Глава 4

Она расположилась на подушках с мундштуком в ярко-красных губах. Свет падал на ее лицо с левой стороны, скрывая уродливые длинные шрамы от когтей и клыков тигров на правой щеке. Но Сансар знал, насколько изуродовано ее лицо. Глаз вытек, и веко приспустилось вниз, закрывая пустую глазницу, нос повело в сторону, угол губ приподнят вверх в вечном злобном оскале, открывая сбоку зубы. Обычно она носит на глазу черную повязку, но не всегда. Бывают дни, когда мадам Смерть (так прозвал ее Сансар) предпочитает показываться всем в своей истиной красе, наслаждаясь реакцией на ее уродство, шокируя гостей.

Да, к ней приходили гости. Она вела на удивление активный образ жизни и даже зарабатывала деньги…гаданием и магией. Большие деньги. Ведь Сансар поставлял ей богатейших клиенток и клиентов, посетителей цирка. Он не знал, шарлатанка она или, правда, умеет предсказывать судьбу. Ему было наплевать. Ее боялись, ее уважали, к ней приходили и ей платили. Иногда она устраивала сеансы прямо в цирке. Выбирала себе «жертву» из зрителей и рассказывала ее будущее. В какой-то мере Борджу льстило, что такая женщина целиком и полностью зависит от него. Потому что только он знает, кто она такая на самом деле, кто ее муж и за что она поплатилась жизнью. Для всех она умерла, иначе ее ждало бы очень много неприятностей. Сансар дал ей крышу над головой и надежный тыл.

Он любил благодетельствовать. Оказывать покровительство. Ему нравилось с высоты своего трона давать подачки и собирать вокруг себя тех, кто ему чем-то обязан. И чем больше обязан, тем лучше. Значит потом можно требовать различного рода услуги взамен.

И уродливая ведьма входит в число должников Борджа. Пластические хирурги были бессильны против когтей и зубов хищника. Врачи сделали что могли, сшили правую часть лица по лоскуткам, и на мадам Смерть теперь можно было смотреть. Пусть не без содрогания, но не захлебываясь от ужаса.

Он вспомнил, как привез ее в свой дом…привез после того, как в ее больной и безумной голове родился план мести Дугур-Намаеву младшему. Охрененный план мести, который безумно понравился Сансару.

– Я хочу свести его с ума. Я хочу его заставить умываться кровью…Но ничто настолько не сломает этого ублюдка, как ЕЕ смерть.

– Чья?

Сансар тогда потягивал коктейль из широкого бокала и смотрел, как два восемнадцатилетних подростка, чьи тела щедро натерты золотой краской, извиваются на небольшой сцене и трутся друг о друга голыми, бронзовыми ягодицами и гениталиями. Прикидывал, кого из них он поставит на колени первым.

– Его сучки…русской шлюхи, которую он купил для себя у какого-то ублюдошного актеришки. А потом женился на ней. Помешанный на своей шалаве…он сойдет с ума, когда она сдохнет. Но…смерть – это слишком просссто. Смерть надо заслужить.

Ноздри изуродованного носа раздулись, и она наклонилась вперед, опираясь руками о столешницу, становясь похожей на паука с тонкими руками и ногами, затянутыми во все черное. Ее когти такого же красного цвета, как и помада, отливали кровавыми оттенками.

– Мы отнимем ее… а потом вернем. Но уже другую. Он будет с ума сходить от дежавю, он будет орать и корчиться от боли, когда увидит тот чистый лист, который мы ему подсунем. Он ее возненавидит и себя вместе с ней.

– Что ты несешь? Какой чистый лист? Где я тебе возьму такую же девку?

– Вначале… – глаза женщины засверкали в темноте сумасшедшим блеском, – она должна сдохнуть, и я придумала, как это сделать. Пусть пару лет помаринуется в собственной агонии, а потом мы ему ее вернем. Ты ведь никуда не торопишься, Бордж? Месть – это блюдо, которое нужно подавать только холодным.

– Но два года – это слишком много…

– Хватит перебивать меня. Ты хотел идеальный, изощренный план мести, который свалит империю Дугур-Намаевых. Неужели ты думал, это можно сделать за пару дней? Или ты хочешь просто им насолить? Не знала, что твои планы настолько ущербно малы!

– Говори! Что ты задумала?

Рявкнул в ярости, но она даже не вздрогнула. Та тварь никогда его не боялась.

– У меня есть немецкий врач…гипнолог. Он очистит память этой суки, он запрограммирует ее мозг, а твои костоправы отшлифуют ее тело. Мы даже восстановим ей целку. Чтобы окончательно свести его с ума. Оооо, я хочу увидеть его лицо, когда он встретит призрака своей жены и поймет, что это не она.

– Слишком сложные игры. Мне нужны результаты, а не партии в шахматы.

Возразил Сансар и, склонив голову к плечу, наблюдал, как один из парней ползает на четвереньках и выгибает спину так, что Борджу видно его округлый зад с аккуратной дырочкой, выкрашенной в ярко-золотой цвет.

– Прекрасная игра, которая дезориентирует противника, выведет полностью из строя. Мы уберем его ее руками. Заставим сливать нам информацию, документы, а потом она же его и пристрелит! Ооо. Это будет прекрасная месть…а потом мы вернем ей память и посмотрим, как она пустит пулю себе в лоб.

Только что-то пошло не так. В чем-то мадам Смерть просчиталась. Маленькая сучка, в которую было вложено столько денег и времени, отказалась убивать Хана, отказалась им помогать, отказалась воровать документы и доносить информацию.

«Я не думала, что полюблю его…»

Полюбит. Любовь, мать ее. Какая на хер любовь!

Он тогда чуть не задушил Цэцэг собственными руками.

– Ты обещала мне! Ты говорила, что она полностью обработана тобой!

– Я… я ошиблась. Она оказалась хитрее. Поняла, что так может иметь намного больше.

– Пошла вон, тупая курица! Чтоб я тебя не видел!

– Что скажешь теперь, Албаста? Когда все планы пошли прахом? Когда твоя русская сучка отказалась нам помогать и предала свою спасительницу Цэцэг?

Тонкие костлявые пальцы раскладывали пасьянс, в пепельнице дымилась сигарета, а в воздухе сохранился запах секса. Сансар чуял его за версту. Мадам Смерть развлекалась с кем-то из его цирковых актеров. Он закрывал на это глаза. Пусть делает что хочет, пока помогает ему в делах.

– Цэцэг должна поплатиться, как и они все. Ее время пришло. Она нам больше не нужна.

И положила карту с нарисованной толстой жабой в круг из других карт.

– Интересно, когда Хан поймет, что она с ним играла в свои тупые игры, как он с ней поступит? Ставлю на то, что ей отрежут язык, а потом сошлют в какое-то захолустье. И это самое лучшее, что ее ждет.

Резко повернулась к Сансару.

– Мы подставим их обеих. Из одной сделаем лживую тварь, а из другой ту, кто эту тварь привела к нему в дом. Мне нужны подставные люди. Те, кто будут давать ему признания. Нужен врач, нужны твои люди в генетической лаборатории. Но…это еще не все. Вначале мы его очень больно ужалим и отберем кое-что из того, что он очень сильно любит. Пусть понервничает и начнет делать ошибки. А мы пополним ряды твоих актеров-уродцев самой Дугур-Намаевой младшей. Безногой балериной. Заставим танцевать на нашей сцене и развлекать твоих гостей.

И расхохоталась своим огромным красным ртом, заставив Сансара вздрогнуть от неприятных ощущений.

– Пусть Хан считает, что это его так называемая жена вместе с братом похитили девчонку, пусть сгорает от ревности, от боли, от безысходности.

– Тогда он просто ее убьет!

– Не убьет. Она слишком на нее похожа. Он уже попался на крюк, он уже висит на нем и харкает кровью. Оооо, я это чувствую всем нутром. Чувствую его боль. Не убьет. Оставит рядом и будет мучить и ее, и себя. И пока он настолько слаб, ты можешь начинать копать под него. Когда товар отправится в Европу?

Сансар с восхищением и неким страхом смотрел на эту женщину, на это исчадие ада. И его накрывало возбуждением. Он буквально ощущал, какую боль причинит своему врагу, и возбуждался от этой мысли.

– Через несколько месяцев.

– К этому времени Хан должен быть занят поисками дочери и мучительными отношениями с псевдо-женой. Только так тебе удастся увести товар у него из-под носа. Ты должен разорить Дугур-Намаевых. Я хочу, чтобы они все плясали в твоем цирке!

И расхохоталась, запрокинув голову так, что теперь Борджу была видна только уродливая сторона…Его невольно затошнило от гадливости.

* * *

Столько, сколько я плакала за эти дни, не плакала никогда, наверное, глаза мои превратились в красные щелочки, опухшие и разъеденные слезами. Потом слез не осталось, и я смотрела в одну точку. Раскачивалась из стороны в сторону и просто смотрела перед собой. Да, я знала, насколько жесток мой муж, но он не был никогда настолько жесток со мной. Даже в самом начале, когда брал меня молча, без согласия, он всегда относился ко мне со своей специфической, грубой заботой… я поэтому и полюбила этого зверя, потому что видела его любовь ко мне. А теперь от той любви и следа не осталось. Одна ненависть, презрение, злость. Как будто чья-то адская насмешка. Судьба вознесла меня на пьедестал, я была на троне рядом с самым любимым и ласковым любовником на земле, а оказалась в вонючей грязи, совершенно одна. И мой тюремщик, мой палач, это тот, кто когда-то любил меня.

И мне невыносимо больно, я не справляюсь, у меня не хватает ресурса вытерпеть его ненависть. Наверное, я растратила все свои силы, когда ждала, искала его, когда верила, что все наши кошмары уже позади. А теперь у меня нет ни одного союзника, нет никого, кто мог бы заступиться за меня, никого, кто хотел бы мне помочь. Я оказалась один на один с обезумевшим Ханом и в тщетных попытках достучаться до его разума. Да и это больше не он. Одна оболочка…внутри не осталось моего любимого Тамерлана. Он похоронил себя вместе со мной и не хочет воскресать. Вместо него осталось жуткое чудовище без души и без сердца.

Как я смирюсь с этим? Как я смогу жить, видя эту ненависть в глазах, видя этот смертный приговор. Вначале я не поверила, что он так и поступит со мной. Не поверила, что запрет в комнате без еды и воды. Мне все еще казалось, что вот сейчас или немножко позже все изменится. Он меня узнает. Почувствует, и все прекратится. Прозреет, очнется от своего ледяного сна.

Но я горько ошиблась. Все только начиналось. Все мои страдания, испытанные до этого, ерунда, пустяки в сравнении с тем адом, который начался сейчас. И я больше не знаю, что со мной будет завтра. Я стою под поднятой гильотиной, с опущенной головой, стою на коленях и жду, когда лезвие опустится и отрежет мне голову. И я знаю…это лишь вопрос времени. Оно опустится. Он слишком ослеплен ненавистью, ревностью. Болью. Он меня не пощадит. Не пощадит Дину…она для него – лживая сука, гадина, которая посмела притворяться его женой, и никто не докажет ему обратного…Только моя смерть и то, если захочет опять сверять ДНК. Но я не могу умереть. Не сейчас. Не тогда, когда Эрдэнэ исчезла, а мои мальчики совсем одни. У них теперь нет ни отца, ни матери, ни сестры. Я обязана жить ради них, вытерпеть, что-то придумать и вытерпеть.

Из окна моей комнаты мне видно, как Хан каждое утро выходит на тренировку. Как эта груда мышц, железная машина смерти тренируется, рассекая воздух руками и ногами, переворачиваясь в немыслимых сальто и подпрыгивая в невероятно высоких прыжках. Неужели не думает обо мне, запертой без капли воды, сходящей с ума от жажды, или ему доставляет радость меня мучить?

Ответом был его взгляд. Когда посмотрел на окна и выпрямился во весь рост. Эти мрачные глаза взирают исподлобья, кулаки сжаты так, что жгуты мышц выступают из-под кожи. Посмотрел и отвернулся, силой ударяя невидимого противника…

Эти дни были жуткими. Я никогда не думала, что жажда настолько безжалостна, она начала меня сводить с ума намного раньше и сильнее, чем голод. Уже в первые сутки к вечеру мое горло горело, как будто в него насыпали песок. А утром я не могла даже проглотить слюну. Ее попросту не было. Она стала липкой и тягучей, как комок.

Я помню это страшное состояние по часам. После полудня на начало вторых суток, казалось, что мой язык начал опухать, мне было необходимо сделать глоток воды и, как назло, из окна я видела озеро, слышала, как в нем плескаются лебеди. Отвлекали только мысли о детях, о том, что пройдет время, ОН поймет, что мне не в чем признаваться, и мои мучения окончатся. Уже к ночи у меня начала болеть голова. Вначале ненавязчиво, а потом все сильнее и сильнее, мешая уснуть, мешая даже думать, пока не начался звон в ушах, и уже ближе к утру, я ощутила, как немеют мои пальцы. Как быстро. Всего два дня… а я уже и на человека мало похожа, даже на ноги встать не могу. Как и закричать…только подползти к двери и начать стучать в нее изо всех сил.

С рассветом ко мне в комнату зашла женщина…это, наверное, Цэцэг…она вернулась?

Цэцэг…тварь, ядовитая змея, которая думала вынудить меня предать моего мужа. Я помнила, с какого момента ко мне начали возвращаться воспоминания. Очень медленно. Как и раньше. Картинками. Навязчивыми галлюцинациями, когда я шаталась от головной боли и не могла открыть глаза, а перед ними проносились образы. Она позвала меня поздно вечером в сад, увела далеко в лабиринты, где нас никто не мог услышать под видом экскурсии по диковинному месту.

– Ты должна начать действовать, Дина.

– Действовать?

– Да. Пришло время, когда ты можешь отплатить Хану, а потом я помогу тебе сбежать, помогу уехать далеко в Монголию и спрячу тебя там. Ты уничтожишь Хана, и никто тебя не найдет.

– А моя семья? Что будет с ними?

– Они тоже уедут. Я была там сегодня, и мы этот момент обсудили. Послушай. Просто действуй, как я скажу.

Ее глаза лихорадочно блестели, и она оглядывалась по сторонам, всматриваясь в полумрак.

– Завтра он уедет из дома по делам, а ты проникнешь в его тайник.

– Какой тайник?

– В вашей спальне, за спинкой кровати есть тайник. Но ты не сможешь его открыть без ключа…ключ Хан носит в своем бумажнике. Когда он будет спать, укради его. Он все равно не заметит. И в его отсутствие откроешь тайник и возьмешь оттуда документы.

– Я…я не могу этого сделать.

Мысль о том, чтобы украсть что-то у НЕГО, казалась мне кощунственной, вызывала протест. Эти последние дни он был мягок со мной, если так можно вообще сказать о Хане.

– Почему? Что за глупости? Конечно, можешь. Ты ближе всех к Хану и единственная, кто имеет доступ к тайнику в любое время суток.

– Если…если он узнает, он убьёт меня! Что в тех документах? Зачем они нужны прямо сейчас?

– Кощеева смерть! В тех документах крах всей империи Дугур-Намаевых. Получим их и сможем лишить его большей части денег! Не переживай, ты свою долю получишь. А он…, – Цэцэг снова осмотрелась по сторонам, – когда он вернется, соблазнишь его, а потом подсыплешь в питье вот это.

Она протянула мне маленький пузырек.

– Это убьет его мгновенно. Пару глотков, и он будет мертв. Я прикрою тебя. Никто не узнает, от чего он умер. Яд вызовет кровоизлияние, и это и будет официальной причиной смерти. А ты к тому времени, как проведут вскрытие, будешь уже далеко…

Пока она говорила, я вдруг увидела перед глазами саму себя…стоящую на коленях, с залитым слезами лицом. Я кричу от дикой боли, кричу как в агонии и падаю на пол…мне больно, потому что я думаю, что он мертв…точнее, я не хочу в это верить. И эта боль настолько оглушительно сильна, что даже сейчас я пошатнулась и с ужасом посмотрела на Цэцэг.

– Я не могу…я…не могу его убить.

– Можешь. Он ведь может угрожать твоей семье, поверь, он бы прикончил тебя не задумываясь. Бери!

Ткнула пузырек мне в руку, но я, отрицательно качая головой, протянула его обратно.

– Я… я не буду этого делать, не буду.

Изо всех сил качая головой и отмахиваясь от нее дрожащими руками.

– Что значит не будешь? Ты в своем уме? Мы это сто раз обсуждали! Будешь! Вначале выкрадешь ключ, а потом отравишь этого ублюдка!

Я не верила, что она говорит мне это…она же его тетя, она же его родня.

– Ублюдок? Он же…он же ваш племянник. Родной. Ваша кровь. Как вы можете убить его? Как можете так хладнокровно говорить об этом? Вы в своем уме?!

– Да! Я в своем уме! Он мне никто. Этот выб***ок инцеста мне не родня. Позорище. Бери яд и сделай то, о чем договаривались.

– Нет! – сказала отчетливо и швырнула пузырек на землю, – Ни о чем я с вами не договаривалась. Я не стану воровать ключ, не стану убивать. Я не убийца и не воровка!

– Ты…, – она сделала несколько шагов ко мне, – ты что несешь, маленькая сучка? Я зачем все это делала, м? Зачем помогала тебе выжить, чтоб ты предала меня?

– Вы…мне не помогали. Вы выполняли ту работу, которую вам поручили. Я не стану убивать его, не стану!

– Станешь!

Она набросилась на меня с кулаками и схватила за волосы. От неожиданности я чуть не упала. Цэцэг оказалась настолько сильной, что я не могла вырваться из ее хватки, как не пыталась отпихнуть ее от себя, у меня не получалось. Жирные руки трясли меня и дергали за волосы изо всех сил.

– Станешь, тварь! Все сделаешь, как я скажу!

– НЕТ! Я не стану его убивать!

Вцепилась ногтями ей в лицо и изо всех сил оттолкнула от себя, шатаясь и отходя назад, готовая отбиваться, если снова нападет.

– Почему, черт тебя раздери? Почему? Он же монстр, палач, убийца!

– Я…люблю его!

Закричала и с диким воплем упала на колени, закрывая голову руками, голову, которая разрывалась от адской боли в висках. И перед глазами могила… могила, которую женщина, так похожая на меня, запретила закапывать…я внутри нее, я в ее теле. Я и есть она сама. И я корчусь от боли утраты, я чувствую эту боль, я ее помню. Вот почему я все еще жива, вот почему я никогда не смогу убить – Я ЛЮБЛЮ ЕГО!

Распахнула воспалённые глаза, которые стали такими же сухими, как и мое горло, и поняла, что лежу на полу в своей комнате. У меня нет сил пошевелиться, мне тяжело дышать. Я слышу собственное прерывистое дыхание и пульс, бьющийся в висках. Неужели я умру здесь? Умру и так и не увижу Эрдэнэ и моих сыновей?

Дверь резко открылась, и я с трудом различила в полумраке черные мужские ботинки с грубой подошвой.

Загрузка...