В ровном, уютном свете ресторанных ламп, под тихую живую музыку он наконец рассмотрел ее как следует.
Она была точная копия Селин, только лучше. Да-да, именно лучше: ее губы были чуть полнее, а цвет лица — нежнее, ее кожа казалась холеной, да что там — просто идеальной! Ее волосы были пышнее и гуще, такого же пепельного оттенка, как у Селин, прямые, словно струи дождя. Но только у его новой знакомой это был настоящий ливень.
Она вся выглядела — словно с обложки журнала, такая девочка-конфетка, в которой все ладно и гладко. Все идеально. Но у нее был один огромный недостаток. Чудовищный недостаток. У нее не было маленьких беленьких клычков, как у Селин. Вместо этого у нее была ровная ослепительная улыбка, словно с рекламы стоматологической клиники.
— А я вас вспомнила.
И она тоже! Он поднял одну бровь (черт его знает, откуда в такой ситуации у него взялись силы шутить):
— Неужели? Вас я тоже чем-то успел впечатлить?
— В каком смысле?
— Не важно. Так откуда вы меня помните?
— Я недавно летала в Берлин, в вашу фирму. А сейчас, похоже, вы у нас в гостях.
Филипп нахмурился:
— То есть… вы из партнерской фирмы? Из фирмы, с которой…
— Да, и в прошлую субботу я ехала к вам домой, а таксист…
— Постойте-постойте… — Филипп пощелкал пальцами, пытаясь сообразить. — Вы так хорошо знаете немецкий… Вы та самая…
— Меня зовут Джессика. Я переводчица. Все получилось из-за таксиста!
Он прикрыл глаза ладонью и так и остался сидеть, поставив локоть в тарелку с куском жаркого. Посетители ресторана, наблюдавшие его недавний стремительный бег, громкие вскрики и странные жесты, уже перестали обращать внимание на странного молодого человека, который теперь притащил девушку и продолжает вести себя нелепо даже при ней.
— То есть вы ехали ко мне… — проговорил он тихо, с отчаянием в голосе.
— С документами. У меня был записан ваш адрес на бумажке.
— Подождите, но как же Селин?.. Я не понимаю…
— А я, кажется, понимаю.
— Что?
— Я понимаю, Филипп. — Она ласково провела ладонью по его руке. — Можно, я расскажу?
— Конечно. — Он непроизвольно вытащил руку и спрятал ее под стол.
Джессика смотрела на него с нежностью и тоской. Господи, подумал Филипп в сердцах, как же все причудливо переплетается в этом мире!
— Был дождь, — начала Джессика, чуть касаясь его рукава. Очевидно, для полного и правдоподобного рассказа ей было просто необходимо довольствоваться если не рукой, то хотя бы его пиджаком. — Был дождь. Было настоящее светопреставление. Было темно как ночью. Мы ехали к вам. Таксист был пьяный, машину то и дело заносило, а тут — она. Ваша Селин.
— Селин? — повторил он, почти враждебно глядя на Джессику. Ему вдруг показалось, что имя Селин имеет право произносить только он один, больше никто. А сейчас оно прозвучало как-то не так, показалось чужим и отстраненным…
— Да. Она голосовала на дороге. Без зонта, без капюшона, как подросток, который путешествует по миру автостопом.
Филипп скрипнул зубами. Как точно сказано! Маленькая, хорошая девочка, как же тебе плохо и одиноко, если даже в такую погоду не сидится на месте!
— Вы меня слушаете?
— Разумеется. Продолжайте.
— Водитель остановился, она назвала город, не помню точно… но это было по дороге…
— Шведт?
— Да, по-моему. Таксист ответил, что подвезет, правда, по завышенному тарифу. Она согласилась, представилась Селин и сразу начала курить. Ему это не понравилось. Он сказал, что у него в салоне не курят. А она ответила, что у него в салоне, должно быть, еще и не пьют, но сегодня, как ей показалось, — день исключений.
Филипп непроизвольно улыбнулся. Джессика покосилась на него и продолжила:
— Он разозлился, пообещал ее высадить. А потом… Я не разглядывала вашу Селин, но таксист вдруг остановился и сказал, что у него «крыша едет» оттого, что мы сидим на заднем сиденье такие одинаковые. У него от нас, видите ли, двоится в глазах. Он действительно был пьян. А что, мы правда так похожи?
— Очень, — тихо ответил Филипп.
— Извините, вам, наверное… тяжело все это слушать?
Он пожал плечами:
— Нет. Просто грустно. Я надеялся встретить ее. Впрочем, не важно, рассказывайте дальше.
— А дальше ничего особенного не было. Мы проехали еще немного, остановились у вашего дома, таксист вышел из машины и буквально выволок на улицу Селин. Ему не давали покоя ее сигареты, к тому же она вела себя… В общем, она ему сильно хамила… А потом он сел за руль и увез меня дальше по дороге. Я же не знала местности. Когда до меня дошло, что он перепутал адреса и пассажиров, было поздно. Мы исколесили уже половину Шведта.
— Там живут ее родственники.
— Да. Бумажку с вашим адресом я так и не нашла. Должно быть, она потерялась в салоне… Но мне показалось… ваша Селин не сильно пострадала. Видите, как удачно сложилось: она не доехала до родственников, зато высадилась у вашего дома.
— Мы еще не были знакомы, — тихо проговорил Филипп.
Брови Джессики поползли вверх:
— То есть вы только благодаря таксисту…
— Извините, это вас не касается… Я заплатил за ужин, можно, я пойду?
— Да, конечно. Но…
— Что?
— А вы уверены, что вам надо идти?
— Абсолютно.
Джессика мелко заморгала, выдавая сильное волнение:
— Конечно, идите. Ведь завтра мы увидимся на работе…
— Если я не улечу домой ночным рейсом — увидимся.
Джессике повезло: он не улетел в Берлин. Потому что в десять вечера позвонил Сеймур и сказал, что у него есть шокирующие новости по бизнесу.
Сеймур был постоянный представитель германской стороны в Штатах, жил в Нью-Йорке и являлся, наверное, самым жестоким сплетником и разнузданным ловеласом холдинга. Раньше они с Филиппом проводили все вечернее время в нью-йоркских барах.
Для «срочного разговора о бизнесе» Сеймур пригласил двух девушек не самого, конечно, профессионального разряда, но то, что работать они будут за деньги, а не за приятный вечер в хорошей компании, Филипп понял сразу. Он оттащил приятеля в сторону и сказал, что спать ни с кем не будет. Сеймур зашипел:
— Ты что, хочешь мне вечер испортить? Или у тебя проблемы с потенцией?
— Считай, что у меня проблемы. И можешь растрепать это всем остальным.
— Ладно, я их потом… обеих оприходую. Ты еще пожалеешь!
— Что ты хотел сказать по бизнесу? — упрямо переспросил Филипп.
— Тебя что, там, в Берлине, муха покусала? Ты в прошлом месяце таким не был. Все бары, все бабы…
— Меня покусало твое начальство. Чего им вдруг приспичило прибрать меня к рукам?
— Слушай, уймись. Такие девицы нас ждут!
— Ты за этим меня позвал?
— Вот зануда!.. В общем, если тебе не объединиться с французами и не послать мое начальство сам знаешь куда, то…
— То что? — У Филиппа все внутри похолодело. Терять любимый бизнес он не хотел.
— Ну то. Придется расставаться либо с акциями, либо с американцами. А расстаться с американцами ты не можешь.
— То есть у меня нет выбора.
— Фил, я думаю, рано или поздно тебе придется продать свой контрольный пакет.
— Ты с ума сошел?
— Нет. Просто… поговаривают всякое. Сейчас расскажу.
Но ему не удалось вытянуть из Сеймура больше ни слова. Потому что тот как-то очень стремительно напился и уехал из отеля вместе с двумя девчонками, видимо, «оприходовать обеих», как обещал.
Филипп занавесил окно, чтобы навязчивый ночной Нью-Йорк не лез в душу, и лег спать, впервые пожалев о том, что здесь нет светло-зеленой рубашки, которая висела у него дома напротив кровати. Без нее он уже не мог заснуть, как в детстве без любимой сказки на ночь. Про полцарства и полконя, которые влюбленный царевич не моргнув глазом отдал за свою Василису…
Утром он встретил Джессику в дирекции.
— Вы не заблудились вчера? — спросила она робко, и от ее голоса у Филиппа мороз пробежал по коже. Вчера он был до того в шоке, что сразу не оценил: голос был таким же, как у Селин, — чуть сипловатым и соблазнительно-низким.
— Почему я должен был заблудиться?
— Ну… Манхэттен… Надо было мне вас проводить.
— Джессика, я бываю в вашем городе чуть ли не каждый месяц. Ничего страшного.
— Ах, извините. Но в следующий раз…
— Если мы с вами снова окажемся в ресторане, я обязательно позволю себя проводить. — Он впервые улыбнулся, глядя на нее.
В конце концов, Джессика — лучше чем рубашка. На нее можно смотреть весь день, вспоминая Селин. Ведь он все-таки нормальный мужчина, а не какой-то маньяк-фетишист. Пока — нормальный. Но уже, кажется, не очень.
— Мы ждем вас в зале заседаний, — улыбнулась она в ответ, а Филипп мысленно вздохнул: какая жалость, у нее нет вампирских клычков!
— Да, крепко за тебя взялись. Живым ты отсюда не улетишь. — Сеймур смотрел на Филиппа с сочувствием. — Кстати, спасибо за вчерашнее!
— За что?
— Благодаря тебе я оказался с двумя сразу. Это отпад! Фил, тебе обязательно надо попробовать… Ну а как тебе наша Ангелочек? Может, ты на нее… того? — Сеймур прищелкнул языком. — Глаз положил, поэтому проигнорировал вчера классных телок?
— Какой ангелочек?
— Джессика. У нее кличка — Ангелочек. Правда похожа?
— Есть немного, — выдавил Филипп. Интересно, что сказал бы Сеймур, увидев Селин с ее улыбкой? Наверное, назвал бы ее Бесом…
И ему снова стало одиноко. Потому что Йен не звонил, а значит — не было вестей от Селин.
С Джессикой оказалось на удивление легко общаться. Отчасти Филипп приписывая это тому, что она работала переводчицей, ну а кроме того, Джессика была образованной, эрудированной и крайне дипломатичной девушкой, и это проливалось настоящим бальзамом на раненую душу Филиппа, уставшего от своих бывших — не очень умных подружек.
Они начали гулять вместе. Почти каждый вечер после работы Джессика находила повод задержаться в офисе, с ним вдвоем.
Они что-то читали, переводили, разбирали, обсуждали. Джессика, как шепнул Сеймур, приходилась родственницей президенту холдинга, что было само по себе неудивительно: занимать такую престижную должность (даже две) не так-то просто, если ты пришел с улицы, поэтому Филипп ей не доверял. Он считал, что ее пристальное и порой навязчивое внимание — один из рычагов воздействия на него.
Поначалу это обижало и заставляло вести себя грубо. Но Джессика, словно святая, прощала ему все. Либо это была действительно продуманная стратегия, не затрагивавшая ее личных амбиций, либо… либо он и правда был ей далеко небезразличен.
Она все время как бы случайно оказывалась рядом, она помогала ему в тех рамках, на которые распространялись ее официальные полномочия, а иногда шла на мелкие должностные преступления, что приносило гораздо большие результаты лично Филиппу.
В общем… Они стали настоящими друзьями, если не считать того, что настоящей дружбы не существует — ни между полами, ни между конкурентами. А то, что американцы из партнеров переходят в откровенную оппозицию, он понял уже давно. Филипп изо всех сил пытался спасти свой бизнес, отыскивая лазейку в их продуманной системе слияния, но пока не находил.
Две недели вместо обещанные трех дней пролетели словно на одном дыхании, Йен звонил один раз только для того, чтобы сказать, что Луциан стал отменным рыболовом, он каждый день ездит с его отцом на реку, а один раз даже запутался в сетях и чуть сам себя не удушил. Но все обошлось.
— Вот. Никто не звонит. Автоответчик почти пустой.
— Что значит «почти»?
— Марта звонила восемь раз, Алиса — три, — Йен едва заметно скрежетнул зубами, — зачем-то ты ей понадобился… Люси и еще четыре девушки, я не запомнил имен. Они все звонили по нескольку раз… Да! Маме твоей я сказал, что ты в Штатах. Я нашел ее вызов и позвонил сам, чтобы тебе деньги не тратить. У них все нормально. Твоя младшая сестра выходит замуж и уезжает во Фра…
— Я рад за нее. А…
— Я же говорю, больше никто не звонил. Пусто на автоответчике.
Филипп и сам понимал, что Йен прав: без Селин на автоответчике и в жизни действительно пусто, несмотря на три десятка звонков и кучу новостей…
Несколько раз они с Джессикой гуляли просто так, без всякого предлога и железного повода, чтобы остаться вдвоем после работы. В середине ноября в Нью-Йорке установилась тишайшая погода: солнечная, теплая, ласковая. Словно природа замерла в последнем реверансе перед началом настоящих холодов.
Филипп и Джессика бродили по огромному парку и как всегда говорили ни о чем. Джессика была первая женщина, с которой он мог говорить ни о чем. Так же как и обо всем. С ней вообще можно было все. Она была словно его второе я. Даже линии на ладонях у них были схожи. Впрочем, линии они рассматривали очень осторожно и, возможно, ошибались…
Дело в том, что между ними, с виду в общем-то взрослыми людьми, существовала одна детская причуда. Они не прикасались друг к другу совсем, даже случайно. И в этом была своеобразная, возбуждающая, загадочная игра. После первого вечера, когда Джессика пыталась взять его за руку в ресторане, Филипп ни разу не почувствовал на себе ее прикосновение хотя бы через одежду. Они в прямом смысле слова держались на расстоянии, а однажды, нечаянно задев Филиппа концом своего шарфа, который закидывала на плечо, Джессика очень долго извинялась и краснела…
Сегодня почему-то все было не так. Сегодня, уходя с работы, он подал ей пальто, смело разгладив его на плечах, и несколько секунд они стояли замерев: он — сзади, осторожно дыша в ее гладкие волосы, а она — впереди, блаженно закрыв глаза. Гардеробщик кашлянул и положил конец этому волнующему моменту.
Филипп и Джессика пошли к дверям, в которых оба тут же запутались, потому что попытались выйти через крутящееся стекло, отполированное до состояния полной невидимости. Или это они ничего не видели, по крайней мере Филипп — точно. Он ничего не видел из-за горячих, пульсирующих точек перед глазами, из-за волнующего стука в висках. В конце концов, оба поняли: между ними начинает происходить неизбежное.
А в парке Филипп небрежно, словно так и было надо, взял ее за руку и на некоторое время не мог слышать собственных слов: до того громко и гулко стучало в голове… А она улыбалась и как будто манила его за собой, забегая вперед и не отпуская его вытянутой руки. И в какой-то миг, когда они резко приблизились друг к другу, так что полы ее широкого пальто обняли и опутали ноги Филиппа, их лица стали совсем-совсем близко. И Филипп улыбнулся яркой вспышке: он снова обнимает Селин! Да! Это ее щуплые плечи, это ее светлые волосы оттенка серебристого дождя… Это ее глаза — серые и какие-то удивительно ясные и чистые… И Джессика не выдержала:
— Да, наверное, это сильно неприятно.
— Что? — машинально спросил он, глядя сквозь нее.
— Неприятно обнимать меня, когда мечтаешь о Селин.
Он замотал головой, словно просыпаясь:
— Нет-нет… Нет. Ну что ты!
Но она уже тоскливо отвернулась, сжимая кулаки в карманах:
— Пойдем отсюда.
— Почему?
— Потому, что мне тут слишком хорошо. Потому, что тут нет посторонних глаз. Потому, что мне… Неужели ты настолько слеп? Мне хорошо с тобой!
Филипп долго молчал. Удивительно, до какой степени перевернула его жизнь маленькая Селин, если он забыл, что в таких случаях нужно говорить женщинам. А ведь был большой знаток! С трудом собрав волю и остатки остроумия, он улыбнулся, разворачивая ее к себе за плечи:
— Вот что, Джессика. Я понимаю, что вина моя безмерна. — Он очаровательно улыбался и вдруг увидел: она начала прощать. — Но чтобы я мог как следует искупить ее перед тобой, позволь мне пригласить тебя на танец.
— На танец?
— Да. Видишь ли, я немного замерз, мне хочется потанцевать с хорошенькой девушкой, чтобы согреться…
— Где же ты возьмешь хорошенькую девушку? Ума не приложу! И где ты возьмешь музыку? — Джессика внимательно смотрела на него, пытаясь подыграть.
— Как! Ты не слышишь музыки? — Филипп осторожно развернул ее за плечи к себе.
Она потянулась к нему и закрыла глаза.
— Теперь слышу.
Ему казалось, что он танцует с Селин. Ему казалось, что он обнимает Селин. Ему казалось, что его губы целуют Селин… Филипп резко отстранился:
— Что ты делаешь?
— Целую тебя. Разве тебе неприятно?
— Приятно, но…
— Забудь ты про нее! Ты мне нравишься, Фил! — В глазах Джессики полыхало дикое пламя ревности. — Очень сильно нравишься! Ты что, слепой?
— Нет, не слепой, — обреченно ответил он.
— Ты — мой мужчина, я чувствую это.
— Как такое может быть?
— Не знаю, но когда ты остановил меня на улице и… Я поняла: вот оно!
— Джессика!
— Филипп! Милый мой. Господи, но у меня никогда не было такого. Я… Я уже не юная дурочка, кое-что понимаю.
— Не юная? Сколько же тебе? — Он спохватился. — Извини, это, конечно, такой вопрос…
— Чушь. Это нормальный вопрос. Мне двадцать девять.
— Двадцать девять? Тебе двадцать девять?
— А что такого?
— Ничего. Мне тоже двадцать девять.
— Вот видишь! Даже это у нас сходится!
Филипп пропустил мимо ушей последнюю реплику.
— А ей — восемнадцать. А выглядите вы одинаково.
Лицо Джессики почему-то перекосило.
— Жалко я тогда до тебя не доехала!
— Джессика! Что ты такое говоришь?
— Да, если бы этот пьяный идиот нас не перепутал, ты бы стал моим! — В ее голосе появились слезы.
— Джессика!
— И не знал бы свою дурацкую Селин, которая тебя бросила!
— Прошу тебя.
— Да! Бросила! Бросила!
— Джессика, успокойся.
— Черт бы побрал эту хитрую бестию!
Он резко убрал руки с ее спины и отступил назад. Голос его был тихим:
— Никто. Никогда. Не смеет при мне оскорблять Селин. Приятного вечера. — Он отвесил галантный поклон и ушел из парка.
А она молча плакала, глядя ему вслед.