3+1=... (СИ)

Глава 11

— А, это ты…

Андрей охренел. Он уже привык, оказывается, к тому, с какой радостью его встречает Марина. И тут это равнодушное «А, это ты…».

— Так, — он шагнул за порог, закрыл за собой дверь. — Что случилось?

— Ничего, — таким же равнодушным, даже заторможенным голосом отозвалась Марина. — Просто сегодня такой день… Андрей, может, ты пойдешь к себе?

Охренеть заявка.

— Это что еще за день сегодня такой?

— Завтра суд по земле. По твоему дому, — Марина повернулась спиной и пошла в гостиную. — От него много зависит. И я… — окончание фразы прозвучало негромко, потому что уже из гостиной. — Я волнуюсь. Мне сейчас лучше побыть одной.

Однако. Оказывается, завтра суд по делу о доме, который строит Андрей. И Маришка от этого такая. Андрей даже завис, так и стоя, не разувшись, в прихожей.

А он уже успел себе придумать чего-то. Ну, от чего у женщин настроение вдруг непредсказуемо скачет? Фаза женского цикла какая-то не та, что ли — ему как-то пытались объяснить, но Андрей эти новые знания игнорировал. На хрена ему это? У него, слава богу, два сына!

А оказалось, что дело вовсе не в женском цикле, а в судебном делопроизводстве. Ну, Маришка во всем не такая, как другие.

Волнуешься? Из-за судебного заседания, которых у тебя были десятки, если не сотни? Это же просто контракт, и деньги ты получишь в любом случае, я у Сереги узнавал. А ты вон бледная вся, и голос равнодушный.

Нет, так нельзя.

Андрей стянул кроссовки.

Марина стояла у окна, глядя сквозь тонкий тюль во двор.

Андрей подошел и положил руки ей на плечи. Марина вздрогнула, но не обернулась. Нет, так дело вообще не пойдет. Андрей понятия не имел, как успокаивать женщин. В молодости, с Наташкой, он пробовал, но у него это не очень получалось. А потом и не пытался. Зачем утешать, если можно уйти? Но Андрей откуда-то интуитивно знал, что фраза «Не волнуйся» сто процентов не сработает.

— Слушай… А давай, я ужин приготовлю?

— А ты умеешь?

Андрей фыркнул.

— У меня дома два троглодита. Уж яишенку я пожарю. Хочешь яичницу? С помидоркой и колбасой?

— Нет колбасы.

— Служба доставки зачем? Сейчас будет колбаса. Может, еще чего-нибудь заказать?

Она, наконец, повернулась. И, когда Андрей привлек ее к себе, прижалась щекой к плечу.

— Я в ванну приму, ладно? Меня теплая ванна всегда успокаивает.

— Валяй.

Уже и курьер успел приехать, и яичница пожарилась, и вода в ванной давно не шумит. А Марина все никак не выходит.

— Эй, ты там жабры не отрастила? — Андрей легко стукнул в дверь ванной. А потом нажал на ручку. Дверь оказалась не заперта изнутри.

Так. Может, он неправильно все понял? И надо было жарить не яичницу, а Марину?

Она сидела на дне пустой, без воды, ванны, обхватив себя руками за согнутые в коленях ноги. Волосы подняты наверх и скручены. Несколько прядей выбились и темными намокшими змейками вились по шее и спине. Почему-то в этой позе отчетливо видны позвонки, хотя у Маришки сильная спина, да и вообще у нее нормальное телосложение, не доходяга тощая.

И взгляд куда-то вниз, в дырку слива.

Так. Что это за перфоманс, мать его?!

— Мариша…

— Я сейчас выйду.

И взгляд все туда же, в слив. И голос хриплый.

Нет, не то он жарил, не то.

Андрей сдернул с держателя большое полотенце, наклонился над ванной.

— Так, иди-ка сюда.

Марина не понимала, что ее так расклеило. И уже не было сил на то, чтобы разобраться. Просто расклеило. И в самый неподходящий момент.

Завтра заседание суда, от которого все зависит. На котором будет определено, смогла ли она распутать все нити этого сложного дела. А Марина чувствовала себя кисель киселем.

Началось все с ее дня рождения, наверное. Это удивительный день рождения. У нее никогда ничего подобного не было. И в моменте она была счастлива. Потому что все здорово — и вкуснейший чай и бутерброды, и набросок дома, и секс на заднем сиденье большого черного джипа. Все было новым, удивительным.

Но у этого оказалось горькое послевкусие.

Дом. Что будет, когда Андрей построит этот дом? Уедет вместе с мальчишками туда, и она больше не будет каждый день видеть их? И как же особый человек? Что это слово значит для тебя, Андрей?

Марина впервые открыто, не прикрываясь иллюзиями, задумалась о том, какие перспективы у ее отношений с Андреем. Она давно не задавала себя таких вопросов. С Митей у них все сложилось сразу, просто, понятно, по взаимности. После развода все тоже было просто. Перспектива одна — выжить. А теперь… Теперь ее жизнь зависела не только от самой Марины.

Какое она там недавно слово вспоминала — уязвимость? Да, уязвимость. И беспомощность. Что Марина может сделать, как повлиять на ситуацию? Единственное, что Марина может сделать в данный момент — спасти дом, который Андрей строит сейчас.

А ведь это был обычный контракт на юридические услуги. Ну, хорошо, не совсем обычный — повышенная сложность и повышенная, соответственно, цена. Но история стала совсем личной. Марина вдруг решила, что если она добьется успеха здесь — то и в отношениях с Андреем все тоже будет так, как хочется ей.

Понять бы еще, чего ей хочется. Есть факты. Она прикипела к ним, и к Андрею, и к его сыновьям. При мысли о том, что они когда-нибудь уедут в этот, построенный Андреем дом, ей хотелось плакать. А плакать нельзя, тут суд на носу.

Но она все же расплакалась. Уже вечером, в постели. Она сама отправила Андрея домой, мотивируя тем, что очень сильно устала. И поблагодарила за удивительный день рождения.

Не солгала. Сказала правду. Но потом, вечером, в постели, вспомнив их близость в машине, неожиданно расплакалась. Тихонько, как взрослая адекватная женщина.

Эта близость ясно подсветила то, что и так проскальзывало до этого. Что Андрей опасается наступления беременности. У него всегда с собой презервативы. И когда он теряет голову настолько, что берет ее без презерватива, то потом всегда спохватывается. Сегодня был второй такой раз.

Первый раз он все же вышел и воспользовался средством контрацепции. А сегодня вышел в конце, оставив в ней вот этот зародыш горечи.

Ты зря боишься, Андрей. Ты не хочешь больше детей. А у меня их быть не может.

Мы идеальная пара.

И после этого она разрыдалась взахлеб.

При первой встрече Андрей подумал про Марину, что она зануда, зазнайка и, вообще, наверняка душнила. Ну а что еще можно было подумать? Строгая юбка, белая рубашка, портфель для бумаг, очки на носу, волосы стянуты в узел на затылке. И разговаривает с ним снисходительно, как с умственно отсталым.

Потом оказалось, что она совсем другая.

А сейчас девушку в своих руках Андрей не узнавал. Он смотрел на змейки намокших волос на ее шее и понимал, что она сейчас совсем не похожа на себя. Очень слабая. Уязвимая. И ей надо как-то помочь и что-то сделать. Только Андрей не понимал, что. Ему было немного страшно, что не справится. Что делает не то.

Но когда он опустил ее, завёрнутую в полотенце, на кровать, она обвила его шею руками.

— Не покидай меня…

Да что ты. И в мыслях не было. Нужен? Я здесь.

Близость снова была без всего. Кожа к коже. Но утонуть в этой близости у Андрея не вышло. Но он хотел, чтобы в этой близости утонула Марина. И это у него получилось.

Вот так, моя хорошая, вот так. Забей к черту на этот суд. Не загоняйся так. Ты важнее. Ты важнее всего.

— Ты, наверное, хочешь знать, почему мы можем не предохраняться?

Было пока еще сложно вести осмысленный диалог. Хотелось лежать, обниматься и тупить.

— Эмн… Ну не особо… Не принципиально… Если хочешь — расскажи.

— Это не очень веселая история, Андрей.

— Ничего. Я готов.

Решение завести ребенка было обоюдным. Хотя инициатором выступила, наверное, все-таки, Марина. Митя просто сказал, что он согласен.

А Марина любила все планировать. А уж такое важное дело, как создание нового человека, должно быть спланировано с особой тщательностью.

Они с Митей более-менее устойчиво встали на ноги. И дальше для Марины был очевидный выбор — либо дальше вкладываться в работу и совершать карьерный рывок, либо поставить карьеру на паузу и родить ребенка. Марина решила, что ребенок важнее. Она поговорила с родителями, мама обещала помочь, чтобы Марина могла как можно раньше вернуться к работу. Митя тоже был согласен. Он, правда, был почему-то свято уверен, что для наступления беременности достаточно один раз заняться сексом без презерватива. Марина над ним смеялась, объясняя. Потом он над ней смеялся, когда Марина после близости вставала в «березку».

Потом они смеяться перестали. Прошел год, но беременность не наступала. Они пошли к врачу, Митя поупрямился, но Марине удалось его переубедить. Они сдали все необходимые анализы. У Марины не нашли ничего особого тревожащего, у Мити были некоторые проблемы с показателями спермы — как сказал врач, не очень активные сперматозоиды. Митя насупился, но терпеливо выполнял все рекомендации — особый режим питания, упражнения, медикаменты. Так прошел еще год. Спустя год анализы показали, что показатели у Мити практически пришли в норму. Но беременность так и наступала.

Было похоже на то, что проблема сидит где-то глубже. Что им нужна консультация и обследование в специализированном учреждении. Марина записалась на прием в федеральный центр репродуктологии к профессору и светилу. Уж он-то разберется, в чем дело. На крайний случай есть ЭКО.

Но до ЭКО дело не дошло. Гром грянул раньше. За несколько дней до визита в этот самый федеральный центр Митя пришел домой и буднично, как о чем-то самом обыкновенном, заявил, что хочет развода. И что ждет ребенка от другой женщины.

Марина тогда просто остолбенела. И молча стояла и слушала Митю, глупо раскрыв рот.

— Видишь, Марина… — Митя методично и спокойно складывал вещи в раскрытый чемодан, лежащий на кровати. — Вы мне говорили, что у меня сперма какая-то не такая. Таблетки заставляли пить, приседания эти делать, авокадо жрать. И что? Из нас двоих, Марина, проблемы не у меня, а у тебя. Это ты — бесплодна, а у меня будет ребенок. Просто от другой, здоровой женщины.

Потом, уже очень потом, когда она научилась жить с мыслью, что Митя ее предал, изменил, что у него теперь другая жизнь, с другой женщиной, и там уже, наверное, родился ребенок — тогда Марина смогла попытаться как-то это проанализировать.

Почему, зачем. Может, она так сильно давила на Митю с этим своим желанием иметь ребенка? У мужчин же невероятно нежная и хрупкая психика, хрусталь просто. Но ведь диагноз Мите поставил врач. Про слабые малоактивные сперматозоиды сказал врач! Только какое это имеет значение теперь? У Мити уже, наверное, родился ребенок. А у Марины детей быть не может. Она бесплодна, как сказал Митя. Почему — это, ей, наверное, объяснил бы тот самый профессор и светило. Где-то, чуть глубже, в Марине сидит какая-то проблема. Только выяснять, какая именно, Марине уже нет необходимости. Измена Мити и его слова растоптали ее желание иметь ребенка. Да и желание это — нереализуемо. У Мити может быть ребенок, у нее — нет.

Как реагировать на рассказ Марины, Андрей не знал. Эмоций у него было внутри много. И все они были очень сильными.

Андрей слегка охренел от того факта, что Марина была замужем. Но, с другой стороны, он тоже был женат, так что… А Мите этому по-хорошему надо было втащить. Нельзя так. И гулять налево — неправильно, а уж потом так размазать женщину, с который ты прожил сколько-то лет и планировал ребенка… Вообще, не по-мужски.

Ну да, уж кому-кому, а Андрею вообще не с руки рассуждать о том, что по-мужски, а что — нет. С его-то косяками с женой и детьми. Ладно, хрен с ним, с этим Митей, пусть живет. Ребенок у него, опять же. А вот что делать с Мариной…

Невозможность иметь детей явно сильно ранила ее. И ранит до сих пор. И еще он тут со своими опасениями, что про гондоны забыл и что она может залететь. Не может! И что-то первый всплеск эгоистичной радости о том, что можно трахаться без всего, куда-то бесследно растворился. Какая уж тут радость, если… Если вместо радости — жалость. Да только вот что с этой жалостью делать? И примет ли ее Марина?

— Так что, как видишь, ты можешь не переживать, — раздался голос Марины — хриплый, тихий. — Я не добавлю к твоим двум детям еще одного.

— Мариша…

— Я все понимаю, Андрей. Ты ответственно к этому относишься. Это правильно. Но с моей стороны тебе опасаться нечего.

Да как же ему не нравится это все! Андрей поднял голову и заглянул Марине в лицо. А оно все блестело от слез. Когда успела?! Ведь даже носом не шмыгнула, а теперь…

Андрей терпеть не мог женских слез. Считал их в чистом виде манипуляцией. Не любил настолько, что принялся сцеловывать, где-то даже слизывать слезы с лица Марины. Забирая себе их соленую горечь. А когда все слезы, наконец, кончились, у Андрея нашлись слова. Три слова, которые показались ему самыми нужными и важными сейчас.

— Я с тобой.

— Это не женщина! Царица! Богиня! Женюсь, ей-богу, женюсь — нельзя такой роскоши одной пропадать!

— Татарин, ты же еще с предыдущей женой не развелся.

Серега лишь махнул рукой.

— Нет, Лопата, ты не понимаешь! Я тебе не рассказывал, а теперь можно. Никто ж не брался, никто! Говорили все, что дело тухлое, не отбиться. А она смогла. Роскошная женщина, роскошная!

Если улыбаться так, как хочется — рожа треснет. Поэтому сейчас лучше просто умерить неуместные Серегины восторги.

— Ты забудь про нее.

— Не понял.

— Напряги мозг и пойми. Деньги оставшиеся перечисли — и забудь про нее.

Сергей озадаченно уставился на него.

— Погоди… Ты ж говорил, что это соседка. На уровне «Здрасьте» и «До свидания».

Андрей не стал ничего говорить, просто прямо посмотрел Сергею в глаза. Никогда он с друзьями и партнерами баб не делил, но теперь, если надо….

Татарников после обмена взглядами вздохнул.

— Твоя, что ли?

— Моя.

Сергей еще раз вздохнул.

— Шустрый ты, Лопата. Ладно, понял-принял, — Серега поправил лацкан пиджака. — Главное, не забывай: претендуешь — соответствуй.

— А это не твоя забота.

— Как такое может быть…

Она повторила эту фразу раз пять. Или шесть. Кроме этой фразы, других слов у Марины и в самом деле не находилось.

Как такое может быть?..

Как?..

Как?!

Напротив Марины, за своим рабочим столом, сидела ее врач, жизнерадостная и монументальная Татьяна Михайловна и смотрела на Марину с добродушной и чуточку снисходительной улыбкой.

— А что вас беспокоит, голубушка? — врач постучала авторучкой по углу монитора. — Вы же этого хотели?

Это простой вопрос: «Вы же этого хотели?», заданный Татьяной Михайловной, вдруг остановил бесконечную круговерть одной и той же фразы: «Как такое может быть?!».

Это уже произошло.

Произошло!

Произошло!!!

Но все же как?!

Врачу Марина показывалась регулярно, раз в год. Именно Татьяна Михайловна выслушала первое пожелание Марины о том, что она хочет ребенка. Именно Татьяна Михайловна выписывала первые направления на анализы, а потом, позже, на консультацию к врачу-репродуктологу. Именно она потом услышала короткое «Передумала», когда Марина пришла на первый прием к гинекологу после развода. И не задала больше ни одного вопроса.

Но Татьяна Михайловна помнила — а если и забыла, то электронная медицинская карточка все помнит! — что Марина хотела ребенка.

Ну вот. Получите, что называется, и распишитесь!

Две полоски на тесте, шок до звона в ушах. И вот теперь — официальное подтверждение от ее гинеколога.

Марина беременна.

Но как это могло случиться?!

— Вы не планировали, Марина Геннадьевна? — мягко спросила Татьяна Михайловна.

Что можно было ответить на этот вопрос? Тут не про планы, тут про… И Марина не нашла ничего лучше, чем взять — и рассказать все Татьяне Михайловне. Все, включая измену Мити, несостоявшуюся консультацию у светила, развод и то, что беременна сейчас Марина от совершенно другого мужчины.

— Ну, так это все и объясняет, — на сбивчивый рассказ Татьяна Михайловна отреагировала спокойно, даже флегматично.

— Что именно?

— Так иногда бывает. Это называется генетическая несовместимость. Каждый из партнеров сам по себе здоров и способен к зачатию. Но вместе у них детей не может быть.

— А почему?

— Причин может быть несколько, — Татьяна Михайловна пожала дородными плечами. — Чаще всего это шалости иммунитета. Но для определения точной причины требуется сбор дополнительного анамнеза, анализы, обследования. Насколько я понимаю, это уже неактуально.

— Неактуально, — эхом повторила Марина и замолчала. Пошатнувшаяся картина мира находилась в стадии стабилизации. И сейчас все силы уходили именно на это.

— Марина Геннадьевна… — голос врача звучал мягко. — Решение принимать, безусловно, вам. Но, учитывая, что это у вас первая беременность, а вам уже за тридцать — прерывать не советую. Если у вас есть сомнения — могу рассказать подробнее.

— А?..

— Ну, вы же хотели ребенка. Пусть и от другого мужчины. Надо вынашивать. Надо рожать.

Марина несколько раз медленно моргнула, будто просыпаясь. О чем говорит Татьяна Михайловна? Какие тут могут быть сомнения?

— Я… — Марина прокашлялась. — Я оставляю ребенка. Конечно. Оставляю.

Она даже представить не могла, что когда-то скажет эту фразу. Что у нее будет возможность отказаться от наступившей беременности. Марина даже саму беременность для себя исключила. И совершенно, как оказалось, зря.

— Ну, вот и славно, — Татьяна Михайловна кратким жестом прижала ладони к поверхности стола. — Сейчас я вам направления выпишу на анализы и обследования.

Марина сидела на скамейке в каком-то безымянном сквере недалеко от клиники. Вокруг царило эталонное бабье лето. Затянувшееся, задержавшееся, уже давно должно было кончиться, но пока все по классику — «и день будто хрустальный» и «лучезарны вечера».

Бабье лето.

И сама Марина тоже стала… бабой. Никогда она это слово к себе не применяла, даже мысли не было. Но сейчас она… она беременная баба. И отторжения это словосочетание почему-то не вызывает.

Картина мира стабилизировалась. Окончательно. Ровно в тот момент, когда Татьяна Михайловна объясняла ей, как и какие анализы сдавать.

Марина за все то время, когда пыталась забеременеть от Мити, столько раз это в деталях представляла. Как она встает на учет по беременности, что при этом происходит. Она столько всего представляла, о стольком уже прочитала. Она даже знала, что на ее сроке ребенок имеет размер ягоды. Только забыла, какой — то ли черники, то ли клубники.

Так она и скажет: «Андрей, у нас с тобой выросла черника».

Марина застонала и уткнулась лицом в ладони. Эйфория схлынула, оставив практически вопросы. Марина всегда была практичной. По мнению Мити — излишне практичной. Ладно, к черту Митю. Какой смысл вспоминать мнение человека, с которым она, как выяснилась, генетически несовместима.

Впрочем, Митя в каком-то смысле оказался ответственным за то, в каком положении она сейчас оказалась. Ведь если бы не он…

Способность логически размышлять вернулась. И теперь Марина отчетливо понимала, что причин думать о том, что бесплодна, у нее особо и не было. Ведь врачи ничего не нашли! Но Митя ей сказал: «Ты бесплодна», и она поверила. Приняла его слова, как истину в последней инстанции.

Как же сильно ты меня тогда ударил, Митя. Как сильно ранил. Своим предательством сбил с ног, вскрыл, выпотрошил, оставив, как вскрытого моллюска, без твердого панциря, с мягким и беззащитным нутром. И Митя в это мягкое и беззащитное клеймом — «Ты бесплодна. У меня будет ребенок, а у тебя — никогда». Как же она тогда была обессилена его предательством, как обескровлена и уязвима, если поверила этим словам. Даже не поверила — эти слова словно впечатались куда-то внутрь нее, без сомнений. Как установка какая-то.

Я бесплодна. У меня не может быть ребенка.

А это… это оказались всего лишь слова. Которые ничего не значат.

И теперь Марина ждет ребенка. От совершенно другого мужчины. Который уверен, что у нее не может быть детей. Потому Марина сама ему об этом сказала.

Ой, мамачки…

Она потратила еще какое-то время на вот это «Ой, мамачки»… А потом перестала скрючиваться, разогнулась, вытянула ноги, откинулась затылком на спинку скамьи и уставилась в не по-осеннему высокое светлое небо.

С ней случилось то, чего она так хотела. Да, с опозданием. Да, с другим мужчиной. Хотя… Может, мужчина тот самый?

Ага, тот самый, который не хочет детей. У которого уже есть двое своих. Марина не дала воли уколу острой боли, затолкала его поглубже. Хочет там Андрей или не хочет — его личное дело. А Марина… А Марина ему скажет: «Спасибо!». И дальше этого «Спасибо» не шло. Марина не могла представить реакцию Андрея. Даже при том, что знала о том, что он не хочет больше детей — не могла представить.

Но упорно говорила себе: «Это не имеет значения». В конце концов, это ее ребенок, он находится в ее теле, и никто не сможет этого ребенка у Марины забрать. А Андрей… Не хочешь — не надо. Но от этого заныло. В неопознаваемом месте внутри, но сильно.

Она выпрямилась, достала из кармана телефон.

Демьян: Марин, как думаешь, брекеты — это сильно зашквар?

Марина: Брекеты — это красивая улыбка, от которой девчонки будут штабелями вокруг тебя падать.

Демьян: Чем падать?

Марина: Неважно. Просто падать. А что, надумал ставить брекеты?

Демьян: Вчера были у врача, он сказал, что надо ставить.

Марина: Что отец говорит?

Демьян: Ну, типа если надо — то надо. Но решать типа мне. Это дорого, Марин?

Марина прикрыла глаза. Как вот я уйду из твоей жизни… Как ты уйдешь из моей жизни… Если я обсуждаю брекеты с твоим старшим сыном?!

Марина: Твоему отцу это по карману.

Потому что Андрей сделает для своих сыновей все.

Она переключилась на чат с Касей. А там были жалобы на то, что в школе задали учить стих про осень, и просьба сегодня послушать юного декламатора. Разве могла Марина отказаться? Если это зависит от нее — она мальчиков ни за что не бросит. Уже не сможет. Хотя Марина ступает на опасную дорожку, очень опасную. Где риски — не только ее душевное благополучие, но и судьбы двух мальчишек, к которым жизнь и так была не очень справедлива в первые годы. Они к ней тоже привязались, Марина это чувствовала. И как она их сможет оставить? Как они это переживут?!

Марина снова легла на спинку скамейки, прикрыла глаза. И перед внутренним взглядом вдруг появилась совершенно отчетливая картинка.

Дом. Тот самый дом, который построит Андрей. Который он ей тогда нарисовал. А рядом — сам Андрей, Демьян и Касьян. Но и не только. А еще там она, Марина. И коляска с кем-то маленьким, новорожденным. И все туда заглядывают, в эту коляску, и счастливо улыбаются. А потом фантазия, уже ничем не сдерживаемая, понеслась дальше. Откуда-то появляется собака — хаски, как мечтает Кася. Андрей обнимает Марину, целует в щеку и шепчет: «Спасибо за дочь, любимая». И мальчишки тоже обнимают ее с двух сторон и называют мамой.

Какой ужас. Какой кошмар. Все такое настолько ненастоящее — как в телевизионной рекламе майонеза. В реальной жизни не бывает такого. Реальная жизнь — это то, что произойдет сегодня вечером. Что бы это ни было и как это ни произойдет — это и есть реальная жизнь.

Марина открыла глаза и встала со скамейки. Ну, здравствуй, реальная жизнь. Я ненадолго отходила.

— С тобой Татарников полностью рассчитался?

— Да.

— Ну и отлично, — Андрей выкладывал продукты на стол. — А то он немного не в адеквате. Утверждал, что собирается жениться на тебе — в таком он восторге.

Марина смотрела на гору продуктов на столе.

— Я лично не собираюсь за него замуж.

— Разумеется, — Андрей выставил на стол последнее оставшееся — бутылку молока. — Кто же ему разрешит. Но ты у меня умница. Сам себе завидую.

Будто не с ней это происходит. Не ее обнимает и прижимает к себе Андрей. Не ее целует он в макушку, а потом в висок.

Если бы не то, что случилось, сейчас бы они уже смаковали детали этого дела по земле. А потом бы обсуждали, что делать с брекетами Демьяна, и где лучше ставить, и какие где специалисты, какие предпочтительнее клиники, и что там вообще за нюансы. Марина носила брекеты практически все студенчество, но за это время технологии, скорее всего, значительно ушли вперед.

А потом бы пришел Кася — может быть, даже не один, а с братом. И Марина бы стала проверять, как выучено стихотворение про осень. А Андрей и Демьян бы…

Хватит фантазировать. Это все было бы, если бы не… Хреновая формула. Будто Марина жалеет о том, что произошло. Нет. Ни в коем случае нет. Не жалеет.

— Андрей, нам надо поговорить.

— Ага, давай. Демка говорил, что ты в брекетах шаришь? В мое время за брекеты в школе чморили. Я поэтому ему и сказал, чтоб сам решал. Я заставлять не буду. Правда, врач говорит, что надо обязательно ставить, иначе зубы все сгниют на хрен. Ну, Демка вроде согласен. А ты что думаешь? Гранат тебе почистить?

Да, почисти. В моем положении гранат полезен. Наверное. Как и черника.

— Андрей, я беременна.