Адвокат чародейки

Глава 4

Сердюков с удивлением прислушивался к самому себе. В его душе какие-то голоса пели самые разные песни. С одной стороны, уже завтра он должен сесть на поезд и отправиться назад, в Петербург, в привычную горячку службы. Там все покатится по накатанной дорожке. Департамент полиции, сыск, мошенники, душегубы, погони, головоломки преступлений… И он, Сердюков, в центре всего, он на своем месте, он – один из лучших! Прелесть, как хорошо!

Но, с другой стороны, этот совершенно незнакомый внутренний голос говорил, что жизнь состоит не только из трудов праведных. Что есть еще и теплое море, и яркие, с головокружительным ароматом, цветы. Открытая веранда в ресторане, жареная кефаль, маслины и терпкое красное вино в бокале. Высокое небо и ослепительное солнце. Шуршание прибоя о мелкие камешки, по которым так приятно пройтись босыми ногами, доселе пребывавшими запертыми в форменные сапоги. Есть и приятная нега в теле, и нежелание встать с постели, да и к чему? Нет, это опасный голос, он должен замолчать навеки!

Константин Митрофанович посетил в последний раз доктора, выслушал его наставления о необходимости правильного образа жизни и пожелания продолжить лечение на следующий год. Непременно, непременно! Сердюков почти вприпрыжку направился к себе, надеясь не повстречать по пути знакомое семейство. Иначе придется обмениваться адресами, пообещать делать визиты в Петербурге. Боже упаси! Но Боровицких нигде, по счастью, не было видно. Следователь беспрепятственно добрался до своего номера. Предстояло собраться в путь. Вещей у Сердюкова с собою было немного, и Константин Митрофанович довольно быстро покончил с этим делом. Неожиданно раздался стук в дверь. На пороге стояла горничная, ее лицо выражало растерянность и испуг. Накрахмаленная наколка сбилась набекрень, видимо, от быстрой ходьбы.

– Сударь, доктор и управляющий просят вас без промедления вернуться к ним!

– Я разве не все оплатил? Или что-то случилось?

– Случилось, господи, боже мой! Случилось! Просили вас прийти тотчас же!

– Да что такое?!

– Не велено говорить, пойдемте, ваше высокоблагородие!

Сердюков раздраженно пожал плечами. Еще чего не хватало! Однако он последовал за горничной, которая, несмотря на полноту, быстро бежала впереди него.

В кабинете управляющего лечебницей следователь застал самого управляющего и доктора, обоих в крайне возбужденном состоянии. Господа эти были чем-то неуловимо похожи между собою. Невысокие, плотные, почти в одинаковых светлых пиджаках. И тот и другой носили аккуратные бородки и имели одинаково озабоченный вид, так что поначалу Сердюков, хоть он и хорошо всегда запоминал лица своих собеседников, путал первые несколько дней доктора и управляющего.

– Благодарю вас, господин Сердюков, что вы не замедлили вернуться! – вскричал доктор. – Приношу вам свои извинения за то, что мы потревожили вас, но у нас безвыходное положение, сударь! И мы вынуждены просить вашей помощи уже как полицейского следователя.

– Что же случилось, господа?

– Умер один из наших пациентов. И вы знаете его. Это господин Боровицкий! – сокрушенно произнес доктор.

– О господи! – невольно вырвалось у следователя. А он-то еще радовался, что не простился с семейством! Сердюкову стало стыдно перед самим собой. – Но, господа, я мало что смыслю в санаторном лечении, но полагаю, что, как и во всяком лечебном заведении, такое иногда случается?

– Нет, господин Сердюков. В нашем заведении такого несчастья никогда не было! И не могло быть – до сего дня! Мы неукоснительно следим за состоянием здоровья наших пациентов, вы сами в этом убедились, как наш клиент. Вы же понимаете, как подобный случай повлияет на нашу репутацию, что подумают иные клиенты, узнав, что в нашей лечебнице случаются подобные прискорбные происшествия! – продолжал стенать доктор.

– И все же господа, я не понимаю, при чем тут полиция, если один из ваших пациентов умер? Ведь он был болен. Не так ли?

– Да, господин Боровицкий не был здоровым мужчиной, – в разговор включился управляющий. – Но его недуг не носил смертельного характера. К тому же обстоятельства его смерти нам пока что не совсем понятны. И мы бы хотели их прояснить, но очень аккуратно, чтобы не повредить репутации нашего заведения и не испугать других пациентов. К тому же, насколько я знаю, вы были знакомы с покойным и его семьей. Это обстоятельство могло бы вам помочь в расследовании.

– В расследовании?! – изумился Сердюков. – Вы хотите, чтобы я задержал свой отъезд и взялся за это дело?

– Именно так, – подтвердил управляющий, – разумеется, мы берем на себя все расходы по вашему предыдущему лечению, по вашему пребыванию здесь на время расследования, и, безусловно, мы выплатим вам ту сумму, которую вы сочтете нужным запросить с нас в подобном случае.

– Я должен телеграфировать в Петербург, испросить позволения начальства… – засомневался следователь.

– Умоляю вас! – заломил руки доктор. – Всего несколько дней задержки! Спасите нас! Мы не останемся в долгу!

Сердюкова терзали сомнения. Остаться и приняться за расследование? В конце концов, какая разница, где ему вновь приступить к делу! К тому же очень жаль беднягу Боровицкого, а уж о его осиротевшем семействе нечего и говорить!

Следователь хрустнул сплетенными пальцами. Доктор поморщился. Да-с, плохое состояние суставов!

– Господа! В сложившихся обстоятельствах и христианский долг, и мой долг как полицейского принуждают меня согласиться выполнить вашу просьбу. Чрезвычайно прискорбно, что мне придется расследовать смерть отца многодетного семейства, с которым я сам был знаком. Он казался мне приятным безобидным человеком. Что ж, пройдемте к месту происшествия! – И Сердюков решительными шагами двинулся к двери.

Втроем с доктором и управляющим они подошли к помещению, в котором пациенты принимали грязевые ванны.

– Сегодня мы отменили все процедуры, дожидались вас, чтобы все оставалось нетронутым, – прошептал управляющий.

– Разумно, – похвалил предусмотрительного управляющего полицейский.

Помещение было знакомо Сердюкову. Он сам тут почти каждый день принимал процедуры. Дощатый домик, прямо на берегу лимана, откуда добывалась лечебная грязь. Огромные горы черной блестящей грязи, в рост человека, специальными черпаками вытаскивались со дна мелководного лимана и нагревались на солнце. Постепенно поверхность этих холмиков тускнела, теряла свой блеск и становилась очень горячей. Два мужика ровняли холмики в лепешки и делили их на необходимое количество пациентов. Кого целиком укутывали в плотную тягучую массу, кому оборачивали вокруг шеи «египетский воротник», кому клали ее на прочие болезные места.

Полицейский приблизился к топчану, стоявшему в углу комнаты. Нечто черное и бесформенное, казалось, расползлось на поверхности лежака, так, что, казалось, вот-вот упадет. Сердюков пригляделся и в ужасе отпрянул. Эта черная липкая куча раньше была жизнерадостным, румяным господином Боровицким! Грязь покрывала его целиком, даже лицо. Белыми были только белки глаз, вылезших из орбит. Все лицо и тело покойного было искажено судорогой, рот открыт, остатки пены засохли на подбородке. Грязь застыла в волосах, и они стояли дыбом, что придавало покойнику еще более ужасающий вид.

– Бог мой! – полицейский перекрестился. – Царствие небесное!

Сердюков часто видел покойников, но вид несчастного Боровицого потряс его до глубины души. Какая ужасная смерть! Полицейский притронулся к грязи. Она уже давно остыла.

– Когда, по-вашему, это произошло? – спросил он у доктора.

– Видите ли, мы грязи, как вы сами знаете, даем с десяти часов. Но ведь у господина Боровицкого на сегодня не было назначения! К тому же я в последние дни не предписывал ему процедур, которые охватывали бы все тело, да еще и при высокой температуре! У него пошаливало сердце. Как он оказался сегодня в грязелечебнице, кто наложил на его тело такую массу грязи? Несомненно, у него просто не выдержало сердце.

– К тому же, судя по выражению его лица, он узрел пред смертью нечто ужасающее, – задумчиво произнес следователь, вглядываясь в искаженные черты покойника.

– Или понял, что смерть его неминуема, – добавил доктор. – А помощи нет!

– Но кто сегодня работал здесь? Кто-то из фельдшериц или медицинская сестра?

– Мы уже опросили всех. Никто не накладывал грязь Боровицкому в этот час. На этот час сегодня вообще не было назначений!

– Но ведь кто-то сделал это! Не мог же он сам так измазать себя и умориться до смерти!

– Вот то-то и оно! – поднял палец управляющий. – Вот почему мы попросили вашей помощи в этом странном деле.

Сердюков с доктором еще долго осматривали труп. Необходимо было побыстрее закончить с этим малоприятным занятием, чтобы омыть покойного и убрать его с глаз долой. Ведь на следующий день лечебница должна как ни в чем не бывало отпускать грязи!

Покинув грязелечебницу, полицейский двинулся к номерам семейства Боровицких. Константин Митрофанович невольно медлил, его просто ноги не несли. Единственное для него облегчение заключалось в том, что ужасающую новость управляющий уже сообщил семье. Потоптавшись перед дверью номера, следователь наконец собрался с духом, постучался и вошел.

Боровицкие занимали просторный трехкомнатный номер, в котором им было довольно-таки тесно. Сердюков ожидал услышать крики и плач, но вокруг стояла тишина. Навстречу ему быстрыми шагами вышла, с красными от слез глазами, Зина.

– Вы знаете?! – вскричала она. – Ах, вижу, знаете!

Она всплеснула руками и осталась стоять в оцепенении.

– Зинаида Ефремовна! Приношу вам свои глубочайшие соболезнования! Какое страшное несчастье для вашего семейства!

После этих слов Сердюкова, высказанных с самым искренним чувством, Зина бросилась ему на шею. Он аккуратно погладил ее по спине и тихонько отстранил от себя.

– Я бы хотел высказать свои соболезнования и госпоже Боровицкой. Могу ли я видеть ее?

Зина с плачем повела полицейского в соседнюю комнату. Там на широкой двуспальной кровати лежала пластом несчастная вдова. Она смотрела в потолок пустыми невидящими глазами и беззвучно шевелила губами.

– Вот, поглядите. И так – с самого утра. С того самого мига, как узнала. Упала и лежит!

– А дети? Где же дети?

– Я их отослала, с няней! Они еще ничего не знают, да и не понять им!

– Сударыня! – Сердюков приблизился к кровати. – Примите мои искренние соболезнования! – Полицейский присел на краешек кровати и взял Боровицкую за безжизненно простертую на покрывале руку. – Таисия Семеновна! Я тут не только как ваш добрый знакомый. Я буду вести дело о смерти вашего супруга. Доверьтесь мне, ради бога, я попытаюсь вам помочь.

– Ах! – снова всплеснула руками Зина. – Я так и знала, что это не просто случайность! Это убийство, убийство!

– Почему вы так подумали? – следователь обернулся к плачущей девушке.

– Он не должен был нынче брать процедуры. Поэтому вчера в ресторане он выпил много вина. Надо знать Анатоля – если доктор предписывал ему накануне процедур не есть тяжелой пищи, не пить вина, он неуклонно это выполнял!

– Но почему он сегодня утром пошел в грязелечебницу, кто его туда пригласил? Доктор? Медицинская сестра?

– Я не знаю, – растерянно покачала головой девушка. – Я была, как всегда, занята с детьми!

– Таисия Семеновна, голубушка! Посмотрите на меня! – Следователь легонько потрепал Боровицкую по щеке. – Вы меня слышите?

Женщина замотала головой и застонала.

– Как я буду жить без него! Смерти! И мне смерти! – Боровицкая привстала, а потом снова откинулась на подушки.

Зина из-за этих слов невестки зарыдала еще пуще и кинулась прикладывать к голове вдовы холодный компресс.

– М-да! – протянул следователь. – Таисия Семеновна! Может, вы все же что-нибудь припомните?

– Он… он пройтись вышел, после завтрака… чтобы не ждать, пока детей соберут гулять. Его это раздражало… Крики, плач, возня… Долго… Уговорились встретиться в парке лечебницы, в тени… Мы долго ждали, вернулись сюда. Потом, – она начала судорожно всхлипывать, – потом пришел управляющий и сказал… Он сказал… А… А!..

Дальше продолжать разговор с вдовой было бессмысленно. Она зашлась в истерическом плаче. Зина металась вокруг, трясущимися руками накапала успокоительное лекарство и себе, и Таисии. Позвали горничную, велели ей принести холодной воды. Сердюкову ничего не оставалось, как удалиться.

Выйдя из здания гостиницы, полицейский увидел, как по дорожке, прямо навстречу ему, с радостным шумом приближается веселая ватага детей Боровицких под приглядом няньки. Сердюков вздрогнул и поспешил перейти на другую сторону дорожки и свернуть за угол.