Академия трех миров

Глава 2

Все, что происходило в следующие два дня, напоминало сон. Мои глаза так и остались ядерно-изумрудного цвета. Иногда они начинали сиять так сильно, что даже при закрытых веках казалось, что вокруг светло. Контролировать это не получалось от слова «совсем», особенно когда я нервничала. А нервничала я постоянно.

Разъяснения о том, что у меня есть некая сила, управляться с которой нужно учиться непременно в некой Академии Чудесных Наук, света на ситуацию не пролили. К тому же почившая кошка квартиру покидать не собиралась и время от времени с важным видом ходила из комнаты в комнату. Так что первое время я просто пряталась в кровати в спальной маске, боясь высунуть нос из-под одеяла. Никакие увещевания мамы о том, что призраки первой категории совершенно безвредны, меня не пронимали. Призраки? Серьезно? Да не может это все быть правдой.

Ночью мне приснилось, как я иду по дороге из света, а по краям разверзлась темнота. Она тянет ко мне щупальца, но пока я на световой дорожке, дотянуться до меня она не может. Куда по ней иду – не видно. Только световое пятно, увенчанное шипастой короной, далеко впереди мерцает холодной звездой.

Выйти на кухню я решилась только под вечер, убедившись, что призрачная кошка больше не дерет обои. Мама вовсю хлопотала, собирая меня в дорогу, и что-то объясняла о внутренних дарах, которые передаются по нашему роду из поколения в поколение.

Опасливо сев на край стула, я вполуха слушала о том, что проявляются эти способности обычно в возрасте двух-четырех лет. Когда у меня ничего такого не произошло, мама решила, что в этот раз дар решил уйти в спячку. Мне хотелось, чтобы это все оказалось галлюцинацией, после которой я очнусь, так и быть, схожу к психологу, он диагностирует у меня стресс после потери питомца и бюджетного места и выпишет успокоительное. А затем все станет как раньше.

Не знаю, что шокировало меня больше – призрак Рыси, который свободно разгуливает по квартире, мои горящие лютыми изумрудами глаза или же мама, мирно уточнившая, действительно ли я вижу почившую кошку. Стало быть, для мамы видеть призраков естественно? Ах, посмотрите, кошка-призрак снова ободрала обои, эка невидаль. Ну да, действительно. Ничего необычного.

Очуметь…

Мама тем временем вещала, запихивая в мой большущий чемодан на колесиках одежду:

– Такое бывает. Редко, конечно. Чаще все-таки дары проявляются в детстве. Но нет-нет, и случается, что сила выступает наружу уже в сознательном возрасте.

Чемодан жалобно скрипнул, когда она с усилием продавила в него стопку футболок, после чего выпрямилась, сдув со лба смоляную челку, и деловито посмотрела на стол. Там своей очереди дожидались судочки с едой в дорогу. Я на все это смотрела в полнейшем шоке, поскольку до сих пор не верила, что меня отправят незнамо куда.

– Но проявленный поздно дар – это куда ни шло, – продолжала разглагольствовать мама, заталкивая в углы чемодана носки. – Главная проблема в другом.

Опустившись на табуретку, я икнула и спросила по инерции:

– В другом?

Она кивнула.

– Именно. Твои глаза, Еся.

– Глаза?

– Да. Они, понимаешь… Изумрудные.

То, что они поменяли цвет, я заметила и без лишних пояснений еще позавчера, когда увидела себя в зеркале. С моей стороны, сам факт этого изменения – уже проблема. Но маму, похоже, тревожило другое.

– Дело в том, Есения, – продолжила говорить мама, – что изумрудные глаза бывают только у… черной разновидности сил.

У меня снова вырвался нервный «ик».

– Я что, зло? – совершенно ничего не соображая, спросила я.

– В магии не может быть злой или доброй силы, – наставительно пояснила мама. – Таковыми ее делают те, кто ею пользуется. Но сила бывает черной и белой. И вот это совершенно мне непонятно.

– Тогда я… Что со мной? Я урод?

Для мамы объяснения, может, и логичны, только вот в моей реальности они звучат тарабарщиной. Но несмотря на то, что я сидела и таращила глаза, мама продолжала рассказывать и просвещать меня о предстоящем мероприятии.

– Значит, смотри, – тщательно подбирая слова, заговорила мама и, цапнув со стола судочки, ловко уложила их рядками в чемодан. – Какой конкретно дар у тебя проявился, я не знаю, все, кто обладает силой, видят тонкие миры. По логике, если тебе передался дар, то он должен быть моей категории, то есть белый. Но твои глаза, Еся… Глаза. Понимаешь, они – изумрудные. Нет, дорогая, я тут одна не разберусь. А вот ректор Белозар Огневедович пускай выясняет, как это вышло. Там тебя обучат, Еся. Обучат. Утром я позвонила твоему отцу и…

Я вытаращилась на маму и икнула.

– Серьезно? И… что?

Мама с отцом практически не общались с самого развода, а было это семь лет назад. И коммуникация происходила лишь в случаях крайней необходимости, чаще связанной со мной или старшей сестрой.

Мама запихнула в чемодан пучок носков и ответила:

– Был изумлен, как и я. Потому что он шаман и тоже не представляет, как в тебе оказалась сила черноты.

– Папа шаман?! – продолжая таращить глаза, выдохнула я, все больше считая, что все сошли с ума, и я больше всех.

Мама кивнула.

– И довольно сильный. Но загвоздка в том, что если свою родословную я знаю до седьмого колена, то Древо твоего отца утеряно, и ему известны лишь его предки до четвертого колена. Однако и в них нет ни одного черносильного.

– Какой бред… – прошептала я, схватившись за голову. – И что это значит?

– Совершенно не представляю, – призналась мама. – Признаки принадлежности всегда проявляются в каждом поколении. В твоем отце и в его родителях и дедах с бабками черносилья нет. А в тебе есть. Так что тебе нужно в академию, и как можно скорее.

Голова моя соображала все хуже, я до сих пор не верила, что мама и правда собирает мне чемодан, чтобы отправить в какую-то академию. Так что вопросы задавала по инерции и не осознанно:

– Э… А у тебя тоже есть дар?

– Конечно, – с удивлением отозвалась мама и, надавив коленом на крышку чемодана, ловко вжикнула замок. – Я владею волшбой.

– Это что… волшебство? – с запинкой уточнила я. – Ты волшебница, что ли?

Мама неоднозначно покосилась на потолок, будто что-то прикидывала, и потерла подбородок.

– Ну, вроде того. Можно и так сказать. Именно поэтому я не понимаю, хоть ты что мне говори, почему ты с такими глазищами.

От новостей одна другой хлеще меня мелко потряхивало. Ладошки взмокли, как у соседского мальчишки, который при виде меня вытирает их о штанины. Хочу я этого или нет, приходится переварить все, что говорит мама, иначе крышу мою потребуется латать очень основательно.

– Должно же всему быть логическое объяснение… – прошептала я под нос, пока мама настойчиво паковала в чемодан умывальные принадлежности. – Стресс, луна в перигелии или какие-нибудь сверхмагнитные бури…

Я сглотнула и, недоверчиво оглядев чемодан, в который влезло гораздо больше, чем могло, спросила, даже не пытаясь успокоить нервно прыгающее колено:

– Ну, мам, допустим. На секунду, только на одну секунду предположим, что сказанное тобой – правда. Что ты волшебница, а мои глаза – это не результат радиации, а… то, что ты говоришь. Но почему ты сама не можешь меня, ну… Научить, а?

Мама ухватила чемодан за ручку и подкатила его к выходу, после чего обернулась и сообщила деловито:

– Я преподаю в другой сфере. А магию пускай преподают те, кто на это учился. Это раз. Два – там целая академия и вагон дисциплин. Уж простите великодушно, но у меня нет столько времени и ресурсов для преподавания еще и этого. Хотя если открыть филиал…

Лицо мамы стало задумчивым, взгляд снова устремился к потолку, а глаза стали мечтательно деловыми, словно она и впрямь прикидывала возможность открытия в нашем крошечном городке на берегу Азовского моря академии… Чего? Магии?

Небеса пресветлые, не дайте мне чокнуться от этих новостей.

– И третье, – уже серьезнее продолжила мама. – Я знаю свой род. И то, что у тебя проявился черный дар, да еще в таком взрослом возрасте, крайне непонятно и опасно. Так что в академию тебе нужно как можно скорее. Лишь там ты будешь в безопасности и не навредишь ни себе, ни другим.

Прозвучало это совсем страшно, плечи мои осадил табун мурашек, я прошептала:

– Навредить?

Мама кивнула и сказала:

– Да, Есенька. Любыми способностями надо уметь пользоваться. Дети учатся ходить с малолетства, а когда вырастают, даже не задумываются, как это у них получается. То же самое и с силой. Она проявляется и растет вместе с ребенком. Ты же, считай, должна учиться ходить с восемнадцати лет. Причем не просто ходить, а сразу бегать. Черная сила – штука сложная и опасная без контроля. Как и вообще любая сила.

– Капец…

– Но я уверена, ты не можешь быть черной, – продолжила мама и, сунув руку в карман штанов, вытащила маленькую коробочку, которую протянула мне. – Вот. Здесь зачарованные линзы. Я сама накладывала чары, так что будут надежно маскировать тебя, сколько нужно. Учиться ты будешь на факультете Прави. Я замолвила словечко. Линзы носи постоянно, никому не показывай глаза. Черных боятся, сторонятся и не любят.

Я охнула. К имеющемуся дурдому прибавилось то, что меня еще и пропихивают в эту неведомую академию по блату. Именно из-за таких я и лишилась бюджетного места в медицинском, а теперь я сама из этих проблатованных.

– Мама, это же нечестно… – попыталась воспротивиться я, в действительности даже не понимая критерии отбора.

Но мама сунула мне в руку коробочку с линзами и проговорила твердо:

– У нас чрезвычайная ситуация. Исключение. Понимаешь?

Вздохнув так глубоко, насколько хватило легких, я ответила честно:

– С трудом.

– Верь мне, – убежденно проговорила мама. – А теперь надевай линзы.

Несмотря на мои уговоры и просьбы остаться дома, отдохнуть и как следует разобраться в произошедшем, линзы пришлось надеть. Они оказались обычного голубого цвета и почти незаметны в глазу. Думала, будет неудобно, но я их не ощутила, видимо, очень тонкие. Мама торопилась и, дособрав вещи, повела меня на окраину города.

Солнце красиво падало к горизонту, разливая жидкое золото по облакам, воздух свежий, и со степи вкусно тянуло перепаханной травой и сеном. Пели сверчки. Вокруг царила осенняя идиллия. И только я, вконец обалдевшая, тащила чемодан по узкому тротуару и не представляла, что еще меня сегодня ждет.

– Ты, главное, ничего не бойся, – наставляла тем временем мама. – Страх – штука самоудваивающаяся.

– Чего-чего? – не поняла я, перетаскивая увесистый скарб через кочку.

Мама пояснила:

– Чем больше боишься, тем больше страшно. Страх сковывает и мешает. Ты это запомни. Поняла?

– Угу…

Не знаю, чего она хотела добиться, но опасения мои по поводу вменяемости ситуации только выросли. Особенно когда мы остановились на окраине города у самой защитки, где даже машины проезжают не чаще раза в час. Солнце к этому моменту уже кануло за горизонт, южное небо разом потеряло краски, а сизая темнота с востока расширилась и захватила половину мира.

С откровенным недоверием я оглядела все это благолепие и спросила:

– Ну и что дальше? Мам, ты уверена, что нам сюда? Может, все-таки домой, а? Попьем чаю, примем успокоительное. Ну привиделась мне Рыся. Ну засветились мои глаза изумрудами, может, это магнитные бури. Ну поддержала ты мои бредни. С кем не бывает от эмоционального перенапряжения.

Но мама с непреклонным лицом покачала головой.

– Нет, Еся, ты еще не поняла, но все серьезно. Тебе надо в академию, – сказала она. – Сила, без умения с ней обращаться, разрушительна и опасна.

– Даже если так, – успокаивающим голосом попыталась внести толику разумности я. – Разве дома не удобнее изучать все эти… силы? И, если честно, мне кажется, мы слишком остро восприняли случившееся. Я думаю, нам обеим надо сходить к психологу, потому что все это похоже на массовую галлюцинацию на почве обширного стресса.

Вздохнув так глубоко, что мне почему-то стало неловко, мама устремила взгляд в быстро темнеющую даль, где защитка отделяет дорогу от огромного, наполовину распаханного поля. Воздух посвежел, где-то крикнула не успевшая уснуть дрофа, ей ответил койот коротким и уверенным воем. Руки мои покрылись мурашками от легкой жути – еще бы, пришли тут на ночь глядя на окраину поля, а там вообще-то обитают дикие звери. Зато мама стоит и смотрит вперед со спокойной задумчивостью.

Несколько секунд, пока я пыталась придумать, как уговорить маму вернуться домой, мы в молчаливой тишине созерцали защитку, после чего она проговорила:

– Я понимаю. Сейчас тебе все это кажется полной чушью и дичью. А я в твоих глазах сошла с ума, если притащила сюда с чемоданом по темноте и впопыхах отправляю учиться неведомо куда. Но тебе придется поверить и принять новую реальность. Вернее, настоящую, которая доступна не всем.

– Мам, – начала я, собираясь сказать, что вовсе не считаю ее сошедшей с ума, а просто подвергшейся стрессу.

Но не успела. Ветер принес запах сухого дерева, мама тут же цапнула меня за руку и потащила через дорогу к защитке. Сопротивляться бесполезно, так что я только закатила спрятанные в линзы глаза и позволила провести себя через редкие заросли акаций, чтобы потом сказать ей: «Вот видишь, здесь ничего нет».

Только я приготовилась терпеливо разъяснять, что стресс может вызывать и не такое, как мы вышли с другой стороны защитки на поле, и слова застряли у меня в горле.

А все потому, что над полем зависла громадных размеров лодка с фигурой трехглавого змея на корме насыщенного красного цвета. Корма расписана замысловатыми узорами, какие бывают на воротниках старинных рубах. На фоне темнеющего неба лодка натурально парила над полем, медленно опускаясь и красуясь ярко-алыми парусами, которые сейчас чуть спущены.

Это уже конкретно выходило за рамки нормальности. Лодка парила совершенно бесшумно, лишь изредка шурша парусами, будто так и надо. Я только и смогла выдавить, таращась на летающий корабль:

– Это… что… такое?!

Лицо мамы, на котором читалось «ну, я же говорила», довольно светилось, а губы растянулись в улыбке.

– Это ладья, – деловито сообщила она. – Для студентов. На ней тебе лететь в Аркаимскую Академию.

Происходящее снова стало казаться сюром, но отрицать наличие летающей лодки перед моим носом глупо. Мысленно сражаясь с тем, что вижу, я переспросила:

– Какую?

– В Аркаимскую, где положено учиться всем, кто обладает дарами, – пояснила мама.

Я собиралась спросить, кем это положено и с чего вдруг, но ладья опустилась достаточно низко и сбросила деревянный трап, который с глухим звуком ухнул в почву. После чего из-за кормы высунулась голова мужчины в остроконечной шапке с меховой оторочкой.

Он прокричал зычно:

– Вас долго ждать? Мне еще пяток студентов подобрать надо. Если каждый будет прощания на три часа устраивать, мы так никогда не долетим!

Меня его тон обескуражил, зато мама уперла руки в бока и гаркнула на него так, что я нервно икнула от неожиданности.

– Тебя где разговаривать учили, бестолочь? Глаза разуй, с кем говоришь! Вежливости не обучен? Так я тебя быстро натаскаю!

После чего рука мамы совершила небрежный взмах, и мужика в шапке окатило водой из ведра, которое возникло из воздуха и тут же растворилось. Мужик жалобно вскрикнул, видимо, вода оказалась холодной, запрыгал и стал скидывать с себя промокший кафтан.

– Ай, ой! Елень Ингваровна, не признал, простите великодушно! – выкрикнул он.

Мама с удовлетворением сложила руки на груди, сообщая взглядом неприкрытое «то-то же», а я только и смогла изумленно выдавить:

– Мама?

Поверить в то, что моя мамочка только что вызвала ушат воды и окатила из него какого-то мужика в летающей ладье, – это что-то запредельное. Но как не поверить своим глазам? Ведь именно ими я вижу и ладью, и мужика странного вида, который все еще скачет, стряхивая с себя воду, и маму, оказавшуюся какой-то сверхъестественной.

Только теперь мое сознание стало понемногу признавать – происходящее не массовая галлюцинация и не эффект посттравматического синдрома, а самая что ни есть реальность. Когда эта мысль угнездилась в голове, меня мелко затрясло. Мама приблизилась и крепко меня обняла, проговорив на ухо:

– Еся, ничего не бойся. Я знаю, ты у меня девочка осторожная, но тебе придется преодолеть себя. Иначе никак. Сила не обошла тебя стороной, и ты вышла в наш реальный внешний мир, где нужно уметь постоять за себя. А иногда и за других. Мы все проходили этот путь. Соломку я тебе подстелила, но многое придется постигать самой. Учись хорошо, в обиду себя не давай, держи нос по ветру, а хвост пистолетом. Поняла?

Упоминание о «соломке» меня покоробило, но я натянула улыбку – мама очень старается, пусть я и не понимаю, в чем. Она тем временем отстранилась и, придерживая меня за плечи, внимательно оглядела, затем сказала:

– Ты у меня умница.

– Страшно, мам, – призналась я.

– Знаю. Но пути назад нет.

Меня одолели эмоции, сравнимые со шквалом, налетевшим на мой мир и раскидавшим в стороны все, что с таким трудом в нем строилось. Если развод родителей я еще пережила, потому что была маленькая, как и отъезд старшей сестры, к которой была очень привязана, собрав мир заново и по кусочкам, то сейчас происходит что-то совсем трудное для понимания.

– Мам… это что, все реально происходит? – кое-как вернув себе способность говорить, выдохнула я.

– Реально, еще как реально, моя девочка, – произнесла мама. – Ты не переживай. У меня связи в академии, Белозар Дубовой – мой старый друг. Так что будет содействие. Но и ты не плошай, все-таки, считай, экстерном… эм… поступаешь на Правь.

Я не удержалась и скривилась:

– Мам… ну зачем меня так проталкивать?..

Еще миллионы вопросов роились в голове, их не получалось оформить, чтобы задать. Мама это заметила и, чтобы не рассюсюкивать, подвела меня к трапу.

– Так надо, Еся. Ну, давай, давай. Не переживай. Поднимайся, лети. Пиши новости, как будет проходить учеба. Все-все, люблю тебя.

После чего еще раз крепко меня обняла и щелкнула пальцами, заставив мой чемодан самостоятельно закатиться по трапу в ладью.

Я только похлопала ресницами, проводив его взглядом, и пробормотала:

– Я тебя тоже люблю, мам. А можно…

Закончить я не успела, потому что из-за борта ладьи снова появилась голова мужика, уже без шапки. Его курчавые волосы треплет вечерний ветерок, телогрейка на груди распахнулась, и на всеобщее обозрение торчат черные заросли на груди.

– Елень Ингваровна, – с мольбой в голосе позвал он, – не обессудьте. Не укладываюсь в график, а еще две тыщи верст с гаком лететь. Не считая пятерых, которых забрать надо.

Взгляд мамы, посланный мужику, показался мне суровым, но закивала она с пониманием.

– Знаю, знаю. Ну что, тогда долгое прощание – лишние слезы, – сказала она. – В добрый путь, Есения.

– Ох, мамочка, куда меня несет…

На это мама только улыбнулась и ласково поцеловала меня в лоб, а мужик в ладье крикнул снова:

– Сударыня, вы сами поедете или с ней?

Я не поняла, о ком речь, сперва решила он про маму, но взор его указывал куда-то нам под ноги. Опустив взгляд, я обнаружила полупрозрачную фигуру Рысеньки, которая деловито уселась у моих ботинок и невозмутимо взирает на трап.

Выпучив глаза, я охнула, а мама похлопала меня по плечу со словами:

– Она отправится с тобой. Будет приглядывать.

У меня только и вышло, что нервно сглотнуть пересохшим горлом, глядя на призрак кошки, и выдавить:

– Даже представить не могу, как почившая кошка может за мной приглядывать.

К моему окончательному изумлению, кошка подняла белесую мордочку, одарив меня взглядом, достойным леди, и произнесла весьма человеческим голосом:

– Я бы попросила не выражаться.

Не знаю, насколько круглыми у меня стали глаза, но выпучила я их так сильно, что заболели веки.

– Мам… она говорит! Реально говорит! Мне не померещилось!

Мне только и оставалось, что переводить изумленный взгляд с мамы на кошку и обратно.

Мама, успокаивая, произнесла и погладила меня по плечу:

– Ну, конечно, говорит. Она ведь теперь в тонком мире. Как, по-твоему, там должны общаться?

– Понятия не имею, – честно призналась я.

– Ну ничего, скоро тебя всему научат, – убежденно отозвалась мама.

Через несколько мгновений я, окончательно очумевшая от событий, сидела на лавке у борта в середине ладьи и смотрела, как мама машет мне с земли. Рыся важно уселась рядом и с высоты обозревала защитку и поле. Ладья медленно поплыла в небо, деревья защитки поползли вниз, а сердце мое зашлось в очередной тахикардии. Не верится. Во все это.

И только когда ярко-алые паруса, надуваясь, наполнились воздухом, а ладья дернулась и скрипнула, стремительно рванув вперед над полем, до меня дошло: моя мама волшебница, рядом со мной говорящий призрак кошки, а я на ладье лечу учиться в какую-то Аркаимскую Академию.

– Мама дорогая… – прошептала я под нос, чувствуя, как ветер треплет мои волосы.

Покрутив головой, я заметила в самом конце ладьи высокого парня с белыми волосами, убранными в косу-колос. Несмотря на привлекательность, что-то в нем вызвало во мне мурашки, и я поспешила отвернуться. Тем более, что он поглядывал на меня со странным холодным вниманием.

– Привет, ты откуда переводишься? – раздался задорный голос слева, и я резко обернулась.

Рядом со мной на лавке уселась румяная девушка с такими толстыми светлыми косами, что я решила – ненастоящие. Не бывает у людей таких густых волос. Глаза большие и голубые, как два турмалина, белый льняной костюм современного покроя из юбки миди и блузки на завязках стильно подчеркивает ее фигуру.

Пока я растерянно хлопала ресницами, Рыся, даже не удостоив девицу взглядом, проговорила, продолжая взирать на потемневшее небо:

– Приличные барышни сперва представляются.

Девицу не смутил ни факт наличия призрака кошки, ни то, что он умеет говорить. Она спохватилась и всплеснула руками со словами:

– Ой, простите, я как всегда. Бестактная и навязчивая. Тебя… вас как звать? Я Беляна, для друзей Беля. Я перевожусь из Зеленоземского колледжа. За два года прошла четырехлетнюю программу курса прикладного ясновидения. Вот, теперь пошла на вышку. Буду учиться на факультете Прави. А ты? Откуда переводишься?

Словесный поток Беляны ввел меня в замешательство, я похлопала ресницами и проговорила:

– Э-э-э… Это гм… Рыся, моя кошка. А я Есения, для друзей Еся. И я… э-э-э… ни откуда не перевожусь.

Удивляться настала очередь моей новоиспеченной знакомой, и вовсе не формату моей кошечки. Девушка вытаращилась на меня и присвистнула.

– Хм. Ишь ты. Не переводишься? Вот оно как. Интересненько.