Зови меня Златовлаской

Глава 4

Тем временем с каждым днем конкурс талантов становился все ближе и ближе. Последнюю неделю мы с Мишей репетировали через день. Номер получился отличный. Живой, красивый и зажигательный.

Специально для выступления я взяла напрокат платье для бальных танцев. Красное, обтягивающее, обшитое стразами и пайетками. Для обычной жизни перебор, но для сцены – идеально. Для Миши мы выбрали свободные черные брюки и белую классическую рубашку.

Конкурс должен был состояться в среду, и я очень хотела выиграть. Во-первых, для собственного удовлетворения. Во-вторых, из-за денег, которые хотела отложить на ламинирование волос. И, в-третьих, чтобы утереть нос стерве Ширшиковой.

Чем больше мы общались с Димой, тем больше она к нему липла. Вертелась рядом на переменах, не пропускала вечеров в парке, когда он с друзьями катался на скейтах, а один раз даже позвонила ему в момент, когда мы целовались.

Самым неприятным во всей этой истории было то, что Дима не считал ее поведение назойливым. Его добродушие и открытость в случае с Ширшиковой меня раздражали. Он с удовольствием слушал ее глупые разговоры и не выражал ни малейшего неудовольствия по поводу ее надоедливости.

Пешков вообще со всеми держался дружелюбно и приветливо. Я бы не удивилась, если бы узнала, что у него никогда не было врагов. Любые конфликтные ситуации, возникающие между нами, он переводил в шутку, так что почти за полтора месяца общения мы ни разу не ссорились.

Конечно, были моменты, которые меня не устраивали, но я не хотела казаться вздорной и скандальной, поэтому помалкивала. Например, в случае с Яной. У меня так и чесался язык сказать какую-то колкость в ее адрес, но я сдерживалась.

В среду, перед конкурсом, мне было тяжело сосредоточиться на уроках. Однако по закону подлости учителя дали аж две самостоятельных: по алгебре и по химии. Моей стихией были гуманитарные науки и языки, а вот алгебру и химию я не любила.

С трудом дождавшись окончания занятий, я занесла в актовый зал свое платье для выступления и пошла в столовую перекусить. До конкурса оставался еще час, и нужно было запастись энергией.

В столовой было на удивление мало народу. Я купила себе две пиццы и компот. Одну рассчитывала съесть сейчас, а вторую после конкурса. Физические нагрузки и волнение всегда вызывали у меня зверский аппетит.

Я уселась за первый попавшийся стол и стала есть. Пицца была свежая, и я уплетала ее за обе щеки. Когда я ела одна, всегда набивала полный рот, а иногда даже подталкивала еду пальцами, если она не помещалась. Не знаю, почему, но мне так казалось вкуснее.

Мама всегда ругала меня за это, говоря, что я ем, как поросенок, а не как девушка, и со временем я стала контролировать себя на людях. Но сейчас в столовой было всего пару человек, так что вряд ли кто-то обратит внимание на мои манеры.

Неожиданно прямо надо мной раздался низкий хрипловатый голос:

– У тебя размена не будет?

Я подняла глаза. Передо мной стоял тот самый парень, про которого мне говорила Ада. Солист группы "Абракадабра". Кажется, Влад. Он протягивал пятисотрублевую купюру и вопросительно смотрел на меня.

Огромное количество пиццы, перемешанное со слюнями во рту, не давало мне ни малейшей возможности ответить. Я сделала жест, чтобы он подождал, и стала усиленно пережевывать еду. Ее было так много, что мне с трудом удавалось делать это с закрытым ртом.

Все это время Влад пристально наблюдал за мной, снисходительно улыбаясь уголком губ. Вблизи он оказался еще красивее. Шоколадные глаза под густыми ресницами, смуглая гладкая кожа и небрежно лежащие чуть вьющиеся волосы делали его неотразимым. Наконец, расправившись с пиццей, я сделала глоток и уточнила:

– Разменять надо?

– Да, у буфетчицы нет сдачи, – ответил он.

Я полезла в сумку за кошельком. Почему-то под взглядом этого парня я чувствовала себя неуклюжей.

Получив размен, Влад поблагодарил меня и, уходя, с улыбкой бросил:

– Классно, когда у девушки здоровый аппетит.

Я покраснела. Хотела объяснить, что вторая пицца на потом, но он уже стоял у прилавка. Буфетчица завернула ему пирожки с собой, и он покинул столовую.

Когда я вошла в актовый зал, повсюду суетились школьники и раздавались властные команды Светланы Викторовны. Я повесила свое платье на передвижную вешалку вместе с костюмами других участников, приклеила на него лист со своей фамилией, и Алина Юкина укатила вешалку в гримерку.

Неподалеку я заметила Яну Ширшикову. Она с неприязнью смотрела на меня, но когда наши взгляды пересеклись, натянуто улыбнулась. Я ответила тем же.

Гостей и судей в актовом зале пока не было, только организаторы и участники. Повсюду ребята репетировали номера и готовились к выступлению. Заняв свободный стул, я достала из сумки косметичку и начала краситься. Для сцены нужен был более броский макияж. Я подвела глаза, обильно нанесла румяна и достала красную помаду для губ.

– Ну что, Саш, готова? – раздался за спиной голос Яны.

– Я всегда готова, – холодно ответила я.

– Да? А я бы на твоем месте волновалась.

В ее голосе я различила новые нотки. Что это? Угроза?

– В смысле? – я повернулась к ней.

– Ну, в смысле, что у тебя же парный танец. Надо не только за себя отвечать, но и за партнера, – беспечно отозвалась она. Незнакомые нотки исчезли.

– Я в партнере уверена как в себе. В танце мы – одно целое.

– Здорово ощущать себя одним целым с кем-то. С Димой у вас так же?

Она буравила меня взглядом, в котором читалась зависть.

– Возможно, близко к этому, – спокойно ответила я, выдерживая ее взгляд.

Я соврала. Конечно, мы с Пешковым не были одним целым. Мы встречались-то без году неделю. И вообще не факт, что встречались. Дима никогда не называл меня своей девушкой. Но Яне это было знать необязательно.

Одарив меня очередной неестественной улыбкой, Ширшикова развернулась и пошла прочь. Я докрасила губы и направилась встречать Мишу. У моего партнера настрой был боевой.

– Ну что, Алферова, решила, куда потратишь свою половину выигрыша? – поинтересовался он.

– На процедуру для волос. А ты?

– А я на Соньку (Sony PlayStation – Прим. автора) коплю.

– Круто! Много еще копить осталось?

– К Новому году, надеюсь, смогу купить, – Миша подмигнул мне.

Наконец все приготовления к конкурсу завершились, и в актовый зал стали запускать гостей. Наш танец был десятым в очереди, а значит, в гримерку мы могли пойти только после седьмого номера. Таким образом, на переодевание у нас оставалось не больше пяти-шести минут.

Всего намечалось двадцать два выступления, так что шанс выиграть был вполне реальный. Мы с Мишей расположились в зале. Рядом уселись Ада и Антон, которые активно поддерживали нас.

Чуть позже подошел Пешков и, чмокнув меня в щеку, пожелал удачи. Свободных мест рядом с нами не оказалось, поэтому он направился в конец зала.

Судьями были назначены директор школы Николай Львович, завуч по воспитательной работе Светлана Викторовна, школьный хореограф Эльвира Анасовна, учитель музыки Сафрон Никитич и какая-то незнакомая женщина из Министерства Образования.

Сегодня в конкурсе участвовали ребята с девятого по одиннадцатый класс. У младшего и среднего звена он проходил в другие дни – отдельно.

Конкурсные номера были разные: кто-то читал стихи, кто-то пел, кто-то показывал сценки. Кирилл Самохин и вовсе выступил со стендап монологом. Хотя до Камеди Клаб ему было далеко, но все равно получилось довольно смешно. Правда некоторые шутки были на грани приличия, так что я подозревала, что судьи могут снять ему за это баллы.

Ширшикова была шестой. Я с раздражением отметила, что поет она гораздо лучше, чем я ожидала. Ее голос хоть и не был очень сильным, но все же вытягивал ноты. Я обернулась на Пешкова, он с улыбкой смотрел на Яну, покачивая головой в такт ее песне. На душе стало неприятно, однако решительности у меня от этого не убавилось.

Когда наступил наш черед идти в гримерку, мы с Мишей проворно пробрались между рядами и вышли из зала. Сначала я помогла партнеру надеть бабочку, а затем принялась одеваться сама. Я аккуратно достала платье из чехла, и на секунду оно показалось мне колючим. "Давно я не носила одежду с таким количеством страз и пайеток," – подумала я.

Спрятавшись за ширмой, я начала переодеваться и вновь отметила, что платье сильно колется. Странно, когда я мерила его в прокате, а потом дома, ничего такого не заметила. Натянув наряд, я попросила Мишу застегнуть молнию сзади.

– Слушай, Саш, у тебя вся спина красная, – удивленно сказал он.

– Наверно, от волнения, – пожала плечами я.

Я подошла к двери, ведущей на сцену, и прислушалась. Там ребята из 10 “В” разыгрывали юмористическую сценку. Значит, мы с Мишей следующие.

Внезапно я ощутила ужасный дискомфорт во всем теле. Платье не просто кололось, оно резало мне кожу. Я подошла к зеркалу и отогнула ворот: кожа действительно была очень красная и вдобавок ко всему страшно чесалась. Я не понимала, в чем дело. Раньше у меня никогда не было аллергических реакций на одежду. Что же это такое?

За дверью послышались аплодисменты. Я поправила платье, решив, что выдержу каких-то три минуты, а потом быстро сниму его.

Мы с Мишей приготовились. По задумке сначала выходил он, танцевал короткое соло, а потом к парню присоединялась я.

Заиграла музыка, и Миша сделала шаг на сцену. Танцевал он безупречно, даже лучше, чем на репетициях. Правда это я отметила бессознательно, потому что мое сознание было поглощено ужасным зудом по всему телу.

Когда настал мой черед появляться на сцене, я старалась двигаться грациозно и уверенно, но у меня это едва получалось. Зуд стал сопровождаться резью и сделался совсем невыносимым. Каждое движение давалось с трудом и причиняло боль. Все мои силы уходили на поддержание улыбки на лице, но мне казалось, что она выходит какой-то вымученной.

Я заметила, что прикосновения ко мне доставляют Мише дискомфорт. Он, как и я, чувствовал, что с этим проклятым платьем что-то не то. Мы уже исполнили две трети танца, когда меня пронзило острое ощущение, будто тысячи острых ножей впиваются мне в кожу.

Следующим элементом в танце была поддержка. Я разбежалась и подпрыгнула, так чтобы Миша поймал меня. Когда его руки обхватили мою талию, я застонала и дернулась. Миша не смог удержать меня, и мы вдвоем нелепо повалились на пол.

В другой ситуации после падения, я бы сделала невозмутимое лицо и продолжила номер, но сейчас на это не было сил. Я посмотрела на Мишу, и по моему взгляду он все понял. Поднялся на ноги и протянул мне руку. Ухватившись за нее, я с трудом поднялась и поковыляла обратно за кулисы.

Оказавшись в гримерке, я истошно завопила:

– Сними его с меня! Сними!

Миша подскочил ко мне, пытаясь расстегнуть чертово платье. Я заметила, что обе его ладони красные и в мелких царапинах. Миша все возился с молнией, а мне уже казалось, что я начинаю задыхаться.

Внезапно в гримерку влетели Ада с Антоном. Лица у обоих были озабоченные.

– Помогите! – крикнула я. По щекам текли слезы.

Не сказав ни слова, Антон подошел ко мне, и они вместе с Мишей разорвали платье со спины. Я быстро скинула его с себя, оказавшись в одном нижнем белье.

При взгляде на меня Ада с ужасом приложила ладонь ко рту. Я подошла к зеркалу, и то, что я увидела, не на шутку меня напугало. Все тело было красное, воспаленное, в мелких порезах, из которых подтекала кровь. Когда я сняла платье, стало легче, но кожа по-прежнему зудела.

– Что это за хрень? – заорал Миша, с отвращением разглядывая лежащий на полу наряд.

Ребята, находящиеся в гримерке и готовящиеся к своим выступлениям, с ужасом и непониманием переводили взгляд с меня на мое злосчастное одеяние и обратно. Антон нагнулся над платьем и пару секунд всматривался в него.

– Стекловата, – вынес он свой вердикт.

– Что? Какая еще стекловата? – не поняла я.

– Приглядись сама.

Я нагнулась и увидела, что все платье покрыто мелкими стеклянными иголками. Они-то и резали мою кожу.

– Сильно зудит? – обеспокоенно поинтересовался Антон.

– Очень, – призналась я.

– Самое главное – не чешись. Тебе срочно надо в душ, смыть эту дрянь. А ты, Миш, иди мой руки, только не три, сначала смой все стекло под струей, а потом уже мылом.

Ада вызвала такси, накрыла меня какой-то простыней и вывела из школы. Сполоснув руки, Антон присоединился к нам.

Оказавшись дома, я залезла под холодный душ. Друзья ждали меня в комнате. Следуя инструкциям Антона, я сначала смыла с тела осколки, потом обсохла. Потом проделала то же самое. В третий раз я уже мылась с мылом и мочалкой. Затем я позвала Аду, и она помогла мне намазаться кремом. После проделанных процедур боль существенно уменьшилась, однако тело по-прежнему чесалось.

Накинув халат, я вошла в комнату и присела на кровать рядом с Антоном.

– Лучше? – поинтересовался он.

– Да. Спасибо. Откуда ты все знаешь про стекловату? – поинтересовалась я.

– Мы когда дачу строили, использовали ее в качестве утеплителя, – пояснил он. – Я тогда мелкий был, все хотел рабочим помочь, быть полезным. Ну, и начал эту стекловату хватать голыми руками. Потом, сама понимаешь, жуткий зуд был. На всю жизнь запомнил.

– У меня только один вопрос, – подала голос Ада. – Что делала стекловата на Сашином платье, да еще и в таком количестве?

– Кто-то сделал это намеренно, чтобы навредить ей. Других вариантов быть не может, – ответил Антон.

В комнате повисло молчание.

– Это Ширшикова, – тихо сказала я.

– Но зачем ей это нужно? Из-за Пешкова? – Ада расхаживала по комнате из стороны в сторону.

– Скорее всего. Она сегодня ко мне подошла и как-то странно сказала: "На твоем месте я бы волновалась". Потом, конечно, добавила, мол, это потому, что с партнером выступать тяжелее и все такое, но теперь я понимаю, о чем она говорила.

– Вот сучка! – гневно воскликнула Ада. – Теперь ты просто обязана выйти за Пешкова замуж, чтобы эта стерва выкусила!

– Саш, неужели ты думаешь, что она способна на такую подлость из-за парня? – Антон не верил своим ушам.

– А почему нет? – ответила за меня Ада. – Ширшикова – та еще лицемерная дрянь. Помните, как она про Макарову гадости рассказывала? Та потом рыдала в туалете, когда все узнала. А ведь они подругами были. Ширшикова из категории людей, которые улыбаются тебе в лицо, но стоит повернуться к ним спиной, и ты рискуешь получить нож между лопаток.

– Вот я свой нож и получила, – невесело усмехнулась я.

Теперь я понимала, что недооценивала Яну и ее хищную натуру. Она не просто пыталась отбить у меня Пешкова, а устроила настоящую физическую расправу! И по-прежнему придерживалась своего стиля делать гадости за спиной.

Ширшикова оказалась вовсе не такой глупой, какой виделась мне вначале. Яна знала, что доказать ее причастность к произошедшему невозможно, но все же намекнула мне, что стоит волноваться. Таким образом, о ее низком поступке знала я, но не знали остальные.

– Что будем делать? – спросила Ада.

– Может, сказать ей прямо, что ты в курсе ее проделок? – предложил Антон.

– А толку? Лицом к лицу она все будет отрицать, – заявила Калинина.

Я была согласна с подругой. Я могла бы пойти с ней в открытую конфронтацию, рассказать Пешкову о ее поступке. Но чего бы я этим добилась? Дима, скорее всего, мне не поверит, ведь он даже не догадывается, как мы друг к другу относимся.

Единственное, что мне оставалось, это влюбить в себя Пешкова, тем самым заставив Ширшикову признать свое поражение. Однако и это представлялось мне не такой уж простой задачей. Мы с друзьями поразмышляли на эту тему еще минут сорок, а потом они пошли по домам.

Конечно, конкурс талантов мы не выиграли. К счастью, Ширшикова победителем тоже не стала. Первое место заняли ребята из девятого класса с небольшой театральной постановкой.

Родителям я ничего рассказывать не стала. Мама пришла бы в ужас и побежала бы в школу жаловаться. А это, знаете ли, лишние нервы и зря потраченное время.

Когда она спросила о конкурсе, я сказала, что мы с Мишей завалили поддержку и из-за этого проиграли. Мама, как всегда, стала успокаивать и поддерживать меня, обещая, что в следующий раз я обязательно стану победителем. Папа о конкурсе, наверно, даже и не знал. Так что рассказывать ему о результатах я не стала.

На следующий день в школе все справлялись о моем самочувствии. Светлана Викторовна, узнав, что произошло, рвала и метала, но, как найти виновного, не знала. Пешков тоже всячески проявлял участие, а после уроков вызвался проводить меня до дома.

– Что вчера произошло? Мне показалось, тебе было плохо, – с беспокойством заявил он.

Я прямо рассказала ему про стекловату и про мучения, которые испытала. Дима был в шоке. Долго жалел меня, а потом спросил:

– Но кто это мог сделать?

– Тот, кто меня ненавидит.

– У тебя есть предположения?

– Да.

– И кто? – глаза Пешкова выражали любопытство.

– Если скажу, ты не поверишь.

– Да брось, с чего мне тебе не верить?

– Потому что ты знаешь этого человека и общаешься с ним.

Дима выглядел растерянным.

– Я не понимаю, – озадаченно произнес он. – Кто это может быть?

Я испытующе смотрела на Пешкова, не зная, стоит ли говорить ему правду.

– Саш, ты можешь мне довериться. Честно.

– Это Яна, – я не могла устоять перед взглядом его чарующих голубых глаз.

– Яна? Ширшикова? – он не поверил ушам.

Я кивнула.

– Но с чего ты это взяла? Почему решила, что это она?

– У нас с ней давно взаимная неприязнь, – коротко пояснила я.

Пешков все не унимался. Он допытывался у меня, зачем Яне это делать, и отказывался верить в ее виновность.

– Потому что ты ей нравишься! Может, она даже влюблена в тебя! – наконец не выдержала я. – Она ревнует тебя ко мне, поэтому и подложила свинью!

– Мы с Яной давнишние друзья! Она не влюблена в меня! Это абсурд!

Видя его реакцию, я пожалела, что рассказала правду. Дима явно не был к ней готов. Он мне не верил.

– Ладно. Ты спросил, я ответила, – вздохнула я. – Верить или нет – твое дело.

Мы попытались сменить тему, но разговор не клеился. Дойдя до моего подъезда, Пешков чмокнул меня в губы и попрощался. Более прохладно, чем обычно.