...а мы - с Земли

Глава 8–2 Про легкие несоответствия и про орхидеи

Как-то раз — давно это было! — Гера попал в завал. Он тогда увлекался спелеологией, и походы устраивал, как правило, в одиночку. Не потому, что ему так больше нравилось, нет, тогда он еще любил компании и задушевные разговоры, которые в непривычных и сложных условиях текли особенно легко и непринужденно, а потому, что соратники по хобби, просмотрев выбранный маршрут, под нелепыми и неправдоподобными предлогами открещивались от экскурсии. Вероятно, их инстинкт самосохранения перевешивал желание пощекотать нервы. И в очередную вылазку узкий проход позади него завалило крупными обломками.

Несколько часов он ползком оттаскивал камни, пытаясь его расчистить. Поначалу это было даже интересно, особенно раззадоривало то, что, замешкайся он во время обвала хотя бы на минуту, то расчищать проход было бы уже некому; но вскоре, когда Гера стер руки с коленями в кровь и от усталости начал валиться с ног — условно, потому что в пещере не получалось встать в полный рост — ему пришлось, скрепя сердце, послать сигнал тревоги и вызвать оперативную группу. Не любил он, когда последствия его дурости разгребали другие люди.

Но даже тогда Гера не вымотался так, как за несколько часов наблюдения за участниками.

Он почувствовал себя рядовым работником детского центра, где в качестве малышей выступали взрослые и самостоятельные личности. Каждый из которых, судя по всему, в инструкции по поведению с тщательно расписанными полоролевыми моделями прочитал, в лучшем случае, только заголовок.

— Рома, почему ты несешь и ребенка, и клетку? Ты фемина, отныне тебе не положено тяжелое носить!

— Но Рома сильнее! — возмутился Воля.

— А ты — самец. Меняйтесь.

В это же самое время на другом конце берега запричитал Саша. Ребенок на его руках окончательно проснулся и громко заплакал.

— Помогите! — испуганно закричал участник. — Он умирает!

— Саша, просто, покачай его. Дойдешь до дома — покорми, — в трансляцию вмешался голос Рэя. На его заднем плане кто-то кричал «тащи ее!» и громко плескалась вода.

Саша остервенело затряс ребенка, и, к удивлению, бешеная качка помогла — младенец замолчал. Наверное, от шока.

— Геруня, — раздался вкрадчивый голос Киры. — А надо ли вести трансляцию с работы?

— Нет, не надо. И фамильярничать тоже, не надо, — раздраженно ответил он.

— Гера, а можно платье укоротить? Оно в ногах путается, мешает, идти неудобно, — спросил Рома.

— Если только немного… Рома, что ж ты делаешь? — схватился он за голову, но поздно. Участник незамедлительно отодрал подол на уровне маклока. — Дома надень целое платье! И не рви его, привыкай!

— Конечно, — податливо согласился участник. Но Гера не купился на интонацию — он уже понял, что Рома из тех людей, что соглашаются с чем угодно, но все делают по-своему.

Что совершенно не радовало.

— А-а-а-а, почему он опять орет?! — взвизгнул Саша.

— Гер, а дома можно Валю на руки взять? — заныл Воля. По трансляции отчетливо передавалось его тяжелое дыхание, хотя клетку он пронес не более пятидесяти метров.

Физическая форма так себе. С этим следовало что-то делать.

— Герочка, а если я улетать буду до восьми утра и прилетать после восьми вечера, то мне вообще транслировать не надо? — сладко пропел Кира. Издевательский мёд в его словах злил невероятно.

— Саша, продолжай качать, Воля, можно, Кира, мы обсудим этот вопрос с Эном, — терпеливо каждому по очереди ответил Гера. От четырех загруженных по боковому зрению трансляций в глазах зарябило, и трудно было разобраться, кто есть кто и чей именно голос сейчас звучит. От бешеной мозговой деятельности стало невыносимо жарко, или же виной всему было нещадно палящее солнце и разогретый песок, на котором он сидел.

Чтобы не расплавиться, Гера полетел домой. Лег в сугроб, раскинул руки, расслабился и полностью погрузился в наблюдение за участниками.

— Какой странный дом! — первая пара добралась до жилища, и теперь, поставив клетку на крыльцо, обходила его кругом.

— Смотри, как интересно придумали, потолок непрозрачный, зато в стену стекла встроили!

— Ага. И под землей не замаскировали. А если хищники?

— Так на острове же нет хищников.

— Точно.

— У-и-а, — закричал проснувшийся ребенок.

— Ромочка, дай я его хочу успокоить! — бессвязно выпалил Воля, тут же подлетел к партнеру и протянул вперед руки. Взгляды обоих переместились с уже неинтересного дома на младенца.

— Держи, — тут же переложил Валю Рома.

Вероятно, Воля не ожидал, что на сей раз все пройдет гладко, и с его лица не сразу пропало жалобно-просящее выражение. Ме-е-едленно уголки рта поднялись вверх, а вокруг глаз собрались морщинки — одна за другой, и тем больше их выскакивало, чем сильнее улыбался участник. Ребенок, едва очутившись у него, сразу же замолчал, и со звуком, похожим на букву «и», бессмысленно замахал руками.

— Ро-ма, — всхлипнул Воля, аккуратно прижимая к себе ребенка. Руки дрожали, веки моргали слишком быстро.

— Смотри, как ты ему нравишься. Даже кричать перестал, — партнер обнял сзади. Кудрявые локоны закачались перед глазами.

— Ромочка. А он же скажет когда-нибудь вслух мое имя? Скажет-скажет, да?

— Это будет первое, что он скажет.

— А если не первое? — Воля подложил палец в ладонь ребенка — маленькие пальчики плотно обхватили его — и всхлипнул еще раз.

— А мы его специально научим.

Воля молчал. Рукавом только смахнул первую слезу.

— Волечка, ты чего?

— А-а, — совсем расклеился участник и соскользнул вниз, на горячий песок. Уткнулся носом в ребенка и зарыдал.

— Воля, ты самец. Держи себя в руках, — вмешался Гера.

— Ты же не оставишь меня одного? — раздался взволнованный голос Саши, и он быстро переключился на вторую пару.

Кира и Саша тоже дошли до дома, но, в отличие от первой пары, зашли в дом. Фикус стоял у окна и отбрасывал размашистую тень, часть которой наползла на платье перепуганного Саши. Участник все так же держал ребенка, который мирно спал, и широко распахнутыми глазами смотрел на Киру, к чьей трансляции и подключился Гера. Смотреть на спасателя со стороны у него не было ни малейшего желания.

— Свет мой ясный, — со знакомой приторной ноткой отозвался Кира. — Ты же понимаешь, что я не могу оставить группу? У нас много работы. Но сегодня я постараюсь закончить пораньше, — спасатель пошел к Саше и чмокнул его в лоб. — Не бойся, ты справишься. В инструкции написано, что младенцы большую часть суток спят. Так положи его и развлекайся! Смотри, какое море, — махнул он на окно.

— Да, но, — жалобно протянул Саша.

— Все будет хорошо, ты же умничка! — спасатель потрепал партнера за щеки.

— Но ведь…

— Да-да, свет мой. Мне пора, — Кира ответил уже в дверях.

— А если…

— Пока, радость моя! — выкрикнул спасатель с берега. Обернулся перед тем, как залезть в гравиталет — Саша стоял у окна. Кира послал ему воздушный поцелуй, прервал трансляцию и был таков.

— Ромочка, а-а-а-а, нет, я не верю! — радостно взвизгнул Воля, и Гера незамедлительно переключился на пару номер один.

Рома сдернул ткань с клетки, и теперь перед Волей копошились двое маленьких, втрое меньше Вали, черно-белых, слишком пушистых и настолько же милых пандят.

— А-а-а-а, — безотрывно тянул участник, словно напрочь позабыл все слова.

Пара успела войти в дом, и теперь Воля сполз не на песок, а на ровный дощатый пол. Рома открыл клетку, достал зверят и переложил их на партнера, а тот замер и вроде бы перестал даже дышать: ребенок мирно сопел на его руках, а панды, жалобно пища, расползлись по коленям. Один звереныш добрался до живота, на котором майка задралась, и носом уткнулся в пупок. Воля покраснел, напрягся, и со стороны казалось, что он вот-вот, и лопнет от натуги.

— Заюша, с тобой что? — взволнованно спросил Рома, лихо управляясь с тремя бутылочками — в одну насыпал смесь для детей, в другую для животных, и теперь умело взбалтывал их.

— Я, просто, стараюсь, держать, себя в руках, — кое-как выговорил Воля.

— Держи, — все три бутылочки ровным строем выстроились на полу по правую сторону от участника. Одну он вставил в рот младенца — тот мигом присосался; две другие подложил под майку, так, что наружу выглядывали только соски, и подложил к ним пандят. Изголодавшиеся зверо-дети жадно зачмокали, попутно вымазав смесью и собственные мордочки, и Волю.

— Хватит, хватит, Рома, хватит! Это уже перебор! — сдавленно всхлипнул он. Сильно зажмурился, но глазами Ромы Гера все-таки разглядел блестящие капельки, стекающие по его щекам.

— Воля, — строго сказал ему.

Участник кивнул, выдохнул, вдохнул, нацепил серьезное выражение лица — а после распахнул веки и разрыдался нормально.

«С этим надо что-то делать», — мысленно закатил глаза Гера и переключился на Сашу.

Ребенок лежал на полу и верещал. Рядом с ним стояла бутылочка со смесью, а Саша сидел неподалеку, согнувшись в три погибели и схватившись за волосы.

— Почему он не ест? Почему он голоден, но не ест? — вполголоса вопрошал участник.

— Саша. Возьми его на руки и сам вставь соску в рот, — проинструктировал Гера.

— То есть… то есть, он вообще ничего никак? — недоверчиво переспросил участник, но с пола поднялся, и бутылочку в рот вставил. Мэл тут же замолчал и присосался к соске. — О-о-о, — протянул Саша.

— И не клади его на пол. Есть кроватка, есть кровать. Это вон та плоская мебель с матрасом.

— У-у-у, — уважительно протянул участник.

— Подгузник поменять не забудь, — добавил он.

— А это что такое?

— А ты инструкцию по обращению с детьми открой и прочитай. Внимательно.

— Гера? — отвлек голос Ромы. — У меня вопрос. Спать на этой штуке будет неудобно. Можно мы принесем сюда пальмовых листьев?

— Пальмовых листьев?

— Да.

— Ну, технически, это не…

— Понятно. Спасибо, Гер.

Рома, не дожидаясь положительного ответа, вышел из дома и широким шагом направился к ближайшим пальмам. Новое целое платье он так и не одел, а из оторванного подола сообразил некое подобие чалмы на голове. Тень участника, укороченная солнцем в зените, напоминала нелепого толстенького бегемотика. Рома в принципе отличался массивностью, что с образом классической хрупкой фемины никак не вязалось.

«И с этим тоже надо что-то делать!» — решил Гера.

— Погоди… погоди-погоди! Гера! Рэй! Кто-нибудь! — испуганно закричал Саша. — Это что же, получается, что он вот так, прямо под себя? Но это же… это… ужас, что такое!

— Ничего, это ненадолго. Годик, два, и научится, — бодро отрапортовал Рэй. — Ребята, справа, справа заходите!.. — трансляция резко оборвалась.

— Гера! А можно ли Валю и пандюшек в одну кроватку положить?

— Вообще, согласно источникам…

— Спасибо, — все так же холодно-вежливо перебил Рома, и Гере ничего не оставалось, кроме как наблюдать: вот участник забрал всех детей у Воли и поочередно переложил их в кроватку, устланную пальмовыми листьями. Сытый младенец раскинул руки в стороны, а панды сбились в кучку сбоку от него. Рома ловко сменил подгузник, влажной тряпкой погладил животики всех детей по спирали — Гера таки не понял, зачем — и вскоре малыши мирно сопели, пыхтели и попискивали. Перепуталось все: руки, лапы. Вскоре копошащаяся кучка утихомирилась, и пара, стоя в обнимку, несколько минут смотрела на нее.

— А-а-а-а, Ромочка, хватит! — шепотом в который раз за сегодня умилился Воля. Гера напрягся — не разревется ли участник опять? — но неправильный генетик проявил чудеса выдержки и ни слезинки не обронил.

— Идем, пусть поспят, — так же шепотом ответил Рома.

Только сейчас участники приступили к тщательному осмотру дома: тихо переговариваясь, переместились в соседнюю комнату, обошли ее, потом перебрались в следующую, заглянули на кухню, после вошли в последнюю комнату, где распахнули дверцы шкафа и с любопытством уставились на его содержимое. Поворошили вещи на полке, прощупали обувь.

— Так нечестно, — Воля тихо воздохнул. — У тебя одежда красивее! Мне вот это нравится, смотри, столько цветочков! И все голубенькие, а мне голубой идет, как раз под цвет глаз, — приложил платье к себе и покрутился перед партнером.

— Очень идет, — согласился тот.

Воодушевленный Воля начал раздеваться.

— Никаких переодеваний! Это под строжайшим запретом! — возмутился Гера.

— А почему? — спросил Рома.

— Потому что! Ребята, пока дети спят, прочитайте вы правила, а?

Участники нахмурились, переглянулись, и кивнули.

Саша в это время сдерживал рвотные позывы.

— Гадость, гадость, гадость, — отбросил он подгузник в угол комнаты. — Мерзость, мерзость, мерзость, — надел на без устали кричащего Мэла новый. — Ну и что ты так орешь? Тебя накормили, переодели, на кровать положили, что еще тебе надо?

— Покачай его и уложи спать, — подсказал Гера.

— Точно, — уже куда как ловчее и смелее участник взял ребенка на руки и закружил с ним по комнате. — Уложу спать и поплаваю в море. А потом можно и позагорать.

Только вот его мечтам не суждено было сбыться.

Мэл быстро заснул, но проснулся сразу же, как участник переложил его на кровать.

Во второй раз Саша положил младенца предельно аккуратно, и даже вышел из дома, но быстро побежал назад — Мэл истошно заверещал.

На третий раз Саша полежал с ним рядом, удостоверился, что вот теперь ребенок точно крепко спит, тихо-тихо поднялся с кровати, плавно-плавно выскользнул наружу, дошел до моря, полной грудью вдохнул соленый воздух и наспех скинул платье. Ногой ступил в воду, пальцы закопал в песок, вознес вторую ногу…

— У-и-а-а-а-а! — раздался плач из дома.

— А-а-а-а! — вторил ему Саша. — Вы меня обманули! Вы сказали, что младенцы много спят!

— А сколько раз он спал за последний час? — подключился Рэй.

— Три раза!

— Разве это мало? — удивленно спросил он, после чего у него что-то засвистело, булькнуло, и трансляция оборвалась. А Саша подобрал платье с берега и бегом побежал обратно.

У второй пары в это время началась война. Участники не могли поделить, кому именно успокаивать Валю. Потом они шуточно ругались, вырывая друг у друга подгузники. После горячо спорили, пытаясь определить, чья подошла очередь кормить ребенка.

— Ты его уже кормил. Теперь я! — перетягивал Рома бутылочку на себя.

— Ну и что! А я еще раз хочу, я всегда хочу! — упрямо не отдавал ее Воля.

— Воля, послушай, — вмешался в спор Гера. — Валя — прерогатива фемины. На него ложится большая часть обязанностей по уходу. Займись лучше самцовыми делами.

— А я не хочу!

— А тут не важно, хочешь ты или не хочешь. Твоя задача — пробудить в себе маскулинную природу. А ты ведешь себя, как фемина! Напомнить тебе, для чего мы вообще устроили эксперимент?

Участники переглянулись, несколько секунд постояли молча, после чего Воля нахмурился и отдал бутылочку Роме.

Саша тоже покормил ребенка. Сам догадался, без напоминания извне, что не могло не порадовать Геру — еще час назад ему казалось, что участник совершенно невменяем. А после, по обыкновению, Саша начал ребенка трясти.

— Рэй! Гера! Кто-нибудь! Срочно, вызывайте медиков!!! — завопил он спустя минуты две бешеной тряски. — Ему плохо! У него рвота!!!

— Да все в порядке. Это просто отрыжка. Настоятельно рекомендую держать Мэла столбиком минуты две после каждого приема пищи, — невозмутимо отрапортовал Рэй.

— Как это, в порядке?! — Саша посмотрел вниз, на себя. Белая творожистая масса стекала с оголенной груди и с живота. — И как долго это будет продолжаться?

— Месяца четыре. Плюс-минус два.

— Месяца четыре?! Вы издеваетесь?!

— Саша, послушай, — терпеливо сказал Гера. — Во-первых, успокойся. Во-вторых, я понимаю, что тебе все ново и непривычно. Что эмоции зашкаливают. Но, пожалуйста, хватит. Ты ведешь себя сейчас не феминно. Твоя задача — пробудить в себе феминную природу. А ты слишком вспыльчив. Сдерживайся. Ты должен быть мягким, понимающим. Ты же теперь не просто Саша, ты теперь выращиватель.

— Да, но… но…

— Саша, а как ты хотел? Мы же тебя переспрашивали. Несколько раз переспрашивали, уточняли. Саша, а хочешь ли ты стать участником? А точно ли, Саша, ты хочешь стать участником? Что ты тогда ответил?

— Хватит, — всхлипнул участник.

— А вот плакать тебе не запрещено, — холодно отрезал Гера. — Поэтому, если не хочешь вылететь из эксперимента, веди себя соответствующе. Все понятно?

В ответ транслируемое изображение расплылось и качнулось вверх-вниз — видимо, Саша все-таки расплакался, а вместо ответа просто кивнул. Буквально на секунду Гере стало не по себе — все-таки до слез человека довел — но чувство правоты рассеяло сомнения. Участники — не дети, и вести себя с ними следует жестко, иначе, как предсказывал Женя, эксперимент действительно развалится в первые два дня.

— Я на связи, — влился в голову приятный баритон Эна, слышать который было так радостно, как никогда прежде. — Перенимаю эстафету.

«Терпения тебе, друг, и удачи!» — мысленно пожелал Гера, отключился от трансляции и с трудом поднялся из сугроба. Ползком добрался до гравиталета, ввалился в него, свернулся на дне и мысленно послал панели управления координаты.

Тропики.

— Зачем ты притащил сюда цветы? Здесь и местные девать некуда, — услышал Гера вместо приветствия. Его удостоили мимолетным взглядом.

Не такой реакции он ожидал. Совсем не такой.

— И тебе здравствуй. Это — букет. Мне сегодня хочется побегать за тобой в классическом, так сказать, стиле. Для чего я примерил на себя маскулинную роль. Тебе достается, соответственно, феминная. А по классике, красивым людям надо дарить красивые цветы. Вот. Свежесрезанные тропические орхидеи!

— Понятно. Хотя нет, не понятно. Зачем за мной бегать, если я никуда не убегаю?

— Ну, Жень, ты сейчас такой момент романтики испортил! — вздохнул Гера.

— Ладно. Давай сюда, а то опять разворчишься, — нехотя партнер принял букет. Повертел, осмотрел, положил под дерево. — Мне теперь по классике тоже надо тебе травы нарвать?

— Нет. Тебе, по традиции, надо меня накормить. Я сегодня устал и вымотался, ты не представляешь, как.

— Хорошо, — Женя достал нож из нагрудного кармана, прислушался, после резко вонзил лезвие в кору, поддел ее, отодрал, что-то извлек и это «что-то» протянул Гере.

— Я это есть не буду. Не, не буду, — он брезгливо морщился, зажимая пальцами жирную, белесую личинку. Ее толстые лапки напоминали конусы, и они хаотично двигались — туда-сюда, туда-сюда. Сквозь полупрозрачную туго натянутую кожицу просвечивались органы, а на ощупь она казалось смазанной маслом. — Меня тошнит.

— Какой ты нежный, — усмехнулся Женя. — Это, между прочим, источник чистейшего белка.

— А у тебя есть что-нибудь еще?

— Гранулы есть. В лаборатории. Я сам принесу, сломаешь еще чего.

Женя оторвался от созерцания дерева, на которое пристально смотрел с того самого момента, как Гера прилетел, и ненадолго отошел. Вскоре вернулся с пакетом, набитым гранулами. Гера их не очень любил, но в сравнении с предложенными личинками они показались деликатесом, и он с аппетитом набросился на еду.

— А сладкое у тебя есть чего-нибудь?

— Конечно, — Женя опять уставился на дерево. Потрогал его, оторвал лист, просветил на солнце. — Малина. Рядом с озером. Там как раз волки на водопой пришли, все как ты любишь. Иди, нарви, а я здесь подожду.

— Ты знаешь, что-то я передумал. А у тебя все в порядке? Какой-то ты… мрачный.

— Конечно. Конечно, у меня не все в порядке. Видишь это дерево? Ты ничего не замечаешь?

— Ну, это дуб.

— Сам ты… не важно. Видишь, листья по краю почернели? А прожилки бледные видишь? Знаешь, что это значит? Это значит, что, если я запущу основной инкубатор, то этот дуб, а вместе с ним больше сотни других деревьев, зиму не переживет. Выжмется до остатка. Лес поредеет. Проводку надо менять. А знаешь, что это значит? Что работа дня на два встанет, что в нынешней ситуации крайне нежелательно. Но это еще не самое страшное. Самое отвратное, все эти два дня по лесу будут шастать люди. Биоэнергетики. Они оградят ультразвуком территорию радиусом в шесть километров. Все перекопают. И, конечно же, они будут задавать вопросы, а мне придется на них отвечать, ты понимаешь? Человек пять биоэнергетиков, и я, один на один. Меня заранее трясет, — и на этих словах Женю передернуло, так же, как недавно Геру — от предложенной личинки.

— Ну, ты можешь пожить эти дни у меня.

— Нет, не могу. В этом году я уже вылетал из леса два раза, да и ночевать в чужом месте не горю желанием. Я не могу спать не дома. Да и у тебя ужасно, не понимаю, как там можно жить.

— Ну, тогда я не знаю, чем могу помочь.

— Я зато знаю. Мне надо расслабиться, отдохнуть и успокоиться, — партнер изволил оставить дерево в покое и подойти. Руку запустил в волосы — Гера зажмурился поневоле, какие же все-таки шершавые, грубые и чертовски приятные пальцы у Жени!

— Как по традиции мне надо сейчас себя вести? — склонился партнер к уху.

— А к черту классику. Мы же не участники.

— Лицемер-р-р-р, — проурчал Женя, прижимая его себе.

Гера встал на цыпочки, поддался.

Ему еще больше отдохнуть, расслабиться и успокоиться хотелось.