Перед тем, как зайти в палату к отцу, дожидаюсь его лечащего врача.
– Какой прогноз?
– Прогнозов больше нет. Метастазы… Лимфоузлы поражены. Теперь только ждать, какой из органов откажет первым. Вероятно, печень.
– Сколько осталось?
– До полугода. Но, на самом деле, гораздо меньше.
– Всë же было под контролем!
– Всë бы и было под контролем, Демид Альбертович. Но опухоль поразила оба яичка. А Альберт Маркович отказался от удаления. Лучевая терапия не дала необходимого эффекта.
– Господи… – от ужаса у самого всë к хренам сжимается. – Кастрация или смерть?
– Страх кастрации у мужчин очень силен, и они всегда надеются на менее радикальные меры. Сначала лучевая терапия давала неплохой эффект. В какой-то момент нам показалось, что мы достигли ремиссии. Но раковые клетки креативны. Они вышли в кровоток. Стресс ускорил развитие болезни. А Альберт Маркович пропустил несколько плановых обследований, запустив ситуацию.
– Ясно. Болевой симптом?
– Он на морфиносодержащих препаратах.
– Я зайду?
– Он не один. С женой. Постучите…
Мы давно не говорили с отцом. Я не держу на него обиды за то, какое решение он принял относительно меня по наследству. Но я и не сожалею о своих решениях – я забрал своë. Каждый из нас по-своему прав.
Приоткрываю дверь. Встречаюсь взглядом с моей молодой мачехой. Ах, да! Надо было постучать. Постоянно забываю об этой детали.
– Доброго дня, – захожу в палату.
На руках у Натальи годовалый мальчишка. Это мой брат. Марк.
Отцу ставят капельницу.
Присаживаюсь перед мальчиком. Мы первый раз видимся.
– Привет, брат, – пожимаю пухлые пальчики.
Мальчик не реагирует, продолжая смотреть в сторону. Бабушка немного рассказывала о нём. Марку ставят аутизм. Он практически не реагирует на людей. Вижу, как у Натальи трясутся пальцы, которыми она сжимает его.
И вообще она очень худа, измотана, глаза нервно блестят. Подурнела. Теперь моя мачеха не выглядит моложе меня. Из покладистой незаметной мышки она превратилась в грубую крысу, зажатую в угол. Впрочем, Наталья всегда была неприятна мне.
Пересаживает мальчика в стоящую рядом коляску.
– Демид, – заламывая руки шепчет негромко. – Помоги мне. Он не оставляет мне ничего! Только «ежемесячная сумма на содержание» и маленькая квартирка.
– Квартира на Пресне? – думаю, он отдал ей эту.
– Да.
– Нормальная квартира, Наталья. Гостиная, две спальни. Практически центр Москвы.
– У меня больной ребенок, как я буду?!
– Марку требуется лечение?
– Не знаю я! Пока не до этого, – нервно. – Боже… Как мы будем жить?? Он даже не оформил её на меня, чтобы я не продала, понимаешь? Мы просто будем там жить!
– Ну, и живите. Никто же не отберëт.
Смахивая слëзы, отходит к окну. Сзади, в кармане коляски, игрушка. Вытаскиваю, протягиваю Марку. Не смотрит.
– Да, ему всë равно, можешь не стараться! – обиженно.
Всовываю в пальцы резинового зверька. Сжимает, не глядя. Ещё раз, ещё раз, еще раз… Звука не раздается.
– У него пищалка из игрушки выпала, – рассматриваю я игрушку в его руках снизу.
– Это я вытащила. Достало уже… Пищит и пищит. Сил нет слышать!
Мля…
– Держись, брат, – треплю по голове.
Медсестра наконец-то уходит. Я подхожу ближе к отцу.
– Здравствуй, сын. Был уверен, что ты придёшь.
Жесть… Год назад ещё был цветущим мужчиной, теперь иссушенный старик. Как быстро, неожиданно, неумолимо и страшно.
– Как ты?
Болезненно и мутно ухмыляется.
– У меня несколько просьб. Всë по канону.
Киваю.
– «Дети из нашей семьи не должны быть брошены».
– Согласен.
– Проследи. У меня три сына и внук.
– Прослежу.
– Вторая – мать.
– Мог бы не просить. Бабушку я не брошу.
– Нет. Твоя мать. Маргарита Владимировна… В девичестве Ларина. Теперь Майер. Живёт в Дрездене, адрес есть в сейфе. Пароль ты знаешь. Я поступил жестоко. Хреново теперь умирается. Может, поэтому. Найди еë, что ли. Пообщайся. Скажи, что я был неправ.
– Сделаю.
– Третье. Наталья, выйди…
– Да знаю я и так, что ты скажешь! При мне говори! – с досадой и ненавистью.
Пока отец был в силе, она и близко не смела таким тоном с ним разговаривать.
– Выгони еë… – закрывает он глаза.
Выходит сама, раздраженно хлопнув дверью. Марк даже не вздрагивает.
– Ей положено небольшое содержание. На сына. Если она будет плохо обходиться с ним, отними, найди ему хороший интернат и оплачивай из этой суммы ему содержание. Навещай его.
– Она плохо с ним обходится?
– У него хорошая няня. Наталье сейчас не до него. Впрочем, ему всë равно. Он аутист.
– Мне жаль, пап.
Отворачиваюсь к окну. Жесть… Жесть!
– Наш семейный бизнес в руках Родиона и его команды. Он сменил моих людей. Теперь он – генеральный. Но, юридически бизнес принадлежит всë также их со Златой общему ребенку. Помоги ему найти и вернуть жену. Примириться. Он сожалеет, что потерял её. А Злата… Она не позволит ему всë разбазарить. Мой внук должен получить обещанное. Хоть я и нарушил детали нашего договора с Ольховскими, но суть мне хотелось бы соблюсти.
– Здесь – нет. Прости, отец. За эту женщину и твоего внука между нами будет война. И она уже началась. Злата сбежала не без участия Родиона. Он последний, кто говорил с ней.
– Тогда, ты как старший, обязан гарантировать всем, что они выживут в этой войне.
– Буду к этому стремиться.
– И… Да. Хотел всегда сказать: горжусь тобой. Иди…
Отцовское благословение. Не думал, что когда-либо получу.
– Очень ценно… Спасибо. Я тобой тоже.
Смерть за плечом просветляет. Отец все сказал по делу, в духе Черкасовых.
Попрощавшись с братом ухожу.