смотрела на меня. Словно на пустое место.

— А вы…

— Я сиделка. Настя меня зовут, — ответила она.

— Вот как, — окинул я её оценивающим взглядом. Значит, о ней говорил вчера вечером Михаил. — Можно вас на пару слов?

Я отвёл в сторону Настю, чтобы Лада нас не слышала. То, что у девушки есть медицинское образование, очень хорошо, но всё же нужно проинструктировать девушку.

— Настя, вас нанял Михаил Сергеевич, я правильно понимаю?

— Да.

— Понятно. Меня зовут Константин Николаевич Старков, я лечащий врач Лады Михайловны.

— Приятно познакомиться, — вежливо кивнула она.

— Я в курсе, что мы с вами коллеги. Какое у вас образование?

— Сестринское дело.

— Понятно. Ну, для ухода за Ладой этого достаточно.

— Конечно, — мягко улыбнулась девушка. — Мы с ней сработаемся.

— Надеюсь, — ответил я. — Поясню для вас некоторые нюансы…

Я коротко описал ей самые важные правила поведения в больнице и пояснил, куда нужно обращаться в экстренных ситуациях, если таковые возникнут.

— Если у Лады будут возникать какие-то вопросы — сами, пожалуйста, ничего не домысливайте. Говорите, что на подобного рода вопросы ответит только лечащий врач. Лада… не всё знает до конца о своём состоянии. Она принимает успокоительное, и мне бы не хотелось, чтобы вы неосторожными словами сейчас нарушили её равновесие, которого мы, честно скажу, добились с трудом. Вы медик, и кое-что начнёте понимать сами. Поэтому молчите и передавайте вопросы мне лично. Хорошо?

— Хорошо, я поняла, — закивала девушка, и мне очень хотелось бы верить, что она действительно поняла и не испортит всё.

— Тогда к вам больше вопросов у меня пока нет.

Я обошёл её, дошёл до Лады и сел на стул рядом с её кроватью.

Девушка смотрела прямо на меня своими огромными грустными голубыми глазами.

— Как дела? — спросил я.

— Но… нормально, — пожала плечами она.

После того довольно жёсткого разговора Лада словно опасалась меня и явно сторонилась ещё больше. Перегнул, наверное, и напугал её резкостью. Но главное, что есть результат. А относиться она ко мне может как угодно, лишь бы поправлялась.

— Анализы хорошие пришли, — сказал я ей, изучая информацию в её карте. — Организм восстанавливается.

Она промолчала.

Какая молчунья. Обычно девушки как из пулемёта строчат слова…

Например, Стелла. Хотя она с того вечера, когда я прочёл ей отповедь, ко мне больше не заходила без дела. Правда, когда повод всё же находился, не упускала шанса попытаться наладить наше общение. Но я против.

А Лада совсем другая… Молчит, смотрит даже редко.

Её очень украшает.

Что ж там был за жених у неё, который бросил девчонку как куклу?

Дурак какой-то, ей-богу…

— Давление нужно измерить, — сказал я, и девушка протянула мне свою руку, чтобы я мог проделать данную процедуру.

Когда я коснулся её руки, она вдруг вздрогнула и, взмахнув ресницами, покосилась на меня. Я продолжил оборачивать её предплечье, чтобы затем закрепить липучку и нажать на кнопку тонометра.

— Всё в порядке, — сказал я, когда увидел результат и тонометр выпустил воздух. — С таким давлением можно хоть в войска.

Я снова случайно коснулся тонких вен на худенькой руке Лады. И она опять вздрогнула.

— Почему я осталась в этом отделении? — спросила она меня. — Мне говорили, что переведут в какое-то другое.

— Ты остаёшься, потому что твои родители попросили, чтобы тебя вёл именно я. А бегать по отделениям мне неудобно.

— Не потому, что вы мне что-то недоговариваете? — уставилась на меня в упор Лада.

А вот и неудобные вопросы начались…

19.

— Лада Михайловна, — посмотрел я на неё прямо. Скрывать я ничего не стану, слушать правду ей будет тяжело. — Остаётесь вы в этом отделении, как я и сказал ранее, по моей инициативе — потому что ваш отец просил об этом и потому что мне это удобнее. По части гинекологии вопросов не осталось, но долечиваться вы будете здесь.

— Я смогу иметь детей? — спросила она и закусила нижнюю губу в ожидании.

Такая молодая, но всё время спрашивает о детях. Неужели ей уже сейчас хочется с ними нянькаться?

— Сейчас этого прогнозировать нельзя, — ответил я, взвешивая каждое слово. — Сказать точно, что не сможете — тоже. Проблемы есть, но они решаемы при правильном лечении и восстановлении организма. К тому же удар по спине вызвал сразу целый ряд проблем, с которыми тоже придётся работать, и избавление от которых также увеличит шансы на новое зачатие.

— Шанс есть? Я просто… хочу быть полноценной.

Она так горько это сказала, что у меня самого защемило сердце.

Какая же ты, девочка, неполноценная? С тобой всё будет хорошо. Откуда такие мысли о себе в твоей светлой голове? Она же смутилась от столь откровенного разговора и опустила глаза, спрятавшись снова от меня за длинными ресницами.

Она похожа на красивую фарфоровую куклу… Ей даже красить ресницы не нужно, и так длинные… Точеные черты личика… В том, что у неё появится другой спутник жизни, я не сомневался, конечно, но сложности с зачатием всё же могут возникнуть. Однако этого не узнать, пока не начать, так сказать, практиковаться. Пока Лада не планирует детей и у неё теперь нет жениха, понять, сможет ли она зачать, мы не сможем в теории. Проблемы есть, но и шансы забеременеть тоже имеются.

— Я не вижу причин говорить о том, что полноценной вы быть не сможете, — осторожно ответил я.

— Правда? — Лада расцвела. — Вы меня не обманываете?

— Не обманываю.

— Мне казалось, что вы всё-таки что-то недоговариваете… — Она смотрела на меня своими ясными глазами. Доверчиво, открыто. Как такому чуду можно лгать?

— Ну, кое-что я не сказал, — признался я. — Требовалось время, чтобы точно всё выяснить. Некоторые проблемы всё же имеются, помимо вашей руки и ноги. Но они не связаны напрямую с репродуктивной функцией, хотя затронули и её.

— О чём речь?

— Спина вас беспокоит? — ответил вопросом на вопрос я.

— Да… Болит. И я… Не могу идти сама. Это из-за ноги? Или из-за болей в спине? Я сильно ушиблась, да?

Да, с логикой и анализом у неё очень хорошо. Наверняка она умница и училась хорошо, и, вероятно, даже неплохой юрист, хоть и молодая и малоопытная.

— Да, ваша спина нуждается в лечении, — сказал я. — Повреждения есть… И нужны процедуры, уколы и самое главное — терпение и время.

— А… Я что… — Она растерянно хлопала глазами и явно испугалась. — Я буду инвалидом?!

Я ещё и ответить не успел, как из её глаз побежали слёзы.

— Не будете, — твёрдо ответил я, ещё раз для себя решив, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы она снова встала. — Танцевать любите?

— Что? Какие танцы, доктор? — плакала она, вцепившись в одеяло тонкими пальцами. — Если я даже встать не могу.

— Танцевальные, — сказал я. — Какой ваш любимый танец?

— Константин Николаевич, вы надо мной что — издеваетесь? — уставилась на меня она. Запомнила моё имя? Что ж, похвально.

— Нисколько, — покачал я головой. — Но мне хотелось бы знать, что мы с вами станцуем после лечения? Надо же выбрать танец.

— Мы с… вами? — Она даже плакать перестала и снова уставилась на меня своими огромными глазищами.

— Ну, должен же я оценить результат своей работы? — пожал я плечами.

— То есть вы уверены, что я не только встану, но и буду танцевать? — спросила она так наивно и беспомощно, что сердце снова защемило. Почему я так реагирую на неё? Она ведь обычная пациентка. Да, со сложным случаем, со сломанной судьбой, но… просто пациентка. А мне упорно хочется её пожалеть…

— Уверен, — ответил я, стараясь и своим видом, и своим голосом внушить ей то же самое. — Только и вы должны помогать.

— Как? — тихо спросила Лада.

— Слушать и выполнять все предписания врачей.

Она молча кивнула.

— Выполнять все процедуры строго по расписанию, — продолжил я.

Лада снова кивнула.

— И выполнять их, несмотря на боль.

— Мне будет… больно? — побелела она.

Боится боли? Ну прямо дитя двадцати трёх лет…

— Будет, — честно сказал я. — Но без наркоза обойдётся. Скорее, не очень приятно.

— Хорошо, — ответила она. — Куда мне деваться?

— Правильно — некуда, — похвалил я её за мысли в верном русле. — Хотите встать — будете всё выполнять. И хорошо питаться! Вам понадобится много сил на восстановление. Когда заживёт ваша нога, мы начнём процедуры и тренировки.

— Тренировки?

— Да, тренировки, — повторил я. — Физические нагрузки тоже, и легко не будет — предупреждаю сразу. Но вы хотите вылечиться?

— Да…

— А я хочу увидеть, как вы танцуете. Это будет для меня личной победой.

Она вяло, но всё же улыбнулась мне. А потом снова сникла, и по её щекам опять побежали слёзы.

Не отдавая себе отчёта, что делаю, мягко смахнул их пальцем. Лада оторопела и даже не отпрянула. Так и сидела как истукан, смотрела на меня огромными глазами, лишь слегка вздрогнула, когда я снова коснулся её…

— Не переживайте, — сказал я негромко, убирая от неё руку. — Мы вам поможем.

— С-спасибо… — прошептала она, глядя в моё лицо.

— Поправляйтесь, — произнёс я и вышел из палаты.

20.

Уже в своем кабинете, когда переодевался в своё, и по дороге на парковку к машине всё думал о том, что сказал ей. Почему мне пришли на ум слова про танцы? Сам не понимаю. Но действительно надеюсь, что у нас всё получится и её танец мы в самом деле увидим.

Возле лифта мы встретились со Стеллой. Всё так же хороша собой, с идеальной причёской и макияжем.

— Здравствуйте, Константин Николаевич, — улыбнулась она, вглядываясь в меня так, словно сто лет не видела.

— Добрый вечер, — кивнул я, нажав на кнопку вызова кабины. — Какими судьбами на этаже для руководства?

— А вы чутко следите за тем, чтобы я не гуляла тут без дела, не так ли? — съехидничала она.

— Вроде того, — хмыкнул я.

— Не беспокойтесь, я искала не вас, — ответила она. — У меня были дела с Шоном.

— Что ж… Ясно.

Подъехала кабина лифта и открыла перед нами свои двери. Я указал рукой на кабину, и Стелла вошла первой, а я — за ней. Мы встали рядом, и я протянул руку к кнопкам.

— Минус первый этаж, парковка? — спросил я её.

— О нет-нет, — сказала она. — Просто первый сегодня.

— Не на машине? — глянул я на неё, нажимая нужные кнопки на панели управления лифтом.

— Нет.

— А что случилось?

— Ничего страшного, просто кое-что сломалось.

— Жаль.

— Не то слово, — вздохнула она. — Я уже неделю езжу на автобусе.

— Давай я тебя подвезу? — предложил я. Потом задумался, зачем я это делаю, ведь сам хотел ограничить контакты, но вроде как некрасиво было с моей стороны не предложить свой транспорт, когда у дамы его не имеется на данный момент.

— А тебя не затруднит? — мягко улыбнулась она.

— Нет, но… Слушай, сразу скажу, что это ничего не значит, — посмотрел я в её глаза. — Просто подвезу. Как старого друга.

— Хорошо, — пожала она плечами. — Я ни о чём кроме поездки не думала даже. А ты что имеешь в виду, м?

— То, что сказал, то и имел в виду, — ответил я, проигнорировав её флирт.

— Хорошо, я понимаю, — сказала она, и дальше до выхода из лифта и до самой парковки мы шли молча.

Я снял блокировку с машины, и мы заняли свои места на передних сиденьях.

— Ещё раз поздравляю тебя, Кость, с блестяще пройденной проверкой, — решила всё же завести диалог со мной Стелла.

— Тебе спасибо, — произнёс я, не отвлекаясь от управления авто. — Премию тебе выдадут скоро, я распорядился.

— Да не надо мне от тебя денег, Старков, — ответила тихо она. — Я не ради этого тебе… помогала.

Я знаю. Но говорить снова на эту тему совершенно не хотелось. Стелла — красивая женщина, сексуальная, она и сейчас мне очень нравилась, но отношений с ней я не планировал, а она будет требовать от меня большего.

— И всё равно я скажу тебе спасибо как руководитель клиники, — сказал я, сворачивая к её дому и останавливаясь возле нужного небольшого коттеджа. — Ты её заслужила.

Едва машина остановилась и мотор заглох, она спросила:

— На чай зайдёшь?

— Нет, спасибо, — отказался я, понимая, что она предлагает мне вовсе не напиток. — Домой надо.

— Старков, — услышал я у себя возле уха, а затем руки Стеллы обвили мою шею. Она мягко прильнула ко мне. — Ну хватит обижаться. Если ты хочешь, чтобы между нами кроме постели ничего не было — я согласна. Я хочу…

Она сама нашла мои губы и принялась дарить поцелуи со знанием дела… Она уже знает, как меня надо поцеловать так, чтобы получить реакцию. А у меня давно уже не было… Работа-работа-иногда дом-снова работа…

Сам не понял, как ответил ей, а затем мы переместились в её дом и как следует “выпили чаю”...

Смотрел на нее спящую, на ее спокойное во сне лицо, на разметавшиеся по подушке волосы, и понимал, что сегодня, наверное, всё снова усугубил сам.

Надеюсь, Стелла понимает, что эта ночь снова для меня ничего не значила…

***

ЛАДА.

— Лада, ну ты что? — заглянула мне в лицо Настя, включив свет. Мы вроде как легли спать, но среди ночи меня вновь одолела такая тоска, а ещё боль в спине, что я стала плакать. Постепенно плач перешёл в рыдания от отчаяния, и я разбудила Настю. Успокоиться у меня никак не получалось. Даже дышать удавалось с трудом, до того меня разобрала истерика. — Ну-ка давай водички…

— Н-нет… — цеплялась я за одежду Насти. — Не хочу…

— Лада, — присела она на край моей кровати и обняла меня. — Бедная девочка…

Я продолжала рыдать и хватать ртом воздух. Не могла и слова вымолвить.

Настя нажала на кнопку вызова медперсонала.

— У Лады жуткая истерика, помогите, — сказала она, когда на том конце ей ответили.

А потом снова обняла меня, пытаясь хоть немного успокоить до прихода врачей.

Вскоре в палате оказалась медсестра, она что-то вколола мне, и я постепенно начала успокаиваться.

— Ну ты что так расстроилась? — спросила она меня, когда я смогла хотя бы снова дышать и говорить.

— Я боюсь, что не встану, — тихо ответила я.

— А доктор Старков сказал, что ты ещё танцевать будешь, — возразила Настя. — У меня нет причин не верить ему.

— Врачи — не боги. Они не могут всё знать. И Старков — не исключение.

— Не бог, конечно, — хмыкнула Настя. — Но врач классный. И мужик тоже… Эх, интересно, он женат? Кольца на пальце не заметила.

— Женат? — подняла я голову и посмотрела на неё. — Не знаю. Почему тебя интересует такая чушь?

— Почему чушь? — пожала плечами Настя. — Я медик, он медик. Я красивая, он красивый. Я свободна, он, надеюсь, тоже. Да мы просто созданы друг для друга.

Наверное, в другой ситуации я бы оценила шутку, но сейчас мне снова стало грустно — я вспомнила Рому. Когда-то я считала, что мы с ним тоже созданы друг для друга. А теперь он счастлив с другой. С ней у него будет семья, брак, постель, дети… С ней. А меня просто выкинули за борт…

— Ненавижу мужиков, — заявила я и улеглась обратно на свою подушку.

21.

СТАРКОВ.

В нос проник запах кофе. Я открыл глаза и увидел рядом с собой полуодетую Стеллу, которая ставила поднос с чашками и круассанами на тумбочку возле кровати.

— Доброе утро, — промурлыкала она, проводя пальцами по моей спине. — Пора вставать, доктор Старков.

— Щекотно, не надо, — сел я на кровати, сбрасывая с себя её руку.

Жалею, что вчера дал слабину. Она вон завтрак в постель притащила, а мне этого ничего не нужно…

— Я тебе кофе принесла.

— Вижу, спасибо.

Глупо, наверное, отказываться, раз уже всё принесли? Я забрал чашку из её рук и отпил немного горячей ароматной жидкости.

— Я сама варила.

— Вкусно, благодарю.

Я сам взял с подноса круассан. После ночки голодный как зверюга…

— Так, ну собирайся быстрее, я тебя подброшу до работы, — сказал я ей, когда голод был немного утолён.

— Хорошо, — кивнула она и, вместо того чтобы идти одеваться, прижалась ко мне со спины.

— С тобой так хорошо, — сказала она. — Ты был такой… Ласковый и нежный зверь.

— И тебе спасибо за эту ночь, — ответил я.

— Спасибо и всё? — разочарованно протянула она.

Я тихо вздохнул.

Боже, как будто и не было размолвки. Ну я и дурак, что позволил этому повториться. Она наверняка тешит себя снова несбыточными мечтами. А я, козёл и скотина, в очередной раз повторю, что никаких отношений у нас быть не может, и снова сделаю ей больно.

— А что ты ожидала услышать от меня? — пожал я плечами. — Ты красивая, сексуальная женщина. Но кроме постели я тебе никогда ничего и не предлагал и не предлагаю и теперь. Между нами ничего не изменилось. Я в душ. И ты собирайся, а то опоздаем.

Когда я вышел, Стелла уже была одета и причесана. На лице сидели темные очки, и причина была ясна — по щекам бежали две дорожки слёз.

— Я… готова, — сказала она мне, пока я одевался.

Я подошёл к ней, развернул к себе за плечи и стянул с неё очки. Посмотрел в заплаканные глаза.

— Не плачь, пожалуйста, — сказал я ей. — Только не из-за меня. Я не заслуживаю твоих слёз. Ты ведь с самого начала всё понимала, Стелла. Постелью мужчину не удержать. Нужно что-то ещё. И прости, я не могу тебе ответить на твои чувства… Не вынуждай меня чувствовать себя уродом, который делает больно. Давай мы скажем спасибо за эту прекрасную ночь и всё-таки поставим точку. Ты прекрасная женщина, ты найдёшь ещё свою судьбу.

— Я всё поняла, — сказала она в ответ. — Только ты ошибаешься. Кроме меня никто не станет терпеть тебя, Старков. Я тебя дождусь.

Я опустил руки. Какая-то слепая любовь, которую я никаким образом не заслуживал. И на которую в самом деле не мог ответить.

— В этом нет никакого смысла, — честно признался я. — И чем скорее ты поймёшь это, тем лучше для тебя. Ты перестанешь жить прошлым и сможешь быть счастливой, избавишься от этой… любви.

— Нет, это ты, Костенька, — посмотрела она на меня, утирая слёзы. — Поймёшь однажды, что эта девочка не для тебя. Она красивая, юная… Я понимаю, ты мужчина, и тебе не чужды и чувства, девочка понравилась. Она такая нежная, несчастная вся. Очень трогательная маленькая куколка. Но она тебе не ответит. Вот увидишь. И ты вернёшься ко мне. А я… Приму. Потому что я люблю тебя, Старков. И ничто не изменит этого. Ни твои слова, ни дожди и грозы, ни даже мировой потоп. Ты придёшь ещё… Когда с ней у тебя ничего не получится. А я подожду. Я терпеливая. Хочешь гульнуть налево и поиграть с красивой девочкой — я стерплю.

— Что ты говоришь, бог мой, — покачал я головой. — При чём тут Лада?

— А разве я имя назвала? — подняла она брови. — Но ты сразу назвал именно её имя. Попался, Старков. Понравилась тебе малышка? Да-да, я всё чувствую, Старков, ты для меня как открытая книга стал за годы работы с тобой.

— Тут много ума не надо, чтобы понимать, о ком ты говорила, — парировал я. — Но говорить с тобой на эту тему я не хочу, если честно.

Я вынул ключи от машины из кармана брюк.

— Ты едешь?

Она молча последовала за мной, натянув обратно солнечные очки…

***

По дороге Стелле хватило ума молчать до самой больницы.

Какие глупости она несла из-за обиды — это уму непостижимо!

Где я и где Лада. Мы из разных миров.

У нас большая разница в возрасте.

Она — мой пациент, я — её врач.

Она юная девушка, а я для неё старый дед, да ещё и с ребёнком.

Она только что потеряла жениха и ребёнка, а я уже давно схоронил свою жену и нерождённого сына.

У нас нет ничего общего.

Никаких точек соприкосновения.

Никаких совпадений.

Стелла не права, и ещё убедится в этом.

— Константин Николаевич, — услышал я голос сестры у себя за спиной.

Только что облачился в медицинский костюм и планировал спокойно выпить ещё порцию кофе в ординаторской, но, кажется, это мне не светит. — Доброе утро. Хорошо, что вы тут.

— Доброе утро, — повернулся я к ней. — Слушаю.

— Воронцова, — ответила она. — Вчера у неё была такая истерика, что пришлось ей колоть снотворное и успокоительное. Может, её ещё психиатр посмотрит? Еле откачали её.

— Так, — сказал я и сорвался с места, намереваясь посетить пациентку Воронцову.

Да что же ты творишь с собой, девочка?

Ну как же не дать тебе сойти с ума?

22.

Я вошёл в палату и вымыл руки в раковине перед осмотром пациентки. Затем подошёл к её кровати. Лада выглядела такой же, как вчера, только снова бледная.

— Доброе утро, — поздоровался я с обеими девушками.

Настя, снова со своими крючками и клубком ниток, уже сидела возле неё.

— Доброе утро, Константин Николаевич, — ответила мне сиделка Лады и отложила в сторону рукоделие.

— Это что — шерсть? — уставился я на моток.

— Да. А что?

— А говорите, что медик, — сказал я. — Двойка вам. Шерсть в хирургическом отделении! Это же рассадник бактерий. Вы с ума сошли? Немедленно убрать и больше не приносить!

Настя убрала в пакет своё рукоделие, опасливо поглядывая на меня.

У Лады не зажил до конца ещё шов, она мне хочет новый сепсис организовать?!

— А чем тут ещё заниматься? — повела она плечом.

— Книги читайте. Вышивайте крестиком, — парировал я. — Выйди за дверь. Мне нужно осмотреть Ладу.

— Э… Хорошо.

Настя вышла, и мы остались с Ладой вдвоём.

— Доброе утро, Лада, — обратил я на себя внимание совершенно безразличной ко всем и к этой сцене девушки. Она даже головы не повернула, пока я отчитывал Настю. И не поздоровалась со мной в ответ. Сейчас ей пришлось реагировать, раз уж мы тут остались наедине и я на неё смотрел.

Она медленно повернула голову ко мне.

— Здравствуйте, доктор, — сухо ответила она.

— Руку, — сказал я и подставил ей тонометр.

Давление, температура — всё было в пределах нормы. А вот пульс… Она явно просто утонула в своих переживаниях, и никакие слова пока действия не возымели. Родители навещают её каждый день, после их визита она вроде бы немного веселее, но едва она остаётся со своими мыслями, как снова начинает погружаться в страдания.

— Спина болит? — спросил я.

— Очень…

Ну да, как раз сейчас боли должны стать заметными. Но они будут ещё сильнее. Тебе придётся пройти ад, девочка. И то, что она будет испытывать такую боль, меня совершенно не радовало, но иного пути у нас с ней нет.

— Это сейчас нормально, — пояснил я. — Тебе с сегодняшнего дня уже начнут лечение спины. Обезболивающее тоже будем давать, но придётся потерпеть.

— Ради чего? — тихо спросила она. — Я всё равно не встану больше. Моя жизнь разрушена и кончена. Не стоит вам со мной нянькаться, — коротко глянула она на меня. — Я этого не заслуживаю.

— Никто с тобой не нянькается, — ответил я. — И уж прости, но я очень дотошный врач, и своих пациентов лечу так, чтобы был максимально положительный результат. И тебя это не обойдёт.

— Я всё равно не встану, — повторила она. — Вы мне просто побоялись сказать, что теперь я навсегда останусь овощем в кровати.

Я протянул руку и коснулся её подбородка. Развернул его к себе.

— Послушай, девочка, ты зачем так рано ставишь на себе крест? — спросил я её, вглядываясь в голубые глаза, в которых появилась оторопь из-за того, что я снова нарушил её личное пространство. И нарушил границы врач-пациент… Она почти не дышала, молча смотрела на меня. Какая она трогательная… И красивая. Нельзя пациенткам быть такими красивыми. Не к добру это. Но ни голосом, ни видом я не выдал своей странной реакции и мыслей в голове… — Никаким овощем ты не будешь, я тебе не лгал об этом. Ты встанешь, я сделаю для этого всё возможное и невозможное, найду лучших врачей для тебя. Только прекрати себя изводить, ты слышишь меня? Ты осталась в этом мире, переживала такую страшную аварию — значит, тебе рано от нас уходить туда, где всем лучше. Не торопись себя заживо хоронить. Твои мышцы не умерли, они способны восстановиться. Это не будет легко и приятно, но ты поправишься и встанешь. Ты мне веришь?

— Д-да… — тихо выдохнула она одними губами.

Я убрал руку и немного отодвинулся.

Ещё немного, и меня понесёт совсем не туда.

Она очень красивая, и даже такая, переломанная и несчастная, странно на меня действует.

Я смотрел на её губы.

Нет, такие контакты себе позволять нельзя. Я и так уже много раз себе позволил с ней лишнего.

— Вот и верь мне, — сказал я ей. — И слушайся. Не надо так сильно плакать. Это подрывает твои силы, нужные на выздоровление. Каждый раз, когда хочется плакать, помни о том, что шансы на выздоровление у тебя очень высокие, нужно только время на это. И силы. Твоё состояние неприятное, но ты тут не одна, за тобой уход хороший, и главное — это временно. Слышишь меня, Лада?

— А зачем вам это надо? — спросила она.

— Что именно?

— Уговаривать меня. Вы же давно вышли за рамки просто моего доктора…

Да, вышел. И умная девочка, конечно, это видит и чувствует. Только объяснения этому у меня нет.

— А на этот вопрос я тебе отвечу после того, как ты станцуешь.

Я встал со своего места и покинул палату, не позволив ей больше задавать мне никаких вопросов.

23.

— Тони, загляни ко мне, — набрал я внутренний номер психиатра клиники. — Нужна твоя консультация.

Я, конечно, попытался её убедить, что всё будет нормально, но достичь этого будет непросто. И больно. Очень. Ей…

— Звал, Константин? — заглянул в кабинет психиатр спустя минут пять после моего звонка.

— Да… Проходи, — указал я на свободное место на диване рядом с собой.

Он сел и внимательно смотрел на меня.

— Лада Воронцова, — назвал я имя девушки. — Помнишь такую пациентку?

— Да-да, конечно, — кивнул доктор. — После аварии. Маленькая птичка, которая в одночасье лишилась многого… Помню, помню. Как она? С препаратами ей легче, не правда ли?

— Да, легче, — ответил я задумчиво. — Вы отлично подобрали лекарство. В вопросах психиатрии вам нет равных во всём штате. Да и за его пределами тоже.

— Приятно слышать похвалу от вас, доктор Старков.

— Но мне кажется, что, возможно, их ей недостаточно? — спросил я. — Может быть, что-то ещё серьёзнее нужно?

— Опять плачет?

— Вчера была истерика, еле успокоили. Кололи снотворное.

— Плохо, — сказал Тони. — Но ничего необычного нет в её состоянии. Такие срывы ещё будут. В стабильное состояние сразу она не придёт даже с препаратами.

— То есть повода волноваться нет, ты считаешь? — почесал я затылок.

— Нет.

— А чего ж она так рыдает горько до сих пор?

— Женщина. Ей больно, — ответил он. — И пока ещё будет долго больно. Потеря ребёнка для девушки — очень серьёзная беда. Да ещё и жених оставил… Прямо в этот момент.

— Козлина, — не выдержал я и выругался. — Так она считает, что ещё из-за этого он её бросил. Не смогла, не выносила, не родила.

— Конечно.

— Я и говорю — козлина. Нашёл время, урод… Так, это всё лирика. В целом состояние соответствует психически здоровой личности?

— Да. Но, если вы хотите, я, конечно же, её ещё раз осмотрю.

— Осмотри, — решился я. — И ещё, Тони. — Я внимательно посмотрел ему в лицо и добавил: — Никаких учётов и диспансера. Не порти девчонке жизнь.

— Как скажете, — пожал плечами психиатр. — Ничем таким она не страдает, чтобы я со своей стороны настаивал на учёте. Всё очень закономерно для её ситуации.

— Хорошо… Тогда осмотри её, и будем продолжать намеченный курс лечения.

***

Тони снова не нашёл ничего криминального в поведении девушки, и я оставил её в покое и дал ей возможность переварить её беды естественным путём.

Лада начала курс лечения.

Ей было сложно, больно, неприятно, но она вдруг взяла себя в руки и стала сражаться за себя. Она поверила мне, что сможет встать. Пила все нужные таблетки, питалась правильно и даже пару раз улыбнулась. А улыбка у нее светлая, но дарит она её окружающим редко… Разве что родителям, которые, конечно, навещали её каждый день и дальше. Они тоже воодушевились тем, что депрессия Лады осталась позади, хотя иногда она плакала от боли и опускала лапки, но оказалась сильной личностью, которая раз за разом брала себя в руки и, закусив до боли губы, снова и снова боролась с болячками.

Прошло полтора месяца.

Раны на её ноге заросли уже,на руке тоже… Осталась лишь спина, но с ней было, конечно, сложнее.

Она стала садиться с чужой помощью, а вставать пока не получалось.

Позднее, ей стало чаще удаваться просто встать и стоять. Долго не могла, но всё же это прогресс и явный показатель того, что не успеют сойти снега нашей зимы, как Лада сделает первые шаги. Снова, в свои двадцать три, девочка учиться ходить…

Завораживающая и пугающая, трогательная картина…

***
— Давай ещё немного попробуем, — сказал я ей, осторожно поднимая с кресла. — Нужно разрабатывать мышцы.

— Я опять не смогу… — почти плакала девушка. — Я устала.

— Сможешь, Лада, — твёрдо сказал я и потянул её за руку, заставляя принять вертикальное положение.

Я контролировал ситуацию. Я знаю, сколько минут можно потратить на тренировки. Лада быстро устаёт и пока падает, но практика поможет ей быстрее восстановиться и вернуться к полноценной жизни. У неё всё ещё впереди.

Лада сделала несколько шагов и тут же начала падать. Я подхватил её за талию, прижав к себе, и не дал упасть. Руки девушки обвили мою шею, она пыталась удержать равновесие.

— Ой… Простите. Я же говорила, что ничего у меня не получается…

Мы встретились взглядами. Я смотрел в её голубые глаза и никак не мог оторваться. Мне не хотелось её отпускать. Пальцы так и сжимали её хрупкое тело.

Хотелось прижаться к её губам своими, узнать, насколько они сладкие и мягкие, очертить линии кончиком языка…

— Доктор? — позвала она меня, когда мы простояли так слишком долго.

Доктор готов нарушить все правила этики. Эта девочка нашла во мне такой отклик, какой давно никто не вызывал. И это далеко не только жалость к красивой девушке и её непростой судьбе… Лада мне нравится. Действительно нравится…

Я уже очень давно не испытывал такого удовольствия от простых объятий.

Словно бы меня обнял ангел.

Словно я школьник и меня обняла девочка, в которую я тайно влюблён…

— Получится, — сморгнул я, чтобы прогнать это наваждение, которое стало брать надо мной власть гораздо чаще, когда мы вот так контактировали с ней во время занятий. Нельзя, Старков, нельзя. Она не для тебя… Стелла в этом вопросе была крайне права. Я ей не пара. — А теперь — отдыхать.

Я поднял её на руки и отнёс к кровати. Осторожно усадил на матрас.

— На сегодня хватит, — сказал я ей. — Но завтра я приду снова. И не отстану, пока ты не станешь ходить сама.

— Зря вы так время на меня тратите… — повторила она почти уже забытую мной фразу.

— Не зря, — ответил я. — Я врач, и это моя работа — спасать жизни и восстанавливать здоровье.

— Кто угодно мог бы меня выхаживать, — резонно отметила Лада. В её глазах плясали какие-то странные огоньки, но эмоций в них я не уловил. Точнее, я видел эти эмоции, но какие они — счесть не смог. То ли озорство, то ли вызов. И чистые слёзы — ей снова было больно, но она всё терпит. — Но вы решили делать это сами.

24.

ЛАДА.

Он вышел, а я опустила глаза на свои дрожащие руки.

Он хотел меня поцеловать?

Мой врач?

Я нравлюсь ему? Как девушка?

Не может быть…

После всей моей истории, после того, как он видел меня изломанную, в депрессии, в слезах, после всех обвинений в его сторону, — не могла я ему нравиться.

Наверное, ему просто жаль меня.

Жалость — не то чувство, которое мне бы хотелось, чтобы ко мне испытывали мужчины.

И не то чувство, которое я хотела бы…

Получить от него? Да мне ничего не надо. Но точно не жалость…

В голове всё смешалось. Я всё ещё люблю Рому, плачу о нём ночами, но, когда меня касался вот так Старков, я словно отключалась от всего. И мне… нравились эти касания.

Но что это всё означает?

Может быть, и ничего? Он просто мужчина, кроме того, что доктор, и заботится о своей пациентке как истинный джентльмен.

— Лада, чего так задумалась? — спросила Настя, которая вернулась в палату.

Старков всегда выгонял её, когда приходил заниматься со мной. И заходила она лишь тогда, когда он покидал палату.

— А? — спросила я, вынырнув из мыслей. — Нет, ничего… Так, просто.

— У тебя такое лицо, — вгляделась она в меня. Помощь Насти уже требовалась всё меньше, но родители оставили её при мне, чтобы мне было не так тоскливо и одиноко. — Старков тебе что-то сказал обидное?

— Нет… Нет.

— А с виду настоящий рыцарь нашего времени, — мечтательно протянула она. — Такой властный доктор! Ух! Я думала, такие сексуальные врачи бывают только в кино. А эти плечи… Боже…

— Да ничего он мне не сказал особенного.

Настя так и пыталась безуспешно раздобыть номер врача и даже пыталась пригласить его на свидание. Но всё без толку. Когда Старков хочет, он чётко разграничивает общение с собой. И только оставаясь со мной наедине, иногда нарушает границы этики…

— А что тогда?

— Просто устала, — ответила я. — Упражнения меня выматывают.

— Да-да, — поджала губы она. — Это больно. И неприятно.

— Уже не так больно, как поначалу было.

— И слава богу. Я слышала, тебя готовят к выписке.

— Да? — Я вдруг заволновалась.

— Ага, — кивнула Настя. — Слышала сама разговор Старкова и какого-то ещё доктора… Константин говорил, что для тебя сделали всё возможное и больше тебе не нужен больничный уход. Продолжить тренировки ты сможешь дома. И кстати, мне обещал показать эти упражнения — будем с тобой делать. Здорово? Твой пёс тебя заждался уже.

Здорово, конечно.

Только в душе какая-то тревога поселилась, причины которой мне не были понятны. А радость от скорой выписки была какая-то вялая…

— Мой пёс уже привык к маме с папой, — улыбнулась я.

Щенок, которого на прощание мне подарил Рома и который стал первым поводом вылезать из депрессии, уже успел значительно вырасти. Как и выбрать себе хозяев. Забирать животное я уже не буду — пусть остаётся с мамой и папой.

— Лада! — услышала я своё имя, едва открылась дверь.

А спустя пару секунд я оказалась в объятиях Линды, моей младшей сестры. Следом за ней в палате оказались и мама с папой.

— Ого, какие люди, — обняла я её в ответ. — Каникулы в колледже, не так ли?

— Да! И я сразу к тебе, — уселась она рядом со мной, проигнорировав стул рядом с кроватью. Прямо как у нас дома…

— Привет, мамуль. Привет, папуль, — улыбнулась я родителям. — Как добрались?

— Привет, родная, — ответил папа. — Всё в порядке. Привезли тебе вот студентку, успешно сдавшую первую в жизни сессию!

Линда — первокурсница колледжа. Она приезжала домой ненадолго, когда со мной случилась беда, и, конечно, проведала меня. Но надолго ей оставаться было невозможно, и вскоре она уехала. А теперь вернулась на каникулы.

— Поздравляю, — ещё раз обняла я её. — На высшие баллы?

— Да, — гордо кивнула Линда. — Все только самые высшие!

И тут дверь палаты открылась в очередной раз.

— Э-э… — на пороге застыл, но потом всё же вошёл внутрь Старков. — Я, кажется, не вовремя. Всем добрый день.

Он прошёл по палате и протянул мне лист.

— Лада Михайловна, вы просили подготовить вам больничный лист, чтобы передать данные на работу. Вот он. Второй ещё не закрыт, я отдам его вам на выписке…

— Спасибо, — кивнула я, забирая документ и убирая его в тумбочку у кровати.

— Тогда не буду мешать.

Мужчина направился к выходу.

— Константин Николаевич, — окликнул его мой отец. — Можно с вами побеседовать?

Он, мама и Старков вместе ушли за дверь.

— У-у… — протянула Линда. — Это кто такой у вас?

— Мой врач, доктор Старков, — ответила я.

— Ничего себе! — восхитилась сестра. — Вот это врач тебе попался…

— Нормальный врач, — пожала я плечами.

— Очень нормальный, — усмехнулась Линда. — Я бы у такого тоже месяцами лечилась…

— Позволю себе напомнить, что я застряла тут на несколько месяцев по серьёзной причине. А не потому, что доктор… Красивый.

— Да, прости, — тут же спохватилась она. — Но доктор всё равно… Конфетка!

— Так, прекрати, — еле сдержала я смех. Мелкая же вроде ещё о таком думать! — Тебе рано оценивать красоту таких взрослых мужчин.

Он даже для меня взрослый. Как в нём что-то могла разглядеть моя сестра-подросток?

— Ну уж красивого врача и мне видно, — ответила она. — Слушай, а вот у вас были моменты, когда вы… Ну, как-то… Общались ближе, чем пациент и врач?

Были.

И что это значит?

— Линда, — посмотрела я на неё. — Прекращай болтать глупости.

— Но…

— Линда!

Нашу перепалку прервали родители, которые вернулись в палату.

— А у нас хорошие новости, — заговорил папа. — Идёт речь о выписке Лады. А чего у вас такие лица? Поругались уже?

— Нет, так… — ответила я, прижимая к себе Линду. Всё это мелочи же. На самом деле мелкую заразу я очень люблю и не хочу, чтобы родители узнали о предмете нашего спора и, возможно, поругали бы не в меру любопытную и взрослую Линду. — Мелочи.

25.

— Готова ещё раз? — спросил Старков, крепко взяв меня за руки.

Очередная тренировка, очередные не очень удачные попытки сделать несколько шагов. Но я не сдавалась. Тем более времени на занятия именно с ним осталось не так уж и много…

— Да, — ответила я и сжала его крепкие ладони.

— Раз, два, три…

Он мягко, но уверенно потянул меня за руки.

Я встала. Это уже удавалось куда легче и почти без болей.

— Теперь делай шаг, — сказал он мне.

С этим уже сложнее.

— Давай, Лада, — мягко подбодрил он меня. — Бояться будешь одна сама с собой. А сейчас работай.

И я сделала шаг. Второй. Третий…

И неожиданно для себя прошла небыстрым и неуклюжим шагом почти до конца палаты. Остановилась и в шоке уставилась на него.

— Я… Я иду!

— Да, девочка, — улыбнулся мне Константин. В его глазах стояла искренняя радость за меня. — Ты идёшь…

Но тут же на меня навалилась усталость, и я зацепилась за него руками.

— Тяжело… — пробормотала я, пока он меня ловил и не давал упасть.

Мы снова застыли с ним в той позе, которая повторялась часто во время наших тренировок. Он крепко и бережно держал меня за талию, а я — за его плечи или даже шею. Надо же мне было удержать равновесие… И пусть здесь не было никакой романтической подоплёки, всё равно меня будоражили его руки на моей талии…

— Но ты справилась, — сказал он. — Ты молодчина, Лада. И ты… почти поправилась.

Вместо ответа я закусила нижнюю губу и расплакалась. Громко, навзрыд, как маленький ребёнок…

— Эй, ну в чём дело? — спросил он. — Ты радоваться должна, а ты рыдаешь…

Не поняла сама как, но Старков оказался сидя на моей кровати, а я (о боже!) — у него на коленях…

— Я… Я не могу никак поверить, что я хожу, — честно ответила я, смутившись, что как-то очень неправильно, что я сижу на коленях своего лечащего врача, но… Это так приятно.

— Ходишь, — взял он в свои большие ладони моё лицо. — Ты будешь здорова. Ты будешь ходить, бегать и всё что захочешь делать. Всё у тебя будет хорошо.

От его слов захотелось плакать ещё больше. Неужели всё и вправду будет хорошо?

Между нами повисла тишина. Я смотрела в его глаза, а он — в мои. Я слышала, как тикают часы на стене…

Неожиданно он… Коснулся моих губ своими.

Не поцеловал, а именно коснулся.

Мягко, нежно, осторожно, словно осознавая, что делает что-то странное…

Меня словно током прошило. Но это был приятный ток.

От этих ласковых тёплых касаний бабочки порхали по животу…

Он покрывал лёгкими поцелуями сначала верхнюю губу, потом нижнюю… Потом обе, и уже с большим нажимом…

Я невольно напряглась и попыталась освободиться от него.

Это всё неправильно!

Старков не настаивал, он помог мне встать на ноги, чтобы затем усадить меня на мою кровать.

Я в шоке смотрела на него во все глаза.

Что это было?

Зачем?

И мне это понравилось?

— Извини, — сказал он негромко. — Я не должен был.

Я промолчала. Просто не знала, как реагировать на то, что сейчас произошло и что ему вообще отвечать…

— Больше такого не повторится, — сказал он мне. — По крайней мере, пока я твой врач.

Он ушёл, оставив меня в разрозненных мыслях одну.

***

Всю неделю до выписки Константин заходил ко мне редко. Только для того, чтобы провести тренировку, и делал это максимально сухо и быстро. Та теплота, что возникла между нами до момента с поцелуем, куда-то делась, и это словно огорчало меня. Но говорить с ним об этом я бы никогда не решилась.

А в день самой выписки я совсем не находила себе места.

Уже призналась себе, что мне будет теперь сложно жить без его ставших привычными вопросов “как дела?” и “как самочувствие?”.

Теперь Старков больше не зайдёт в мою палату как к себе домой.

И я, кажется, об этом жалею…

Но что же делать?

Уже одетая в джинсы и пуловер, я стояла у окна своей палаты, которую в скором времени мне предстояло покинуть. Родители, конечно, приехали за мной и ждали внизу, забрав сумки. Я же ожидала Старкова, который отдаст выписку, больничный лист и пожелает доброго пути. Конечно, передвигалась я всё еще слабо, но дойти по этажу до лифта я смогла бы и сама.

К тому же мне очень хотелось увидеть его, перед тем как уйти отсюда навсегда.

Побыть с ним наедине.

Когда дверь открылась, я даже вздрогнула. Обернулась.

Старков.

Как всегда уверенной походкой, приближался ко мне.

— Лада, твоя выписка, — протянул он мне документы.

— Спасибо, — ответила я, заметив, как дрожит рука с листами, что отдал мне Константин.

— Значит, всё? — сказала я.

— Ну да — всё, — кивнул Старков. — Настала пора прощаться.

— Да…

— Будь здорова. Ты большая молодец.

— Это вам спасибо, — горячо благодарила я его. — Без вас у меня ничего бы не вышло.

— Значит, из нас получился неплохой тандем, а? — подмигнул он мне.

— Да, точно…

— Тогда в добрый путь.

Да. Что ещё сказать, я больше не нашлась.

— До свидания, Константин Николаевич.

— До свидания, Лада Михайловна.

Я посмотрела ещё раз в его мужественное лицо, а потом решилась наконец сделать шаг вперёд. Навстречу моей новой жизни… Без капельниц, без больничной палаты.

— Лада, — окликнул он меня, и я обернулась, словно ждала этого.

Он почесал затылок, а потом сказал:

— Я попрощался с пациенткой Ладой Воронцовой. Но хотел бы спросить…

— Что?

— Ты больше не моя пациентка.

— И?

— Её нельзя было целовать и прочее. А теперь…

— И что же теперь? — Моё сердце готово было выпрыгнуть из груди. Что же он пытается сказать?

— Хотел задать тебе вопрос как просто Константин просто красивой девушке Ладе. Не как врач.

— Задавай, — ответила я, чувствуя, как пылают мои щёки от его комплимента.