Зима 87-го. Из Ленинграда в Москву

Елене Черновой не в первый раз нужно расставаться с племянниками, не проводив до вокзала, а приказывая служебной «Волге» доставить молодых людей в целости и сохранности по назначению. Партийная работа давала о себе знать. Урвать лишние минуты на общение с детьми, которых она любила, будто бы это ею рожденные отпрыски, было делом святым.

Чиновница в заботливом жесте поправляла золотистые вихры на голове семнадцатилетнего Вити, который давно был выше её на целую голову, и отмечала, что когда-то этот юноша умещался у нее на руках. Черновой казалось это вчерашним днём, любимым и солнечным, но так вышло, что из тех, кто окружал Елену всю сознательную жизнь, с ней рядом остались двое. И оба стоят перед ней, полные неизменного озорства и энергии. С ними она будет вечной Ёлкой!

— Ну, Ёлочка Владимировна, — смеясь, начал Пчёла, ловко увернувшись от тёткиных рук, — я тебя, конечно, люблю, но ты пацана-то со скрипкой из меня не вздумай лепить!

— Вить, чего ты опять кривляешься? — возразила брату Лиза, застегивающая на все пуговицы коричневую дубленку. — Тёть, возьми его себе, будет с тобой по летучкам мотаться, наконец-то станет полезным насекомым.

— Свою отмазку от армии твой братец мне вчера в «Пьяницу» промазал, дай хоть утешить! Милая моя, давай повтори на бис, что ты мне обещала.

— Не суй пальцы в розетку, долбанет, а что ещё?

— Знаешь же, чего я от тебя добиваюсь! Не заговаривай мне зубы, я и так уже стара!

Лиза обречённо подняла глаза вверх, но тетка привлекла её к себе за плечи, выжидательно смотря, и невольно пришлось ответить:

— Знаю, знаю! Деньги — на лимонад и мороженое, а не на Ленинскую библиотеку. И Витя проследит! — Лиза повторяла эту заповедь каждый раз перед отправкой домой. — Но мне есть, кому жаловаться.

— Вот, племянничек, запиши в коробку! А теперь оба перестаньте актерствовать, мы не из театра сатиры! — «и вроде бы повзрослели, но какой там…» — про себя подумалось Елене.

— Нет, тётя, мне больше нравится завещание для Пчёлы. Пусть воспроизведет с покаянными рыданиями, как вчера вечером, когда на погоны получил!

— Опять «Пчёла», вы уже что-нибудь новое там в своей Москве для Витьки придумаете, тимуровцы? — Черновой были знакомы эти клички — в юности она и сама была «Ёлкой», душой компании и единственной девушкой среди четырех «мушкетеров», но эпохи сменились, люди уходили из её жизни, и вот теперь она серьезная Елена Владимировна из Ленинградского горкома партии. — По имени для разнообразия назовите!

— Именно, безбожно забывают, что я — Виктор! Победитель! Пчёла, Пчёла! Заладили! Ещё и насекомым обзовут…

— Так, юнга, повтори уже! Сейчас на поезд опоздаете, придется срочно спецборт искать! — потребовала Елена, плотнее запахивая на шее племянницы пуховой шарф. — Смотри в своей Москве не заболей, наследница! — Лиза лишь растянула мягкие розовые губы в улыбке. Что-то неуловимое роднило Ёлку с её матерью, пусть Татьяна не обладала природной мягкостью своей золовки.

— Лады! Подарками не фарцевать, торгашом не прикидываться! Я убедителен? — Витя ждал только положительного ответа на крайний вопрос. — Забыл! Не позорить твою седую голову, это первый пункт!

— Табличку себе над кроватью прибей! И когда повестка придет… Отзвонись, узнаю хоть, куда письма отправлять!

— Буду плакаться первым делом тебе, тётушка! — вздохнул парень, безуспешно пряча в кармане от тетки пачку «Астры». — Но не надо бушевать, я решу! Вдруг у меня это, — Пчёла щелкнул пальцами, — плоскостопие! Во, сто процентов! В диагнозах не разбираюсь, плохо в школе учился.

— Хитрожопие у тебя, Витенька! Папироски лучше прячь, ты пункт про седые волосы помнишь! Расписку брать не стану, не забудешь…

— Нет, тёть, таких не берут в космонавты! — Лиза расхохоталась звонким колокольчиком. — Все, пора, уже через час, пока доедем!

— С Москвы — звонок, как добрались, что видели, — и вроде бы Чернова повторяла это каждый раз, но в глазах резко повзрослевших за последний год племянников, это стало смешным. — Ну все, обнимите тётку, и в бой…

— Без вопросов, тётя Ёлка, — дал свою гарантию Пчёлкин, кидаясь на тётку медведем, и вскоре к этой куче родственной любви присоединилась и Лиза, — доставлю сестру в лучшем виде!

— Неугомонные, осторожнее!

Чернова привыкла отрывать от себя тех, кого искренне любит.

* * *

Февраль в Москве не пах скорым приближением весны. На календаре отметилось двадцать пятое число, а Космос и Саша стояли на перроне, замерзая. Особенно Кос, переминающийся с ноги на ногу. И это, несмотря на то, что голову Холмогорова украшала меховая шапка, а от холода укрывала добротная дубленка.

— Когда уж этот поезд-то, а, Сань, я коченею! — Космос почти ныл, изображая великого мученика, который поднял свою грациозную талию с кровати в шесть утра. — Чё ты так рано за мной приперся, я бы может собраться успел, тулуп отыскать какой-нить!

— А ты попрыгай, зайчик, — искренне отсоветовал Белый, который спокойно переносил морозную погоду, — ты у нас рослый, у тебя прыжки в длину всегда получались.

— Я физ-ру в школе прогуливал, а ты у нас пан спортсмен по кличке жопа! Признай, что я прав!

— Как не признать, ты ж вон в какой панамке в минус пятнадцать мерзнешь. При нормальной московской зиме!

— Да ну тебя на хер, ты, морж! — Космос зябко поежился, и спрятал свой длинный нос в кашемировый бордовый шарф. — В армейке будешь дедом, там и командуй!

— Космик, не учи жизни! Сам-то? Раскудахтался, как баба с базара!

— Не, армия мою персону не выдержит! Чё вообще за вопросы, Белый?

— Ты ж у нас чудище высокого полета, аэроплан! — Саше, которому армия не казалась чем-то ужасным, несмотря ни на что, были понятны залеты Коса. Не хочет, есть возможность, так пусть благодарит отца, а вот Пчёле, с его панической боязнью весеннего призыва, будет туго. — Нет, Кос, ты прав. Холодина! Можешь взять пирожок с полки!

— Говорил Лизке! К каким чертям зимой ехать, езжайте летом! Хотя, в Ленинграде её погода… Дрянь, блин, что зимой, а летом-то эти…

— Белые ночи, Космосила!

— Без разницы, я бы не поехал!

— До скончания веков, что ли, занудствовать будешь?

— А что поделать, если Космос Юрьевич и сейчас прав?

— Снимать штаны и бегать!

— Белов, иди, блять, покури! И пока есть время, то учи свою Елисееву разуму!

Через пару лет этот совет действительно окажется дельным.

— Ладно тебе, — отмахнулся влюбленный в свою Ленку Саша, — всё, подъезжают!

— Ту-ту, твою мать! Нет, сейчас бы кофе с коньяком.

— Не даст тебе батя грабить свой бар, умойся, Косматый!

— И не претендую, Сань.

Сказать по чесноку, Сашка и сам не знал, из-за кого Кос пришел сюда в такую рань. Точнее, смутно догадывался. То ли из-за братца Пчёлы, что сомнительно, или из-за Лизы, которая всегда была у Холмогорова, что называется, на особом отношении. Чтобы не расстраивать Космоса, все делали вид, будто бы совсем не замечают его осторожных поползновений в сторону Павловой.

Раз уж и миловидная Карина ему не та, и всё на свете стало не то. Смолчал Белов и на этот раз, да и скучно бы стало одному ожидать поезда «Ленинград-Москва».

А выбежавшая из поезда Лиза, с горящими от радости яркими зрачками с черной проволокой, стала весомым доказательством того, что природная чуйка тезку великого поэта не подводит. Птичка взлетела на руки Космоса, не видя, что кудри безнадежно разметались, платок с головы падал, и, не замечая, как мороз разукрасил в розовый щёки. Кос среагировал сразу, принимая девушку в свои крепкие лапы, удерживая равновесие, и, забрав львиную долю внимания на себя.

Какими только кличками эти двое друг друга не называли, пока не вспомнили, что стоят здесь не одни, и Пчёле нужно помочь с багажом…

Космос пришел из-за Лизы, хоть и мёрз, ругался от холода, выдумывая что-то про коньяк и кофе. Встречать Пчёлкина и Лизку следовало бы только с этими атрибутами, чтобы дядя Паша их к чертям собачьим изолировал!

Когда восьмиклассница Лиза стала привлекать к себе внимание, зарок Космоса о братском отношении к сестре Пчёлы перестал действовать в прежней силе. Сестренкой её называл один лишь Фил, которого девчонка, как и прежде, окликала «большой брат».

Называла она также и Сашку, который ничего не имел против, но по юности воображение волнуется часто. Волновалось оно и год назад. Почти ровно. Белов знал, что правила созданы для того, чтобы их нарушать, и в пятнадцатый день рождения Лизы, вел себя с ней подчёркнуто галантно, и достал для подруги милый букетик цветов. Чего этого ему стоило, тётку напрягать пришлось, но…

На Холмогорова не подействовала глупая отмазка, что это лишь знак уважения и дружбы. В глазах Сашки, до поры до времени, Лиза и впрямь была особенной сверстницей; выслушает, поймет. Он был рад ей помогать. Слушать её, часто тихую и собранную, но порой — копию своего старшего брательника.

Но Космос, мать вашу, почуяв некое неладное, чудовище такое, на полном серьёзе намекал, что все видит. Цинично скривил губы, когда радушный Саша вручил Лизе подарок, словно снимая обиженную морду Коса с ниши «первый среди равных».

И кто из них первым нарушил золотое правило? Саня был готов поставить целую пачку рублей, что виновником был их признанный Гагарин. Поборолись после они в снегу знатно, а предлог был вполне официальным: пачка «Пегаса», которую достали совместными усилиями, добралась пустой до Космоса. Косился же, зараза, целую неделю. Хорошо, что цветочки Лизы не выкинул.

А кто его знает? Может, и выкинул?

* * *

Отогревались вчетвером у Пчёлкиных. Пользуясь тем, что родителей нет дома, полосатый достал припрятанную бутылку недорогого портвейна. Космос привередливо отвернул от «протухшего пойла» нос, на что Белый и Пчёла только недоуменно вскинули брови. Косматый вообще поражал своей смущенной задумчивостью с самого вокзала, хотя обычно тишина монстра на выгуле никогда не привечала.

— Всю дорогу ныл, что замёрз, как собака, клоун! — Витя искренне недоумевал, глядя на то, как Кос отчуждённо сидит в большом кресле, перелистывая книгу. Проснулись профессорские гены, не иначе. Ещё бы только книжку вверх ногами не держал. — На, согрейся, у нас пока другого нет.

— Хорош заливать! Предок мой запах учует, и несдобровать. Тут книга про каких-то греков! Вам чё неграмотными всю жизнь ходить хочется, не понимаю? — холмогоровское лицо было совершенно непроницаемым. — Так и будете жрать свою бордовую водяру!

— Ага, Космик, — Белов не мог остаться в стороне от разговора, попутно запихивая в себя кусок свежей «Краковской», привезённой друзьями из Ленинграда, — но книжонку переверни. Это тебе даже Лизка авторитетно заявит, что не усваивается-то грека через реку таким макаром!

И парни дружно заржали, видя, что аргументов против у курилки нет. Кос спихивает книгу на полку, завершая краткосрочное просвещение. На этой ноте в гостиную вплыла Лиза, державшая в руках альбом с фотографиями. Но друзьям явно не до фотокарточек, ибо занятые едой и колкостями в адрес Космоса, они не сразу заметили, что их малая рядом.

— Лизка вернулась! — Пчёлкин отсалютовал младшей сестрице стаканом с ситро, который незамедлительно протянул её. — А девчонкам лимонадик!

— Спасибо, братец, — Павлова заметила, что черная когтистая между друзьями всё же пролетела. Космос был какой-то надутый, и к столу даже не притрагивался. — Хватит гоготать, как кони, и так потом за вами посуду мыть не улыбается!

Девушка присела на подлокотник кресла, где, подражая грозному царю из знаменитой комедии Гайдая, расположился обиженный Кос. Парень раз за разом ронял на неё свой синий взгляд, но Лиза не принимала понурые взоры на свой счёт.

— Мы поможем, — быстро пережевывая, сказал Сашка, кивая головой, — особенно Косматый, эт точно…

— Какая зараза упала на твою ногу, Кос?

— Не, это песец на его шапке ожил, и за ухо укусил! А говорил, что мейд ин не наше!

— Падай, медовая! — сын профессора астрофизики хлопнул себя по колену, и стянул Лизу к себе в руки, зная, что она ничего не будет иметь против.

Голубоглазая привычно и удобно расположилась на коленях парня, как кошка на удобной ветке, и Кос, черт дери, пытался не смотреть на неё так глупо, как и всю дорогу домой к Пчёлкиным. Как дурак! Но быть такого не может, чтобы так сразу, и… Нет!

— Как скажешь, мой генерал, — Космоса всегда забавляло полудетское прозвище, которым наградила его Лиза. Он и сам считал, что оно ему подходило, как и новые часы «Ракета», красующиеся на запястье, но вот сейчас…

Что же так сковывало, когда к нему обращались так обыденно, привычно, но не свойственно по отношению к другим? Не посмеялся бы над ним сейчас только Фил. Пчёла бы набил морду. Санёк бы припомнил прошлогоднюю зиму, а вот Лиза, накрывшая его широкую ладонь своей, и что-то выговаривавшая братьям…

Нет, этого ей лучше не знать…

* * *

Белый давно убежал на свиданку с драгоценной Елисеевой, а Космос оставался здесь, в пчелином улье, в котором было куда уютнее, чем в квартире, где всем заправляла несносная мачеха. Резались с Пчёлой в «подкидного», и этот счастливец обыграл его целых три раза.

— Ну ты и хрен, Пчела! — неутешительно протянул Кос, бросая карты на стол. — Нет, больше с тобой играть не буду, и так теперь пятак должен. Как лох!

— А ты попытай за хвост удачу, вдруг? — предложил Витя, но Космос недовольно отмахнулся.

— Не-а, играй дальше сам с собой, или жди Фила, чтоб он тебя сразу, в нуль!

— Не дождешься, Косматый! — брат Павловой похлопал себя по карманам, ища зажигалку. — Пойду-ка, курну, давай, раздавай снова!

Лиза не наблюдала за баталиями ребят. Сидела на подушке близко к телевизору, и во все глаза смотрела очередной повтор «ТАСС уполномочен заявить», который успела заучить до крошечных эпизодов. Её голубая мечта о поступлении в юридический институт с каждым годом набирала все большие и большие обороты. Ребята, не видевшие в высшем образовании никакой пользы, бросили с ней спорить.

Дорога домой не утомила Пчёлку. Выспалась в поезде на верхней полке купе, в то время как брат терпел неудобства на нелюбимой нижней; а импровизированное застолье за приезд домой клонило в сон куда сильнее. Особенно после того, как пришлось оторваться от собственной космической станции, от сидения на коленях которой с приятной тяжестью затекло всё тело.

И Лиза не ведала, что стоило уйти брательнику на покурить, как его лучший друг, сидевший в большом кресле, снова посылал сигнал в её сторону.

Большие глаза Павловой с азартом следили за тем, какую картинку передает черно-белый экран «Рекорда», будто б это она специальный агент, заброшенный в какую-то африканскую вымышленную страну.

А Кос…

Чёрт, если он любуется ею, то…

Не тот момент!

— Что ты там делала-то в своем Ленинграде, а? Совсем про меня забыла? — Кос не рассчитал интонаций — два вопроса, брошенных Лизе, получились взыскательными. — Лиз, ты чего молчишь-то?

— Сначала молчал ты, — девятиклассница припомнила Косу его задумчивость, — решил закадрить? Не выйдет!

— Рассказывай, — Кос сполз к девушке на пол, вырубив несчастный телик, — белые ночи видела?

— Космик, сколько раз говорить, что они летом! В июне… — Холмогоров же искал любой предлог, чтобы поговорить без купюр, и заодно разобраться, что же в ней так изменилось, и что заставило его по ней так скучать, обрывая трубки квартиры её тетки. К счастью, на проводе всегда была Лиза, и на саму всесильную он не наткнулся. Но сейчас не об этом…

— Да хоть в июльбре, мне-то все равно, Пчёлка, — Кос поймал светлый локон, выбившийся из ободка на голове девушки, и невольно прикоснулся к мягкой щеке. Легкой прохладой обожгло внезапно, но глупые вопросы так и сыпались. И не знал он, что ей ещё сказать. — Музеи там, как вообще? Пчёла-то не сбежал?

— Космос, ну тебя нафиг! — Лиза, не жалеющая, что друг оторвал её от просмотра любимой картины, по заведенной традиции, кинулась к нему на спину, и растрепала тонкими пальчиками его шевелюру. — И ты именно об этом хотел поговорить? Что не так с твоим пространством сегодня?

— А что не так? — ноша на спине совсем не отягощала. — Я, может, тоже хотел в Ленинград поехать?

— Зайцем? В чемодане?

— Нет, вместо Пчёлы! Что этому щеглу там делать? Он ж ни в чем там не разбирается, никакой культуры!

— А ты, чукча?

— Ну, маленькая, гены — штука стойка, не пропил же пока…

— Ещё бы ты их пропил, Космос, — Лиза балансировала на спине парня, обнимая его за плечи, — я прослежу!

— А если скину? — Кос и сам стал раскачиваться, как лодка, и Павловой пришлось схватиться за него крепче. — Побьешь?

— Нет, не скинешь, — и в этом качестве лучшего друга Лиза была уверена, — сама уроню.

— Хулиганье!

— Спорнем?

— Я готов!

Холмогоров почти зарычал, поднимая на Лизу любопытные глаза, и, пытаясь ухватить её за волосы, раскиданные по плечам. Когда они всё же упали на пол, спор был решен не в пользу Космоса. Павлова затрясла юношеские плечи, совсем близко наклоняясь к другу детства, давая понять, что выиграла.

— Космос! Ну…

Она в который раз не оставляет ему шанса подумать, с таким блеском в глазах глядит на него и, играясь, зная, что никакого наказания на её сметливую голову не последует. И кто виноват, что Кос перестал понимать… Что его так испугало, заставило оглянуться, но с таким же расположением каждый раз смотреть на младшую сестру Пчёлкина?

Кос и сам не заметил, что запоздал с ответом, задержавши свои руки на стройной талии девушки, а Лиза, видя его заторможенную реакцию, щелкает перед глазами большими пальцами…

— Забыл сказать! — приходиться взять себя в руки. Пусть и Пчёла опять высматривает кого-то на улице, не торопясь возвращаться с холодной лоджии. — В кино пойдем? — почему-то сейчас это не казалось странным, а единственным рациональным продолжением встречи.

— В одноименный кинотеатр «Космос»?

— Почему бы и нет?

— С Пчёлой?

Лизе бы не совсем хотелось брать с собой брательника, обычно всю киноленту задававшего каверзные вопросы по формам актрис, и Космос Юрьевич оправдал её надежды:

— Только этого хмыря еще не хватало!

— Тогда бегом отсюда! — Лиза выбежала в коридор на поиски своей зимней дубленки, и Косу оставалось лишь нагнать её, на ходу ища свою верхнюю одежду.

— Подожди…

Через три минуты, совсем не удивленный Витя, лицезревший улицу с высоты пятого этажа, заприметил на площадке до боли знакомую парочку, закидывавшую друг друга снегом. Никто не рисковал выйти из боя проигравшим, а про него эти склеротики, комсомольцы и спортсмены, ясен пень, позабыли.

Надо ли говорить, что на Космоса и Лизу он практически не сердился?

Загрузка...