Потухли лампы, затихает дом,
И виден только отсвет от камина.
Спит женщина, свернувшись калачом,
А рядом в кресле утонул мужчина.
Сидит он, озадаченный на вид,
Взволнованный и чуточку угрюмый.
На женщину внимательно глядит,
А в голове его роятся думы:
— Ну почему она напряжена.
Глядела так, что прошибало потом.
Немного раскраснелась от вина,
Но все равно ее тревожит что-то.
Сидела, ничего не говоря,
Смотрела на меня, едва не плача.
А может я, затеял это зря?
Не стоило ее вести на дачу?
Кто может подсказать, что нужно ей?
И почему глядела так сурово?
Я вроде не насильник, не злодей.
И мало похожу на Казанову.
Какой мужчина их понять бы смог?
Какие чувства в грешном женском теле?
Мужчинам, безусловно, невдомек,
Что думают они на самом деле.
Понять не просто, что желанно ей.
Какие ею управляют черти?
Способна к сексу до последних дней,
И даже пару суток после смерти.
А мужикам сложнее во сто крат.
Когда не очень нравится девица,
Хоть он в постели услужить ей рад,
Но может ничего не получиться.
Вот и сейчас, желаньем не горя,
Смотрю на даму, а внутри остыло.
Пожалуй, я поторопился зря,
Поставить бричку впереди кобылы.
Еще не разобравшись, кто она,
Начал с того, что должно быть в финале.
Ведь мне нужна подруга и жена,
С которой вместе жизнь бы коротали.
Я думаю, что небольшой секрет,
Что для потехи на амурном ложе,
Желающие слышать звон монет,
Есть барышни искусней и моложе.
Что это накатило на меня?
Мне надо было подождать немножко.
Она лежит, доступностью маня.
И изогнула тело словно кошка.
Для этих лет, конечно, хороша,
И выглядит, пожалуй, на отлично.
Но мне не тело нужно, а душа,
А Эрос для меня сейчас вторично.
Конечно, я не евнух, не монах.
Бывает, что бежит мороз по коже.
Частенько в эротических мечтах,
Ласкаю даму на любовном ложе.
Что тут сидеть, я в спальню поднимусь.
Зачем навис как статуя над нею.
Возможно, новых мыслей наберусь,
Не зря твердят, что утро мудренее.
Он спал тяжелым беспокойным сном,
И утро ничего не поменяло.
Уже поднялось солнце за окном
Когда он вылез из-под одеяла.
Когда, побрившись, он спустился вниз,
И замер в изумленье у вазона,
То чайника услышал мерный свист,
Увидев Еву в фартуке кухонном.
— Прости, я похозяйничала тут,
Хотя наверно не имела право.
Садись за стол. Еще пять — шесть минут,
Готовы будут гренки и какао.
Хоть в комнате уже погас камин,
Но стало вдруг уютно, даже жарко.
Искрился за окном аквамарин
На зимнем небе радостно и ярко.