Алмазная нелюбовь

8 глава. Вит

Влажной, дрожащей рукой она залепляет мне звонкую пощечину, моя башка дергается, кожа вспыхивает, а член в штанах становится еще тверже, чем был. И зачем только я решил выпендриваться? Трахнул бы ее – и дело с концом. Но нет же... нет! Мне приспичило поиграть с ней.

Нет, ну а какого хрена? С чего бы мне ублажать эту занозу, когда она смотрит на меня люто шальным волчонком и – по глазам, сука, вижу! – вынашивает план, как поскорее свалить из моего дома? Как будто мне нужны эта свадьба и этот брак! Даром не надо! Но папаша приказал – папашу лучше слушаться, он и так дерьма нагородил, связавшись с этим Раевым, Маринкиным отцом-миллиардером, и если все по-быстрому не разгрести и не установить контроль – все, жопа. А папаша команде уже с три короба наплел: мол, все, алмазы будем в Азию транспортировать, все на мази, скоро такие бабки заколачивать начнем!

Начнем-то может и начнем, но жизнь моя теперь круто изменится: контроля ради папаша приказал жениться на миллиардеровой дочурке. Дочурку, конечно, такой поворот событий не порадовал – пришлось ее выкрасть прямо из-под ворот отельного подъезда. В Канны она собралась, ох ты ж черт! Ничего, киска, подождут твои Канны. Ладно хоть, она хорошенькая оказалась. И за словом в карман не лезет – с такой интересно. Я даже подумал, мы можем спеться... Но пока она ведет себя как сучка – так что и я буду вести себя как сволочь. Как там по-французски? Пардон, мадемуазель?

Член стоит колом. Пипец как хочется ее трахнуть – особенно сейчас, когда она, голая, горячая, лохматая, злая как собака, выныривает из-под меня, топает босыми ногами по паркету, вываливается за дверь спальни... Ну, и куда намылилась? Дом-то все равно заперт, не сбежишь. Ну да ладно, пускай пробежится по коридору, авось чуток остынет. Тем более мне надо передернуть, чтобы унять зуд между ног.

Я спускаю штаны с плавками, вываливая наружу багровый, вспухший, истекающий смазкой член. Ничего, дружочек, потерпи, совсем скоро мы оприходуем эту горячую штучку и заставим ее гнуться и визжать от желания. А пока... Я обхватываю член ладонью, принимаясь елозить по стволу вверх-вниз, запрокидываю голову...

Опускаю глаза – и вижу ее, застывшую на пороге. Как раз в этот момент из члена начинает брызгать сперма, и я на автомате продолжаю дергать его, содрогаясь от оргазма. Марина смотрит на меня ошалело – всего секунду. Потом отворачивается. Да ладно, тоже мне, скромница!

Потом она начинает вопить:

– Дай мне полотенце, ублюдок! Мне надо в душ! И покажи, где тут гостевая спальня! Я не буду спать с тобой!

– Да не расстраивайся ты так, – фыркаю я издевательски-миролюбиво. – Будет и на твоей улице... эээ... и у твоей киски праздник.

– Ты... ты! Ты! – рычит она, оглядываясь, словно хочет схватить что-нибудь и запустить в меня.

– Потише! – я поднимаю обе ладони, перепачканные смазкой и спермой. Марина морщится, все еще стоя передо мной без одежды. Эх, а может, ну нахрен всю эту гордость? Еще не поздно снова завести ее и... Так, остынь, идиот! Не для того была затеяна эта игра, чтобы тут же сдаться... – Подойди к шкафу и выдвинь третий ящик, – говорю я. Марина выполняет указания и вытаскивает большое пушистое полотенце. – А вот с гостевой спальней ничем помочь не могу. Мы от нее ключ потеряли. Давно.

– Тогда отправь меня в подвал! – рявкает она.

– Чтобы потом ты сдохла от пневмонии? – я насмешливо фыркаю. – Мне достаточно крови на моих руках, еще и твоя смерть мне точно не нужна. Давай-ка, вали в свой душ, дрочи по-быстренькому и топай обратно. И не спорь со мной, киска... Решила, что можешь мной командовать? Нет. А если папашу разбудишь – он тебе такой втык даст, что всю оставшуюся жизнь на цыпочках ходить будешь. Ясно тебе?

Французская принцесса ничего не отвечает и, осклабившись, выныривает за дверь, утаскивая с собой мое любимое полотенце.

Пока ее нет, я быстро привожу в порядок и себя, и постель. Достаю для Марины второе одеяло – это все, что я могу сделать. Отправлять ее в гостевую папаша запретил, да я и сам не дебил, не стал бы. Ключ, конечно, на месте, но Марина должна быть со мной рядом – на случай, если что-нибудь в этом дерьмовом мире пойдет не по плану, и ночью случатся полицейская облава или нападение банды-конкурента. Днем нас с отцом тут нет – а значит, ломиться в дом вряд ли будут, а вот ночь – самое время для незапланированных вечеринок и незваных гостей. Марине я истинных причин не сообщаю – зачем пугать девчонку? Она и так в стрессе.

На мгновение меня даже одолевает презрение к себе: может, не стоило так над ней издеваться, она хоть и богатенькая стерва, но вполне сносная девчонка, уверен, со временем мы подружимся и будем трахаться как кролики... и не только трахаться, надеюсь, но еще и разговаривать, если однажды она поймет, что я не тупая горилла, а такой же человек, просто выросший не на французской Ривьере, а в подмосковном бандюжнике. Но... это все-таки была вынужденная мера. Марина должна понять: она тут – не хозяйка. Если хочет чего-то – нужно попросить, а не потребовать. И уж тем более она не должна думать, что я от нее без ума и сделаю что угодно просто «потому что». Нихрена. Пускай пока считает, что я хуже, чем я есть.

Марина возвращается мокрая, замерзшая и злая. Я чувствую, как член снова шевелится в тесных плавках. Утром будет адский стояк. Но ничего не поделаешь – придется потерпеть.

– Подрочила? – спрашиваю я ласково, но Марина игнорирует вопрос.

– Мне нужен фен.

– Я похож на человека, который пользуется феном? – смотрю на нее с усмешкой. Серьезно, киска, ты чего? Какой фен? – Зато я достал для тебя второе одеяло, можешь сказать «спасибо».

– Обойдешься.

Марина сбрасывает с себя полотенце, оставаясь голой, расстилает его поверх подушки, потом ложится и укрывается выданным мною одеялом, подсовывая его со всех сторон под свое тело. Видимо, чтобы не контактировать со мной. Отодвигается на край. Отворачивается. Суровая!

Я не в силах сдержать улыбку. Чем больше она бесится, тем больше нравится мне. Если бы она была перманентно напуганной, покорной и не пыталась со мной препираться – было бы скучно. И я не хочу ее переделывать и подминать под себя. Хочу лишь объяснить правила этого дома. А уж какие у меня методы – другой вопрос. Пардон, я не во французской школе учился, а в школе жизни.

Она засыпает раньше меня – я еще некоторое время слушаю ее дыхание, которое постепенно выравнивается и успокаивается. Поворачиваюсь к ней, притягиваюсь ближе, утыкаясь носом в разбросанные по полотенцу длинные мокрые локоны. Засовываю правую руку под одеяло. Мне нужно кончить еще разок – иначе я не усну, бесконечно представляя себе ее тонкую обнаженную фигуру в ночном свете уличных фонарей за окном.