Замуж за барристера

Глава первая: Странная свадьба

Свадьба была, пожалуй, даже слишком скромной для джентльмена с таким достатком, как Томас Уивер. Его поместье Ноблхос ежегодно приносило по четыре тысячи фунтов стерлингов, кроме того никак не меньше тысячи он имел, выставляя своих лошадей на скачках, поэтому обе его дочери — старшая Элизабет и младшая Эмили — ни в чем не знали нужды, а первая к тому же, уже достигнув совершеннолетия, считалась весьма завидной невестой. Именно ее свадьбы и ждали соседи мистера Уивера, просватав Элизабет за ее кузена Эшли Ходжа, с которым она водила самую нежную дружбу.

Однако как гром среди ясного неба в Кроукомбе* грянуло известие о совсем другой помолвке. Хранивший верность умершей жене в течение четырнадцати лет Томас Уивер решил жениться, да еще на ком! На гувернантке своих дочерей — даме пускай во всех отношениях приятной и имеющей равное ему происхождение, но все же подходящей владельцу Ноблхоса не больше, чем елка к Хэллоуину. Спокойная, уравновешенная, обладающая ангельским терпением и совершенно небританской внешностью Черити Миллс была полной противоположностью упрямому, вспыльчивому, громкоголосому нанимателю, способному без особых усилий согнуть руками подкову. Они сходились только в одном — в обожании обеих мисс Уивер и уверенности в том, что те заслуживают самого лучшего. Мисс Миллс прожила в Ноблхосе почти восемь лет, прежде чем будущий супруг обратил на нее внимание, да и сама помолвка была уж слишком короткой, чтобы не вызвать кривотолки и не породить — одно чуднее другого — предположения о причине подобной поспешности.

И больше всех, пожалуй, таких предположений родилось в голове любознательной и проницательной Элизабет Уивер, которая, как и все присутствующие в церкви Святого Духа, пребывала в полном неведении относительно истинной причины проходящей в ней свадьбы. Как ни распытывала она отца и ставшую за столько лет хорошей подругой мисс Миллс, удовлетворившего ее ответа так и не получила. Черити лишь краснела и отводила глаза, что Элизабет списывала на ее давнюю влюбленность в Томаса Уивера, а отец, обычно не в меру говорливый, и вовсе обрывал беседу, стоило лишь той подобраться к столь неожиданной помолвке, оставляя Элизабет мучиться любопытством и вселяя в нее уверенность в том, что новоявленные жених с невестой что-то скрывают.

Такое предположение подтверждалось еще и тем, что мистер Уивер в последний месяц стал редко бывать дома, уезжая на несколько дней и не считая нужным объяснить дочерям, по какому делу. Но если Эмили в силу возраста куда как больше интересовала предстоящая свадьба, то Элизабет потеряла всякий покой от волнения и непонимания.

Единственным, кто разделял ее подозрения, был кузен Эшли. Бессменный жокей, приводящий лучших скакунов ноблхосской конюшни к победам в скачках, он уже много лет жил в поместье Томаса Уивера и ввиду отсутствия у дяди сыновей после его смерти считался первым в очереди на владение Ноблхосом.

На счастье своих дочерей мистер Уивер был бодр и полон сил и в свои сорок четыре думал отнюдь не о смертном одре, а о долгой и весьма полной жизни, чему свидетельством и стала объявленная помолвка. И Элизабет, конечно, должна была радоваться тому, что отец спустя столько лет тоски по первой жене наконец нашел в себе силы сделать еще одну попытку обрести семейное счастье, но она слишком хорошо помнила свою беседу с Эшли, от которого не сумела скрыть переживания.

— Тоже досталось, кузина Лизбет? — с сочувствием спросил тот, когда Элизабет после очередной неплодотворной беседы с отцом в растрепанных чувствах отправилась на конюшню и столкнулась там с вернувшимся после тренировки Эшли. Она попыталась было сделать вид, что не понимает, о чем речь, но Эшли слишком хорошо знал ее, чтобы поддаться на подобные ухищрения. B гневе, в расстройстве Элизабет первым делом седлала свою быстроногую любимицу Тайну и топтала вместе с ней Квантокские холмы** до тех пор, пока не изгоняла из головы неприятные мысли и не обретала душевный покой. Пару раз Эшли сопровождал ее в таких прогулках и теперь мог с уверенностью судить о состоянии кузины. — Брось, я давно заметил, что со стариком творится неладное. Это еще на Королевских скачках началось. Помню, обратился к нему с каким-то простейшим вопросом, а он накинулся на меня, будто на злейшего врага. Я было решил, что он в честь победы выпил лишнего, вот и перестал собой владеть. Ан нет, и на следующий день лучше не стало. Лицо багровое, глаза безумные — и бормочет чего-то. Меня вообще как будто не узнает. Я уж и за дохтуром сбегал: вдруг, думаю, приступ какой? Так он что мне, что дохтуру этому злосчастному такого наговорил, что твоим нежным ушкам слышать никак не положено. Потом, правда, расчухался немного, прощения даже попросил за свой срыв, да только чудилось мне, что история на сим не закончилась.

— Не закончилась, — вздохнула Элизабет, гладя по спине взволнованную, словно бы чувствующую ее настроение Тайну в надежде отыскать давно потерянное спокойствие. Но откуда тому было взяться после рассказа Эшли? Элизабет и сама связывала перемены в поведении отца с какими-то неизвестными ей событиями Королевских скачек, и кузен лишь подтвердил ее догадки. — Его по-прежнему что-то тревожит, но он не хочет со мной делиться. Да пусть бы даже я не смогла дать ему дельный совет, но хотя бы выслушала, поддержала. Он же знает, что я всегда буду на его стороне.

Эшли пожал плечами.

— Быть может, старик опасается, что эта история заставит тебя переменить о нем мнение? — предположил он, и Элизабет бросила на кузена неприязненный взгляд. Ей очень не нравилось, когда Эшли столь панибратски называл ее отца стариком, но эта мелочь не шла ни в какое сравнение с его обвинениями. Чтобы отец сделал нечто, бросающее тень на его доброе имя — о таком даже помыслить казалось кощунством. Томас Уивер всегда был человеком чести, дорожившим своей репутацией ничуть не меньше, чем дочерьми. Однажды он в страшный мороз проделал верхом пятнадцать миль, чтобы не оставить своего давнего товарища на дуэли без секунданта. А Эшли смел намекать на какую-то темную историю, как будто говорил не о самом близком своем родственнике, по сути, давшем ему все, что он сейчас имел, а об авантюристе с последней полосы «Таймс». Нет, такого Элизабет стерпеть не могла.

— Ты с кем-то путаешь папу! — довольно-таки жестко проговорила она. — Или злословишь, что мне совсем уж непонятно! В любом случае я больше не намерена обсуждать с тобой такие вещи!

С этими словами она открыла дверцу стойла и вывела Тайну из конюшни. Вряд ли Элизабет собиралась пуститься на ней вскачь без седла и упряжи, просто не могла находиться рядом с человеком, оскорбившим ее отца. Она, конечно, давно знала Эшли и его грубоватую манеру общения, но сейчас ощутила, что в одном помещении с ним ей не хватает воздуха. Может быть, потому что услышала в его словах долю правды?

— Элизабет! — Эшли выбежал следом за ней — взволнованный и виноватый. Увидел, что она не успела далеко отойти, и облегченно тряхнул головой. — Прости! — извинился он прежде, чем подойти ближе. — Ты неправильно меня поняла.

Она сдержала резкий ответ: в пошатнувшемся благоденствии ей требовался союзник, а не еще один враг, а Элизабет, несмотря на некоторое недовольство поведением кузена, очень ценила его за ум и наблюдательность.

— Я хотела бы в это верить, — произнесла она, — но ты, кажется, выразился достаточно ясно.

— Я лишь хотел сказать, что у Томаса, несомненно, немало врагов, которые будут рады его падению, — принялся объяснять Эшли, и Элизабет, помимо своей воли, прониклась его озабоченностью. — Видела бы ты, какими взглядами нас прожигали после этой злосчастной победы. Кто-нибудь из конкурентов наверняка мог задумать недоброе. А твой отец — не сердись! — чересчур открыт и доверчив к людям и потому вполне мог попасть в неприятную историю, о которой тебе не желает рассказывать, опасаясь твоего осуждения.

Элизабет вздохнула. Обняла Тайну за шею, ткнулась лбом ей в гриву. Да, Эшли был совершенно прав. Он действительно хорошо знал Томаса Уивера и, вероятно, хотел ему помочь, а вовсе не утопить окончательно. Но его манера выражать свои мысли на грани дозволенного не раз и не два играла с ним злые шутки. Обычно в в таких случаях раньше всех вспыхивала Эмили, покуда не научившаяся сдерживать свои эмоции так, как подобало, но и Элизабет порой ощущала горячее возмущение речами кузена. Лишь отец ничего не замечал, балагуря и довольно смеясь над колкими и точными остротами племянника. Элизабет как-то пыталась обратить его внимание на неуместность некоторых замечаний Эшли, но Томас Уивер только махнул рукой.

— Лучше неприятная правда в глаза, чем нож в спину, — заявил он, и Элизабет не могла с ним в этом не согласиться. А значит, ей все-таки стоило объединиться с кузеном и вместе придумать, чем помочь отцу. Покуда его прихоти не зашли слишком далеко.

На свадьбу были приглашены только самые близкие родственники и друзья, коих Элизабет всех знала по именам. И тем подозрительнее и неприятнее показалось ей появление в церкви незнакомого джентльмена в черном. Он остановился позади всех, и Элизабет, вероятно, даже не заметила бы его до конца церемонии венчания, если бы егоза Эмили не объявила о присутствии чужака неуместно громким шепотом, а следом отец, едва произнесший клятву верности и быстро поцеловавший невесту, не поспешил к незваному гостю с выражением крайней озабоченности. Головы всех присутствующих повернулись к церковным дверям, а взоры впились в незнакомца, но только из уст Эшли вырвался звук, явно свидетельствующий о том, что ему известно больше остальных. И Элизабет, вероятно, немедленно занялась бы расспросами кузена, если бы отец, перекинувшись с гостем парой слов, не просиял и не стал в мгновение ока похож на себя прежнего.

— Благодарю! Благодарю! — вскричал он, нисколько не чураясь других гостей, и горячо затряс руку собеседника. Элизабет подалась вперед, лихорадочно раздумывая, как исправить столь двусмысленную во всех отношениях ситуацию, но отец скоро овладел собой и, чуть виновато улыбнувшись дочерям, вернулся к молодой жене.

— Сегодня самый счастливый день моей жизни! — возвестил он, продевая ее руку сквозь свою и предлагая гостям проследовать на улицу. Им теперь следовало выстроиться по обе стороны от церковного крыльца и осыпать появившихся в дверях новобрачных рисовыми зернами.

Элизабет, однако, упорно искала взглядом столь обласканного ее отцом незнакомца. Его не было в шеренгах поздравляющих и тем неожиданнее для нее оказалось обнаружить его в одной из колясок свадебного кортежа, направляющегося в Ноблхос на праздничный завтрак.

— Энтони Рид, — сообщил Эшли, распахивая перед Элизабет дверцу их коляски. — Слыхала о таком, кузина Лизбет?

Элизабет страсть как не нравился этот огрызок собственного имени, вынуждающий ее всякий раз морщиться, будто от дольки лимона. Не раз и не два она просила Эшли не использовать его, но тот лишь забавлялся, принимая это за кокетство и еще больше усердствуя в своих предпочтениях.

— Покуда не довелось, — старательно ровно ответила Элизабет, не желая выдать своего интереса к знакомому отца.

— Будет лучше, если и не доведется, — качнул головой Эшли. Элизабет непонимающе посмотрела на него, но в этот момент рядом с ней примостилась Эмили. И разговор на подобную тему стал совсем уж невозможным. Элизабет, однако, дала себе слово обязательно выпытать у кузена, что тот имел в виду, а пока перевела взор на отца и его жену, пытаясь решить, что означает спокойствие Черити. Знала ли она, почему ее муж предпочел этого самого Энтони Рида молодой супруге, или просто изображала на людях добрую покорную жену, во всем слушающуюся своего избранника, чтобы потом наедине с ним рассчитаться за перенесенное унижение и раз и навсегда отучить Томаса Уивера от подобных поступков, ибо вразрез с образом кроткой и бессловесной гувернантки Черити обладала железным характером и завидной силой воли? Она никогда не боялась говорить в глаза нанимателю правду, касалось ли то лени младшей мисс Уивер, самоволия старшей или чудачеств их отца.

Нынче чудачества перешли Рубикон. Бросить молодую жену у алтаря одну было немногим лучше, чем вовсе не явиться на свадьбу. Мистер Рид явно мог подождать несколько минут, когда бы новобрачные, соблюдая все традиции, вместе покинули церковь, но отец почему-то решил, что выразить ему благодарность важнее, чем сохранить свою безупречность в глазах родных и друзей, и Элизабет все сильнее желала разузнать, в чем именно заключалась оказанная ему мистером Ридом услуга.

Его фамилия казалась ей знакомой. Такую же носил владелец одного из ближайших к ним поместий, умерший около года назад. Было ли это простым совпадением? Элизабет никогда не слышала, чтобы у их соседа имелись какие-то близкие родственники. Да и мало ли Ридов в Великобритании?

В саду Ноблхоса для гостей уже был накрыт праздничный стол со всевозможными закусками, однако Элизабет, покуда молодожены не объявили о начале трапезы, вцепилась кузену в руку и потащила его в сторону от гостей.

— Договаривай! — приказала она. — Что значит твой выпад в сторону мистера Рида? Откуда ты его знаешь? И чем он успел тебе насолить?

— Мне? — Эшли мотнул головой. — Упаси бог пользоваться его услугами! Это самый молодой барристер*** Англии. Ему всего двадцать шесть, а на его счету уже больше десятка громких дел, в каждом из которых его подзащитного оправдывали без тени сомнения.

Элизабет повела плечами.

— Однако это говорит скорее в его пользу, нежели против, — резонно заметила она. — Ты же как будто предостерегал меня от знакомства с ним.

— Предостерегал и сделаю все, чтобы это знакомство не состоялось! — заявил Эшли, вынудив Элизабет удивленно посмотреть на него. Эшли еще понизил голос — В Лондоне о нем ходят слухи, будто бы он продал душу дьяволу, — словно какую-то страшную тайну поведал он, но, наткнувшись на откровенно насмешливый взгляд Элизабет, хмыкнул. — Бредни, конечно, но уж больно ему сопутствует удача. Тут всякий на нечистую силу подумает.

— Обычная зависть, — пожала плечами Элизабет. — Люди часто не прощают того, что кто-то сумел сделать в жизни больше, чем они.

— Так-то оно так, — Эшли еще раз огляделся, будто опасался, что кто-то захочет их подслушать. Потом наклонился к Элизабет так, что она невольно подалась назад. Однако кузен будто бы этого и не заметил.

— Можешь считать меня сплетником, но я все же рискну прослыть им, нежели оставить тебя в опасности быть очарованной этим авантюристом, — быстро проговорил он. — Одним из первых дел барристера Рида была защита жены его покойного брата. Джордж Рид, как ты знаешь, не так давно скончался…

— Погоди, так этот человек — родной брат владельца Саутхилла?! — не смогла удержать свое изумление Элизабет. Их сосед всегда казался очень замкнутым и одиноким человеком, которому катастрофически не везло с женами. Он пережил троих, и ни один из его браков не длился дольше полутора лет. Миссис Рид умирали, словно по чьей-то злой воле, и лишь последней, которую никто из них ни разу не видел, удалось пережить своего супруга. Элизабет краем ух слышала а, что Джордж Рид мог умереть не своей смертью, но, признаться, обитатели Саутхилла никогда не вызывали у нее большого интереса, и она даже не знала, чем в итоге закончились такие обвинения.

— Теперь уже, думаю, и владелец, — почему-то насупленно поправил ее Эшли. Впрочем, его, оставшегося из-за родительской глупости без средств к существованию и вынужденного зарабатывать на скачках, можно было извинить за эту зависть к счастливчику, неожиданно получившему в наследство едва ли не лучшее поместье Сомерсета. — Иначе чего бы он так рисковал? Уверен, Джордж отправился на тот свет не без помощи братца.

Элизабет вздрогнула от такого обвинения. Попыталась напомнить себе о неумении кузена подбирать нужные слова, но тут уж неправильно его понять было невозможно.

— Ты говоришь ужасные вещи, — с упреком проговорила она, почему-то желая услышать опровержение его нападок. — Как можно возводить на человека напраслину на основании лишь каких-то слухов?

— Это вы тут только слухами и питаетесь, — огрызнулся Эшли, очевидно по-прежнему испытывая неприятные чувства. — А у меня сведения из первых рук.

Мой бывший сослуживец присутствовал на этом процессе лично и не мог не заметить явной симпатии между обвиняемой и ее защитником. Говорят, они были полюбовниками еще до свадьбы Джорджа Рида и потом вместе его и порешили, чтобы завладеть поместьем.

— Говорят, — нахмурилась Элизабет. — Все снова сводится именно к этому.

— А ты, конечно, уверена, что только твое мнение правильное? — раздраженно фыркнул Эшли.

— У меня нет и не может быть никакого мнения об этом человеке, — предельно спокойно ответила она. — Единственная его рекомендация — отношение к нему отца. Будь он таким, как ты говоришь, папа никогда не подал бы ему руку.

— Обстоятельства вынуждают людей меняться, — туманно пробормотал Эшли и тут же расплылся в самой любезной улыбке, на какую только был способен. Элизабет обернулась и увидела отца с молодой женой, направлявшихся прямиком к ним с Эшли. А чуть позади шел мистер Энтони Рид. Элизабет случайно поймала его взгляд и тут же опустила глаза, чувствуя, как беспокойно застучало ее сердце. Объяснит ли отец сейчас свое предыдущее поведение? Разгонит ли рожденные рассказом Эшли неспокойные мысли? Или хотя бы просто подбодрит, пообещав, что отныне все снова будет как прежде?

— Элизабет? — она почувствовала в его голосе улыбку и благожелательность и подняла голову. — Позволь представить тебе нашего нового соседа мистера Энтони Рида. Мистер Рид, это моя старшая дочь Элизабет и мой племянник мистер Эшли Ходж.

Элизабет чуть присела в знак приветствия, мистер Рид и Эшли склонили головы, и она позволила себе еще один быстрый взгляд на нового знакомого. Несмотря на теплое июльское утро, он был в полностью черном наглухо застегнутом костюме, и это почему-то подтолкнуло Элизабет к мысли, что он все-таки что-то скрывает. Открытые душой люди, как Эшли, и в одежде предпочитают некоторую вольность.

Не столь туго завязанный шарф. Расстегнутая пуговица на сюртуке. Цветной платок в кармашке. Впрочем, быть может, судейским не полагалось даже малейшее отступление от этикета, и Элизабет, пожалуй, не осуждала мистера Рида за строгое следование ему. И все же не могла избавиться от окутавшего ее ощущения необъяснимой неловкости. И воспоминаний об обещании кузена не допустить этого знакомства.

— Вы же барристер, верно? — первым нарушил молчание Эшли и, каким-то неуловимым движением оттеснив мистера Рида в сторону, продолжил, уводя его все дальше: — Раз уж сама судьба свела меня с вами, не будете ли вы столь любезны разъяснить мне некоторые аспекты…

Дальше Элизабет не слышала. Зато она перехватила весьма недовольный взгляд отца, брошенный им в спину племяннику. Видимо, он рассчитывал совсем на иное продолжение разговора.

— Поросенок! — вполголоса буркнул он, потом покачал головой. — Ладно, будет еще время. Может, и к лучшему, что он освободил нас от своего присутствия. Мне нужно поговорить с тобой, Элизабет.

Она не поняла, на чей счет относилось предыдущее замечание, и не успела уточнить. Бывшая мисс Миллс — теперь уже миссис Уивер — вынула свою руку из-под руки мужа и улыбнулась.

— Я оставлю вас, — сказала она. Отец благодарно кивнул и, сжав теперь локоть Элизабет, повел ее прочь от праздничного стола, где слышались веселые голоса приглашенных гостей. Элизабет не задавала вопросов, но очень надеялась наконец получить хоть на некоторые из них правдивые ответы. Однако оказалось, что отец искал уединения вовсе не для этого.

— Мистер Рид попросил твоей руки, — без всяких предисловий сообщил он и, пока ошеломленная Элизабет искала подходящие слова, добавил: — И я дал ему свое согласие.

* Кроукомб — деревня в графстве Сомерсет на юге Великобритании

**Квантокские холмы — красивые холмы на юго-западе Сомерсета, среди которых можно обнаружить вересковые пустоши, дубовые леса, др…