***
Я сижу у окна третий час подряд. Глаза слипаются, мышцы болят от застывшей однообразной позы, но я всё равно не могу заставить себя встать и лечь в кровать. Всё боюсь, что просплю приезд Давида.
Теперь до меня начинает медленно доходить смысл сказанных им слов о семье и детях. У него банально не будет на это времени, а опасность будет преследовать по пятам не только его самого, но и его детей и возможно даже внуков.
Веки слипаются, я опираю голову о стену. Вздрагиваю, когда начинаю погружаться в сон. Всё же поднимаюсь с подоконника и ложусь на кровать. Мягкий матрас пружинит подо мной и будто обволакивает тело. Это совсем не тот старый диванчик в нашей хрущевской квартире, который достался от старых хозяев и скрипел при малейшем движении.
Едва закрываю глаза, как моментально засыпаю. Хочу, чтобы мне приснилсяон. Я даже душ не принимала, чтобы его запах подольше остался на моих волосах и теле. Сон вязкий, длинный, чёрный. В нём много крови, темноты, отчаянья и моих криков. И жалобный взгляд брата, который просит по-человечески его похоронить.
Я открываю веки и часто дышу. Кажется, что в последнем эпизоде за мной гнались бандиты и тоже хотели убить. А я бежала и бежала к Давиду в надежде спастись. Чувство вины за смерть родного человека грузом висит на моей душе. Чувствую себя виноватой? Да, наверное. Я могла бы поговорить откровенно с Женей, попросить не лезть туда, куда не следует, чтобы нам обеим не пришлось за это платить.
На часах четыре часа утра. Вернулся ли Давид? Я спала так крепко, что могла не услышать. Меня мучает жажда, поэтому я откидываю одеяло и бесшумно опускаю ноги на пол.
Спустившись на кухню, беру с собой бутылку воды. За окном мелькает свет фар и слышится шум двигателя. Сердце пускается вскачь, когда я вижу за окном силуэт Давида. Он вернулся.
Юсупов выглядит дико уставшим и измученным. Это читается по его глазам и походке. Плечи опущены, дыхание глубокое и шумное. Не знаю, кем был для него Семён, но, наверное, они неплохо общались, раз Давид ему доверял и просил разобраться в ситуации с моим братом. А ещё они повздорили перед отъездом Семёна. Из-за меня.
- Я думал ты спишь, - Юсупов поднимает на меня свой взгляд.
Тяжелый и словно пустой. Мне хочется подойти к нему и прикоснуться. Провести кончиками пальцев по его губам, задеть колючую щетину на лице и поцеловать шею. Не знаю только нужно ли ему моё утешение прямо сейчас.
- Уснёшь тут, - пытаюсь улыбнуться Юсупову, но получается натянуто и слабо.
Давид снимает с себя пиджак, бросает его на спинку кожаного дивана и только сейчас я замечаю у него кобуру. Он носит с собой оружие и это нормально, наверное. Ева сказала, что наши мужчины играют во взрослые игры. И игрушки у них тоже взрослые.
Поймав мой настороженный взгляд Давид молча снимает с себя кобуру. Осторожно кладёт её на диван и направляется на кухню мимо меня.
- Ты хочешь пить? – спрашиваю его. – Я взяла воду. Вот, возьми.
Юсупов останавливается, берёт протянутую мной бутылку и, открыв крышку, жадно присасывается к ней губами. Он выпивает её до дна. До последней капли.
В этот момент что-то внутри меня окончательно ломается. Его близость действует на меня странным образом. Наплевав на гордость и смятение я несмело преодолеваю расстояние между нами и, встав на носочки, обвиваю его шею руками. Не хочу, чтобы наш брак был формальным. Хочу, чтобы с ним было раз и навсегда. С ним любым. Даже таким, когда от него пахнет кровью, опасностью и смертью.
Он не отталкивает меня и спустя минуту осторожно касается ладонью моих волос и устало гладит меня. Его мышцы напряжены, в каждом его жесте чувствуется тяжесть и боль. Давиду нужно отдохнуть, а я обнимала бы его вечность, вдыхая запах кожи и пропитываясь им. Мне хочется быть личной отдушиной Юсупова после сложностей и потерь, чтобы он всегда знал, что я буду преданно ждать его дома, где бы он ни был и чтобы он не совершил.
- Семён был твоим другом? – спрашиваю шёпотом.
Отстраняюсь от него, хотя очень этого не хочу.
- Он часто помогал мне, - нехотя отвечает Давид.
- Это случилось из-за Жени? Что мой брат сделал такого ужасного?
Мне бы отпустить мужа, чтобы отдохнул, но вопросы сами просятся наружу. Он пропадает по несколько дней подряд, а мне банально хочется с ним поговорить.
- Я пока только и делаю, что пытаюсь понять это, - отвечает Юсупов. - Женя создал мощный конфликт между двумя крупными группировками в городе. Хотел усидеть на двух стульях, да не смог. Его схватили раньше, чем он довёл задуманное до конца.
Слышать из уст Давида о том, что мой брат – плохой человек тоже самое, что получить вердикт от мирового судьи. Обжалованию не подлежит, хотя мне и больно.
- Не понимаю только, зачем он тебя, дурочку, в это вплёл. Неужели не понимал, что с тобой могут сделать?
Вопрос Юсупова риторический и ответа на него не существует. Мне бы хотелось винить брата в случившемся, да только я не могу. Верю, что у него были причины так поступить.
Он оплачивал моё образование, из кожи вон лез, чтобы я ни в чем не нуждалась и заменил мне отца и мать. Прошлым летом оплатил мою с Сашкой путёвку на море. Мы здорово отдохнули в Сочи, а на текущий год Женя обещал, что мы улетим в Турцию, да не сбылось.
- Тебе нужно поспать, - шумно вздыхаю.
Давид кивает и направляется к лестнице. Берется рукой за перила, делает несколько тяжелых шагов.
- Подожди, пожалуйста! – выкрикиваю ему в спину.
Подбегаю к нему ближе, встаю на носочки и быстро целую в губы. Спонтанный порыв, прихоть, которую сдержать не сумела. Его губы теплые и жесткие. С привкусом табака и мяты.
Глаза Давида становятся чуточку теплее. Ну или мне очень-очень хочется, чтобы так было. Он плавно проводит пальцами по моим щекам и скулам, и я опять его целую, только теперь уже в руку.
- Ты сильно повзрослела, Катя, - произносит хрипло.
Резко прерывает прикосновения и проходит мимо меня по направлению к своей спальне.