Академия альфачей 2, или всем подставить сопатки!

Глава 1. Булочка и кальсоны

Дверь открывается сразу. Хотя, кажется, я стукнула по створке всего разок.

‒ Ты чего такая нахмуренная, мать? — интересуется Оля, как всегда обходясь без традиционных приветствий. — Не выспалась?

Мою подруженьку ни капли не удивляет, что я притащилась в обитель их семейной жизни в семь утра. Ладно, в шесть часов и сорок девять минут.

Судя по внешнему виду, Оля рванула отпирать входную дверь, выпрыгнув прямиком из кровати. Об этом свидетельствуют короткая блестящая ночная сорочка, босые ступни и прическа в стиле «я танк ваш тормозила головой».

Критично осмотрев меня со всех сторон, она дергает за рукав моей джинсовой куртки и благополучно втаскивает меня в прихожую, наполненную сладковатыми ароматами выпечки и запахом теплого молока.

В коридоре появляется Гоша, Олина «кунжутная булочка» во времена нежности и «двинутая шиншилла» в период плохого настроения. На его голове тоже живописный бардак, а подбородок украшает поросль из светлых хаотично торчащих волос. Он моему присутствию тоже ни капли не удивляется. Меланхоличное приветствие утопает в протяжном зевке, и я в ответ также меланхолично взмахиваю в его сторону рукой. Устроившийся в его объятиях Бобренок по-младенчески многозначительно пялится на меня.

Оля поворачивается к муженьку и обводит взглядом его внешний вид.

‒ Гоша! У нас элитный гость, ‒ цокнув языком, ворчит она и тычет пальцем в черные семейники в белый горошек ‒ единственный элемент одежды на его теле. ‒ А ты не при параде. Иди и срочно надень труселя с жирафиками!

Сонного мужчину отправляют сменить парадный наряд, а меня, вручив Бобренка, запихивают на кухню и усаживают за стол. Еще через пять минут вокруг разворачивается бурная деятельность. Гоша намешивает смесь для блинчиков, а Оля заваривает фруктовый чай.

‒ Только вчера договорились, а сегодня ты уже мчишься на всех парах к нам. Какая же ты классная пуська, ‒ расхваливает меня Оля и периодически от души шлепает мокрым полотенцем по округлостям благоверного, тщательно сокрытым тканью с рисунком жирафов. ‒ Аська умопомрачительна и великолепна. Не то что некоторые, пироженки мне вчера зажмотившие.

‒ Но мамуля, ‒ робко откликается Гоша, ‒ ты же сама попросила удерживать тебя от срывов. А иначе вся система диетического питания насмарку.

‒ Кубинская сигара твоя мамуля! ‒ рычит Оля. ‒ Шиншилла ты бессовестная. А Аська крута. Цени ее несравненное благородство и самопожертвование!

Гоша, сдаваясь, кивает.

‒ Эй-эй, ты преувеличиваешь, ‒ быстренько включаюсь в разговор. ‒ Я же всего лишь с мальцом пришла понянчиться, а не записываться в лигу героев в пуленепробиваемых кальсонах.

‒ В моих глазах ты уже герой, ‒ с чувством сообщает Оля, ловко подсовывая тарелку под первый готовый блинчик. ‒ Слышишь, булочка? Сегодня суббота, и мы с тобой идем развлекаться. Юху!

‒ Ох, неожиданно. ‒ Гоша чешет висок лопаткой. ‒ Совершенно отвык от наличия свободного времени. Мы даже не успели обдумать, куда пойдем.

‒ Я уже все придумала!

Темп смены Олиного настроения не перестает удивлять. Она может чмокнуть в лоб, а секунду спустя шандарахнуть кастрюлей по тому же самому месту. А затем еще и обосновать объективность нокаута.

Уникальная личность.

Примерно минуту слушаю обсуждение предстоящей прогулки и вяло размазываю варенье по распотрошенному блинчику. А затем все-таки не выдерживаю и задаю волнующий вопрос.

‒ Оля, мы с тобой и правда вчера разговаривали?

Подруга, все это время самозабвенно ловящая покидающие сковороду блинчики, тут же кидается ко мне. Гоше приходится изобразить пару танцевальных па, чтобы успеть изловить последнее помчавшееся к полу кулинарное творение.

‒ Пуська, ты, по-моему, уже перетрудилась и переучилась. ‒ Оля касается моего лба ладонью. ‒ Тебе бы передохнуть. Парня какого-нибудь пощупать. Это поможет.

‒ И о чем мы вчера разговаривали? ‒ не отстаю я, игнорируя остальные ее высказывания.

‒ О том, что ты понянчишься вот с этим рогом слюнявого изобилия. ‒ Оля тычет пальцем в маленький носик Бобренка. ‒ И что твоя новая шелудивая дворняга для тебя милее, чем какой-нибудь красавчик, созданный именно для того, чтобы ты его поэтапно общупала.

‒ Значит, вчера я и правда нашла песика… ‒ Смотрю вниз ‒ на маленькую головку Бобренка. А ведь когда-то на моих коленках сидело другое существо.

‒ Наверное. ‒ Оля подтаскивает ко мне поближе тарелку с нарезанными грушевыми ломтиками. ‒ Знаю только с твоих слов. Вы еще с псом пельменями на пару пировали.

У меня легкий ступор. Почти полночи потребовалось на то, чтобы уговорить себя, что все случившееся — не более чем сон. А если нет?

‒ Что-то ты напряженная, мать. ‒ Оля треплет меня за плечо. ‒ Расслабься.

‒ Песик… исчез.

‒ Правда? ‒ Новость заметно бодрит подругу. ‒ Ну и хорошо. На фиг тебе лишняя ответственность. Да и собаковод из тебя как из Гоши стриптизер.

От ее слов Гоша вздрагивает и опасливо косится на нас через плечо.

‒ Я не специально тогда со стула упал, ‒ бубнит он, обиженно ковыряя только что приготовленный блинчик. ‒ Хотел сделать это эффектно.

‒ О да! Было эффектно, ‒ охотно соглашается Оля и заговорщицки пихает меня локтем. ‒ Помнишь Шэрон Стоун в «Основном инстинкте»? А теперь представь, как Шэрон ‒ только усатая, обросшая, с тушкой помассивней и ляжками покрупнее ‒ делает ножкой свое фирменное о-ля-ля. И при этом опрокидывается вместе со стулом назад, поднимается, пытается поставить стул обратно, запинается и снова опрокидывается. В общем, это было самое эротичное мельтешение пяток в моей жизни. Мой гогот достиг вершин гор.

Оля, видимо, снова вспоминая подробности их с Гошей ролевых шалостей, начинает хихикать. Ее супруг пунцовеет и с молчаливым упорством сохраняет остатки гордости.

Улыбка сама собой появляется на моих губах.

Мне срочно требуется выговориться, и эти ребята ‒ идеальные кандидаты в слушатели. По крайней мере, им я полностью доверяю. Еще, конечно, есть Ромыч. Но он наверняка всю ночь рубился в приставку. Так что в нынешнем состоянии вряд ли посоветует что-то дельное.

‒ Народ, выслушайте, пожалуйста. У меня, похоже, бывают галлюцинации…

Глава 2. Вечность и конкретика

Оля и Гоша слушают меня чрезвычайно внимательно, не забывая закусывать новостной коктейль блинчиками. Особо не вдаюсь в подробности и не рассказываю об отдельных личностях, которых успела встретить в академии.

В двух словах: меня затащили в другой мир почти голышом и хотели заставить погрызть их местный забористый гранит науки. Но я отбилась, выпустила на свободу прожорливую тварюгу и мимоходом покоцала им фарфор.

Это я так завуалировано на потрепанные нервы намекаю.

Заканчиваю рассказ и шумно выдыхаю. Гоша молчаливо жует, но по глазам вижу ‒ впечатлен. Оля одним глотком выдувает остатки чая из великанской чашки и четким движением смахивает с губ темные капли.

‒ И теперь мне точно известно, кто в ближайшие пару лет будет нашему Бобренку сказки вещать! ‒ торжественно провозглашает она, чокаясь своей чашкой с моей. ‒ Красиво мурлычешь.

‒ Не веришь мне? ‒ Ни капли не обижаюсь на подругу. Я и сама в кратковременном умственном кризисе. Слишком уж фантастичными кажутся воспоминания.

‒ Верю. ‒ Оля подкладывает мне еще один блинчик, хотя на моей тарелке скопилась уже целая горка рваных съедобных кусочков. ‒ У тебя с воображением никогда проблем не было.

‒ Полагаешь, все это происходило только в моей голове?

‒ Во сне, ‒ бубнит Гоша, запихивая в себя сразу три сложенных конусами блина.

‒ А на это что скажете? ‒ Наклоняюсь и подтаскиваю к себе свою сумку. Складываю ее на колени и открываю. ‒ В том мире столько всего случилось. Я была как будто… укротителем!

Оля, любопытствуя, заглядывает в мою сумку.

‒ Укротителем?.. ‒ Она задумчиво вытягивает губы трубочкой. ‒ Тапок?

‒ А? Нет. ‒ Хмыкаю и выуживаю из сумки одолженную ректором кроличью обувку. ‒ Не укротителем тапок. А зверья.

‒ И какого зверья? ‒ Гоша недоверчиво смотрит то на меня, то на тапки.

‒ Всякого разного.

Замолкаю и погружаюсь в размышления.

Псина из ядерного реактора, стул с зачатками биполярного расстройства и гигантская инопланетная плодожорка с особыми вкусовыми предпочтениями. Вот мое зверье. Правда не уверена, что стоит сообщать об этом ребятам. Они и так меня сегодня всерьез не воспринимают. В дурку, конечно, не сдадут. Но могут натянуть смирительную рубашку с рюшами, ленточками связать, прописать домашний арест и кормить кашкой по графику трапезы Бобренка.

‒ Ну, все, в общем-то, логично. ‒ Оля с выразительным видом слизывает варенье с ложки. ‒ Ты у нас будущий психолог. Так что тебе профессия прям намекает.

‒ На что намекает? ‒ заинтересовываюсь я.

‒ На… ‒ Оля крутит в воздухе пальцем и картинно закатывает глаза. И даже пытается пустить слюну. ‒ На необходимость быть в особом тонизирующем состоянии. Это как с юристами. То еще хитропопиковое жулье. А гинекологов видела? Особенно мужиков. Глазки в кучку, и взгляд философов. Как будто каждый день пялятся в вечность, а не в цветочные кустики.

‒ Это ты к чему? На отпечаток профессии намекаешь?

‒ Не намекаю, а факты на стол вытряхиваю. ‒ Оля с видом всезнающего оратора водружает на столешницу локти. ‒ Повседневные занятия всегда бахают по твоему характеру со всей дури. Так что будь ты даже невинным одуванчиком, но реслинг сделает из тебя боевого одувана.

‒ То есть я ‒ одуван? ‒ уточняю я, едва сдерживая смех от такой аналогии.

Нравятся мне эти ее логические цепочки.

‒ Да. ‒ Оля возбужденно цокает языком. Она обожает рассуждать и делать выводы. ‒ А точнее, ты у нас двинутая. Психологам положено быть чуток прибабахнутыми. А иначе втереться в доверие к реальным прибабахнутым будет ой как сложно. Они чуйкой почуют чужого в стаде. Так что вот. Это твой отпечаток.

Внушительно. Даже малость проникаюсь результатами Олиного исследования. Стоит признать, что ты ‒ немножечко сумасшедший, и жизнь тут же становится проще.

Оля укладывает Бобренка в кроватку на дальнейший просмотр сновидений и отправляет Гошу на великую миссию — поход до мусорных контейнеров. Позабавившись с бытовухой, подруга возвращается на кухню и плюхается на стул напротив меня.

Наверное, разговор с Олей меня действительно успокоил. Я даже примериваюсь к аппетитной блинной горке на тарелке, но в последний момент снова опускаю вилку на стол.

‒ А что насчет них? ‒ Хлопаю ладонью по кроличьим ушам на тапках. ‒ Откуда они у меня?

‒ Купила. Выиграла в лотерейке. Отжала у гламурной соседки с рыбьими губами. ‒ Оля пожимает плечами. ‒ Какая разница? Ну, купила-забыла. Ничего страшного. Это всего лишь тапочки.

‒ Да-а? — многозначительно тяну я гласную.

‒ Да, тапки. Ну не козни же правительственных структур повсюду! Хотя… ‒ Оля внезапно впадает в крайнюю степень обеспокоенности. ‒ Депиляторы нынче страсть как подорожали… Точно! Это подпольный правительственный заговор!

Развить тему не успеваем. Внезапно где-то в глубинах подъезда слышатся громкий топот и сдавленные вскрики. Мы с Олей выходим в коридор в тот самый момент, когда в квартиру врывается бледный Гоша.

‒ Ты чего это? ‒ Оля делает шаг в сторону, пытаясь разглядеть, отчего так поспешно сматывается ее супруг. Но Гоша быстро захлопывает входную дверь.

‒ Нечто… ‒ Он с диким видом глядит то на Олю, то на меня. ‒ На улице… Подскочило… А потом за мной…

‒ А можно конкретики? ‒ деловито спрашиваю я.

С конкретикой у нас тоже не выходит. За дверной створкой слышится какое-то шуршание. Гоша отскакивает и втискивается между нами. Так и стоим, прислушиваясь к шорохам.

Вдруг тихий шум прерывается скрипом открываемой двери. Благо, не нашей, а соседской.

Секунда тишины. А затем в утреннюю меланхолию подъезда врывается истошный вопль:

‒ Ах ты, куямба окаянная!!

Переглядываемся, уже поняв, что стряслось.

Ничего такого. Просто на узкой дорожке жизни неожиданно встретились Гошино Нечто и восьмидесятилетняя соседка баба Нюра.

Глава 3. Фундамент и гризли

Даже не знаю, кому больше сочувствовать.

Бабуся Нюра ‒ фанат фитнеса. А еще поклонница боев без правил. На какие-то там трансляции боевок конкретно подсела. Ее любимый «мальчик» ‒ «Красная боевая пожарная машина», юноша, так сказать, косая сажень в плечах.

«Очень уж мне по нраву его красны трусишки, ‒ рассказывала мне она как-то раз. ‒ И ручки-то бухристые ‒ ай красотища!»

В общем, ползающие по подъездам окаянные твари бабу Нюру не напугают. И вместо этого даже могут получить от нее по щам.

Оля осторожно подкрадывается к двери.

‒ Бабусь Нюр! ‒ зовет она. ‒ Чего у вас там?

‒ Тварюга окаянная, Олюшко, ‒ мгновенно откликается соседка. ‒ Я ж за дверкой схоронилась. А эта где-то снаружи бродит. Сейчас за ружьем схожу.

Так, ясно, утро начинается не с хлопьев. Тесню в сторону Олю и тоже зову соседку по имени.

‒ Кто там? Асюшка, ты ли, чо ли?

‒ Я ли, чо ли. ‒ Приникаю к двери и заглядываю в глазок. Ничего не видно. Дверь напротив закрыта. ‒ Вы погодите оружие доставать, бабусь Нюр. Это мы на крайние меры оставим. Давайте сначала гуманными методами воспользуемся. За которые нас всей компанией хотя бы не упекут в изолятор. Или в психушку.

‒ Чегось предлагаешь, Асюшка?

‒ Вы пока обождите со своими утренними пробежками. Телек посмотрите. А я разберусь. Профессия у меня такая ‒ разбираться. Договорились?

‒ Ладушки, ‒ легко соглашается соседка. ‒ Пойду на мальчуков в трусишках смотреть.

‒ Давайте, давайте.

Еще сильнее вжимаюсь в дверь и прислушиваюсь к звукам снаружи. Тишина. Где-то вдали затихает шарканье шлепок бабуси Нюры.

‒ Ты чего?! ‒ шипит мне на ухо Оля. Подруга наваливается на дверь рядом со мной. ‒ Нет у тебя еще никакой профессии. Да и психологом ты будешь, а не вышибалой! Зачем бабу Нюру спровадила? Знаешь ведь, какая она боевая.

‒ Знаю. ‒ Тянусь к дверной ручке. ‒ Она бы нам тут такую феерию устроила в восемь утра. Дом вместе c фундаментом на десять метров подскочил бы. И у нее что, реально ружье есть?

‒ Ага. ‒ Оля напряженно смотрит на мои пальцы на дверной ручке. ‒ По-моему, она числится в каком-то клубе. Типа любителей охоты.

Неопределенно мычу в ответ и обдумываю дальнейшую стратегию.

‒ Полицию хочешь вызвать? ‒ шепчет Оля, вцепляясь сзади в мою футболку. ‒ Участкового нашего нового жаль. Дядя Ваня и так целыми днями весь на стрессе. При прошлом обходе пришлось мятой отпаивать. Особенно после близкого общения с бабой Нюрой. Кажется, он напомнил ей мальчика из последней программы ‒ «Ночного несокрушимого гризли».

Качаю головой.

‒ Нет, не будем вызывать. Правоохранители тоже много шума наделают. Да и людей испугаем лишний раз.

‒ Люди уже напуганы, ‒ резонно замечает Оля.

‒ Ага, люди напуганы, ‒ подтверждает все еще не отошедший от стрессовой ситуации Гоша.

‒ Ну, так что? Полицию? ‒ Подруга делает нерешительный шаг в сторону полки, где лежит ее мобильный телефон.

‒ Лучше что-нибудь вроде ветеринарного контроля. ‒ Гоша вооружается насадкой для пылесоса и трепетно прижимает ее к груди. ‒ Это точно был зверь. Он бродил на четырех лапах. И покачивался…

Зверь? Прищуриваюсь, будто собираясь высмотреть что-то прямо сквозь толщину дверной створки. А что если?..

‒ Я взгляну. ‒ Тяну руку к внутреннему замку.

‒ Ты чего?! Не смей! ‒ Оля ловко перехватывает меня и оттаскивает от входа. ‒ Где твоя башня, мать?!

‒ Да я одним глазком, ‒ канючу и снова пытаюсь прорваться к двери.

‒ Не пущу. ‒ Подруга накрепко вцепляется в края моих джинсов. ‒ В какую сторону поворачиваются твои мозговые шурупчики? Что ж у тебя всегда любопытство не к месту включается?

У Оли снова врубился режим мамули. Бесшумно выдыхаю, но оторвать взгляд от двери себя заставить не могу.

‒ Отсидимся, ‒ гнет свое молодая мамочка. ‒ А там фигня эта четвероногая и сама свалит.

‒ А если кто-то на нее наткнется?

‒ Говоришь так, будто это мы виноваты в том, что там снаружи какая-то бяка разгуливает. ‒ Оля отпускает меня, чтобы с беспечным видом развести руками. ‒ Не наша ответственность. Но мы все еще можем позвонить в спецслужбы. Чтобы гражданскую сознательность показать. Идет, мать?

Не знаю, почему, но слова Оли об отсутствии в наших действиях какой-либо вины меня слегка напрягают. Стучит у меня в голове этакий нервный молоточек, да и мысли соответствующие крутятся.

А не пролезла ли за мной в мой домашний мир какая-нибудь потусторонняя тварюшка? С другой стороны, я немало сил вложила в то, чтобы убедить себя не верить собственным воспоминаниям. А тут как будто сама стремлюсь связать себя со всякой там магической иллюзией.

Непорядок. Особенно, если пытаешься оставаться реалисткой.

Ну, а чтобы убедиться в здоровье собственного сознания и поверить происходящему в реальности, стоит просто проверить. И всего то. Открыть дверь и понять, что мир пока не сходит с ума вместе с тобой.

‒ Там, по ходу, уже все стихло, ‒ как можно более уверено говорю я. ‒ Гляну разочек? И тут же — шмыг ‒ обратно. Ладно?

Оля поджимает губы и тоже прислушивается. Затем смотрит на Гошу. Тот хмурится, подбирает свободной рукой пылесосный шланг и сурово кивает.

‒ Только чтоб сразу назад. ‒ Оля тычет пальцем себе под ноги. ‒ Выглянула и обратно домой. Усекла?

‒ Угу.

‒ Стоп! ‒ Подруга исчезает на кухне и возвращается с крышкой от кастрюли и поварешкой. ‒ Бери.

Хорошенько, похоже, в бой меня решила снарядить.

‒ Не, спасибо, ‒ отмахиваюсь.

‒ Газового баллончика у нас нет, ‒ включается во всеобщее обсуждение Гоша. ‒ Но можешь пшикнуть во врага вон теми духами.

‒ Они же дорогущие. ‒ Оля воинственно сжимает поварешку. ‒ Я ж за них врага разгрызу напополам.

‒ На то и расчет. ‒ Гоша хитро подмигивает мне. Оля показывает ему язык.

Душевные отношения.

‒ Давайте вы мне просто спину прикроете? ‒ предлагаю я. ‒ А я туда и обратно.

Не дожидаюсь протестов, одним движением справляюсь с замком и открываю дверь.

Что бы там меня ни ждало… Слышишь? Я иду к тебе!

Глава 4. Фальцет и Спарта

Просовываю голову между дверной створкой и косяком.

«Ку-ку».

Ясный кексик, хочется сказать что-то этакое в тишину, затопившую подъезд. Но все же отмалчиваюсь и просто обвожу взглядом окрестности.

Пусто.

Может, вопли бабуси Нюры отпугнули загадочное Нечто?

Неожиданно, скрипнув по полу подошвой, в созданный мной просвет вторгается ботинок.

Дико пялюсь на начищенный до блеска мысок. В голове проносится одна устрашающая мысль за другой. Кто-то пытается не позволить мне запереть дверь. Маньяк? Грабитель? Маньячный грабитель? Грабительский маньяк?

Морально готовлюсь прикрывать своим прекрасным телом мою любимую семейку. Сжимаю кулаки, да и личико кривлю помилее, чтобы атакующему моя рожа еще неделю в кошмарах выплывала.

Ботинок тем временем задорно мотается из стороны в сторону, осознанно расширяя щель. И в следующую секунду с исключительной целеустремленностью протискивается внутрь.

Оп-па. Стул с лапами. В смысле с лапами и в ботинках.

Радик!

Он нашелся! В смысле, о черт, засада, он нашел меня!

Не могу понять, счастлива я или раздосадована. Все-таки появление самостоятельно бродящего стула напрочь сбивает всю мою предыдущую психологическую установку, основанную на уверенности в том, что я — та еще фантазерка.

Однако вот он — Радик. Получается, я ничегошеньки не выдумывала. И вчерашнее путешествие вовсе не сон.

‒ Как ты меня нашел? — бормочу я, рассматривая бойко подскакивающие мохнатые лапы. — Унюхал? И каким местом ты нюхаешь?

Радик радостно тыкается сидушкой в мои коленки. Машинально тянусь погладить стул по спинке и тут прямо подпрыгиваю на месте от сдвоенного вопля.

«А-а!» ‒ Гошу срывает в фальцет.

«А-а!» ‒ Звучание визга Оли необычайно чистое, а еще идеально контрастирует с криками ее благоверного.

Я, честно говоря, впадаю в легкий ступор, в первые пару секунд не понимая причину паники. А потом приходит осознание.

В общем, людей неподготовленных обычно крайне смущает самостоятельно передвигающаяся с места на место мебель.

А Радик тем временем не теряется. Понятия не имею, что творится в зоне мыслительной деятельности моей ходячей мебели (чем он думает, я все еще могу лишь догадываться), но стул целеустремленно топает прямо к вопящей парочке. Может, решил, что они таким образом выражают свою готовность познакомиться поближе?

Гоша стремительно бледнеет и уходит в хрипящий сип. Кстати, он совершенно позабыл, что в его руках составные части пылесоса. Хотя мне не очень хочется, чтобы Радика лупили пылесосным шлангом. Он, конечно, тот еще озорник, но даже при этом заслуживает только мягкого обращения.

Эх, что ни говори, а прикипела я душой к своему зверинцу.

Оля, в отличие от муженька, вопить больше не пытается. Она выставляет перед собой крышку от кастрюли и тычет в сторону Радика поварешкой, точно могучий спартанец в пылу смертоносной битвы.

‒ Народ, давайте для начала успоко…

Договорить не успеваю. Дверь напротив распахивается, и в проеме появляются внушительные формы бабуси Нюры. Соседка двигается спиной вперед, оттопырив кругленькие обтянутые спортивными шортами ягодицы.

Глаза у меня округляются неосознанно. Я все еще стою на пороге — как раз в дверном проеме, — вжимаясь в распахнутую створку, поэтому прекрасно вижу весь процесс эффектного выхода бабуси Нюры.

‒ Асюшка, я с ружьем! — бойко рапортует она мне и, кряхтя, подтаскивает к себе из глубин собственной квартиры какой-то внушительный предмет.

‒ О… ‒ Только это в ответ у меня и вылетает.

Транспортируемый бабусей-фитоняшкой предмет находится вне поля моего зрения. Но, судя по объему прилагаемых усилий, соседка на подмогу тащит не только ружье, но и что-то поувесистее…

‒ Лопатку новенькую с балкона несу, ‒ заявляет бабуся. — Ух, хороша паразитка зимой снежок раскидывать.

Так, Радика собираются отстреливать и гасить лопатой. Возможно, порядок действий в процессе будет изменен.

Лихорадочно раздумываю, как нам избежать побоища.

И тут со скрипом справа от меня открывается еще одна соседская дверь. На площадку вываливается взлохмаченный мужик в отвисшей майке.

‒ Утро. Семь, мать-перемать, утра! Вы что, люди, совсем обалдели? — с чувством вопрошает он у меня.

Затем его взгляд падает на бабусю Нюру. Та как раз поворачивается к нам лицом. Одной рукой она приобнимает ружье, второй удерживает лопату.

Подготовленная дама. Предусмотрительная. С набором «юный киллер, совмещающий работу с хобби в похоронном бюро».

Пару секунд мужик молча вкушает взглядом весь этот прекрасный образ. А потом медленно и с опаской поднимает руки.

‒ Понял, ‒ вежливо бубнит он. — Продолжайте.

Пятится назад и быстренько ретируется за дверь. Согласна, поступок с его стороны весьма здравый.

‒ Где? — Бабуся Нюра уже в полной боевой готовности. Только и успевай вражеские черепушки для удара подставлять. — Начикаем зверя!

‒ Погодите чикать. — Я, мило улыбаясь, отступаю в квартиру Оли и Гоши. Там какая-то подозрительная тишина, так что стоит поторопиться и проверить. — Все под контролем. Верните лопатку проветриваться на балкон. Пожалуйста.

‒ Но у вас там кричали. — Соседка сдвигает к переносице пушистые покрашенные брови.

‒ Это они от восторга. ‒ Для убедительности киваю головой, будто соглашаясь с собственными высказываниями. — Я с их малюськой пришла посидеть, и у них сегодня день абсолютной свободы. Вот и…

Из глубин квартиры слышится икание Гоши.

‒ … восторгаются, ‒ завершаю я свою речь и растягиваю губы в широченной улыбке.

Бабуся Нюра наблюдает, как я неспешно прикрываю створку, и задумчиво поглаживает черенок лопаты.

‒ Тогда я сериальчик досмотрю и потом на уличку, ‒ делится она своими планами.

‒ Да, да, верное решение, ‒ хвалю я напоследок соседку.

Жду, когда бабуся Нюра скроется в своей квартире, и только потом поворачиваюсь к ребятам.

Ни Оли, ни Гоши в коридоре уже нет. Как нет и жизнерадостного Радика. Компанию в полном составе обнаруживаю на кухне. Гоша, запихав супругу в угол, героически стоит на пути стула. В трусах и с поварешкой, позаимствованной у Оли.

Куямба, в смысле Радик, такой активности только рад. Пока Гоша с диким видом бормочет какие-то заковыристые угрозы и вяло машет в воздухе поварешкой, стул неторопливо покачивается из стороны в сторону, и будто прислушивается.

‒ Народ. — Хлопаю в ладошки, пытаясь привлечь внимание ребят. Вроде получается. — Вот это… ‒ Демонстративно взмахиваю рукой в сторону Радика. — Эта фигня хорошая.

Со стороны окна раздается стук. Откуда-то снаружи. Вообще-то тут этаж девятый, и заглянуть в гости могут разве что дезориентированные голуби, но это так, лирика.

К оконному стеклу с той стороны прижата мордочка Малявы. Горящие обсидиановые глаза глядят прямо на меня.

‒ А вот эта фигня тоже хорошая, ‒ смущенно сообщаю я. — Но если срочно не открыть форточку, вашему окну хана.

Глава 5. Пирамида и шланги

‒ Что?! Это?! Такое?!

Каждое слово Оля произносит на выдохе, так что в итоге получается сразу несколько отдельных переполненных эмоциональностью вопросов.

Мы перебрались в большую комнату с диваном и телевизором. Гоша, укутавшись в плед, попивает чай и отчужденно рассматривает неожиданных гостей. Радика, которого я ненадолго и не слишком надежно, прибила своим телом к полу — попросту уселась на него верхом, и Маляву, привычно приютившегося у меня на коленках.

Псинку все-таки впустили через форточку. Только не скажу, что хозяева квартиры были очень уж этому рады. Хотя перспектива получить вместо окна полноценную дыру в гостеприимное «наружу» и чутка открыть обзор на свою личную жизнь жильцам дома напротив, ‒ пожалуй, похуже вариантом будет.

‒ Это мой зверинец, ‒ давая подобные разъяснения, чувствую себя безумно виноватой.

Из-за меня моим друзьям приходится переживать невиданный стресс.

‒ Тот зверинец, который ты укротила? — практично уточняет Гоша. Кстати, он уже почти спокоен. А вот Оля пока вся на нервах.

‒ Да, укротила, ‒ активно киваю.

Ладно, вслух-то я говорю одно. А что на деле? Малява и Радик, конечно, мои команды выполняют, но вовсе не факт, что в ближайшее время это им не надоест, и они не решат и вовсе без меня обходиться. Но тогда зачем они с таким азартом меня искали после разлуки?

‒ Так это и есть твоя псина? — Оля после глубоких вдоха-выдоха и каких-то шаманских фраз из курса ежедневных китайский ПЫ-СЫ медитаций мало-мальски приходит в себя. — Ты же сказала, пес исчез.

‒ Нашелся, как видишь. — Тычу пальцем в лысую макушку Малявы. — Оба нашлись.

‒ Я-ясно… Вот это, значит, какой-то непонятный гомункул. — Оля отрывает взгляд от Малявы, кривит рожицу и дергает подбородком, указывая на Радика подо мной. — А вот это чудо-юдо… Как оно вообще шевелится?

‒ Активно шевелится.

‒ Вижу, что активно! — Оля шумно выдыхает и приглаживает обеими руками волосы. — «Как» ‒ в смысле, оно… живое?

‒ Живое.

Тут уже у меня никаких сомнений нет.

‒ Обалдеть, мать. — Оля упирает кулаки в бока и вздыхает с неприкрытой обреченностью. ‒ Отлично. У нас с Гошей теперь тоже поехала кукуха.

‒ Я в своем уме, ‒ пытается противиться Гоша.

‒ Стул оживший видишь? ‒ мрачно спрашивает Оля.

‒ Ну… да.

‒ Облезлую чупакабру у Аськи видишь?

‒ Вижу. ‒ Плечи парня поникают.

‒ Что ж, надеюсь, ты сказал своему упорхнувшему крышаку «пока-пока» до его отлета в теплые края.

По-моему, Оля зря волнуется. Видела бы она Жору ‒ сразу бы поняла, что они с Гошей еще легко отделались. Серьезно. Жорик пока не особо приручен, да и с коммуникабельностью у него не лады. Сначала схрумкает, а потом уже разбираться будет. Или не будет.

В общем, хорошо, что зверюга в том мире осталась. А то Жорка — не котенок, за пазухой не спрячешь.

‒ Что думаешь делать? ‒ Оля запахивается в халатик. Она успела уже сгонять в комнату к Бобренку и проверить, не пытаются ли его сожрать еще какие-нибудь монстры из моей личной коллекции.

‒ Себе их оставлю. ‒ Пожимаю плечами. ‒ Я ведь осознанно их с собой потащила. Так что это вроде как моя ответственность.

Оля прищуривается, а затем с глубокомысленным видом стучит пальцами по подбородку.

‒ Ясно все с тобой, мать. Короче, напиши список, что там хавают твои уродцы.

‒ Зачем?

‒ А вдруг у тебя дела наметятся? В общем, делаем как всегда. В твое длительное отсутствие я опустошаю почтовый ящик, поливаю цветы, проветриваю комнаты и кормлю двух кошмарных тварей.

Непроизвольно улыбаюсь. Оля в своем репертуаре. Возможно, адские зверюшки и не пришлись ей по душе, однако она принимает как данность тот факт, что они мои. А раз они мои, значит, и она берет за них ответственность.

Лучшая подруга на свете! Я еще в детском саду ее заприметила. Сразу поняла, что вон с той девчулей, стоящей на вершине снежной горы и лупасившей мальчиков валенком с вышитыми розовыми цветочками с воплями «Я Нефертитя! Фтройте мне пирамиду, рабы!», мы точно поладим.

Так и вышло. Дружим до сих пор.

Настойчивый стук в дверь мешает мне должным образом отблагодарить Олю и Гошу за понимание.

‒ Кого-то ждете? ‒ слегка напрягаюсь.

Сегодня утро сюрпризов. Немудрено, что я на взводе.

‒ Неа. ‒ Гоша мотает головой.

‒ Может, баба Нюра пришла разузнать обстановку? ‒ Оля делает маленький шажок в сторону прихожей.

‒ Убедись, что она без лопаты, ‒ советую я, тоже поднимаясь на ноги.

Оставив Маляву на Радике, который, в свою очередь, с особым задором начинает наматывать круги вокруг кресла с Гошей, следую за Олей и останавливаюсь чуть позади.

Оля оглядывается, убеждается, что все элементы, которые могут вызвать тревогу у людей непосвященных, остались в комнате, и только потом отпирает дверь. Прислушиваюсь, но полноценного диалога так и не дожидаюсь.

Моя подруга резво захлопывает дверную створку и прижимается к ней спиной.

‒ Чего? ‒ С тревогой смотрю на ее озадаченное лицо.

‒ Там какие-то парни.

‒ Парни?

‒ Да. Парни из категории «пожарные со шлангами».

‒ Стриптизеры, что ли? ‒ выдаю я и сама удивляюсь такому неожиданному повороту.

‒ Нет. ‒ Оля качает головой. ‒ Типа как из программы бабуси Нюры. Ну, бойцовской. С рингами.

‒ Погоди-ка…

Нет, нет, нет. Да неужели?!

Глава 6. Сноровка и голуби

Пробираюсь мимо Оли к двери и, стараясь не думать о последствиях, распахиваю створку.

Меня встречает ослепительная улыбка Люкоса. Неместный королевич свеж, бодр, сияет и выкатывает себя на официозе, щеголяя в темно-синем костюме, который идеальнейшим образом сидит на его офигительной фигуре. Он даже галстук повязал. А длинные волосы, собранные в хвост блестят как в рекламе шампуня, где кудряшка к кудряшке, а прическа развевается на ветру, будто собираясь упорхнуть вдаль вместе с крикливыми чайками.

Краем глаза замечаю за спиной Люкоса еще одного внушительного парня, но не узнаю его. Он тоже, по-моему, официально нарядился.

‒ Привет, Лю…

Захлопываю дверь до того, как Люкос успевает закончить приветствие.

‒ И? ‒ любопытствует Оля.

‒ Это… не пожарные, ‒ сжав зубы, бубню я. С силой вжимаюсь спиной в дверь, словно с той стороны уже кто-то прорывается, и одновременно нащупываю замок. ‒ Пойдем, пойдем. ‒ Хватаю подругу за локоть и тащу за собой по коридору подальше от входа.

Снова раздается стук. Весьма вежливый.

‒ Наверное, им надо объяснить, что они не туда попали. ‒ Оля выворачивается из моих объятий и преисполненная благородными стремлениями возвращается к двери.

‒ А-а… не нужно им ничего объяснять. ‒ Меня так штырит от эмоций, что я едва на ногах держусь. ‒ Сами разберутся.

Снаружи слышится какой-то шум. Бросаюсь обратно, и мы с Олей приникаем к двери. А я еще и оккупирую дверной глазок.

Итак, бабуся Нюра вновь решает проверить, что творится в некогда тихом подъезде. И, конечно же, сразу натыкается на двух визитеров.

‒ Батюшки, каковы добры молодцы! ‒ всплескивает она руками.

‒ Доброе утро. ‒ Интонации Люкоса пропитаны вежливостью. ‒ Мне очень жаль, если мы потревожили ваш покой.

Ого, как высокопарно вещает. Джентльмен залетный.

Как он вообще сюда попал? И каким образом нашел меня?

И главный вопрос: чё тебе надо, большой мальчик?

‒ Ох-хо-хо, ничего, милок. ‒ Бабуся Нюра, пользуясь случаем, зажамкивает ладошками мускулистую руку Люкоса. ‒ Вы ж откель такие красапетки?

‒ Издалека, мадам, ‒ почтительно откликается парень, даже не пытаясь сопротивляться настойчивым пожмякиваниям соседки.

Я бы его предупредила, что с таким напором бабуся Нюра может, в конце концов, хватануть и за что-нибудь святое ‒ где-нибудь пониже. Она тут у нас сноровистая дама. Но я не могу предупредить. Я как бы в домике. Типа в окопах.

‒ Ты ж, красапетка, даже лучше моего любименького — боевой пожарной машины, ‒ воркует соседка.

‒ Определенно, ‒ не отрицает Люкос, хотя явно не представляет, о чем речь. Но как тут себя и не похвалить?

‒ И ты-то какой красивенький. ‒ Бабуся Нюра переключает внимание на второго мальчика.

‒ Спасибо. ‒ Спутник Люкоса краток и максимально вежлив.

Его голос мне смутно знаком.

В это время процесс щупанья полностью переключается на него.

‒ И куда путь держите, богатырьчики? ‒ Судя по интонациям, бабуся Нюра постепенно проходит все стадии экстаза. Определенно, сегодня ее день.

‒ За Асей пришли, ‒ сообщает Люкос так, будто это нечто обыденное.

Определенно, сегодня ‒ не мой день.

«Он знает твое имя», ‒ изумленно шепчет мне Оля.

«Обознался», ‒ бормочу в ответ.

‒ За Асюшкой? ‒ восторгается бабуся Нюра. ‒ Нашей родненькой?

‒ За Лютиковой, ‒ уточняет Люкос.

«Он знает твою фамилию!» ‒ шипит Оля, тряся меня за плечо.

«Мало ли Лютиковых на один квадратный сантиметр?» ‒ отмахиваюсь я, а сама лихорадочно соображаю, каким способом эффективнее покинуть помещение. Пока в голову приходит только вариант с Малявой. Короче, сигануть в форточку. И прибиться к голубям. Ур-ур-ур, мне хлебных крошек за счет заведения.

А снаружи бабуся Нюра неожиданно преподносит новый сюрприз.

‒ Так то бишь женишок? ‒ Она одобрительно цокает языком. ‒ За красавицей нашей пришел? Пра-а-ально, пра-а-ально. Где ты еще такую сыщешь?

Прислушиваюсь, чтобы оценить масштабы возмущения, которые, предположительно, должны накрыть самолюбие Люкоса. Типа «да я, да королевская особа, да за простой девчонкой?».

Вот только Люкос ничего не отрицает, предпочтя загадочно промолчать.

И бабуся Нюра тут же толкует его молчание на свой лад.

Дверь сотрясается от первого удара. Соседка берет дело в свои натренированные тасканием лопат руки.

‒ Асюшка! Отворяй, девонька! Женихи пришли!

Оля изумленно вылупляется на меня.

«Женихи пришли», ‒ растерянно повторяет она новость.

О как, прямо проходной двор.

«Женихи идут в пень», ‒ безапелляционно сообщаю я.

Глава 7. Подвох и сквозняки

В коридор выходит Гоша. В чертах его лица застыл большущий знак вопроса. За ним вальяжно выплывает Радик.

‒ Как обстановка? — любопытствует Олин благоверный. — Кто там за дверью?

‒ К бабусе Нюре пришли бойцы из синего и красного углов ринга, ‒ сдавленным голосом поясняю я.

Мне и так нелегко от взгляда Оли, полного подозрений. А тут еще кому-то придется объяснять всю специфику моей неоднозначной проблемы. Перспектива не вдохновляет, так что лучше не буду вдаваться в подробности.

‒ О, ясно. — Гоша, в отличие от супруги, мои слова сомнению не подвергает. — А знаете, девчонки, они ничего — славные. Зверюшки твои.

Называет моих бестий «славными»?

Ради такого дела я даже отвлекаюсь от тревожных мыслей по поводу того, что за мной отправили могучий спецотряд.

Итак, Малява и Радик настолько хорошо себя ведут, что даже похвалы удостаиваются? Подозрительно. Особенно, если помнить, какие они у меня, мягко говоря, необычные.

Приглядываюсь, и точно. Вот он подвох.

Притихший, а потому смахивающий на скромного милягу Радик семенит за Гошей спинкой вперед. Не будем уже вдаваться в детали о том, что для стульев вообще нетипично самостоятельно бродить по округе и обратим внимание на то, как мастерски моя мебель взаимодействует с моей же псинкой. Не в первый раз уже, кстати.

Взгромоздившийся на вершину спинки стула Малява вытягивает шею и любознательно пялится на затылок Гоши. Мгновение спустя Радик, словно уловив намерения песика, приподнимается на лохматых лапах, и Малява, тоже, в свою очередь, потянувшийся ввысь, раскрывает пасть и замирает, явно примериваясь к аппетитной Гошиной голове. Ситуация — один в один с тем цветком в оранжерее Эни, который чуть не сожрал Малява.

Плюс номер раз: Гоша стоит к моей звериной компании спиной и не видит всю прелесть этой сцены.

Плюс номер два: Оля отвернулась к двери и тоже не видит, что ее «шиншиллу» планируют пожевать.

Минус: все это вижу я. И помню, что Малява буквально пять минут назад схрумкал большой кусок свинины, который ему предложила Оля. Предложила чисто из любопытства. И псинку ни капли не смутило, что мяско заморожено. Хотя, учитывая, что внутри у него лава, со льдом из мяса у него проблем возникнуть не должно.

Поднимаю руку с широко расставленными пальцами и медленно наклоняю ее сначала в одну, потом в другую сторону. Гоша в замешательстве наблюдает за моими действиями, пребывая при этом в благодатном неведении, что все эти телодвижения — не для него.

Малява задумчиво следит за мной. Все мои усилия как раз для него. Не орать же на весь дом «Только не оттяпывай голову мужу моей подруги!» В общем, следует срочно позаботиться о том, чтобы Гоша остался с полным набором всех своих частей тела.

«Фу!» ‒ одними губами шепчу я, сверля взглядом Маляву.

Абсолютное дежавю. Только вместо цветочного бутончика в пасти песика — голова Гоши.

Наконец челюсти Малявы возвращаются к нормальному размеру, и песик, напоследок смачно лизнув парня в затылок, спрыгивает на сидушку Радика.

‒ Ой, он меня лизнул, ‒ умиляется Гоша. — Я ему понравился, да?

‒ Еще как, ‒ с чувством заверяю я.

«Ты ему во снах грезишься где-то между ломтиками картошечки» ‒ пожалуй, уже лишняя информация.

На мое плечо опускается рука. Оля максимально деликатно разворачивает меня к себе.

‒ Они разговаривают с бабусей Нюрой, ‒ сообщает мне подруга. — И, по-моему, не собираются уходить.

‒ Кто?

‒ Вот только не надо мне тут дурочку включать. Я ж тебя знаю, Аська. Ты чего паникуешь? На тебя не похоже… ой…

Тащу ее за собой в ванную комнату. Она у них с санузлом совмещена, а еще отделана нежно голубой плиткой с изображениями лебедей. Щелкаю задвижкой и тяжело выдыхаю, приваливаясь к двери.

‒ Ну… ‒ Оля скептически оглядывает выбранные апартаменты и осторожно усаживается на крышку унитаза. — Не так я себе представляла разговор по душам, но в условиях чрезвычайного положения сойдет и компания туалетных ароматизаторов. Итак, ‒ она складывает ногу на ногу и устраивается так, будто сидит, по меньшей мере, в роскошном кожаном кресле, ‒ вещай, мать. Для начала скажи, кто эти пацанчики?

‒ Студенты академии, в которую меня вчера неведомой силой затянуло. — Говорю, а сама наматываю на палец собственные волосы. Мне неспокойно. Прямо на стенку хочется лезть. — Понятия не имею, зачем они сюда пришли.

‒ А я знаю, зачем. Вернуть тебя на учебу.

У меня непроизвольно вытягивается лицо. Оля информирована неожиданно лучше меня. И как так вышло?

‒ Тот, со смазливой мордахой и длиннющими патлами, сказал, ‒ видя мою озадаченность, поясняет подруга. — Ты как раз отошла, а он снова попросил впустить их. А заодно и кинул фразочку, что тебе пора обратно на учебу.

‒ Нет! Только не впускай их!

‒ Да ты чего? — Оля обеспокоенно смотрит на меня, а затем вскакивает на ноги и прикладывает ладонь к моему лбу. — Тебя даже в жар бросило. Сама не своя. Откуда такие панические атаки?

‒ Не знаю. — Тоже прикладываю руку к своему лбу, но не могу определить, правда ли температура моего тела повысилась. — Я не хочу идти с ними. У меня скорректированный жизненный план! Мне… мне… нельзя с ними!

Слышу, как в голосе проскальзывают истеричные нотки, и становится тошно от самой себя. Что-то явно не так.

‒ Тогда выйдем и скажем им, что ты никуда не пойдешь, ‒ предлагает мне Оля. ‒ Чисто из вежливости.

‒ Нет, давай просто их не пустим. И они уйдут.

Осознаю, что это звучит по-детски капризно, но волны страха продолжают накатывать одна за другой. Мне все сильнее хочется съежиться и закрыться руками.

‒ Я должна по плану… ‒ Громко шмыгаю носом. — Учиться… а потом карьера… и…

‒ Так! — Оля со всех размаха хлопает меня сразу обеими ладонями по щекам и сразу же сдавливает лицо так, что мои губы вытягиваются в трубочку. — Взять себя в лапы, квашня! Моя Аська — бодрая и неунывающая девчонка. И она уж точно не станет сбегать от проблем. Давай-ка мне сюда мою Аську. Срочно!

От Олиных хлопков у меня все еще звенит в голове, но темный обволакивающий страхом и паникой туман, благодаря этому, отступает на задворки сознания. Разум проясняется.

‒ Ай, ‒ вкрадчиво тяну я, кладя руки поверх Олиных, все еще прижатых к моим щекам. — Всю дурь из меня выбьешь. А ведь это такой ценный ресурс.

Оля одаривает меня лучезарной улыбкой и звонко чмокает в лоб.

‒ А вот и искорки в глазах! А то вся тухлая, как капуста в банке. — Подруга дергает головой в сторону стены, за которой располагается кухня. — Видела баночку запотевшую на окне? Срочно глянь внутрь. По-моему, там уже зародилась жизнь, и создано индустриальное общество.

‒ Спасибо, ‒ с отчаянной искренностью благодарю я.

‒ Моя баночная капуста всегда к твоим услугам, ‒ усмехается Оля. — А теперь, мать, идем разбираться с твоими женихами.

С этими словами она бодро распахивает дверь и выходит в коридор.

‒ С другой стороны, я безумно мнительна. И все парни, вьющиеся вокруг тебя, мне наперед кажутся подозрительными… ‒ Оля замирает, а затем прищуривается. ‒ Точно, подозрительные. Я их прям насквозь вижу.

Интересная реакция. Что она там увидела?

Спешу тоже выглянуть из-за угла. Взор тут же сосредотачивается на чужих обнаженных округлостях, принадлежащих стоящему к нам спиной абсолютно голому парню.

‒ Да-а… ‒ философски выдыхаю. ‒ И я, по ходу, тоже их насквозь вижу. Эти райские кущи для сквозняков.

Глава 8. Образ и меры

Статистикой не интересовалась и, в принципе, не курсе, как там дела с дактилоскопией и эффективностью определения конкретного человека по конкретным отпечаткам пальцев. Но лично у меня с установлением личности по конкретным выпирающим булочкам проблем не возникает. Короче, я этот голый попец уже видела и видела не раз. Точнее факт встречи был один, но мелькали передо мной этим самым местом в ходе общения достаточно часто. Поэтому прекрасный образ, так сказать, огнем в моей памяти выжжен и, подозреваю, что будет обитать там еще очень долго.

‒ Реджи?

Великовозрастной пупс отвлекается от созерцания тюли на кухонном окне и неторопливо поворачивается ко мне. Его неспешность радует. Как раз успеваю сдернуть с крючка кухонное полотенце и выставить перед собой — на уровень ограничения возрастной категории «восемнадцать плюс».

‒ Лютик. — Реджи одаривает меня меланхоличной улыбкой. — Как сама?

‒ Да все сама, как всегда.

Оглядываюсь, потому что не слышу позади никакого копошения. По логике вещей Оля уже должна была высказать гостю несколько дельных замечаний. Ее крышесносными бицепсами не проймешь. Это она мне мачо подыскивает, а сама без ума от своего скромного и заботливого Гоши.

А за моей спиной уже успел нарисоваться Люкос. Он бережно придерживает за локти бессознательную Олю.

‒ Ты что, ее вырубил? — сухо интересуюсь я.

Честно говоря, от его пояснений зависят мои дальнейшие действия. Или мы продолжим разговор в вежливых тональностях, или я возьму вон ту чугунную сковородку и оглажу Люкосу всю его прилизанную черепушку.

‒ Она всего лишь погружена в сон. — Люкос тоже смотрит на сковородку. Видимо, я неосознанно бросила взгляд в ее сторону. Губы парня складываются в хитрую улыбку. — Какая пылкая. Видимо, я уже успел распалить тебя.

‒ Ага. Я вся такая паленая. Как тапки от Гуччи на базаре. — Складываю руки перед собой и еще усерднее хмурюсь. ‒ Где Гоша?

‒ Парнишка сейчас тоже ловит сновидения. Я оставил его в соседней комнате. Вместе с ребенком.

‒ Кстати, тот ребенок — мой. ‒ Фантазия бурлит, и я выдаю целую тираду: ‒ И вообще у меня их трое. И муж есть. Он ревнивый. Периодически с катушек слетает. Так что вам лучше тут не задерживаться.

‒ Это неправда. — Люкос с добродушной улыбкой качает головой.

‒ Почему?

‒ На ребенке нет твоего постоянного запаха.

Опять он про запахи! И тут меня осеняет, что вчера Люкос, обнюхав мой носок, заявил, что пахну я только собой. На мне нет постоянного запаха мужчины.

В общем, не на того напала. Такой простецкой ложью его не провести.

‒ Я унесу твою подругу к ее семье. ‒ Люкос перехватывает Олю поудобнее.

‒ Они точно в порядке?

‒ Можешь мне верить, Лютик. Они проснутся бодрыми и полными сил. ‒ Взгляд Люкоса падает на Реджи, затаившегося в глубине кухни недвижимым флегматичным столбиком. ‒ Реджи! Когда ты уже успел оголиться?

‒ А?.. Ну, как-то само вышло. ‒ Реджи медленно поднимает руку и также медленно чешет шею. ‒ От одежи свербит везде. Дико. Еле дотерпел.

‒ Не думай, что таким образом сможешь соблазнить Лютика. ‒ Люкос недобро прищуривается.

Опять эти самцовые интонации. Недавно только баловался возвышенными речами и вел себя как настоящая особа королевских кровей. А сейчас глазищами сверкает, будто мальчишка, который не прочь влезть в драку. Разительный контраст. И в некотором роде даже забавный.

Хотя и у Реджи есть свои прибабахи. Не считая склонности к нудизму. Например, при параде я его и вовсе не узнала. Да и общался он с бабусей Нюрой хоть и односложно, но с таким же налетом вежливости и благородства. Как хорошо воспитанный наследник богатого дома. Но как только скинул надоедливую одежонку, тут же вернулся к своему образу вдохновленного и малость укуренного дитя природы.

Реджи смотрит на меня, шмыгает носом и поднимает руки, чтобы подпереть кулаками свой подбородок. Кажется, он пытается обыграть позу «я милашка».

‒ Ты уже соблазнилась? ‒ вопрошает он, не особо обращая внимания на убийственный взгляд Люкоса.

Честно говоря, хочется заржать, уж очень он комично смотрится.

‒ Не особо, но, парниш, к успеху идешь.

Реджи хмыкает. Люкос тоже не удерживается от смешка. А потом отбирает у меня кухонное полотенце и швыряет в Реджи.

‒ Прикройся, бесстыдник. Где ты вещи скинул? Найди и оденься. Нам скоро возвращаться.

А на этом месте уже мне хочется усмехнуться. Называет Реджи бесстыдником, когда сам бессчетное число раз зазывал меня в свою комнату? Да и бицепсами под рубашкой на публику поигрывал? Хороши же у него критерии оценки.

Наблюдаю за тем, как Люкос с максимальной бережностью относит Олю в комнату. Интуиция подсказывает мне, что вреда он моим ребятам не причинит. Поэтому на повестке дня остается иная проблема.

‒ Обязательно было усыплять моих друзей? ‒ интересуюсь я у Реджи. Тот кое-как пристраивает на бедра полотенце, и оно каким-то чудом висит перед ним. Однако его размера явно недостаточно, чтобы прикрыть все «размеры» парня. Тылы у Реджи по-прежнему свободны для всеобщего просмотра. Мне бы стоит ему помочь с прикрытием, предложить тряпочку побольше, но моя инициативность как-то притухла.

‒ Это вынужденная мера, ‒ отвечает за Реджи вернувшийся Люкос. Смотрит на результат трудов приятеля и тяжело вздыхает. ‒ Нельзя в открытую бродить по бесконтрольным землям. Это ради нашего блага и блага бесконтрольных. Чтобы избежать взаимного вреда.

‒ Беты во время испытания не особо прятались, ‒ замечаю я.

‒ По этой причине ни один из них и не стал сотым студентом. ‒ Люкос многозначительно смотрит на меня. ‒ Дилетантский подход ни к чему не приводит.

‒ Как будто я такой уж профессионал. С другой стороны, практика показала, что я достаточно профессионально ставлю всех на уши.

‒ Вот видишь. Твоя уникальность неоспорима. ‒ Люкос отодвигает ткань пиджака на запястье и смотрит на часы. ‒ Нам пора, Лютик. Академия ждет тебя.

‒ Так вас двоих специально за мной отправили?

‒ Я вызвался сам. ‒ Заморский принц обезоруживающе улыбается мне, словно намекая на особые обстоятельства его инициативы. ‒ А Реджи отрабатывает наказание общественно-полезным трудом.

‒ Сегодня я общественно-полезен, ‒ поправляя тонкое полотенчико, скромно сообщает Реджи.

‒ Ага, вижу, ‒ хмыкаю я. ‒ Бабуся Нюра бы по достоинству оценила твою общественную полезность, если бы ты сбросил с себя шмотки еще в подъезде. Ой, а куда вы бабусю дели?!

‒ Мадам отправилась узнать, как сегодня дела у Хорхе и Габриэлы. ‒ Люкос чуть сторонится, позволяя целеустремленному Радику протиснуться на кухню. Малява встает на задние лапки на сиденье и тянется ко мне.

‒ Что за Хорхе? ‒ Беру псинку на руки.

Ну, вот ‒ опять все по-старому. Я, зверье и куча парней вокруг.

‒ Телешоу, ‒ поясняет Реджи, отодвигаясь от Радика, которого, кажется, заинтересовало таинственное полотенчико на парне. ‒ Люкос внушил ей, что она очень-очень хочет узнать продолжение сериала. Он хорош в магии внушения.

‒ С учетом того, что мадам и без того интересовалась продолжением, усилить ее желание было нетрудно. ‒ Люкос пожимает плечами.

У них, понятное дело, это обыденные разговоры, но меня вообще-то смущает, что они тут тибидох-бум-бум сделать могут, а потом внушить человеку любую чушь. Я бы по своему желанию никогда бы с такими связываться не стала. Но, как и всегда, мое мнение остается сугубо моим и при мне.

‒ Не собираюсь я с вами возвращаться, ‒ артачусь и вновь чувствую, как где-то глубоко внутри булькает паника. ‒ Мне дома хорошо.

‒ Не получится, Лютик. ‒ Люкос говорит со мной ласково, будто с неодомашненным зверьком. ‒ Ты уже под воздействием заклинания условия. Придется доучиться. Как и любому из нас, альф.

‒ Так и ректор говорил. ‒ Качаю головой. ‒ Но профессор Ярый сказал, что это все чушь. И я могу вернуться домой.

‒ Профессор Ярый участвовал в подготовке испытания бет, но не имел дело с системой заклинаний, на основе которых строится обучение с участием бет. Ты уже должна была ощутить побочные эффекты пребывания вдали от академии. Возможно, приступы страха или общую слабость. Академия готова поделиться с тобой знаниями, но также жаждет ощущать и твое усердие при обучении.

Круть. Получается, из-за их дурацкого заклинания я теперь зачахну, если не буду стараться учиться? И учиться в их дурацкой академии альф? И вляпалась-то я из-за их дурацкого испытания и дурацкого…

Смотрю на моего Маляву. Нет, Малява у меня хороший.

‒ Блин, ‒ с чувством высказываюсь я.

‒ Рад, что ты осознала ситуацию. ‒ Люкос делает приглашающий жест. ‒ На сборы уже нет времени. Но ты можешь взять с собой мобильный телефон.

‒ Да ну? ‒ Приятно удивлена, что альфачные туристы в курсе существования высоких человеческих технологий. ‒ А зачем?

‒ Чтобы раз в три дня ты могла звонить Огонь-бабуленьке. ‒ Люкос с хитрецой глядит на меня через плечо. ‒ И Огонь-бабуленька внезапно не явилась бы крошить нашу академию.

Глава 9. Переход и поворот

Поверить не могу, что придется вернуться. И это после всех усилий, которые пришлось приложить, чтобы покинуть академию «Акрукс».

Поправляю одеяло на безмятежно сопящих Оле и Гоше. Люкос пообещал, что они проснутся примерно через час. Жаль, конечно, что мне не удалось помочь им с заслуженным выходным. Но если под воздействием заклинания условия я и дальше буду впадать в беспричинную панику, это вряд ли кому-то принесет пользу. К тому же, уверена, лучше переместить всю эту бригаду мальчиков-зайчиков подальше от моих друзей. Для их же спокойствия. И тех, и других.

Напоследок аккуратно тюкаю спящего Бобренка в малюсенький носик и чиркаю пару строк в блокноте. Записку оставляю на прикроватной тумбочке со стороны Оли.

Гляжу на себя в зеркале. Джинсы, джинсовая куртка, футболка с надписью «Не иди за мной. Я и сама заблудилась». Кудряшки относительно приглажены. Умеренный макияж. А на лице выражение «я фигела, фигею и буду фигеть в перспективе».

В общем, готова к важным переговорам.

Это вам не в одной сорочке рассекать.

‒ Лютик, нам пора, ‒ вполголоса зовет Люкос. ‒ Сложно спрогнозировать, когда у тебя может начаться новый приступ.

Прямо заряжает меня позитивом.

Плетусь по коридору к моим сопровождающим. Реджи все же заставили одеться, и теперь бедняга тяжко вздыхает и то и дело оттягивает себе ворот. Не ладит он с нательными тряпочками, что поделать. Кусают они его, что ли?

Хлопаю по заднему карману, проверяя наличие мобильного. Службу спасения вызвать, конечно, в страну волшебства не надеюсь, но то, что меня не лишают средств связи, отчасти радует.

‒ Пока вы не утащили меня в жестокое далеко, давайте проясним пару деталей. ‒ Тон у меня суровый, почти учительский. Пошла бы в преподы, да копаться в мозгах мне больше по душе. ‒ Как вы меня обнаружили? Каким хитро мудреным способом вам удалось запеленговать такого законопослушного гражданина как я?

‒ Метка. ‒ Реджи, позевывая, взмахивает рукой куда-то позади себя. ‒ Она все еще на тебе.

‒ Верно. Благодаря метке ты не утратила связь с заклинанием, ‒ подтверждает Люкос. ‒ К тому же она частично смягчила последствия твоего пребывания вне стен академии.

Выходит, это Дуля сдал меня со всеми моими чулочками. А я-то решила, что паразитическая родинка сгинула с концами. По крайней мере, при вчерашней проверке поверхности тела смайлик себя не обнаружил.

Предательская паразитическая нашлепка. Из академии не выпускал, а раз опростоволосился, прохлопав меня, ныряющую в портал, решил реабилитироваться?

Но это только предположение. Не хочу при свидетелях выяснять отношения с говорящим дефектом моей кожи, ‒ тем более что тот где-то мастерски затаился, ‒ поэтому решаю отодвинуть разговор на несколько пунктиков ниже списка ближайших дел.

Маляву и Радика, ясное дело, забираем с собой.

Из квартиры бабы Нюры доносятся мелодраматические признания в любви в адрес Габриэлы. Жаль, что соседка зачарована и не может напоследок жамкнуть упругие округлости мальчиков, которые так сильно напоминают ей мускулистые бойцовские машинки в ярком бойцовском белье. Ведь каждому человеку будет приятно хоть на миллисекундочку коснуться того, что его вдохновляет.

Мы выходим в пустынный двор. Шум улицы едва слышен. Меланхоличное утреннее оживление еще только стартует где-то вдали ‒ за домом.

Осматриваюсь в поисках символов, в середину которых нужно встать, чтобы активировать портал. Сосредотачиваюсь только на мысли «вот бы уже побыстрее все кончилось», чтобы не задумываться об угнетающих бытовых мелочах.

А как же моя одежда? Мой любимый гребень? Разноцветный шарфик? Легкое мыльце, не сушащее кожу? Как же я без вещей? Налегке? Вольным, блин, поэтом?

Все эти мысли слишком приземлены и могут, в конце концов, заставить меня сожалеть и о погубленном идеальном плане на будущую жизнь, и о многом другом.

Вот почему, не найдя никаких символов на находящихся вблизи поверхностях, я смотрю на Люкоса и нетерпеливо дергаю плечом. Будто сама жажду побыстрее оказаться в моем новом пристанище на ближайшее будущее.

‒ И? ‒ Внимательно осматриваюсь, чтобы заранее заприметить случайного прохожего. Но, наверное, я зря волнуюсь. Мои сопровождающие точно начеку, хотя и выглядят расслабленно. ‒ Как мы попадаем в академию?

‒ У нас персональные билеты. Иди сюда, Лютик.

Подхожу к Люкосу и останавливаюсь примерно в трех метрах от него.

‒ Ближе, ‒ чарующе улыбается парень.

‒ Получить бы ценные указания до того, как меня вдруг станут транспортировать с места на место, ‒ вежливо прошу я, помня, как весело мне пришлось в первое мое попадание в «Акрукс».

Никто и «счастливого пути» вдогонку не пожелал. Нежный магический пендель, и вот мы с Малявой уже в зоне прибытия. Так что в этот раз добраться хочется, может, и не бизнес-классом, но комфортным экономом.

‒ Зверье перевезет Реджи. А ты ‒ со мной, ‒ распоряжается между тем Люкос.

‒ М-м-м, ‒ тяну я, а сама в который раз шикаю в сторону Радика и Малявы.

Видно, что псинка все еще недолюбливает Люкоса и, возможно, не прочь запулить в его ясные очи парочку кислотных плевков. Приходится одергивать. Раз хозяйкой животинки заделалась, так неси ответственность, леди Лютикова.

‒ Попроси их не дергаться, Лютик. ‒ Реджи сдувает с лица непослушные локоны и неспешно трет ладони друг о друга.

‒ Они не сбегут, ‒ заверяю я его.

Сейчас даже активный Радик утихомирился и старается не убегать от меня далеко. Не стопроцентный факт, но, может быть, мои обретенные питомцы расстроились потери связи со мной намного больше, чем я думала. И сейчас держатся ближе, чтобы нам вновь даже случайно не разлучиться?

Сентиментальненько, но мило. Оказывается, осчастливить может любая преданность ‒ даже исходящая от таких вот несуразных монстриков.

‒ Готова? ‒ спрашивает Люкос.

‒ Угу.

‒ Тогда подойди поближе.

Делаю еще пару шагов к нему. Теперь до него чуть больше метра.

‒ Нет, так не пойдет. ‒ Люкос сам сокращает расстояние между нами и, неожиданно обняв за талию, притискивает меня к себе. ‒ Нужно создать хороший контакт, чтобы переход обошелся без последствий.

‒ Правда, что ли? ‒ Упираюсь ладонями ему в грудь и усиленно отклоняюсь назад. ‒ Как-то не вижу, что Реджи с моими зверюшками похожий контакт устанавливает.

Между Реджи и Малявой с Радиком вполне себе приличное безопасное расстояние, что, как я понимаю, вовсе не помешает ему с должной аккуратностью перенести в нужную точку и себя, и мою парочку. С другой стороны, было бы любопытно понаблюдать за реакцией псинки и стула, когда главный нудист округи внезапно бросился бы с ними обниматься.

‒ Не сопротивляйся, ‒ мягко просит меня Люкос, благополучно игнорируя мое уточнение про остальных членов нашей временной команды.

Перестаю брыкаться только из опасения, что меня нечаянно уронят в каких-нибудь параллелях. Люкос тут же усиливает объятия, и я прямо утопаю в жаре и его сладком аромате.

Благо, это длится недолго. Даже искры из-за перемещения между мирами перед глазами больше не скачут. Чувствую только, что вот оно ‒ я снова далеко от родимого дома.

Отпрыгиваю от Люкоса сразу же, как тот ослабляет хватку. И едва не спотыкаюсь о какой-то предмет.

Мы прибыли в то же помещение, куда меня закинуло в первый раз. И сейчас нас тоже встречают. Посреди пустого пространства стоит кресло. А в нем вальяжно ютится мой несостоявшийся наставник.

Профессор Ярый, не так давно едва не обеспечивший меня билетом в один конец желудка голодной камнежорки, вскакивает с кресла и, расставив руки в стороны, идет прямо на нас.

Видать, будет мне атата делать. Он ведь наказал даже не дышать в сторону академии. А я опять здесь. И дня не прошло.

‒ Приветствую, Ася Лютикова, сотый студент! ‒ зычно объявляет он, вставая на носочки и дружелюбно хлопая меня по локтям. ‒ Я, Ялик Ярый, рад видеть тебя в стенах «Акрукса» и спешу тебя сразу же обрадовать. Я официально назначен твоим наставником!

Вылупляюсь на эту до безобразия счастливую мордаху, сияющую где-то на уровне моего пупка.

Это просто самый поворотный поворот из всех поворотных поворотов, которые поворачивались ко мне поворотом.

Глава 10. Лапша и обработка

Не знаю, кто упер настоящего Плюшку ‒ ворчуна и заочно невзлюбившего меня злюку, ‒ и оставил это милейшее существо, которое разве что блестками меня не осыпает и зефирками не закидывает.

Подозрительно. Так что не впадаю раньше времени в радостную эйфорию. Может, у моего названого наставника брат-близнец? С тем же именем и длиннющими бровями?

‒ Хорошо, что вы сменили гнев на милость, профессор Ярый, ‒ говорит Люкос, наблюдая за трогательной сценой нашего воссоединения. ‒ Судя по всему, беседа с ректором возымела нужный эффект.

Вот оно что! Передо мной все тот же Плюшка, но тщательно обработанный Мишаней. Похоже, его чувствительно щелкнули по клювику, раз он мне такие сочные дифирамбы распевает. Да еще и с ходу «сотым студентом» признает.

‒ А никакого гнева и не было. ‒ Профессор Ярый еще пару раз хлопает меня по локтям и отходит. Улыбка налипает на его лицо, как шпинат на зубы. ‒ Я с самого начала разглядел, насколько перспективная наставляемая мне досталась. Вот почему ни секунды не сомневался в том, что она без проблем справится с испытанием, которое я ей предложу.

Перспективная? Без проблем?

Пожалуй, с тем количеством лапши, которую сейчас навешивают на уши слушателей, можно организовать лапшичный пир.

Украдкой гляжу на Люкоса. Тот сдержано улыбается. По его лицу непонятно, верит ли он словам профессора. К тому же он сам участвовал в групповом задании, так что должен был заметить, насколько целеустремленно мой наставник пытался меня укокошить.

‒ С другой стороны, я и правда погорячился, ‒ под немигающим взглядом Люкоса отзывается Плюшка. ‒ Перестарался, признаю. Поэтому замечательно, что у нас со студентом Лютиком появилась возможность начать все с чистого листа. И в этот раз мы обязательно поладим. А теперь не могли бы вы, молодые люди, завершить закрытие портала и осуществить окончательную проверку самостоятельно?

‒ Ага, ‒ зевнув, соглашается Реджи.

Люкос, помедлив, тоже кивает.

‒ И присмотрите за питомцами девушки. А мы с моей подопечной пока пошепчемся, ‒ чуть ли не щебечет Плюшка и взмахом руки зовет меня на другой конец помещения.

Ободряюще хлопаю по сидушке Радика, провожу рукой по лысой макушке Малявы и нехотя топаю за карликом. Может, тот сейчас и душка, но «шептаться» с ним все равно не тянет.

Чужие пальцы вцепляются в край моей куртки, и сильный рывок заставляет согнуться.

‒ Какого дьявола ты вернулась, овечка?! ‒ разбрызгивая слюну, шипит мне на ухо профессор. ‒ Я же сказал тебе схоронить свое тощенькое тельце на другом конце системы мировых параллелей и не отсвечивать!

Ух, это все тот же злючка Плюшка. Прям от сердца отлегло. Как родную встречает.

‒ Я и собиралась не отсвечивать! ‒ шиплю в ответ, попутно метко запуздыривая в глаз наставнику слюнявый плевок. ‒ Вот только вы не удосужились предупредить, что через пару часов меня эмоционально скрючит. И все из-за того, что я покинула территорию академии. Заклинание условия не позволило мне выбраться! Вы соврали мне!

‒ Глупости. ‒ Плюшка стряхивает со щеки мои слюни и раздраженно цыкает. ‒ Неужто все было так плохо? Могла бы и перетерпеть, никчемная неженка.

В первое мгновение у меня даже дар речи пропадает. Вот бы ему такие панические атаки пару раз в мозги вгрызлись, а я с удовольствием полюбовалась бы на его реакцию. А если еще вспомнить, как он божественно пользуется фальцетом…

‒ Будем считать, что у меня с терпением ситуация аховая, ‒ бурчу я.

‒ Кто бы сомневался. Из-за тебя мне светила дисциплинарка! ‒ продолжает разоряться Плюшка. ‒ Едва отбрехался перед руководством.

Ясно, отболтался. А Мишаня и уши развесил. Но, уверена, у ректора тот на особом доверии. Не зря же он выбрал для бесконтрольной девчонки с бесконтрольных земель в наставники именно его. Вряд ли Плюшке было так уж сложно убедить ректора в том, что все случившееся ‒ мне на благо.

‒ Монстр из параллелей благодаря тебе все еще где-то рядом шляется. Магические сенсоры периодически фиксируют его присутствие. А ты еще и зверинец свой обратно приволокла. Считаешь, тебя одной мне мало?

‒ А меня ваши дисциплинарки не колышут. ‒ Кривлю такую же рожу, что и у профессора Ярого. ‒ И Жору вы сами в академию притащили. Он там себе спокойно в своей параллели прохожих жевал, а вы его за шкирняк и ‒ к столу с дистрофичной девчонкой коронным блюдом. Кто бы тут не психанул? А на зверинец мой не фыркайте, уважаемый профессор. У них обоих тонкая душевная организация и бронейбойные скиллы.

Мимика Плюшки приходит в движение. Видимо, наставника переполняют эмоции, а лицо просто не успевает отражать все это богатство внешне.

‒ Дай мне только придумать, как тебя отсюда вышвырнуть, ‒ скрипит он, раскачивая пышные брови ‒ туда-сюда, туда-сюда. По-моему, ими и гипнотизировать можно.

‒ Ой, вышвырните меня отсюда, а, ‒ утомленно вздыхаю я. ‒ Ладно, вы тут мозгами пораскиньте, а я пойду чулочки распакую.

‒ Стоять. ‒ Профессор Ярый резво хватает меня за локоть и тянет обратно. ‒ Со мной пойдешь. Мне надо тебя проинструктировать.

‒ Зачем? ‒ искренне удивляюсь. ‒ Вы же собираетесь сделать все, чтобы выпихнуть меня из академии. Сами же сказали.

‒ Именно. Но надо позаботиться о том, чтобы ты к этому счастливому моменту не стала дохлой. Здесь тебе не зона отдыха с пришлепыванием грязевых лепешек на морду.

‒ Да вы что? Редкая форма заботы, профессор. Я почти прослезилась, ага.

‒ Язви, язви, овечка. Досадно, но ректор видит в тебе потенциал. А меня к тебе приставил особым поручением. А знаешь, что значит «особое поручение»?

‒ Надбавки к стимулирующим выплатам? ‒ предполагаю я.

Плюшка на мгновение замирает.

Согласна, бабосики ‒ вкусная тема для размышлений.

‒ Честь, никчемная овечка. ‒ Профессор Ярый ударяет себя кулаком по груди. ‒ Это честь, когда тебе оказывают такое доверие.

‒ Ну, тогда вы эту честь, пожалуйста, не проляля, ‒ сухо прошу я. ‒ А то времена нынче бурные да опасные. Моргнешь, а тебя уже обесчестивают.

‒ А ты, видать, любишь болтать, да, девчонка? ‒ Плюшка прищуривается.

‒ А еще дышать, кушать и примерять туфли. Вообще-то список большой. У меня могучее жизнелюбие и повышенная активность.

‒ Видел я твою активность. Всю арену мне расхре… разрушила.

Воздерживаясь от комментариев, пожимаю плечами. Мы в подобном тоне можем общаться бесконечно, правда пользы от этого ‒ один пшик.

‒ Инструкции будут? ‒ напоминаю я.

‒ Будут. ‒ Плюшка задумчиво чешет подбородок. А затем внезапно начинает подталкивать меня к выходу. ‒ Но сперва бухнем.

Глава 11. Подвиги и зуд

Все происходит так быстро, что воспроизвести осмысленный протест уже не успеваю. Бросив парням краткое «у нас инструктаж», Плюшка едва ли не волоком тащит меня наружу.

‒ Буду орать, ‒ практично предупреждаю я, резво подпрыгивая на ступеньках.

Плюшка держит меня за локоть, и я сгибаюсь противоестественным бубликом, чтобы приноровиться к его росту, да и вообще хотя бы поспеть за ним и его марш-бросками. Он даже при улепетывании от камнежорки такую скорость не развивал, а сейчас, точно бронепоезд, несется вперед на всех парах. Видать, бухлишко вдохновляет на подвиги.

‒ Буду орать протяжно, ‒ добавляю я уточнений, раз мой буксир никак не реагирует на увещевания.

Несмотря на это, профессор Ярый продолжает с азартом, а главное, молча, транспортировать меня по лестнице. В ритме польки преодолеваем место, откуда вчера грациозно стартанул проректор Зофу, и место встречи с Нико и его промасленной мускулистостью.

‒ Протяжно. Как гиена. — Прибавляю я новых красок. — Может быть, это будет даже не ор, а визг. Визжание. Знаете, как визжит пила в деле? Или буду выть волком. А потом чередовать визжание и вой. Аккомпанементом выберу дребезжание и брюзжание. А потом…

‒ Ты когда-нибудь затыкаешься, а, овечка? — вопрошает Плюшка, оглядываясь на меня, и горестно закатывает глаза. — Твоим словесным изобилием можно океан заполнить. Знаешь, недавно у меня образовалось раздражение на левой ягодице.

‒ Э? — На мгновение подвисаю, не понимая, где связь между моей болтовней и болячкой Плюшки, и к чему мне вообще такие интимные подробности? И отмираю сразу же, как меня сдергивают со ступени и буксируют дальше. — И… что?

‒ А то, что ты зудишь, прямо как половина моей задницы!

Произвол. На словесную интерпретацию моей личности выделяют только половину наставнического седалища. Даже не целое. Обидно, братцы.

‒ Лично для вас могу зудеть и как две половины, вы только намекните, ‒ бодро откликаюсь я, уже мало-мальски адаптируясь к дискомфорту нашей пробежки. У меня теперь даже мчаться, скрючившись в три погибели, неплохо получается. Прямо как у Квазимодо на ракетном топливе.

‒ Лучше молчи. ‒ В голосе профессора слышатся плаксивые нотки.

О да, в нужное время я могу быть чрезвычайно нудной.

‒ Молчать не могу. И дальше топать тоже. Моя бабуленька запрещает мне гулять с малознакомыми дяденьками.

‒ Не вопрос. Очень скоро мы познакомимся поближе. — Пальцы Плюшки на моей руке сжимаются сильнее.

‒ Не горю желанием близко знакомиться с теми, кто делает из меня кормовую добавку для потусторонней живности.

‒ А ты, значит, злопамятна?

‒ Советуете понять и простить? Типа «норм, шеф», предлагайте и дальше меня пожевать каждой мимо проползающей твари, ‒ завершаю тираду, вздрагиваю и оглядываюсь на лестницу, которая осталась далеко позади. ‒ К слову о тварюшках. А где моя живность? Что-то мой зверинец не спешит меня спасать.

И то верно. Со мной уже пару минут обращаются, как с обшарпанным чемоданом с отбитыми уголками, а Малява до сих пор не выказал профессору Ярому свое возмущение и не харкнул ему на темечко.

‒ Твое зверье не придет. ‒ Плюшка сворачивает на пустынную аллею и тащит меня к тропке между цветущими кустарниками.

‒ Почему? ‒ мгновенно насторожившись, спрашиваю я.

‒ В данный момент они не в состоянии что-либо сделать, ‒ кидает профессор, заводя меня под арку вычурного здания с высокими стрельчатыми окнами.

‒ В смысле?

‒ Я их усыпил.

‒ Чё?.. О нет, вы укокошили моего пёселя?!!

‒ Да не в этом смысле. ‒ Профессор Ярый останавливается, чтобы хорошенько встряхнуть меня. ‒ Считаешь, так уж легко избавиться от лавовой куги? Да если бы я знал способ, давно воспользовался бы им. Твои твари погружены в сон. Я оставил ловушку-обманку как раз перед выходом из здания с тем расчетом, что куга и дефектный помчатся следом за тобой. И раз они до сих пор нас не догнали, значит, сонные чары сработали. После преодоления портала все живые существа на время ослабевают. Даже лавовая куга. Не будь этого фактора, и от досадных помех вряд ли получилось бы избавиться.

А наставнику палец в рот не клади ‒ закусит с бухлишком.

‒ С ними все будет в порядке?

‒ Надеюсь, что нет, ‒ заявляет Плюшка и, когда я вскидываю голову, добавляет: ‒ Но, к моему величайшему сожалению, волноваться более стоит о сохранности академического имущества.

А толика разумности в его словах есть. Впрочем, как показывает практика, мои фигни способны прекрасно выживать и без меня. Так что часик вполне смогут потерпеть. Тем более если они и правда спят.

‒ А куда мы идем? ‒ спрашиваю я, внезапно обнаружив, что стены академии оказались за нашими спинами.

‒ Выходные, овечка. ‒ Профессор Ярый причмокивает ‒ явно в предвкушении чего-то приятного. ‒ А значит, пора выбраться в город.

Глава 12. Бочонок и повышение

Верчусь на потрескавшейся скамье так, будто из нее торчат тысячи острых игл. У меня дискомфорт от дискомфортной ситуации, но комфорт мне сегодня явно не светит. Из одного темного просторного помещения меня приволокли в другое не менее темное и странное место. Стараюсь лишний раз не шевелиться и молча обвожу взглядом находящиеся вблизи предметы.

Таинственный город рассмотреть у меня так и не получилось. Мы с профессором Ярым пересекли каменный мост и чрезвычайно быстро заскочили за первую же распахнутую дверь. Кажется, в оформлении улиц преобладает готический стиль архитектуры. Но это не точно. Меня уж слишком быстро запихивают в прохладное нутро паба «Гаденький упырь». Название на вывеске успеваю прочитать буквально в последние секунды.

И теперь я сижу внутри.

Здесь прохладно. Пахнет влажными душистыми травами и чуть подгнившими грибами. Под потолком развешены гирлянды из скрепленных между собой желтоватых кристаллов, оплетенных разлохмаченной нитью. Полутемное помещение заставлено деревянными столами с тяжелыми столешницами и скамьями со спинками и без на мощных ножках, вдоль и поперек покрытых глубокими трещинами.

Напротив меня вальяжно уместился Плюшка. Накинул свои мускулистые руки на спинку скамьи, расслаблено растекся по сидушке и максимально злобно воззрился на меня.

‒ Ты уже хочешь сбежать обратно в свой теплый уютненький мирок? — сухо интересуется наставник.

Я, до этого с любопытством оглядывающая все темные углы, гадая, откуда выскочит бодрый официант, разворачиваюсь к нему всем корпусом и посылаю свои брови ввысь ‒ обозревать окрестности моей кудрявой прически.

‒ И? — допытывается Плюшка, не особо реагируя на изумленное выражение моего лица, которое я ни капли не скрываю.

‒ Вы серьезно?

‒ Про теплый мирок? Естественно. — Профессор Ярый поворачивается в сторону стены, где в тусклом желтоватом свете выступают силуэты бутылок, каких-то травянистых букетов и округлых штук, напоминающих бочонки.

‒ Хочу, конечно. Но на веру ваши слова принимать больше не буду. — Складываю руки на груди и наполовину прячу пальцы под края куртки. Зябко, жуть. — Вы меня подставили уже целых два раза. Или три? Как посчитать пинок на арену и умышленный вызов большущей зверюги? Отдельно или сразу со всеми клыками?

‒ Не поднимай кипиш, овечка. — Наставник звонко цыкает левым уголком губ, вздувая при этом всю щеку в плотный шарик. На меня он не смотрит. Его внимание полностью поглощено застывшей тьмой на другой стороне помещения. — Сказал же, буду инструктировать тебя, чтобы ты случайно не откинула свои овечьи копытца. И это подразумевает и то, что я не выкину тебя обратно ‒ под действие заклинания условия ‒ до наступления подходящего момента.

‒ Могли бы и раньше не выкидывать, ‒ от души передразниваю его ленивые интонации.

Плюшка наконец прерывает зрительную связь с темнотой и, скорчив мину, прижимает ладонь к сердцу. Этот жест прямо пропитан нелепым патриотизмом.

‒ Ну и что? Я верил, что ты справишься! — заявляет наставник, вдохновенно раздувая ноздри. — И с воздействием заклинания, и с попытками вернуть тебя в стены академии.

Ой, дядя, подберите вашу лапшень с батареи! Вы промахнулись мимо цели.

Наверное, морда лица у меня не сильно доверчивая, да и написано на нем, что экспрессией в речи наставника я ни фига не прониклась. Потому что Плюшка вдруг теряет дух патриотизма и активно требует у невидимого бармена чарку «синенького».

То, что я ранее принимала за силуэты бутылок и бочонков, неожиданно начинает двигаться. Ставлю длиннющую бровь моего наставника на то, что там, в тенях, затаился тот самый «гаденький упырь», в честь которого и назван паб.

Ну, а если проиграю спор, готова выплатить проигрыш и второй бровью наставника. Я ‒ девчонка щедрая.

Бабац!

С адским грохотом нам на стол падает средних размеров бочонок.

Прочищаю горло и, подтирая джинсами скамью, медленно переползаю поближе к столу. Испугали, черти! Чуть в пол от неожиданности не ввинтилась.

Смотрю на бочонок, затем оглядываюсь на шевелящуюся тень. Сервис ‒ просто огонь. Заказал и ‒ жух! ‒ в тебя уже метают выпивкой и закусоном. Тут хочешь-не хочешь, а в полной мере прочувствуешь наглядность выражения «алкоголь в голову ударил».

Плюшку такое обслуживание ни капли не удивляет. Он отцепляет с боковины бочонка кружку и ловко выбивает пробку с верхнего края. Наклоняет емкость и, высунув язык от усердия, наполняет кружку пенистой желтовато-голубоватой смесью. В нос мне ударяет терпкий аромат.

А профессор Ярый в скромника не играет. Успеваю моргнуть всего раза два, а тот уже опрокидывает в себя не меньше семи «чарок» яркой бурды.

Дело житейское. Жизнь удручает, работа депрессивная, девки всякие камнежорками погоняют. Как тут не приложиться к «синенькому»?

‒ Ну что, б-б-барашек?.. Хех… ‒ вытягивает Плюшка, подмигивая мне сразу обоими глазками.

Барашек? Так, видимо, меня только что повысили.

Вот что бухло животворящее делает.

Глава 13. Дичь и рейтинг

Поудобнее устраиваюсь за столом и готовлюсь стать юным исследователем поведенческих особенностей существа вида «наставник обыкновенный», подвид «гнусный», состояние «вдрабадан».

Интересно, у профессора Ярого такая бешеная скорость употребления крепеньких напитков входит в привычку или мое присутствие так на него действует? Что-то вроде «на треп с тобой буду готов только после десяти чарок приемом вовнутрь».

‒ Чего зыркаешь, б-барашек? — Плюшка смахивает с бровей блестящие капли и удовлетворенно крякает. — Н-налетай. Бодрое п-питье.

‒ У меня градусное ограничение. — Мотаю головой. — Сегодня утренний стакан кефира, увы, уже на раз исчерпал мой лимит. А вам уже вкатило?

‒ Я трезв как стеклышко-о!

‒ По всей видимости, это какое-то мутное стеклышко. ‒ Морщу нос от новой волны пронизывающего запаха.

‒ Не присое-е-единишься? ‒ Наставник толкает в мою сторону пустую кружку.

‒ Неа.

‒ А зря, ‒ авторитетно заявляет Плюшка и наливает себе еще чарку. — Не сиди без дела, б-барашек.

‒ Ну, тогда я бы покушала. Курочку, например.

Наставник на мое предложение громко хлюпает цветастой жидкостью и от души ударяет чаркой по столешнице.

‒ Да не вопрос. Угощаю, кудряха. Никола! Неси птицу!

‒ Да, Никола, неси дичь! — тут же присоединяюсь я к призыву.

Как тут не взбодриться, когда мне посулили халяву?

Бугристые живые тени, со стороны которых к нам прилетел бочонок, устремляются к потолку, и в круг света вступает огромный невообразимо непропорциональный мужик. Лысая голова у него громадная и по форме напоминает вспухшую грушу, которую посадили на шею боком. Тело вытянуто параллельно полу и визуально удлиняется еще больше за счет мощных рук, размер которых, скорее всего, намного превышает рост мужчины. На нем просторное одеяние грязно-серого цвета, имеющее сходство с холщовым мешком, которое сужается в нижней части его тела. Я даже не сразу осознаю, что ног у него нет совсем. Их заменяет объемный нарост, вокруг которого и подвязывается низ пышного одеяния. Передвигается Никола на руках, качая туловище, будто гигантский маятник.

Всего каких-то пару секунд понадобилось ему, чтобы переместиться поглубже во тьму, и столько же для того, чтобы вытащить из волшебного ниоткуда чан с огромной мясной ножкой. Вот только до стола он двигался уже другим способом: на пальцах свободной руки! Перемещал их, неся всего себя вперед.

Бесстыдно пялюсь на это чудо-юдо. Так вот ты какой, гаденький упырь.

Бармен — верх эпатажа, но вид у него такой, словно он уже мысленно обглодал мне все ребрышки и сейчас примеривается к вкусненькой черепушке.

Попутно обнаруживаю, что у местного заводилы чуть больше пар глаз, чем я привыкла видеть. Четыре, если не ошибаюсь. О, да, ошибаюсь. Вон пятая пара — как раз на линии роста невидимых волос. И все пять пар фокусируются на мне.

‒ Не нависайте, Николай, ‒ чинно прошу я, а у самой внутри от страха все поджилки в узелочки скручиваются.

Жух! Я аж подпрыгиваю, когда мне под нос неожиданно подсовывают огромный кулак.

Это намек? Угроза?

Помну, раздавлю, раскатаю? Рулетиком загну и в печку до готовности?

Мои мысли на гастрономические темы прерывает все та же рука Николы. Пальцы разжимаются, и на широкой ладони обнаруживается салфетка, сложенная в форме лебедя.

‒ О… спасибо.

А упырь-то не такой уж и гаденький.

Плюшка, молча наблюдавший все это безобразие, досадливо кряхтит, наклоняется вперед и щелчком пальца стряхивает салфетного лебедя на пол.

‒ Не маячь, г-громила, ‒ бурчит он, вяло отмахиваясь от великана рукой. — Нашел к кому подлизываться. Это в-в-врагиня всего л-люда мужского.

Нехилый у меня статус. Причем влияние распространяется на обширную аудиторию, как я погляжу.

Никола неохотно покидает наше общество, напоследок хитро подмигнув мне третьей и пятой парами глаз.

‒ Девицы — слабость мужчин, ‒ вздыхает Плюшка, встряхивая наполовину пустую чарку.

‒ А вы по-прежнему ассоциируете меня со своей бывшей? — любопытствую я, пользуясь меланхоличностью настроения наставника.

Помню, конечно, что бросившая его бывшая — та еще гоблинша, причем во всех смыслах. Но все равно интересно.

Плюшка хмурится.

‒ Нет.

‒ Хоть за это спасибо…

‒ Ты х-хуже, бара-ра-башек, ик!..

Это просто цельная несгибаемая скала упрямства. Мне даже время не хочется терять на переубеждение. Демонстративно фыркаю и поворачиваюсь, наконец, к громадному чану с исходящим паром мясом.

‒ Ничего себе!

Приподнимаюсь со скамьи, чтобы охватить взглядом всю мясную ногу целиком. Она в полстола — не меньше! Это же какая курица была? С взрослого медведя? Рыцарь бронебойных окорочков? К такой за яйцами подойдешь, все помидорки поотшибает.

От мяска пахнет вкусно. Рот наполняется слюной. Рыскаю взглядом по столу, но так и не нахожу столовых приборов.

‒ А ты ручками, ручками, ‒ любезно подсказывает мне Плюшка, ради такого дела даже переставая икать.

‒ Нога-то большущая, ‒ жалуюсь я, маниакально шевеля пальцами над горячим блюдом.

‒ Что, туфелька не н-налазит? ‒ острит Плюшка, бурно давясь смешком.

‒ Не ухватиться и не поднять, ‒ поясняю я, осознанно игнорируя насмешки наставника. — А можно вилочку?

Вилку мне не выдают. Зато с подачи Плюшки снабжают чем-то похожим на уменьшенную версию трезубца в половину моей руки или рыхлителя для грядок.

‒ Легче? ‒ с напускной заботой выспрашивает профессор Ярый, опрокинув в себя еще чарочку «синенького».

‒ А то, ‒ храбрюсь я, насаживая на трезубец здоровенный кусок.

Все лучше, чем ничего.

‒ Говорил же, руками бери и зубами рви. ‒ Наставник с шумным вздохом одним рывком отрывает от блюда внушительный кусок и запихивает себе за щеку. ‒ Манерами тут кичиться лучше после того, как утвердишь свой статус. Покажешь силу, тогда и прикидывайся неженкой хоть до умопомрачения. Сначала ты — альфа, затем уже благородный господин или понимающий вождь. Смотря что тебе требуется в твоем властвовании.

С серьезным видом жую мяско. Немного жестковато, но телу требуется топливо.

Что ж, во-первых, меня удивляет, что Плюшка избавился от икания. Может, беседы о делах заставляют его резко трезветь?

Во-вторых, разговоры о властвовании сразу начинают меня напрягать. Где мне властвовать? Над подушками и одеялами в своей комнате? Над одногруппниками в универе? Над бабулями на лавочке?

Ясный кексик, что вся эта схема относится к альфачам из академии, которые где-то там у себя на родине вовсю властвуют или только готовятся к этому.

А мне-то как быть?

‒ Ну, я не альфа, ‒ опять скатываюсь в озвучивание очевидного. Но с другой стороны, эта очевидность как раз и подтверждает, насколько чуждо и бесполезно для меня обучение в «Акруксе».

‒ Придется подстраиваться. ‒ Плюшка принимается наклонять голову то в одну, то в другую сторону. Но, видимо, мой образ ни под каким углом не кажется ему удобоваримым материалом для создания шедевра, потому что он корчит кислую мину и выругивается в чарку. ‒ Начни с мелочей. Говорю же, вгрызайся в мясо так, будто ты глотку рвешь.

‒ Слушайте, я уже месяц глотки не рвала, ‒ откликаюсь я, с мрачным видом вонзая трезубец в мясо. ‒ Все, навык утерян.

‒ Твоя ирония не к месту, девчонка. ‒ Плюшка фыркает так феерично, что его брови взлетают ввысь. ‒ Не лучшая идея оставаться неженкой перед теми же вервольфами.

Чуть не давлюсь едой и приникаю к кружке с водой, которую притащил для меня Никола.

‒ Вервольфы?!

‒ Верно. ‒ Профессор Ярый криво ухмыляется и поднимает чарку повыше, словно собираясь сказать тост. ‒ А ты думала? В академии парочка найдется. Есть и другие оборотни. У более чем половины учащихся цель ‒ доказать право на власть и всеобщую покорность в своей стае. Некоторые стремятся самоутвердиться у человеческого народа. Все зависит от менталитета и устоев того или иного мира. Но едино одно: альфа ‒ лучший. И это неоспоримо.

Вечер, конечно, давно перестал быть для меня томным. Но после вот таких высказываний начинаю понимать, что до сих пор я не осознавала в должной мере масштаб моей проблемы.

‒ Я должна закончить обучение, чтобы заклинание условия перестало на меня воздействовать?

Плюшка водружает на стол локоть и вновь неспешно приподнимает чарку, будто подбадривая меня в моих размышлениях.

‒ Сколько длится обучение?

‒ По стандарту — пять лет. ‒ Профессор задумчиво поглаживает бок бочонка. ‒ Однако обучение можно закончить и раньше. Если ты талант.

‒ И как мне стать «талантом»? ‒ Даже воздерживаюсь от ироничных комментариев, чтобы поскорее услышать спасительный для меня вариант.

‒ Все просто, б-барашек. ‒ Наставник опять погружается в ленивую дымку воздействия крепенького «синенького».

‒ Просто? Что делать-то? Как мне выжить?

‒ Твой учебный р-р-рейтинг строится на способностях и проявлениях т-т-твоих талантов. Развитие талантов повышает твой рейтинг, а тот уже свидетельствует о необходимости завершения обучения. ‒ Профессор Ярый снова пригубляет чарку, но на этот раз не торопится отлипать от пахучего напитка.

Я нетерпеливо жду окончания этого хлюпающего спектакля.

‒ Как это сделать? ‒ Тянусь и в следующий миг оттаскиваю чарку от лица наставника. ‒ Как заработать этот рейтинг?

Плюшка фокусирует на мне подернутый туманом взгляд.

‒ Т-ты должна быть лучше во всем. Лучше всех них.

Глава 14. Десятка и казус

Приложили по затылку. По-другому и не скажешь.

Запахиваюсь в куртку и мнительно обнимаю себя руками, стараясь собрать воедино маленькие улепетывающие от меня кусочки цельного пазла.

С одной стороны, все логично. Если ты на вершине рейтинга, значит, усвоил все необходимые знания, и преподавательский состав с чистой совестью может тебя отпустить в вольное плавание.

С другой стороны, это ж каким терминатором надо быть, чтобы обскакать девяносто девять претендентов?!

Ладно, допустим, мне не требуется взять измором первое место, чтобы преподнести себя как худосочного ботана, усвоившего всю образовательную программу академии, а достаточно впихнуться, скажем, в первую десятку. Сойдет? Удастся при таком раскладе обхитрить заклинание условия? По моему мнению, план ‒ ништячок.

Отлично, барашек, а теперь возвращаемся к твоим баранам. Каким образом попасть в десятку лидеров? Как опередить девяносто матерых альф? Среди которых — о, неждан! — есть настоящие вервольфы?!

А вообще чего я паникую? После Жоры с его размерами и супер раздвижной челюстью остальные создания мне сущими котятками должны казаться.

‒ Н-никола, тащи в-вторую бочару! — отдает распоряжение вошедший во вкус профессор Ярый.

Влиянию «синенькой», похоже, вместе с ним подверглись и его брови. Они то и дело закручиваются в гигантские бублики, а пушистые кончики, будто обзаведясь собственной волей, периодически топятся в наполненной чарке.

‒ Точь-в-точь… ‒ слышу я бормотание наставника.

‒ Что? — наклоняюсь к столу, чтобы случайно не упустить важный элемент инструктажа.

‒ Ты и тот либри… ‒ Плюшка с размаху ввинчивает локоть в столешницу и начинает сверлить меня взглядом. — Д-дама моя убёгла с-с-с эльфом… Точь-в-точь как он… И ты с ним… И вы вместе…

Ясно-понятно. Казус случился еще в тот момент, когда мы с Эни в первый раз зашли в аудиторию профессора Ярого.

Со мной все решено: я — копия предательской зеленой гоблинши, посмевшей кинуть лапусечного ванильного Плюшку. А Эни, значит, напоминает ему эльфа — источник его бед, несчастий и чудовищного депрессняка? Повезло.

Интересно, мой сосед в курсе, какое впечатление производит на профессора Ярого, мелькая перед тем своей симпатичной мордашкой? И влияет ли это как-то на их взаимоотношения с Плюшкой?

И тут на меня накатывает тоска.

Мой сосед.

Велико желание влепить самой себе затрещину. Мой вчерашний побег нельзя назвать образцовой вечеринкой с прощанием. Проще говоря, я даже не удосужилась помахать на прощание ручкой. Люкос, кажется, не сильно расстроился по поводу моего стремительного ухода по-английски — с учетом того, как усердно он сегодня вжимал меня в себя.

А вот Эни…

Скорее всего, он просто не пустит меня обратно. Выделил, понимаете ли, приезжей матрешке жилплощадь, хоромы отгрохал посреди своего любимого цветника, а она возьми да и кинь в рожу всю доброту.

Ага, я про себя. Согласна, некрасиво поступила. Но я-то надеялась, что своим побегом всех разом разгружу. А оказалось, что насолила еще больше.

Видимо, все-таки придется бомжевать. Вместе с псинкой и бродящей мебелью. Или есть вариант броситься Эни в ножки и обчмокать его пятки.

О, прекрасный соседушка, пусти попить, а то так есть хочется, что переночевать негде.

От угнетающих мыслей тяжко вздыхаю. И тут же получаю чужими бровями по макушке.

‒ Ай-ай, мрачняк вокруг распространяешь, ‒ ворчит профессор Ярый, подтаскивая поближе новый бочонок. — Поди прочь, кудряха.

‒ А что, знакомиться ближе уже не будем? — иронизирую я, уворачиваясь от нового замаха бровями. — Вы же обещали.

Вместо ответа профессор Ярый утыкается носом в чарку и что-то пробулькивает.

‒ О-ля-ля, какие выражения, профессор. У цензуры нервы не железные, а вы ее так кроете.

Плюшка взглядом вырезает из меня фигурки и поджаривает на адском костре, а затем молча зыркает на дверь.

По-моему, инструктаж на сегодня завершен.

Сползаю со скамейки, салютую Николе и пячусь к выходу. Это даже к лучшему. Будет время поразмышлять наедине с собой.

Выхожу на пустынную улицу и, пряча лицо от солнца, складываю пальцы «козырьком». И где все жители? Я все еще стремлюсь к уединенному размышлению, но любопытство все равно берет верх.

Солнце нещадно печет, поэтому выбираю темный проулок и останавливаюсь под цветастым навесом.

— Зараза, зараза, прием.

Повторяю еще несколько раз и от усердия даже тыкаюсь носом в ладонь, но паразитическая родинка никак себя не проявляет.

‒ Дуля! Мы в мировом тылу по самые уши. Срочно выползай из окопов.

Чувствую легкую щекотку в районе локтя левой руки. Отгибаю край рукава и терпеливо жду, пока смайлик выберется на открытое пространство. Наконец клякса медленно выныривает на моем запястье. Видок у Дули неважнецкий. Прорисованный язык, выпавший из прочерченного рта, змеится по моим пальцам, а рисованные глазки утомленно пялятся куда-то ввысь.

‒ Я категорически против терпеть подобную размазню на моей коже. ‒ Стучу пальцем по Дуле, успешно притворяющемуся мертвеньким. ‒ Оживай, зомби-клякса. Буду тебя повторно умертвлять.

‒ За что, красотуля? ‒ изумляется Дуля, теряя все наработанные уровни дохлости.

‒ Ты меня сдал. На раз-два-три сдал. И что теперь? Я тут застряла! Да и еще и с альфачами придется силушкой богатырской мериться. Как думаешь, я зла на тебя?

‒ Нет, красотуля? ‒ с нежной наивностью предполагает Дуля, лупоглазо всматриваясь в мое сердитое лицо.

‒ Конечно, нет, ‒ вымученно улыбаюсь. ‒ Сейчас как возьму ацетон и тебе пи…

Мое запястье обхватывают чьи-то длинные пальчики с ухоженными ноготками. И над ухом восхищенно звякает голосок:

‒ Ты тоже альфа из академии истинных?

Глава 15. Грезы и постоянная

Мое лицо наполовину погружается в рыжую пушистость чужой шевелюры. Некто, по-прежнему удерживая меня за руку, наклоняется над моим запястьем и упирается мне в грудь макушкой.

‒ Удивительно, ‒ звякает голосочек. Теплое прикосновение оглаживает мою кожу. — Настоящая метка академии.

Вконец очухиваюсь и бодро отпрыгиваю от бесцеремонного субъекта. «Субъект» немедленно идет на сближение и вновь оказывается в пределах моего личного пространства. Замираем в позе «глаза в глаза, ноздря в ноздрю».

‒ Без фанатизма, ‒ сдержанно прошу я. — У меня склонность к спонтанным рывкам. Бумкаю лбом, локтями и по настроению пятками.

Изучаю чрезмерно навязчивый элемент внимательнее и внезапно осознаю, что передо мной девушка. Сероглазая худенькая чаровница с невероятно крутой копной длинных рыжих волос. Одета она в темное облегающее слоистое одеяние, усыпанное мелкими серебристыми цепочками. Смуглая кожа упругого живота обнажена, и тонкие блестящие цепи соединяют верхнюю часть одеяния со слоистыми шароварами. На девушке немыслимое количество украшений с зелеными камнями: серьги в ушах, браслеты на руках и ногах, массивное ожерелье на шее, в пышной прическе приютилась заколка в виде колибри.

Девушка.

По-моему, я даже в позу встаю, как пес, учуявший белку.

На деле же просто пялюсь на нее во все глаза, как на ларек с мороженым посреди Гоби.

Может, я вылезла и не из глубокой тундры и не в первый раз вижу девушку, но девушку ЗДЕСЬ, в мире альф и боевых единорожков, — да, нахожу впервые.

Эни не считается. Эни — отдельная уникальная и неповторимая красотка-уникум, которому мне еще предстоит найти достойного мужика. Именно, эта мысль у меня уже перешла в разряд навязчивых идей. Не хочу, чтобы такого мимишного и хорошенького мальчика захапал какой-нибудь отвратительный тип, который не будет о нем заботиться как о настоящем сокровище.

Девушка одаривает меня милой улыбкой и вцепляется взглядом в мое запястье. Я тоже смотрю туда и обнаруживаю, что Его Хитророжиковая Смайлость, мордуленция чертежная, родинка-приживальщик, утратил сходство со смайликом и теперь мирно устроился на коже моего запястья в виде стандартной метки, какую носят студенты «Акрукса» ‒ глаз в плетении ветвей.

Вот плутовская клякса. Врубил режим слияния с местностью.

‒ Добрый день. — Всматриваюсь в лицо девушки и с не меньшим подозрением оглядываю ее тело. А это точно существо женского пола? А то я однажды уже облапала потенциальную лучшую подружку. А потом оказалось, что у нее меньше впуклостей, чем требуется, а выпуклость вообще одна — зато какая!

‒ Здравствуй, ‒ поднимая на меня взгляд, щебечет чаровница.

Цап! Ловкие девичьи ручки хлопают меня по бедрам, удерживают на месте в таком положении, а потом быстренько шуршат вверх, разок мимоходом поднырнув под куртку.

‒ Эй! — запоздало возмущаюсь я, когда чужие конечности уже прекращают исследование моего тела.

Пока не перешли на новый этап отношений, надо бы сообщить незнакомке, что моя персона не по этой части. Я не такая, я жду автобус.

Рыженькая девушка пытливо смотрит на свои ладони, затем с еще большим любопытством — на меня.

‒ Девушка! — с восторгом сообщает она.

Похоже, девчонки тут — явление редкое. Вон как радуется пушистая.

‒ Бываю, ‒ осторожно подтверждаю ее догадку. — Но иногда в темное время суток в особо темных проулках я — матерящийся сальный мужик по кличке Грязный Гарри. По утрам — проклинающий жизнь брутальный еж. А вообще я — криминальный авторитет района — не вашего района пока, ‒ с кликухой Сява Лютик.

Большущие глаза рыжей девушки округляются. Похожую форму принимает и ее рот в обрамлении нежно-розовых губ.

‒ А я Пи. — Она хлопает себя по ключицам.

Озадаченно моргаю.

‒ Пи?

‒ Пи, ‒ подтверждает она.

‒ Совсем Пи?

‒ Совсем!

Цензура нынче сурова и беспощадна. Вот глядите, девочки стоят, общаются, на вид цветочки, бантики, куколки, а матюгаются через каждое первое слово, точно руковод колонии и зам руковода колонии.

‒ А разве девушка может быть альфой? — Пи танцующей походкой курсирует вокруг меня, будто лодочка, зацепившаяся за буек.

‒ Девушка — нет. Я могу.

В общем, да, понтуюсь. Репутацию строить надо с малого. Мне же в рейтинге альфачей до Олимпа взлететь надо.

Девушка с именем математической постоянной снова округляет рот. Теперь она кажется еще более восторженной, чем была до сих пор.

‒ Истинные альфы к нам часто захаживают.

‒ «К вам» ‒ это куда? — уточняю я, обозревая окрестности за спиной Пи. Ни одной живой души.

‒ В «Сады грез». Хочешь к нам? ‒ Не дожидаясь моего ответа, девчонка тянет меня за собой за рукав. — Идем, идем, идем.

Глава 16. Гарем и фанат

Этого следовало ожидать. Куда еще могут захаживать лопающиеся от своего физического превосходства парни? Которые еще и учатся в учреждении, где постоянно находятся в окружении таких же парней? Конечно же, туда, где много ласки и любви.

За денежки.

Да, бордель посещать мне еще не приходилось. Как же скучно я живу.

А вернее, жила. В данный момент мне не скучно. Честно.

Устраиваюсь поудобнее на мягкой атласной подушке, на которую меня сразу же усадили, как только я переступила порог вслед за Пи. Новая знакомая оказалась ловкой не только по части практичного заманивания путников в «сады», но и в части мгновенного распространения новостной информации. Не прошло и минуты, как уже вся тусовка знала, что к ним пожаловал в гости необычный «альфа».

‒ Приветик, ‒ здороваюсь я с очередной красоткой, сунувшейся меня пощупать.

Девушки окружают меня, словно плотное облако пестрых бабочек. Одеяния их разнообразны, цветасты и великолепно подчеркивают фигуристые тела. Блеск украшений слепит глаза, а от миловидности дамочек захватывает дух.

Тут от каждого угла прямо разит элитностью.

‒ Правда, правда, альфа? ‒ переспрашивает меня миниатюрная светленькая девчуля, представившаяся как Си, и кротко трогает пальчиком Дулю-метку.

‒ Угу, ‒ мычу я, запихивая в рот сладости, которые притаскивают мне барышни.

Обитательницы «Садов грез» восхищенно галдят и подтаскивают поближе подушечки, чтобы устроиться рядом.

‒ Как отблагодарить вас, принцессы? ‒ деловито интересуюсь я, раздумывая, на чей счет записать свой банкет.

Пожалуй, обрадую Люкоса. Он наверняка тут самый любимый клиент. Да и вряд ли обидится на мою спонтанную наглость. А если попросит чего в духе «волн-шторма-бури», пошлю его сюда. Тут явно знают толк в качке.

‒ Угощаем, Сява Лютик, ‒ торжественно провозглашает дама с пышной высокой прической и в роскошном голубом одеянии, чем-то отдаленно напоминающем кимоно. Ранее она представилась как мадам Яи ‒ владелица «Садов грез». ‒ Для девы, что способна выступить наравне с мужчинами, ничего не жалко.

Вот это женская солидарность!

Улыбаюсь и старательно хлюпаю вкусным травяным чаем. Мне хватает всего пары минут общения, чтобы понять, насколько экзотично я смотрюсь с меткой академии в их глазах. По всей видимости, в этой части параллелей рулят исключительно мужчины.

‒ И часто здесь студенты «Акрукса» отираются? ‒ спрашиваю я у Пи, которая ползет ко мне по ковру, старательно следя за тем, чтобы слоистые пирожные на ее подносе не слетели на пол.

‒ Каждые выходные, ‒ звякает она своим голоском и нетерпеливо толкает кудрявую соседку, мешающую ей доползти до меня.

‒ Что-то пока никого тут не вижу. Рабочий день не начался?

‒ Господа прибудут позже, ‒ певучем голоском сообщает мне красотка в одеянии, смахивающем на бикини, обвернутом шелковым шарфом. ‒ Как только солнце будет в зените, врата наших садов распахнутся.

Неделикатно хрюкаю в чашку. Про распахнувшиеся врата ‒ это сильно. Моя ассоциативность дает оплеуху задремавшей фантазии.

‒ О, эти дни полны трудов, ‒ с одухотворенным лицом подключается к романтичному повествованию девушка с длинными косами, в которые вплетены яркие бархатцы. Ее имя Ми. ‒ Господа желают отдохнуть, а мы рождены, чтобы утолить жажду истинных альф.

О, тут, похоже, ситуация не ахти. Может, и с самооценкой у этих бабочек тоже беда. Я, честно говоря, далека от тонкостей феминизма, потому что вполне осознаю, что есть куча вещей, которыми при любом раскладе лучше заняться мужчине. Но кое-что сделать мне под силу.

Час спустя я уже размещаюсь на высоком стуле, обложенная мягкими подушками, и обозреваю с высоты три десятка своих ярких слушательниц. Красивые лица сосредоточены, ровные бровки сдвинуты к переносице, губки разной степени раздутости приоткрываются в особо эмоциональные моменты моей речи.

‒ Ты, ясный кексик, можешь требовать, чтобы тебя любили такой, какая ты есть, ‒ неспешно вещаю я, сдерживаясь от того, чтобы не замурчать. Пи с предельной старательностью массирует мне ноги, а Ми не менее усердно наминает плечи. ‒ Но подобное требование означает, что ты отказалась от самосовершенствования. Застыла на месте и не готова к новым открытиям в себе самой. На самом деле нужно, чтобы любили постоянно совершенствующуюся тебя. И тогда можно по праву требовать что-то и от мужчины — требовать от него улучшать себя. Ведь если не готова стать лучше сама, то с чего ждать перемен и от него?

Из толпы моих фанаток раздается одобрительное поддакивание.

‒ Но они все такие властные, ‒ жалуется Си, обиженно выпячивая нижнюю губу. ‒ И думают только о себе. А некоторые даже не платят, говоря, что для нас ‒ это честь обслуживать таких, как они!

‒ Да! ‒ подтверждает ее соседка ‒ симпатичная бабочка с короткими каштановыми волосами и родинкой на носу. ‒ Обращаются с нами как с грязевым болотом. А ведь мы ‒ лучшие. И столько книг прочитали. И учились всему. Мы можем поддержать беседу ‒ немного, но все же. Но им нет дела до душевной организации.

‒ Переть против властителей мира мы не можем, ‒ с легким раздражением замечает мадам Яи, утратившая торжественность в интонациях примерно минут сорок назад. Теперь она стоит у входа в общую комнату, расслаблено откинувшись на стену, и выкуривает трубку. ‒ В их академии каждый первый король. А мы ‒ мелкий сор под их ногами. Выживать как-то надо. И если какая тварь не заплатит, что поделать. Не нам их корить.

‒ Элементарное уважение все равно должно быть, ‒ замечаю я, гладя по нежной щеке улыбающуюся мне Пи. ‒ Любое живое существо необходимо уважать. Это мое мнение.

В глубине здания слышится шум, а затем разъяренный рев. Мадам Яи и больше половины девушек вздрагивают.

‒ Что за черт?! Почему меня никто не встречает?! ‒ разъяренно вопит некто и, громко топая, несется по направлению к нам.

Хозяйка борделя благоразумно отпрыгивает в сторону, и очень вовремя. В помещение врывается высокий парень метра два ростом. От резкого торможения, край ковра под воздействием мысков его ботинок сворачивается рулетом.

Черные брюки, свободная рубашка, обтягивающая бугры мышц. Густые черные брови, крючковатый нос и пышный залакированный шмат волос, выпирающий от его лба на добрых полметра. Вот и элитный гость пожаловал.

‒ Господин Фе-е-еликс, добро пожаловать, ‒ запинаясь, возвращается к своему образу мадам Яи и прячет трубку в складках кимоно. ‒ Мы не ждали вас так рано.

‒ Мне решать, когда посещать эту шарашку, ‒ бросает Феликс, обводя испуганных бабочек злобным взглядом. ‒ Забыли, как надо меня встречать, никчемные потаскушки? Ноги в руки, и быстро организовали все!

Молчание.

‒ Нет, ‒ пищит в тишине тоненький голосочек.

Побледневшая мадам Яи неистово машет руками за спиной Феликса, пока тот, прищурившись, душит взглядом Пи. Та сжимает кулачки и снова пищит:

‒ Нет!

‒ Что ты сказала? ‒ отрывисто переспрашивает Феликс, делая один тяжелый шаг по направлению к девушке.

Остальные быстро отползают в стороны.

‒ Нет. ‒ Пи шумно сглатывает и складывает на груди трясущиеся руки. ‒ Наш гость ‒ великий Сява Лютик. И сегодня мы обслуживаем исключительно ее.

Ой-ой-ой. Пожалуй, мне со столькими красавицами не управиться.

Медленно забираюсь с ногами на стул и присаживаюсь сверху на спинку. Понятное дело, все это делается уже под тяжелым взглядом Феликса.

‒ Та самая Лютик?! ‒ рычит он. Его щеки покрываются шерстью, а глаза подозрительно желтеют.

Неожиданно ему по голове прилетает подносом. Ми пару секунд еще стоит с вздернутыми руками, а затем, осмотревшись, тянется за тарелкой. Феликс тем временем не успевает опомниться, как в рожу ему впечатывается подушка. Не особо эффективно, зато обидно.

А дамочки уже вовсю вооружаются подручными средствами.

Я, словив равновесие, умещаю ноги на подлокотниках стула, наклоняюсь вперед, втыкаю локти во вздернутые колени и в такой позе наблюдаю за разворачивающимся бунтом. За сложенными домиком пальцами никому не видно моей удовлетворенной усмешки.

Начало свержения императора должно ознаменовать малое. Например, можно лишить властвующего его гарема.

Никто не подразумевал, что я буду двигаться к вершине Олимпа по прямой траектории. В лоб на альфачей? Ха!

Мои мысли прерывает рев Феликса.

По всей видимости, мне везет с ходу наткнуться на вервольфа. Удачненько. Какой нервный однако. Вот что недошпехен с альфачами делает.

Неожиданно не только для меня, но, наверное, и для всех присутствующих, Феликс отрывается от пола ‒ без всякой подготовки ‒ и в один прыжок пересекает помещение, нацеливаясь на меня.

Инстинкт самосохранения визжит как резаный, а я, неловко оттолкнувшись от стула, тоже прыгаю вверх. Прыжок получается так себе, но его вполне хватает на то, чтобы дотянуться до атласных лент, украшающих весь потолок. Вцепляюсь в целых ворох и повисаю на них.

Пролетевший подо мной Феликс врезается в стул, скомкивает материализовавшимися когтями ковер и грохается в скопище подушек у дальней стены.

Выгибаю шею, придирчиво осматриваю появившийся над подушками бугор из поблескивающих от лака волос и бодро выкрикиваю:

‒ О, Элвис?! Я твой фан номер раз!

Глава 17. Переговоры и вилки

Самостоятельность и независимость ‒ это, конечно, хорошо. Но самостоятельно и независимо я с этих потолочных гирлянд точно не слезу.

‒ Принцессы, кто поможет альфе? ‒ любопытствую я, не забывая при этом проверять, успел ли очухаться Феликс.

Ми и Си, расположившиеся подо мной, растерянно смотрят на меня, потом на копошащегося в подушках вервольфа, затем снова на меня.

‒ Думаешь, нам следует ему помочь? ‒ озадаченно спрашивает Ми, прижимая к груди вазу.

‒ Если только хочешь опустить ему на голову этот чудесный предмет декора, ‒ не удерживаюсь я от иронии. ‒ Короче, принцессы, помощь требуется не тому дурню с залакированной блямбой на макушке, а другому альфе. Альфе, накушавшемуся плюшек и сластей, а потому самому сладкому здесь альфе. Мне. Спасайте своего альфу, красотки.

Осторожно выпутываю ноги из лент и безвольно повисаю. Девчоночки не подводят и уже с готовностью тянут ко мне руки, чтобы поймать. Транспортируют меня вниз с особой нежностью и деликатностью.

‒ Ах ты, тварь! ‒ рычит пришедший в себя вервольф и откидывает в стороны подушки.

По-моему, это он ко мне обращается.

‒ Да? ‒ откликаюсь я, отодвигая Ми себе за спину.

‒ Раз-з-здеру тебя-я-я на ку-усочки!

‒ Ладно, звучит заманчиво. Но, может, как-нибудь в другой раз? В приватной обстановке? ‒ миролюбиво предлагаю я.

В ответ получаю еще один полный ярости рык.

Предсказуемо.

Что касается меня, совершенно не представляю, как управиться с целой разъяренной горой. Но, как говорится, сама напросилась.

Феликс, сверкая глазищами и припав к полу, начинает медленно подкрадываться ко мне. Внезапно передо мной выскакивает Ми и с оглушительным визгом роняет свою вазу ему на голову.

‒ Ого. ‒ Впечатляюсь не на шутку. ‒ Детка, ты просто космос. Но берегись, берегись, берегись!!

Едва успеваю дернуть девушку за руку. Когти Феликса пронзают воздух в том месте, где только что стояла Ми.

Что тут начинается! Резко одичавшие бабочки по-боевому визжат, носятся по комнате и метают в вервольфа все подряд ‒ от чашек до туфель. Мадам Яи сокрушенно вздыхает, усаживается в своем роскошном одеянии прямо на пол и складывает руки на коленях. Прямо вижу по ее озабоченному лицу, как работает внутренний калькулятор, подсчитывая предполагаемые убытки.

Черт, мне стыдно. Хотя этот гнусный вервольф и заслуживает, чтобы его хорошенько взгрели. Но с другой стороны, я принесла кучу проблем этому заведению и всем его обитателям. Они ведь такие нежненькие и хрупкие…

‒ Сдерем с него шкуру!!! ‒ визжит милашка Си, размахивая веером из вилок.

Так, по-моему, я плохо влияю на людей.

Тем временем Феликс выплевывает очередную декорированную подушечку, залетевшую к нему в пасть, оглушительно рычит и одним ударом смахивает со своего пути кушетку. Не самую легкую, надо сказать.

Вот блин.

Метнувшись вперед, хватаю Си, которая совсем забылась в пылу боя, и несусь в другой конец помещения. Феликс, опустившись на четвереньки и рыча, ползет за нами. На сторонние атаки он уже не обращает внимания, разве что огрызается, скаля клыки.

‒ Мы должны добить его, Лютик! ‒ кричит мне Си, радостно болтаясь у меня под мышкой.

‒ Обязательно, солнце, ‒ стараясь не задохнуться от напряжения, обещаю я. ‒ Щас только уйдем на достаточно добивательную дистанцию.

На нас обрушивается целый ворох перьев. Видать, кто-то только что лишил жизни с десяток подушек.

‒ Лю-ю-ю-ю-ю-ютик!! ‒ ревет вервольф, прыжками сгребая в кучу мягкие ковры. ‒ Иди-и-и-и сюда-а!

Забрасываю Си на руки к Пи и, запинаясь, бегу в другую сторону ‒ туда, где нет бабочек. Вервольф злится на меня и точно последует за мной. Нельзя больше подвергать опасности девушек.

‒ Эй, мальчонка! ‒ Останавливаюсь в проходе и размахиваю руками, хотя нет никаких сомнений в том, что внимание Феликса полностью поглощено мной. ‒ Выбери себе противника своего размера! Давай альфа на альфу!

‒ Не сказала бы, что у вас одинаковые размерчики, ‒ замечает устроившаяся у выхода мадам Яи, флегматично набивая трубку какими-то травянистыми комками. ‒ И этот тип отличается особой жестокостью, госпожа Лютик. Будьте осторожнее.