– Лер, это не бред или что ты там ещё напридумывала. Ты просто в другом мире. Чем быстрее ты это примешь, тем лучше для тебя.
– Отстань… Боже, пожалуйста, я хочу проснуться… – заныла я, скатываясь в истерику.
Три солнца над моей головой, которое делали привычное мне голубое небо оранжеватым, как в Африке, закрыли тени подошедших.
– Ну? Что с ней? Что с девчонкой? – послышались вопросы.
– Ей трудно принять перемещение. Я говорил. У неё истерика.
– И сколько это продлится? – недовольно спросил главный.
И я узнала этот голос. Это он командовал загнать меня в портал. Я подняла голову и с ненавистью на него посмотрела.
Ишь ты, недоволен он ещё, что я не радуюсь, что сижу в этом бреду с тремя солнцами и растительностью, где нечто, напоминающее знакомые берёзы и ели соседствуют одновременно с джунглями и баобабами. И всё это устилает белый ковёр лепестков размером с лепестки пиона. Они сыпятся как раз с этих баобабов и укрывают землю сплошным покровом, как листья клёна по осени. Можно ходить, швырять их ногой, поднимая ворох вверх, что и делали периодически ходящие туда-сюда воины в странной одежде, но с привычными мечами из непривычного материала – что-то вроде зеркальной стали.
А-а-а-а-а… Снова накатила на меня истерика.
– Не знаю, надо дать ей время, – ответил на вопрос главного Пашка.
– Приводи её в чувство быстрее, Пол. Мы и так подзадержались. Надо выходить.
– Я постараюсь, – недовольно ответил Пашка.
– Эй, подруга. Привет, я Никта, – плюхнулась на место справа от меня девушка.
Я подняла глаза и с любопытством на неё посмотрела. Красивая амазонка. Сильная, уверенная в себе, грубоватая и всё равно красивая.
– А правда, что у вас не знают про другие миры? – обратилась она ко мне, тоже с любопытством ко мне приглядываясь.
– Правда, – шмыгнула я носом.
– У-у, тогда всё будет сложнее, – она подняла взгляд на остальных. – Ты помнишь, что Пол рассказывал об их сумасшедшем железном мире? Сколько он к нему привыкал? А если бы попал туда, даже не зная, что такое возможно?
– Я бы точно рехнулся, – усмехнулся обрадованный поддержкой Пашка.
– И что ты предлагаешь? Ждать, когда она осознает? – холодно спросил главный. – А если это займёт… – мой переводчик споткнулся, а потом выдал подходящее по смыслу: – неделю? Или месяц?
– Предлагаю дать ей… – тут мой переводчик совсем сломался.
– А это выход, – согласился кто-то.
– Не уверен, – засомневался Пашка.
И я поняла, что дела мои плохи.
– Что это? – прошипела я в его сторону.
– Это… ну-у… лекарство. Да, лекарство. Которое дают при… ранениях воинам. Обезболивающее.
Прекрасно. Меня решили накачать транквилизаторами. Мало того, что я и так ими накачана, раз вижу этот бред, так ещё мне в этом бреду добавят добавки. И тогда я, может быть, улечу вообще на Нибиру. С учётом того, где я сейчас, может, это не так уж и плохо?
Моя бабушка, которая ругалась редко и метко, всегда говорила, что ругательства надо употреблять к месту и времени, тогда они не будут обесценены. Так вот, моя дорогая бабушка, теперь я могу сказать это точно и в полной мере – твоя внучка оказалась в полной жопе.
Жопе с лепестками пионов от баобабов, захихикала я, после того как я выпила всунутое мне «обезболивающее». И с лопухом вместо туалетной бумаги, да. Который мне протянули, когда я спросила про туалетную бумагу.
– Она бесполезна в походах, ты поймёшь почему, сама, когда пройдёт пара дней.
Но я поняла уже этой ночью. Когда все светила скрылись, ненадолго засияли близкие крупные звёзды. Их быстро скрыли набежавшие тучи. И вылилась месячная, по нашим меркам, норма осадков.
– Это что, всегда так? – ошалело спросила я, слушая, как заливает наш шалашик водой. Грохот стоял, как у водопада.
– Во время Дезиррэ – да, – ответила Никта.
Всё что могло промокнуть промокало и отсыревало за это время дождей, поэтому было бесполезно в походах, где ненастье тебя могло застать в любом месте и любое время.
Меня поселили в хижину к женщинам-воинам, которых было целых четыре штуки, все малословные и угрюмые, как на подбор. Одна Никта отличалась более-менее приветливым нравом. Это смотря с кем сравнить, конечно. На фоне балаболки старосты Инки, Никта выглядела бы мраморной статуей. На фоне своих товарок Никта была само радушие. Но она относилась не к рядовым воинам, которые были все немногословные как на подбор, а входила в элитный отряд под командованием того, кого я уже окрестила «главным». Звали его Эрган.
В этот отряд входило семь воинов – сам Эрган, Пашка, который Пол, Никта и ещё четыре воина. Их имена я ещё не все запомнила. Эрган был большой шишкой – аж самим главнокомандующим всея армии королевства Эндергард, на землях которого мы находились. Мне переводчик перевёл его должность как высший паладин королевства. А на их языке звучало как атон.
Это всё мне объяснили после того, как напоили обезболивающим отваром, который имел и успокаивающее воздействие.
Не то, чтобы я сразу смирилась с происходящим, но, как гласит народная мудрость, человек ко всему привыкает. Моя деятельная натура требовала каких-то действий. Какой у меня был выбор – лечь на лавку в хижине, закрыть глаза и ждать, когда что-либо изменится: либо я очнусь у себя дома либо смирюсь с происходящим? Но можно ли вот так лежать долгие часы ни о чём не думая, здоровому двадцатилетнему человеку? Нет, конечно. Мозг лихорадочно работал и пережёвывал поступающую информацию. Любопытство требовало узнать всё и сразу. Телу тоже было некомфортно. Потому что температура накалялась.
Из объяснений Пашки я поняла, если говорить кратко и доступно, что в течение суток температура имеет сильные перепады. Сейчас у них что-то вроде нашего лета, когда светят три светила. Климат в это время меняется за сутки от наших тропического до экваториального и обратно, с долей континентального из-за перепада температур днём и ночью. После смены фазы Дезиррэ, климат мягко переходит в умеренный, привычный нам, и потом переходит в долгую затяжную зиму.
Поэтому и флора и фауна у них была своеобразная, та, что могла выжить при таких условиях. Те джунгли, что я видела, как и «баобабы» – растения фазы Дезиррэ. Непроходимые джунгли – одногодки, вырастали в это время, а потом исчезали до следующего лета. «Баобабы», которые тут назывались поряниками, цвели и завязывали плоды во время Дезиррэ. Потом плодоносили почти до самой зимы, снабжая местных основной пищей.
Плоды поряники, которые я тут же окрестила пряниками за схожесть названия, мне удалось попробовать. Местные умели хранить их в стазисе, и меня угостили прошлогодним пряником. По вкусу нечто среднее между авокадо, мясом и грибами – сытно и вполне вкусно.
Потом те деревья, которым требовалась жара, впадали в спячку, и уступали место растениям, которые я окрестила привычными берёзками и елями, хотя выглядели они иначе, но всё равно напоминали обычные лиственные и сосновые деревья.
К периоду зимы вся флора впадала в спячку. А фауна в этом мире прижилась та, что могла пережить как жару, так и холода.
– А есть здесь живность хоть какая-то, похожая на нашу? – поинтересовалась я у Пашки, который был вынужден быть моим гидом по этому миру.
– Похожая есть, но немного. Увидишь ещё, – улыбнулся он предвкушающей улыбкой.
Ну да, ему всё это забавно. В отличие от меня.
– Всё, девица перестала истерить? – спросил главный Пашку, словно меня тут нет. – Тогда завтра выступаем.
– Может перестанете говорить так, как будто меня здесь нет? – разозлилась я.
Главный перевёл на меня взгляд, и мы впервые встретились глазами. Я вздрогнула и сделала шаг назад.
– Заслужи такую честь, – процедил он и пошёл дальше раздавать указания.
– Я должна заслужить? Честь? – вызверилась я.
Я побежала за ним, обогнала и встала перед ним, тыкая в него пальцем. То есть почти тыкая, не касаясь. Смелости у меня на это не хватило, несмотря на всю мою злость. Страшный мужик.
– Вы меня украли! Вы меня похитили! Да на вас ООН нет! Я хочу пожаловаться в лигу защитников иномирных жителей! Или как у вас называется организация, которая защищает права людей всех миров?
– Жалуйся, – хмыкнул он недобро и обошёл меня.
– И пожалуюсь! Как только так сразу! Разбойники! Воры! Похитители! – не унималась я.
На самом деле мне хотелось настучать по этой большой и каменной по виде башке. Расцарапать это невозмутимое равнодушное лицо и выплеснуть весь мой гнев.
– Остынь, Лер! – как-то испуганно сгрёб меня в охапку Пашка и закрыл от взгляда главного.
Который смотрел на меня сейчас так, что будь он василиском, я бы уже превратилась в камень.
– Уйми девку, – зло процедил он, обходя нас.
Остальные тоже смотрели неодобрительно, хотя поначалу забавлялись моей реакцией.
– Ты с ума сошла! – накинулась на меня Никта. – Кто с атоном так разговаривает? За это можно головы лишиться. Он тебя пожалел пока, как… котёнка неразумного, – перевёл мне переводчик с запинкой. – Но не смей так больше! Тебе за него каждый из нас глотку перегрызёт.
– Никта, уйди. Ты сейчас не помогаешь. Хуже делаешь.
Она предупреждающе зло зыркнула в нашу сторону и ушла.
– А что я не так сказала? – возмутилась я.
Тогда мне Пашка и рассказал, кто есть главный, какое место он занимает, и как с ним можно и нельзя разговаривать.
– Ну это как у вас, Лер, представь, перед всем войском с генералом разговаривать. Или с Президентом вашим. Можно так?
– Если похитят, можно, – буркнула я. – Что ж такой важный генерал здесь делает? Даже не побоялся свою тушку через портал перекинуть?
– Эргану страх неведом. Иногда мне кажется, ему вообще мало эмоций ведомо. Одни инстинкты. А такое ответственное дело – как добыча главного нашего оружия – дело государственное важности.
– Ты меня имеешь в виду?
– Тебя, Лерунь, тебя. Готова слушать?
– Готова. Только мне бы во что переодеться. Жарко мне.