Зачетка, или с Новым Годом, Глеб Борисович! Книга 2

Звонок в дверь.

— Глеб Борисович…

— Ммм…

— Глеб!

Дергание ногой. Невнятно:

— Что еще?..

— Там в дверь звонят!

— Ммм… Ну, иди открой…

— Я?!

Судорожный зевок.

— О, господи, я и забыл… Да чччерт с ними, пусть звонят… Залезай обратно, все тепло выпустила.

Шорох одеяла, скрип.

Поцелуи, вздохи.

Настойчивый звонок еще три раза.

— Вот бл…

— Может случилось чего? Кто после Нового Года будет так ломиться?

— Ладно, пойду проверю… Не остывай пока.

Щелчок замка.

— Привет, и с Новым Годом!

Хмуро:

— Здравствуй. Взаимно.

— Смотрите, какой серьезный! — смешок. — Еще обижаешься, что ли? А я тебе остатки тортика привезла… Вкууусный!

— Спасибо, я купил вчера торт.

— Купил он… Я его вот этими ручками два дня готовила. Тут одной сгущенки три банки только… Коржи по специальному рецепту…

— Лен, что тебе нужно?

Молчание.

— Тебя.

— А что же с нашим мачо из клуба? Не сложилось?

— Ой, оставь, с кем не бывало?.. Твоя бывшая вон направо и налево гуляла, и ничего…

— До свидания, Лена.

Пихание.

— Подожди! Я… я ноги промочила. А такси уже уехало… Как я доеду, когда ничего не работает?

Неохотно:

— Хорошо. Посиди тут. Я вызову тебе такси.

— На лестнице посидеть?! Я же в песцовой шубе!

— Ну вот и не замерзнешь.

Нога в дверь.

— Ты что… не один?

— Ей сколько лет, Глеб? Ты с ума сошел? Она же тебе в дочки годится!

— Не твое собачье дело. Выметайся отсюда.

— Боже, да она мне в дочки годится…

Борьба.

— Убери руки! Ненормальный! Никуда я не пойду!

Тихо:

— Глеб Борисович… А я… пойду, наверное…

— Сидеть! Или нет — иди в спальню, я разберусь.

— «Борисович»?! Глеб, она что, студентка?!

— Лена, слушай меня внимательно. ЭТО НЕ ТВОЕ ДЕЛО! Так понятно?

Истерический хохот.

— Я ради тебя на гастроли не поехала… А ты променял меня на… вот это? Она хоть совершеннолетняя?

— Она-то совершеннолетняя. А вот ты, похоже, пьяная.

— И что? Имею право — когда меня бросили…

— Тебя бросили? Тебя?! Да ты неделю уже трахаешься неизвестно с кем…

Загадочно:

— О… Так ты из ревности… Решил мне отомстить?

— Успокойся, ты этого не стоишь.

Звон пощечины.

— Ах ты…

— Ну что? Что? Ну, ударь меня. Ударь, и устроим жаркое примирение… Прямо здесь. Хочешь?

Пушистый мех ползет вниз по плечам.

— Что ты делаешь?! А ну надень обратно!

— Нравится? Я для тебя этот комплект купила… Называется «Твоя елочная игрушка»…

Вкрадчивые шаги.

— Так, стоп. Лена! Прекрати немедленно! Убери руки, я сказал!

С порога:

— Слышь, ты, сучка драная! А ну отошла от моего мужика!

Удивленно:

— Глеб, это она мне?

— Тебе-тебе, у*бина! Ща я те космы-то повыдираю!

Насмешливо, руки в боки.

— Девочка, да я таких, как ты, на завтрак ем…

Резкие шаги, цепкие пальцы в волосах. Крики и вопли.

— Ааа!! Глеб, убери её от меня!

Язвительный смех.

— Зачем? Ты же хотела, чтобы тебя ударили…

Звуки борьбы. Ногти в лицо, крики.

Тяжело дыша:

— Давай-давай! Подбирай манатки и вали отсюда, пока пинка в жопу не получила.

Всхлип.

— Глеб… Как ты можешь… ей это позволять?.. Она… она избила меня.

— Ну-ну, не преувеличивай… Всего лишь поцарапала, да пару волосин выдрала. В тех краях, откуда приехала эта юная особа, это почти что дружеская беседа. Вызвать тебе такси?

— Да пошел ты!

Резко подхваченная с пола одежда. Тяжелый грохот входной двери.

— Фух…

— И не говори…

Нервный смех, скрип стула.

— У меня коленки трясутся… Было заметно, как мне страшно?

— Ты что! У тебя такой вид был — чистая амазонка. Я сам испугался. А Лена теперь точно заикаться будет неделю.

Заносчиво:

— И пусть заикается! Чего она вас лапала?

— Тебя. «Тебя лапала».

— Меня?

Вздох.

— Ну, можно и тебя… Идем в постель. Рано еще.

— Вы же говорили, нам нельзя на люди…

— Сюда можно.

— Почему?

Приглушенная музыка, полутьма, блики хрусталя на стенах.

— Madame, Monsieur, voici votre menu. Et le champagne.

— Merci l'ami, j'apprécie.

Легкий поклон, мягкие шаги по ковру.

— Потому что никто из университетских сюда не ходит.

— Почему?

— Потому что у них на аутентичные французские рестораны банально нет денег…

— А у вас почему…

— Эть! — палец к губам. — Хватит почемучить! Как ребенок, ей Богу.

Тонкая рука скользит под скатерть.

— Вчера я для вас ребенком не была…

— Наумова…

— И сегодня утром… И после обеда…

— Наумова, если ты возбудишь меня… в общественном месте… я тебе этого… оххх… не прощу…

Довольное хмыканье.

— Все, можете «не прощать».

Пауза. Сердито:

— И что мне теперь — так и сидеть под скатертью?

— Ммм… Сейчас я вас спасу… Вот! Валентина Андреевна из деканата носит семейные трусы — девочки в туалете подсмотрели. Белые такие, в цветочек.

Изумленное молчание. Медленно:

— Что ж… Спасибо за информацию. В самом деле?

Прысканье со смеху.

— Что вы, я придумала…

Усмешка.

— Находчивая ты моя… Однако, помогло, ничего не скажешь.

Шуршание бумаги.

— Давай-ка посмотрим, что там у них сегодня интересного…

Спустя полчаса.

— Что это?

— Это? Фуа-гра. Можешь не есть, если не нравится…

Грустно:

— И устрицы могу не есть, и жабу… Эхх… Ваш новогодний стол как-то привычнее был…

Сухо:

— Ну извини, если не угодил. И не жабу, а лягушачьи лапки — есть разница.

— Нет, что вы! Мне все нравится…

— Все, кроме еды… Наумова, надо немного расширять границы познаний… Я, между прочим, подумывал тебя в Париж с собой взять — на экономический консилиум…

— Да вы что! Серьезно?! Сейчас все съем и тарелку вылижу!

Бряцание вилкой по тарелке. Скептический взгляд.

Вздох.

— Оставь. Пойдем отсюда — накормлю тебя где-нибудь в другом месте…

Осторожный стук в дверь.

— Глеб Борисович, можно?

— Я один… Входи, Наумова.

— Что… случилось? Почему у вас такой голос?

Строго:

— Какой?

— Ну вот… такой… как будто вы сердитесь на меня…

— Конечно сержусь. Ты ведь прогуливаешь занятия!

Выпученные глаза.

— Я?!

— Ну не я же. Уже третий раз не вижу тебя на лекции.

— Глеб Борисович, да вы что… я же на первом ряду…

— Замолчи пожалуйста. Надеюсь, ты не думаешь, что столь явное пренебрежение дисциплиной университета останется для тебя безнаказанным?

Медленно, с пониманием.

— Н-не думаю…

Скрип стула, размеренные шаги.

— Прогуливаешь, зачет не сдала… Другие преподаватели на тебя жалуются… Рассказывают всякое…

Смущенно, глаза в пол.

— Да, вы правы, профессор, я совсем запустила учебу… А что… другие преподаватели рассказывают?

— А то и рассказывают… что ты свое тело предлагаешь за оценки. Я правильно услышал?

Виноватый кивок.

— Ага, предлагаю… А что мне делать, если голова пустая…

— И что, берут?

Непонимающе:

— Кого?

— Тело, говорю, берут?

— А… Да нет, один только… польстился…

Сильные руки задирают майку… Жарко, в ухо:

— Странно… на такое тело должно быть много… желающих…

— У меня… оххх… грудь маленькая…

— Что ты говоришь… А по-моему, очень даже… неплохая грудь…

Задыхаясь, голова на плече, вытянутое дугой, податливое тело…

— Еще, еще… о, боже…

Резко.

— Что ты себе позволяешь, Наумова?! Что за выгибания? Я тебя, между прочим, для наказания вызвал, а не для… плотских удовольствий. Ну-ка быстро за мой стол и спустила штаны до колен!

— О…

— Потом охать будешь. Делай как я сказал.

Неуверенно:

— Глеб Борисович, а вы… не больно будете?

Смешок.

— Это уж как получится. Давай, не то я передумаю.

Шаги, шуршание одежды, бумаг на столе.

— Так?

Судорожный глоток.

— Идеально…

Звонкий шлепок.

— Ай!

Еще один. Нежное поглаживание.

— Охх…

— Не «охх», а по предмету, пожалуйста.

— Глеб… Борисович, я… я не помню…

— Ну видишь, а говоришь, «посещала»…

— Я посещала…

Шлепок.

— Ай! Там что-то про алгоритм… оптимизации было…

— Молодец, Наумова, в правильном направлении идешь.

Пауза. Робкий взгляд назад.

— Вы… тоже…

— Что «я тоже»?

— В правильном… ох… направлении… идете.

— А если так?

— О, боже, да!.. Так совсем… правильно…

— Тогда продолжай. Можешь читать с листа…

Шуршание книгой. Слабо, выгибаясь:

— Ты с ума сошел…

Сильный шлепок, вскрик.

— Ты как обращаешься к преподавателю, Наумова? Совсем от рук отбилась…

— Черт бы тебя… вас побрал… Проблема оптимизации р-работы системы… заключается… заключается в… о… Глеб, пожалуйста… я не могу так… я… да что же это…

Хрипло, с придыханием, проскальзывая пальцами в мокрое тепло…

— Читай… И может быть, я трахну тебя сегодня.

Шипение, ругательство сквозь зубы.

Шлепок.

— Ай!! …Оптимизация… з-заключается… в нахождении максимума или… или… минимума… охх… Глеб, там-там… интервальной функции системы…

— Поднимись-ка. Упрись руками в стол… Усложним задачу…

Шуршание бумаг, поцелуи в шею, горячие ладони проскальзывают под футболку…

— Читай. А я поиграю с твоими сосками…

— О, боже… Я не могу…

— Какие твердые… чудесные… Хочу облизать тебя всю… всосать их так сильно, что ты потеряешь сознание… читай…

Всхлипывая, поджимая ноги:

— Глеб, не могу… ничего не вижу… Я… я просто сейчас… сейчас кончу…

Дергание за волосы наверх.

— О, нет, Наумова… А ну-ка раздвинь ноги. Ты кончишь, когда я скажу тебе, и не секундой раньше…

Умоляюще, закатывая глаза:

— Глеб… пожалуйста… пожалуйста…

— Ох, как ты прекрасно просишь… Дать тебе кончить?

— Нет… Хочу чтобы ты трахнул меня…

Укус в шею, непроизвольные толчки…

— Слишком быстро… Хотел еще поиграть с тобой…

— Потом… потом поиграем… пожалуйста…

Тяжелое дыхание в спину. Поцелуй между лопаток.

— Ногу на стол!

Шуршание одежды, скрип стола. Толчок внутрь. Долгий стон на два голоса.

— Хорошо?..

Всхлип.

— Совсем… совсем хорошо…

— Ну, тогда… получай… двоешница моя…

Сильные толчки бедрами, ножки стола ездят по полу.

— Глеб… о, боже, еще… еще… о, вот так… сильнее…

— Давай, маленькая… давай… кончи со мной…

— С тобой… хочу с тобой… Глеб… аххх…

Судорога наслаждения, пальцы стискивают плоть… Крики до хрипоты.

Громкий стук в дверь.

— Огромное спасибо, Глеб, голубчик… Мы уж постараемся не остаться в долгу…

— Да что вы, Лев Константинович… Какие долги? Мне это стоило двух минут приятной беседы… К тому же для любого учредителя такая стипендия — почет и известность…

— Ну, не скромничайте, пожалуйста… Я же знаю, что вы водили учредительницу на ужин… А такое не всем хорошо дается — я, например, со своей глухотой, только раздражение могу вызвать у собеседника — особенно если разговаривать через стол. А если уж не по-нашему…

— Я не…

Резкий вдох, дергание ногой. Испуганно:

— Что это с вами?

— Простите… Икота напала…

Хихиканье.

— Вспоминает вас мадам Ламберт, наверное… Уши не горят, часом?

— Да какая там мадам Ламберт… Ах ты ж!

— Ну, я пойду с вашего позволения… Хорошей вам лекции.

— Да-да, Лев Константинович, и вам того же. Я дам знать насчет доклада…

Щелчок замка.

— А ну вылезай.

Хмуро:

— Что ты еще делаешь ради стипендий?

— Наумова, не начинай. Я просто сходил с дамой поужинать.

Шорох, скрип стула.

— Ага, поужинать… Погоди, а это не та ли Ламберт, от которой целых восемьдесят стипендий для заучек с компьютерных технологий пришло? Они там праздновали на прошлой неделе…

— Именно та.

Грозное молчание.

— И за это ты с ней «просто поужинал»?!

Вздох.

— Увы, Наумова, я тебя подло обманул. Я сплю с богатыми учредительницами за пожертвования и стипендии. Пришло время тебе узнать горькую правду.

— Ах ты… — со слезами. — Надеюсь, она как следует облапала тебя своими старческими ручонками!

— Ну почему же старческими? Довольно молоденькими, изящными ручонками.

Слабо:

— Молоденькими…

— Конечно. Ламберт моложе меня на десять лет. Капитал у нее папашин, увлечений, кроме филантропии нет. Легкая добыча для такого ловеласа, как я…

Звонкая пощечина.

— Вот и трахайся со своей Ламберт!

Грохот двери. Тяжелый вздох.

— Дура ты, Наумова.

Жалостливо, на разные лады.

— Глеб Борисович… Ну, пожалуйста… Вы же не предупредили…

— Молчать! Всем сидеть и молчать! У меня голова раскалывается от вашего нытья!

— Но…

Кулаком по столу.

— Демидов, Сокольская, вон из аудитории!

Испуганное молчание, шуршание бумаг, скрип стульев по полу.

Робко:

— Глеб Борисович… Так нечестно…

Грозный взгляд из-под тяжелых век.

— Нечестно?! Сейчас я вам устрою «нечестно». ВСЕ вон из аудитории. Лекция отменяется, тест отменяется. Всем неуд.

Шум и возмущенный гомон.

— Кому что не нравится, кабинет ректора на втором этаже.

Топот, хлопанье дверьми. Приглушенно:

— Сволочь… Вот ведь козел…

– Наумова!

Нерешительно.

— Что?

— Подойди, у меня твоя работа с прошлого семестра.

— Какая ра…

Последние щелчки и хлопки дверей, тишина. Пауза.

— Лютуешь?

— Лютую!

— Может, легче извиниться?

Возмущенно:

— За что мне извиняться?! За то, что ты шуток не понимаешь?

— О, так это была шутка? А так-то и не скажешь… Кстати, почему ты ректору сказал, что говорил с этой… как её…

— Ламберт.

— Да… Почему ты сказал, что говорил с ней пару минут, если это был романтический ужин?

— О господи… Да не было там ничего романтичного… Говорили о погоде и о политике. А сказал так, чтоб старик не чувствовал себя обязанным мне. Не думал, что он уже и так в курсе.

— Покажи мне её.

— Кого? Ламберт?

— Да. Покажи мне её фотографию.

— Откуда я тебе возьму её фотографию?

Раздраженно:

— У нее что, нет инстаграма, фейсбука? Она же меценат, светская дама — небось любит тусоваться, фотографироваться…

— Вот сама её и ищи в инстаграмах… А мне есть чем заняться.

— Сидеть здесь с грозным видом, в полном одиночестве?

Предупреждающе:

— Наумова…

— Что, бл*ть, Наумова? Задрал ты со своей «Наумовой»!

— Ну и катись отсюда, если я тебя задрал!

— Ну и покачусь!

— Кстати, я все еще могу тебя отчислить!

— А знаешь что? Отчисляй. Тогда точно сможешь спать с кем хочешь!

Презрительное фырканье.

— Я и сейчас могу! Мне только свиснуть… таких дур, как ты, пятнадцать штук набежит…

Оглушительная пощечина.

— Ненавижу тебя! Слышишь?! Ненавижу!

— А уж я как тебя ненавижу…

Крепкие руки на запястьях…

— Сволочь! Гадина! Пусти!! Пусти меняхфрммм… ммм… сволочь… ммм…

Жаркие поцелуи в полутьме подъезда. Шепот, разгоряченное дыхание.

— Подожди, до квартиры дойдеммм… ммм…

Треск рвущейся материи.

— Глеб! Ты порвал мне футболку!

— Она слишком тугая! Одеваешься, как…

— Сейчас ведь снова получишь! Ай! Ты что! А вдруг пройдет кто… О, что ты… о, боже…

Жадные губы на сосках, захлебывающийся стон.

Хрипло:

— Варя…

— Что?..

— Это будет быстро. В первый раз…

— Оххх… — горячее дыхание в ухо, мокрая спина к груди. — Так… хорошо…

— Ммм…

— Что?.. Не нравится?

— Нравится…

— Да?..

— Да… о… о… Глеб…

— Ногу выше… О, да… вот так… Сможешь еще раз кончить?

— Нет… всё… я всё…

— А если так?

Рука вниз по разгоряченному телу…

— Нет… не смогу… слишком много… три раза… это много… — резко открыв глаза, удивленно. — О… о… оххх… о, ещееее…

— Еще?

— Еще… и… ниже… о, да, там… там-там… аххмфххх…

Шипение.

Слабо:

— Что?..

— Ты укусила меня!

— Подвинься выше. Раздвинь ноги…

— Ммм… Глеб, я сплю…

— А я нет. Ноги.

Шорох, слабое движение бедрами. Испуганно:

— Что… что ты делаешь?

— Не бойся. Тебе понравится…

— Не… нет! Не надо! Стой… Оххх… стой, у меня… я… о, боже, прекрати…

— Ты неделю не мылась?

— Что? Нет, конечно!

Застыв в нерешительности:

— Серьезно? Целую неделю?

— О, господи! Нет, конечно! То есть да… То есть… Уф!

— Варя…

— Что?

— Замолчи, пожалуйста. И раздвинь ноги.

Горячий язык на нежном комочке плоти, пальцы в волосах. Вскрик.

— Глеб!

Довольно ухмыляясь.

— Что? Проснулась?

Задыхаясь:

— Еще… еще так… сделай так еще… пожалуйста…

— Ну раз ты так красиво просишь…

Пауза, наполенная тяжелым дыханием.

— О, боже… как такое… Глеб, я… я не верю… я сейчас опять… опять…

— Ну же, сладкая… хочу попробовать тебя…

— Глеб… не останавливайся… сейчас… аххх…

Мокрое блаженство, хриплый стон в подушку.

— Мероприятие.

— Evénement.

— Пожертвования.

— Donation.

— Университет, в который все хотят попасть.

– École normale supérieure, ага. Я помню.

— Как вы сюда добрались?

— Comment vous avez atterri ici?

— Не подскажите ли, где здесь буфет, я ужасно проголодалась.

— Excusez-moi… Je cherche la buffet… Je n'ai mangé pas six… Уфф… Опять!

Веселый смех.

— Вот чего ты ржешь? Ты добьешься того, что я реально это скажу. И тебе будет стыдно.

— Почему это мне должно быть стыдно? Это же не я заучиваю слова без понимания их смысла.

— Я не заучиваю… Просто… ты вбил мне это в голову… как песенку, от которой трудно избавиться.

Фырканье.

— Да, это смешно. Учитывая то, что ты даже не знаешь, откуда эта фраза.

С возмущением:

— Как это я не знаю? Я «Двенадцать стульев» еще в тринадцать лет читала!

Ошеломленное молчание.

— Чего?

Торжествующе:

— Не «чего», а «что»!

— Погоди-погоди… Это сейчас не важно. Ты реально читала «Двенадцать стульев»?

— Ага. Еще в тринадцать…

— Это я понял. А что… ты еще читала?

Морща нос:

— Нуу… так сразу и не скажу… Много чего… Тебя что интересует? Классика или современное?

Слабым голосом:

— Ну, допустим, классика…

— Наша или иностранная?

— Наумова… ты меня пугаешь.

Не обращая внимания:

— Больше всего мне, конечно, любовные романы нравятся… Бронте, естественно… но она-то кому не нравится… Из совсем старого — Антуан Прево — Кавалер этот, как его… де… де…

Совсем слабо:

— «Кавалер Де Гриё и Манон Леско»?

— Ага… Ну что еще… Из нашего только «Каренина» нравится… остальное скучновато как-то. О, вот! «Любовник Леди Чаттерлей»! Боже, у меня чуть оргазм не случился от этой книжки…

Хрипло, прочищая горло.

— У меня сейчас у самого оргазм случится… А из… нелюбовного ты что читала? Неважно классика или нет…

Задумчиво:

— Много чего… Набокова… Пруста… Мопассана, конечно — но там тоже больше про любовь. Хэмингуэй мне не пошел — вообще. Лессинга читала наискосок… Потом этого, который «Убить пересмешника» написал… Я прям влюбилась в «Страшилу»…

— Харпер Ли — женщина. Прости, что перебиваю… Варя, стоп. Откуда ты все это читала?!

— Так библиотека у нас была, в поселке — хорошая, кто-то кучу книг пожертвовал, еще при Совке. Закрыли, правда, уже…

— И что, там вот все это было?

— Было, да… — хихикая. — Я даже своровала одну книжку — нечаянно. Вернуть забыла, а сейчас уже поздно. Моя любимая — раз в полгода обязательно перечитываю…

— И что же это за книжка? Погоди-погоди… сейчас приготовлюсь морально… Вдруг там Кафка, — пауза. — Давай.

Смешок.

— Да нет… не все так сложно. Это Маркес — «Сто лет одиночества».

Молчание.

— Варя…

— Чего?

— Передай мне сигареты. Пожалуйста.

Белый прибор в дрожащих руках. Две полоски в окошке.

— О нет… Нет-нет-нет, только не это…

Стук в дверь.

— Варя? Все в порядке?

Слабо:

— Ага… Сейчас выйду…

— Что ты там делаешь столько времени?

Сухо:

— Тебе весь процесс описать?

— Вот уж спасибо, не надо. Ты мне просто скажи, тебя ждать, или можно уже спать ложиться?

— Ложись, Глеб… Я… я ванну приму, — шепотом, себе под нос. — Надо еще раз попробовать… Может, тест бракованный…

Через пять минут — сдавленные ругательства, всхлип.

— Господи… И что мне теперь делать?

Радостные, разноцветные стены клиники. Информационные плакаты на стенах.

— Наумова Варвара!

— Ой, божечки…

— Девушка, с вами все в порядке?

Судорожный кивок.

— Да, я просто… я сейчас… отдышусь маленько…

— Медсестра, тут девушке плохо… А может, вы передумали?

Отчаянно:

— Нет! Не знаю! — шмыганье носом. — Он ведь меня бросит, понимаете?

— С чего вы взяли?

— Он терпеть не может детей… Считает их недоумками… Сам говорил…

Всхлип. Снисходительно:

— Ну, так то чужих. Чужие у них все недоумки. Женатый, что ли?

— Что вы! Я б убила…

— Ну так и не дури… Даже если тебя и бросит, от ребенка не откажется — поможет поднять. Сколько ему?

— Тридцать семь…

Выпученные глаза.

— Ничего себе! А тебе сколько?

— Наумова, вы будете сегодня аборт делать?

— О, боже…

— Хочешь первой пойду? А ты еще подумаешь…

— А вам зачем?

— Так хватит уже — трое спиногрызов-то… Куда мне четвертого?

Нерешительно.

— А может… вам тоже… того… не надо?

Смешок.

— Это ты мне говоришь? Сама с первым пришла, а мне четвертого «не надо»?

— Так ведь он там… большой уже… жалко… у вас вон и животик наметился…

— Это от прошлых… разнесло меня от спиногрызов моих…

— А как зовут?

— Маша, Аленка и Соня…

— Все девочки? Как здорово! Так может у вас мальчик там…

— Может и мальчик… Тьфу ты! — в сердцах. — Нашла тему!

Глотая слезы:

— Ну вот как так можно… человечек… живой… кулачки кусает… радуется, думает, мамка его больше всех на свете любит…

Всхлип. Руки обхватывают живот.

— Ничего он не думает… Дуреха малолетняя! Куда мне четвертого?!

— А мне куда?! В девятнадцать лет! На втором курсе!

На всю клинику:

— Наумова!!

Шепотом:

— Пошлите отсюда, а?

Судорожный вздох.

— А чтоб тебя… Я ведь не решусь во второй раз… Как мы их всех вытянем? Мне ж работать надо…

— А вы мне телефончик оставьте, я к вам в гости приезжать буду — нянькать…

— Куда ж ты будешь приезжать… у тебя учеба… Или решилась?

— Ох, решилась… Не знаю, что это будет, но не могу я…

Объятия, слезы.

— Ладно, Варюша, идем отсюда, от греха подальше… Все у тебя хорошо будет, все сложится…

— Как его зовут?

— Это она.

— О… Женщина?

Смешок.

— Тогда уж девушка, если на то пошло. Не бойся, она спокойная. Давай ногу, подсажу.

В страхе:

— Глеб, я… я не уверена…

— Я же сказал, ничего не бойся. Она спокойная, как удав.

С опаской гладя густую, белую гриву.

— Удав — это как-то не очень успокаивает…

Легкий поцелуй в нос.

— Слушай, как ты собираешься коня на скаку останавливать, если даже не умеешь ездить верхом?

— Так то останавливать… а то ездить.

Раздраженно:

— Слушай, не хочешь, не надо…

— Я не не хочу… я просто…

— Струсила? Бывает. Идем в дом, я что-нибудь навру… Все равно нас скоро позовут к столу.

Глотая слюну:

— К столу?.. Ох… Глеб, знаешь, давай я еще раз попробую… Хорошая лошадка… смирная… ты же смирная, да?

— Что, к столу идти ты тоже боишься? Я же полдня тебе объяснял, что к чему.

Виноватый взгляд в пол.

— Да, я помню… Просто твоя мама… она такая…

— Какая?

— Строгая. Вдруг она подумает, что я…

— Варя.

— Что?

— Ты такая, какая есть. И я люблю тебя такую. Поняла? Мне плевать, что подумает моя мама. А если она хоть что-нибудь скажет, клянусь я тут же встану, и мы немедленно уедем отсюда.

Ошеломленное молчание. Нетерпеливо:

— Ну? Ты идешь?

Молчание.

— Варя… Ау… Ты пугаешь лошадь. Сжимаешь ей гриву пальцами. Она, конечно, спокойная… но тут кто угодно взбесится.

Дрожащим голосом:

— Ты… ты меня любишь?

Ошеломленное молчание уже с другой стороны.

— Я это сказал, да?

— Да.

Прерывистый выдох.

— Ну… значит так оно и есть.

— Глеб…

Досадливо:

— Не заставляй меня повторять… Потому что я не смогу. По заказу.

— Глеб, я…

— О, господи… Ну, люблю. Я тебя люблю. Все? Сказал? Теперь можно уже идти обедать?

— Глеб, заткнись! — почти в слезах, действительно пугая лошадь. — Я беременна!

— А как же учеба?

Беспомощно пожимая плечи:

— Не знаю, Глеб…

Пауза.

— В принципе, академ можно взять. Посидишь годик, потом возьмем няньку…

Мотание головой.

— Что ты, я не отдам малыша какой-то няньке…

Твердо:

— Бросать учебу это тоже не выход. Ты себе не простишь потом.

— А что выход?

— Не знаю пока. Будем думать. Иди сюда.

Нежный, долгий поцелуй. Мягкое одеяло укутывает плечи.

— Почему ты раньше ничего не сказала? Два месяца — большой срок…

Шмыганье носом.

— Глеб… я все равно не смогла бы сделать аборт. Пыталась, но… не смогла.

Зловещая пауза, пальцы стискиваются в кулак.

— Ты… что?

Испуганно:

— Ой!

Резкий скрип кровати.

— А ну-ка сядь. Повтори.

— Глеб… — всхлипывая, растирая слезы.

— Повтори, пожалуйста.

— Глеб, я же ничего в итоге не сделала… Ну пожалуйста, не ругай меня…

— Стоп. Не вздумай меня сейчас обнимать. Дай-ка я еще раз попробую понять…

— Не надо! Не надо ничего понимать! Я ведь так и не смогла! Ходила и не смогла!

Вскакивая на ноги.

— Но собиралась?

Виноватый кивок.

— Ты собиралась аборт! Не сказав ничего мне! В тайне от меня, по-тихому пошла на аборт! Хотела убить моего ребенка! Твоего ребенка! Да как ты вообще могла до такого додуматься…

Рыдая:

— Я думала, ты меня бросишь, если я забеременею… Ты ведь говорил…

— Какая, бл*ть, разница, что я говорил?! Я тебе что, пацан с третьего курса, который трясется от одной мысли о детях!

— Глеб…

Грохот двери. Протяжный вой в подушку.

Глубокой ночью.

— Спишь?

— Нет…

— Я включу свет.

— Хорошо.

Молчание. Одновременно:

— Прости меня…

Нервный смешок.

— Хорошо бы мы всегда так делали.

— Что?

— Думали в унисон.

— А мы нет?

— Ну, судя по тому, что ты приняла мое ворчание по поводу малолетних придурков в кафе за установку к аборту, пока еще нет.

Рука робко тянется из-под одеяла.

— Просто… мы никогда не говорили на эту тему… и мне стало страшно. Я очень сильно люблю тебя, Глеб… И подумала, что лучше не иметь детей… но быть с тобой. Чем наоборот.

— Прости, что ввел тебя в такое ужасное заблуждение.

Кивок.

— Хорошо. А ты прости, что я хотела… обмануть тебя.

Морщась:

— Это сложнее простить. Но я постараюсь.

Возмущенно, приподнимаясь:

— Так не честно! Я ведь тебя простила! Сразу же!

Выгибая бровь:

— Не все проступки одинаковы по тяжести. Ты ведь не простишь меня, если придешь домой, а я тут… с Леночкой.

— Еще как прощу. Покойнику все прощают.

Усмешка.

— Ишь ты, какая боевая. А с лошадью небось коленки тряслись.

— Это потому, что я в положении… Кстати! У нас один-один, так что прощай меня пожалуйста полностью.

Удивленно:

— Почему это у нас один-один?

— Ты наорал на беременную женщину. Это непростительно. Но я ведь тебя простила.

— Хм… Дай подумаю…

Обнимая и залезая на колени.

— Думай-думай… я пока тут подожду.

— Варя… Это не честный прием…

— В бою все средства хороши… — втираясь бедрами. — О… чувствую, уже прощаешь…

Руки стискивают ягодицы, шорох одежды.

Обоюдный стон. Медленное скольжение по разгоряченной плоти.

— Если… разобраться… в беременной жене есть свои плюсы… Не торопись…

Беспомощно прижимаясь:

— Глеб… пусти меня… хочу быстрее…

Хрипло:

— Быстрее… быстро кончится…

— Пожалуйста… мне нужно… пусти… пожалуйста…

— Черт… хорошо… только… сними лифчик… О, да… Ближе ко мне.

Губы ласкают напряженный сосок. Вскрик.

— Что? Больно?

— Нет… не знаю… странно… лучше не надо пока…

— Хорошо. Варя…

— Да?

— Я люблю тебя…

— О боже… о, да…

Руки вцепляются за изголовье, горячий, безудержный ритм… все быстрее и быстрее.

Стоны в унисон.

— Глеб…

Пытаясь отдышаться.

— Что?

— Ты назвал меня «женой».

— Правда?

— Ага.

— Значит, я испортил весь сюрприз. Посмотри там у меня в кармане… Бл*ть, Варя! Хоть слезла бы сначала! Помчалась она…

Шорох одежды. Искрящийся, прозрачный камень на белом золоте.

— Глеб… Это же… это что… настоящий?

— Нет, это искусная подделка, которую я заказал три недели назад в Китае. О, господи… ну конечно, это настоящий.

— И что… мы поженимся? Вот прям так, возьмем и поженимся? Профессор и студентка станут мужем и женой?

Сухо:

— По-моему это лучше, чем «профессор спит со студенткой и заставил её сделать аборт». В любом случае, учеба тебе в ближайшие пару лет не грозит. Ну, так что скажешь? Выйдешь за меня замуж, Варвара Наумова?

Ошеломленно:

— Да хоть завтра…

— Ну вот и отлично. А теперь залезай обратно в постель. Твоим положением надо воспользоваться по полной…

— Так мы же только что…

Ухмылка.

— О, это я только разогревался. Нет, можешь не снимать кольцо… Кстати, там еще цветы в коридоре.

— Цветы? Зачем?

— Затем что я старомодный дурак. С 8-м марта, Варюш…

И это не Конец!!!!

‍ ‌‌  ‌‌‌  ‌ ‌‌ ‌   ‌ ‌‌‌ ‌‌   ‌‌  ‌‌ ‌ ‌   ‌ ‌‌‍