3+1=... (СИ)

Глава 12

— Как это?

— Природа все предусмотрела, Андрей.

Разговор начался не очень. Какие-то идиотские фразы. Все не то. Марина нутром чувствовала, что ничем хорошим этот разговор не кончится. А, значит, затягивать не надо. Но почему-то молчала.

Андрей медленно опустился на стул.

— Ты же говорила, что… что не можешь иметь детей.

— Получается, я тебя обманула.

Ты ведь к этому выводу рано или поздно сам придешь. Так давай лучше я тебе озвучу. Превентивно.

Андрей вздохнул — гулко и шумно.

— А можно мне каких-то еще… подробностей?

Марина встала и принялась разбирать продукты. Может, она уже и не имеет никакого права на эти продукты. Но руки занять необходимо.

— Если я тебя и обманула, то не специально. Просто… Просто я так решила. Что бесплодна. Потому что мы с Митей не могли зачать ребенка. А от другой женщины у него родился ребенок. Значит, проблема во мне.

Андрей тряхнул головой, будто ему вода в ухо попала — раз, другой.

— Ничего не понимаю.

— Ни у кого проблем не было — ни у меня, ни у Мити. У нас просто была генетическая несовместимость.

— Чего?!

На столе больше ничего не осталось. И нечем занять руки. Разве что только чайник включить. Заварить чай. Хоть чем-то занять руки.

— Врач сказала, что такое бывает. С иммунитетом это связано. Сами по себе мы каждый — здоров и может иметь детей. А вместе — нет. Поэтому у Мити родился ребенок от другой женщины. А у меня… от тебя. Вот.

— Охренеть.

И тишина. Ну да, Андрей. Охренеть. Охреневай. Я эту стадию уже прошла. Твоя очередь.

Андрей молчал, глядя с завидным упорством в поверхность стола. А Марина молчать не могла.

— Я понимаю. Это неожиданно. Понимаю, что в твои планы еще один ребенок не входит. Я помню. Ты мне об этом прямо сказал. Я, правда, все понимаю, Андрей.

— Ты до хрена чего понимаешь, Марин. Но почему-то решила, что не можешь иметь детей, не имея четкого медицинского заключения на этот счет.

Резко, будто выкачали каким-то супер-насосом, в Марине кончился весь воздух. Он куда-то делся. И горит все внутри.

Значит, все-таки нет, Андрей? Совсем нет? Сразу нет? «Нет» окончательное и без шансов?

— Вообще-то, я рассказала тебе все. Все подробности. Ничего не пропустила. И ты точно так же, как и я, знал, что окончательного диагноза на тот момент не было. Просто… просто я на основании тех фактов решила, что бесплодна. Только думала, что причина лежит где-то глубже. Но выяснять ее мне тогда совсем не хотелось. Ты выслушал эту историю. И ты пришел ровно к таким же выводам, разве нет?!

Андрей откинулся на стуле и резким движением сложил руки на груди.

— Ты сказала мне: «У меня не может быть детей». Я тебе поверил. Или что, я должен был вести тебя за ручку к врачу и справку требовать, блядь?!

— А ну не ори не меня!

Андрей снова шумно и гулко выдохнул. Поставил локти на стол, наклонил голову и привычным движением растер шею, взъерошил затылок. Оброс.

— Послушай, Марин… — он начал говорить, глухо и не поднимая головы. — Я тоже был с тобой предельно откровенен. Я не хочу больше детей. Мне не нужен еще один ребенок. Я этих-то двоих еле вывожу. Это не шутки. Двое детей — это и так большая ответственность. Я тебе об этом сказал честно. Сразу. А ты…

— Что — я?! Лопатин, а ну посмотри на меня! — Андрей медленно поднял голову. У него было закрытое и чужое лицо. Лицо «Нет». Ну и иди ты к черту, тогда! — Что — я?! Я собираюсь повесить на тебя еще одного ребенка, ты это имеешь в виду?!

— Я этого не сказал. Но…

— Нет никаких «но», Лопатин! — потому что никакой ты больше не Андрей! Мой Андрей… Его больше нет. — Я сказала тебе о своей беременности по одной-единственной причине. Половина генов в этом ребенке — твоя. На этом факте твое участие в этом ребенке заканчивается. Ну, мало ли — может, ты ведешь учет: куда и на что потрачена твоя сперма. Вот, отчитываюсь. Дальнейшее твое участие в этом ребенке — по документам, финансовое, социальное, педагогическое — равно нулю, — Марина сомкнула указательный и большой пальцы в колечко, демонстрируя этот самый ноль. — Доступно излагаю?

Андрей снова сложил руки на груди. Долго и молча смотрел на выставленное ему колечко из пальцев. Все с тем же лицом «Нет». Лицом «Ноль».

— Значит, тебе этот ребенок нужен?

— Бинго! Это мой ребенок! Мне он нужен, тебе — нет. По-моему, задачка сошлась с ответом.

Громко скрипнули ножки стула. Не сказав больше ни слова. Андрей встал и вышел. Из кухни. Из ее квартиры. Из ее жизни. Ушел. Совсем.

А Марина не заплакала.

Не дождется. У нее теперь есть тот, ради кого она обязана быть сильной.

Наверное, это действовал адреналин от разговора. Или такая особенности психики. Но Марина начала, как не в чем ни бывало, готовить. Там, что там у нее по плану сегодня?

Зразы из говядины.

Зразы… Как Марина дошла до таких изысков, как зразы?..

Зараза ты, Лопатин!

— Куда это вы намылились?

Кася обувался. Поэтому ответил Демьян — ответил спокойно, как о чем-то самом обыкновенном.

— К Марине. Кася ей стих собрался рассказывать. А мне надо про брекеты перетереть. А еще она нам зразы обещала.

— Чего?

— Котлеты такие. С начинкой. С грибам, кажется.

— Дома сидите! — Андрей сдернул с крючка куртку. — Нечего шляться где попало!

— Чего-о-о-о-о?.. — хором взвыли сыновья.

— Дома сидите, ясно?! — рявкнул Андрей и хлопнул дверью.

Мальчики, стоя у окна, дождались, когда джип отца отъедет, и вышли из квартиры. Что значит — дома сидите?! Еще чего!

Лопатины почти не дали ей времени на то, чтобы прийти в себя. Да она сама себе не дала на это времени. Взялась, как придурочная, зразы эти готовить. Блюдо не самое простое, но у Марины внезапно получилось! А тут и младшие Лопатины подоспели.

И это оказалось спасительным. Черт с ним, с их папашей. Марина пока даже не думала, как она будет теперь общаться с мальчиками с учетом ее разговора с их отцом. И с учетом всех обстоятельств. Если бы все зависело от нее — она бы ничего не меняла. И Марина сделает все, что зависит от нее, чтобы мальчиков не коснулось ничего из того, что бурлит между ней и Андреем. Нет. Мальчики ни в чем не виноваты. И вообще, Марина не обязана считаться с их отцом, если хочет общаться с Демой и Касей.

Марина едва слышно вздохнула, накладывая ужин на тарелки и вполуха слушая болтовню братьев. Вообще-то, должна считаться. Они несовершеннолетние, а Андрей их отец.

Ладно. Она разберется. Это же не только мальчишки, к которым она прикипела сердцем. Это… Марина едва не осела от этой мысли. Это братья ее ребенка.

У нее будет ребенок… У этих мальчишек будет брат или сестра… И этого брата или сестру не хочет для своих сыновей Андрей.

Боже, что за день сегодня такой?!

Марина почувствовала, что из ее рук тянут тарелку.

— Мне хватит, тетьМарин.

Кася называет ее «тетя Марина», а Дема — просто по имени. Что она там про «мама» думала? Нет, ее когда-нибудь будут называть мамой. Господи, неужели…

Да что же за день сегодня такой?!

После ужина Кася изъявил желание и изложил просьбу — сделать молочный коктейль. Самостоятельно, перед декламацией, как выяснилось, Пушкина. Марина согласилась, тем более, мороженое теперь всегда было в морозильной камере. Кася деловито принялся за приготовление, а Дема увлек Марину в гостиную. Видимо, для разговора про брекеты.

— Вы с батей сильно поругались?

Издалека заход на брекеты, однако. Марина взяла паузу, прежде чем ответить.

— А с чего ты… это решил?

— Батя ревет, как хряк, которому течную свинью не дают.

Марина от неожиданности закашлялась. Как же она забыла, что мальчики большую часть своей жизни провели в деревине? Но сравнение образное, этого не отнять.

— А ты плакала, — продолжил Демьян.

— Я не плакала!

— Значит, собираешься.

И что ей делать вот с этой мудростью пятнадцатилетнего?

— Марин… Ну, Марина, скажи мне, что случилось? Вы поругались, да?

Она вздохнула.

— Ты упрямый.

— Баушка говорит — упертый. Так из-за чего вы поругались? Из-за… нас? Из-за меня с Касей?

Это что еще за фантазии?!

— А это ты с чего решил?! Как мы могли из-за вас поссориться?!

— Ну мало ли… — Марина наблюдала, как знакомо и упрямо склонилась темноволосая макушка. — Может, мы мешаем тебе. Ходим постоянно. Объедаем тебя. Может, ты это… бате сказала, чтобы мы к тебе не ходили. Так ты мне скажи. Мы ходить не будем и мешать не будем.

Да что же это такое… Да как тебе такое только в голову пришло?! Что значит — ходить не будем?!

Не думая, что делает, Марина порывисто обняла Дему, прижала к себе. А этот упертый и своенравный подросток обнял Марину за спину.

Так, главное, не разреветься!

— Да как вы можете мешать? Демьян, ты чего? Мы же с тобой вообще… эти… подельники… соучастники!

Дема хмыкнул.

— Я завязал с уголовкой. Мне одна умная женщина отсоветовала.

Марина не удержалась, приподнялась, дотянулась — и от чувств чмокнула в темноволосую макушку. Хотя, судя по всему, скоро она до этой макушки доставать будет только в прыжке.

В этот момент в комнату заглянул Кася. Округлел глазами от увиденной картины. Дема подскочил, замахал руками на младшего брата.

— Иди пока, иди!

— Так коктейль готов.

— Иди, говорю, на кухню! Посуду помой. Стих повтори!

Выпроводив брата, Демьян снова вернулся на диван, к Марине.

— Значит, не из-за нас?

— Не из-за вас. Если вы перестанете ко мне ходить, я… мне будет очень грустно.

Но Демьяна с толку сбить не так-то просто.

— Он тебя обидел?

Марина снова взяла паузу.

Как ответить на этот простой вопрос. Обидел? Да. Вдруг захотелось не то, что сказать — прокричать это «Да». И все-таки, наконец, расплакаться. Потому что, оказывается, когда ты узнаешь, что ждешь ребенка — очень важно, чтобы это была радость на двоих. Ведь вас двое — тех, кто причастен к этому чуду. И радость очень хочется разделить. Что бы ты там себе — и ему — ни говорила: про то, что ребенок для тебя желанный, ребенок твой, а он, тот, второй — всего лишь ноль. А если помножить на ноль, будет ноль. А здесь не так. Тут другая арифметика.

— Марин… — Дема тронул ее за руку. — Он хороший. Правда. Заеб… Устает просто сильно. Работает много. Чтобы у нас все было. А мы его тоже… достаем. Иногда. Но я, это… Повзрослел! Будем теперь вести себя с Касей лучше! Марин… Не сердись на него. Он хороший. Не бросай его. И нас… тоже.

В носу защипало. Защипало так, что сейчас откуда-то польется — не из глаз, так из носа. Но первым сорвался судорожный вздох.

— Марин… — Демьян начал гладить ее по плечу. — Ну чего ты? Батя это… он иногда вспыхивает. Но отходит быстро. Он тебя не обидит. Ну, Марин… Хочешь, цветов тебе куплю?

Она всхлипнула совсем громко. Вот что вы со мной делаете, Лопатины?! Дема все-таки еще ребенок. Подросток. Не взрослый точно. Нельзя на него все это вываливать. А он ей нисколько не помогал. Гладил по руке и уперто гундел:

— Марин… Ну, Марин…

Да что же за день сегодня такой…

— Я ребенка жду, Демьян.

Он перестал ее гладить. Выпрямился.

— В смысле — ты? Только ты? Не от бати, что ли?

— От него. В смысле, от твоего отца.

— Тогда чего это ты ребенка ждешь? Мы ждем.

Марина, не веря своим ушам, повернулась к Демьяну. Встретила его прямой и спокойный взгляд. Так ты уже НАСТОЛЬКО взрослый?

— А ты… ты, что же… ты, разве…

Ничего, кроме этого невнятного лепета, у Марины пока не получалось.

— Я знаю, откуда дети берутся.

— Дема, я не про то! Ты… Ты не против? Не против того, чтобы у тебя… у Каси… что вас будет трое?

— А чего нет-то? Женщины всегда детей рожают. У тети Лены, маминой сестры, тоже трое. Только там две девчонки, а младший пацан. А у нас… А ты нам сестренку родишь?

Вот это логика у Демы… Простая, как три копейки. Женщины всегда детей рожают… Сестру ему роди…

Все. Допекли. Доконали ее Лопатины. И Марина разрыдалась.

На эти звуки с кухни прискакал Кася, и они вдвоем обнимали Марину, что-то бубнили в два голоса и гладили — Демьян по руке, а Кася почему-то по коленке. Она бы так долго сырость разводила, но Кася мудро сказал, что на коктейлях сейчас пена осядет.

И они сели пить молочный коктейль. И слушать Пушкина, который внезапно оказался Тютчевым. И вечера — внезапно лучезарны.

Осень в этом году — лучшая подруга строителей. Долгая, сухая. Андрею надо до зимы дом под крышку завести. Поэтому работа на стройплощадке кипит. Пока еще светло. Крутит краном Ирина Павловна, везде пока еще шум и рабочая суета.

— Алмас! — заорал Андрей, подняв голову. — Где ты, брильянтовый мой?!

— Здесь я, внизу, Андрей-джан, — раздался сбоку голос.

Андрей обернулся к бригадиру каменщиков.

— Дай мне какой-нибудь объем работы.

Между мохнатых темных бровей Алмаса залегла страдальческая складка.

— А… не понял.

— Хочу кирпич покласть.

— Вы ж сами говорили сколько раз, что правильнее — положить.

— Давай положить, — не стал спорить Андрей. — Работы дай, говорю, начальник.

Алмас некоторое время молча смотрел на своего начальника. Потом медленно кивнул.

— Напомните, какой у вас разряд?

— Никакого. Твои ребята показывали, как класть. Для общего развития.

Алмас вздохнул.

— Значит, на фасадные нельзя. Ладно, пойдёмте, найду вам какой-нибудь темный угол.

Нет лучше средства, чтобы утихомирить клокотание внутри, чем простая физическая работа. Грушу в зале околачивать — это для тех, кто не может сделать ничего полезного. Бесполезное Андрей презирал. А поэтому методично плюхал раствор, ровнял мастерком, клал кирпичи. Ей-богу, кирпичи созданы для того, чтобы мужик смог не сдохнуть, когда ему враз сворачивают мозг и жизнь. И Андрей ряд за рядом клал кирпичи.

— Для человека без разряда очень даже неплохо. На твердую четверку. С маленьким минусом. Еще объема работы дать?

Андрей привалился к стене. Поясница ныла. Руки ныли. Все ныло! На площадке уже включили прожекторы. Люди заканчивали работу в сумерках.

— Не надо. Все равно ж кончаем работать.

— Кончаем. Уже и ИринПална спустилась. Искала вас, кстати, Андрей-джан.

Андрей вздохнул.

— Ладно, тогда пошел вниз.

— Когда ты уже бросишь?

— Своих воспитывай. А мне пятьдесят один, меня воспитывать поздно.

— Мои не курят.

— Уверен?

Андрей не стал отвечать. Они сидели с Ириной Павловной на обломке бетонной сваи. Ирина курила, Андрей крутил в руках сорванный длинный сухой стебель.

— Что у тебя случилось?

— А с чего ты решила, что у меня что-то случилось?

— Все стройка гудит — прораб приехал злой как черт и кирпичи кладет. Где руками, где матом. Народ нервничает.

— Все в порядке, — буркнул Андрей. — Все в порядке. Аванс вон завтра. Стопудов будет, я с бухгалтерией сегодня говорил.

— Андрюх, — Ирина втоптала в землю окурок. Судя по тону, это же она собиралась сделать и с его самомнением. — У нас с тобой это какой объект по счету? Второй?

— С памятью у тебя все в порядке. Пока, по крайней мере.

Андрей получил чувствительный тычок крепким крановщицким локтем в бок.

— Сколько раз я тебе сопли из-за пацанов твоих вытирала?

— Не было соплей!

— Я в душе не гребу, что там у тебя из носа бежит в такие моменты, может, мозги вытекают. Сколько раз я в больницу с тобой и с пацанами ездила?!

— Да такое было всего раз! Два… Три.

— Ну и что ты мне тут по ушам ездишь! Что случилось? С кем? Старший, младший?

Андрей не удержался от шумного вздоха.

Еще пару часов назад… Ну, наверное, старший. Еще сегодня с утра Андрей планировал обсудить с Мариной брекеты Демьяна. Ну, неожиданно все это вышло, вроде проблем не было, а тут стоматолог как обухом в лоб — надо ставить, срочно, растягивать зубы, иначе там все плохо будет. Ну надо — так надо. Правда, Андрей, когда цены услышал — охренел. Нет, он так никогда дом не начнет строить! Но здоровье сыновей важнее, конечно. Только вот детали с Маришей надо обсудить, одна голова хорошо, а две — лучше.

Обсудили. Очень продуктивно обсудили! Старший, младший… У него теперь еще и средний появится!

— Андрюх… — Ирина Павловна толкнула его плечом в плечо. — Не вздыхай, говори ртом. Разрулим. Кто отличился — Дема, Кася?

— Я отличился.

— А ты чего?

— А я еще одного ребенка заделал.

В плотно опустившихся сумерках раздался хриплый женский смех. А потом Андрея крепко хлопнули по плечу.

— Ай, молодца!

— Смешно тебе…

— Да самую малость. Ты чего набычился, не пойму? Дети — это же хорошо. Это радость.

— Конечно. Прекрасно, просто, блядь, прекрасно. Я с этими двоими чуть не сдох, ты ж сама все помнишь. А как теперь с троими…

— Так, Евгеньич, прекрати. Да ты не то, что троих, ты и пятерых вывезешь!

Андрей вздрогнул.

— Сплюнь!

— Сам сплюнь! Не, ты что, реально не понимаешь, какой ты счастливый? Тебе, может, после двух пацанов, дочку родят. А девочка — это ж такое счастье.

— Ты-то откуда знаешь? У тебя ж, как у меня, два оглоеда.

Ирина вздохнула.

— Знаешь, как дочку хотела? Три раза скидывала, Андрюх, три. Пока Толик не сказал: «Хватит!». Не судьба, значит.

Андрей завис. Ирина Пална говорила беспечным тоном, но Андрей не обманывался — за ее словами стояло горе. Большое горе. Просто уже припорошенное временем.

— А… А почему? Почему… не получилось?

— Работа такая, — Ирина пожала плечами и потянула из пачки сигарету. — Пацанов-то я по молодости родила, одного за другим. А потом жилы рвала на стройках. Надорвалась, наверное. Так что давай, Евгеньич, за меня отдувайся. Иркой потом дочку назовешь, — она хохотнула и затянулась.

— Тебе лишь бы ржать. Я, вообще-то, не планировал.

— В смысле?

— В прямом. Она… Ну, в общем, ни я, ни она ребенка не планировали.

— Ты все-таки прораб по всем статьям, Евгеньич. Все у тебя по плану производства работ должно быть.

— Дети — это еще больший головняк, чем дом! Как это можно… — Андрей махнул.

— Да кто ж с тобой спорит. Ты, когда свой башенный кран в женщину засунул, вот, считай, и включил дите в план. Производственный.

— Ох и вредная же ты, ИринПална! Как тебя твой муж терпит?

— Ты Толика не трожь, он у меня ангел!

Все рабочие уже разошлись, стройплощадка опустела. А Андрей все сидел в машине и смотрел на силуэт дома.

Он не сказал Ирине Павловне многое. Да и не надо это было говорить. Жаловаться Андрей не любил и не умел. А о некоторых вещах говорить и вовсе нельзя. Стыдно.

Например, о тех, первых месяцах, когда он просто вешался. Куча новых проблем, с которыми он до этого никогда не сталкивался. Пацаны, как два диких кота — одни косяки, ноль каких-то позитивных эмоций. И вот ты сидишь, тупо втыкая взглядом в этот электронный журнал, будь он проклят, и пытаешь понять, чего от тебя хочет классный руководитель. И тут с кухни раздается звук чего-то разбившегося. Очередного.

А в телефоне друзья делятся фотками отдыха в кабаке. А ты подметаешь осколки очередной разбитой тарелки, внутри матерясь самым страшным образом. А внешне молчишь, потому что пацаны сидят оба, вжав головы в плечи. Но при этом у старшего взгляд с вызовом.

Андрей много раз думал, что не вывезет. Что вычерпывает свои ресурсы, царапая по самому донышку уже. И не раз приходила ему мысль, что, может признать очевидное. Что, может, это и в самом деле не его. Ну жили ж мальчишки как-то у Наташкиных родителей до этого? Просто денег побольше вваливать туда, и все. Ну, навешать чаще. Может, забирать их к себе иногда, раза два-три в год. На каникулы.

У него же вся привычная жизнь трещинами пошла. И ее было так жалко — ту, предыдущую жизнь, в которой все заботы и проблемы лежали только в плоскости бизнеса. А теперь на бизнес вообще приходится забивать болт, теперь все его время и силы пожирают два пацана.

И эти пацаны — его сыновья.

За ту внутреннюю жалость к себе, любимому, Андрею теперь было стыдно. И сколько бы он ни думал о том, чтобы сдать назад — все упиралось в сказанное тогда Демьяном: «Ну, бать, здорово, что ли».

Он их батя. И точка.

И не только их.

Андрей вздохнул, завел машину, уперся лбом в руль. Вот не назову дочь Иркой, Пална, не в жизнь! Ты мне мозг окончательно свернула. Довернула то, до чего Маришка не дотянулась.

И кто-то в его голове тихим детским голосом сказал: «Ну, бать, здорово, что ли».

Ну, здорово, что ли, кто ты там — дочь или сын.

Все просто. И все уже случилось. Он уже случился, этот ребенок. И что, Андрей… Да он теперь и не понимал, какие могут быть варианты? Их нет, их просто нет. Это его ребенок. И все.

И тут он вспомнил слова Марины: «Это мой ребенок. Мне он нужен, тебе — нет».

Так, стоп. Что значит — твой ребенок? Что значит — мне он не нужен?! Я такого не говорил!

Андрей выпрямился, включил фары. Черт, когда уже стемнеть так успело? И не поздновато ли для разговоров?

Сегодня просто день разговоров.

Ладно, в любом случае, надо заехать домой, проверить, как мальчишки, принять душ — он весь пропотел. А там видно будет.

Первым делом Андрей сходил в душ, потом заглянул на кухню. Еда в холодильнике стояла нетронутой.

— Дема, Кася, вы почему ничего не съели?

Сыновья показались на кухне не сразу.

— Мы у Марины поели.

Та-а-а-ак…

Андрей повернулся, сложил руки на груди. Демьян встретил взгляд отца спокойно. И точно таким же движением сложил руки на груди. Выдвинутая вперед нижняя челюсть, взгляд исподлобья. И Кася, который обычно отсиживался за спиной старшего брата, встал рядом, плечом к плечу, в точно такой же позе — руки на груди, набычился.

Двое Лопатиных против одного Лопатина.

Вырастил, на свою голову. Ну, ничего, вот родится доченька, она всегда будет на батиной стороне!

— И что вы ели?

— Заразы. И молочный коктейль, — это Кася.

— И как — вкусно?

— Зразы — вкусные. А заразы — нет, — это уже Дема.

Андрей не знал, что делать. Ругать за нарушение запрета — бессмысленно. Да и запрет был сгоряча и не по делу. Смеяться — непедагогично. Больше всего хотелось обнять, но эти два ежа сейчас не дадутся.

Наверное, надо им сказать о том, что у них будет брат или сестра. Андрей еще раз внимательнее посмотрел на сыновей. Конечно, надо. Но не сейчас. Ему надо сначала с Мариной еще раз поговорить. Нормально поговорить, с холодным носом.

— Ладно. Хорошо. Понял.

— Все? Мы можем идти?

Андрей вздернул бровь. Вот даже так? Совсем набычились? Видимо, разговор предстоит предельно серьезный. Но после разговора с Мариной.

— Вольно. Разойтись.

В квартире тихо. Сыновья легли спать. А у Андрея дежа вю. Вот точно так же он сидел без сна в ту майскую ночь, когда на пороге его квартиры появились двое пацанов. И так же напряженно думал, что делать. Впрочем, нет. Разница есть. Сейчас в том, что делать, сомнений не было. Вопрос был лишь в том, как. Андрей повернул кисть, посмотрел на смарт-часы. Уже за полночь. Но он точно в ближайшее время не уснет.

Андрей встал и, стараясь ступать тихо, чтобы не разбудить сыновей, прошел на балкон. О-пач-ки. У Марины горел свет. Ты тоже не спишь? А чего не спишь? Из-за заразы?

Значит, будет у нас ночной разговор.

Бессонница не мучала Марину даже после развода с Митей. Тогда ее спасением стало вино. Сейчас же — нельзя. Да и не хочется.

Вообще ничего не хочется. Ни-че-го. Словно она за сегодняшний день исчерпала все ресурсы своего организма. А все, что осталось — это уже ей не принадлежит. Этот остаток — той ягоде черники внутри нее. А свое Марина сегодня израсходовала.

Не хочется спать. Не хочется плакать — наревелась сегодня. Думать тоже не хочется. Точнее, не получается. Какая-то совершенная пустота внутри. Словно ждала чего-то, все подготовил для этого «чего-то», а оно не случилось. У нее в детстве один раз было похожее чувство — когда она утром не обнаружила под елкой подарка от Деда Мороза. Это потом, когда она стала взрослой, родители ей рассказали, как дело было. Подарок был куплен в последний момент, находился у отца, он должен был в новогоднюю ночь, во время дежурства, заехать и завезти домой подарок. Но у полицейских новогодняя ночь зачастую полна чудес совсем иного сорта. И был в ту ночь какой-то жуткий замес, и не один. Отец замотался, забыл.

То чувство оглушающего разочарования, которое Марина испытала, когда рано встав, вышла в зал и увидела пустой пол под елкой, она помнила долго. Есть такие яркие детские эмоции, которые остаются с тобой на всю жизнь. И Марина долго помнила то свое разочарование — такое опустошающее, что даже слез не было. И обнимающие руки, и шепот заспанной мамы о том, что Дед Мороз ее предупредил. Он опаздывает и приедет позже. Маме Марина поверила. И уже в обед радовалась новой коляске для куклы. Но то первое, оглушающее разочарование и какая-то неподконтрольная ничему обида: «Почему?! За что?!» помнились долго. Не на родителей, конечно, обида. Экзистенциальная обида — на мироздание.

Только мирозданию на твои обиды плевать. Тогда было плевать, плевать и теперь. Только маленькой четырехлетней девочке обижаться на мироздание — простительно. А взрослой женщине — нет. Стыдно верить в какие-то чудеса, готовить им место в своей жизни — а потом обижаться на то, что эти чудеса не происходят.

Впрочем, ей вообще стыдно жаловаться. Самое главное чудо с Мариной случилось. И это ее персональное чудо. Ее и тех, кто Марине дорог.

Она вздохнула, встала с кровати. Нет, что-то надо с этой бессонницей делать. Завтра рабочий день, она из-за дела Татарникова порядком запустила другие проекты. Так что — спать.

Марина выпила на кухне стакан теплой воды с медом, прошла в спальню, достала из шкафа гуся-обнимуся. Ну, привет. Вот мы и снова вместе.

Но сон не шел. Ни в какую не шел. И стакан теплой воды с медом категорически не захотел терпеть до утра. Пришлось вставать и идти в туалет.

А потом Марина сидела на кровати, зябко кутаясь в махровый халат, обняв себя руками и чутко прислушиваясь к своим ощущениям. Она чувствовала себя нормально. Вроде бы. Как обычно. Но вот то, что она увидела в туалете, это же не совсем… нормально. Особенно, с учетом ее состояния. Нет, это, конечно, не кровь, но… Но так быть не должно, разве нет?

Марина вытащила из кармана телефон, чтобы допросить всезнающий Интернет. И подскочила на месте от оглушительного в ночной тишине звука дверного звонка

— Лопатин, ты в своем уме?! Ты на часы вообще смотрел?!

Андрей на часы смотрел. А сейчас смотрел на Марину. Она растерянно хмурилась, стягивая на груди ворот белого махрового халата.

— Ты же все равно не спишь, — он шагнул через порог. — Нам надо поговорить.

— Мы сегодня уже говорили.

— Не договорили.

Марина вяло махнула рукой, отступая вглубь квартиры. Она вообще выглядела какой-то вялой. Не сонной, а именно вялой. Непривычной. Что, ушатали мы тебя сегодня?

Будем исправлять.

— Во-первых. Извини.

— Не принимается.

А вот это неожиданно.

— Почему?

— Что ты хочешь услышать от меня? Ты передумал? Я не передумала.

Ясно. Просто не будет. Но отступать он не собирается.

— Марин, я, возможно, среагировал не так, как ты ожидала. Потому что это было неожиданно. Но ты же понимаешь, что я… Я знаю, что такое быть родителем. Это ни хрена не просто.

— Я проверю это на собственном опыте.

— Марин! Я сожалею, что… что так получилось. Еще раз повторю — извини.

— Услышала.

Как же он не выносит это «Я тебя услышала»!

— Хорошо. Перейдем от слов к делу. У нас будет ребенок.

— У нас?

— У нас, — с нажимом повторил Андрей. — Это наш ребенок.

— Хорошо. Дальше что?

Может, поторопился он с разговором? Может, надо было дать Марине время остыть? Сейчас она просто колючка колючкой. Предводительница ежей.

— Как минимум, в свидетельстве о рождении будет стоять мое имя в графе «Отец». И у ребенка — моя фамилия. Финансово пятьдесят на пятьдесят как минимум.

— А ты справишься?

Бьет, вообще не стесняясь. Наверное, заслужил. Но больно же!

— Справлюсь.

— Хорошо. А теперь уходи.

Слова кончились все, кроме нецензурных. Она ему вообще не даст второго шанса? Что-то засвербело в голове про второй шанс. Уже что-то было один раз про второй шанс. И…

— Марин, я понимаю, что вел себя не очень. Но пойми и ты меня. Я… Я же реально все это еле вывожу и…

— Лопатин, я тебе сказала уже один раз, повторю еще раз: жалость — вообще не твое. Неубедительно.

Родившийся внутри рев Андрей пресек в последнюю секунду. На беременных женщин кричать нельзя. Да и вообще, в целом он получает за дело. Но как-то хотелось, чтобы уже хватит.

— А чего это ты меня по фамилии стала называть?

— Привыкаю, — огрызнулась она. — Ты же настаиваешь на том, чтобы у ребенка была твоя фамилия.

— А ты… А твоя… Голубятникова — это прям твоя фамилия? Или этого…

— Голубятникова я по мужу.

Вообще безобразие. Все Лопатины, а она непонятно с чьей фамилией. Андрей чувствовал, что улыбается, и наверняка глупо. Но все стало как-то вдруг понятно. Предельно ясно и понятно.

— А теперь уходи, Лопатин. Правда.

Марина устало привалилась к стене. А Андрей почувствовал, как что-то предупредительно щелкнуло в голове. Он во всякие знаки и предчувствия отродясь не верил. Но сейчас… Или просто Маришка слишком бледная. И какого-то черта не спит в первом часу ночи. Не его же ждала?

— А ты чего не спала?

— Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

— Чего?!

— Я устала. Уходи, Андрей.

Марина развернулась и пошла в спальню.

Вот сейчас он точно не уйдет.

Марина сидела на кровати. Андрей бросил взгляд за ее спину. Вот стоит только чуть-чуть косячнуть, и на твоем месте, рядом с твоей женщиной спит какой-то гусь!

Марина зябко передернула плечами, сильнее стянула ворот халата.

Заболела, что ли?! Нет, ей сейчас это совсем некстати.

Андрей опустился на кровать рядом с Мариной. Очень хотелось обнять, но было опасение, что команда ежей, оккупировавших Марину, будет против. Гуси, ежи… Сплошной зоопарк!

— Почему ты не спала? Ты себя нормально чувствуешь? Температуру мерила?

Марина снова передернула плечами, что-то буркнула под нос. В голове щелкнуло во второй раз. Он взял ее за плечо, повернул к себе лицом.

Слишком бледная. Слишком.

— Что случилось? — она буркнула. — Громче, я не слышу.

— У меня выделения.

Вообще ничего не понял. Выделение главного в тексте — это он вчера сыну домашнее задание пытался помочь сделать, но вышло только хуже. Но сейчас-то вообще не про это. А про…

Врубился вдруг, про что.

— От… Оттуда? — вышло сипло.

— Да, — тихо.

— Кровь?

— Нет. Но…

— Но так быть не должно?

Марина лишь кивнула. А Андрей вытащил из кармана телефон.

— Что ты собираешься делать?

— Вызывать скорую.