За чертой

Часть 1

 — Вов, тебя в школу вызывают.       

— Ксюш, ты бы сама сходила. Ну, мне только в школу осталось.       

— Вова, вызывают именно тебя. Понимаешь, не меня, а отца.       

— И ты не знаешь в чём дело?       

— Нет, не знаю. Я звонила учительнице, она просила тебя зайти и сразу к директору.       

— Ребёнок в первом классе. Что могло произойти? И почему ты — мать его, их не устраиваешь?       

— Вот ты сходишь и выяснишь. Вова, ну пожалуйста! И Олежке будет приятно, он так тобой гордится.       

— Схожу я, конечно, схожу. Куда денусь. Просто не люблю я, учителей не люблю.       

— Сказал сын учительницы русского языка.       

— Так то сын! А потом меня не литератор вызывает.

***

В приёмной ждать долго не пришлось. Его пригласили практически сразу.      

 Директор оглядела Володю с головы до ног. Оценивающе так оглядела.       

— Значит, вы отец Завьялова Олега?       

— Да, я отец. Натворил он что-то?       

— Нет, почему сразу натворил. Открытый урок был в его классе, с представителями РОНО. Я тоже присутствовала. Речь шла о родителях, об отношениях в семье. Вы взрослый человек, вы понимаете, что всё было отрепетировано, и каждый знал свою роль. Но проверяющая вдруг вмешалась и задала вопросы, об уникальности родителей. Вызвала детей на диалог, и каждый старался сказать что-то своё, то, что отличает именно его маму или папу. Так вот, Олег с особой гордостью заявил, что вы умеете разговаривать с трупами. Все рассмеялись, он расстроился и стал доказывать. Он говорит, что трупы, то есть умершие люди, сами про себя вам всё рассказывают. Вот так и выразился. Что вы смеётесь? Вы колдун? Экстрасенс? Да?       

— Я? А что, похож? Нет, к мнимым материям я отношения не имею, а вот трупы мне действительно всё рассказывают. И не только трупы, с живыми тоже работаю. Я врач — судебный врач. Я вас понял, поговорю с Олежкой.       

— Нет, не поняли. На классный час приходите, расскажите детям о профессии. Только без ужасов там всяких. Но это будет познавательно, и над Олегом дети смеяться перестанут. Насколько я поняла, вы не биологический отец Олега. И ему важно, как к вам отнесутся его одноклассники.       

— Я единственный отец Олежки, другого нет. Он меня знает, как отца, и всё. Я думаю, что мы решили этот вопрос.       

— Да, конечно. Ещё в семье есть дети?       

— Да, у Олежки брат, годик ему. Саша, — Володя улыбнулся. — Только заранее сообщите день и время классного часа, я подготовлюсь и на работе договорюсь.

***

Войдя в помещение Бюро, Володя первым делом заглянул в журнал.       

Да, его ждал труп, причём огнестрел, и с примечанием о том, что до того, как приступить к вскрытию, следует дождаться следователя.       

Всё показалось необычным: судя по записи, Семёныч на место преступления не выезжал, да и к Володе никто с такой просьбой не обращался. Странно очень. Огнестрел — это криминал, а криминал подразумевает осмотр места происшествия экспертом.       

Ну да ладно, сказано дождаться следователя, значит, дождётся. Только бы он заявился пораньше. А то бывает, вроде и работы особо нет, а следователя ждёшь до самого окончания смены, а потом он является, и всё ему срочно, и немедленно. А вскрытие может затянуться надолго и занять пару-тройку часов. В такие дни домой придёшь и даже детей не увидишь. Спят спиногрызы. У них режим. Причём самим Володей установленный. Спать дети должны ложиться в двадцать один ноль-ноль. И даже если камни с неба, режим нарушаться не будет.       

Да и Оксана, бывает, ворчит, если он задерживается. Она ведь волнуется, она видеть собственного мужа хочет, и поговорить, и о детях рассказать. Женщине просто необходимо рассказать о детях. О тех мелочах, которые несущественны в целом, но из которых формируются характеры. То это сказал, то сделал это, отобрал у старшего ручку и расчеркал листы в тетради. О том, как плакал от обиды Олежка, но наказать Сашку не дал, да и отругать не дал. Пытался объяснить маленькому проказнику, что поступать так вовсе нельзя. А тому всего-то год и два месяца. Что он ещё понимает в Олежкином «нельзя».       

Зато как всё это мило и щемяще со стороны. Мать так гордится поступками и добротой старшего и непоседой-младшим тоже восхищается.       

И как ей хочется, чтобы всё это о чадушках знал отец.       

Вот только возвращается он с работы поздно, уставший, со своими думами. Ест, слушает нехитрые рассказы жены, улыбается. А потом принимает душ и заваливается спать.      

 А утром бы продрать глаза и снова на работу.       

Но это жизнь. Простая обыденная жизнь.       

Правда, сейчас была другая жизнь. Тоже обыденная, которая называлась — работа.      

 В кабинете на диване, завернувшись в синтетический плед, мирно похрапывал Семёныч.      

 Володя лишь ухмыльнулся, постаравшись как можно меньше шуметь. Чтобы не разбудить коллегу.      

 Особых дел не было. До прихода следователя затишье. Пусть поспит. У него свои проблемы. Дочка старшая заневестилась, вот он её пасёт. А ещё маленький поздний сынишка Кеша уж очень беспокойный товарищ. По ночам не спит, устраивая концерты или игры, не давая отдыха обоим родителям, как, впрочем, и обеим сёстрам.       

Но Семёныч проснулся.       

— Вов, что поздно так?       

— В школу вызывали.      

 — Что хотят?       

— Классный час о нелёгкой доле судебных медиков. Я обещал.       

— Правильно, в школу надо идти с открытым кошельком и выполнять все учительские капризы. У меня знаешь какой опыт!       

— И лекцию по профессии читал?       

— Читал, начиная её словами: «Никто так не чувствует таинство жизни, как прозектор! Вскрывая человеческое тело, ты постигаешь его совершенство!»       

— Это ты такое в каком классе детишкам загнул?       

Часть 2

 Сразу по выходу из секционного зала Володя услышал вопли прокурора, периодически прерываемые жалким лепетом следователя. Но все в молчании уставились на него, как только он отворил двери в ординаторскую.       

— Вы оружие определить можете, Владимир Александрович? — спросил прокурор.      

 — Ну уж точно не «макаров». Сквозное ранение для «макарова» не типично. Пуля была бы в теле. Скорость у неё не та. Стреляли из «винтаря» или «калаша» — входное отверстие маленькое, а выходное — ненамного больше. Значит, скорость у пули была высокой, это гарантированно не пистолет. У вас хоть фотографии с места есть? Как вы собираетесь определять, откуда стреляли?      

 — А может быть, вы сами вычислите, товарищ эксперт? — глядя куда-то себе под ноги, произнёс следователь.       

— А может, он тебе вообще убийцу найдёт? Откуда идиоты такие, как ты, берутся?! — это продолжал греметь голос прокурора. — Так трудно было позвонить и заехать за экспертом? О чём ты думал, Юра?       

— Думал, что дети у него, пожалел я его просто. Дело казалось ерундовое. Лейтенант ещё, когда нас вызывал, сказал, что он и убил. Он же наш человек, врать не станет. Он зачем чужую вину на себя возьмёт? Какой резон ему сознаваться в убийстве, если стрелял не он?       

— Не, ну точно идиот. Стрелял лейтенант, понимаешь, стрелял, а убил не он. И звука выстрела никто не слышал. Почему не слышал?       

— Да там вертолёт летал, кружил туда-сюда. Там слышно всё плохо было, только вертолёт хорошо. Низко он летал. Ладно, поедем сейчас на место, будем пулю искать.       

— Две пули, и от «винтаря», и от «макарова», — вставил своё слово Володя.       

— А вот вместе и поезжайте, а потом с докладом ко мне.       

— Да мне протокол писать… — ехать на место, где давно уже нет трупа, Володя не собирался.       

— Вместе, я сказал, должен быть кто-то умный рядом с этим идиотом. Так что не обессудьте, Владимир Александрович. Утром вы не попали на место преступления, теперь самое время. Спасибо вон майору лишний раз скажите, что пожалел, не потревожил.       

Семёныч лишь пожал плечами, не произнеся даже ни единого звука. Помочь Володе он в данной ситуации не мог. Ему и так предстояло нелёгкое дело: не выдавать труп сына возмущённому отцу. А отец далеко не последний человек, и Семёныч для него лишь мешающая букашка, которую и раздавить ничего не стоит.

***

      Трясясь в машине, Володя думал о том, что пора уже завести собственный автомобиль. И для семьи полезно, и на место так взял, приехал своим ходом, описал, посмотрел, продиктовал и не надо никого ждать, зря время тратить. Можно сесть в свою машину и ехать на работу. Ни от кого не завися.        Надо будет с Оксаной поговорить на эту тему, решил он.

***

      Место оказалось в одной из самых отдалённых частей города. Узкие улочки, обрамлённые заборами, за которыми притаились избушки-завалюшки. Старые-престарые постройки, сохранившиеся с советских времён.       

Удручающий пейзаж почти сельской местности.       

Что тут мог делать золотой мальчик, вызывало вопросы.       

Машина остановилась, и они вышли.       

Улица, как и тротуары, были тщательно выметены. Кто-то очень постарался. Даже пятно крови на асфальте замыто.       

Ищи тут пули.       

Майор смачно выругался. Для проформы прошёл вдоль по улице на десять домов вперёд, потом на столько же назад. Вернулся.      

 — Даже мусор вывезли. Ни у одного дома ни единого мешка. Опоздали мы, Володя.       

— Вижу, что опоздали. Тот, кому надо, прибрался тут. Чтобы нам следов не оставлять. Он же знал, что вернёмся, что лейтенант ни при чём.       

— Может быть, и ни при чём, но пулю всё равно искать надо. Под ноги смотри. Оправдать его будет ой как сложно. Да и Огурцов руку приложит, чтобы убийцу наказать. Ему же сам факт возмездия будет важен. А кто виноват, а кто нет… Сам понимаешь… Накосячил я, Вова.      

 — Юра, скоро солнце сядет, тогда мы с тобой точно ничего не найдём. Пуля врезаться куда-то должна. Перестань самоедством заниматься и включай внимание.       

Минут через сорок тщательнейшего осмотра, они нашли круглую дырку в деревянном заборе. То есть отверстие, которое пуле вполне могло соответствовать.       

Одно было плохо — самой пули там не было. Выковырял её кто-то.       

Зато они отверстие поскоблили, стружку в пакетик упаковали, и с этим нехитрым трофеем отправились домой. То есть на работу.      

 Прокурор ждал их в бюро.       

Доложили о результате.       

— Семёныч, у тебя согревательное есть? Нервы расшатались, — спросил прокурор Виктор Андреевич.       

— Этого добра у нас хватает. Юра, тебе тоже налить? — обратился Семёныч к майору.       

Пили спирт из мерных стаканчиков, закусывали просто хлебом.       

Вера Петровна с момента рождения сына в бюро не приходила, а посему бутерброды отсутствовали. Самим же зайти в магазин и купить нормальное съестное на ум не пришло.     

  Иногда посылали санитаров за пирожками, но не сегодня.       

Володя тоже хлебнул миллилитров тридцать. И то только потому, что голова дала о себе знать ощущениями не из приятных. Но спирт головную боль снял.      

 Все дальнейшие следственные мероприятия было решено перенести на следующий день. Как и выдачу трупа.       

Володя с Семёнычем ещё раз его осмотрели, ещё раз исследовали одежду. Но признав, что утро вечера мудренее, отправились по домам.

***

      Оксана почувствовала запах спиртного сразу.       

Не сказала ни слова. Накормила ужином.       

И хотя не было произнесено ничего, напряжение он заметил.       

Мальчишки спали, мирно посапывая. Один в отдельной своей комнате, другой в родительской спальне.       

Бабушка вышла в кухню, поздоровалась, пожелала Володе спокойной ночи, и засела смотреть сериал у себя.      

Часть 3

С самого утра работы было много, то есть не просто много, а очень много.       

Ночью шёл дождь. Что привело к дорожно-транспортным происшествиям.       

В одном погиб пожилой мужчина, не справившийся с управлением, и сидевший рядом пассажир. А в другом молодая женщина с девочкой, которые переходили дорогу в неположенном месте. В темноте их не заметил водитель, в результате два трупа.       

Случайность? Да, случайность. Никто не собирался умирать, а виновником смертей тем более ни один здравомыслящий человек быть тоже не хотел. Просто пересеклись их пути, в данной точке и в данное время.       

Кто виноват? Трудно сказать — кто. Только есть суровая статистика, которая гласит, что более шести процентов погибших в ДТП — это дети.       

В данном случае можно винить лишь дождь. Он виноват в том, что мокрый асфальт и сухой асфальт имеют разный коэффициент сцепления колёс с дорогой, что тормозной путь становится длиннее, следовательно, вероятность столкновения больше.       

Виновата мать, переходившая с ребёнком дорогу в тёмном месте и не на светофоре.       

Виновата, даже в том, что и на ней, и на девочке были чёрные плащи, а это делало их совершенно незаметными в темноте. Сколько можно найти всех этих «виноват»? Много.      

 Только толку-то.       

Жизнь не вернуть. И чувство вины тоже никакими санкциями не измерить. Кто может наказать человека больше, чем он сам себя? Никто не может.

***

      Рабочий день приближался к концу. Протоколы вскрытий были написаны, бумаги оформлены. Заключения и справки выданы. Перед уходом домой эксперты решили выпить крепкого чаю.       

— Вова, ты знаешь, что «эксперт» в переводе с латыни означает «сведущий»?       

— Знаю, Семёныч. А ты знаешь, что «голова», к счастью, по-прежнему остаётся самым важным и основным «инструментом» судебно-медицинского эксперта?      

— Да, голова, причём твоя или моя. А вот скажи мне, Вова, почему бы наши головы не оснастить бы в дополнение рентгеновским аппаратом, чтобы легче было переломы и костные повреждения описывать и инородные тела искать не методом проб и ошибок?       

— А я отвечу. Потому что рентген-аппарат денег стоит, дополнительных затрат. Тебе зарплату платят только за голову, а сколько ты там мыслить собираешься, никто количественно определять не будет. Посчитают лишь протоколы — конечный этап твоего мыслительного процесса. Мы же с тобой, Семёныч, пользы государству практически не приносим. Финансирование у нас скудное от Минздрава, а требования к нам высокие, от Минюста. Так что скажи спасибо за то, что имеем.      

 — Скучный ты, Вова. Сегодня скучный и злой. Вот злой-то почему?       

— Да нет, не злой.       

— Не прикидывайся. Проговори проблему, она отпадёт сама собой.       

— Психолог, блин.       

— Сам сказал, что моя голова ценный инструмент. Говори.       

— Пиши лучше протоколы.      

 Семёныч посмотрел внимательно на коллегу и решил временно прекратить расспросы. А дальше стало действительно не до расспросов, потому что в ординаторскую ввалился следователь.       

— Семёныч, налей, будь человеком. Мне успокоиться надо. С самим собой примириться.       

— Ты сюда пришёл спирт жрать? Или по делу? — Семёныч открыл сейф и вытащил бутыль со спиртом, небольшую такую, литра на три.       

— Рабочий день закончился. Я, может быть, расстроен. Я, может быть, трупам вашим завидую, потому что хуже им уже не будет, в отличие от меня. А ты, врач по образованию, дававший клятву Гиппократа, не можешь подлечить мне душу…      

 — А совесть тебе, Юра, кто лечить будет? И каким спиртом ты её глушить собрался? — спросил Володя.       

— На, пей! — Семёныч протянул следователю мерный стаканчик на пятьдесят миллилитров, по верхнюю кромку которого была налита прозрачная жидкость. И налил стакан обычной водопроводной воды.       

— Ребят, а вы со мной?       

— Нам глушить вроде нечего, у нас с совестью всё в порядке. Мы с Вовой чисты как младенцы. Так какое горе заливаешь? — Семёныч снова запрятал бутыль в сейф и набрал код.       

— Подставил я лейтенанта. Не хотел, а подставил.       

— Как подставил?       

— Разбираться не стал. Купился на очевидные факты. Сложил два плюс два, вынес обвинение, а что могут быть какие-либо обстоятельства, не подумал.      

 — Ты говорил с ним?       

— Допрашивал в присутствии прокурора.       

— И что?       

— Интересная картинка вырисовывается. На Огурцова этого, младшего, накатала заявление одна из жительниц этого района. Тётка пьющая, но не сильно, работает дворничихой. Разведена, с тремя детьми. Так вот она обвиняла совершеннолетнего Огурцова в совращении несовершеннолетней дочери. Она якобы застала их в собственном доме.       

— Сколько лет девочке?       

— На данный момент уже шестнадцать, вчера как раз стукнуло, но когда гражданка Власова обратилась за помощью, дочери шестнадцати ещё не было. К тому же дома находилась ещё одна дочь, двенадцати лет, и мальчишка — восьми. Лейтенант переговорил с мальчишкой и выяснил, что Огурцов действительно бывает у них дома в отсутствие матери. Поговорил он и с самой потерпевшей, она мялась, стеснялась и утверждала, что любовь у них. А вот выяснить, где «золотой мальчик» познакомился с девочкой из неблагополучной семьи, он так и не сумел. Девочка писать заявление наотрез отказалась, и проходить освидетельствование тоже. Мать даже угрожала ей, но лейтенант угрозы пресёк. Единственно, чего он добился — это фотографии Огурцова. Вот в тот день он его и увидел недалеко от дома девочки и гражданки Власовой. Лейтенант утверждает, что просто говорил с ним, объяснял, что ему грозит. Вот и всё. Почему парень побежал, он сам не понял. Но думал припугнуть, пальнул в воздух. Огурцов не остановился, тогда он и выстрелил по ногам. Бегущий упал, в медицинской помощи он уже не нуждался. Лейтенант всё удивлялся, как, стреляя по ногам, попал в грудную клетку. Решил, что рука дрогнула, он ведь первый раз стрелял на поражение.