Я устало вздохнула и отбросила грязную губку в сторону. Взглянула на наручные часы и поняла, что уже чертовски поздно. Полночь. Пора было закрываться уже минут десять как, а наши ребята никак не шевелились.
Покачав головой, я решила сделать все самой и уже вышла из-за барной стойки, когда увидела зашедшего внутрь мужчину. Поздний посетитель направился ко мне, а я быстро подняла руку на верх.
— Извините, но мы уже закрываемся, пожалуйста, приходите зав... — Я осеклась, когда он взглянул на меня. Голубые глаза пронзили льдом, обволокли какой-то тяжестью, а мне почему-то стало страшно. Ребят из охраны не было видно, я была с незнакомцем совсем одна.
— Я выпью. И тогда уйду, — хрипло выдал он.
Спорить с ним я не рискнула. Мужчина выглядел хорошо, не был похож на отпетого маргинала, наоборот, дорого одет, ухожен, но его тон и общее настроение... они заставляли напрячься.
— Хорошо. — Я молча кивнула и прошла обратно за стойку. — Что Вам налить?
— Виски. Чистый. Со льдом.
Это обещало плохо закончиться.
— Держите, — тем не менее, я не стала возражать.
— Почему такая красотка работает в такой дыре, как эта? — наконец, спросил он спустя второй стакан алкоголя.
Честно говоря, этот идиотский вопрос меня достал. Я работала в баре уже третий месяц и слышала его практически каждый день.
Что делала, что делала? Работала! А чем еще мне было заниматься? Мне было за тридцать, у меня не было образования и я жила на деньги единственного не отвернувшегося от меня родственника.
— Жизнь — отстой. — Просто и лаконично, только вот голубые глаза напротив недоверчиво сощурились.
— Могла бы работать моделью, - он откинулся на стуле, достал из кармана брюк сигареты и медленно зажег одну. Снова окинул меня оценивающим взглядом. — С таким личиком можно было бы много заработать...
— Я воздержусь, — холодно выдала я, поправляя выбившуюся из волос прядку за ухо. Ночной посетитель это движение не оставил без внимания, он облизнул губы, словно хищник, наметивший свою жертву.
Стало не по себе. Черт, где же были все остальные? Почему пропали в самый неподходящий момент?
— Боишься меня...
— Что, простите?
— Может, и стоило бы... Я плохой человек. Любая из женщин, что была со мной, подтвердит это.
— Меня это не касается, — попыталась поотеникваться, но вышло из рук вон плохо.
— Но они сами виноваты, понимаешь? — Он сделал очередную затяжку. —Знаешь, что она сделала со мной? Она обманывала меня! Обманывала, понимаешь?! Моя жена мне нагло лгала в лицо! Влюбилась в какого-то психованного, на голову отбитого дикаря с гор и решила его заменить мной! Не было там любви с ее стороны, понимаешь? Она дешевая шлюха, от которой я только и слышал, что сплошное вранье!
— Я... мне жаль это слышать, жаль, что ваша супруга вас обманывает...
— Эта дрянь мне больше никто, сегодня ее ненаглядный хмырь приходил подписывать бумаги на развод, все, она полностью принадлежит ему!
— Простите, но...
— А я?! А мне что делать?! Снежане было всегда на меня наплевать, она даже не скрывала этого, понимаешь, а Тася... она просто заменяла своего Алана мной!
— Я... Алана? — Я призадумалась на несколько секунд. Имя было из наших, интересно, с кем был связан этот парень. А, впрочем, какая разница?
— Ты тоже, да? Не русская...
— Нет. Не русская.
— О! А может ты его родственница?!
— Верите или нет, но мы не все друг другу родня, — раздраженно выдохнула в ответ.
— Не, ну точно, тут ты права, уж больно хорошенькая, чтобы быть в родстве с этим уродом! — Последнее слово собеседник подчеркнул, вкладывая всю свою всю свою злость на того, о ком говорил.
— Слушайте... может быть, возьмете с собой виски, я вызову Вам такси и поедите домой?
— Меня там никто не ждет! — воскликнул он.
— Я понимаю, но...
— У тебя, наверное, уже заждались дома, а у меня там пусто! — Господи, куда ему еще было пить, мужчина уже был изрядно выпившим, когда зашел к нам, а сейчас заливал в себя третий стакан виски.
— Нет, у меня тоже пусто, — на автомате ответила я.
— Что? Не может быть! И нет никакого дикаря, который бы приходовал такую красотку как ты?
— Я попрошу Вас...
— Нет, я ж не в обиду, ну! — тут же примирительно поднял руки незнакомец. — Просто... ну реально, ты такая красотка, я давно таких не видел, у вас дикари слепые там что ли?
— Может, я местная, — процедила я, отказываясь ему наливать четвертый стакан. — Вам пора, - настоятельно порекомендовала я.
— Я уйду только с тобой.
— Нет, у нас тут не бордель, а бар!
— Согласен, в борделе таких красоток не сыскать, я уже пробовал!
Этот странный, незнакомый мужчина на удивление умело смешивал оскорбления с комплиментами, это заставляло теряться.
— Послушайте, я уже сказала Вам, у нас бар, и он уже закрывается, Вам пора. Не заставляйте меня вызывать охрану, я не любитель разборок.
Мужчина замолчал и молчал еще некоторое время. На удивление, взгляд его стал осмысленным, он словно размышлял о чем-то важном, а затем хмыкнул, полез в карман брюк и вытащил смятые купюры. Положил их на стол, покачал головой.
— И для тебя не сошел. Что же поделаешь?! — Он даже улыбнулся. Криво, странно, обиженно, но все же улыбнулся. Поднялся на ноги и пошатнулся. — Такова судьба, все красавицы выбирают горных сволочей, а Святослав… ну кому нужен Святослав?! — Мужчина громко рассмеялся, а мне стало не по себе. Кажется, он находился на грани истерики. Обычно такое плохо заканчивалось.
С этими словами он все так же, пошатываясь, отошел от барной стойки и потихоньку направился к выходу из бара. Молча. Надо же… кажется, я ошиблась на счет его буйности.
Что-то в его словах показалось мне до боли знакомым, и я нахмурилась.
Да… я знала, что такое быть никому не нужной. Знала, что такое, когда от тебя отказываются. Когда ты влюбляешься, но твои чувства никому не интересны. Когда тебя отвергают все близкие люди… Разумеется, я могла додумывать того, что вообще не было, но… когда я отличалась умом?
Я очнулся и по ощущениям оказался в аду. Наверное, так и было. Наверное, я умер, меня, скорее всего, убил проклятый неандерталец по имени Алан, а очутился я нигде иначе, как в чистилище.
Голова раскалывалась, в горле жгло, вместе с этим там было сухо, будто бы в пустыне, почему-то болела шея и спина.
Вскоре, впрочем, я понял, почему. Я очнулся, где угодно, но только не у себя дома. Не в своей спальне. Диван был чужим, собственно говоря, как и вся остальная комната.
— Где я? – прохрипел я, пытаясь подняться на локтях. Оказалось, из одежды на мне было практически все, разве что куртки и ботинок не хватало, а сверху кто-то укрыл меня тонким пледом.
Какого черта? Где меня вчера угораздило таскаться и каким образом я попал туда, куда попал?
Я принял сидячее положение и принялся мысленно восстанавливать исторический ход событий.
Вот бешеный горец приезжал ко мне на работу, чтобы подписать все документы. Я послала его к чертям собачьим, натравил своих ребят с охраны, а затем избавился. Ненадолго, разумеется. Гад подкараулил меня возле дома, и мы даже сцепились. Несильно, я пригрозился затаскать его по судам, и бородатый ушлепок быстро сдал назад.
Бумаги я все-таки подписал. Хасаев перевел мне все, что требовалось. Всю сумму, что я потребовал за развод. Я, в свою очередь, выполнил свою часть сделки. Пускай и не охотно.
Не то, чтобы я желал оставаться с Тасей хоть в каких-то отношениях, просто… я хотел сделать ей больно. Так больно, как только мог.
Одна часть меня шептала, что я просто психованный придурок, слетевший с катушек и нуждающийся в лечении у хороших психиатров, а другая желала пройтись по всем девушкам мира. Разом.
Ровно до тех пор, пока в комнату, в которой я пытался прийти в себя изо всех сил, не впорхнуло нечто, что я даже человеком не смог бы назвать. Девушка… божественной красоты девушка, каких я никогда не видел в живую, и это с учетом того, что я побывал в десятках стран и прожил уже три десятка лет.
Она… она была в моих вчерашних воспоминаниях, и я бы силился вспомнить, в каких именно, если бы не был занят тем, что обсматривал каждый сантиметр ее лица и тела.
Наверное, со стороны я странно смотрелся, потому что в какой-то момент незнакомка дернулась, хмыкнула и помахала передо мной рукой. Черт, я сидел с открытым ртом. В прямом смысле этого слова.
- Ты… не могу вспомнить… - Да плевать было, собственно говоря, главное было смотреть, видеть, ощущать эту девушку рядом. Идеальная. Она была идеальная. Ни Снежана, ни Тася не стояли рядом.
Длинные волосы, каскадом спадавшие до самой поясницы, точенная фигура, будто бы над ней работал лучший итальянский скульптор, восхитительно большие темные глаза в обрамлении пушистых ресниц, маленький, аккуратный нос и чувственные, потрясающие, полные губы, слегка, совсем немного капризно вздернутые вверх.
— Вы вчера были в баре, где я работаю. Хлестали виски… — Она усмехнулась, протягивая мне чашку с дымящейся жидкостью. Кажется, это был кофе. По запаху это точно был кофе.
— Это в моем духе… — прохрипел я, протягивая руку, забирая чашку из изящных рук с тонкими длинными пальцами. На доли секунды наши ладони соприкоснулись и я сглотнул. В нос ударил запах духов незнакомки. Кажется, нотки жасмина, какой-то восточный аромат… пленительный, умопомрачительный. Как и сама незнакомка.
— Вы висните… — констатировала она. Кажется, до этого она говорила что-то еще, но я словно дебил просто пялился на нее. Возможно, пугал.
— Я… а что я делаю здесь? — наконец, спросил я, делая несколько глотков натурального кофе. Вкусно. Очень.
— Ну… Вы отказывались ехать домой. Адрес назвать отказались, ругались много… было два варианта – кинуть Вас спать прямо возле бара, где, поверьте, Вы бы точно остались без своих вещей или вести к себе.
— А ты всех так привозишь к себе? Наверняка, в баре таких мудаков, как я полно… бар же все-таки, не библиотека.
— Нет… - она замялась, хмыкнула, взглянула как-то растерянно.
— И квартира ничего такая…
— О чем Вы?
— Я думаю, что ты приводишь сюда таких, как я, чтобы потом это самое жилье и оплатить, да? В дупель пьяных и при бабках… Я прав?
— Что, простите?!
— Ну… не на зарплату же бармена ты снимаешь такое жилье? — Оно и впрямь было неплохим, за версту читался дизайнерский ремонт, я заметил дорогую мебель, дорогущую плазму на стене.
Очередная шлюха. Очередная давалка, которая хотела использовать мужиков, а затем выбрасывать их на помойку за ненадобностью. И готова была спать с ними столько, сколько потребуется. И без разницы, с кем именно. Главное, бабки.
В моей жизни всегда было именно так. Все мои женщины видели во мне источник денег. И только Тася показалась другой. Искренней, честной, неподкупной. Впрочем, совсем скоро идеальный образ рассыпался впрах. Она тоже использовала меня. Нет, деньги ей были не нужны, она просто заменяла мной своего драгоценного джигита. Любила его, а спала со мной. Жила со мной. Вышла замуж за меня. Просто чтобы умыть его. Просто, чтобы забыть его. А я? На мои чувства, как обычно, оказалось наплевать.
— Квартирка, говорю, для барменши, очень крутая, — усмехнулся я, отставляя кружку с кофе на журнальный столик, что оказался стоящим совсем рядом.
— Вон. — Собственно говоря, я и так собирался уходить. Не без труда, но поднялся с неудобного дивана, но вынужденно присел обратно. Нет, виски еще точно не выветрился. Я только показался себе полностью трезвым. Черт, а сколько я вообще вчера выпил? Хоть убейте, не помню…
— Тихо, красотка, я сам срулю, только время очухаться надо.
— Мне плевать, пошли вон! — повысила тон красотка. Черт, она реально была охуенной. Я никогда не видел таких. Если бы мне показали ее на фото, я бы решил, нафотошоплено, перефотошоплено, но она стояла от меня на расстоянии вытянутой руки, на ней не было макияжа, а из одежды были майка и простые джинсы, но при этом она выглядела лучше всех голливудских див вместе взятых.
— Я ужасен. Можешь спросить любую из женщин, что когда-либо были со мной.
— Да ну?
— Я серьезно. Моя уже бывшая жена очутилась в больнице с порезами по телу и лицу после нашей очередной ссоры… Думаешь, я нормальный?
— Я не знаю, — Зара пожала плечами.
Мы общались уже два месяца. Почти. Просто общались. Она дала мне номер телефона и на следующий вечер я ей позвонил. На мое удивление, она ответила. Так мы стали разговаривать. Почти каждый вечер мы болтали по телефону обо всем на свете. А затем, спустя три недели, я позвал посидеть ее в кафе. Зара согласилась. Опять же, на мое удивление. По-моему, эта девушка была слишком хороша для любого мужика, уж тем более, была слишком хороша для такого мудака, как я.
— То есть?
— Я не устанавливаю рамки правильного и неправильного. Я никто, чтобы судить других.
— Вот оно как…
— Я сделала все, чтобы бывший бросил свою беременную жену, очернив и оболгав ее самым непотребным способом. А в глубине души, зная, насколько Шамиль вспыльчив, я надеялась, что он убьет ее и ее не рожденного ребенка. По-твоему, я нормальная?
— Хм…
— Мы делаем другим больно тогда, когда больно нам. Это не оправдание, но это то, что я вынесла из своего жизненного опыта. Ничем другим я похвастаться все равно не могу. Это ты у нас ученый умник, — Зара усмехнулась, отставляя от себя чашку с недопитым кофе.
Я молча наблюдал за ней и пытался отыскать хоть какие-то намеки на ложь, но ничего не видел, ничего не чувствовал, а за годы этот радар развился во мне, причем весьма сильно.
Зара была честной. Обескураживающе честной.
Она не намекала на скорые свидания, мы просто общались по телефону. Я изливал душу, а она слушала. Она не настаивала на дорогих ресторанах, не пыталась лечь ко мне в постель со скоростью света, чтобы затем требовать от меня дорогие подарки. Она ничего не хотела. И, может быть, совсем немного, но меня это пугало.
— Ты все еще хотела бы быть с ним?
— С Шамилем?
— Да.
— Нет.
— Почему? Разлюбила?
— Я ничего не чувствую. Вообще. Ни к кому. К нему в том числе. У меня больше нет сил оплакивать свою неразделенную любовь. Но мне жаль… что запятнала свою честь, что никогда не получу того, что могла получить.
— Ты о чем?
— Семья.
— Почему? Хочешь сказать, что на твою красоту никто не ведется? Нет желающих быть с такой, как ты? — Она улыбнулась, но улыбка вышла какой-то грустной, обреченной.
— Ну как же, есть. Я нравлюсь мужчинам, я же не слепая. Только вот дальше постели никто из них со мной не пойдет, в этом я уже убедилась точно. Мужчинам нужным другие… они женятся на молоденьких, или богатых, или умных, а моя красота… она хороша на один раз. Иного мне не предложат, увы.
— Если один оказался козел, не значит, что все такими будут.
— На мне никто и никогда не женится. Не после тех слухов, что пошли по нашему городу. Все знают обо мне в контексте «Та самая Зара, которая проститутка», понимаешь?
— Нет, не понимаю, — я покачал головой. — На тебе поставили крест, потому что ты спала с одним единственным мужчиной за всю свою жизнь? С мужчиной, которого любила больше пятнадцати лет? Это дичь какая-то, не соблюдение законов.
— Это тебе так кажется, — она лишь пожала плечами. — Не мы их писали, не нам их обсуждать.
— Ну и пошли ты их всех!
— Свят… я не буду снова становиться чьей-то дешевой содержанкой. Я больше не буду пятнать свою честь, с меня этого хватит, а в то, что в меня кто-то возьмет и влюбится просто потому, что у меня фигура ничего или волосы густые, в такой бред я больше не верю. Мне тридцать, у меня нет образования, нет нормальной работы, меня содержит старший брат, я «нищая провинциалка», которая ничего из себя не представляет, я даже не женщина до конца, понимаешь? У меня диагноз – бесплодие. Все, что я могу дать потенциальному мужчине – это секс. Одноразовый секс, который станет еще большим пятном на моей личности. Такого я не допущу.
— И что же? Будешь всю жизнь одна? Поставишь на себе крест? Будешь жить, как монахиня?
— Я никогда не была помешена на сексе, — она пожала своими хрупкими плечиками, за которые так сильно хотелось ее обнять.
— Да это потому, что твой мудак наверняка и в постели-то тебе ничего предложить не смог.
Я так злился на этого Шамиля. Слушал Зару, узнавал ее, и начинал его люто ненавидеть. Этот моральный урод просто растоптал ее жизнь. Поиздевался, потрахал, поигрался и выбросил. И ведь не понаслышке знал, чем для нее обернется. Раз у них все так строго, как говорила Зара, значит и этот горный хрен был осведомлен о том, что ломает девчонке жизнь. Просто так, потому что встал, и он не мог себя сдержать.
Он заставил пройти ее через публичный позор, через унижения перед первой женой, через аборт и потерю всякой надежды.
Разве этого гада не стоило прикопать за такое? И как только ее братья сумели сдержаться? Я бы точно пристрелил такого ублюдка. Он-то жил, как ни в чем не бывало. Жена, дети, брак, все на мази, а она… эта небесно красивая девочка страдала. Ее выбросили, вычеркнули из жизни. От нее отвернулись все.
— Ты не пробовала лечиться?
— Что? — По-моему, я очень долго молчал. Зара привыкла к моим странностям, она никогда не торопила меня в такие моменты, всегда ждала, пока я сам заговорю. Давала собой налюбоваться. Никогда не перечила. Никогда не кричала. Никогда не возражала. Не девушка, мечта. Жаль, что сломана, да так, что, кажется, не починить. Не починить никогда.
Но все же… если постараться… а вдруг?
— Ну… полечиться. Может получится? Двадцать первый век на дворе. Бесплодие – разве это вообще диагноз?
— Я не думала. Да и смысл, я все равно…
— Не замужем? Да и плевать. Тебе так нужно выйти за кого-то из своих узколобых джигитов? Другие не подходят? Кто-то с более широкими и менее древними взглядами? Что на них зациклилась? Мир не сошелся на горцах! А чтобы зачать ребенка, надо пробовать.
Прошло полгода.
Полгода с тех пор, как я решила, что бросить Святослава прямо на улице, возле бара, в котором я работала, будет как-то… не по-человечески. Подобрыш оказался настоящим красавцем, принцем из сказок, вот только я себя при этом ощущала мерзкой жабой, которая не собиралась обращаться в пленительную красавицу после одного только поцелуя.
Поцелуи… на самом деле, за полгода у нас было две попытки, если не считать того раза, когда Свят получил оглушительную пощечину от меня, и обе обернулись полным провалом. Я даже не могла назвать наши отношения с Шевченко настоящими, потому что дальше держания за руки мы не заходили. Мы просто говорили.
Встречались либо у меня дома, либо у него, либо в какой-нибудь обычной, ничем непримечательной кафешке и говорили. Часами. Мы просто общались. Узнавали друг друга.
Он пытался меня поцеловать, но обе его попытки вызвали во мне настоящую истерику. Я не знаю, почему. Не знаю, почему реагировала так остро. Почему начинала плакать и вырываться. Почему начала дрожать так, будто оказалась раздетой посередине зимы на улице.
Или как раз-таки знала.
Сегодняшняя попытка была третьей по счету, и все закончилось, как и прежде. Нет, Свят уже был родным… Близким человеком, который слушал, который говорил правду, который не врал, который поддерживал. Я доверяла ему, я открылась ему, он стал большую частью моей жизни, но когда дело касалось близости… у меня что-то щелкало внутри.
Я обещала.
Когда-то давно я клялась всем, что было, что до меня никто не дотронется. Никто, кроме него.
Я обещала, что он будет первым, единственным, последним и самым любимым.
Эти слова, цепи, они сковали меня, связали по рукам и ногам, и теперь я была в тисках, из которых не могла освободиться. Они въелись в сознание, в подсознание, в сердце и душу. Они навсегда отравили меня и все мое существование.
Я плакала, сжавшись на своей кровати, и мечтала, чтобы Святослав ушел. Я не хотела тяжелых разговоров и долгих объяснений. Только не сейчас. Только не так, когда я вынуждена объяснять, почему не могу выносить прикосновения других мужчин.
- Эй… красавица моя… - Свят позвал меня, но я лишь сильнее зарылась в подушки. Нет, нет, нет, только не очередные пустые разговоры. – Я посижу рядом, хорошо? Я не буду тебя осуждать. И призывать к чему-то. Я не буду давить и выяснять что-либо. Просто побуду рядом.
Святослав замолчал и нежно сжал мою ладонь в своей руке. Присел прямо на пол и больше ничего не предпринял.
— Почему? — Я заговорила первая. Села на кровати, посмотрела на своего друга сверху вниз. Наверное, на данном этапе нас можно было назвать друзьями, нежели кем-то еще.
— Что почему?
— Зачем я тебе? Да, я симпатичная, ну и что? Ты тоже хорош собой, можешь найти себе…
— Находил уже, больше не хочу. Нанаходился, — он хмыкнул. — Не хочу других. Хочу тебя.
— Но я… я даже не… я никто, понимаешь?
— Хватит. Перестань говорить так о себе из-за одного придурка. Он вообще не имел права тебя трогать, он тебя не стоил. А ты посвятила ему полжизни по глупости, по незнанию. И знаешь, с одной стороны это показывает твою преданность, а с другой – глупость. Он ведь не хранит своих слов. Не хранит обещаний. Он столько всего тебе обещал и где теперь твой Шамиль? Живет себе с богатой наследницей, строгает с ней детей. Он хоть раз позвонил? Хоть раз спросил, как ты? Жива ли вообще? Он хоть раз написал?
Я отрицательно покачала головой.
Нет, ни разу. Шамиль раз и навсегда вычеркнул меня из своей жизни. Будто бы только ждал повода, чтобы избавиться от меня. И он нашел повод.
— Я не заставляю тебя, Зара. Я никогда не заставлю.
— Но… разве я делаю не то же самое, что и Тася? — Я шмыгнула носом, стараясь не разреветься с удвоенной силой, стараясь взять себя в руки.
— Нет, детка, нет. Наоборот. Если бы ты была похожей на нее, то уже давно грела бы мою постель. А ты достойнее достойных, тебя ломает и корежит, до такой степени ты правильная и верная. Для тебя дико то, что для таких как она – норма. И от этого ты только ценнее. Не забивай себе голову такими глупостями и не думай, что ты мне в тягость. Ты думаешь, я без секса не проживу?
— Я не знаю… ты мужчина. Здоровый, взрослый, ничем не обремененный…
— Я же не животное. Потерплю. Ради тебя – потреплю. Ты этого стоишь. Ты стоишь того, чтобы тебя ждать. Год, два, три, мне плевать. Я не хочу других. Только тебя.
— Это просто слова… тебе надоест… рано или поздно надоест…
— Я не твой Шамиль. Я не собираюсь просто потрахаться, а потом срулить. Я хочу быть с тобой. Быть рядом. Разговаривать с тобой. Держать тебя за руку. Вдыхать твой запах. Слышать твой смех. Видеть твои улыбки. И надеяться, что когда-нибудь, я смогу стать кем-то стоящим в твоих глазах.
— Ты и так стоящий, — возразила я, хмурясь.
Подняв руки, я жестом поманила Свята к себе, и он послушно поднялся с пола, пересел ближе ко мне, уложил голову на мои колени и бросил взгляд снизу вверх.
— Когда-нибудь… придет время, и я поблагодарю твоего Цахаева.
— Это почему это? — Я вплела пальцы в нежный шелк блондинистых волос.
— Он таким идиотом оказался. Если бы был умнее, не делать бы мне сейчас вот так, - Свят заключил мои руки в свои и поцеловал каждую с обеих сторон, вызывая во мне улыбку.
Я научилась улыбаться заново, просто потому, что Шевченко старался. Каждый день, каждую минуту нашего общения он выкладывался на все сто, я чувствовала это. Я была либо его целью, либо он действительно влюбился в меня с первого раза, как он однажды мне все-таки признался. Он делал все, чтобы я смеялась.
И все чаще я забывала о своем прошлом и смотрела в будущее. Да, пока что сложно было привыкнуть к тесному контакту с другим мужчиной. Не с Шамилем. Но… если у Шевченко были серьезные планы на меня, если он действительно не собирался сдаваться, то я обещала растаять. Уже совсем скоро.
Я повернулась в очередной раз возле зеркала и внимательно, с пристрастием обсмотрела каждый сантиметр своего наряда. Длинное черное платье красиво струилось вниз, закрывая ноги и почти целиком оголяя спину. На талии красовался красивый серебристый пояс, в руках был баснословно дорогой клатч. Волосы я оставила распущенными, макияж сделала в спокойных, нюдовых тонах.
В целом, я выглядела неплохо. Оставалось только влезть в высоченные шпильки и тогда образ будет полным.
Сегодня я должна была быть на высоте. Мы со Святославом отправлялись на какую-то супер-мега-важную и крутую вечеринку со всей московской и питерской элитой вместе взятыми. Я волновалась даже не потому, что там обещали быть все сливки общества, журналисты и важные персоны, а потому что находилась в радостном предвкушении.
— Как здесь поживает моя принцесса, ты уже все?
— Угу, — я кивнула и улыбнулась, наблюдая за тем, как Свят проходит в нашу гардеробную.
Мы были вместе уже почти год, а через месяц собирались пожениться.
Да-да, вот так вот неожиданно все повернулось. Казалось бы, что мог принести в мою жизнь очередной пьяный посетитель бара?
Оказалось, очень даже много чего.
— Ты чудесно выглядишь, — прошептал Шевченко, обводя меня восхищенным взглядом. — Как принцесса из сказки… — он улыбнулся. Этот его взгляд… он с первых дней был таким. Будто он не до конца верил, что перед ним живой человек, будто я какая-то богиня, спустившаяся с Олимпа.
Очень приятно, я вам скажу, получать такой каждый день.
Шамиль никогда так на меня не смотрел.
Да вообще никто не смотрел.
К слову, о Шамиле и родне…
О грядущей свадьбе со Святославом я почти никому и ничего не рассказала. В курсе был только Тагир, а маме и папе я так и не решилась ничего поведать.
Мне было страшно. И не от того, как они отреагируют, нет, я знала, что плохо, знала, что никогда не примут мой выбор. Но страшно было от того, что эта реакция может коснуться Шевченко. И тогда он во мне разочаруется. И тогда, может усомниться в том, что я именно та, с кем ему стоит связывать свою жизнь.
Я боялась. Боялась потерять того, кого так давно стремилась обрести – любимого человека.
Для моей семьи честь всегда была важнее всего. Важнее счастья, успеха, здоровья, даже жизни.
А я… я опозорила своих родных уже столько раз, что такого удара они бы уже не выдержали.
Свят уговаривал съездить к ним, познакомиться, поговорить, все объяснить, он обещал очаровать их во что бы то не стало, но я отказывалась. Наотрез. Он также предлагал пригласить их сюда, если мне так будет комфортнее, но я и этого не желала.
Я знала, что из этого ничего не выйдет. Я знала, что родители никогда не приедут, чтобы посмотреть на моего русского жениха. А уж если я привезу его домой, покажу всем, тогда уж беды и вовсе было не миновать.
А братья… страшно было подумать, как поведут себя они в такой ситуации.
Я хотела только одного - скрепить наш союз официально. И как можно скорее.
Но это если о плохом.
А если о хорошем, то…
Мы жили вместе уже несколько месяцев и у нас все было чудесно. Иногда у меня складывалось ощущение, что мы с Шевченко делили жилплощадь друг с другом всю жизнь. Мне было тепло, комфортно и по-домашнему уютно в его квартире, в которую он буквально силком утащил жить.
Я долго отнекивалась, отчего-то постоянно вспоминая о том, как жила в квартире, которую для меня снял Шамиль. Головой я понимала, что это разные вещи, что Свят со мной так не поступит, но в душе поселился страх, который я не могла прогнать.
Отношения с мужчинами – вот, чего я боялась. Настоящих отношений с мужчиной. Потому что предыдущие меня сломали.
Он ушел.
В первый же день. В первые же часы моего переезда.
То есть… это просто оказалось иначе. Совсем другое предложение. Совсем другие отношения. Совсем другой человек.
Я больше не чувствовала себя ненужной вещью, которую жаль было выкинуть и которую убрали в кладовую. Нет. Я была центром чьей-то вселенной, главной составляющей чьей-то жизни.
Мне полностью отдали гардеробную. Вот так вот по-джентельменски уступили столь важную вещь для любой девушки.
Позволили отремонтировать на свой вкус и цвет спальню.
Подобрать новый интерьер для кухни.
Святослав предоставил мне доступ ко всему. Своему жилью. Своему сердцу. Своей жизни.
И только после всех его стараний, ко мне пришла какая-то уверенность.
Понимание, что со мной не играют. Что я больше не «тяжелый груз», не крест, который приходится нести вопреки иным желаниям. Не вещь, от которой можно избавиться в любой удобный момент.
Я – чья-то возлюбленная. Я в чьем-то сердце.
Это полностью изменило меня.
А еще Свят уговорил меня поступить в университет, и я согласилась. Даже не знаю, как он втянул меня в эту авантюру. Поначалу мне было так стыдно, что не передать словами.
Мне был уже тридцать первый год, и мне предстояло сидеть на одних и тех же занятиях с теми, кому исполнилось восемнадцать-двадцать, но вскоре это ощущение прошло.
В группе романо-германской филологии меня приняли хорошо и очень скоро я почувствовала себя, как дома.
А языки… я всегда хотела их изучать. Это было маленькой мечтой. В школе меня хвалили, говорили, что у меня талант и его нужно обязательно развить. Никто, кроме учителей в меня больше не верил.
Отец посчитал, что учеба не для меня, мать его поддержала. Братья над мечтами посмеялись, а потом, со всей этой историей с Шамилем, и я сама забыла то, о чем когда-то мечтала.
И только теперь эта мечта могла стать явью.
Когда в моей жизни появился тот, кто в меня поверил.
В общем, как ни крути, все было хорошо. Для меня все сложилось, как в сказке. Появился принц за белом коне и спас меня от злого дракона, укрыл от всего мира.
Единственным, что меня напрягало, была грядущая свадьба. И чем ближе она становилась, тем сильнее сжималась сердце в каком-то дурном предвкушении.
Вечер прошел совсем не так, как я ожидала.
Ну, то есть, я, разумеется, понимала, что это светский раут, что там будут собраны «сливки общества», и что меня будут оценивать, потому что Шевченко был не последним человеком и занимал довольно высокое положение в этом самом обществе, но я даже предположить не могла, что меня рассмотрят едва ли не под лупой.
Все.
Со всех сторон.
Будто я какой-то товар на витрине.
Конечно, в лицо мне никто и ничего не говорил, но я буквально кожей ощущала, что за нашей спиной шепчутся.
Наверняка обо мне. Не о Святославе же.
Наверняка, все думали про себя, откуда он выцепил такую, как я? Почему такой мужчина остановил свой выбор на такой серой мыши, вроде меня? Без денег, образования и карьеры?
В какой-то момент, Шевченко заметил мою растерянность и остановился. Отвел меня в угол и вручил бокал с шампанским.
— Вот, выпей, на тебе лица нет.
— Нет, я не пью, ты же знаешь, убери, — я сморщила носик, нахмурилась и отвернулась.
Да, мне было не по себе, неуютно, я была будто не в своей тарелке.
— Просто сделай пару глотков, я не прошу напиваться, — настоял Святослав, упрямо протягивая мне красивый, длинный бокал с пузырящейся жидкостью.
Раздумав немного, я все же кивнула и сделала то, что велел мой спутник.
Неожиданно подумалось, что было бы, если бы сейчас меня увидел кто-то из родственников или знакомых из родного города.
Я, Зара, встречаюсь с русским мужчиной, хожу с ним на мероприятия в полуголом виде, распиваю на них спиртные напитки…
— Ну как? Немного получше? — спросил Свят, забирая из рук почти пустой бокал через пару минут.
— Да… — Я подняла на него взгляд, натянуто улыбнулась и кивнула.
— Перестань так переживать, детка. Знаю, это наш первый большой выход вместе, но тебе не о чем беспокоиться. Ты самая прекрасная и достойная девушка из всех, кто здесь находится. Ты веришь мне? — прошептал Шевченко мне на ухо, прижимая к себе за талию.
Я обняла его в ответ, на мгновенье позволила уткнуться в изгиб пиджака и спрятаться от окружающего мира.
Оставить только родной запах и любимый голос.
— Я верю… — прошептала я мгновенье спустя. На этот раз улыбнувшись открыто, искренне.
— Вот и умница.
Я надеялась, что остаток вечера пройдет быстро. Что я останусь максимально незаметной, спрятавшись где-нибудь в уголке. Что выжду, пока Святослав пообщается со всеми, с кем нужно, в полном одиночестве. А потом мы уедем домой. И все будет хорошо.
Только вот, по обыкновению, моим планам не суждено было осуществиться.
Я поняла это, когда завидела ее силуэт вдалеке.
Это была она.
Ульяна.
Я узнала ее издалека, потому что она ничуть не изменилась.
Ненавистная разлучница, злобная пиранья и мой враг номер один.
Так было. Год или два назад.
А сейчас…
Я даже не знала, что чувствую к этой девушке.
Раньше я могла четко сказать, что желаю ей самых ужасных вещей, что виню ее во всех бедах, что свалились на мою голову, что она человек, отнявший у меня все. Счастье, светлое будущее, семью.
Но сейчас… я просто хотела, чтобы она была, как можно дальше от меня в данный момент.
— Ты! — взвизгнула Громова, подлетая ко мне на всех порах.
Идеальная Ульяна, которая всегда выглядела превосходно. Так, будто сошла с обложки какого-то глянцевого журнала. Образованная, умная и городская Ульяна с высоким происхождением и весомым положением в обществе.
Ульяна, на которую меня, не раздумывая, променяли несколько лет тому назад.
Что ж… я могу сказать, что выглядела она роскошно. Идеальная фигура, несмотря на то, что она относительно недавно родила. Идеальные волосы, распущенные и уложенные в игривые локоны. Идеальный макияж. Идеальное платье.
— Ты что, совсем уже? Сюда заявилась, проходимка? Господи, год уже прошел, я уж понадеялась, что ты угомонилась, но, ошиблась! Смотрю, у тебя ни чести, ни достоинства, ни самоуважения! Сколько можно бегать за Шамилем? Как он еще должен с тобой объясниться, чтобы ты, наконец, оставила его и нашу семью в покое? Он женат, понимаешь? Женат! У него есть ребенок! В конце концов, ты себя что, на помойке нашла? — прошипела Ульяна, тыча в меня своим клатчем.
Благо, хоть не стала кричать. Видимо, побоялась привлечь лишнее внимание. А, впрочем, на нас все равно обернулось несколько человек.
— Я не…
— Он тебе не достанется, так и знай! Шамиль – мой, я ни за что его больше не стану делить ни с тобой, ни с кем-либо еще!
— Я правда не…
— Заруби себе это на носу, дешевая, провинциальная девка!
— Что здесь происходит?
— Что? А Вы кто такой? — Громова перевела злой взгляд на подоспевшего к нам Святослава.
Лишь после того, как я почувствовала его присутствие за своей спиной, я смогла расслабленно выдохнуть. Снова почувствовать опору под ногами.
Не знаю, почему никогда не могла выстоять в борьбе с этой истеричкой. Помню, как сегодня ее нападки в больнице, когда я привезла Шамилю вещи. Ее нападки в квартире, когда она облила меня грязью, заявив, что я никто и ничто.
Я никогда не могла ей ответить. Никогда не могла выстоять в борьбе с ней. Ульяна была сильнее. Умнее. Лучше.
— Я – ее супруг.
Глаза Громовой округлились, рот приоткрылся в немом удивлении. Несколько раз Ульяна растерянно моргнула, переводя взгляд со Святослава на меня и обратно.
Да, официальной церемонии бракосочетания у нас не было, но Шевченко всем и всегда представлял меня в качестве своей супруги ровно с тех пор, как я переехала к нему жить и дала согласие стать женой в ближайшем будущем.
— Если у Вас возникли какие-то сложности с моей женой, обращайтесь ко мне, — холодно процедил Святослав. Так, будто находился на суде, никак не иначе.
— Я… — Ульяна замялась и на время воцарилась тишина.
— Выходит, мы все выяснили? — уточнил Шевченко.
— Рад видеть, что ты в порядке.
Его голос растекся ядом по жилам. Сердце замерло, руки затряслись. К горлу подступил ком, а дышать стало тяжело, будто бы из легких разом выкачали весь воздух.
Я медленно, будто в замедленной съемке, повернулась и увидела его.
Своего демона, своего личного палача. Свою первую любовь. Человека, разрушившего мою жизнь.
— Шамиль…
Он стоял передо мной, как ни в чем не бывало. Как будто бы не прошло пару лет с момента, как он отвез меня домой, в наш родной город, вернув родителям, как ненужную вещь. Порченную, бракованную.
Он стоял передо мной и смотрел, как на старого друга. Без злости, обиды или обожания.
Будто бы между нами никогда и ничего не было.
Будто бы нас не связывали пятнадцать лет жизни, большая страсть и настоящая любовь.
А, может быть, и правда не связывали?
Быть может, я просто все придумала?
— Честно говоря, я не ожидал тебя здесь увидеть. И я имею в виду не только на вечеринке, но вообще, в столице…
— Неужели? — срывающимся голосом, спросила я. Я изо всех сил старалась держать лицо, но не уверена, что у меня это выходило.
Шамиль. Мой Шамиль. Он стоял передо мной и казался таким родным и чужим одновременно. Я не знала, что должна чувствовать и что чувствовала в данный момент, но точно знала, что не хочу, чтобы он различил хоть одну эмоцию на моем лице.
— Ты прекрасно выглядишь, — он улыбнулся.
Как всегда, он был безупречным. Рука в кармане, дерзкий взгляд, наглая ухмылка. Весь в черном, неотразимый.
Знакомый голос, до боли знакомый запах… все знакомое.
Я провела с ним большую часть своей сознательной жизни и теперь видеть его перед собой и понимать, что мы друг другу никто… это походило на какой-то сюрреалистичный сон.
— Спасибо, — прошептала я, поспешно отворачиваясь.
— Красивое платье… — прошептал Шамиль, делая шаг ко мне. Нет, я не увидела это, почувствовала. Он подошел очень близко, остановился на непочтительно коротком расстоянии.
Так, будто все еще имел на это право.
Так, будто мы все еще были вместе.
Слишком близко.
Я поняла его намек.
Ему никогда не нравились чересчур откровенные наряды. Он всегда стремился закутать меня сверху до низу. А когда я сопротивлялась, то всегда отвечал, что он делает это потому, что моя красота только для него. Что я принадлежу только ему и любоваться мной, соответственно, может только он.
— Ты мне больше не указ.
— У меня и в мыслях не было тебе что-то указывать, — тихо ответил Шамиль, обходя меня, становясь передо мной.
— Ищешь моего взгляда? — Я заглянула прямо ему в лицо. В кои-то веки мне это удалось. Я стояла на ступеньках, а он спустился чуть ниже. Теперь мы находились на одном уровне.
— Уже давно не ищу, — без тени злобы ответил Цахаев. — Просто хочу знать, что у тебя все хорошо.
— О, боже, Шамиль, что ты несешь? — Я усмехнулась, удивляясь лицемерию своего бывшего. Нет, на самом деле, это было совсем не смешно. — Зачем сейчас делать вид, что ты не наплевал на меня еще несколько лет тому назад?
— Зара…
— Ты наплевал. Ты растоптал меня.
— Я не хотел…
— Ты сделал это, когда заставил меня пройти через весь тот позор, через который я прошла в одиночку. Когда заставил сделать аборт. Когда взял в жены свою Громову. Когда привез сюда, в столицу, и бросил, словно ненужную вещь. Когда сделал из меня посмешище, вернув домой.
— Зачем ты так?
— Зачем я так? Ты шутишь?! Ты испортил мне всю жизнь, а затем отдал родителям, как порченный товар с рынка. Ты ни разу не позвонил, ни разу не написал, не узнал, жива ли я вообще!
— Вообще-то, я следил за твоей жизнью…
— О, да, конечно, разумеется, сейчас ты скажешь, что угодно. Только вот мне все равно.
— Тебе уже давно все равно, — нахмурившись, произнес он.
— На что ты намекаешь?
— На то, что ты сейчас во всем обвиняешь меня. В том, что наш брак распался. Но на самом деле, ты охладела ко мне так же сильно, как и я к тебе, причем, намного раньше, чем я это заметил.
— Какой еще брак? Ты держал меня в качестве любовницы. В браке ты был лишь с ней, со своей Ульяной! Мне ты отвел позорную роль содержанки.
— Но ты согласилась на нее!
— Потому что у меня не было выбора. Потому что я была молода, глупа и наивна, когда связывалась с тобой. Потому что сожгла слишком много мостов за собой.
— Вот оно значит, как было для тебя…
— Если вы наговорились, голубки, то я бы уже хотел поехать домой, — раздался позади тяжелый бас. Я вздрогнула, поняв, что Шевченко стоит рядом.
Стоит и слышит наш разговор с бывшим.
— Свят… — Я повернулась к избраннику и встретилась со льдом в серых глазах.
— Пожалуйста, Свят, поговори со мной… — взмолилась я, понимая, что, кажется, все испортила. Разумом я понимала, что не сделала ничего дурного, но на сердце отчего-то было тяжело. Так, будто бы я была виновата перед своим избранником.
Не нужно было разговаривать с ним. Не нужно было вообще даже стоять рядом с Шамилем!
Мы доехали домой на скорости под двести, после чего Шевченко хлопнул дверью машины и быстрыми шагами поднялся в квартиру, заставляя почти бежать за ним. Я не поспевала на высоченных шпильках и в неудобном платье. Под недоуменные взгляды консьержа, мы поднялись на верхний этаж разными лифтами, потому что Свят не захотел меня дожидаться. А когда я зашла домой, он уже собирался.
— Куда ты, Святослав?
Быстро покидав спортивные вещи в большую сумку, он прошел мимо, будто меня и не существовало. Даже и не подумав ответить на вопрос. Даже не удосужив обыденным взглядом.
— Святослав! — крикнула я в спину уходящему собеседнику, но мне так и не повернулись.
Очень скоро я осталась в полном одиночестве.
Шевченко отключил телефон и поговорить нам так и не удалось.
Через силу я избавилась от неудобной одежды, приняла душ и легла спать в пустую постель.
— Тебе не за чем сравнивать себя с ним. С Шамилем всегда было плохо, но не всегда я это понимала. Поначалу, будучи еще совсем юной, я испытывала лишь слепую веру в то, что мы предназначены друг другу. Самой судьбой. Это была страсть, было желание выйти замуж. Затем наши отношения постепенно переросли в привычку. Болезненную, неправильную, точнее будет даже сказать, вредную привычку. И я пронесла эту привычку через долгие годы, чтобы избежать позора. Хоть как-то исправить совершенные ошибки. По итогу, вышло хуже, чем если бы я сразу призналась себе в том, что это было неправильно.
— Ты жалеешь?
— О чем именно?
— О том, что поехала с ним в Москву? В качестве… — мой собеседник усмехнулся, покачал головой, будто не веря, что вообще может произнести такие слова, — второй жены.
— Да. Жалею, — честно ответила я. — С Шамилем всегда было сложно. Поначалу я не замечала, была слишком юной и ослепленной им. Его манерами, его сладкими обещаниями. Потом, когда заметила, была уже привязана к нему, как к человеку. А дальше у меня просто не осталось выбора. Я должна была его терпеть. Шамиль всегда был человеком, который думал и думает только о себе. И это всегда проявлялось всем, начиная от бытовых мелочей и заканчивая постелью. С ним не было так же хорошо и спокойно, как с тобой. И, что-то мне подсказывает, что Громовой тоже непросто. Просто пока что она его любит. Страсть затуманивает ее разум. А когда она пройдет, когда дотлеют последние угольки плотского желания, тогда останется только сам Шамиль. Тяжелый, своенравный, эгоистичный Шамиль, который привык, что весь мир исполняет вторые роли в его спектакле. Который привык получать то, что он хочет. Который привык, что женщина обязана ему априори. Потому что родилась женщиной. Жизнь с тобой совсем другая. Она играет совсем другими красками. Такими, о существовании которых я раньше даже не подозревала.
— Почему ты вообще с ним заговорила?
Святослав послушался меня. На наше общее счастье, он услышал меня.
Оставил меня, ушел в душ и вернулся на кухню спустя полчаса. Я как раз успела приготовить ему завтрак, как и обещала. Хрустящие тосты, яичницу с золотистым беконом и черный кофе с маленькой ложкой сахара. Святослав любил настоящий, горьковатый оттенок напитка.
Мне нравилось ему готовить. Нравилось то, как после завтрака или ужина, Шевченко всегда целовал мне руки, благодаря за то, что я сделала для него. Не считая это моей обязанностью.
— Он сам подошел, я же говорила. Неужели ты думаешь, что я искала с ним встречи? Если искала бы, то давно нашла. Но правда в том, что я уже давно не ищу его взгляда. Как и он моего, — я усмехнулась, вспомнив недавние слова Цахаева. — Это наше с ним прошлое, тут ничего не поделаешь. Но в нашем настоящем другие люди. У него – Ульяна и ребенок. У меня – ты. И в будущем мы тоже будем по отдельности, что бы не случилось. Я знаю это наверняка.
— Что ж… — Святослав некоторое время сидел за большим обеденным столом, который я накрыла специально для него. К еде он так и не притронулся, кофе лишь пару раз отхлебнул. А после того, как я закончила говорить, кивнул чему-то своему, а затем встал из-за стола и быстро подошел ко мне. Я все еще стояла возле плиты и готовила новую порцию кофе, уже для себя. Шевченко находился недалеко, но скорость, с которой он ко мне подошел, оказалась удивительной. Я не успела опомниться, как избранник оказался рядом и заключил мою руку в свою. Негрубо, нет, но так удивительно быстро, что я невольно вздрогнула и отступила на несколько шагов назад. — Объяснишь мне тогда, почему его имя все еще украшает твое тело?
— Тату… — выдохнула, быстро заморгав. Поняв, что опасности нет, и я зря переполошилась, я выдохнула. — Я сведу. Между прочим, уже подыскала мастера, который этим занимается, нужно только подождать, у него большая очередь… — Я аккуратно высвободила свою руку из чужой хватки и опустила рукав черной водолазки, который Шевченко успел задрать.
Эта идиотская татуировка… кто бы только знал, как я жалела, что когда-то давным-давно набила ее на левом предплечье. Она мозолила глаза и каждый раз напоминала об ошибках прошлого.
— Ладно… — Шевченко снова покивал, делая шаг назад от меня, упираясь руками в столешницу от кухонного гарнитура. Сейчас на нем были темные спортивные брюки и майка без рукавов, оголявшая жилистые руки, трогательные впадинки
Сейчас передо мной снова был тот самый Святослав, которого я хорошо знала. Который умел слушать, приводить аргументы и признавать свою неправоту, если такое случалось. Добрый и милый Святослав, который смотрел на меня внимательно, будто пытался добраться до сути без слов.
— Ты испугалась, — нахмурившись, неожиданно выдал Шевченко.
— Нет, — попыталась соврать я, встряхивая головой. Улыбка вышла кривой, взгляд неуверенным.
— Он тебя бил?
— Кто? Шамиль?
Я нервно заправила распущенные волосы за уши и попыталась отвернуться, но Свят не дал, заключил в свои руки. Он слегка притянул меня за плечи и теперь очень внимательно смотрел прямо в глаза.
Так, что не оставлял возможности соврать.
— Было пару раз…
— Пару? — не веря уточнил мой собеседник.
— Чуть больше, — усмехнулась я. — Но это правда происходило нечасто. Шамиль вспыльчивый, за ним водится неумение контролировать свои эмоции…
— А другие? Твоя семья?
Я сглотнула и опустила взгляд.
— Да, бывало. После того, как братья узнали о том, что… в общем, что я опозорила нашу семью, позволив себя использовать…
— Кто из них?
— Рашид. Он потом и сам сожалел. Извинялся. Он не…
— Не виноват?
— Ну… я не сужу его. Он – мой старший брат. Пока отец работал, он должен был следить за единственной сестрой. Не уследил, я покрыла позором их головы. И это не была экзекуция, просто он не сдержался.
— Ты мастерски оправдываешь всех мудаков в своей жизни, — хмыкнул Святослав, наконец, заключая меня в свои объятия.
Я знала. Я чувствовала. Я понимала.
Что будет именно так и никак иначе.
Что мое счастье со Святославом не будет вечным. Что его обязательно кто-то разрушит.
— Даже находиться рядом с тобой не хочется, — выплюнул Рашид.
Двое старших братьев сидели передо мной в гостиной и делали все, чтобы втоптать в грязь меня. Здесь и сейчас.
Рано или поздно, это было неминуемо. Наше столкновение в таком вот ключе. Но я надеялась, что в тот момент, когда они обо всем узнают, когда нам придется встретиться лицом к лицу, я буду не одна.
Я надеялась, что мой избранник будет рядом. Поможет. Подставит свое надёжное плечо. Защитит.
— Сколько еще позора придется вынести нашей семье прежде, чем ты успокоишься? — поинтересовался Мадин.
— Тебя ведь отправили сюда для чего? Чтобы сидела тихо, как мышь и не отсвечивала. А ты что? Решила замуж выйти? Пир на весь мир закатить? — заявил старший брат.
— А разрешения спросила? Кто тебе разрешал, спрашиваю?! — продолжил Мадин.
— Я не обязана…
— Ты посмотри на нее! — Рашид усмехнулся, взмахнул рукой, посмотрел на Мадина. — Как быстро заговорила по-столичному!
— Она в себя поверила просто…
— Это с чего это?
— С того, что легла под русского мужика и теперь считает, что у нее есть право голоса!
— Хватит, — прорычала я, зло оглядывая братьев исподлобья.
Они появились, будто бы из ниоткуда. Не знаю, было ли это совпадением, то ли они подгадали нарочно, но как раз вчера вечером Шевченко отправился в другой город, по рабочим делам. Он обещал вернуться уже завтра, но, видимо, мне было уже не суждено его дождаться.
Щека горела, будто ее обожгло настоящим огнем. Рука у старшего всегда была тяжелой. Он залепил мне пощечину сразу, как только я открыла дверь и впустил их с Мадином на порог нашего со Святом дома.
— Сколько бед ты принесла в нашу семью, Зара… — покачал головой Рашид. — Сначала один неверный, теперь второй. Одна история грязнее другой. Вываляла нашу фамилию в грязи так, что уже никогда не отмыться! Куда ты катишься, сестра?
Я промолчала в ответ.
Что я могла сказать?
Что могла доказать брату, который никогда не видел во мне ни человека, ни сестры? Что я так же, как и все могу ошибаться? Что не идеальна? Что могу просто по-человечески желать чего-то?
Я всегда была вещью. Только предметом, который нужно было выгодно «продать» замуж, получив достойный калым. Только вещь, от которой хотелось избавиться, как можно скорее.
В нашей семье я никогда не была личностью. У меня не было права выбирать, с кем быть, как жить, на кого учиться, кем работать.
Я была бесправной. Была полным нулем.
Мать всегда говорила, что я глупая, когда я заговаривала о том, что хочу учиться. Велела усерднее стараться по дому и лучше готовить. Отец кричал сразу, как только слышал упоминание о Шамиле. Говорил, что сам решит, за кого меня выдавать. А братья… им всегда были важны только они сами.
Только Тагир заботился обо мне. Но сейчас его не было рядом с ними.
Разумеется, они не позвали его с собой, прекрасно понимая, что младший их ни за что не поддержит. Что он всегда будет на моей стороне, что бы не происходило.
— За что мне должно быть стыдно, по-твоему? За то, что строю свою жизнь, как могу? За то, что нашла человека, которого полюбила всем сердцем?
— Надо же! Сколько у тебя любвей за одну жизнь! Сначала одного любила, не успокоилась, пока не легла под него, теперь другого, завтра третьего полюбишь! Чего уж там, не мелочись, выходи сразу на трассу! — прокричал Рашид, разозленный моими словами.
— Почему-то деньги, которые вы с отцом взяли, чтобы отмыться от моего позора, оказались не такими уж плохими, правда?
Конечно, я знала об этом. Не то, чтобы это скрывалось, но и прямо об этом речи в нашей семье никогда не заводили.
После того, как выяснилось, что мы с Шамилем были вместе, Тагир отправился в его дом с разборками. И охотничьим ружьем.
Рашид Султанович, старший Цахаев, тогда как-то обо всем договорился с моим отцом. Уладил и замял это дело.
Откупился.
И дал он много. Очень много.
Из старого, потрепанного временем дедушкиного дома, мы перебрались в новый. В три этажа. Братья открыли бизнес, купили машины. Зажили совсем по-другому. И все это на моем позоре.
— Что ж вы взяли такие грязные, покрытые позором деньги, что же живете на них припеваючи сейчас? А, погодите, может быть, вы и со Святославом решили так поступить? Получить столько же, сколько и в случае с Цахаевым, а, может быть, даже еще больше?
— Ах ты, тварь, — прорычал Рашид, бросаясь ко мне. Мы сидели на диванах в гостиной, друг на против друга и ему ничего не стоило пересечь это небольшое расстояние, чтобы снова ударить.
Благо, Мадин среагировал быстро и остановил старшего.
— Хватит, брат, — попросил он серьезным тоном. — Тебя рукоприкладство тоже не красит.
— Да ты смеешься что ли? — сбросив с себя руки родственника, закричал Рашид. — Такую сестру убить мало, ее прямо здесь и нужно прикончить, ты посмотри, какая стала! — он махнул в мою сторону, бросив нечитаемый взгляд. — Это уже не наша сестра, столичная проститутка! Ты слышишь, как она вообще разговаривает?! Стыд потеряла, страх потеряла!
— Ты все равно должен держать себя в руках, — настоял на своем Мадин.
— Да, должен, — прорычал Рашид, выдергивая руку из хватки младшего брата. — Ты останешься жить только потому, что я пообещал матери, тварь! — На этот раз он обратился уже ко мне, тыча пальцем. — Она умоляла привести тебя живой, какой бы последней ты не была, ты же все равно ее дочь! Но ничего! Мы тебя дома быстро перевоспитаем! Позор, конечно, ничем не смоешь, но мы найдем тебе применение! Вставай! — взревел он. — Собирай свои проститутские манатки, мы едем домой!
— Что? — Я вскочила на ноги. — Ни за что! Я никуда не пойду без Свята!
— Свята?! — взревел брат. — Ах ты… — сдерживать себя в дальнейших выражениях он не стал. На сей раз его не остановил даже Мадин. Подлетев меня, родственник схватил за волосы и потащил за собой.
Я плакала в его объятиях битый час. Пыталась заставить себя в руки, приказывала себе успокоиться, но безуспешно.
Не выходило.
Я плакала навзрыд, потому что мне все еще было страшно, хотя все было уже далеко позади. Несмотря на то, что я находилась в родных объятиях, укрывавших меня от всего мира. Несмотря на то, что я слышала его запах, чувствовала его руки, понимала, что он рядом, все равно не могла прийти в себя.
На удивление, Шевченко не пытался меня успокоить, не шептал дурацких слов о том, что все будет хорошо. Просто крепко держал и прижимал к себе, позволяя выплеснуть в слезах весь тот ужас, что я пережила за несколько часов, которые пришлось провести с братьями один-на-один.
— Я бы на вашем месте так не спешил… — нас останавливают неподалеку от стойки регистрации, куда мы спешим, чтобы встать в очередь.
— Ты…
Когда мы добираемся до аэропорта, я понимаю, что все, это конец. Как только я переступлю трап самолета, и мы отправимся в родные края, никто уже не поможет.
Просто не сможет. Ведь там свои правила и законы.
Это не просто другой город. Это другой мир.
И в этом мире правят мужчины. В этом мире у таких, как я, нет прав, нет слова.
Меня закутывают в черное длинное платье, голову заставляют покрыть платком, а на лицо надеть большие очки. Губы разбиты, правая бровь рассечена, на левой скуле расцвел огромный синяк.
Дело рук родного брата, в сердце которого по отношению ко мне остается только злоба и ненависть.
Рашид уверен, что я навсегда запятнала честь семьи и смотрит так, как смотрят на врага.
Они с Мадином тащат меня в аэропорт силком. Грозятся, что если начну кричать или устраивать скандалы, то пострадаю еще сильнее. И я знаю, что Рашид действительно способен на это. Он может причинить мне невыносимую боль.
Я пытаюсь попроситься в туалет, чтобы сбежать оттуда или хотя бы позвать на помощь кого-то из охраны аэропорта, но мне не верят, веля терпеть до вылета.
Я не знаю, что меня ждет по приезду домой, но знаю, что это будет страшно. Не знаю, что услышу от матери, но, думаю, это будут проклятья и сожаления о том, что она родила меня на свет. Не знаю, что сделает отец, но, уверена, что мне будет больно.
Знаю, поэтому молюсь, чтобы меня спасло чудо.
— Ты… источник позора, — рычит Рашид и делает шаг навстречу Святославу.
Что? Откуда он? Как?
Вопросы вертятся у меня в голове один за другим, проносятся, будто машины по автостраде и ни на один из них у меня нет ответа.
Свят должен быть в другом городе. Он должен вернуться домой только завтра вечером, ровно через сутки.
Но он здесь. Стоит перед нами в деловом, черном костюме и взирает на моих братьев спокойно, холодно, свысока. Так, будто он король положения, а они – глупые пешки, которых могут скинуть с шахматной доски в любой момент.
Святослав смотрит прямо, строго. Руки в карманах, поза расслабленная, будто бы он не боится ничего в этом мире.
— Сделаешь еще шаг и будет плохо, — предостерегает Шевченко моего взбалмошного родственника. — На входе в аэропорт находится группа захвата. Я собираюсь объявить вас террористами на всю страну, — легкая ухмылка трогает чуть изогнутые губы моего избранника. — Сядете. Оба. Надолго. И, даю вам слово, никогда не выйдете из тюрьмы. Живыми, — чеканит он каждое слово. — Или сделаете так, как я говорю, или прощайтесь с жизнями.
Святослав абсолютно серьезен и это понимают все: и я, и мои братья.
— Я скажу это только один раз и скажу это по-хорошему. Ради нее, — он кивком указывает на меня. — Уезжайте отсюда и больше никогда не возвращайтесь. А если решите иначе, то вежливым я уже не буду.
Я вижу, как сомневаются родственники. Вижу, как ничем не прикрытая, жгучая ярость жжет Рашида изнутри, как он хочет броситься на моего избранника. Как Мадин вовремя дергает его за плечо, заставляя отступить назад. Что-то быстро говорит на нашем языке, а затем обращается ко мне.
— Думаешь, этот хмырь теперь твоя семья? — Рашид делает ко мне лишь небольшой шаг. Под пристальным взором Шевченко, видимо, не осмеливается на большее. — Думаешь, он всегда будет тебя защищать? Думаешь, будешь ему нужна? Вы даже не женаты. Вы все еще не женаты, — подчеркивает старший. — Тебе это ни о чем не говорит? Ничего не напоминает? Почему мужчины, которых ты выбираешь, не соизволяют на тебе сначала жениться, а уж потом тащить в койку? Почему они сначала используют тебя и лишь после этого задумываются о чем-то серьезном? — Я молчу в ответ, потому что мне нечего сказать Рашиду. — Придет время и он, — старший тычет пальцем в сторону моего избранника, — откажется от тебя. Да так быстро, что ты и опомнится не успеешь. И тогда ты останешься одна. И только тогда поймешь, что ты наделала. Мы – твоя семья. Я твоя семья. И я всегда делал все, чтобы защитить тебя, твою честь и нашу фамилию. Думаешь, он будет делать тоже самое? Думаешь, ему есть дело до таких вещей? Он просто пользуется твоей молодостью и красотой. И в тот момент, когда ему это надоест и найдет кого-то получше, ты останешься у разбитого корыта. Снова. И снова вернешься домой. Только вот знай, что тебя туда уже никто не пустит. Тебя там никто не ждет. Забудь о нас. О родителях. О братьях. И о Тагире тоже. Я лично не позволю, я лично проконтролирую, чтобы он не имел с тобой ничего общего. У тебя больше нет семьи. Сегодня, стоя здесь и сейчас, ты сделала свой выбор. Ты мне больше не сестра. Я отрекаюсь от тебя, — выплевывает Рашид, бросая на меня последний, прожигающий насквозь взгляд.
Он толкает меня в спину, и я буквально влетаю в объятия своего спасителя. Тут же обнимаю и висну на нем, будто Святослав – мой спасительный круг.
Спустя несколько часов, я постепенно успокоилась, понемногу пришла в себя. Страх пережитого потихоньку отступил.