— Было очень вкусно.
— Ты уже говорил.
— А я не про борщ.
После такой одуряюще сладкой и горячей близости голова работать отказывалась. И последнюю фразу Андрея Марина осмысливала долго. Не про борщ? А про что?
А потом совершенно неожиданно для себя смутилась. Щеки стали горячими, и она уткнулась лицом в плечо Андрея.
— Прекрати!
Его рука прошлась по ее спине.
— Ну, ты, и правда, вкусная. Такой пухлый сладкий… пирожок.
Марина буквально подпрыгнула на месте. Во-первых, с ней никто и никогда не говорил настолько непристойно. Во-вторых, она хотела немедленно услышать продолжение этих непристойностей!
— Так, я в душ. А потом мы идем пить чай.
Ответ прилетел ей уже в спину. Голую спину!
— Если пирожков мне больше сегодня не светит, тогда можно еще тарелку борща?
Оказывается, после секса в обрамлении непристойностей можно спокойно разговаривать. Нет, скорее даже не спокойно. Увлеченно. Сначала Марина спросила о том, что все-таки конкретно у Андрея сегодня случилось на площадке. А потом с интересом слушала его рассказ. Который завершился фразой: «Ну, это все имеет смысл, если ты вопрос с землей дожмешь». После этого пришла очередь Марины рассказывать.
Это было так странно. Как-то непривычно. После очень откровенной близости сидеть на кухне, пить чай и разговаривать про вопросы аренды земли. Хотя, с Митей же, наверное, так и было — и секс, и разговоры, и даже на профессиональные темы, и даже в пределах одного часа, скажем. Ну, двух.
И все-таки все было не так.
И близость была не такой. С Митей все это было похоже именно на супружеский долг. И, кажется, так было с самого начала. Да, приятно, но словно и в самом деле исполняется некоторая обязанность. Андрей и Марина ничего друг другу не должны и не обязаны. Но его жадность, напор и, одновременность, какая-то неожиданная и от этого сбивающая с ног нежность — это то, чего не было в ее жизни никогда. Марина не знала, что с этим делать и как на это реагировать. Пока получалось реагировать только стеснением в груди, комком в горле и бабочками в животе. На осмысленность такие реакции не тянут.
И разговоры были не такие. Марина очень быстро поняла, что Андрей прекрасно ориентируется во всем, что она ему рассказывает. Что он умеет работать с договорами, владеет базовой юридической терминологией — по крайней мере, гражданско-правового характера. И что вообще с ним очень интересно говорить — быстро вникает, прекрасно умеет излагать свои мысли.
Умный человек оказался Андрей Евгеньевич Лопатин. Так ведь и не удивительно. Андрей с партнерами создали собственное дело, он несколько лет был генеральным директором вполне преуспевающей фирмы. И то, что сейчас Андрей работает прорабом, нисколько не отменяет ни его мозгов, ни деловой хватки. А тебе, Марина Геннадьевна, «двойка» за снобизм.
Андрей, конечно, остался у нее ночевать. И снова была декларация про то, что каждый спит на своей подушке и под своим одеялом — благо, у Марины были запасные. Но в итоге в постели спали два гуся-обнимуся.
А наутро один гусь отомстил другому за непотребства накануне.
Марина проснулась первой. Странно, но она как-то сразу вспомнила, что в постели не одна, хотя Андрей спал теперь не рядом, а на другом краю широкой кровати. Как быстро, оказывается, возвращается эта привычка — просыпаться не одной.
Андрей даже не шевельнулся, когда Марина встала с постели. Не шевельнулся, и когда она вернулась, уже после душа, с чашкой кофе в руке. Вторая порция, для него, стояла на подогреве на кухне. Только Андрей этого не знал и продолжал безмятежно спать.
Он очень органично смотрелся в ее постели. Марина по какому-то капризу — сейчас даже не могла вспомнить, по какому именно — после развода использовала постельное белье только темных оттенков — черное, серое, синее. И сейчас на кровати, застеленной графитово-серым постельным бельем, очень органично смотрелся большой спящий мужчина с широкими плечами и рельефными руками. Андрей спал в ее постели так, будто всегда в ней был.
Марина некоторое время любовалась этой картиной, прихлебывая кофе. А потом роль пассивного наблюдателя ей прискучила. Кружка с остатками кофе отправлена на тумбочку, а сама Марина присела на край постели. Сначала смотрела на лицо спящего Андрея. Его нельзя назвать красивым в каноническом смысле. Но как там говорят — красота в глазах смотрящего? Что-то в этом есть.
Ее взгляд переместился ниже, к груди. Потом еще ниже, по темно-графитовой ткани пододеяльника. А зачем, собственно, такой красоте пропадать? Надо отмстить Андрею Евгеньевичу за непотребные пирожки. Чтобы не забывал повторять.
И Марина потянула одеяло вниз.
Андрей и вспомнить не мог, когда у него было такое охрененное пробуждение. Когда тебя будит не звонок телефона, не детский ор, а ласковые женские руки. Когда потребности тела на сто процентов совпадают с окружающей действительностью.
Утренний стояк идеально сочетается с движением женских пальцев вверх-вниз. Чуть сильнее, моя хорошая. И трусы сними. Да, и свои тоже.
Момент, когда Андрей проснулся, Марина почувствовала по смене ритма его дыхания. А потом Андрей и вовсе зашевелился, приподнялся на локтях. Марина оторвалась от того, что так увлеченно наглаживала, и подняла голову. Снова залюбовалась. Все-таки эта поза — приподнявшись на локтях — идеально создана для того, чтобы во все красе демонстрировать мужскую фигуру. Особенно эффектно в таком ракурсе смотрелся треугольник темных волос, который сбегал как раз к тому месту, где расположилась рука Марины.
— Нравится?
От низкого хриплого голоса рука сжалась сильнее. Нравится — не то слово. Марина теперь удивлялась, что не испытывала от близости с Андреем никакого дискомфорта. Все же он гораздо крупнее Мити — она теперь это всей ладонью ощущала точно.
— Очень нравится, — она расчетливо провела ладонью вверх, потом вниз. Сжала.
— Я про трусы спрашиваю, — у Андрея еще сильнее просел голос. — Специально для тебя трусы новые купил.
Да, умеет Андрей в контрасты, умеет.
— Отличные трусы. Но давай их все-таки снимем?
— Давай.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается — так говорилось в каком-то старом фильме. Они с Маришкой только-только во вкус вошли — а вот уже и пацаны возвращаются. Впрочем, так-то, дети сексу не помеха. Но все-таки уже что-то не то.
Родители приехали в субботу и привезли с собой двух дочерна загорелых мальчишек и кучу еды. Андрей слушал бесконечное трещание Каси, прерываемое изредка басовитыми замечаниями Демьяна, кивал словам отца и матери и ловил себя на неожиданной мысли. Андрей пиздец как по пацанам соскучился. Что он там думал — про «что-то не то»? Вот теперь все то и так. Его сыновья с ним. А Марина… И Марина тоже.
Андрей проводил родителей, выдал детям ведро корма и вынужден был уехать снова на площадку. Лето — такое лето.
А вечером…
Андрей Лопатин: Я зайду к тебе вечером?
Марина Голубятникова: Конечно. Жду.
— Мои демоны вернулись
— Они не демоны. И я знаю. Они уже забегали.
Андрей посмотрел на то, на что задумчиво смотрела Марина.
На столе перед ней стояли очень странные предметы. Если присмотреться внимательно, становилось очевидно, что это кружка и тарелка. Очень неумело сделанные, неровные и кособокие кружка и тарелка из глины.
— Что это?
— Дема сказал, что у бабушки какая-то подруга ведет кружок вот этого… — Марина кивнула на стол. — Я забыла, как это называется.
— Гончарный кружок.
— Точно. Это Дема и Кася мне сделали. В подарок.
Андрей тяжело осел на стул. Вот эти кружка и тарелка очень четко демонстрировали, кем являются Андрей и его мальчишки для Марины. Умная, красивая, успешная женщина сидела на чистой красивой кухне и смотрела на кособокие кружку и тарелку, стоящие на столе. Третьего такого же кособокого предмета не хватает.
А, впрочем…
— Марин, скажи мне честно… — Андрей начал и замолчал.
— Конечно, скажу. Конечно, честно. Я тебе не сказала ни слова неправды. Я только Лампе наврала. И Анастасии Николаевне.
Андрей вздохнул. Ну о чем там вздыхает твоя упрямая голова?!
— Марин, скажи правду — они не сильно тебя достают? Не напрягают? Не…
— Нет. Совсем нет. Мне… мне очень нравятся твои… У тебя прекрасные сыновья, Андрей. И они не могут напрягать.
Марина сказала правду, после которой они замолчали оба.
А потом Андрей, вздохнув, пробормотал что-то. Марина разобрала только одно слово — «собака». Собака? При чем тут собака?! И тут в голове всплыла фраза: «Любишь меня, люби и мою собаку». Ты про это, Андрей? Ты про это?!
Марина встала, легко коснулась твердого мужского плеча. А потом, так же легко и как будто привычно, чмокнула густую темноволосую макушку.
— Ты голодный? Ужинать будешь?
— Буду.
Близость была медленной, неторопливой, нежной. Марина для себя вдруг сочинила название для нее — гусиная. Потому что от прикосновений Андрей, от его дыхания, от тяжести все тело покрывается гусиной кожей. И потому что потом в постели засыпают два гуся-обнимуся.
А утром Марина проснулась от звонка телефона Андрея. И от его ворчания.
— Что, снова что-то случилось на стройке? — сонно пробормотала Марина.
— Хуже. Дети требуют завтрак, — Андрей вздохнул и сел на кровати. — Оладьи им подавай, как у бабушки. Где я им возьму оладьи?!
Марина тоже села, обняла широкие гладкие плечи, прижалась щекой к спине.
— Дайте мне полчаса — и будут вам оладьи.
Ее руку накрыла большая мужская ладонь.
— Иногда я не верю, что ты настоящая.
Марина куснула плечо и не без сожаления убрала руки.
— Настоящая, не сомневайся. Я в душ. Заправь постель, пожалуйста, и свари кофе.
Лето покатилось стремительным шаром. В этом шаре крутилась работа без выходных, растущий дом, редкие часы отдыха. И все это — вчетвером. Как-то вдруг внезапно вчетвером. Андрей не успевал это осознавать. Но это лето совсем не походило на то, как он жил раньше. Мальчишки, которые из-за работы отца часто были предоставлены сами себе и регулярно влипали во всевозможные неприятности, теперь плотно подсели Марине на уши. И не только.
В один прекрасный день Андрей обнаружил пацанов за чтением. Взяли книжки в библиотеке и читали! «Нам на лето задали», — невозмутимо ответил Дема на закономерный вопрос отца, что собственно, происходит. Что творится, однако. Ну ладно бы младший, тот почти отличник, но старший?!
А еще они съездили втроем на какой-то квест в городской парк развлечений. Вернулись довольные и шумные, причем больше всех шумел обычно немногословный Демьян.
А потом еще на пейнтбол махнули, причем снова без Андрея — он работал. После которого Андрей выслушал очередную порцию восторгов по поводу того, как Марина умеет стрелять, и что у нее отец — самый настоящий полицейский. И что вот с этим со всем делать?!
Андрей не знал. И даже не пытался осмысливать. Вопрос материальной компенсации Андрей даже не поднимал, понимал — этим он обидит Марину. Вместо этого он в промышленных масштабах закупал продукты, которые привозил преимущественно уже к Марине, потому что пацанам очень понравилось столоваться у Марины. А она не возражала. Декларировала, что не умеет готовить, еще что-то такое, но исполняла всех их заказы и капризы.
А ночами в постели исполняла все его заказы и капризы. Или это он ее капризы исполнял. Тут не разобраться, да и не хотелось.
А еще эта женщина должна была сохранить дом, который Андрей с таким упорством строил. Строил вопреки всему.
— Бать… — Демьян ровно отцовским жестом подпирал плечом дверной косяк. — Завтра ж первое сентября.
Андрей с неохотой оторвался от переписки с бригадиром сварщиков.
— Ты думаешь, я об этом не помню?
Если у тебя две детей-школьников, такое захочешь — не забудешь. Андрей все же выкроил время и сам потратил выходные на закупку всего необходимого пацанам для школы. Вымахали за лето опять, из всего выросли, из дома куда-то мистическим образом снова пропали все канцелярские принадлежности, хватился — ни одной ручки! В общем, покупать по полному кругу пришлось все. Включая пенал и тетрадки с хаски.
— У Марины завтра день рождения.
Вот тут Андрей отложил телефон окончательно.
— В смысле?
— Вот такая она странная женщина. У которой день рождения первого сентября.
Иногда старший сын по-настоящему пугал Андрея. Он был слишком взрослым для своих тринадцати. И для своих двенадцати год назад был слишком взрослым. И для одиннадцати.
Что было этому причиной? То, что Демьян видел пьющую мать, а потом лишился ее? То, что рос без отца, зная, что он где-то есть? То, что думал, что отцу ни он, ни Касьян не нужны? То, что был старшим? Андрей боялся копаться во всем этом. Он слишком много упустил в жизни своих сыновей. И пока только от всей души наделся, что не опоздал на этот поезд безнадежно.
— Ладно. Спасибо, что сказал.
О том, откуда Демьян знает про день рождения Марины, Андрей спрашивать не стал. В этом случае многие знания — уж если многие не печали, то головная боль — точно.
— Пожалуйста. Не проеби.
К тому моменту, когда Андрей очухался и нашел хоть какие-то слова, за Демьяном уже закрылась дверь. Ну, Дема… Хотя чего ожидать от сына прораба? Андрей хоть и старался сдерживаться при мальчиках, но все равно — нет-нет, да и да. И очень часто да.
Он так долго и напряженно думал о том, что делать завтра, что даже уснул не сразу, хотя обычно вырубался, едва голова касалась подушки. Вот почему он раньше не поинтересовался о том, когда у Марины день рождения, заранее?! Времени на подумать и подготовиться теперь вообще нет. А если бы Демьян не сказал…
Чем ему завтра порадовать Марину? Цветами и треснувшим пиджаком Андрей ее уже баловал. В ресторан пригласить? Вариант стандартный, а потому не нравился. Что, Маришка в ресторанах не бывала? А у самого Андрея от этих самых ресторанов осталось ощущение изжоги — но не от желудка, а из другого места. Нет, стандартные методы для Марины — слишком просто. А, может, у нее вообще какие-то планы на завтра? Так, а какие это планы без него, а?!
Решение пришло утром и было идеальным.
Сентябрь — это еще то время, когда можно бегать по утрам. Правда, в это лето график пробежек часто сбоил. Потому что в постели Марина просыпалась не всегда одна, и часто вместо пробежки был утренний секс. Оно, может, по степени затраченных калорий и сопоставимо.
Впрочем, после возвращения детей от бабушки с дедушкой Андрей не так уж часто оставался у нее. Все-таки в этом было что-то, с точки зрения Марины, не совсем правильное — что дети там одни, а их отец тут в Марининой постели. Да, Демьян и Касьян не малыши, но все же… Как-то все незаметно усложнилось. А, как известно, сложные конструкции часто нестабильны. Как долго продержится их вот это текущее «вчетвером»? Оно изменится? Разрушится? Марина все чаще и чаще думала об этом. И все больше и больше в ее мыслях было тревоги и неуверенности.
Уязвимость. Вот правильное слово. Она стала чувствовать себя уязвимой. Марина так долго боролась. Изживала в себе эту уязвимость после развода с Митей.
И вот она снова уязвима перед мужчиной. Только теперь этих мужчин трое.
Прогресс, однако.
И все-таки когда двое из троих мужчин рано утром явились к ней с букетом кипенно-белых хризантем — Марина была согласна на эту уязвимость. Никогда ей рано утром не звонили в дверь и не вручали цветы в ее день рождения. Для этого в твоей жизни должны появиться два юных рыцаря из рода Лопатиных. Даже обняли в четыре руки. И неловко клюнули поцелуями — каждый в отдельную щеку.
И это хорошо, что глаза у Марины были еще без макияжа. Потек бы.
Рыцари на чашку какао не остались и умчались в школу. А Марина долго и мечтательно смотрела на букет кипенно-белых хризантем в стеклянной вазе. Пока ее не вывел из этого состояния звук мобильного.
А вот и отец юных рыцарей.
Андрей Лопатин: Какие планы на вечер?
Марина Голубятникова: Ничего особенного.
Марина написала правду. Как и все люди, чьи дни рождения приходятся на какие-то праздники, она давно научилась не ждать много от своего дня рождения. Чего ждать, если это не только твой день рождения, но и начало учебного года? Какой уж тут праздник? Это заложилось в детстве, за годы учебы в школе, и так и осталось с ней.
Андрей Лопатин: Планирую тебя украсть в шесть. Сопротивляться не будешь?
Марина Голубятникова: Не буду. Меня куда будут красть? Как одеться?
Андрей Лопатин: Как на рыбалку. Я выследил того амура. Поедем вершить праведную месть.
Марина Голубятникова: Андрей…
Андрей Лопатин: Шучу. Никакой воды даже близко не будет. Оденься так, чтобы тебе было тепло и удобно.
Планирую тебя украсть.
Как хорошо, что эта фраза была написана онлайн, а не сказана, как сейчас принято говорить, оффлайн. Потому что у Марины, когда она эти слова прочитала, руки затряслись. А что бы у нее затряслось, если бы она услышал эту фразу в реале — лучше не представлять.
Марине никогда не говорили, что ее собираются украсть. Это вообще фраза такая… в современное время бессмысленная. Никто никого не крадет. А если крадет, то это статья УК РФ. Так почему же эти слова так на нее повлияли — если они, по сути, бессмысленны, а если все-таки имеют смысл, то противозаконны?
Потому что они о другом. Когда мужчина говорит женщине, что собирается ее украсть — значит, он берет ее под свою ответственность. Он собирается беречь и защищать ее — сейчас и всегда. Вот что значит это — «украду тебя».
Боже, какими путями в ее рациональную голову просочилась эта мелодраматическая чушь?! Да чтоб тебя, Андрей Лопатин, с твоим «планирую украсть»! Только попробуй этого не сделать!
— Похоже, отобьемся-таки, да, Марина Геннадьевна?
Марина не смогла сдержать вздох. Слишком много подводных камней. Слишком много «но». И оптимизм Татарникова она не разделяла.
— Делаем все возможное, Сергей Вадимович.
Но оптимизм Татарникова не перебивался ничем, даже ее сдержанный тон не действовал.
— Не-не, я нутром чую — отобьемся! Все зашевелилось прям — любо-дорого посмотреть! Андрей был прав — вы все-таки волшебница, Марина Геннадьевна.
Марина лишь пожала плечами. И не стала уточнять, что волшебницы бывают добрые и не очень.
Андрей одобрительно кивнул на ее трикотажный комплект, состоящий из штанов и худи.
— Куртку на всякий случай взяла?
— Стеганый жилет.
— Тоже годится.
Марина так же с одобрением посмотрела на машину Андрея. Перманентно грязный джип сегодня блестел черными боками и выглядел неожиданно статусно — огромный, чистый, без скотча.
— А где скотч?
— А пес его знает. Растворился, наверное.
Марина едва сдерживала улыбку. А вот стеснение в груди контролю не поддавалось.
— И ступица больше не гремит?
Андрей распахнул пассажирскую дверь.
— Поедем бесшумно и с комфортом, никакого грохота. Садись.
И уже когда она поставила ногу на подножку, коснулся руками плеч, а губами уха.
— С днем рождения, Мариша.
У Марины не было ни малейших идей на тему того, куда они едут. Ее украли, в конце концов! Думать — не ее задача. И это было прекрасно.
Приехали они в итоге в строящийся коттеджный поселок. Часть участков была уже застроена, кое-где дома еще строились, а некоторые участки были и вовсе пустыми.
Вот на такой участок и привез ее Андрей. Справа и слева домов еще тоже пока не было, а дальше и вовсе белел березняк. Марина, опираясь на руку Андрея, вышла из машины.
— Что это?
— Здесь будет мой дом.
Марина не сразу поняла ответ Андрея — «Мой дом». Она очень часто мысленно употребляла это словосочетание — «Дом Андрея». Но имела в виду тот объект, который строит Андрей. И где земельный вопрос был запутан в самый настоящий гордиев узел. Марина аккуратно нитку за ниткой распутывала этот узел, но уверенности в том, что ей удастся спасти дом Андрея, у нее до сих пор не было.
А тут — другой дом. Которому ничего не угрожает.
— Ты будешь здесь строить дом?
— Да. Уже и часть стройматериалов закупил.
Марина оглядела пустое пространство вокруг.
— И где они?
— Пока на склад по знакомству пристроил. Ну что, давай праздновать?
Андрей разложил вспененные коврики, застелил их пледом. И поднял взгляд. От его улыбки снова неконтролируемо заныло в груди. Тот самый плед.
На плед были выставлены термос, пластиковые чашки и контейнеры.
— Прошу.
Никогда не было в ее жизни такого дня рождения.
Первое сентября в этом году радовало теплой ясной погодой. И вот Марина сидит на пледе посреди просторного участка, пьет ароматный чай вприкуску с бутербродами. А вокруг тишина.
— Хочешь, покажу, какой будет дом?
— Хочу.
Андрей достал из кармана куртки ручку, листок бумаги. И вот уже Марине демонстрируют набросок дома — в одной проекции, в другой. Оказывается, Андрей прекрасно рисует.
— Я не рисую, я черчу, — поправил ее он и продолжил.
И продолжил. Марина смотрела на линии, появляющиеся на листе бумаги, на крупную мужскую руку, уверенно держащую авторучку — никогда бы не подумала, что мужские пальцы, держащие авторучку — это так красиво! Слушала рассказ Андрея — а он увлекся, и теперь в его голосе совсем не было привычной снисходительной иронии, зато было очень много эмоций. Живых. Настоящих. Он уже видел этот дом, хотя вокруг было пустое поле и березняк неподалеку.
Две мысли овладели Мариной. Первая — что Андрей прирожденный строитель. Не по образованию, не волею обстоятельств, а именно по природе своей. А вторая — ей очень хочется увидеть этот дом. Но для этого нет никаких гарантий — ведь это случится года через два, не раньше. И где будет сама Марина через два года? Рядом с Андреем? Нет? Она не знает. Зато она может спасти, а потом и увидеть тот дом, который Андрей строит сейчас. Это перестало быть просто интересным и сложным контрактом. Эта история стала вдруг личной.
Марина вздрогнула, когда Андрей вдруг обнял ее за плечи и прижал.
— Дрожишь? Замерзла? — он притиснул ее к себе еще крепче.
Дрожу, но не поэтому, Андрей, совсем не поэтому. Но он уже поднимал ее за плечи с пледа, паковал быстро обратно вещи. На участок земли наползали серые сентябрьские сумерки. Холодало. Ее день рождения заканчивался.
— Не сюда.
Марина обернулась. Она собиралась сесть на переднее пассажирское сиденье. А Андрей, облокотившись, стоял у задней двери джипа.
— В смысле — не сюда?
— Пойдем на заднее.
— Зачем?
Андрей лишь выразительно выгнул бровь. И тут до Марины дошло.
Да ну… Да ну что за глупости! Здесь? На заднем сиденье машины?! Когда дома есть прекрасная широкая кровать и ванная?!
— Ты занималась сексом на заднем сиденье машины?
Ах вот как вопрос ставится… прямо? Да что это за вопрос вообще?!
— Конечно, нет. А ты?
— Конечно, да.
И перед Мариной гостеприимно распахнули заднюю дверь джипа. И, пока она подбирала слова для достойного отчета, Андрей шагнул к ней и обнял.
— Секс в машине — это дрянь редкая. Неудобно. Вообще кошмар. Но это обязательно надо попробовать.
— Андрей…
— Это надо обязательно сделать… с… с особым человеком.
Особый человек? Я для тебя особый человек, Андрей? Что это значит?!
Марина еще осмысливала это, когда каким-то непонятным образом оказалась на заднем сиденье большого брутального джипа.
Это, и в самом деле, жутко неудобно. Места мало. Непонятно, как раздеваться. И вообще, надо ли раздеваться. И, вместе с тем…
И вместе с тем необходимо. Именно с ней. Именно здесь. И именно сейчас.
Андрей так и не понял, как это все у них получилось. Он начал целовать Марину — и пропал. И все, что дальше происходило — происходило по каким-то другим законам, мимо реальности. Как они разделись — непонятно. Но вдруг оказались без одежды. Даже его джинсы куда-то делись — просто Брюс всемогущий! И Маришкины трикотажные штаны тоже как-то с нее исчезли. На ней вообще остались только носки. Белые. Один.
И поза была какая-то… Не поза, а котопес! Камасутре и не снилось! Ну не трахались в Древней Индии на задних сиденьях в джипах. Приходилось что-то изобретать самим. Потому что остановиться было уже невозможно. Непонятно, где чьи руки, и где чьи ноги. Только одно имеет значение — их общая потребность друг в друге.
Оп. Получилось.
Черт! Гондоны так и остались лежать в бардачке.
— Мариша… — слова едва продирались через спекшееся комком горло.
— Пожалуйста… — чуть слышно прошелестел ее голос. Потом всхлип. — Пожалуйста, не покидай меня…
В нокдаун его послала этими словами. Что-то полетело по краям сознания: наверное, спираль… или таблетки… да сам выйду в конце… Но это все краем. А отчетливо только одно — и в самом деле не смогу. Не смогу покинуть.
Необходима. Здесь. Сейчас. Точка.
Какая-то из подружек скидывала ему картинки про то, что каждому человечку есть своя половинка. Там еще были смешные фигурки, у которых вместо головы — половинка типа монеты. С разными вырезами. И вот есть второй такой же, который встанет в этот вырез. В общем, обычная хрень, которые девки себе в социальных сетях постят или в личку присылают.
Но сейчас Андрей чувствовал отчетливо, что здесь и сейчас, на заднем сиденье джипа, когда непонятно уже, где чьи руки и ноги, у него с Мариной именно так. Совпали. Так совпали, что нигде нет никакого лишнего зазора или пустого пространства. Совпали. Совпали так, что превратились в одно целое.
Где тут место гондону?! Нету!
Но в самом финале Андрей все же вспомнил. Дернулся. Толку-то? И дергаться некуда, и вспомнил поздно. Только спермой сиденье уляпал, кажется.
Это стало маленькой каплей горечи в этом сладком горячем безумии.
Потом они неловко вытирались и неловко одевались. И в голове свербела мысль о собственной оплошности. Это косяк Андрея, но замалчивать его нельзя. А если будут последствия? Андрею двух детей вот за глаза. Как говорится, спасибо, вкусно, но больше не надо. Ему бы это вывезти.
А Марина? Ему впервые пришла мысль о том, а что Марина думает по этому поводу? У нее нет детей. Это ее осознанный выбор? Или не сложилось? Пока не сложилось? Че-е-е-ерт…
— Послушай, Мариш…
— Да? — она щелкнула ремнем безопасности.
Нет, это слишком серьезно, чтобы замалчивать. Такие вещи надо проговаривать четко. А еще лучше все-таки не терять голову! Два раза он уже на эти грабли наступал, а теперь… Выйдет, думал он. Ага, как же. Осел!
— Слушай, я… Я забыл про… презерватив. И… понимаешь, я…
Слова не шли. Этот разговор не бил с тем, что было только что на заднем сиденье. И Андрей таким идиотом себя давно не чувствовал.
— Последствий не будет.
Ему показалось, что ослышался.
— Что?
Марина достала из рюкзачка зеркальце и принялась пудрить нос.
— Никаких последствий не будет. Если только ты ничем не болеешь.
— Нет. Не болею.
— Я тоже. Значит, все в порядке.
Какое четкое подведение итогов. Значит, все-таки спираль. Или таблетки какие-то. Марина — девушка серьезная, и если она сказала, что последствий никаких не будет — значит, так оно и есть. Хотелось бы побольше деталей, конечно. Но не сегодня. Не сегодня. И он тронул машину с места.