Глава 9

Вульф

– Младший, ты точно ничего не вычудил? – Саша протягивает мне бутерброд и отряхивает с идеально-выглаженной рубашки невидимые крошки.

Мы засели вдвоем в «Буффи», чтобы перекусить и заправиться кофе перед индивидуальными.

Старший продолжает:

– Вера с собрания смоталась, будто у нее дома пожар, а до этого всю неделю избегала со мной встреч. Сегодня поймал ее перед первой лентой и напомнил о том, что на счет крестной я говорил серьезно, и знаешь, что выдала?

Грызу хлеб с колбасой и думаю, что ничего вкуснее не ел последние два дня. Эта булавка не только лишила меня спокойствия, но издевательски украла сон и аппетит.

– Что не любит грозу? – предполагаю.

– Что протестантка, – Саша растягивает белозубую улыбку.

Я глотаю кусок хлеба, не пережевывая, а потом ржу, как конь.

– Врет, – откашливаюсь. – Я видел у нее на шее крестик, когда она пела.

– Так и я видел, – подключается брат. – Только странно, чего она так?

– Да мало ли, – я пожимаю плечом и заказываю у тети с щербатой губой еще парочку бутеров. – Вера и меня шарахается, будто я ее укусил.

– А ты? – щурится подозрительно Саша и поглощает пол чашки кофе одним глотком.

– Ну-у-у, – хитро смыкаю ресницы и откидываюсь на соседний столик спиной. – Немного полапал.

– Что? – округляет черные глаза брат и машет пальцами у виска. – Вот дурак. Кто же так ухаживает? Это тебе не… Ладно, извини.

– Да как-то само получилось, – признаюсь и затихаю, когда горстка студентов заваливаются в буфет.

За напоминание Ирины я не обижаюсь: мы оба попались на ее крючок. С Верой будет все иначе.

Девчонки краснеют и хихикают, на Сашу смотрят с восторгом, а на меня с голодом. Они в курсе, что я холост, слухи быстро разносятся: новый учитель, как свежая кровь.

Я поддерживаю кокетливую игру красоток, но Саша вдруг одергивает меня за руку и показывает незаметным движением головы на вход.

Вера проникает сквозь толпу, будто она пылинка. Тихо заказывает воду с лимоном и так же незаметно удаляется. Никто не провожает ее взглядом, никто не заговаривает, словно ее тут не было. Только легкий шлейф персика с горчинкой остается в занавешенной приторными запахами столовой.

Я подхватываю рюкзак и, подмигивая Саньке, выбегаю в коридор. Ох, она и шустрая – уже скрылась.

Прислушиваюсь, и интуиция вновь толкает меня в подвал. На этот раз иду туда целенаправленно: в кармане ключ, в рюкзаке ноты, а до начала урока еще целых пятнадцать минут.

И, проходя площадку, где молодежь любит восседать с гитарами на окне и распевать песни, случайно слышу маленькое «тук» каблучков над головой. Аха, вот как она в прошлый раз спряталась!

Замираю у окна, словно хочу рассмотреть городские улицы, бросаю на подоконник сумку, достаю пачку сигарет и протягиваю вслух:

– Ох, Ве-е-ера…

Резко поворачиваюсь. Она уже спустилась с пролета лестницы, что ведет на чердак, и, как воришка, собирается бежать.

– Серьезно? – приподнимаю бровь, чиркаю зажигалкой и сладко затягиваюсь.

– Ты в учебном заведении, – упрекает девушка и, показывая на сигарету, сжимает стаканчик до хруста.

– А ты не протестантка. И что? Это не мешает тебе брата обманывать, – выпускаю едкий дым в сторону, потому что вижу, как Вера морщится.

– Я не его невеста или жена, чтобы быть идеальной.

– Конечно, там свято место уже занято. Навечно, – смотрю в высокий каменный потолок, где полукругом выделяется вековая лепнина – Аж завидно.

– Тебе что жена не дает, раз распускаешь руки на чужих женщин?

– Ты не чужая, – отвечаю спокойно и улыбаюсь ей в лицо. – Вон, почти родственница.

– Я не стану крестной, – Вера не пытается сбежать, но держится на расстоянии. Понимает, что теперь нам придется сталкиваться, а меня эта ситуация забавляет.

– Такое впечатление, что мы тебя на убийство толкаем, – выбрасываю окурок в мусорное ведро в углу и подхожу к девушке. Она стоит на ступеньке выше меня, от этого смотрит глаза в глаза. Я вижу, как густые закрученные ресницы вздрагивают, будто от ужаса, а Вера поднимает ногу, чтобы или отступить, или долбануть меня снова по яйцам.

– Даже не думай, – качаю головой и перехватываю ее вспотевшие руки. Когда Вера отступает, но, упираясь в ступеньку, едва не падает, поворачиваю и прижимаю к стене. – Я тебе еще за тот раз не отплатил.

– Пусти, придурок! – говорит тихо, боясь, что эхо утащит ее слова в центральный холл. Оттого студенты и любят здесь петь: натуральный ревер, звук потрясающий, а ее голос кажется еще звонче и глубже.

– Секундочку, потерпи, егоза, – всматриваюсь в испуганные холодные глаза, рассматриваю искусанные губы, оглаживаю взглядом бледные щеки. Воду девушка выпила, а стакан помяла, пока от меня отпиралась.

– Игорь, я не понимаю, зачем ты меня преследуешь? Или скажи сразу, или отстань.

– А если ты мне просто понравилась?

– Тогда у тебя нет шансов.

Придерживаю Веру около стены, а сам веду второй ладонью по узловатому локтю и выбираюсь на крошечное плечо. Какая у нее гладкая кожа, а вот и крестик. Вытаскиваю цепочку и качаю головой «а-я-яй, обманывать нехорошо».

– Мужа нет, я заглянул в твое дело, когда оформлял документы.

Булавка скрипит зубами в ответ и прячет сталь глаз за ресницами. Мне кажется, что она уже готова не просто пнуть меня ногой, а вырвать голыми руками сердце.

– Или скажешь, что ты не той ориентации? Не смеши! Вот так не бывает на пустом месте, это банальная физиология, – не трогаю ее, а просто скольжу поверх блузы, где тонкую ткань натягивают острые соски.

– Убери руки, я тебе глаза выцарапаю… – злобно цедит булавка и слегка дергается. Даже ударяет меня кулаком в плечо.

– Момент, – выставляю перед ней указательный палец, требуя тишины, а она взмахивает ресницами и широко открывает от удивления глаза.

Пока Вера не успела покалечить меня снова, настойчиво прижимаю свои губы к ее замкнутому рту. Упирается, мычит, борется, но я запускаю пятерню в мягкие каштановые волосы и провожу ласково по коже: и Вера, как цветок, раскрывается. Будто лопается воздушный шарик, в котором она прячет свое самообладание.

Поцелуй похож на смертельный танец быков. Мы «бодаемся» языками до соленого вкуса, стучимся зубами, меняемся горячим дыханием. Она яростная и отчаянная, будто нарочно делает мне больно, а я тащусь. Так тащусь, что кровь закипает за несколько секунд.

Резко отпускаю Веру, я должен ее проучить, подхватываю рюкзак и молча ухожу вниз. Пусть она мучается в сомнениях, но я для себя все выяснил. К желанию сделать булавку солисткой крепко приросло желание покорить неприступную вершину.

Загрузка...