Здравствуйте, я ваша мачеха Эмма.

Глава первая. Маленькая революция в большом поместье.

- Прошу внимания! - тонкий, словно писк издыхающего комара голосок Эммы очень сильно меня раздражал.

Я глядела на ее отражение в огромном зеркале висевшее в холле прямо перед лестничной площадкой на которой я сейчас стояла и безуспешно пыталась привлечь внимание собравшихся внизу многочисленных слуг.

Слегка поморщилась разглядывая хрупкую, достаточно высокую фигурку в черном, вдовьем платье. Не сомневаюсь, что настоящая Эмма гладко зачесала бы волосы и убрала их под уродливый чепец, который еще утром пыталась мне навязать высокомерная горничная. Но я терпеть не могла все головные уборы и даже зимой предпочитала ходить без шапки.

Сегодня мне хотелось бунта, как некой компенсации за то положение в котором я оказалась. По воле неизвестных мне, но несомненно обладающих изощренным чувством юмора богов, я была заперта словно в клетку в тело этой мямли и рохли. Ручки, как птичьи лапки, худое, высокое тельце. Хотя... Волосы шикарные, хоть в этом повезло. Тряхнула головой и залюбовалась переливами золотых локонов, которые словно радуясь отсутствию траурного чепца густой волной упруго подпрыгнули на щуплых плечиках, приятно защекотали спину своей невероятной тяжестью. Я поправила длинными, почти прозрачными пальчиками это шелковое великолепие и задумчиво застыла в ненужных именно сейчас размышлениях.

Уже прошло три дня с того момента когда я вынужденна была признать, что окружающая меня действительность, все эти горничные в форменных белых передничках, дворецкие в ливреях, бесконечные анфилады комнат и залов набитых призведениями искусства и дорогой мебелью, все это мне не кажется и не мерещится. Это тельце так отличающееся от моего знакомого и родного, этот голосок умирающего лебедя - вовсе моими не являются! И это не бред после черепно-мозговой травмы, которую я наверняка получила, когда упала с той высокой скалы, не реакция на препараты которыми меня лечат, не видения коматозного состояния. Нет! Все реально! Железобетонно реально!

Моя прошлая жизнь рассыпалась при падении, как и мое тренированное, сильное и любимое тело. Неотложные дела, срочные совещания помеченные в ежедневнике красными птичками и крестиками очевидно тоже разлетелись и канули в небытие. Даже неверный муж Гоша остался где-то там. Понять бы где... А сейчас время, словно сбилось с дороги, с такой ясной и понятной еще три дня назад. Задержалось в пути, замедлилось и стерло привычный ритм жизни обыкновенной начальницы следственного отдела полиции. Я с досадой хлопнула по холодному, белому мрамору балюстрады. " Вот, черт! Я же не успела сказать заместителю... Так стоп. Какому заместителю? Ты теперь Эмма Загряжская, в девичестве Хрящ. Наследница богатая, глупая и жалкая. Пора привыкнуть, что ты и время заплутали в лабиринтах ненужных воспоминаний, невыполненных обязанностей и призрачных надежд. Возврата к прежней жизни очевидно нет, а значит буду строить новую из подручных материалов.

Я тряхнула головой отгоняя липучие, назойливые мысли. Все! Надо привыкать к тому, что я теперь Эмма. Судя по информации из дневников, которые я читала все эти ночи, торопливо переворачивая пахнущие розой и лавандой страницы, по пренебрежительному отношению собственных слуг, по чудовищно глупым подписям поставленным под брачными договорами, девушка в " костюмчике" которой сейчас метались моя душа и сознание, была особой крайне нерешительной, болезненно-застенчивой, затюканной любимым, но достаточно жестоким самодуром папочкой.

Не успела Эмма схоронить и освободиться от гнета деспотичного, любящего только себя и свое несметное богатство папочки, как с головой нырнула в новую напасть. Она влюбилась! Влюбилась фанатично, до потери сознания в вдовца с двумя детьми, красавца и разорившегося аристократа графа Мартина Загряжского.Граф видимо был еще тот ходок. У скромницы Эммы практически не было шансов на его ответную любовь. Тогда глупышка просто купила своего кумира, героя всех ее любовных грез, вверила все свое огромное состояние в руки любимые и как я подозреваю не совсем честные. Граф Загряжский судя по всему был игрок, авантюрист и личность довольно мутная. Впрочем почему был? Утонуть-то он утонул, а вот трупа никто не видел... Это не помешало влюбленной Эмме сигануть со скалы. А возможно ее подтолкнула не только потеря любимого, а и потеря всего своего состояния. Последняя запись в дневнике расплылась от слез. " Мне нет места в этом жестоком мире!", написала она дрожащей рукой. Да, жалко конечно девочку Эмму, но себя мне жалко больше.

Завтра в поместье нагрянут новые хозяева, что бы забрать имущество почтенного Платона Хряща, за долги его неудачливого в карточной игре зятя. Вот жизнь шутница и баловница! Один всю жизнь копил и множил для того, что бы другой, чужой и пришлый промотал играючи. Вспомнив о долгах и визите стервятников, я встрепенулась. Мне необходимо быдо извлечь из сложившейся ситуации максимум выгоды. Пусть тело у меня чужое, но жить в этом мире предстояло именно мне, а не бедняжке Эмме.

Я обвела глазами толпу слуг столпившихся внизу. Приглушенно хихикали молоденькие и глупые горничные, которые надеялись, что их смазливые мордашки гарантируют им лояльность новых хозяев. Хмурились мужчины нервно теребя головные уборы. Им явно не хотелось возвращаться в ближайшую деревню, терять сытые и денежные должности и вновь становиться землепашцами.

Особняком держались уверенные в своей необходимости и нужности при любом смене режима работники кухни в белых фартуках и колпаках. Суетливо протирал круглые очки в тяжелой, роговой оправе управляющий. Его лысина покрылась испариной, а ноги нетерпеливо топтались на месте, словно он готовился к старту.

Я вглядывалась в лица пытаясь вычислить человека, которому поручено присматривать за всеми, беречь добро готовое перекочевать в чужие и загребущие руки. Мой план был простым. Надо сделать этих людей, что стоят сейчас внизу своими сообщниками, дать индульгенцию на разграбление поместья, только тогда мне тоже удастся улизнуть с набитыми карманами и неплохо устроиться в том доме с постоялым двором, документы на который я нашла в отцовском кабинете. Пусть этот дом находится у черта на куличках, где-то на севере, но по документам он принадлежит Эмме, а значит мне.

Глава вторая. У меня оказывается есть дети. Приходится менять планы.

Уже через час после моей пламенной речи, которая подстрекала людей к откровенному грабежу, мирное и спокойное поместье напоминало оживленный, растревоженный муравейник. Люди деловито суетились, озабоченно тащили какие то узлы, туго набитые мешки, наспех завернутые свертки, большие корзины из которых торжествующе торчали бутылки с маслом и вином, румяные окорока, темно-красные колбасы. В ужасе надрывались квохтаньем куры, вопрошающе гоготали гуси, где-то далеко на хозяйственном дворе истошно вопили испуганные свиньи, которые видимо не хотели покидать свой уютный хлев.

За оградой поместья столпились подводы прибывшие из соседней деревни и ржавые но достаточно крепкие и резвые мобили. Именно так здесь называлось все, что двигалось самостоятельно на четырех колесах. Обыкновенные машины, но их вид был несколько странным, словно они сошли с картинок сумасшедшего художника, который поклоняется стилю стимпанк. На мобили и телеги спешно укладывали мешки с углем, пахнущие свежей стружкой, сверкающие пронзительно желтой древисиной доски, гремевшие медными боками огромные кастрюли с кухни и прочую утварь.

Я тоже не теряла время даром. Путешествовать на лошадях, трястись на допотопной повозке мне явно не грозило. В огромном гараже стояли сверкая хромированными дисками и невероятными, фантастическими деталями, мобили всех цветов и размеров. Долго не могла решить, какой же мне больше подойдет для такого далекого путешествия. Изучив карту я поняла, что преодолеть огромное расстояние на мобиле мне будет под силу. Сейчас я находилась на южном полуострове. Виднеющееся внизу, за верхушками кипарисов море, скалистый ландшафт, темно-синие горы, все очень походило на привычный и любимый Крым, и называлось очень созвучно но немного коротко - Рым. До домика завещанного мне Агафьей Хрящ в холодной Сибирии, было почти четыре тысячи километров. Именно так гласила старая и потрепанная карта дорог, которую я нашла в бардачке темно-вишневого монстра, с виду напоминающего странную смесь довоенного, шикарного мерседеса с современным микроавтобусом.

Мне пришлось немного посомневаться, глаза разбежались от такого выбора. Но все же я решила остановиться именно на этой модели, мне она показалась надежной и вместительной, к тому же мобиль стоял ближе всех к выезду из огромного гаража и ключ зажигания лежал на виду, на отполированной, сияющей мягким блеском деревянной панели.

Подняв повыше подол черного платья, поспешила в дом, грузиться мне предстояло самой. Мои так называемые слуги были заняты банальным грабежем. Потные лица, растрепанные волосы, блуждающие в поисках очередного трофея глаза, делали их похожими на одержимых зомби.

Стараясь не наступить на осколки разбитой вазы я птицей взлетела на лестницу и на повороте столкнулась с управляющим. Увидев меня мужчина обрадовался.

- Госпожа Эмма, там из города гости приехали! - его голос хрипел от поспешного шага, а руки что-то быстро спрятали за сутулую спину.

У меня даже дух перехватило от такой новости. Единственная мысль о том, что сама не успела скрыться и подставила людей сверлила мой мозг.

- Как приехали? Уже? Должны же завтра, - прошелестела я пересохшими губами.

Управляющий даже подпрыгнул от моих слов, пугливо озираясь по сторонам, словно пытаясь обнаружить врага, он попятился от меня.

- Вы не тех гостей вспомнили, госпожа Эмма. Чур на вас, чур! Там приехали из пансионата, привезли детей графа Загряжского. Его светлость с оплатой просрочили, вот их и привезли. Если вы брать опеку над сиротами не захотите, значит их того..., - мужчина запнулся и стыдливо отвел глаза в сторону.

- Что того? Ликвидируют? Убьют? - взволнованно предположила я. Кто знает каким образом поступают в этом мире с ненужными детьми.

- Да, типун вам, на ваш язычок, госпожа Эмма! В сиротский приют их отправят. Впрочем вы правы, там медленно, постепенно убивать будут, - мужчина сверкнул стеклами очков и гаденько захихикал.

- Послушайте, как там вас э-э-э, - я нетерпеливо щелкнула пальцами.

Управляющий с удивлением взглянул на меня, сокрушенно покачал лысой головой.

- Так Густав Карлович, я. Управляющий ваш..... был, - в голосе мужчины прозвучала вселенская грусть.

- Ну, да. Ну, да - Густав Карлович, запамятовала, что-то, - растянула я губы в фальшивой улыбке. - Так вот уважаемый Густав Карлович, что вы там за спиной прячете?

Управляющий вздрогнул, пожал плечами и вынул из-за спины скрипку. Он посмотрел на нее словно видел в первый раз и хмыкнул.

- Скрипочку вот сыночку прихватил. Сыночек у меня любит музыку всякую. Вы же сами госпожа Эмма разрешили, - он посмортел на меня прозрачно-голубыми, честными-честными глазами.

Приглушенно и благородно сияя старым лаком, изящно изогнувшись совершенной формой, моему взору явилась скрипка. У меня даже слюни потекли. В скрипках уж я разбиралась. Мои родители были музыкантами. Отец преподавал в консерватории, а мама в молодости была довольно известной скрипачкой. Они очень расстроились, когда я не пошла по их стопам, не продолжила династию музыкантов, а выбрала юридический факультет, а затем стала работать в полиции. Папу очень обижал тот факт, что я талантливая и перспективная скрипачка, играла лишь для мужа Гоши на семейных праздниках.

- Скрипку старые мастера делали, думаю, что пиликать ваш сын может и на другом инструменте!

Мгновенье и драгоценный инструмент оказался в моих руках. Я нежно погладила теплый, словно принадлежащий живому существу бок, провела пальцем извлекая вхлипнувший звук по струнам. Требовательно протянула руку к мужчине.

- Смычок!

- Что? - не понял он.

- Смычок отдайте, Густав Карлович, - в моем голосе звучала сталь.

- Так вот он, пожалуйте! - с досадой крякнул управляющий.

Оглянувшись по сторонам, я направилась к круглому столику, сдернула с него синюю шелковую скатерть с голубой бахромой и бережно, словно ребенка завернула в нее скрипку.

Сравнение скрипки с ребенком, вернуло меня к другой проблеме. Я обернулась к мужчине, который обиженно сопел и фыркал, словно большой и абсолютно лысый ежик.

Продолжение второй главы.

Я увидела их сразу же, как только вышла на мраморное крыльцо у парадного входа. С моего ракурса живописная компания расположившаяся внизу, в обрамлении двух белых колонн, смотрелась как праздничная глянцевая открытка.

На переднем плане теснились чемоданы, добротные и кожаные, с блестящими на солнце золочеными замками и пряжками они, словно сошли с рекламного плаката о путешествиях. Возле горы чемоданов стоял небрежно засунув одну руку в карман темно-синих вельветовых брюк, черноволосый и кудрявый мальчишка, на вид лет двенадцати. Его вторую руку крепко сжимала девочка лет пяти, такая же кудрявая и черноволосая. Кружева нарядного голубого платья, трепетали от легкого ветерка, огромный белый бант был похож на гиганскую бабочку, которая устала летать и уселась отдохнуть прямо на прелестную детскую головку. Позади стояла молодая женщина. Платиновые волосы уложенны в идеальную "ракушку", белая блузка в меру обтягивает высокую грудь, тоже заслуживающую звание идеальной. Надо ли говорить, что в компанию этих " идеальностей" записались и стройные бедра под тонкой тканью серой юбки, и ножки в белых туфельках на высоких каблучках. Всем своим обликом она вдруг напомнила мне Мэри Поппинс, потерявшую где-то свой знаменитый зонтик. Завершал композицию большой, черный мобиль стоящий немного в стороне, он являл собой причудливую смесь гоночного автомобиля и разукрашенной серебряными позументами кареты конца позапрошлого столетия.

Проворный управляющий уже спустился с крыльца и приветствовал наших нежданных гостей.

- Я рад видеть вас, несравненная Аврора Аркадьевна, рад видеть, - плотоядно урчал он целуя идеальную ручку в короткой, кружевной перчатке.

Аврора Аркадьевна снисходительно-насмешливо улыбалась, красиво морщилась, но ручку свою не отнимала.

Когда мне надоело в третий раз слышать фразу " Я рад видеть вас, несравненная Аврора Аркадьевна", я решила, что сейчас как раз настал мой выход.

- Я тоже рада, видеть вас и..., - немного запнулась пытаясь вспомнить, упоминались ли имена детей Загряжского в дневниках Эммы.

Огорченно вздохнула. Нет. Эмма писала только о своей любви и о своих страданиях, о детях там не было ни одного слова.

Поняв причину моего замешательства мальчик гордо задрал острый подбородок и посмотрел на меня, словно на ничтожное насекомое.

- Меня зовут, Лиза, - радостно защебетала девчушка и присела скрестив загорелые, крепкие ножки в белых носках и синих туфельках.

Брат сердито дернул ее за руку и Лиза смущенно опустила взгляд голубовато-зеленых глаз. Из-под длинных, черных ресниц крупным бриллиантом скользнула слеза.

Идеальная Аврора Аркадьевна, нахмурила брови-ниточки и протянула девчушке носовой, снежно-белый платок.

- Елизавета, не вежливо влезать в разговор взрослых, - ее накрашенный красной помадой рот ласково улыбался, а голубые глаза были холодны, словно у замороженной акулы.

- Эмма Платоновна, я прошу прощения, но ваш покойный супруг не успел оплатить проживание и обучение Александра и Лизы в нашем пансионате. Я, как директор этого заведения очень огорчена такими обстоятельствами. Конечно мы благодарны за ваши щедрые пожертвования, за постройку нового корпуса и за другие подарки, - Аврора Аркадьевна вдруг запнулась, порозовела и невольно поправила длинную нитку крупного жемчуга на точенной шейке. - Мартин Григорьевич, был необыкновенным человеком...

Она замолчала подбирая слова, а я усмехнулась. Кем же ты был Мартин Загряжский? Любящим отцом? Обаятельным, любвеобильным красавцем разящим женские сердца? Ловким альфонсом и прожигателем жизни? Мне уже этого не узнать, но твоих детей я не брошу, хотя бы потому, что ненавижу подлость во всех ее проявлениях.

- Аврора Аркадьевна, не надо лишних слов. Дети конечно же останутся под моей опекой. Ведь им грозит приют, не смотря на заслуги и щедрость моего мужа?

Женщина посмотрела на меня пристальным, оценивающим взглядом. Так смотрит успешная любовница на неудачницу жену. Этот взгляд был мне очень знаком. Так смотрела на меня любимая женщина Гоши, когда просила отпустить моего мужа. Я своего отпустила, а вот Эмме удалось избежать подобной просьбы. Впрочем граф Загряжский ушел не к любовнице, а значительно дальше, в небытие.

- Вот это, как я понимаю вещи детей? - я обвела руками гору нарядных чемоданов. - Прошу тогда отдать их документы, и можете быть свободной Аврора Аркадьевна.

Женщина замерла, затем фыркнула и резко протянула мне кожаную, светло-коричневую папку, которая лежала поверх одного из чемоданов.

- Здесь все! - отчеканила она ровным голосом.

Хлопнула дверца черного мобиля, мягко взревел мотор. Помесь гоночного болида с каретой, резко сорвалась с места и скрылась за длинной, пестрой клумбой.

- Она даже не попращалась с нами! - изумленно всхлипнула Лиза.

- Нужно нам ее прощание, как прошлогодний снег, - совершенно неприлично сплюнул себе под ноги чернявый Александр.

- Не плюй на траву Шурик, она может обидеться. Густав Карлович помогите с чемоданами, как я понимаю слуг нам сейчас не найти. Лиза, детка возьми этот сверток, только осторожней там скрипка, а ты Александр надеюсь сможешь управиться с двумя вот теми кофрами, - я решительно подхватила ближайший баул и двинулась в сторону гаража.

Мальчик растерянно оглянулся в сторону дома.

- Мы, что уезжаем? Как там тебя... Эмма? Я и Лиза хотим есть и пить, уже время обеда, надо распаковывать вещи, покажи нам наши комнаты! - капризным голосом загудел Александр.

Я остановилась швырнула тяжеленный баул на газон и пнула его ногой.

- Вот именно уже время обеда, а у меня еще ничего не подготовлено!!! Завтра этот дом нашим уже не будет. Спасибо твоему папочке, постарался проиграться в пух и прах! Если не хочешь в приют Шурик, то будь добр помогай мне! Кстати, как ты относишься к Сибирии?

Мальчик растерянно замер, заморгал прозрачными, как аквамарин голубовато-зелеными глазами.

- Сибирии? Ну, там холодно...,- пробормотал он и пожал острыми плечами.

Глава третья. Синие кристаллы.

Ночное шоссе было на удивление пустым. Изредка нас обгоняли ярко сияя фарами, такие же поздние путники, как и мы. Мобиль мягко катился по ровной дороге. Я уже почти привыкла к своему монстру, и ощущала его как очень мощное, послушное транспортное средство. Радовалась, что выбрала именно его.

Дети спали под мерный шелест дороги и бархатное урчание мобиля. Лиза что-то неразборчиво бормотала во сне. Беспокойно ворочалась в ворохе одеял которые в торопях, толстой кипой были заброшенны на задние сиденья.

Александр категорически отказался перебираться назад в уютное и мягкое гнездо из одеял. Он уже несколько часов мужественно боролся со сном. Отчаянно, громко зевал, тряс головой прогоняя сон и шелестел оберткой очередной конфеты. Из этого соревнования сон вышел победителем и мальчик тихо засопел откинув голову на мягкую спинку кресла.

Я тоже чувствовала себя очень уставшей, словно за прошедшие сутки я прожила целую неделю без отдыха и сна. Не успела принять решения съехать на обочину дороги и дождаться утра, как мобиль замедлил ход, чихнул, вздрогнул и стал двигаться рывками, словно подавился чем-то очень большим. Видимо он тоже устал или же кончился бензин.

Мысль о бензине заставила меня вздрогнуть. Я покрылась холодным потом, когда поняла, что в суматохе поспешных сборов я совсем забыла проверить бензобак. Выругавшись матерным словом, опасливо покосившись на крепко спящего мальчика, я резко свернула на обочину. Посидела размышляя над неприятной ситуацией и решив, что утро вечера мудренее, открыла дверь и вышла наружу.

Запах дикой лаванды, словно стекал вниз с темно-синих склонов гор. Вокруг нас сомкнулась ватным одеялом тишина. Круглая луна кутаясь в клочья прохладного, серовато-белого тумана, как в побитую молью, старую шаль опускалась к горизонту все ниже и ниже. Мелкий кустарник суетливо ютился на пустынной, каменистой равнине усыпанной большими камнями. Между камней густо росла темная, бурая трава.

Повинуясь приказу мочевого пузыря, я прошла несколько метров подальше от мобиля. За небольшим поворотом, в стороне от дороги темной глыбой виднелась скала, а возле нее горели оранжево-красные огоньки костров. Приглушенно, издалека слышалось конское ржание, переборы гитарных струн. Ветер доносил обрывки разговоров и смех. Запах лаванды нагло потеснили запахи жаренного мяса, паленого пера и подгорелой каши.

Я настороженно, подозрительно застыла, размышляя над тем какую опасность может принести такое соседство. Вряд ли это были мирные туристы. Скорее всего совсем рядом расположился на ночлег цыганский табор. Люди они не самые надежные, но потерпеть их до утра можно. К тому же иного выхода у меня сейчас не было.

Вернувшись к мобилю, я проверила под ковриком наличие оружия. "Вот про бензин забыла, а оружие пропусть не могла! " - сердито бурчала я себе под нос, пытаясь поудобней устроиться на широком кресле. Стянув с заднего сиденья одно их пуховых одеял, я укрыла им Шурика и накрылась сама. Заблокировала все двери, немного полежала разглядывая круглую, ехидно улыбающуюся луну и незаметно для себя заснула.

- Просыпайся Эмма, вставай соня! - разбудил меня веселый, мальчишеский голос.

От неожиданности я резко подскочила и тихо охнула. Онемевшие от неудобного положения мышцы не желали так просто просыпаться и отозвались недовольной, тупой болью.

Очень осторожно, как дряхлая старуха вылезает из горячей ванны. я вывалилась из мобиля.

Солнце поднялось уже высоко, и сияло ослепляя глаза. Александр и Лиза сидели на большом камне, ветер весело игрался с множеством ярких фантиков от съеденных конфет.

Мне стало стыдно. Конфеты вроде бы, совсем не то, что должны есть на завтрак дети. Словно подтверждая мои мысли со стороны цыганского табора донеслись аппетитные запахи свежих лепешек.

- Эмма, мы съели почти все конфеты, но ты пожалуйста не волнуйся, мы и тебе немного оставили, - голосок Лизы похожий на щебет маленькой птички прозвучал совсем близко.

Девочка уже стояла рядом со мной. На протянутой, раскрытой ладошке лежала слегка подтаявшая, надкусанная шоколадка.

Я приняла этот простодушный дар. Что-то теплое вдруг заворочалось в груди, а на глаза к моему большому удивлению навернулись слезы. Слезы!!! Да, я не плакала с тех самых пор когда в шестилетнем возрасте упала с лошадки на каруселях. Родители всегда называли меня "стойким оловянным солдатиком."

Интересно, это я плачу или так действует на меня отчаянная плакса Эмма?

Александр был более сдержан.

- Эмма почему мы стоим? Тебя не беспокоит, что ты кажется выбрала не очень удачное место для стоянки. Посмотри, вон там расположился цыганский табор, - он махнул рукой в сторону наших соседей.

- Послушай, Шурик...

Я не успела договорить, мальчик вскочил с камня и швырнул горсть фантиков себе под ноги.

- Не надо называть меня Шуриком! Так звал меня только папа! А ты Эмма, нам просто мачеха, бестолковая и глупая мачеха! - он громко кричал и топал ногой.

- Хорошо, как скажешь Александр, - намеренно равнодушно сказала я. - Как тебя называть это не самое главное на данный момент. Твои слова справедливы, я действительно очень бестолковая тетка. Видишь ли, я совсем не позаботилась о том, что бы вчера проверить наличие бензина в бензобаке, и кажется мы здесь плотно застряли.

Мальчик прекратил свою истерику и с интересом взглянул на меня.

- А, что такое бензин? - спросил он с любопытством.

- Бензин, это еда для машины. Его заливают в бензобак и поэтому она двигается, - проговаривая слова почти по слогам, медленно объяснила я вредному скандалисту.

Александр на минуту замер. Сдвинув брови он думал над полученной информацией.

- Не знаю Эмма, что такое машина. Готов поверить тебе, что именно ее можно заправлять этим таинственным бэ-энзином, но каждый ребенок знает, что мобили работают на синих кристаллах. Их заряжают на зарядочных станциях специальными устройствами. Существуют конечно люди которые могут заряжать кристаллы, но их очень мало.

Продолжение третьей главы.

Я чуть было не пропустила тот небольшой изгиб дороги за которым темной громадой возвышалась одинокая скала. Мелкие камешки испуганно брызнули из-под колес, всхлипнул ветками умирающий кустарник, упала раздавленная буро-зеленая трава. Мобиль словно дикий зверь, рыча и захлебываясь, на всей скорости пожирал пространство разделяющее нас и Лизу.

Мы успели как раз вовремя. Было видно, что табор в большой спешке собирался покинуть стоянку.

Тлели тускло-красные угли в сером бархате пепла залитых водой костров, деловито сновали люди наспех собирая свои нехитрые пожитки, трепетали от ветра разноцветные. потрепанные кибитки. Торопливо обгладывали кости оставшиеся от недавней трапезы худые собаки.

- Александр,возьми винтовку под вашими чемоданами, и держи на прицеле тыл. Ты знаешь, что такое тыл? - ласково, что-бы еще больше не испугать бледного мальчишку, спросила я.

- З-знаю, Э-э-это пространство позади нас, - он заикался, острый подбородок дрожал.

- Молодец, Александр! Ты главное ничего не бойся. И не вздумай сомневаться когда придется нажимать на курок. Я, в тебя верю, ты храбрый, ты справишься. Ведь мы с тобой команда? - я обернулась к нему и подмигнула.

Мальчик что-то пытался сказать мне в ответ, я его уже не слушала. Гладкое тело огнестрельного монстра холодной рыбиной скользнуло мне в руки, как только я отвернула угол каучукового коврика. Я не знала насколько надежно это оружие, но выглядело оно достаточно внушительно. Как и все в этом мире оно представляло собой жуткую смесь дуэльного пистолета и революционного маузера.

Я сжала его покрепче и машинально отметила, что слабые и хрупкие руки Эммы, долго его не удержат. Значит надо всеми силами уходить от боя, призвать на помощь всю свою интуицию и практику ведения переговоров с бандитами. Там конечно, как уж пойдет, но без Лизы мы не уедем.

Покинув уже готовые тронуться в путь кибитки к мобилю спешили черноволосые и смуглые мужчины. Они возбужденно переговаривались, жестикулировали руками. Словно у хищных зверей сверкали белым оскалом зубы, хлопали по голенищам сапог короткие кнуты. Между ними сновали босоногие мальчишки, а женщины в ярких, пестрых одеждах выжидательно застыли возле запряженных повозок.

Я тоже застыла возле нашего мобиля и неотрывно, глаза в глаза смотрела на мужчину который возглавлял это агрессивно настроенное войско вооруженное кнутами.

Мужчина был молод, красив и выглядел крайне самоуверенным. Значит должность вожака досталась ему совсем недавно. Не приобрел он еще нужной мудрости и хитрости, изворотливости необходимой для ведения щекотливых дел.

Я немного расслабилась, возможно и удастся мне выграть это сражение бескровно, благодаря одной лишь дипломатии. Невинный вид Эммы играет мне сейчас на руку. Противник уже уверен, что окажется победителем слабой девушки и двух детей. Выдохнув я спрятала оружие за спину и уже спокойно поджидала толпу хищников в человечьем обличьи.

Не доходя с десяток метров толпа остановилась, замерла словно по команде, и лишь вожак скользящей походкой хорошего танцора приблизился ко мне почти вплотную.

Черные, бархатные глаза смотрели насмешливо. Черты лица были тяжеловатые, но правильные. Я бы сказала, что это были очень красивые черты лица. Над высоким, гладким лбом аккуратными волнами были уложены иссиня-черные волосы. Мелкие, блестящие пуговицы белой рубашки были небрежно расстегнуты и обнажали слишком густую поросль черных волос. Это выглядело так, словно черного барана вдруг решили нарядить в человеческую одежду.

Я не смогла сдержать улыбку и наверное допустила ошибку. Самоуверенный мачо принял мою улыбку за заигрывание.

Он наклонился ко мне и жарко зашептал на ухо.

- Ну, что красавица нравлюсь? Таким беленьким цыпочкам всегда нравятся парни вроде меня. Может тоже решишь остаться в моем таборе вместе с девчонкой? Будешь за ней приглядывать, пока лет через пять я возьму ее в жены. Поверь белоснежка, ты не будешь в обиде, сил у меня хватит на нескольких жен.

Мужчина шептал достаточно громко, что-бы его слова услышала толпа позади нас.

Громкий хохот был тому подтверждением. Грубые шутки, улюлюканье и неприличные советы заставили меня морщиться от отвращения.

Вожак горделиво улыбаясь обернулся к своим людям, но тут же вздрогнул от негромкого звука взведенного курка. Дуло пистолета ласково и мягко уткнулось ему в кудрявую грудь, как раз с левой стороны.

- Я бы с удовольствием осталась с тобой, мой мохнатый красавчик, но увы, сейчас сюда нагрянет полиция. Я успела доехать до ближайшей зарядной станции и сообщить о похищении ребенка. Знаешь ведь, что за такое бывает? Боюсь, что весь твой табор много лет не сможет быть вольным.

Красивое лицо мужчины заметно побледнело. На гладком лбу выступила испарина, влажно заблестела в лучах яркого солнца.

- Ты врешь! - проблеял он, и сейчас был действительно похож на испуганного барана.

- А, ты проверь! Возможно ты хочешь не мучиться в тюрьме, и готов полить своей кровью эту чахлую травку? Промахнуться с такого расстояния мне будет очень трудно.

Мужчина повернул голову и что-то крикнул своим людям на незнакомом мне языке.

- Переведи! - потребовала я, с силой вжимая дуло пистолета в волосатую грудь.

- Я приказал привести сюда девчонку, она не годится мне в жены.

Воздух вокруг нас стал густым и горьким, секунды зависли в прянной смеси страха, ожидания и надежды.

Я не смотрела на толпу, все мое внимание было сосредоточенно на мужчине и оружии в моих руках, которые начинали подрагивать от тяжести пистолета.

Наконец раздался звонкий голосок Лизы.

- Эмма, я уже нагостилась в кибитке! Посмотри, что мне подарили Эмма!

Не оглядываясь назад, я закричала мальчишке, точно зная, что он выполнит мой приказ.

- Александр, возьми Лизу и садитесь в мобиль!

По звукам захлопнувшихся дверей, я поняла, что дети уже сели.

Мгновенно опустила оружие вниз и выстрелила в голенище начищенного до блеска сапога. Яростный крик боли провожал меня, пока я запрыгивала в мобиль. Послушный темно-вишневый монстр рванул с места, резко развернулся и понесся к дороге.

Глава четвертая. Невероятно теплая встреча.

Наше дальнейшее путешествие особых сюрпризов не принесло. Пару раз меня пытались обмануть при расчете за обед в придорожных трактирах. Один раз в нашу комнату, которую мы сняли, что-бы выспаться с удобствами, ломился какой-то пьяный постоялец. Он быстро изменил свои планы когда я окатила его ледяной водой из тяжелого, фаянсового кувшина для умывания. Его упрямый лоб наверное еще долго хранил багровый след, оставленный все тем же кувшином.

Чем дальше мы отъезжали от южного полуострова, который нежился в теплых объятиях ранней осени, тем холоднее становился воздух. По мере приближения к конечному пункту нашего длительного путешествия ветра становились злые, леса густые, а люди неприветливые.

К дому Агафьи Платоновны Хрящ, мы подъехали уже в глубоких сумерках. Ранний снежок мерно сыпался из из прохудившейся прорези темно-синих, холодных небес. Мрачно шумели высокие сосны и ели, дом темной громадой едва различался на фоне насупившегося, неприветливого леса. Дорога по которой мы приехали вела дальше в большой и густонаселенный по здешним меркам город.

Мы едва не проскочили мимо Агафьиных владений, но в последнюю минуту, высокий дом и строения вокруг него, словно выпрыгнули из мрака и затрепыхались пойманные в золотую сетку света, щедро льющегося из фар мобиля.

Пришлось спешно тормозить. Дорогу к вечеру покрыло тонкой корочкой льда, мобиль потерял равновесие, заскользил, как подвыпивший человек и с громким треском протаранил довольно крепкий, деревянный забор.

Доски, словно выбитые крепким кулаком в пьяной драке зубы, посыпались в разные стороны, а мобиль влетел на запорошенное снегом обширное подворье и остановился.

Звонко затявкал щенок Лимон, получивший свою кличку за светло-рыжую, почти желтую шерсть, которая обнаружилась после того, как мы с детьми его искупали. Испуганно вскрикнула проснувшаяся Лиза, тихонько сквозь стиснутые зубы выругался Шурик и мгновенно прикрыл ладонью рот, под моим строгим взглядом.

Приказав детям пока сидеть в мобиле, я вывалилась наружу. Саднил ушибленный о стекло лоб, от серьезой травмы меня наверное спасла меховая шапка, купленная вчера на придорожной ярмарке. Хорошо, что Шураик в этот раз спал на заднем сиденье, сражаясь за место с Лизой.

Я огляделась вокруг. Обширный двор кое-где порос диким кустарником. Большой и высокий, двухэтажный дом стоял в глубине двора недружелюбно нахохлившись.

Длинное одноэтажное строение было совсем рядом, в его окнах неожиданно вспыхнул желто-оранжевый свет. Послышался глухой лязг открываемых замков и распахнулась тут же подхваченная порывом ветра большая, тяжелая дверь. На высокое крыльцо выкатилась круглая фигура в тулупе и с ружьем целящимся куда-то в небо.

- Стой, где стоишь, ирод! - приказал мне визгливый женский голос, а затем завопил оглушительной сиреной. - Да, что же это делается, люди добрые! Ездять тут всякие, заборы ломають! Вот как дробью всыплю тебе в задницу, до весны сидя кушать не сможешь!

Злобная тетка стояла на крыльце, топала ногами обутыми в высокие валенки и вопила, словно иерихонская труба.

Она наверное еще долго бы грозила мне и моим предкам до десятого колена всеми карами небесными, но слушать такие складные проклятия мне становилось все холодней. Пронзительный ветер сбивал с ног, желудок требовал горячего ужина, а тело мечтало о мягкой, пускай и холодной постеле, к тому же сильно ныл ушибленный лоб.

- Послушайте, уважаемая! Мы приехали и хотим спокойно переночевать. Сейчас на дворе ночь, если вы заметили! - в свое обращение к злобной фурии, я постаралась вложить все свое миролюбие.

Услышав тонкий и нежный девичий голосок, тетка на миг прекратила изрыгать угрозы. Но благостная тишина длилась недолго.

- Проваливай отсюда, девка! Мы на ночлег не пускаем. Знаем мы таких, прикинутся овечкой, а потом с моим мужем на сеновале милуются! В город поезжай, тут уж недалеко осталось. Ездють тут всякие фифы, заборы ломають! - опять начала заводиться тетка.

Мне стало смешно, я представила, как прошмыгну в дом и с места в карьер примусь соблазнять незнакомого мужика.

- Так сеновал снегом уже замело, ваш муж в полной безопасности! - выкрикнула я и захихикала.

Мой смех явно тетке не понравился.

- Давай, давай проваливай я сказала! Еще на смех, она меня подымать будет! - опять распалялась женщина.

Мне уже порядком надоел этот концерт и я вздохнув открыла дверь мобиля, достала из под коврика привычным жестом оружие.

Женщина видимо в душе была артисткой, свое выступление даже перед такой малочисленной публикой, она прерывать не собиралась. Под злобную но складную теткину речь, я добралась до высокого крыльца.

Видимо заезжая девица ей особого страха уже не внушала и поэтому тетка подпустила меня слишком близко. Она запнулась на полуслове, когда холодное дуло нырнуло под сбившийся от жарких речей и выразительных жестов, пуховый платок.

- Уважаемая, как вас по имени и отчеству?

Я изо всех сил старалась, что-бы мой голос звучал мирно и ласково.

Тетка вздрогнула, громко ойкнула и выронила из рук ружье.

- Екатерина Васильевна, - хрипло просипела она, словно вдруг подавилась сырой картошкой.

- Екатерина Васильевна, Катя, - задушевно начала я беседу. - Послушайте Катя, я приехала сюда не на ночлег проситься. Я приехала сюда, как хозяйка. Наследство мне досталось от тетушки покойной, Агафьи Платоновы Хрящ. Вы ведь, Екатерина Васильевна, знали такую?

Тетка согласно закивала головой и промычала что-то неразборчиво. Очевидно запас слов она уже израсходовала.

- А теперь вопрос, Катя. Что вы тут делаете? Почему живете в чужой собственности в обход закона? Может быть мне стоит съездить за полицией? До города, совсем близко, сами ведь говорили.

Я по опыту прошлой жизни знала, что такие злые и многословные тетки, больше всего на свете боятся разбирательств с полицией и законом.

- Так вы дочкой Платона Платоныча будете? Что же вы сразу то не сказали? Сейчас побегу, мужа разбужу, мы дверь то в дом хозяйский откроем, печку да каминчик в большом зале растопим, ужином горячим гостьюшку дорогую накормим, чайком с медом напоим! - запричитала ласковой скороговоркой Екатерина Васильевна, еще минуту назад бывшая злобной теткой.

Глава пятая. Сладкие Хрящики.

Проснулась я рано. В огромной "зале", как вчера назвала эту комнату ставшая вдруг вежливой и ласковой Екатерина Васильевна, было уже тепло.

Тлели в камине дрова, вдруг изредка вспыхивая яркими языками пламени. Их отчаянные, смелые попытки вновь разгореться и не погаснуть, тут же ловили старинные изразцы, отображая в своих белых выпуклых поверхностях желто-оранжевые всполохи.

Робкий серый свет проникал в частые, но не слишком большие окна и выхватывал из сонной пелены контуры темной, громоздкой мебели. Белыми, пугающими привидениями кружились вокруг стола, заботливо укрытые чехлами стулья с высокими спинками.

Золотыми искрами в такт изразцам вспыхивали завитушки на резной и тяжелой раме, которая обрамляла огромную картину висевшую над камином. Кажется там был нарисован чей-то портрет.

Мой рот не успевал закрываться от сладких, протяжных зевков. Ноги словно ступали по холодному льду, когда я пересекала большую комнату направляясь к камину. Если сейчас не подбросить дров в его черное жерло, то слабые сполохи огня грозились потухнуть.

Щедро подброшенные березовые поленья сухо застучали, словно кастаньеты испанской танцовщицы и тут же вспыхнули ярким красным пламенем. Оно взметнулось и озарило комнату.

Я вскинула руки и с хрустом потянулась, радуясь теплу и надежной крыше над головой, чувствуя себя отдохнувшей и полной сил.

Вдруг вздрогнула от ощущения пристального, изучающего взгляда. Кто-то явно меня рассматривал сверху.

Я отступила два шага назад, задрала голову, растерянно подняла глаза и оторопела.

На огромной картине была изображена женщина. А само полотно возможно принадлежало кисти очень талантливого художника. У меня создалось впечатление, что картина освещается не пламенем бушующим в камине, а своим собственным, внутренним светом, словно за полотном мерцала дюжина свечей.

Фигура на картине была изображена вполоборота, сидящей за круглым столом, покрытым тяжелой, бархатной скатертью.

Лицо женщины было мне очень знакомо. Через секунду я поняла где ее видела совсем недавно. Это было лицо Эммы, к которому я уже привыкла и постепенно начинала счититать своим.

Только на картине Эмма была старше лет на сорок и тяжелее килограммов на пятьдесят.

Густые волосы цвета переспелой пшеницы заплетенные в толстые косы, уложены вокруг головы роскошной короной. Черные глаза под соболиными бровями смотрят кажется в душу, а крохотная родинка над верхней губой, кажется сейчас дрогнет от едва сдерживаемой улыбки.

Я машинально дотронулась до своей родинки над верхней губой и отдернула руку. Мне показалось, что женщина на портрете насмешливо выгнула бровь. От этого движения дрогнула серьга в ее маленьком ушке, затрепетала золотой дужкой отбрасывая красным камешком розовые отблески на раскинутую колоду карт, тщательно и детально прописанных. Или это был отсвет горящих, березовых дров в камине?

Агафью Платоновну, а это несомненно ее портрет украшал главную комнату в доме, художник изобразил раскладывающей пасьянс на зеленом бархате вышитой скатерти. А возможно женщина гадала на картах?

В этих тонкостях я не рабиралась. В моей семье ценились шахматы и логика, а не сомнительное везение в карточной забаве, именно так называл все карточные игры мой отец. Он хоть был человеком творческим, но поклонялся философии разума и закономерности. Видимо именно эти качества он передал мне по наследству и подтолкнул к работе в полиции. Хотя сам был против нее.

Вспомнив о своей настоящей семье, в которой фамилия Хрящ, была бы просто немыслимой, я тряхнула головой избавляясь от минутного морока.

- Логика и еще раз логика, вот девиз трезвомыслящего человека, - пробормотала я себе поднос. - Хотя надо признать, что художник написавший этот портрет, был не просто талантливым, а супер гениальным.

Я старалась говорить беспечно, что-бы не дрогнул голос, не задрожал испуганно.

Агафья Платоновна на портрере казалось выслушала меня внимательно, слегка наклонила голову и опустила глаза на зеленую скатерть, где в сложном узоре разместились карты. Затем она едва заметно подтолкнула одну из них своим длинным, унизанным перстнями пальцем.

Я икнула от неожиданности, но к карте присмотрелась. На гладком, почти настоящем кусочке картона, победно и нагло улыбался бубновый король.

Продолжение пятой главы.

- Что ты хочешь мне этим сказать, моя дорогая тетушка? Не будем притворяться, ты мне просто мерещишься из-за того, что вчера я сильно приложилась лбом о стекло мобиля. Вон на нем даже шишка уже проклюнулась, - я потерла рукой лоб, ощутив под пальцами приличную "гулю", потрясла головой. - Слушай, а может быть вчера эта злобная Екатерина, мне что-то в чай подмешала?

Я отступила еще один шаг назад, что бы лучше рассмотреть портрет и стыдливо хмыкнула.

Портрет, как портрет. Не самого лучшего качества. И почему я решила, что это шедевр гениального художника? Обычное творение местного мазилки.

- Все же ты нарисованная... Блики из камина наверное виноваты. Причудливая игра света и тени. Огонь колеблется, ты двигаешься...

Я резко оборвала свою речь, так как осознала, что разговариваю с портретом!

От звука моего громкого голоса проснулся Лимон, он весело затявкал и смешно перебирая лапками по пыльному, но все еще скользкому паркету подбежал ко мне. Маленький, холодный и мокрый нос ткнулся мне в босую ногу. Толстенький, откормленный в дороге, светло-рыжий клубок шерсти, завертелся волчком требуя взять его на руки.

Я уступила его радостному напору и подняла повыше, поднесла к портрету. Мне хотелось узнать, как щенок отнесется к загадочному полотну. Говорят, что животные видят больше чем мы. Мысль конечно была глупая, но от чего не попробовать? Вдруг все было реальным, и тетенька на портрете двигалась? Я ведь сама совсем недавно, совершила невероятный скачок во времени и мирах. По сравнению с этим, оживший портрет такая ерунда!

Щенок вертелся в моих руках и перебирал лапками, словно собрался плыть. Вдруг он замер, вытянул мордочку к портрету и зарычал. Шерсть поднялась у него на загривке, обнажились белые клычки в крошечной и совсем не страшной пасти.

Громко треснуло поленье в камине, полыхнуло пламя ярким заревом. Агафья Платоновна плавным движением поправила шаль на округлых плечах, нагнулась над столом и подула прямо в нос рычащему щенку. Повеяло ледяным холодом.

Лимон испуганно завизжал, теплая струйка влаги побежала по моим рукам. От неожиданности я тоже взвизгнула. Щенок затих и покосился на меня черной бусиной глаза.

Я не успела опустить его на пол, как розовый, маленький язычок вдруг высунулся из пасти и лизнул холеную руку на полотне.

Агафья Платоновна брезгливо сморщилась, вытерла руку о край расшитой розами шали... и подмигнула мне волооким глазом.

Лимона я выронила из рук и еле успела подхватить возле самого пола. Он обиделся и смешно поковылял к большому дивану, где еще спали Лиза и Александр. Вчера мы решили спать все вместе, что бы скорее согреться в холодном, нетопленном доме.

Вид мирно спящих детей, не дал мне впасть в панику. Ну, не показалось мне все, не привиделось. Разберемся!

Я пожала плечами и отвернулась от портрета, спиной ощущала пристальный взгляд.

От нашей с Лимоном возни проснулась Лиза. Она потянулась под ворохом пуховых одеял, затем энергично спихнула их ногами в сторону.

- Доброе утро, Эмма! Мне уже жарко! Я сейчас с удовольствием доела бы вчерашние блинчики, там не осталось хотя бы кусочка? - затараторила едва проснувшаяся девочка.

Розовые пятки Лизы, завернутый как в кокон из одеял Шурик, карабкающийся на диван Лимон, заставили меня полностью прийти в себя. Не хватало еще, что бы дети испугались этих маленьких странностей с портретом.

- Ты права Лизок, завтрак нам необходим. Сейчас пойду на разведку, узнаю все. Вы только к камину близко не подходите!

Я быстро оделась, оглянулась выходя из комнаты и погрозила пальцем портрету. Агафья Платоновна, едва заметно кивнула головой, словно поняла мои угрозы.

Ветер утих, солнце зевая вставало из-за темной стены леса. Оно окрасило в нежно-розовый цвет выпавший за ночь снежок, красно-оранжевой краской мазнуло по прямым стволам могучих сосен.

Я спустилась с крыльца и осмотрелась вокруг. Совсем другим при свете солнца показалось мне широкое подворье с постройками.

Дом все так же высился над всеми громадой. Но только мрачным и темным он уже не был. Оражевым, почти апельсиновым цветом щеголял его первый этаж, сложенный из прочных кирпичей.

Благородной, темной охрой мерцали на солнце бревна второго этажа. Резные наличники, белым кружевом празднично обрамляли множество небольших, но частых окон. Затейливая резьба струилась по столбам поддерживающим большой козырек над крыльцом.

За домом были какие-то хозяйственные постройки, а вот впереди его выступало длинное, высокое, рубленое из объемных бревен, добротное здание. Видимо это и был трактир с постоялым двором, который временно служил жильем вредной Екатерине Васильевне и ее мужу.

На то, что я не ошиблась в своих выводах указывали старательно, но довольно грубовато выточенные из дерева буквы. Они важно расселись на резном козырьке обширного крыльца.

" СЛАДКИЕ Х..ЯЩИКИ" - гласила надпись. Сначала я не уловила смысл этого названия, но улыбнулась, когда рассмотрела, что буква "Р" наверное давно уже упала вниз и держалась на едином гвозде за свой длинный, слегка сколотый хвостик. Утренний ветерок раскачивал ее, словно скрипучий маятник старых часов.

Мне подумалось, что для постоялого двора и трактира прежняя хозяйка выбрала довольно странное название. Что она имела ввиду, когда заказывала эти буквы? На что намекала, когда сама носила фамилию Хрящ, а в простонародье звалась просто Хрящихой? Мое профессиональное чутье вдруг сделало стойку, словно охотничья собака взявшая след.

Я на ходу нежно погладила грязный бок верного мобиля, отметив про себя, что он не сильно вчера пострадал когда таранил забор.

- Отремонтируем тебя, ты только потерпи! - шепнула я ему.

Возле крыльца, которое охраняли буквы, было очень много следов. Они четко читались на выпавшем за ночь снежке. Вот мягкие следы валенок, они ведут в соседнюю постройку, судя по широким, приоткрытым дверям, это гараж. Об этом говорит и то, что следы валенок исчезли, а следы колес появились.

Глава шестая. Ответы на некоторые вопросы.

Степан оказался на редкость немногословным и покладистым. Все мои хозяйские распоряжения выполнял быстро и расторопно, а вот на вопросы реагировал странно. Он то невнятно бормотал, при этом глупо тараща голубые глаза, то его начинал мучить не вовремя возникший кашель, то вдруг нападала на него внезапная глухота.

Все мои попытки его разговорить терпели поражение. У меня создалось впечатление, что он втихомолку посмеивается надо мной, считая себя слишком хитрым и изворотливым. Но, он еще не знает с кем связался!

После того как мужчина принес нам завтрак, состоящий из горы разогретых блинов, свежей сметаны и чая, а затем при добровольной помощи Шурика расчистил дорожки от снега, вырубил заросли дикого кустарника вдоль забора, я призадумалась над тем, чем бы его еще нагрузить. Никогда не думала, что иметь безропотного и исполнительного работника так приятно, к тому же у меня возникло много вопросов. Например, почему они с Екатериной живут в самом здании трактира, а не в одном из небольших домиков, которые обнаружились за хозяйским домом. Почему большая, рубленная баня давно не используется и вызывает у богатырского вида мужчины, явный страх. Почему..., этих почему у меня набралось изрядное количество, а вот ответов на них я еще не получила.

Лиза и Шурик увлеченно лепили снеговика. Выросшие на юге, они воспринимали снег, как неведомое доселе чудо." Надо же, он не только белый и холодный, а еще и лепится словно глина!" - удивлялась Лиза, пыхтя и сопя, упрямо стараясь скатать первый шар. Ей помогал Шурик и конечно же Лимон. Мои советы они не слушали, говорили, что снеговиков на картинках видели, и все-все о них знают. Я махнула на них рукой.

Окинула взглядом свои доставшиеся в наследство владения и обрадовалась. Вот ведь! Новое дело для работника наметилось! Буква "Р" болталась маятником, скрипела и служила игрушкой для проказливого ветерка.

- Степан, - мой голос звучал вкрадчиво и даже нежно. - Степан, а есть ли у нас в хозяйстве большая лестница? Такая большая, чтобы достать до букв, на высоком козырьке крыльца?

Мужчина посмотрел на меня внимательно, сокрушенно покачал головой.

- Неужто Эмма Платоновна, буковку решили на место поставить? Давно пора конечно. Она ведь в тот самый день, как старая Хрящ.... - Ох, Агафья Платоновна, отравились и в мир иной отошли, так значит и буковка упала. Когда ветер сильный, скрипит она родимая, словно жалуется. Моя Катюша, говорит, что не к добру это, знак плохой, как гроб вынесли так и буква хлоп и повисла! - он округлил глаза и понизил голос до свистящего шепота.

Я встрепенулась, причины смерти тетушки Эммы, мне были не знакомы, а отравление это несчастный случай. В моей практике следователя, половина несчастых случаев таковыми вовсе не являлись.

- А чем отравилась Тетя Агата? - спросила я беспечным тоном, что бы не вспугнуть разговорившегося вдруг Степана.

Он покосился на меня голубым глазом, досадливо потер щеку.

- Так грибами она отравилась на поминках, которые по Аньке, Глашке и Юленьке справить решила. Девки они были безродные, а Хрящ..., тьфу ты! - мужчина вздохнул и виновато зыркнул на меня, словно подснежник бросил. - Агафья Платоновна, говорю, женщина была доброй, слуг не обижала.

- Ой, страсти какие! Но если она слуг не обижала, так от чего тогда эти, как их? - я запнулась, усердно играя дурочку нежную и бестолковую.

- Анька, Глашка и Юленька, - подсказал мне Степан. - Они в бане угорели, пошли попариться и угорели, - мужчина вздохнул протяжно и тяжело.

- Прям все трое и угорели? - прикрыла я в напускном испуге ладошкой рот.

- Почему трое, все шестеро! - голос Степана теперь звучал мрачно и торжественно, словно он произносил последнее слово на похоронах.

Я ладошку от лица не убрала, так как вдруг захотелось рассмеяться. Заливисто и истерично.

Вот так дела творились в " Сладких Хрящиках"! Вот так наследство мне на голову упало!

- А, шестеро почему? Кто еще в этот день водные процедуры вместе в девушками принимал? - с нервным смехом мне справиться удалось минуты через две.

- Так известно, кто. Кондрат Филиппович, он самым богатым купцом в округе был, Ибрагимка Пришлый - он золотишком промышлял и Виктор Павлович - полковник местного гарнизона, - проговорил скороговоркой мужчина и тут же решил сменить тему нашей беседы. - Лестница большая имеется, буковку ладить на место будем или как?

- Будем, будем, - рассеянно закивала я головой.

Мои мысли были далеко. Буква "Р" больше меня не интересовала. " Это, что же получается? Агафья Платоновна, не только трактир с постоялым двором держала, а еще и притоном не брезговала? Веселая у меня тетушка была, хм... Хрящиха одним словом.Чувствую, что придется мне в это дерьмо с головой окунуться! "

Лестница натужно скрипела под большим телом мужчины, шаталась и грозилась завалиться на правый бок. Я как могла удерживала равновесие этой громоздкой штуки, но силы меня покидали. Пыхтя и напрягаясь, я дала себе клятвенное обещание, что непременно возьмусь за тренировки, не дам зачахнуть слабому тельцу Эммы.

Пока я мечтала, что стану сильной, Степан прибил на место букву "Р" новенькими, блестящими гвоздями. Он отложив молоток и потянулся за следующим гвоздем. Лестница не выдержала такого сильного перекоса, она словно насмехаясь над моими стараниями, отклонилась от опоры, застыла почти вертикально, а затем плавно начала заваливаться на правый бок.

- Степанушка, держись! - проорал у меня над ухом визгливый и испуганный голос.

Лестница заскрипела, задрожала и выровняла равновесие. Крепкая, похожая на маленького бегемотика, Екатерина Васильевна, отважно подставила свое плечо, отпихнула меня, словно легкую пушинку.

- Да, что же ты творишь! Чужих мужиков гробить удумала?! Вот сейчас с тобой полиция и разберется, вдруг самозванка ты какая? Приехала, да еще не сама, детишек каких-то притащила! А документов, то и не показала. Валериан Антонович, вы документы у девицы то проверьте, здается мне, что она на чужое добро позарилась, - голос у меня над ухом обличительно верещал. - Степанушка, что же ты там завис? Спускайся, не бойся, я лестницу крепко держу! - голос женщины сразу стал ласковым, почти нежным, словно она обращалась к несмышленому ребенку, а не к плечистому и здоровому мужчине.

Продолжение шестой главы.

- Ваша тетушка, признаюсь вам Эмма Платоновна, была женщиной незаурядной, - голос моего незваного гостя рокотал, переливался оттенками выставленной на показ грусти и смиренного почтения.

Мужчина стоял напротив портрета бывшей хозяйки " Сладких Хрящиков" и с удовольствием потягивал из хрустальной рюмки коньяк, большие запасы которого были обнаруженны мной в мрачном, резном буфете.

Я стояла рядом с ним и пытась объяснить себе занятное и очень интересное явление.

Агафья Платоновна, чье изображение навеяло на моего гостя столько грусти, на портрете хмурилась,едко сверлила взглядом задумчивого Валериана Антоновича. Иногда недовольно морщилась, словно от зубной боли и нервно барабанила холеным пальчиком украшенным массивным перстнем с зеленым камнем по переливающемуся бархату скатерти. Явно злилась моя покойная тетушка , явно злилась.

Но начальник полиции этого не видел. Он спокойно смаковал дорогой коньяк, слегка кривился и щурил серый глаз, когда заглатывал очередную дольку, тонко, почти прозрачно нарезанного лимона. Он любовался или же старательно делал вид, что любуется огромным, парадным портретом.

Я встретилась с тетушкой взглядом и незаметно погрозила пальцем сердитой Агафье Платоновне, призывая ее к благоразумию. Она непокорно тряхнула головой, словно норовистая лошадь, еще более нахмурила соболиные, старательно прописанные художником брови.

Беззвучно охнув, я покосилась на Добужинского Валериана Антоновича.

Мужчина был абсолютно спокоен, с удовольствием потягивал коньяк и кажется никаких странностей в портрете не видел.

Я спокойно выдохнула и уже полностью уверилась в том, что все эти телодвижения и ужимки Агафьи Платоновны, кажется могу наблюдать только я. Ну, еще наверное щенок Лимон, если ткнуть его носом в портрет.

Задумавшись о том, что вдруг все же страдаю галлюцинациями, я вздохнула и пригубила ароматный коньяк из своей рюмки. О галлюцинациях подумаю позже, а теперь надо думать о насущном. Деликатно взяла мужчину под локоть, увлекая его за круглый, накрытый новой, красивой скатертью стол. Он был накрыт на две персоны и уставленный угощениями. Тонко нарезанный балык, сочно розовел на широком блюде, рядом скромно притулилась темно-красная в белую крапинку мелкого сала, копченая колбаса. Желтоватый сыр гордился крупными дырками. Маслянисто поблескивали в прозрачном хрустале салатницы крепкие грибочки.

Надо признать, что Екатерина Васильевна, не только громко кричать была мастерицей. Она мигом сориентировалась в новой обстановке, опять на глазах превращась из бдительной и злобной фурии в расторопную и вежливую прислугу.

Пока мы с Валерианом Антоновичем разбирались с документами, она успела наспех прибраться в гостиной и накрыть для дорогого гостя стол. Даже детей увела наверх, соблазнив их миской с румяными пирожками. Сейчас судя по разговору глухо доносившемуся из таинственных глубин второго этажа, Лиза и Шурик увлеченно выбирали себе комнаты.

Плотно прильнув к крепкой руке местного начальника полиции я подвела его к столу. Он галантно отодвинул для меня стул. Сам сел напротив меня, глядел пристально и улыбался улыбкой чеширского кота.

- Валериан Антонович, у меня к вам будет одна просьба. Вернее их будет несколько. Вы же не откажите бедной вдове с двумя детьми, которая вынуждена обживаться в ваших суровых краях? - мой голос был вкрадчивым.

Я решила полностью сменить свою тактику. Что толку "бодаться" с местной властью? Ласковая и беспомощная вдовушка выиграет больше, чем бескомпромиссная дева-воительница. Такое поведение было для меня несвойственно и где-то на задворках сознания мелькнула мысль о том, что настоящая Эмма была еще той притворщицей. Я удивилась этой внезапной мысли, но додумывать ее не было времени.

Надо признать, что образ нежной девы подействовал на размякшего от хорошего коньяка мужчину, весьма положительно.

- Эмма Платоновна, я всегда готов вам служить, - очевидно коньяк благотворно действовал и на голос Валериана Антоновича, он звучал, словно бархатный рокот кота, которого почесали за ушком.

- Вы конечно понимаете, уважаемый Валериан Антонович, что содержать такое огромное хозяйство в одиночку мне будет весьма затруднительно...

Я не успела договорить, как горячая рука доверительно накрыла мою ладонь.

- О-оо! Я конечно же вас понимаю. Слабой женщине с двумя детьми держать " Сладкие Хрящики", будет весьма и весьма трудно. Но вы не волнуйтесь. У меня уже есть на примете один уважаемый человек, который с удовольствием купит ваше имущество, и прошу заметить, что даст он за это все, очень хорошие деньги. А уж с деньгами, вы Эмма Платоновна...

Мы оба вздрогнули от внезапно громко затрещавших дров в камине. Я невольно посмотрела на портрет тетушки.

Агафья Платоновна приподнялась со своего места и отрицательно трясла головой. Слезы катились из ее черных очей, а губы дрожали.

- Вы меня не правильно поняли, Валериан Антонович! Продавать свое наследство я вовсе не собираюсь! Мне всего то нужен штат слуг верных и надежных. Вот я и хотела попросить вас об одолжении. Вы людей здешних знаете и...

- Эмма Платоновна! Вы совершаете большую, просто огромную ошибку! Послушайтесь моего доброго совета! Не управитесь вы со своим наследством. Это было под силу только Агафье Платоновне. Ее все любили и уважали, прислушивались к ее мудрому слову! - мужчина прервал меня бесцеремонно и напористо.

Я сложила руки на столе, словно усердная ученица, слушающая разозлившегося учителя. Опустила глаза, рассматривая золотисто-голубые узоры на шелковой скатерти.

- Так любили и так уважали, что решили ненароком отравить? - спросила я сухо. Играть глупую вдову просто уже не было сил.

Мужчина поперхнулся очередным глотком коньяка. Медленно вытер белой салфеткой узкие губы. На меня смотрели колючие серые глаза в которых не было ни капли хмеля.

- Так вы уже все знаете? Это к лучшему. Теперь вы должны понимать, что " Сладкие Хрящики", совсем не для вас. Кстати, вашу тетушку никто не травил. Несчастный случай. Так бывает, - процедил он холодно и пожал широкими плечами.

Глава седьмая. Забот полон рот.

- Я собрала вас, что бы решить один вопрос, - мой голос звучал строго и официально, словно я была председателем на профсоюзном собрании.

Впрочем, по большому счету, это и было профсоюзное собрание и вопрос сейчас я должна была решить важный. От того, как на него отреагируют пока еще мои слуги, молчаливый, исполнительный Степан и крикливая, словно галка весной, Екатерина Васильевна, зависило многое.

Я окинула взглядом большой зал трактира. Мощные бревенчатые стены тускло и благородно блестят отполированной, гладкой древесиной. Столы и стулья под стать им. Мощные, грубоватые и надежные, как нерушимые скалы домашнего быта. Нарочито небрежная резьба лишь подчеркивает тяжеловесность этой незамысловатой мебели. На барной стойке стоит пара пузатых самоваров, а за стойкой кассика жанра - бутылки, бутылочки и бутылища. Всех размеров, форм и цветов. Чуть дальше виднеется дверь на кухню. Она скорее похожа на крепостную защиту. Толстая древесина двери обшита железными, коваными полосами, словно она приготовилась к длительной осаде. Немного помятое кольцо ручки сияет праздничной, рыжей медью. Маленькие, но частые окна пропускают серый свет холодного утра. Он зябко вздрагивает на стеклянных поверхностях армии разномастных бутылок, лениво и маловыгодно освещает лицо сидящей напротив меня женщины. Скульптурное, точеное лицо молодого мужчины, серый, утренний свет испортить не в силах. Мимо воли любуюсь этим произведением матушки-природы, или породы? Но чувствую на себе сверлящий и ревнивый взгляд Екатерины Васильевны.

Я отвожу глаза и теперь внимательно разглядываю женцину. На вид ей лет сорок пять. Крепко сбитая фигура. Кожа хорошая, гладкая, розово-белая, про такую наверное говорят: - " кровь с молоком". Короткая и сильная, словно у борца шея держит маленькую головку. Должно быть от этого, все на ней мелкое и невыразительное. Глазки цвета старого свинца. Носик, словно маленький баклажанчик грустно повис, может быть от того, что его густо усыпали серо-рыжие, расплывчатые веснушки. Маленькие ушки розовыми мышками зарылись в рыжевато-серые волосы. Такого же цвета брови хмурятся, а маленький ротик кривится. Пухлую нижнюю губу закусили мелкие, белые зубки, и держат рот, как на замке. Видимо Екатерина Васильевна изо всех сил старается не проронить ни слова.

Перевожу взгляд на армию бутылок, рассматриваю мощные балки потолка. Тишина начинает давить, а я все еще не решила правильно ли сейчас поступаю. Моя интуиция вопит, что Катерина ненадежная и мутная личность, но пока другой кадидатуры на ее место я не вижу. К тому же, все ее недостатки уравновешивает ее муж, старательный и бесхитростный Степан. Вздохнув протяжно и тягостно, я решаюсь продолжить разговор.

- Наше знакомство прошло не очень гладко. Говорят, что первое впечатление самое верное. Но я так никогда не думала. Возможно я не очень понравилась вам, и работать на меня вы больше не будете. Но, как работники вы меня устраиваете. Надо признать, что Екатерина Васильевна, прекрасный организатор и замечательный повар, а Степан Степанович мастер на все руки, исполнительный и надежный работник, - мой голос звучал ровно и спокойно, словно я читала текст по бумажке.

От открытой, неожиданной похвалы, Екатерина Васильевна вспыхнула розовым румянцем, мелкие зубки еще яростней впились в нижнюю губу. Степан наклонил голову и опасливо покосился на жену, словно боялся ее реакции на мои добрые слова в свой адрес.

- Я хочу возродить " Сладкие Хрящики", а для этого мне нужны помощники. Сегодня я еду в город, что бы нанять штат слуг. Валериан Антонович, грозился мне помочь, но он человек занятой, прошла уже неделя, а он не дает о себе знать, - я вздохнула и развела руками.

- Сказать честно, я нуждаюсь в ваших советах Екатерина Васильевна, и если вы решите продолжить службу в " Сладких Хрящиках", то в город поедем мы вместе. Степан Степанович останется с детьми и на хозяйстве, - я задумалась на минуту. - Да..., жить конечно вы уже не будете в другом крыле трактира. Сами понимаете, что там располагаются комнаты для постояльцев, надеюсь в скором времени они будут заняты. Я видела, что за двухэтажным, хозяйским домом находится большая баня и в стороне три крепких домика. Отчего там никто не живет?

Белые, мелкие зубки не смогли сдержать поток слов который полился из маленького ротика Екатерины Васильевны.

- Благодарим за доверие, Эмма Платоновна. Нам идти некуда. " Сладкие Хрящики", мы считали своим домом, жили раньше в крайнем домике, в том который рядом с банькой стоит, но там теперь привидения бродят, вот мы со Степаном и перешли подальше. Здесь удобней, кладовые рядом, кухня вся в моем распоряжении, комнату самую просторную выбрали. Думали, что новых хозяев здесь уже никогда не будет, кто в такую даль из югов, то поедет, а мы как жили так будем жить...

Женщина поняла, что проболталась и опять прикусила нижнюю губу. Сердито надулась, ткнула Степана локтем в бок, словно это он был виноват в ее оплошности.

Я сделала вид, что не услышала ее последней фразы. Глаза отвела в сторону от ее настойчивого, тяжелого и вопрошающего взгляда серо-свинцовых глаз.

- Вот и хорошо, значит я на вас могу рассчитывать. Этот вопрос можно считать закрытым. А, что там за привидения вокруг бани бродят? - спросила я, поднимаясь из-за стола.

Супруги дружно, коротко переглянулись, словно маленькими мячиками перебросились. Степан хотел ответить, уже и рот открыл, но его опередила супруга. Криво улыбаясь, она тоже поднялась из-за стола.

- Да, я пошутила, Эмма Платоновна! Какие привидения? Баня старая, большая, вот и шумит там иногда ветер в трубе, - женщина рассмеялась мелким, влажным смехом, словно маленькая жаба заквакала. Ее глаза при этом холодно блеснули свинцовой синевой.

Продолжение седьмой главы.

Мобиль сияя помытыми накануне темно-вишневыми боками, отражая холодный свет зимнего солнца тщательно начищенными бронзовыми вензелями декора, резво, словно застоявшийся в стойле конь несся по ровной, слегка заснеженной дороге. В своей прошлой жизни, которая все больше казалась мне ярким, но уже позабытым сном, я всегда относилась к своим автомобилям, как к живым существам и давала им имена. Вот и теперь сравнив темно-вишневого монстра с верным конем, неожиданно назвала его Буцефалом. Это имя очень подходило моему мобилю. Сильный, иногда норовыистый, но верный.

Я увеличивала скорость, давая мобилю возможность " размять", его стальные "кости". Мелькали толстые, оранжево-коричневые стволы сосен. Зелеными лапами махали нам вслед сумрачные, вечно недовольные ели. Изредка нам навстречу попадались, проезжающие мобили, их причудливые, а порой забавные формы заставляли меня отвлекаться от дороги и тогда колеса моего Буцефала, начинали выписывать рванные зигзаги.

Важно нахохлившись, рядом со мной сидела разнаряженная Екатерина. По случаю поездки, она одела новеньку шубку из серо-голубой норки. Шубка была ей явно великовата, ее длинные полы едва не мели землю, не смотря на то, что привычные валенки Екатерина Васильевна сегодня сменила на поскрипывающие при каждом шаге, очевидно тоже новенькие сапожки из тонкой кожи и на высоком каблуке.

У меня вдруг возникли смутные подозрения, что шубка в былые времена принадлежала моей тетушке. Вот Агафье Платоновне, судя по портрету, она была бы в пору. Кому принадлежали сапожки раньше, я с точностью сказать не могла, слишком уж маленький был у них размер, но то, что деньги на такую роскошь повариха Катя, несомненно "заняла" из кармана своей покойной хозяйки, я почти не сомневалась. Впрочем, как говорится - не пойман, не вор. К чему сейчас это бездоказательное обвинение. Решение мной уже принято, супруги Фирсовы теперь служат в " Сладких Хрящиках" официально, а что там будет дальше - время покажет.

Размышляя на тему честных и нечестных слуг, я промчалась мимо большого придорожного строения. Длинный, двухэтажный дом, сложенный из светло-желтого камня, с двумя башнями по краям, с белым кружевом больших, полукруглых окон словно сошел с картинки буклета о путешествиях по Франции. Он выглядел немного инородным, воздушно-нарядным до неприличия на фоне мрачной стены заснеженного леса. Фоном для такого изящества должны были служить лавандовые поля и солнечные виноградники, а не унылые ели с соснами. Но это был явно не мираж, с десяток мобилей стояли возле его парадного входа, дворник чистил и без того безупречные дорожки, словно огромные вареные раки в своей красной униформе стояли швейцары возле белых, арочных дверей.

- Что за прекрасное видение мы только, что проехали? - спросила я, непривычно молчаливую Екатерину.

Женщина мигом оживилась, поправила то и дело, сползающий ей на лоб меховой берет украшенный синим пером неведомой мне птицы.

- Так, это конкуренты наши. Постоялый двор с загородным рестораном, принадлежит сыну почившего Кондрата Филипповича Беркутова, ох и богатый купец был! - женщина недобро прищурилась и усмехнулась. - А сынок его все по заграницам учился, вернулся и давай нам подножки ставить. Открыл вот " Отдохни у Пьера", все наши клиенты к нему и потянулись. Пьер! Раньше Петькой звался.

Екатерина Васильевна вдруг задумчиво провела рукой по переливчатому, короткому меху шубки.

Память на имена у меня всегда была отличной. Про богатого купца Кондрата Филипповича я слышала совсем недавно.

- Отец, этого Пьера-Петьки, не у нас ли в баньке угорел? - спросила я быстро, не давая моей собеседнице опомниться.

- У нас он угорел, у нас любезный, - вдруг злобно оскалилась мелкими, белыми зубками Екатерина.

Она подскочила, и сильно стукнулась о крышу мобиля головой.

- Проболтался все таки Степан! Телок юродивый! - женщина зашипела, возможно от боли, а возможно от едва сдерживаемой злости.

Я резко затормозила, плавно съехала на заснеженную обочину дороги.

- Екатерина Васильевна, не понимаю я вас. Про то, что в бане шестеро людей угорело, я бы все равно узнала. "Хрящики" хоть и в лесу находятся, но все же не в полной изоляции. Вы согласились мне служить, так будьте любезны, перестаньте меня водить за нос! Нам надо как-то деньги зарабатывать, у заведения репутация была не самой лучшей, как я догадываюсь. Баньки, девки и прочие вольности! А после известных вам событий, боюсь, нам не выкарабкаться! Я попробую, но и вы мне помогайте! Не хотите, я не держу. Ищите другую хозяйку!

Меня немного потряхивало, только после своей бурной речи я вдруг поняла, в каком дерьме оказалась. А у меня дети, их нужно кормить, поить и учить. Надолго ли хватит тех денег и драгоценностей которые я извлекла из вскрытого сейфа в бывшем поместье Эммы?

Успокоилась я быстро. Продать " Сладкие Хрящики" всегда успею. Постоялый двор и придорожный трактир не самый плохой вариант для бизнеса.

Я развернула мобиль и верный Буцефал резво помчался в обратную сторону.

- Куда мы едем, Эмма Платоновна? - робко спросила присмиревшая Екатерина. Васильевна.

Она заискивающе мне улыбалась, все старалась доверетильно дотронуться кончиками пальцев до рукава моей шубки.

- В гости к конкуренту Пьеру-Петьке заедем, посмотрим собственными глазами на его французкий мираж.

Мой голос звучал все еще сердито. Смотреть на Екатерину Васильевну мне почему-то не хотелось.

Глава восьмая. Бубновые короли продолжают множиться.

- Вот никак не пойму, что сюда намешали хваленые, заморские повара, - задумчиво говорила Екатерина Васильевна, смакуя во рту очередную порцию заказанного ею салата.

Она прикрывала глаза от удовольствия, щурилась, а затем вдруг низко наклонялась над тарелкой, словно пыталась глазами распробовать таинственный и незнакомый ей на вкус ингредиент, который не мог опознать ее язык.

Пронзительно яркое перо, наверное выдернутое из хвоста птицы счастья, забавно колыхалось, реяло синим, пушистым знаменем над ее меховым беретом. Свой головной убор Екатерина Васильевна категорически отказалась снимать, когда мы сдавали свои шубы в гардероб.

Теперь вездесущее ярко-синие перо старательно портило мне настроение. Оно пару раз скользнуло по чашке с чаем, смахнуло белую салфетку на отполированный до зеркального блеска паркет, пыталось вместе с хозяйкой попробовать загадочный салат из большой тарелки с золотым ободком.

После того, как любопытное перышко нырнуло в мою полупустую чашку, аппетит у меня окончательно испортился. Вздохнув я отодвинула чашку на край стола и принялась рассматривать помещение и посетителей.

В это утро их было не много. Женщины одетые дорого, но просто. Мужчины в деловых костюмах. Некоторые просматривали свежие газеты, некоторые не торопясь поглощали свой завтрак.

Человек работавший над дизайном этого заведения постарался на славу, проявив весь свой талант и оригинальность. Впрочем даже самый незаурядный талант, не сможет проявиться без материальных вливаний. А денег хозяин вложил сюда немало. В оформлении просторного зала, в воздушной, словно белый зефир мебели, в высоких арочных окнах пропускающих много света, ощущалась изысканная красота.

Наши мрачные "Сладкие Хрящики", без всякого сомнения проигрывали заведению Пьера-Петьки по всем статьям. Их даже сравнивать было нельзя. Разве можно поставить в один ряд грациозного белого лебедя и косматого, неуклюжего медведя?

Я смотрела на все это великолепие и даже слезы на глазах выступили от досады. Прав был местный начальник полиции, ох как прав! Продавать нужно "Хрящики", пока они не повисли тяжелыми гирями на моей шее. Продавать и бежать не оглядываясь! Бежать от портрета Агафьи Платоновны, развлекающей меня непонятной пантомимой. Бежать от баньки с мрачной славой, которую наверняка породит история с шестью трупами и привидениями. Бежать от сидевшей напротив меня Екатерины Васильевны, женщины ненадежной и вздорной.

Она словно почувствовала, что я про нее думаю, оживилась, встрепенулась и крепко схватила меня за руку.

- Ой, батюшки! Смотрите Эмма Платоновна, никак сам хозяин Петр Кондратович Беркутов пожаловал! А ведь мне посудомойка Нинка, говорила, что он редко здесь бывает, все больше в городе околачивается. У него там еще три ресторана открылись, - горячо зашептала женщина энергично покачивая ярко- синим пером на норковом берете. - Ох, с ним еще и Валериан Антонович явился! - Екатерина беспокойно заерзала на стуле, словно он вдруг превратился в раскаленную сковородку.

Я и сама слегка занервничала, когда увидела, что начальник полиции Добужинский Валериан Антонович собственной персоной идет рядом с высоким, плечистым мужчиной, что-то говорит ему явно смешное и они сдержанно смеются, не забывая раскланиваться со знакомыми, сидящими за столиками. Мужчины направлялись в нашу сторону. Двигались слаженно, словно танцевали хищный, скользящий танец.

Я подвинула к себе чашку с давно остывшим чаем, увлеченно принялась помешивать в ней серябряной ложечкой и старательно делала вид, что пока не заметила Добужинского. Почему-то мне захотелось что бы он и его спутник прошли мимо. Возможно виной тому было то, что высокий незнакомец очень походил фигурой, походкой, разворотом плечей на моего бывшего мужа Гошу. Его я любила той больной любовью-зависимостью, от которой кружится голова и перехватывает дух. Когда-то он взял и вынул мое бедное сердце, разбил его своим уходом к другой женщине. Даже находясь в чужом теле и в чужом мире я иногда просыпалась по ночам от приступа острой, смертельной тоски. " Гоша, Гоша, ну как ты мог, так поступить со мной?" - шептали губы, а щеку холодила непрошенная слеза.

- Эмма Платоновна, как я рад вас видеть. Не поверите, но именно сегодня хотел наведаться в " Сладкие Хрящики", у меня есть для вас сюрприз! Агенство по найму предоставило мне списки, а я выбрал из них людей надежных, проверенных. Впрочем давайте о делах поговорим чуть позже, а сейчас позвольте представить вам, моего друга и вашего так сказать коллегу, Петра Кондратовича Беркутова! - голос мужчины торжественно, парадно завибрировал, словно у опытного конферансье объявляющего смертельный номер в цирке.

Глаза от чайной чашки я поднимала медленно, с очаровательной и надеюсь глупой улыбкой, именно ее я выбрала из всех отработанных перед зеркалом улыбок. Я целую неделю изучала свое лицо, знала как оно выглялит если нахмурю брови, если вдруг соберусь заплакать. Милое личико Эммы украшали все гримасы, ей бы в актрисы податься, а она влюбилась в человека, который разбил ее сердце. Вот этим, мы наверное с ней и похожи, поняла я внезапно. Забавно, а я то думала, что связи между нами нет.

Я улыбнулась своим мыслям, еще старательней растянула в милой гримаске личико. Словно видела себя сейчас со стороны, смотрясь в старое зеркало в спальне Агафьи Платоновны. Черные глаза светятся мягким, бархатным светом, на щечках появились ямочки, крохотная родинка над верхней, пухлой губой слегка подрагивает, а белые зубы влажно блестят обнажившись в глупенькой улыбке. Именно такая маска показалась мне самой подходящей при знакомстве с успешным конкурентом.