В то утро его вызвал к себе президент и за чашкой кофе высказал свое решение. Учитывая настойчивые пожелания французской стороны, он отказывается от своих намерений купить акции германской фирмы. Это было подозрительно. Филипп занервничал:
— В таком случае я не вижу причин для моего дальнейшего пребывания здесь. Или вы считаете…
Президент улыбнулся:
— Ну что вы! Оставайтесь тут навсегда! К тому же, я вижу, вам самому чрезвычайно понравилось жить в Нью-Йорке.
— Правда?
— Моя племянница рассказывала мне. Джессика. Вы ведь, кажется, приятели?
Филипп поперхнулся. Отпираться было бессмысленно.
— Мы близкие… друзья.
— О, тем более, мальчик мой! Ничего, что я вас так… по-семейному?.. Вы мне очень нравитесь, Филипп. Вы — стойкий, мужественный человек.
— Спасибо.
— Я и пальцем не притронусь к вашему бизнесу, пока вы сами не захотите войти в нашу большую дружную семью.
У Филиппа потемнело в глазах.
— Что вы хотите сказать? Джессика…
Президент захохотал:
— Да боже упаси! Что вы! Вы подумали, что я… запрещаю вам дружить с ней и готов пойти на шантаж? Избави бог!
— Тогда я вас не совсем понимаю. О какой семье вы говорите?
— О холдинге. Мы же здесь все родные! Все близкие друзья.
Филипп тяжело вздохнул. К чему клонит этот хитрый длинноносый старик, похожий на орла?
— Все яснее ясного, мальчик мой! Ваши отношения с Джессикой — это только ваше дело и больше ничье. Но мне было бы приятно знать… А, впрочем, еще приятнее мне было бы породниться с вами. Вот это действительно хорошо!
— То есть… породниться… вы имеете в виду холдинг? Нашу большую дружную…
— Нет. На этот раз я имею в виду Джессику. Малышка такая славная, правда?
— Правда, — онемевшими губами прошептал Филипп.
— Вот и договорились. Мы ведь с вами взрослые люди, не так ли, господин Шиллер? Мы ведь поняли друг друга.
— Надеюсь, что да.
— Оставайтесь в Нью-Йорке. Тут вам самое место, тут вас любят и ждут. А Германия… Оставьте этот бизнес себе и контролируйте как часть нашего общего целого. Никто не будет в обиде… Вы понимаете меня?
— Понимаю.
— Вот и славно.
Филипп вышел из дирекции обескураженным. Даже Джессика, которая изо всех сил делала вид, что Филиппа больше не существует на свете, увидев его лицо, участливо спросила, все ли в порядке.
Он кивнул, не глядя на нее, и ушел на улицу, больше в тот день не вернулся. Ему было противно смотреть на Джессику. Ему было противно смотреть на всех остальных в мире, кроме одного-единственного человечка, к которому он, сейчас и стремился.
Если он откажется жениться на Джессике, у него отберут бизнес, и сделают это откровенно, больше не маскируя своих намерений и даже не заводя разговоров о слиянии.
Если он женится на Джессике, у него тоже отберут бизнес, причем сделают это нежно, но настойчиво, «по-родственному», и он все равно не сможет этому противостоять.
Джессика… Джессика, как она могла подставить его?! Она рассказала об их романе своему дяде, и тот решил, что самый лучший выход — поженить их или шантажировать этим.
А может, она ни при чем? Может, просто совпадение? Филипп вспомнил ее глаза, полные искренней любви и глубокого отчаяния. Разве может человек так искусно играть?.. Если только с самого начала она не… Стоп. Так ведь Джессика… Стоп. Филипп остановился посреди улицы. На него падали крупные снежинки. Первый снег в этом году. Он смотрел на рождественские гирлянды, на огни и Санта-Клаусов, а в сердце его зарождалось что-то большое, черное и очень мощное. Он даже пошатнулся, схватившись за решетку в сквере.
Джессика. Как он не понял?! Она с самого начала была подослана, чтобы соблазнить его, закрутить роман и выманить акции! А потом — женить на себе, лишь бы исполнить пожелания дяди. Ну конечно! В субботу вечером она ехала в Дорф, в проливной дождь… Неужели чтобы просто подписать бумаги?
Филипп вдруг дико захохотал. Он стоял облокотившись на решетку и громко, словно сумасшедший, смеялся. Совершенно некстати вдруг вспомнился другой сумасшедший, который учил его поговоркам про воробья в руках и журавля в небе… Филипп хохотал, мимо него проходили люди и пожимали плечами: просто скоро Рождество… Филипп хохотал, а по щекам его градом катились слезы.
Да они просто считали его идиотом, раз решили, что он поведется на такую чудовищную, наглую ложь.
— Джессика… Джессика, милая, ну как же ты могла?!
А ведь он и повелся! Ведь он и поверил, что она влюбилась в него! Просто в тот день голова перестала работать, просто в жизнь пришла Селин, прогнав его покой и разум. А разве можно думать о чем-то еще, когда в жизни есть Селин? Слезы покатились еще сильнее. Он, взрослый мужчина, средь бела дня стоит на улице и плачет от отчаяния и счастья одновременно.
— Селин, девочка моя, как хорошо, что ты есть, — шептал он, подставив лицо густому снегу. — Ты — единственная истина, оставшаяся в моей жизни. Ты — единственный смысл и вдохновение…
Теперь он ее понимает. Теперь он отречется от всего, что строил многие годы, он примет ее веру и ее правила игры. Он тоже будет ходить по краю. Он станет бродягой.
А Джессика вместе с президентом пусть забирают себе его фирму и весь рынок в Германии с потрохами, пусть забирают хоть всю Европу, его это больше не интересует!
Ему нужна только Селин и больше ничего!
Весь день они провели вместе. Она сидела, положив его голову к себе на колени, поглаживая его волосы и беззвучно шевеля губами.
— Мальчик мой, не переживай. Мы их всех победим.
— Мы?
— Конечно.
— Ты будешь со мной?
— Я и так с тобой, Фил… Мы — одна команда… Бедный, бедный мальчик мой! Ты посмотри, на тебе лица нет! Ты не спишь ночами, ты стал похож на тень, вот как они тебя измучили!
Филипп промолчал и не стал говорить, кто измучил его больше всех партнеров вместе взятых, из-за кого он не спит ночами.
— Селин, ты одна у меня. Больше никого нет.
— Это хорошо, — шептала она и целовала его волосы, — это славно. Я тебя спасу… Ты меня спас, а теперь я тебя спасу!
— Как? Как ты меня спасешь?
— Продай все к черту, Филипп, брось их. Давай уедем!
Он встал.
— Как?
— Так. Давай будем путешествовать… У тебя же много денег, Фил.
— Но счет все время пополнять, иначе в какой-то миг все деньги исчезнут, и мы останемся бродягами.
Она улыбалась. Ему даже показалось, что с гордостью:
— Да. Бродягами. Ну и что?
А в самом деле, подумал он. Ведь еще по дороге из сквера он собирался бросить все к черту и стать бродягой, как Селин. Он был уверен и клялся себе, что не отступит.
— Но как же… Ты предлагаешь мне продать свой бизнес? Но как такое возможно?
— А если ты останешься тут, с ними, ты продашь свою душу. И свою совесть. А я знаю, что эти понятия для тебя дороже денег.
Поздним вечером они вышли из дома прогуляться. В городе царила предпраздничная суета. Через три дня Рождество. Они еще никогда не гуляли так: за руку, молча и не стремясь занять место в каком-нибудь клубе. Селин была спокойной и какой-то домашней. Это была совсем новая Селин, и такой Филипп полюбил ее еще сильнее. Она не бежала вприпрыжку, не звала его за собой, не наливалась коктейлями во всех барах по пути, она просто шла рядом и молчала. И от этого участливого молчания Филиппу было теплее и уютнее всего на свете. Может, еще все получится? Может, она согласится выйти, за него замуж и они станут обычной счастливой…
— Фил, что-то ты загрустил совсем. Пойдем в тот ресторанчик? Я проголодалась, да и вино не помешало бы после нашего разговора.
— Я думал…
— Что?
— Ничего, пойдем, — обреченно ответил он.
— О-о-о! Ребята, какая встреча! — Сеймур появился как всегда будто из-под земли. — Рад, что вы помирились. Джесс, ты как всегда велико… — Он осекся на полуслове и уставился на Селин.
— Это не Джессика. Извини, Сеймур.
— Э-э-э, простите, обознался… Фил, ну ты-то хотя бы не глюк?
— Нет. Но мы сейчас заняты. Извини.
— Хорошо-хорошо. — Сеймур преграждал им дорогу. — Но, может, на прощание представишь меня своей даме?
Сеймур не сводил глаз с Селин, и Филипп понимал, что завтра же весь холдинг узнает о том, что Филипп променял Джессику на Джессику дубль два.
— Меня зовут Селин, — вдруг прожурчала она нежнейшим голоском, и Филиппу показалось, что с ним она так никогда не разговаривала. — Мы идем ужинать. Хотите с нами?
Сеймур задохнулся:
— Ого! Конечно! Ух! Вы еще спрашиваете!
Филипп пропустил их вперед и еще некоторое время стоял в дверях, ошеломленный до такой степени, что даже не смог обидеться. И эта девушка еще две минуты назад обещала не бросать его и сочувствовать до конца жизни? Поразительно, до чего быстро выветриваются из головы благие намерения! Впрочем, она еще очень молода, подумал Филипп и решил все простить.
А они уже выбрали столик и расположились за ним, весело щебеча. Селин разрумянилась, глаза ее блестели. На щеках черт знает откуда появились две прелестные ямочки, и в сочетании с двумя прелестными клычками, которые она обнажала ровно на треть, давали просто потрясающий эффект. Филипп онемел. Он просто был в шоке. Селин явно строила глазки Сеймуру, и получалось это у нее легко и даже профессионально. Неприятная мысль отчетливо царапнула его сердце: а ведь она действительно подходит для эскорт-услуг! Сейчас она ведет себя именно как девушка такого разряда. Но почему?
Она строит глазки Сеймуру. Она вся блестит и лоснится, как довольная кошка. А Филипп никогда не видел ее такой красивой. Потому что ей не было необходимости показывать себя перед ним в наилучшем виде. Филипп и так любил ее всякую… Он быстро напился, слушая, как Селин и Сеймур обсуждают последний футбольный матч. И откуда у нее эта страсть к футболу? Никогда не замечал, сквозь мутнеющее сознание подумал Филипп. Странно все это. Селин совсем не такая. Сеймуру не понять таких женщин, как она.
Сеймур…
Чудовищное напряжение этого дня дало о себе знать. На мягком диване с высокой спинкой под тихую живую музыку Филипп уснул, не допив пятый бокал вина. Селин и Сеймур продолжат светский диалог:
— Ну вот. Говорю тебе, девчонка — один в один ты. Ну просто стопроцентное совпадение. Только ей лет столько же, сколько ему.
— Двадцать девять?
— Ага. Она его любит — ух! Готова душу дьяволу продать, чтобы он женился.
— А он?
— А он ни в какую. Теперь я понимаю почему.
Сеймур смерил Селин взглядом и выразительно прищелкнул языком.
— Я вот что скажу. Не буду выдавать за свое, прочитал в какой-то книжке. Но ты похожа на оригинал. А Джессика — на твою копию. Так-то вот. А в чем различие — не пойму. О, а ты не вампирша?
Селин захохотала.
— Да, я вампирша, и я его покусала. И тебя сейчас покусаю.
Сеймур мгновенно оказался рядом, дыша ей в щеку:
— Я только об этом и мечтаю!
С минуту оба внимательно изучали глаза друг друга, потом Сеймур легонько прикоснулся губами к губам Селин.
— Я могу обидеться, — прошептала она, явно не собираясь этого делать.
— Я не обижусь, если ты обидишься! — С этими словами Сеймур попытался поцеловать ее по-настоящему.
— Ты что?! Филипп сейчас проснется! — Она вскочила и протянула ему руку. — Пойдем лучше потанцуем?
Сеймур поднял одну бровь и с иронией ответил:
— Ну да. Филипп проснется, и всем будет плохо. А если бы его тут не было, мы давно бы перешли к делу…
— Что?
— Ничего! Я говорю, пойдем потанцуем, милая!
Филиппу повезло: он проснулся именно в тот момент, когда парочка вернулась за столик. Он проспал все самое интересное: выразительные танцевальные па, страстные объятия, провокационные взгляды и попытки поцеловаться, не прекращая движения… Он не слышал их разговоров и совместных планов на ближайшие вечера.
Не знал он и того, что во время танца Сеймур поинтересовался, каковы намерения Филиппа относительно холдинга и своей фирмы. И не знал, что Селин ему строго ответила:
— А вот это не мое дело. И тем более не твое.