Я опустилась ниже и села рядом с Конрадом. Подобрала под себя ноги, так, что мои колени касались его бедра, и привалилась спиной к краю дивана.
Конрад молчал, явно не собираясь извиняться. Эту его особенность я заметила сразу. Не думаю, что он ни разу в жизни не считал себя виноватым, считал, ведь он человек, а каждый человек хоть раз в жизни чувствует вину. Но извиняться всегда трудно, признавая свою неправоту, лишь в очередной раз понимаешь, насколько уязвим перед другими. Его поведение: отстраненность, жесткость и бескомпромиссность таили в себе куда больше, чем казалось на первый взгляд. Он сам говорил, что не желал детей, однако узнав о том, что у него есть дочь, вдруг решил стать отцом. Это казалось мне нелогичным, ведь если он закоренелый холостяк, откуда чувства к девочке, которую он никогда не видел?
– Знаешь, я все вспоминаю твои слова, брошенные о моих родителях. Ты презираешь их за образ жизни и алкоголизм, – начала я, пристально наблюдая за его реакцией. Делать это было просто, ведь его лицо было так близко к моему, и я видела каждую перемену на его лице. – Ты не имеешь проблем с алкоголем, не напиваешься до беспамятства и не уходишь в запой. Значит алкоголизм, который ты у себя отрицаешь, можно исключить.
Он резко обернулся и упер в меня свой гневный взгляд.
– Алкоголизм? Кем ты себя возомнила, Брендой Милнер [1] ? – огрызнулся он.
Я улыбнулась.
– Все на поверхности, – ответила я, а затем продолжила свою первую мысль, которую он не дал мне озвучить до конца. – Ты не имеешь проблем с алкоголем, однако говорил, что стараешься «завязывать» с этим. Здесь что-то не сходится, и тогда я…
– Прекрати это! Я не хочу, чтобы во мне копались! – грозно выдал он. Я несколько секунд смотрела в его глаза, раздумывая, стоит ли идти дальше, но, в конце концов, решила отступить.
– Ладно, – пожала плечами я.
И он, и я смотрели перед собой, на Аврору, которая играла с игрушками.
– Просто знай, что если ты хочешь поговорить с кем-нибудь, то можешь обратиться куда нужно.
– Куда, например? – Его тон казался серьезным, словно Конрад действительно хотел знать подобные места.
– Психолог, группы поддержки, возможно, что-то религиозное.
Он удивленно изогнул брови, в глазах заиграли смешинки, я оторопела от такой резкой перемены в его настроении.
– Предлагаешь мне в церковь сходить?
– Это помогает, – ласково сказала я.
Конрад в отвращении скривил губы.
– Я не верю в бога.
– Я тоже не верю.
Его так сильно распалила эта тема, что он немного передвинулся, чтобы смотреть прямо на меня.
– Религия была создана еще до появления институтов власти для того, чтобы контролировать малообразованное стадо людей. Это инструмент, не более, – самоуверенно заявил он.
– Возможно. Но сейчас религия для многих способ достичь примирения со своей душой. Примирения с миром, – объяснила я.
Конрад расхохотался, будто я сказала что-то очень смешное.
– А ты сама-то бывала в церкви?
– Да, – кивнула я.
– Потому что не чувствуешь примирения с миром?
Я понимала, что именно заставляет Конрада посмеиваться надо мною. Говоря об алкоголизме, и пытаясь вытянуть из него хоть немного информации о нем самом, я затронула неприятную для него тему. Именно поэтому я не испытывала раздражения от его очевидного насмехательства.
– До того как дедушка заболел я была волонтером и помогала церкви кормить бездомных, – рассказала я. Его это ничуть не тронуло.
– Тем самым приучая их к несамостоятельности и неспособности обеспечить себе даже пропитание, – фыркнул он.
Ладно. Медленно, но я все же чувствовала, как в моей груди нарастает негодование.
– Это не так. Большинство этих людей просто не могут позволить себе жилье на те деньги, которые они получают. Я сама была в затруднительном положении после смерти дедушки. Роза помогла мне снять приличную квартирку. Не вижу ничего плохого в помощи тем, кто нуждается в этом.
– Так и продолжишь называть ее приличной? – сузив глаза, и ухмыляясь, спросил он.
– Да! И не стоит осуждать людей за то, что они не такие богатые как ты.
– Сабрина, в тебе очень много наивности и простоты.
– А в тебе много ненависти к жизни и к людям! – воскликнула я.
– Начнешь проповедь о необходимости очищения моей души? – рассмеялся он.
Я мысленно досчитала до десяти и выдохнула, освобождая себя от всего того негативного, что возникало во мне, стоило Конраду раскрыть свой рот.
– Ты обижен на кого-то. Когда мы только перебрались сюда с дочерью, я слышала, как ты ругался по телефону с Томасом Хэтфилдом. А еще ты не хочешь носить его фамилию, хотя он твой отец. В этом все дело? Он обижал тебя?
– Достаточно! – прорычал он. Синие глаза наполнились гневом, но за ним, я могла рассмотреть печаль. Я попала в точку. Он был зол на отца. Взглянув на дочь, Конрад смягчился. – Это не подлежит обсуждению, прекрати лезть туда, куда не следует.
– Просто, чтобы ты знал. Я в любой момент могу выслушать тебя.
– Мне не требуется это!
– Но…
– Давай поговорим о другом, – зарычал он, тем самым прерывая меня. – Ты просто игнорируешь факт, что мы хотим друг друга. Пытаешься делать вид, что между нами не было той искры, и мои руки не ласкали тебя между ног. Но почему-то пытаешься войти в мою голову, сорвав дверь с петель.
Я избегала смотреть ему в глаза, пересела ближе к Авроре и принялась собирать ее игрушки.
Черт возьми! Я не трусила говорить об этом. Просто подобные рассуждения наталкивали меня на другие мысли. Мне тяжело не реагировать на его близость рядом со мной, и я едва удерживаюсь от того, чтобы надеть на себя розовые очки и поселиться в воздушном замке, как я делала, когда была младше. Связь с ним принесет мне одни лишь проблемы.
Конрад утомился ждать от меня ответа, потому что в следующее мгновение окинул меня плотоядным взглядом и вскинул подбородок.
– Мне пришлось ублажать себя час под холодным душем. Это было тяжело.
С напускным сочувствием я покачала головой. Воспоминания о визитке клуба сверлили мои виски.
– Бедняга, как же ты пережил это? Позвонил бы Шайле, она с удовольствием решила бы все твои проблемы.
Он задышал, словно разъяренный бык, и встал на ноги, нависая надо мной огромной скалой.
– Да не было никакой Шайлы! Она просто дала мне свою визитку на случай, если мне понадобится ее помощь.
– Как благородно, прямо корпус красного креста [2] , – фыркнула я себе под нос.
– Ты остришь, потому что ревнуешь. Я понимаю. Не понимаю лишь, почему оттолкнула меня.
– Потому что я не готова быть одной из твоих многочисленных подружек! – вспылила я. – Наша встреча в прошлом, случайный секс, все это могло натолкнуть тебя на мысль, будто я одна из тех женщин, которых ты предпочитаешь, но на самом деле это не так. Тот случай был единичным. В те времена на меня так много всего навалилось, мне нужно было просто расслабиться, забыть о проблемах хоть ненадолго, освободить мозг. – Я резкими движениями укладывала фей коробку, которые почему-то никак не вмещались в нее. Я снова и снова заталкивала их туда, не щадя пальцы. – Потому что тогда я сильно устала. Устала от постоянной занятости, устала от работы, которую ненавижу всем сердцем, устала от бесконечных клиентов клуба, которые путали меня с танцовщицей и пытались шлепнуть по заднице, в то время когда я обслуживала их, – закончив, я вскинула голову и столкнулась с его… понимающим взглядом. Конрад смотрел так пронзительно, словно видел то, что скрывается у меня внутри. В его глазах промелькнуло сожаление, он не пытался его спрятать.
– Я так не делал.
– Я знаю. И это подкупило меня. Ты флиртовал, но соблюдал границы, был джентльменом. Ведь если бы ты позволил себе ударить меня по заднице, я не поехала бы тогда с тобой, – откровенно выдала я. Аврора подползла ко мне и стала вытаскивать фей из коробки обратно.
– Значит чтобы мы переспали, мне нужно предложить тебе отношения? – изумился он. Я перевела взгляд с макушки дочери снова на его лицо. Мужественный подбородок был напряжен, глаза слегка сужены, а между бровями пролегла складка. Боже, и его тон был таким одновременно ошарашенным и негодующим, что я моментально сжалась. Паршивое чувство заполонило мою грудь. Я словно выпрашиваю у Конрада отношения, навязываюсь ему. Это так не свойственно мне.
– Нет. Я говорю о том, что нам лучше отойти от этой темы. Держаться по разные стороны этого дома. Ты живешь своей жизнью, я своей.
Он хмыкнул и вальяжно опустился на диван позади себя.
– Я тебе нравлюсь? – спросил он.
Я сжала зубы, чтобы не ляпнуть что-то вроде «да». Если я скажу, что он мне нравится, то солгу, ведь все стало куда сложнее. Все было сложно с самого начала. Иначе я не желала бы стать для него единственной женщиной. Но я не хотела признаваться, я чувствовала в этом слабость: влюбляюсь в богатого и красивого мальчика, очередная глупышка, которых у него сотни.
Я погладила дочь по голове и поправила торчащий на макушке хвостик.
– Мне нравится, что Авроре с тобой хорошо, и то, как ты относишься к ней – не напираешь, не делаешь чего-то, что расстроило бы ее. Много наблюдаешь и только потом действуешь. Ей комфортно, она не напугана и счастлива. Ну и, конечно же, я благодарна тебе за то, что ты обеспечиваешь ее и меня. Я все еще не одобряю твои методы, но не видеть в этом плюсов – быть глупой матерью.
– Это все прекрасно и я рад, что ты не планируешь перерезать мне глотку ночью и бежать в другую страну, но я не об этом спрашивал, – строго проговорил он.
– Ты хороший человек, но как мужчина, ты мне не подходишь, – затаив дыхание, выдала я. Будет лучше убрать это. Поставить жирную точку между нами.
– Но ты ревнуешь меня к другим? – недоверчиво спросил он.
– Это не ревность, пойми, это женская обида. Представь, если бы я пришла к тебе в спальню после другого мужчины. Это неэтично, нечестно, против всяких моральных принципов, и заденет кого угодно.
Он долго всматривался в мои глаза, словно хотел обнаружить там подвох, словно уже знал, что один лишь звук его голоса заставляет мое сердце нервно подпрыгивать в груди. Но я стояла на своем и не разрывала зрительного контакта с ним, как бы ручаясь за свои слова. По моим рукам побежали мурашки, и чтобы прекратить это, я обхватила себя за предплечья.
– Так и должно быть, – после недолгого молчания сказал он. – Мне не нужны эти проблемы. И я не тот, кто подойдет на роль заботливого бойфренда. Не готов оставить свою свободу. Но если ты пожелаешь хорошего горячего секса, ты знаешь, где моя спальня, – уверенно заявил он. Однако его тон показался мне искусственным.
Я усмехнулась, пряча за этой натянутой улыбкой свои истинные чувства и эмоции.
– С момента моего появления здесь, я еще ни разу не была там.
– Хочешь экскурсию?
– Нет. Думаю, в тех стенах происходило много порока, стоит мне со своими благочестивыми взглядами войти туда, спальня распадется на кирпичики.
– Нескромно, – хмыкнул он. – Но в той спальне никого не было кроме меня самого, как и во всем доме. Я никогда не водил сюда девушек, и не планировал.
То о чем говорила Мария.
– Почему?
– Потому что многие девушки после единственной, ничего не значащей ночи секса, начинают думать, что это начало нашей долгой и счастливой жизни. Что совершенно не вяжется с моими представлениями об идеальной жизни, – пренебрежительно фыркнул он.
Я выдавила из себя улыбку.
– О боже. Да ты самый настоящий подонок.
Его брови съехали к переносице, а губы сжались в плотную линию, как бы протестуя моим словам.
– Это не так. Просто от меня хотят слишком многого. Это словно сделка. Зачем мне исполнять то, чего не было в договоре?
– Возможно, ты прав, – покачав головой, согласилась я. Все ведь происходит на взаимном согласии. Я же понимала, что после ночи с ним нужно уходить и не рассчитывать на его внимание, другие девушки тоже должны это понимать.
– Я не бываю не прав, – самодовольно заявил он.
– Естественно. Спасибо за то, что присмотрел за Авророй и дал мне поспать. Это помогло мне почувствовать себя лучше.
– Не стоит благодарить меня за такое, она моя дочка, я не могу поступать по-другому.
Его слова отдались теплом в моей груди, но я не показала этого, не улыбнулась, потому что Конраду это не нужно. И все равно я не могла не быть благодарна за то, что он явно позаботился обо мне.
[1] Бренда Милнер - англо-канадский нейрофизиолог, всемирно признанный учёный в области клинической нейропсихологии, благодаря своим открытиям в области изучения памяти и когнитивных процессов, которые характеризуются весьма сложно организованными системами в мозге.
[2] Международный комитет Красного Креста - гуманитарная организация, осуществляющая свою деятельность во всем мире, исходя из принципов нейтральности и беспристрастности. Предоставляет защиту и оказывает помощь пострадавшим в вооруженных конфликтах и внутренних беспорядках.
Глава 23
Конрад
– Я опоздаю на час или около того, Джереми подъедет через пару минут, я буду позже.
Тишина в трубке говорила о том, что Сабрине не понравились мои слова, однако сказала она другое.
– Без проблем.
– Как Аврора? – решив сменить тему, спросил я.
– Она чувствует себя прекрасно, играет с Марией.
– Я знал, что попросить Марию об этом будет хорошей идеей.
– Ты просто генератор прекрасный идей, – фыркнула она, но я почувствовал в ее голосе улыбку.
– Ты смеешься надо мной? – с напускной серьезностью спросил я.
– Нет. Просто констатация факта.
Алан Райдер - художник, которому я показывал картины Сабрины, пригласил нас сегодня на выставку. Сабрина была в полном экстазе. Для Авроры мы хотели нанять няню, но вызвалась Мария. И она, на наш взгляд, была лучшей кандидаткой.
Дверь моего кабинета приоткрылась, вошла ассистентка.
– Мистер Морель, к вам мисс Чемберс, – объявила Алекс.
Не дожидаясь, пока ей позволят войти, Сандра полностью распахнула дверь, оттесняя Алекс, и ворвалась в кабинет. Высокая, словно сама Эйфелева башня, и весом не более пятидесяти килограмм, Сандра была одной из тех, с кем я развлекался в свободное время, однако, если бы я был коллекционером, она определенно была бы на верхушке этой коллекции… раньше.
– Никто еще не заставлял меня так долго ждать, – с нотками возмущения в голосе выдала она.
Я окинул взглядом сапоги из змеиной кожи на высоких каблуках, так плотно обтянувшие ее лодыжки, длинные загорелые ноги, темно-зеленую мини юбку, кремовую блузу с золотистыми пуговицами и остановился на пышных длинных темных волосах. Волосы были ее гордостью, Сандра не раз появлялась в рекламе шампуня. Она была моделью и развивалась сразу в двух направлениях: снималась для глянца и участвовала в модных показах.
– Конрад? – послышался тихий голосок Сабрины. Я замер, вспоминая, что она все еще была на линии, перевел хмурый взгляд на ручку «Паркер», лежащую на моем столе, прямо рядом с документами, которые я должен был отправить ребятам из отдела аналитики час назад и ответил:
– Пришел партнер по бизнесу. Поговорим позже. – И даже не дожидаясь ее ответа, я сбросил вызов.
Это было грубо, но меня сильно ошеломило появление Сандры. Она была из тех агрессивных женщин, но раньше никогда не навязывалась и не появлялась не позвонив.
– Мистер Морель, – нерешительно выдала Алекс, явно напуганная энергетикой, что несла в себе Сандра, и одним взглядом спрашивая у меня, что ей предпринять.
– Все в порядке, Алекс, я разберусь, – я кивнул ассистентке, та вышла из кабинета, закрывая за собой дверь.
Сандра шла вальяжно, но, не теряя абсолютной грации с которой она блистала на подиуме, ее взгляд не отрывался от моих глаз, словно гипнотизируя жертву, то есть, меня. Однако Сандра забывала, и такое с ней случалось часто, что я вовсе не жертва и такие приемчики на мне не сработают.
Заметив, что мое лицо не поменялось, и я не бросился целовать ее ноги, она устало выдохнула и опустилась в кресло напротив моего стола.
– Знаешь, из всех моих поклонников, ты самый мрачный, Конрад.
Я отодвинул в сторону документы и, расправив плечи, откинулся на спинку сиденья.
– Я не твой поклонник, Сандра, не забывайся.
Она поджала губы и раздраженно отвела взгляд, явно оскорбленная моими словами.
– Второй раз ты отменяешь нашу встречу. Есть какие-то проблемы? Найти тебе хорошего врача? – желчно бросила она, откидывая шелковистые почти черные волосы за спину. Не то зеленые, не то карие глаза медленно прошлись по моей футболке к самому низу. Она хотела взглянуть на мою ширинку, но не смогла – мешал стол.
– У меня нет проблем с потенцией. – На моих губах растянулась улыбка.
Знала бы Сандра, как часто я становлюсь твердым от одного лишь запаха кожи Сабрины – убедилась бы, что у меня все в порядке с мужским здоровьем, хотя скорее оскорбилась бы, ведь не она вызывает во мне такую бурную реакцию.
– Позволь мне выяснить лично, – промурлыкала девушка. – Я знаю, что работа для тебя на первом месте, но, может, через часок ты сможешь уделить мне время?
– У меня планы.
– Я могу…
– В которые ты не входишь.
Сандра быстро заморгала, ее накладные ресницы затрепетали, словно крылья бабочки.
– Извини? – непонимающе выдала она.
Я поднялся из-за стола и сунул руки в карманы брюк, подошел к окну и взглянул на залив «Санта-Моника».
– Мы больше не можем заниматься сексом с тобой.
Я услышал, как негодующе Сандра выдохнула, резко поднялась со стула и подошла ко мне, останавливаясь в метре от моей спины.
Стараясь сохранять ровный тон, она спросила:
– И почему же?
Спокойствие давалось ей тяжело.
И все-таки Сандра была как все остальные, стремилась показать мне, как безразличны ей наши встречи, а сейчас искренне негодует, когда я решил все прекратить.
Я обернулся, как и предполагал, замечая в ее глазах растерянность.
– Я не обязан объясняться. Просто закончим и все.
Она задумчиво прикусила губу и сузила глаза.
– У тебя появился кто-то другой? Я думала у нас эксклюзивные отношения.
От этого вопроса я едва не взорвался.
– Почему вы все так считаете? Я ведь никогда не говорил, что эти отношения эксклюзивные. Да и потом, думаешь, мне хватило бы секса один-два раза в месяц? Сама также долго воздерживаешься?
– Я говорила о том, что после других ты все равно возвращаешься ко мне.
– Для справки, это ты возвращаешься, а не я.
– Это не так важно! – вспыхнула Сандра.
– Вот именно, все это не важно. Я сказал, что хотел, и приехала ты зря. – Я накинул на плечи кожаную куртку, подошел к двери и распахнул ее.
– Давай, тебе пора.
Сандра встала напротив меня, сложила руки на груди, упирая в меня свой яростный взгляд. Ее тонкие каблуки словно были продолжением длинных ног и делали Сандру похожей на кого-то вроде богомола. Они же после спаривания откусывают голову самцу?
– Я никуда не тороплюсь, – прорычала она. – Так что объясняйся!
– Я тороплюсь! Выметайся из моего кабинета! Ты знаешь, как сильно я не люблю непонятливых.
Бросив на меня последний уничижительный взгляд, она вылетела из кабинета.
– Мы еще не закончили! – бросила Сандра.
Закончили.
***
Я приехал по адресу к галерее, где проходила выставка Алана. Припарковал свой байк у самого входа и, прихватив защитный шлем, вошел в здание. Передо мной раскинулся огромный светлый зал, поделенный на несколько секций. Стены были увешены картинами, на первый взгляд, мрачными. Люди, одетые в официальные наряды расхаживали вдоль стен и с важным видом рассматривали каждую картину.
Вот уже который год брат Эзры – Алан устраивал выставки, позволяя молодым, еще совсем неизвестным художникам, заявить о себе и даже приобрести покупателей. Благодаря громкому имени Райдера картины начинающих творцов расходились по огромным ценам. А самое главное, Райдер совершенно ничего не требовал взамен. По его словам, он ценил искусство и лишь помогал картинам найти своего владельца.
Я ходил кругами, ведь чертов зал был словно лабиринт, но никак не мог отыскать Сабрину. Я опоздал более чем на час, спасибо работе, Сандре и вечерним пробкам. Следовало позвонить, но делать это, находясь за рулем мотоцикла, не так уж удобно.
В голове стали появляться мысли, что она могла не приехать или наоборот, посетить выставку и уехать домой, но когда я уже собирался позвонить ей, заметил Алана Райдера.
Он не изменял себе: белая свободная стиля «хиппи» рубашка и бежевые брюки с подкатанными штанинами. Алан стоял у картины, одной рукой активно жестикулируя, что-то рассказывал девушке рядом с ним, а другой рукой держась за ее поясницу. Незнакомка была облачена в черное атласное платье, которое свободно сидело на ее фигуре, но в то же время подчеркивало сексуальные изгибы тела. На ногах ее были черные босоножки на маленьких каблучках, на плече в тон им сумка.
Подняв взгляд выше, я чуть не задохнулся, появилось ощущение, что пока я ехал в галерею, попал в аварию, разбился и оказался на небесах.
Рыжие волосы. У незнакомки рыжие волосы.
Чертов Алан Райдер лапает мою… он лапает рыжеволосую девушку, лицо которой я не видел, но каждой клеткой своего тела узнавал в ней Сабрину.
Я едва удерживался, чтобы не откинуть Райдера к противоположной стене. Почему увидев его руку, едва касающуюся ее поясницы, в моей голове вдруг возникло непреодолимое желание воспользоваться им в качестве боксерской груши? Как он смеет трогать ее, даже смотреть на нее?
Хотя о чем это я вообще? Мы не вместе, а недавно решили, что нам следует держаться как можно дальше друг от друга. Вернее решила Сабрина, а мне не осталось ничего другого кроме как согласиться, ведь ее слова задели меня. Я ей не подходил. И чтобы девушка заявила мне подобное? – Да никогда!
И я вспылил, сказал, что не могу пожертвовать своей свободой, остановиться на одной, но на самом деле, в последнее время о других я не мог думать. Все они – не то, чего бы мне хотелось. Я хотел другую, с которой я постоянно веду себя как кретин, к которой начинаю испытывать то, что раньше никогда не испытывал. Нечто большее, чем простое сексуальное влечение.
Она моя.
Черт возьми, я знал, с самого начала знал, что эта рыжая ведьма принесет мне одни проблемы. Она была единственным коротким мгновением, которое мне не удавалось забыть в течение двух лет. Она единственная оставила после себя след в моей памяти. Как же глупо было надеяться, что мне удастся держать все это чертово дерьмо под контролем!
Одним своим появлением, я прервал рассказ Алана. Не думая, потянул Сабрину за руку и прижал к себе, давай всем понять, что другим на нее даже смотреть нельзя.
– Вижу, ты хочешь лишиться своих рук, Райдер, – сузив глаза, сказал я.
Алан рассмеялся и, приблизившись, похлопал меня по плечу. Взгляд его задержался на шлеме в моей руке.
– Конрад, ты все-таки пришел.
– А ты рассчитывал, не приду?
– Думал, не успеешь. Сабрина тут проговорилась, что ты слишком занят сегодня.
Райдер загадочно улыбнулся и направился к другой картине.
Сабрина вскинула голову и, разочаровано изогнув свои пухлые губы, легко оттолкнула меня.
Я нахмурился.
– В чем дело?
– Ты еще спрашиваешь? Что за спектакль?
Мой взгляд опустился на ее голые плечи и светлую кожу, покрытую бледными веснушками, на черные бретельки ее платья и ниже к груди, где через тонкую шелковую ткань слабо виднелись очертания сосков.
Она без бюстгальтера и если одна лямка случайно спадет с ее плеча, то оголится одна из ее потрясающих грудей. Это наслало на меня порыв закрыть ее, спрятать ото всех, только бы никто не пялился на мою… на Сабрину.
Опасно, но как же потрясающе она выглядела. Черный цвет выдавал в этом ангелочке чертенка. Разрез юбки платья оголял ее бедро, но все было в рамках приличия. Рыжие волосы были аккуратно уложены, серые глаза она выделила черной линией, там самым наделяя их каким-то магическим, пробирающим до самой глубины души эффектом.
– Ты слышал меня? – Она пощелкала пальцами перед моим лицом, возвращая меня в суровую реальность. – Что за концерты ты устраиваешь?
– Еще спрашиваешь? Райдер лапает тебя, словно имеет на это право.
Она изумленно вскинула брови.
– Интересно услышать, почему ему не стоит делать этого?
Я одарил ее яростным взглядом, но Сабрина выдержала его с достоинством.
– Подойдите сюда, на это стоит посмотреть.
Стоило прозвучать голосу Алана, как брови рыжей искусительницы сразу приняли расслабленное положение. Она подошла к Райдеру и встала в шаге от картины, на которую он указывал. Я, словно приклеенный, остановился рядом с ней.
Боже. От нее так потрясающе пахло, что мне хотелось зацеловать ее кожу, тереться об нее, чтобы пахнуть также. Этот запах уносил меня в какое–то особое место, куда я не пустил бы больше никого.
– Стэн, подойди, – раздался голос Алана. К нам подошел парень лет двадцати пяти. Его сильно вьющиеся волосы были зачесаны назад, одет он был в клетчатые брюки и белую рубашку.
– Сабрина, Конрад, познакомьтесь со Стэном. Сегодня для этой выставки я лично отобрал две его картины. Это – одна из них. Жемчужина вечера.
Мы обменялись дежурными приветствиями и обернулись к картине.
Сабрина задумчиво прикусила губу.
– Ее не мог нарисовать Стэн, – прямо сказала она. – Краски старые и кроме того внизу стоит подпись и дата.
Я взглянул на упомянутую подпись и заметил, что картину нарисовали в тридцатых годах девятнадцатого века, если это, конечно, подлинная работа.
Алан усмехнулся, Стэн подхватил его смешок.
– Эта картина была нарисована не Стэном, а его родственницей. Женщина, что изображена на полотне – Кэтрин Адамс. Рисовала, как ты уже могла заметить, Аманда Ривьера – дочь этой женщины, – поведал Алан.
– Семейная легенда гласит, что мы потомки Адамса. Одного из отцов основателей великой Америки. Аманда Адамс, – Стэн указал на подпись, где каллиграфическим почерком было написано имя Аманды, – происходила из богатой почитаемой семьи потомков основателей. Она отвергла любовь равного себе – очень уважаемого человека с благородной родословной, чтобы быть вместе с простым рабочим, к тому же, человеком в котором смешались испанская и индейская кровь. Отец отрекся от нее, но не мать. Кэтрин умерла от холеры, и в память о матери Аманда нарисовала эту картину.
– Это невероятно, – округлив глаза от восхищения, прошептала Сабрина.
Я не видел в этом ничего удивительного, обычная сказочка для впечатлительных дам.
– Поэтому картина жемчужина вечера, – дернув плечом, сказал Адам.
– И вы собираетесь продать ее? – удивилась она.
– Нет, разумеется, такое сокровище бесценно, – заключил он.
Я пропустил часть разговора, потому что разглядывал полотно, заметив там одну странность.
– Почему в краске… нитки? – непонимающе спросил я.
Сабрина подошла ближе и стала, как и я, рассматривать полотно.
– Это не нитки, Конрад, это волосы.
– Волосы?
Я обратил свой удивленный взгляд на Сабрину, а она взглянула на Алана и Стэна.
– Все верно. Волосы покойной Кэтрин Адамс, – пояснил Райдер.
– Ее дочь срезала волосы матери и добавила их в краску? – недоумевал я. Сабрина же не выглядела удивленной.
– В восемнадцатом-девятнадцатом веках так делали. Это было редкостью, конечно. А сейчас такие картины практически не встретить. Точно жемчужина, – сказала она.
– Но зачем помещать волосы умершего человека в краску?
– Никто достоверно не знает. Говорили, что так делали те, кто увлекался колдовством.
– Ведьмы? В девятнадцатом веке? Я думал, всех их сожгли в период Салема [1] , – усмехнулся я.
– Протестанты [2] дольше католиков [3] не хотели отрекаться от своей ложной идеологии, они казнили за колдовство и в девятнадцатом веке. Еще волосы могли помещать в краску, чтобы заточить душу покойного в картину и не расставаться с ним. Но я считаю, что это был способ успокоения собственной души, – пожала плечами Сабрина. – Расставаться с дорогими людьми, которых больше нет – всегда тяжело. Чтобы облегчить это, создать ощущение, что покойный не исчез, люди срезали волосы. Так вполне материальная часть человека оставалась со скорбящим по ушедшей душе.
– Волосы не так плохо, – вмешался Алан. – Известны случаи, когда люди могли использовать кровь умершего человека и даже зубы. Правда зубы предварительно нужно было измельчить или превратить в золу.
Сабрина взглянула на Стэна.
– Что случилось с Амандой?
– История имеет мрачный конец. Отец Аманды отрекся от дочери, начал преследовать молодую пару. Говорили, что они бежали в Европу, кто-то утверждал, что они осели на западном побережье. Картина же осталась у отца Аманды. В конце концов, он сошел с ума и повесился. Даже его дети верили, что это было наказание от матери. Она разгневалась на него за то, как он поступил с ее любимой дочерью.
– Прямо сюжет для фильма ужасов, – безразлично бросил я.
Стэн укоризненно взглянул на меня. Тот факт, что я не был сражен сказочкой, сильно возмущал его.
– Это просто семейная легенда, – фыркнул Стэн. – Никаких документальных подтверждений нет. Есть только картина и рассказ моей abuela [4] .
Я оглянулся и, наконец, понял, почему все картины, да и выставка в целом показались мне такими мрачными. Темой было колдовство, шабаш, ведьмы.
Проведя еще половину часа на выставке, я понял, что искусство не для меня. Вечер был откровенно скучным, если бы не присутствие одной очаровательной рыжеволосой дамы, я провел бы его куда интереснее. Кстати о ней. Сабрина практически не разговаривала со мной, явно чем-то обижена.
Когда Алан показал Сабрине всевозможные картины и познакомил ее с их авторами, он отвел ее в сторону.
– Думаю, нужно уделить время и делу, – чинно начал Алан.
Этого Райдера я знал не так хорошо, как Эзру, но в моменты подобные этому, понимал, почему Эзре так трудно держать контакт с братом. Алан терпеть не мог политику в любом ее виде. Такого как он можно назвать «незаинтересованным респондентом», ему одинаково плевать на то, кто будет стоять у власти, так как он убежден, что каждый из политиков, прежде всего, работает на благо себя и своей семьи. Эзра был категорически не согласен с этим, настолько, что держал дистанцию в общении с братом. Меня же не интересовали политические споры, я противоречиво относился к Алану только лишь потому, что он вел себя как высокомерный индюк.
Сабрина обратила все свое внимание на Райдера. Она нервно заламывала пальцы, и в какой-то момент мне пришлось стиснуть их своей рукой, чтобы она не сломала их вовсе. Но она не стала терпеть подобного, вырвала руку, даже не взглянув на меня.
Да что черт возьми происходит?
– Не буду томить, мне понравились твои картины. Но я хотел бы увидеть их вживую.
Сабрина закивала головой.
– Конечно. В любое время. Скажите куда их привезти.
– Я вполне могу заехать сам, если Конрад не против.
– Он не против! – так и не дав мне ответить, выпалила Сабрина.
Я бросил на нее укоризненный взгляд, но она даже не ответила на него.
– Через пару недель состоится моя новая выставка, последняя в этом городе, я хотел бы пригласить тебя поучаствовать в ней. Ты согласна?
Сабрина едва не подпрыгнула на месте.
– Да! Я буду рада поучаствовать в выставке!
И пока она была в состоянии полной эйфории от известия, Алан поспешил удалиться. Но проходя мимо меня, шепнул:
– Не стоит ревновать, я питаю страсть в первую очередь к искусству.
Если рассматривать Сабрину как одно из произведений искусства, то сейчас мне очень хотелось сделать так, чтобы Райдер не смог питать страсть больше никогда в этой жизни.
Пора узнать, почему она злится на меня.
[1] Имеется в виду охота на Салемских ведьм: судебный процесс, проходивший в новоанглийском городе Сейлем (Салем) с февраля 1692 по май 1693 года.
[2] Протестантизм – одно из направлений христианства. Состоит из различных течений и не имеет, в отличие от католицизма, единой церкви. К протестантизму относятся англиканство, кальвинизм и лютеранство, а также независимые конфессии — баптисты, пятидесятники, адвентисты, мормоны.
[3] Католицизм – одно из трех направлений христианства, признающее власть Папы Римского и епископов, особенно в установлении доктрины, ее передаче и организации богослужений и таинств.
[4] Abuela (с исп.) – бабушка.